Черно-белое

 

***

 

Эпопеи блокнотов

В хокку скомканы.

Как протяжная целая нота...

Кандалы мы назвали кандалы.

И не видим, что идет дождь.

Он затопит нам кузницу лета.

Бутафорский каленый нож

Ловить будет лучи рассвета.

И ристалище, вече, хоругви

Засыпаем листвою-стихами.

Подпираем столами круглыми

Двери между веками.

 

***

 

Топота стряхнувших пыль копыт

Рассыпан стук.

Заставленный подсвечниками быт,

Изображениями пальцев рук

Завалены столы. И пуст спичек коробок,

Портретами наполен интерьер.

(И в кучу все: фае, балкон, партер...)

И в кресле сипит уже как век Артюр Рембо.

 

***

 

Черно-белое кино,

Как день и ночь в стакане лет.

Кто-то по утрам пьет белое вино,

А я вообще вина не пью.

Этот кто-то пишет с города портрет.

Он делит мир на фронт

и тыл в уже проигранном бою.

 

***

 

Стрельбы тишина,

Как пыль на стекле окна.

В бокале из под вина

Звоны глухие сна.

Как совесть, холодный пот -

Как капли от глыб-пород

На теле. Глазницей - грот...

Прохожий - усталый Лот,

Он принял Десницы мир...

А я вновь затеял пир -

Собрал струны старых лир

И в дробь переплавил, в тир

Снес и стрельбе предал

Что было мне как причал...

А пот мой вскормил Анчар.

 

***

 

Бумажные мосты сжигаю, чтоб не развели.

Останется вода и камень.

И мраморный туман в дали

Скомканными станет облаками,

Они к закату рухнули в золу.

Покинет пост швейцар меж днем и ночью.

Постелют мне на земляном полу.

А утром выбелит туман ту тьму,

что как в вулканах - в дырах многоточий.

 

***

 

Как молоко, свернулась правда в кипятке.

Смирение висит на потолке.

Поэт сидит на топляке,

Бумага стала морем.

И птичий крик - осколки стай.

И Петроград - штыками свай,

И ангелы у входа в рай.

И дождь мелодий в ля миноре.

 

***

 

Надену на лицо посмертной маски образ,

Шагну в толпу я, как весною в полынью.

И глух навеки станет голос.

С вином смешаю терпкую кутью...

Сниму я маску в день сороковой.

И снова тишина и вязкое молчанье...

Меня убьет тот самый часовой,

Что стережет границы дня и ночи.

И снова век, как преткновенья камень

Рассыплется на щебень многоточий.

И камни эти кто-то соберет

И вставит их на место - в перекрестки,

Но я ведь не пророк, а он не Лот.

И снова загорятся пола доски.

Я знаю, что он тоже угорит.

Рать подступает к стенам

Города, их вождь - гранит.

Но не найдут они арену.

И поздно - город прогорел

До досок гробовых, а прах есть прах,

Он миру этому предел

И он судья ему. И снова на моих руках

Моей посмертной маски прах.

И стерлась грань между шутом и скоморохом.

Дожди размыли строки на камнях.

И рать ушла из города болотом.

И зеркала завесил белым кто-то.

Как занавес, с петель сорвался день.

Заступит в караул повстанцев бывших рота,

А мне они теперь лишь тени.

Мне нет преграды между днем и ночью,

Я сам сегодня тень в последний раз отбросил.

И годы, словно стаей волчьей...

Хромой вожак им напророчил осень.

Они уйдут туда, где нет селений человечьих,

Их воя больше не услышу я.

И не пойдут они в края великой сечи.

Весною станет шире полынья,

И из воды восстанут отраженья.

Никто не совершит обряд -

Не станут воды праху погребеньем,

И не костры, а свечи лишь горят.