Чепелев Евгений Николаевич : другие произведения.

Stihi 1992 goda

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


   92 год
  
   * * * * * * *
  
   Зинаиде Владимировне Фейгиной
  
   Всё могло быть проще:
постель кораблём стала
и на одном из островов
один из нас сделал высадку.
  
   Но было не так:
  
   было пустое поле, овраги, ухабы
и мы оказались в одном овраге.
Ни у кого нет желания выбраться
и родился бред общаться письмами
в пространстве два н`а два.
И потянулась долгая пауза,
в миноре то ли МИ, то ли ФА.
  
   Теперь есть как уж есть:
  
   идут дожди, растут цены,
   не топят, везде неуютно.
Моё тело содрогается от кашля,
   её плавает в бассейне.
  
   Никогда не забуду.
   Баста!
  
   Октябрь,92г.
  
   * * * * * * *
  
   Втиснутых в колготы две женских ножки.
Обтянутый таз, у пупа резинка.
Все это под тем, что называется: юбка.
  
   Пусть юбка ниже колен.
Да хоть до щиколоток, пола!
Я голоден - я съем
и все, что сверх того.
  
   Мои глаза живут глазами вора!
  
   Пусть след, в туфлях потеющей, ступни
печатается на досках пола.
Мне этого довольно. Я от любви
не жду чего-нибудь другого.
  
   И если заподозрит психотерапевт
в писании моем досаду -
пускай досаду эту сьест,
ведь мне его досад не надо.
  
   И если кто-нибудь еще
проявит больше, чем сочувствие -
его я обращу лицо
к источнику искусства.
  
   Так я ревную ноготь свой
к слезе, из глаз упавшей;
так я страдаю головой
простуженной, обескураженной.
  
   29.04.92
  
   * * * * * * *
  
   Как дороги любые проявленья
себя вчерашнего.
Доверье пью,
доверье пью из чаши я.
  
   В теперешнем обличье я -
полосатый столб на твоей границе.
Тебе - без боли шагнуть вдоль меня.
А мне.... А я гнездовье птичье.
  
   Во мне твои дела скорлупятся яично.
Где взять тебя такую же без боли и упрёка,
страдающую тиком только от самой себя?
  
   Где город тот,
разрушенный разлукой,
твоим исчезновеньем
и моей болезнью?
  
   Кому поются песни,
в сердцах живущие всегда?
  
   02.04.92
  
   * * * * * * *
  
   Давай же руки, обними
себя - за голову, меня - за плечи.
Так от всего мы далеки,
что и до смерти недалече.
  
   Давай же, сделай шаг
в неназванные встречи.
Чтобы сам чёрт не разобрал
как нам до смерти недалече.
  
   Давай же будем всласть
любить богатое богами.
Нам жить, нам умирать -
придумано не нами.
  
   Давай же в суматохе быть
сильнее тех, кто в силе
любить и не любить -
мы победим бессильем.
  
   Давай же в час тоски
петь так, чтоб подпевали
все жители Земли,
не понятые нами.
  
   Давай же друг у друга красть
то, что получено задаром.
И, презирая власть,
водой быть для пожаров.
  
   Давай же мерить прыть
не киллометрами и волей,
не "быть, или не быть",
а только - болью.
  
   25.12.92
  
   * * * * * * *
  
   Дама, нет, Туз Червей -
гадала
я на крови всех потерь,
какие повстречала.
  
   "Верь, - сказал, - ты только верь."
А я устала.
Ушёл.
Рыдала.
  
   Теперь усну.
  
   Когда девчёнкой я рыдала,
то дотлевала бабий сказ
своей мечтой.
  
   То было в первый раз:
ушёл - искала;
уверилась, что не прощу -
простила:
  
   Кого любила, увидела...
и позабыла
обиду.
  
   Ушёл. И жду...
другого.
Но не от бога жду,
от жизни.
  
   25.12.92
  
   * * * * * * *
  
   Декабрь. Деловые дни
оставлены в кармане.
Мне целый месяц беготни
и суеты не обещает.
  
   Какие теперь твои сны, Женя?
Такие как если б без устали я ел варенье!
  
   Декабрь, 92 г.
  
   * * * * * * *
  
   Декабрь. Ночь и голос электрички.
Человек по-птичьи скользит по льду.
Человек по-птичьи движется по льду.
Человек, как птица, лёд пересекает.
Человек по-птичьи идёт над льдом.
  
   Боязнь упасть, или остановиться?
Боязнь упасть? Или остановиться?
Боязнь ли это, или страх?
  
   Сердцебиенье, слёзы, мысли;
усталость гнев, опустошённость;
дрожь пальцев и одного из органов внутри;
окоченелость ног, запорошённость глаз...
Быть может, это ты?
  
   Декабрь, 92 г.
  
   * * * * * * *
  
   Дождь. Руки, как перед Небом,
как на паперти, обнимают Зов.
Головою воздух рассекаю,
жду, люблю и отмечаю
даты, в которых Свет
не то, что был, а явно
звался Жизнью.
  
   Живу среди людей.
  
   92 г.
  
   * * * * * * *
  
   Друзья, увенчанные славой поражений,
бредут считать года.
Восходит Солнце. Без вторжений.
Всё снова так, как и всегда.
  
   А то, что лица меркнут, что же...
Любовь не предают, а умывают
руки.
Мы больше на себя похожи,
когда не предаём, а создаём
уют.
  
   92 г.
  
   * * * * * * *
  
   Именно этой весной
ты сделала шаг.
Или мне только кауется,
что это шаг, вес­на, ты...
  
   Может, ты сделала это раньше.
Что теперь гадать?
Да, верно, ты сделала это раньше,
чтобы потом сказать:
  
   "Давно уже кончено.
И причины наскучили.
И всё, что позволено,
высосано, вымучено, выкручено."
  
   И где теперь взять такую, как ты -
героиню моих побед,
вместо себя дарящую цветы
мне!
  
   02.04.92
  
   * * * * * * *
  
   И солнце не меркнет при луне
моих губ.
И равенство это толдычит ко мне,
что глуп.
  
   И все беспокойное завтра
находит покой
   в пути пищевого тракта.
Сокрой!
  
   Различие сливается с отличием.
Сомненье упивается собой.
Глаза, глядящие по-птичьи.
Распихнутый запрет домой.
  
   Свет. Пустота. Израненность.
Круги концентрического дня.
Гордыня. Совесть. Оставленность.
Моего. Меня. Без меня.
  
   02.04.92
  
   * * * * * * *
  
   Каких трудов мне стоило найти,
чего в ночах, подолгу засыпая,
кромсая простынь на неведомые складки,
сверля кромешность очертания предметов
в комнате, я в голове своей искал
прикосновенья к тайне существа,
цена которому - вся жизнь, а имя - женщина.
  
   И вот я обнимаю ту, чей образ мной измучен.
Каких ещё желать мне откровений!
И что же, кроме сожаленья? Пустота.
(Должно быть, пустота долготерпенья.)
  
   Ещё мгновение одно и я расплавлюсь!
Но нет... Всё подчинено неведомой игре,
где управителями в ней - мы сами.
  
   Хотел бы я омыть слезами
дорогу ту, что привела меня к тебе.
Но это сделано уже дождями.
  
   Так здравствуйте, дожди и ты!
Я побеждён, измучен
и изранен.
  
   Октябрь, 92 г.
  
   * * * * * * *
  
   И так проходит день за днём.
В вчерашнем остаётся смысл.
В сегодняшнем, в сегодняшнем живём,
как будто бы расследуя убийство.
  
   Как близко время отчуждений.
Как дороги друзья и как они не рядом.
Как странно то, что боль скушней всего.
Как не хватает воздуха. Как тяжко.
Как близко всё и тяжело.
Как смерть вонзает шпоры в кожу.
Как жизнь терзает ум.
Как всё спокойно и тревожно.
Как радость невозможна.
Как Бог, щадящи одинок.
Как лист летит, держаться не желая.
Как твёрдо Небо и хрупка Земля.
Как любящие плачут откровенно.
Как злая воля верховенна.
Как нет покоя среди смертных.
Как можно только быть.
Как реки, спящие, вселенны.
Как незащищённы веки.
Как слово жалит первородством.
Как может быть красивое уродством.
Как вещь туманней очертаний.
Как скользки грани.
  
   Так - "быть, или не быть".
  
   92 г.
  
   * * * * * * *
   Как страшно в полночь задыхаться от безволья,
от беспоспешности часов...
   И, умоляя чью-то волю,
бояться здешних голосов.
  
   Как трудно быть в сознании бессилья.
И смерти ждать тепло.
Не выносить обилия насилья.
И ждать. И больше ничего.
  
   Как дружбой стылой стыдно дорожить!
Любовью упиваться ко всему живому!
   Не замечать оборванную, ещё в корне, нить!
Закрыв глаза, вести кого-то за собою!
  
   Декабрь 92 г.
  
   * * * * * * *
  
   Зинаиде Владимировне Фейгиной
  
   Осень. Слёзы сами собой катятся
по щекам Октября.
Дни идут без тебя.
  
   Мне с тобою легче жить в бесстрастье:
когда и ты и я - не "мы".
Ты любима мной в ненастье:
д`ороги твой плачь и крик.
  
   Ты же суть ребёнок еле-дикий:
хочется уюта и тепла.
Привыкать друг к другу! Чур, окликни
меня смерть из-за угла.
  
   Ведь должна бы рассмеяться
надо всем моим. Нет же!
Расстреляться б!!!
Не с кем.
  
   P.S. Ты - душа, а я - один.
  
   Октябрь, 92 г.
  
   * * * * * * *
  
   Когда мне так, как было много раз,
   но ничему не научило.
  
   Оставленность в новом избрании.
Крайняя мера вещей.
Предписана мера обезглавия,
с оговоркой: не трогать вшей.
  
   Деньги стучатся в мою голову.
Не пускаю их. Сижу в кресле
и, с виду, протираю штаны.
  
   Когда тебя твоя подруга,
вину свалив на суету, забудет,
ты потеряешь только "по-", а "-друга",
если не было - уже не будет.
  
   Я пытаюсь нащупать свой нерв,
опутывающий мою голову.
Я умру от истощения,
или другого какого голода.
  
   Сегодня глупостью взят верх!
Я ж гордый - я ретируюсь.
Стоящие на месте, идут на верх
Тем, что себя дисциплинируют.
  
   И тело стало в двадцать лет старо.
Фактически я прожил тридцать.
Мне судорогою взгляд свело.
Чего же я хотел добиться?
  
   Но верю, видит Бог,
своею судрогой последней
не кончусь я, пока Итог
гарантией не станет Воскресенья!
  
   Сквозь се ничтожности ума
я доберусь до Света.
И это будет та Земля,
да, Та, не эта!
  
   29.04.92
  
   * * * * * * *
  
   О, женские песни и голоса!
Не слёзы, волосы, руки;
не тайная жалость, не смотренье в глаза,
а голос и песни о вечной разлуке.
  
   Ну что бы вам стоило взять и смеяться,
манить и ласкать, а потом свысока
смотреть на то как кувыркаться
мы будем, ломая бока.
  
   Так нет же, по всем вышим струнам
перебирает не мука - то мужества участь
(она вам скушна) - а страшная тайна,
звенящая через века: разлука.
  
   Разлука, разлука, разлука...
И чем дорога? И чем вдохновляет?
Чем сердце берёт?
Никто не узнает, пока не умрёт.
  
   Источник любви поёт о разлуке.
О любви продолжается смерть.
  
   Декабрь, 92 г.
  
   * * * * * * *
  
   - Подарите небесам копеечку
на дождливую погоду.
И поставьте в церкви свечечку
за меня, красавца и урода.
  
   -Ай, да что вы...? Да зачем же...?
- Что вам, наплевать?
- Нет, помилуйте, да нет же...
- Э-э, да что там... Мир всем! Лягу спать.
  
   Октябрь, 92 г.
  
   * * * * * * *
  
   Приезжают и смотрят в глаза.
Когда что-то не нравится,
интересующийся не делает вида, что ЗА (-
это то, за чем он скрывается).
  
   Ещё протягивают руки,
если, конечно, верят, что это страсть.
Ещё говорят о "разлуке",
и о том, что "могут украсть".
  
   Любимые любят любовно.
Любовь не похожа на крик.
Должно же уметься отторгнуть
ради неё, к чему так привык!
  
   Октябрь, 92г.
  
   * * * * * * *
  
   Ррассудок обнимающая тьма.
В незге не видно мысли.
И в безначалье дня
сомнения зависли.
  
   Теперь не года два назад.
Теперь истоком заблужденья
явившееся вдохновенье,
не покидающее меня.
  
   Теперь меня терпеть нет мочи
тому, кто сыт и кто рабочий.
  
   Моё самовыраженье беспредельно,
но восприятие его
для слушателей сердца своего
   Отягощено предельно.
  
   Где слово взять, чтобы слезу,
не выплаканную вчуже,
попробовать из лужи
перевести в стиха струю?
  
   Где?
  
   И солнца свет рассерженный
весной - без постоянства.
И воздух отдаёт разреженным
зимовий окоянством.
  
   А снег ещё лежит.
И цвет его чертополоший
задорит пустошенья аппетит.
И тяжелеет ноша.
  
   Пускай не понят буду я
ни в век!
Всё кончено; мои друзья
устроили побег.
  
   Они не виноваты.
И в чём виновен я?
И где та предначертанность,
что судьбой речёт себя?
  
   И что теперь мне горевать,
когда желаний короб истощённый
ложиться на мои года
пустой главою отсечённой.
  
   (От плеч не столько сколько от меня.)
  
   Какие сложные наречья
изобретаются умом,
когда тазы с твоим увечьем
ложатся кверху дном.
  
   И что поэзия тогда,
как если не интрига мира:
уравновесить всё и иногда
взорвать баллон эфира.
  
   То был бы страх, а не беда.
Моей гордыни хладновенья
я избежал бы навседа,
но дерзновенье... дерзновенье!
  
   И где покой людской сокрыт,
коль говорят о нём так много?
И пантеист изобретает динамит,
и молит господина: мол, побойся бога.
  
   02.04.92
  
   * * * * * * *
  
   Стихи создаются так же, как и порядок звёзд на небе.
Никто не знает кому это нужно. Тому порукой дети.
Когда они смеются, нам, взрослым, хочется рыдать.
Но мы, боясь не обманутся, лишь смеёмся.
И втуне всё наше прозрение чего-то сквозь что-то там.
И там, куда мы смотрим, ничего не продают и не покупают.
Одни лишь слёзы вдохновляют в нас надежду по лучшим временам
и по такому краю, где будем не замечены. И нас не замечают.
  
   Теперь давайте поклянёмся жить верными себе.
И, обрыдавшись, не проснёмся верхом на скачущем коне.
Во имя сокровенной грусти - так поступать не надо.
  
   Декабрь, 92 г.
  
   * * * * * * *
  
   Так горько всё и безучастно...
Волнение перерастает в шторм.
Так кажется подчас нам,
что никогда мы не умрём
  
   А, между тем, года бегут упрямо.
И, падая на землю головой,
мы успокаиваемся тем, что пьяны
тем, что проведены судьбой.
  
   - Где взять нам силы, чтоб не замолчать?! -
Вопим, нисколько не сбиваясь с ритма,
с рожденья заведённого, дыханья.
  
   Мы правдой называем оправданье.
А ложью - лежбище своё.
  
   Декабрь, 92 г.
  
   * * * * * * *
  
   Тебя, моя дорогая, может быть, нет в живых.
Ну, может быть, я обращаюсь к Царству Мёртвых.
Как бы там ни было, голос мой тих,
нежен и трепетен так непривычно.
  
   Ты ведь прямое попадание в меня.
Ну, нет, не как снаряда,
а-а... как бы это? а: как снежка,
Цирцея моя и наяда.
  
   92 г.
  
   * * * * * * *
  
   Того, что не случилось, жалеть не надо.
Совсем не просто нам достались слёзы
и дрожанье пальцев, ищущих воды.
Нам то досталось, о чём хоть не мечталось,
но чего достойны мы. Усталость.
Только ли усталость мы получаем
от не достиженья цели?
Или это только кажется, что мало
выход получать из немоты?
Тогда движенье, трудное движенье
среди леса и пустынь,
и сопровождающие нас в пути тревога и неуспокоенье.
Чего ещё? Уйди же, недовольство, сгинь!
  
   Да-да, то - руки плачущих людей;
то - в сердце место озаренья.
Мы и ни дня не проживём без вдохновенья,
какое помогает создавать мосты
от не достиженья к постиженью
и к созерцанию от суеты.
  
   Декабрь, 92 г.
  
   * * * * * * *
  
   Тревожно смотрели её глаза.
Как будто о чём-то напоминала.
Она смеялась, но покатилась слеза
и докатила меня до вокзала.
  
   Ну что же, сегодня я уезжаю опять.
И снова затем, чтоб возвратиться.
Спасибо за то, что не просишь писать,
за неумелость наговориться.
  
   Ты шапку свою, только поезд пойдёт,
сними и отдайся морозу.
А горечь внутри пускай узнаёт
себя в повотореньи гудка паровоза.
  
   Чуть только в купе - захандрил,
нахлынули воспоминанья...
- Любил ли кого-то? - Любил!
Тебя - в момент расстованья.
  
   Декабрь, 92 г.
  
   * * * * * * *
  
   То листья бросались охапками грусти...
казалось, что жить остаётся - Сентябрь.
  
   - Ловите мои руки! Ловите мои руки! - кричала Осень.
Мы улыбались; мы остаёмся.
  
   Декабрь, 92 г
  
   * * * * * * *
  
   То стукнуло копытцем о порог.
То дождь забарабанил флейтой Стаффа.
То всем началам - обезличенный чертог:
под кровлей Бога, или же у волжского причала.
  
   Я задыхаюсь от н е б ы т и я!
Я в скорлупе своих созвездий вижу
точку, но это не черта
и, ergo, не потеря равновесья.
  
   Вот стукнуло копытцем о порог...
Но не один же только слышу!
Вот Стафф, закрывший разум на замок,
и чьё-то небо тем взбесивший.
  
   Я слышу... А...а, что там,
только слёз неумолимое биенье.
Я жив - и это мост:
от наказанья к вдохновенью.
  
   Декабрь, 92 г.
  
   * * * * * * *
  
   Ты такой же одинокий,
или нет?
И в такой же сон глубокий
совершаешь свой побег?
  
   Я бы был с тобою рядом...
На то есть своя беда.
Но, по улицам блуждая взглядом,
я ищу, я жду - тебя.
  
   92 г.
  
   * * * * * * *
  
   Я думал, так способны только звёзды
любить, или не любить. Любить!
Сам мир, с собой не схожий, кричит:
- Живи, но не ненавидь!
  
   Я думал, что Апрель - всего лишь месяц;
что только Май - и вот весна
окончилась. Я ошибался:
сердце не верило в года.
  
   Улыбки детские и женщин
заискивающее "нет"
мне говорили: не отмечен
на карте жизни твой необратимый след.
  
   И я себя отмечу.
Пусть только день придёт!
Любой случайной встрече
определю черёд.
  
   И тот, кто суд придумал и осудит
за трудные мои грехи,
посмотрит и, увидев, простит -
я был обителью стихий!
  
   Со всем когда-то расстаёмся.
Но не на долгий срок.
Ещё не раз сюда вернёмся.
Душа - ключи, Земля - замок.
  
   26.12.92
  
   * * * * * * *
  
   Жанне Олеговне Антоновой
  
   Тревога жить не обещала,
но звала.
Я там остался, у причала.
Ты по реке ушла.
  
   Я звал тебя отвсюду.
Я рвал гудное: "м-м-м...".
Я строил баррикады - сердцу.
Я любил.
  
   Я требую отличия от света,
от не-бы-ти-я,
от Солнца, от Ракеты,
от Я.
  
   Я знаю, ждут.
И в памяти забытый
мотив играл скрипач.
Какой неумолимый
стон его душа играла!
Я предан был любви.
Потом её не стало.
  
   P.S. Но смерть ведь не конец,
поскольку не начало....
  
   26.12.92
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"