Чёрное Сердце : другие произведения.

Искательница приключений (Пролог)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
  • Аннотация:
    Одарённые одиночки, они не могут жить, как все. Выполняют любые работы для верной руки и меча, и так добывают себе хлеб насущный. Некоторые из них владеют магией, но пользуются ей редко и осторожно. Об одном из таких искателей приключений повествует история о Лихт.
  Пройтись по этому городу, и в глаза бросалось отсутствие мостовых при двух и трёхэтажных каменных домах, а разрежённость воздуха свидетельствовала о (рукотворной) возвышенности, поднимающей эти улицы, эти стены, к небу. Каменную кладку дорог здесь заменял привозимый с берега песок, ибо западный горизонт в этих краях принадлежал морю.
  Камни зданий скреплялись известью, что отсылало закладку города к эпохе, в которой не пользовались выделяющим меньше влаги вяжущим веществом, а по-прежнему покатые, с водостоками, крыши заставляли задуматься о не изменившемся дождливом климате, вопреки тому что за минувшие годы на юге материка стало суше и теплее.
  По дороге от южных ворот города можно было спуститься к причалам, к которым приставали по потолок трюма гружёные строительным материалом суда, равно как и многопалубные обшитые медью транспорты с пехотинцами и офицерами, старательно обученными вести войну на суше и море. Но заходили в порт и корабли с товаром искусственного и эстетического назначения, ибо несмотря на то, что город являлся скорее обиталищем нацеленных на завоевание умов, культурная развитость в нём ставилась едва ли не превыше всего, и настоящим полководцем считался лишь способный мыслить в корень теологических, философских и экзистенциальных вопросов наряду с экономико-милитаристическими человек.
  Как и следовало предположить, гордился город своей библиотекой, чьи высеченные из скалы стены поднимались от центральной площади выше любого когда-либо построенного здесь здания, и причиной тому был не только тот факт, что в библиотеке нашла себе место военная академия с покоями учеников и учителей. Жители города оставили в прошлом веру в деньги и производство, практически с закладкой фундамента в виде насыпи на морском берегу, потому что уже тогда они знали, что мир принадлежит тому, кто владеет и пользуется знанием. А о меньшем, чем о власти над миром, основатели города и не помышляли.
  Поэтому самые разные носители информации, начиная с высушенных на солнце и обожжённых на огне глиняных табличек и заканчивая увесистыми книгами с чехлами из толстой кожи, тесно уставляли взмывающие ввысь полки, и почти всегда приходилось прибегать к длинным лестницам, чтобы достать тот или иной экземпляр; а быть библиотекарем здесь означало быть уважаемым человеком, на обучение которого уходил не один десяток лет, ибо недостаточно было только знать, в какой секции хранился искомый источник знания, а требовалось иметь точное представление обо всём, что собралось здесь под четырьмя округлыми библиотечными куполами.
  Широкая площадь у библиотеки не служила местом собраний, и, тем более, ярмарок. К этому едва ли не единственному мощёному щебнем месту в городе относились с благоговением, и не поднимали шума на его камнях ни при каких обстоятельствах; идущему в библиотеку человеку площадь служила тихим чистилищем, оплотом спокойствия, в котором он оставлял судорожную лихорадку мыслей, с пренебрежением выбрасывал её из головы. Ни разу за всю историю города не звучала тут речь оратора, и не проводилось здесь никогда народное голосование с целью избрать правителя на суровые времена; площадь была священна от страстей, а вместе с ними - и от амбиций слишком честолюбивых граждан и полководцев града.
  Что касается самих жителей города, то одевались они в плотные одежды, сквозь которые тщетно силился продуть вездесущий от высоты ветер, плотные и крепкие по традиции, так как их предшественниками были одежды воинские, а воинским одеждам следовало служить долго, да ещё и защищать своих хозяев от случайного удара. Вместе с этим, штаны, рубахи, всевозможные виды женских одежд нельзя было назвать грубыми, так как пусть до пёстрой цветастости в своих раскрасках и вычурности в покроях они не доходили, но ткались и шились они из разнообразных полотен, по природе и рукотворным образом окрашенных во множество мягких цветов.
  Язык горожан отличался грубоватостью и присущей ей эстетикой. Запас слов был большим, и позволял многими путями описывать одну и ту же особенность одной и той же вещи, что давало свободу мастерам слова создавать поистине фруктовые сады своими произведениями, а большая часть граждан даже из низов читала и писала, обученная грамоте с детства. Считалось достойным знать больше трёх языков, то есть хотя бы ещё два иноземных в дополнение к родному наречию, однако слова и выражения других народов, с которыми горожане имели дело, не приживались к их языку никак: потомки воинов и строителей, объединённые идеей создания сильного государства, они ревностно следили за чистотой своей исконной речи.
  После захода солнца упорядоченное движение на улицах града продолжалось ещё много часов, только в ранее утро становилось в городе безлюдно (шум, крики и гвалт пресекались здесь даже в дневное время суток, к слову, как проявления низшей природы человека), исключая, конечно, стражу, что несла неусыпный дозор по порядку. Городские стражи (часто - совсем молодые люди, только обучающиеся дисциплине, субординации, владению оружием и основам тактики) дневали и ночевали на улицах, подчинялись капитанам районов, и служили примером для подражания мальчишкам, в свою очередь взращиваемым на культе воинов, полководцев, и, реже, изобретателей-первооткрывателей.
  А днём у каждого было своё дело: с безработицей здесь покончили, считая, что она не только плодила нищету, но и приучала людей не находить себе применения в жизни, а человек без применения - пустышка, вредящая окружающим и себе. Иными словами, великое множество оружейных мастерских, печатных цехов и лабораторий изобретателей работали в городе от первых лучей солнца (а зачастую ещё до зари в них оживали подмастерья), не говоря уже о простых ремесленниках по быту и деятелях искусства.
  Но, чтобы картина не выглядела утопической, нужно сказать, что, как и в любом другом человеческом обществе, случалось быть тут несправедливости. Несправедливости между гражданами и ремесленниками, между пехотинцами и полководцами, между правящими людьми и простыми горожанами, равно как между всеми ними перечисленными друг с другом вместе взятыми. Одни несправедливости решались в большей степени мирно, вторые решались большей частью кроваво, а третьи так и оставались вопиющими и неразрешёнными, в зависимости от противоборствующих в них сил. И хоть целью данного сочинения ставится не разрешение представленных в нём беззаконий, однако же одно из них (вкупе с его последствиями) рассматривается им вплотную. Началось всё далековато от центра с библиотекой и площадью, ближе к окраинам, в типичном двухэтажном каменном доме, на втором этаже которого размещались жилые комнаты, а на первом...
  
  ***
  
  - С вас на восемь золотых больше. Руда оказалась лучшего качества, чем я ожидал. Пришлось растопить печь сильнее, и угля на растопку ушло порядочно. Вы должны оплатить его мне.
  - Вы не надуете меня.
  - Мне незачем обманывать вас, у меня воз работы.
  - Он не мешает вам заработать лишних денег на человеке, которого вы не знаете.
  - Помилуйте! Я возглавляю союз, в который входят пятеро мастеров и дюжина подмастерий. Нам не нужно, чтобы ваши уста принялись разносить по местам весть, будто бы мы обманываем искателей приключений.
  - Только что вы добились как раз обратного, - пауза. - Аванс у вас есть, вот оставшаяся сумма. Верните оружие.
  - Благодарю. Но меч не верну до тех пор, пока не получу плату за уголь. Вам следует покрыть все мои расходы.
  - Тогда я забираю меч вместе с деньгами.
  - Вы не сделаете этого.
  - Почему же?
  - Я позову стражу.
  - Я позабочусь о том, что вы не выйдете на улицу.
  - Я не первый год работаю с искателями приключений и знаю, что вы опасны и без оружия. Я предвидел могущие возникнуть ситуации. Спешу сообщить вам, что могу поднять тревогу, не раскрывая рта. Вам следует знать это до того, как вы наделаете глупостей.
  - Вы обманываете меня.
  - Вы вынудили меня. Боюсь, вы нажили себе проблемы.
  В ту же секунду человек с крепкими руками спал, а тот, которого он признал опасным, перерывал кузницу.
  Опасный человек замер и повернулся, так как порог кузни перешагнули трое закованных в доспехи молодых людей.
  - Спокойно, это искатель приключений. Исход схватки с ним неизвестен. Но ведь он понимает, что если тронет нас, то будет иметь дело со стражей всего города?
  - Понимаю, - сказал искатель приключений голосом, звучавшим ниже, чем можно было предположить по его внешности. - Всё же вам лучше уйти. Вы не получите выговор за упущенного преступника, а я покину город не спеша.
  - Мы бы позволили вам уйти. Но кузнец платит за то, чтобы мы бдительнее охраняли его дело.
  Поймите правильно, речь идёт не о коррупции; любой другой ремесленник заслуживает защиты с нашей стороны. Пока не спутывается с искателями приключений, конфликтов с которыми мы предпочитаем избегать, - пауза. - До той поры пока у нас есть выбор.
  - А выбора у вас нет, и вы погрязли в неприятностях, дадите вы мне уйти или нет.
  - Мы потеряем работу, если позволим вам уйти, и рискуем сразиться с вами, если не позволим. Поэтому, почему бы нам...
  В этот момент в кузню шагнуло ещё двое, и соотношение сил переменилось. Пятеро стражей принялись разглядывать искателя приключений, и он знал, что причиной тому было не его дорогое снаряжение, доступное стражам разве что в мечтах да снах.
  - Мы можем избежать неприятностей, если вы разбудите кузнеца и на пару с ним расскажете, что между вами произошло, - другим тоном продолжил страж. - Я почти уверен, что не правы вы, и вам придётся компенсировать мастеру испуг и потерянное время работы. К слову, для вас эти деньги не имеют большого значения. Но может быть и такое, что ошибся мастер. Тогда он поставит на стол бочонок холодного крепкого пива, который мы вместе с вами с удовольствием разопьём.
  - От холодного пива не откажусь. Но вам нельзя пить на посту.
  - Мастер не расскажет. Пиво обойдётся ему дешевле вызванных по ложной тревоге стражей.
  Сразу шестеро воинов ввалились в кузницу, и в помещении стало тесно. Одиннадцать против одного, подумал искатель приключений, принимая во внимание уровень их подготовки...
  - Прошу разбудить кузнеца, - сказал страж, старший по званию среди молодых людей.
  Искатель приключений посмотрел на неподвижного мастера. И ничего не сделал.
  - Разбудите кузнеца, - ладонь в латной рукавице (как и ещё десять таких) опустилась на рукоять меча. В условиях тесноты короткое лезвие этого оружия обещало быть смертоносным.
  Но искатель приключений изучал доспехи блюстителей порядка. Тогда клинки с лязгом покинули гнёзда.
  Они догадались, что за мной не стоит группа таких же отчаянных, как я сам. Что у меня не подписан договор с новым влиятельным работодателем, который может заступиться за меня. Они убьют меня, а прежде сделают одно отвратительное дело.
  Тут взгляд искателя приключений упал наконец на знакомые ему ножны, и это определило его дальнейшие действия.
  - Я сдаюсь, - сказал он, опустил голову и сделал шаг назад и чуть в сторону, по направлению к столу с мечом. Слух подсказал ему, что с улицы в кузницу уже протискивались ещё двое воинов.
  Слишком много, чтобы обездвижить всех одним ударом.
   - Нам нужно, чтобы вы разбудили кузнеца. Только-то и всего.
  Но глаза старшего из стражей горели предвкушением совсем другого рода. Потом он скажет своему капитану, что искатель приключений сделал резкое движение, которое они не могли трактовать никак иначе.
  - Вам нужен не кузнец. Возьмите, что хотите, и забудем обо всём, - сказал искатель приключений и расслабился, так чтобы стражам это было хорошо видно.
  Он знал, что они знали, что он знал, что сопротивляться бесполезно - слишком неравны силы, слишком мало места в кузне. Решил, что, сдавшись, смягчит их пыл. Ещё он знал, что они поняли его уловку, отчего поступят намного грубее, чем поначалу задумывали, когда их стало больше, чем трое и пятеро. Конечно, стражи тут же пошли к нему. Про кузнеца забыли.
  Подходя, они видели то, что собирались сделать с ним, в подробностях. И их заводило ещё больше оттого, что он отступал и смотрел в пол.
  Но когда руки стражей потянулись к искателю приключений, ибо он упёрся в стол и ему стало некуда отходить, он вдруг скрылся с тринадцати пар глаз, будто растворился в воздухе.
  Стражи опешили. Затем, понукаемые старшим, выстроились в двойную шеренгу, как раз в ширину кузницы, и пошли вперёд, ожидая натолкнуться на ставшее невидимым тело.
  Шеренга, однако, упёрлась в стену кузницы, не встретив препятствий на своём пути. Повернулась, прошла к выходу. Обратно к стене. К выходу, с запертой последними двумя вошедшими воинами дверью. Но никого не нащупала.
  Искатель приключений испарился. Его физически не стало в кузне. Помимо воинов в помещении находился теперь только коренастый человек, всю жизнь проработавший кузнецом.
  Сняв рукавицу, старший из стражей крепко ударил мастера по лицу. Тот упал на пол, но не проснулся. Тогда прозвучало распоряжение отыскать в кузнице бочонок с пивом. Затем - приказ достать тринадцать кружек погрязнее.
  ...А за несколько домов от кузни искатель приключений шёл кратчайшим путём прочь из города. Шёл быстро, и люди убирались с его дороги, даже те, кто мог похвастать не самым низким положением в обществе и весомыми связями. Лишь мальчишки да девушки (особенно девушки) старались поймать его взгляд, хоть и на тех, и на других он давно перестал обращать внимания.
  Он не думал о том, что его могли преследовать: приучил себя не забивать голову мыслями, когда нужно действовать. Полагал, что если за ним погоня, то он скоро узнает об этом, и будет действовать по ситуации. Жаль, что в населённых местах он не применял способных причинить вред навыков, коих у него было предостаточно!
  Тем не менее, взгляд искателя приключений скользил по каждому клочку улицы, прощупывал каждого человека старше и младше определённого возраста из тех, кто спешил перейти дорогу, завидев его, или, постаравшись не потерять достоинства, прижимался к стене и его пропускал. Поглядывал искатель приключений на окна и присматривался к дверям, так как мог предугадать, когда они откроются и в них возникнут готовые к бою люди. Когда край ножен на перевязи дёрнул своими ручонками совсем маленький (поэтому лишённый страха) мальчик, он оказался раздавленным до слёз взглядом искателя приключений. Но стоит заметить, что удовольствия искателю приключений этот взгляд и его последствия не принесли.
  А вот на перекрёстке дорог, к которому искатель приключений скоро вышел, поверх голов горожан маячили два шлема из блестящей на солнце стали, и он повернулся и пошёл назад, с недовольным восклицанием про себя, ибо хозяева этих шлемов, стражи, перекрыли ему путь, когда до городских ворот оставалась всего пара кварталов. Он решил проскользнуть по другому перекрёстку и не проверять реакции стражей на своё появление. К счастью, за спиной его не раздалось окриков, из чего следовало, что стражи его не заметили (либо решили не замечать).
  Он быстро прошёл то место на улице, где появился из воздуха на глазах у степенной пары и десятка менее заметных жителей. В тот момент, сразу после того как он возник на дороге прямо среди людей, он обвёл глазами их всех и приложил палец к губам, показывая, что не поздоровится человеку, который сочтёт только что увиденное им каким-то необычным, странным. Искателя приключений поняли: никто не хотел иметь дело с ним, никто не хотел, чтобы он решил, что ему в чём-то воспрепятствовали.
  Ныне же степенной пары уже не наблюдалось (быстро ходят неторопливые почтенные люди, когда вдруг запахнет жареным), да и сама улица изрядно опустела, хотя и пролегала через весьма оживлённую часть города. Шагая меж каменных домов практически в одиночестве, искатель приключений чувствовал себя отвратительно на виду. Пока что он не наблюдал за собой погони, но в ситуациях, когда она была возможна, он неизменно предпочитал поскорее затеряться в как можно большем количестве людей.
  На перекрёстке, к которому искатель приключений вышел, стражи не стояло. Он повернул, и с удовольствием влился в людской поток, пошёл через толпу. Проталкиваться не стал, поумерил шаг: пускай видят, что он не спешит, и у него нет причин для беспокойства. Так никому и в голову не придёт подумать, что всего десять минут назад он едва не сошёлся с оружием в руках с городской стражей. Однако, повернув во второй раз, на следующем пересечении дорог, искатель приключений налетел прямёхонько на добротный латный доспех.
  В своей экипировке искателя приключений нельзя было назвать лёгким, вот он и не удивился тому, что латник покачнулся от столкновения. Но и сам искатель приключений отступил на шаг в попытке удержать равновесие, и только когда вновь устойчиво опёрся на почву под ногами, он поднял гневный взгляд на огромного даже по меркам воинов детину.
  А тот вдруг добродушно поинтересовался, не ушибся ли искатель приключений (презрительная усмешка была стражу ответом) и сообщил, что они ловят беглого преступника, а у искателей приключений на такие дела нюх, посему не чует ли он того преступника поблизости?
  Искатель приключений небрежно осведомился у стража об оружии беглеца, в ответ на что узнал о кинжале работы хорошего мастера, который преступник выкрал при побеге оттуда, куда его заперли после суда. Страж недоумевал, почему 'этого маргинала' сразу не казнили, ведь было понятно, что стены тюрьмы не удержат его. Нет, его нельзя назвать искателем приключений, ибо он не так богат и успешен.
  Здесь страж был отблагодарён, уверен, что рядом опасного для людей ничего нет, и оставлен стоять на перекрёстке.
  Только вот когда на дороге, спустя несколько минут такого же неспешного ходу, возникли сразу трое высматривавших кого-то стражей, решено было во второй раз повернуть назад и не искушать судьбу. Вероятно, что если беглый убийца (а искатель приключений чуял, что тут пахло кровью) стоял на повестке дня, то на инцидент в кузнице закроют глаза. Однако годы занятия профессией научили героя сего очерка как безрассудству, так и осторожности.
  Большого стража на перекрёсте уже не было. Зато люди стали посматривать на искателя приключений как-то по-другому, пускай всё так же старательно освобождали ему дорогу. Напряжение сгустилось в воздухе.
  Перекрёсток, поворот, путь чист - судя по горожанам, что свободно шли в обе стороны улицы здесь. В нескольких кварталах - городские стены; при желании можно перебросить себя через них, ценой того что к этому навыку придётся не обращаться потом несколько дней. Но до этого не дойдёт, ибо ворота рядом, а четыре блюстителя порядка на них - не помеха к свободе от не очень дружелюбного города. Особенно, когда на твоей стороне фактор внезапности.
  Но, как выяснилось, дальше и эту улицу перекрыли. Просто горожане ещё не успели покинуть её и пойти по своим делам другой дорогой. Обернувшись, искатель приключений обнаружил, что трое стражей, от которых он пошёл прочь из осторожности, последовали за ним.
  Это значило, что путь из города остался только один. Ох, какой неудобный и нежелательный в таких обстоятельствах! Искатель приключений нырнул в переулок.
  В переулке было чисто, и даже светло, хотя день клонился к вечеру и дома близко подступали друг к другу. Искатель приключений поспешил углубиться, поглядывая влево, в поисках поперечного хода, который вывел бы на перерезанную баррикадой улицу, но уже за заграждением и его стражами, однако поперечного хода не нашлось. Единственный поворот в переулке привёл искателя приключений в образованный зданиями, у которых он выступил из воздуха, только по противоположную, внутреннюю сторону улицы, покинув кузницу, тупик.
  Глупое положение. Вернулся туда, откуда начал. Только в худших условиях.
  Идти назад было всё равно что признать поражение, и гордость искателя приключений (если не сказать 'гордыня') восстала против этого. Проходить сквозь стены искатель приключений не умел (и не знал способных на то даже по случайности людей, хотя и слышал время от времени смутные толки о таких деяниях). Оставалось расщепить своё тело в пространстве, собрать его по кусочкам у самых ворот, чтобы стража оторопела и дала пройти...
  Но воздух в проулке вдруг запел. И в извести, точно в щели между камнями здания, перед искателем приключений задрожала стрела.
  Он обернулся и обнажил клинок (звон лезвия принёс ему массу удовольствия). Перед ним стояли те самые преследовавшие его три стража: они оказались достаточно зоркими, чтобы заметить, куда он повернул с улицы. Один из стражей держал короткий лук, и показательно медленно накладывал на его тетиву новую стрелу.
  Расстояние было слишком малым, чтобы промахнуться, пустив стрелу в стену, мимо искателя приключений. Посему напрашивался вывод, что стражам приказали доставить искателя приключений живым, и этой стрелой стражи только предупредили, что готовы использовать для выполнения приказа силу.
  Искатель же приключений не хотел применять силу в ответ.
  Однако в условиях, когда силу собирались применить к нему, у него не оставалось выбора.
  И это же значило, что конфликт с городской стражей отныне пересекал черту насилия.
  А трое стражников вдруг с проклятиями бросились прочь. Натренированный слух искателя приключений разобрал, как они сдавленно ругались, оттого что ошиблись. Убегая, стражи обронили несколько слов о том, что нужный им человек украл кинжал, а не меч.
  Тогда искатель приключений не спеша прошёл проулок в обратную сторону. Теперь он был уверен, что по всему городу искали не его, а беглого убийцу - спасибо этому человеку за его своевременный побег. Следовательно, можно было с невозмутимым видом пройти заграждение на дороге, из-за которого он вынужден был свернуть в проулок, совершенно так, как подобает стоящему вне всяких людских порядков существу.
  Стража работала хорошо: улица уже опустела, когда искатель приключений вынырнул на дорогу из тесного прохода между домами. Он беспрепятственно сосчитал оруженосцев, после чего выделил из них руководящего заслоном. Следовало медленно приблизиться к молодым людям и без нажима попросить их расступиться, в случае если они окажутся достаточно глупы, чтобы не сделать сего самостоятельно: баррикада состояла из стоявших плечом к плечу в две шеренги латников.
  Их доспехи под серый цвет камней зданий контрастировали с коричневой линией дороги; искатель приключений сощурился, чтобы блики солнца на стали не слепили ему глаза, но не настолько, чтобы выглядеть беспомощным, когда приблизится к живой стене. Медленно подходить к ней могло пощекотать нервы, если бы он знал, что им нужен он, но по мере сокращения расстояния в цепи не наблюдалось волнений, что подтверждало, что целью оцепления являлся другой человек.
  Искатель приключений покинул отведённую простым людям боковую часть улицы и пошёл по самой середине её к главному из стражей. Тем самым он показал, что скрываться ему незачем, а заодно - что он готов к противостоянию (словесному, для начала), если ему вздумают сообщить, что велено не пропускать никого. Для пущего эффекта искатель приключений пошёл ещё медленнее, почти вразвалочку, насколько позволила ему его неплотная комплекция.
  В нескольких шагах от заслона солнце зашло за тучу; блики на латах погасли, и искатель приключений перестал щуриться. Любой из двадцати латников вблизи оказался выше искателя приключений по меньшей мере на голову, но все они потеснились, включая старшего по званию. Искатель приключений с вызовом парировал брошенные на кожаный доспех и украшенные самоцветами ножны его взгляды.
  Теперь дорога из города и прочь от постыдного случая, когда пришлось применить силу к мирному жителю, свободно текла под ногами, словно бурая, посыпанная песком река. Сызнова залитые солнцем - оно выглянуло из-за облака, - каменные дома будто прощались с возмутителем спокойствия в отрасли мастеров и подмастерий кузнечного дела. Искатель приключений без помех миновал два квартала.
  До беглого преступника искателю приключений не было никакого дела. Задание, на которое он нанимался к имущему купцу, уже два дня как было выполнено, плата за него получена в целости, и ни копейки не растрачено поверх того, что уходило на каждодневные нужды, так как он умыкнул со стола кузнеца всю плату за его работу. Искатель приключений допускал, что в этих краях принято оплачивать все расходы ремесленников, но он, чужеземец, во время заключения сделки поставлен об этом в известность не был, потому требовать от него уплаты сверх оговорённого было делом бесчестным. За это мастер поплатился заработком и непредвиденными расходами.
  Но поработал кузнец хорошо, ибо искатель приключений чувствовал и слышал беззвучную для уха простого человека песнь меча в ножнах. Тем самым его поход на запад через гнусные места удался. А вот впереди замаячили ворота, и искатель приключений ускорил шаг, а на тонких изящных губах его заиграла улыбка.
  Заиграла и погасла, когда из толпы у ворот вынырнули одиннадцать стражей, из тех что пришли по зову кузнеца, а за ними выскочили ещё несколько человек, по всему судя - их товарищи. Не потребовалось гадать, что такое количество латников делало у выхода из города: они пошли прямо к искателю приключений, с понятными ему намерениями.
  Тот оглянулся. Увидел позади себя только озадаченных и слегка любопытствующих горожан. А вот на городской стене вдруг возник хлипкий юноша, будто просочился сквозь щель между дверью и косяком настенной башни.
  Глаз искателя приключений вмиг определил в юноше ученика, но не первой ступени работы с энергиями, и способного помешать перенестись за стены с помощью применённого сегодня навыка своим умением.
  Мигом улыбка вернулась на губы искателя приключений: она всегда осветляла его лицо, когда он чувствовал опасность и хотел с ней поиграть. Сейчас появилась такая возможность, благо в устроенной стражами западне оказался не просчитанным крохотный, но грозивший в руках умелого человека превратиться в толстого и насмехающегося над глупцами зверя момент.
  Искатель приключений побежал. Пока что не быстро, со знанием того, что ученик на стене разве что только тоже побежит, так как повода к применению его неокрепшего мастерства у него пока ещё не возникло.
  Так и оказалось, когда искатель приключений сместил глаза вправо, а до того ловко обогнул ведомую молодым человеком в простых белых одеждах группу стариков - вслед ему раздалось несколько гневных восклицаний. А затем позади искателя приключений вдруг раздался такой лязг, что дома, верно, подпрыгнули - это полтора десятка стражей пустились вдогонку манящей, соблазнительной, удаляющейся трусливой спине искателя приключений.
  Этот день город запомнил надолго.
  Искатель приключений побежал вдоль стены не потому, что не захотел углубляться обратно в город, а потому что пожелал измотать юношу, который вряд ли, судя по его виду, уделял достаточно внимания своей физической подготовке. И всё же мальчишка выдохся минутой позже, чем искатель приключений предположил: он споткнулся обо что-то на (достаточно гладкой, чтобы по ней без тряски проехала колесница) стене и упал неловко, больно - насколько его падение удалось разглядеть. Когда искатель приключений посмотрел назад, он увидел, что стражи в панцирях тоже отстали, и отстали хорошо - чего добиться так же входило в его намерения.
  Но тут искателю приключений стало скучно и даже обидно, ибо всё оказалось слишком просто.
  А затем возник интерес, потому что солнце заиграло на доспехах стражей, прокладывающих себе дорогу среди людей впереди искателя приключений. Пришлось решать, переноситься за стены сейчас же или поиграть с опасностью ещё? Ведь черта насилия всё ещё не была пересечена, а повсюду - свидетели, и они запомнят всё, что увидят. А именно - что не искатель приключений первым использовал силу.
  Искатель приключений подумал, и решил покинуть город с достоинством. С достоинством - по своим понятиям. Он свернул влево, перед самым носом у проталкивавшихся ему навстречу стражников, и тем же лёгким бегом двинулся прочь от городской стены.
  Вскоре до него дошло, что его преследовало слишком мало народу, и что двигались они, при всём пыле своём, слишком медленно, невыносимо медленно, чтобы он воспринял их всерьёз. Большая часть стражи занималась всё-таки беглым преступником, а по душу искателя приключений отрядили более чем скромную силу.
  Его это не порадовало. Ему захотелось привлечь к своей персоне больше внимания. Одна из худших черт этого искателя приключений заключалась в том, что когда он заводился, для него не существовало дороги назад. И он прекращал в полном смысле этого выражения мыслить последовательно и логически обоснованно.
  Поэтому он побежал по улице чуть быстрее, туда, где увидел возможность нашалить достаточно, чтобы за него взялись, как следует. Коротким движением руки он развеял неожиданно загустевший у его ног воздух - плод отчаянной попытки мальчишки со стены не дать ему уйти.
  В самом деле, размышлял искатель приключений в эти секунды у себя в голове, пока я бегаю по городским окраинам, капитаны стражи не сильно волнуются, потому что тут граждан мало. А я хочу, чтобы капитаны разволновались по-настоящему. И искатель приключений повернул направо на первом же перекрёстке, откуда и пустился в густонаселённые городские районы, по дороге приближаясь к...
  Да, эти махины возвышались над любым из жилых домов города; макушками своими они соперничали по высоте с самими городскими стенами. Для крушения толстой каменной кладки эти механизмы проектировали и создавали.
  Их собирали здесь, на большой открытой площадке без зданий, из поставляемых из других городов частей, и гоняли по служившему им полем испытаний морскому берегу затем. Далее широкоплечих гигантов с железом вместо кожи и железом и древесиной заместо внутренних органов отправляли туда, где в тот момент штурмовали слишком прочные для обычных осадных орудий крепи. А тех великанов, что не прошли проверку на песчаном берегу, переплавляли в оружие для пеших воинов и всадников.
  В тот день на площадке стояли две полусобранные машины, и ощерившейся своей недоделанностью, торчащими острыми углами, цепями, огромными и малыми шестернями и тросами впечатляли ещё больше. При виде искателя приключений с латниками на хвосте рабочие, что весь день трудились над махинами, мгновенно сообразили, как плохо могут обернуться их дела и попрятались кто куда. А искатель приключений припустил вперёд, побежав уже даже по своим меркам быстро. Однако он не собирался губить ни одно живое существо тем, что сделал дальше.
  Ближайший к искателю приключений великан твёрдо стоял на двух ногах, а вот тот, что подальше высился, вторую ногу к тому моменту лишь отращивал, и держался вертикально благодаря прикреплённым к вкопанным в землю камням тросам из стальной верёвки. Проверю-ка я работу механиков, мелькнуло в голове у искателя приключений, когда он подобрался достаточно близко, чтобы исполнить задуманное им.
  Во второй раз клинок покинул ножны, с чудным звоном освобождения от кожаной темницы, и рассёк два железных троса-опоры дальнего великана, будто обычную верёвку разрубил.
  Осадная махина не сразу поняла, что ей отныне надлежало изменить своё положение в пространстве. Но когда понимание сего настойчиво постучало в пустую её голову, то с достойным уважения рвением она выполнила то, что от неё требовалось, то есть выдрала из гнёзд в земле оставшиеся опоры и полетела прямо на великана первого, за компанию. Роста у осадной машины хватило, и спустя показавшееся вечностью мгновение оба орудия с таким грохотом полегли на землю, что у искателя приключений заложило в ушах.
  Он намеренно не побежал дальше, подождал, чтобы пыль улеглась, и удостоверился, что никому ничего не прищемило. Так сё и оказалось, когда стражи и рабочие пересчитали друг друга. Вот тут искатель приключений издал звонкий клич - с намерением привлечь к себе их утерянное внимание.
  Часть рабочих, разгневанная, побежала вместе со стражами в сторону искателя приключений. А он решил, что раз так, то задумка удалась, и удалась на славу - поворачиваясь и беря направление в самый центр города, найти который было совсем не так сложно, как того хотелось бы в этот день капитанам стражи.
  Весьма скоро искатель приключений пришёл к выводу, что преследовали в первую очередь теперь уже его, а не посмевшего испортить его выход на сцену преступника, пусть тот даже по уши вымазался в крови. Искатель приключений понял это по бурно росшему числу почётного эскорта за собою, взмыленного и запыхавшегося, и по (пока) слабым попыткам перегородить ему дорогу. Очевидно, большая часть стражи до сих пор действовала в других районах, и только после крушения осадных орудий им приказали стянуться вокруг центра города. Теперь происходящее полностью соответствовало второй части безумного плана безумного (уже) человека, чью гордыню грубо попрали.
  И всё же он надеялся, что на конечном пункте его путешествия не будет ни живой души из мирного населения.
  Скоро попытки остановить его начали напоминать с умом организованные заслоны, а среди стражей в латах стали появляться тощие ученики мастеров из библиотеки, обучающиеся работать с энергиями. Искатель приключений побежал действительно быстро, так что ветер чёртом засвистел в его ушах. Он знал, что долго с такой скоростью не пробежит, но готов был попотеть ради того, чтобы показать преследователям и вообще людям, что значило плохо обращаться с искателями приключений. Земля под ногами его огромными скачками уносилась назад, и дома сливались в сплошную серую полосу, тут и там расцвеченную солнцем.
  Наконец искатель приключений понял, что видит в просвете домов впереди себя открытое пространство, равно как и первую полностью перегородившую улицу цепочку стражников. По команде те разом подняли щиты, тесно сомкнули строй, превратились в настоящую стену из плоти и стали. Такую стену следовало штурмовать разве что тараном осадным, либо, на худой конец, тяжёлой рогатиной с широким наконечником и металлическим древком, ибо деревянное тут же бы перерубили.
  Здесь капитаны стражи почувствовали уверенность, что ничего нового уже не произойдёт. Что дикарь, как они прозвали искателя приключений, остановится перед заслоном и бросит свои ножны на дорогу либо врежется в щиты, отбросит двоих-троих крепких латников и сам упадёт без сознания от удара. Будь он хоть тысячу раз искателем приключений, но череп у него всё-таки сделан из человеческих костей!
  Далее они со всеми почестями приведут дикаря в чувство, и со всеми почестями же стребуют с него уплату за всё им сотворённое, а если его карман не потянет, то заставят отработать неоплаченный ущерб. Да, сидя в полумраке своих кабинетов, капитаны стражи довольно потирали руки, а некоторые из них, не скрывая, злорадно посмеивались.
  А вот искатель приключений раскусил их намерения в доли секунды. Он уже догадался, что после учинённого им погрома даже его товарищи по профессии могут не заступиться за него. Он рассчитал, что золота в его распоряжении не хватит на оплату разбитых осадных великанов. И понимал, что после судилища, которое ему устроят, его заставят выполнить ряд грязных и опасных дел для стражи и власть имущих, и не слишком побеспокоятся о том, чтобы в процессе их выполнения он хотя бы выжил.
  Отношения между искателями приключений и сильными мира сего обильно припудривались сладкою пыльцою, но только припудривались, и только на поверхности.
  А ещё искатель приключений осознал, что люди, традиционно, ошиблись в оценке его способностей.
  Бог знает, каким ветром, но задуло на эту улицу торговца оружием, везущим в телеге товар. Поздно торговец понял, что свернул не туда и не вовремя, но бросать клинки-доспехи свои забоялся. С места возницы он спрыгнул и принялся толкать повозку в зад, будто это могло прибавить ей резвости. А от окриков стражей только сильнее напрягся, теряя голову на плечах, ибо решил, что чем ближе к заграждению повозка окажется, тем в большей безопасности будет его оружие.
  При виде сей картины в третий раз искатель приключений расплылся в улыбке, даже едва не рассмеялся в голос (дыхание поберёг). Припустил во весь опор, вмиг нагнал телегу, перемахнул скачком её борта, пробежал по оружию да по спинам животных, после чего взвился в воздух, распластался в прыжке и перелетел очумевших стражей заставы, по дороге смахнув пару шлемов с бестолковых их голов.
  Приземлился на ноги, перекатился через плечо, подхватил подскочивший на кочке на дороге шлем и выскочил в открытое пространство, где почуял ступнями через подошву твёрдый щебень вместо матушки-земли.
  Церемонным шагом он вышел на центр площади, одел шлем. Повернулся к тому месту, где стояла, разинув рты, горе-баррикада. Жаль только, что заливавшее искателя приключений закатное солнце не подцветило ни одной лысины среди оголившихся от шлемов доспехов, так как ни одной лысины там не наблюдалось.
  На площади перед библиотекой пункт назначения искателя приключений был достигнут. На священную площадь искатель приключений сознательно выманил закованных в доспехи людей, и тем самым обратил в прах традицию, которой лет столько же, сколько городу самому.
  Святотатство, оскорбление, плевок в лицо: он достойно отвечал на то, что сделали ему. О, он знал, что перегибал палку, и собирался перегнуть её ещё больше, за всех искателей приключений, к которым хоть раз отнеслись хуже, чем к обыкновенному человеку. Разума между его хорошеньких ушей совсем не осталось.
  Медленно, будто в воде, с трёх сторон площадь заполонили стражи; их лица побагровели, глаза зажглись, заполыхали гневом. Больше сотни латников попрали подкованными подошвами святое место в тот день, чтобы вершить правосудие, чтобы пролить кровь осквернителя на овеянный спокойствием камень. Пусть здесь лучше будет растерзан преступник против уважения человеческого, нежели вековой щебень понесёт клеймо позора! А из библиотеки вышли в мантиях четверо взрослых мужчин с шевелящимися и крючковатыми пальцами - то были уже учителя работы с волшбой.
  Все в молчании уставились на искателя приключений.
  А искатель приключений содрал с себя шлем и грянул им оземь. Прокричал ясным голосом:
  - Возьмите меня, будь вы прокляты!
  После этих слов ножны воинов полетели на камень, в рукавицах пластинчатых зардели беснующиеся клинки. Крючковатые пальцы заскрежетали по воздуху, меж ними заполыхал багровый свет. Багровый пламень.
  Волной океана накрыли искателя приключений стражи, и пламя ударило в тот же момент с неба в то место, где он стоял, опаляя, сжигая, испепеляя его. Дикий нечеловеческий вой раздавил площадь.
  Хлынула алая река из разорванного тела. Изжарилось свежее мясо. Затлели с приторным запахом кости.
  Да вот только почудилось всё это ослеплённым яростью людям.
  Но было уже поздно. На святыне между воинами разразилось побоище безумное, и набрало оно чудовищный размах. Так случается, когда с трёх сторон сталкиваются три строя ратников, а с небес на них хлещет жгучий огонь.
  ...А искатель приключений собрал по частичкам своё тело, сунул торговцу оружием набитый золотом кошель в руки и зарылся в бронь-лезвия-стрелы в тележке. Объяснять большего торговцу не потребовалось, и повозка неспешно закатила к воротам города.
  Бой на площади уже стихал, когда на глазах изумлённых стражей ворот искатель приключений воздвигся из горы оружия и мягко спрыгнул на землю. Отмерил торговцу ещё монет, а остальные бросил под ноги дозорным, сказав, кивнув головой в сторону площади, что там заслуживают своё бесчестные люди; весь город шумел о бою.
  Искатель приключений просто прошёл городские ворота, спустился по протоптанной в грязи колее да скрылся за поворотом, только длинные светлые волосы его вспыхнули в последних лучах солнца на память городу о себе.
  А ещё походка бросившего вызов обществу человека была чересчур лёгкой.
  
  ***
  
  На самом деле не только походкой и длинными волосами отличался этот искатель приключений от большинства представителей своей профессии: если приглядеться, лицо его было тоньше и острее, фигура изящней, а руки складывались не совсем так, чтобы ими было удобно, к примеру, метать предметы. Его руки охотней держали, обнимали бы, несмотря на то, что ни первого, ни второго они не делали уже долгими годами, прожитыми их хозяином под солнцем.
  Но стариком назвать этого искателя приключений никто не осмелился бы, ибо в его юности зрелостью даже и не пахло, и только глаза его смотрели на мир мудрее, чем то полагалось для пылких лет. Читался в глазах тот вызов, с которым молодые идут в жизнь, не зная её хитростей по укрощению таких вот уверенных в себе лиц. Симпатичных уверенных в себе лиц, чтобы быть точнее.
  Подытожив, вопреки роду занятий, кожаному доспеху, внушающему уважение мечу в добротных ножнах, мост над быстрой синей рекой переходила девушка, вернее, дева из народа почитателей поэзии, лука и стрел. Звали её Лихт, ибо так она представлялась людям, кто поручал ей работу.
  Грязную работу, любую грязную работу.
  Вот мост с насыпью и городом остался позади, вместе с мыслями о справедливости, связанными с только что покинутым населённым пунктом. Идя вверх от моста и реки, по извилистой дороге на природную возвышенность уже и прочь от рукотворной, Лихт всё больше успокаивалась, зная, что её сочли мёртвой после побоища на площади, и пройдёт ещё немало времени, прежде чем торговцу оружием и дозорным на воротах поверят. Если вообще поверят, что для власть имущих города будет далеко не самым предпочтительным вариантом. Следовательно, она не слишком часто оглядывалась назад.
  Всё же Лихт надеялась, что кто-то из капитанов стражи окажется достаточно пытливым и влиятельным человеком, чтобы проверить, не обвели ли их вокруг пальца, потому что тогда урок городу будет преподнесён в полной мере: поползут слухи, что искатель приключений ушёл от возмездия. Монеты, которыми Лихт расплатилась с торговцем и просыпала под ноги страже, позаботятся, чтобы хоть кто-нибудь всерьёз заинтересовался свидетельствами дозорных и торговца оружием. А эти люди рано или поздно заговорят - нужно только, чтобы их болтовня попала в правильные уши.
  Стоило мысленно вернуться к теме возмездия, как та сызнова живо затрепетала в голове Лихт. Но искательница приключений уже смотрела на содеянное ею иначе, чем всего час назад: она восстанавливала перед своим мысленным взором цепь событий и придавала всему произошедшему совершенно другой смысл. Как почти всегда бывало с нею в таких случаях, она заставила себя признать, что снова зашла непозволительно далеко. Но в то же время поймала себя на мысли о том, что приведись ей вернуться в прошлое и предстать перед возможностью переиграть свои действия, то она всё равно поступила бы точно так же.
  И дело не в гордыне. На её месте любой достаточно сильный для такого искатель приключений повёл бы себя похожим образом. Искатели приключений слишком хорошо помнили времена, когда их ещё не воспринимали всерьёз, и в их памяти ещё не высохла кровь, которой они заставили остальных начать считаться с ними. Знание о тех событиях неустанно передавалось из уст в уста искателями приключений.
  И не только ими одними, и не только устно, раз уж об этом речь. Оно записывалось в книги историками и служило предметом неустанного интереса других исследователей, из самых разных областей науки; да и без того оно уже стало достоянием общеизвестной истории, в которую любой образованный и необразованный человек был посвящён.
  Зная это, ни один искатель приключений не спускал с рук недостаточно уважительное отношение к себе, и нередко - ценой собственной жизни. Но тем самым он напоминал людям, что искатели приключений в своих делах идут до конца, и что однажды соотношение сил может перемениться.
  Поэтому, будучи искательницей приключений, Лихт поступила правильно: она предпочла излишнюю жестокость неуместной мягкости. Тем более что в этот раз среди мирных людей пострадавших не оказалось.
  А впереди вырастал лес... Большой и мрачный лес, из которого лучи солнца веками не изгоняли влагу и порождаемую ею дымку, как ни старались, ибо даже проникали под покров ветвей и листьев его они с большим трудом.
  Последняя петля дороги в гору осталась позади. Стройные ноги зашагали по берущему здесь начало тракту, к деревьям. Тракт этот проходил лес насквозь, множество путников ступало по нему с юга и востока, так как с запада и севера к городу можно было подойти разве что только морем. Или воздухом, кто умел.
  Ещё в первый раз деве не понравился тяжёлый, взбугрившийся земляными складками лес, в который она попала, миновав топкие болота, что граничили с ним на востоке. Войдя тогда под листву, она вдруг поверила людской молве, нет-нет да и упоминающей некое злобное существо, промышляющее здесь после захода солнца. Это существо, согласно разговорам, после своих диких пиршеств бросало изуродованные, обескровленные человеческие тела прямо на тракте, по которому каждый день ходили и проезжали люди.
  До собственного знакомства с лесом Лихт не стесняясь насмехалась над подобными речами в кабаках и у костров, чем демонстрировала своё бесстрашие перед столь рисованным пугалом, но и отделяла возможные факты от вымысла в этих историях у себя в уме. Правильно будет сказать, что она не слишком верила людям, однако ещё до того как зашла в лесной сумрак, имела весьма точное представление о том, что, в соответствии с их рассказами, могло обитать среди покрытых резко пахнущим мхом стволов, мощными корнями высасывающих из почвы влагу, да не справляющихся.
  Бесстрашие искательницы приключений редко бывало наигранным, а нервы её отточились в невообразимых для обычного человека переделках, но её пробрал озноб, когда две луны назад она ступила под хвою и мясистые листья этого лесного массива. А, проснувшись ночью, дева почувствовала, будто бы её разглядывают, раздумывают, выпускать ли под свет солнечный в грядущий день или оставить в своих покрытых коркой человечьей крови когтях. Когда утром опушка осталась позади, искательница приключений испила из фляги так же нуждавшегося в компании после посещения леса крестьянина, чтобы перевести дух.
  Вот и сейчас, в двух шагах от подлеска, она внимательно оглядела кустистые ветви прежде, чем нырнула под их полог.
  Тот же час уши девы уловили дробный перестук, от которого камушки по дороге мелко запрыгали. Подумав, она отошла в кусты, и из них выглянула на тракт. У неё сразу возникла догадка относительно источника перестука.
  На дорогу к лесу взобралась лошадь, следом за лошадью же выскочило шесть пар коней; в сёдлах на их спинах неумело держались полегчавшие в плане обмундирования знакомые Лихт стражи со своим старшим во главе. Во все глаза они смотрели на лес, и стали яростно озираться, когда въехали под деревья его.
  Лихт дала стражам проехать. Мастерица сливаться с природой, она спокойно, не боясь быть обнаруженной, решала, как поступит с таким подарком судьбы. Когда крупы коней скрылись за изъеденным червями стволом толстого дерева, которое тракт нехотя огибал, дева выбралась из зарослей и завела скорбную песнь о прощании на старом языке народа своих преследователей. Лихт сделала это потому? что не сомневалась, что в намерения молодых людей входила повторная встреча с ней, и желательно без присутствия посторонних глаз.
  Пусть слова песни были тихими, но не прошло и второго запева, как стражи вернулись. При виде искательницы приключений они оголили мечи, а трое из них подняли на деву луки.
  Воцарилась тишина. Искательница приключений молчала. Молчали и стражи.
  - Поцелуй на прощание, - прошептала Лихт. Взъерошила себе волосы пальцами, чтобы выглядеть разгорячённой. Расстегнула пуговицу на декольте. Приотпустила пояс с таза, так что одним концом он обогнул её бедро.
  Разум снова покидал искательницу приключений.
  - Далеко не ушла, красавица, - раздалось со стороны старшего из стражей, и дева разобрала в его голосе нотку настоящего удовольствия от увиденного, с примесью чего-то низкого. - А жара в тебе поприбыло, как я смотрю.
  - Его хватит на вас всех, - двусмысленность этой фразы повисла в воздухе, так что старший из стражей не сразу нашёлся с ответом.
  Наконец, он открыл рот:
  - Почему бы тебе не пойти с нами обратно в город? Я прослежу, что тебя хотя бы не убьют там.
  - Тебя самого убьют, стоит тебе только появиться после того, что произошло по твоей вине, а ещё - после кражи лошадей.
  - Лошадей я отпущу. Они вернутся в город, а я приду следом за ними спустя несколько часов. А если со мной будешь ты, то я дойду до библиотеки совсем без препятствий. Идём, посмотришь, скольких после боя на площади не осталось в живых и скольких ты превратила в калек. Врачеватели оказывают раненым помощь прямо там, потому что в лазаретах нет места для такого количества людей. И убитых ещё не хоронят, потому что их родные и друзья прощаются с ними.
  Лихт не отреагировала.
  - Тебя не накажут. Ты отработаешь смерти и увечья и уйдёшь с миром. Иначе же люди во всех подвластных нашему правителю землях предпочтут твоим услугам услуги другого наёмника.
  Весомый аргумент для искателя приключений, особенно когда он знал, что это правда. Однако...
  - Я лучше отниму ещё несколько жизней, и покину ваше королевство навсегда.
  - Не покинешь.
  - Что ж, договорились.
  Молчание воцарилось на тракте; спустя какое-то время Лихт нарушила его.
  - Двигайтесь же, - сказала она.
  Стражи не шелохнулись. Они не без причины на то опасались, что их было слишком мало, чтобы все они вышли живыми из столкновения с искательницей приключений.
  В то же время каждый из них понимал, что сумей они вернуть её обратно в город, и с них снимут ответственность за бойню на площади.
  Тогда Лихт отвязала пояс с ножнами. Бросила его на землю, в нескольких шагах от себя: попыталась показаться беззащитной. После чего расстегнула вторую пуговицу пониже своей шеи, сразу под первой расстёгнутой.
  - Я не танцовщица в грязной таверне, которую вы купите монетами или даже словом, - сказала она. - Меня вам придётся взять силой.
  Вот тут по команде старшего из стражей три стрелы вспороли воздух и тринадцать всадников ринулись на Лихт.
  Одна стрела угодила искательнице приключений в предплечье, вторая вгрызлась в ногу и застряла в кости. А третья подрезала локон золотых волос девы и прибила его к дереву.
  Здоровая рука Лихт молнией подхватила ножны с дороги - стражи с трудом уловили движение, которым искательница приключений преодолела расстояние между собой и перевязью. Доставать меч было уже излишеством, когда её пальцы сомкнулись на рукояти: тут же трое лучников вдруг выпустили луки и зашатались в своих сёдлах.
  Кровь богато украсила штанину искательницы приключений, толчком хлынув из раны на ноге - последствие рывка к поясу с мечом. Но всадники неожиданно для себя пронеслись мимо девы, и слишком поздно их уста изрыгнули проклятия по поводу ловкости Лихт, ибо она отскочила с дороги прямо перед ними, будто и не раненная двумя стрелами.
  Стражи остановились, повернули лошадей; во второй раз они и искательница приключений стали лицом к лицу.
  - Ты истекаешь кровью. Как это заводит, - сказал старший из стражей.
  Не дождавшись ответа, он пришпорил коня. Он был единственным из всадников, уверенно обращавшимся с лошадью.
  Стражи понеслись на деву.
  Лихт отпрыгнула, чуть менее ловко, чем в первый раз. За это она расплатилась порезами на обеих щеках, ибо задевшие её клинки метились в голову и шею искательнице приключений. А один меч всё-таки настиг её на лету и угодил деве под левое ребро.
  Но Лихт поднялась после броска с кувырком через плечо и сделала несколько шагов в сторону стражей, к тому времени когда они снова остановились и повернули к ней коней. Прижимая ладонью рану в боку, заметила, что теперь уже шестеро всадников как будто весьма смутно понимали, что происходит. Всё это время губы искательницы приключений шептали слова на её родном языке, и ладонь правой руки не выпускала рукояти меча, хотя она до сих пор не потрудилась освободить его острие от ножен.
  - Что же ты так? Я хочу, чтобы ты оставалась красивой.
  - Тогда убей меня, прежде чем изуродуешь.
  В третий раз стражи направили лошадей на Лихт, замершую на тракте с помутневшими глазами; её доспех в трёх местах густо пропитался кровью.
  Тут копыта четырёх лошадей словно вросли в тракт: четверо молодых людей перелетели через пышные конские гривы и с хрустом позвонков упали на землю. В тот же миг ещё и почва заревела, разверзлась, а из неё плеснуло водой и подняло коней и лошадей в воздух, после чего разметало всех их по деревьям в секундной ярости. Восемь животных и столько же человек попадали с высоты далеко не самых близких к земле веток; кто-то из стражей глухо застонал, поливая сквозь сомкнутые зубы леса почву кровью, а кто-то утих, чтобы больше вообще никогда не стонать.
  Восемь, а не девять стражников, отчего рассудок Лихт лопнул и испарился. Она побежала по развороченной дороге в ту сторону, куда удалялся стук копыт единственного коня, до которого не добралось заклинание. Ещё дважды вода вырывалась из тракта, без труда пробивала плотно утоптанную и наезженную за десятки веков дорогу, но не настигала старшего из преследователей искательницы приключений. А тот гарцевал с завидным мастерством, и скоро скрылся за ближайшим изворотом великого тракта.
  Оказался не так прост, подумала Лихт, придержал коня, когда остальные рванулись вперёд. А у меня в глазах двоится от боли, не могу сосредоточиться, и вода бьёт позади него, а не там, где он будет в следующий миг.
  Ещё Лихт почувствовала, что однажды увидит этого человека снова, через много лет, когда он будет уже мужчиной в расцвете сил, или даже стареющим, с проплешинами и сединой в волосах.
  Ярость позволяла искательнице приключений оставаться в сознании, и она вернулась к месту лесного побоища, пускай её и шатало. На ходу она переломила стрелу в предплечье, отшвырнула черенок в заросли, здоровой же рукой, стиснув зубы от боли, выдрала из плоти своей обломок с наконечником. Пришлось крепко держать гладкое древко стрелы, чтобы не соскользнуть по нему к наконечнику и не поранить пальцы.
  Вторую стрелу Лихт тоже переломила, больше от злости и боли, затем её наконечник вылез из разорванной мышцы и раздробленной кости под полившийся из уст девы шёпот. Под шёпот же затянулась рана на ноге искательницы приключений, зарубцевалась так же та, что на предплечье, и свернулся глубокий порез под левым ребром. Только на щеках девушки остались своего рода кровавые слёзы...
  Настала очередь остальных живых существ; к тому моменту Лихт полностью отошла от безумия. От прикосновений её рук восемь лошадей одна следом за другой поднялись с земли. Те четыре коня, которых не тронула вода из-под дороги, потому что они потеряли своих седоков, вышли на зов Лихт из-за деревьев по сторонам тракта и смирно встали рядом.
  Затем лошади пошли за девой к опушке, ибо бездумно доверились ей, вернее, особым лошадиным чувством почувствовали, что искательница приключений больше не причинит им вреда. Кони самостоятельно выступили из леса, спустились к мосту над рекой, пересекли его в строгом порядке по двое в ряд и побрели по дороге к морскому горизонту с насыпью и городом. Лихт не понадобилось направлять их, потому что животные знали дорогу домой.
  Только тогда Лихт осмотрела людей. Достаточно сказать, что возвращать к жизни мёртвых стражей она не стала, но живым облегчила муки. Удостоверилась, что достаточно пищи и воды уцелело в их сумках, ранее навьюченных на лошадей, да сказала стражам идти своим ходом на юг, так как запад их отверг, а на восток уходит она. Сказав это, искательница приключений и вправду направилась дальше в лес, зашагала в сторону медленно наползавшей на небосвод темноты - если посмотреть вверх через ещё проницаемый в том месте свод веток.
  Скоро искательница приключений вспомнила, как ненавистен ей этот лес.
  Что не помешало ей, однако, отойдя от тракта подальше под деревья, без памяти рухнуть в жёстких и колючих кустах.
  
  ***
  
  Чувства вернулись к Лихт достаточно быстро, чтобы никакое лесное зло не застало её врасплох, беззащитной, и вот она уже шла по тракту, ища в звуках леса журчание ручья. Она помнила, что где-то здесь он выныривал из земли и тёк вдоль дороги, чем скрашивал часы путешествия своей чистой холодной водой, которой в любой миг можно было умыться и напиться. Искательница приключений намеревалась пройти вдоль русла до сердца леса, где ручей вдруг прятался в подземную пещеру, будто запоздало пугался тяжёлого сумрака чащи - только там Лихт продолжила бы ступать по тракту.
  Она любила воду, в любой форме, с любой концентрацией соли в ней. Будь то лесное озеро, ключ, река в поле или горной долине, а то и море да океан с необозримо далёкими берегами, искательница приключений всегда радовалась им, и, просто присутствуя рядом, исцелялась от их природной живительной силы. В то же время Лихт, однако, сторонилась стоячей воды, болот, так как в них вода гнила, служила рассадником вредоносным насекомым и растениям, а то и существам гораздо более опасным, нередко - наделённым неким подобием людского разума.
  Вскоре желанное журчание пробилось к ушам искательницы приключений, и дева пробралась на его тихий пока голос к руслу. Пошла вдоль текучей воды, редко отрывая от неё взгляд. Как и в прошлый раз, ручей оказался прекрасен в своей простоте, а ненавистный искательнице приключений лес вокруг него только усугубил её чувство восхищения.
  Как многие из деревни Лихт, глядя на воду, она могла прочесть, где та вода брала начало и куда держала путь. Могла заодно узнать, что думала живая жидкость о месте, в котором протекала, ну или делала вид, что покоилась в берегах. Об этом ручье дева знала всё, кроме его отношения к лесу, так как от некоторых знаний сознательно держалась подальше; в тайны этого леса не углублялась - уж слишком сильную нелюбовь он у неё вызывал.
  Но с должным уважением Лихт подняла упавший в русло лист и положила у отыскавшегося тут же, рядом, муравейника. Согласно её познаниям, деревья в этом краю скупились ронять листву даже осенью, поэтому трудолюбиво разделанный на кусочки мясистый лист сослужит хорошую службу блюстителям лесной чистоты в их роскошных подземных хоромах.
  Скоро даже для глаз искательницы приключений стало темно. Она присела на плешивый валун, извлекла из походного мешка палочку да трутницу, подожгла факел. Осмотрелась и пошла, выглядывая место для ночлега, кое спустя какое-то время усмотрела по тот берег ручья. Пропорхала по мокрым камням, ступила на сухую землю и повторно скинула с плеч тяжёлый мешок.
  Лихт прислонила мешок к совершенно недружелюбному с виду дереву, великану, показалось, глубоко оскорбившемуся тем, что для мешка не нашлось лучшего места, чем у его ног. Искательница приключений смерила дерево взглядом и подшутила вслух, что на одну ночь узловатые ветви и бугристый ствол приютят совсем не то, что им хотелось бы приютить - если они вообще за свою долгую жизнь и баюкали когда-либо живое существо. Улыбнулась уголками рта своему высказыванию остроумному, за что тут же была наказана, ибо дерево с треском и кряхтением выдрало из земли ох, какие толстые корни, и всеми ветками замахнулось на неё.
  В ответ в руках девы заиграл меч с зачарованной рудой в основании клинка. Дерево заворчало, повернулось и затопало в гущу леса. По дороге оно смело жалобно взвывший кустарник, да развешало оплеухи огрызающимся великанам помоложе. Нескоро ещё его топот потонул в листве толстой и мху мохнатом.
  Искательница приключений вернула меч в ножны, поклонилась вслед сварливому чудищу, и задумалась о мхе. Да, о мхе.
  Кстати, о мхе же! Златовласка вышла к ручью, набрала с земли, коры, камней мха в изготовленную для таких целей почти герметическую коробочку. Отобрала мох жёстко, только кустики с кровавым отливом подходили ей, встречающиеся гораздо реже, чем того хотели бы многие и многие врачеватели.
  Какую бы неприязнь к лесу искательница приключений ни испытывала, она так же хорошо знала, что его почва издавна славилась целебным плодородием. И по сей день, даже с недобрым лесом на себе, она сохранила эту силу. Только мало, кто отваживался теперь посягать на плоды её: это делали лишь те люди, кто был в силах сразиться, например, с ожившим взбешённым деревом - а деревья здесь на дух не переносили, когда в их царстве хозяйничал человек.
  Но не стоит думать, вопреки его цвету, что красный мох произрастал от крови погибших здесь травников и безнадёжно заблудившихся путников. Нужный искательнице приключений вид питался так глубоко схоронившейся под землёй медью, что разве что низкорослые люди с севера и могли только прорыть к ней шахты, а им позволяли разрабатывать рудоносные прииски лишь в их же покрытой снегом стране одной. Посему редкие корешки мха ли самого иль растений, с которыми он сожительствовал, дотягивались до меди, впитывали порами её магию и передавали наземной части, чтобы та стала жёстче, сочнее, окрасилась в королевский алый цвет всему лесу напоказ.
  Спустя неделю голодовки по воздуху мох превращался в высоко ценимый в лазаретах навар. Будучи введённым в кровь, он лечил несколько видов смертельных лихорадок, посему златовласка собиралась, раз уж представилась такая возможность, добыть карманные деньги, продав в одно из известных ей мест порцию пахучей массы, обещавшей сформироваться в её мешке. Но в мешке ли, вот, в чём вопрос!
  Потому что пристроив походной мешок у ствола соседнего толстяка (но на этот раз не говоря никаких обидных слов), дева прямо из воздуха вынула подобие мешка спального с косолапой подушкой на пару, а следом - ужин из приправленных сухарей и лёгкого алкогольного напитка. Расстелила спальный мешок на безопасном от разведённого костра удалении, схрумкала парочку сухарей, запила душистой жидкостью из фляги, да и вернула оставшуюся пищу в напитанный тишиной воздух.
  В том, что сделала искательница приключений, для неё дива не было никакого, а для тебя, уважаемый читатель, пускай побудет ещё одним чудом, которое я, возможно, не раскрою. А, может быть, раскрою, и гораздо раньше, чем ты можешь себе представить.
  Искательница приключений устроилась спать. И прокляла себя из-за истинного ночного монстра - подушки!
  Снова она забыла приобрести замену служащему причиной усталости по утрам кошмару, а от усталости этой Лихт уже давно провела связь к приступам боевого безумия, над которыми она всё больше теряла власть. И всё потому, что подушка давила на хрупкие чувствительные девы уши во время сна.
  Будь дева в другом лесу, в другой земле, то подушку ей заменил бы походной мешок - вот так просто. Но в походном мешке лежал костром в ночи горевший, отпугивающий нечисть в местах подобных этому оберёг достаточно сильный, чтобы держать его в удалении от тела, чтобы не проснуться с болью в висках поутру. Именно поэтому походной мешок ныне упирался в дерево в нескольких шагах от искательницы приключений - извлекать оберёг из него златовласка по одной ей ведомой веской причине не хотела, - вместо того чтобы облегчить своей хозяйке сон.
  Однако Лихт всё же забылась тяжким и липким, подобным нитям паутины, свалявшимся в жгучую верёвку, в кокон убирающую, кровь высасывающую даже из бывалого воина нечтом. В голове её мелькнула мысль, что это слишком похоже на воздействие извне, замаскированное под естественные одолевающие человека силы.
  Но было уже поздно, когда сия мысль посетила голову Лихт. Искательница приключений спала.
  
  ***
  
  Прошло несколько часов. На тракте появился человек. Он нёс с собой доверху заправленный зажжённый масляной фонарь, но смотрел в лесную темноту так, будто видел дальше освещённого круга от язычка пламени за стеклом на целых несколько шагов. К слову, передвигался человек так тихо и осторожно, что тревожил мягкими подошвами своей обуви лишь редкие, самые невесомые пылинки на древнем тракте, и даже ручка, за которую он держал фонарь, не поскрипывала, покачиваясь в такт его походке.
  По одежде человека можно было принять за странника, не будь она слишком грязна и оборвана даже для нищего. По движениям - за пролежавшего долгое время без охоты хищника, чьи суставы с удовольствием вспоминали свою работу. А по пальцам, загрубевшим и с трещинами, с грязью под ногтями - добывающего хлеб трудом своих рук работягу, тяжёлым и неблагодарным трудом.
  Он не боялся бродить по лесу ночью, словно бывал в местах и опаснее его, и считал свой нынешний риск не слишком великим. Более того, складывалось впечатление, что с лесом человек этот был знаком прочно, может быть, вырос в этих местах. А ещё никому не потребовалось бы объяснять, что уходил он всё глубже и глубже в лес отнюдь не случайно.
  И присматривался к дороге, к зарослям, с целью ему ведомой и много раз уже достигнутой за его жизнь. Пусть за определённое время и под влиянием определённого места в городе с площадью нрав человека изменился, и он посмотрел на мир под другим углом, но этой ночью он, однако, собирался сделать своё старое дело - чтобы изменить своё положение в обществе.
  Человек остановился и исследовал оставленные Лихт тела вместе с неведомым образом самой по себе принимающей первоначальный вид землёй в тех местах, где вечером из неё вырывалась вода. В уме человек весьма точно восстановил картину боя и составил близкое к правде представление о способностях и умениях победителя в нём. Удивился, не найдя мёртвых лошадей, ибо, по его разумению, одна или две из них неизбежно должны были погибнуть в этой схватке, но и сделал вывод, что искатель приключений теперь стал ещё и конокрадом. Он не знал, что все лошади в целости и сохранности вернулись в город.
  Хотелось верить, что человек сей не нёс на себе оружия; и одет он был слишком просто, чтобы спрятать на себе что-либо длиннее обычного кухонного ножа, каким режут хлеб. Но внешность в этом мире обманчива, поэтому более чем допустимо было, что в давно изношенном коротком сапоге, в штанине рваной, а то или в волосах даже (грязных и спутанных) прятал этот человек сюрприз смертоносный для тех, кто сам не мог постоять за себя и убить кого угодно.
  Однако за спиной его вдруг сгустилась тень чернее ночи и поплыла над дорогой, будто не касаясь её.
  Почему-то человек не заметил тени, даже когда она поравнялась и пошла нога в ногу с ним, сбоку. Не посмотрел туда, куда впитывался, всасывался свет масляного фонаря, не отражаясь, в тот сгусток ночного воздуха бесформенный. И глазом не повёл, когда тень чёрным ветром пронеслась прямо перед его лицом, всколыхнув свалявшиеся пряди его волос.
  Тогда тень стала подбирать с дороги камушки и подбрасывать их в воздух, чтобы они со стуком падали на твёрдые кочки и с хлюпаньем - в лужицы скверно пахнущей влаги. Может, на стук и хлюпанье человек обратит внимание?
  Не помогло это; тень узрела сорванную с дерева ветку и принялась выписывать ею пируэты по всем сторонам от человека - каждый взмах сопровождался пронзительным свистом. Ветвь хрустнула, ломаясь, ибо пользы ночной тени никакой не принесла в конце концов.
  Человек остановился на секунду и подкрутил фитиль в фонаре.
  Вот тут тень смекнула, что её всё-таки заметили, но умышленно не подали виду. Немедля обернулась она волком с красными глазами и выскочила из зарослей на тракт перед человеком. Расставила широко лапы, разинула пасть, взъерошила загривок, вывалила чудовищно длинный язык со змеевидным раздвоением на конце и раскатисто зарычала.
  А человек склонился и погладил волка по холке. Тень в растерянности метнулась с тракта. Человек рассмеялся.
  Спустя минуту закружился над человеком ворон и провозгласил его злую судьбу режущим и гулко разошедшимся по лесу карканьем. Жёлтые глаза ворона колдовским огнём потекли во тьме, и жёлтый клюв его был - точно поминальная свеча по мертвецу.
  Но человек признался вслух, что не носит с собой падали, и ему нечем накормить стервятника.
  Тогда полетели отовсюду летучие мыши, стаей крыльев-когтей подрали лицо, волосы и одежду, оставили порезы на загрубевших руках человека, зелёными глазами-бусинками расшвыряли искры яда на кровоточащие раны его. Разом живое пищащее облако облепило человека, повалило его наземь, стало катать в грязи и зловонной жидкости, пачкая чёрные тельца свои красным с коричневым вперемешку.
  Тут он вскочил и бросился бежать, а стая, загоревшаяся от разбитого фонаря и плеснувшего из него полыхающего масла, понеслась за ним, будто призрак восставший из ада, в пламени алкающий пожрать мир. Дикая гонка поскакала по лесу, сопровождаемая писком чёртовой дюжины сгорающих заживо кровососов.
  Убегая, человек не кричал, и вообще не подавал голоса.
  Этого тени оказалось достаточно; там, где человек не повернул с дороги, когда направлялся ещё в сердце леса, а не бежал прочь из-под древесного полога, тень сошла с тракта, преодолела густые заросли и перешла ручей, не помутив и кусочка пробившегося через ветви лунного света на воде. Да, там, над лесом, в свободном уже от облаков воздухе, висела ныне полная луна.
  Просыпались самые нечистые создания и выходили на ночную охоту, так что горе было всем, не убравшимся из чертога стволов, если не было у них покровителя вроде магии, способной хотя бы отпугнуть нашедшего добычу хищника. Магии навроде оберёга в походном мешке Лихт, моментально загоревшегося дивным светом - даже толстая ткань мешка пропустила часть этого свечения. Почему дева не проснулась в тот миг?
  А порождение ночи приблизилось, подняло походной мешок своею рукою и переместило его подальше от дерева, подальше от спящей искательницы приключений. Никак сие действие не сказалось на нём: оно вернулось и всмотрелось в складки уже спального мешка, будто могло видеть через них одежду Лихт. Особое внимание тени привлекло место, где следовало располагаться ушедшей под подушку левой ладони искательницы приключений с перстнем на пальце, обманчиво потёртым и ничего не стоящим. А после нечистая сила вгляделась в мочки ушей девы, затем приковалась взглядом к розовеющему пульсирующему декольте. Неужто ночному духу захотелось запечатлеть у Лихт там поцелуй?
  Тень сочла, что узнала достаточно, подобралась, сгустилась, сжалась, стала принимать двуногую и двурукую форму. Тут неудобная подушка искательницы приключений сделала своё дело, кольнув пером спящую в шею, и та проснулась. Села, зевая и потирая глаза.
  Зрения её хватило, чтобы тут же различить высокие сапоги из красной кожи, которую могли позволить себе одни лишь богатые аристократы северного края, и это привело к рождению самой страшной мысли, способной возникнуть у девы в этом лесу. В мгновение ока Лихт была на ногах.
  Но...
  - Прости, - сказала тень. - Непозволительно было с моей стороны пугать тебя.
  Меч искательницы приключений вылетел из ножен, и яркий свет осветил поляну - она не намерена была говорить. Искры посыпались от раскаляющегося лезвия, повалил пар из влажного воздуха, от всего вокруг повеяло энергией молелен, мест пропитанных духом святых и прикосновением богов, имеющих отношение ко свету, ненавистных тьме.
  Но гость девы не попятился. А меч так и повис в воздухе, едва описав взмах, ибо его хозяйка взглянула в глаза проклятому духу, чтобы увидеть в них всё, когда клинок понесётся к его призрачной плоти и пронзит её, даруя смерть тому, кто до сих пор не упокоился.
  Ведь глаза эти были виноватыми.
  Потом они стали глубже глубокого озера, моря, океана, и Лихт утонула в них. Очнулась, когда нечеловеческая сила оторвала её от земли, подбросила в воздух и приставила спиной к дереву, так сильно, что из лёгких искательницы приключений вышибло воздух. С беспомощностью Лихт почувствовала, что походного мешка под кряжистым стволом, где она его поставила, не оказалось.
  Тогда на замену беспомощности девы пришла ярость.
  И с яростью глаза Лихт ударили по оказавшимся вдруг близко глазам гостя, в которых с такой же силой разлилось желание неведомое ни одному мужчине, когда-либо бросавшему взгляд на Лихт.
  В этих глазах было желание познать её душу.
  В тот же момент сильные пальцы сдавили подбородок девы, приподняли его вверх, отвели в сторону. На шею рычащей искательнице приключений дыхнуло жарким холодом, острейший нож порезал её, и струйка крови, пар теплоты, пробежала к груди незвано напрягшейся и отвердевшей.
  В заметивших это глазах твари ночной заплясал бесовской огонь. Равно как в теле Лихт вспыхнуло пламя в низу живота.
  Но дикий вопль вдруг едва не разорвал барабанные перепонки искательницы приключений, а сила, прижимавшая её к дереву, неожиданно исчезла.
  Лихт сползла по стволу. Уселась в глупой позе, силясь понять, что произошло.
  Тени и след простыл.
  Затем лес сотряс вой с примешавшимся к нему человеческим писком. Вой перешёл в смех, а писк - в хруст костей, и стало затем тихо под луной.
  Искательница приключений поднялась; её жар растаял в ночи, вместе со смущением от этого нового для неё чувства. Зашуршали листья растений у берега ручья, и к ночлегу Лихт вновь вышел её гость.
  - Нет, - сказала дева, пятясь назад. Но лес отмстил ей, поставив корнем дерева ножку в виде на земле вздувшейся кочки. Лихт споткнулась и больно упала на груду камней. От обиды за неловкое падение её злость унесло, а боевое безумие почему-то не соизволило появиться.
  Когда её бережно ставили на ноги, она понимала, что к ней относятся так в последние минуты её жизни. Но ведь никто не говорил, что она сдалась. Когда музыкальный палец смазал кровь с её щеки, Лихт краем глаза заметила свой меч: тот елозил по земле в некотором удалении от неё и поворачивался рукоятью в её сторону.
  Ночной гость посмотрел на губы искательницы приключений. Его же губы, щёки, нос измазались в крови, понятно, не его. Вот тут меч рванулся с лесной почвы и впрыгнул в ладонь дочери поэтов.
  Пальцы Лихт сжались, кожа запела от прикосновения любимого бархата рукояти. Тонкая рука нанесла быстрый смертоносный удар.
  От удара нечистый без звука упал на колени и склонился к земле. Лихт выпрямила его, поддев кончиком сапога его подбородок, занесла клинок, чтобы покатилась голова его, впилась в глаза его вновь перед последним ударом и повела меч.
  Взвизгнул воздух. Охнуло дерево. Запротестовал лес.
  Но меч дотронулся до шеи нечистого и заколебался в ослабшей руке искательницы приключений.
  Потому что в глазах порождения ночи Лихт прочитала лишь грусть и вековую боль.
  А меч сразу же вырвали у неё, да всадили по самую гарду в дерево.
  Тут же передалась искательнице приключений дерева боль, а вместе с нею влилась боль, причинённая ею её гостю, и, наконец, сквозь заслон схватки пробилось страдание её собственного тела. Златовласка пошатнулась и подалась назад, погребённая под нахлынувшими на неё чувствами. Заплакала, ибо оказалась не в силах сдержать это всё в себе.
  Меч покинул древесину ствола иссечённого трещинами (будет дупло). Лихт против её воли взяли на руки, отнесли к ручью. Раздели. Промыли там, где болело.
  Одели, засунули в спальный мешок. Сели рядом, устроив её голову на своих коленях.
  - Хватит убийств, - прозвучало в тиши.
  Не было сил у девы убрать щеку с чужих ног, как не было сил и повернуть голову. Было знание, что лицо её гостя сейчас темно и мягко.
  Меч угрюмо подполз по мелким камушкам, словно чувствуя настроение искательницы приключений. Лихт выпростала руку, обняла рукоять. Показалось, или это гость помог ей собрать для этого волю?
  Как бы то ни было, дева зашептала смертельное заклинание для детей мрака. Только волной охватившая её древняя боль остановила её на последнем слове.
  - Доскажи, - попросил нечистый дочерь поэтов.
  Но Лихт вместо этого закрыла глаза и смолкла.
  ...Он знал, что девушка спит, поэтому сидел без движения. Наверное, он хотел, поэтому неловко даже, осторожно погрузил пальцы в её волосы. Не разбудил, девушка только сладко вздохнула.
  - С этого часа и до утра пускай хранит тебя мягкая бездна. По твоему следу шёл человек с кинжалом, из города. Я прогнал его, а он вернулся. Что ж, он доживёт до утра, пусть я и переломал ему все кости. Лес позаботится о том, что жизнь не покинет его, а когда его подберут, то вылечат в лучшем лазарете, ибо он скажет, что нанёс тебе смертельный удар, и покажет вот эту подделку, похожую на твоё кольцо. В городе поверят, что ты мертва. А ты бы его убила, доведись ему тебя догнать, и была бы по-своему права, поступив так.
  Проснувшись, ты вспомнишь всё, что я говорю тебе. И это будет последним, что останется у тебя от меня.
  С рассветом он ушёл. А она проснулась, и, кутаясь в мешок, хотела, чтобы он вернулся.
  
  
  Июль 2016 года. Чёрное Сердце, он же - Евгений Дородный.
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"