Нет проще и слаще жизни, чем в итальянской глуши, в городках, разбросанных по скалистым морским окраинам итальянского сапога. Средневековые деревни моряков и виноделов. Ничего не изменилось, они так и остались декорациями к старой сказке. Жёлтые, зелёные, красные дома. Их всегда красили ярко, чтоб были видны с моря, как маяк - и в тумане, и в шторм. Площадь, церковь, кладбище - будто выгрызены в скалах и зависают над вечным покоем воды, готовые сорваться вниз в любую минуту. Какое лёгкое отношение к жизни и смерти. Как у кошек, они тоже не боятся упасть с высоты, потому что имеют девять жизней.
Дину, динку-льдинку, когда попала в такой городок, накрыла именно эта лёгкость, похожая на освобождение. Когда пьёшь вино, и оно кружит голову, давление лет, вес тела - всё улетучивается, и мысли бегут весёлые, как пузырьки в шампанском. В наскальных итальянских городках Дина увидела горы разноцветного мороженого: жёлтая гора с манго, зелёная с киви, розовая с малиной. La Dolce Vita. Когда в детстве взрослые дарили рубль, говорили: "На мороженое". Дина могла его купить, но любила помечтать. Трогательный, одинокий, таящий - стаканчик мороженого был мечтой. Покупала Дина скромное, недорогое мороженое, чтобы не спугнуть, не сглазить мечту. Детство измерялось ненавистно-длинными учебными годами; уроки крали время у книг; толпы чужих - детей и взрослых - лезли в душу, в жизнь, вынуждали подчиняться, смиряться, подражать им, чтобы быть принятой и нравиться. Если доходило совсем до края, круглая монета обменивалась на бумажный стаканчик с замороженным чудом. Согревая его губами, Дина старалась не уронить - не растерять ни капли мечты.
Давно охладевшая к сладкому, Дина почувствовала в Италии своё, забытое. Детское счастье. Особенно когда держишь в руке мороженое, ещё ненадкусанное, многообещающее. Италия не похожа на жизнь по-взрослому. Здесь можно расслабиться и продолжить игру. Начать хоть с праздников - их 250: день килек, помидор, день винограда, лимона, баклажана, клубники, сыра, спагетти, риса, пиццы, белого трюфеля, потом дни рождения святых, дни освобождения от пиратов, дни НЛО, лягушек, медлительности, дыхания, мытых рук, улыбок, и -обязательно! - кошек и - отдельно - чёрных кошек. Какая dolce vita возможна без gatti liberi? Без того, чтобы тебя окружали свободные родственные души.
Всё итальянское напоминало Дине кошек. Плутаешь по лабиринту Колизея, а кругом одно заплесневелое прошлое. Вдруг краем глаза выхватываешь что-то реальное, живое: серый Васька. Сидит на обломке античности и наманивает гостей. Сарделька-хвост закручен и аккуратно уложен. Жёлтые глаза ловят солнечный луч, кот щурится; но золотые глаза смотрят так же равнодушно, как в пустоту. И всё! - пусть мёртвые хоронят своих мертвецов, живым - живые шедевры. Набегает толпа, щёлкают вспышки. Господи, есть такое место на земле, где живёт одиночество?
Шедевров этих - gatti liberi - сотнями разгуливает по Колизею и по всему Риму. Живое античное наследие. Их охраняет закон, казна выделяет на них деньги. Хотя дальше, как по протоколу: деньги получают одни, а кормят и любят другие.
- Действительно, что ещё делать в Риме? Снимать котов. Дома-то не те же самые, - муж, скульптурно навалившись на ограду, привычно ожидал конца фото-кото-сессии.
- Здесь контраст: кошка - свобода, Колизей - рабство и власть. Колизейские кошки - это концептуально. Это протест. И зависть.
- Зависть? Скорее, признание родственной хищной сути. В этой бархатной голове только один вопрос: кого бы убить и съесть. И мы хотим того же.
- Поэтому и завидуем. Я бы и сама задушила кого-нибудь в этой орущей толпе. Но я глажу кота. Он сейчас пойдёт, выроет аккуратно ямку и сделает в неё на всех. И закопает. И - свободен.
- Философы.
- И вольнодумцы. Гении их обожали. Петрарка, Да Винчи, Данте.
- А другие - на них плевали. Цезарь, Наполеон, Вольтер.
***
Больше десяти веков пеший ход - ритм жизни Пятиземья. Риомаджоре, Манарола, Корнилья, Вернацца, Монтероссо - пять средневековых лигурийских коммун, разделённых скалами и морем, и связанных между собой и с миром тропинками в горах. Когда прорубили туннель и пустили поезда, горные тропы достались экстремалам, романтикам. Только тем, кто забирается наверх, открывается самое непредсказуемое.
Дина цепко держала Дена за руку. Они стояли на краю обрыва, между морем и небом. Оба давно уже запали на эту картинку: бирюзовая вода, укромная бухта, кубики домов леденцово отсвечивают на солнце; крепость сторожит бухту с моря; в небо тычет жёлтый палец готической колокольни. Внизу под ногами дремала Вернацца. Городок-мечта, такой одинокий, интимный, само совершенство. А выше в горах, куда Дина и Ден залезли мокрые, дикие, взъерошенные, у горбатого моста над зелёным водопадом, их встретили кошки.
- Для сытых - очень уж нам рады. Вон как ластятся.
- Да тут контейнер с запиской: просят открыть и покормить кошек, они - бездомные, никому не нужные. Ого! Тут кошачьи консервы. Кошки, пир!
- Набежали! Избалованные. Сухой корм не едят, хотят только вкусненькое.
Высоко в горах обреталась кошачья колония. Помнится, Диана, богиня диких зверей и лесов - королева ведьм - как раз и жила в лесу на горах, окружала себя нимфами и фавнами, и сама оборачивалась кошкой, если хотела удрать или соблазнить. Поклонники Дианы или кошек, но о хвостатых отшельниках заботились.
- Высоковато. Даже для кошелюбов.
- Я же говорю: кошатники - великие люди. Любят без компромиссов.
- Взаимна ли та любовь? Кошки могли бы спуститься в деревню, но не хотят.
- Тогда нельзя не признать, что местные обращаются с нонконформистами очень цивилизованно. Кошкам можно позавидовать.
- Сомнительно. Уличные - бездомные. А зимой, в дождь? Сюда не забраться.
- Значит, так они понимают свободу - и кошачью тоже.
В Вернацца не ездят на машинах и не держат собак. Здесь царят кошки. Они встречают рыбаков из моря, кормятся при ресторанах, гуляют, где хотят.
Белая кошка уютной буханочкой дремала на солнце, когда возник дымчатый кот и вопросительно сел невдалеке. Белая уставилась на дымчатого немигающими глазами, едва заметно прижала усы, напрягла шёлковые кулачки с когтями.
- Где ты шлялся? Пахнешь потос-кошками! Фрр!
- На рыбалке, клянусь! Спроси у Ромула или Рема. - Аккуратно переступая мягкими лапами, дымчатый приблизился и опять сел.
- И где же рыба? Фрр! - Белая отвернулась, ухо вывернуто.
- Неудачно. Hо вчера же приносил. А позавчера - птичку. Отдохну и поймаю кого-нибудь. - Дымчатый пожал плечами и пересел ближе. - А ты?
Белая стрельнула глазами. Дымчатый встретил выстрел, продолжая сидеть.
- Ммм... - Белая отвернулась, кулачки расслабились. - Ну, ладно. Я нашла их. Они появились утром. Сняли квартиру у Арадии на одну ночь. Им здесь нравится. Она не хочет уезжать, не любит, когда холод и дождь.
- А ехать - в холод? Фрр... Они хоть богатые? Я не хочу работать. - Дымчатый кот подвернул локотки и уютно примостился.
- А я хочу дом. Я устала жить бродягой. А ты оставайся на воле.
- Нет! Я с тобой!
- Он - хорош. И любит её. У неё красивые кольца.
- Не понял. Причём здесь брюлики?
- Напомни, где твоя рыба? - Белая вывернула ухо. Дымчатый отвел прищуренные глаза. - Вот и молчи. Сегодня полнолуние. Все мыши высыпят на небо. Я хочу всё получить сегодня ночью.
Через несколько секунд меховые жуиры погрузились каждый в свой транс.
Когда алая герань на подоконниках ловила убегающие лучи солнца; а темнота наползала с гор, залегая на ночь в carugi - узких лабиринтах средневековых улочек - Ден и Дина ужинали в ресторанчике на берегу. Они заказали местный шедевр Tegame alla Vernazza: свеже-выловленная килька с картошкой и помидорами в оливковом масле с пряностями.
- Принесут через тысячу лет, идём к воде.
Они переместились на камни. Местное белое вино - букет свеже-скошенного сена, зелёных яблок и лимона - щекотало нервы. Настроение сборило, как фосфоресцирующее свечение на волнах.
- Благодать... А по коже мурашки.
- Льдинка, я забыл сигареты! Всё закрыто, а курить хочется - смерть. Пойду стрельну в баре.
- Я подожду здесь, тошнит от барменов.
- Не тай, я быстро. А к тебе кошенция идёт, глаза зеленущие, как твои.
Белая кошка круглая, как луна, запрыгнула на камни, потёрлась мягкой головой о Динину руку, заглянула в глаза. Кошкины глаза, казалось, всё видели и понимали, но не светились теплом и участием. Кошка устроилась у Дины на коленях.
Дымчатый кот наблюдал, не приближаясь. Он сидел спокойный, но бдительный, аккуратно обернувшись хвостом. Кошачьи глаза умеют сохранять пойманный солнечный свет, чтобы гореть в темноте.
Тепло от белой кошки переселилось в живот, поползло к сердцу и выше, в голову. Дина гладила кошку. Уютный мех затягивал в самую глубину. Мурча, кошка понюхала кольцо на пальце. Тусклое старое серебро оттеняло зелёный камень. Дина почесала кошку за ухом, и кошка завалилась на бочок. Дина пощекотала муслиновый животик - кошка сузила зрачки и прижала уши.
"Я отпущу тебя на волю. Закрой глаза и не кричи, и я не сделаю слишком больно."
Тут же Дине в руку вонзились зубы и когти, способные легко и быстро содрать кожу с костей. Выступила кровь, кошка стала быстро её лизать.
Ден видел, как Дина встала и стряхнула кошку с колен, и как та спрыгнула. Кончик хвоста извивался, спина подрагивала. Дымчатый кот было двинулся навстречу белой, но белая зашипела и удрала. Тогда кот подошёл к Дине и потёрся ей о ноги.
- У тебя кровь?! Тебя укусила кошка?
- Уже нет. Забудь. Очень хочется есть. Идём!
- За тобой ещё одна увивается, прохода не даёт.
- Это кот. Давай его покормим. Закажи ещё порцию рыбы.
Они возвращались на съёмную квартиру уже за полночь. Крутая, морщинистая лестницa вела наверх и упиралась в тесный коридор со звёздами и сохнущими бельём над головой. По обеим сторонам - красные, зелёные, розовые двери. Они нашли свою, и Ден открыл её железным ключом. В открытую дверь метнулась тень.
- Эй! Куда? К нам чёрный кот забежал.
- Серый. Не включай свет, луна яркая. Откроем Sciacchetra, его называют вином полнолуния. Не гони кота, пусть мурчит нам в постели.
Наливая в бокалы вино, она не оборачивалась. В спальне было тихо, и вдруг зашипел кот. Потом вскрикнули, чертыхнулись. Стукнула входная дверь. Она повернулась. В дверном проёме стоял муж.
- Хорош! Помолодел. Стой, не кусай в шею! Ты же не кот!
- Тогда пойдём быстрей! Сколько ждать?
- Куда спешить? Лунная ночь длинная. А мне не терпится скорее домой. Ты понимаешь, глупый кот, что у нас есть дом? Да, стой же! Как думаешь, а сюда мы когда-нибудь вернёмся?