Чабанюк Светлана : другие произведения.

По дороге домой (сказка о Солнечном) 2 часть

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   Часть 2 СТАНОВЛЕНИЕ
  
  
  
  
  20. Жизнь обязана быть...
  
  
  Они стоят в огромном круглом зале. Потолки настолько высоки, что кажется, будто они уходят в бесконечность. Олег видит на стенах удивительные картины. Точнее, хорошо он может разглядеть только те, что расположены ближе к полу, остальное надежно скрывает темнота.
  Но вот в центре зала вспыхивает свечение неземной силы, и становятся видны мельчайшие подробности на прекрасных полотнах великих мастеров, расположенных даже на самом верху у сводов.
   Однако, необычный свет постепенно угасает, и на этом месте возникает высокий статный человек. Кажется, что он парит над полом, окутанный тихим мерцанием. Голова его и широкие плечи укрыты длинным серебрящимся плащом. Тень от капюшона скрывает лицо, но Олег угадывает крупные правильные черты.
  "Как будто серебряный" - с восторгом думает Олег.
  Серебряный тем временем поворачивается вокруг своей оси, и их дважды накрывает волна света: сначала, когда она растекается из центра, а потом, когда, оттолкнувшись от стен, возвращается обратно.
  "Если были в жизни трудности - помни о них, но не грусти. Если трудности ждут впереди - знай о них и преодолевай. Если растратил много силы - не жалей о ней. Если нужно затратить больше - не жалей ее. Если было счастье - пусть оно согревает. Если хочешь счастья - согревай его сам. И на то тебе энергия - бери, сколько сможешь".
  "Что это? - восторженно замирает Олег. - Слышал я эти слова, или они безмолвно вошли в меня вместе с удивительным просветлением, ощущением необыкновенного счастья и немереной силы?"
  - Приветствуем тебя! - торжественно произносит тем временем Хранитель.
   "Приветствую вас! - отвечает им необычный по силе голос. - Рад видеть тебя, Хранитель. Рад видеть тебя, Олег. И тебе сегодня особая наша благодарность. Редко такое случается во Вселенной. Ибо ты сумел сохранить наших братьев, наших друзей, часть нашей силы. Ты совершил то, что в твоей прежней жизни называется гордым словом "Подвиг". Я слышу и чувствую тебя, и знаю, что ты беззаветно любишь эту жизнь. Ты искренне любишь своих братьев, своего мудрого наставника, наш мир. Но ты должен знать, что жизнь эта гораздо многограннее и прекраснее, чем видится тебе сегодня. Заслужившим она преподносит чудесные подарки.
  Вот и тебе решено преподнести редкий, почти сказочный подарок, имя которому - "Зашторенный мир".
  Я хочу, чтобы ты знал: ни в той, ни в этой жизни ничего не бывает случайно. Во всем есть связь, закономерность, смысл. Если, конечно, пытаться их искать! А их нужно искать. Всегда. Жизнь вообще - только осмысленное существование. Существование ради смысла. Только тогда она имеет право так называться.
  Получив свой подарок, ты не подумай, что вручен тебе дар приятный, но бесполезный. Что в то время, как другие защищают жизнь, ты будешь эту жизнь праздновать. Оцени его и пойми, для чего он предназначен. Ибо главная твоя задача - быть сильным и мудрым. И везде, где можно, ищи, находи и собирай эту силу и эту мудрость. И если чувствуешь, что они пребывают в тебе - светлые и чистые, что можешь поделиться ими всегда и безмерно, значит, существование твое по праву называется жизнью".
  - А потом, - обращается он уже больше к Хранителю, - разве и мы тоже не имеем права на радость?
  Олегу кажется, что Серебряный на мгновение улыбается. Но уже в следующую секунду он видит, как по воздуху движется круглый золотой поднос, на котором стоит изящный кувшин и три бокала на тонких высоких ножках. Повинуясь повороту головы Серебряного, поднос останавливается рядом с ними. Олег успевает представить, как кувшин сам будет разливать по бокалам вино, но делает это Хранитель.
  - Попробуй, - подбадривает он Олега, - здесь у тебя это получится.
  Медленными глотками пьет Олег нежное вино Вечности, настоянное на лунном свете его Родины и тихом сиянии ее звезд.
  - На скольких планетах тысячелетия искал тебя Хранитель, - задумчиво произносит Серебряный, - и как хорошо, что он нашел тебя именно такого. И знаешь, что я еще скажу. Пусть это будет первый постулат... - он задумывается на короткий миг, а потом продолжает, - Серебряного: "Жизнь обязана быть счастливой. Только нужно все время думать"!
  Заканчивается вино, заканчивается приятная беседа, как, впрочем, рано или поздно, заканчивается в жизни почти все. А на прощание их накрывает еще одна живительная волна энергии.
   И Олег решает, что энергия эта, пожалуй, гораздо сильнее той, что хранится в недрах Монтэгэро, но дарит она совсем другие ощущения. Что-то с рецептурой на той планете, видно, перепутали - добавили бы чего в тот бульончик, а то вдруг опять нырять придется.
  - Просто ты стал очень сильным, - отвечает на незаданный вопрос Хранитель.
  А еще Олег думает о том, что Серебряный говорил, так же, как Хранитель - будто они братья...
  
  
  
  21. Я расскажу тебе о...
  
  C вершины холма хорошо просматривается бескрайнее белое поле, простирающееся до самого горизонта. Белые снежинки плавно кружатся в воздухе, стараясь до совершенства выбелить и без того абсолютную белизну снежного полотна.
  Но облака постепенно редеют, и предзакатное малиновое солнце успевает нанести крупные малиновые мазки на синее затухающее небо.
  Когда же небо становятся черным, то сначала робкие, а потом уже бесчисленные мерцающие звезды начинают искать в кромешной тьме безупречно совершенное поле.
  Но попытки их тщетны, и тогда им на помощь выплывает огромная голубая луна и быстро его находит, но находит уже голубым, украшенным тихими серебряными искрами.
  - Как одежда Серебряного, - наконец произносит Олег. - Интересно, где он сейчас? Остался глубоко в недрах этой планеты, или стремительно летит в какой-нибудь далекой галактике?
  Хранитель молчит, а Олег и не ждет ответа.
  - И планета эта называется по-другому, - вздохнув, продолжает он, - и на небе, конечно, не Солнце и не Луна. Но также красиво, как на моей Земле...
  - Соскучился?
  - Всякое бывало. Сейчас тоже... вспомнилось, но уже легко. Узнать бы, как они там?
  "Я намеренно не предложил тебе улететь отсюда сразу, - произносит Хранитель. - Хотел, чтобы ты увидел это, привык. А теперь...
   ...я расскажу тебе о подарке. Тебе дарована чудесная возможность иногда жить в своей прошлой жизни. Не в прошлом, нет. В самом, что ни наесть, настоящем.
  Ты будешь и там, и не совсем там. Твой мир будет, как будто зашторен. В нем ты сможешь делать все, что угодно. Исполнимы любые разумные желания. Мысленно отдергивая штору, можно наблюдать за тем, что происходит в реальной жизни, можно даже выходить в эту жизнь, неизменно сохраняя при этом свою зашторенность. Ты будешь среди людей, но они не будут тебя видеть, а ты не сможешь влиять ни на них, ни на окружающую их действительность.
  Ты уже достаточно сильный, чтобы справиться с таким счастьем, и достаточно мудрый, чтобы все сделать правильно".
  Он, конечно очень сильный, он уже давно ощущает в себе эту огромную "нечеловеческую" силу. И многое видел. И ко многому чудесному привык. "Но! Это... такая новость..., - мысли еле двигаются у Олега в голове, - Можно было бы, конечно, и серьезнее к такому известию подготовить, а то как-то..., - и, не найдя ничего более подходящего, он спрашивает:
  - Это то, что ты называл многомерностью пространства?
  - Одно из его многочисленных проявлений.
  - У-гу...
  После еще более затянувшейся затянувшейся паузы рождается второй, уже конкретный вопрос.
  - Почему нельзя открыто выходить в реальный мир? А вдруг будет очень нужно. Можно ведь постараться сделать это незаметно.
  - Что-то менять в том мире, например, случайно, по неосторожности, а, тем более, преднамеренно - это значит совершать чудеса с точки зрения человеческого бытия. А право на чудо тебе не дано.
  - Я, в общем-то, и сам это понимаю. Так, спросил, на всякий случай. А вдруг? Я из-за этого на Соиде очень сильно переживал.
  - Верю, тем более, что потом я обо всем узнал.
  - Так ты и прошлые мысли тоже читать можешь?
  - Когда от меня зависит принятие решения, я могу многое.
  - Я, конечно, уже привык жить в рентгеновском кабинете, - вздыхает Олег, - но иногда все равно удивляюсь.
  - Странно, - улыбается Хранитель, - что ты до сих пор еще не поинтересовался, как у нас только что происходил процесс поглощения жидкости из бокалов?
  - Кстати! - оживляется Олег, - Типично мой вопрос. Наверное, слишком большой объем информации в единицу времени пропустил. Мозг, а точнее сказать, его аналог, плохо, справляется. Так как же это было?
  - Не это сейчас важно. Главное, что в твоем Зашторенном мире это тоже будет возможно.
  - Типично твой ответ. Но перспектива мне нравится.
  - Что-нибудь хочешь сказать еще?
   Олег уже давно заметил, что Хранитель все это время постоянно улыбается и, так же улыбаясь, произносит:
  - Спасибо!
  После продолжительного молчания Хранитель задумчиво говорит:
  - А это и вправду здорово, что я нашел тебя именно такого... Но ты как будто не очень торопишься на свою малую Родину. Волнуешься?
  - Хочу увидеть, как взойдет солнце, - применяет Олег прием собеседника, уходить от ответа.
  Но солнце они так и не увидели. К утру небо вновь затягивают облака, и маленькие белые художники снова начинают старательно отбеливать и без того абсолютную белизну.
  
  
  
  22. Зашторенный мир
  
  Они решили, что лететь лучше Космосом. Сейчас Олегу многое по силам, особенно скорость. Они развивают ее совершенно фантастическую. Звезды различимы лишь вдалеке, а ближние мгновенно превращаются в короткие светящиеся прочерки. Но пройдя границу Млечного Пути, скорость снижается, и звезды благодарят их за это картинами потрясающей красоты и чудесной музыкой.
  А спустя еще какое-то время случается необычное. Взгляд Олега выхватывает неприметное, освещенное приглушенным светом строение, точнее небольшой домик. Он висит в пространстве не сам по себе, а как будто размещается на покатом холме. Несколько плакучих ив свесили над ним печальные ветви, чуть заслонив маленькое оконце. Все настолько неожиданно, и пейзаж этот так мало соответствует привычным картинам космоса, что в голову Олега закрадывается сомнение: "Не показалось ли? И был только тихий свет, а фантазия уже сама дорисовала и домик этот, и седые волосы старца, склонившегося над толстой книгой за тем окном..."
   Явление уже давно осталось позади, а душа все трепещет и радуется, как на пороге чудесной тайны. И он решает, что если это чудо когда-нибудь снова встретится, то он непременно расспросит об этом Хранителя.
   "Это хижина Отшельника, - отвечает тот сам. - На всех планетах, где есть разум, обязательно "горят его огни" - великие страдальцы за святость каждого народа. В муках и страданиях они проходят прекрасный и трагический путь свой земной.
  Но и в этой жизни они продолжают исполнять свое величайшее предназначение - их молитвами охраняется Добро на планетах. И защита эта не менее важная и сильная, чем та, которую осуществляют воины. Только действует она иначе и в других случаях.
  Во Вселенной есть много мест их пребывания. Некоторые из них предпочитают привычно оставаться в уединении. Их пристанища и называют "Хижинами отшельников".
  - Я все понимаю, я даже чувствую, как это важно, - соглашается Олег, - но, чтобы вот так все время одному... А где же та радость и счастье, о которых говорил Серебряный?
   - А помнишь, какую радость испытал ты, когда возродилась энергия воинов? А теперь попробуй представить, какое счастье испытывают они, когда их стараниями рождаются красивые крепкие дети, выздоравливают больные, одинокие находят свои вторые половинки, прекращаются страшные войны и поддерживается в людях вера. Что может быть лучше, если благодаря тебе высыхает слеза и расцветает улыбка, истерзанную душу наполняет живительная радость, а безысходное отчаяние сменяется надеждой?
  - Но, что бы вернуть улыбку, радость, надежду, сколько же нужно увидеть горя...
  - А если тебе снова потребуется спускаться в кратеры Монтэгэро?
  - Я понял тебя, Хранитель, - и после некоторого молчания Олег снова спрашивает. - Почему же за все то время, что я здесь, он встречается мне только первый раз.
  - На самом деле они были на твоем пути уже неоднократно, просто ты не мог их видеть. Тебе нужно еще много сокровенного понять, важных дел совершить и света в душе накопить прежде, чем откроется твоему взору вся красота и сила их сияния. Ты даже представить себе не можешь, какие мощные костры, рожденные силой их святости, полыхают во всех пределах Вселенной. И дают они не только отраду и очищение, но и надежно укрывают одиноких путников, ибо нет у Зла такой силы, чтобы суметь их одолеть. Если бы после боя, спасая воинов, ты смог разглядеть того из них, кто встретился тебе на пути, насколько менее опасным было бы твое приключение.
  Еще какое-то время они наслаждаются полетом, и, наконец, Олег видит свет долгожданной звезды - той, чьим именем он называл светила на всех планетах; той, чьи лучи согревали его недолгие двадцать три земных года; той, которая хранит теперь мир его близких, и куда летит он сейчас, чтобы получить чудесный подарок.
  - Ты можешь выбрать любое место на своей планете, - говорит Хранитель. - Я знаю, что когда-то ты хотел поселиться в тайге, обзавестись кузницей и проводить время среди вековых сосен и диких зверей. А может, ты захочешь увидеть интересные места, побывать в которых ты тогда мечтал. У тебя богатый выбор.
   - Нет, свой выбор я уже сделал. Есть там у меня свой... уголок Рая.
  - В общем-то, именно так я и думал, - соглашается Хранитель. - Но только помни: очень многое из того, что ты там не получил, можно получить в новом мире, но абсолютно ничего из того, что ты там сделал уже не исправить и не изменить. Ну что ж, дальнейшее мое присутствие становится излишним. Но я не прощаюсь?
  - Будем на связи, - улыбается Олег, и они мгновенно оказываются очень далеко друг от друга. И уже совсем близко находится звезда с самым лучшим во Вселенной именем Солнце.
  Он уже в тысячный раз представляет себе место, которое так замечательно назвала когда-то сестра. На высоком крутом берегу широкой реки раскинулся поселок, утопающий в зелени яблоневых садов. Вниз по течению через реку переброшен мост. Он начинает свой изгиб у старого монастыря, а заканчивает на противоположном, правом берегу, возле большой красивой церкви из красного кирпича. Сам же тот берег полог, и заливные луга его простираются до самого горизонта. Выше по течению реки их сменяет густой сосновый бор. Он тянется на многие километры до того места, где река делает резкий поворот, прячась за лесным массивом, и замыкая горизонт крутизной левого берега.
  И никто, кроме его семьи, не знает, что среди этих яблоневых садов есть один, в котором находится уголок Рая. Это их дача, где под сенью старых деревьев прячется маленький домик, которому уже скоро сто лет, и они всем сердцем любят это тихое родовое гнездо.
  Олег опускается в центре сада.
  Май, перелетев через свою середину, соловьиной трелью возвещает об окончательном пробуждении природы. Год обещает быть яблочным, судя по тому, как роскошна ласкающая тонким ароматом белая пенность деревьев. Наступил тот самый день, когда раскрылись все многочисленные соцветья на грушах и яблонях - последний день абсолютной белизны. "Вот и здесь поработали маленькие художники. Ай, нет, - Олег внимательнее присматривается к белому совершенству, - здесь-то вы не так усердно старались". Некоторые цветы сохранили нежные розовые полутона.
  Оглядываясь вокруг, он представляет, будто весна так торопилась к загадочному жениху, что потеряла здесь свою фату, и та, зацепившись за ветки деревьев, укрыла собою сад. Но внезапно налетает ветер, он озорно срывает пропажу, подхватывает ее и весело уносится вдогонку за рассеянной невестой. А Олег все стоит и никак не может перестать улыбаться - так радует его яркое солнце, синее небо и вновь обретенный им мир. А маленькие художники старательно выбеливают цветочными лепестками его темно русые кудри.
  Он думает о том, что штору, закрывающую от него другую жизнь, наверное, он отдернет завтра, а сегодня он постарается привыкнуть к жизни этой. Он очень хорошо теперь знает, что радость нужно пить маленькими неспешными глотками, иначе избыток ее может оказаться непосильным.
  Еще он ясно ощущает, что в его мире нет людей. Есть все: воздух, запахи, насекомые, птицы, а людей нет. Разглядывая сад, он замечает, что здесь ничего не изменилось. Потом он представляет себе, какой наведет тут порядок, как по-своему все обустроит, и, наконец, решается войти в дом. Поднимаясь на крыльцо, он оборачивается, чтобы еще раз испытать восторг, вдохнуть божественный аромат, но... испытывает сильный шок:
   - О!!!
  От неожиданности он даже садится на ступеньку. Теперь в саду порядок. То есть, не порядок вообще, а именно тот, который он только что представил. Исчезла компостная куча в углу сада и сложенные про запас строительные материалы. Даже дорожки, про которые он подумал, что хорошо бы им стать немного ровнее, но здесь ничего уже не поделаешь, теперь поражают своей образцовостью.
  Олег начинает соображать - соображается быстро. Он вспоминает, как, повинуясь взгляду Серебряного, плыл по воздуху поднос, когда они были у него в гостях, как легко пилось там вино, и Хранитель обещал, что в Зашторенном мире это тоже будет возможно. "Значит здесь действительно многое возможно, - делает вывод Олег. - Только нужно осторожнее быть с пожеланиями, тем более что очень хочется все сделать своими руками".
  Постепенно прямые дорожки начинают раздражать своей идеальностью. Вернее даже сказать, что они ею начинают сильно портить общую картину. Приходится срочно вспоминать, какими они были прежде. Однако, кучу и строительный мусор он все-таки решает не возвращать - найти дела поинтереснее, чем примитивная расчистка территории.
  Обстановка внутри дома тоже осталась прежней, только потолки кажутся Олегу слишком низкими. Но когда он видит себя в большом напольном зеркале, то понимает, что стал заметно выше ростом, шире в плечах, да и фигура такая, о которой он мечтал, когда начал ходить в "качалку". Он вообще сильно возмужал, и только глаза по-прежнему озорные, смеющиеся. А тут и рот растягивается в радостной улыбке.
  По дате в календаре становится понятно, что это первая весна без него. Он обходит дом, дотрагивается до предметов, потом ложится на диван и включает телевизор. Фильмы его не интересуют, а вот блок новостей он смотрит от начала до конца, но вскоре понимает, что и в мире нет никаких существенных перемен: все тот же президент, те же проблемы - все, то же самое.
  За окном начинает смеркаться, и Олег решает отправиться к реке. Он не стал спускаться к воде, а расположился на высоком берегу, и отсюда осматривает окрестности, намечая дальнейший план действий. Для начала решено сделать самое неотложное, и сделать это прямо сейчас, раз уж дана ему такая потрясающая возможность. Во-первых, он убирает цементный завод, который находится за рекой недалеко от церкви, а заодно и прилегающий к нему жилой массив. И церковь, оставшись полноправной хозяйкой, от радости тут же воспаряет в сумеречном пространстве. Из соснового бора исчезает военный полигон. И еще он расчищает от строений весь свой берег: от поселка до самой излучины.
  Давно ушло за горизонт солнце, потухли сумерки, и на небо взошла молодая луна. Она повисла над рекой тонким серпиком и совсем не мешает звездам радовать Олега своим манящим светом.
  Он сидит на земле, обхватив колени руками, и смотрит на высокое небо, которое вновь стало крышей его мира. Но теперь он знает, что за этой звездной гранью есть огромный, удивительный, и совсем иной мир, как, впрочем, и за этой жизнью приходит уже другая жизнь, необыкновенная и замечательная.
  Он теперь многое знает и по-своему представляет вселенскую структуру Мироздания.
  Олег видит ее по образу и подобию - великий организм, в котором все рационально необходимо. Как кровеносные сосуды существуют связи ангелов, по которым перемещается информация и летают воины; мозг Вселенной - Носители разума; недремлющие очи Хранителей; ее сердце - тот в серебряном, про которого Олег не знает ничего и только чувствует, что он - сердце. И великая ее Душа, непостижимая Тайна Вселенной - Он, как всеобъемлющее Начало.
   И только слезы человека, когда они текут по его щекам, уже чужие, ненужные. А слезы Бога - это рожденные души человеческие. Он собирает их и наделяет новой сущностью, делая полезными и даже необходимыми для этого вечного вселенского Мироздания.
  "Что же ты, человек, - с досадой говорит Олег самому себе, - "слеза Бога"..., так тускло проживаешь свою короткую жизнь на этой малой Родине? Ведь и потрудиться-то тебе нужно совсем недолго.
   Да, как бы тогда знать, как бы верить..."
  
  
  23. "Соседи"
  
  Как быстро прошла эта ночь...
  Он уже совсем по-другому привык ощущать время в Вечности. Но потухла последняя звезда, и вернувшийся из ночных скитаний мост в безмолвном почтении изогнул свою спину, приветствуя каменную красавицу. А та все ни как не может насладиться подаренной ей свободой.
  Олег отмечает, что мост весьма неплохо смотрится на фоне восходящего солнца, но с оговоркой: "Сделаю сам", будет все-таки лучше, если его конструкция станет более выразительной.
   Понятно, что начинать день нужно с водных процедур. И только теперь он замечает, как неуместен здесь белый воинский наряд. Олег отбрасывает его далеко в сторону, стремительно сбегает с горы и ныряет в прохладную воду. Плыть, конечно, не так здорово, как лететь, но удовольствие все равно огромное. Мощными гребками он быстро рассекает водную гладь, устремляясь навстречу розовеющему небосводу. Оттолкнувшись от каменной сваи моста, он возвращается обратно. Противоположный край неба еще темен, и на высоком пустынном берегу у излучины теперь как будто чего-то не хватает. "Там будет стоять замок с высокими резными башнями, - решает он. - Но это позже, сначала я построю мост".
  На песчаном берегу у кромки воды его уже ждут сложенные стопочкой потертые общаговские джинсы и такая же видавшая виды растянутая синяя футболка. Он натягивает их на влажное тело и сразу ощущает абсолютную гармонию c окружающим миром.
  Сад еще хранит нежный аромат, но деревья уже начали терять вчерашнюю безупречность. Олег садится на скамейку и, глядя на неспешное преображение природы, думает о том, что ничто в этом мире не уходит в никуда. То, что теряют деревья, получает земля в виде замечательного белого ковра. Это завтра он станет почвой, соком цветка, нектаром для пчелы. А сегодня - это просто красота, просто радость. Хотя... красота и радость - разве это просто?
  Ветер еще не возвращался с тех пор, как улетел на поиски "потеряшки", поэтому лепестки с деревьев падают тихо, медленно покачиваясь в полете, и выкладывают на земле удивительные круглые узоры. Под кронами деревьев круги совсем белые, многослойные, но, увеличиваясь в размерах, они постепенно тают. А потом и вовсе виднеются многочисленные, не укрытые лепестками пустые пятна.
  "Как в жизни, - вспоминает Олег. - В детстве все пространство вокруг сконцентрировано, заполнено до предела: масса впечатлений, и все они значимы, а совершаемые открытия велики, так как для малыша впервые увиденная букашка не менее важна, чем для мореплавателя новый материк. И этих впечатлений так много, что они наслаиваются друг на друга, и, чтобы разобраться в этом многообразии, времени тоже нужно очень много. И оно, время, понимая маленького человечка, его трудное и важное существование, замедляет свой бег и дарит малышу длинные-длинные дни. И он очень долго проходит свой первый маленький круг, гораздо дольше, чем оставшиеся большие.
  Обычно потом люди начинают думать, что все про эту жизнь поняли и заменяют белизну познания, пустотой созерцания, заменяют важное, но трудное легким, образуя тем самым пустоты больших кругов. Интересно, а у тех, которые не успокоились, у которых поле жизни до конца остается белым и они до последней своей минуты пытаются его познавать, с какой скоростью жизнь проходит у них...
  "Да, как она проходит, жизнь? - восклицает Олег и мысленно отдергивает "штору".
  
  Он сидит на той же скамейке, те же белые круги на земле, только в саду снова есть компостная куча. Вокруг никого не видно, но следы недавнего пребывания людей обнаруживаются в виде брошенных лопат на только что выровненных грядках. Олег внутренне напрягается, он даже на всякий случай оглядывается по сторонам, хотя точно знает, что никто не может его увидеть, и быстро срывает молодую сочную травинку. Он держит ее на ладони, теплую от солнечных лучей, и она же, целая и невредимая, остается на прежнем месте, крепко цепляясь за землю сочными молодыми корнями.
  "Две одинаковых травинки в одном и том же мире, - думает Олег. - Да, нет, в двух совершенно разных мирах".
  В этот момент из дома выходят родители...
  Все оказалось и просто, и легко - он испытывает огромную светлую радость.
  Родители обсуждают какие-то "огородные" проблемы, и он начинает осознавать, что эта тема и для него неожиданно становится очень интересной. Только выясняется, что в агрономии он ровным счетом ничего не понимает. "Почитать бы толковую книжку...", - не успевает подумать он, как толстая, в красочном ярком переплете, она уже лежит на его коленях. Читать получается довольно быстро, скорость соответствует той, с которой его пальцы переворачивают книжные страницы. Однако, вскоре выясняется, что страницы можно переворачивать и по нескольку сразу - текст все равно воспроизводится в голове и сохраняется весь, до мельчайших подробностей. Вскоре про выращивание овощей он знает практически все. "Круто! - произносит Олег почти забытое им слово. - Ну, что же, дорогие мои, вызываю вас на соревнование - ваш колхоз против моего".
  Олег еще долго сидит и наблюдает за тем, как они суетятся, испытывает острое желание быть полезным, и стыд за то, что редко испытывал это раньше: помогать, помогал, когда просили, но вот чтобы испытывал потребность... Олег думает о том, что уже в который раз прав был Хранитель: "Многое из того, что не дополучил, можно получить в новом мире, но ничего из того, что там сделал, уже не изменить и никогда не исправить".
  К полудню возвращается ветер. Наверное, он так никого и не нашел, потому что с досады бросил ненужную фату прямо на вскопанные грядки. Да и деревья больше не желают тратить силы на красоту. Они усиленно избавляются от праздничного наряда, заменяя его на рабочий, повседневный, более подходящий для выполнения важного дела - сотворения плодов.
  Из разговоров Олег понимает, что к вечеру приедет его сестра с мужем.
  - Ну, тогда я пошел, - вздыхает он, - а то у вас уже огуречная рассада высажена и помидоры в теплице "колосятся", а у меня еще "конь не валялся". Лучше я с вами вечером посижу.
  А еще он думает: "И откуда во мне эта любовь к сельскому хозяйству взялась? Наверное, с материнским молоком передалась, только сквасилось оно лишь сейчас. Кстати, прощения просим, рассаду-то я вашу с собой прихвачу". И он выдергивает из грядок саженцы огурцов и помидоров, не нанося при этом ни малейшего ущерба семейному хозяйству. "А ведь мог все сделать усилием своей мысли!" - удивляется он необъяснимому желанию делать своими руками.
   В Зашторенном мире Олег достает из сарая лопату и быстро, с огромным удовольствием вскапывает землю, потом ловко формирует и выравнивает грядки и, наконец, с удовлетворением разглядывает результаты своего труда.
  - Это вы там пользуетесь всякими достижениями цивилизации, - улыбается он, зная, что отец копает землю механическим культиватором, - а мы тут по старинке, как деды-прадеды учили - ручками, лопаточкой. Вот, зато у нас какие грядочки ладненькие получаются. И огурчики-помидорчики у нас тоже по старинке без удобрений всяких химических вырастут. Мы их лучше своей любовью удобрять будем".
  Правда, периодически все-таки приходится выскакивать "к соседям", как он теперь называет параллельную жизнь, потому что компостную кучу возвращать не хочется, а одной любовью кормить растения в соревновательных целях было бы нечестно. Дело в том, что он все больше начинает ощущать в себе неизвестные ранее способности и уже отчетливо понимает, что этой своей любовью он к вечеру не то, что овощи вырастит, он из них уже салат нашинкует. За водой он тоже постоянно выбегает к "соседям", и суета эта доставляет ему совершенно новое, и непередаваемо приятное удовольствие!
   Соседями, впрочем, он называет родителей не случайно. На даче они спали в разных комнатах, но разделяла их довольно тонкая стена, к которой с разных сторон были придвинуты кровати. И когда они ложились спать, мама тихо постукивала в стенку и говорила: "Спокойной ночи, сосед!" а он отвечал ей: "Спокойной ночи, соседка!" и традиция эта сохранялась годами, отчего слово "соседи" сегодня для него имеет совершенно особенное значение.
  К вечеру все намеченные дела уже закончены, и, наконец, приезжает сестра. Олег возвращается в человеческий мир, подходит к ней и осторожно целует ее в щеку. А она, ничего не замечая, продолжает начатый разговор. Тогда он становится смелее и целует по очереди всех.
   К лавочке, расположенной в глубине сада, выносится стол и там же натягивается синий шатер, тот, который он подарил маме в последний свой День ее рождения. Олег быстро возвращается к себе и проделывает здесь то же самое. Только душа его просит чего-то из давно ушедших времен, и мысль рождает старинный стол на гнутых резных ножках с толстой деревянной столешницей, добавляет пару таких же кресел, да и шатер его оказывается гораздо больших размеров.
  У соседей, тем временем, уже горит огонь в мангале, сад постепенно наполняется аппетитным запахом жарящегося шашлыка, привычно режутся салаты. Эх, как бы ни хотелось, но ничем не может он помочь своим близким и привыкнуть к этому никак не получается. А, с другой стороны, и просто смотреть тоже ведь приятное удовольствие.
  Но вот все рассаживаются за столом, шашлык, нанизанный на шампуры, роняет жирные слезы на большое круглое блюдо, а в бокалы наливается красное сухое вино. Он пристраивается на лавочку между родителями, и, принеся искренние извинения, забирает тарелку у одного и бокал у другого. Голода он не испытывает, но удовольствие от принятия пищи получает такое же, как в прошлой жизни. Он присоединяет свои пожелания к произносимым ими тостам и свой бокал к их бокалам, он даже участвует в беседе. Получается даже здорово, потому что сегодня его мнение никто не оспаривает. А когда новости закончились, и на время воцаряется молчание, он начинает рассказывать про свою жизнь. Они не могут его слышать, но почему-то молчат, и он успевает рассказать им все-все.
  Когда на небе вспыхивают звезды, дом выманивает из ночной прохлады в свое тепло, а Олег еще какое-то время остается в их мире, продолжая находиться в незримой, неосязаемой своей оболочке, которая крепче любых пут не пускает его в прошлую жизнь.
  - Какой удивительный был этот день. Один из лучших в моей жизни, - размышляет он.
  Он понимает, что не только ради этого оказался он здесь, но решает, что то, другое, начнется завтра, а пока он будет смотреть на звезды и думать.
  - Хранитель, я так счастлив сегодня. Жалко, что я не могу поделиться этой радостью с ними.
  - То, о чем я тебе сейчас скажу, можно применять крайне редко, - откуда-то издалека и совсем рядом звучит голос Хранителя, - дело в том, что ты можешь кому-нибудь приоткрыть свой мир, сделав его прозрачным. Это очень просто - заведи человека в зашторенное пространство, а потом он все забудет. По-другому я бы сказал так - подари ему сон.
  - А можно один только раз пригласить в гости их всех?
  - Только один раз можно.
   Утром все члены его семьи охвачены радостным возбуждением и никак не могут успокоиться. Выясняется, что всем приснился один и тот же сон, будто вчера, когда они жарили шашлык, с ними за столом был Олег. Только стол, шатер, да и сад их тоже выглядели несколько иначе.
  "Нет, прав был вчера Хранитель, впрочем, как и всегда, - думает Олег, глядя на их суету. - Очень осторожно нужно обращаться с человеческой жизнью, очень бережно".
  
  
  
  24. Первый месяц
  
  Его жизнь быстро входит в определенное русло. Каждый день рано утром Олег заскакивает в гости к родителям, садится рядом с ними за стол, берет у мамы ее чашку со свежесваренным кофе, и вместе они пьют этот один на двоих некрепкий напиток. Олег слушает, как родители обсуждают планы на день, и уже все вместе слушают новости по телевизору. Он чмокает их, провожая на работу, и желает, чтобы наступивший день прошел удачно и не принес больших огорчений.
   Затем он бежит к реке, сбрасывает с себя одежду, быстро проплывает до излучины и обратно к мосту, где потом старательно осуществляет его грандиозную реконструкцию. Ему нравится эта веселая неутомительная работа. С поразительной легкостью поднимает он огромные каменные блоки. Его воображение создает их из серого сверкающего гранита, и в обычной жизни для человека они совершенно неподъемны, но сейчас, не напрягаясь, он быстро складывает из них свой удивительный гигантский конструктор. При этом он все время громко распевает песни: и те, что любил в жизни той, и те, которым научили его воины в жизни этой. Он поет их на языках разных народов, живущих на далеких планетах. Он уже давно знает, почему одни из них переполнены радостью, а в других стонет невыносимая тоска. Вода охотно подхватывает звуки и уносит их далеко за излучину.
   Несмотря на то, что темпы строительства моста весьма приличные, Олег понимает, что до замка дело все равно дойдет очень не скоро, и решает немного схалтурить. Он возводит замок усилием своей мысли, решив, что когда-нибудь потом отдельные детали доделает сам.
  А еще он вычищает реку. Пропадают ивы, в большом количестве разросшиеся вдоль берегов. Исчезают кувшинки вместе с заболоченными затонами. Сами берега, как и дно реки теперь устилает чистейший золотистый песок. Конечно, не такой, как на Монтэгэро, а самый лучший - обыкновенный земной. Вода в результате, становится такая же, как на Голубых озерах. Утром она дарит ему свою зелень, а к обеду, когда он возвращался в сад, провожает небесной голубизной.
   Дом он переделывает несущественно. Кухня и прежде была большая, но он объединяет ее с ванной комнатой, предварительно избавившись от самой ванны (зачем она, если рядом есть река) и уже в этом измененном пространстве заменяет газовую плиту на камин с витой решеткой. Мебель Олег подсмотрел на картинах старых мастеров: резной сервант с маленькими стеклянными дверцами, удобный мягкий диван и круглый дубовый стол. Часы, начавшие отмерять ход времени еще в позапрошлом веке, но совершенно не вписавшиеся в новый интерьер, он решает не трогать, только исправляет остановившийся механизм и подтягивает гири. И часы в благодарность за заботу с одобрением начинают отсчитывать время его пребывания в этом мире: так-так; так-так...
  В саду все остается по-прежнему, лишь в конце сада он выстраивает кузницу. Когда-то ковкой увлекался его отец, и Олег, пока не заболел, представлял, что когда-нибудь тоже займется для души этим трудным делом. И вот уже первый его собственноручный катана лежит на столе, и совершенный изгиб его клинка окрашивают в синий солнечные лучи, пробивающиеся сквозь неплотную ткань шатра.
  Вскоре он осуществляет давнюю свою мечту побывать в тайге. Далеко отправляться не хочется, поэтому тайга располагается сразу же за садом. Иногда он берет старое отцовское ружье, одевает "камуфляж" и уходит на встречу мечтой. Впрочем, ружье он никогда с плеча не снимает, оно нужно ему просто так, для антуража. Он бродит между деревьев, слушает, как гудят высокие сосны, как перекликаются юркие кедровки, беспокойные сойки и важные дрозды. Все звери и птицы в его тайге ручные, поэтому ему на плечи садятся мудрые совы, а красавцы тигры или добряки медведи подставляют свои мягкие морды в ожидании ласки. Но они всегда здесь и никогда не переходят незримую границу между тайгой и садом.
  Эти посиделки с родными, стройка, таежные походы непонятным образом помогают освобождать душу от остатков тревоги и тоски, все еще цепляющихся за сознание. Он будто выгоняет их из себя громкими песнями, и печаль, недолго побарахтавшись на волнах, навсегда погружается на речное дно.
  А еще в его мире есть одно не им созданное, но очень дорогое его сердцу чудо. Каждый день в тот час, когда в мире людей проходит церковная служба, здесь тоже звонят старые монастырские колокола. Конечно, в монастыре нет ни одного послушника, но когда за "шторой" пономарь забирается на высокую колокольню, колокола по эту сторону начинают раскачиваться, наполняя пространство его мира неземным загадочным звоном.
  Но самое интересное и важное случается тогда, когда он садится на скамью под синим шатром.
  Редчайшие книги, хранящиеся в лучших библиотеках мира, появляются на его столе, и он мгновенно прочитывает их на любых языках. В то же время Олег может слушать концерт, который звучит сейчас на сцене Большого театра, или плач скрипки, на которой великий Паганини играет своей возлюбленной, но чужой жене Элизе - сестре Наполеона. Перед его взором возникают картины и скульптуры великих мастеров разных эпох и картины важных исторических событий. При этом, любопытства ради, он пробует вина из лучших погребов прошлого и настоящего - даже любимое мушкетерами бургундское, кстати, показавшееся ему редкой кислятиной. Но, ни одна книга не исчезает с библиотечных стеллажей, ни один звук не теряют струны старинного инструмента, как ни на одну каплю не убавляется вино в бокале у отважного мушкетера.
   Здесь на Земле ему открывается огромный, как Космос, мир. Олег непрестанно удивляется почему, по какой причине, будучи совсем рядом, раньше этот мир был спрятан от него, да разве только от него? Миллионам людей на планете вместо несметных и бесценных сокровищ, накопленных человечеством, достаются только жалкие крохи, а порой ненужные или очень вредные "пустоты белых кругов".
  Жизнь его теперь полнокровна, насыщена, осмыслена и прекрасна. Дома все хорошо, события там проходят привычно размеренной чередой. Правда, у мамы появилось новое увлечение. Теперь она все свободное время занята тем, с чем так безуспешно боролась когда-то с ним самим. Она сидит за его ноутбуком. "Что ж, - с удовлетворением констатирует Олег, - дело, как и техника, перешли в хорошие руки". Ему очень хочется подсмотреть, что именно так заинтересовало ее в этом процессе, но он почему-то стесняется. А однажды она перебирала какие-то бумаги и забыла на диване листок. Очень долго Олег не решается, но потом не выдерживает и читает текст:
  "Осень путается в листьях сентября,
  Солнечными бликами играя,
  Осени легко - она не знает,
  Как мне одиноко без тебя.
  
  Улетает в дальние края
  Клин усталых белых журавлей.
  Как мне справиться с тоской моей?
  Как мне одиноко без тебя!
  
  Ты прости меня, мое дитя.
  Может, даже сможем жить счастливо?
  Будет все - и это справедливо,
  Только одиноко без тебя..."
  "Вот в чем, оказывается, дело, - думает он. - Ты снова начала писать стихи. Хорошая моя, только пусть они не будут такими грустными, а то у меня снова появляется чувство тоски или даже вины". Но, глядя на экран монитора, усыпанный черными буковками, она плачет не так часто, а больше улыбается, изредка глядя в окно. Только взгляд у нее такой, будто там за стеклом она видит не зеленое кружево вишневых листьев, а что-то совсем иное, недоступное всем остальным, находящимся рядом.
  Однажды в конце мая, уже в сумерках выйдя из Зашторенного мира, Олег чувствует манящий запах шашлыка. В поселке эти запахи не являются редкостью, тем более по пятницам или субботам. Особенность именно этого состоит в том, что он доносится из сада, в котором, проживает друг его детства. Сейчас он учится и работает в Москве, дома бывает не часто но, видимо, сегодня он все-таки посетил своих родных. И он, и его мама обязательно в таком случае позвали бы Олега к себе, но поскольку теперь получить приглашение не представляется возможным, Олег отправляется туда без него.
  В саду, кроме родственников, находятся молодые люди. Олег знает их с тех пор, как его приятель начал заниматься в городском хоре, в силу чего компания эта отличалась необычайной певучестью. И вот, когда шашлык уже съеден, а вино на столе заметно поубавилось, кто-то берет в руки гитару... И уснувшим деревьям, цветам, хранящим капли вечерней росы, редким облакам на темном небе, становящимся таинственно черными, когда прячется за них ущербная луна, обрамляя их края голубым неоновым светом, рассказывает этот стройный хор молодых голосов о том, как гулял по Дону молодой казак, а его любимая горько плакала над быстрыми речными водами. Да много еще других грустных и веселых историй повезло услышать тем, кого вывела в эту ночь на улицу бессонница помечтать под высоким звездами.
  "Как много значит песня для человеческой души, - размышляет Олег. - В этом непонятно куда несущемся мире она дарит человеку редкую возможность остановить этот бег, время на мгновение остановить и задуматься об этом самом мире: о себе в нем и о нем в себе. Хотя... сам человек вряд ли это замечает".
  В эту ночь Олег неожиданно испытывает острую необходимость увидеть всех, с кем свела его прошлая жизнь.
  Он перелетает через реку и оказывается в доме, где он много раз бывал за последние десять лет. Черноволосый смуглый красавец с бешеной скорость стучит пальцами по клавиатуре компьютера. Олег неловко пристраивается рядом и подключается к игре. Теперь у него это получается настолько хорошо, что уже через пару минут становится неинтересно, а еще через минуту он осознает абсолютную бессмысленность происходящего. Тогда он садится напротив и рассказывает свежие анекдоты.
  - Что ж ты не смеешься, дружище? Я ведь еще никогда не рассказывал их так хорошо. Эх ты... - и он ласково треплет его по плечу.
  Затем он перемещается в воинскую часть, расположенную недалеко от Москвы. Здесь в своем последнем дежурстве по батальону стоит самый большой по габаритам мощной фигуры и по величине доброго и как-то очень правильно бьющегося сердца другой его товарищ. Олег берет у него боевое оружие, и некоторое время они стоят рядом, охраняя неизвестный Олегу объект.
  - Прости, братишка, что не могу побыть с тобой дольше. Теперь увидимся уже на гражданке.
  Весь следующий день он мечется по улицам родного города, Москвы, Зеленограда, некоторых иных близких и дальних городов. Он подсовывает друзьям, сдающим в институте зачеты, легкие билеты, весело объясняет бестолковым начальникам, какие замечательные люди - другие его товарищи и как необходимо срочно повышать им заработную плату.
  Наблюдает, как читает уже давно знакомую ему самому книгу его друг, а по стилю мышления философ. Олег ерошит и без того непослушные философские волосы и спрашивает, хитро заглядывая в черные миндалевидные глаза:
  - Ну что, поспорим теперь, титан мысли! Посмотрим, чья идея победит сегодня?
  Затем он попадает в помещение, где небольшая музыкальная группа исполняет приятную печальную песню. Молодой парень с окладистой бородой настаивает на том, что текст предполагает присутствие в музыке некоторой доли оптимизма.
  - Ты зачем такую бороду отрастил? - улыбается Олег. - Сбрей, тебе не идет. А вы, уважаемые музыканты, моего друга послушайтесь - он прав.
  Пролетая над небольшим кафе, Олег замечает красивую влюбленную пару. "Как хорошо, что они до сих пор вместе, - думает он. - И пусть так будет всегда!" Он тут же подсаживается к ним за столик.
  - Спасибо тебе, - обращается он к девушке, - за то, что считала меня самым добрым человеком в своей жизни, и за то лукошко с московской суетой, которое так настойчиво пыталась притащить в мою обитель, и притащила-таки вместе с девятью замечательными оболтусами. И тебе спасибо, друг, за то, как бескорыстно предложил свою помощь, а потом тепло обнимал, засыпая рядом на диване.
  Он повидал их всех: с кем делил скудный студенческий бюджет и тесные общаговские метры, с кем ездил на далекое красивое озеро или ходил на близкое зеленоградское. Как много оказалось в той жизни друзей и умных добрых товарищей.
  Олег навещает и близких, и родных, тех, кто помогал ему в дни тяжелых испытаний, кто делом, кто светлой молитвой. В далекой Украине он долго обнимает мудрую и трудолюбивую свою бабушку, желая ей самого долголетнего долголетия. А уже в самом конце дня, ближе к полуночи, внимательно наблюдает, как заполняет эпикризы та не случайная в его жизни женщина и самый замечательный доктор.
  И у всех он попросит прощения, потому что не до конца успел это сделать тогда - во время коротких передышек между болью. И что удивительно, каждый, к кому он прикасается, на секунду замирает. И Олег чувствует, как, несмотря ни на какую зашторенность, совершается маленькое чудо, и через непроницаемые стены проникает крошечная толика его энергии, добавляя каждому из них чуточку здоровья и искорку тепла.
  Но таким был только один его земной день. Остальное время он проводит в учении и трудах.
  И вот уже скоро заканчивается первый месяц его нового пребывания на Земле.
  Ему так много стало известно, так тонко он понимает теперь чувства и поступки людей. И, главное, знает, как это происходит, почему возникают именно такие чувства, и как можно было бы повлиять на причины тех или иных событий, чтобы избежать неправильных последствий. И сильно сожалеет о том, что не понимал раньше, как много можно получить, пребывая в той жизни. Как много дадено людям теми, кто ждет их ПОСЛЕ и очень надеется, что придут они просветленными и не с пустыми руками, а точнее, не с пустой душой. И что будет она, их душа, очень нужная и полезная для той новой жизни.
  Он так много теперь знает...
  Но есть еще внутри пустое пространство, и душа не терпит этой пустоты и этим мучает. Как будто не выткан до полного совершенства белый ковер его. Словно не хватает воздуха, когда восстанавливаешь дыхание по окончании трудного пути, точнее не хватает того последнего щ909
  глотка, после которого дышать легко и жизнь снова по силам. Ведь душа уже освободила место для самого важного.
  - Небо, хоть ты подскажи мне разгадку самой главной тайны прошлой жизни, - Олег с надеждой даже смотрит на это темное украшенное звездами небо.
  ...Он еще не стал таким прекрасным, как обещал Хранитель, но уже отчетливо виден ему высоко над головой тихий манящий свет, исходящий от Хижины отшельника, и старец за окошком, склонившийся над толстой книгой. Он поворачивается к Олегу, его седые волосы касаются пожелтевших страниц, и глаза их встречаются.
  Как много могут сказать глаза...
  А такие могут открыть самую главную тайну жизни: "Не засоряй свою душу, содержи ее в чистоте и порядке, чтобы всегда там было место для любви, сострадания, мудрости и святости".
  "Вот оно - то, чего не хватает, - Олег даже удивился, настолько простым оказался ответ. - Я так много узнал созданного людьми и простыми, и великими. Великими, но... не святыми".
  И он с грустью опускает взгляд. На столе...
  На столе лежит толстая книга с пожелтевшими листами. Он открывает ее наугад: "Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство небесное"... И Олег неторопливо читает эту книгу с самого начала.
  А когда перевернулась последняя страница, он задумывается: "Может, это правильно, что детей сюда берут сразу без испытаний. Маленький ребенок, конечно, способен безоговорочно поверить в другую жизнь, как в сказку. Но поверить в нее, как в неизбежную и необходимую реальность способен только взрослый человек, страдающий и мыслящий. Только переживая за себя, за других людей и все время при этом размышляя, он обязательно должен понять, что вера нужна ему не для блага в жизни сегодняшней, а для блага в жизни грядущей.
   Но все равно, и там и здесь, жизнь обязана быть счастливой. Только нужно все время думать, что это такое - счастье, и что для него правильно".
  Олег вспоминает, как уходя от погони, и сохраняя в себе воинов, он мог бы сбросить этот "груз", и тогда полет его стал бы легок и приятен, и он быстро избавился бы от проблем. Но главным тогда было не его собственное в данный момент существование, а то, что хранилось у него внутри и то, что с этим будет после.
   А ведь и в прошлой жизни также. Главное в человеке не он, тот, что снаружи, о то, что у него внутри. Только трудно идти по жизни, неся в себе правильную душу, отягощенную строгой совестью. И человек иногда сбрасывает этот груз, и приходит легкая жизнь, и уходит ее великий смысл.
  
  
  
  25. Гость
  
  Сегодня утром он признался себе в том, что проиграл битву за урожай.
  "Да..., не научился я еще управлять своей любовью, - размышляет Олег, с грустью разглядывая созревшие до самых макушек помидоры. - А интересно, можно ли умалить в себе любовь до неощутимого состояния? Ненависть, знаю, можно, зависть, жадность. А любовь? Контролировать попробовал - и то не получилось".
  Что и говорить, если свои огурцы он ел уже через четыре дня. С помидорами дела обстояли лучше. Он честно соблюдал правила соревнования и дозировал свое внимание к ним в соответствии с процессами, происходящими у "соседей". Окучивал, как они, поливал, а вместо удобрений любил. И так полюбил эту работу, что сегодня за одну ночь абсолютно все плоды предательски покраснели. Июнь уже перешагнул свой экватор, но в соседской теплице многочисленные помидорные кисти имели стабильно зеленую окраску. А у него - вот, полюбуйтесь.
  Озвученная дата напоминает ему о том, что скоро День рождения мамы. Первый без него. Становится безумно грустно от того, что ничего не получится подарить, даже стихотворение. Этот способ всегда выручал - особенно в периоды сильного безденежья. А сейчас сочинить-то сочинишь, а как подаришь? Остается только сон. "Что ж, попробую завести новую традицию - на Дни рождения дарить им сны", - решает Олег. - С папой буду ездить на рыбалку, с сестрой слушать музыку, а с мамой... Ну... - это еще нужно хорошенько обдумать".
  - Ты уж обдумай, пожалуйста, очень хорошо, - Хранитель стоит рядом и загадочно улыбается.
  - Даже не сомневайся, я прекрасно помню недавний переполох, - Олег сияет от радости, как только что начищенный самовар. - Как здорово, что ты здесь! Хочешь, я покажу тебе свой мир? А ты надолго? - он сыплет вопросами с такой скоростью, будто боится, что Хранитель сейчас исчезнет.
  - Мне подарена огромная куча времени - до полуночи, как Золушке. Потом меня, как всегда, ждут.
  - Круто! - Теперь Олег знает много новых и умных слов, но иногда хочется чего-то короткого и емкого. - Скажи, как там мои?
  - Круто, когда кругом "свои". Правда? - весело повторяет за ним Хранитель. - Нормально твои, даже отлично. Почти поправились. В Космосе тоже довольно спокойно. Только настораживает меня это затяжное спокойствие. Ну, да не будем сегодня ни о чем кроме, как о хорошем. Кстати, как раз об этом. Сразу после меня жди еще гостей. Много нельзя, а пятерым дозволено.
  Олег, если бы смог, наверное, заплакал бы от счастья.
  - Хранитель, спасибо! Просто парад чудесных подарков. Только, знаешь...
  - Знаю... Счастье нужно пить маленькими глотками. Но кто знает, сколь долго будет спокоен космос. Так, как, выдержишь?
  - Выдержу, выдержу! - беспокоится Олег, как будто кто-то собирается отбирать у него эти замечательные дары. - Только вот я никак не решу, с чего нам лучше начинать экскурсию.
  - Давай не будем нарушать установившийся порядок, - предлагает Хранитель, с наслаждением вдыхая прозрачный аромат утренней росы.
  - Я только "за", - соглашается Олег.
  В родительский дом они попадают к утренним новостям, и даже два раза забирают у мамы ее кофе. Потом Олег традиционно чмокает родителей, и ведет Хранителя к реке.
  День обещает быть замечательным. Уже поднялось над мостом солнце, и по воздуху, невидимо касаясь зеленоватой поверхности воды, рассыпается заутренний звон.
  - Плавать будем? - спрашивает Олег.
  - Будем! - согласно кивает Хранитель.
  - А мост строить?
  - Все будем!
  - Отлично, тогда: раз, два ...
  И они мгновенно разрушают сверкающую водяную вязь, а когда плывут к излучине, Хранитель спрашивает у Олега:
  - Можно мне кое-что поправить в архитектурной композиции замка? Мне кажется, что он не выражает ни один из существующих стилей. Или твое решение принципиально?
  - Делай, что хочешь. У меня до него руки не доходят. Я его вообще давно придумал, когда еще ни одной книги по этой теме не прочитал. Тем более, если что не так, то всегда переделать смогу, - добавляет Олег, хитро улыбаясь.
  Когда они возвращаются к мосту, Олег оборачивается и на мгновение замирает. На высоком крутом берегу реки у самой излучины стоит такой благородный красавец, что слов, достойно отражающих меру его красоты, быстро найти не получается. Поэтому он произносит банальное:
  - Снимаю шляпу, Хранитель"!
  Чувствуется, что Хранитель и сам очень доволен полетом своей мысли.
  - А мост у тебя получился - претензий нет, - уважительно отмечает он.
  -Так я его уже третий раз переделываю. Сначала сам что-то придумал. Потом классную конструкцию в книге отыскал. Потом еще кое-что почитал, и опять сам придумал. И вот результат! Тебе, правда, нравится?
  - Правда. Только скажи, все-все своими руками?
  - Ну... не все, конечно, сам понимаешь - третий по счету проект, угроза срыва сроков окончания строительства, опять же замок заброшен (хорошо вот ты помог, правда, тоже креативным таким способом...). Вот и приходится иногда рукам в помощь голову подключать.
  - В любом случае, молодец. Даже менять ничего не хочется. Может, сегодня и достроим?
  - Да нет. Мне и самому немного осталось, а у нас с тобой впереди еще большая культурная программа. Только, знаешь, я петь во время работы люблю - душу от разного мусора пение освобождает. У меня теперь и слух после музыкального самообразования абсолютным стал. Со мной петь будешь?
  - Буду.
  - А какие песни знаешь?
  - А я все знаю.
  - Кого и о чем я спрашиваю? Мог бы и сам догадаться, - смеется Олег.
  Здорово у них это получается, красиво. И мост быстро строится, и мощное пение на два голоса далеко по реке разносится. И старинные часы в доме на стене все это очень одобряют: так-так; так-так. Только стрелки их неумолимо перескакивают через полдень.
  - Хранитель, нам пора. Обедать будем? Или сразу в тайгу?
  - В тайгу. Не стоит тратить жизнь на еду.
  Впрочем, по тайге они бродят недолго. Вдыхают горький аромат хвои, подставляют плечи совам, ласково треплют теплые звериные шкуры, и часам к трем снова возвращаются в сад.
  - Ты думаешь, Хранитель, что под этим синим шатром стоит стол? - хитро улыбается Олег. - Как ошибаешься ты, Хранитель! Здесь бьет священный источник моего познания. А сегодня я предлагаю тебе испить от него любое твое желание.
  - Что ж, как говорится: "Кутить, так кутить!" - соглашается Хранитель. - Тогда так, музыка... пусть будет Бах. А зрелище... какое-нибудь спокойное.
  - Мне нравится наблюдать за тем, как пишет картины Леонардо Да Винчи. Он делает это необыкновенно благородно, без лишней суеты и метаний.
  - Хорошо, пусть будет Леонардо.
  - А вино?
  - Ты не поверишь, - улыбается Хранитель, - я не очень большой ценитель этого удовольствия. Поэтому - тоже на твой выбор.
  И вот звучит великая музыка, уверенная рука выписывает улыбку на лице милой женщины, и они, наконец, могут позволить себе долгий неспешный разговор.
  - Олег, с некоторых пор меня немного удивляет, что ты не задаешь вопросов о том, как устроен мир.
  - Во-первых, мне кажется, ты, как всегда в таких случаях, уйдешь от полного ответа. А, во-вторых, я уже и сам имею об этом некоторое представление, и оно меня пока устраивает. Вот недавно я для себя определил, что такое - рай.
  - Интересно.
   - Да! Это место, без которого не можешь ты, и которому плохо без тебя, потому что вам очень хорошо только вместе.
  - Наверное, позже это место окрасится и какими-то новыми красками, но пока это, пожалуй, лучшее определение.
  - Я совсем о другом хочу спросить тебя, Хранитель. Только не подумай, что меня это сильно волнует... Просто, любопытно, - Олег на некоторое время умолкает. - Ты случайно не знаешь, как могла бы сложиться моя жизнь на Земле, если бы мне был отпущен несколько больший срок?
  "Конечно, я знаю, - улыбается, глядя на него Хранитель, - и совершенно неслучайно. Видишь ли, у каждого есть свой изначально прописанный алгоритм. Он устанавливает путь, по которому пойдет человек, и цель, которую он сможет таким путем достичь. Но это вовсе не означает, что конечный результат предопределен абсолютно. Всегда есть и еще несколько финишных вариантов. Очень многое зависит от самого человека: какие связи с миром будет он искать на этой нелегкой дороге и какую брать у этого мира помощь. Часто помощники Зла изменяют правильный ход человеческой жизни, если не встречают достойное сопротивление. Это очень трудный разговор о соотношении роли человека, Добра и Зла в судьбе. Бесспорно только одно: именно благодаря воле и разуму человека каждая судьба всегда уникальна.
  Что же касаемо тебя... Я уже говорил когда-то, что ты рожден для очень хороших дел в той твоей жизни, но по раннему сроку призван в жизнь эту для дел великих. Один человек, который должен был стать твоим другом, создает сейчас фирму, связанную с разработкой и внедрением новых компьютерных технологий. Позже ты бы начал работать у него заместителем по персоналу. Необыкновенное профессиональное чутье этого человека и твои замечательные способности к общению с людьми, позволили бы со временем (не скоро, очень не скоро) превратить скромное предприятие в крупнейшую компанию, занимающую лидирующие позиции на рынке. Позднее вас увлекла бы политика, вы бы привели к власти правильных людей, и жизнь здесь стала бы весьма достойной.
  Твой незнакомый тебе друг все равно создаст свою фирму. Она будет успешной, но масштабов таких уже не достигнет. А жизнь в вашей стране обязательно станет лучше, только сделают это другие и немного позже.
  Еще ты восстанавливал бы заброшенные храмы в глухих уголках и писал очень красивые стихи о человеческой душе".
  - Я все равно попробую их написать. Я ведь теперь гораздо больше знаю, чем знал бы тогда. Вот только свободное время появится, и займусь, - уверенно заявляет Олег.
  - Для таких стихов не требуется много знаний. Для них нужно очень много этой самой души, а иногда - необходимо испытать сильную боль и, несмотря ни на что, увидеть впереди свет.
  - А семья? Была бы у меня семья?
  - И да, и нет. Смотря, что называть семьей. Дело в том, что у тебя никогда бы не было детей. Я знаю, как именно для тебя это было важно, но это та жестокая плата, которую, сам того не ведая, платит воин за право, честь и счастье пребывать в нашем воинстве. Как бы ни был достоин человек, наличие живых потомков навсегда лишает его возможности встать в наши ряды. Мы не можем допустить, чтобы существовал инструмент, с помощью которого Зло смогло бы воздействовать на вас из прежней жизни. Сказанное вовсе не означает, что ни у кого из воинов детей не было. Просто дети уходили из жизни раньше своих отцов. И не думай, что испытание уходить из жизни прежде времени тяжелее, чем испытание из той жизни прежде времени провожать. Часто последнее оказывается куда страшнее.
  - А я и не думаю. Не могу объяснить почему, но тогда я очень хорошо чувствовал, что мне самому в мои последние два года было легче, чем моим близким. Особенно, в самом конце. Мне, может быть, было хуже только от одного - они имели возможность помогать, а я - нет.
  - Ты совсем напрасно этим мучаешься. Проводить с больным бессонные ночи, или давать ему таблетки гораздо легче, чем давать тем, кто рядом, надежду на то, что их старания небесполезны. А ты вел себя так, что, видя твой оптимизм и волю к жизни, даже профессионалы начинали сомневаться в печальном исходе. А родные верили в победу до последнего дня.
  - Хорошо, если бы так...
  - Ты не понял, я не предполагаю, я рассказываю, как это было. Ты видел только их поступки и слышал слова, а мне были доступны их мысли.
  - Спасибо. Мне, правда, стало легче, - Олег какое-то время молчит, а потом спрашивает снова. - А может, ты даже знаешь, сколько бы я прожил лет?
  - Я описал самый длинный алгоритм твоей жизни, по которому ты должен был жить очень долго. Но мои возможности ограничены исключительно правом знать. Правом влиять на мое знание, обладает Другой. Ты мог бы понадобиться здесь раньше, и тогда Им было бы принято иное решение. Но сколько бы ты не жил, жизнь твоя ни в одном из вариантов не прошла бы гладко. Тебе изначально предначертано тяжелое испытание. Ведь именно оно должно было окончательно проверить солнечность, подтвердить сущность - наличие неисчерпаемого источника радости. Хотя и до и после испытания ты казался бы вполне счастливым человеком. Просто "после" пришлось бы научиться глубоко прятать осколок не проходящей боли, чтобы никто не смог догадаться, как постоянно и нестерпимо царапает он незащищенную изнутри душу.
  Твое любопытство полностью удовлетворено? Грустно не стало?
  - Грустно? От чего? Разве мне сейчас плохо? Немного обидно, что можно было бы и там сделать что-то значительное.
  Хранитель в ответ молчит. Молчит и Олег. Обо всем за них говорит волшебная музыка, записанная рукой гения.
  Потом Олег весело произносит:
  - А помнишь, когда-то я хотел написать о передаче особенностей характера во время "вливания" энергии? Решено - трактат о донорстве отменяется. Пишу книгу под названием "Как бы я жил, если бы не умер и даже не заболел".
  - Я думаю, что и без тебя найдется, кому ее написать, - Хранитель загадочно смотрит на Олега, а потом неожиданно добавляет, - а, впрочем, кто знает, бывает, что в таких делах в одиночку не справиться...
  Играет музыка, милая женщина уже улыбается им своей загадочной улыбкой, и Олег задает следующий вопрос:
  - Мне здесь очень многое по силам, получается даже видеть прошлое. Но не все. Например, я не могу увидеть в прошлом себя.
  - Считай, что перед этой информацией поставлен защитный блок. Очень трудно, знаешь ли, видеть свои промахи и не иметь возможности их исправлять.
  - Но я же их и так достаточно хорошо помню.
  - Одно дело - помнить, совсем другое - видеть. Поверь.
  Олег думает о том, как действительно нелегко ему было наблюдать за тем, как трудятся родители. Наблюдать и при этом сидеть, сложив руки. Но сегодня этому хотя бы есть оправдание. А вот тогда... Он вспоминает кое-что еще, оправдания там для себя не находит, и решает, что Хранителю лучше верить.
  Художник тем временем складывает кисти и удаляется, оставив высыхающий портрет. Музыка продолжает ласкать слух, и уже в который раз у Олега появляется ощущение, что в душе становится больше места.
  - Да, - отвечает Хранитель, услышав только еще зарождающийся вопрос, - музыка, идущая из Света, для того и посылается, чтобы добавлять душе свободного пространства, ибо нужно как можно больше места, где могли бы разрастаться искры этого Света.
  - Что такое Свет?
  - Это хорошее место. Ты его обязательно когда-нибудь увидишь.
  ...Часы настойчиво подталкивают стрелки к полуночной отметке. Вот уже и новорожденная луна подвесила свой сияющий рожок на самую вершину черного небосвода. Они торопятся испить радость последних подаренных им минут, но проходят и они. Прощаясь, Хранитель с особенной теплотой в голосе напоминает:
  - Не забудь обдумать подарок для мамы очень хорошо.
  - Я уже обдумал. Она потом все забудет, я оставлю ей только настроение.
  
  
  26. Гости
  
  Когда он поступил в институт, веселая студенческая жизнь подарила ему почти абсолютную свободу - это нравилось и пьянило. Так получилось, что к нему домой институтские друзья приезжали всего несколько раз, он ведь и сам уже давно стал здесь редким гостем. По той же причине школьные товарищи гораздо чаще бывали у него в общежитии. Но с лета двадцать второго года его жизни, когда пришла страшная болезнь, он на целых двенадцать месяцев снова задержался дома. А в конце весны от него ушла любимая. Они с родителями уже переехали на дачу, и ее звонки становились все реже, а ответы короче и холоднее.
   Позади осталась последняя "химия", впереди снова институт и надежда. И вдруг этот звонок, и ее слова о том, что у нее появился другой.
  Олег улыбался всегда. Когда он прочитал в Интернете, что означает его страшный диагноз, и что отпущенный ему срок всего месяца два-три, то даже тогда никто не увидел ни страха, ни печали на его лице. Только улыбку... Печаль, конечно, была, просто у него получилось очень хорошо ее спрятать. А эта весть выбила опору из-под ног. Только теперь ему показалось, что жизнь действительно от него уходит. Даже не столько жизнь, сколько ее главный смысл, тот без которого, как ему тогда верилось, никому и жить-то не стоит.
  И вот один за другим на этот садовый плацдарм начал высаживаться десант. Друзья, по трое-четверо, приезжали, сменяя друг друга, каждую неделю.
  Начало дачного сезона. Московские машины привычно встали в пятничных пробках, а они все равно ехали, несмотря ни на что. Жарился шашлык, звучала гитара, и он чувствовал, как отступает тоска. Он выстоял бы и сам, но все-таки здорово, что они были рядом.
  Жизнь еще успела подарить два раза Селигер и один год институтской свободы... А потом последняя отчаянно короткая битва за жизнь и уже последние дружеские десанты.
  Сегодня все по-другому. И других он ждет друзей, но волнуется и радуется так же, как тогда.
  С первыми лучами солнца приходит ощущение, что они вот-вот прибудут. Олег маринует мясо так, как любил это делать в своей прошлой жизни. Он вообще к двадцати годам откопал в себе большие кулинарные способности, и получал удовольствие не только от поглощения, но и от приготовления пищи. Собирает овощи со своего огорода. Представляет круглые душистые хлеба и складывает их в низкую плетеную корзину. Рядом ставит большую пузатую бутыль с вином и такие же пузатые бокалы. Еще он вспоминает о том, что Тецуо обязательно должен любить рыбу, и готовит ее в соевом соусе. Вкусы остальных он решает удовлетворять по мере потребности.
  В тот момент, когда Олег задумывается над тем, уместна ли будет белая скатерть, его неожиданно обжигает поток горячей энергии, и он оборачивается...
  Они стоят, тесно прижавшись друг к другу. Коренастый Тецуо в черном костюме самурая, рядом Коко, одетый в зеленую тунику без рукавов, расшитую замысловатыми золотыми орнаментами. Мелкие рыжие кудряшки на его голове непривычно отливают зеленым. Задумчивый Звездочет в простой монашеской рясе. А чуть сзади блестят металлом воинских одеяний Сигурд и Дебер. Но если Дебер выше первых троих, больше за счет торчащих черных волос, то Сигурд возвышается на целую голову, и в плечах он раза в полтора шире любого.
  Они стоят и улыбаются, а Олег идет к ним, не торопясь, внимательно вглядывается в их лица и с удовольствием отмечает, что они совсем не изменились. Будто не было того страшного боя, и не трепетала безжизненно в черном межзвездном пространстве выжженная их энергия. Крепкие! Здоровые!
  - Орлы! - радостно восклицает он.
  Они обнимают его и долго стоят так в полной тишине. Наконец Олег первым прерывает молчание:
  - Предлагаю осмотреть мой мир, а потом будет сюрприз.
  Сначала они бродят в тайге. Дебер каким-то непостижимым образом угадывает в совах их символичность, отмечая это следующими рассуждениями:
  - Несчастная птица. Глядя на нее, сразу видишь, как обидела ее судьба.
  - Требуем, чтобы последовали комментарии! - удивленно произносит Олег. - В моем лесу вся живность находится под защитой. Впрочем, на счет судьбы я ничего конкретно утверждать не могу, но ты-то бедную птичку за что так "обласкал"?
  - Разве ты не видишь? Ну, посмотри внимательнее!
  Олег почти в упор всматривается в круглые и какие-то человеческие глаза сыча. Тот тоже смотрит на Олега, периодически смыкая веки.
  - Ничего не понимаю, - Олег переводит вопросительный взгляд на Дебера, - птичка здоровая, упитанная. У меня здесь вообще идеальная экология. Со стороны животного мира ко мне не может быть никаких претензий. Тогда какие претензии могут быть у тебя?
  - В глазах этих птиц, - медленно и вдохновенно произносит Дебер, - навеки застыл отпечаток мысли. Отпечаток безжизнен, как след на песке, оставленный ушедшей волной. Но жива волна, и она возвращается, чтобы не умер этот след. Так и в глазах этих птиц жива печаль о несвершенном. Я думаю, что когда-то, в начале всего, было решено именно им подарить разум, и возможно, что на малую долю мгновения он был им дан. А потом передумали и отняли разум, заменив его на печаль, чтобы она в веках сохраняла безжизненный отпечаток мысли.
  - Тецуо, закрой рот, - спокойно говорит Сигурд.
  - Так и было! - убежденно заявляет Тецуо, восторженно глядя на птицу, и по сигурдовски бьет себя в грудь.
  - Так не было, но все равно очень красиво, - смеется Олег, а Дебер лукаво улыбается. И все, кроме сыча, понимают, что он просто пошутил. А тот, улетая, издает такой жалобный свист, будто подтверждает, что и вправду был-таки когда-то жестоко и несправедливо обманут.
   Затем Олег заводит друзей в параллельный мир.
  - Познакомьтесь - это самые близкие и дорогие мне люди.
  И каждый из воинов приветствует его родных по обычаям своего народа.
  - Ты был таким же огромным? - глядя на отца, снова восхищенно спрашивает Тецуо. Он ниже остальных друзей, а уж в прошлой жизни и вовсе отличался щуплым телосложением. - В Японии твой отец мог бы заняться сумо и стать рикиси - богатырем, даже национальным героем!
  - Нет, я был немного меньше, - отвечает Олег и, видя, как гаснут восторженные искры в глазах товарища, тут же добавляет. - Но если бы я знал, что тебя это так огорчит, я бы очень много кушал, и легко бы набрал необходимый вес - тем более, что у меня это неплохо получалось. Сигурд, а каким был ты?
  - Равных не было, - невозмутимо отвечает тот, удивленно наблюдая забавную картину.
  К металлическому штырю на тонкой длинной веревочке привязана маленькая дикая уточка с подрезанными с одной стороны перышками. Уточка гуляет по зеленой лужайке возле дома, непрерывно роя червяков, отщипывая сочный лист одуванчика или жилистый подорожника, а иногда забирается в корыто, до краев заполненное водой, и весело ныряет.
  Уточка иногда запутывается, и тогда кто-то бросается к ней на выручку, распутывая веревку, или переносит штырь в другое место, если утка проявляет к этому "другому" месту настойчивый интерес. А когда Сигурд слышит, что все обращаются с ней ласково и называют ее Дусей, то вообще перестает что-либо понимать.
  - Зачем? - спрашивает он у Олега, - Она слишком мала.
  - Так она же не для хозяйства, а для души. Размер маленький, а радость большая. Ну и может так случиться, что она пригодится отцу для охоты. С ней тут даже чудо небольшое произошло.
  Если начинать издалека, то когда мне было восемь лет, родители завели собаку страшной бойцовой породы, стаффордширский терьер называется. Сила челюсти - двадцать две атмосферы. Звездочет понимает, а вам объясняю: мы свои зубы с силой только в две атмосферы можем сжать. (Олег краем глаза замечает, как Сигурд изо всех сил сжимает челюсти, пытаясь определить, какая хватка была у этой собаки). А мы у нашей мясо изо рта вынимали - и ничего, такая она добрая была. Больше всего она боялась нас обидеть, не укусила никого ни разу. Правда, она сквозняков еще боялась, поэтому спала только на диване. Все ее безумно любили, тискали, как игрушку. И она любила всех, даже соседей, даже тех, кто хоть раз в дом приходил, не забывала, и если человек возвращался, то радостно его приветствовала.
  Мы в один год из семьи ушли, только она весной, а я осенью. Вот ведь как все относительно. Если подумать, пятнадцать лет, что она с нами прожила, срок для человека не такой уж большой. Но она была со мной две трети моей жизни, а это уже ого, какое долгое время. Она еще зимой ослабла. По дому ходила, а на улицу ее папа на руках выносил. А потом она, может, узнала что или почувствовала, - Олег произнес эту фразу с грустной иронией, - но приняла какое-то свое собачье решение, и в один короткий вечер покинула этот мир, освободив семью для заботы уже о другом, обо мне, то есть.
  Было так тяжело, что при всем своем красноречии я только и смог написать: "Эх, семья стала на одно существо меньше. Спи спокойно, мой друг человека".
  Родители тогда договорились, что никакую живность заводить больше не буду. А тут переезжают первого мая на дачу, а минут через пятнадцать все видят довольного папу, ведущего на веревочке крякающую Евдокию. Мама разнервничалась и дала папе сроку три дня, чтобы пристроить утку в хорошие руки, другими словами, отдать друзьям-охотникам. Папа время тянул, а мама нервничала, хотя в душе птичку сразу полюбила, просто душа ее лишней боли в будущем противилась. Потом моя сестра маму очень попросила Дусю оставить, и та сдалась.
  И вот сидит как-то мама на лавочке (это уже месяц прошел, как утка в нашем хозяйстве прописалась), смотрит на нее и философски так изрекает: "Если бы ты, Евдокия, золотые яйца несла, я бы уж, так и быть, против тебя не возражала". На следующий день Дуся снесла свое первое серебристое яичко, и теперь делает это с завидной регулярностью.
  - Чего не сделаешь, чтобы в хороших руках остаться, да? - обращается Коко к птице, а потом быстро добавляет. - Только попрошу Уточкой меня не называть, я уже к Курочке привык.
   Все смеются, а Сигурд осторожно берет Дусю - дубль два в руки. Она почти вся умещается на его огромной ладони, и он нежно гладит ее неловкими пальцами, стараясь нечаянно не повредить хрупкие перышки.
  Потом они отправляются на реку, и вот там задерживаются надолго. Как дети, они резвятся в поголубевшей воде, ныряют с моста, по достоинству оценив его сложную архитектуру, плавают наперегонки до излучины. И, конечно, особый восторг вызывает у всех замок.
  - Это творение мысли Хранителя, - с гордостью поясняет Олег.
  - А он так может? - удивляется обычно снисходительно невозмутимый Звездочет.
  - Он еще и не так может! - заверяет его Олег, скромно умолчав о своих собственных способностях, обнаруженных в этом мире. - А вы вообще-то надолго?
  - Нам разрешено до полуночи, - тяжко вздыхает Коко.
  - У вас там что, у всех "синдром Золушки" что ли? - шутит Олег, но никто кроме Тецуо его не понимает, а Сигурд даже очень серьезно успокаивает:
  - У нас этого нет, но если объяснишь, что это такое, обязательно сделаем, - а потом важно добавляет. - Мне разрешено задержаться еще на один день.
  - Что ж, тогда пора получать сюрприз, - объявляет Олег.
  Они возвращаются в сад, и он усаживает товарищей за стол.
  - Сейчас я буду жарить мясо, - говорит он.
  - Зачем? - настороженно спрашивает Сигурд.
  - Есть будем, - улыбается Олег.
  - Зачем? - не понимает Сигурд.
  - Вкусно, - Олег уже хохочет.
  - Как это может получиться? - интересуется Звездочет.
  - Еще как может! Все как один вспомните. Такое не забывается.
  Когда мясо уже готово, Олег кладет дымящиеся шампуры на блюдо, берет один из них, снимает ароматный кусок и с аппетитом жует. Остальные внимательно наблюдают.
  - Ну, что же вы? В моем мире это происходит вполне естественно.
  И тут Сигурд отчаянно, как когда-то в бою он выхватывал острую секиру, хватает с тарелки другой шампур и, срывая крепкими зубами горячее мясо, быстро его жует, удовлетворенно при этом покрякивая. Его примеру вскоре следуют остальные, и трапеза действительно приносит им огромное удовольствие.
  - Дебер, а чем питаются на твоей родине? - спрашивает Олег.
  - Тоже едят мясо животных, плоды растений. Но меня это никогда сильно не волновало - было жаль тратить жизнь на мысли о еде.
  Олег вспоминает, как похожую фразу недавно произнес Хранитель. "Наверное, правильная это мысль - решает он. - Нужно подумать. Нет, нужно почувствовать".
  - А на твоей родине, Курочка?
  - У нас самая редкая и вкусная еда называется тэккки. Это растение встречается очень редко. А когда кому-нибудь удается собрать его плоды, то обязательно нужно со всеми поделиться. Считается, что только тогда оно приносит настоящее счастье.
  - А попробуй его представить, - не очень уверенно предлагает Олег.
  Коко задумывается, и через некоторое время Олег протягивает ему ярко-оранжевую желеобразную спираль, покрытую маленькими нежными бугорками. Всеобщему удивлению нет предела. Коко же, не раздумывая, отправляет ягоду в рот.
  - Вкус не совсем тот, и не появляется ощущения счастья, - немного разочарованно произносит он.
  - Тогда продолжай вспоминать, но делай это очень старательно.
  Вскоре Олег предлагает на пробу следующий экземпляр.
  - То самое! - радостно восклицает Коко, но чуть позже добавляет - только счастье опять не приходит.
  - Э, батенька, чего захотел! - смеется Олег. - Ни к чему нам такое счастье. Неправильное оно. Мы свое счастье по-другому добывать будем.
  Сам Олег по вкусу плод идентифицировать не может, тот вобрал в себя слишком много разных оттенков. Может быть, чуть больше остальных ощущается клубника. Но, несмотря на отсутствие "кккокорутского" счастья, плод действительно кажется на редкость вкусным, и всем, кроме Сигурда, нравится.
  - Баловство, - машет тот рукой, забирая с тарелки очередной шампур.
  - А ты теперь всегда сможешь так делать? - Тецуо никак не может выйти из восторженного состояния.
  - К сожалению, это возможно только в Зашторенном мире.
  - Жаль...
  - А может быть, и нет, - задумчиво рассуждает Олег, - не стоит привыкать к легким победам. Успех, в который не вложен труд, "съедобен", но также невкусен, как мясо, которое забыли посолить.
  При этих словах внезапно оживляется Сигурд.
   - А ты можешь дать мне мясо? Большой кусок. И соль. Я тоже умею готовить. Еще нужен вертел.
  Все, что требуется, тут же предоставлено, и Сигурд, круто посолив огромную говяжью ногу, жарит ее на костре целиком, при этом мясо постепенно приобретает весьма специфический черный оттенок. Когда все откусывают от приготовленного блюда, то из уважения, конечно, сохраняют довольное выражение лиц... Приходится Олегу незаметно воспользоваться "любовью", после чего компания единогласно признает, что Сигурд тоже знатный кулинар, просто к его стряпне привыкнуть нужно. И только Звездочет хитро улыбается.
  - Послушай, Звездочет, - спрашивает Олег, - я кое о чем здесь узнал... А ведь ты не во всем был прав. И многое еще требовалось проверить, и что-то наверняка изменилось бы в твоих взглядах, будь у тебя чуть больше времени на жизнь. Ты никогда не задумывался, что, может быть, не стоило так яростно спорить с инквизицией, а было бы гораздо целесообразнее сохранить свою жизнь для дальнейших исследований, тем более, что они долгие годы тщетно пытались предоставить тебе такую возможность?
  - Веришь, я даже успел это понять. Только было "немного" поздно. Иногда костер, когда он лижет твое тело, гораздо лучше освещает истину, чем самые умные книги или мощные телескопы. И все-таки я не жалею. Во всяком случае, народ, потеряв одного ученого, приобрел одного героя, как когда-то сказал Дебер. И это тоже совсем неплохо.
  - Возможно, есть и такая правда, - вздыхает Олег. - Как поймешь? Нельзя одновременно прожить две жизни, чтобы сравнить конечный результат. Главное, чтобы у каждого была уверенность в том, что он прожил свою жизнь с честью и с пользой. Кстати, а с какой пользой проживаете время вы в своем санатории..., на отдыхе, то есть?
  Как всегда в таких случаях больше всех оживляется Тецуо.
  - О! У нас там много чего интересного происходит. Только мы тебе ничего говорить не будем. Хранитель пообещал, что уже скоро ты сможешь к нам прилететь. Так мы лучше тебе потом все покажем. Но... об одном расскажу - не могу удержаться. Среди нас есть великий изобретатель. Он никогда раньше не вспоминал о своих талантах, а теперь это просто фонтан идей. Он и нас увлек. Мы там производство наладили, летательные машины создаем. Я - главный инструктор по полетам! Летаем на скорость, на дальность. А если еще и ты со своими чудесными способностями подключишься...
  - Я же говорил, что мои способности, как ты выразился, чудесные, работают только в моем мире.
  - Ты очень изменился, - задумчиво произносит Звездочет, - стал другой - сильнее, мудрее. От тебя исходит очень мощная энергия, похожая, на ту, что несет в себе Хранитель, я это очень хорошо сейчас чувствую.
  - И я.
  - И я. - подтверждают остальные.
  -Ты как будто стал для нас "светильником", - говорит Дебер, вспомнив давний разговор.
  - Да нет, другие в этом мире "светильники". А я чувствую в себе иное какое-то предназначение. Ну, да ладно, когда-нибудь разберемся.
  И тут уже долго молчавший Сигурд строго произносит: " А вам не кажется, как говорил Олег, что пора бы уже сделать "синдром Золушки", - с трудом вспоминает он незнакомые слова.
  Ночь и впрямь потушила угли костра и зажгла путеводные звезды. Они прощаются долго, а потом друзья цепляются за канал связи и исчезают мгновенно.
  
  
  
  
  27. Прошлое
  
  Сигурд молчит, будто никак не может поднять свои тяжелые мысли, непосильным грузом упавшие на дно души. Олег терпеливо ждет. Их одежда уже впитала влагу утренних рос, уже начинает светлеть на востоке небо, и, Сигурд наконец, произносит:
  - Наш род был знатен и богат. Я - второй сын у своего отца. Но по силе всегда и среди всех первый. Я был на голову выше остальных, шире в плечах, а в игрищах даже десять не решались встать против меня одного.
  После смерти отца все имущество отошло старшему брату. Я не был обижен - таков обычай. Я очень любил и уважал своего брата. У него уже была тогда жена и двое маленьких сыновей. Мне же достался хороший дубовый кнер с высокой мачтой и шестнадцатью парами весел. Я набрал дружину из свободных людей. Бонды, так они назывались, оказались крепкие и отважные, и мы отправились в наше первое плавание на Запад. Путь нам указывала звезда Лейдар, и мы очень верили в нее и в свою удачу. Так я стал конунгом - морским королем.
  Я не буду рассказывать, как завоевывали мы свою добычу. Мне стыдно за это теперь, ибо жестоки были наши дела, но мы не умели жить по-другому. Страшный промысел наш был успешен, и торговля приносила хороший доход. Когда я впервые вернулся в родные края, то смог построить большой дом.
  После третьего похода я встретил Герд. Я помнил ее еще девчонкой, а тут она расцвела, стала очень красивая и такая ласковая, каких я нигде не встречал. Но она все время убегала от меня. Потом она рассказала, что очень меня боялась. К тому времени уже первые шрамы появились на моем лице. Но она боялась не их, а грубой моей силы. А я был с ней нежен и даже ни разу не обидел. Наконец, она согласилась стать моей женой. С тех пор удача уже никогда не покидала нас, как будто имя ее, означающее "Защиту", стало нашим оберегом.
  Но Герд, выслушивая мои рассказы, все чаще просила меня оставить этот промысел. Она говорила, что очень меня любит, что мы могли бы быть все время вместе, жить земледелием. Я не понимал и сердился. К этому времени я имел уже три кнера, был викингом, конунгом и гордился этим.
  Моему единственному сыну исполнилось шесть лет, когда у брата в родах умерла жена. Я велел Герд помогать ему по хозяйству, пока он не найдет другую женщину. А еще я, наконец, объявил всем, а, главное, ей, что ухожу в свое последнее плавание - дальше мои корабли будут плавать уже без меня. Она очень просила меня освободить ее от обязанностей перед братом. Я не согласился - это же брат.
  Это был наш самый удачный поход. Богатая добыча, прибыльная торговля. Довольные, мы возвращались домой. К деревне подплывали вечером. Зима уже накрыла побережье первым снегом. Я стоял у борта и старался в сумерках разглядеть свой дом. Неожиданно я увидел три фигуры: женщина и ребенок бежали по полю, а за ними гнался мужчина. Трудно было рассмотреть хорошо. И вдруг какая-то сила столкнула меня в воду. Я сам не понял, почему так поступил. Сейчас я знаю: имя этой силы - страх. Я никогда прежде не находил его в себе, и не понимал, когда об этом говорили другие. Чем тяжелее была битва, тем сильнее я испытывал ярость, азарт и даже радость. Да, меня всегда радовал бой, а в тот момент я испытал нечеловеческий страх за эту женщину и ребенка.
  До берега было недалеко, но вода ледяная. Я этого не замечал - мой страх остудил мою душу, и вода казалась горячей. Потом я бежал изо всех сил, потом закричал. Мужчина уже догнал беглецов. Я видел, как мальчик пытался защитить свою мать, как мужчина обернулся на мой крик, а потом в его руке блеснул нож. Я почти успел...
  Сначала упал ребенок, потом женщина. Я выхватил из ножен меч и отсек злодею голову.
  ...Сердце меня не обмануло. Это была моя Герд. Она еще успела прошептать: "Я принадлежала только тебе" - и отошла в небеса. Мой сын уже ждал ее там. А потом я нашел в снегу голову того, кто погубил мою семью, и луна осветила лицо брата.
  Я кричал, но я не слышал своего голоса. Я слышал только бешеный стук своего сердца, и слезы, замерзая на моих щеках, покрывали их ледяным панцирем.
  Я и сам в походах брал чужих женщин. Так было принято всегда. А сейчас забрали мою, ту, которую я любил больше жизни, которая любила меня, родила мне сына. Понимаешь? Ты понимаешь? - Сигурд почти кричал, но потом опять заговорил усталым осипшим голосом. - И вдруг я почувствовал чью-то невыносимую боль. Совсем чужую. И горе. Горя и боли становилось все больше. Я увидел много страдающих, наполненных ужасом глаз. Они смотрели на меня из прошлого и молили о пощаде. Знаешь..., можно победить сотню врагов, но нельзя победить даже один вчерашний день. Он сильнее, потому что всегда будет таким, как был, и ты уже ничего с этим не сделаешь...
  В моей душе вспыхнул огонь, он беспощадно выжигал слова: "Они все чувствовали то же, что ты. Они так же любили, как ты и берегли своих близких. У них такое же право жить на этой земле. Так кто позволил тебе забирать у них все? Не так нужно жить. Не отбирать не тобой созданное. Силу можно использовать по-другому. Если не даны тебе сокровища, а подарена только жизнь, разве это не главное богатство".
  Надо мной будто разверзлось небо, и пришла оттуда Правда. Я все почувствовал и понял, но не знал, как это сказать. Я даже не испытал потребность мстить - другое заполняло теперь мою душу. Я вернулся к своим кораблям. Воины обрадовались, увидев меня, но когда я стал уговаривать их бросить страшный промысел и раздать добычу, на их лицах появилась злоба. Они стали кричать, размахивать руками.
  Я мог бы раскидать их всех, но я больше не мог применять силу своих кулаков - меня осталось лишь право использовать силу слова. Но слова мои были еще слабы, не такие, как мысли. Нужно было время, чтобы превратить мысли в слова. И я покинул корабль, а они шли за мной, доставали из-под снега камни и кидали их в меня. Я зализал бы раны. И нашел нужные слова...
  Но был один камень, который попал мне в висок. Мне казалось, что я еще долго шел по полю, они отстали, а я шел. Я должен был выжить. Ведь некому, кроме меня, объяснить этим людям то, что так ясно мне открылось. Но был тот камень, который попал в висок. Его бросил человек, которому я дважды спас в бою жизнь. Самый страшный шрам на моем лице тому доказательство. Мне жаль его, он ведь так и не узнал Правду, которую открыло мне Небо.
  А потом я упал, и снег одел меня в белый саван.
  А потом пришел Хранитель...
  
  - Олеж, я только не пойму, почему за грехи мои я здесь?
  - Ты здесь не за грехи, ты здесь за горячее раскаяние, - убежденно отвечает Олег. - Я очень чувствую, как велик был подвиг твоей души. Во тьме, воспитанный жестоким миром по его звериным правилам, ты увидел Свет и открыл в себе самую главную Правду - правду сострадания и любви. Тебя никто этому не учил, а ты понял. И многое бы сделал. И крепко пронес бы свой тяжелый крест. Я даже не знаю, что на самом деле остановило тебя тогда: камень ли, холодная скандинавская вьюга, или Чья-то великая воля? Кто знает, возможно, что ты уже очень нужен был здесь.
   Они долго молчат, а потом Сигурд неуверенно спрашивает:
  - Ты можешь сопроводить меня к тому полю?
  - А ты уверен, что тебе это нужно? Там многое теперь изменилось.
  - Но море такое же серое, и снег такой же белый, как тогда...
  Олег смотрит на буйство красок вокруг, и думает о том, что менять время ему еще не приходилось. Получится ли? А вслух говорит:
  - Да..., снег уж точно такой же белый.
  Он меняет потертые джинсы на белую одежду воина, причесывает растрепавшиеся кудри и краем глаза замечает, что Сигурд тоже неловко приглаживает свои седые космы.
  Им повезло. Дважды. Этот отрезок побережья оказался безлюдным. И со снегом у Олега все получилось. И вот они стоят в белом поле, а перед ними, как много столетий назад, катит свои холодные волны серый тревожный океан.
  Глаза Сигурда не могут плакать. Плакать может только его душа. Она мучается, страдает, разрывая его изнутри. Олег чувствует, что пытка эта для друга непосильна и берет половину ее себе. Так и стоят они, тесно прижавшись друг к другу, терзаемые одной болью, посреди большого снежного поля, и оплакивают верную и сильную женщину - прекрасную жену Сигурда. А суровый морской ветер сплетает в косы русые крупные кудри и прямые седые пряди.
  
  - Может, полетишь со мной? - спрашивает Сигурд, когда они возвращаются на дачу.
  - Не могу, сегодня я должен сделать подарок одному человеку. Но я буду у вас очень скоро, - обещает Олег,
  ...забывая о том, что никогда не стоит с такой уверенностью принимать решения за Космос.
  
  
  28. Гроза
  
  Он решил подарить маме звезды.
  Не те, которые видны с Земли. Эти и так уже давно ей принадлежат. Каждый вечер, если тучи не прячут небо, она выходит в сад и подолгу на них смотрит. И так было всегда.
  Он решил подарить ей свои, сияющие там, за гранью Звездности.
  Завтра выходной, и будет ее День, и будет маленький праздник. Все уже в сборе, куплено вино, смазан кремом высокий шоколадный торт.
  Поздно ночью, когда все засыпают, он подходит к маме, наклоняется, кладет свою ладонь на ее плечо...
  И...
  Она видит его звезды. Видит их такими, какими теперь их знает и любит ее сын. Они радуют своей божественной красотой, собираются в дивные узоры и меняют эти узоры как в гигантском сказочном калейдоскопе, и она слушает их волшебную музыку... Конечно, она не рассмотрела Несущих разум, когда те проходили мимо, как не осветил ее таинственный свет, струящийся от хижины Отшельника. Зато она услышала, как поет его арфа - этот чудесный подарок он подарить ей все-таки сумел.
  Утром мама никак не может вспомнить, что за сказочный сон прилетал к ней в эту ночь. На душе необыкновенно - радостно и светло, а из глубин сознания все пытается вырваться очень знакомая и даже родная, но неуловимая какая-то мелодия...
   Постепенно день наполняется праздничной суетой, только всем становится понятно, что без Олега этот праздник уже никогда не будет таким веселым. Это огорчает его, и он страдает от того, что не может их успокоить, не может рассказать, как все у него хорошо и объяснить, что жизнь обязана быть счастливой, потому что счастье просветляет душу. А это так важно. И солнце соглашается с ним и, пытаясь рассмешить, весело щекочет их своими огненными лучиками.
  А ближе к вечеру солнце закрывает огромная грозовая туча. Так уж сложилось в этой местности, что самые страшные тучи всегда приходят со стороны моста, а эта возникла из ниоткуда - просто упала с неба и накрыла их черным куполом.
   ...
  Олег только что вернулся в свой мир. Он не может позволять себе долгий отдых - слишком много еще остается непознанного.
  Неожиданно дневной свет сменяют густые сумерки. Олег откладывает книгу в сторону и смотрит на потемневшее небо. Низкое, чужое, гнетущее своим безмолвием, оно кажется Олегу враждебным.
  Воздух притих, ожидая тех мощных порывов ветра, которые всегда предшествуют сильным дождевым потокам. Но гроза обрушивается внезапно, "без объявления войны". Раздаются тяжелые раскаты грома, в черное небо вонзаются яростные молнии, но воздух по-прежнему недвижим, и земля не получает ни единой капли живительной влаги.
  Очень быстро пространство вокруг наполняется горьким запахом тревоги. Вслед за этим из тайги раздается громкое звериное рычание и отчаянный птичий гомон, но тут же эти звуки пропадают. Исчезают вообще все звуки в его мире.
   Остается только страшный грохот, беспрерывные вспышки молний и еще этот запах.
   Он уже понял причину, вызвавшую столь необычное проявление стихии - это Зло пытается проникнуть в его мир. Срочно требуется принять решение, как поступать в такой ситуации. Но сначала он хочет выяснить, что происходит в тайге, не в опасности ли звери. На границе, отделяющей тайгу от сада, он сталкивается с непреодолимой преградой. Никакие его усилия не помогают ему пробить невидимую стену, как не получается спуститься к реке и, уж тем более выглянуть из Зашторенного мира. Связь с Хранителем прервалась еще с первыми раскатами грома.
  Олег быстро определяет границы свободы - они абсолютно совпадают c границами сада. Будто огромная черная крышка наглухо закрыла "уголок Рая". Страшный грохот нарастает, и вспышки становятся все более зловещими. То, что Зло, в нарушение всех законов, открыто вторгается в жизненное пространство человека, стало очевидно с самого начала. И то, что принимать решения Олегу придется самому, тоже понятно. И ответ на вопрос "для чего" тоже лежит на поверхности. Непонятным остается лишь ответ на вопрос: "Как зло хочет осуществить задуманное". А еще он пытается понять, что представляет из себя непроницаемая граница - его защиту или его заточение?
  Он садится на лавочку и пробует сосредоточиться на своих ощущениях. Внезапно он совершенно отчетливо начинает чувствовать, как стремительно сужаются границы его пространства. Простая проверка подтверждает, что они действительно придвинулись к центру примерно на четверть. Тогда он встает в этот воображаемый центр и представляет, что выпускает из себя свою энергию. Он делает это до тех пор, пока границы не возвращаются в первоначальное положение, а потом продолжает удерживать их в таком состоянии. Но действие, которое изменило пространство, не добавило никакой толковой информации для принятия очередных решений. И Олег снова сосредотачивается на ощущениях.
  Когда-то Хранитель говорил, что их нужно использовать, как своих помощников. Олег уже имеет в этом некоторый опыт и теперь жалеет о том, что не тренировал эти навыки постоянно. "Ну, что ж, займемся этим теперь", - решает он.
  Постепенно его ощущения делают реальность вокруг более или менее понятной. Он уже хорошо понимает, что укрывший его купол, является многослойной конструкцией: внутренние слои сформированы из его собственной уплотненной энергии и являются защитными, а наружные - это энергия чужеродная, которая настойчиво пытается сжать его мир. У Олега получается определить ее мощь, и он понимает, что она не такая огромная, какой бывает обычно во время космических сражений. "Наверное, Зло имеет небезграничные возможности для проникновения на планету, - предполагает Олег. - Но все равно, энергия эта значительная". Он чувствует, что пока еще рано открывать свой мир и ввязываться в бой с противником.
  Через некоторое время он получает новую информацию. За пределами его заточения, что-то меняется: заметно слабеет вражеский натиск, и у него возникает отчетливое ощущение, что он уже не одинок - там свои, и они вступили в бой. Это является однозначным сигналом - пора!
  Если изначально он выставил свою энергетическую защиту непроизвольно, то сейчас уже понял, что его энергия находится не только в нем самом, что она окружает его снаружи мощным защитным пространством. Очевидно, именно это почувствовали воины, когда заметили его необычайно возросшую силу. А теперь эта энергия, спрессовалась на некотором расстоянии от него и образовала непробиваемое укрытие. Приходит осознание того, что она ему подвластна и абсолютно им управляема. Он принимает энергетический облик и начинает вбирать ее в себя, разрушая тем самым свои защитные слои и освобождая доступ к вражеской силе.
  Добравшись до чужеродной оболочки, он выхватывает огромный огненный меч и начинает крушить чудовищную преграду. Уже отчетливо слышны звуки боя, и он чувствует, что с той стороны кто-то прорывается ему навстречу. Наконец, прорублено спасительное окно, Олег вырывается на свободу, и тут же оказывается окруженным стаей уродливых черных птиц, которые налетают на него, издавая звуки, похожие на раскаты грома, а глаза их, наполненные злобой, высекают бесчисленные огненные молнии. Олег, стремительно поворачиваясь вокруг своей оси, отсекает их мерзкие головы, и безжизненные останки птиц тут же уносит Космос. То же делают находящиеся рядом Хранитель, Звездочет и Тецуо. А чуть в стороне сражаются Сигурд, Дебер и Коко.
  Очевидно, что перевес на их стороне и скоро наступит конец этой битвы. В этот момент на него налетает очередной стервятник, и на тысячную долю секунды Олег замирает: столько ненависти в глазах не было ни у одной птицы в этой стае. Он с трудом уворачивается от мощного клюва и наносит сокрушительный удар. На смену ей прилетают другие, но у Олега остается тревожное ощущение - ему кажется, что птица каким-то непонятным образом осталась невредима. Он хочет ее отыскать, но тут происходит такое, что заставляет его забыть про нее навсегда.
   Олег видит, что Сигурд уже не так яростно размахивает своим мечом, и стремительно теряет силы. Дебер и Коко поворачиваются спиной друг к другу, и зажимают между своими огненными телами беззащитного товарища.
   Олег понимает, что с другом что-то неладно, но тот надежно защищен, и остается сражаться на прежнем месте. Птиц становится все меньше, и вот последние улетают сами, не дожидаясь печального исхода. Олег подлетает к старшему брату, обнимает его и ощущает, как мал в нем запас энергии. Конечно, не так, как во время последнего боя, но все равно потеря слишком велика. Тем более очевидно, что остальные воины в полном порядке и нуждаются лишь в коротком отдыхе.
  - Ничего страшного, Сигурд быстро поправится, - успокаивает их Хранитель. - Тому, что с ним произошло, имеется определенная причина, и мы ее исправим.
  - Хранитель!? - в глазах Олега не только печаль, но и просьба.
  - Я понял тебя, и, пожалуй, ты прав, - отвечает ему Хранитель. - Ну, что ж, - говорит он воинам, - они полетят на Монтэгэро, там процесс восстановления силы Сигурда пройдет значительно быстрее. А вы возвращайтесь на Лавдию, и ожидайте своих друзей. Я надеюсь, что очень скоро вы снова будете вместе.
  Они прощаются, и воины исчезают в канале связи.
  - Спасибо! - кричит им вслед Олег.
   Сигурд все это время молчит, тщетно пытаясь улыбнуться, но затуманенный взгляд выдает непосильную усталость. Хранитель взмахивает рукой, как будто отгоняет назойливое насекомое, и тот мгновенно впадает в состояние сна. Затем Олег, как уже делал это однажды, собирает его энергию в клубок и бережно прячет ее у себя в груди.
  - Ты можешь объяснить, что с ним? - обращается он к Хранителю, - я же вижу, что это не просто усталость.
  - Конечно, не просто... - задумчиво повторяет Хранитель, - это наша ошибка. Не удивляйся, такое тоже бывает. Ибо можно знать многое, из того, что будет, если знаешь абсолютно все о том, что было. А если никогда не было? Если есть только ощущения - инструмент мощнейший, но небезупречный. У человека слабое проявление этого качества называется интуицией. Если говорить точнее, интуиция - это его умение прислушаться к совету ИЗВНЕ, получить предчувствие того, что будет, но на основе чьего-то другого абсолютного опыта. Нам с тобой сложнее. Мы должны услышать совет из глубины себя, когда нет никакого другого опыта...
  А было так, - продолжает Хранитель. - Когда-то, находясь на только что созданной Лавдии, мы с Серебряным по достоинству оценив твои успехи, решили попробовать снять защиту с одного из самых сильных воинов. Мы предположили, что его энергия с помощью полного спектра чувств тоже станет более активной. Для проверки мы выбрали Сигурда. Однако все не заладилось с самого начала. Он так затосковал по своей Герд, что сила начала от него уходить. Ты ведь почувствовал это тогда в норвежском поле? Возможно, что это было трудностью перехода в новое состояние. И поначалу сегодняшний бой подтвердил именно это наше предположение. Если бы ты видел, что происходило с ним, когда ты оказался в беде! Как он требовал выбрать именно его, с какой отчаянной и необычайной даже для него силой он в клочья рвал злобных птиц и чуть не зубами грыз этот черный купол. А потом вдруг резко потерял всю силу. Этот бой окончательно подтвердил - здесь земные страдания людям непосильны, а значит, не нужны. Испытывать эти чувства - трудный удел избранных. Я сейчас вернул ему защиту, и теперь восстановление его энергии - задача для тебя уже несложная.
  - Скажи еще, Хранитель,- Олег задает этот вопрос как-то робко, будто стесняясь, - а мой мир? Я больше не смогу бывать в нем?
  - Почему? Напротив, теперь ты не сможешь без него, во всяком случае, еще очень долго, - улыбается Хранитель, но сразу же становится серьезен. - Это сражение ни для тебя, ни для воинов не было опасно. Это вообще была странная атака - слабая и бессмысленная. А так не бывает. И, значит, в этой бессмысленности есть скрытый умысел. Что ж, - будем думать? И ждать.
  - Будем думать и чувствовать! - отвечает Олег. - А пока я чувствую только то, что нам пора на Монтэгэро. До встречи! - и Олег, прежде, чем устремиться в канал связи, машет на прощание рукой.
  - До встречи! Как только закончится восстановление, сразу же отправляйтесь на Лавдию. Не забывайте, что вас там очень ждут! - отвечает ему Хранитель и так же, очень поземному, поднимает правую руку.
   ...
  Такой страшной и странной грозы его родные не видели никогда. Ни ветра, ни дождя - лишь чудовищные раскаты грома, да сумасшедшие вспышки молний. Возникло ощущение, что эти молнии сосредоточились прямо над крышей их дома, но ни одна не достигала земли. Они рассыпались гигантскими фейерверками, будто разбиваясь о невидимый купол. А в мертвом недвижимом воздухе растекался горький запах тревоги.
  К ночи все стихло. А уже утром со стороны моста пришла другая грозовая туча. Опередивший ее ветер прогнал тревогу, а теплый летний дождь дочиста промыл воздух и вдоволь напоил измученную жаждой землю.
  
  
  29. К вопросу о сознании
  
  Олег никогда не замечал этого прежде, а сейчас, после многообразной суеты Зашторенного мира, он вдруг услышал, как мало звуков на золотой планете. Лишь в горных ущельях тоскливо стонет ветер, и шуршит золотая пыль, когда он стремительно врывается в долины. Да еще вздыхают вулканы, и многочисленный их хор исполняет странную песню бесконечного одиночества, потому что никогда живая жизнь не заполнит это печально праздничное пространство. И текут по сверкающим склонам безутешные алые слезы...
  Сначала Олег подумал, что ему это только показалось, ведь не может такого быть, чтобы безжизненная планета так обрадовалась неожиданным гостям. Но разом оживают все вулканы, в воздух взлетают огромные золотые фейерверки, и уже совсем по-другому переливаются алые потоки, все сильнее наполняясь оттенками радости.
  - Смотри, Сигурд, как готовит целительное зелье наш самый прекрасный доктор во Вселенной. Правда, есть еще один..., но она на другой планете, в другой жизни и лечит совсем другие болезни, - думает Олег, любуясь этим странным преображением. - Хотя, нет, лучше ты пока спи. И пусть тебе снится, что живая и счастливая Герд с маленьким сынишкой радостно машут руками, встречая тебя из последнего плавания. И ты, не дожидаясь, когда пристанет к берегу твой кнер, прыгаешь в ледяную воду, чтобы скорее обнять любимых, а потом подбрасываешь в воздух подросшего мальчугана, горячо целуешь смеющуюся красавицу и смеешься сам, потому что теперь вы навсегда уже вместе, - с нежностью думает Олег, подлетая к кратеру самого большого вулкана.
  Погрузившись в лаву, он, конечно, испытывает не самые приятные ощущения, но теперь они кажутся ничтожными по сравнению с теми испытаниями, что пришлось пережить ему тогда, когда лава впервые поглотила его с израненными воинами в сердце. А вскоре он и вовсе привыкает к этому состоянию, даже появляется возможность рассуждать. Например, он думает о том, что, возможно, какой-то разум на этой планете очень даже может быть. Ведь он, Олег, конечно, много чего узнал, но знания его в основном ограничены рамками только одного фрагмента бескрайней мозаики Космоса. И кто знает, какие еще бывают формы сознания, и в чем, в каких видах оно проявляется, и какие разнообразные предназначения может иметь.
   Потом он долго думает о том, что такое сознание вообще. С человеческим он как-то определился и знает, что это просто связь - связь между человеком и Космосом. Так случается, что у одних людей она прочная, и информация по ней приходит правильная, а у других дырява, либо и вовсе разорвана где-то в пространстве. И залетают через эти дыры мысли ненужные и вредные. И здесь абсолютно очевидно вмешательство Зла.
   Только он никак не может понять, да и не его, наверное, это функция, почему бывает так, что и связи прочные и мысли верные, и человек хорошо осведомлен, как жить правильно и все равно проживает бездарную жизнь. Олегу уже давно известно, что думают над этими вопросами Хранители жизни на планетах. И не просто думают, а упорно пресекают злобный промысел. Но, а как же сам человек? Есть ли в чем-то его собственная заслуга или вина? Какова энергия его собственной силы? Уже не впервые мучает Олега этот трудный вопрос.
  "Нет у меня ответа. Видимо, мой удел - Космос", - произносит он вслух, но остро чувствует, насколько важна именно эта - самая хрупкая и тонкая связь - связь между Космосом и человеком.
  Незаметно один день сменяется другим, Олег постоянно ныряет в огненные жерла и, выполняя основную задачу, решает некоторые собственные проблемы. Как-то он вспомнил вопрос Хранителя, не скучно ли ему. "Как может быть скучно человеку, наделенному разумом"? - в очередной раз удивляется Олег. И еще он помнит, как говорил Хранитель о том, что лучший собеседник для себя иногда бываешь ты сам. И он досыта общается с собой: выразительно произносит монологи, спорит, доказывает, отвергает, соглашается и снова опровергает. Тем более, что поглощая знания в Зашторенном мире, у него довольно часто возникало желание подумать о чем-то не торопясь, так сказать, насладиться "вкусом" неспешных размышлений. Но только теперь накопленные знания превращаются в абсолютно прочувствованный и окончательно осмысленный опыт.
  Наконец, наступает момент, когда энергия Сигурда практически полностью восстановилась, и Олег принимает решение отделить ее от себя. Он специально выбирает тот недолгий сумеречный промежуток, когда большое дневное светило уже ушло, а два меленьких ночных еще не появились.
  В безликой сероватости вечера, на фоне потухших гор энергия Сигурда вспыхивает яркими алыми всполохами. И вот уже он сам, живой и невредимый, стоит перед ним, тихо улыбаясь какой-то новой виноватой улыбкой. Будто стыдно великому воину за ту минутную слабость, свидетелем которой пришлось стать Олегу, да еще за те душевные слезы, которые товарищ разделил с ним когда-то, облегчая непосильную ношу. Наверное, по той же причине он избегает смотреть Олегу в глаза, испытывая совершенно напрасную неловкость. "Ничего, - мысленно подбадривает друга Олег, - со временем все забудется и пройдет. Еще немного окрепнешь на Лавдии, а потом первый же хороший бой навсегда вернет тебе уверенность в себе и былую воинскую отвагу".
  Они обнимаются, и нет слов, которые смогли бы передать их чувства сильнее, чем эти крепкие объятия.
  
  
  30. Летчики
  
  Мгновенное их перемещение на Лавдию сюрпризом ни для кого не оказалось. Выясняется, что воины проявили изрядную назойливость, непрестанно беспокоя Хранителя вопросами о том, как продвигаются дела у Олега. И он был вынужден решительно им пообещать, что как только Сигурд будет готов, он тут же сообщит. Зато, в результате встреча происходит необыкновенно торжественно.
  Как только друзья возникают из связи, они сразу утопают в мощных звуках красивой песни, исполняемой многотысячным хором. Хор, состоящий из братьев-воинов, выстроился перед ними и по окончании пения приветствует их радостными боевыми возгласами. Обняться с каждым не представляется возможным, но их объединяет энергия. Они погружаются в бушующее фиолетовое море, и все, что они прочувствовали за это время, становится их общим, доступным и понятным каждому. А еще все знают, как нужно это сейчас Сигурду, и находятся в состоянии блаженства до тех пор, пока тот окончательно не становится таким, как прежде.
  - Ну, рассказывайте, - обращается к воинам Олег, когда они снова возвращаются в покой, - какой распорядок дня в вашем лечебном учреждении, какие такие оздоровительные процедуры вы здесь принимаете?
  - Мы здесь очень продуктивно проводим время, - решает отчитаться за всех Тэцуо. При этом вид он имеет очень важный. - Мы тебе уже говорили, что среди нас есть великий изобретатель, и мы наладили производство летательных аппаратов. Правда, он все время сокрушается, что они еще далеки от совершенства, но если бы такие были у нас, когда я был камикадзе... - неожиданно вспоминает японец.
  - И что было бы? - спрашивает Олег.
  - Да, ничего, - Тэцуо смахивает мечтательную пелену и возвращается в реальность. - Хорошо, что их не было. Иногда я даже думаю, хорошо, чтобы вообще ни у кого ни какой техники никогда бы не было.
  - Ну, это ты немного погорячился, просто нужно, чтобы люди тратили энергии на обустройство своей души не меньше, чем на обустройство своего жизненного пространства.
  - Согласен! - вступает в разговор Дебер. - Это Тэцуо очень сильно волнуют самолеты, а мне больше нравятся состязания поэтов, певцов, музыкантов и ораторов.
  - Я уверен, - улыбается Олег, - что из последних ты выходишь победителем?
  - Не всегда - здесь обнаружились весьма достойные соперники - но это, как раз, и замечательно, только я сейчас о другом. Эта песня, которой вас встречали, она победила во всех соревнованиях. Она вам понравилась, тронула вашу душу, наполнила ее торжеством и радостью?
  - О, да! - Сигургд и Олег одобрительно кивают головами, но в разговор снова возвращается неугомонный Тэцуо.
  - Я тоже люблю петь, и даже сочинил одно стихотворение, но проиграл. А в соревнования на скорость выиграл, и считаю, что физические испытания воспитывают волю души, а творческие соревнования воспитывают ее красоту - я уважаю и то и другое.
  - Послушай, Тэцуо. Я вот о чем хочу тебя спросить: я все, конечно, понимаю, но здесь же будут жить люди, - смеется Олег. - А вы тут такого нагородили: стартовые площадки понастроили, пирамиды какие-то... Опять им бедным головы ломать, подыскивая этому научное объяснение? Вот интересно, вы уже на многих планетах так развлекались?
  - Стартовые площадки очень нужны - без них никак, - будто не замечая иронии, серьезно объясняет Тецуо. - Мы же не рис выращиваем, мы на самолетах летаем, а как без этого взлетишь? А пирамиды так - соревнование на скорость построения и точность ориентирования по сторонам света. В конце концов, можно организовать соревнование по их разборке и расчистке территории.
  - Ничего, - ухмыляется Звездочет - Ты за людей не беспокойся - пусть думают. Думать вообще полезно. Часто важен не столько итог размышлений, сколько мыслительный процесс.
  - Вот в этом я с тобой согласен! - поддерживает его Олег.
  Разговор продолжается еще долго, и они с Сигурдом узнают о многих других "культурных мероприятиях", с большим энтузиазмом организованных воинами, в результате чего остаются очень довольными всем происходящим. А потом Тэцуо с загадочным видом отводит Олега в сторону и заговорщически шепчет.
  - Тут есть девушки!
  - И?
  - И они очень красивые, - почему-то удивленно пожимает плечами Тецуо.
  Олег обводит взглядом пространство вокруг, благо зрение позволяет видеть все мельчайшие подробности до самого горизонта, и тоже удивленно спрашивает.
  - Где?
  - Ну, не совсем тут. То есть, совсем не тут. Короче говоря, так! Мы летали в кругосветное путешествие.
  Олег снова вопросительно смотрит на Тецуо.
  - Не все же время тяжелой работой заниматься, отдых тоже нужен, - убежденно заявляет тот.
  - Тяжелая работа - это ты про пирамиды? Да вас тут! Да я там один видел, какой мост, а какой замок... - весело перебивает его Олег, однако, решает особенно не привирать, вспоминая, как лихо подлынивал, применяя силу воображения. И потом ему почему-то становится важен этот в общем-то забавный разговор.
  - Так вот, - не желая отвлекаться от темы, продолжает Тецуо, - они на другой стороне планеты. Только они очень высокие, - добавляет он таким тоном, как будто предупреждает.
  - Это плохо?
  Японец опять пожимает плечами.
  - Зато они, знаешь, как поют?
  - Догадываюсь. Очень красиво!
  - Бо-же-ственно! - с придыхание произносит Тэцуо.
  - И когда же намечена следующая кругосветка?
  - Если хочешь, полетим прямо сейчас. Сигурда возьмем и полетим.
  - Думаю, что для него это будет не лучший отдых. Его нужно занять чем-то связанным с применением силы.
  Олег искренне удивляется тому, насколько просто организован многоступенчатый процесс создания летательных аппаратов. Объясняется все совершенно иной технологией производства и принципами полета. Управление тоже оказывается несложным, больше основанным на логике, чем на механике.
  И вот пять легких истребителей, управляемые пятью друзьями, взмывают со стартовых площадок в безнадежном порыве догнать линию горизонта. А через некоторое время они уже опускаются на каменное плато, отделяющее спокойный зеленый океан от зеленой цветущей долины.
  - До цели нужно еще долго идти, так как это плато - единственное место, где можно приземлиться. Нам вообще повезло, что оно здесь оказалось, - объясняет Тэцуо.
   И Олег видит, как тот охвачен радостным возбуждением, впрочем, как и все остальные его спутники. Можно, конечно, преодолеть это расстояние быстрее, приняв энергетическое состояние, но почему-то очень хочется пройти человеческим путем до конца. Они весело бегут друг за другом растянувшейся цепочкой, лихо преодолевая каменные преграды и широкие расщелины. Молодые загорелые тела играют стальными мускулами, а с лиц не сходят счастливые улыбки. Невысокое плато, наконец, заканчивается, и они спускаются в долину.
   "Эта планета действительно прекрасна!" - думает Олег, рассматривая открывшуюся их взору картину. Еще сверху они видели зеленоватые блюдечки озер с чистой прозрачной водой, разбросанные по разноцветной скатерти лугов, а здесь внизу остро ощущаются пьянящие запахи цветов и трав. Цветы довольно крупные, они плавно кивают затейливыми соцветиями, будто призывая путников замедлить стремительный бег и рассмотреть их удивительные конструкции, вдохнуть чудесный аромат... Но тем некогда, их помыслы устремлены туда, где в правой стороне расположены отстоящие на некотором расстоянии друг от друга невысокие скалистые горы и отделенное от них узким ущельем другое плато, с которого стекают многочисленные водопады. И горы, и то второе плато абсолютно белоснежны, а на близком расстоянии становится видно, что структура их странно "сахариста". Мелкие грани кристаллов отражают солнечные лучи и вместе с водопадами создают удивительную, сказочную нереальность. Левее же, далеко, почти у горизонта, произрастают обширные широколиственные леса, которые своими могучими кронами пытаются дотянуться до легких пушистых облаков, в небольшом количестве проплывающих по небу.
  - Нам туда, - Коко показывает рукой в сторону трех несколько особняком стоящих скал - за ними их дома.
  Друзья проходят через узкое ущелье. В одном месте странный танцующий водопад обдает их теплой водой. Это еще больше усиливает их возбуждение, и они весело шикают друг на друга, безуспешно пытаясь сдерживать неуемный смех. Солнце уже клонится к закату, и его зеленоватый свет меняется на изумрудный.
  Наконец, им открывается картина удивительная. На ровной площадке между скалами стоят причудливые строения, выполненные из белого похожего на кварц материала. Он уже впитал в себя зелень предзакатных лучей, выкрасив стены в глубокий изумрудный оттенок. Но вот солнце окончательно прячется за горизонт, и многочисленные крупные звезды, а чуть позже огромная белая луна возвращают строениям их прежнюю белизну, разбросав по шероховатой поверхности лишь мелкие серебряные искры.
  - Сейчас выйдут, - шепчет Тэцуо.
  - Они всегда выходят, как только появляется луна, - голосом ученого, стоящего за кафедрой в университете, уточняет Звездочет.
  - Да, вы, как я погляжу, тут частые гости, - улыбается Олег и вместе с тем обнаруживает в себе какое-то трепетное предчувствие.
  Тем временем луна поднимается выше и зависает над долиной, будто яркий сказочный ночник, а из строений выходят они...
  Они напоминают Олегу изящные фарфоровые статуэтки с излишне удлиненными формами, какие он видел иногда в стеклянных витринах магазинов. Взгляд его останавливался на них, и, понимая, что такой необычной красоты в жизни не бывает, тем не менее, он всегда мечтал о том, чтобы где-нибудь она все-таки существовала. Они действительно высоки, ростом точно не ниже Олега и уж, наверняка выше Тэцуо. Движения их плавны, а походка такая, что кажется, будто они идут не через воздушное, а через водное пространство, слегка помогая себе руками, и также плавно колышутся их легкие белые одежды. Густые волосы по большей части распущены, но у некоторых собраны в высокие прически.
  Их не очень много, и когда выходят последние, все садятся на землю, и долина наполняется волшебными звуками. Передать словами чувства, которые охватывают при этом воинов, невозможно. Олегу кажется, что поют ангелы и райские птицы.
  Пение так завораживает, что воины не замечают, как наступает утро. Но лишь только горизонт начинает зеленеть, девушки неспешно поднимаются и уходят в свои дома, будто опасаются испачкать зеленым светом белизну своих одежд.
  - Днем они носят разноцветные платья, а когда выходит луна, - всегда белые, - говорит Звездочет.
  - Скоро ты их снова увидишь, - добавляет Коко.
  - Нет, нужно вернуться и посмотреть, что делает Сигурд, побыть с ним, - отвечает Олег, но сердцем чувствует, что очень хочется здесь остаться.
  
  
  
  30. Уланулуна
  
  Когда путешественники возвращаются обратно, с высоты их полета долина представляется Олегу огромной стеклянной чашей, наполненной покоем. Большая белая луна тихо освещает ее, рассеченную широкими реками, украшенную блестящими зеркалами озер. Таинственный лунный свет касается спокойной глади океана, высвечивает белоснежные вершины высоких гор и темные барханы могучих лесов у далекой линии горизонта, ласкает уснувшие цветы, отдыхающих воинов и загадочные сооружения в виде двух стартовых площадок из плотно пригнанных каменных плит и несколько огромных четырехгранных пирамид. Покой и сон долины нарушает только один.
  Неустанно трудится Сигурд. Уже заложено основание самой большой пирамиды.
  - Отдохнуть не хочешь? - спрашивает Олег, но ответ ему известен заранее. Он и без слов понимает, как важен сейчас этот процесс для друга. "Интересно, - думает Олег - что это для него: надгробие над похороненной печалью или воспитание воли души, как сказал Тэцуо"?
  - Хочу победить, - как всегда коротко отвечает воин.
  - Помочь?
  - Должен сам.
  Олег, молча, отходит и располагается на земле неподалеку от воинства. Он долго смотрит в небо, а потом обращается к Хранителю:
  - Скажи, как Космос? Все также спокоен?
  - На удивление, да, - откликается тот.
  - Хорошо..., - Олег хочет задать еще один вопрос, но передумывает и закрывает его в себе. А может быть, Хранитель успел его услышать, но промолчал? Тогда Олег быстро поднимается и, обернувшись золотой пулей, мгновенно оказывается на противоположной, солнечной стороне планеты.
  Что-то настойчиво ему подсказывает, что опуститься нужно именно в этом месте - на берегу продолговатого проточного озера, дальний край которого находится вблизи небольшого водопада, стекающего с "сахарного" плато. Сквозь потоки воды Олег различает изящную фигуру девушки с длинными темными волосами. Она с удовольствием подставляет смуглое тело под тонкие звенящие струи, и мелкая водяная пыль безнадежно пытается ее спрятать за желто-зеленую радугу.
  Через некоторое время девушка выходит из своего радужного укрытия. Вокруг нее по полю разбросаны красные пятна маков. Она подхватывает свою одежду такого же алого цвета. Олегу кажется, будто она накинула на себя маковые лепестки, и они послушно легли на ее плечи, спустились к бедрам, острыми клиньями оборвались возле щиколоток.
  Плавно покачиваясь, девушка уходит по тропинке к ущелью между скалами, а Олег ловит на ладонь ее ускользающий образ и прячет его глубоко в груди. Он решает остаться в своем укрытии в высокой траве, растущей вдоль берега. Почему-то он уверен, что милое создание обязательно вернется обратно.
  Очень скоро она действительно возвращается, садится на большой гладкий камень, лежащий в воде у самого берега, и внимательно смотрит на искрящуюся водную рябь. Несколько больших ярких бабочек, из тех, что летают над пахучими цветами, покидают луг и начинают порхать над ее головой, образуя яркий трепещущий венок.
  Олег водит пальцем по воде, сочиняя ласковые послания для красавицы, ветерок, летящий в сторону водопада, закручивает их в мелкие гребешки волн и пригоняет к ногам девушки. Барашки щекочут ее ступни, она смеется, и Олег представляет, что это не бабочки, а его нежные слова кружатся над ее волосами.
  И вдруг он осознает, что не знает, из какой она жизни: той, которую он покинул навсегда, или из этой, подаренной ему Вечностью. Вот ведь как стало..., а раньше он просто бы спросил: "Ты из какого института, или города, или страны"? Даже с какой планеты - и то было бы не так удивительно. Но вот что бы - из какой жизни? Как хочется задать этот вопрос Хранителю.
  Постепенно и чувства, и мысли приходят в порядок, и он понимает, что зря так сильно волновался. Если Хранитель говорил, что люди здесь только еще будут, значит, она уже прошла сквозь звездную грань.
  Наконец, он решается: отчаянно бросается в воду, и вот уже его мокрая улыбающаяся физиономия выныривает у ее ног.
   - Меня зовут Олег, а тебя? - спрашивает он, немного опасаясь, что его могут не понять.
  - Уланулуна, - приветливо отвечает незнакомка, и вместо удивления в ее глазах светится озорное любопытство. - Ты кто?
  - Я звездный воин. Мы прилетели сюда на отдых и сейчас находимся на другой стороне планеты. А чем занимаетесь здесь вы? - разговор как-то сразу складывается легко и просто, будто они говорят здесь каждый день уже целую жизнь.
  - Мы плетем поясочки счастья, а Ангелы повязывают их новорожденным младенцам. Только их нужно гораздо больше, чем мы успеваем сделать, - при этих словах ее глаза становятся печальными. - Зато, - и глаза вспыхивают, - если получается вышить на пояске красивый узор, человек бывает необыкновенно счастлив.
  - Наверное, мой поясочек ты сплести не успела, - улыбается Олег, непрестанно радуясь тому, что эта прекрасная девушка уже пребывает в Вечности.
  Но она не понимает его радости. Огромные карие глаза наполняются тревогой.
  - Ты был очень несчастен там, в начале своей жизни?
  - Да вовсе нет, - спешит успокоить ее Олег, - я жил весьма неплохо. А временами, так даже отлично. Просто, очень мало.
  - Значит тебе плохо здесь?
  - Что ты! Здесь вообще здорово! - а про себя добавляет: "Особенно теперь, когда я знаю, что здесь ты".
  - Тогда я не понимаю, - вздыхает она. - Тебе же повезло, что ты оказался здесь раньше, чем это обычно позволено человеку. Другим еще долго ждать, и совсем неизвестно, в каком месте Вселенной они потом окажутся.
  - Но я не смог там выполнить свой долг, - объясняет ей Олег. - Я должен был помогать родителям, а не они мне; я, а не они согревать холодеющие руки и провожать в последний путь. И потом... у меня ведь был еще один долг перед той жизнью - я должен был вырастить собственных детей.
  - Разве в том, что случилось, была твоя вина?
  - Нет.
  - Значит, главным в твоей жизни было другое - то, как ты уходил: с каким сердцем, и с какой любовью. В той жизни, - и она ласково проводит рукой по его щеке, - есть понятия-перевертыши, но только пребывая там, осознать их почти невозможно. Как оставшимся жить можно поверить в то, что ранний уход любимого человека - это великое благо для уходящего? И... необходимое испытание для тех, кто остается. Очень важно, чтобы они, оставшиеся жить, не стали мучиться вопросом "за что", а попытались найти ответ на вопрос "для чего"? Если этого не сделать, то испытание превратится в наказание. Почувствуй разницу: испытание - это проверка для того, чтобы иметь возможность получить награду, а наказание - это пропасть, тупик, конец.
  - Но я не понимаю, за что такое испытание было послано им? Разве они его заслужили?
  - Это решать не нам. Но если все в их жизни правильно, и они приняли твой уход со смирением и надеждой, то вы не расстались, а просто попрощались ненадолго.
  - С тобой очень хорошо - Олег уже давно сидит рядом на камне и, не отрываясь, смотрит в ее удивительные глаза.
  - Скажи, - после некоторой паузы спрашивает он, - а где вы берете материал для поясков.
  - Вот здесь, - и она прижимает свои ладони туда, где у человека находится солнечное сплетение, - а узоры вот здесь, - и она кладет одну ладонь себе на сердце, а другую на лоб, а потом озорно смеется.
  У нее удивительный и непривычный для него смех - как будто поет песенку маленькая ласковая птичка. "Похоже на соловьиную трель", - решает Олег.
  - Иногда, - говорит Уланулуна, - когда мы отдаем Ангелам не вышитые поясочки, они не сразу относят их детям, а кто-то другой вышивает на них узоры, только я не знаю, кто.
  Они еще долго сидят рядом. Алые луговые цветы и зеленые струи водопада слушают их беседу, и возникает между ними что-то такое, чего никогда не было, да и не могло быть в их прежней жизни.
  Когда солнце начинает клониться к закату, Уланулуна берет с Олега обещание непременно быть здесь завтра, а потом удаляется в ущелье своей удивительной плывущей походкой.
  
  
  32. Самые лучшие слова
  
  - Вернувшись на привал, Олег включается в общий разговор, и при этом все время ощущает внутри себя приятное тепло. А когда темнеет, он отходит в сторону и достает из груди милый образ. Маленькая фигурка плавно вращается на его ладони и ласково ему улыбается, и он понимает, что Уланулуна теперь все время будет с ним. Он не хочет задумываться над тем, как называется его новое чувство. Главное, что оно есть, и оно несет радость. Оно легкое и горячее, как солнечный свет, но верное и прочное, как братство воинов. А то, что оно взаимно, так об этом даже спрашивать не нужно: он просто в этом уверен - и все. И еще он знает, что никогда больше не испытает горечь разлуки. Их связь такова, что где бы он ни был, Уланулуна всегда будет рядом.
  Олег чувствует, что сзади кто-то стремительно приближается. К сердцу подступает легкая тревога, и он быстро прячет образ. Почему-то очень не хочется говорить сейчас об этой чудом доставшейся ему нечаянной радости.
  Обернувшись, он видит, что к нему идет Сигурд. Взгляд друга содержит вопрос.
  - Смотрел на звезды, - отвечает Олег, и в этом нет лжи. Он действительно очень любит смотреть на звезды.
  - Еще побудешь здесь или вернешься со мной?
  - Пока останусь, а как твоя пирамида?
  - Строю, - следует немногословный ответ.
  Сигурд вскоре уходит, а Олег стоит, радостно смотрит на звезды, а образ милой согревает его "сердце". Теперь он знает, что всегда сможет ее увидеть, даже тогда, когда будет очень далеко. А сегодня он может быть рядом...
  Золотой шестикрылый орел медленно опускается на берег озера возле водопада. Уланулуна смотрит на него восхищенными глазами.
  - Ты был таким красивым! - говорит она, когда он принимает человеческий облик.
  - А разве ты поняла, что это я?
  - Конечно!
  - Как?
  - Просто, это был ты! А это я! - и перед ним распускается чудесный цветок, сотканный из изумрудной энергии. И Олег сразу ощущает, что это она, его Уланулуна.
  И вдруг... начинают колыхаться нежные лепестки, и он ясно чувствует тонкий аромат розы. Его сменяет другой, незнакомый ему запах, но настойчиво вмешивается фиалка и сама уступает натиску синей горечи цикория. Запахов становилось все больше. Незнакомые и родные, ласковые и тревожные, неуловимые и дурманящие, они объединяются в хор, рассыпаются лепестками отдельных звуков. Иногда начинает солировать какой-то один яркий аромат. И снова многоголосый хор фантастических соцветий...
   Внезапно все стихает, и она снова становится его прежней Уланулуной. Или нет ни той, ни этой, а есть одна единственная, просто он узнал про нее что-то еще новое.
  - Здесь, - рассказывает она, - мы всегда зеленые. А когда появятся люди, мы улетим на другую планету с новой молодой энергией. И будем там такими, каким будет свет ее звезды: розовыми, голубыми, оранжевыми.
  - А много у тебя было звезд?
  - Нет, я была только голубая, и вот теперь зеленая.
  И тут Олег вспоминает о своем вчерашнем "творении" и решает ее удивить:
  - А знаешь, как я умею, - и он достает из груди ее изображение в виде маленькой светящейся фигурки, созданной им из капли своей энергии.
   Оно вращается на его ладони, а Уланулуна потрясающе смеется. Потом она легонько дотрагивается до фигурки рукой, после чего та начинает вспыхивать ярко-зелеными искрами.
  - Теперь она всегда подскажет тебе, какая звезда освещает мой мир.
  Когда ее смех стихает, Уланулуна так же хитро сморит на Олега и произносит.
  - А знаешь, как умею я? - и он чувствует себя маленьким мальчиком, а ее маленькой девочкой.
  - Вспомни, - продолжает она, - какие самые хорошие слова говорила тебе мама.
  - В детстве или потом?
  - Не важно, главное, чтобы самые-самые!
  - В детстве - уже не помню, наверное, как всем, а когда я вырос, она называла меня "дружочек", "заяц", "Олексус".
  - Не то! Не то! - машет головой Уланулуна.
   ...
  
  Было невыносимо больно. Он сидел на диване и терпел. Мама ненадолго отошла на кухню, а когда вернулась, все поняла. Олег постарался улыбнуться, но улыбка не получилась. Она присела рядом, и стала гладить ему спину. Только облегчение все равно не приходило.
  И тогда она начала говорить:
  - Мой самый лучший, самый добрый, самый веселый в мире детеныш. Ты такой большой, умный, красивый и сильный. С тобой ничего и никогда, слышишь, ничего и никогда не может случиться плохого!
  Она повторяла это много-много раз - и постепенно ему стало легче. Он уже без труда улыбнулся, обнял ее и поцеловал.
   ...
  
  Послушай! - Уланулуна притягивает его голову к своей груди.
  - Мой самый лучший детеныш, - слышит он мамин голос, - с тобой ничего и никогда не может случиться плохого.
  Он еще долго сидит так, не в силах пошевелиться, а мамин голос повторяет и повторяет: "Мой самый лучший детеныш..." и удивительно пахнет цветами от милой.
  - Не бойся, теперь это всегда будет во мне, - ласково шепчет Уланулуна.
  - Ты тоже всегда будешь во мне, - отвечает Олег.
  А потом они рассказывают друг другу про свою жизнь. Он узнает, что на ее планете цивилизация еще только взбирается на первые свои ступени. Они занимались разведением животных, сажали съедобные растения, но уже были построены первые города. Олег смотрит на ее тонкие руки, длинные пальцы и плохо представляет себе, как могла она выполнять тяжелую работу. Уланулуна понимает его взгляд и объясняет, что у некоторых женщин по наследству передавался необыкновенный талант вышивать. Имеющих такие способности освобождали от остальных дел, и они занимались только рукоделием.
  Эти вышивки были настолько хороши, что очень часто ими расплачивались за свободу, когда их мужчины проигрывали войны. А еще захватчики уводили в плен юных красавиц. Те же девушки из их местности, которые не хотели становиться рабынями, бросались с высокого утеса на острые камни.
  Олег без слов понимает, как поступила она, и его сердце наполняется болью. Но Уланулуна чувствует эту боль и пытается его успокоить:
  - Это было совсем не страшно. И совсем не больно потому, что быстро, - ласково улыбается она, заглядывая ему в глаза.
  - А еще ты умела необыкновенно петь? - спрашивает Олег.
  - Нет, там я пела просто хорошо, а так научилась уже здесь. Когда мы ночью поем, в душе освобождается место для новых узоров.
  - А почему ты приходишь сюда?
  Она прижимает палец к своим губам и весело шепчет:
  - Когда придумывать узоры становится трудно (а так хочется, чтобы пояски обязательно были с узорами), то я прибегаю и подсматриваю их здесь. Видишь, какие чудесные кружева из солнечного света сплела вода, а бабочки, а цветы? Я никогда не видела таких прежде, если только пару раз во сне. Тогда это были самые лучшие мои вышивки... Но я не могу подарить тебе ни одной, - будто спохватившись, грустно добавляет Уланулуна, - просто не имею такого права. Тебе уже хорошо, а кому-то в той жизни без них очень плохо.
  - Я бы, конечно, не отказался иметь такой подарок, но ты права. А показать можешь?
  - Нет! Если ты увидишь, то обязательно захочешь, - строго произносит девушка, - это ведь счастье!
  - Нет, так нет, - беззаботно соглашается Олег, а про себя думает: "Зачем мне желать какое-то счастье, если оно у меня уже есть"?
  - Я тоже научился хорошо петь только в этой жизни.
  - Спой, а то ты слышал, как я пою, а я нет.
  И он поет ей свои любимые песни, а потом - она свои. А потом они еще долго поют вместе.
  Теперь он часто прилетает на их место у водопада, но уже не задерживает ее надолго. Им обоим и так все время хорошо, а людям на разных планетах очень хочется счастья.
  Друзья обо всем догадываются, но Олега не спрашивают. И только Сигурд непрестанно строит свою пирамиду.
  И вот она уже втрое возвышается над остальными. А сегодня в ее вершину заложен последний камень. Звездочет говорит, что она победила не только по размеру, но и по правильности ориентирования абсолютно безупречна. Все радуются за Сигурда, а он едва заметно улыбается, глядя себе под ноги, и молчит.
  И тут они получают приказ прибыть в далекую галактику.
  
  
  
  33. Как важно, чтобы рядом
  
  "Звезды рождают свет. Свет рождает радость. Радость становится счастьем. Счастлив человек, разглядевший в темноте свет радости, сделавшей его счастливым".
  Об этом думает Олег, окруженный могучим воинством, в стремительном полете прокладывающим огненный путь сквозь вечную бескрайность Вселенной:
  "Как важно, чтобы рядом оказался тот, кто этот свет уже знает, ибо трудно человеку самому увидеть его впервые. Это потом свет будет все ярче и сильнее. А сначала нужно, чтобы не поленился прозревший и указал на звезду, чтобы нашлись у него правильные слова, доказывая, как важен свет именно этой звезды, объясняя, что если не станет она для человека путеводной, то заблудится он в темном и мрачном пространстве. Имя этой звезды - Вера. Вера в то, что будет еще жизнь. Вера в предложенный путь, в то, что он единственный выведет человека к Свету.
  А что же теперь он, Олег! Неужели уже не поможет тем, перед кем остался невыплаченный долг его человеческий? Он не знает... Но будет просить Того, Кто может помочь, чтобы ярко пылал для них свет правды и счастья. А еще он попросит о том, чтобы миновали их беды и печали, а мир вокруг был добр и мудр. Да и сам этот их большой и хрупкий мир пусть будет счастлив в каждом своем детеныше. А он для этого сделает все, что только сможет".
  Постепенно направление его мыслей меняется, и он думает уже о том, какая, судя по всему, серьезная ждет их битва, как силен должен быть враг, если все воинства голубых планет устремлены сейчас в одну точку Вселенной. Только стремительная скорость их полета уж слишком часто прерывается встречами с Несущими разум. Это лишний раз подтверждает его догадки, но только время от этого теряется, не опоздать бы. Да, им, Несущим, виднее...
  Не опоздали. И они, и все остальные воинства встретились на окраине одной из галактик, где окруженную тихим безмолвием и хранящую защищенный светлый мир планету оберегает небольшое, но крепкое воинство. Ему-то в помощь и прибыло столь мощное подкрепление. Воинства выстраивают надежную оборону и готовятся к бою.
  Прошло не так много времени, как...
  Воины, конечно очень удивились... Но и противник был удивлен не менее, когда, появившись небольшим числом, встречает здесь огромные силы Добра. Он еще какое-то время находится на удалении, шипит, плюется огненными брызгами, но, не решившись вступить в бой, возвращается в свои пределы.
  - Где противник? - нетерпеливо спрашивает Сигурд.
  - Улетел, - отвечает кто-то из воинов.
  - Сам вижу. Где тот, ради которого торопились?
  - Ну, нет, и хорошо. О чем печаль? - пытается успокоить его Олег, угадывая в интонациях друга досаду.
  - Нет противника - нет победы! - Сигурд говорит это так, как будто требует, чтобы его, противника то есть, немедленно ему предоставили.
  Воинам понятно, как важен для Сигурда этот бой. Как важен для него любой бой, чтобы доказать всем, а больше самому себе, что он прежний - сильный и непобедимый. Но все и так прекрасно чувствуют его необыкновенно возросшую силу, и никому не нужны никакие доказательства.
  - Зачем летели? - настойчиво повторяет Сигурд. - Я не понимаю!
  Олег и сам думает о том, что совершенно бессмысленно было собирать здесь все войска, но, как сказал когда-то Хранитель, не исключено, что в этой бессмысленности кроется определенный, и возможно, очень важный смысл, а вслух произносит:
  - Может, ошибся кто - ложная тревога, - он пытается говорить это шутливо. - Разве такого никогда не было?
  - А мы никогда не задаем себе такие вопросы, мы об этом даже не думаем, - отвечает кто-то из старейших воинов.
  - Ты же сам когда-то говорил, - снова обращается Олег к другу, - что думать - это задача Хранителя.
  Но Сигурд уже замкнулся в себе и вопросов больше не задает.
  Воинства собираются разлетаться, когда неожиданно поступает команда Хранителя всем лететь на Лавдию. Сначала Олег безумно этому рад, но потом мысль о том, как смогут разместиться на планете столь мощные силы, не потревожив девушек, очень его озадачивает.
  - Там их уже нет, - голос Хранителя всегда рядом, поэтому не понятно, на каком расстоянии он находится. - А я здесь. И ты задержись, пожалуйста. Воины улетят без тебя.
  И вот две огненные птицы парят над небольшой уютной планетой, а огненно бордовые шары стремительно удаляются в безграничное пространство Космоса.
  - Я так понимаю, что вопрос, где находится твой прекрасный цветок, сейчас волнует тебя гораздо больше, чем Сигурда причины отсутствия противника? - спрашивает Хранитель.
  - Чувствую абсолютно, что в моем беспокойстве о судьбе противника нужды нет. От чего имею свободное пространство, которое могу заполнить любым другим вопросом. А потом, в отличие от Сигурда, я все понял, - Олег уже отчетливо осознает: произошло нечто-то чрезвычайное, и, когда наступит час, все, что необходимо, обязательно будет сказано.
  - Что ж, ты избавил меня от лишних объяснений и теперь можешь "заполнять свободное пространство" моим ответом. Этот цветок расцвел золотым цветом на новой молодой планете с именем Сольт. Она не менее чудесная, чем Лавдия и такая же защищенная, а согревает ее огромная оранжевая звезда. Лавдия же в последний раз даст приют воинам, и вскоре там появятся крупные животные, поселятся темнокожие люди, и этот мир уже навсегда будет принадлежать только им. ...Ты знаешь, я не задаю праздных вопросов, но скажи, ты очень соскучился по Уланулуне?
  В который раз вопросы Хранителя кажутся Олегу странными. Нет у него такого чувства в этой жизни. Как объяснить кому-то или даже самому себе, как это может быть - являясь частью огромного мира, хранить весь этот мир внутри себя. Как передать словами, что и он, и звезды, и Уланулуна, и люди, оставшиеся в той жизни - все это едино и все это - он. И, в то же время, он часть всего этого и даже чего-то гораздо большего. Но даже и это еще можно хоть как-то представить, вспомнив, что голова - это тело человека и в тоже время - часть этого тела. Но вот мысли и чувства, которые рождаются внутри, они потом живут своей самостоятельной жизнью: растут, угасают, забываются. Требуется определенные усилия, чтобы чувства не угасли, а мысли не забылись. А здесь мысль или чувство - это, если так можно выразиться, такая же часть организма, как голова, и никуда не может от него деться. И еще - мысли здесь только светлые, а чувства добрые.
  - Извини, - отвечает на его внутренние размышления Хранитель, - но я же должен хотя бы иногда контролировать твою незащищенность. Зато я готов искупить свое недоверие новой информацией, - говорит он, едва заметно улыбнувшись. - Отныне тебе дана возможность самостоятельно устанавливать каналы связи, например, такие, как у меня с тобой. Теперь ты сможешь, если возникнет необходимость, общаться с воинством, не будучи в зоне вашего притяжения. Можешь разговаривать с Уланулуной. Но с живущими в той жизни только через сон. И ты знаешь как - крайне редко и осторожно. Никакого права на действие, даже отдаленно похожего на чудо, у тебя по-прежнему нет.
  Известие о том, что можно общаться с милой, сильно радует Олега, но требуется, как всегда, уточнить мелкие "технические" подробности.
  - Как я узнаю, где находится тот, с кем нужно устанавливать связь?
  - Ты просто почувствуешь. Космос - это материя, напитанная информацией, только не все могут ее извлекать. Отныне тебе доступен этот портал. А сейчас, пока воинство отдыхает, а Уланулуна греет твое сердце, ты увидишь то место, в которое когда-то ты не дал уйти братьям, и которое, на самом деле, так прекрасно!
   И пред Олегом на мгновение раздвигается пространство, впуская его в новый незнакомый мир, а сверкающая чернота Космоса сменяется ослепительностью белого света.
  
  
  34. Белый Свет
  
  Сияющий белый свет, ослепив Олега, заставляет его прозреть.
  Постепенно в бесконечной яркости перспективы начинает проявляться совершенно удивительный мир.
  Мир возникает там, куда смотрит Олег. Он переводит взгляд в другое место - мир проявляется и там. Как будто Олег зажигает многочисленные фонари на огромной новогодней елке. Существующие сами по себе, эти вспыхивающие картины незнакомой ему жизни постепенно образуют бесконечное единое пространство. И вот уже Олег видит вокруг себя прекрасный и безмерный мир.
  И все это великолепие, и он сам освещается, согревается, а может быть, оберегается чем-то.... Он не сразу находит подходящее определение. "Чувством!" - наконец, понимает он. И вдруг Олег вспоминает это чувство. В начале жизни его испытывает каждый человек, а потом забывает навсегда.
  Вот ты маленький-маленький делаешь свой первый в жизни шаг, оторвавшись от привычной опоры: неуверенно переставляются неокрепшие ножки, вздрагивают маленькие ручонки. И, оказавшись один в пустом пространстве, ты чувствуешь, как наваливается на тебя это пространство, как раскачивает тебя пустота, как она толкает, пытается повалить. От страха ты не видишь ничего вокруг, перехватывает дыхание, замирает сердце. И вдруг... твоя крошечная ладошка оказывается в теплой и крепкой ладони того, благодаря кому ты появился на свет, и кто теперь тебя надежно оберегает.
  Вот в этот момент и приходит это самое чувство, когда ты понимаешь, что этот большой, сильный и добрый всегда будет рядом и всегда поможет, что с его помощью ты и сам многое сможешь, и это многое для тебя очень важно. И уже нечего бояться, и становится светло, радостно и надежно.
  Именно это чувство первой настоящей радости испытывает сейчас Олег. Он осматривается вокруг, ищет и не находит источник этого чувственного света. Он просто есть, вселяя великую уверенность: теперь все хорошо, теперь ничего уже не страшно, теперь ты навеки защищен своим домом, потому что дома ты теперь, и, наконец, исполнишь то, ради чего было страдание, и будешь этим бесконечно счастлив.
  Олег прозревает настолько, что среди разнообразных фрагментов миров с протекающей в них жизнью, среди домов и домиков, расположенных на равнинах, побережьях океанов или в оазисах пустынь, у подножий высоких гор и возле лесных массивов он видит то, что увидеть совсем не ожидал. Олег не понимает, он приближается к этому месту, или оно само движется ему навстречу, становясь все ярче, больше, реалистичнее.
  Но вот он уже стоит посреди тенистого яблоневого сада, узнает и, вместе с тем, совсем не узнает свой родной и любимый "уголок Рая". Нет привычной клумбы в центре, как, впрочем, нет ни огорода, ни теплицы. От дома и до конца сада высажены в четыре ряда крепкие яблоневые деревья, достигшие самого пика своего роста. Они еще достаточно молоды, но уже могучи и готовы подарить свой самый лучший урожай. Ветви клонятся под тяжестью крупных спелых плодов, и непонятным образом переплетается сладкий запах спелой "коричной" с кисловатым запахом спелой антоновки, запахи, которые никогда не смешивались в прошлой жизни. Только когда падало последнее летнее яблоко, подступающая осень выкрашивала солнечной краской другие поспевающие плоды.
  В центре сада, рядом с дорожкой, проложенной от крыльца дома и разделившей сад на две равные половины, стоит большой деревянный стол с лавочками по бокам. Олег садится на одну из них и оглядывается вокруг. Дом почти такой, как и прежде, только нет кирпичного пристроя, а на его месте крепкий деревянный двор, сложенный из некрашеных бревен. Да и сам дом крепок - как будто молод. "Наверное, это молодость дома или начало зрелости", - догадывается Олег.
   В этот момент из дома выходит его бабуля. Он узнает ее сразу, самую лучшую в мире бабушку. Он раньше часто думал, глядя на нее, уже старенькую, немногословную и ласковую, что она похожа на тихого нежного ангела. А сейчас он замечает, что и с ней произошло такое же чудесное преображение, как с домом. Вроде бы прежняя: маленькая, седеющие волосы забраны в пучок валиком, и бесконечно добрые серые глаза с темным цветочком вокруг зрачка. Но что-то неуловимо изменилось в ее облике...
   На мгновение его озадачивает мысль о том, увидит ли она его, потому что об этом Хранитель ничего не говорил. Но когда она легко, без малейшего намека на мучительные боли в суставах, радостно улыбаясь, идет ему навстречу, становится абсолютно ясно: "Есть понятие - возраст. Он дает представление о того, как ты жил и каким пришел в данную точку бытия. А есть - прожитые годы. По большому счету, это словосочетание не говорит ни о чем". В сиянии баблиных глаз, в счастливом выражении ее лица, в быстрой походке, даже в седеющих волосах ничего нет о возрасте. К нему приближается здоровая, красивая, счастливая женщина, прожившая неполные свои семьдесят три земных года.
  Он наклоняется к ней, целует и долго-долго не выпускает из своих объятий.
  - А где же мама и папа, - опомнившись, спрашивает она.
  - Они будут попозже. Это я чуть-чуть поторопился, наверное, соскучился, - весело отвечает Олег.
  - С тобой что-то случилось? - глаза ее становятся тревожными.
  - Ты совсем забыла? В той жизни всегда что-то со всеми случается. Только не всегда сразу понятно - плохое это или хорошее. Вот так и со мной. Сначала я думал, что случившееся плохо, а теперь точно знаю, что совсем наоборот. Я тебе сейчас все про нас расскажу, только ответь сначала - ты тут одна? Где дедуля?
  - Он здесь и сейчас выйдет. Знаешь, нам тут очень хорошо и скажу тебе по секрету, - она пригибает его голову и радостно шепчет ему на ухо, - ты не поверишь, я никогда там не слышала от него каких-то особенных слов, он просто заботился обо мне и считал, что главное - это дела. А сейчас он постоянно говорит мне что-нибудь очень-очень приятное и смотрит такими влюбленными глазами...
  - Вы невнимательная девушка, Маргарита, - улыбается Олег и снова ласково поцелует ее в щеку, - он всегда смотрел на вас именно такими глазами.
  Будто почувствовав, что речь идет о нем, из дома выходит невысокого роста, и очень крепкого телосложения улыбающийся семидесятидевятилетний красавец с роскошной копной белоснежно кудрявых волос и мягкими ямочками на щеках.
  - Олежка, ты тут откуда? - не особенно удивляясь весело кричит дед и быстро направляется к ним.
  - Я тут, дедуль, из Космоса.
  - Ты стал космонавтом? - при этих словах дед озорно прищуривается.
  - Нет. Я стал звездным воином, - в тон ему отвечает Олег.
  - Это, наверное, опасно? - снова тревожится бабуля.
  - Где же ты видишь здесь опасность? Разве ты не чувствуешь, что кругом только счастье, радость и благодать? - будто удивляется Олег.
  - Конечно, я только это и чувствую. Но, ты же сказал - воин.
  - Это, как почетный караул, - вмешивается в разговор дедуля и незаметно подмигивает Олегу, - он просто должен быть - и все.
  - Откуда ты знаешь? - недоверчиво переспрашивает бабушка.
  - Когда мы, ветераны войны, здесь встречаемся, а знаешь, Олеж, мы ведь тут тоже встречаемся, только нас стало гораздо больше, то нам говорят, что мы воины запаса. Так что если для представительности какого-нибудь "мероприятия" нужно будет увеличить количество воинов в карауле, то мы тут, как тут, не сомневайся, - и он снова незаметно подмигивает.
  А Олег и не сомневается. Он теперь твердо знает, что случись Великая битва, его дед, прошедший Вторую мировую с первого до последнего дня; чеканивший твердый шаг по заснеженной ноябрем брусчатке Красной площади в сорок первом и повторивший это шестьдесят лет спустя после великой победы, сжимая руками слабеющие руки своих товарищей, чтобы не дрогнули солдатские ряды, встанет вместе с этими товарищами на защиту их общего мира по первому же зову.
  - А так, я при Маргарите, - беззаботно продолжает дед, - ей без меня скучно, - и при этом он смотрит на нее бесконечно влюбленными глазами.
  - Знаешь, Олежка, мы здесь не одни, - и бабуля указывает рукой в сторону дома, от которого по тропинке к ним идет стройная темноволосая женщина на вид ровесница бабули, только заметно выше ростом и ярче красотой - это моя мама, а твоя...
  Но он уже узнал свою прабабушку - ее фотография все время стоит в их доме. Она пристально всматривается в Олега, и постепенно взгляд ее теплеет. "Хороший, какой хороший мальчик!" - ласково обнимает она правнука. Ему тоже очень нравится эта красивая, сильная и мудрая женщина. В ней чувствуется необыкновенный стержень, который помог ей, совсем молодой девушке, выстроить этот дом, объединявший потом и в праздники и в дни, когда приходили беды, их многочисленную родню. И гордо пройти свой нелегкий жизненный путь, преодолевая тяжкие испытания, всегда и всем помогать и ни у кого ничего не просить.
  Тем временем дедуля начинает обходить сад. Он всегда его любил, но особенно он любил землю, пронеся эту любовь из босоногого деревенского детства через всю жизнь. А бабушки достают пяльцы и начинают вышивать.
  - Олеж, а у тебя там была девушка? - немного смущаясь, спрашивает младшая бабуля.
  Он ненадолго задумывается. Это было так давно и так не с ним, что вспоминать совсем не хочется.
  - Она есть у меня сейчас - и он протягивает им раскрытую ладонь, на которой медленно вращается улыбающаяся Уланулуна.
  - Хорошая, очень хорошая девочка, - говорит старшая бабуля.
  - Да... - вторит ей другая.
  Олег с интересом наблюдет, как ловко ложатся веселые крестики на канву у старшей, а из нежного атласа глади рождается необычный рисунок у младшей. Он знает, что вышивают и его мама и сестра. Эта традиция уже давно передается по наследству у женщин его семьи.
  - А что вы делаете с этими вышивками? - спрашивает он.
  - Обычно дарим, когда ходим в гости, но иногда получается такой красивый узор, что нам дают маленький белый поясочек, и мы вышиваем этот узор на нем. А потом отдаем поясок обратно.
  - А почему нельзя вышивать удачные узоры много раз? - Олег уже догадался, о каких поясках идет речь, и его переполняет гордость.
  - Не знаем..., но такой узор можно вышить только на одном поясочке.
  "Эх, милые вы мои бабуленьки, - думает Олег, вспоминая огромные глаза Уланулуны, - вышиваете вы здесь красивое человеческое счастье, и даже не догадываетесь об этом. Потому только один раз и можно, что оно неповторимо, это счастье.
  - Ты знаешь, что, Олеж, - как-то и ласково, и вместе с тем строго говорит ему младшая бабуля, - ты, пожалуйста, не повторяй дедулиных ошибок, и не забывай говорить своей девушке самые нежные слова.
  - Будет сделано! - браво чеканит Олег любимую дедулину фразу, которую тот произносил каждый раз, когда его просили о помощи.
  Он отходит в сторону, ненадолго задумывается, а потом шепчет:
  "Без объятий ласковых я продрог.
  Хочешь, ляжет облако у твоих ног.
  На котором солнечный ветерок
  Принесет любимую на часок.
  И в объятьях ласковых в этот час
  Будет вся Вселенная лишь для нас".
  Слова получаются простенькими, а мелодия - трогательной. Он представляет, будто песенка - это райская птичка, и отправляет ее по каналу связи к далекому оранжевому светилу, на незнакомую ему планету с уже родным именем Сольт.
  Конечно, никакой птички не было, но песенка быстро долетает до Уланулуны, и он слышит ее удивительный соловьиный смех, а потом и ее голос:
  - Ты все время рядом со мной.
  - Ты тоже все время со мной... - отвечает он ей.
  Они еще долго сидят и разговаривают о том, как жили в той жизни и как живут теперь. Собираются идти в гости и почему-то передумывают. Много смеются. И только на один случайно заданный им вопрос: "А кроме того, что вы все здесь просто счастливы, у вас есть какое-нибудь важное дело?", он получает короткий и очень серьезный ответ: "У каждого из нас здесь есть свой смысл". И он понимает, что никто не откроет ему сокровенное. Впрочем, про своего деда и бабуль он и сам уже все понял. Или не все? И есть что-то еще, кроме...
  Олег знает, что его очень ждет еще один мир - маленький украинский хуторок на опушке леса, откуда ходил пешком в соседнюю деревню его прадед, чтобы учить там сельских ребятишек грамоте. А дома, с утренней зари и до глубокой ночи погруженная в тяжкие крестьянские дела, его дожидалась хрупкая голубоглазая женщина, до конца жизни прятавшая от людских глаз тонкие изящные руки, чтобы никто не смог угадать в ней благородную кровь правнучки турецкого князя. Ее прабабушку украл когда-то во время очередного вояжа за турецкой добычей лихой казацкий атаман, а, вернувшись, сделал своей женой. И эта княжеская кровь, текущая в жилах у прабабушки, не сулила ей ничего хорошего в то непростое революционное время.
   Он уже решает отыскать этот мир, но голос Хранителя призывает его прибыть по каналу связи на уже известную Олегу заснеженную планету.
  
  
  
  35. Радость встречи
  
  Удивительное это событие заставляет радостно забиться несуществующее его сердце. Олег испытывает радость от встречи, несмотря на то, что не было разлуки. Радость увидеться вновь, несмотря на то, что никогда не видел прежде. Радость снова находиться рядом, хотя никогда рядом не был.
  Но сначала одинокий ветер гнал по полю снежную поземку, закручивая ее в короткие затухающие спирали. Большая голубая луна выныривала из облаков, как заправский пловец, и снова исчезала в перевернутом океане неба. "Место, где покоится вечный сон живой природы", - подумал тогда Олег, хотя он уже давно подозревает жизнь абсолютно во всем, просто проявления ее представляются ему теперь различными. Но почему-то возникло именно такое - земное восприятие действительности.
  И вот уже Хранитель ведет его по узкому коридору с горящими по стенам бронзовыми факелами и, распахнув двери, впускает в зал с низкими потолками.
  ...Они стоят у противоположной стены.
  Огонь, пылающий в камине, яркими всполохами освещает хорошие добрые лица. Все они разные и, в то же время, абсолютно одинаковые, и этой неуловимой одинаковостью очень похожие на него. Их глаза сияют радостью встречи с тем, кого никогда не видели, после разлуки, которой не было.
  Их совсем немного. Олег уже понял, что он здесь двадцать второй, мгновенно почувствовав, что они его братья. И это чувство заставляет забиться радостью их сердца, без слов и объятий рождая в них ощущение великого единения.
  - Это Олег, - представляет его Хранитель.
  - Олег, - эхом повторяет Олег, и в его глазах вспыхивает счастье.
  - А это Солнечные других планет, - продолжает Хранитель. - Я рад, что у вас появилось время, чтобы познакомиться, но печален потому, что его слишком мало, ибо причина нашей встречи, к сожалению, в другом.
  Братья по очереди называют свои необычные имена, и каждое произнесенное имя несет в себе огромный поток информации. Олег мгновенно узнает абсолютно все о каждом Солнечном: с какой он планеты, как прошла его "земная" жизнь, как случился исход, как протекает в воинствах жизнь эта. Олег просматривает жизненный путь каждого так, будто пред глазами мгновенно прокручивается кинопленка, только видится и запоминается каждый, даже самый несущественный кадр.
  Оказывается, что судьбы у всех сложились по-разному, но каждый прошел через тяжелое испытание, проявил высочайшее мужество, сохранив при этом удивительную по силе способность дарить радость. Олег, уже в который раз, думает о том, что его собственная история, пожалуй, самая простая и негероическая. И уже в который раз он задается вопросом, за что здесь он. "Не за что, для чего", - привычно поправляет он самого себя.
  - И твоя судьба могла бы сложиться иначе, - слышит он обращенный к нему голос Хранителя, - но в любом испытании ты все равно оставался бы самим собой, ты просто не умеешь по-другому. Однако, сложилось так, как сложилось. Дело не в судьбе. Причина в силе духа, мудрости и оптимизме, которыми ты обладаешь. Это слабо проявляется в земной жизни и не сильно выделяется среди других людей. Мы можем чувствовать это только отсюда и только здесь это по-настоящему применимо. Закрой этот вопрос навсегда - другие уже давно все обдумали и приняли решение. И поверь, что решение это правильное.
  ...Бегут быстрые минуты. Как же им хорошо вместе. Им так здорово вместе. Совершенно непонятно, как происходит общение. Говорят взгляды, дополняют мысли, завершают слова. Они вновь проходят жизненными дорогами каждого, подставляя в минуты испытаний крепкие дружеские плечи. И дорога каждого из них становится их общей дорогой. Вспоминая свое прошлое, они неожиданно ощущают, как помогало им тогда это сегодняшнее братство - братство, рождающееся сейчас. Становится понятен еще один, пусть небольшой, но все-таки важный источник силы, укреплявший их вчерашнее мужество. В глубине души Олега отчетливо слышатся слова: "Когда ты не боишься бороться в одиночку, ты никогда не будешь одинок. Только ты обязательно должен быть на стороне Добра".
  Но если Хранитель сказал, что времени мало, значит, так оно и есть. Только он смотрит на них уж как-то очень пристально, от чего Олегу приходит в голову фантастическая мысль, что возможно сейчас Хранитель только для них превращает мгновения в несколько больший промежуток времени. Олег думает об этом, шутя, а Хранитель загадочно улыбается.
  "Теперь о том, - уже без улыбки произносит он, - что явилось причиной вашей неожиданной встречи и, вместе с тем, давно ожидаемого знакомства. Конечно, не так должны вы встречаться, точнее, не только по такому поводу. Но в наших силах отдалить конец бесконечности, а это значит, что все хорошее у нас еще впереди.
  Я собрал вас здесь по причине чрезвычайной. Случилось то, чего не было уже так долго, что пыль тысячелетий покрыла память об этом прискорбном событии. Покрыла, но не позволила о нем забыть. И мы хорошо помним, как когда-то вошло в нашу жизнь предательство. Вы знаете, что предыдущий опыт не дает ничего, кроме прочно выстроенной защиты, и что каждый раз все происходит по-другому. Вот и сейчас нам стало известно о том, что в рядах защитников Добра появился предатель. Пока не ясно, кто он и где находится, но сказанное абсолютно достоверно.
  Зло готовит Вселенскую битву - мы знаем об этом давно, а сейчас велено довести это до вас. Еще не понятно, какой она будет, но готовятся они серьезно. Предчувствуя это, стонет Вселенная, и отголоски этих стонов делают и без того сложную жизнь на планетах непосильно тяжелой и духовно порочной.
  Теперь у каждого из вас будут достаточно непростые функции, потому что враг может быть где угодно: на планетах, в Космосе, в воинствах. Известно только то, что он точно есть, и всем поставлена одна задача - найти его.
  Вы скоро вернетесь в свои воинства, которые без объяснения причин полными составами собраны на родственных планетах, и каждый из вас скажет себе, что враг находится среди его братьев. Я понимаю, как это тяжело, почти невозможно. Но вычеркнем из сказанного долгие "почти не", и услышим только короткое "но". Только будучи уверенным в том, что в черной комнате есть черная кошка, можно ее там отыскать.
  Самым трудным для вас станет необходимость подозревать врага в своих братьях. Это все равно, что не верить самому себе. Так не может чувствовать человек, но так сможете вы. И кто-то обязательно найдет предателя. Мы понимаем, как невыносимо тяжело ему станет, но он порадуется тому, что легче окажется всем остальным. Это высшее состояние счастья - ощущать чужую радость, как свою, понимая, что за нее ты заплатил горем".
  "Очередной постулат Хранителя", - думает Олег.
  "Не время для сочинения формулировок" - думает в ответ Хранитель.
  - Сейчас вы войдете туда, где собрались все те, кто отвечает за судьбу Вселенной, и встретитесь с Великим Хранителем энергии. Могут рассыпаться галактики, взрываться звезды, черные дыры поглощать пространство, но если возникнет необходимость остановить эти процессы, в этом месте окажется он и "заштопает" прореху Вселенной. Если на время угаснут источники силы на планетах, он всегда поддержит нас своей силой. Его энергия - наша опора в трудную минуту.
   " Как неприкосновенный запас Родины",- проносится в голове у Олега.
  "Верно, но не отвлекайся", - проносится в ответ со стороны Хранителя.
  - А сейчас он отдаст нам часть свой энергии для того, чтобы помочь в решении поставленной задачи. Я достаточно хорошо объяснил?
  - Мне не совсем понятно, - Олег не сразу решается задать этот вопрос.
  - Что? - несмотря на ограниченность во времени, чувствуется, что Хранитель считает необходимым отвечать на все возникающие вопросы.
  - Я слышал, что Несущие разум могут заглянуть в каждую душу. Разве нельзя проверить всех: и нас, и наши воинства, и остальных? - он задает этот вопрос, и уже чувствует, что другим ответ давно известен. Но, тем не менее, Хранитель терпеливо разъясняет:
  - Ты тут недавно, и не было еще надобности сказать тебе об этом. Дело в том, что существует Кодекс воина, по которому нельзя открыто выражать им свое недоверие. Это ты, привыкший к незащищенности, перенесешь все с пониманием. Они же твердо знают, что никогда не предадут, и эта абсолютная уверенность в себе поддерживает в них источник силы. Если хотя бы на секунду они почувствуют, что усомнились в их честности, то могут погибнуть, как воины, потому что угаснет этот источник.
  Поэтому я сказал, что каждый из вас будет думать, что предатель именно его брат, зная какая это тяжелая, но все-таки посильная для вас задача. Почти, как лава Монтэгэро. Но это для тех, кто там побывал, - произносит Хранитель, глядя на Олега, - иначе, то безграничное доверие, которое вы привыкли испытывать к воинам, не позволит вам получить истинную информацию, тем более, что сигналы, которые исходят от предательства, почти неуловимы. Для обострения ощущений и будет дана особенная энергия. А Несущие разум уже попытались незаметно использовать свои возможности. К сожалению, без того, чтобы посмотреть каждому в глаза, ничего не получилось.
  И Олег вспоминает про тот последний несостоявшийся бой, точнее про бессмысленность долгой дороги к нему. Вот, оказывается, в чем был скрыт тайный умысел - он давал возможность Несущим разум проверить воинства голубых планет. А еще он понимает, что подобную проверку прошли и все остальные воинства Вселенной.
  
  
  36. Никогда не знаешь
  
  "Никогда не знаешь, когда снова проверит тебя жизнь. Будь готов к этому всегда. Даже защищенный прочным укрытием, даже рядом с надежными товарищами, ты всегда остаешься один на один с самим собой".
  Огромный и уже знакомый Олегу круглый зал с бесконечными сводчатыми потолками освещается ослепительно ярким светом, исходящим из самого его центра. Свет уходит ввысь и, оттолкнувшись от далеких сводов, падает на отполированные до зеркального блеска белые мраморные плиты,
  Но рассмотрел все это Олег, и мысль свою он услышал не сразу. Лишь только он вошел через высокие кованые двери, как его тут же встретил немигающий и пронзительный взгляд одного из тех, чье имя "Несущие разум". И в тот же миг перед его взором вспыхнул стремительный фильм, только теперь он имел короткое название "Моя жизнь".
  Странное получилось кино, странное и тяжелое. Вроде бы жизнь была беззаботная и легкая: так, только - мелкие промахи, да незначительные ошибки в мыслях, а, больше даже в делах. Тяжело было только тогда, когда рождался, да еще в конце, когда болел и умирал. Но именно эту часть жизни смотреть было и легко и радостно. Начало - потому, что еще не научился жить с ошибками, а конец - потому, что уже научился жить без них: и в мыслях, и, главное, в делах... Мысли, стали светлые, а дела правильные, и кино, соответственно, такое же.
  А вот остальная часть сюжета...
  Почему же теперь так невыносимо мучают те "незначительные ошибки"? Проходит время, но оно не лечит. Лечат доктора, а время просто идет. И тебя все сильнее начинает изводить чувство вины за сделанное не так и не сделанное вовсе.
  Зато, как безудержно хочется теперь быть нужным и полезным, и как счастлив ты этой своей полезностью. И как нравится отдавать все силы и всю душу на то, чтобы было лучше для жизни той и в жизни этой.
  ...Очнулся, как от глубокого сна. Вокруг все по-прежнему, только уже с теплотой смотрят на него и солнечно лучатся строгие глаза. А на душе снова светло, как в этом огромном круглом зале с бесконечными сводчатыми потолками.
  Вот тут и шепнула ему одна мудрая мысль: "Никогда не знаешь, когда снова проверит тебя жизнь. Будь готов к этому всегда"...
  Олег обводит взглядом огромное пространство. Собравшиеся стоят вдоль стен. Они серьезны, и взгляды их прикованы к необыкновенным переливам света.
  Он видит могучих воинов. Их белые плащи отливают сталью отваги и золотом доблести. Они равновелики друг другу необычайной красотой мужества. Оно во всем: в орлиных изгибах бровей, в благородстве и воле профиля, в гордости и решительности осанки, в бездонности мудрых глаз. В этих глазах есть и доброта и любовь, и сострадание, но, все-таки, больше всего в них мужества.
  - Это Хранители жизни на планетах, - поясняет ему знакомый голос.
  - Но почему они - воины? Я всегда представлял их...
  - Потому, - объясняет Хранитель, - что на планетах идет непрестанная и жестокая битва за первородную жизнь человеческой души. И только обладая великой силой можно выдерживать эти непрекращающиеся сражения. И только обладая великим мужеством, можно держать в руке тяжелое оружие справедливости.
  - А любовь и милосердие?
  - Это есть в каждом из нас. Но поверь - нужно особое мужество, чтобы все время находиться рядом с человеком.
   Олег видит других воинов. Они похожи на первых, но в чем-то уступающих их величию.
   - Это помощники.
  - А у тебя они есть? - но вместо ответа он просто понимает, где они. - Странно, я их никогда прежде не видел.
  - Они общаются с воинами. Ты - только со мной.
  Дальше стоят совершенно удивительные создания. Ангелы, совсем не похожие на того нежного юношу, которого он видел однажды, сложили за широкими спинами могучие крылья. Они огромны и таинственны. Но Олег не успевает о них подумать - его взгляд уже прикован к седовласым старцам.
  "Что такое - красота? - думает он. - Разве может быть красивой женщина, в муках рожающая ребенка, когда ее лицо перекошено болью? Или распластанное на земле тело героя после того, как, обвязав себя гранатами, он бросается под вражеский танк? Но прекрасно рождение человека и каким-то непостижимым образом хороша в этот миг женщина. Но прекрасен подвиг, как и совершивший его герой".
  Стоят напротив Олега старцы. В их глазах бесконечность мудрости и неизлечимая боль сострадания. Нет, воздух вокруг них тоже пронизан мужеством людей, прошедших тяжкий путь страданий в своей земной жизни, а теперь принявших на себя страдания несчетного числа человеческих судеб. Но в их седых волосах, в глубоких бороздках морщин, в согбенности плеч, несущих тяжелую ношу, навеки поселились и излучают особенный свет мудрость и сострадание. И настолько прекрасны они этим смиренным подвигом молитвенного радения за каждого человека, что глаз не отвести.
  Олегу хочется лучше рассмотреть остальных, но в этот момент в сиянии возникает Серебряный. Капюшон его спадает, и ложатся на могучие плечи длинные блестящие кудри, будто тысячелетия превратили волосы в сверкающее серебро седины. Черты лица и впрямь крупные, но правильные, а взгляд проникает глубоко в душ каждого. Совершенно непостижимым образом он оказывается повернут одновременно ко всем, стоящим в зале, потому что каждому кажется, что именно в его глаза смотрит парящий в сиянии.
   "Вот, оказывается, кто ты, Великий Хранитель энергии", - понимает Олег.
  Между тем, Великий Хранитель начинает медленно вращаться, а энергия, исходящая от него становится осязаема. Постепенно от каждого из них в виде ярких золотых нитей начинает отделяться их собственная энергия. Энергия Хранителя сплетается в серебряные ленты, которые, переплетаясь с золотыми нитями, вяжут в пространстве таинственные вензеля. А, спустя некоторое время, они вспыхивают, и зажигаются перед общим взором огненные знаки, складываясь в Алгоритмы Вселенной.
  Все присутствующие считывают знание, сложенное из множества знаний каждого и даденного еще свыше. И приходит понимание, что на время для них становится открытым то, что обычно разделено и доверено каждому необходимой только ему частью. Возникает ощущение, что обретаются новые, и пока совсем непонятные возможности.
  Олег, читая сокровенные письмена, все-таки успевает подумать о том, что жизнь бы отдали настоящие ученые за прочтение этих формул, которыми прописано и счастье, и страдание, и любовь. Которые объясняют и тайну сознания, и тайну чудес, и тайну мироздания и много чего еще ...
  - Необходимое знание людям посылается, - вновь слышит он голос Хранителя, - только отчего-то нет веры тем, кто правильно улавливает посланное.
  - Да, - мысленно отвечает ему Олег, - вера - основа всему: любви, знанию, силе.
  - А главное, началу вечной жизни, - соглашается с ним Хранитель.
  Вспыхивают последние письмена, и вот уже прочитаны все Алгоритмы. Великий Хранитель замедляет свое вращение. Он внимательно смотрит каждому в глаза, будто проверяя, до конца ли понято сокровенное. А потом письмена разом гаснут.
  Нет красивых слов, точных разъяснений, подробных напутствий. Только открыт сияющий портал, и ясно, куда лететь, о чем думать и что делать. А еще ощутимо, как мало у каждого времени, и как реальна для всех опасность, и как она близка.
  Ослепительный свет растворяет в себе Серебряного, унося осязаемость его энергии. Неожиданно со всех сторон открываются многочисленные двери, выпуская каждого в бескрайний Космос, каким-то непонятным образом минуя длинные коридоры.
  
  
  
  37. Пирамида
  
  Как нужна ему сейчас одна минута, самая обыкновенная - земная. Кто там полцарства за коня обещал? Он сейчас за эту самую минуту половину Вечности бы отдал, чтобы даже не самому, чтобы только она смогла услышать его голос. Но нет этой маленькой минуточки, а есть "связь" - мгновенное перемещение в пространстве. "Что же ты, "технический прогресс", тут высот-то таких достиг!" - с грустной иронией вздыхает Олег.
  И вот уже перед его глазами могучее и бескрайнее, как океан, войско. Тяжелым фиолетовым пламенем растеклось оно по необъятным просторам планеты с ласковым именем Лавдия. Только воздух на этой планете дрожит от того, что соприкасается с невероятной силой. Что воздух, кажется, сама планета сжалась под гнетом непосильной ноши.
  - Ты уж потерпи, миленькая, вот..., - и никак не произносятся страшные слова. Олег собирает всю свою волю, да разве только волю, все, что можно собрать, всю энергию до последней капли собирает он в "железный кулак", - вот найду ... предателя, и тогда отдохнешь"
  Стоят перед Олегом братья. Каждый - часть его самого: его души, его веры, смысла его существования. А как лишить себя своей части? Как отделить ее, какими клещами оторвать?
  "Ты здесь, и я тебя найду! - заставляет себя Олег произносить жестокие слова. - Я тебя обязательно услышу!"
  Но слышит совсем другое. Страх! Не свой.
  Он слышит страх воинов. Он чувствует, как тот коварным лазутчиком забирается в воинские души. Он, страх, и при той-то жизни не очень был им знаком и никогда не определял их сущность, а уж здесь они и вовсе забыли о его существовании. И вдруг, неведомо откуда взявшийся, он входит в них, и его становится так много, что мужество и доблесть неожиданно остаются в меньшинстве, проигрывая неравную битву. Воины отчаянно пытаются сопротивляться, но неведомая сила, будто насосом, закачивает в них это чувство.
  - Мы скоро перекроем эти каналы, нужно недолго продержаться, - слышит Олег голос Хранителя. - Попробуй дать им свое бесстрашие.
   Олег мгновенно делает то, что велит ему Хранитель. Он легко отделяет бесстрашие от себя, но оно никак не может войти в воинов, будто назван неверный пароль, и вход в их души остается закрытым. И тогда он принимает решение. Он не знает, верным оно окажется или нет, но он принимает именно это решение и делает то, чего раньше не смог бы сделать никогда.
   Что ваш страх? - яростно кричит Олег, и вздрагивают отважные воины. - Узнайте, каким он бывает.
  И он тоже впускает в них страх, но уже другой, тот, что возникал у людей, шедших на смерть за веру. Это дается ему легко, потому что Зло не замечает подмену. Он посылает воинам страх тех, кто горел на кострах за своего Бога, и не важно, правильно они видели Его или по-своему. Главное, что они его любили до такой степени, что огню было подвластно только их тело, вера же оставалась неопалимой. Только этот страх не может приходить отдельно от других составляющих души, потому что не он владел ими тогда. Он был ничтожен, и сейчас он затягивал за собой совершенно иные чувства. А этих "иных", оказывается гораздо больше, и они несравнимо сильнее. И постепенно воинам возвращается абсолютное презрение к страху, несгибаемое мужество, непобедимая сила духа, непоколебимая вера в правду своего предназначения и непреклонная уверенность в общей победе. Эти чувства множатся, и для страха остается все меньше места.
  Но Олег кричит снова:
  - Что ваш страх! Узнайте, каким он может быть.
  И он заменяет чуждый им страх на страх человека, выносящего из огня ребенка, или страх летчика, уводящего пылающий самолет дальше от жилых кварталов, или страх солдата, закрывающего своей грудью амбразуру вражеского дзота...
   Много в той жизни страха у человека. Но есть и великое мужество, делающее его ничтожным и рождающее поступки, имя которым - Подвиг.
  И все меньше места остается в воинских душах для чужеродного им чувства. И вот уже они сами вступают в бой и громят врага на поле битвы своей души.
   Наконец Зло осознает ошибку, но уже слишком поздно что-либо изменить. И оно оставляет тщетные попытки.
  А вслед за этим закрываются каналы проникновения.
  - Это только начало, - слышит Олег голос Хранителя, - они будут предпринимать что-то еще, ибо близится Вселенская битва. Сейчас Зло всеми возможными способами пытается умалить силу и дух наших воинств. Другие Солнечные одновременно с тобой тоже вступили в противоборство и справились со своей задачей. Потеряли мы только одно воинство, и случился его печальный исход.
  При этой мысли боль, будто скальпель хирурга, рассекает сердце Олега, впуская в него безмерную печаль, но он заставляет себя подумать о том, в каком светлом месте залечат раны великие воины. Он вспоминает, как прекрасно это место, у него даже получается порадоваться, представляя, как обретут покой измученные герои. Но больше всего он желает им только одного: чтобы никогда не переставала их тревожить тихая неотпускающая тоска, дающая надежду на то, что когда-нибудь они смогут вернуться...
  - А Солнечный? - спрашивает он.
  - Серьезно пострадал, но быстро восстановит свою силу и будет собирать новое воинство.
  - Я помню: Добро никогда не остается без защитников.
  - Не забывай еще и о том, что наша важнейшая задача - любой ценой сохранить Конец Времен! - на этом голос Хранителя умолкает, и Олег вместе с воинами погружается в блаженство для того, чтобы восстановить их истраченные силы. Только энергию этой планеты брать уже нельзя, и он начинает отдавать им свою.
  Впервые блаженство не дарит ему привычную радость, не освобождает от тревоги, не ласкает покоем, не дает счастья общения с братьями. Наоборот, оно несет колоссальное напряжение, пребывая в котором он пытается почувствовать враждебное, инородное чье-то естество, нареченное страшным именем - Предательство.
  Но все спокойно. Все, как всегда. Мирно отдыхают воины, он чувствует, как восстанавливается их сила, и ничто не тревожит общий покой.
  - Он здесь, здесь предатель, вот он, вот, слышишь? - ни на секунду не позволят себе расслабиться Олег, - ну вот же, вот, вот...
  И неизвестно, что выдержать труднее: когда впервые наваливается на тебя своей мощью лава Монтэгэро, или, когда ты сам взваливаешь на себя непосильный груз недоверия к тем, кто есть ты сам. И продолжается бесконечное, разрывающее душу ожидание: "Ну, где же ты, где, где..."
  И вдруг!
  Очень тихо. Тише, чем лунный свет касается уснувших лепестков фиалки, и вместе с тем больнее, чем трехгранный гвоздь, вбиваемый в запястье во время распятия, он слышит безмолвный звук, ощущая нестерпимую боль, и понимает каждой частицей своей необъяснимой души - вот оно, случилось!
  Неуловимо, бесшумно, неосязаемо отделяется от их общей энергии небольшая ее часть. Олег еще сильнее напрягает свою душу - да! Там, за границей их общности кто-то есть, и этот кто-то - враг. И еще он чувствует, как силен враг, как подконтрольна ему обстановка. Противник искусен и осторожен - просто, он немного ошибся, когда "выходил". Или ему не повезло, и "скрипнула самая маленькая половица", а Олег смог услышать.
   И тогда он вновь совершает невозможное, точнее то, чего никогда раньше делать не умел. Он отделяет от себя большую часть своей энергии и оставляет ее в воинстве, чтобы не нарушить баланс, а очень малой своей долей отрывается от фиолетового моря, сохраняя энергетический облик. Прямо перед ним на фоне бесконечного звездного неба возвышается прекрасная в своем величии огромная пирамида Сигурда, закрывая значительную часть горизонта. У ее подножия растекается бескрайнее фиолетовое море, и его отсветы выкрашивают основание пирамиды густо фиолетовым.
   Вдруг Олег замечает, что фиолетовый цвет начинает быстро подниматься по пирамиде. И вот уже она фиолетова наполовину, а на ее вершине вспыхивают два тонких огненных луча того же цвета и, стремительно увеличиваясь в размерах, уносятся в бескрайние глубины Космоса.
  На самом деле все произошло мгновенно, и также мгновенно разглядел Олег на вершине могучую огненную фигуру. Человек стоит к нему спиной, протягивая к небу сильные руки, и уходит в неизвестность из раскрытых его ладоней отбираемая у воинов энергия.
  И человек этот - Сигурд.
  "Молчи Вселенная! Знаешь ли ты, что такое горе? Чувствуешь ли, что такое потеря? Все ты знаешь, и все ты чувствуешь! Тогда раздели мой гнев и умножь мои силы!" - может быть, эти слова слились в звериный рев, а может, не было никаких слов, и даже мыслей никаких не было, когда Олег огненной птицей стремительно взмывает на вершину пирамиды и скидывает с нее Сигурда, предотвращая тем самым неминуемый исход своих братьев.
  Но в самый последний миг бывший товарищ поворачивает голову, и Олег видит, с какой ненавистью смотрит он страшными глазами черной птицы. Той самой, что осталась недобитой в сражении за Зашторенный мир. А еще Олег успевает позвать Хранителя. Он знает, что тот появится здесь мгновенно, но чувствует, что не хватит ему совсем малой доли этого самого мгновения.
  Падая, они вступают с жестокую схватку, и каждый из них пытается разрушить энергию противника.
  Враг неимоверно силен. Олег чувствует это и понимает, что сильнее был бы он сам, если бы не оставил большую часть своей энергии в воинстве. Он пытается нарастить ее, но слишком быстро бегут стрелки мгновения. И вот он ощущает, как тяжелеет его душа и по белому ее мрамору уже бегут тонкие трещины...
  Но происходит чудо.
  В самый последний миг, когда уже казалось, все потеряно, враг внезапно ослабевает, от него отделяется что-то бесформенно черное, похожее на уродливую птицу с изломанными обвисшими крыльями, и безжизненное "это" тут же принимает в себя Космос, навсегда унося в свою бесконечность.
  И возникает из связи Хранитель. Он опоздал совсем немного. Но Олег его уже не видит.
  Никогда не забыть Хранителю, как стоял на коленях Олег перед несчастным сгорбленным стариком с тоскливым умирающим взглядом и горько плакал. И отражались в его слезах воспоминания о том, как могучий Сигурд назвался его проводником и старательно объяснял Великий Порядок, как заслонял своей широкой спиной, спасая от огненных пирамид, как вызволял из плена Зашторенного мира. И как уже потом сам Олег возрождал силу друга, ныряя в кипящие жерла вулканов. И еще увидел Хранитель продуваемое суровыми ветрами снежное поле в Норвегии и тесно прижавшихся друг к другу могучих воинов, и почувствовал их разделенную на двоих тоску о прекрасной и преданной Герд.
  ...Неслышно возникают два скорбных ангела, берут под руки безжизненное тело и снова исчезают. А вслед за ними, не проронив ни слова, исчезает Хранитель.
  Остается безмолвная потухшая пирамида, вздыхающее фиолетовое море, и Олег, истекающий печалью.
  Но внезапно у него внутри ярко вспыхивает светлый огонь, и входит вместе с ним вера. Она прогоняет печаль, высушивает слезы, успокаивает душу.
  - Сигурд не предатель! - твердо решает Олег, и понимает, что ничто во Вселенной не сможет поколебать эту веру.
  - Сигурд не предатель! - как эхо слышится голос Хранителя, а следом он и сам появляется из связи.
  - Я знаю, - спокойно отвечает Олег.
  Хранитель подходит и протягивает руки со сложенными вместе ладонями.
  - Это тебе, - тихо произносит он, - сохрани ее.
   Он разжимает пальцы, и на ладонь Олега падает теплая капля.
  Олег смотрит, как светится прозрачная и горькая, как слеза несчастного ребенка, последняя кроха великой души Сигурда.
  - Я смогу ее возродить? - тоскливо, почти без надежды спрашивает он.
  - Ее слишком мало, но..., кто знает, может когда-нибудь... - задумчиво отвечает Хранитель. - А пока пусть она будет частью тебя.
  И Олег уже чувствует внутри себя эту огненную искру, и приходит ощущение, что Сигурд рядом. Он молчит, его брат, не может быть сильным и помочь в трудную минуту, не может разделить горе Олега и поделиться радостью. Но он, Олег, может разделить горе друга и поделиться своей радостью. И он, Олег, может искать тот путь, который приведет к возрождению товарища, а Сигурд должен на это надеяться. И не нужна вечная память, нужен лишь короткий в масштабах Вечности отрезок времени, чтобы когда-нибудь снова сказать: "Я рад видеть тебя, брат". И Олег, точно знает, что так будет - иначе, зачем искал его Хранитель миллионы лет на разных планетах!
  
  
  38. Рокерра
  
  "Удивительное это творение - человеческая душа, - Хранитель начинает свое повествование неторопливо - будто ведет давний разговор. - Разной видится она человеку. Можно представить ее и так: каждому при рождение даются чистые листы, а потом человек сам вписывает в них свою жизнь, всю, до мельчайших подробностей. Он заносит туда не только свои слова и поступки, он отражает там радости и страдания, мысли и мечты. А потом, когда человек оказывается у Великих Врат, ему предъявляется эта книга - книга его собственной жизни, написанная им самим.
  И очень удивляется человек. Разве это он? Разве так он жил? Разве так он думал и поступал? А если даже так, то почему казавшееся когда-то верным и необходимым, теперь видится ничтожным, мелочным и даже напрасным? И как редко вспыхивают буквы божественным светом и складываются в правильные слова! А иногда они загораются уж и вовсе не там, где ожидал увидеть их человек. И становится стыдно, и становится страшно, но нет уже возможности для горького покаяния. И остается одно - услышать Решение.
  Более чем достаточно времени отпущено человеку в той его земной жизни. И не брошен он там, не одинок. Посылаются ему добрые люди и светлые мысли. Нужно только потрудиться увидеть и услышать. И столько сил отдаем мы в борьбе за человека, но вот если бы только мы...
  За десять лет до твоего рождения на вашей планете родился мальчик. И было это событие для нас очень долгожданным, уже в который раз появилась надежда, что, наконец-то, воинства голубых планет обретут своего Солнечного. Его способности были необычайно разнообразны, а по силе не уступали твоим. Но я говорил тебе когда-то, что Зло ведет на вас неустанную охоту, вступая в жестокую битву с нами. И надо честно признаться, что на планетах оно часто выигрывает. Это в Космосе все проще. Здесь мы, безусловно, сильнее. Но в той жизни даже небольшим числом оно способно творить огромные беды.
  - Да, не все так просто в той жизни, - уже в который раз думает Олег.
  "Зло не допускает рождения Солнечных или уничтожает их необыкновенные способности, - продолжает тем временем Хранитель. - Часто оно уводит их из жизни раньше, чем эти способности достигают необходимой силы. Но в этот раз произошло страшное! Все, что было нами заложено и на что мы надеялись, было обращено против нас. И вместо того, чтобы мы получили своего Солнечного, силы Зла получили своего Сумрака. От прочих Темных его отличает особое знание и тонкое понимание человеческой души.
   Только, видишь ли, какая загадка бытия. Способности при рождении у вас были равные, а вот прожитая жизнь разная...
  Он был очень сильным, придя сюда. Я находился рядом, когда его вели по защищенному коридору, и еще неуправляемая энергия выбивалась за его границы. Я смог в полной мере оценить эту силу. Но ты пришел сюда куда более сильным, как сильнее ты сейчас. Теперь ты уже и сам понимаешь, в чем кроется разгадка этой тайны и неоспоримое доказательство нашей правоты. Если по жизни человека ведет Добро, то он всегда будет сильнее, нежели когда его ведет Зло!
  - А кем он был в той жизни, и как его зовут? - спрашивает Олег.
  - То его имя тебе знать ни к чему - прошлое уже никогда вас не соединит. Теперь для вас существует только настоящее. Хотя однажды вы все-таки оказались рядом.
  - И что произошло?
  - Ничего, просто у обоих заболела голова.
  - Да в той жизни у меня голова и болела-то всего раза три. Нужно попытаться вспомнить.
  - Не стоит тратить время на пустое - тебе это ничего не даст. Гораздо важнее для тебя знать его сегодняшнее имя. Он назван жестким именем Рокерра. Ты спрашивал, кем он был? Сыном своих родителей. Помощники Зла сделали все, чтобы его отец стал весьма состоятельным человеком, пройдя для этого страшный путь, загубив много жизней и свою душу. И сын в полной мере унаследовал образ мыслей и принципы жизни отца. Только выглядеть это стало несколько иначе. Изменилось время, а вместе с ним изменились обстоятельства, и ему уже не нужно было добывать деньги бандитскими методами. Он получил два великолепных образования, одно из которых за границей, и блестяще учился, в отличие от тебя, - при этих словах Хранитель еле заметно улыбается.
  - Но... - продолжить Олег не успевает.
  - Не твоя вина, - опережает его Хранитель, - тебе не так были нужны простые знания, гораздо важнее для тебя было познание: чувства, люди, жизнь.
  - Вот и я всегда так же думал, - во взгляде Олега вспыхивает хитрая искра.
  - Отец передал ему в управление свою фирму, и сын существенно преумножил семейный бизнес, но методы все равно оставались преступными. У него не сложилась семья, хотя он был необычайно красив, и девушки влюблялись в него с первого взгляда. Просто он не умел любить. Он умел лишь добиваться всего, чего желал. А как он ушел? - Хранитель ненадолго замолкает. - Они забрали его, взрастив в нем ту же болезнь, что и в тебе.
  - Зачем же так со своим-то? - искренне удивляется Олег - Не проще ли было сбить его машиной? Лучше если "самосвалом". Гуманнее.
  - Это их логика. И это уже в прошлом. А в настоящем есть сильный и хитрый враг. И самое главное его качество - потрясающее умение маскироваться. И способность эта оказалась так значительна, что не позволила без нарушения Кодекса воинов обнаружить его среди нас. А теперь о самом главном. Ты, конечно, помнишь, как я говорил тебе о том, что в бессмысленности боя за твой Зашторенный мир обязательно скрыт какой-то тайный умысел. Сейчас все прояснилось.
  - Как вы узнали?
  - Еще никто не промолчал, глядя в глаза своей совести.
  - Босоногие космические странники, - понимает Олег
  - В том бою Зло почувствовало, что незащищенность Сигурда, сделала его оболочку уязвимой, и, пробив ее, Рокера смог проникнуть внутрь и затаиться. В этом огромная наша вина перед великим воином. Он жестоко сопротивлялся, твой замечательный геройский брат. И та необычная для Сигурда потеря сил - результат его предпоследнего боя со Злом внутри себя.
  - Предпоследнего?
  - Да, был и еще один. Но до этого ты сам, того не ведая, помог Рокерре добрать силу в вулканах Монтэгэро. А вот уже потом свершился последний подвиг Сигурда. Он все-таки смог сохранить маленькую частичку своей души. Ей не хватало сил сообщить нам о случившемся, но ей хватило мужества стать той последней каплей, которая перевесила чашу весов в твою пользу, решив исход вашего с Рокерра поединка. От нее и узнали правду Несущие разум, заглянув в угасающие глаза. А та пирамида, которую построил Рокерра, оказалась совсем непростой. Ее устройство дало ему возможность забирать энергию у воинов с невероятной скоростью. Если бы ты промедлил хотя бы миг, исход воинства был бы неизбежен.
  Олег какое-то время молчит. Теперь он понимает, как абсолютно точно почувствовал враг характер Сигурда, как верно сумел он угадать его поведение и поступки. Он вспоминает, что после боя за Зашторенный мир уже никогда не видел светлых глаз товарища. Свой уродливый птичий взгляд враг спрятал за естественную неловкость мужественного воина, допустившего минутную слабость. А за желание побеждать, выдавал необходимость постройки пирамиды. Жажда последнего боя, как доказательства своей восстановленной силы, скрывала попытку выведать нужную информацию.
  - Да, он, действительно, умен, но почему ты говоришь о нем в настоящем времени. Я видел, как уносилась в Космос его безжизненная энергия.
  - В тот момент ты не мог спокойно оценить ситуацию, а я не успел проверить. Будем надеяться на худшее для него, но не забывай - это искуснейший мастер маскировки.
  - Знаешь, о чем я сейчас думаю, - Олег смотрит на Хранителя вопросительно, - если даже для вас таким коварным становится мир, то, может быть, стоит поменять отдельные пункты Кодексов? Может быть, теперь их поймут и примут. Только нужно найти правильные слова.
  - Может быть... Это уже обсуждается. Но это неблизкое завтра, а уже сегодня нас ждет Вселенская битва. И будет она очень непростая. Таких еще не видела Вселенная. Прежде это всегда были битвы энергий. Но, наконец, стало известно, что на это раз приготовил противник.
  Начинается Битва Духа. Добро и Зло неисчислимые тысячелетия преумножали его силу. Сила эта рождается на планетах, накапливается в Космосе, а сейчас будет подведен итог - теперь решится, чей Дух сильнее, чей сможет выстоять.
  Но, знаешь, есть еще одна безрадостная для тебя весть: перекрыты все каналы связи, кроме самых необходимых. Вся энергия теперь направлена на победу.
  Олег молчит - он обдумывает недавние события, которые теперь видятся совсем иначе. А еще он чувствует, как летают вокруг него и никак не могут оторваться, будто привязанные птички, грустные его слова: "Милая моя! Ну, если не ты можешь услышать мой голос, то хотя бы почувствуй, как бьется для тебя мое сердце"!
  
  39. Битва
  
  Бесконечен Космос, прекрасен и велик. Манит туманами далеких галактик, завораживает огнями близких звезд. Но это только малая его часть, только та, что открыта человеческому взору. Эта видимая материя, из которой он соткан, соприкасаясь с человеком, вызывает в нем лишь легкие озарения в виде гениально зазвучавшей ноты, внезапной очевидности физической формулы, или потрясающей по красоте рифмы.
  Она рождает в человеке осознание того, что он все время поднимается по ступеням лестницы, ведущей к постижению великой тайны. И ступеней на этой лестнице у каждого ровно столько, что узнать эту тайну он сможет, только оказавшись на самой последней. Об одном не знает человек - что ступень эта уже за гранью Звездности и на пороге Вечности. И как бы он ни старался, какие бы ни прикладывал усилия, сложные инструменты ни изобретал, только за этой гранью откроется ему величайшая Тайна бытия.
  Здесь в Вечности Олег ощущает материю совсем иначе, да и Космос вокруг озаряется не только звездным светом.
  Олег летит через пространство, окруженный надежным товарищами, и видит, как рядом летят другие воинства, возглавляемые его Солнечными братьями. А впереди, стоя на огненной птице, указывает им путь Хранитель Великого Звездного воинства.
  Постепенно пространство открывает невидимые порталы, и из различных пределов Мироздания возникают и присоединяются к ним бесчисленные полки под разными знаменами, большей частью Олегу неизвестными. Воины огромны, ибо теперь они равновелики совершенным им подвигам. Неожиданно взгляд Олега выхватывает небольшие треугольные флаги войска Дмитрия Донского, а вскоре и развевающиеся красные полотнища с вышитыми на них алыми звездами. И он уже точно знает, что где-то там, в этих крепких рядах идет на Великую битву и его геройский дед.
  - Ну, что ж, дедуля, вот мы и встретились с тобой на "веселом мероприятии".
  Движутся по светящимся дорогам босоногие странники, несущие такой необходимый сейчас разум. И оказывается, что их не то, чтобы много, но какой великой силой напитывается от них пространство.
  Вспыхивают ослепительные огни, исходящие от Хижин отшельников, заряжая Вселенную мощной молитвенной силой.
  Здесь же находятся их праведные братья, из-за великой нужды оставившие родные планеты, и Хранители жизни этих планет.
  Машут крыльями бесчисленные большие и малые ангелы.
  Летят крылатые кони, подгоняемые огненными всадниками. В стремительно несущихся туманностях мечутся диковинные звери, отливающие разноцветными всполохами и готовые в любую минуту вырваться из невидимых клеток. Странные огненные птицы собираются в быстрые стаи.
  Много еще чудесного и никогда не виданного открывается взору Олега...
  И над всей этой исполинской энергией возвышается ее Великий Хранитель. От развивающегося серебряного плаща сквозь необозримые силы Добра волнами перекатывается горячая жизненная сила.
  Но вот наступает момент, когда все чувствуют, что двигаться становится труднее, материя пространства сгущается и уже отчетливо чувствуется мерзкий запах.
  Все! Они останавливаются. Дальше дороги нет - дальше только Зло.
  Олег отчетливо видит в черной безграничности перспективы черную несметную силу. Нет привычных вспышек молний, громовых раскатов, а есть могучее и страшное безмолвие.
   ...И совсем рядом серебрится Млечный Путь, но не радует сейчас Олега эта близость.
  Олег испытывает гордость за великое братство, но его все больше тревожит мысль, насколько это правильно - подвергать опасности тех, кто несет в этом мире ответственность за человека?
  - Мы обязательно победим! - слышит он голос Хранителя. - Мы сильнее. Но и противник накопил огромную силу, и наш перевес не так значителен, как хотелось бы, а значит, стояние будет долгим. И печаль наша сейчас о другом. Ты прав: без присмотра остался человек, без помощи. Еще немного и хаос придет в его жизнь. Проиграв, Зло снова вернется на планеты, но даже небольшим числом оно будет вершить свои злобные дела пуще прежнего.
  - Так, возможно, в этом и заключается их замысел?
  - Ты снова все правильно понял.
  - А может, ну ее, эту битву, и будет лучше, если мы вернемся в наши пределы! А эти пусть стоят здесь, сколько их темной душе угодно.
  - Этого делать нельзя! - коротко отвечает Хранитель, и Олег понимает, что все дальнейшие объяснения находятся за гранью доступного.
  Идет время, быстрое в Космосе и медленное на планетах. Они стойко исполняют свой долг, и потому, что Зло постепенно отступает, становится окончательно ясно, на чьей стороне сила. Но уже везде, на далеких и близких планетах, происходит то, от чего щемит сердце и болит душа. И печальным потоком человеческих слез видится Олегу родной Млечный Путь.
  Идет время...
  И однажды происходит неожиданное.
  Сквозь жуткую непроглядность черноты, сквозь страшное молчание холода внезапно прорывается ненависть. Олег чувствует ее так, как почувствовал бы удар хлыстом. Ненависть жгуча, ядовита и осязаема. Она вспыхивает в глазах злобной птицы, и он понимает, что его заклятый враг жив, невредим и полон сил. Он - не простая пешка в этой игре, и за ним, как за Олегом, огромная сила. Последнее Олег ощущает особенно ясно, и приходит отчаянное решение. Он знает, что Хранитель слышит его мысли, но молчит, не имея права сказать "нет", и не имея силы сказать "да", и благодарен ему за этот короткий миг молчания, который позволяет ему снять с Хранителя бремя тяжелой ответственности.
  Олег вылетает в свободное пространство и сам удивляется тому, как громко разносится в бесконечности его призывный крик.
  - Ну что, злобная Сила, принимай мой вызов! Или ты не хочешь поквитаться за своего недобитого заморыша? А, может быть, ты, Рокерра, уже отстирал свои штанишки, и на что-то способен сам?
  Вздрагивает черная масса, отделяется от нее огромная ее часть и стремительно несется на Олега.
  Его план очень прост. Но он прячет мысли и все дальше улетает от своих воинств, уводя противника за собой. Он держится от них на предельно близком расстоянии, а в голове звучит все тревожнее: "Только бы получилось. Только бы..."
  Чтобы избавиться от тревожных мыслей, как привык это делать в прежней жизни, он впускает в голову мысли дурацкие. "Что ж, - думает он, - надежды проскочить не так, чтобы очень ... Но, помнится, когда-то мы это уже проходили. И ничего, в конечном итоге все образовалось. Лучше подумать о том, чем я там займусь, если прилипну. Вот! Стихи могу сочинять. А поскольку я буду делать это целую вечность, то и название у них будет прекрасное: "Вечные стихи". Кому-то такой статус за огромный талант достается, а мне за продолжительность написания. Зато слушателей у меня - хоть отбавляй. Вон их сколько на литературные чтения торопятся, - и он снова всматривается в несметные полчища преследователей. - Они еще пожалеют о том, что напросились. Уж я их в покое не оставлю - на черные стены полезут! Только бы сейчас ни о чем не догадались. Нужно их еще ближе подпустить".
  Вскоре Олег пересекает "границу" Млечного пути. Мимо проносятся огненные светила, и вот уже цент галактики, а вместе с ним знакомый сигнал - "будь внимателен". Олег пристально всматривается в приближающуюся черноту и все сильнее сжимает свою энергию, доводя ее состояние до предела. Да, честно говоря, и возможностей в запасе практически не остается. Черная дыра скалит свою страшную пасть, и ехидно ухмыляется ее звериная морда.
  Ну! Вот и все!
  И он влетает в абсолютную темноту.
  "Скушает - не скушает? Интересно, какими должны быть ощущения, когда тебя едят... - только успевает подумать он, как перед ним...
  ... знакомая картина звездного мира.
   - Ура!!! - кричит Олег, задыхаясь от радости. - Значит, ты меня не заметила, значит, я стал тебе "родным".
  Он оборачивается. Сзади никого - только черная дыра, наполнившая богатой добычей свое ненасытное чрево.
  
  Олег испытывает сумасшедший восторг, неуемную, даже дикую какую-то радость, но вскоре он чувствует, как мало остается сил. Нужно еще немного, совсем чуть-чуть отлететь от того места, где властвует черный ужас, но стремительно уходят силы, и медленно, но неумолимо его начинает затягивать обратно. Он еще надеется, пытается сопротивляться, но монстр чудовищно силен. Однако Олег не сдается, он продолжает отчаянно бороться, наращивать свою энергию, но дыра нещадно отбирает эту силу, и он никак не может переломить ситуацию в свою пользу.
  И вдруг он вспоминает! Как он вообще не додумался до этого раньше...
  - Арфа! - Олегу кажется, что его призывный крик слышит вся Вселенная.
   Что слышится Вселенной, известно только ей. Но сплетается незримая нить, он хватается за нее, и арфа тянет его прочь от страшного места.
  Он почти вылетел.
  Он даже успевает ощутить радость победы, как когда-то давно, когда закончилась последняя "химия", и медицинские анализы подтвердили его абсолютное здоровье. Да, он успевает ощутить эту радость, но ее быстро сменяет тревожное чувство: все тише звуки арфы, все слабее сила, с которой она тянет его из бездны.
  Он слышит отчаянный крик - крик прощания, и обрывается волшебная связь...
  
  Это чувство испытывает каждый человек, а потом забывает о нем навсегда...
   Неожиданно Олег ощущает, что его ладонь сжимает Чья-то теплая и крепкая рука. Это Тот, сильный и добрый, Тот, Который дал жизнь, Который всегда рядом и всегда может помочь. Главное - в это верить!
   ...
  
  ...Олегу кажется, что еще никогда не сияли так ярко звезды, звуки, издаваемые ими, не были такими прекрасными. Свет и звуки переплетаются между собой, рождая новую праздничную материю. Она состоит из счастья и радости. Они летят в сверкающей звездности Космоса, сквозь эту великую песнь торжества, через потрясающий гимн победителям.
  Рядом с Олегом Хранитель, позади ликующие воинства голубых планет, а глубоко внутри, в самом сердце, отчетливое биение возрожденной души Сигурда. Олег чувствует, как Хранитель непрерывно отдает ему свою силу. Иногда кто-то из воинов вырывается вперед и касается его горячим теплом. Что-то пытается сделать даже Сигурд. А полет стремителен, и, кажется, что так можно лететь вечно!
  Силы все больше прибавляются, и Олег, наконец, решает услышать Уланулуну.
  - Где ты? - раздается в ответ ее тревожный голос. - Я так устала жить без тебя. Опустела моя душа. Тоска иссушила ее, и не расцветают в ней больше узоры. Я могу лишь слушать, как зловеще гудит небо, и совсем не могу плести пояски.
  - Все хорошо, родная, все очень долго будет хорошо! Забудь свою печаль и послушай, о чем теперь поет тебе Вселенная.
  Сначала до него долетает ее соловьиный смех, а вслед за ним и восторженное журчание голоса:
  - Она поет о счастье и любви!
  В этот момент Олег замечает, как настойчив становится Сигурд, будто просится на волю его непобедимая душа.
  - Для возрождения великого воина нужен великий подвиг, - произносит Хранитель, - а уж больший подвиг, чем совершил ты, даже представить трудно. После того, как огромная часть сил Зла навечно осталась в недрах Черной дыры, - продолжает он, - нам уже не составило большого труда одержать победу. Сегодня люди вновь обрели своих Хранителей, и на планеты вернулся порядок. А энергия победы, соединившись с энергий Сигурда, возродила его к жизни.
  - Я должен отправиться с ним на Монтэгэро? - с надеждой спрашивает Олег.
  - C Сигурдом полечу я. А тебе дано тридцать три земных часа на счастье.
  - Тогда я могу увидеть Уланулуну?
  - Ты вправе сам решать, что теперь для тебя счастье.
  - Слишком большое оно стало - в тридцать три часа не вместить, - улыбается Олег. - Даже когда я летел к Черной дыре, я знал, что впереди обязательно должно быть счастье. И оно состояло совсем не в том, чтобы я смог из этой дыры вылететь. Оно было уже в том, чтобы я успел в нее влететь. У меня последний вопрос, - снова обращается он к Хранителю, - я могу взять Уланулуну в Зашторенный мир?
  - Ты можешь распоряжаться своим счастьем так, как захочешь этого сам.
  
  
  
  
  
  40. В самом начале июля
  
  Но сначала он видит Белый Свет.
  Свет дарит Олегу радость общих объятий, нежность бабулиных улыбок, озорной, все понимающий взгляд деда, и великое тепло Родного Дома.
  А расставание получается негрустным потому, что разлука впереди недолгая.
  Ну, вот и все...
  Уже призывно мерцает в невидимой дали и нежно тревожит душу огромная золотая звезда, согревающая своими горячими лучами маленькую планету Сольт. И вспыхивает искрящаяся связь, соединяя истосковавшиеся сердца.
  Олегу кажется, что быстрее, чем нашлась эта связь, он успевает увидеть ту, которая наполняет его жизнь еще одним великим смыслом, окрашивая ее в огненные цвета рождающихся светил, и хранит для него в своем сердце самые лучшие слова.
  Никому не дано узнать, как прошло их первое мгновение - Вселенная подарила его только им. Только им принадлежат сказанные сейчас слова и счастье, сияющее в глазах. И еще в этот миг она, Вселенная, тоже принадлежит только им.
  А потом он несет Уланулуну в своем огненном теле через сверкающий Космос, наполненный теперь не только музыкой, но и покоем. Она радуется царственному великолепию пространства, его волшебной неповторимости и поражается абсолютному совершенству.
  - Я смотрю, слушаю и совсем не могу себе представить, какой чудесный инструмент может исполнять столь великую музыку, - зачарованно произносит Уланулуна.
  - Так звучит душа Вселенной, состоящая из неисчислимого множества оркестрантов. Я знаю, что Он управляет этим вселенским оркестром, в котором каждый музыкант может рождать звуки, только если ощущает свою сопричастность с таинством всего Мироздания.
  - Откуда ты это знаешь? - удивленно спрашивает Уланулуна.
  - Потому, что было дано Знание. Или только часть его? - задумывается Олег. - Или малая частица?
  Он чувствует, как в этот миг от него начинает уходить бремя вселенских знаний, тяжесть которых он ощущал все это время, и сразу становится легче. Как будто шел ты по дороге и нес доверенный тебе сосуд, до краев наполненный сокровищами. И ноша эта была так важна, что не жалко никаких усилий. Но вот ты достиг цели и передал бесценный груз в надежные руки. И теперь тебе спокойно и легко.
  - Посмотри, родной, - щебечет тем временем Уланулуна, - как загадочно сверкают звезды! А там, вдали, они складываются в удивительные живые узоры! И эта розовая галактика, похожая на огромную улитку, она будто ползет к большому дымчатому цветку. Я ничего подобного не видела прежде.
  Он радуется ее радостью, и радость эта, становясь их общей, заставляет его произносить всякие милые глупости.
  - Дорогая, я хочу вам предложить чудесные апартаменты с видом на реку. Вода чистая исключительно, дно - янтарный песок! Из окон открывается прекрасный вид на восходы и закаты, а по соседству есть огромное количество достопримечательностей. Совсем рядом Уголок рая с источником познания и примыкающей к ним тайгой. Чуть дальше расположена красавица-церковь, ее почитатель и мое собственноручное творение - каменный мост; старинный монастырь, просветляющий пространство колокольным звоном. И, наконец, роскошные заливные луга, плавно переходящие в сосновый бор.
  Там живут мои родители, но у них совершенно отдельная жилплощадь, а точнее сказать - жилмир. И, потом, они вообще не имеют привычки вмешиваться в мою личную жизнь. Кстати, к ним в гости приезжает сестра и ее муж - милейшие, надо сказать, люди. Сестра, так вообще девушка необыкновенная, и я надеюсь, что вы все обязательно в хорошем смысле очень нескоро подружитесь.
  Но главное, это все-таки апартаменты - великое творение бессмертного мастера. Тьфу ты, бессмертное творение великого мастера. Или первый раз я все-таки правильно выразился?
  Она смеется, а Олег нежно чувствует ее и пьет свое позднее счастье маленькими неспешными глотками. И только, когда с последними лучами заходящего солнца они прибывают в замок, он видит его голые стены и пустые ничем не заполненные залы.
  - Извини, - с опаской смотрит он на Уланулуну.
  А она счастлива, и совершенно очевидно, что ее не волнует отсутствие какого бы то ни было "комфорта".
   - Был очень занят - тем не менее, оправдывается Олег, - руки никак не доходили. Зато теперь все будет так, как решит хозяйка! Любое желание - только шепни мне на ухо.
   И уже плывут по голубым атласным потолкам белые пушистые облака, Шелковые стены видят далекие горизонты. Бархатом зеленеют по полу ковры душистых трав, и повсюду распускаются цветы диванов и кресел. А еще над каждой дверью тихо позванивают маленькие серебряные колокольчики.
  Но самую большую комнату он делает так, как задумал сам. Все становится густо синим, потолок мерцает светом близких и далеких звезд, а на стенах изредка вспыхивают приглушенные огни. Они медленно приближаются, превращаясь в удивительных рыб с закрытыми глазами. Рыбы важно проплывают мимо, и только одна иногда открывает свои раскосые глаза и ревностно смотрит на Уланулуну. Но девушка каждый раз ласково улыбается рыбе, и, наконец, та тоже дарит им свою улыбку.
  В углу за чугунной решеткой пылает огонь. Они садятся напротив в большие морские раковины, и Олег начинает свой рассказ о том, как жил все это время без нее в том тревожном и опасном мире.
  И оказывается, все, что с ним происходило, на самом деле было очень забавно, а совсем не так страшно, как это ей представлялось. Его красноречие плетет прелестные кружева, и Уланулуна то и дело заливается громкими соловьиными трелями. И смех ее легко разносится по реке.
  Если бы был этот мир доступен человеку, то сильно поломали бы свои головы орнитологи, соображая, с какой такой радости распелись в Подмосковье соловьи в самом начале жаркого июля.
  Олег рассказывает Уланулуне о том, что им всем было дано одно задание - во что бы то ни стало отыскать предателя. И они очень долго ждали, когда тот себя обнаружит. Но он так ловко замаскировался, что совершенно невозможно было определить, где он находится. И вот, наконец, Олег услышал его у себя в фиолетовом море, когда, тот, выходя из него, заскрипел так громко, что Олег даже испугался, как бы этот мерзавец воинов не разбудил.
  Потом, когда он лез за предателем на пирамиду, то два раза даже падал, и каждый раз разбивал себе нос.
  - Где? - тревожно спрашивает Уланулуна.
  - Да мне Хранитель за это так по носу треснул, что сразу все прошло, - хохочет в ответ Олег. - А дальше вообще оказалось, что у Рокерра совершенно отвратительные и при этом страшно косые глаза, отчего он все время смотрел в разные стороны. Я с ним так измучился, потому что совершенно не понимал, в какую сторону он собирается убегать.
  С реки неожиданно потянуло болотной тиной. Олег выглядывает в окно и с удивлением произносит:
  - Река опять заилилась. И когда успела? Смотри, сколько кувшинок расцвело, а еще недавно здесь были песчаные плесы. Опять придется ее чистить.
  Уланулуна тоже подходит к окну. Огромная голубая луна уже вымостила мерцающую дорогу и соединила берега, приглашая их в дальний путь. А там, откуда эта дорога начинается, заросли кувшинок соорудили удивительный желтый причал. Это мысленное сравнение дарит Олегу одну интересную идею, но он решает отложить ее воплощение до утра.
  - Не надо, пусть они цветут, - между тем говорит Уланулуна. - И тиной больше не пахнет.
  Олег чувствует, что ветер уже принес с противоположного берега медово-терпкий запах луговых цветов, и снова продолжает свой рассказ о том, как здорово помог ему в том бою Сигурд, но неудачно подвернул себе ногу, и теперь Хранитель лечит его в классном санатории. И она снова заливисто смеется.
  - А в конце я вообще имел у злыдней потрясающий успех. Они оказались ревностными почитателями моего поэтического таланта. Летят за мной и кричат:
  - Ну, почитай нам свои стихи!
  А я им:
  - Да не написал я еще!
  А они:
  - Мы готовы ждать хоть целую вечность!
  - Ждать же лучше с комфортом? Так я их в хороший отель и пристроил. "Без звезд" называется. Там и обойчики такие веселые - черненькие, и тихо, и спокойно. Ни боев тебе, ни сражений. Опять же напрягаться гадости делать некому. Пусть, думаю, отдохнут.
  - А когда напишешь-то? - смеется Уланулуна.
  - Писать для них пока не входит в мои планы, а для тебя, родная, - хоть сейчас.
  Олег смотрит на розовеющее небо и загадочно произносит:
  - Я хочу рассказать тебе сказку. У нас на Земле есть красивая сказка о любви, но она немного грустная, а я не хочу омрачать твоего веселья, поэтому я подарю тебе только ее радость. Я скоро вернусь, а ты, может быть, уже сможешь плести поясочки? Ну, должен же хоть кто-то из нас работать, - добавляет он шутливо строго.
  Она благодарно кивает ему в ответ, и он понимает, что Уланулуна уже давно испытывает эту потребность, только стесняется прерывать его речь.
  Олег с разбегу ныряет в воду и мощными гребками быстро добирается до каменного моста, и уже здесь включает всю силу своего воображения...
  ...Небольшой белый парусник плавно скользит по волнам. Русые кудри Олега прикрыты широкополой шляпой, за плечами развивается белоснежный плащ, а над головой, подгоняемые утренним ветром, трепещут радостные алые паруса. Он подплывает к причалу из кувшинок, зовет Уланулуну, и они вместе плывут по широкой реке.
  Уланулуна радуется красавице церкви, машет рукой, приветствуя каменный мост, восхищенная, замирает в таинственной музыке звона, доносящегося с колокольни монастыря.
  Уголок рая наполняет ярким светом ее бесконечно восторженное сердце. Но слишком мало времени для того, чтобы вдоволь напиться от Источника. Она проводит рукой по гладкой поверхности стола под синим шатром, перелистывает пожелтевшие страницы толстой книги, одиноко лежащей на деревянной столешнице...
  - Это о чем? - спрашивает она, глядя на непонятные письмена. - Я чувствую, как от нее исходит тепло.
  - А она и есть тепло. Тепло и Любовь. И ты ее тоже очень хорошо знаешь.
  - Я поняла, - и Уланулуна кладет узкие ладони на теплые страницы.
  А потом отдергивается невидимая штора, и их встречает такой же, и совсем другой мир. Он так близок, только руку протяни. Но скользит рука по невидимому стеклу... Они обнимаю родных, но не могут подарить им этих объятий. Целуют их, но не могут получить ответных поцелуев. Жадно собирают цветы и запахи этого мира, но все до последнего оставляют их там. И все-таки они счастливы. И все-таки благодаря этой встрече они еще сильнее чувствуют неразрывно прочную связь с прежней жизнью.
  И тут Уланулуна замечает некоторые приятные изменения, которые произошли со стройной фигурой у сестры Олега. Она вопросительно смотрит на него, а он загадочно улыбается.
  Тогда девушка присаживается на корточки и прикладывает ухо к едва округлившемуся животику будущей мамы. Некоторое время она к чему-то прислушивается, улыбается, а потом говорит:
  - Хорошо, я согласна.
  - Ты о чем? - спрашивает ее Олег.
  - Там маленький ребенок, и он предложил мне свою дружбу. А еще он сказал, что он мальчик.
  - Я знаю - отзывается Олег, но в его голосе слышится едва заметная грусть.
  - Откуда ты это знаешь?
  
   ...
  
  Мама лежала на диванчике напротив его кровати. Уже которую ночь она все время рядом, стараясь угадывать каждое его движение. Немного поговорив, они пожелали друг другу покоя.
  И вдруг он увидел, как у стены, на которой поселились отсветы уличных фонарей, возник белый юноша с ласковой улыбкой в больших девичьих глазах. У него за спиной тихо шелестели шелковые крылья. От их взмахов появилась прохлада, которая спеленала обожженное болью тело. Постепенно боль отступила и уже не мучает так сильно.
   Где-то совсем рядом зазвучала арфа. Ее божественные звуки нежно струились возле его изголовья. Они дарили радость и долгожданный покой. А еще они манили куда-то. Он не понимал, куда, но чувствовал, что она прекрасна - эта неизведанная даль.
  - Ты слышала? - тихо спросил он.
  - Что? - не поняла мама.
  - Как играла арфа.
  - Нет... - удивилась она.
  Ему захотелось рассказать и про таинственного гостя, и про волшебную мелодию. Но белый ангел поднял изящную руку и приложил к губам тонкий длинный палец.
  - Ну..., ее не все могут услышать, - будто извиняясь, поспешил успокоить Олег.
  - Красиво? Она играла красиво?
  - Очень, - и ему стало жаль, что только для него одного были эти чудесные неземные звуки.
  А еще ему стало бесконечно жаль и маму, и сестру, и отца, потому что в этот момент он все понял.
  - А как же они смогут это пережить? - беззвучно спросил он у ангела.
  - Это будет очень тяжело. Такое всегда невыносимо. Но им будет послано утешение, - также беззвучно ответил ему гость.
  И Олег снова все понял.
  - Ты можешь подарить им надежду, - подсказал ангел.
  С некоторых пор Олег потерял ощущение времени и поэтому не сразу сообразил, как лучше начать разговор.
  - Мама, - тихо спросил он - а какое сейчас время?
  - Осень.
  - А точнее.
  - Сентябрь.
  - Еще точнее.
  - Третья декада, - как-то странно ответила она.
  Но этого было вполне достаточно, и он уверенно произнес:
  - В это время твоя дочь разродится мальчиком.
  - А он будет черненький или беленький? - улыбнулась мама.
  Олег вопросительно посмотрел на ангела, но тот, по всей видимости, ничего об этом не знал, потому что удивленно пожал плечами.
  - Не знаю, - честно признался Олег.
  - А девочка будет? - снова улыбнулась мама.
  Олег перевел на ангела вопросительный взгляд, но тот пожал плечами уж как-то совсем неопределенно, и Олег расценил это по-своему:
  - Должна быть, - вздохнув, ответил он.
  Мама продолжала улыбаться, и он понял, что она не приняла его слова всерьез.
   Ангел сильнее взмахнул крыльями, и пришел долгожданный сон, и принес облегчение страданиям.
  
  А потом, когда закончился его сороковой, самый последний день на этой земле, и седовласый человек с синими глазами подвел его к Звездной грани, то человек этот спросил у него:
  - Есть что-то такое, что мешает тебе улететь отсюда с легкостью?
  - Мама не поверила, что у них будет внук, - печально ответил Олег.
  - Ты сейчас ей снишься, поэтому можешь сказать все, что считаешь нужным, - предложил синеглазый.
  Олег рассказал ей об очень многих важных вещах, но потом он узнал, что из сказанного она запомнила всего три слова: "Через восемь месяцев".
   ...
  
  
  - Знаешь, - говорит Уланулуне Олег, - ровно через восемь месяцев после того, как я ушел из той жизни, тесты показали, что у сестры будет ребенок. А еще через некоторое время они узнали, что это мальчик.... И он обязательно родится в третьей декаде января.
  
  Когда лучи заходящего солнца провожают их в прохладу замка, случается и вовсе чудесное. Где-то совсем рядом раздается голос Сигурда.
  - Я счастлив слышать тебя, брат! - радостно кричит он.
  - Ты где? - Олег оглядывается вокруг, но никого не находит.
  - Он со мной на Монтэгэро, но ты уже можешь с ним разговаривать, - слышит Олег такой же близкий голос Хранителя.
  Олег так счастлив, как не был счастлив в свой жизни никогда. Предзакатное солнце освещает спасенный мир, в котором скоро появится на свет его крошечный племянник. На далекой планете восстанавливает силы возрожденный брат. А рядом, касаясь его плечом, стоит самая замечательная девушка. И, кажется, что больше нечего пожелать в этом месте Вселенной в этот миг бытия.
  - Разве тебя совсем ничего не беспокоит? - снова слышит он голос Хранителя.
  - Пожалуй, что ничего. Но..., если сказать правду, есть еще только два вопроса. Первый - как долго будет восстанавливаться моя сила? И еще один совсем малосущественный вопрос.
  - Твою силу восстановить легко. Когда закончится отпущенное время, ты прибудешь на заснеженную планету, где Серебряный подарит тебе сон.
  - Но мне не нужно избавление от страданий, - говорит Олег, вспоминая печального ангела.
  - Конечно, нет. Это будет совсем другой сон - скорее, это погружение в энергию, возвращающую силу. Он будет недолог, твой сон, и он может быть очень приятным. Ты сам выберешь то, что захочешь. Можешь вспомнить лучшие минуты из свой прошлой жизни или прожить жизнь рядом с героями любимых книг. Но мне кажется, я догадываюсь, что ты захочешь увидеть.
  - Олеж, - Уланулуна смотрит на него, и любопытство прыгает в ее глазах озорными ушастыми зайчиками, - а что это будет?
  - На самом деле я еще ничего не решил, - улыбается Олег. - Но если Хранитель считает, что, несмотря ни на что, я все-таки захочу прожить свою непрожитую жизнь, то, наверное, так оно и будет. Ибо есть в этом мире и мой первый постулат: "Хранитель всегда говорит правильно".
  - Как бы мне хотелось хоть немного побыть в этом сне рядом с тобой... - мечтательно вздыхает девушка, и Олег нежно прижимает ее к себе.
  Хранитель слышит их счастливый смех, но они не могу видеть, как касается его улыбки легкой тенью тихая печаль.
  - Когда сила полностью восстановится, - продолжает Хранитель, - ты вернешься к своим обязанностям. Но вам еще не раз придется встречаться здесь на Земле.
  - Тут будут трудные времена? - настороженно спрашивает Олег.
  - Времена будут обыкновенные, - успокаивает его Хранитель, - просто нужно помочь одному хорошему ангелу.
  - Он что, такой молодой и неопытный?
  - Отчего же, он очень опытный ангел-хранитель, только мне почему-то кажется, что вам самим будет очень приятно оказывать ему такую помощь.
  - Ну, что же ты никак не понимаешь? - смеется Уланулуна. - Я ведь уже пообещала кое-кому свою дружбу.
  И Олег тоже улыбается.
  - А второе, что беспокоит тебя? - снова спрашивает Хранитель.
  Олег некоторое время молчит, размышляя о том, стоит ли задавать этот вопрос, но потом все-таки решается.
  - Когда я понял, что могу скоро из той жизни уйти, я больше всего переживал за то, как перенесет это мама. Нет, жалко, конечно, было всех одинаково, но я боялся, что ей будет гораздо тяжелее, чем остальным. А она неожиданно оказалась очень сильной и даже спокойной, как будто чувствовала, что со мной все хорошо. Благодаря этому находиться здесь мне гораздо легче, но я все-таки не могу понять, почему?
  - А ты не замечал в ее поведении ничего непривычного, когда гостил в Зашторенном мире? - интересуется Хранитель.
   Олег удивленно пожимает плечами:
  - Только то, что у нее появилась новое увлечение. Теперь она все свободное время проводит у компьютера. Но я думал, что это личное и не хотел заглядывать через плечо. Правда, однажды мама забыла на столе листок, и я все-таки прочитал напечатанное на нем стихотворение. Она снова начала писать стихи?
  - Нет, это стихотворение было написано к сороковому дню твоего пребывания в новой жизни, - голос Хранителя становится задумчив. - Знаешь, я даже не хочу говорить тебе о том, что должно было с ней случиться. Но было принято решение сохранить ей разум и подарить силу для того, чтобы сейчас она писала о тебе то, чего не может про тебя знать.
  
  
  
  
  . Эпилог
  
  Когда нас воспитывали атеистами, нам постоянно внушали мысль о том, что все в жизни рационально и этой рациональностью объяснимо. И если задуматься, то получается, что единственное объяснение рациональности самой жизни состоит в том, что она возникает с определенной целью.
   Применим доказательство от противного. Допустим, что цель нашей жизни - смерть, так как, что бы люди не делали, в результате все получают именно это. Но, поскольку, ради того, чтобы умереть, жить нерационально, то значит, что целью жизни должна быть только жизнь. А отсюда следует, что жизнь после жизни будет!
  
  Мы мало что можем понять.
  Почти ничего - объяснить.
  И есть только одна наша воля и одна обязанность на этой Земле:
  преклонить голову и исполнить завещанное.
  
  
  
  
  
  
   26.12.2011 - 26.05.2012 - 26.09.2013
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"