Война плохое развлечение для взрослого мужчины. Вот уже второй год я утюжу эти проклятые горы на своем вертолете. День за днем сканируя местность метр за метром, запоминая ее как свои пять пальцев. От чего она не становится родной.
Все это время теряя машины и боевых друзей, я начинал отупевать от этой войны. А потом... Потом привык.
Утром подъем в четыре, засветло к машинам. Запуск, прогрев, взлет. Идти надо низко, чтобы никакой умник с "Фауст-патроном" не успел шарахнуть по неторопливой стрекозе. Потом выход на точку, набор высоты, боевой разворот и отработка квадрата.
Вечером на базе прощаемся с теми кто не вернулся. Иногда выпиваем, не без этого. Потом спать, сграбастав подушку в охапку и сжав зубы.
Этот утро такое же, как все. Пыль со стороны равнины напоминает туман. В пыли лететь не получится, придется подняться выше. Штурман рассовывает по кабине карты, ракетницу, охотничий нож. Рассовывает, закрепляя каждую ерундовину, хомутиками и веревками, чтобы в полете не оторвалось и не улетело мне в голову.
Вспоминаю шутку, которую рассказывают про летчика из соседнего полка, он держал как талисман в кабине кота. Обычного живого кота. До той поры, пока "кабинный котяра" не вцепился ему в штанину во время боя, пытаясь подтянуться к любимому хозяину на колени.
Штурман никогда не носит кобуру, пистолет поэтому всегда засовывает в карман. В полете единственное место, где его можно хранить под приборной панелью, там он закрепил кобуру. Это последний этап подготовки к вылету.
- Ну, с богом... - я кричу сквозь рокот лопастей на поле. Он кивает и закрывает колпак кабины. Я залезаю за ним, пристегиваюсь, осмотр кабины, запуск. Приборы в норме. Одеваю наушники интеркома.
- Ваня, прием...
- Есть прием. Поехали?.. - я киваю, хотя знаю, что он не увидит. Да и вопрос не требует ответа.
Мы поднимаемся сквозь пыльное марево, подсвеченное восходящим солнцем.
- Высота 400 - доносится в наушниках - курс 210...
Я молча набираю высоту, впереди еще две машины, за спиной еще пять. Идем парами. Я ведущий второй пары. Смещаюсь в шахматном порядке. Мыслей нет, одни инстинкты. Машина, с ее органами управления, - как продолжение рук и ног. Лопасти ощущаю как плечи, рулевой винт "задницей чую". Рычаг газа реагирует даже на мое дыхание.
- Мы с тобой одной крови... - вспомнил я...
- Что говоришь, командир?
- Ничего, говорю - хорошо идем - я сосредоточился на пыльном облаке внизу и на приборах, хотя можно курс и не отслеживать и положиться на командира, пара которого шла чуть справа впереди и ниже.
Проклятая пыль, проклятые головки самонаведения, я успел среагировать чуть раньше. С креном в шестьдесят градусов ушел влево и, чтобы не столкнуться с товарищами, сразу снизился к земле. Ничего не видно, пыль столбом. Только из нее шваркнул по стеклу колпака кабины, оставив паучки трещин на стекле.
- Справа - штурман говорил спокойно, как будто мы с ним пиво пили. За что я его и люблю.
Я развернул вокруг оси вертушку и пошел немного боком. В пыли я увидел "уазик" с турельным пулеметом в кузове. Спокойно, не суетясь, я отработал по цели... Рядом раздался взрыв. Я набрал высоту, быстро вырвашись из пылевого облака. В кабину пробился дым. Справа дымил горящий грузовик. Впереди я увидел еще два дымных столба. Над головой пронеслась наша машина, я с боковым разворотом развернулся осмотревшись. На горизонте маячило еще три вертолета. От восьми осталось пятеро?
- Командир - также спокойно раздалось в наушниках - горим.
Я обернулся. Дым в кабине. За нами при развороте остался шлейф.
Тут же, как по команде, датчик показал падение давления масла. Температурный датчик пустился в свой последний путь.
- Придется садиться здесь... - сказал я штурману и тут же включил связь с землей.
- Первый, я пятый, горю... Буду аварийно садиться... Координаты.... - машина затряслась, лопасти, казалось, начали раскачиваться вверх-вниз, передавая это движение всему вертолету. Я отключил двигатель и стал плашмя удерживать машину в воздухе. Раздался хлопок и тут же вертолет крутануло. Я запомнил только зубодробильный удар об землю. Картинка в глазах подпрыгнула и погасла.
Я не мог понять, что происходит. Над головой голубое небо. Откуда-то веет прохладой. Скорее чувствую холод в руке и ногах. Я попробовал пошевелиться, неудобно повернув голову в огромном шлеме, который явно был спроектирован не для лежания. Шея затекла попуще ног. Когда в стекле шлема появилось что-то кроме земли с травой я удивился еще больше. Я лежал на берегу реки или озера, при этом лицом я находился в кустах, а ногами в воде. Собравшись с силами, я сел. Меня немного затошнило и я стал стягивать негнущимися пальцами шлем, чуть ли не ногтями расстегивая кожаные застежки.
Волосы обдуло потоком вечернего ветра. Солнце было над деревьями, на другой стороне реки. Я понял это, когда увидел течение неширокой речушки.
Нал головой, глубоко зарывшись в землю лопастями, валялся вертолет. Или вернее то, что от него осталось. Я увидел разбитый фонарь моей кабины и раскрытый штурмана.
Ноги отказывались слушаться, но я хотел знать, здесь он или нет. Подтянувшись за край кабины, я заглянул внутрь. Ремни расстегнуты. Никого.
Я огляделся. Равнина, разлинованная на квадраты полей, зеленые, темно-зеленые, желтые. Сощурившись, я разглядел на холме небольшой лесок и церковь. Это меня больше обрадовало, нежели бы я увидел мечеть. Никогда не был религиозен, но тут разве что не заплакал от счастья.
Прихрамывая, я обошел валявшийся вертолет. Вокруг никого, и главное - ничего. Только один кусок фюзеляжа. Кабина. И все.
Нет ни отломившегося хвоста, ни воронки от падения вертолета. Вертушка лежит аккуратно, как будто она здесь лежит изпокон веков, травка аккуратно растет вокруг зарывшегося в землю фюзеляжа. Тот же проступает оттуда, как из воды камыш.
- Дзень довбже, Панове.
Я обернулся, за спиной стоял мужик, лет тридцати. В простецком сером комбинезоне с надписью Klimaservise.
- Добрый день - ответил я, хотя честно полагал, что сейчас, скорее всего, валяюсь где-то в пустыне, либо в отключке, либо совсем мертвый. Мне стало смешно, вот так стою и разговариваю со своей галлюцинацией.
Мужик залопотал, добродушно растянув губы в некоем подобии улыбки, которую можно было скорее принять за гримасу чеширского кота, чем за улыбку.
Я развел руками. Мол "ничего не понимаю".
Я ему показал пальцем на себя, потом на него:
- Моя твоя, не понимай...
- Аааа... - мужик закивал - пан не разумев...
Я даже захотел обидеться, что значит "не разумев"... Очень даже "разумев", просто говорить надо по-русски.
Он замахал руками, приглашая меня с собой, и поднял с земли велосипед. Ах вот как ты тут материализовался.
Я согласно кивнул. Вроде по речи он или поляк или чехословак, так что мне ничего не грозит. Но на всякий случай, я попросил его знаками подождать. Заглянув кабину штурмана, я вынул нож и фонарь. Они также были надежно привязаны в кабине. Распихав по карманам, я замотал нож в тряпицу и просто понес в руке.
"Чеширский кот" ожидал меня, также безучастно, как робот. Когда я поравнялся с ним, он повернулся спиной и вышел на дорогу, ведя рядом велосипед.
Я пошел рядом по пыльной проселочной дороге, на прощание оглянувшись на странно воткнутый в землю кусок фюзеляжа вертолета Ми-24. Теперь уже мирный кусок.
Я повернулся к попутчику.
- Ду ю спик инглиш - неизвестно для чего, задал ему вопрос я.
Он только улыбнулся и повернул ко мне лицо с белесыми глазами. Улыбнулся, это мягко сказано, растянул уголки рта. Мне показалось, что он и языка то такого не знает.
Я не бросил попытки наладить контакт.
- Шпрехен зи доич? - тот же эффект. Осталось только идти молча. Впереди маячил городок, у того холма с церквушкой наверху.
Он показал рукой на городок и на холм, что-то добродушно лопоча. Я только прислушивался к интонации, с трудом улавливая похожие на русские слова.
Нет не поляк, мало пришепетываний. Скорее чехословак.
Я показал на него рукой :
-Чехословакия? - и выжидающе на него посмотрел.
Мужик кивнул, запустив длинную тираду, из которой я понял только слова: Панове, чех, чехословак.
Я расслабился. Свой, хоть не к врагам попал.
За пригорком шла хорошая асфальтовая дорога. Аккуратно очерченная по краям песчаными отбортовками. Чистые придорожные кусты наводили на мысль, что ни одна машина по ней не ездила с момента уложения асфальта.
Я поежился. Все-таки родная грязь спокойнее.
Тронув парня за плечо, я попытался выяснить, где здесь военная часть или, на худой конец, телефон.
Он глупо улыбался и похоже думал, что я как минимум идиот.
Городок начинался внезапно, просто зелень резко кончилась и пошла зелень в горшочках, кадках или огорожена каменными и кирпичными заборчиками. Дорога в городке была мощена камнем, причем не булыжником, а квадратными кубиками. Отреставрированные фасады домов выглядели жилыми, но редкий дом в реальности оказывался заселен.
Внезапно провожатый остановился и я налетел на его спину, поскольку крутил головой на триста шестьдесят градусов. Мы стояли посередине площади. На ней стояли рядком нарядные маленькие машинки. В конце площади высилась традиционная католическая ратуша. Парень ткнул пальцем в дверь с вывеской латиницей, из которой я понял, что это почта.
Я захлопнул за собой дверь почты с одной мыслью - больше не видеть этого молчаливого провожатого.
- День добрый - за столиком конторки сидела молодая девушка неопределенного возраста. Одета она была строго, светлая рубашка и строгая юбка.
- День добрый, пан - улыбнулась она.
- Ду ю спик инглиш? - реакция не намного отличалась от моего давешнего знакомца.
- Я летчик, летун - я замахал руками наподобие птицы.
Она смотрела на меня расширенными глазами.
- Советский Союз, советская армия - не оставлял я попыток.
Она спросила:
- Россия?
Я закивал.
Она показала мне жестом оставаться на месте и вышла из конторы через внутреннюю дверь. Через минуту, она появилась в сопровождении седенькой пожилой женщины в синем рабочем халате.
Женщина сразу с порога обратилась ко мне, с легким мягким акцентом:
- Что вы желаете?
Я обрадовался ей как родному человеку.
- Где я оказался? Это Чехословакия?
Она закивала из стороны в сторону.
- Это Чехия. Словакия, вон там - она махнула рукой за себя.
Я, не обращая внимания на это, продолжил.
- Я советский летчик. Мой вертолет потерпел катастрофу... - тут я задумался, но потом решил не пугать местных жителей - недалеко.
И в этот момент я увидел ее лицо. Она как будто отсутствовала. Я успел подхватить ее под руки.
- Пани, что с ней.
- Неразумем, пан... - я кивнул.
Женщина очнулась и затараторила на чешском, периодически кивая на меня. Конторщица смотрела то на нее, то на меня, с сомнением качая головой. Уборщица, а это была она, обратилась снова ко мне.
- Вы русский?
Я кивнул.
- Из России?
Я кивнул, добавив:
- Из СССР.
- Такой страны нет.
Я потер глаза, потом захотел потереть уши.
- Но Россия есть?
- Есть - согласилась она со мной.
- А здесь есть военная часть?
Она кивнула.
- Есть недалеко, в городе. Войска НАТО.
- Извините, кого? - я растерялся.
- НАТО...
- НАТО?... - уже тупо переспросил я.
Я посмотрел по сторонам.
- У вас война?
Женщина перевела конторщице наш разговор, та засмеялась.
- Нет - уже обращаясь ко мне, ответила уборщица - русские ушли, Чешская республика теперь в НАТО.
Я заметил на стене календарь. На нем синим по яркой фотографии гор, явно читалось "2006".
Я подошел к календарю. Потом повернулся к пожилой женщине.
- Это год?
- Да - ответила она, после чего в полголоса продолжила рассказывать что-то молоденькой конторщице.
Я же не знал что делать. Подойдя к столу я уселся в кресло. Незаметно для меня на столе появилась чашка чая. Я насыпал сахар, благодарно посмотрев на конторщицу.
Так сколько прошло? Почти двадцать лет?
- Вы не хотите умыться? - за спиной меня окликнула пожилая уборщица. - Кристина приглашает вас умыться.
Я посмотрел на свой пыльный комбинезон, на грязные закопченные руки. И отдал должное выдержке Кристины и того полоумного, который меня сюда привел.
- Да, спасибо, буду рад.
Пока теплая вода с душистым мылом смывали с меня ручейки грязи, я думал. Думал о том, как теперь я вернусь на родину. Как объясню трибуналу, где пропадал двадцать лет.
Вытираясь бумажным полотенцем, я вышел в офис.
Девушка о чем-то разговаривала по телефону. На столе стоял свежий чай с лимоном, откуда-то появился сыр и хлеб. Пожилая женщина накрывала на стол, неторопливо наливая чай в три чашки.
- Прошу прощения, как вас зовут.
- Каролина - ответила она, не отрываясь от своего дела.
- Спасибо, Каролина - она улыбнулась - Кристина позвонила в полицию.
У меня холодок побежал по спине.
- Они обещали помочь. Посольство в Праге и чтобы вам вернуться в Россию, надо ехать туда.
Я уже чувствовал холодную сырость тюрьмы. Мне стало не по себе.
- Спасибо вам и Кристине, но я пойду к своему вертолету.
- Может, подождете?
- Нет, спасибо. - вежливо, но твердо ответил я - мне надо проследить за машиной.
Уже в дверях я услышал:
- Мы пришлем их к вам.
Дальше я не расслышал, а сначала пошел быстрым шагом, затем почти побежал к месту падения машины.
По дороге я размышлял над ситуацией. Если вертолет стоит сейчас в земле Чехии, то попал он сюда не иначе как через прорыв во времени, да и в пространстве. Значит прорыв либо временный, либо постоянный.
Если временный, то скорее случайный. Это нам не подходит.
Я пересек поле по дороге идущей от города. Навстречу проехала зеленая машинка с надписью "Шкода". За спиной, пока, не выла сирена и не бежали полицейские.
Я продолжил размышления, уже перейдя на быстрый темп ходьбы.
Если же разрыв постоянный, тогда и постоянны условия его возникновения. Что предшествовало моему попаданию сюда?
Я подошел к воткнутому в землю остову. Он уже выглядел не столь новым. Кое где патина подернула дюраль вспоротой обшивки. Ржавые детали двигателя, масло превратившееся в пыль. Я обошел вертолет вокруг. И понял, что послужило тем катализатором реакции, которая выкинула меня сюда.
На боку, который был обращен к небу, вспучилась обшивка, из разорванного бензобака торчал развороченный реактивный снаряд. Взрыв был. Это я понял сразу, но он остался там, за гранью настоящей реальности. Поэтому я и остался жив.
Я посмотрел на дорогу. От города ехала полицейская машина.
Если я не успею сделать это сейчас, то они мне этого не дадут.
Я отцепил от пилонов кассеты с реактивными снарядами и расположил их под вертолетом. Связал их вместе, всунув между ними осколочную гранату. Привязал к чеке шнур, которым штурман привязывал в кабине охотничий нож. И забрался в кабину.
На что я рассчитывал, дергая за чеку, я не помню. Наверное на везение. Полицейские были еще далеко, когда земля вздыбилась передо мной и вертолетная кабина закрутилась в воздухе среди кучи мусора. Я больно ударился головой о колпак кабины, в глазах помутнело.
Когда я очнулся, то стал бешено отплевываться, рот был полон песка. Я открыл глаза, осмотрел себя - вроде цел, потом оглядел округу. На берегу реки стояло стадо коров. Пастух не сильно себя обременял. Он сидел неподалеку и курил самокрутку. Я приподнялся и подошел.
Дедок меня заметил и вскочил, ломая шапку в руках.
- Добрый день, Ваше благородие, простите не приметил.