Появление в деревне отца Глеба поначалу ничем особым отмечено не было. Ну, разве что одним, на первый взгляд несущественным, но крайне важным для людей сведущих, обстоятельством. Дело в том, что все прежние переселенцы - а на тот момент в деревне проживало уже более десятка семей - прибывали сюда, как правило, либо летом, либо, на крайний случай, ранней осенью. И это было вполне оправдано. Причины, толкнувшие их на столь радикальное решение, могли быть - и, разумеется, были! - разные и в каждом случае свои, уникальные. Но выбор времени и места добровольного ухода от цивилизации всегда подчинялся главному правилу: и время, и место, в первую очередь, должны были позволить людям обеспечить себя самым необходимым - крышей над головой и пищей для пропитания. Решившиеся на столь рискованный шаг люди отлично сознавали, что помощи теперь ждать будет неоткуда. И, согласитесь, решать эти проблемы в далекой, затерянной в лесах деревушке, значительно проще в теплое время года. Попутно заметим, что именно этим во многом и объяснялись причины, по которым в деревне практически никогда не появлялись "бомжи" в привычном, обыденном значении этого слова. Обитатели городского "дна", как никто другой, понимали, что, даже не имея обустроенного, комфортного места жительства и постоянного источника дохода, выжить в крупном городе несравнимо легче, чем в самой благополучной деревне, где благополучие это создается исключительно собственным и весьма тяжелым трудом.
Отец Глеб, вопреки всем этим резонным соображениям, выбрал для своего переселения, пожалуй, едва ли не худшее время года - середину весны. Время, когда даже у самых рачительных хозяев зимние запасы подходят к концу, а до появления новых еще весьма далеко.
Было, впрочем, и еще одно обстоятельство, озадачившее и удивившее жителей деревни, пожалуй, даже в большей степени. Пришел отец Глеб не традиционным и, по твердому убеждению местных жителей, единственным путем - со стороны располагавшейся выше по течению Дедовой Луки. Деревни, хоть и небольшой, но, в отличие от Щукино, благоустроенной и обеспеченной всеми основными благами цивилизации - природным газом и электричеством - и, к тому, же связанной с районным и областным центрами автодорогой. Тем не менее, в Щукино отец Глеб пришел прямо из густого, труднопроходимого леса, простиравшегося на многие десятки километров на юго-запад, вплоть до берегов озера. В советское время вся эта территория числилась государственным заказником и поэтому была практически не заселена.
В длинном, ниже колен, черном драповом пальто, из-под которого виднелась еще более длинная черная ряса, почти полностью скрывавшая простые кирзовые сапоги, покрытые толстым слоем грязи, в черной мятой шляпе с опущенными вниз полями, едва скрывающей длинные пряди спутанных седых волос, отец Глеб появился на опушке леса у дальней окраины деревни, постоял немного, с нескрываемым удовольствием обозревая открывшуюся перед ним картину, и принялся спускаться вниз, неловко и неуверенно ступая по мокрому и скользкому косогору. Спустившись, постоял еще минутку у околицы, после чего неспешно обошел всю деревню, иногда останавливаясь у никем не занятых пустовавших изб, пока, наконец, не остановил свой выбор на одной из них.
В тот же день, ближе к вечеру, узнав о появлении в деревне еще одного жителя, Рыков оделся и направился к дому, в котором, как ему сообщили, обосновался новичок. Подойдя к дому, хмуро окинул взглядом скотный двор с рухнувшей крышей, покосившуюся веранду, окна со старыми деревянными давно некрашеными рамами, тяжело вздохнул и, подумав про себя: "Попа нам только недоставало! И что с ним дальше делать прикажете?", поднялся по полусгнившим ступеням к входной двери. У двери немного задержался, прислушиваясь и пытаясь уловить хоть какие-то звуки внутри дома. Затем громко постучал и, не дожидаясь ответа, решительно потянул дверь на себя.
В избе стоял сырой затхлый запах, но большая русская печь, занимавшая едва ли не половину единственной небольшой комнатки, уже топилась, негромко потрескивая полусырыми дровами. Новый поселенец сидел на небольшом табурете за самодельным фанерным столиком и, склонившись боком к затянутому помутневшей от времени полиэтиленовой пленкой, заменявшей оконное стекло, поминутно поправляя сползавшие на нос круглые очки в простой металлической оправе, читал небольшую, но весьма толстую книгу в черном кожаном переплете. Услышав скрип половиц, он снял очки и обернулся к двери, встретив появившегося в проеме Рыкова приветливым улыбающимся взглядом.
- День добрый! - поздоровался Рыков и, пройдя к столу, по-хозяйски достал из-под него второй табурет и устроился напротив священника.
- И вам доброго здравия! - продолжая улыбаться, отозвался тот. - Чему обязан?...
Рыков замялся, не зная, с чего начать.
- В общем, я здесь вроде местного старосты! - после небольшой паузы пояснил он. - Ну и, разумеется, должен знать, кто и зачем к нам пожаловал. Живем, сами видите, на отшибе и осторожность тут - дело совсем не лишнее!
- Да, да, конечно! - торопливо согласился священник. - Я и сам собирался пройти, познакомиться с жителями, вот только хотел обогреться да подсушиться немного... Но раз уж вы меня опередили - спрашивайте. Что именно вас интересует? Секретов у меня никаких нет...
- Ну, что-то особенное выпытывать у вас мы и не собираемся! Ни милиции, ни паспортного стола у нас нет... Поэтому давайте вначале просто познакомимся! Звать меня Леонид Альбертович, я тут, видимо, самый старший - и по возрасту, да и по времени тоже. В том смысле, что живу здесь дольше всех, почти двадцать лет уже...Так что, правильнее, наверное, считать меня не старостой, а старейшиной!
На последней фразе Рыков слегка усмехнулся, поскольку считать себя старейшиной никак не намеревался. Во всяком случае, еще, по крайней мере, лет двадцать.
- Понимаю, - кивнул головой священник. - Ну, а меня можете называть отец Глеб, или просто - батюшка. Вы только не подумайте... Я не настаиваю, чтобы все тут сразу в христианскую веру обратились! Господь сам наставит вас на Путь Истинный, когда время придет! Просто "батюшка" мне как-то привычнее и удобней...
- Не возражаю! - согласился Леонид. - Батюшка, так батюшка... Только что ж занесло вас сюда, в этот забытый богом уголок? Да еще в такое неурочное время!
- Ну, это только мы так считаем, что сами выбираем и свой путь, и время для него, - усмехнулся отец Глеб. - На самом деле все мы в руках Господа нашего, и всё есть его Божественный промысел!
- Нет, нет, - словно читая его мысли, поспешил уточнить отец Глеб, - я вовсе не собираюсь сейчас излагать вам основы православия! Давайте я просто расскажу вам, что привело меня в этот, как вы выразились, "богом забытый уголок", а там уж судите сами... Да, кстати, может чайку хотите? Мне тут ваши сельчане и чаю принесли, и сахару. И даже конфет с печеньем! Хорошие у вас тут, добрые люди живут! А то у меня ведь с собой кроме нескольких книг да иконы памятной, почитай, ничего и не было, никаких припасов!...
- Можно и чаю! - согласился Леонид. - А люди... Они везде, в основном, хорошие и добрые! Хотя, конечно, не всегда. И не все...
Отец Глеб поднялся из-за стола, и с неожиданной для его, очевидно, немалого возраста и солидной комплекции прытью принялся суетиться у печи, на которой стоял уже горячий старый, изрядно закопченный чайник. С висевшей на стене самодельной деревянной полки достал две алюминиевые кружки, початую пачку сахара-рафинада и небольшую мисочку, в которой оказалось с пол пачки печенья и несколько конфет. Расставляя свои нехитрые припасы на столе, он продолжал рассказывать.
- Видите ли, родом я из Закарпатья, из небольшого городка Хуст, что на границе с Румынией и Венгрией. Вы, наверное, сейчас подумали, отчего ж я в таком случае не стал католиком? В тех краях православие, вроде бы, не очень жалуют... Все верно! Но дело в том, что по национальности мы русины - не знаю, слышали вы о таком народе, или нет. Не слышали? Неудивительно! Нас уже не одну сотню лет всё пытаются ассимилировать - с украинцами, румынами, чехами, венграми... Где-то - как, скажем, в той же Венгрии - это уже фактически произошло, где-то мы еще сохраняем свои корни, язык, историю... Ну, и веру, конечно же! Мой отец был православным священником, и его отец - тоже! И меня, как только вырос, тоже отправили в Киев, в духовную семинарию. А после ее окончания - в один из приходов в Прибалтике. Оттуда в другой, в Смоленской епархии, потом еще... У нас ведь служба, как в армии - куда прикажут, туда и идем служить! В общем, помотались мы с матушкой вдосталь, даже за Уралом побывали!
Услышав знакомое название, Леонид удивленно покосился на священника.
- Да, да! - заметив его взгляд, подтвердил отец Глеб. - Были и за Уралом, в Соликамске... Но вот уже третий десяток лет как обосновались - думаю, окончательно - на берегу озера в небольшом поселке Трухино. Места красивейшие, церковь старая, намоленная, и прихожане все - очень хороший народ! И, что особенно радует, не забыли о Боге! Церковь посещают регулярно, к проповедям прислушиваются... А уж в престольные праздники народу собирается великое множество! Бывает, что в церковь внутрь и не попасть сразу, дожидаться нужно! Кажется, живи себе, радуйся, да благодари Господа нашего! Да только в последние годы стали появляться в округе приезжие разные... И не дачники даже - дачников-то у нас и до того немало было! И московские приезжали, и питерские... Да, почитай, со всех краев приезжали! А эти новые... Земли все в округе скупили, домов богатых понастроили, заборами позагораживали - к озеру теперь и не подойти стало! Повсюду таблички понаставили: "Частная собственность. Охраняется законом". Да только не законом она охраняется! У них там псы бегают злющие, хуже волков! И охрана вся ходит с оружием. А на воротах вывеска: "Элитный рыбацкий клуб "Судак-Хаус"!
Услышав это название, Рыков не удержался и громко расхохотался:
- Как вы сказали? "Судак-Хаус"?
- Вот именно - "хаус"! - подтвердил священник. - А посмотришь, как ведет себя эта элита, так хоть святых выноси! Одно пьянство и разврат! Но о том не мне судить - на то мирская власть поставлена. А ведь совсем рядом с их "хаусом" - буквально, за забором - храм стоит заброшенный, церковь святых страстотерпцев Бориса и Глеба. Вот тогда я и смирил гордыню, обратился к ним: мол, не ставьте свои хоромы близко к храму - грех это! Да еще ведь у церкви, как всегда было принято, и кладбище вокруг располагалось. Получается, строили-то они свой клуб едва ли не на костях умерших! Вы лучше, говорю, если деньги у вас такие шальные, потратьте их на восстановление храма - вам же самим будет, где грехи свои замаливать! Все это я им и сказал, только результат получился совсем не такой, как я ожидал - двух месяцев не минуло, как они свой собственный храм воздвигли, неподалеку, на взгорке. Церковь построили деревянную, красивую, бревна - один к одному, гладенькие, лаком покрыты! А купола - те и вовсе золотом! Словно в первопрестольной! Да только неживая какая-то церковь вышла, словно картинка... Нарисована-то красиво, а души в ней нет! А уж как рядом с калиткой на заборе, что церковь огораживает, надпись появилась - "Вход только для членов и постояльцев "Судака" - меня и вовсе сомнение взяло! Богоугодное ли это дело - церковь от народа отгораживать? И кто же в ней службу нести будет, коль туда такие "прихожане" ходить станут? Тогда я и решил в мир уйти...
Отец Глеб, задумавшись, надолго умолк. Леонид мелкими глотками прихлебывал горячий ароматный чай и терпеливо ждал, когда он завершит свое повествование. Наконец, не выдержал и, слегка усмехнувшись, спросил:
- Так это вы, получается, от конкурентов сбежали? Покинули, так сказать, вверенный вам пост?
Отец Глеб грустно взглянул на него и спокойно ответил:
- Напрасно смеетесь, уважаемый! Не конкурентов я опасался, а сеемого ими безверия. А пост свой покинуть мне бы Господь не позволил! На кого бы тогда я паству свою оставил? На "элиту" эту, одному Мамоне поклоняющуюся? Но и выходить с Божьим словом к людям, когда у тебя самого в душе сомнение поселилось, тоже не годится - обман это будет. Людям, тебе поверившим и доверившимся, чистый обман выйдет! Не сам я решал... Да и решился не сразу, а только когда храм освятили и батюшку в него служить поставили. А освящать приехал сам наш благочинный... По-вашему это как районный голова! Тогда я и отправился к тому, кто повыше него был, к "голове" областному, если по-вашему. Так и так, говорю, отче, нет мира в душе моей, а без мира как служить буду? Он меня выслушал и дал год на размышление и обретение душевного спокойствия. Вроде как отпуск за свой счет! За себя на приходе я оставил отца Амвросия - недавно мне в помощь прислали из епархии! Батюшка он, конечно, совсем молодой, но образованный! Да и, к тому же, современную молодежь лучше меня знает и понимает. А ежели трудности какие у него будут, так ему и матушка моя поможет! Вот и получается, если и сбежал я от кого, так это от себя... Да только от себя убежишь ли?
- Постойте, отец Глеб! - только сейчас до Леонида дошло, какой путь проделал этот немолодой уже человек в поисках душевного мира и покоя. - Так ведь от этого Трухина до нас почти сотня верст! Да не просто верст, а через заказник, где ни дорог, ни людей! Там и в советское-то время никто не жил!
- Про расстояние ничего, уважаемый, не скажу... Не силен я в километрах да верстах этих! - спокойно ответил священник. - А только добирался, считай, полную неделю!
- Неделю пешком? - ошеломленно воскликнул Рыков. - И это в середине апреля, по распутице?! А ночевали где, питались чем? Да вы меня просто разыгрываете!
- Зачем же мне вас разыгрывать? - удивился отец Глеб. - Никакой хитрости тут нет! Ночевал я где придется: когда - в заброшенных деревеньках, их, правда, не так много в этих краях, а чаще - в землянках солдатских. Вот уж их-то здесь предостаточно! Сами, наверное, знаете, какие тут бои были в Великую Отечественную! А еды я немного с собой взял - хлеба, яблок сушеных, медку баночку... Нет, голодать не пришлось! Так ведь еще и Великий Пост сейчас, неужто не помните? До Пасхи всего-то неделя осталась! Сказано же: "отправляясь в путь, помни о цели своей". И если Пасха, Воскрешение и Вознесение Господа нашего - это Цель, то Великий Пост и есть тот самый путь, по которому следует пройти, направляясь к Цели. Путь, конечно, подразумевается духовный, через очищение мыслей своих. А у меня получился еще и самый что ни на есть материальный! Думаю, это испытание мне сам Господь послал! Дабы укрепить дух мой и веру...
- Ладно, батюшка, верю! - бесцеремонно перебил его Рыков - И, честно говоря, восхищаюсь и мужеством вашим, и силой вашей духовной! Оставайтесь, живите, сколько сочтете нужным. А то, может, останетесь с нами совсем? И матушку свою сюда вызовете! Ей, конечно же, путешествовать по лесам мы не дадим, уж, найдем способ, как сюда доставить!
Так в деревне Щукино появился свой священник. А к началу июня, незадолго до Троицы, на пригорке у опушки леса, откуда отец Глеб явился в Щукино, уже красовалась крохотная, но чрезвычайно красивая часовенка, срубленная мужским населением деревни по просьбе батюшки...