Аннотация: Пляжем иногда именуют не только место у моря, где можно приятно отдыхать. Порой этим именем обозначается вся жизнь
ПЛЯЖ
Главный пляж был конечно в городе. С центральной набережной по белым ступеням вниз и ноги приятно тонут в мягком теплом песке. Но за городом пушистый песок от множества камней и водорослей становился грубым и серым. Водоросли там были повсюду. Налипая, они громоздились вдоль берега черным валом и сухими клочьями, будто тушки мертвых сусликов, наполняли песок. Было очень неприятно, когда нога вдруг наступала на мягкий сгусток. Но не смотря на такое одичание, эта территория тоже называлась пляжем. Хотя правильнее было бы все грязные пески вокруг города именовать сухим болотом, среди которого растут чахлые кустарники и кочками вылазят повсюду острые камни. В отличии от аккуратного городского пляжа, эта узкая полоска, будто пятнистая змея, извиваясь, уползала далеко за горизонт. Песок полз туда, где уже почти безраздельно сливались небо и море. На далеком горизонте глаз едва мог различить темно-зеленую полоску. Сквозь воздушное мариво проступала пышность далекой ореховой рощи. Но, обросшая камнями и водорослями, песочная змея, огибая Высокий мыс, уползала еще дальше. Куда дальше текли эти пески в городе никто не знал. Некоторые утверждали, что если идти на север вдоль моря, то за Ореховой Рощей есть какой-то другой город. По рассказам этих людей выходило, что в том городе есть круглая мощенная площадь, с церковью высокая колокольня, здание муниципалитета, рынок, школа, тюрьма, с круглыми фонарями набережная и пляж. Но ведь и набережная, и мощенная площадь, и церковь с рынком, школой, тюрьмой и конечно пляж - все это было и в этом городе. Поэтому другие люди выражали сомнения в подобных заявлениях. Такие разговоры возникали обычно на рынке или на площади. Споря, горожане в конце концов, разделились на две партии. Партия "несомненных" верила в несомненное существование другого города. Партия "сомневающихся" считала, что их апоненты смешные фантазеры и никакого другого города на побережье нет. Споры дошли до той степени, что даже на городском пляже сторонники и противники отдыхали в разных его частях.
Была у города еще одна особенность. Ни в самом городе, ни в окрестностях никогда не было кладбища. Конечно, горожане, как все люди в свое время переселялись к предкам. В городе это выглядело так: собравшийся в путь, собирал с необходимым мешочек и пешком отправлялся в Ореховую Рощу. До городской стены его провожали родственники. Дальше человек шел сам. Путь пролегал вдоль моря по дикому пляжу. Ушедший скоро исчезал за большими камнями, а над разросшимися кустарниками с жутким криком поднимались черные птицы. По тучам птиц люди с городской стены смотрели, где теперь находится ушедший. Следы быстро заметал песочный ветер. Ветер за городом дул сильно. И это тоже была особенность, ведь внутри города было всегда тихо и светило солнце. Из Ореховой Рощи назад никто никогда не возвращался и поэтому горожане не знали что там с ушедшими происходит?
Свэр Корваль родился и всю жизнь прожил в этом городе. С раннего детства мальчик помнил, как его отец - Корваль младший с дедом Корвалем старым каждое утро выходили на большой черной шаланде в море. Уловы тунца всегда были хорошие. Когда дед Корваль ушел в Ореховую Рощу, в море с отцом стал выходить он. Потом за дедом ушел отец и Свэр Корваль уже со своим сыном Сургой стал ловить рыбу. Каждый новый год своей жизни Свэр начинал со смоления днища старой лодки. Всю зиму он чинил паруса, проверял крепость мачты, вместе с сыном плели сети, ковали крюки и готовили снасти. Море ждать не любило и к приходу тунца успеть надо было много чего сделать. Так шло время и вот уже сам Свэр состарился. Ему стало трудно смолить лодку, глаза не видели где надо латать парус и руки плохо держали мачту и якорный канат. Теперь все это хорошо делает с внуком Сурга.
А старый Свэр живет за площадью в своем доме. Просыпается он рано. Каждое утро старик заставляет сухое жилистое тело вставать, одеваться и выходить на улицу. В тяжелых рыбачьих башмаках и добела просоленной куртке он неспешно бредет через город. Маршрут старика всегда один. Он выходит из переулка, пересекает рыночную площадь, идет по набережной и по каменным ступеням спускается к пляжу. В предутренний час море похоже на тяжелое черное одеяло. Но вдруг чья-то рука срывает мертвенный покров и над ожившим морем раздается пронзительный крик первой чайки. Старику важно застать момент нового дня его жизни. Свэр останавливается и ждет, когда над светлеющим морем попловком всплывет не выспавшееся солнце. Ему кажется, что под этим раскаленным попловком глубоко ходит большая рыба! Нажива насажена на крюк, поплавок в ожидании. Игра моря, рыбы и поплавка занимает воображение Свэра.
- "Интересно.., - ухмыляясь, щурится на всплывшее солнце старик, - кто из них кого сегодня обманет"?
Но вот поплавок отрывается от воды. Вялые солнечные лучи путаются в сливочно-синих барашках ожившего моря. Старик трет лоб и ему начинает казаться, что солнце теперь похоже на его дырявый медный таз, который он уже давно собирается выбросить.
Пляж в ранние часы всегда пуст. Один лишь уборщик Сигвей уже работает. В руках у уборщика железные длиннозубые грабли. Грабли насажены на длинную деревянную палку. Ловко орудуя уродливой конструкцией, он выгребает из моря нагнавшие волнами за ночь водоросли. Сигвей худой, длинный как палка и немного придурковатый парень. Он единственный в городе, кто по своему слабоумию не принадлежит ни к одной из партий. Кажется что дурачка вообще ничего кроме водорослей не интересует. В городе издавна существует порядок, те матери у кого рождаются больные дети, должны уносить уродцев в Ореховую Рощу. Маленького Сигвея такая участь миновала, ведь он родился здоровым мальчишкой. В шесть лет Сигвей пас на диком пляже козу и, заглядевшись на море, подскользнулся и упал с Высокого Мыса. С тех пор он стал худеть, пока не высох до гладкой прямой оглобли. Его ноги походили на тонкие ножки кузнечика, а длинные руки в кистях были похожи на клешни гигантского краба. Все, кроме головы, у дурака развивалось непропорционально. Голова же вообще не росла. Стриженная с торчащими ушами, острым подбородком и тонкими белыми губами голова осталась такой же, какой была в шесть лет. Поэтому Сигвей был похож на переросшую на длинном стебле степную колючку.
Ко времени, когда на пляж приходил старый Свэр, дурачок обычно уже грузил на тележку собранные водоросли.
- Привет, Сигвей! - еще с набережной махал уборщику Свэр.
- И тебе, дядя Свэр, привет от большого краба! - радостно щерился желтыми зубами дурачок.
- Ну, как поживает сегодня наше море?- подходя к кромке воды, по привычке задавал один и тот же вопрос старик.
- Скажу тебе, дядя Свэр, по секрету.., - откладывал грабли, приближался к старику и будто заговорщик тихо говорил Сигвей, - наше море сегодня наредкость волосатое! Вон, гляди, сколько волосни я с него начесал!
- Да, много! Ты стараешься! - заглядывал в тележку и отходил прочь Свэр.
- Мне же к дождям надо успеть! - хватал снова грабли и кричал Свэру вслед дурачок, - их же еще высушить надо!
- Зачем..? - оглядывался старик.
- Как же! Я тогда смогу мамочке сладить отличную к зиме шубку!
Про шубку из водорослей, которую каждый год шил бедняга Сигвей, Свэр конечно знал, как знал это весь город. Свою историю дурачок не по одному разу уже рассказал буквально каждому. Тут можно отлично посмеяться, если бы ни одно обстоятельство. Дело в том, что родившая Сигвея мамаша Скорж, уже лет пять, как справадилась в Ореховую Рощу. Сам Сигвей ее больную на тележке туда свез.
Итак, помимо основной обязанности чистить городской пляж, у дурачка была еще другая работа. На своей тележке он отвозил в Ореховую Рощу тех из горожан, кто туда самостоятельно не мог отправиться. Родственники на носилках приносили человека под свод городских ворот. Там уже поджидал их Сигвей. Здесь они перекладывали принесённого в тележку, рядом клали мешочек с провизией и отсчитывали Сигвею пять монет. Сигвей брал монеты и отправлялся в путь. Лошадки у него не было. Поэтому, переломленный пополам дурачок впрягался сам и тележка, поскрипывая, выкатывалась из города. Медленно, по серому каменистому песку шагал Сигвей и за ним тащилась его старая тележка. Иногда колеса увязали в песке. Тогда Сигвей останавливался и, осмотрев тележку, стаскивал человека на землю. Затем, достав припасенную лопатку, Сигвей принимался отрывать утопшие колеса. Вытянув тележку из песочной трясины, он перетаскивал назад человека и тележка отправлялась дальше. Иногда они всю дорогу ехали молча; иногда, если пассажир был не против, Сигвей любил попеть; а чаще они просто болтали. Сигвей отсутствовал несколько дней.
Сегодня, когда Свэр пришел на пляж, он Сигвея не увидел. Грабли стояли у стены, в прибрежной воде колыхалась густая масса водорослей, а дурачка нигде не было.
- "Наверное с вечера с кем-то утащился в Ореховую Рощу... - решил Свэр, - Как однако они глубоки..! - остановясь, принялся рассматривать следы тележки он, - кого, интересно, увез Сигвей в этот раз"?
Постояв на берегу, Свэр медленно зачем-то пошел за убегающим следом.
За городской стеной в лицо ударил крепкий ветер. Следы тележки стали запесочиваться.
- "А через час их вовсе не будет видно..." - вздохнул и прибавил шаг Свэр.
- "А ведь когда-то мелкой шантрапой.., - шагал и осматривался по сторонам старик, - мы в тихоря выбирались за городскую стену и вот по этому серому песку, мимо камней по сухим водорослям забирались в дремучие кусты. Может мы приходили сюда..? Или вот сюда..? Или нет! Скорее всего мы собирались здесь, - в этой уютной ложбинке! Не помню.., забыл...
К полудню солнце поднялось высоко, следы засыпал песок, а Свэр все шел и шел. Охваченный острым любопытством, которого уже давно за собой он не помнил, старик осматривал каждый куст и заглядывал за каждый камень. Теперь ему казалось, что в каждом уголке дикого пляжа он уже когда-то побывал.
Только к вечеру он приблизился к Высокому мысу. Здесь неожиданно каменистый песок прервался и нога старика провалилась в тепло пушистого снега. Переплетенные с белым песком, длинные лучи тонущего солнца на мгновение ослепили старика. Не желая останавливаться, несколько шагов Свэр сделал в полной слепоте. Когда глазам вернулось зрение, он увидел отвесный, падающей в просторное море, угол гладкой скалы.
- Непонятно зачем я сюда приплелся? Надо отдохнуть и возвращаться в город.
Осматривая незнакомый пейзаж, метрах в пятидесяти под скалой Свэр разглядел странное сооружение.
- "...Крепкие железные столбы.., косые по верху перемычки.., крыши нет.., внизу , наполовину занесенные песком сколоченные из досок длинные лавки... - приближаясь, всматривался в ржавый скелет старик.
Вместо крыши в форме решетки были приколочены доски. На самом высоком столбе сидела черная птица. Птица казалось дремала и на человека внимания не обращала. Но стоило Свэру подойти ближе, как тяжелые крылья нехотя поднялись и птица лениво соскользнула со столба. Пролетев низко над белым песком, она приземлилась у самой кромки воды. Затем, будто важный чиновник во фраке с руками заложенными за спину в свой послеобеденный час, птица принялась прогуливаться по мелководью.
Сооружение к которому подошел старик, оказалось старой пляжной галереей. Свэр припомнил, что точно такая же сваренная из труб и с деревянными настилами конструкция когда-то очень давно стояла на их городском пляже. Потом, когда город построил алюминивые навесы и закупил индивидуального пользования изящные лежачки и шезлонги, громоздкую железяку куда-то убрали.
- "Очень похожа! Но ведь этого не может быть. Кто.., и главное,- зачем,- эту дурынду взялся бы перетаскивать сюда"?
Обойдя дважды вокруг галереи, старик вошел во внутрь. Здесь косые солнечные лучи мерцали приятным рассеянным светом. Слева и справа по десять рядов во всю длину тянулись длинные без спинок деревянные лавки. Когда-то мальчишками они любили перепрыгивать через такие же лавки.
- "Мы устраивали что-то вроде соревнований - кто быстрее перепрыгнет все лавки и первым добежит до моря! У меня были сильные ноги.., но Карл Базон был шустрее! Хотя в беге по песку равных мне не было, но прыгать через лавки прыти у меня не хватало. Тогда я стал по утрам тайно приходить на пляж, чтобы тренироваться. Уже через месяц был результат! С места я мог резко пружиной выталкивать свое тело вверх! Затем в воздухе ногами я делал как-бы шаг и легко перескакивал лавку! Гоп, гоп, гоп, гоп..! - обходя лавку за лавкой, хлопал по доскам и чмокал губами старик. Перед последней лавкой он остановился.
- "Что это..? - сдул с доски песок старик, - Тут нацарапана какая-то надпись? Криза... Криза?
К прогуливающейся по мелководью черной птице подлетела другая. Теперь обе птицы друг за другом стали ходить по изумрудной воде. Время от времени, то одна, то другая птица, будто гарпун, с похвальной меткостью бросала в воду свой острый клюв. Когда тело птицы снова принимала вертикальную форму, в клюве трепыхала серебряная рыбка.
Кризой звали его жену. Острым рыбацким ножом Свэр на лавке вырезал это имя. Старик на всю жизнь запомнил тот день.
- "Да, то был воскресный день. Город отмечал вступление в должность нового мэра. В тот год мэром был избран от партии "сомневающихся" Люций Крафт. К вечеру по всему городу вспыхнули фанари и начались гуляния. Взрослые прогуливались на площади и по набережной, а молодежь собралась на пляже.
Сначала мы смеялись и дурачились. Потом кто-то из мелких перепрыгнул раз, споткнулся и перепрыгнул через лавку еще раз.., и тут началось! Все окружили галерею и в центре оказались я и Карл Базон. Карл снисходительно улыбался, я был напряжен.
- Ну, давай! Покажи, Карл, свой класс! - кричали из партии "Несомненных".
- Свэр, покажи на что способны твои мощные ноги! - выкрикивали "Сомневающиеся".
Мы подошли к первой лавке и на небольшом расстоянии друг от друга, встали. Я понимал, если сейчас споткнусь или отстану, то печать позора ляжет на меня на всю жизнь. Тело мое звенело, челюсти сжаты, пальцы заплетены в кулаки.
- Ну как, готовы? - вышел из круга заводила Чербес.
- Я всегда готов..! - лениво ответил Карл.
- А ты, Свэр, готов?
- Готов.
Подняв лицо, я среди множества глаз и улыбок вдруг увидел глаза Кризы. Девушка стояла позади всех на ступеньках и смотрела на меня. Криза смотрела именно на меня! В этом я не сомневался! Наши взгляды встретились и она улыбнулась. Не помню, улыбнулся ли я? Тут Криза подняла руку и помахала белым платочком. Вот эта - ее улыбка и платочек вселили в меня уверенность и силу!
- Вперед! - крикнул Чербес и мы рванули!
Гоп, гоп, гоп, гоп..! - взрывался под моими ногами песок и одна за другой мелькали лавки. Рядом, будто перешагивал, легко перемахивал свои лавки Карл Базон. До конца галереи оставались четыре лавки! Тут Карл наддал и вырвался вперед.
- неужели я проиграю...? - еще сильнее сжал челюсти и прибавил я. Ноги от напряжения дрожали, глаза заливал пот, уже очень близко был пляж, а вдали синело море! Кто первый добежит и упадет в море - тот победитель! Будто все это почувствовал и Карл. Он еще прибавил и я стал отставать. Вдруг между мной и морем белым голубком снова появился платок Кризы! Я понял, если прибегу первым Криза станет навсегда моей! Через последнюю лавку мы с Карлом перескочили одновременно! А уже в следующее мгновение я превратился в неудержимую птицу! Расправив крылья птица взмыла над пляжем! Я несся к морю, едва касаясь пятками теплого песка! Ни слева, ни справа Карла уже не было! Счастливый, я рухнул в воду и ко мне с криками и поздравлениями подбежали сразу все!
- Объявляю нового победителя нашего города! - взял мою мокрую руку и поднял ее вверх Чербес, - победила партия "Сомневающихся" и наш юный бегун Свэр Корваль!
В тот вечер мы с Кризой гуляли до глубокой ночи. И вот тогда я достал нож и на лавке вырезал ее чудесное имя!
Выпрямив спину, старик осмотрелся по сторонам. К двум, гуляющим по воде птицам, подлетела третья.
- Черт..! - с удивлением всмотрелся старик, - это же наш дурачок Сигвей!
- Эй, Сигвей! - забравшись на лавку, закричал и замахал руками он.
Птица обернулась и Свэр смутился. Он явно обознался, приняв птицу за человека.
- "Я очень устал и у меня болят глаза... - слез с лавки, потер лоб и лег на песок старик, - немного отдохну и надо спешить домой".
Сначала Свэр лежал и просто смотрел в глубокое чистое небо. Спину грел теплый песок, будто маленькие самолетики в прозрачном нежно-сиреневом воздухе скользили чайки, и вроде больше ничего не происходило! Но вдруг, будто раздался тихий щелчок, и что-то вокруг Свэра покачнулось? Привычный мир в котором всю свою жизнь прожил старик, стал, словно дырявая лодка тонуть!
- "Конечно, все должно изменяться ..., - прикрыл глаза старик, - хотя бы для того, чтобы мир, в конце концов, стал удобным! Этакий уютный домик-кубик. И время дается чтобы мы успели для нашего домика сформировать границы.., из которых по законам ширины, длинны и высоты возникнут потолки, крыши и стены... Эти величины могут быть разными. Но в сущности они более-менее одинаковы и главное - друг друга уравновешивают. И вот из множество подобных домиков-кубиков наверное устроена и вся вселенная! Как говорили древние - "Все что внизу, - подобно тому, что вверху! Мы приходим в этот мир и нас - нежно-розовых младенцев, - сразу заковывает в свою скорлупу кубическая жизнь! И даже ночами в такой жизни ничего не меняется. Хоть мы на своих кроватях и перемещаемся в горизонтальное положение, но темная ночь и выключенный свет не дают нам возможность почувствовать перевороты. Вот я сейчас лежу на песке и смотрю вверх. Вроде бы ничего особенного не происходит. Но разве мир остался тем же? Тогда где он среди этой чистой глубины? Я его не вижу. Есть глубина, а прежнего мира нет! Когда-то очень давно я был маленьким существом. Существо пищало и ползало по миру, так как само еще не умело говорить и твердо стоять на ногах. Мама рассказывала, что мне больше всего нравилось заползать под стол.
- "Мы все сидим за столом.., - всякий раз смеясь, говорила мама, - а ты, как червяк ползаешь под нашими ногами! Я подниму тебя, отряхну, посажу на колени, а ты орешь! Я тебя снова опускаю на пол.., ты сразу умолкаешь, улыбаешься и опять лезешь под стол"!
Мелкие пещинки будто пыль незаметно осели на одежду, на лицо и присыпали жилистые руки старика. Свэр отер со лба песочный пух.
- "Но каким был для меня тот подстольный мир? Свисающая до пола тяжелая скатерть; под ней четыре толстые дубовые ножки; и куча шевелящихся башмаков? Я переползал от башмака к башмаку; вверх уходили стволы толстых ног; над головой раздавался непонятный шум. Там было светло, в печи горел огонь, жарилось мясо и громко смеялись люди. А у меня под столом было темно. Не понимаю, - зачем я там любил сидеть? Не обнюхивать же башмаки и ползать по грязному полу тянуло меня? Тогда что? И ведь наверное мне было страшно. Зато, как же было радостно выглядывать из-под стола! Когда я высовывался, то сразу встречал лицо мамы! Мама улыбалась, я улыбался ей и снова мне хотелось под стол! Выходит, что наша жизнь это череда прятаний и подглядываний, меж которыми сияют улыбки и дождиком капают слезы, - размышлял старик, -но остается вопрос - есть ли в этом мелькании еще что-нибудь кроме самого мелькания? Например - откуда в мелькающий мир приходит любовь? Мама смотрела на ползающее дитя и из ее глаз, будто с небес, всего меня пронизывало сияние! Так вот оно что..! Любовь - это солнце, которое сияет из глубины небесной и сияет сразу на всех! - вздохнул и будто счастливый младенец улыбнулся старик, - а потом я повзрослел. Как-то после ночного купания я лежал на пляже. Мои глаза были так же, как теперь, закрыты. Я лежал на холодных досках и вокруг меня была холодная ночь. Криза осталась на берегу. Прыгая то на левой, то на правой ноге и смешно наклоняя голову, она вытряхала воду из ушей. Криза прыгала на берегу, а я, лежа на лавке, вдруг ощутил себя страшно одиноким. Меня окружила холодная ночь, рядом шумело холодное море и в мое лицо заглянули холодные звезды! Будто тяжелая надгробная плита, всей своей невыносимой мощью придавило меня навалившееся одиночество. Я не знаю, что бы со мной там могло случиться? Но тут, среди равнодушного космоса приблизился и наполнил меня теплый небесный взгляд! Вот так божественно надо мной просияла любовь моей Кризы! Чтобы почувствовать что это было, - не требовались слова и мне даже не надо было открывать глаз".
Старик сильно сжал веки и на щеки выкатились две слезинки.
- "Где же теперь моя любовь? - лежал на остывающем песке, сжимал кулаки и безутешно плакал старик.
- Не плачь, милый Свэр! - подошла, присела рядом и принялась отирать ему слезы Криза.
-Я снова не услышал, как ты подошла! - протянул руку и нащупал теплую ладонь Свэр, - Спасибо. Мне теперь хорошо.
- Я здесь и я с тобой.. - ответила Криза
- ...Здесь .., со мной..! - повторил и второй раз улыбнулся старик, - Представляешь, а я только что вспоминал белый платочек! Ты помнишь тот свой белый платочек..? Ну конечно помнишь! А потом я вспомнил, как мы с тобой ночью купались! Вода была холодная.., я очень замерз и лег на лавку. Ты сначала где-то прыгала на берегу, а потом вот так же тихо подошла. Я дрожал и не услышал твоих шагов.
- Я же шла по песку. Но мне показалось, что ты все-таки меня услышал...
- нет.., не услышал... Хотя - да! Я тебя и услышал.., и увидел..,и почувствовал!
- У тебя все лицо в песке... - улыбнулась Криза, - давай я тебе его сдую.
- Это ничего... Пусть... Мне так хорошо...
- Может все таки отряхнуть песок?
- Не надо. Пожалуйста будь просто рядом. Ты не представляешь, как мне хорошо - вздохнул, разжал кулак и удобно вытянул ноги Свэр.
-Я всегда рядом! - ответила Криза и тут же громко на весь пляж прокричала, зависшая над ними чайка!
Осторожно, по крутой каменистой тропке, Сигвей спускался с Высокого Мыса. Позади осталась Ореховая Роща. Перед поворотом дурачок остановил тележку и еще раз оглянулся. В тени старого ореха продолжала стоять, махая сыну рукой, мамаша Скорж.
- "Все же отличную я ей шубку к зиме сладил"! - в ответ радостно помахал маме и подняв оглоблю, стал пробираться дальше вниз по тропинке дурачок.
Спустившись на пляж, Сигвей на берегу разглядел двух черных птиц.
- "Хорошо бы и мне искупаться"! - поглядел на небо и, бросив под скалой тележку, побежал он к морю.
- Привет ребята!- кивнул он птицам, - Рыбкой лакометесь!
Скинув рубаху со штанами, Сигвей с шумом и пеной ворвался в воду. Вволю накупавшись, он выбрался на берег и, попрыгав на левой ноге, вытряхнул из ушей воду.
- Ну а теперь можно и возвращаться! - еще раз поглядел на тускнеющее небо он.
Вдруг Прямо над скалой зависла и пронзительно крикнула чайка. Сигвей подошел к тележке и только тут разглядел рядом с галереей холмик. Костлявые пальцы и горбатый нос торчали над песком.
- Дядя Свэр..? - присел и, нагнувшись, дунул в лицо старика дурачок.
Сдутый песок освободил левый глаз. Тогда, встав на карачки и раздувая щеки, Сигвей начал сильно дуть в белое окостеневшее лицо. Когда голова было очищена от песка, на лице Свэра проступила улыбка. - Понимаю, понимаю..! - закивал и тоже улыбнулся дурачок, - Ну вот и ты, дядя Свэр, наконец, пришел в мой Иерусалим! Хватит тебе сухой воблой на пляже прохлождаться. Сейчас я принесу лопатку, отрою тебя, отряхну от песочка и мы отправимся в мой город. Знаешь, какую хорошую шубку я сладил своей мамочке! - тащил тележку в гору и рассказывал старику Сигвей, - Если захочешь, могу и тебе такую же на следующий год сшить!
Покачиваясь из стороны в сторону в тесной тележке, Свэр счастливо улыбался глубокому небу.