"В истории Хэллоуина есть не только светлые страницы. Вплоть до 50-х годов каждый праздник был отмечен хулиганскими выходками. Но, кроме актов вандализма, случаются в День Всех Святых вещи и пострашнее. И страдают от них прежде всего дети. Случается, что неуравновешенные люди кладут в хэллоуинские яблоки... бритвенные лезвия и гвозди, а в другие лакомства - наркотики или яд. В середине 60-х годов в американском штате Нью-Джерси даже приняли закон, предусматривающий тюремное заключение для злоумышленников. В 1970 году в Детройте умер 7-летний мальчик, съев карамельку, начиненную кокаином. 1982-й год отмечен целой эпидемией отравлений на Хэллоуин".
"Facty i kommentarii". 30-Октябрь-2001. Право.
Брэн Форт ждал Хэллоуина, как только может ждать его настоящий поклонник темных сил. В этом году Хэллоуин должен стать для него особенным. Надо отметить праздник с размахом. Выполнить все то, что ему приказано...
Вчера он удостоился явления. Это случилось как раз тогда, когда он готов был окончательно разочароваться в выбранном пути, сорвать со стены своей комнаты перевернутый крест, вылить к чертовой матери из стоящего в маленьком холодильнике термоса кошачью кровь и спуститься вниз... Выйти на улицу, туда, где его мать, Элизабет Форт, сидит в кресле-качалке и ловит последние лучи предзакатного осеннего солнца. На ней теплый пушистый свитер апельсинового оттенка, который Брэн подарил ей на позапрошлое рождество (по давней привычке Брэн даже в мыслях произносил это слово с маленькой буквы). Руки ее покоятся на коленях, на маленьком столике рядом - раскрытая Библия, единственная в доме, которую Брэн еще не сжег, единственно потому, что его об этом попросила мать, покорно принимающая все изменения, происходящие с ее сыном...
Брэну хотелось выйти на улицу, в залитый осенним золотом сад. Опуститься перед матерью на колени, уткнуться лицом в теплые, всепрощающие руки, и покаяться матери так, как он давно уже не каялся никому, с тех самых пор, как кто-то - Брэн уже не помнил, кто - сказал ему, что все, написанное в Библии - ложь, призванная ограничить его свободу. Что Сатана - не зло, но Свет и Любовь. И много чего еще говорил тот человек, Брэн уже не помнил всего. Но больше он ни разу не был в церкви.
Брэн уже был готов к этому. Он даже подошел к двери и взялся за ручку. Но выйти из комнаты ему не позволили.
- Куда ты идешь, мальчик? - вкрадчиво спросил кто-то за его спиной.
Он вздрогнул, за шиворот словно кто-то бросил горсть крупных мурашек, и те разбежались по всей спине.
- Обернись, не бойся. Не так мы страшны, как нас малюют.
- Я не боюсь, - хрипло сказал Брэн, сглотнул накопившуюся во рту горькую слюну и повернулся.
В комнате было темно. Вроде и шторы раздвинуты, и заходящее солнце вовсю бьет лучами в стекло... но все предметы как будто окутала странная мгла. И центром этой черной ауры, затопившей помещение, являлся некто, кого только что тут не было.
Фигура в черном плаще восседала в любимом кресле Брэна. Капюшон был откинут на спину, и глазам молодого человека предстала странная картина: у пришельца вместо головы была тыква! Обычная такая хэллоуинская тыква, с вырезанными отверстиями, которые должны были изображать глаза, нос и рот, с тлеющим внутри огнем, которому, впрочем, не под силу было разогнать тьму, царившую в комнате.
Стало холодно.
- Ты не похож на Господина, - по прежнему хрипло сказал Брэн и помотал головой, чтобы разогнать странное оцепенение, охватившее вдруг его мысли.
- А ты надеялся, что Он сам явится к тебе? - в голосе пришельца звучала насмешка. Тыква скалилась, изо рта ее вырывалось бледное пламя и гасло, едва соприкоснувшись с холодной тьмой.
- Я и не слуга, как ты, - продолжал гость. - Я - Джек-с-Фонарем. Ты, должно быть, обо мне слышал.
- Старая сказка, - сказал Брэн, пытаясь незаметно ущипнуть себя за руку. В отличие от многих своих знакомых, он пока не принимал наркотики, разве что позволял себе иногда выкурить косяк-другой за компанию. Но галлюцинация могла быть вызвана и чем-нибудь другим... Нервами, например.
- Да... ты прав, очень старая. Почти как мир. - Тыква продолжала улыбаться, но в голосе Джека внезапно зазвучала печаль.
Брэн ущипнул себя и подпрыгнул на месте от боли. В глазах показались слезы, но даже сквозь их расплывчатую пелену он видел силуэт Джека, ухмылку головы-тыквы, огонь в ее глазницах.
- Я существую, насколько это возможно, - сухо сказал Джек. - И мне это существование, признаться, чертовски надоело.
- Тебя не принимают ни в ад, ни в рай, - припомнил Брэн сюжет старинной легенды.
- Имен,. - подтвердил человек с тыквой вместо головы. - И я брожу по мирам, не зная, куда я иду, и путь окутан вечной холодной мглой. Чтобы развеять ее, мне дали с собой фонарь... Англичане и шотландцы считали, что это была выеденная репа или картофелина с адским угольком внутри. Вы, американцы, позже заменили репу тыквой, что оказалось несколько более удобным, хотя и громоздким. А как оно все было на самом деле - не помню уже даже я, как и не помню того, почему вдруг мой фонарь заменил мне голову...
- Зачем ты пришел? - спросил Брэн. Он уже освоился с гостем и почти не боялся. В конце концов, разве он не мечтал о том, чтобы потусторонний мир хоть как-нибудь доказал ему наконец свое существование?!
- У меня для тебя послание от твоего Господина, - ответил Джек и скрипуче хихикнул. - И личная просьба от меня вдобавок.
- Послание от Люцифера? - не выдержал Брэн. - Господин знает обо мне?!
То, что еще минут пять назад он всерьез собирался забыть обо всех этих глупостях и попытаться вернуться к нормальной жизни, уже вылетело у него из головы...
- Я долго бродил... - задумчиво произнес Джек, словно не слыша прозвучавшего вопроса. - Ты не представляешь, мальчик, что это такое - вечность...
Тыква качнулась из стороны в сторону.
- Нет... не представляешь. Долго, очень и очень долго. Ни там, ни здесь никто меня не ждал. Первое время была еще моя невеста... забыл, как ее звали. Но она умерла. И - все. Нигде и никто.
Он помолчал. Молчал и Брэн, который мерз все сильнее в своей тонкой рубашке.
- Совсем недавно - по моим меркам недавно! - я решил попробовать еще раз... Я пришел к Вратам Рая и постучался в них. Я сказал тем, кто мне открыл, что не уйду, пока не узнаю, когда закончится срок, в течение которого мне предстоит бродить в полном одиночестве среди мутной мглы. И нельзя ли как-нибудь купить, наконец, покой?...
И мне ответили. Я, верно, так им уже надоел, что ответ был дан - только бы я отвязался. Мне сказали, что, если я смогу спасти сто душ и привести их в Рай, то меня примут туда вслед за ними.
- И знаешь, - продолжал Джек-с-Фонарем. - сперва мне это понравилось. За целую вечность я, конечно, забыл уже и о том, что такое добро, и о том, что такое зло. Но из этого могла бы получиться чудесная история... а истории - это единственное, что я еще ценю до сих пор.
Но, как ты, наверное, догадываешься, все оказалось не так-то просто... Из меня вышел плохой ангел в сияющих одеждах. И однажды я понял, что эта совсем не та история, главным героем которой я мог бы стать.
Брэн устал стоять. Он пододвинул к себе ближайший стул и сел. Джек продолжал, голос его был задумчив и тих.
- Я долго думал. И вспомнил, что истории бывают не только добрыми. Они бывают страшными. И такие истории люди, как правило, любят еще больше. И тогда я пришел в ад. Я не стал уже спрашивать, чего там хотят в качестве платы за вход. Я сразу предложил свою цену - сто погубленных душ за возможность прекращения вечных скитаний... Твой Господин думал недолго. Он согласился. И послал меня на землю. Теперь все было куда легче... Заодно он дал мне с собой список своих слуг, которые еще не подтвердили ему свою верность. Так что у тебя есть возможность показать своему Господину, что принесенные тобой на Черной мессе клятвы - не пустые слова. Впрочем, я могу сказать тебе, что ты не один такой. В вашем городишке я навестил еще несколько человек. Как только вы исполните что приказано, мой долг будет оплачен.
Брэн дрожал - сам не понимая, от чего. От холода? От страха? От... радости?
- Мне нужна жертва, - сказал Джек-с-Фонарем. - Мне нужна юная, невинная душа. Ты должен найти ее и сделать все необходимое. Завтра Хэллоуин. У тебя еще сутки на поиски. Но, как только детские голоса зазвучат в сумерках, все должно быть готово...
- Я... должен кого-то убить? - спросил Брэн. Холод пронизывал его насквозь, сковывал движения, мешал думать... - Я правильно понял?
- Именно, - тыква дружелюбно улыбнулась ему. - Души погибших от твоей руки в этот день будут посвящены твоему Хозяину и отправятся прямо к нему. И учти, что договор тобой уже подписан... так что, если ты ослушаешься Господина и не выполнишь моего приказа, тебе никто не позавидует...
И, произнеся последние слова, Джек исчез. Рассеялась мертвая мгла, солнцу был открыт путь в комнату, чем оно сразу же воспользовалось.
Но его лучи не могли выгнать из тела Брэна поселившийся в нем, казалось, навеки, холод...
Снизу, со двора, донесся звонкий голос его младшей сестры, вернувшейся из школы. Барбара была юна... и, несомненно, невинна...
Всю последнюю неделю ей снились очень странные сны. Странные и страшные. Про черного человека с большим ножом. В некоторых снах у человека было лицо ее старшего брата, Брэна, который в последнее время и впрямь стал каким-то чересчур странным. Впрочем, она не принимала эти сны всерьез, считая их последствием пережитого ей недавно разрыва с парнем, который хотел от Барбары слишком многого...
"Ну что ж, в конце концов, мне приходилось делать вещи и похуже..." - подумал Брайан Рональдсон, и недрогнувшей рукой положил несколько конфет в ярких обертках в кучку сладостей, приготовленных женой для их детей. Незадолго до этого он, как ему было велено, с помощью шприца впрыснул в каждую конфету изрядную порцию разведенного крысиного яду. Детям должно было этого хватить...
- Хэллоуин, Хэллоуин! - Мэгги влетела во двор, вся раскрасневшаяся от быстрого бега. Лента наполовину выбилась из косы, несется вслед за хозяйкой, но догнать не может...
- Завтра - Хэллоуин! Здорово, правда, Кен? Мама с папой сказали, что отпустят меня с тобой, если ты согласишься!
Кен на мгновение приподнял голову.
- Я занят, малышка. - буркнул он. - Не видишь, колесо меняю.
- Кен, ну пожалуйста! Если ты сейчас же не согласишься, мама передумает! Папа с таким трудом ее уговорил!
Кен хмыкнул и с наслаждением разогнул усталую спину. Велосипед подождет, не стоит портить сестренке праздник.
Сейчас, конечно, было бы самое то припомнить маленькой шкоде все ее шалости, порой оборачивавшиеся для старшего брата крупными проблемами...
Но Кен Рональдсон был незлопамятен. И сестру свою он, в общем-то, любил. Вряд ли она причинит им какие-то неудобства. Можно будет поручить малявку заботам Черри и Саманты - девчонки обожали возиться с малышами, а у Черри, кроме того, был брат, всего на год младше Мэгги. Так что опыт имелся.
- Пойдем, рыжая, скажем маме, что я не против. Но если вздумаешь меня не слушаться, останешься без сладкого на весь следующий год!
- Я буду, буду слушаться! - затанцевала Мэгги. Длинная зеленая лента не выдержала и выскользнула-таки из косы, распластавшись по земле. Ее изгиб почему-то неприятно зацепил Кена, напомнив ему о гадюке, которую они с мальчишками на прошлой неделе видели на камне у Старого дуба.
- Беги, - сказал он сестренке. - Я сейчас подойду.
И, когда она скрылась в доме, поднял ленту с земли и задумчиво повертел ее в руках.
Джеральд Кларк никогда не любил свое имя. С таким имечком - только на плакат "Разыскивается шерифом", утверждал он. Нойс, его жена, не понимала мужа. Впрочем, спорить с ним она не решалась - Джеральд был скор на расправу, а кулаки у него тяжелые...
Возможно, что он на самом деле мечтал когда-нибудь увидеть свою фамилию в новостях на первой полосе... Что-нибудь типа "Разыскивается маньяк-убийца Джеральд Кларк". В этом что-то есть. Так звучит гораздо лучше, нежели "законопослушный семьянин Джеральд Кларк" или еще как-нибудь...
Впрочем, иногда мечты имеют свойство сбываться.
Его приемная дочь, девятилетняя Хлоя, рожденная Нойс в первом, более счастливом, как она теперь понимала, браке, сидела за кухонным столом и, болтая ногами, вырезала из бумаги силуэты летучих мышей.
Да, завтра ведь Хэллоуин, вспомнил он вдруг. А Хлоя хорошо вела себя весь последний месяц, и теперь Нойс отпускает ее побегать и пошалить на весь праздничный вечер.
А в Хэллоуин всякое может случиться...
Хлоя напряженно прислушивалась к шагам в соседней комнате. Ее "папа" сегодня опять был какой-то не такой. Девочке очень не нравилось, как отчим смотрел на нее. Зачем мама ушла от папы и вышла замуж за этого человека?! Папа был добрый и веселый... А теперь он на другом конце земли, очень-очень далеко, и вряд ли она сможет его увидеть до того, как станет взрослая и сможет сама ездить, где захочет, не спрашивая разрешения у мамы.
Девочка глубоко вздохнула и решила, что она сегодня же напишет папе еще одно письмо. На прошлое он почему-то не ответил...
Наступал Хэллоуин. Смеркалось. На небо высыпали колючие осенние звезды. Похолодало... Но это нисколько не смущало детей. Они провели весь год в ожидании праздника и теперь собирались насладиться им в полной мере.
В тени, отбрасываемой огромным дубом, притаился некто. Высокий, сгорбленный, он был закутан в длинный плащ, капюшон надвинут как можно глубже, чтобы скрыть лицо... Из-под капюшона струилось бледное сияние.
Тень дуба казалось куда более глубокой и холодной, нежели тени от стоящих рядом деревьев...
- Во имя Господина... - хрипло шепчет кто-то, и Джек слышит его так отчетливо, словно находится рядом.
Второй раз...
Смертельное лакомство уже зажато в нетерпеливых пальцах. Как хорошо отец знает, что они любят - это самые любимые конфеты Кена...
Третий раз.
Незнакомец появился рядом с ней неожиданно, когда Хлоя отстала от подруг и присела, чтобы подтянуть чулок.
- Девочка, хочешь сладостей?
- Не хочу... - опасливо помотала головой Хлоя, поднимаясь и пятясь назад. Мама хорошо объяснила ей, что с незнакомыми людьми лучше не разговаривать и ничего у них не брать.
- Хочешь-хочешь... - ласково пропел незнакомец... и, резко бросившись вперед, схватил не успевшую отскочить Хлою за плечи.
- Хочешь... - прошелестел он, наклоняясь над замершей в ужасе девочкой, и та, открыв было рот для крика, не смогла выдавить из себя даже жалобного писка, увидев лицо незнакомца...
Лицо ее отчима.
Джек покачал головой, вслушиваясь, как затихает последний крик. Дело сделано, три души принесены в жертву, и не смогут вырваться из цепких когтей того, кому Джек платил.
Последние три души...
Все, теперь-то точно все. Покой...
Джек-с-Фонарем потянулся, поднял голову к сияющим высоко над ним звездам. Тыква улыбалась... теперь - торжествующе.