Закат пламенел, тек по небу невообразимой лентой живой крови. Во рту - сухо, в сердце - ломкие зимние ветви облетевшей вишни намертво переплелись. Смотреть вниз, с башни, на строительные работы у крепостного рва, на повозки с сеном и дровами, крикливых погонщиков и меланхоличных волов... и презирать, презирать. Ронять взгляды вниз, как монеты со стершимся королевским профилем. Пусть ветер рвет на мне газовый шарф. Я не замерзну. Просто заболею.
Потом.
Я не услышала шагов на лестнице, камень обгладывает звуки. Даже присутствия за спиной не ощщутилось: такой тихий мальчик. А в мое молчание ворвался диссонансом, в этот ветреный день, во все презрение мое: белая маленькая рука легла на темный камень парапета. Абстрактная такая, "сама по себе", пунцового цвета бархатный рукав дополнял образ. И тонкие такие пальцы... словно яблоневая цветущая ветвь передо мной легла (сколько внезапного покоя). Удивительная особенность: становиться на миг частью пейзажа или натюрморта; я не сразу поняла, что это живая человеческая рука, а значит, кроме меня здесь еще кто-то есть.
Нервно развернулась... замерла, собирая слова, как пшеничные зерна, как рассыпавшиеся пули. Кудри и взгляд... ничего, кроме. Это даже не совсем люди, по крайней мере, рука, занесенная для удара, всегда останавливается.
- Я принес тебе вина. - как-то стыдливо сказал он, пряча взгляд, протягивая чашу. (Видно - не отравит...) - Здесь холодно. - и вовсе ни к чему прибавил он.
- Кто ты? Я никогда прежде не видела тебя. - я приняла чашу, но не торопилась пить.
- Валет Кубков. - прозвучало просто и немного виновато, как крик иволги.