Все началось совсем недавно.
Вдруг в голове и очень странно,
Какой-то старец иль мудрец,
Так неожиданно-нежданно
Занозой острой в мозг залез
И стал с издевкой - вот наглец -
Меня мурыжить неустанно.

И что бы ни хотел я сделать -
Какая все ж это нелепость -
Тот надоедливый старик
Сейчас же крал всю мою смелость,
Все рушил, я к чему привык,
Пытаясь там внутри на крик
Меня учить - какая дерзость!

И как ни мучался я бедный -
Не уходил старик зловредный,
Меня ученьями пытал.
Как в кандалы рукою медной
Меня он крепко заковал
И жить спокойно не давал.
Я злился, гнал его, но тщетно.

Со мной неистово он спорил -
Не старикан, а просто горе -
Жизнь развернул наоборот
И день за днем, до смертной боли,
За эпизодом эпизод,
Любую лужу, мелкий брод
Он превращал сейчас же в море.

И лишь скажу я только: "белый",
Он тут как тут, пытает нервы,
Твердя, что это черный цвет.
И голова звенит от прений,
Ведь от него спасенья нет.
На жизнь спокойную запрет
Мне положил Господь, наверно.

Вот случай был со мной однажды:
Я в разговоре, с видом важным
Немного косточки помыть
Решил, ведь это любит каждый -
Над братом чуть поюморить,
Своих друзей повеселить,
Ведь за глаза мы все отважны.

Но вдруг откуда-то из мозга
Старик промолвил крайне просто:
"На свете том клеветники
Всю вечность лижут и до лоска
Со сковородок угольки,
В слезах сжигая языки
В кровавых пятнах злобной оспы.

Если не хочешь быть проклятым,
Не возвеличивай себя ты,
Других не думай унижать.
Иначе скоро будешь взятым,
Чтоб в муках вечных прозябать
И Люцифера потешать,
Язык укутав в стекловату."

Так, я в испуге виноватом
Не смог со стариком горлатым
Поспорить - видно знает он
Не по наслышкам, а из ада,
Раз говорит об этом всем,
Как будто сам там был рожден.
Как выгнать этого пирата?

Я с ним намаялся, но все же
Подумал: "Делать так негоже.
Как знать? Быть может он и прав,
Ведь есть же Бог и видит тоже,
Как я тону в своих грехах."
Стал я умеренней в словах,
Но жизнь теперь на соль похожа.

Все люди радуются жизни
И не боятся личной мысли
Лишь я один, как идиот,
Живу, "кольчугой" крепко стиснут.
И не со мной земля живет,
И соловей не мне поет.
Совсем сомнения загрызли.

Не утешает душу солнце,
В моей темнице нет оконца -
Меня, как снегом занесло.
И цветень-май, как в злом морозце,
Все веселится, как на зло,
Лишь только мне не повезло.
Сижу, как сыч на дне колодца.

И разговоры, разговоры,
Нотаций куча и укоров.
Эх, надоедливый старик!
Все превратил в дебаты-споры,
Меня без устали он злит,
Тяжелым грузом сел в груди.
Вся жизнь теперь полна раздоров.

Хоть не хотел его я слушать,
Не прекращал меня он мучать.
Я объявил ему войну.
И долго думал - как же лучше
Мне показать на дверь ему
И как отбросить за корму
Его как сор, расслабив душу.

Пытался с ним договориться,
Но он наглец лишь веселится.
К нему и эдак я и так,
Пытался гнать, кричать и злиться,
Потом лелеял, как дурак,
Сводил "на нет", мол все пустяк,
Но ничего не смог добиться.

Моих друзей он ненавидел
И в них приличного не видел,
Их называл исчадьем зла.
Кричал: "Любой из них губитель!",
И вел меня он, как осла,
Твердя нелепые слова,
Что их мозгами Бог обидел.

Все говорил: "С кем поведешься,
Так от того и наберешься.",
Не понимая, что вокруг
Не много истинных найдется.
Хороший, верный, честный друг
Совсем встречается не вдруг
И пропадает - отвернешься.

Кричал еще: "С кем хлеб-соль водишь
Ты на того и сам походишь.
Ты превратил всю жизнь в блуд.
По кабакам ночами бродишь,
Если и "трусом" назовут -
Не рви впрямую, как верблюд!
Где ж тут проблем не напророчишь?"

Еще тянул меня в болото,
Что называется работой.
Каким-то голодом стращал,
И "саранчей" назвал кого-то,
И очень долго причитал,
В труде забыться заставлял -
Нашел же тоже идиота.

Мое неистовство читая,
Он все же не переставая,
Все посылал за вздохом вздох,
Блажа, как псих и причитая,
Что даровал все миру Бог,
Чтоб человек в труде жить мог,
И все твердил не прекращая:

"Не Богу надобен бездельник.
Зачем ты носишь крест нательный?
Ведь ленью жив лишь сатана!
Все делай, но не ради денег." -
Не унимался, - "Без труда
Не вынешь рыбку из пруда."
От старца в общем нет спасенья.

А тут я вдруг еще повздорил.
Бывает с каждым - жизнь не поле.
И старикашку понесло!
Его мне слушать просто горе,
Но в этот раз он , как на зло
Излил мне душу "на все сто",
Осыпав нервы мои солью.

Твердил все: "Что такое слово?
Сильней оружия любого.
Оно стреляет в цель порой,
Секунды доля, и готово.
Им был спасен когда-то Ной
И, согласится же любой,
Им можно скинуть все оковы.

Когда-то Словом землю создал
Наш Бог, но помни: так же просто
Известный всем Искариот,
Льстец низкий и предатель злостный,
Христа на смерть придал, и вот
В века молва за ним идет,
Зловонно оскверняя воздух.

От слов приветливых и добрых -
Поверь мне - и душе удобно,
Ведь слаще пышных пирогов
Веселый строй речений скромных,
А по сему, ты на засов
Закрой язык от скверных слов
И черных шуток, явно злобных.

Ты помни: ласковое слово
Заставит сдобриться любого.
Оно сломает даже кость,
Но только зло от слова злого
Получишь ты. Как в стуле гвоздь
Мешает жить лютовка злость,
Сжимая жертву, как в оковы".

Как голова моя опухла!
И жизни искорка потухла.
Как в Лету канули года.
Стал мрачным, хмурым и пожухлым -
Так и совсем концы отдам,
Не медлит времени вода.
Тускнел, как сломанная кукла.

Но нет! Я жизни научился!
Не глядя на тоску умылся,
Костюм любимый вынул свой,
До синевы и в блеск побрился,
Смешался с шумною толпой,
Откинул мыслей черных рой
И, наконец... приободрился.

Задумал жизнью насладиться,
Поесть с душой, вина напиться,
Зашел в любимый свой кабак,
Но... старику опять не спится:
"Ведь брюхо, мой бесценный брат,
Ведет прямой дорогой в ад", -
Отбил охоту веселиться.

И тут взорвался я: "Я Богом
Клянусь, что жизнь в тебе убогом
Я выбью, лишь узнаю - как!
Не мнил себя чтоб педагогом,
Не ковырял любой пустяк,
Не издевался, чтобы так -
С тобой покончу демогогом!"

А он мне снова: "Кто божится,
Так на того и положиться
Ни в коем случае нельзя."
О, как же можно с ним ужиться!
Брожу отрад не находя.
Одна осталась мне стезя :
Забросить все и в гроб ложиться.

Так - день за днем и час за часом
Он доводил противным басом
Меня без отдыха и сна.
В реке ль купаюсь, ем ли мясо -
Ни днем, ни ночью нет послаб,
Всегда он здесь, а я ослаб.
С ним, как с арканом или лассо.

Еще вот был однажды случай:
Как рассказать его получше...
Я, в общем, был уж разведен,
В домашних хлопотах замучан,
Был женской лаской обделен,
Плюс ко всему еще влюблен.
Решил: "Женюсь и сгинут тучи!"

Но изнутри мне во все горло
Опять настойчиво и твердо:
"От Бога первая жена,
Вторая от людских законов,
А третью вовсе сатана
Тебе дарует ради зла,
Чтоб отвратился ты от Бога."

Подумал я: "Вот чертов леший.
Не верю я тебе конечно -
Причем тут Бог и сатана?",
Но все ж решил сходить поспешно
К духовнику - жизнь коротка,
Как знать, что завтра мне она
Подкинет в дреме безмятежной.

И, не пугаясь наказанья
Пришел я в Церковь с покаяньем..
О чем болел, переживал -
Как на духу все рассказал я
И как избавиться не знал,
От жести той, что Бог мне дал
В противовес моим желаньям.

Но не помог и Божий дом мне.
Решил: "В вине хандра утонет",
Но мой зануда старикан
Уж тут как тут, из мозга стонет.
Опешил я, как истукан,
И чуть не выронил стакан.
"Запомни: пьяному бес волен".

Я вышел из себя: "На что же,
Скажи мне, все это похоже?
Ты за укором шлешь укор!
Ведь знаешь, в гости ты не прошен,
Так до каких скажи же пор,
Нести ты будешь этот вздор?",
Но не ответил старый все же.

Не уставал он докучая,
И доводил меня, читая
Пустых нотаций тяжкий строй.
Свой ум к нему не обращая,
Я жить пытался, в перебой
Его занудств, но с головой
Больной я маялся ночами.

И были тщетны все старанья,
Перенесенные страданья.
Боролся с ним я, как Тесей
С каким-то "Тавром" там в преданьях.
Но расширять свободу стен
Он не давал мне, между тем,
Отвлечься миг не разрешая.

Вот хвастануть я вздумал как-то.
А почему бы нет? Ведь я то,
Там не какой-нибудь глупец,
Ведь в голове моей не вата.
Да я же гений! Я мудрец!
И сложен я, как Ахиллес!
А что стыдиться? Это правда.

"Когда-то дьявол тож гордился,
Да с неба грязный бес свалился." -
Сказал мне изнутри мудрец.
И тут я снова разозлился:
"Скажи мне старый наконец!
Какого хрена ты залез?
И в голове пиявкой впился!"

Я заорал ему: "Бестыжий!
Какого черта? Что? Я рыжий?
Когда ж ты жить спокойно дашь?
Сам знаешь - ты во мне здесь лишний!"
Я гневом весь залился аж,
Но растворился, как мираж
Мой старец, будто бы не слышит.

И вот однажды, беспричинно
Заговорил мудрец мой чинно,
Хотя я повод не давал.
Промолвил он: "Всех зол причина
Гадюка-страсть, ну а завал
Твои дела чтоб миновал -
Ты разберись в своих кручинах."

Еще сказал вдруг: "За терпенье
Господь всегда дает спасенье.
Терпенье - верный к раю ключ.
Храни на Бога упоенье,
Не будь, как ежик ты колюч,
Ведь знаешь - Он один могуч
Все в жизни сгладить потрясенья.

Три вещи в жизни вызывают.
Любовь, и счастье призывают:
Святая вера без страстей;
Царица щедрость - двери рая,
Если с душою для людей;
Великой скромности идей
Будь кладезем - сие не тает."

Сказав все это - так же странно,
Так неожиданно-нежданно,
Мой педагог опять исчез.
Как он пришел ко мне незваным,
Так он и сгинул наконец,
Совсем без шума - вот делец -
Наверно, все-таки устал он.

Я вдруг почувствовал свободу,
Как будто вылез из болота,
И воцарилась тишина,
Как бы ослабил узел кто-то.
Старик ушел, и навсегда
Оставил в радости меня,
Открыв тем в жизнь мою ворота.

И я решил: "Вот это счастье!
И в жизни кончилось ненастье.
Могу я делать, что хочу
Теперь, и никакой напасти
Не дамся! Я луну схвачу,
Любые горы по плечу
Теперь мне, я предамся страсти!"

Но что-то екнуло сердечко.
Да, счастье видимо не вечно,
И одиноко стало вдруг.
Засел в раздумьях бесконечных
И понял: бескорыстный друг
Порвать лишь сможет этот круг,
А я ведь был таким беспечным.

Теперь один совсем остался,
Мудрец бороться отказался
Со мной - глупейшим гордецом.
Как поздно я себе признался,
Что он по сути был отцом,
А я обычным подлецом
И от защиты отпирался.

И с каждым днем все тяжелее
Осознавать все то. Не верил
Теперь себе я самому.
И снова солнышко не греет,
И снова счастье за корму
Ушло, стремительно ко дну,
И все вокруг опять тускнеет.

Тонула совесть в угрызеньях,
Кричал: "Вернись, мое спасенье!"
Себе угла не находил,
Искал везде я утешенья,
В пустынных улицах бродил,
И целый свет мне стал не мил.
Все это было потрясеньем.

О, как же мог я так бахвалясь,
Без благодарности оставить
Ту мудрость, верность, тот завет,
Что подал мне мой милый старец?
Внутри меня ведь больше нет
Того, кто мне укажет свет.
Лишь сокрушаться мне осталось.

Да, уж верна та поговорка,
В которой очень много толку:
"Не слышит добрых кто людей -
Тот спорник и противник Богу".
Нет никого меня глупей,
Нет никого его мудрей.
Прости, старик, не помни долго.