"Огнём или влагой, - но только не волей людской, -
Морозом иль засухой, - но не искусным мечом, -
Шепнул мне тот голос со стотысячелетней тоской, -
Народ побеждён мой. И стал наш Творец палачом.
Оливы весной расцветали. И плыли за ценным товаром суда.
Покорна была Ойкумена. Но гибельной стала вода..."


Был голос другого народа. И смысл я не слышал, - узрел
На древней плите у подножья горы, что черна.
"Тучнели отары и вечным казался удел
Наш править Вселенной..." Но тут прервались письмена.
И древние знаки не смогут поведать их скорбный конец.
Их пастбища стали пустыней. Был к ним беспощаден Творец.


И голосом третьего племени мне самому суждено, -
Хотя и страшусь я, - родиться. Минует две сотни веков, -
Откроется где-то в пространстве всего на мгновенье окно:
"Мы крылья расправили выше земных облаков
И мысль посылали до крайних пределов земных,
Но смертью нам стала война механизмов стальных."


И шёпот Вселенной нам слышится в ветре и в яростном рёве огня,
И кажется облако - Ликом, чумою грозит нам Звезда.
...Но Голос четвёртый я слышал: "Безумцы не звали Меня.
Не мщенья Я жажду и вовсе не жажду Суда.
А души навек не уходят. Им будет напутствием - Свет.
И все голоса говорили об этом мильоны и тысячи лет."