приближаясь к нему, становлюсь невозможно далёким.
погружаясь в его глубину, незаметно мелею.
мне поведать о нём - не достанет ни воздуха в лёгких,
ни словарных щедрот воспитавших меня поколений.

я его нахожу, но, найдя, совершенно теряюсь
и, себя растеряв, не пойму - что же найдено было.
так, порой, ощутишь аромат: неизвестная пряность
побывала в шкатулке с твоим кондиментом любимым.

и тебе всё равно - сколько в нём килотонн или унций,
всё равно, что на нём, как на солнце, встречаются пятна...
рассуди: разве можно ему не позволить вернуться,
если он позволяет тебе уходить безвозвратно?

                                           ***

вот и всё. но когда ты, впервые, кого-нибудь любишь,
обжигаясь, царапаясь в кровь, наступая на грабли,
обучаешься - не доверять ни законам, ни людям;
убегаешь, один, к ручейку - и пускаешь кораблик.

а затем - ты растёшь, но становишься мельче и мельче.
и когда в тебе подлинной сущности меньше карата,
видишь в зеркале: вот он, скупой безземельный помещик,
закрывающий   с   т о й   с т о р о н ы   двери, окна и краны.

и осиновой ночью сидишь, обратившийся в ухо,
а внутри что-то дрогнет, как будто и там есть осины...
и замрёшь, в двух шагах от него... а снаружи так глухо, 
словно вымерли все - от бесснежия лет непосильных.

а в конце понимаешь: ничто никуда не уходит,
подчиняясь законам бернулли и джоуля-ленца.
засыпаешь - и видишь во сне: твой смешной пароходик
всё плывёт по реке, в глубине амазонского леса.