- Les roses blanches! - Велиций обидно рассмеялся.
- Дурной вкус колоться шипами такой промозглой белой невинности. - Бледные до пустоты глаза смотрели сквозь старого купца.
Купец Велиций с наслаждением отхлебнул сухого La brante.
Гость нерешительно улыбнулся:
- Но ведь это ничего не меняет. Тебя забросают тысячью лепестков белых роз и пропоёт оркестр последнего Часа в твоей жизни.
Старый купец покачал головой:
-Вы с ума сошли, уважаемый гость. Это - полнейшая безвкусица. Тем более - осень. Какой белый цвет осенью?! Исключительно грязные оттенки желтого с долей красных тонов. И чуть увядшие края лепестков, выгодно подчеркивающие всё то золото почти умерших, но еще нашедших силы держаться лепестков цветов, - глаза купца заблестели. - Видели картины барина Васнецова? Левитана, Юона, Поленова? Везде! Позволю себе повториться еще раз - везде! осень в ярких густых красках. Серо-темно-желтое или просто ярко-пёстрый мир изнасилованной огненными цветами палитры.
- Так какой белый?! Жаль не могу приказать Вас высечь палками.
- Мне тоже жаль, купец Велиций де Лиль. Но ничего не могу с этим поделать. Скоро за вами зайдет дочка Фаня.
Гость взял трость и небрежно подхватив белую шляпу пошел к выходу.
- Почему же Фаня?! - закричал Велиций вслед уходящему страшному гостю. - Уж лучше - тётку Анфису. Пусть впечатлится и сдохнет от приступа, чтоб ад побрал её надменный напудренный нос! - плевался купец, стуча кулаком по столу в бессильной ярости.
- Фаня, - флегматично цыкнул бледнолицый гость. И аккуратно прикрыл за собой большую, обитую художественной ковкой дубовую дверь.
Утро застало Велиция стоящего у большого окна. Камин уже давно прогорел а на низком подоконнике подставляли свои пузатые бока солнцу пустые бутылки с дорогим вином, что раньше вытаскивались на свет только по случаю прихода высокопоставленных гостей. Взгляд купца был задумчив и губы чуть шевелились - то нерешительно складываясь в улыбку, то грустно опадая вниз.
Перед глазами купца проносилась вся его бурная жизнь. Истинная радость наслаждения искусством живописи. Множество редких картин нашли своё место на стенах его огромного терема. Каждое утро ранее, он всегда проходил их все и обмахивал их лёгкой метелкой из нежнейшей шерсти. А теперь..
На столешнице лежал аккуратно запечатанный конверт - завещание. Там было расписано всё до последней мелочи. Что - кому. Потом отсюда разъедутся экипажи с его драгоценной коллекцией, его жизнью.. Заведовать всем останется дочка - Фаня. Купец Велиций огладил густые, чёрные с проседью волосы. - Жизнь прошла не впустую.
Солнце слепило, и старый купец тяжело упал в кресло. Голова сильно кружилась - может, вина перебрал.. он кряхтя попытался встать с кресла, но ноги столько лет верно служившие ему - подвели. Темнота мягким одеялом опустилась на грудь купца и сквозь налетевшую дремоту Велиций вздохнул - он так и не успел поцеловать свою дочку.
В полдень, когда обеспокоенная челядь толклась у дверей в горницу купца Велиция, недоумевая - почему он так долго не выходит, пришла барыня Анфиса и с силой постучала по двери. Челядинец рядом передернулся - будто кости стучали по дереву.
Устало-равнодушный кивок:
- Выносите дверь.
И запах страха, пота.. Служка, охнув, отскочил от картины в углу корридора. Показалось в полумраке коридорном - шевельнулось в картине что-то. Яркий свет пропорол мрак и Анфиса раздраженно прошагала в горницу.
Рука, бессильно свесившаяся с рукояти кресла.
Пустой - веселый взгляд, что то разглядывающий на груди у Анфисы.
И высунутый в шутливой гримасе кончик языка. Чуть посиневший.
Вошедшие было челядинцы отшатнулись от дикого визга барыни Анфисы, который медленно перешел в скулящий вой. Челядинцы торопливо отбежали в глубь коридора мелко-мелко крестясь. С тонким писком вой прервался.
Лекарь потом долго разводил руками и со страхом смотрел на икону Божией Матери, что висела в изголовье кровати умершей от сердечного разрыва барыни.
А Фаня плакала.
Целуя крепкую, мозолистую руку отца.
И молитва сухо скрипела по забивающимся доскам богатого гроба не менее богатого купца.
Шаловливый ветер налетел на рощицу вокруг кладбища, щекоча деревья, забираясь под платья к траурно обряженным дамам и жёлтые - крепкие, но отжившие своё листья опадали на могилы купца Велиция и барыни Анфисы.