Черты мениппеи и физиологического очерка, архитектоника от слова 'архи' - и в то же время мы видим несомненного новатора стиха, легко играющего произвольными сочетаниями анапестовых строк и женских-мужских рифм. Два кладбища - от ночи к утру - с неизменными церквями, трагедийными событиями, переходящими в надежду; нестройные, разговорные (по душам) двойные лермонтовские инверсии, лермонтовские недовольства собой и поколением, пушкинский маленький человек и физиологически прописанное наводнение-бедствие. Возрождение в самокритичности, в старухе - живой ли, покойнице ли - главное, та самая Ямба, что разрядила атмосферу и спасла землю от засухи. А тут наводнение - очищающая сила воды, очищающая сила огня, и земля, в которую также попадает дважды бедный Макар. При тушении пожаров тоже вода - из огня в воду, из воды в огонь. Нет земли. Земля там, где телега опрокинулась, покойник упал в грязь, но и это все еще вода. И предать земле невозможно - после наводнения все ямы в воде. 'Гроба с размытого кладбища' - но это еще функционирует, оно принимает. Четырнадцать раз погорал - та же процедура - из огня в воду.
Правильно в поговорке - из огня да в полымя - без очищения. А тут оно подразумевается - применение своих великих сил - в "Рыцаре на час" и нахождение места на Волковском кладбище для захоронений тех, кто не жалетл своих великих сил для народа. Литературные мостки. Идея - связанная с утром, возрождением - и все это через старуху - старуха-мать, старуха- служанка, старуха-служение.
Без физиологии смерти невозможна физиология прозрения. Если для чего-то люди умирают, то для этого. Чтобы, глядя на жизнь после смерти, видеть собственное ничтожество и величие тех, кто должен нас простить.