Горячий шепот рассек тьму, в которую был погружен зал, ударил, как плеть.
- Жизнь моя в твоих руках, сердце мое - пыль под твоими ногами, душа моя - не Господу отдана и ни Диаволу, но тебе лишь, Амелия, тебе лишь... Чего ты хочешь? Я могу все! Хочешь - звезду с неба?! Только назови, какую! Арктур? Полярную?
В ответ ему - молчат. Яростный, исступленный шепот, ударивший со всей силой, разбил нежные губы, и им теперь больно шевелиться.
- Амелия?
Она убрала щекочущую лоб прядь, мимоходом подивившись тому, что, оказывается, во влажной и густой жаре зала руки ее холодны, как лед.
- Мне не нужно твое сердце. - хрипло сказала она, до боли сжимая запястье одной руки пальцами другой. Длинные ногти рассекли кожу и теперь входили все глубже и глубже, сгибаясь, норовя сломаться - и все же не ломаясь. Боли она не чувствовала, только легкое щекотание от ползущей по ладони вниз струйки крови. А может быть, это был пот, она не знала. И продолжала терзать бесчувственную плоть, пока губы произносили сухие, мертвые слова.
- Мне не нужно от тебя ничего. Не дари мне звезду, и не дари мне Солнце - пусть вовеки пребудет там, где ему быть назначено. Любовь твоя - лишь одержимость. Ты знаешь, что такое одержимость, а, Влад? Знаешь?!
- Не знаю. - тихо признались из темноты. Теперь шепот не бил, не сек, но шуршал и колол, как охапка высохшей сорной травы. Амелия в ответ лишь криво усмехнулась, забыв, что в темноте нельзя видеть движений ее губ. - Стоит ли мне принять твои слова, как... - говорящий сглотнул, гулко, так, что эхо пронеслось под сводами зала. - как отказ? - нашел он в себе силы закончить.
- Именно. - подтвердила Амелия. - Это все, зачем ты звал меня сюда?
Он не отвечал. Амелия пошевелилась, чуть обеспокоено позвала:
- Влад? Эй, Влад?
Тишина. Всей кожей девушка чувствовала - в зале она одна. Неожиданно пришла боль, резанула по левому запястью. Истерзанная ногтями кожа горела, словно ее, живую, жгли огнем.
Все закончилось.
Амелия жила в однокомнатной квартире на третьем этаже, отделенной от лестничной площадки огромной стальной дверью с тремя замками - предосторожность отнюдь не лишняя. Маленькая кухонька, совмещенный санузел; в единственной комнате, по совместительству спальне и гостиной, из мебели только обшарпанный, скрипучий диван, старенькая тумбочка и пара кривоногих стульев, обладающих особо упрямым норовом - сидеть на них было опасно для здоровья.
Зато на кухне надо всем царствовал огромный, непонятно как поместившийся сюда стол - массивный, из черного дерева, с изогнутыми, покрытыми резьбой ножками. В лакированную столешницу можно было смотреться - на ней никто и никогда не осмеливался резать хлеб; любая, даже самая мельчайшая капля или крошка сразу же смахивалась или вытиралась - и только чистой тряпкой. По углам смущенно жались плита и холодильник. На холодильнике стояла микроволновка, старательно делая вид, что уж она-то - техника последнего поколения - не имеет ни малейшего отношения к этой кухне и вообще попала сюда чисто случайно...
Амелия прошла из кухни в комнату, щелкая выключателями - свет загорелся по всей квартире.
Брызнули в стороны тараканы, устроившие себе в отсутствие хозяйки пиршество на усыпанном крошками полу; Амелия захлопала дверцами стенных шкафчиков, выхватила с полки банку с растворимым кофе, поворошила грязную посуду в раковине, сунула найденную чашку - большую, синюю, с нарисованным на ней Скорпионом - под струю холодной воды. Скорпион на чашке смотрел полным ненависти взглядом, поводил угрожающе задранными клешнями, изгибал длинный хвост с ядовитой колючкой на хвосте, может быть, даже шипел - Амелия не слышала из-за шума льющейся воды. Да и шипят ли вообще скорпионы, тем более, нарисованные на чашках?
Злобное паукообразное все же почти ужалило Амелию за палец - изогнувшись под невозможным углом - но тут в дверь позвонили.
- Влад? - Амелия разглядывала гостя в глазок. Был гость небрит, нетрезв и вид имел потасканный и совершенно не поэтический.
- Я. - подтвердил гость. - Ждешь кого-то другого? - спросил он с наигранной ревностью.
- Нет, что ты... - равнодушно отозвалась Амелия, потянулась отпереть дверь и вдруг помедлила; вернулась обратно к глазку, еще раз обозрела гостя и спросила. - Ты один?
- Не, ну ты и вправду ненормальная! - возмущенно отозвался гость. - Сама не видишь?
Голос не бил и не колол, он набивался в уши сухой ватой и фальшиво шелестел там. Амелия вздохнула, поежилась, вспоминая горячую тьму зала, и открыла дверь.
- Ну, привет... - ввалившись в прихожую, гость первым делом потянулся к Амелии мокрыми губами. От него пахло спиртным; в руках Влад сжимал бутылку шампанского и чахлый букетик каких-то заморенных цветов. Чмокнув хозяйку в торопливо подставленную щеку, Влад стал совать ей в руки принесенное добро. Амелия взяла противно липкую бутылку, еле сдержавшись, чтобы не поморщиться; другой рукой подхватила букетик. Гость уже выпутался из пальто, и теперь, присев на незаметно прокравшийся в прихожую стул, стягивал ботинки. Стул под взглядом Амелии стоял смирно и даже выпрямил, насколько мог, тонкие кривые ножки.
- Проходи в комнату. - сказала Амелия, улыбаясь через силу; сама двинулась на кухню - сунула шампанское в холодильник, наскоро ополоснула липкую руку под краном - вода все еще была ледяной. Набрала воды в вазу, пристроила туда цветы и вместе с вазой прошла в комнату, где Влад уже расположился на диване.
- Небогато живешь. - заметил мужчина, оглядываясь по сторонам.
Амелия кивнула.
- А с твоей зарплатой могла бы и получше чего прикупить, чем эта развалина. - Влад попрыгал на диване, и тот отозвался протяжным жалобным скрипом. Амелия покачала головой.
- Я привыкла.
- Ну, как знаешь. Мне, вообще-то, все равно... - Влад масляно улыбнулся и ощупал ее глазами. Амелия уже успела переодеться, снять насквозь промокшую от пота блузку, в которой она была в зале, стянуть и кинуть в шкаф джинсы, и теперь на ней был короткий черный халатик, с вышитой на кармане большой бабочкой-траурницей. Белье она тоже сняла, но чистого надевать не стала, осталась под халатом как есть - голой. Влад это, скорее всего, заметил.
- Будешь кофе?
- Еще бы! - отозвался гость.
- Я вскипячу воду.
Амелия поставила вазу на тумбочку.
- Спасибо. Красивые цветы.
- А то... - пьяновато улыбнулся польщенный Влад.
Полуувядший тюльпан качнулся в вазе.
Она прошла на кухню, включила чайник, ополоснула еще одну кружку, белую, с нарисованными на ней безобидными синими цветочками. Скорпион извивался и все-таки шипел - теперь она слышала это совершенно явственно.
- Влад? Проходи сюда, кофе готов! - окликнула Амелия и аккуратно поставила на стол кружку.
В комнате скрипнул диван, послышались шаги, в кухню вошел на слегка заплетающихся ногах гость, грузно опустился на заботливо подставленную Амелией табуретку. Та стояла смирно, хоть и была трехногой - не чета оставшимся в комнате стульям.
Влад изрекал какие-то галантные банальности, одновременно с тем пытаясь заглянуть за вырез халатика Амелии, пока та ставила чайник на стол - очень, очень осторожно, чтобы не дай бог не повредить лакированную поверхность черной, как ночь, столешницы, в которой ослепительным пятном отражалась люстра. Дрожала под тяжестью зада гостя несчастная табуреточка; захлебывался яростным шипением скорпион на кружке, пытаясь дотянуться нарисованным жалом до тонких рук Амелии, все время мелькающих очень близко от него, но все же недосягаемых; шумное дыхание Влада наполняло кухню ароматом перегара и дешевых сигарет; Амелия дышала через раз, боясь впустить в себя слишком много этого затхлого, текучего запаха. Ночь кралась мимо незаметно, и время утекало меж пальцев хозяйки, разливающей кипяток по кружкам, всыпающей в мутный водоворот коричневые крупинки растворимого кофе.
- Держи. - Амелия осторожно, по-прежнему всеми силами стараясь избегать скорпионова жала, подтолкнула кружку к Владу.
- Ох, спасибо... Горячего кофейку - самое то сейчас; а потом и шампусику хлебнуть можно...
Амелия улыбалась застывшими, ледяными губами; прижимала к горячим бокам белой в синий цветочек кружки озябшие руки - пыталась согреться. Саднило разорванное запястье, текла по нему кровь, такая же обжигающе холодная, как и воздух кухни. Кусочки кожи под ногтями другой руки начинали ей мешать - хотелось встать и уйти, вымыть руки, почистить ногти щеткой, убрав из-под них мертвую плоть. Но Амелия сидела, терпеливо наблюдая, как Влад протягивает руку к кружке и осторожно, стараясь не обжечься, берется за керамическую ручку. Шипит возмущенный до глубины души такой наглостью и одновременно обрадованный скорпион, хвост его изгибается на темно-синем боку кружки, и стремительно наносит удар, полный жгучего яда.
Влад секунду смотрел на ужаленную руку, не понимая, что так резко, больно укололо ладонь. Росло, ширилось красное пятно вокруг укуса - яд проникал в тело и овладевал им. Счастлив был скорпион.
Потом Влад последний раз выдохнул, обдав склонившуюся к нему Амелию горьковатым запахом кофе, и медленно повалился на пол. Табуретка облегченно потянулась всеми тремя ножками. На запрокинутом к потолку лице Влада гримаса боли мешалась с безграничным удивлением. Амелия почти залюбовалась им - сейчас он, казалось, действительно мог быть обладателем то свистящего, как кнут, то колючего, как проволока, голоса.
Амелия спохватилась. Надо было спешить.
Встала, быстро и все так же осторожно убрала со стола посуду - поставила ее в раковину, где уже покрывались плесенью другие кружки из-под кофе - иной посуды Амелия в доме не держала. Стремительно вышла из кухни, оставив Влада пока лежать на полу. В комнате выхватила из вазы тот самый тюльпан, тронутый уже тлением, роняющий сморщенные, почти черные лепестки на тумбочку, расстегнула пуговицы, сунула цветок в верхнюю петлю; как была, в расстегнутом халате, обнажившем тело, с бабочкой-траурницей на кармане, казавшейся почти живой, прошла обратно на кухню.
Там девушка с неожиданной легкостью подхватила с пола тело Влада, подтянула его к столу и перевалила через край столешницы, в бездонную тьму, горячую и влажную... И сама последовала за ним.
- Смерть моя в твоих руках, Амелия...
Ладони ее чувствовали жаркое дыхание, струящееся через прижатые к ним губы, произносящие странные и сладкие слова. Амелия стояла, зажмурившись, и слушала.
- Так какую звезду ты хочешь?!
Амелия разомкнула губы, облизнула их кончиком языка.