ОРЕШНИК
(Антологическая песнь)
Горькая выпала мне, придорожной орешине, доля...П.
1
Ритм - он повсюду. (Смотри море).
Каждого ждёт впереди Лемнос -
так, перейдя косарём поле,
ты познаёшь и свою бренность.
Жаждет коса твоего тела.
Свиток небес обтрепал ветер.
Лето поёт, как вчера пело,
только теперь вместо слов пепел.
Что же, иди, поиграй в бога,
гулко косой измеряй поле,
но не забудь: в глубине лога
шествует та, чья коса - боле.
2
...сегодня день был долог, как дорога
ведущая в Элизиум. Тенями
скользили в памяти моей воспоминанья,
день превращая в ночь, и мощно море
ворочалось в своей бездонной чаше,
растягивая нитку горизонта...
Здесь много моря...Варвары и море...
Две этих вещи могут, несомненно,
свести с ума глубинной простотой.
Возможно, в простоте сокрыто больше,
чем принято считать в учёных школах...
. . . . . . . . . . . . . . . .
Я посадил у дома кипарисы,
в саду построил скромную беседку.
Представь себе: аллея, гравий мелкий
(он чуть скрипит под грузным моим шагом),
а вдалеке - белеющее чудо -
классические лёгкие колонны,
сжимающие в точку скорбь разлуки:
стоит по центру одинокий столик,
на столике - мерцающая лампа...
Всё жду, когда холодный ветер с Понта
задует нас, но нить всё вьётся,
вьётся...
3
На Патмосе пыльно, как в царстве Плутона.
Провинция. Козы. Оливы. Да пена
цветущих ромашек. Валяюсь у склона
высокой горы - лишь колючее сено
да мышки-полёвки, развалины храма...
Но главное - тихо...
. . . . . . . . . . . . . . .
Забавен старик, что пасёт тут скотину.
Кругом говорят: он - пророк. Сомневаюсь.
И этот безумец проклятия Риму
без устали шлёт. Я ничуть не пытаюсь
его урезонить. И странное дело:
его красноречие, доводы в спорах -
бальзам для меня. А сегодня задела
насмешка его: мол, живущие в норах
ничем не святее живущих под кровлей.
Возможно, он прав, но обидно за город.
А, впрочем, что Риму? Я Риму не ровня,
а только изгнанник и небо мне полог.
. . . . . . . . . . . . . .
Какие здесь ночи! Душистые травы
мне память о доме. Заветная грядка
цикуты возделана. Горечь отравы
смягчают мелодии лета. Как сладко
ткань звёздного неба терзают цикады!
А мысль неотступна, как Рок: постоянство
камней - лучше жизни раба. Как наряды
я меряю время, пытаюсь пространство
измерить волной - море птицей терзает
мой дремлющий ум и разбитое тело -
так вечность приходит и ветер кивает
вдогонку тому, что играло и пело
когда-то давно в моих жилах и венах,
а ныне - уснуло. Желание яда
есть признак усталости жить на коленях
и боязнь собачьего мутного взгляда
в глаза императору. Жизнь пролетела
полётом стрелы. Словно вышел из леса -
простор и покой. В тишине прозвенела
последняя нота чертой Апеллеса...
4
. . . . . . . . . было
. . . . . . . . . .
а тоска неизбывна, как ветер,
она дарит во след тебе письма,
что гонцом на вощёной дощечке,
посылаю с Аксинского Понта...
. . . . . . . . . . .
и вина, словно варвар, густого
нацедил себе полную чашу,
но разлил дионисов подарок,
в чаше лик твой увидев. . .
. . . . . . . . . . .
Грустно дышит осеннее море.
Пенноструйно волны колыханье.
Крики чаек. Усталое солнце.
И щемящие звуки кифары...
5
И.Б.
Глотнув из семизвёздного ковша
живительную влагу Водолея,
по лестнице Иакова душа
взошла лучом к вершинам Эмпирея.
Всё позади. Эпистолярный труд
закончен в срок. Получены ответы
вдогонку сну, тростник даёт приют
теням заблудшим и испившим Леты.
Мелькает рыб двуложный силуэт,
вода ломает корни кипариса...
О, как ты прав, безвременья поэт:
бумаги много, но "... всё меньше риса..."
Все пишут всем. Покоясь на весах,
лежит огнём измеренное царство
под снегом звёзд. А храм стоит в лесах
с уже привычным глазу постоянством.