Вся простынь была в крови. Ну не вся... Но разве и малое - приятно? Глянул на распухшую ногу... Помимо пунцового шрама оказалось очень много мелких ссадинок, царапинок, порезов.
Итак...
ЕЁ не было...
Встал.
Ее не было.
И уже остальное абсолютно все равно.
Сидеть в доме не мог. Решил пройтись.
Охая, цепко хватаясь за перила, сполз по лестнице.
Доковыляв до гаража, открыв ворота, остановился. Пустота и разорение...
Кафельная плитка в мелкую крошку... Потолок прокопчен, хоть логарифмы высчитывай... А аптечка-то в "Пинине", а "Пинин"...
Вышел, морщась, костерясь, постанывая, похромал к фасаду дома. Может приснилось всё? Может просто по пьяне вчера подрался, и машинка стоит за углом в целости... А может вообще все это бред, и лежу в белой горячке где-то в Хрюпинске?..
Но ведь птички реально поют, и солнце начинает припекать, зараза...
Обойдя крыльцо, уже приготовился увидеть ужасный мавзолей своей машины, но окликнул голос...
- Привет! - Голос был нежный... томный?, нет, скорее всего, просто на выдохе. И... Голос был женский.
Обернулся резко, заныло под ребрами, засосало под ложечкой. Возможно где-то в Хрюпинске его переворачивают для очередного укола? Но оперся на стену одной рукой. Малодушно прятаться в бред. Все реально. Даже более чем.
На крыльце стояла девушка... Полина? Нет, не она... Полинка была не такая... Или такая? А может это и впрямь мистификация, и его разводит какой-нибудь Калиостро местного разлива. В конце-концов, дядька же умер... Или убит?
Это он, Евгений сейчас будет убит пошлостью стоявшей на его крыльце. Это не рыжие волосы в жутком обилии геля и лака, это гель и лак, в котором убита вся естественная красота шикарных волос... Длинные накладные ногти "а ля вампирша". Шпильки сантиметров пятнадцать длиной...
- Привет, - ответил он. Рефлекторно избавившись от "сутулости Деточкина", расправив плечи и , стараясь не хромать, пошкрябал в дом. И что будет дальше?..
- Ты вроде как не рад мне?
Евгений уже поравнялся с ней.
Жеманная поза проститутки... Стоит у входа, оперевшись спиной о стену, одну ногу подогнув под себя, выставляя голую коленку, да что там коленку... От... и до... возвращаясь обратно. Это ведь не юбка... Это полосочка ткани. Это широкий пояс едва прикрывающий трусы, а не юбка... А сверху? Топик, открывающий все напоказ... Ладно хоть живот... Но сверху... Декольте не просто притягивало взгляд, оно его к себе припечатывало. Это не девочка, это - "голые ноги и декольте".
Грудь, да... Нормальная грудь, не Памела, конечно, но и не Дана Борисова. Но пОшло... Вот этот вырез... Если она поднимет руки, грудь просто выпрыгнет из декольте. Там до сосков то, небось, меньше миллиметра осталось.
- Жень?.. Не узнаешь, да? Это я, Полина... - вздохнула. - Не понравилась.
Какая она на фиг Полина??!! Да, есть некое сходство. Но, его Полина, дочь священника, она ходила вечно наглухозастегнутая... И у его Полины глаза... А тут где глаза? Наверное весь карандаш на обводку сточила. И килограмма три штукатурки, слоя в четыре, небось, от грубой до мелкозернистой... Белила не пожалела тоже... Хорошо, хоть гипсокартон не приложила...
- Ты себя видела? - Стоя рядом с ней, спросил он.
Страшно обведенные глаза погрустнели... Евгений уже собрался шагнуть через порог, когда ласковый порыв ветра, попытался поиграть в ее прическе, разметать этот дикий рыжий стайлинг (воот, а Полина была брюнеткой), но только столкнул на Южанина ее запах... Она пахла жасмином...
Этот профиль... Эта прядь... Это знакомое, до одурения движение руки...
И уже не помня себя от радости - прихватив за руку, потащил в дом, к чайнику. Ррррр... руки трясутся... Это Евгений рычит? Или медведь - из-за пролитой на него воды. И фиг с ним... Умыть... Умыть свою девочку.
Полина рефлекторно зажмуривается, ей больно. Его мозолистые ладони больно царапают щеки. Чем вытереть?! Чем вытереть? Чееем вытереееть!... Майку с себя долой, не выпуская руки девушки, намочить ткань и умыть, смыть, оттереть...
Поняв, что именно от нее хотят, выдрала майку из южанинских рук, пошла, села в свое кресло и вытерла все с лица...
Похожа... Вот теперь, похожа...
Положив майку на пол, потянулась за пачкой сигарет на столе. Достала оттуда одну, стала искать зажигалку...
- Не сметь! - Рявкнул Евгений... Вырвал отраву, ударил по пальцам. - Ты чего? Ты... Ты... - Он захлебывался от негодования... Это та, которую он ждал? Из-за которой рисковал жизнью и не только своей?!
- Но ты же этого хотел! - То ли тихо крикнула, то ли громко прошептала Полина.
- Я?
Немая сцена. Приплыли...
- Ты!! Вот! - Она пнула ногой книги... - Ты мне привез эти книги, чтоб я ознакомилась, чего ты хочешь!
- Нет!!! - Он крикнул... А потом его разобрал смех... - Я привез тебе эти книги, чтоб ты прочитала и поняла, что люди хотят и жаждут осязания, обоняния, близости...
- Ну, да! - Она почти кричала. - Групповой близости!
Он замолчал, не понимая... Потом глянул на названия книг... "Маркиз де Сад"... "Эммануэль"... Ах, Ирина Владимировна, ах, голубушка... Ну, удружила... Но и сам он тоже - дурак, - не удосужился хотя бы на обложки глянуть...
- Полин...- Улыбнулся виновато и жалко... - Я виноват, я на обложки не поглядел... Но, честно, ничего дурного, я от тебя не хотел...
Вот теперь он увидел, как мокрое пятно на топике расплывается, захватывая все большее пространство, и, "обнажая" то, что скрывала ткань. Полинка пристально глядящая в его лицо поняла, куда он смотрит, и смутилась. Скрестила руки на груди.
Ее румянец, ее настоящий живой румянец...
Девушкой Полинка была не глупой. Так, если только иногда... Но сейчас не тот случай. Она ведь живая, осязаемая, теперь она может о нем позаботиться.
- Садись-ка, - встала, уступая ему кресло. - Я принесу йод и бинт. - Пошла на кухню.
Евгений ждать не стал, похромал наверх. К черту условности. И так понятно, что они прошли конфетно-цветочную стадию. И даже если не прошли - он наверстает, потом...
Пока он отсчитывал ступеньки, она его нагнала, подставила плечо. Деточка рядом с тобой не бесчувственный чурбан... Вздрогнул, ощутив под рукой ее кожу. Изо всех сил стараясь, чтоб его волнение не стало слишком явно заметно, млел от, казалось, забытых ощущений. Хотя чувства, которые он испытывал сейчас, были в новинку, может быть оттого, что он любил?
Дрожь ее тела... Запах... Оставаться холодным стало совсем трудно. Полина помогла сесть на кровать. Штаны нужно было снимать. О, боже мой... В 47 он волновался, как ребенок...
- Полин... - Пересохшими губами, почти неслышно, пытаясь предупредить, что, возможно, йод сейчас будет некстати. Взгляд упал на мокрый топик... Рефлекторно согнулся, как от боли в желудке, зажаться и не выдать чувства...
Она все поняла... Хотя, быть может, она поняла все гораздо раньше...
Смущаясь и краснея, стащила с него штаны.
Сойти с ума!.. Чего в душе сейчас больше всего - стыда или предвкушения обладания? Хочу ее, всей душой, всем телом (а тело между тем в энном месте готово просто взорваться). Застала врасплох и, вроде как уже не хозяин положения. Раздевает его, как маленького. Пунцовая... горячая... Старается одновременно и глаз не опускать и в то же время контролировать. То ли обнять и нежно увлечь за собой, то ли вообще не думать, а сидеть и делать вид, что ему интересно быть вымазанным йодом?
Бутылек в ее маленьких бледных ладонях, совсем такой как бабушкин "Успокой". Вспомнил тот привкус и... успокоился.
А на фиг все!!! Нежно перехватил ее руку. Другой рукой отодвинул склянку и выбросил подальше спички и вату... А дальше... Башка-то как кружится, как пьян... Ну-да пьян... Ею пьян...
- Не бойся, милая... - Голоса нет... Голос боится спугнуть событие... - Не бойся, милая...
А сил сдерживаться - никаких... НИКАКИХ!.. Впустила... Впустила... Впустила его туда тихо и безропотно, лишь слегка выгнувшись и застонав в самом начале... Почувствовал тепло, принимающее его и другое, иное, свое внутреннее тепло, необъяснимое, но желанное чувство, под названием наслаждение. Оно становилось все острее и острее и вот он - взрыв эмоций!..
Южанин опомнился оттого, что она плакала.
- Что, моя славная? - прошептал ей, ложась рядом, и только сейчас заметив разорванный топик, лежащую (почему-то на подоконнике) юбку. Полинкины губы, волосы, щеки, глаза... Осушить своими прикосновениями эти дорожки слез...
- Больно. - Прошептала она, не открывая глаз.
- Прости, прости... - Нежность ее тела под пальцами. Воздух дрожит желанием... Запах спермы, Полинкиных секретов и йода из случайно задетого в экстазе, перевернутого, бутылька.
- Больно...
Блаженство сменилось чувством горечи и стыда... Так нельзя, должно быть одно блаженство.
Блаженство - чувствовать ее в своих руках.
Блаженство - вдыхать ее запах.
Блаженство - видеть ее, слышать ее и предвкушать последующие удовольствия.
Как утешить?.. Поцелуями... Ее лицо и вниз по шее, целуя ее грудь и твердые, девственные соски, а рука уже ниже, уже пальцы играют в волосах на лобке...
Трепет обладания, когда ладонь ложится женщине на лобок...
Забытое чувство... Не вспоминавшееся с того самого вечера, когда впервые остался на ночь со своей первой девочкой-феей, исполнительницей первых сексуальных желаний. Давно... Но пальцы знают, что там. Пальцы ничего не забыли, они умеют доставлять удовольствие лицезреть вершину блаженства... Потому что уже не с одной женщиной он проделывал это. С удовлетворением наблюдал за откликом женских тел. Но вот сам... То, самое первое чувство, с первого раза и ушло... И вдруг посетило вновь. Жажда желания... Истома... Все эти запахи... Горячее юное тело... Любимое тело... Кожа бледная, белая...
А внизу у нее мокро и хорошо... И просто ласкать ей грудь мало... Поцелуями спуститься все ниже и ниже, властно, но нежно оказываясь между ее ног.
Потерся щекой о ее волосики... Сумасойти от влаги и запаха.. То, что искал - найдено... и касается его языком...
Милая...
Полина дернулась, пытаясь сжать ноги... Нет, нет, родная, не надо сдвигать... Писечка твоя сладка... как... как...
Дурман... Сон разума...
Вернулся снова туда, где прервался. Так значит тут тебе слишком сильно... А вот так... Языком снизу вверх, по всей длине, поиграть, полизать, пососать... И вот уже все набухло, подалось и раскрылось само, быть бы тут всем сразу... Запах секрета... Личное желание просыпается... Полинка запустив пальцы в волосы движется в так движением... Быстрее, быстрее... И вот уже содрогнулась... Стон мучительный, но сладостный сорвался с ее губ. Вот уже затрепетал импульсивно заветный бугорок... Обнять... Прижать к себе, почувствовать всем своим телом ее восторг, и дать затихнуть ее взрыву в своих объятиях.
Обвила руками. Больше не плакала. Только заметно было, что стыдится наготы... Хочется продолжить, потому что внизу все так.. все так тяжело...
Но она, хмурясь, отстранилась.
- Не сейчас... Все-таки больно...
А ведь хочется еще! Хотя, в конце концов, она права - слишком много эмоций сразу - тоже не хорошо. Прилег рядом. Но чувства разве зажмешь, эмоции спрячешь? Особенно, когда вот она, доступная, горячая...
Дотянулся, накинул пододеяльник, чтоб не смущать. Взял ее руку в свою. Пару ногтей уже сломано...
- Больно? - Ее ладонь такая маленькая... До сих пор полуверится, что реальная. Массажируя каждый пальчик, как будто снимал перчатку, приласкать...
- Знаешь, - Полинка повернула лицо... Разомлевшее, такое... домашнее... Полез к ней с поцелуями. Она отстранилась... - Я... кажется, хочу в туалет...
Отлично... Вполне естественное человеческое желание...
- Туалет...
Она улыбнулась, не дав договорить. - Я знаю где...
Ах, да... Одеться ей было не во что. Полина, поднимаясь, потянула за собой пододеяльник, оставляя абсолютно "налегке" южанинское тело. Не оглядываясь, шлепая босыми ступнями по полу, скрылась за дверью.
Он слушал ее легкую поступь и с ужасом смотрел на простыню. Без "Белизны" и "тети Аси" тут не обойдется... Темные пятна от крови - вчерашние (Евгения) смешались с ярко-алыми свежими (Полины). Девственница... Сроду у него девственниц не было... Да... Многое бывает в первый раз даже в 47 лет.
Быстро. Прислушиваясь к звукам снизу, сдернул простынь... Ё-моё, и на матраце... Подушку на фиг... Перевернул...
В нос ударил запах сырости... На секунду засомневался - переворачивать или нет? Услышав, как она поднимается, он быстро и оперативно (такого он не делал с армии), перезастелил постель вторым комплектом белья. Лечь не успел, просто плюхнулся на кровать, невзначай оперся о холодное резное дерево спинки и отпрянул. Неприятно. Потянулся за подушкой...
Она зашла, завернувшись в пододеяльник, как в хитон. Удивленно и лукаво улыбаясь, остановилась рядом с ним, подала подушку. Тяжелые складки ее одеяния колыхнулись, приоткрыв обнаженный стан. Полинка опять смутилась, однако подушку за спиной поправить помогла, склонившись над ним, дразня близостью. Захотела сесть рядом, но Евгений нисколько не подвинулся, увлекая на кровать между его ног. Так, чтоб он мог обнять ее со спины.
Девушка попыталась укутаться поплотнее, но какой там!.. Раздвинул края пододеяльника, обхватывая то, до чего дотянулся (а дотянулся он до персиковых, приятных на ощупь округлых форм). Все-таки хорошо, что она прочитала всю ту чушь... По крайней мере, обходится без церемоний и уговоров.
Когда Полинка все-таки села, произошла заминка. Сказать, чтоб по его вине? Но разве вина в том, что там внизу желалось и моглось. Поправил насколько мог.
Притянул ее к себе поближе. Просто обнял, размышляя. Если станет приставать снова и прямо сейчас, то будет выглядеть полным похотливым козлом. Девственница. Наверное, там все болит и разворочено. Он чувствовал свое напряжение, он чувствовал, как крайняя плоть касается ее спины. Это состояние будоражило еще больше. А разве мог он сказать себе - не люби, не чувствуй?!
Оголенные плечи. Целовал ее в шею, касаясь края уха. - Я тебя люблю.
Полинка подалась назад, прижавшись еще плотнее, ее лопатки коснулись его груди. Упс. Чуть не задохнулся от боли... нежнейшей приятной, но все-таки боли. Придвинувшись ближе она зажала все мужское "хозяйство" так сильно между телами, что дыхание перехватило. Восприняв глубокий мужской вздох, как искушение (что было недалеко от истины (и даже более чем близко)) немного отпрянула. Но все уже отлегло, всему нашлось место, и Евгений притянул ее снова. Уж очень приятно ощущать гладкую ее кожу своим животом и грудью (о других... "нижних" ощущениях и говорить грешно, там все рвалось к экстазу). Подбородком касаясь ее плеча, что-то шептал ей... Что-то слышал в ответ. Но если кто и может в такие моменты ясно мыслить и трезво соображать - он не любит, он занимается сексом.
Спроси сейчас Евгения о чем он думает, - он навряд ли четко ответит. Он думает о том, что ее волосы пахнут химией (скорее всего лаком для волос и краской). Или не думает... Он сейчас там, в своих руках, которые предплечьями и локтями касаются с боков складок от ее грудей, а кистями рук старался их поддержать. В ладонях снова массажировал ее пальчики. Перебирая их, снова спросил, указывая на обломанные искусственные ногти - Больно?
Пожала плечами, неуклюже задев его челюсть (сразу аукнулся вчерашний удар). Извиняясь, сильно выгнулась, поцеловала (чмокнула в нос). Руки выпустил, прижал сильнее, одарил поцелуем. Не ожидала, а может неудобно, вывернув шею... Отстранился, снова принялся за прежнее.
- Ну, что? Будем ломать? Сама или я?
Полина, высвободив одну ладонь, взялась отламывать чужеродную "красоту", вскрикивая. Все-таки иногда больно. Во всяком случае, - неприятно. Сменив руки, проделала ту же процедуру.
- Ты красива без причуд, Полинка. - Шептал он ей, когда она дула на пострадавшие пальцы.
- Жень... А если мы вылезем из кровати, ты сильно рассердишься?
- Отнюдь. Проголодалась?
Пожала плечами в ответ. Растерянно посмотрела вокруг. Да, одеться было не во что. Хотя...
- Вон там, в пакете, лежит моя рубашка. Она, правда, мятая, но чистая. Сойдет за халат.
Она выпросталась из его объятий. Стараясь не задеть южанинскую больную ногу, спустилась с кровати, уже не смущаясь, что пододеяльник остался там, с Евгением. Присев на корточки, зашуршала пакетом.
Найдя искомое, совершила древний, как мир ритуал.
Где-то и когда-то читал, что женщины обожают носить мужское белье после полового акта по двум причинам... Первая - это желание обладать, носить с собой его запах (ну, или нечто в том же духе, в том же направлении). Вторую Евгений не помнил... Хотя старина Фрейд сказал бы по этому поводу одно - Ей понравилось, ей хочется продлить удовольствие. А Южанин просто знал - это весьма удобно... Любимая раздета и одета одновременно. Красота.
Потянулся за своими штанами. Но подняв их за петельку тут же отпустил - порваны они. И не место таковым в его гардеробе. Что-то тяжелое лежало в кармане. Вынул нож, тот самый, белашовский. Надо же, не потерялся.
- Положи в тумбочку, пожалуйста. - Передал Полине.
Та, взяв нож в руки, испуганно вздрогнула. - Откуда он у тебя? - Положив на тумбочку, смотрела на него, как завороженная.
- Белашов дал.
- А у него откуда?
- Это не моя тайна.
- Мне нужно знать. - По тону, которым она произнесла эти слова, стало ясно - не отступится.
- От какой-то Леры, но я тебе этого не говорил. Это не моя тайна...
- Надо же... - Она вся как-то погрустнела, сникла. Вот-вот расплачется.
Южанин поманил ее к себе, привлек поближе. Полинка села поверх пододеяльника, но вторым, "своим", обнаженные ноги все-таки прикрыла.
- Ты что-то знаешь, расскажи? - Припомнил обстоятельства, с которыми этот нож попал к Евгению. Он просто не мог не узнать предысторию этого предмета.
- Я точно не знаю, так люди рассказывали. Да и то не мне. Говорили, что мама моя очень даже красивой была. - Смутилась, ощутив принадлежность. - И к ней сразу два жениха посватались. Охотник и молодой священник. Дедушка решил, что дочка замуж выйдет за священника. Рядом цыганский табор стоял. И вот перед самой свадьбой пришел к дедушке цыган и говорит - "Не отдавай дочь священнику, много беды будет". И рассказал, что мама будет счастлива, конечно, но недолго, вскорости умрет, а папа будет проклят и умрет от ножа охотника. И даже сказал чьего ножа, и какого именно. Дед мой не поверил пришедшему, потому что подумал, что это происки охотника. Однако потом нож этот выкупил и где-то спрятал. А цыгане после маминой свадьбы съехали отсюда, сказали - проклято это место. Сказали, что проклятье спадет после папиной смерти.
- Полин... Но ведь мало ли таких ножей? И вообще... - Осекся. В связи с последними событиями ему уже не пристало быть ортодоксальным материалистом.
- Нож этот, действительно, тот. Там, если приглядеться имя есть, а может и не имя.
- Чье имя? - Это становилось интересным. Даже очень.
- Не знаю, может охотника, может еще кого. - Полина тесно прижалась к Южанину.
- Но отчего-то ты решила, что нож этот именно тот?
Совсем грустно.
- Не знаю, - ответила вздохнув. - Чувствую. Я видела похожий у дедушки. Куда он потом делся - не знаю.
- Ну и чего ты испугалась, глупенькая? - Почувствовав ее дрожь, Евгений растираниями попытался согреть ее плечи.
- Не знаю. Просто неприятно все это.
- Так, погоди, я чего-то не уловил. А проклят-то за что? И он умер-то вроде не так. - Замолчал, боясь продолжить.
- Мама после того, как я родилась, заболела сильно. Люди говорили, что ее можно было спасти. Охотник тот, который маму очень любил, узнав о болезни, привез врача, только папенька доктора на порог не пустил. Даже ружьем стрелял. Говорят, кричал, что все во власти Божьей. Мама умерла. На похоронах охотник папеньку за смерть мамы при всех и проклял...
- Так, подожди... Получается что? Получается, что в лесу призрак охотника?
Кивнула молча. Но, кажется, не договорила чего-то, умолчала.
- Не понял... Полина. Что-то не так... В лесу призрак охотника или Александра? А твой отец? Ты же говорила, что твой отец тоже не нашел успокоения.
- Угу. - Кивнула она.
- Полин. Рассказывай.
Она вздохнула. Горько и тоскливо. Но лучше пусть расскажет сейчас, чтоб не появилось никаких неожиданностей потом.
- Папенька умер не так, как предсказывали цыгане. Я тебе говорила, папенька умер потому что... - Примолкла, подбирая слова... - Я тебе говорила... Со мной он общаться напрочь не хочет. Живет... - Опять засомневалась... - Жил в лесу. А потом этот Александр... Его тоже нашли в лесу... Они там враждуют...
"Лес рубят - щепки летят", - подумал Евгений, но вслух спросил только:- Так, а при чем тут охотник, ну, тот самый?
- А Охотник его дедом был...
Онемел, ну, почти онемел, даже испугался отчего-то... Нет, не испугался, а... Неожиданно все это... Получается, что Елена Ивановна - дочь охотника, который любил мать Полины. А похожесть наша с Александром? А гибель дядькина? Они что - с Иванихой родственники?
Хотелось курить... Сердце билось о ребра. Но больше всего - очень хотелось разобраться во всех этих хитросплетениях до конца. А это значит, пока идет разговор - пусть идет.
- А медведь кто?
- Не знаю. - Вздохнула Полина.
- А папенька?
Полина вздохнула еще горше. - Что - папенька? Он-то не медведь...
- Да... Дела... Так значит, меня кто вчера гонял?
Полину как-будто током ударило, подскочила. Обернулась, пристально заглядывая в глаза. - Кто тебя гонял?
Евгений криво усмехнулся... - Ты в окно глянь... Там должно быть видно, как твои знакомые развлеклись вчера.
Она спрыгнула с кровати. Чуть не поскользнувшись на коврике-рыси, подбежала к окну. Покачала головой в ужасе. Точно, испугалась.
- Этого не может быть...
- Чего не может быть? Полин, может расскажешь, а? - Найдя трусы, натянул их на себя, пока она не глядела. Конечно, после того, что было, можно и не стесняться, но момент какой-то не способствующий, чтоб без трусняка разгуливать можно было (и не хотелось, надо сказать, никогда).
- Папа должен был успокоиться вместе со мной... Если я причина, то с захоронением останков, ему тут больше нечего делать.
Евгений подошел к окну. Отсюда открывался прекрасный вид на реку и все остальное... На вчерашнюю "бойню" тоже... Вон там, у кромки леса, под грудой деревьев похоронено то, что было машиной. А вон дерево, от которого едва спасся.
- Значит это Александр...
- Но он хотел меня уничтожить, значит, ему тоже тут больше делать нечего.
- Подожди. Это ты так считаешь...
- Останки-то захоронены...
- Но может, потому что они не отпеты или как там у вас, я не знаю. - Евгений понимал, что сейчас очень болезненный и неприятный разговор. Но точки над i должны быть расставлены, иначе вон какие недоразумения получаются...
- Полин, мне Ивановна, мать Александра, сказала, что он не за тобой уже охотится, ему медведь нужен.
Она отрицательно покачала головой. - Нету тут медведей. Ну, не тот же, что в гостиной лежит...
- А тот, что в гостиной, откуда взялся?
Полина отвернулась от окна. Бледная. Присела на кровать, потерла виски. - Он давно здесь. Его постоялец один привез, тут жить хотел... Да только быстро уехал отсюда... - (Евгений, припомнив разбитую лампу, понял почему).
- Давно?
- Очень давно...
- Так может это его дух, медведя? - последний раз кинул взгляд в окно, вдруг вспомнил, - есть джинсы, он в тумбочку часть одежды запихнул. Точно. Куда положил, там и лежат. Присел рядом с Полинкой, стал одеваться. Та отрешенно качала головой...
- Полина, милая, - пыхтел Евгений, впихивая ноги в штанины. - Получается, что медведь либо ты, либо отец твой. Либо еще есть кто...
- Не я. Веришь? - Посмотрела на него, пытаясь поймать взгляд. Ну, что сказать, что верю - но не совсем, не верю - тоже не хочется.
- Тогда отец. - Твердо сказал Евгений.
- Этого не может быть. Отец уже должен быть спокоен.
- Полин. Тогда ты. Но медведя я вчера не видел.
Она вздохнула. Нервно. Кажется, еще секунда и у девчонки начнется истерика. Вот только без истерик.
- Ладно. Разберемся. Пойдем вниз, завтракать.
Она удрученно встала и пошла вниз, как на эшафот. Пропустил ее вперед. Чуть замешкавшись, схватил с тумбочки нож, спрятал в карман. Береженого Бог бережет.
Долив в чайник воду, Евгений машинально поставил его на каминную решетку. Сел в кресло. Полина улыбнулась.
- Женя, Женя, чудеса закончились. Тот огонь потух... - Взяла со стола ворох исчерканной бумаги, присела к камину, скомкав, сложила в топку, подложив хворост, стала искать спички. Евгений подоспел с зажигалкой. Жгли хворост. Евгений как мог развлекал, хотя... Хотя отчего-то подумалось, что тогда, ну тогда, было гораздо проще. Опять засвербило, опять захотелось... Да еще джинсы... Похудел он тут, джинсы стали гораздо свободней и предательски выдавали его настроение.
Чайник вскоре засвистел на все лады, а еще через пару минут примолкнув, забулькал.
- Полин... Придется есть "химию"... - Достал очередной быстрозаваримый фаст-фуд.
Она засмеялась. - Как-будто я помню вкус настоящей еды. Давай что есть.
Заварил картошку, залил кофе. Хлеб достал, нарезал. Она долго сидела, нюхала корочку, с наслаждением откусывала по кусочку. Запах еды пробудил в ней давнее, давно забытое чувство - голод.
Евгений даже испугался, а не вздумает ли она попробовать наесться? Нет, не боялся, что она растолстеет, пусть толстеет, это не страшно. Страшно, что от переедания люди погибают. А он ее больше терять не намерен. Он смотрел, как она ест, пытаясь разгадать - кто же она, в действительности - ожившее приведение или оборотень, который нашел себе очередную жертву. Наступит ночь и - хана Евгению.
То ли она прочла его мысли, то ли он очень громко думал, так, что все рисовалось на его лице. Но после того, как она съела картошку и перед тем, как выпить кофе (наклонилась над чашкой, вдохнула, желая вобрать в себя весь аромат напитка), спросила, как бы невзначай - Тебя ведь что-то заботит?
Заботит? Конечно... Вслух ничего не сказал, просто доев, сидел и, молча курил, рассматривая ее сквозь дым. Вспомнил, что теперь ей солнечный свет не мешает, встал, открыл окно. Черт-те знает что его сейчас заботит... Вон груда бревен на его машине. Вокруг лес с неизвестно какой тварью внутри. Позвать некого, разве что завтра ребята приедут, возможно. А возможно и не приедут. И вообще, доживет ли он до завтра?.. Плюхнувшись в кресло, продолжал лицезреть.
- Спасибо, - сказала она. Он улыбнулся в ответ.
- Жень... А на улицу можно? - Красивые фиалковые глаза. Не голубые, не синие, не серые. Фиалковые.
- Полин... Ты хозяйка этого дома. Ты здесь дольше меня, зачем спрашиваешь? Можно. Только в лес не ходи. - Но с кресла встал. Глянул на ее обувь... В жизни не поверю, что она сможет на этом ходить. Так и есть. Помявшись, Полинка попыталась шагнуть за порог босиком.
- Слышь, Русалочка, нА тебе мои тапочки. А я туфли одену.
- Я босиком.
- Находишься еще. - Подпихивая ей под ноги свои тапки (Она как-то странно среагировала на Русалочку...), поглядел ей в лицо.
Полинка стояла на нижних ступенях крыльца, закрыв глаза, подставляя лицо солнцу. И все бы ничего - если бы в ее радости не было так много обреченности и грусти.
- Слышь, Полин...
- Да, - ответила она, не меняя позы
- Ты там ничего не набедокурила?
- Где?
- На той стороне? Ну, там, не пообещала ли кому чего-нибудь?
- Что конкретно ты имеешь ввиду?
Повернулась к нему, с какой-то нежностью погладив рукой горячие перила, улыбнулась. - Не волнуйся. Не оборотень я.
- Ну, вот и отлично. - Но сам в своем голосе оптимизма не услышал.
- Ой, я сейчас. - Быстро, насколько позволяли большеразмерные мужские тапки, побежала в дом. Вернулась с пакетом.
- Не понял... - В пакете он разглядел шампунь, ковшик и полотенце.
- Там, - указывая на бочку у реки, - там ведь есть вода?
- Кажется, есть. - Хотя он со всеми этими событиями в этом совершенно не был уверен, даже в слове "кажется".
- Волосы хотела помыть, а то кожа чешется очень.
Посмотрев в лес по обеим сторонам, запустив ладонь в карман, и нащупав в нем нож, Евгений шагнул вслед за ней, мучительно припоминая, куда же он все-таки дел ключи. Предложил ей руку, на которую Полина благодарно оперлась. Двинулись вниз по уже хорошо продавленной траве.
Выйдя к дороге, она предложила ему подняться на тот самый холм, а затем оттуда спуститься к бочке. Он согласился, приглядываясь к ней, прислушиваясь, пытаясь проникнуть в ее состояние так рьяно, что она не выдержала и сказала - Расслабься.
Совсем как современная девушка. Пожалеет ли он о том, что сделал? Хотя о чем, собственно жалеть. Он будет любить ее вечно, хотя бы за то, что из-за нее пережил. И, несмотря на то, что ему еще суждено пережить.
На самой вершине она сняла тапочки, босой прошлась по траве. Подошла к Южанину, прижалась нестыдно (именно не бесстыдно, а нестыдно, как обнимают жены своих мужей). Ему польстило.
- Смотри - сказала Полина, показывая на ту сторону реки. - Такое ощущение, как будто деревья хотят пить.
Евгений посмотрел на тот берег. И, правда, деревья росли близко и густо у берега реки, некоторые даже в воде (он вспомнил недоразумение на той стороне, но промолчал, потом, когда-нибудь, расскажет ей).
- А здесь, - Полина махнула рукой на пойму между холмами. - Наоборот, как-будто боятся даже той воды, которая приходит сюда только в половодье.
Поэтическая душа. Все это Южанин видел и в прошлый раз, но вот таких мыслей не посетило.
А вокруг и впрямь - красота до самого края земли... Полуденное небо с рваными кучевыми облаками. Белое солнце, еще высоко над горизонтом, и еще не устало дарить свое тепло. Напротив, торопится обогреть, раздать, чтоб до вечера все успели свои дела (а если люди обгорают, или у них сгорает урожай, разве это его, Солнца, забота? за это пусть отвечает дождь). Холмистая равнина, с лугами, полями, лесами и пролесками (правда, самые большие холмы как раз вот они - этот и соседний). Река откуда-то издалека как-будто намеренно стремящаяся к этому холму, изогнулась меандром и несет свою зеркальную гладь дальше, блестяще улыбаясь излучинами.
Вслух сказал - Лепота. Птицы поют. Цикады трещат. Бабочки-однодневки летают. - То ли сорвал словами кайф, то ли углядела чего, но резко засобиралась вниз. Обула тапочки, взяв за руку, увлекла за собой. Спускаться было очень трудно, трава скользила под ногами. А еще он боялся всяких тварей... Он-то в туфлях, а она на босу ногу...
Когда полусоскользили, полускатились, полусползли на пустошь (там, где вчера работал трактор), Полинка только мельком глянула на развороченный холм. Почти бегом - к бочке. Потрогала рукой воду. Улыбнулась трехлетней девчонкой. Хотела побрызгаться, но передумала.
Посмотрела на свое отражение. Улыбнулась ему и показала язык. Дите-дитем.
Мыла голову с наслаждением культа. Вымыла раз. Потом попросила еще раз полить на волосы. Тюрбаном замотала волосы в полотенце. Непокорные капельки стекали по шее... Не удержалась, обрызгала-таки из ладошки Южанина. Умылась. Воротник и плечи на рубашке намокли. Евгению даже жаль стало, что не совсем. Воображение рисовало ее вообще без одежды и в пене, и чтоб струйки воды эту пену смывали, а он, Южанин, им помогал.
Его вернули из мира грез новые порции брызг.
Потом, покидав все причиндалы в пакет, подхватила за руку, и они пошли по гусеничной колее вверх. Всю дорогу Евгений силился вспомнить, куда же он все-таки дел ключи. Но разве тут вспомнишь... Полина после головомойки повеселела, что-то щебетала, он ей поддакивал, пытался острить. Даже рассказал какой-то анекдот.
Спохватившись, вернулись к поваленному дереву. Евгений строго-настрого запретил девушке подходить. Впрочем, взглянув, с каким ужасом она глядела на машину под грудой поваленных стволов, о том, что она ослушается можно было не беспокоится.
Сам тоже искушать судьбу не стал... Наломал веток с края макушки... Да, сырые, а что есть варианты?
Почти до темноты мучались с камином и ветками. Прокоптили весь дом... Устали сами... Так ничего и не добившись, перекусив хлебом и водой поднялись наверх.
- Жень, я не могу так ходить всю жизнь. - Закапризничала Полинка. Хотя какой это каприз. Она, действительно, нуждается в одежде.
Взяв из ее рук то, что считалось юбкой, прислонил к ее бедрам, примеряя. Ай-яй... Юбка снова отшвырнута. О, нет! Сейчас он не будет действовать нахрапом. Шепча ей на ушко, что для примерки нужно снять верхнее, настойчиво и нежно опрокинул девушку на кровать. Целуя в мочку, в шею, в висок, шептал ей, успокаивая.
- Расстегиваем первую пуговку... теперь вторую...
Языком хотел приласкать ушко изнутри, но она засмеялась, - Щекотно...
Ай да ушко... Ну, что так и отказаться? Чуть-чуть прикусив мочку, шепча и отсчитывая пуговки, решил отказаться... Приподнялся над ней на локте. Поцеловал в губы. Полинка заметно ответила на поцелуй. Едва удержался, чтоб не засосать всю. Посасывая то верхнюю, то нижнюю губки упивался их вкусом. А рука уже вовсю и везде. Полинка все жарче и жарче, но еще лежит распластанной... Рубашка расстегнута, полы ее распахнуты... Пусть пока так...
- Полинка, Поленька... - Шепот... Той рукой что согнута, в волосах ее искупаться пальцами... Мокрых еще... Поцелуй завел обоих... Но не нужно спешить. Мягкие, влажные, зовущие губы улыбаются в ответ. Целовать... целовать... целовать... Вкус... манго... Да у Полинки вкус манго.
Она приподнялась... Сняла с себя рубашку, забралась на кровать по удобнее. Последовал за ней. Поцелуй в губы, сочная влажность, зубки ее остренькие, язык... И снова этот сладковатый, дурманящий привкус... Спустился к шее, уже не зубами прикусывал, губами только. Полинка... Глаза закрыты... Пальцы простынь в кулак сжимают.
- Люблю тебя, милая. - И ведь не дежурные слова. Искренние, действительно. - Ты так хороша...
Ласково поцелуями по телу... Полинка руку на его руку положила. Ладонь ее в свою вложил. Пальцы переплелись, сжал сильно, но в меру...
- Нет, - шепчется. - Никому, никогда не отдам...
Целовал милый животик. Пусть непрессованный, милый такой животик... Явный восторг. А она смутилась... Улыбается в ответ, закрыв глаза. Она чувствует его тело, не может не чувствовать... Он уже сам не может держать дыхание. Ааааах... Глубоко вдохнула она... Ххххххох... Выдыхается ему. И сердце бешенное сердце. И тело... Жаркое, возбужденное... Прикоснулся к груди... Полинка аж застонала от удовольствия. Боже мой, какое счастье, когда нравится. Когда женщина не притворяется, а тут с ним, как есть...
Лаская сосок кончиками пальцев, хотел еще что-то сказать. Не выдержал... Сел аккуратно на нее, но, контролируя, чтоб не придавить хрупкость всю эту женскую. Член давно уже готов, и он ощутил влажность ее межбедренную, но торопиться не стал... Мягкая упругость груди заводила. Желание иметь не просто явственно. Но почему-то очень хочется побаловаться. Поиграть с ее набухшими сосками. Покрыть тело и лицо частыми влажными поцелуями. Соски, губы, опять соски... Головка касалась ее лобка, живота, во время всех этих манипуляций... Ну же... Пора! И все-таки!.. Решил еще растянуть удовольствие...
Хотя уже сам не помнит, что шепчет. А что бы не шепталось - не стыдно! - он любит!!!!!!!!!!!
Соски манящие... ложбинка меж грудей... кончиком языка лизнул, ощупывая. Меж грудей еще раз поцелуями прошелся. Полинка пальцы в его волосы запустила, обалдеть, как приятно. Сидеть на ее бедрах стало совсем невтерпеж. Пересел так, что нога пришлась аккуратно в промежность. Та была совсем мокрой.
Полина не противилась, подалась вся навстречу. Нет, и все-таки еще не сейчас...
Пупочек манит. Живот не в так дыханию, а в ритм ощущениям... Медленно, чувствуя под рукам (банально, но верно) бархат женщины, склонился, поцеловал пупок. Аккуратненький такой, заправленный, маленький... Подсунул ладони под спину, легонько с боков, как бы массажируя, потянул вниз. Полинка дышала горячо, тяжело, жадно и глубоко вдыхая воздух.
- Мммм - постанывала она, не открывая глаз... И не медлительность это.. а с годами накопившееся желание ПРОЧУВСТВОВАТЬ...
Грудь... губы... шея...Ааахххххх... хххххох.... Целовать, целовать... Вдыхая запах, тот самый запах, который только для одного... для зова сердца и плоти... А пальцы уже во влажной промежности. Полина податливо раздвинула ноги... Тыльной стороной ладони гладил по внутренней поверхности бедер провел... Даже по-хозяски...
Полинка отвечала, поглаживала его там, куда могла достать - лицо, волосы, плечи, руки. Пальцем до мокрых половых (тьфу, блин, слово-то какое, не особо "вкусное") губ дотронулся, а они готовы, набухли, без проблем впускают во влагалище...
А у самого внутри уже не могу по полной... Ааххх... ахххх... Ее вздохи чаще и будоражаще призывны. Ааххх... И Евгений приподнялся над ней, чтоб наконец-то войти, насладиться, завершить... Полинка ждала. Не просто ждала, жаждала продолжения. Волосы разметались по подушке...
Луна незримая, светом своим холодным в окно из-за облаков заглянула. В комнате стало гораздо светлее - типа давай, дружище, освещаю, не промахнись.
И тут он подумал... Вот не думал до этого... Просто наслаждался...
Зачем эта мысль пришла?.. Зачем вообще мысль пришла?!!
Он подумал, глядя на нее, темнеющую разомлевшим телом на белых простынях, - "Сейчас как окажется оборотнем, и как снесет мне полбашки..." И все.
Все пропало... Вернее все упало... Вспомнился Гайдаевский Лёлик вопящий: "Шеф! Шеф! Все пропало!.." Да... Все пропало. Надо пойти покурить.
Южанин приподнялся над ней, аккуратно слез с кровати. Поцеловал в губы, и как есть, шлепая босыми ногами по холодному паркету, пошел открывать окно настежь. Нашарил на тумбочке зажигалку с сигаретами... Закурил, шумно выдыхая дым... Ветер с улицы свежий, но теплый ворвался в комнату, окатил возбужденные тела ночной прохладой.
Полинка, разгоряченная, взвинченная его долгими ласками (не в том смысле, что нервная, а потому что все было так... так... слов нет... Ощущения такие, каких она сроду не знала... (а откуда ей было знать?!)) не сразу поняла, куда ушел Евгений. Села на кровати... Поглядела на него, стоявшего у окна, и восприняла его поведение, как смену декораций (она читала об этом в тех "пошлых" книжках).
Поднялась, оглянулась на мокрое пятно на простыне... Где-то тут был "ее" утрешний пододеяльник. Но вместо того, чтобы "одеть" его, как она сделала это утром, Полинка вытерла себе промежность. Запах... Странный... Неописуемый, животный запах... Вот как она, оказывается, пахнет...
Откинув пододеяльник, подошла к Евгению. Тот нервно курил, глядя на пейзаж. Самой луны видно не было, но ее присутствие ощущалось во всем. Ночная трава блестела росой. Из-под завала деревьев блестел покореженным металлом автомобиль. Река вообще сверкала серебристой лентой, отражая лунный свет. Звезды... Большие и малые звезды... Россыпью по темному (но не черному) небу...