Каждый год, в середине лета, когда дурманивший аромат цветущих лип обладал способностью излечивать души, две неразлучные подруги Ирусик с Натусиком праздновали День рождения.
Нельзя сказать, что даты их появления на свет совпадали, но отмечали сие событие они исключительно летом под оркестр благоухающей природы и бесконечность белых ночей. На дни празднований этого события детей они определяли в лагерь, а мужей на охоту или рыбалку, вооружая супругов ружьями или удочками, принимая во внимание их настроение и погоду.
День был чудесный. Более недели назад закончились дожди, и мягкое тепло поселилось в их деревнях. Родом наши героини были из небольших соседних деревушек, дружили с юности и с бережной трепетностью относились друг к другу.
Под пушистой сосной в огороде Натусика, где обычно проходили праздничные мероприятия, они накрыли аккуратный столик, застелив его белой накрахмаленной скатертью.
На маленькой чугунной сковородочке нажарили трески, приправив её сметаной и зеленым лучком с грядки. К рыбе поставили водочку и закуску, состоящую из малосольных огурцов и помидоров, украшенных мелкопорезанным укропом. Нарвали крупных ягод созревшей клубники, выложив её горкой на круглое желтое блюдо. Ягоды сверкали ярко- красными бочками так, что получившийся натюрморт походил на огромный бисквитный торт. Дополнением к пирушке стал сосед Анатолий, пришедший по приглашению именинниц с баяном и подготовленным праздничный репертуаром.
Все трое уселись за стол. Разлив водочку по аккуратным рюмочкам, выпили по первой. Закусили огурцом. Выдохнули.
Приятное тепло растеклось по всему телу, настроение улучшилось, и зеленые сосновые иголки стали ещё зеленее.
Они выпили ещё по рюмочке, и Анатолий открыл летний музыкальный сезон застольной песней "Сняла решительно пиджак наброшенный". Слово пиджак он намеренно произносил как "пинджак" и акцентировал на нём внимание.
Растягивая меха баяна, он двигался всем корпусом в такт музыке и был в довольно приподнятом настроении. Улыбка на его лице, плывущая по нотам то в одну, то другую сторону, излучала удовольствие и умиротворение.
Ирусик, считавшая сиё мероприятие главным сюжетом года, усаживалась за праздничный стол с трепетным предвкушением веселья. Во всём ею усматривалась поэтичная возвышенность. Сковородку с треской она сравнивала с кувшинкой на пруду, тарелку с помидорами - с яркими маковыми лугами, а клубничное блюдо виделось ей натюрмортом, сошедшим с картин Кустодиева и попавшим в аккурат к столу.
Натусик, руководившая процессом праздничного мероприятия, поддерживавшая любые порывы души своей подруги, откликалась созидательностью и интересом.
Отпраздновав первый день, они отправили изрядно выпившего Анатолия с баяном к жене домой и, выпив несколько чашек чая с малиновым вареньем, улеглись спать.
Проснувшись следующим утром, достали из холодильника шампанское, приготовили завтрак и стали отмечать второй день празднований. Такая была у них традиция - гулять два дня. После бокала шампанского им опять стало весело, ноги сами пустились в пляс, и от беззаботного веселья кружилась голова. Под танцевальную музыку, обняв вазу с цветами, Ирусик отдавалась вальсу. Натусик, поставив перед собой деревянную табуретку и назвав её роялем, аккомпанировала без фальши, попадая в ритм исполняемого произведения.
Наступил момент, когда шампанское закончилось и выпивать более было нечего. Прекратив вальсировать и немного подумав, Ирусик вспомнила, что у ее мужа в холодильнике имеется вино "Букет Молдавии" и предложила поехать к ней: "Муж мой до следующей пятницы на рыбалке, без него мы спокойно завладеем веселящим напитком и праздник продолжится, останавливаться нельзя, живём один раз и гулять нужно до конца", - произнесла Ирусик и вышла на улицу.
Сев на велосипеды, подруги нацелили свой маршрут в соседнюю деревню, расположенную в трёх километрах от места празднований.
Не проехав и ста метров, прямо посередине дороги им встретилась огромная полувысохшая лужа, являвшаяся достопримечательностью Натусиковой деревни. Уникальностью лужи было то, что она практически никогда не высыхала, даже в засушливую погоду имела на своей поверхности две автомобильные колеи и отсутсвие возможности её объехать.
Уверенно возглавляя колонну на правах хозяйки, знающей каждый уголок родной деревни, Натусик направила свой велосипед в одну колею. От выпитого в глазах двоилось, колеи то сходились, то расходились, она ещё какое-то мгновение боролась за право форсировать лужу, но попытка не удалась, и она аккуратно, как в замедленном кино, повалилась правым боком в чёрную жижу.
Ирусик, строго следующая за подругой как за единственным жизненным ориентиром, не снижая скорости и не пытаясь тормозить, легла не менее аккуратно в ту же жижу на тот же бок.
Вздохнув и не расстроившись, они выбрались из лужи и продолжили маршрут. Одна их сторона от волос до ботинок была грязно-чёрного цвета, зато другая была прекрасна.
Сначала извилистая дорога вела через поле. Солнце нещадно пекло их спины, высохшая грязь стянула кожу, проступивший пот плотно прилепил их чёлки ко лбу, однако они уверенно крутили педали навстречу "Букету Молдавии".
Выехав на проезжую часть, наши путешественницы стали ощущать покидающий их героизм. Им оставалось проехать не более километра, но педали уже не крутились. Чернобокие и молчаливые, они шли пешком, ведя велосипеды в поводу. Проезжающие мимо в машинах люди присматривались к ним, иные даже приветственно сигналили.
Подходя к дому Ирусика, девчонки
обнаружили автомобиль её мужа. Супруг, по всем предсказаниям, должен был быть на рыбалке.
Подруги переглянулись и подошли поближе. Муж Ирусика, Саша, работавший механиком в местном совхозе, топил баню и мирно жарил шашлыки. Рыбалка у него отменилась, и он остался дома. Сочувственно, по-доброму, он встретил путешественниц, отправил мыться, заранее приготовив к их выходу пахнущие чистотой и уютом пушистые полотенца.
Розовощёкие, аккуратно причёсанные, переодетые в сухую одежду дамы вышли из бани. На улице их ждал ужин, но главной драгоценностью стола был "Букет Молдавии", поблескивающий яркой этикеткой и заговорщицки подмигивающий им.