Темы декабрьского сочинения 2020 года опять благоприятны для Елена Халдина и ее бабки Устиньи. Там и историческая память, и Устинья, потерявшая своих робят на войне, застрявшая между прошлым и будующим.
Но вот рядом я всегда предлагаю разобрать "Русский огонек" Николая Рубцова, потому что в нем никто не видит никакой застрявшей между прошлым и будущим бабки, и даже посетитель этой избы, лиргерой до последнего момента думал, что дверь открыта и в печи всю ночь горит огонь потому, что это постоялый двор, как в "Темных аллеях" Бунина. Он "глухим брянчанием монет " прервал "старинные видения" застрявшей между прошлым и будущим матери невернувшихся детей. Для них горел огонь в печи всю ночь - не заблудились бы, для них не заперта дверь. И путник вошел, услышал голос хозяйки где-то в глубине избы. А уж лет 20 как закончилась война. И все эти годы она жжет огонь в печи. И вот он - "сиротский смысл семейных фотографий". Две эти старушки - сироты. У них никого на свете нет. И только случайные люди - соседи, заблудившиеся в ночи путники как-то могут заставить их очнуться, вернуться в тяжелую реальность "Господь с тобой, мы денег не берем".
А у Е. Халдиной я вообще не знаю, как процитировать возвращение сознания старушки. У меня онлайн-ученица Маруся вчера протестовала на уроке: "Я не могу дальше читать", "Я не буду дальше читать". "Я поняла, что нет у нее никаких ребят, но читать это НЕВОЗМОЖНО".
И вот теперь представим себе, что Рубцов это сам все пережил. Пришел, переночевал, думал, что это постоялый двор, а это оказывается вон оно что. И как с таким жить? Только написать об этом всему свету, чтобы и свет этого не забыл. И вот откуда такая тяжесть и одиночество в этом слове - первой строчке - "Погружены".
Когда читают это артисты, не так страшно, не так больно, потому что они ведь артисты и не вникают в смыслы так уж, как поэты.