ТАЙНЫ ЛЮБВИ. Часть IY. ИСКУССТВО ТРЕБУЕТ ЖЕРТВ

Оглавление: Глава 1. Свадьба отменяется Глава 2. Искусство требует жертв Глава 3. Разочарование, или Пора делать ноги Глава 4. Шаг в бездну, или Не-вещий сон Зеленое, недозрелое Глава 5. Ночь любви, или Чего хотят девушки Глава 6. Другая женщина с ребенком, или Всё тайное становится явным Фиктивный брак. Еще один секрет Гуд бай, Америка! Люба возвращается Глава 7.Поворот на 180 градусов Тайное стало явным Ангелы - или Гости из Космоса? Глава 8.Тайный круг

  

Глава 1. Свадьба отменяется

---

  

  

  Наташа напряженно вглядывалась в зеркальную глубину: на нее смотрела хрупкая девушка с печальными темными глазами.

  С тех пор, как она приехала из Ленинграда – перестала пользоваться косметикой, красить губы и ресницы. И выглядела теперь совсем по-детски, как школьница. Пьеру легко выдать её за свою племянницу – представляя своим бывшим любовницам. Что это именно любовницы, а не просто «знакомые» – Наташа просто чуяла. Знала! Зачем он заходил к ним с ней? Подразнить их или её, чего он добивался? Она могла бы и за дочку сойти – только все были в курсе, что детей у него нет. Закоренелый холостяк! Наташа уже знала всех его друзей и даже женщин (которых он представлял, как просто знакомых!)

  С Пьером они стали близки. Это случилось. Как ни оттягивала она роковой момент – но это произошло. Буднично, как хирургическая операция, неприятные моменты которой надо вытерпеть. Конечно, это для нее впервые. И она, как романтичная натура, представляла всё по-другому. Не было страсти и желания с её стороны, не было и опыта, чтобы отказать и настоять на своих правах. А он, как опытный ловелас, легко обошел все преграды.

  Сначала устроил в квартире мастерскую – принес «обнаженку» и повесил на стену, прямо над телевизором – «любуйтесь моим шедевром!». Целыми днями, пока тетка на работе до самого вечера – они были наедине. Он писал маслом портрет одной пары, а она смотрела, училась. Его поцелуи на нее не действовали – она была ледяной глыбой, которую невозможно растопить никаким огнем. Пьер начал злиться. Шли дни – а она была всё той же неприступной крепостью, что и раньше. Его усилия были напрасны.

   Однажды, он пришел слишком рано и застал её спящую после ночного дежурства. Она немного простыла, приболела – лежала на диване вялая, с температурой. В глубине души, она давно сдалась – так надоели его упреки. Но боится боли. Не страх быть опозоренной и брошенной, а страх боли. Мораль, что «до свадьбы нельзя» – отодвинута на задний план: она доверяет Пьеру. Ей даже в голову не приходит, что он может поступить бесчестно. (Потому что «гений»?) И свадьба с белой фатой и поцелуями под громогласное «горько!» – о которой мечтают все девушки, её не прельщает. Поэтому сам собой напрашивается логический вывод: какая разница – до свадьбы или после, если она вообще не хочет никакой свадьбы?.. В этом они с Пьером солидарны – он не потянет свадьбу, застолье, гостей, платье-фату и прочее, у него нет денег. (И с его точки зрения – зачем вся эта галиматья, если можно сразу всё получить?) Наташа не хочет быть куклой на дурацком застолье, и при всех целоваться. Пьер согласился с ней, что целоваться под вопли "горько" – верх неприличия. В Одессе у нее нет подруг, с тетей говорить просто невозможно – она спит и видит, когда этот художник-тунеядец навсегда исчезнет из их жизни.

  Близился весенний праздник – международный Женский день. И у Пьера возникла оригинальная идея – подарить любимой самого себя, наконец-то сделать из нее Женщину. Он был стопроцентно уверен, что ей понравится, и она «сама просить будет!» Он потирал руки от предвкушения своей затеи. И вот подходящий момент – она в постели, больна, почти в бессознательном состоянии. Ну, и если вдруг тетка явится на обед – типа, он рисует, а Наталья отдыхает после дежурства. Он быстро установил подрамник с холстом на стул, приготовил палитру и краски, кидая на девушку жадные взгляды. Всё пройдет как по маслу, размечтался Пьер, она ничего даже не заметит и не почувствует, почти спит. Эх, только бы никто не помешал!

  Наташа, словно читая его мысли, тоже решила, что пусть уже всё поскорее свершится – тогда он перестанет донимать обидными упреками и говорить, что она «не девочка и водит его за нос». Пусть убедится! Они ведь решили пожениться, так пусть это случится перед загсом. Он её любит, а после этого будет ценить и любить еще больше.

  – Ты готова, да?.. Давай, попробуем? – склонившись, быстро поцеловал в губы.

  Она была словно под гипнозом, в какой-то полудреме – бессонная ночь действовала одуряюще. Да и наглядный пример свободы и раскрепощенности перед глазами – обнаженная натурщица день и ночь сверкает глазищами и плотоядной улыбкой. Колола и ревность – художник не забывал напомнить, какой страстью пылала к нему эта девушка: «Сожрать была готова!» И загадочно улыбался. Наташа не собиралась соревноваться с натурщицей, у нее нет таких чувств к художнику. Но зато он ее любит и страстно желает – что ценно. Самое главное, он её любит!

  Она видит в себе кучу недостатков, с которыми надо бороться, и вдруг появляется человек, который принимает тебя такой, какая ты есть – обожает и боготворит! Ты сама виновата, что доводишь его своими капризами. Надо всего лишь уступить. Он любит, страдает. Кто еще будет тебя так любить? Кому ты нужна? Ты его выбрала, и всё уже решено.

  На Пьера не смотрела. «Будь, что будет!» А он суетился и спешил – лишь бы не передумала, перестала корчить из себя недотрогу. Может, и не девочка вовсе? Вот и проверим!

  Ей было не по себе. К ужасу перед болью, которая сейчас пронзит тело, добавился панический страх, что тетя неожиданно придет на обед и «застукает». Хотя дверь закрыта, но у нее есть ключ. Вот и вздрагивай от каждого звука. Попыталась оттолкнуть Пьера, но остановить его было невозможно: бормотал «подожди, я сейчас, сейчас... еще немного!» Что-то не получалось, он нервничал и спешил, но продолжал свою «операцию».

  Она ощутила боль, и Пьер слетел с дивана, как пушинка. С удивлением посмотрел на хрупкую девушку – откуда у нее взялись силы? Или она знает карате? Так долбанула ногой, что искры из глаз посыпались!

  – Нет. Не хочу! – она села на диван. – Не могу. Не хочу. Мне больно, – (как будто это кого-то волнует!)

  Никакие уговоры «немного потерпеть», никакие упреки в эгоизме и жестокости не подействовали. «Нет!» – как стальной клинок. Такого железа в её голосе он еще не слышал.

  Она оделась. Ему пришлось распрощаться с вожделенным моментом. В нем кипела уже не страсть, а злость. Он её ненавидел. Бросить на полпути! Зрелая женщина никогда так не поступит. А она просто зеленая и глупая! С кем он связался, зачем? Себе только нервы трепать. И сколько это будет продолжаться?.. У него уже голова раскалывается!

  – Издеваешься, да? Сколько ты будешь надо мной издеваться? – бушевал он.

  Скрипнул зубами и сел за мольберт. Какое тут творчество?.. Он весь кипит от загнанных внутрь желаний. Его сейчас разорвет – а ей, как об стенку горох. Сидит такая спокойная и невозмутимая, довольная! Довела до белого каления, а теперь сидит и ухмыляется.

  Но Наташа не ухмылялась и не улыбалась. Ей было неприятно, что Пьер, её будущий муж, злится, а она просто не может переступить через себя и ужасно боится...

  

  Rob Hefferan

  Смотрела, как Пьер, яростно размешивает краски на палитре, и чувствовала его негодование и возмущение – но до конца не понимала его проблем. Только вспомнилось наставление питерской квартирной хозяйки Галины: «Если любит, будет ждать столько, сколько ты захочешь! И не упрекнет даже!»

   «Если любит». А если его терпение уже лопнуло? И она, действительно, издевается над любящим человеком? Всему есть предел – мама с теткой постоянно твердят, что у нее невыносимый характер, и она, кого хочешь, доведет до бешенства. Ну, вот... теперь она портит жизнь себе и Пьеру.

  Но у нее почему-то отлегло от сердца, что ничего не случилось. Все равно, что пойти к зубному вырвать больной зуб, и в последний момент сбежать. Вот теперь и радуется, что пронесло! Но ведь рано или поздно, но ей придется пройти через это. Больно-не больно, но когда-нибудь это произойдет, если она согласилась стать его женой. Он не может так долго ждать. Думает, что она специально корчит из себя недотрогу, ломает комедию, чтобы затащить его в загс. Да уж, столько уже всего наслушалась про себя! Даже не ожидала, что такой влюбленный Пьер, будет злиться и давить на нее.

  В этот момент в прихожей кто-то стал открывать ключом дверь, раздались шаги. Пришла тетя Лиза. Заглянув в комнату, окинула их подозрительным взглядом и направилась в кухню.

  Пьер спешно начал убирать краски, подхватил холст и выскочил из квартиры. Встречаться с теткой – не хотелось: люто его ненавидит, непонятно за что и почему. Хотя чего гадать – из-за ненаглядной племянницы: не пара он ей, недостоин! Поспешила Наташенька – нашла какого-то урода-тунеядца, гнать его поганой метлой из дома. Он прекрасно читал её мысли – потому предпочел испариться.

  Он шел по залитой солнцем улице и кипел от злости. Так близко к цели! Чего церемонился, чего боялся?.. Ах, больно! А ему не больно? Голова раскалывается, еще та боль! А ей-то что? Пожалела, что он так мучается? Последние жилы из него тянет, издевается! Ему в голову бьет – а ей всё улыбочки, весело!

  Пьер заскрипел зубами и сжал кулаки. В груди клокотал гнев. Но что он мог сделать?.. Пойти к другой? Желающих много. Хоть днем, хоть ночью – примут с распростертыми объятиями. Но он не хочет к другим. Он хочет только её – недоступную гордячку. А потом... может, и бросит. Это уже его личное дело. Захочет и бросит. Почему бы и нет? Друзья-гинекологи советовали найти «девочку» и не пачкаться со шлюхами, чтобы не подцепить заразу. Вот и нашел на свою голову!.. столько нервов измотала – что уже и жить не хочется. Хуже некуда. Ну, ничего, он потом на ней отыграется. Будет безотказная. Когда захочет, тогда и будет пользоваться. Главное, этот «первый раз» преодолеть. Хорошо, что она свадьбы не хочет – как ему повезло. ЗАГС – вилами по воде. А вот если бы свадьба, то ныла бы «только после свадьбы!» Это же мания у всех – белое платье, цветы, первая брачная ночь. А где он денег возьмет на эту свадьбу? А если «не девочка» и обманет?.. Да, умница, что не хочет свадьбы. Всё становится проще. Не понравится – бросит. Хотя и говорят, что жениться надо на девственнице – типа будешь кайф иметь всю жизнь, идеально будет подходить. Ну, а думать можно о другой – почему бы и нет? С этой лежишь, а представляешь себе... Любу или какую другую красотку. Кайф!

  Пьер повеселел и заулыбался. В каком-то дворике увидел колонку с водой – облил водой голову. Стало легче. Теперь к морю – утолить свои горести и печали.

  Ему даже пришло на ум – не свернуть ли к одной давней «подружке», но не хотел терять свой пыл. Завтра к Наташе, и уж точно своего не упустит! Улыбаясь своим тайным мыслям, запрыгнул в подошедший трамвай, который повез его к морю.

  Пришел вечером к Наталье – а она собирается на работу. Дежурить. Увязался за ней. «А вдруг получится? Другая обстановка, ночь, никто не помешает».

  Сказал, что переживает за нее, будет её охранять. И там, на сдвинутых стульях – снова пытался. Но его афера закончилась, так и не успев начаться. Она наотрез отказалась. Обиделся и ушел, громко хлопнув дверью.

  Наташе тоже стало обидно. Что он распоряжается ею, словно какой-то вещью. Совершенно не думает о её чувствах и состоянии – ему надо и всё. Типа он болеет, и ему нужна разрядка. А она во всем этом виновата – потому что именно она довела его до такого состояния. Он мучается и страдает – а она не хочет идти ему навстречу. В душе остался неприятный осадок от такого «свидания». Что же это за «замужество»? Где любовь, страсть, влечение? Может, у него есть – а у нее-то нет! Она ничего не чувствует. И весь этот «интим» ей тоже не нужен. Прожила бы как-то и без него.

  

Глава 2. Искусство требует жертв

---

  Почему же она не расстанется с ним, не прекратит это унижение? Да потому, что он – Художник! Гениальный художник, гениальный человек, который почему-то выбрал её, ничем не примечательную девушку, на которую никто не обращает внимания. А он обратил. И это две причины – почему она за него держится, а не послала куда подальше! Он – судьба, ей предназначенная. И если возникли какие-то проблемы и шероховатости – их надо решать. Самой.

  

  Robert Hefferan

  И вот, чего так жаждал Пьер, к чему так стремился – случилось. Хорошо это или плохо – она не ощутила: ни стыда, ни угрызений совести. Может, вообще не ценила, что имела, и для нее это ничего не значило? Общество навязывало свои стереотипы – «береги честь смолоду» и близкие отношения только после свадьбы. А иначе – позор, мать-одиночка, никто замуж не возьмет. Это внушали мамы и родственники, так было принято в обществе. Хотя некоторые плевали на устои и делали, что хотели.

  Конечно, она, будучи послушной дочерью и скромной девушкой – тоже хотела, чтобы всё было «по правилам»: сначала ЗАГС, потом всё остальное. Но когда они собрались идти в Одесский ЗАГС – Пьер неожиданно потерял паспорт. Просто взял и потерял! Обыскали весь спуск к морю, его домик перерыли вверх дном – нет паспорта, исчез!.. Пьер только разводил руками. А что делать? Пришлось и это отодвинуть на задний план. Потому что любовь. Не её, конечно, а Пьера. Как можно упускать такой шанс в жизни? Или остаться «старой девой», как тетя? (А это вполне возможно, при её-то характере и гордыне – все уши прожужжали, как тут не поверить?)

  В общем, Наташе пришлось стать свободомыслящей натурой – раз решила связать свою жизнь со свободным художником. Два сапога пара. В тот момент она, конечно, не догадывалась, что «гений» может быть обычным мужчиной, со своими заскоками, изменами, предательством и прочими атрибутами мужской натуры. Он для нее, в первую очередь – Художник с большой буквы. И она счастлива, что повстречала такого интересного, одаренного человека. Физиология была для тяжкой обузой – но... Искусство требовало жертв.

  Именно поэтому она оказалась в его объятиях и выполнила свой «супружеский долг» – то есть стала его женой уже по-настоящему. Операция была проведена слегка болезненно, но терпимо. Ужасной боли, как она боялась – не ощутила. Как зуб вырвать. Потом слегка саднило, так как новоиспеченный муж никак не мог насытиться обретенной женой. Пришлось терпеть и эту часть отношений.

  Да, это случилось, и она вздохнула с облегчением. Все страхи позади, и Пьеру не в чем её упрекнуть – только благоговейно смотреть, и желать снова и снова.

  Её женственность не проснулась, как того ожидал Пьер. И, вопреки её ожиданиям, она ничего не ощущала – никаких экстазов и приятных ощущений. Обычный супружеский долг, как после двадцати лет брака. Женщиной она себя не почувствовала. Ничего не изменилось, кроме того, что каждый день он ненасытно пользовался её телом, хочет она того или нет.

  

  Fransin Van Hove

  Вглядываясь в свое побледневшее, осунувшееся лицо в зеркале, она не хотела вспоминать, как всё «свершилось». В душе зияла пустота. И черная беспросветная, бездонная бездна. И эту бездну наполняла тоска и боль. Откуда оно взялось – она не понимала. Легкость и ощущение полета – исчезли навсегда. Вместо легкости и парения – давящая черная тоска.

  И одиночество. В сто раз сильнее, чем оно было в Питере. Она с Пьером и жутко одинока и несчастна.

  Но было еще нечто, что причиняло особую боль и горечь, унижая еще больше, чем попреки в пресности – поведение Пьера на улице, его вожделеющие взгляды на других женщин. Его привлекали дамы любого возраста и комплекции, не только стройные девушки в обтягивающих джинсах. Он бесцеремонно пялился на всех подряд, ощупывая каждую взглядом, словно лапая руками. И смотрел на них, отнюдь не как художник, как мог бы оправдаться. Это были совершенно другие взгляды – взгляды голодного самца на самок.

  А однажды, когда они ехали в трамвае, она заметила, как он коснулся впереди выходящей женщины. Выглядело, будто бы нечаянно. Она убедила себя, что всё случайность, он не делал это с каким-то умыслом. Даже упрекнула себя в излишней мнительности и ревности. Но этот «нечаянный» трюк повторялся снова и снова – с какой-то издевательской настойчивостью. Пьер, по-джентельменски, пропускал женщину вперед, на выходе из трамвая или троллейбуса, а потом, якобы под давлением толкающих сзади пассажиров, касался женских телес рукой. Это было настолько гадко и отвратительно, что Наташа не могла поверить своим глазам, что всё происходит наяву. И одернуть Пьера не могла – он проделывал этот трюк настолько артистично и незаметно – что поймать его с поличным казалось невозможным. Ну, если только женщина, ощутив похотливое лапание, возмутится и влепит наглецу увесистую пощечину. Но его проделки оставались безнаказанными, и только Наталья всё видела и замечала. Но что она могла сделать? Самой влепить пощечину? А где доказательства? Будет отпираться руками и ногами – у нее какое-то извращенное воображение, у него даже в мыслях такого не было! Да, однажды она все-таки попыталась сказать, что всё видит, и ее это унижает и оскорбляет. В ответ – «Неужели, ты обо мне так плохо думаешь?» С него всё слетело как с гуся вода – померещилось, показалось, привиделось. Поэтому молчала и терпела, зная, что бесполезно хватать его за руку и стыдить – тебя же выставит ревнивой дурой, которой всё что-то мерещится!

  Он падал в ее глазах всё ниже и ниже – где же благородство художника, его аскетизм, которым он так гордится, выпячивая напоказ? А сам ведет себя, как последний пошляк и развратник! Она понимала только одно – ей не изменить взрослого мужчину, с его закоренелыми привычками, которые вызывают у нее гнев и душевную боль. Ну как перевоспитаешь, если у него это в крови – он даже не считает свои мимолетные шалости чем-то гадким и омерзительным. Для него это норма и просто ему так хочется! Кто она такая, чтобы его упрекать?

  Её гнев, обида и горечь – оставались внутри, подтачивая и истощая душевные силы: она уже не могла чему-то радоваться, как раньше. Даже искусство и живопись не привлекали – накатила апатия. Происходила какая-то незримая борьба с мужчиной, который старше на двадцать лет, который ведет себя безобразно по отношению к ней – и она не в силах ни возмутиться, ни протестовать. Он подавлял морально, словно испытывая её характер – словно сжимая пружину, которая рано или поздно должна распрямиться, вернув удар той же силы.

   Царапала душу и ревность. Хотя ревность появилась не от любви, а собственного унижения: он не видел в ней настоящую женщину, ему нужно другое тело, другая женщина – зрелая и опытная, как он сам постоянно стал говорить. Если она его не устраивает, зачем она ему нужна? Чтобы издеваться, дразнить и получать от этого удовольствие? Какая женщина стала бы терпеть все эти жестокие высказывания и его выходки? Давно бы летел с лестницы! Но она только молча страдает, потому что не умеет выразить то, что чувствует. или потому, что привыкла сдерживать свои эмоции и не знает, как закатить скандал?

  А Пьер злился на её мрачный вид и плохое настроение – не знал, какая буря в её душе, что он постоянно унижает её, пялясь на других женщин, на их, обтянутые джинсами, задницы и прикасаясь к ним. А когда она, превозмогая свою стеснительность, упрекнула его, он возмутился: «Ты не понимаешь, я художник – мне надо изучать анатомию! Ты плохо обо мне думаешь!»

  Он продолжал глазеть на других женщин самым бесцеремонным образом. Не щадил её самолюбие, восхищаясь бывшей натурщицей и превознося её до небес, как умопомрачительную, обворожительную красотку, и горько жалел, что отказал ей, когда она хотела быть с ним. Даже во время близости – он смотрел на обнаженку, на ее тело и хищную улыбку. Видимо, считал, что Наталья настолько отстранена от процесса, что не заметит, как он пожирает глазами другую и, по сути, в этот момент не с ней, а с Любой? Или считал её глупой, несведущей в отношениях и потому позволял себе эти маленькие «шалости». Или мстил за то, что она когда-то его мучила: теперь пусть ревнует и страдает сама.

  Но почему она страдает? Откуда вдруг черная тоска, давящая на сердце? Только лишь из-за сравнения себя с красавицей-натурщицей? Или потому, что все мечты о любящем муже рухнули, и она оказалась в черной пустоте – Пьер оказался не так надежен, верен и благороден, как она думала?

  

Глава 3. Разочарование, или Пора делать ноги

---

  Пьер, действительно, был разочарован. Юность только издали кажется загадочной и привлекательной. Он «сорвал цветок», но восторга от этого не ощутил. Всё чаще и чаще мысли возвращались к Любе – к тем сладостным, далеким воспоминаниям.

  

  Amadeo Leandro

  Он запутался и уже не знал, кого любит – в сердце всё перемешалось. Страсть к Наталье утолил, но осталось что-то щемящее и необъяснимое – казалось преступлением её бросить или обидеть. Но всё равно обижал, чувствуя себя подлецом и «животным». Хотел уйти, исчезнуть, как исчезал из жизни многих женщин. Но как это сделать? Какая-то сила держала возле нее и не отпускала. Ноги сами несли к дому на тенистой улочке.

  Как мужчину, его влекло к Любе. Воспоминания терзали душу. Перед глазами возникало её тело в контражуре, когда она сидела на окне, и сзади лился солнечный свет, обволакивая тонкую талию и запутываясь в волнах пушистых волос, ниспадающих на грудь. Разве он сможет её забыть? Это самая сильная страсть в его жизни. Он сохранил чистоту их отношений, чтобы вся страсть горела на холсте – в хищных глазах, сладострастной улыбке и этом роскошном теле. Он стал жертвой Искусства, но не жалеет об этом – на свет появился шедевр. А это многого стоит.

  

  Натурщица осталась в воспоминаниях самой желанной и недосягаемой женщиной в мире. Ему хотелось постоянно говорить о ней, возвращаясь в то чудесное время - снова пережить те ощущения восторга и сдерживаемой страсти. Но Наталья не стала благодарной слушательницей: мрачнела, плакала – показывая еще большую пропасть между ней и Любой. Его раздражала её неопытность: «лакомый кусочек» оказался невкусным и пресным.

  «И зачем я связался с этой девчонкой?» – досадливо думал он, идя к Наталье с этюдником и, свернутыми под мышкой, холстами. Надо закончить портрет семейной пары, но почему он идет именно сюда, а не в свою мастерскую или к другой женщине? Не пора ли всё прекратить? Эта девочка его крупная ошибка, заблуждение. Ну что в ней такого? Да ничего! С ней не о чем говорить, молчит как рыба, и как женщина ноль, ничто! Зачем же он ходит сюда?

  Художник остановился посреди улицы. «Что-то надо делать. Но что? Как оттолкнуть её от себя? Вроде обязан жениться – раз она оказалась невинной. Зачем он сделал это? Зачем?!.. Мало баб и девок?» – Пьер заскрипел зубами. Он всегда гордился своим аскетизмом, умением держать себя в узде. (За это натурщица Люба и влюбилась в него по уши, сходила с ума от страсти!) А тут – как с цепи сорвался, разум помутился! С красавицей-Любой вел себя безупречно, как джентльмен, даже не коснулся. Хотя она хотела, соблазняла, как могла. Устоял. А тут?.. Месяцами ходил вокруг нее, как кот возле сметаны – мог в любой момент остановиться и уйти. И зачем она ему теперь? Ничего о ней не знает, даже её тело молчит. Не о таком мечтал и грезил. Почему же так ошибся?

  Пьер стоял перед домом Наташи. День был в разгаре. Зеленые листья акаций давали мимолетную прохладу. Художник изнывал от жары. Сейчас бы к морю....

  Сомнения разрывали душу. Он перестал быть свободным, и это тревожило. Как собачка на цепи – бегает сюда, как привязанный! Пьер вздохнул и пошел к подъезду. Другого пути нет. Кто-то взял и обрезал крылья у мотылька. И мотылек теперь ручной.

  Теперь он мечтал о том, чтобы она сама его бросила. Сказала: «Ты мне не нужен, иди на все четыре стороны!» Но разве она так сделает? Только обижается и льет слезы. Глупая, невыносимая ситуация! Сто раз говорил, намекал каждый день – что она ему не подходит, он совершил ошибку!.. Умная она или круглая дура? Что сложного, чего не понять? Любая давно бы поняла – расстались бы друзьями, по-хорошему. Чего цепляется?.. Ах, да, невинность потеряла! Надо прикрыть штампом в паспорте. Вот чего она хочет. Ясно!

  Со злостью нажал на кнопку звонка. По квартире разнеслась длинная, резкая трель. На его зов никто не отозвался. Тишина. Глухое молчание. Пьер еще немного подождал и стал медленно спускаться по лестнице. Вот всё и разрешилось. Не хочет его видеть, не открыла. Наконец-то, дошло! Пьер облегченно вздохнул и радостно направился... куда глаза глядят. Он свободен!

  Художник с наслаждением вдыхал теплый воздух. Встречные женщины манили улыбками. Он вырвался из клетки! Стало легко. Она сама его отвергла, и он ни за что не отвечает. Это её выбор – его совесть чиста. Наверное, наконец-то поняла, что они не пара, не подходят друг другу?

  Он просто её выдумал – нафантазировал какой-то образ и влюбился. А эта девочка просто никакая! Серая и скучная. Таинственность слетела и обнажилась посредственность. Он её не любит, нет никаких чувств. Желания погасли.

  Пьер вспомнил о своих творческих замыслах и мечтах. Он больше никому ничего не обязан. Через пару недель он будет уже в Америке. Далеко. Немного подождать и он покинет эту ненавистную страну. Как и говорила ему гадалка в детстве – пусть слушает черную женщину, ему предстоит далекая дорога, и только там ему будет хорошо! Вот, всё сбывается!.. Радостно улыбаясь встречным красоткам, художник поспешил в мастерскую.

  

Глава 4. Шаг в бездну, или Не-вещий сон

---

Зеленое, недозрелое

  Упреки стали еще жестче: теперь он раскаивается, что «сорвал недозрелое, зеленое яблочко», поспешил! Оказывается, надо было оставить её в покое. Теперь он злится на самого себя, потому что она – сплошное разочарование. Нет, она мила, конечно, но... не для него! Слишком уж «зеленая» и неопытная. Оказывается, ему нужна зрелая женщина. В постели она ноль – «пресная», никакая. «Никакая»? Но почему-то не отказывал себе в удовольствии снова пользоваться её «пресным» телом, которым наслаждался, вопреки своим жестоким высказываниям.

  Конечно, она не была готова к такому повороту событий – резкой смене настроения мужчины, за которого она, вообще-то, собралась замуж. Даже перешагнула через свое «не могу и не хочу» ради его потребностей и желаний. И, конечно, она не могла даже предположить, что в близости может быть что-то еще, помимо самой близости. Разве мало того, что он получил, что хотел? Так чем он недоволен? Но оказалось, что женщины могут быть «как бревно» в постели. Что это значит – она совершенно не понимала. На всякий случай, чтобы совсем уж не упасть в собственных глазах, пропускала это выражение мимо ушей – мол, это не о ней, он просто так сказал, о каких-то других женщинах. Хотя что-то шкрябало в душе – а вдруг о ней. Позже она услышит и о себе, и кое-что похлеще – "зеленая и пресная, зеленое яблочко, рано сорвал!"

  Конечно, в этом вопросе она была чистым листом, ничем не запятнанным. Ну, что она знала об этой сфере отношений? Ее сверстницы из разных источников (в Одессе их море!) получали нужные знания. А что знала она, кроме того, что есть брак, замужество, есть гулящие, распутные. О том, что в постели надо еще как-то угождать мужчине (помимо того, что ты и так в его полном распоряжении) – она понятия не имела! И откуда ей было знать и где набраться опыта? Ясно, что ей не тридцать и не сорок, и даже не двадцать пять, чтобы хоть что-то знать о мужчинах и отношениях. Ясно, что ноль, что чистый лист – пиши, что хочешь! И сама его заполнить она никак не могла, если вела такой целомудренный образ жизни. Если подружка Валька знакомилась с парнями, ходила на свидания и в кино (и возможно, даже целовалась), то ее эта часть жизни обошла стороной. И обходила очень старательно, если первое свидание случилось именно с Пьером. Чем же он недоволен? Наташа недоумевала, но понять причину, конечно же, не могла. Для этого надо было быть зрелой, опытной женщиной. А в ее арсенале знаний о науке любви – была лишь поэзия Пушкина. То есть, романтический взгляд поэта. Вот она и витала в своих воздушных иллюзиях, как там всё должно быть – романтично и прекрасно. С самого начала – он благородный рыцарь, а она прекрасная дама. И в постели то же благородство отношений. Физиология есть (Пушкин же все так возвышенно воспевал), ну и мама не зря книжечку про это подсовывала – про этот самый «акт» (хотя ее коробили все эти выражения, но она пролистала и ознакомилась). Но дальше-то что? Мужчина должен быть доволен, что получил такое сокровище – то, чего он так страстно желал, к чему стремился. Сам говорил, что самое лучшее для мужчины - это чистая девственница. Ну вот, она девственница. Убедился? Он должен быть на седьмом небе от счастья, ведь это был предел всех его желаний. И что? Она какая-то не такая оказалась? Пресная и скучная? И что она должна делать, чтобы ему понравиться в постели? Прыгать до потолка? Что?! И зачем что-то вообще делать, как-то нравиться – если у него уже есть ВСЁ? Ну как говорится – выше головы не прыгнешь. Так она себя и чувствовала. Подарила ему себя, отдала себя – а в результате зеленая и пресная? Как это вообще понять?

  Разве она не сделала то, что он хотел и даже требовал? Разве не уступила его настойчивым домоганиям? А теперь – с ней что-то не так? Слишком зеленая и неопытная? А он об этом не знал? Слушать его несправедливые слова было слишком обидно и горько. К тому же не её вина, что она оказалась «пресной». Она догадывалась, что означает это слово в его понимании – вот натурщица, видимо, «вкусная и сладкая» – без конца поет дифирамбы её женственности.

   Наташа и не пыталась что-то изменить – даже не знала, каким образом можно что-то сделать, чтобы Пьер увидел ее другими глазами или как-то по-другому ощутил ее тело. Наташа не подозревала к каким уловкам прибегают женщины, чтобы изобразить оргазм (впрочем, даже не знала что это такое) – стонут, извиваются всем телом и прочая-прочая. Да и откуда ей знать? Ни фильмов, ни книг на эту тему не существовало. А если и существовало, то в западных журналах и книгах, которые были недоступны для советских девушек. Да и зачем нужен этот разврат в советской стране? Есть книги и фильмы о высокой одухотворенной любви – «Ромео и Джульетта», Шекспира, «Алые паруса» Александра Грина, «Айвенго» Вальтера Скотта, «Красное и черное» Стендаля (до этого романа она доберется только через несколько лет). Но там о физиологической стороне любви ни слова! Да и надо ли? «Узнаешь потом, когда выйдешь замуж!» – говорили строгие мамы своим дочерям. Выйдешь замуж – и всё станет понятно, сама во всем разберешься. Завеса над тайной раскроется после загса. Зачем наводить справки и заранее всё узнавать? Можно ведь развратиться: прочитаешь что-нибудь не то, поймешь не так! Вот и не узнала вовремя. А когда наконец-то вышла замуж (или почти вышла) – оказалось, что ни к чему не готова.

  

  Муж называет тебя «зеленой и пресной», в тебе нет ни капли женственности или чего-то еще. Другие женщины вызывают его восхищение, а ты никто и ничто. И разве что-то можно исправить? А если бы всё произошло только после свадьбы – и он в тебе разочаровался? Побежал бы сразу разводиться, проклиная твою «незрелость»?

   Наташа вся извелась и не могла понять причину своих страданий. Что её угнетает, что так давит тяжкой глыбой? Что любовь художника прошла, и она слышит только самое нелестное в свой адрес? Почему не обрести новую цель, не выгнать Пьера и не начать новую жизнь? Почему она так подавлена, и почему ей так плохо?

  На эти вопросы не было ответа – она просто пребывала в тоске, раздирающей душу. Однажды приснилось, что она прыгает с балкона и падает на асфальт. Сон был настолько реальный, что она в ужасе проснулась. Балкон на третьем этаже – достаточно, чтобы разбиться. Наташа знала, что не сделает этого, но через пару дней что-то потянуло на балкон – долго смотрела вниз, на асфальт, вспоминая сон. Всё было так реально! Может, приснилось то, что произойдет? Она перелезла через перила и стояла на каменном выступе, глядя вниз. В голове не было ни одной мысли, только ноющая боль в груди и мрак, в котором она последнее время пребывает. В этот момент прибежал Пьер, не найдя её в комнате:

  – Что ты делаешь, с ума сошла?

  Тетя выскочила на балкон, почувствовав что-то неладное, и растерянно смотрела на племянницу.

  Наташа удивленно оглянулась, не понимая их паники. Ну, стою здесь, и что? Пьер обхватил ее и перенес на балкон. С невозмутимым видом, она вернулась в комнату – и чего все так переполошились?.. Но видеть Пьера было невыносимо, как и слышать теткино ворчание. Она выбежала из квартиры. Как всё надоело! Постоянно ругают, ругают, а за что, спрашивается? Чем она всем не угодила? А если её вообще не будет? Может, избавить их от своего присутствия?

  Она шла по улицам, гонимая тоской и неожиданно оказалась на Тещином мосту. Все знали о его дурной славе. И вот что-то привело её сюда. Почему? Может, это избавление от всего тяжкого и мучительного? Пьер не побежал за ней, значит, никому не нужна – никто не заметит, как её не станет.

  Утро солнечное и ясное. Выходной, на улицах никого. Щебечут птицы в зеленой листве деревьев, по тротуарам бегают солнечные зайчики. Прекрасное летнее утро. Жить и радоваться! Просто радоваться жизни.

  Но в душе нет радости, только одна боль. Боль брошенной и нелюбимой. Пьеру больше не верит. Он доказал, что больше не любит её: она его разочаровала – не женственная, не умная, не разговорчивая, сплошной минус. Все иллюзии рухнули.

  На мосту никого нет. И весь он залит солнечным светом. Наташа подошла к перилам. Тонкий легкий мост над асфальтовой бездной. Любимое место самоубийц. И почему их тянет сюда?

  Наташа стояла посередине моста и смотрела на бегущие внизу машины. Высота манила, тянула, звала. А ей так плохо, так горько, так тошно! Когда не хочется жить, разве что-то страшно? Что может удержать в этот момент?

  Мост сотрясала мелкая дрожь, как в ознобе. В синей вышине сияло горячее солнце. И ни души вокруг. Никто не помешает сделать выбор. И тут она вспомнила о маме. О маме, которая далеко, и которая не знает, что сейчас задумала дочь. «Мама», – прошептала Наташа. Почему она не подумала о самом родном и близком человеке? Разве она хочет причинить ей горе? О чем думала вообще, что на нее нашло? У нее есть мама – и она не хочет сделать ей больно своим дурацким поступком!

  Какая-то мягкая теплая сила повернула её за плечи и увела с моста.

  А навстречу уже бежал запыхавшийся художник:

  – Где ты была?.. Я сразу за тобой побежал, а ты как сквозь землю провалилась, еле тебя нашел! Что ты здесь делаешь? – крепко схватил за руку и сжал пальцы. – Что еще удумала? – он побелел от страшной догадки. Искоса посмотрел на задумчивое и спокойное лицо Наташи, перевел дух.

  – Дурочка, я же тебя люблю! – он остановился и, обхватив её лицо ладонями, посмотрел в глаза. – Понимаешь? Я тебя люблю, никто мне больше не нужен! Выкинь эту дурь из головы!

  Наташа освободилась из его рук и пошла вперед. Она не верила словам. Сколько раз она это слышала? «Люблю, люблю», а сам смотрит по сторонам, на теток и девок! Запрещает даже ресницы красить, а сам пялится на других: они ему нравятся – с яркими губами, длинными ресницами, красивые!.. А она никакая, серая, невзрачная. Просто считает её своей собственностью – вот и всё. Его слова пустой звук!

  Но, несмотря на её возмущенный монолог, черная тоска и боль развеялись. Её спасла мама. Ради нее она осталась жить. Мама спасла, даже не ведая об этом.

  Тетка встретила их потоком укоризненных слов. Но Пьер сделал предостерегающий жест, и она умолкла.

  – Есть будешь?.. садись за стол.

  Пьера она тоже решила покормить – что было невиданным благоденствием. Всё-таки он привел Наташу домой. За ней надо присматривать: что там у нее на уме – непонятно. Может, бежала к морю топиться? как её мама, когда поссорилась с мужем. Довел своей ревностью и скандалами. Неужели, наследственное? Чуть что не так – и бежать топиться?.. Моду взяли!

  На этом инцидент закончился. Тетка больше не бурчала, Пьер был тише воды, ниже травы.

  А Наташа подумала, что не все сны сбываются – она ведь не прыгнула с балкона. Хотя сон был настолько реальный, что даже жутко. Может, это было предупреждением? Чтобы она остановилась, не лезла на балкон? Ну, и не бежала к мосту.

  А Пьер пришел к выводу, что Наташа безумно его любит. Иначе, что её довело до такого состояния?.. Конечно, он виноват – оставил девочку. Вот она решила, что он её разлюбил, да еще с Любой постоянно сравнивал, на девок заглядывался! Она психовала, ревновала, а ему это нравилось. (Доводить.) И довел. А должен был беречь и защищать. Он ведь её первый мужчина. И что же он с ней делает?!

  Пьер с нежностью поглядывал на Наташу. Он даже зауважал её за силу характера – надо же, с моста хотела сброситься!.. Ему казалось, что для этого нужна огромная сила воли. Правда, он не учитывал, что сила воли нужна для здорового человека. А не в состоянии аффекта, когда человек почти не соображает, что делает и не контролирует ситуацию, и тем более, себя. Им управляют эмоции горя и подавленности.

  Но Пьер этого не знал. Теперь он увидел в Наташе – не истеричную и нервную особу, а сильную личность. Ради него никто еще не собирался спрыгнуть с балкона или с моста. Еще он понял – что сам бы бросился вслед за ней, потому что не смог бы её потерять. Не смог бы жить без нее. И как она этого не понимает? Он её, действительно, любит!

  Правда, он на минуточку забыл свое отношение к ней и то, что она его раздражала, даже бесила, и ему доставляло удовольствие дразнить её натурщицей, чтобы вызвать ревность и слезы на глазах. Он забыл про свои несправедливые упреки и что ничем не доказывал свою любовь, (если она есть).

  – Хочешь, я её уберу? – Пьер кивнул на «обнаженку». – Она вам, наверное, мешает?

  Наташа покачала головой:

  – Пусть... не мешает...

  Тетя Лиза смерила взглядом красавицу-Любу: и что в ней хорошего? Огромная бабища...точно, он был с ней!.. Она подозрительно взглянула на Пьера. Несмотря на свою минутную слабость – она ему не доверяла и не могла смириться с тем, что Наташа выбрала не молодого парня –моряка, одессита, а это чучело, «квазимодо». Не нашлось получше, что ли? Вцепилась клещами. Что за натура такая? Не от мира сего. Ясно, что не любит, а вот вцепилась же! «Художник! Гений! Талант!» вот и молится теперь на этот «талант»! Не расскажет ничего любимой тете, не поделится, что там у них с Пьером происходит. Скрытная стала.

  – Может, съездим на море? – предложил Пьер, наклонившись к Наташе. – Жарко сегодня. Искупаемся. Я начал новую картину, посмотришь...

  Он теперь не мог оставить её одну – вдруг опять что-нибудь взбредет в голову? Надо быть начеку и постоянно рядом.

  Тетя кивнула. Пусть идут. С Наташей одни нервы. И скандалить уже не хочется. Да и вообще – пора заняться своей личной жизнью. Как раз познакомилась с хорошим мужчиной. Отдыхающий. И как пригласишь к себе, если здесь постоянно этот «квазимода» со своими красками? Всю квартиру провонял!

  – А можно с ночевкой? Там домик возле самого моря, – Наташа посмотрела на тетю.

  – Да-да, конечно, – обрадовалась тетушка. (Вот он благоприятный момент. Наконец-то у нее будет свидание.) Довольно улыбаясь, она пошла на кухню мыть посуду.

  

Глава 5. Ночь любви, или Чего хотят девушки

---

  Наташа взяла сумку, кинула туда купальник и ночнушку. Ей нравилось, что Пьер стал более внимательным, пылинки с нее сдувает. Может, в эту ночь всё будет не наспех, и она почувствует себя женственной и соблазнительной? Ну, хоть что-нибудь почувствует? Ей хотелось романтики – по своей природе, она была чувственной натурой. Но пока всё это дремало и не собиралось раскрываться – даже после близости с таким горячим мужчиной, как Пьер. Может, он был эгоистом и просто не разбудил в ней настоящий вулкан?

  Может, эта ночь (именно ночь!) – поможет ей обрести себя, свою женскую суть? Ей надоело чувствовать себя девочкой-подростком – тетя Лиза постоянно говорит, что она выглядит на пятнадцать. И Пьер подливает масла в огонь – любуясь её «детским личиком»! А она хочет быть взрослой, на свои девятнадцать, ощутить себя женственной и привлекательной – чтобы Пьер увидел в ней Женщину и больше не оглядывался на пышнотелых одесситок.

  Они сели в троллейбус и поехали к морю. Побродили по мокрому, пустынному берегу, посмотрели на зеленые волны, разбивающиеся о пирс. Вдохнули свежий морской воздух, подставляя лица под фонтаны брызг. Пьер напевал что-то, а Наташа пыталась обрести себя, вернуть себя. Хотя бы частичку той, какой она была в Ленинграде – свободной и радостной птицей в полете.

  Они подошли к домику Пьера.

  Ему, действительно, было интересно провести с ней ночь в более раскованной и спокойной обстановке – у нее дома они были как на иголках, вздрагивая от каждого стука. Может, она расслабится, войдет во вкус – и он ощутит в ней что-то женское?.. Все эти мысли разожгли его воображение.

  Они вошли в дом. Пьер поставил чайник на плитку, стал доставать печенье. В доме было сыро и прохладно. Наташа зябко поежилась, обхватив себя руками – на улице теплее, чем в этой хижине.

  – Если хочешь, я затоплю печку, – предложил Пьер, усаживая её на диван. – Я мигом!.. Нам так хорошо будет вдвоем! – он погладил её по колену. – Ты не пожалеешь!

  Всё это звучало очень соблазнительно – вдруг она, на самом деле, что-то почувствует? Дома обстановка совсем не та – она постоянно напряжена, словно ей чего-то стыдно, неловко, она где-то далеко... Ей хотелось ощутить что-то необыкновенное, чтобы растопился этот непробиваемый лед ее скованного, замороженного тела и души.

  Пьер наводил чистоту, даже быстро протер полы влажной тряпкой. Воздух прогрелся быстро, дрова в печке уютно потрескивали. Пьер нашел в радиоприемнике зарубежную волну, полилась приятная песня на французском. Оранжевый торшер создавал мягкий полумрак. Скованность Наташи постепенно исчезала.

  

  Rob Hefferan

  Она слушала музыку, льющуюся из радиоприемника, смотрела, как Пьер стелит на низкую тахту белые чистые простыни, готовясь к ночлегу – и предвкушала незабываемую ночь. По всему телу разливалась нега.

  – Ну как ты? – взглянул на нее Пьер. – Чаю хочешь?

  Но его глаза говорили о желании и страсти. Она это ощутила. Здесь, в этой каморке, на этой узкой тахте – она, возможно, почувствует то, что когда-то ей грезилось, когда она еще не была с мужчиной, что было только в ее наивном представлении о том наслаждении, которое воспевали поэты. Теперь для неё всё это пустой звук – она ничего не чувствует, как будто ее тело онемело. Она слышала, что есть совершенно бесчувственные женщины, фригидные. Но она даже не могла предположить, что окажется в их числе. С чего бы это вдруг?

  Пьер погасил торшер, и они оказались в таинственном полумраке. Он начал раздеваться. Не было яркого дневного света, не было напряженности и страха, что кто-то войдет. Но она не была опытной женщиной – и не знала, как себя вести: раздеться самой или он это сделает?

  Он первым нырнул в постель.

  – Ну? Ты уже разделась? Иди сюда! – он распахнул одеяло. Она робко прилегла рядом, сразу же очутившись в кольце его сильных рук. Он обхватил её, крепко прижав к себе.

  – Ну, вот ты и попалась! – радостно пробормотал он. От этой ночи он ожидал многого. Наташа, по своей наивности, даже не догадывалась, на что способна мужская изобретательность. Она была знакома лишь с одной стороной процесса, но многое ей было неведомо. Пьер мечтал наконец-то раскрепоститься и раскрепостить её. Время было самое благоприятное для обоих. Ему несказанно повезло: девушка – чистый белый лист, пиши, что хочешь, всё в твоей власти! Он считал себя учителем не только в живописи, но и по жизни.

  – Чего ты такая скованная? – она услышала его голос в темноте и ощутила, как его рука скользит по ее бедру. – Расслабься...

  Он не спешил, ей это понравилось – хотелось нежности, чувственности, чтобы вся растаяла... Она прислушивалась к себе и понимала, что тело молчало только потому, что Пьер её не гладил, не ласкал, не пробуждал в ней желание. Может, сейчас исправит свою ошибку?

  А что она должна делать? Что такое «страстная женщина» (а не «бревно в постели»)? Как она себя ведет, что мужчина на седьмом небе от счастья? Она не понимала. Пьер не раз говорил о страстности Любы, что ему нужна опытная женщина. Но что знают эти женщины, каким секретом владеют?

  

  Худ.Альберто Варгас

  Ей представлялось, что порядочная женщина должна быть пассивна и неподвижна. Ничего другого быть не может, всё остальное – разврат. Она, действительно, была чистым листом бумаги – неопытная и ничего не ведающая. Чего она ждала от этой ночи? Ответ был прост – хотелось чего-то нежного. Того, на что у Пьера не было времени в квартире, днем, когда он спешил, а она была напряжена словно струна и ничего не чувствовала.

  Она словно шла над пропастью, боясь оступиться, боясь самой себя – того, что может неожиданно открыться (начиталась Стивенсона?): вдруг она какая-нибудь «прости господи» и не знает об этом? Вулкан выйдет наружу – и она будет в шоке от самой себя? А вдруг ей... понравится?

  Все эти страхи возникали еще до того, как она встретила Пьера, и он стал её первым мужчиной. Теперь она поняла, что ей это не нравится, и вообще непонятно, почему это может кому-то нравиться?.. Не было того огня, который она в себе ощущала, читая стихи Пушкина о любовной страсти. Поэзия и жизнь – небо и земля, ничего общего! В жизни всё прозаично и скучно – та самая, воспетая Пушкиным «плоть» не полыхает любовным жаром и не пламенеет. Может, «пламенеют» только мужчины? А девушки чувствуют иначе, и поэтому остаются бесстрастны и холодны? И то, что Пьер рассказывает о своей натурщице – всего лишь мужские фантазии?

  Итак, она в ночи, наедине с мужчиной – ожидая чего-то таинственного и сладостного.

  Но надежды оказались пустыми. Ни прелюдии, ни нежности – никакой чувственности и романтики. Тот же избитый сценарий. Если не считать того, что Пьер был груб, напорист, и вообще, с ней не церемонился. Как будто, забыл с кем он... Она ощущала себя какой-то безликой «бабой», до которой он, наконец-то, дорвался – ни любви, ни нежности не было и в помине!

  Утром повторилось то же самое. Вот и вся романтическая ночь!

  

   Худ.Роб Хефферан

  Она не ощутила ни страсти, ни удовольствия. Ничего, кроме унизительного ощущения, что Пьер просто пользовался её телом, не соображая, не чувствуя, что это она, а не какая-то безликая баба с улицы.

  «И зачем всё это? – уныло думала она, по дороге к трамвайной остановке. – Зачем мне всё это?.. Ощущать себя такой... использованной? Как хорошо было одной! Почему я раньше не ценила? – размышляла она, зябко съёжившись от утреннего тумана. – Зачем мне это замужество, что в нем хорошего?»

  Вспомнились слова мамы – «Подожди год, не спеши, присмотрись к Пьеру!» Но разве она слушала? У нее свое мнение – вдолбила себе в голову, что кроме Пьера никому не нужна! Теперь поздно раскаиваться. И художник не так влюблен, как она себе нафантазировала со своим богатым воображением. У него просто желание, но не любовь, в лучах которой она мечтала греться всю жизнь.

  Он не греет – только унижает словами и действиями. Жить не хочется от такой «любви»! В душе, кроме пустоты и тоски, ничего нет. Она ходит по замкнутому кругу, из которого нет выхода.

  И эта ночь... не оправдала ее ожиданий. Пьер не только не помог ощутить себя желанной и любимой, но загасил те жалкие проблески чувственности, которые она собирала по крохам, настраивая себя на нежную ночь любви. Разбил вдребезги её надежду ощутить себя чувственной женщиной (или хотя бы девушкой). Да, эту ночь она не забудет! Настолько всё было грубо и цинично по отношению к ней... Словно облил грязью и втоптал в эту грязь. Она ощутила себя какой-то подзаборной шлюхой, но отнюдь не любимой, прекрасной женщиной. Кого он там представлял, грубо и бесцеремонно задирая ее ноги чуть ли не до потолка? Хотел, чтобы она ощутила его в полной мере? Она и ощутила. Ощутила себя ничтожной, беспомощной и оскорбленной. На душе стало так тошно, что хотелось убежать прочь, среди ночи. А утром он, вполне довольный собой, что-то весело напевая, поскакал купаться на море. Даже ничего не понял...

  Тетя, увидев племянницу, скривилась, словно от зубной боли – и Наташа поняла, что тетя не против, если бы она осталась у Пьера еще на несколько дней. А, может, вообще бы не возвращалась. Но в Наташины планы это не входило. Прошла всего лишь одна ночь, а как много изменилось – как будто на душе осталась маленькая зарубка: царапина или шрам. Что такого произошло? Еще один штрих в познании мужской психологии: как может быть на словах и страстных взглядах, и чем это оборачивается на самом деле. Ночь, которая могла стать ночью любви и нежности – стала для нее чуть ли не кошмаром. Опытная женщина, которая прошла крым и рым (как говорят) – только бы пожала плечами. Но для Наташи всё стало очевидно – Пьер ее не только не любит, но он еще и какой-то циник.

  

Глава 6. Другая женщина с ребенком, или Всё тайное становится явным

---

  Перед приходом Пьера – Наташа подкрасила ресницы, решив стать более женственной. Если он так восхищается натурщицей, может, дело в макияже? Тушь, тени – и она станет выглядеть как женщина, а не девочка-подросток?

  Правда, Пьер, как всегда спешил, и не сразу заметил этих милых ухищрений. У него на уме было другое – как сказать Наталье, что у него есть ребенок на стороне? Он все уши ей прожужжал, какой он аскет, женщин вообще не было, даже красотку-натурщицу отверг, а тут... Как воспримет такую новость? Устроит истерику и укажет на дверь? Хотя это даже на руку: быстрее разбегутся. Ну, и... значит, она его не понимает, как творца, как уникальную личность – им не по пути!

  После полученной разрядки, удовлетворенный и размягченный, решил поделиться с Натальей той давней (и, на его взгляд, забавной) историей. Надеялся, что она примет это известие вполне адекватно: мало ли что у него там было и с кем, он же сейчас с ней и любит только её! (Во всяком случае, других женщин вообще не волновало, что у него было с кем-то год или два назад.)

  Он достал из кармана письмо от Кэт, с которой у него когда-то случилась небольшая интрижка – ночь на катере. Его сыну уже год. Вот и фото прислала – она с сыном. Мальчик на него похож, а она вообще какая-то другая, не та Кэт, что соблазняла его на катере. И что ей надо, чего хочет? Пьер показал Наталье письмо и фотографию, попутно рассказав про ту мимолетную связь. Не забыл упомянуть про ревность Любы, как та психовала, что он предпочел ей какую-то «немочку». С улыбкой вспоминал бывшую натурщицу и события почти двухлетней давности.

  Увлеченный рассказом, он совершенно не заметил, что глаза Натальи наполнились слезами, и она едва сдерживает рыдания. Неожиданно она выскочила из комнаты и заперлась в кухне. После долгих уговоров, вышла к Пьеру с покрасневшими глазами, подавленная и грустная.

   –Что случилось? – удивился Пьер. – Ты так близко к сердцу приняла эту историю? Так, когда это было? – он разыгрывал из себя святую невинность. – Да и вообще, я не обязан жениться: она просто сообщила, что у меня есть сын. Только и всего! Я никому ничего не обязан!

  Так он пытался утешить Наталью, по лицу которой ручьем лились слезы. Ну чего она так расстроилась? Пьер недоумевал.

  А для нее очередной удар – сюрпризы сыпались, как из рога изобилия! Оказывается, не такой уж он аскет – у него ребенок! И женщина явно хочет, чтобы он жил с ними: иначе, зачем прислала фото сына, просто полюбоваться?.. Наталье было горько и больно – почему он раньше не сказал, когда между ними еще ничего не было? Специально оттягивал момент, чтобы она не повернула назад? Поставил перед фактом, когда уже все свершилось и назад нет пути? Она ощущала только одно – боль и отчаяние, он ее обманул! Может, она не согласилась бы стать его женой, не согласилась на близость. Ведь у него уже есть жена, есть ребенок!

  

  Не понимала, почему он так спокоен, и его это совершенно не заботит. Делает вид, что это мелочи жизни? Мол, сама захотела родить от гения, специально подстроила!? В его глазах всё выглядело именно так – он ни при чем: Кэт использовала его и родила! Это был ее коварный план.

  Наталья плакала так, словно весь мир рухнул. Пьер крутился вокруг, не понимая её горя. В конце концов, устав оправдываться, ушел. Женские слезы и истерики – терпеть не мог. Пусть успокоится. Или они расстанутся из-за этого письма? Он ничего не обещал Кэт – что она себе придумала, её проблемы. Сама захотела. А его совесть чиста.

  Подождал пару дней и только потом позвонил. Наталья как раз отдыхала после дежурства. Он не мог уйти просто так – если уходить, то забрать обнаженку, которая висит у них на стене. Связал себя по рукам и ногам – вроде шедевр в полной безопасности, никто не украдет, но с другой стороны – должен поддерживать отношения с Натальей. Еще та птица – непонятно, что на уме!

  Он пришел, сел писать портрет маслом, сказав Наталье: смотри и учись. А сам искоса наблюдал: простила или еще дуется?.. Можно ли снова подкатить? Нет, пока рано: смотрит хмуро и недоверчиво. Зачем показал письмо? Решил поделиться, как с другом, а она оказалась самой обычной ревнивой бабой!

Фиктивный брак. Еще один секрет

  А через пару дней Наталью ожидал новый сюрприз: Пьер решил рассказать про фиктивный брак и отъезд за границу. Пришло время раскрыть карты - как ни оттягивал он эту минуту. И дело не в честности (даже не знал такого слова!) - типа, надоело врать доверчивой, наивной девушке. Просто еще один способ избавиться от тягостной проблемы – связала по рукам и ногам: смотрит своими оленьими глазами и ждет, когда он, как порядочный человек поведет ее в загс! Ну да, обещал. Когда-то. И что? Планы резко изменились. У него уже есть штамп в паспорте – фиктивный-не фиктивный, но есть. Другого не поставят – многоженство запрещено. И что делать? Выход один – она САМА должна его прогнать. И зачем ей этот штамп? Чего бабы цепляются за эти бумажки? Можно ведь и так жить.

  Побаивался он и Наташиной тетки – не раз угрожала, что посадит за тунеядство. Один раз уже отсидел год – спасибо, не понравилось. Как раз в Средней Азии. Единственно, что его как-то спасало - талант художника. Впрочем, он только один раз проговорился об этом (не очень приятном факте в его биографии) Наталье – на первом свидании. Когда болтал без умолку и не соображал, чем эта откровенность может обернуться. Потом, прикусил язык – когда узнал это семейство поближе. Стал взвешивать каждое слово.

  Сейчас ему нужно только одно - чтобы Наталья сама поставила точку в их отношениях. Чтобы ей всё надоело – то ребенок внебрачный, то фиктивный брак. Ну, не дура же она, в конце концов – должна понять, что они совсем разные, не пара! И ему, действительно, нужно уехать! Возможно, навсегда.

  Хотя он ненавидел женские слезы и истерики, но на этот раз надеялся, что произойдет именно так – психанет, выставит за дверь. Тогда он умоет руки и будет спокойно дожидаться, когда им с Беллой дадут добро на выезд. Осталось совсем немного, документы уже в нужных инстанциях, там их рассматривают. Белла пакует чемоданы и считает денежки и золото, которое вывезет с помощью Пьера. Ну а Пьер просто летает. Единственная проблема – Наталья. Не хочется, чтобы в последнюю минуту всё сорвалось из-за какой-то мстительной тетки и всей этой семейки. Вдруг мама снова явится и начнет разруливать ситуацию? Потащит в загс, а там им сообщат, что вообще-то он женат! Ну, и к чему все эти скандалы перед самым отъездом?

  Поэтому...надо, чтобы Наталья сама решила расстаться, тогда у него не будет никаких обязательств. В случае чего – она сама так решила! И всё – как с гуся вода.

  После полученной разрядки (Наталья опять была, как бревно) - он решился откровенно поговорить с девушкой.

  –Тут такое дело... – начал он издалека. – Ты знаешь, мне здесь нет пути, так и буду нищенствовать. В этой стране я никому не нужен, ноль без палочки. Никто и ничто. Везде ставят палки в колеса. Мне надо уехать за границу, в Америку. Там я развернусь, запишу свою музыку, стану миллионером. А что здесь?.. Я здесь погибну! – Наташа молча слушала, не понимая, к чему он ведет. – Так вот... – продолжал художник, – уехать можно только по фиктивному браку, жениться на еврейке. Они так все уезжают, чтобы вывезти свое золото. Это мой шанс! Редко кому такое выпадает. Она очень хорошая женщина. Я могу вас познакомить. Она тебе понравится... Ты будешь меня ждать? Я там устроюсь и разведусь. Сразу пришлю вызов. Ты приедешь? – ему казалось, что он всё замечательно придумал: «волки сыты и овцы целы». Сохранит для себя Наташу и уедет с Беллой – разве не гениально?

  – Я приеду и заберу тебя!

  Она сидела ошарашенная, не понимая, что он такое сейчас ей сказал. Он уезжает? Насовсем? А как же она? Так и ходить с этим "пятном позора"? Как говорила мама и тетя – теперь никто замуж не возьмет?!.. А он спокойно уедет? И уже нашел какую-то еврейку для фиктивного брака? И как это понимать? Он ее постоянно обманывал? Добился своего – и в кусты? Она ему больше не нужна? Вызов? Какой еще вызов? Она никуда не поедет, что она там забыла? Всё кончено. Он пришел, чтобы об этом сказать – он уезжает навсегда. В глазах закипели слезы. Она всё поняла именно так - он ее обманывал, у него совсем другие планы. Зачем требовал доказательства ее невинности? Чтобы спокойно уехать за границу? В загс даже не собирался!

   – Ну как, ты согласна? Будешь меня ждать? – он пытливо заглядывал в ее лицо, как будто его так интересовало: будет ли она ждать или найдет себе другого, помоложе и посимпатичнее!

  В таких случаях говорят - зарезал без ножа. Наташа так и ощущала – вонзил нож в спину!

  Она только-только успокоилась, а тут еще хлеще – он просто уезжает навсегда! Да еще сообщает это таким спокойным тоном. Она что, игрушка – поигрался и выбросил? Зачем звал замуж, зачем настаивал, чтобы немедленно доказала невинность и готовность стать его женой? Зачем?!.. Чтобы потом от нее избавиться? А вернее, чтобы сама с ним рассталась по своей воле – довел ее до такого состояния, что жить не хочется.

   Наташа убежала на кухню и, закрыв дверь на крючок, рыдала. Не получив ответа, полностью обескураженный, Пьер ушел.

  Она его не выгнала. И ничего не сказала. Да и куда выгонять – он вольная птица, может вообще не приходить. И кто его будет искать? Ушел и ушел. Сам ходит. Бросил бы сам, без всяких разговоров и выяснения отношений. Но обнаженка... Может, боялся, что Наталья выбросит картину на помойку? Или, еще хуже, изрежет ее ножом? Ну что может прийти в голову мстительной и обиженной женщине? Хотя он почему-то был уверен, что Наталья, как художница – ценит его шедевр и не сделает такой глупости, но все-таки мурашки бежали по спине. Ну а вдруг? Чего, дурак, раньше не унес свои картины? Вот теперь нервничай. А потом голова будет раскалываться...

  Теперь он не знал, как с ней разговариваться и общаться. Может, обратить всё в шутку? Типа, да, был такой шанс – но ты же не хочешь, против. Прикинуться такой овцой, мол, ничего не получилось, забудь. Да уж... ожидал от нее более бурной реакции. Пусть и скандал – но ему стало бы легче. Полный разрыв, забрал свой шедевр и адью! Пока она лила слезы и надо было унести обнаженку. Чего не сообразил сразу? А теперь как вернется? Как посмотрит ей в глаза? Впрочем, уже придумал – пошутил, никакого фиктивного брака. Забыли, проехали!

  И он был недалек от истины. Как говорится: мысли материализуются?

  Оставив Наталью в слезах и в размышлениях, как жить дальше – он помчался к Белле. На днях должно прийти разрешение на выезд. Он даже не сомневался, что они его получат – сбывалось предсказание гадалки: пусть слушает черную женщину, ему предстоит дальняя дорога, и только там он будет счастлив! Всё так и идет – как по маслу. Удача, наконец-то, ему улыбнулась!

Гуд бай, Америка!

  Пьера слегка трясло – он боялся, что найдут что-нибудь в его биографии – лишь бы не выпустить (из вредности!) Ведь явно – художник-диссидент. По морде видно, по глазам – наглым и вызывающим! Они там, в комиссиях уже научились читать по лицам. Такого выпускать крайне опасно – начнет поливать грязью Родину, заработает миллионы. Уж лучше сгноить где-нибудь в психушке.

  И они-таки откопали! «Шизофреников за рубеж не пускаем! У них и своих психов хватает!»

  – Как? Что? почему?! – Белла и Пьер были в шоке.

  Оказывается, когда-то художник матернул власти, его забрали в милицию. Потом отвозили к психиатру – обследовать «на вменяемость». Чтобы спасти его шкуру, врач поставил диагноз – «шизофрения». Хотя тогда это спасло от более худших последствий, чем просто «психушка» – но заклеймило на всю жизнь. Вот эту справку из психдиспансера они и откопали. «Стоит на учете. Псих!»

  И было это давно, по молодости. Потом был осторожнее – знал, где можно «трепаться», а где лучше придержать язык за зубами. Теперь тот давний казус, о котором он совершенно забыл – поставил ему палки в колеса.

  – Какая им разница? – возмущался Пьер, когда они покинули госучреждение. – Псих я или нет?.. Избавлялись бы с радостью!.. Я, может... лечиться туда еду? Нельзя, что ли, нервы подлечить?! Беллочка, да что же это такое?.. Я гнить здесь должен?

  Он был в отчаянии – чуть не плакал, скрипя зубами, сжимая до боли кулаки. В этот момент, он и, в самом деле, был похож на сумасшедшего – хоть смирительную рубашку надевай!

  Белла наблюдала за его бурной реакцией – со страхом: «Может, и правда, ненормальный? Бог миловал?»

  Она пыталась его как-то успокоить, обнять. Но он вырвался из её рук и помчался по улице, проклиная власть, строй, систему и всю страну. Прохожие шарахались в сторону от этого «психа». Его глаза горели безумием. Он мог натворить, что угодно.

  Пьер очнулся, пришел в себя уже возле моря. Грохотал шторм. Высокие темные волны разбивались о берег, с шумом отползая назад, унося с собой песок и камни. В сером небе метались обезумевшие чайки, они что-то пронзительно кричали Пьеру на своем птичьем языке. Он залюбовался их острыми белыми крыльями, смелым полетом. Буря в душе, встретившись с природной стихией – постепенно улеглась. Ярость и гнев стали утихать. Море его успокоило – словно взяло на себя часть его боли и утопило глубоко на дне.

Люба возвращается

  

   Rob Gonsalves

  А в это время поезд «Москва – Одесса» набирал ход, покачивая длинной цепью зеленых вагонов.

  В комфортном купе, наблюдая за мелькающими за окном пригородными домиками, сидела молодая супружеская пара - Алексей и Люба. Они наконец-то вырвались из шумной, суетной столицы в долгожданный отпуск. Стук колес казался волшебной музыкой. Все заботы и проблемы отлетели прочь. Впереди ждало море, солнце и безоблачные счастливые дни. Хотелось всё увидеть, везде побывать... Будущее переливалось всеми цветами радуги.

  У Любы навернулись слезы на глаза. Алексей с любопытством наблюдал за женой. Она ему казалась слишком возбужденной. Сердце кольнула ревность: не от предстоящей ли встречи с художником у Любы так разгорелись щеки и сияют глаза?.. Но он тут же отогнал от себя черные мысли. Достал кроссворд и занялся умственной работой. Люба презрительно покосилась, считая кроссворды пустой тратой времени – разве нельзя заполнить часы чем-то более полезным и интересным, чем проверять уровень собственной эрудиции? Она пожала плечами.

  С собой в дорогу она набрала кучку книг. Благо, что у родителей Алексея огромная библиотека. Сейчас она читала «Консуэло» Жорж Санд. Роман как раз для дороги: лежать на верхней полке, смотреть на мир сверху вниз, почти засыпая под убаюкивающий перестук колес, и скитаться по дремучим лесам вместе с юной итальянкой...

  

Глава 7. Поворот на 180 градусов

---

  Все иллюзии рухнули. Пьер уже не вписывался в представление об идеальном спутнике жизни, единомышленнике, гениальном человеке. А главное, то, за что Наталья постоянно цеплялась и согласилась выйти за него замуж – что он ее любит – тоже иллюзия! Ничего нет. Выходить замуж за того, кто ее НЕ ЛЮБИТ, кто постоянно смотрит на других женщин, кто без ума от бывшей натурщицы и даже во время близости не сводит глаз с картины? Разве это ЛЮБОВЬ, в лучах которой она хотела греться всю жизнь? Ну и конечно, самое главное – его упреки: он постоянно ее унижает. Она не чувствует себя женщиной, потому что он восхищается другими, и особенно, натурщицей. Он ее подавляет и оскорбляет своим отношением. И почему она должна это терпеть? Ради чего?

  Она уже не его половинка, как он говорил раньше. Одни намеки и прямые упреки – что они не подходят друг к другу. Разве она не понимает (или он считает ее такой наивной и глупой?) – что у него была своя тактика оттолкнуть его, чтобы она сама от него отказалась? Приберегал письмо Кэт, чтобы потом ее огорошить в самый неподходящий момент, когда они только стали близки, и он добился своего. Потом про фиктивный брак – что ему надо не с ней идти в загс, а с какой-то еврейкой, чтобы уехать в Америку, чтобы там расцвели его таланты. Убеждал, как мог, чтобы она согласилась его ждать. Как будто от нее что-то зависит! У него свои планы на жизнь. А она – даже непонятно для чего. Просто поиграться и бросить? Всё пошло и цинично. Не думала, что человек, которому она так доверяла, предаст ее. Это он водил ее за нос, а не она его! Это он ее обманывал и за ее спиной на ком-то собирался жениться, чтобы уехать за границу.

  Теперь молчит, ни слова про Америку и отъезд. Видимо, сорвалось. Стал злой, как черт. Еще хуже, чем раньше. Раньше изливал свою желчь и яд на ее «зеленость», что рано сорвал зеленое яблочко, а она вообще никакая, пресная, скучная, и он ничего о ней не знает – а теперь злобно ругает власть. Просто орет на весь дом, как он всё это ненавидит. И она должна это выслушивать? Оно ей надо? И что за антисоветский элемент появился в их квартире? Соседи все слышат, могут и в милицию позвонить. Ну, а ему плевать на всех – он высказывает свое мнение. Хотя это больше похоже на какой-то припадок безумия.

Тайное стало явным

  Возможно, она бы с ним рассталась – тихо и незаметно, но всё усложнилось одним подлым поступком Пьера, еще один продуманный им ход. И куда ей теперь деться, если тетка постоянно зудит, что надо расписаться, иначе никто замуж не возьмет! Да, их тайна раскрыта: Пьер специально подкинул пакетик с презервативом возле кресла. Тетка обнаружила компрометирующую улику – и устроила грандиозный скандал.

  Зачем он это сделал? Наверное, чтобы признали законным женихом? Ну, куда теперь денется их Наташенька с таким позором? Он злорадствовал. Теперь, когда тетка узнала правду, должна смириться с Наташиным выбором. Ему казалось, что сделал всё правильно: надоело отношение, как ко второму сорту, пусть уважают и ценят! Когда тетка накинулась на него с кулаками, желая расцарапать ему физиономию и спустить с лестницы – только ухмыльнулся: «Кому теперь она нужна, кроме меня?» Тетя в бессилии опустила руки. Да, теперь один выход – расписаться с этим квазимодой, а потом сразу развестить.

  Она обрушила свой гнев на племянницу – за себя и мать Наташи: «Ты нас очень разочаровала! Как ты могла так поступить?!Фу-у! »

  Наташа выдержала и это, не привыкать. Но её удивили нотки презрения в теткином голосе и взгляде – смотрела, словно на какую-то падшую, как будто она уже на панели стоит и собой торгует. Конечно, Пьер поступил подло. Просто удар в спину. Зачем он это сделал – еще больше разозлить тетку? Или хотел её унизить и опозорить? Ведь после всего, что произошло, он должен жениться, сразу идти в загс, но он этого не делает. Так для чего раскрыл их тайну? Для её позора, чтобы родные возненавидели - словно она какая-то потаскушка, которая без свадьбы, без загса, за просто так? Да еще с каким-то старым и непривлекательным, чучелом каким-то - и чего на него соблазнилась? Да, она читала это во взгляде своей родной, любимой тети, читала ее мысли и видела по лицу – как она теперь ей спротивела: была девочка-цветочек, а теперь что?

  Это было и удивление, и презрение, и отвращение. Наверное, тетю мутило только от одной мысли, что там между ними произошло. Она смотреть не могла на Наталью, а Пьера была готова убить. И еще больше возненавидела его за циничную фразу - кому теперь она будет нужна ТАКАЯ?! Знал, куда больнее ударить.

  Наташа была возмущена. Ведь он ее предал, предал ее доверие, сделал за ее спиной –сам уговаривал и убеждал, что это необходимо сделать до загса, что всё будет хорошо, он просто должен убедиться. А что теперь? Просто предал и унизил. Да еще и опозорил в глазах родных. И хвастается тем, как жестко ответил ее тете? Он вообще в своем уме? Или у него нет никаких моральных принципов? У нее начинались открываться глаза –благородный художник отнюдь не так благороден. Ему всё равно, ему плевать на чувства окружающих, и на ее чувства тоже НАПЛЕВАТЬ. Как ни пыталась она донести до него мысль, что так было нельзя делать, что он ее подставил, предал - до него не доходило. Только ухмылялся и посмеивался - для него было главное, что он ответил ее тете. И его это радовало. Якобы, защитил свою честь, поставил всех на место - теперь его будут ценить и уважать.

  В их отношениях появилась трещина и напряженность. Он стал придираться по пустякам, особенно, его стало задевать ее молчание. Если она раньше видела плюс в том, что он без умолку болтает, а ей можно спокойно слушать и молчать – то теперь его стала раздражать ее молчаливость: ты либо слишком умная, себе на уме или полная дура! И опять восторг перед непревзойденной Любой, которая, наверное, умела и слушать и сама вставить умное словечко. Снова камешек в ее огород, снова упреки. А о чем она должна говорить? У нее нет такого богатого жизненного опыта и познаний, как у него? О чем должна рассказывать? Она снова сталкивалась с той же проблемой, что в школе со школьной подругой, которая возмущалась ее молчаливостью, что в Питере - с квартирной хозяйкой, которую бесило ее молчание. Всем это не нравилось, всех это задевало. И вот теперь у Пьера открылись глаза - так было хорошо, она так радовалась, что у них идеальный союз, он даже не замечает, что она молчит. Ну и как говорить - если он постоянно болтает о чем-то. Не было никакой необходимости. «Ты молчишь, потому что тебе нечего сказать, или себе на уме? Либо ты дура, либо слишком умная!» Ее это угнетало, но она ничего не могла ответить. Не оправдывалась перед тетей за свой поступок, не оправдывалась и перед ним - чего такая молчаливая и замкнутая. Какая есть.

  И о чем говорить? Ведь это он трещит, не умолкая, с самого первого дня их встречи! И что интересного она может рассказать? О прочитанном? а ему это будет интересно? О Чехове, Пушкине, Александре Блоке, любимом Достоевском? читать стихи Ахматовой? Ему это будет интересно? Ему интересен только он сам - и она это давно поняла. Он в каком-то своем мире, и, единственное, что бы он слушал с большим удовольствием – бесконечные комплименты и восхищение его талантами. Но она не способна на откровенную лесть и комплименты не умеет говорить – всё кажется фальшивым. Один раз восхитилась обнаженкой, его гениальностью – и хватит: этого вполне достаточно. Он и так знает, что она думает о его творчестве. Ведь ради этого и выбрала его для жизни, согласилась выйти замуж. Или думает, что она влюбилась, что он такой красавец-мужчина? Так ведь вообще не красавец (тетя Лиза называет квазимодой). Обошла бы десятой дорогой, если бы не Художник.

  Наташа устала от всего этого, и вывод напрашивался один: лучше расстаться. Быть может, тогда и тоска пройдет. Может, это следствие того, что она с Пьером без любви? Ей хотелось найти подтверждение в гадании. Открыла томик стихов Анны Ахматовой (который привезла с собой из Ленинграда) и прочла:

  Тайный круг? И что это значит? Наташа подняла глаза от книги – за окном ясное голубое небо. Как же оно прекрасно! Оно всегда её утешало и давало силы, напоминая о том, что когда-то её душа рвалась к звездам и бесконечности, когда-то она была летящей и умела мечтать. Когда-то она была другой. И эта бездонная синяя высь – возвращала её к той, другой.

  

  Но то, что у нее есть сейчас – просто тупик: будущее неясно и туманно, вся жизнь идет кувырком: ни любимого человека, ни замужества. Только странная, унизительная и нудная связь. И она снова одна. Пьер думает только о бывшей натурщице (возможно, любовнице) и кусает локти, что потерял такую женщину. Любви нет – значит, нет смысла в их отношениях: хотя бы один должен любить. А они оба – опустошенные. Зачем же мучиться?.. Пусть каждый идет своей дорогой.

  «Сужается какой-то тайный круг». Что еще произойдет в её жизни?

  Зачем она уехала из Ленинграда? Ходила бы в Эрмитаж, ездила в Пушкин и Петергоф, поступила в «Мухинку». Может, когда-нибудь познакомилась с художниками. Жизнь была бы намного интереснее, чем сейчас. Теткино ворчанье, кого хочешь, с ума сведет! И эта жизнь вокруг – чем все живут, о чем думают? Скучно, скучно!.. И она сама в этой рутине, в этом колесе. Ради чего они живут? Чтобы поесть и поспать? И это вся жизнь?.. Невыносимо скучно, просто невыносимо!

  Наташа вышла на балкон. Внизу промчался троллейбус, мягко скользя шинами по асфальту. Листья акаций шелестели от ветра. Над крышами домов кружились сизые голуби. Пахло летом, фруктами, цветами.

  Наташа вдохнула этот воздух, посмотрела на зовущее, уходящее в синюю высь, небо. Надо сменить работу, пойти учиться на какие-нибудь курсы. И зачем откладывать? Надо всё сделать прямо сейчас – повернуть свою жизнь на 180 градусов. Чего раздумывать? Надо самой делать свою жизнь, а не ждать, что кто-нибудь тебя осчастливит.

  С тетей бесполезно обсуждать свои планы – запретит увольняться с опостылевшей работы, скажет: «Сначала найди другую, а потом увольняйся!» Нет сил всё это терпеть. Бессонные ночи изматывают – после дежурства болит сердце.

  Переодевшись в легкое летнее платье, Наташа помчалась в отдел кадров.

  Но всё оказалось не так просто, как представлялось. Строгая женщина усталым голосом заявила, что надо предупреждать заранее, за две недели – её не отпустят, пока не найдут замену. Но Наташа не собиралась сдаваться. После долгих пререканий, измотав нервы себе и работнице кадров – она написала заявление об уходе и выскочила, с досады чуть не хлопнув дверью. Что за порядки? Она что, подневольная? Только начнешь работать и всё, – ты в капкане? Уволиться не так просто, словно ты на цепи. Даже странно как-то. Еще две недели. А если у нее нет сил? Если она ненавидит эту дурацкую работу? Не хочет, наконец?.. Еще и дома скандал ждет: тетка закатит истерику – «иди, работай!»

Ангелы - или Гости из Космоса ?

  И тут её мысли приняли другой оборот. Неожиданный. Вспомнив всё, что она читала когда-то о религии – она подумала, что все мифы и легенды имеют под собой реальную историческую почву. Как писал Александр Казанцев в «Гостях из Космоса» – прилетали инопланетяне, их обожествили, стали строить храмы и поклоняться «богам». А что если Библия – это хроника пришествий «братьев по разуму», внеземных цивилизаций? У нее дух захватило. А если заглянуть в Библию и самой во всем разобраться? Все слепые, не видят очевидного, она бы всем открыла глаза!

  

  Худ.Иван Славинский

  Однажды Пьер, когда они только познакомились, рассказывал про Христа – как его везли на казнь, и к нему прилетели существа в серебристых сияющих одеждах. Вот же оно!.. Хотя, конечно, Пьер мог что-то напутать, нафантазировать. Как самой во всем убедиться, прочесть? Но есть проблема. Даже две: где купить Библию, и продадут ли ей в церкви, если она не верит в Бога? И еще, наверное, там написано на старославянском? У католиков латынь (однажды заходили с Пьером в католический храм, там пели на латыни). А в православной церкви какой-то непонятный язык, на котором давно никто не говорит, но у них служба идет и все книги – на этом языке. Чтобы никто ничего не понял?

  Может, пойти к Потапову и попросить Библию, хотя бы на два дня? И как она пойдет в мужской монастырь? кто её пустит? Или попросить Пьера провести ее к иконописцу?

  Домой идти не хотелось, стены давили. Она шла и смотрела в бездонную глубину синего неба – там смысл, величие и бесконечность. За этим голубым куполом – бесконечная Вселенная, с мириадами ярких светил, галактик, неизведанных миров и развитые, разумные цивилизации. Там – вечность и тайна. Там – родина её души...

  

  Неожиданно в глаза сверкнул золотой крест – желтая позолота с небесной бирюзой смотрелись потрясающе. Почему бы не зайти в Собор, подумала Наташа, вдруг повезет и смогу купить Библию. Преодолев непонятную робость, она поднялась по белым каменным ступеням. У высоких массивных дверей стояли старушки, прося подаяние. Сунув им монеты, что нашла в кармане, она вошла внутрь. Собор внутри был великолепен: на высоких стенах росписи, не уступающие шедеврам Эрмитажа. Она залюбовалась изображениями библейских сюжетов. Особенно, поразил образ Христа – одухотворенное светлое лицо, с прямым аристократическим носом и золотистыми волосами до плеч. Он стоял в воде, прикрывшись белой тканью, а какой-то бородатый человек в шкуре поднял над ним руку с деревянным крестом. Она никогда не читала Евангелия, даже не знала сути этой книги – поэтому сюжет был непонятен. Религия, в любом случае, представлялась ей сплошным мраком и невежеством. В их домашней (весьма скромной) библиотеке был альманах Атеистические чтения – там, в научно-популярной форме, описывалось всё это мракобесие средних веков и Инквизиции. Но, глядя на росписи Собора, она удивилась красоте и утонченности библейских персонажей – настолько все они были благородны. Что лишний раз напомнило ей о гипотезе «гостей из Космоса» – вот они, внеземные прекрасные существа, братья по разуму, которых обожествили и назвали «ангелами» и «богами». Наташа улыбнулась своим мыслям.

   Золотыми огнями мерцали лампады; потрескивали, тая от пламени, тоненькие свечки. За стенами, совсем рядом, гудел и жил шумный город, скрежетали трамваи по рельсам, громко разговаривали люди – но в Соборе было неожиданно тихо, какая-то непроницаемая тишина, похожая на космический океан. Наташе захотелось еще побыть здесь и послушать Тишину – она наполняла её каким-то величественным покоем. Казалось, совсем немного – и ей откроется что-то необычайно важное.

  Она уже почти окунулась в эту благоговейную атмосферу, но какая-то ретивая богомолка стала шипеть, что находиться в церкви без платка «великий грех».

  «Да уж, – усмехнулась Наталья, – станешь тут сектанткой!» Она всё же решила узнать, где можно купить Библию – и подошла к служащей, продающей свечи и иконки. Но та, удивленно на нее воззрев, пожала плечами: «У нас нет Библии, мы не продаем!» Может, они чего-то боятся, подумала Наташа, какие-то глаза у нее перепуганные, как будто я шпионка какая-то, провокаторша. Ну да, религия вне государства, они всего и боятся. Где же взять Библию?

   Разочарованная, она вышла из Собора и зажмурилась от яркого ослепительного потока солнечных лучей. Пока она стояла, раздумывая, что делать дальше, из храма вышел священник в черной длинной рясе. Это был молодой человек, с небольшой светлой бородкой, прямым носом и голубыми глазами (чем-то похожий на Христа с росписи, которую разглядывала девушка). Наташа обернулась к нему, чтобы узнать насчет Библии. Было ужасно неловко заговорить со служителем культа (она же комсомолка, атеистка), но он приветливо посмотрел на нее, догадавшись, что она хочет о чем-то попросить: может, благословения, как обычно делают все прихожанки.

  Она запнулась на полуслове, не ожидая увидеть священника таким молодым и привлекательным. В замешательстве она смотрела на «служителя культа», вглядываясь в его умные, ясные глаза: «Зачем в религию идут такие парни? Ну, что они там нашли? Ясно, умный, никто не одурманивал, что же он там забыл? Зачем ему этот мрак невежества?» Из задумчивости её вывел голос молодого человека:

  – Вас что-то интересует?

  – Ах, да! Скажите, у вас в церкви можно купить Библию? Мне очень надо.

  В глазах священника промелькнуло сочувствие. Он развел руками:

  – Увы!.. Извините, ничем не могу помочь. Мы не продаем. У нас Библия только для службы. Спросите у верующих: может, кто-нибудь даст почитать, если вас это интересует! – поддерживая рукой длинную черную рясу, он стал медленно спускаться по ступеням каменной лестницы.

  Наташа в отчаянии, даже каком-то раздражении, проводила его взглядом. Сев в черную «Волгу», он уехал. «Вот это да! Они еще и в машинах разъезжают, как министры! Не бедно живут. А Библии у них почему-то нет! Странно. Не могут напечатать, нет денег? Или мне просто не везет?.. Надо пойти к Потапову и попросить на время. Другого выхода нет. Я должна докопаться до истины. Люди всё поняли не так – Христос был вождем инопланетян. «Ангелы» – наши братья по разуму, внеземные цивилизации!»

  

  Худ.Геннадий Голобоков

  Её восхищала собственная проницательность – это же открытие! Еще немного – и она расставит всё по своим местам. Только бы заглянуть в эту Книгу верующих (которую не так-то легко достать, оказывается), и она откроет всем глаза. Вот где настоящая фантастика – умопомрачительная, потрясающая! И она у всех под самым носом. Христос оставил людям космические знания, а люди всё перевернули: придумали обряды, ритуалы для поклонения, а его назвали богом. Эх, только бы добраться до Библии!.. Совершенно ясно: там черным по белому всё сказано – просто верующие ничего не видят, не понимают!

  Вечером, сидя в кресле у телевизора и смотря какую-то «голубую муть», она с грустью вспоминала симпатичного молодого священника. Их разделяла пропасть. Он был где-то «по ту сторону», в стране невежества и заблуждений. Им не суждено встретиться. «Наверное, они шарахаются от всех женщин, даже не знакомятся. В его глазах – я грешница или как они там говорят?.. Да и вообще, зачем мне служитель культа? Я что, хочу быть «попадьей»?.. Да, странно получается – хорошие парни где-то есть, но они либо уходят в монахи, либо в священники, и одинаково недосягаемы!»

  Её размышления прервал телефонный звонок. В комнату постучала соседка и сообщила, что зовут к телефону, вроде «жених» (так деликатно Белла Михайловна называла Пьера). Наташа вышла в коридор, взяла трубку. Ну и что ему надо?.. Пьер извинялся, что-то лепетал. Она почти не слушала, не хотелось возвращаться к прежним отношениям. Оказывается, Пьер чувствовал себя виноватым – и ему хотелось услышать лично от нее, что между ними всё кончено. Наташа облегченно вздохнула и сняла с его совести тяжкий груз, предложив остаться друзьями. Внезапно она вспомнила о Библии и попросила сходить с ней в монастырь, к Потапову. Надежды мало – но вдруг повезет?.. Они договорились о встрече – в воскресенье, в десять часов у Оперного театра.

  Оба были довольны – Наташа надеялась сделать мировое открытие, а Пьер благополучно расстался с девушкой, без проблем и истерик.

  

Глава 8. Тайный круг

---

  Прошло три дня после их разговора. Наступило воскресенье. Солнечное и ясное, как всегда. Наташа уже сомневалась – стоит ли встречаться с Пьером: вдруг в нем вспыхнут прежние чувства, и она снова будет связана: ведь любовь обязывает. Разве легко оттолкнуть любящего человека? Сложно. Для нее очень сложно. С другой стороны – он сам говорил, что совершил ошибку, что она «зеленое яблочко», ему не подходит. Убедив себя в полной безопасности, она пошла на свидание. Правда, не романтическое, а чисто деловое. Она предвкушала радость открытий, которые хлынут на нее со страниц Библии – захватывало дух от того, что ей предстоит узнать: рассеется мрак невежества, люди прозреют и очнутся от собственных иллюзий!

  Пьер, как всегда, опоздал. У него защемило сердце, как только он увидел Наташу – давно забытое чувство вспыхнуло с новой силой. Сможет ли он расстаться так легко, как предполагал? Не сделал ли ошибку, разорвав с ней отношения? Любит её или нет – уже не понять: хрупкая, нежная, такая родная и близкая. А он даже не смеет коснуться её руки – они далеки, как небо и земля. Смотрит на него строго и отчужденно. Даже его таланты и гениальность её больше не прельщают: предал, бросил – и она улетела в неведомые дали, куда ему нет доступа. Пьер робко заглянул в её глаза:

  – Ну что, пойдем? Как твои дела, как тетя?

  Она сделала вид, что не расслышала его ненужных вопросов – и они пошли к трамваю, который шел на 16-ю станцию Большого Фонтана.

  Потапов был в монастырском Соборе, на воскресной службе. Они тоже зашли в церковь. Увидев на стенах росписи Потапова, Наташа подошла к ним и стала изучать. Художник предпочитал византийский стиль, следуя канонам древней живописи. Именно за это Церковь его ценила и прощала увлечение древним Египтом и фараонами – он был высочайшим мастером иконописи, уникальным в своем роде. Только он один знал секреты старинного византийского письма.

  Наталья вглядывалась в смуглые лица святых, в их благородные черты – ничего общего с ликами фараонов, так любимых художником. Словно это создавали два разных живописца. Там, на картинах – живые люди, здесь на стенах собора – стилизованные, зажатые в рамки канона, хотя и в приятных глазу, насыщенных тонах.

  Хор стройно воспевал Бога, священник у позолоченного алтаря нараспев читал Евангелие. Вдруг Наталья увидела того молодого священника, у которого три дня назад, на ступенях Собора, спрашивала Библию. Их глаза встретились. Теплая волна окутала её с головы до ног: он не сводил с нее глаз. Наташе стало неловко – она понимала, что находится в церкви и флиртовать с кем-то неприлично. Может, ей показалось? это только её воображение? Зачем молодому человеку смотреть на нее? Она переключила внимание на золотистые огни свечей, вслушиваясь в чтение, и пытаясь понять нагромождение старославянских слов. Но когда через несколько минут взглянула туда, где стоял молодой служитель – снова натолкнулась на его упорный, внимательный взгляд. «Нечем больше заняться, чем меня разглядывать? Мы же не в театре – могут заметить, у них с этим строго, наверное!» Она дернула Пьера за рукав:

  – Давай выйдем, подождем у входа, что-то здесь душно... – (Не хотелось, чтобы у служителя были неприятности: вдруг кто-нибудь заметит. И чего уставился – во время богослужения глазеть на какую-то девчонку?)

   Они вышли из храма. Пьер разговорился с пожилой монахиней, а Наташа удивленно оглядывалась по сторонам: здесь было много горожан, все чувствовали себя свободно. Молодые женщины были в платках. Наташа тоже одела, входя в церковь (чтобы не дразнить верующих старушек). Но сейчас сняла – слишком жарко.

  Художника пригласили в семинарскую столовую – отобедать, и он потянул за собой Наталью. Но она застеснялась и осталась, присев на скамейку возле гостиницы, ждать Потапова.

  Через несколько минут Пьер вышел, с тем самым молодым служителем, о чем-то оживленно разговаривая. У Наташи замерло сердце: она вдруг испугалась, что Пьер их познакомит. Вскочив со скамейки, стала подниматься по лестнице в гостиницу, удивляясь своей внезапной панике. Или это ее давняя привычка шарахаться от мужского пола? Вроде не монахиня, так чего боится? Пьер подошел к ней один. Наташа облегченно вздохнула. Оказывается, они когда-то вместе учились в семинарии – друг стал священником, поедет в новую церковь в Закарпатье. Даже разговаривая с Пьером – он продолжал пристально смотреть в её сторону.

  Вскоре появился и Потапов. Очень обрадовался гостям и пригласил в свою келью-мастерскую. Пьер разговаривал с учителем, а Наташа всё не могла собраться с духом и попросить Библию. Боялась отказа. Пьер ничего не знал о её планах – просить надо самой. Но как? Наконец, когда они уже прощались с художником, она решилась высказать свою странную просьбу. Потапов удивился, а затем стал отнекиваться, утверждая, что книга не его, а какого-то высшего чина – ему дали только для работы. Наталья упрашивала, как могла. Но всё было бесполезно. Потапов категорически говорил – нет, не могу! Правда, Наташа не сдавалась и продолжала просить. Тем более, что она не с улицы пришла – он знает её, Пьера...

  – Только на два дня, пожалуйста. Я сразу принесу! Пожалуйста!

  Старичок, удивленный такой настойчивостью, сдался, строго предупредив, чтобы через два дня Книгу ему вернули! С великой осторожностью взяв книгу в сине-голубой обложке с золотым крестом – дал Наташе. Это была не Библия, а только её часть, Новый Завет (Евангелие). Но Наталья этого не знала, решив, что в её руках именно та Книга, которая вводит всех в заблуждение. Она не подозревала – какое открытие её ожидает. Сама того не ведая, она приняла в свою жизнь чашу с огнем.

  Прижав книгу к себе и поблагодарив иконописца, она выскочила из кельи. Хотелось поскорее добраться домой, чтобы начать чтение и разгадать этот величайший ребус и величайшее заблуждение человечества.

  Но Пьер неотступно следовал за ней, что-то говоря и пытаясь её удержать. «Ну, вот прежняя песня! – с досадой думала Наташа, торопливо идя на трамвайную остановку. – Никогда от него не отвяжусь! То любит – то не любит. Он же говорил, что я пресная и зеленая? Ну, уж нет, больше не поддамся на его дифирамбы!»

  – Да стой же! – раздраженно воскликнул Пьер. – Давай поговорим. Куда мчишься? Успеешь еще домой. Ты хотела, чтобы я женился на тебе? Ладно, я согласен! – уныло добавил он.

  Наташа остановилась. Щеки пылали, глаза сверкали мрачным огнем. Такой художник её не видел. Он даже отшатнулся, словно от разъяренной фурии.

  – Жениться?.. Неужели? Ну, спасибо, что снизошел. Долго думал? А я вот уже не хочу! Я тебя не люблю. Понял?

  Она развернулась и побежала к подошедшему трамваю. Заскочила и даже не обернулась. Пьер вздохнул и пожал плечами. Удивительный народ эти женщины – их не понять. То одно хотят, то другое. Что им вообще надо? Да, он был груб, бестактен. Ну и что? Это всё нервы – система советская довела. Шизофреником станешь от такой жизни! А она молодая, могла и потерпеть, проявить сочувствие. «Она его за муки полюбила, а он её – за состраданье к ним!» Альфред Мюссе писал. Люба понимала. А эта фыркает. Чуть глаза не выцарапала! Что он такого сказал? Тоже гордячка! Решила, что пожалел, одолжение сделал? Обиделась? Что за характер?!..

  Он поймал себя на мысли, что её характера он и не знает. Всегда сдержанная, спокойная – он даже не мог понять, о чем она думает, что чувствует. Молчаливая, замкнутая. Стало скучно. А оказывается – в тихом омуте черти водятся! Какая же она, на самом деле? Люба зрелая, опытная – и то удивляла своими выходками. А этот омут – еще глубже. Всё в себе держит, таится. Глубокий омут. Глубокая тайна. Разгадывал бы её всю жизнь, а она взяла и сожгла мосты. И что теперь? Снова её добиваться?.. Или уже не стоит? Был свободным художником и творцом – им и останется. Зачем эта обуза на шею? То молчит, как рыба, то вулкан! Влюбится в молодого, а его бросит и разобьет ему сердце?

  

  

   Продолжение–Часть 5. ЛЮБОВНЫЙ ТРЕУГОЛЬНИК