Аннотация: Среди бессмыслиц - паутина смысла. Да! Будет и того, что жизнь дарит Язя и вяза связь, как некий вид Соотнесенных странностей игры, Узор, который тешит до поры И нас - и тех, кто в ту игру играет. Джон Ф. Шейд
На деревню Путину
Здравствуйте, дорогой ты мой ваш Вольдемар Вольдемарович, пишу тебе сегодня, может быть напишу и завтра, как же узнаешь, когда письмо дойдет до адресата; этого никто не знает даже почтальон Кранц - хороший роман Дэвида Брина, вы прочитайте, как интересно, а фильм совсем не то. Кевин Костнер в том фильме хорош, но не более, чем менее, и все - а вот "Двенадцать обезьян" интереснее, такой фильм, и шизофрения показана, как несправедливость, вот и у меня диагноз "скизофрения", печально, а что мне было делать не идти же в армию? Да идти, к психиатру поделиться с ним скромными портретами Grant и Franklin, тогда то диагноз и поставили,.. вот такая она бесплатная медицина. Бесплатная медицина вещь особая и крайне крайняя - платишь, а оплаты нет. Оплаты вообще нет... нет не то чтобы нет, но и не чтобы есть. Есть я люблю, даже все, вот скажем, что такое все? Все это всё, и следовательно всё это наше всё. А куда без всё? Везде. P.S. Конечно добренькие врачи могут расплатиться галаперидолом, сульфазином, дроперолом и пропазином. А что с мразей взять? Коммунизм гарантирует каждому лечение бесплатное (в психоневрлогической "лечеблядьнице"),
Везде коммунизм. Вот он на каждом шагу, затаился, ой, вот там в углу сидят, между прочим заслуженно сидят - Гитлер, Сталин, Пол Пот, не присоединяйся и ты, к ним ей Босху! Босх какие писал картины, как будто и не писал никогда, только пил и пил dobbelkuyt, dobbeleknollaert, dabbelpeterman, simpel
(Внимание!!!!!! Amstel beer тогда еще не было, ну и отсталые эти люди голландцы!)
.., а писать не любил, ведь он же художник, а не писатель. А я люблю писать, быть может, ты ваше высочество, думаешь, что я графоман, но это не так - я любитель пива, а от того когда-нибудь и я стану писателем. И тогда взрываясь фейерверкерами - мою писню услышат тысячи глаз, мое фото раскупят сотни рук, и луна мне промолвит: "Это про неВас!"
Посмеется над текстом худший враг. И я стану сверхновой суперзвездой, много денег, машина - все дела. Улыбнувшись, ты скажешь: "Ты, как Игорь - крутой!" Я тебя обниму: "Ты, правда!"
Правда, она правдивее лжи, а ложь правдивее правды, правда, нам ни к чему, но один снегурок на блезире всегда висит. Висит - значит висяк, а висяк это плохо, очень дюже плохо, мертвяки, убийство, следователь бьется, а ни домкрат, ни женьшень, ни Малахов не помогают. Казалось бы зачем часы то! то стрелка на полшестого, то на два часа, но два часа гладкий текст никто слушать не станет. А Катюша была умна - "...выхо-о-о-ди-и-и-и-ла не берег Катюша, старик продремал два часа, и, может быть больше ... но Катюша, обстоятельная Катюша всё еще накаляла для Бени Крика свой расписной, свой русский и румяный рай. Она стонала за стеной". А почему стонала и почему крик? Нет мочи терпеть некоторых и от того и (Оул) крик (бридж), петля стягивает горло, хочешь крикнуть, но только хрип.
А ты прижми хрип, жми, жми, жми пока не потечет... Течет - значит хочет, а раз хочет значит не зря выебали, да это так, но ты, ваше высочество, пожалей. И тогда она скажет: - Пожалей меня! Не надо денег!
Денег не надо, это кому же не надо? Отдайте их мне, давайте, давайте только много, лучше больше да больше. Больше опрятности, чистоты и добропорядочности. Меньше тоже хорошо, меньше и не хуже, верно и обратное утверждение. Давайте же разделим нашу борьбу, то есть поделим ее между собой. Вот так и, ты, мыслишь, и прочая, прочая, прочая - взять все и поделить. Да, конечно поделить, но почему именно делить? А умножить. Взять все и умножить. На нуль. И получится точка отсчета осей, Ось Берлин-Рим, например. Ох и ось была, но только кончилась быстро. Бистро, бистро - кричали казаки, откушивая водку, и гусарам водки не доставалось - лишь шампанское, от того и пошла молва, что мол гусары - пьяницы. Так и спились из-за гусар, да и слово то не русское (ГУСАРЫ (венг., ед. ч. huszar), ведь и до этого пили, напивались и напевались, но все от гусар и французов. Французы такой народ, такие люди - споили, ты, представь себе "шампанское" - ишь чего задумали! А задумать то много чего интересно. На пример:
Помню в школе, был такой пример: Три рабочих, за один нерабочий день, выпустили пятьдесят деталей. Вопрос N1. Сколько сдадут металлолома пионер Олег и хорошая девочка Лида. Вопрос N2. Как попытается препятствовать этому мероприятию Генрих Иванович Штраубе?
Штраубе, а по какому он праву Штраубе? Штраубе тоже разные бывают. Далеко не все Штраубе - Генрих Иванович. Иван Иванович тоже человек был, хоть и не Штраубе. И не все штраубе - Штраубе!
Это я к чему? Не зря ведь изрек поэт: "Ещыдууз! зуксрфтсуещвкуфь!" А писать он умел, и вот мы опять вернулись к писанию, ведь не зная писаний, не знаешь силы божией, а с другой стороны при писании не научаешься ничему, разве что пописать. А приходится, ведь оотчетливость, с которой помню свой дневник, объясняется тем, что писал я его дважды. Дважды героем был мой дед. Такой симпатический человек, поймает кого-нибудь и говорит: "Расстреляйте, немедленно", а в глазках смехуечки. Такой был смешной дедок, можно даже сказать веселый. Веселый был человек Дедушка, прямо как дед Мороз в интернате для инвалидов: "Вы спляшите, а я вам за это чегой-то дам, впрочем тем кто не спляшет тоже дам, но больнее и сильнее". Он был добр, крайне добр, истинно по-русски добр, когда вел на расстрел сына врага народа, то всегда и от всей души говорил: "Бедное дите, скорее бы уж помер, ни себя, ни нас не мучил бы".
Не мучьте вы их, не мучьте вы их, а почему их? А может быть вепрь Ы не хочет и их и вас, серая харкотина надоела. Вихри враждебные вьются, торнады всякие и прочая, прочая, прочая. А зачем? Зачем?
Зачем? Затем - Минуты две, опустив голову с выражением напряженного усилия мысли, стоял он с револьвером в руках неподвижно и думал. "Разумеется", - сказал он себе, как будто логический, продолжительный и ясный ход мысли привел его к несомненному заключению. В действительности же это убедительное для него "разумеется" было только последствием повторения точно такого же круга воспоминаний и представлений, чрез который он прошел уже десятки раз в этот час времени. Те же были воспоминания счастья, навсегда потерянного, то же представление бессмысленности всего предстоящего в жизни, то же сознание своего унижения. Та же была и последовательность этих представлений и чувств.
"Разумеется", - повторил он, когда в третий раз мысль его направилась опять по тому же самому заколдованному кругу воспоминаний и мыслей, и, приложив револьвер к левой стороне груди и сильно дернувшись всей рукой, как бы вдруг сжимая ее в кулак, он потянул за гашетку. Он не слыхал звука выстрела, но сильный удар в грудь сбил его с ног. Он хотел удержаться за край стола, уронил револьвер, пошатнулся и сел на землю, удивленно оглядываясь вокруг себя.
Удивленно...?!, а что, странного-то?-так, всю жизнь ебошить себя и вдруг: "странно?"
Но триффид, конечно, своеобразное растение, и он не мог в конце концов не вызвать у нас некоторого любопытства. Возможно, наше любопытство не было слишком активным, поскольку всегда можно найти нескольких незнакомцев, которым удается поселиться в запущенных уголках сада; тем не менее мы нередко говорили друг другу, что этот незнакомец выглядит как-то очень уж странно.
С почтением, искренне чужой, Зынзырэлы Ильич Александрыч.