- ...Есть грехи, которые не прощаются ни в этой жизни, ни в следующей...
- Это например какие?...
- ...Например хула на Духа святого...
- Да, да, знаем, слышали, это вроде что-то из библии!...
После последних скептичных слов мой собеседник замолк, но не как проигравший в споре, а как человек, который понял, что весь разговор со мной - пустая трата времени.
Такой уж у меня характер.
Но всё же мы иногда встречались и заводили подобные разговоры. Почему? - просто человеку необходимо говорить хоть с кем-нибудь о наболевшем. Конечно, гораздо приятней заводить беседы с тем, кто тебя понимает, или хотя бы пытается понять, но, увы, мой собеседник, с его довольно странной "профессией", не мог доверить свои тайны всем и каждому (по этой причине я и не называю его имени), а у меня есть одна вроде как положительная черта, которая его вполне устраивала для бесед со мной. Дело в том, что я не склонен собирать сплетни и обсуждать за глаза чужие дела и проблемы, не потому что я такой правильный и порядочный - просто мне это делать скучно. Вообще, среди его окружения я чуть ли не единственный, кто ни коим образом не относится к его стезе.
Итак, мы замолчали на некоторое время, но вскоре наше молчание нарушила женщина, подошедшая к нам (ей-то он и назначил встречу около маленькой церквушки, где мы сейчас находились).
Далее они отошли в сторону и между ними завязался тихий разговор, из которого я смог расслышать лишь последнее:
- Разве вам не говорили? - я работаю только с детскими душами, вам я ничем не смогу помочь...
- "Да, конечно" - робко отвечала женщина: "Но что же мне делать, я уже не знаю к кому обратится, как избавиться от этой напасти".
- Попробуйте поговорить со старым отцом Михаилом, может он чем-то сможет помочь...
Затем мой знакомый объяснил женщине, как найти вышеупомянутого отца Михаила, и на этом они распрощались.
После ухода той женщины среди нас некоторое время ещё царило неловкое молчание, пока наконец я, всё же в какой-то степени чувствовавший в этом свою вину, не решил сгладить это недоразумение.
- "А вы вообще давно этим занимаетесь?" - задал я первый пришедший мне в голову вопрос.
- Да, можно сказать, практически всю жизнь.
- Тогда, почему вы всё это так тщательно скрываете? И клиентам своим назначаете встречи где-то... в общем, могли бы их хотя бы у себя дома принимать.
- "Во-первых, они не клиенты", - осадил меня мой собеседник: "Ко мне приходят люди, которые нуждаются в помощи и в то же время мало кому могут рассказать и объяснить в чем же их проблемы, так, чтобы им хотя бы поверили, не говоря уже о том, чтобы их поняли. Во-вторых, иначе просто нельзя, обо мне знают те, кто должен знать, а лишние слухи и сплетни мне ни к чему. Тем же людям, которые нуждаются в моей помощи, другие просто помогают меня найти, вот и всё".
- А всё-таки, почему вы именно ЭТИМ занимаетесь. Простите, но "профессия" у вас всё же какая-то довольно странная. Неужели вы таким образом ещё и на жизнь зарабатываете?
- Ну, "официально" мне конечно никто за это не платит. Но люди, которым я помогаю, просто помнят доброту и отвечают тем же. В общем, пропасть мне не дают. Того, чем помогают, мне для жизни хватает, а большего мне не надо. И вообще, то, чем я занимаюсь, - это не профессия, это "мой крест", который я несу всю жизнь.
- Ну, этого я вообще не понимаю, какие еще "кресты", вот лично я - сам себе хозяин и буду строить свою жизнь так, как посчитаю нужным.
Тут мой собеседник в пристально посмотрел на меня, и в его глазах отразилась мягкая, едва заметная усмешка.
- Да что ты? И много ли ты прожил? Ты хоть знаешь, о чем говоришь?
В тот момент я так же смотрел на него недоумевающим взглядом.
- "Прости за банальность", - продолжил он: "Но ты просто ещё очень молод и пока склонен оценивать жизнь лишь тем, что было в у тебя в твои годы. Но то, что ты пока прожил, или может быть даже пережил - далеко не вся жизнь.
- "Может вы и правы", - не очень-то охотно согласился я: "Но я, вообще-то, если честно, всё-таки не очень верю во всё это..., ну, я имею в виду то, с чем вы работаете.
- Я тебя понимаю, я ведь в свои ранние годы тоже не очень-то в это верил, точнее, можно сказать, даже и не задумывался над этим.
"Взгляни вон на то дерево", - выдержав небольшую паузу, продолжил он снова.
Я охватил быстрым, практически безразличным взглядом одинокий тополь, растущий неподалёку.
- И что???
- Да нет, взгляни повнимательней.
Я еще раз, уже более пристально посмотрел на самое обычное дерево.
- "А теперь можешь сказать мне?" - продолжил после мой собеседник: "Сколько на нём листьев?"
- "Листьев???" - крайне удивленно переспросил я, - "Откуда же мне знать?"
- Значит, листьев на этом дереве нет?...
- "Почему нет???" - ещё более удивился я, зачем-то в очередной раз взглянув на то же дерево, крона которого была сплошь покрыта зелёной листвой.
- Вот видишь, ты знаешь, что на этом дереве много листьев, но тем не менее не можешь сказать сколько же их в точности, или даже примерно... Твои глаза, по большому счету, видят лишь зеленую массу, которую сплетают эти листья. А если взять более сложные примеры. Да хотя бы один лист с этого дерева. Ты способен увидеть, насколько сложно и разнообразно он устроен? Ну, ладно так, а если у иной человек, к несчастью, полностью лишен зрения или же слуха, ведь это не повод утверждать, что в мире не существует ни красок, ни звуков.
Уже давным-давно известно, что наш мир очень сложен и многогранен, как и всё в нашем мире, вплоть до мельчайшего. НО, эти познания и открытия произошли отнюдь не благодаря тому, что иные люди, слепо полагаясь лишь на свои глаза и уши, жили своим глупым "не верю". Но абсолютно ли всё мы знаем о нашем мире, в полной ли мере глубоки наши познания, те, что мы затем после себя оставляем другим? Думаешь, то, что сейчас преподают в школах, а затем иных учебных заведениях, способно охватить все грани сущего, и уж тем более дать всему четкое объяснение? - вовсе нет. Ведь на самом деле иные люди знают, сколько ещё в мире всего непонятного, необъясненного, неизученного. И нет причины говорить - "Этого нет, я в это не верю", только потому, что ты иного не знаешь, потому что ты сам с этим никогда не сталкивался или же не можешь дать этому какого-либо объяснения. И не оценивай мир, полагаясь лишь на свои глаза и уши, поскольку давно уже известно то, насколько они несовершенны.
- "Ну, хорошо...", - продолжил я снова: "А всё-таки, почему вы именно "ЭТИМ" занимаетесь? И живетё почему-то один всю жизнь. Разве вам, как всем обычным людям, никогда не хотелось иметь семью, чтобы дети были... И еще вы всё время говорите, что работаете лишь с детскими душами..."
- "Знаешь", - неожиданно перебил меня мой собеседник: "На самом деле ты уже далеко не первый, кто задаёт мне подобные вопросы. И о семье, и о том, почему именно детские души. На самом деле ты не представляешь, насколько тесно всё это связано.
Я бы мог рассказать тебе свою историю, хотя я не уверен, что ты в неё поверишь. Впрочем, мне нередко приходилось её рассказывать, и я не могу похвастаться, что мне так уж часто верили. Но если у тебя есть желание послушать, я могу тебе рассказать.
И мой собеседник, не став дожидаться утвердительного ответа, продолжил:
***
В общем-то до того как началась эта история, моя жизнь ничем особо не отличалась и рассказывать тут как-то особо нечего. Скажу лишь, что рос я обычным пацаном, жил обыкновенной жизнью, как и все остальные ребята в нашей округе. Жили мы в частном доме, в посёлке городского типа. Семья у нас была, ну не то чтобы большая... вообще, если считать отца и мать, то нас было пятеро, то есть, были у меня ещё две сестры - средняя и младшая (младшая - Настя, была нашей всеобщей любимицей). В общем, - самая обычная семья.
А сама история началась с того, что в один роковой вечер, возвращаясь домой, я увидел резкие отблески света, как раз в той стороне где находился наш дом. Я, конечно же, бросился туда сломя голову. Да, это был пожар... и горел именно наш дом. Нет, нет, что ты, нашей семьи тогда никто не пострадал, так уж вышло, что в тот вечер все отлучились и даже младшую забрали с собой. Трагедия была в том, что когда наконец смогли потушить пожар, от нашего дома остался лишь обгорелый сруб. Просто наш дом стоял крайним в секторе, да и время было такое, что практически все были заняты работой, и потому пожар не смогли вовремя заметить. Слава Богу, хоть уцелели документы, которые родители всегда держали в железной шкатулке.
Так мы стали погорельцами.
Ситуация, честно говоря, была практически безвыходная. Куда идти, к кому обратиться, - мы не знали. Единственное, что нас спасало - долг, который отцу смогли отдать практически сразу после этой страшной беды. Сумма, в общем-то, хотя довольно неплохая, но на новое место жительство хватило бы едва ли. Единственный выход - снимать квартиру, что мы и делали некоторое время.
Уверяю тебя - это длилось недолго. Вскоре на старый адрес пришло извещение, а бывшие соседи, которые нас не забыли, помогли найти тех, кому оно было адресовано, - то есть нас. Оказывается, у отца в деревне умерла старая родственница, а дом, как это не странно, завещала именно ему. Почему нам всем это показалось странным? - да потому что отец даже сам не помнил, когда последний раз у неё был. Именно в тот последний раз они страшно поссорились (правда, я тогда об этом мало что знал), и с тех пор он ни разу к ней не приезжал. Хотя, после того как у моего отца появилась семья, он писал ей пару раз, пытался помириться, сообщал наш новый адрес, но безуспешно. Отца словно что-то раздражало в её письмах, и он поклялся больше никогда не поддерживать с ней связь. Но это было ещё даже до того как я родился и обо всём об этом мне рассказала мама, правда коротко, поскольку отцу не нравились подобные темы, и он их жёстко прерывал. Я даже не знал точно, кем та родственница ему приходилась (то ли тётка, то ли прабабушка), поскольку, как я уже говорил, отец крайне не любил о ней вспоминать, а если изредка и делал это, то в такие моменты называл её словами крайне нелестными.
И вот, мы все собрались за этим странным извещением, просто не зная как на него реагировать. Отец молчит, только письмо из рук не выпускает, а все остальные, не исключая меня, (зная, как наш отец всегда относился к своей родственнице) просто не решаются что-либо советовать.
Наконец это неловкое молчание было прервано. Прервал его конечно же отец, как правило первое и конечно же всегда решающее слово было за ним. Как всегда, его слова собственно всё и решили: "Ну что ж, пожалуй, нам стоит туда наведаться, узнать, что да как с этим завещанием, с этим домом. Кстати, вы ведь не разу там небыли. И дом посмотрите, он, как я помню, не в пример остальным деревенским домишкам, намного больше и красивей, такой подарок нам сейчас точно не помешает". Знаешь, я некогда не слышал чтобы мой отец, принимая решения, говорил с таким явным оттенком неуверенности. В тот момент он словно чего-то опасался, или даже боялся. Уж не знаю заметили ли это остальные, так как об этом никто не сказал.
Ну вот, на следующий день мы, по решению отца, собрались и уже через какое-то время ехали в сторону той самой деревни.
Светлая осенняя тишина, лишь изредка прерываемая тихим шёпотом пожелтевшей берёзовой листвы, и вообще, какая-то необычайная безмятежность, говорила о том, что мы наконец прибыли.
Деревня была довольно старая и потому не отличалась особой суетливостью.
Дом, который мы собственно должны были увидеть, стоял не то что на отшибе, но как-то обособленно, в стороне от остальных домов, ближе к лесу, а слева, приблизительно шагов за сто, виднелась темная гладь небольшого озерца. Да, этот дом, что и говорить, действительно отличался от остальных одноэтажных деревенских домиков. Во-первых, там было два этажа, не считая чердака, во-вторых, сам он был значительно больше и от его бревенчатых, покрытых серостью времени стен как-то особенно сильно веяло чем-то старинным, или даже потусторонним. Тот дом словно был из другого века, нет, из иного мира. Мне кажется, это почувствовали все, как только мы приблизились к дому. Но лишь один из нас стал вслух, причём очень громко, выдавать свои чувства, это была младшая сестра. Едва мы подошли к крыльцу, она тут же начала плакать, капризничать и говорить, что не хочет туда идти, что ей страшно, что этот дом плохой... Как всегда бывало в таких случаях, отец строгим чуть снисходительным тоном велел матери успокоить ребенка, а остальным заносить в дом вещи.
То же самое ощущение, - словно неизвестно откуда взявшийся наплыв плаксивой тревоги и щемящей сердце тоски пронзил мою душу насквозь, - у меня возникло в несколько раз острее, как только я вошёл в дом. А изнутри дом и без того был какой-то ещё более мрачный, словно тысячу лет покинутый, хотя сама обстановка выглядела довольно ухожено. Сестрёнку, как только все вошли в дом, разумеется пришлось успокаивать второй раз, хотя без того матери стоило больших трудов уговорить её зайти в дом и убедиться, что ничего страшного там нет. Ну вот, пока мама её утешала, говоря, что это просто очень большой старый дом, а так он ничем больше не отличается от остальных домов, и здесь все точно также, почти даже, как в нашем доме, где мы раньше жили, и бояться абсолютно нечего, мы потихоньку начали осматривать комнаты и, что называется, - располагаться.
Далее наступил вечер, мы сидели на кухне, пили чай и ждали отца, который ушёл решать вопрос по поводу оформления завещанного ему дома.
Вечером он вернулся. По его настроению было видно, что всё идет гладко (как правило, так всё у него и получалось). Казалось, его даже что-то немного веселило, точнее - забавляло.
- Ну вот, я же вам говорил, что вы можете на меня рассчитывать, всё прошло как надо.
- "Ты сегодня какой-то особенно весёлый, редко таким бываешь, может расскажешь нам, что так подняло тебе настроение", - поинтересовалась расцветшая мама (таким отец действительно бывал крайне редко, и для матери такие минуты были особым праздником).
- Да так, пообщался я сегодня с местными немного. В общем, понарассказали они мне сказок. Прежде я был здесь, но такой ерунды не слышал.
- И что это за сказки? Может расскажешь нам, вместе посмеёмся!
- Да ну, не стоит забивать вам голову этой чушью... ...Ну, ладно, но только после того, как ребёнка уложим спать.
Тут же сестренка, словно по команде, начала зевать, устало закрывая глаза.
Прошло какое-то время, пока мы дождались маму, отправившуюся вместе с младшей одну из комнат.
Ну, наконец-то дождались...
- "Еле уложила", - сказала мама входя на кухню: "Всё не хотела оставаться одна, пришлось ей сказку рассказать, чтобы уснула. Обычно, у неё не бывает подобных капризов. Наверное, потому что первый раз, на новом месте, да и в домах таких она прежде не была никогда". "Кстати", - снова обратилась она к отцу: "Что же всё-таки понаплели тебе сегодня местные, может всё же расскажешь".
- Да, встретил я сегодня с одного деда. Он видимо сразу заметил, что я нездешний, гости, как видно, теперь их деревню не часто посещают. В общем, завязался у нас с ним разговор, - что да как, откуда мы, к кому приехали. Я как сказал ему, что мы в этом доме поселились, тот аж чуть ли на месте не подпрыгнул, лицо испуганное сделалось. "Как!!" -говорит: "Вы поселились в этом ужасном доме!!" Я ему: "А что тут такого, чем этот дом ужасный, позвольте спросить?" (А сам еле сдерживаюсь, чтобы со смеху не покатиться. "Ну" -думаю: "И одичали же вы здесь".) А тот мне снова: "Вы видно не знаете, - этот дом проклят, там с некоторых пор происходят странные непонятные вещи, ещё сильнее с тех пор, как умерла старая хозяйка, этот дом видимо и свел её в могилу!! Самые страшные ночи - во время новолунья, особенно, когда идет сильный дождь. Последний раз люди, дома которых находятся ближе к этому ужасному месту, глядя в окно, сквозь дождевые потоки видели, как будто бы странные отблески пламени вспыхивают в окнах того дома, а в тех вспышках отражаются какие-то жуткие тени!!..." В общем, слушал я эту дребедень, слушал, но в конце концов мне надоело. "Послушайте" - говорю: "Эта старая хозяйка, - как вы её назвали, между прочим моя родственница, и этот дом завещан именно мне, и если вы думаете, что какие-то там призраки или черти способны выселить оттуда меня и мою семью, то вы ошибаетесь. Простите, я бы с удовольствием поговорил с вами еще, но мне всё же пора возвращаться, мои наверняка меня уже заждались".
В общем, ушел я, а дед тот ещё долго бормотал мне в след, чтобы мы поскорей уезжали, что для нас для всех это плохо кончится, ну и ещё что-то подобное...
Так что, родные мои, мы с вами оказывается незаконно вторглись в частные владения призраков.
- "Да уж", - криво усмехнулась мать: "До чего доводит жизнь людей в таком захолустье, я надеюсь, мы-то здесь надолго не задержимся".
- "Думаю нет", - успокоил её отец: "Погостим немного, потом этот дом стоит попытаться кому-нибудь продать. Ты не забыла? - нам же нужны деньги на покупку нового дома, или квартиры. Ладно, это всё потом... сейчас уже кажется поздно, да и устал я сегодня немного, пойду спать, да и вам тоже уже не мешало бы отдохнуть, тем более с дороги".
Отец ушел с кухни, а мы ещё некоторое время сидели и молчали.
Первая молчание нарушила средняя сестра:
- А вы верите в то, что рассказали сегодня папе?
- "Не болтай глупостей" - устало молвила мать: "И вообще, уже действительно пора спать, я тоже устала, да и вы расходитесь, хватит уже засиживаться".
Мать также ушла с кухни, и мы с сестрой остались одни.
- "А ты веришь?" - спросила меня сестра.
Я в недоумении пожал плечами:
- "Ты что, серьёзно?"
- Да нет, это я так?...
Мы замолчали на некоторое время, как будто бы даже забыв про этот разговор, во всяком случае я был уже полностью погружён в собственные мысли, не имеющие к нашему разговору никакого отношения. Тогда я, будто случайно, мимолётом взглянул в окно. В небе светила тоненькая полоска месяца. И тут, практически не отвлекаясь от собственных мыслей, я как-то рассеянно пробормотал:
- "Это последний день, завтра новолунье..."
Новолунье!!!...
Мы с сестрой удивлённо и недоумевающе посмотрели друг на друга.
- "Ладно, хватит всякую чушь нести друг другу", - усмехнулась сестра: "Действительно, пойдем лучше спать".
Перед тем, как уйти с кухни, я ещё раз посмотрел в окно. Небо на горизонте мрачнело.
Ночью я спал тревожно. Мне снился сон:
Я был словно парализован, совершенно не чувствовал своё тело, его даже вроде как не было. Я мог лишь созерцать. ...И будто бы нахожусь я в каком-то тёмном пространстве, где нет ни стен, ни пола, ни потолка, - только чёрная непроглядная пустота. В этой пустоте ещё двое, один - мой отец, а вторая - вроде какая-то старая женщина в белых похоронных одеждах. И мой отец стоит перед ней на коленях, как-то растерянно, сжавшись, словно испуганный мальчишка. А она ему гневно грозит пальцем и вторит строгим, даже страшным, каким-то замогильным голосом: "Ну что ВЫРОДОК, я тебя предупреждала! Ох, поплатишься, поплатишься ты теперь за свои грехи!... ...И ты поплатишься, и вся твоя семья, твои дети - все будут страдать за твои подлые необузданные выходки!!!..."
Я проснулся в холодном поту, с тяжелой головой. Дико гудело в ушах, стучало в висках, во рту пересохло, сам я был выжат, как лимон. Я спал на втором этаже и теперь отчётливо слышал, как огромные дождевые потоки барабанят по крыше.
Кое-как поднявшись с кровати, я зажёг ночник и отправился на кухню, чтобы попить воды.
Если не считать терзавших крышу дождевых капель и страшного грома, временами гремевшего так, что даже было слышно, как в доме позвякивают стёкла, было такое ощущение, что дом охватило какое-то гробовое безмолвие.
Я прошел мимо комнат сестёр и отца с матерью. Раз отец протяжно и мучительно простонал во сне, но даже не заворочался, как это обычно у всех бывает, и после всё стихло. Вновь в доме ни звука, лишь дождь барабанит по крыше да по стенам, и временами гулко гремит гром.
Такая ужасная гроза, странно, как она их всех не разбудила???!
Наконец я спустился вниз и прошел на кухню.
Посмотрев в окно, я убедился, - на улице бушевал настоящий ливень. Крупные потоки дождя частенько рассеивались дикими порывами ветра. На улице, если не считать временами довольно ярких вспышек молний, стояла непроглядная темень. Раз сквозь зарево молнии, достаточно ярко осветившей окрестность, мне показалось будто бы со стороны озера (а окна на кухне как раз и были обращены в ту сторону) промелькнула какая-то тень, проследовавшая к нашему дому. По очертаниям контуры странного силуэта отдалённо напоминали человеческие, только какие-то уж очень маленькие. Тогда я стряхнул себя эти мысли (чего только не покажется в такой жуткой ночи).
Попив воды, я вернулся к себе в комнату.
Странное чувство тревоги, как-то незаметно подкравшееся к моей душе, всё не желало покидать меня. Но в тот момент я находился словно в каком-то оцепенении, просто лёг и лежал неподвижно в своей постели. Прибывая в таком состоянии, я незаметно уснул.
Серое, грязное, слякотное утро. Дождь тогда, кажется, вовсе и не собирался прекращаться.
Проснувшись, я с трудом смог подняться с постели. Какая-то странная тяжесть во всём теле, подкреплённая дурным настроением, всё не покидала меня. На кухне уже были слышны голоса, - отец и мать встали чуть раньше. Спускаясь вниз, я невольно услышал их разговор:
- "Ты представляешь, какой бред мне сегодня приснился", - каким-то мрачным голосом молвил отец: "Снилась мне эта старая карга, и будто отчитывает она меня, - "учит жить", а я будто бы её слушаю и молчу, и ничего не могу сделать, когда же такое было-то! Она что, и после смерти мне не даст покоя?!"
- "Ну что ты", - пыталась успокоить его мать: "Не принимай близко к сердцу, тебе просто приснился дурной сон, с кем не бывает"
- Видимо всё из-за этого проклятого дома. Как приехали сюда, так я невольно начал о ней вспоминать, и о том, как мы с ней поссорились, вот и приснилась такая ерунда. Нет, с этим домом определённо надо что-то решать и побыстрее уезжать из этой дыры.
Прервав их разговор, я прошёл на кухню.
"А, ты уже проснулся", - невесёлым сонным голосом сказал мне отец: "Доброе утро".
"Чертов ливень", - добавил он, посмотрев в окно: "Интересно, закончится ли он вообще когда-нибудь?"
Вскоре проснулись все остальные.
Настроение в тот день у всех без исключения было какое-то серое, подавленное, как раз подстать погоде, которая вовсе не собиралась налаживаться. В таком отнюдь не лучшем состоянии мы провели весь день.
Вот и настала та самая первая ночь, - ночь, которую мне не забыть никогда. Когда меня терзают воспоминания, мне порой кажется, что тот роковой час, тот зловещий дом, ждали меня всё то время, ждали, словно хищные звери, притаившиеся в темном лесу...
Кое-как скоротав день, мы наконец легли спать, причём из-за дурного настроения, не покидавшего нас целый день, мы легли очень рано.
Как сейчас помню, снова зловещий сон:
Я бегу по какому-то тёмному туннелю, вокруг хоть и непроглядная темень, но мои слух и зрение обострены на столько, что я вижу в конце маленький силуэт ребёнка. Я каким-то странным, непонятным для меня тогда образом ощущаю, что это моя младшая сестра, и что она очень сильно напугана. Затем слышу её слабый крик... ...Этот крик... - у любого, кто бы его слышал, наверняка сердце разорвалось от жалости. Настолько явно в нём прослушивались ноты безысходности, панического отчаянья, полной беспомощности и дикого страха. А рядом с ней ещё один силуэт, только поменьше, словно это другой рёбенок. Но я чувствую, что тот, кто стоит с ней рядом, - кто-то чужой, враждебный, кого она страшно боится. И он тянет к ней свои коротенькие ручонки и тоже плачет, точнее даже не плачет, а настойчиво кричит, как кричат обиженные лишённые чего-то маленькие дети. Он словно требует что-то, что-то, что у него отняли.
А я всё также бегу, но ноги мои, словно ватные, а сам я будто путаюсь в каких-то липких невидимых нитях. В моей душе тем временем всё больше разрастаются боль, тревога, отчаянье и ощущение бессилия, ощущение, что я не успеваю, что не могу помочь своей младшей сестре.
Затем внезапно всё обрывается, я словно падаю в какую-то тёмную пропасть, продолжая путаться в этой невидимой паутине. Тем временем место отчаянья занимает какая-то паническая злоба, я уже рассержено машу руками, пытаясь освободиться от этих ненавистных нитей...
Всё также гневно размахивая руками, я неожиданно резко вернулся к реальности. "Стоп, кажется, я уже не сплю!" - попытался я себя успокоить, но это длилось даже меньше секунды, поскольку я не переставал слышать плач.
Далее я, без лишних раздумий, как ураган бросился в комнату своей младшей сестры. Та, испуганно крича и плача, неподвижно лежала в своей кровати, и в её глазах отражался БЕЗРАЗМЕРНЫЙ УЖАС. "Что её могло так ЖЕСТОКО испугать???!" В те минуты я мало об этом думал. "Настя, тише, тише, что с тобой?!" Я посадил её на кровати, обнял за плечи и смотрел в глаза. Увидев меня, она уже перестала так сильно кричать, но всё также продолжала плакать, слёзы градом текли по её лицу, а в расширенных глазах не переставал отражаться осадок того непонятного кошмара. Кажется, она находилась в состоянии шока.
Тут же, как по команде, проснулись остальные члены нашей семьи.
- "Доченька, что случилось?!" - мама прижала плачущую Настёнку к себе. Та ещё долго не могла прийти в себя, всё также плакала, уткнувшись маме в плечо, и вся дрожала, словно была на северном полюсе.
Раздраженный отец велел средней сестре пойти на кухню и вскипятить чай. Пока мама, укутав Настю в одеяло, отпаивала её тёплым чаем, та, более или менее успокоившись, наконец смогла рассказать, что же так сильно её напугало:
- Мамочка, не оставляй меня больше одну, я боюсь, он сказал, что придет ко мне снова!...
- Настя, кто он, кто тебя напугал?!
- Мальчик!... ...такой... страшный, весь мокрый, синий, и глаза у него, такие... белые, а потом красные, и злые!...
- "Всё ясно" - вмешался отец: "Ей приснился дурной сон". Настя, тебе больше нечего бояться, всё хорошо, сейчас ты попьешь чай и ляжешь спать с мамой.
- Нет не сон, я не спала!... ...И я видела его! Он шел ко мне с протянутыми руками и кричал - "Отдай!!!..." А потом наверное вас испугался, и ушёл, повернулся и казал - "Я всё равно заберу ЭТО!...". Голос у него страшный, скрипит, и спина тоже, вся такая страшная, там всё висит!... Это правда, я вам не вру, почему вы мне не верите!!!
Последние её слова невольно перешли на крик отчаянья и ТУТ, подхватив их, по дому, словно эхо, неожиданно пронесся раскатистый истеричный детский смех. Сначала мы все подумали, что нам показалось, но этот кошмарный терзающий душу смех продолжался. Он был действительно ужасен, смех вроде детский, но в то же время какой-то неестественный, переходящий на дьявольское, раскатистое, звенящее эхо... Невозможно было понять, откуда он шёл, как будто бы с разных сторон, блуждая по всему дому, то рассыпаясь на множество голосов, то сосредотачиваясь в один.
Настя, вновь громко заплакав, испуганно прижалась к матери. Мы с отцом повскакивали со своих мест и бросились осматривать дом...
НИКОГО!...
Мы напрасно обшарили все комнаты, напрасно пытались выследить откуда шёл этот смех, во всём доме не было даже и следов чьёго-то присутствия...
"Ну что!..." - выглянув из дальней комнаты взволнованно крикнул мне отец. Посмотрев на него растерянным взглядом, я недоумевающе пожал плечами.
Пока мы бегали по комнатам в поисках неизвестно чего, смех как-то постепенно становился тише, и вскоре как будто бы прекратился. Нам ничего не оставалось, кроме как вернуться на кухню, где находилась мать с сёстрами.
"Мы обыскали все комнаты", - обратился отец к матери: "Никого... Что это было тогда, что за чертовщина вообще твориться?!"
Как только но это сказал, неожиданно-резко вновь взорвался этот дикий смех, на этот раз будто проскочив у отца под ногами, покатившись к кухонной двери, где раскололся и рассыпался на множество маленьких осколков.
"Да откуда ты взялся!!!" - во весь голос заорал разнервничавшийся отец.
Смех резко прекратился, словно проглотил сам себя, но тут же, через секунду, раздалось хныканье и затем взорвалось истеричным детским плачем. Плач этот был настолько ужасен, как будто ребёнка подвергли самым жестоким истязаниям!
Мы все, словно прикованные к своим местам, не произнося больше не слова, с ужасом слушали этот истошный детский вопль, срывающийся на запредельный крик.
"Что это, что тебе нужно от нас?" - на этот раз, словно присмирев, даже с какой-то опаской, полушёпотом произнёс отец.
Плач тут же резко снова перешёл на смех. Смех на этот раз был ещё более гадким, безжалостным, леденящим душу. Он словно издевался над нами, пытаясь свести с ума...
Уж не могу сказать теперь, как долго тот голос блуждал по дому, но наконец, вновь рассыпавшись на тысячи маленьких но очень громких голосов, словно отражающих друг друга, на этот раз охватив весь дом, тот смех, еще немного поблуждав в разных местах коротким и уже более слабым хихиканьем, вскоре замолк.
Кое-как оправившись от шока, мы потихоньку перешли из кухни в зал, где стоял небольшой столик, старый шкаф, такой же старый диван да пара слегка пыльных кресел, а в углу примостились огромные старинные напольные часы с маятником, которые, похоже, не шли очень давно. Мы расположились за столиком на старом диване. Ни у кого не было ни малейшего желания хоть как-то комментировать произошедшее, мы просто сидели, и в то время среди нас царило тяжёлое напряженное молчание, лишь не в меру разбушевавшийся дождь всё также хлестал по стенам дома, да вторя ему, на улице дико выл бешеный ветер...
Словно опомнившись от беспамятства, я вздрогнул и резко подскочил на диване. Оказывается, мы все не заметили, как уснули.
Интересно, сколько же мы проспали?
В голове тяжелым наплывом начали проявляться страшные нелепые подробности прошлой ночи. Как же мне тогда хотелось, чтобы это был очередной дурной сон.
Я начал будить остальных. На самом деле, это оказалось не так-то просто. То ли их вымотали кошмары прошлой ночи, то ли с ними произошло ещё что-то... но было такое ощущение, будто они все выходили из какого-то одурманенного состояния.
Оказалось, что мы проспали до позднего вечера. Естественно, мы все, без исключения, прибывали в смятении и тревоге, не зная, что дальше делать, и какие сюрпризы приготовит нам следующая ночь.
Настя так и спала у мамы на руках, будить её конечно же не стали.
Мама аккуратно, чтобы не разбудить, хотя тогда это и без того было непросто, перенесла младшую в одну из маленьких комнат и положила на кровать.
Мы все перешли в соседнюю комнату, чтобы в случае чего знать, как она там.
- "Что же это вообще происходит???!" - в отчаянье воскликнула мать: "И что нам делать дальше???!" Помолчав немного, она робко добавила: "Может уедем, разве можно здесь оставаться?"
- "Ты предлагаешь уехать прямо сейчас?" - не очень-то радуясь, догадался отец, - "На улице бушует настоящий ливень, а у нас с собой только легкая одежда, кроме того дорога до станции не такая уж близкая и в такую погоду я сильно сомневаюсь, что мы вообще сможем встретить хоть одну машину, не говоря уж о попутной".
Да, тогда нам всем, как нельзя более, был понятен его хмурый сарказм. Действительно, на улице бушевала стихия, в такую погоду нечего было думать даже о том, чтобы хотя бы на пару минут выйти на крыльцо и уж тем более идти пешком до самой станции по довольно старой разбитой дороге, по обеим сторонам которой высокой стеной проходил тёмный лес. Нет, нам оставалось лишь одно, - оставаться и ждать неизвестного...
И неизвестное пришло, также, как оно приходило прошлой ночью...
Готовясь к следующей ночи, мы условились на том, что мама со средней сестрой будут следить за младшей, находясь с ней в одной комнате, а мы с отцом останемся в соседней. Двери в обеих комнатах договорились не закрывать.
Все эти предостережения ничуть не помогли, так как снова нас всех какая-то странная сила погрузила в сон.
И меня снова начал терзать тот же кошмар!... Вновь этот тёмный коридор, по которому мне приходилось бежать, и снова в конце его я вижу свою младшую сестру, а так же ЕГО... ...Но на этот раз он подошёл к ней очень близко, уже настолько близко, что может свободно до неё дотянуться... ...И сестренка вдруг резко замолчала, хотя до этого всё так же испуганно кричала и плакала... ...Не к добру это молчание, я это чувствовал... ...И снова всё обрывается, я, как и прошлый раз, падаю в какую-то тёмную пропасть, а затем резко пробуждаюсь.
Едва сон успел освободить меня из своих объятий, как я тут же бросился в соседнюю комнату.
Невозможно сказать словами, что же тогда испытала моя душа при виде того, что там происходило... То, что я прочувствовал в начале - это довольно резкий запах какой-то болотной гнили и увидел, что полу, до самой кровати, тянутся чьи-то маленькие мокрые следы, но когда мой взгляд пал на кровать, где спала младшая сестра, я просто застыл в ужасе и не смог сделать дальше ни шагу... Я видел, как моя сестра лежала на кровати, запрокинув голову, а сверху на ней сидел... ...это был маленький ребёнок, гораздо меньше её, НО, насколько же ужасен был один только его вид: кожа вся мокрая, посиневшая, с неё капельками падала вода, спина... - такая ужасная, на ней виднелись огромные резкие складки... ...А когда он повернулся ко мне лицом, у меня буквально затряслись колени... ...Его лицо было таким же синим, безжизненным, а его белые закатившиеся глаза источали холод... ...Затем он улыбнулся мне своей хищной злобной улыбкой, которая больше напоминала какую-то покойничью гримасу или агонию, и глаза его тут же загорелись ужасным кроваво-красным светом... После он словно растворился в воздухе...
Как только видение исчезло, я сразу пришел в себя и тут же подскочи к сестре. Так же, как и в прошлый раз, я посадил её на кровати, но на этот раз я уже не спрашивал у неё что случилось, теперь я и сам это прекрасно видел... Какое-то время, не произнося ни слова, мы с ней испуганно смотрели друг на друга, я до сих пор помню, как в её широко раскрытых глазах отражался всё тот же дикий ужас, помню, как одной рукой она прикрывала горло, а из груди у неё вырывался тяжелый кашель, как после удушья. Я отвёл её руку и увидел, что на её шее виднеются тёмные следы.
Дальше всё продолжалось так же, как и прошлой ночью. В один миг проснулись все остальные, хотя до этого сон завладел ими настолько, что даже мама и средняя сестра, находившиеся с младшей в одной комнате, ничего не слышали и не чувствовали. Каждый из нас тогда ощущал себя виноватым, но никто не мог объяснить, что же с ним случилось, какая неведомая сила заставила его погрузиться в такой глубокий сон, причём так, что он этого даже и не заметил.
Тем, кто не был на нашем месте, довольно трудно представить в каком состоянии мы все тогда прибывали. Находясь в одной комнате, мы все, как и прошлый раз, каким-то неведомым образом уснули, словно что-то неизвестное снова заставило нас погрузиться в сон.
Настал третий день.
Всё то же тяжелое пробуждение, подкреплённое воспоминаниями прошлой ночи. На этот раз в каждый из нас готов был лучше промокнуть насквозь в этом ненавистном ливне, который всё также не прекращался, только бы не оставаться больше в этом кошмарном доме.
Отчаявшись, мы с отцом решили пройти по деревне, в надежде, что кто-то приютит нас на время, поверив в то, что с нами произошло.
Наши с ним надежды более чем оправдались, но только не насчёт того, что нам удастся найти кого-то кто согласиться нас принять, а насчёт того, что поверят в нашу историю. Точнее, никому ничего даже и не надо было рассказывать, достаточно просто было сказать, что мы из того прОклятого дома, как перед нами испуганно закрывали окна и двери, и после уже никто не отзывался, сколько мы не стучались. Так мы тщетно бродили по деревне, да ещё в такую жуткую погоду, когда на улице не продержишься и пяти минут. Мы измучили себя окончательно, нам ничего больше не оставалось делать, кроме как вернуться.
Наступил уже поздний вечер, когда я каким-то образом отлучился от остальных, хотя все мы тогда старались не бродить по дому в одиночку. Выйдя к лестнице, ведущей на второй этаж, я вдруг снова услышал тот же знакомый детский смех, только на этот раз очень слабый, будто старающийся, чтобы кроме меня его никто больше не услышал. Он ловко выкатился у меня из-под ног, невольно заставив вздрогнуть, и затем стал слышен уже чуть выше. Этот голос то останавливался и раздавался в одном месте, словно поджидая меня, то вновь поднимался вверх. Я понял, он зовёт меня. Странно, может быть уже по привычке, а может и ещё почему-то, но тогда у меня уже не возникало такого огромного чувства страха перед этим голосом, какой возникал до этого. Я последовал за ним наверх, и голос привёл меня к старой лестнице, ведущей на чердак. На самом деле эта лестница располагалась так, что просто-напросто как-то даже и не бросалась в глаза, не привлекала к себе внимание, во всяком случае до этого никому из нас не приходило в голову осмотреть чердак. Забравшись по этой лестнице вверх, я наконец оказался на чердаке. Среди пылившегося там прочего хлама, единственное, что сразу привлекло моё внимание, - это небольшой сундучок, стоявший на каком-то грязном и пыльном столике. В сундуке лежало несколько свечей в подсвечниках, какая-то ветхая толстая книга, а с верху на ней такой же старый медный крестик, да небольшая потёртая тетрадь с записями. Бегло пролистав страницы той тетради, я вдруг обратил внимание на последнюю запись. Когда я начал читать эти строчки, у меня в душе всё переворачивалось, поскольку они открывали передо мной весь ужас кровоточащей правды. А первые и последние слова, я в этом почему-то не сомневался, были адресованы именно мне:
Родной мой, я знала, что однажды ты придёшь сюда, и вся ваша семья будет здесь. Ты прости, сама бы я никогда не пожелала вам зла, но тёмная сторона, которая долгое время мучила меня, оказалась гораздо сильнее, я ничего не смогла сделать, потому вы здесь и сейчас вынуждены страдать за грехи кого-то, кто вам особенно близок. Пришло время тебе всё узнать. Дело в том, что когда твой отец был ещё совсем молод, и у него ещё не было вас, он иногда приезжал ко мне в гости. И именно тогда, благодаря его дикой необузданности и дерзкому характеру, произошло нечто непоправимое. В нашем селе в то время жила одна довольно красивая девушка. Незавидная у неё была судьба. Её, когда она была ещё совсем крошкой, непутёвая мамаша бросила у дороги. Кем вообще была её мать, откуда взялась и куда позже исчезла, так жестоко поступив с собственным ребёнком, - этого никто даже и не знал. Девчонку тогда приютила одна здешняя семья. Вообще, такой поступок с их стороны оказался более чем странным. До этого они не очень-то жаловали чужих (хоть детей, хоть взрослых) да и, кроме того, у них и своих-то детей было достаточно. Но, всё же, девочка осталась у них, с детства впитав в себя горькую долю падчерицы. Хотя, они возможно со временем и смогли её полюбить, по-своему, как умели. Так или иначе, девчонка продолжала жить в той семье, постепенно подрастая, а затем взрослея.
И вот, твой отец, находясь в плену своих амбиций, конечно не смог пройти мимо этой девушки, и, надо сказать, всё, что нашептал ему на ухо бес, всё это ему удалось на славу. Он вскружил девчонке голову, и всё лето она была сама не своя, находясь во власти своих первых порывов, она готова была буквально на него молиться! Естественно, ничьи советы и просьбы опомниться, и мои в том числе, даже близко не подходили к её сердцу. Единственное, что она тогда способна была слышать, - это лишь его лживые сладостно-ядовитые слова. И всё закончилось плачевно. Твой отец уехал из деревни, перед этим не забыв враз растоптать все её наивные мечты, тем самым жестоко разбив ей сердце. Как он это сделал, сколько ужасных для неё слов он тогда наговорил, - догадаться совсем несложно, ясно, что всё в его последнем с ней разговоре сводилось к одному: ты мне больше не интересна, забудь всё, что было, и, скорее всего мы с тобой больше никогда не увидимся. Но, знаешь, хоть и больно ей было тогда, и сердце её разрывалось, и не находила она себе места, но это всё бы ничего, да вот дело всё в том, и это уже многим стало известно, - ждала она от него ребёнка. И слух этот быстро расползался по всей деревне. Каким же клеймом висели эти сплетни на молоденькой девушке.
И ей пришлось родить.
Её жестокосердные мачеха и отчим, не потерпевшие позора, выгнали девчонку прочь из дому. Идти ей, естественно, было некуда. Я, чувствовавшая на себе часть вины за то, что произошло, да и вообще, просто, по-человечески, не могла не приютить её и ребёнка.
С тех пор жизнь девицы покатилась под горку. Она частенько приходила домой под хмельком, хотя я даже не представляю, где она могла достать это чёртово пойло. Но, надо сказать, - всё же матерью она была неплохой, и даже в таком дурном состоянии никогда не забывала о своём ребёнке. А бывало, сядет с ним где-нибудь в уголке, и смотрит на него не отрываясь, молча им любуется, а по щекам слёзы градом текут. Я то понимала в тот момент, что значит для неё этот малыш, и кого она видит в нем, так самозабвенно им любуясь.
Но эта развязная жизнь, она продолжалась. И я уговаривала её, и ругала, даже порой не выдерживая, грозилась, что если и дальше так будет продолжаться - выгоню из своего дома. Разумеется, я этого никогда не делала и не сделала бы, просто я надеялась, что хотя бы эта крайность на неё подействует и она одумается. Нет, всё бесполезно, её жизнь так и продолжала катиться вниз.
А закончилось всё тем, что однажды, придя домой вечером, я не застала ни её, ни ребёнка, хотя в такое время она давно была дома и как правило уже укладывала малыша спать. Входная дверь была настежь распахнутой, на кухне по столу была рассыпала мука, а в одной из комнат стояла ванночка, в которой она обычно купала ребёнка, вода из ванночки была расплёскана по полу. Я тогда не понимала, что произошло, неужели она ушла, но куда, ведь ей совершено некуда было идти???! Я хотела было отправиться на их поиски, но уже в то время, как я подходила к дому, небо затягивало тучами и начинал накрапывать дождик. Затем не прошло и пяти минут как на улице уже бушевал настоящий ливень. Мне ничего не оставалось делать, кроме как ждать, хотя на душе моей было очень неспокойно. А этот дождь лил три дня, и все три дня я не находила себе места, всё всматривалась в окно, всё ждала... Но она не пришла, не пришла и на второй, и на третий день...
...А дни так шли своим чередом. Я уже почти смирилась с тем, что потеряла их, тем более так внезапно, что и говорить, ведь пока они у меня жили, я так к ним привыкла. Смирилась я и с тем, что мне уже никогда не узнать, зачем же она ушла, куда пропала, да и жива ли вообще, жив ли её ребёнок?... Я ни к кому не обращалась за помощью, поскольку и до этого не слишком-то зналась с местными, и уж тем более после того, как их злые языки ославили девчонку позором по всей деревне. Правда, слышала я как-то, что некто из здешних, слегка припозднившийся в тот ненастный вечер, говаривал, будто видел некую молодую женщину, направившуюся в сторону озера. Что она там делала, он не видел. Вскоре оттуда она направилась в сторону леса. Он побоялся к ней тогда подходить близко, так как ему показалось, что та женщина не в себе. Чуяло мое сердце, - это была она. Но что она делала у озера, зачем после отправилась к лесу и где сейчас, - этого я знать уже не могла.
Шли недели, месяцы, затем прошел и не один год. Я уже старалась всё меньше вспоминать о ней и её ребенке, всё реже тревожила за них свою душу, считая, - конец этой горькой истории, но я ошибалась, на самом деле самое ужасное ждало меня впереди.
Однажды ночью снова пошёл такой же сильный дождь. Под его дикий шум к моей душе как прежде стали подкрадываться дурные воспоминания: вновь всё как первый раз, так чётко вспоминаю - открытая настежь дверь, беспорядок на кухне, ванночка, и вокруг неё расплесканная по полу вода. В тот момент, погружённая в тяжкие воспоминания, я сидела на кухне и не отрываясь смотрела в ту сторону, где виднелась наша река. И мне вдруг показалось, что откуда-то с той стороны промелькнула маленькая тень. На душе моей стало еще неспокойнее. Через какое-то время мне послышалось, будто скрипнула входная дверь, а затем я ясно почувствовала, как по всему дому начал гулять холодный ветер. Нет, этот ветерок не был похож на обычный сквозняк, он навевал страх, отчаянье и насквозь продувал каким-то жутким могильным холодом. Впрочем, он вскоре прекратился. Я вышла с кухни, чтобы проверить входную дверь. Дверь, как ни странно, оказалась нетронутой. Зато я тут же почувствовала какой-то затхлый болотный запах, а по всему коридору виднелись грязные лужицы, и вверх по лестнице тянулись маленькие мокрые следы. Конечно, сколько я не бродила по дому, я так никого и не нашла.
С тех пор начался мой кошмар.
ОН поселился в моём доме, постоянно изводил меня, иногда я даже видела его, это был маленький мальчик, и я узнала в нем того самого ребёнка, но насколько же теперь ужасен был один только его вид!!!... Что я только не пыталась делать, чтобы избавиться от своего кошмара, - всё бесполезно, ни молитвы, ни заговоры, которым с давних пор учила меня моя прабабушка, ничего не помогало, всё это лишь усмиряло его на время, но затем мой кошмар продолжался. Он изводил меня снова и снова, приходил одинокими ночами и словно требовал чего-то. Однажды, вконец сдавшись, я решила уступить ему, и лишь тогда я поняла, что же ему было нужно...
Иногда среди нас прорастает слишком много греха, и тогда это становится удобным гнездовьем для зла. И от такого зла уже никак не избавиться, пока не расплатится до конца тот, кто должен расплатиться, ну а если не он, то тогда будут страдать те, кто оказался в то время к нему ближе всего. Потому вы здесь, и сейчас вынуждены терпеть этот кошмар после меня. А я, поверь мне, и сейчас не нахожу покоя, и не найду, пока со всем этим не будет покончено.
Родной мой, я знаю о тебе, в своём последнем письме твой отец писал о своей молодой семье, писал он также и про тебя. Я знаю, я чувствую, что только ты сможешь справиться с этим кошмаром. Видишь этот старый молитвенник, возьми его. Вскоре вам предстоит третья, самая страшная ночь. Я отметила те страницы, где наиболее сильные молитвы и заговоры, читай их по три раза. Сегодня вам лучше быть в самой большой комнате. Перед этим не забудь зажечь в комнатах, в каждом углу, эти освящённые свечи. Следи, чтобы свечи горели как можно дольше, там, где пламя будет гаснуть, зажигай снова, а затем читай три раза самую главную молитву. Если ты не знаешь её, то она на самой первой странице этой книги. Постарайся успеть до полуночи, а затем собери всю свою семью, лучше всего в зале, начерти на полу святой круг (впрочем, об этом способе ты наверняка слышал, и не раз, сейчас в городе уже и не то знают). Что бы ни случилось, стойте в этом круге и ни в коем случае не выходите за его пределы. Прошу тебя, верь мне и делай как я говорю. НО ХОРОШЕНЬКО ЗАПОМНИ, иногда "ОНИ" приходят за тем, что принадлежит "ИМ", чего их возможно когда-то лишили, и тогда уже никакие молитвы, никакие заговоры, ничего, что против "них" направлено, не поможет. Зло не успокоиться, пока не получит то, что принадлежит ему по справедливости, и тогда возможно единственный способ от него избавиться, это отдать злу то, зачем оно пришло.
Ты наверняка не крещён. Конечно, разве твой отец станет уделять время, как он любил выражаться, - такой ерунде. Тем не менее, видишь этот старый медный крестик, он достался мне от моей прабабушки, которую я уже упоминала в этом письме, и не раз оберегал и её, и меня. Возьми его, надеюсь, - он поможет и тебе.
И да храни тебя Господь.
После прочтения этих строк, я несколько минут стоял как вкопанный, до меня медленно но верно стала доходить тяжесть всей правды. Следующие страницы тетради были какими-то пожелтевшими, пахли сыростью, и слиплись. С трудом разделив страницы и увидев то, что там было, я чуть не выронил из рук тетрадь. На всех следующих страницах проступали неровно выведенные строчки, как будто бы из запёкшейся слипшейся крови, и вот что я с ужасом читал следующие несколько минут:
Мы с мамочкой сидели дома и ждали бабушку. Бабушка долго не шла. Я и мама были на кухне, а потом мама ушла. Я хотел ей помочь, просыпал что-то белое по столу и весь запачкался. Пришла мама. Она очень расстроилась. Унесла меня с кухни в маленькую комнату и сказала ждать её здесь. Потом она ушла, а потом снова вернулась и принесла большую ванночку, в которой я так любил купаться. Налила туда теплой водички, посадила меня, и стала умывать. А потом она сказала чтобы я немного подождал и ушла, и потом долго не приходила. Наверное, она захотела спать и уснула. Мама часто была такая... - всё время шаталась и зевала, и ещё голос у неё был какой-то странный, заплетающийся. Но почему она меня оставила, я ведь тоже уже хотел спать, и глазки у меня закрывались. А потом я закрыл глазки, перестал держаться за ванночку, поскользнулся и лёг в водичку. А потом сразу проснулся и не мог подняться сам. Мне было больно и страшно, вода была противная, залилась мне в ротик и в носик, я не мог дышать, не мог кричать!... А потом мне уже не стало больно и страшно. И я ждал мамочку. Мамочка пришла, сразу вытащила меня из ванночки и у меня изо рта полилась водичка. А я почему-то не мог шевелить ручками и ножками, мама держала меня, а я не чувствовал её рук. А она трясла меня, потом целовала, потом снова трясла, плакала и кричала чтобы я жил. Я не понимал, почему мама меня так сильно трясёт, хотя мне не было больно. Я хотел сказать ей чтобы она не плакала, но почему-то не мог.
А потом мама взяла меня и мы вышли на улицу. Мы долго шли. На улице начал капать дождик, но мне не было холодно, и я не чувствовал дождика. А мама вся дрожала и по щекам у неё текли слёзы. А потом мы пришли к нашей речке. А потом мама зачем-то зашла в речку, там, где было много высокой травы, положила меня в воду и там оставила, а сама ушла.
Куда она ушла и почему меня оставила???!!!
Мне снова стало страшно. И я ждал её, долго ждал. А потом я устал ждать и сам захотел пойти домой. Я пришел домой, когда на улице снова шел сильный дождик. Я вдруг смог подняться, вышел из водички и пришел домой. Но дома мамы не было, была только бабушка. Но она не хочет говорить мне, где мама! Наверное, она не знает. Но тогда пусть скажет, где мой папа! Я знаю, у меня есть папа, мама мне часто говорила о нем, когда брала меня на ручки, только его почему-то не было с нами. А мама, когда о нем говорила, всегда плакала. Я знаю что бабушка знает где мой папа, пусть она позовёт его, пусть он придет за мной! Почему он не был с нами, почему мамочка плакала из-за него, почему он её обидел???!!!...
Отдайте мне моего папу, ОТДАЙТЕ!!!!!!!!!!!!...
Я дочитал последнюю строчку и у меня начало темнеть в глазах. Тут я ненароком повернул голову и взгляд мой упал на старенькую в общем-то довольно глубокую, вместительную ванночку, стоявшую в углу. Мне на секунду показалось, будто она наполнена водой почти до краёв, а на дне её лежит ОН, тот самый утонувший мальчик, я узнал его по ужасным складкам на спине. А потом он повернулся ко мне и вновь скорчил свою безобразную дьявольскую улыбку. Я в страхе отпрянул назад и чуть не упал, запнувшись о какой-то хлам, который валялся повсюду. Ужасное видение тут же исчезло.
Моё сердце бешено колотилось. Я зажал в одной руке медный крестик, а другой рукой прижал к сердцу большой старый молитвенник.
В то время как я начал оправляться от шока, к моему сердцу начали подкатываться гнев злость и обида: "Так вот она, вся правда, вот по чьей вине весь этот кошмар! Да что кошмар, что этот кошмар по сравнению с тем, сколько слёз было пролито до этого! И это всё наш любимый всеми нами обожаемый драгоценный папочка, которого мы всегда неизменно считали ГЛАВОЙ НАШЕЙ СЕМЬИ, слово которого для нас, для детей, было всегда законным, а мать, что и говорить, готова была чуть ли ни молиться на него, мол, мы все за ним, как за каменной стеной. ВОТ чем для нас обернулось трепетное почитание его "Я", ВОТ ОНА, эта каменная стена!!!...
Лжец, трус, лицемер, двуличный циник!!!...
Я вырвал из тетради последние несколько страниц, где были те страшные строчки, написанные кровью, затем, положив их за пазуху, спустился вниз, взяв с собой только тетрадь и медный крестик.
Войдя в зал, я с вызовом смотрел на остальных.
"Что с тобой, почему ты так странно на нас смотришь?!" - удивлённо спросила меня мать: "И где ты был, мы все волнуемся за тебя, мы думали, что ты пошёл на кухню, отец уже даже отправился туда, чтобы посмотреть всё ли с тобой в порядке..."
Не говоря ни слова, я резко бросил на столик тетрадь.
Далее моя мама и сестра, словно находясь под гипнозом, не отрываясь читали те записи. Мама по несколько раз перелистывала роковые страницы, словно надеясь, что открыв их второй раз, она найдет хоть какое-то опровержение тому, что там написано. Но чем дольше она читала, тем больше она убеждалась в том, какую ненасытную ложь ей приходилось питать все те годы, которые она прожила с нашим отцом.
Прочитав до конца, мать бессильно опустилась на диван и закрыла лицо руками. Сестра в это время дочитывала последние строчки и на лице у неё играла растерянность.
Наконец в зал вошёл наш любимый отец.
- "Где ты был, позволь тебя спросить?", - своим обычным властным тоном обратился он ко мне: "Мы же договорились не уходить надолго друг от друга. Я что, теперь по всему дому должен тебя искать?..."
- "Нет, это ты позволь спросить, что все это значит???!!!" - мама резко подняла взгляд и в её заплаканных глазах отражались боль и гнев.
Затем она швырнула ему в лицо эту тетрадь.
- "Что это???!" - раздраженно спросил отец.
- "Тебе лучше знать, что это!!!" - злобно ответила мать.
Некоторое время отец с таким же с ошарашенным видом читал эти строчки, затем резко опустился на диван.
- "Как?... - ведь эта старая стерва писала мне что, "та" уехала из деревни..."
- "Кто тебе писал, и кто там у тебя куда уехал???!!!" - всё тем же раздражённым голосом спросила мать.
Тут я решил вмешаться, так как мне уже порядком надоели эти глупые разъяснения (как будто и без этого не было ясно, что произошло). "Мам, а что, и без того разве непонятно что к чему, и о ком он только что так ласково говорил? Ты что, так до сих пор ничего и не поняла?" - спросил я с горькой усмешкой в голосе. Закрыв лицо руками, мать снова заплакала. Отец смотрел на меня удивлённым недоумевающим взглядом. "Ты что это говоришь???!..." - читал я в тот момент в его глазах. Но нет, на этот раз его деспотичный взгляд не усмирял меня, как это обычно бывало, напротив, меня раззадорило ещё больше! "Давай, давай, папа, признайся, наконец во всём, ты же у нас такой волевой, чего тебе стоит?! Или здесь твоя твердокаменность враз куда-то девалась?!" На этот раз, как бы подтверждая мои слова, снова заставив нас содрогнуться, по всему дому вновь взорвался всё тот же ужасный детский плач.
Через какое-то время, отведя от меня взгляд, в котором на этот раз уже отражался испуг, отец посмотрел сначала на мать, потом на мою сестру. Убедившись по их взглядам, что у всех, без исключения, к нему один и тот же немой вопрос, он понял, - ему уже ничего не оставалось делать, кроме как сдаться.
"Да, да!!!" - крикнул он в отчаянье, обращаясь даже не столько к нам, сколько к этому голосу, - "Всё было именно так!!!"
После его последних слов, голос тут же резко умолк.
- "Это правда", - на этот раз уже тихо повторил отец: "Было это, но это было давно, я тогда был ещё молод, многого не понимал!... Да, я действительно ухаживал когда-то здесь за одной девушкой, но это было ещё до вас. Теперь это всё в прошлом, теперь ВЫ есть у меня, и я люблю только вас!"
- "Ага, разумеется!" - воскликнул я с иронией: "Всё в прошлом, и девушка, которой ты поломал жизнь, которая по твоей милости чуть не оказалась на улице, да еще и с ребёнком, и сам ребёнок, оставшийся без отца, причём с матерью которая медленно съезжала с катушек, и его, а возможно даже и её смерть, всё это в прошлом, ничего страшного, стоит ли вообще об этом говорить, какое теперь нам всем до этого дело! Конечно всё в прошлом, вот только это "прошлое" что-то уж очень сильно на этот раз за тебя зацепилось, и тянет к себе, и похоже вовсе даже не собирается отпускать, а заодно и мы все застряли с тобой в это самом, как ты выражаешься, - "прошлом", прямо какое-то путешествие во времени!..."
- "Замолчи!!" - резко крикнул отец: "Откуда тебе всё знать, тогда я не мог поступить иначе, кроме того, мне никто не говорил о том, что она ждёт ребёнка!!"
- Разумеется, самая лучшая отговорка, - "я был молод, я ничего не знал, ни о чём не догадывался, я не мог поступить иначе", что же ты ещё можешь сказать!...
- "Какая же ты всё-таки сволочь", - прервала меня мать, обращаясь к отцу: "А вспомни, что ты мне плёл тогда, когда мы с тобой впервые встретились, каким идеальным ты сумел себя выставить. Конечно, ты бы никогда не рассказал мне правду, потому что знал, - после этого я бы ни за что не стала связывать свою жизнь с таким подонком!!!"
Последние свои слова мать выкрикнула жёстко и резко, так, что даже отец не нашел что ответить, потому какое-то время среди нас царило напряженное молчание.
"Да, кстати" - всё тем же иронично-меланхоличным голосом обратился я вскоре к отцу: "Тебе уже письма шлют... ...с того света, прости, что прочитал без твоего разрешения, у писавшего к тебе там есть довольно интересные вопросы", - с этими словами я вынул с за пазухи смятые листы с кровавыми строчками и протянул их отцу.
Так же как и я несколько минут назад, отец нервно перебирал эти листы, в всматриваясь в ужасные строчки широко раскрытыми глазами, и на лбу у него проступал пот.
- "Да что это происходит вообще?" - тихо произнес отец, замолчав затем на короткое время. "Нет, нам нужно уезжать отсюда, немедленно!" - воскликнул он вскоре: "Мы не можем здесь оставаться, я должен вас увести из этого ужасного места! Мы в любом случае уедем отсюда, даже сейчас, или найдем где переждать дождь, я обязательно этого добьюсь, вы меня знаете! Собирайтесь, слышите меня!..." Да, говоря это, отец применял всё тот же жесткий тон, не терпевший никаких противоречий, и в тот момент просто-напросто походил на испуганного кролика, панически мечущегося в клетке удава. В те минуты мне стало его просто жаль, потому как я окончательно убедился в том, чего стоит его железный характер, насколько беспомощен и труслив он оказался во внезапно сложившейся ситуации, открывшей ему всю беспощадность этой ужасной правды.
- "Конечно, давай", - обратился я к нему: "Беги, это же самый легкий выход! За нас говоришь, боишься? - да нет, не за нас, за себя, потому что знаешь, чем является этот дом для твоей черной совести!"
- "Да что это с тобой???!" - крикнул отец: "Ты что теперь, предлагаешь нам всем здесь погибнуть!"
- "Нет, я предлагаю всё исправить, когда-то лишь по твоей милости произошли все эти ужасные веши, но, так уж случилось - мы твоя семья и теперь вместе должны это сделать.
- Исправить???! Что и как ты собрался исправлять, ты хотя бы понимаешь что здесь происходит, можешь объяснить весь этот дурдом???!
- "Конечно дурдом!!!" - резко закричал я: "Иначе и не назовёшь!!! За окнами ужасный ливень, не прекращающийся уже третий день - думаешь, случайно?!!! Несколько лет, назад благодаря тебе, молодая женщина потеряла рассудок, бросила утонувшего ребёнка в озере, а сама убежала куда-то в лес!!! Кто знает, может она и сейчас там, я, после всего, что здесь пережил, даже и не удивлюсь этому!!! Может у тебя есть желание с ней пообщаться?!!! - как говориться, после стольких лет разлуки, ей наверняка есть что тебе сказать, есть о чём спросить. В доме - мальчик-утопленник, твой сын!!! И ему тоже есть о чём с тобой поговорить, иначе он бы не мучил сейчас нас всех!!! Конечно, что же это еще, если не "дурдом"???!!! Можешь бежать, хоть всю жизнь беги от своей грязной совести, а я останусь, потому что должен исправить всё это!..."
- "Ну, знаешь!!!..." - вконец вышел из себя отец: "Это уже слишком!!! Взрослым стал, да, думаешь, во всём сам разобраться можешь?!!! Как хочешь, оставайся здесь, а мы из-за тебя не собираемся задерживаться в этом ужасном месте и подвергать себя опасности!!! Собирайтесь, мы уходим отсюда, немедленно, с ним или без него!!!"
- "Ну уж нет!!" - снова неожиданно вмешалась мать: "Я - МАТЬ, и ни за что не брошу своего ребёнка!!! И вообще, что это ты себе возомнил?! Хватит, мы всю жизнь "плясали под твою дудку" и ВОТ чем для нас для всех это обернулось!! Можешь сам убираться, раз твоя собственная шкура тебе дороже, и в конце концов хватит прикрываться тем, что ты О НАС заботишься!! Я теперь поняла, - единственное, о чем ты заботился всю жизнь, так это о своём БОЛЬНОМ САМОЛЮБИИ и о том, как бы утвердить его в чьих-нибудь глазах, и для того-то мы и были тебе нужны как семья!!"
Отец некоторое время смотрел на нас ошеломлённым взглядом, до него наконец-то медленно начало доходить, что же он только что потерял для себя в наших глазах.
- "Отец, не сходи с ума", - сказал я ему усталым, но всё же твёрдым голосом: "Ты прекрасно знаешь, нам некуда идти. До станции в такую погоду не добраться, мы уже всю деревню обошли, и никто нас к себе не пустил, неужели ты думаешь, что сейчас пустят, или ты предлагаешь им двери выламывать?
У нас нет выбора, мы должны остаться и пережить эту ночь".
- "Как???" - с отчаяньем в голосе спросил отец.
Тут я оглядел всех вопрошающим взглядом и решительно произнес:
- "Вы все читали эти записи, и я надеюсь помните, что сказано было в конце! Мы сделаем именно так, как там написано! Вы можете в это верить или нет, но это единственное что у нас есть, и вы это знаете! Потому я прошу вас всех мне помочь. Мы должны поторопиться, до полуночи осталось не так много времени".
Я вновь вернулся на чердак, принес оттуда свечи и молитвенник. Далее я делал всё так, как было велено в письме.
Не надо думать, что я был в тот момент таким уж смелым и решительным. Нет, я боялся, я также боялся, невольно вспоминая кошмары прошлых ночей, я боялся того, что будет, боялся неизвестного. Но именно этот страх и толкал меня делать то, что я делал. Я как-то верил, действительно верил, что это единственно-правильный шаг.
Когда я зажигал в комнатах свечи, по всем углам, завывая, начинал гулять странный холодный ветер, обдувая каким-то жутким печальным замогильным холодом. Там, где ветер бродил особенно сильно, и свеча гасла, я начинал читать молитву, а затем вновь зажигал свечу.
Обойдя таким образом все комнаты, мы снова вернулись в зал. Там я, при помощи какого-то странного слегка красящего масляного вещества, найденного мной в том же сундучке, где было всё остальное, начертил на деревянном полу круг, и мы стали ждать своего рокового часа.