Старая актриса дремала в кресле. Глаза ослабели, да и не открывала бы. Немытый застеклённый эркер едва пропускал свет. Лампы жечь дорого. Мебель напоминала саркофаги. Книги, картины - распроданы, разворованы - домработницами, соцработниками, сиделками. От икон и зеркал сама давно избавилась.
Её не отпускало умереть только прошлое. В нём она ещё жила, и с ним общалась.
- Просила же не курить. Навоняля табачищем. И духами, липкие, как клей.
- Брюзга старая. Не я, так кто разбудит? Загнёшься во сне.
Зиночка, сестра. Похоронили лет уж пятнадцать тому. Тихо ушла - не проснулась. Сильная была, жалко спилась, кретинка.
- Кретинка. Не проснуться - только и мечтаю.
- Ха-xa! Такую смерть заслужить надо! А ты кто? Б**ть.
- Зиночка-змея, какой ад тебя исправит?
- Тебя там заждались.
- Ад я и на земле видала. А вот чертей тебе лучше знать.
- Я-то знаю! Не тебя они к расстрелу приговорили. И не тебя в лагере распинали, как лягушку. Пока ты мужей меняла, как трусы.
- Девочки, не дуйтесь. - С рук дамы в рамке на стене скользнула вниз чёрная кошка и отправилась вынюхивать углы. А сама дама устроилась на кособоком диване. - Мурёнок, что у тебя за новый мальчик?
Пушистенький, узкобёдрый, розовые щёчки, пронзительныe глаза, и даже баритон - драматический. На кой плюшевому мишке бирка?
Привела его "деваха" - приходящая домработница, сказала: встретила на лестнице. А он сказал, что внук режиссёра Александра Зотова. И - что его перевели в головной офис банка, что никого пока здесь не знает, что всегда мечтал увидеть легенду советского голливуда, что если она позволит, он навестит её как-нибудь.
Сашин внук? Похож, если сам он не сбросил полвека и не явился по её душу.
Великий кинорежиссёр Александр Зотов - предавший муж, которого она не простила и не перестала любить. Он ревновал её до бешенства, до рукоприкладства. А как-то в больнице она застала в его койке голую молоденькую актрисульку. Ушла сразу, навсегда. Развода он не дал. Хотя сам открыто таскал "эту дрянь", уже беременную, и представлял "моя девочка". Жену не простил, в фильмы свои не звал. С другими режиссёрами стареющая актриса разругивалась быстро: освещение идиотское, роли пошлые, партнёры тупые, кретин сценарист. Её перестали звать. Народ артистический, такой ранимый и завистливый, воспринял падение царицы с восторгом.
Болела, страдала. Но гордячка не жаловалась. Затворилась, замолчала, исчезла. Спустя годы, муж явился в больницу к ней, сидел на краю койки, молчал. А утром в новостях объявили, что его не стало: сердечная недостаточность. Это у него то!
Он застрелился. Из именного револьвера. Тогда вспомнили, кто его официальная вдова. Но она послала их в задницу.
Теперь он послал ей своего внука.
- Алик, я бы вам предложила вторую комнату, но квартира так запущена.
- Мария Власовна, вы так щедры. Это ненадолго. Я заплачу.
Денег не взяла, его оставила у себя.
Алик приносил еду, вино, розы, бегал за лекарствами. Они вместе ужинали.
- Мурочка Власовна, а что если я приглашу гостью? Моя знакомая, студентка театрального. Обожа-ает вас! Развеетесь. Поделитесь опытом.
- Ошибками, мой мальчик, и грехами. И все бы их - повторила! А теперь - забытая старуха, которая зажилась. Смотрин не будет. - Как отрезала.
- Мурочка Власовна! Помилуйте, царица! Вы - эпоха! Были красивейшей и талантливейшей актрисой в мире. Не были... чёрт! Сейчас таких нет! Дед вас обожал. Я сам влюбился в вашу Настеньку. А может и теперь... Устроим вечер с шампанским и тортом!
Чадили свечи, и красное вино подгоняло кровь к холодным пальцам. Алик глядел на неё юным Марлоном Брандо. Или Олегом Стриженовым. Ну, ладно, Александром Зотовым.
Лесть? И дьявол с ней! Как бальзам, она ложилась на раны одиночества. А слова его - правда! Морщины актрисы зарделись.
Она начала следить, во что одета к приходу Алика, мыть голову, красить губы.
- Втюрилась, как облезлая кошка. - Зиночка язвила. - Начепурилась! Зубы-то с полки достала?
- А не пошла бы ты в задницу, голубушка. - Актриса хихикала. - Завидуешь, злыдня. Брысь! - И форточку открыла, чтобы выветрить дым.
Вечером Алик привёл Милу. Тусклая, волосы затянуты, очки. Целый день актриса всех ненавидела, орала на "деваху", а тут угомонилась. К статисткам она не ревновала.
Лампы не включали. В комнате с эркером млели розы и оплавлялись свечи. В их приглушённом свете абсурд вечери сходил за таинство.
В чёрном платье - "деваха" заколола его булавками на спине, чтобы не болталось, как сопля на вешалке - и вытянутой до размера простыни, дырявой шали актриса походила на страшную и жалкую моль. На левом безымянном пальце пауком затаилось чёрное кольцо.
Упрашивать? Да, воспоминания хлынули из неё. Неудержимо, как из гиперактивного мочевого пузыря. Ей внимала публика! Впервые за десятилетия.
Роли не играют, девочка... И умирают, когда их нет... Долгую жизнь? 'У неё хватило ума прожить её глупо. Зато её помнят даже сволочи.' Встречались таланты! Мужей? Официальные, гражданские. Сколько? Имена? Артисты, музыканты, шпионы, министры. Они её восхищали. А любила Сашу. Он снимал её в больших ролях. Именно такие делают артиста. Он верил ей и не сдерживал, и она раздевалась душой до полной наготы... Ревновали! Сашенька был одержимым. Гении изменяют пространство и людей вокруг. Ему никто не мог отказать... Награды? Баловали, награждали. Она предпочитала книги, вазы. Ничего не осталось. Продано, раздарено. Родственники? Сестра Зиночка... Дети? Нет, так вышло. Всё отдавала работе. Племянник. Живёт в Канаде. Не навещает, но - конечно же! - звонит, шлёт деньги, открытки! Квартира? Родителей. А какой домашний театр они устраивали... Журналисты? Рада, что не беспокоят, засранцы. Кольцо?..
Чёрный алмаз. Не отражает свет, только впитывает. Пра-прадед моряком был, а скорее, пиратом. Привёз кольцо из Америки для жены - гулёная была. Чтобы хранило её и чтобы хранила верность мужу. Не то выкупил, а скорее, украл у колдуньи. Жена кольцо не снимала. Прожила девяносто пять лет. Только муж её умер на следующий день как вернулся. Не проснулся, говорили, после бурной ночи любви. А вдова замуж выходила ещё раз пять, мужчин до бешенства доводила красотой, но все мужья умирали быстро. Выучилась магии и стала известной гадалкой. А кольцо так и прозвали "Поцелуй вдовы".
Мощный талисман, если передаётся из поколения в поколение. Ей достался от бабушки. Сколько стоит? Какая разница? Это камень звёзд, он служит великим, а к простым смертным равнодушен. Украдут? Хаха. Бабушка певицей была, ветреная, раз оставила его у любовника в квартире, а горничная нашла и прикарманила. На другой день пожар, любовника и горничную нашли обгоревших в одной постели. А кольцо к бабушке вернулось - подбросили. Уж, она его до смерти не снимала.
- И я не снимаю, вросло в палец. Уйдёт со мной под землю. Или палец рубить.
Дождь стучал в подоконник. Потрескивал воск. Фотографии - десятки их висели по стенам - таращились на гостей. За спиной как-будто дышали, а в углу светились глаза.
- Мурочка Власовна, да вы... колдунья. Так фантастически выглядеть, не смотря на... ни на что! - Алик встретил немигающий взгляд актрисы. - Мы вас утомили? Я провожу Милу. И вернусь.
Актриса опустила голову на подушки. В сущности, она прожила жизнь в одиночестве. Мужья её оказались беспомощными, слабыми, оставили её одну. Проклят будь талант, он всегда обречён, трагический конец неизбежен. Таня жизнелюбка была - упекли в психушку и хоронили в заколоченном гробу, изувечили буйно помешанные. Тамару в Каннах журналисты всё облизывали, а в восемьдесят - побиралась, мёртвая пролежала неделю на полу среди тараканов, и сын не хватился. А Серёжа - две недели пролежал на полу в пустой квартире. Ничего не скопил, на гроб собирали с мира по копейке. У Гоши - в коммуналке на окнах мешки висели, никогда помощь не просил. Аркадий - выбросился из окна, чтобы не побираться.
Ей повезло больше, чем другим. Она не умрёт ужасной смертью. У неё есть Алик.
Яркие огни царапали глаза. Жёлтые фонари, как церковные свечи с лампочками вместо фитиля, указывали путь алчущим спасения от непогоды - к трамвайной остановке.
- 'Старость - остров в океане смерти'. - Мила сняла очки. Лицо уверенное, колючие скулы, острые глаза, кому-то - неброское, другому - незабываемое. - Вот паршиво! - Милу знобило. - И свечи эти долбанные. Сколько ей лет?
- Ископаемое. Но сегодня выглядела на сто - гм! - процентов. - Алик поёжился.
- Хата - срач, уже ободрали. А саму хату отжать реально? - Мила закурила. - Сигарету?
- Не, вонять буду, она не терпит. - Он машинально отвернулся.
- Заботливый. Офигеть. - Злоба корчилась и ломилась наружу, как гадёныш, из скорлупы. - Ты не втюхался? Старуха - по полной! - Верхняя губа приподнялась, задрожала.
- А сама - кольцо примеряешь? Топор есть? Или ножом откромсаешь? И чёрное платье закажи, вдова.
Они не смотрели друг на друга и не чувствовали такой ненависти друг к другу ещё ни разу.
- А если камушек и тебя... того? Поцелуй чёрной вдовы, бля!
- Просто вдовы. - Мила поскучнела. - И выжми её сегодня. За аборт платить. И долг за ширку. Сегодня, понял?
- Рано. Она не дерево. - Алик отвернулся. Посмотрел, не идёт ли трамвай.
- Да мне плевать! Тебе кто нужен?! - Мила опять сатанела. Но Алик не реагировал. Тогда она дёрнула его за ухо. - Эй! - Алик глядел мутно. - Назад к ней? Или в общагу, приколоться?
- Людк, а ты ведь ревнуешь! - Алик оскалил белые зубы. И вдруг схватил Милу за волосы и дёрнул на себя.
Мила привыкла к жестокости. И даже Алик с ней... "Кобели! Ненавижу."
- Офонарел?! - Она жёстко вырывалась. - Иди на хрен!
- А я куда? - Алик закрутил ей волосы на руку, а другой поймал и дёрнул к себе подол юбки. Ногтями впился в ягодицы под юбкой.
Мила обессилила. Только приподняла брови, а глаза стекленели.
Ночь рвалась под одежду, к её телу под тонким бельём и бесцеремонно ковырялась в нём, как в безответном трупе мародёр.
- Я хочу чёрный алмаз. - Её губы - ледяные на вкус. - И ты убьёшь её. Понял?
"Поцелуй вдовы" Алик снял. Он держал палец актрисы во рту и слюнявил, лизал, потом глотал коньяк и опять слюнявил. Кольцо поддалось. Актриса будто молодела. Ей мало всё было, мало. А он утомился. Так скоро? Она хихикала, но глаза сжирали его, не мигая. Или улыбалась фарфорово, растягивая безгубый, как у змеи, рот.
Актриса отдала Алику кольцо.
- Да... в ломбард. - Она была рассеянной, и Алик торопился.
И банковскую карточку отдала с теми крохами, что отложила на похороны. Нет, не умела она копить. А он откроет выгодный счёт в банке на её имя.
- Да... на имя.
Пришёл ласковый нотариус и быстро оформил генеральную доверенность о праве на наследство квартиры. Они уходили вместе, но Алик сказал, что вернётся с шампанским. И они отметят!
Устроив актрису в кресле, он, внезапно для себя, прижался щекой к её руке с зелёными венами. Зачем-то вспомнил, как она говорила, вены так устали от уколов, что начали прятаться. Актриса дотронулась до его волос.
- Бедный мальчик... - И поцеловала его в лоб.
Она очнулась от криков. Сквозь ресницы увидела, как тянуло к ней лучи солнце. Но её раздражал запах. Резкий, удушливый. А сколько народу в комнате! Толпа расплывалась, то фокусировалась. Все махали руками, кричали.
- Родные мои, вы пришли поздравить...
- Очнись! Беги! Окно! Газ! Газ! Разбей! Открой! Идиотка! - Слов не разобрать: гомон.
Как та шумная речка на Памире, бурлящая, но мелкая. Они с Сашей - жаркие, потные - легли на камни. Ледяная вода обжигала. А кожа потом хрустела, словно накрахмаленная. Так-так-ток-ток - скакала вода по камушкам.
Тум-тум-тум - в голове пульсировало. Воздуха не хватало. Как и сил встать. Умереть во сне, когда свободная душа может не возвращаться в больное тело. Царский подарок!
Ей незачем открывать глаза. Ролей больше нет.
Растолкав облака, солнце протянуло тонущему городу лучи-соломинки. Но передумало и скрылось. Горожане опять распахнули свои нелетающие, ненавистные крылья - зонты.
- Опоздал! - Мила морщилась.
- Не отпускала. - Алик не хотел целовать Милу. Но та брезгливо отшатнулась, дура. - Забирай кольцо.
- Дай. Чёрная вдова - паучиха - сжирает пауков после секса, а её паучата в коконе сжирают друг друга, выживает один. - Она сунула кольцо в карман.
- Налички на доктора хватит.
- Его не будет. - Миле тут же расхотелось путано говорить, как до боли в животе она захотела дочь. Но Алик не спросил.
Они ждали в мокрой толпе на перекрёстке. Светофор застрекотал, и часть толпы двинулась по зебре, а Мила потянула их в направлении красного света. Тормоза истерично завизжали, и Мила отпрыгнула, как белка. Алика ударило и отшвырнуло.
Мила отвернулась. Она долго замирала на обочине, прижимая ладонь ко рту в беззвучном вопле. Потом сунула ладонь в карман, достала "Поцелуй вдовы" и разжала пальцы.
Кольцо звякнуло об асфальт и укатилось под ноги ребёнку, которого за руку тащила взмыленная мамаша. Девочка упиралась, а увидев кольцо, напрягла силёнки, нагнулась, сцапала вещицу и сунула в карман. А потом дала себя дёрнуть.
Чёрный камень впитывал тепло маленького бедра. Много тепла и света, и времени ему нужно, чтобы понять эту новенькую, а когда она вырастет и оденет его на безымянный палец левой руки, он решит, что для неё сделать.
![Иллюстрация: ?Моя жена и моя тёща. Обе на картинке - найди их? (My Wife and My Mother-in-Law. They are both in this picture - Find them) карикатуриста У. Хилла (William Ely Hill, 1887-1962) из журнала ?Puck?, vol. 78, ? 2018, 6 Nov. 1915, p. 11 [en.wikipedia.org/wiki/Edwin_Boring, www.loc.gov/pictures/item/2010652001/] []](/img/b/bxjufort_k/20150218rolirozdanykameramotor/staruhadewushka.jpg)