Если я говорю языками человеческими или ангельскими, а любви не имею, то я - медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, - то я ничто. И если я раздам имение мое и тело мое на сожжение, а любви не имею, - нет мне в том никакой пользы. Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине: все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.
Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.
А теперь пребывают из них три: вера, надежда, любовь, но любовь из них больше.
1-е послание Коринфянам святого апостола Павла
гл. 13, стихи 1-8; 13
Был поздний вечер, когда наконец завершился прием послов, и старый император проводил своего преемника - внука Иннегаттеуса - до стоянки катеров. Паренек поцеловал деда в щеку - совершенно по-свойски, нарушая все нормы поведения и обращения с императором, отчего тот едва не расплакался, - прыгнул в катер, и небольшой эскорт плавно поднялся и развернулся к горе, к древнему дворцу Меммиджею. Император долго смотрел вслед катеру, увозившему его потомка в родовое гнездо, а затем, когда огни катера смешались с огнями пилонов и башен, вернулся в холл.
Этот маленький дворец на берегу моря давно был действующей императорской резиденцией - с тех пор, как император почувствовал необходимость жить вдали от суеты большого дворца. Он оставил дом, где родился, своим детям и внукам и перебрался жить на берег моря.
Гости отбыли со второй стоянки катеров прямиком в космопорт - им больше нельзя находиться в империи, так пожелал сам император. Он был готов разрешить им остаться еще на два-три дня, но они так вызывающе вели себя сегодня... Император вошел в смежную с приемным залом комнату, где слуги поспешили к нему, чтобы помочь снять тяжелое облачение, но он остановил их. Сегодня он должен остаться при всех регалиях.
Потому что сегодня его последняя ночь.
Но никто не должен знать об этом. Никто не должен заподозрить хотя бы намек на то, что император нездоров или устал. Он вышел в приемный зал. Советники выжидательно смотрят на него - почти все новые, кроме одного, старого Иваа, которому минуло уже больше тысячи лет... Император задержал взгляд на каждом из советников, мысленно прощаясь с ними, а затем повернулся к секретарю. Тот с почтительным поклоном протянул ему прозрачную сапфировую пластинку - запись приема гостей. Император взял ее и, направляясь к выходу, обронил:
- Иваа, проводите меня.
Старший советник поспешил за ним, а остальные замерли в низком поклоне.
В холле Иваа догнал императора. Шли медленно и в таком тягостном молчании, что Иваа почувствовал себя неловко и посмел произнести:
- Вы были сегодня великолепны, мой господин!
- Вы полагаете? - спросил император, не поворачиваясь.
- Да, мой господин!
Император усмехнулся:
- Мне показалось, что их больше впечатлили наши облачения и окружающая обстановка.
Иваа вздохнул:
- Я никогда не сомневался в том, что они варвары.
- А ведь они обманули нас, - сказал император, - они продолжают заниматься разработкой двух отсталых миров, хотя и обещали оставить это занятие, прежде чем мы пойдем с ними на переговоры.
- Я не знал об этом, - удивился советник. - Откуда такие сведения?
- Совет Пятнадцати Старейшин известил меня за полчаса до приема. Я не успел сказать вам...
Не успел... Он слишком многое не успел. Он правил чуть больше двухсот лет - невероятно мало после тысячелетних царствований его предков. Он слишком рано состарился, и на то были серьезные причины, хотя он не прожил и половины обычного для своих подданных срока жизни. Через три дня его внук, один из многих потомков, избранный им на царство еще до своего рождения - потому что императору приснился вещий сон - будет коронован по древнему обычаю Китона, и ему достанется та проблема, которую они вместе пытались решить сегодня.
Они остановились в маленькой комнате перед спальней. Здесь горел камин и две плошки, а посередине комнаты висел матово светившийся шар. Император сразу попросил потушить светильники.
- Мы молчали четыре тысячи лет, - сказал он, тяжело опускаясь в кресло, пока советник гасил плошки и шар, - и наше молчание ничему их не научило.
Со столика рядом с камином он взял стопку бумаг. Это его архив. Он уже давно приводит его в порядок, уничтожая черновики и некоторые записи, которые кажутся ему лишними, и на сегодня остались последние документы.
- К сожалению, - отозвался советник, - наша империя для них не более чем миф. Они все равно не верят в наше существование до конца. Вы же знаете, что с некоторых пор Сообщество считает, что Китон - розыгрыш Посредников.
Император вопросительно посмотрел на Иваа:
- Их не удовлетворила возможность посетить наши системы?
- А вы уверены, что они изменили свое мнение о нас после сегодняшних переговоров?
Император отвернулся.
- Не уверен, - не сразу ответил он, - судя по их поведению... Но все же стоит признать, что не все их эксперименты с молодыми мирами закончились плачевно.
- Да, но убивший даже одного человека считается убийцей! - возразил советник. - А сколько загубленных цивилизаций на совести молодого Сообщества? Или вы боитесь показаться слишком жестким?
Да. Это был принципиальный вопрос, приведший в свое время Сообщество молодых цивилизаций и цивилизации Старейшин галактики к великому молчанию. Цивилизованная галактика давно делилась на две возрастные части, и взаимодействие в одной группе все больше отличалось от другой. Сообщество строило свою политику на торговле. Ему нужны были миры с хорошими ресурсами и потенциально сильным разумом, но отстающие в своем развитии - чтобы полностью подчинить себе эти миры и иметь уже готовые почти бесплатные базы для освоения этих ресурсов. Но, озабоченное целью обогащения, Сообщество плохо просчитывало все последствия своего вмешательства, и в большинстве случаев все заканчивалось очень печально - полная деморализация разумных существ этих миров и вымирание. У Старейшин имелись свои взгляды на мир, и политика Сообщества никак не устраивала их. Поначалу Старейшины пытались взывать к разуму Сообщества, потом прекратили экономический контакт, а когда и это ничего не дало, Старейшины просто исчезли, растворились среди звезд. Но они лишь раздразнили воображение молодых миров, которые теперь стали тратить огромные средства на поиски систем Старейшин, чьи галактические координаты всегда были тайной, а технические и энергетические возможности неограниченными. Очень скоро среди молодых цивилизаций появились прекраснословные легенды о Китоне - Эльдорадо галактики, сулившем всякие райские блага. Нет, не боялся император показаться жестким. Скорее он боялся раньше времени разрушить те розовоцветные иллюзии, которые имели молодые миры относительно его империи. Впрочем, логика подсказывала им, что рай в этом мире невозможен, а желание найти изъян во всех событиях и явлениях вызвало обиду на Старейшин и особенно на императора Китона как на представителя этих самых Старейшин. Они не поверили ему. Они не осознали полностью того факта, что император Китона, открывая им свое лицо, снизошел до них, одарив их великим благом. Любой представитель старых миров именно так бы все и воспринял. Здесь же случилась обратная реакция. Все эти обязательные бесконечные поклонения императору, красиво обставленные церемонии, облачения, немыслимо дорогие для Сообщества, на послов оказали эффект красной тряпки. Они слишком и жадны до чужой роскоши и богатства, и ничего кроме воспаления самолюбия и зависти не испытали. Нет, если бы он, император, действовал только от своего имени, если бы Старейшины не были так заинтересованы в возникшем споре, он все сделал бы по-другому...
- А стоило ли вообще все это затевать? - едва слышно произнес император.
- Вы сомневаетесь, мой господин? - советник наклонился к нему.
- Да.
Советник вздохнул.
- Я понимаю вас, - сказал он. - Но только именно вы должны были положить конец этому затянувшемуся молчанию. Было бы удивительно, если бы вы оставили все как есть.
Он замолчал. Император слабо шевельнул рукой, тем самым призывая продолжать говорить. Иваа заметил это движение и, ободренный, сказал:
- В свое время Старейшины, быть может, поступили правильно, прервав контакт с молодыми мирами. Но этим самым не умножили ли они зло? Ведь мы все живем в одной звездной системе, в одном доме, и не годится, чтобы живущие под одной крышей предки и потомки ссорились друг с другом! Мы все равно не убедили Сообщество - для этого нужны их методы, неприемлемые для нас. А поскольку мы мудрее, нам пора пересмотреть свои взгляды и найти выход из создавшегося положения. Мы вполне можем позволить себе вмешаться в те дела, которые творятся в нашем доме... В вашем доме! - закончил он с особой интонацией. - Не забывайте, мой господин, что вы не только император Китона!
Да, он опять прав. Император Китона - это негласный правитель всей галактики - такова непреложная истина, признанная всеми и никем ни разу всерьез не оспоренная. И что бы ни думали по этому поводу сами императоры, все же именно в их власти было вмешаться в судьбу любого из миров. И то, что в галактике существовали такие разногласия и раздоры, не делало чести ни одному из предков нынешнего правителя, да и ему самому тоже.
- Вы хорошо говорите, Иваа, - сказал император. - Надеюсь, ваши взгляды останутся неизменными и впредь, иначе моему преемнику трудно будет разобраться во всем том, что ему достанется.
И, не дав советнику до конца вникнуть в смысл своих слов, император повелительным жестом отослал его из своих покоев.
Надо внести протокол приема в эспал. Император потянулся за своим эспалом и с трудом удержал его. Он слабел. Дрожащими руками он активировал прибор и нетвердым движением вложил в считывающее поле сапфировую пластинку. Эспал выключать не стал - завтра он понадобится Иннегаттеусу, а без участия хозяина эспал активировать никто не сможет.
Да, сегодня он выглядел старым маразматиком, под чью дудку пляшут все пятнадцать старых миров, и чьей единственной задачей в жизни осталось заставить участвовать в этой пляске всю галактику - до последней звезды. Ничему они не научились, ничего не поняли. Они остались такими же, какими были четыре тысячи лет назад, тысячу, пятьсот, двести... Император прекрасно знал этих зарвавшихся гордецов: в свое время он достаточно хорошо изучил все повадки молодых миров. И поэтому именно он начал разбирать ту огромную кучу проблем, которые как сор накопились в галактике.
Для начала он решил отстоять у Сообщества планету, которую аборигены называли Терра - или Земля. Система, в которой она находилась, давно была внесена в каталог перспективных миров, но еще не скоро ее население оказалось готово к контакту с чужим разумом. Почти восемьсот лет назад Сообщество активно занялось разработкой этого мира. Перспектива овладеть ресурсами, в том числе и живыми, прикрывалась идеями слияния братьев по разуму в одну мощную галактическую структуру. Говорилось даже об устранении из галактики старых миров как отживших свой век. Но обывателям все эти высокие материи оказались непонятны. Земляне получили огромный объем возможностей, до того момента им недоступных. Не достигшие своим собственным развитием уровня Сообщества, они превратились в бесконечных потребителей самых разных материальных благ, и события начали развиваться по мрачному сценарию. Все приобретения получили самые разные трактовки - и общество Земли зашаталось. Потребители кричали о том, что вечно искомый рай наконец-то обретен. Те, кто видел, во что превращаются эти потребители, ссылались на священные книги и утверждали, что наступил конец света. Нашлись и те, кто прямо говорил о том, что Землю используют в корыстных целях. Власти были на стороне первых, прикормленных, утверждая, что, по меньшей мере, неразумно отвергать помощь более развитых цивилизаций, которые снизошли до Земли - в обмен на некоторые уступки, конечно же...
Император положил в огонь стопку ненужных бумаг. Они ярко вспыхнули, занявшись от единственной горевшей головни... Все это он знал, но лишь из книг и документов. А вот своими глазами он увидел то, что случилось дальше. Больше ста лет Землю лихорадило. Те, кто верил в конец света и корысть Сообщества, бежали из городов. Власти преследовали их, заставляли вернуться в города, сажали в тюрьмы, обязывая работать на Сообщество. А они все равно убегали, собирали в пустынных местах единомышленников и лишь относительно недавно смогли полулегально образовать свои поселки, где копилась та часть общества, которую принято называть элитой: поэты и писатели, художники, музыканты и ученые. Они пытались жить в гармонии с природой и друг с другом, выстраивая свою этику отношений. Они жили и работали во имя своих потомков, которые однажды должны были возродить человечество. Живые ресурсы отказывались становиться быдлом. В таких условиях нечего было и думать поиметь с Земли хороший доход. И Сообщество пересмотрело свои намерения относительно Земли и контактировало теперь в основном с переселившимися из городов, а власти, увидев, что интересы изменились, оставили беглецов в покое. Но люди, бежавшие от влияния молодых миров, не смогли простить Сообществу того, что оно сделало с их планетой.
Переселенцы пользовались чужими достижениями в науке и одновременно презирали все Сообщество и его представителей. Они, конечно же, не упустили случая побывать в разных уголках галактики, но не считали нужным уповать на Сообщество и кланяться ему в ножки. И Сообщество опустилось до того, что начало заискивать перед землянами, добиваясь полного себе подчинения - ведь в достижении поставленной задачи все средства хороши.
Именно из-за этой губительной настойчивости император заставил Старейшин нарушить молчание, чтобы начать с Сообществом переговоры и взять под контроль ситуацию с неосвоенными Сообществом мирами.
Бумага догорела, и теперь сквозняк гонял по пеплу волны тлеющего огня и играл последними язычками пламени головни. Император чувствовал, как силы оставляют его, как сердце бьется все медленнее и слабее. Когда последний уголек в камине потухнет, испустив струйку дыма, он умрет. А пока он еще раз перебрал все сказанные на приеме слова. Все ли правильно он сделал? Да, пожалуй. А ведь он говорил сегодня именно на языке Земли, хотя в совершенстве владел почти всеми языками Сообщества. Но он не стал пользоваться их языками, подчеркнув тем самым свою позицию в данном вопросе. Но они все равно ничего не поняли. Ничего. Для них эта новая, необычайно мощная цивилизация всегда представляла собой лишь опытное поле - не более того, - где всевластный правитель-агроном захотел - и выдернул росток, захотел - и выдернул другой, а захотел - и перепахал все поле разом. Но разве цивилизация - это пашня?
Старый император прекрасно помнил, как зарождалась эта цивилизация, как бабочка выползая из мертвого кокона городов. Он помнил презрительное отношение ко всему неземному, что так безжалостно вторглось на эту планету. Он помнил поселения, помнил людей, живших там, помнил их разговоры, интересы...
Может, позвать священника? Императору стало вдруг страшно оставаться здесь одному. Головня догорала... Нет, не стоит никого тревожить. Пусть все отдыхают перед днями скорби. А священник был у него не далее как нынче утром, и все, что император хотел ему сказать, священник услышал. Надо быть мужественным, надо успокоиться. Император закрыл глаза.
О чем он может подумать сейчас? О чем пожалеть? Нет, жалеть не о чем. Да и поздно уже жалеть. Все прошло. Он может лишь вспомнить свое необычное детство, свою юность, принесшую страшные и радостные открытия, потери и обретения... Его жизнь не случайно завершается этой всеми терзаемой планетой - Землей. Он снова вернулся к ней и вспомнил, о чем стоит сейчас подумать. Он перенесся мыслями в одно раннее утро, когда так же догорала головня... Мысль потянулась дальше, в прошлое, оживила его...
1
Перед домом на площадку гостевого двора опустился катер. Андрей, мрачный донельзя, вышел из катера и вытащил из багажника свой рюкзак. Климов, тоже хмурый, молча наблюдал за ним, сидя на месте пилота. Андрей закинул рюкзак за спину, посмотрел на отца. Климов выдохнул, вышел из катера. Поднимаясь на крыльцо, Андрей оглянулся. Яблоневый сад начинался сразу за площадкой двора. Деревья отцветали. За стволами и ветками он разглядел черную фигуру. Человек стоял и смотрел на приехавших. Андрей отвернулся. Этот человек, слуга его отца...Из-за него Андрею не хотелось возвращаться домой. Странный это человек. И все, что с ним связано, тоже очень странно.
- Не закрывай дверь, - сказал Климов, когда они вошли в дом, - этот олух сейчас обязательно припрется...
И жестом велел Андрею следовать за собой в кабинет.
Там он усадил Андрея на диван, сам сел за стол и принялся бесцельно переставлять предметы на столе. Некоторое время Андрей наблюдал за ним, потом терпение его закончилось.
- Ты за всю дорогу, - начал он, - не сказал мне ни слова! Просто прилетел за мной, забрал... А я как баран пошел за тобой...
Климов поднял на сына глаза.
- Что ты хочешь услышать?
- Зачем ты забрал меня с Бериабы? Чем тебе не понравилось, что меня пригласили в старые миры? Ты сам говорил мне о том, что было бы здорово хоть одним глазком посмотреть, как живут существа из этих миров! Тут подворачивается такая возможность - а ты рушишь все мой планы!
- Разумеется! - не меняя позы, ответил Климов.
- Но почему?
- Ты хотел увидеть старые миры?
- Да! Меня туда...
- Да. Пригласили. Я помню.
- Почему ты меня не пустил?
Климов несколько секунд смотрел в глаза Андрея, а потом сказал:
- Оттуда не возвращаются.
Андрей сразу притих.
- Ты-то откуда знаешь?
- Знаю. Например, глава той системы, куда тебя пригласили, дружит с правителем самой старой империи. Не ровен час, тебя бы затащили туда...
- Ну и что?
- Знаешь что, - неожиданно повысил голос Климов, - хватит морочить мне голову! Я тебя зачем отправил на Бериабу?
- Учиться, - Андрей сразу притих.
- Да, учиться! Местный уровень образования слишком низкий для тебя! Ты здесь совсем зазвездил! Я думал, что университет Бериабы тебя хоть немного остановит! Ты же заканчиваешь его за три года вместо семи и пишешь большую научную работу. Ты успокоишься, наконец?
- Не понял...
- Тебе не к чему приложить свои знания? Тебе обязательно надо везде светиться?
- Но ведь ты же стал известным ученым! Чем я хуже тебя? Я тоже так хочу!
- Не стоит, - веско сказал Климов.
- Ревнуешь?
Климов усмехнулся:
- Отнюдь!
- Тогда зачем вся эта отповедь? Тебе не нравятся мои успехи?
- Дурак ты безграничный! Если бы мне не нравились твои успехи, я не познакомил бы тебя с главой Европейского ученого совета! Этот Джон Маккензи теперь только о тебе везде и говорит! Я, между прочим, намекнул ему на то, что ты мог бы стать его преемником - и он согласился... Тебе чего?
Последнее было сказано резко изменившимся тоном, в котором явно слышались ненависть и презрение. Андрей оглянулся. В дверях кабинета стоял Илья.
Сколько Андрей себя помнил, Илья всегда ходил в одном рванье. Зимой он перебирался в ветхий тулуп и валенки, а шапка у него была такая, будто ее украли с монастырского погоста. Летом же он носил насмерть стоптанные башмаки-луноходы и перелатанный комбинезон. Столько лет прошло, а одежда Ильи не менялась. И при этом не была грязной и вонючей. Слуга берег ее.
- Да я вот, - начал мяться Илья, перебирая в руках рабочие перчатки... - хотел сказать... - он покосился на Андрея.
- Ну? - поторопил его Климов.
- Тебе звонили двое, - выдохнул Илья и опустил глаза.
- Кто? - по-хозяйски спросил Климов.
- Этот твой друг контрабан... скупщик яблок, - Илья поднял на хозяина глаза. - Интересовался видами на урожай.
- Ты что ему ответил?
- Что урожай должен быть хорошим: яблони в цвету, дождей мало...
- Эти подробности, - перебил его Климов, - оставь при себе. Кто еще звонил?
- Адвокат из Москвы.
- Ах, да, - Климов полез копаться в стол. - Просил привезти бумаги?
- Да. Сказал, срочно. И не через почту.
- Хорошо. Что еще?
- Заезжал Ким Кирман. Оставил проект строительства нового поля космопорта.
Климов глядел стол.
- И где же он?
- Компьютер у меня... Ты же просил просмотреть его!
- Да! - рассердился Климов. - Но только после меня! Ты что себе позволяешь?
Илья не слишком испугался.
- Я тебе все отдам! - заверил он Климова. - И копии я не делал!
- Попробовал бы только!.. - Климов очень быстро отошел. - Проект нормальный?
- С учетом местных технологий - вполне.
- И какова его примерная стоимость?
- Двадцать миллиардов евроталеров.
Климов цокнул языком:
- Дороговато для дополнительного поля!
- Но ведь это космопорт, а не домик в деревне!
- Не умничай! Лучше свари мне кофе - я улетаю. - Климов встал из-за стола. Илья молча послушно удалился.
- А мне-то что делать? - подал голос Андрей. Климов как будто вспомнил, что в кабинете сидит еще кто-то. Он растерянно посмотрел на сына, неопределенно повел рукой и обронил:
- Отдыхай пока... - и вышел.
Андрей от возмущения едва не задохнулся. Два дня они добирались до Земли в сверхскоростном лайнере, и Климов так и не объяснил ему толком, что произошло. Просто предъявил руководству Центрального университета Бериабы заявку на аннулирование учебного контракта Андрея Климова и увез его. Не надо было сообщать отцу о приглашении; о том, что его разыскал сам глава Коалиции государств Уртании и сказал, что им, Андреем, заинтересовались в самых высоких сферах Старейшин. Туда последнее врем начали приглашать известных личностей Сообщества. За два дня до приезда Климова оттуда вернулся самый талантливый художник Бериабы Эйе-Тахо Солатан - как говорили, совершенно невменяемый. Что-то с ним такое сделали там... Такими же донельзя очарованными вернулись его ассистенты... Но ведь вернулись же! Почему Климов сказал, что оттуда не возвращаются? Ерунда какая-то! Теперь вот сиди здесь в полном бездействии! Андрей к такому существованию не привык. Он был весь в науке, занимался ею очень активно и на Земле в свои двадцать три года уже имел ученую степень. О нем много говорили, а он совсем не заносился, продолжая свои научные изыскания. Одна его физическая теория оказалась монументальной, и Климов явно заревновал к его успехам. Наверное, именно поэтому он оплатил обучение Андрея на Бериабе, старшей планете Сообщества, чтобы держать сына подальше от его земных успехов. Этот университет стал третьим в жизни Андрея...
Он вышел в большую гостиную. Здесь солнечно, тепло... Никого... Дом построен по типу старинных интеллигентских дач: с просторным первым этажом, с лестницей на галерею второго этажа. Галерея тянется по периметру гостиной. Там, на втором этаже, жилые комнаты. Дальше, за гостиной, столовая, и за ней - кухня. Есть еще оранжерея, большая хозяйственная пристройка, подвал с аккумуляторами световой энергии и коммуникациями, чердак... Дом построен из дерева, а не из стекла и металлокерамических блоков, как в городах. У него сложная крыша - с крыльями, мансардами - покрыта черепицей едва ли не ручной работы. Минимум всяких технических новшеств - здесь принято жить в примитивных условиях по меркам нынешнего века, среди ученых это считается хорошим тоном. В доме уютно, приятно и тепло, несмотря на неоднозначность его хозяина. Андрей стоял посреди гостиной, вдыхая аромат, знакомый с детства - запах дома... С чем-то он у него ассоциируется? С отцом?.. Нет... С той бабкой, которую отец нанимал в няньки Андрею?... Нет! С этим цербером - ни за что! Уродина! Ломала Андрея как могла! Она уехала отсюда так, как будто собиралась вернуться. Очевидно, она с Климовым давно и тесно знакома. А вот Илью она ненавидела. Илья... С ним связан этот запах. Главным образом, потому, что все в этом доме, как и в саду вокруг, лелеется, оберегается, поддерживается в идеальном порядке именно им. Он стал слугой Климова - по сути его рабом - после одной темной истории: будто Илья украл деньги, отпущенные на его совместный с Климовым проект. Он провернул какую-то аферу, его поймали и отправили на каторгу за махинации с крупными суммами. Затем Климов выкупил своего незадачливого друга, пожалел... Теперь Илью надо было жалеть еще больше: Климов издевался над ним и унижал всеми возможными способами.
Из-за двери хозяйственных сеней послышались голоса. Климов что-то внушал Илье. Андрей бесшумно приблизился к двери.
Климов говорил тихо, слов почти не разобрать. Илья коротко отвечал. Судя по этим ответам, разговаривали они на одном из языков, который обычно употреблялся в доме. Этот язык - ферги - Андрей знал хуже, чем другой, который назывался сахоа, и на котором предпочитал говорить отец. Сахоа был почти таким же емким, как и русский, и изобиловал всяческими идиоматическими оборотами, которые Климов виртуозно употреблял. На русском в доме говорили мало - только с посторонними, хотя все его обитатели относили себя к русской нации и имели соответствующие фамилии. Правда, Климов и Илья владели таким количеством языков, что вольны были сами выбирать, на каком из них общаться. Андрей тоже не отстал от них: на Бериабе он нахватался разных диалектов Сообщества, а земные языки выучил еще в детстве.
Климов что-то еще сказал, Илья ответил уже более развернуто, и Климов повысил голос:
- Только попробуй! Я все равно узнаю! И тогда тебе несдобровать!
Опять тихий ответ.
- Как знаешь, - сказал Климов. - Я тебя предупредил.
Андрей замер в неудобной позе, прислушиваясь. Но больше ничего не услышал, кроме:
- Жди завтра...
Хлопнула наружная дверь. По наступившей тишине Андрей понял, что Илья вышел за Климовым. Так же бесшумно Андрей вернулся в кабинет, забрал свой рюкзак и поднялся наверх, в свою комнату.
Здесь ничего не изменилось. Та же кровать у стены, вокруг - стеллажи с книгами; напротив - письменный стол. На нем - ни пылинки. Старый ноутбук на столе; мультисистемный экран на стене у входа; в простенке между окнами - большое удобное кресло, в котором Андрей любил коротать зимние вечера. Дверь в ванную комнату открыта, и там тоже - идеальная чистота. Андрей бросил рюкзак у платяного шкафа, сел в кресло, в свою любимую позу - с ногами - и закрыл глаза. А может, оно и неплохо - побездельничать недельку-другую? Можно смотаться к друзьям в Кембридж, в Москву... Можно пообщаться с приятелями по спейс-интернету, узнать массу новостей...
Андрей открыл глаза.
В дверях стоял Илья, тепло улыбаясь. Андрей вопросительно поднял брови: с чего бы вдруг такие нежности?
- Я очень рад, что ты вернулся, - сказал Илья.
Андрей с плохо скрытым пренебрежением - в манере отца - оглядел Илью и, указывая пальцем на его обувь, сказал:
- А ничего, что ты ходишь тут по коврам в грязных ботинках?
Илья посмотрел на свои ноги, потом на ноги Андрея.
- Беру пример с тебя, - ответил он без всякого вызова.
- Да, но я не работал в саду! - высокомерно возразил Андрей.
Илья не стал вступать в дискуссию.
- Я их почистил, - завершил он тему. - Ты не хочешь поесть?..
Они сидели на большой широкой веранде, глядя на закат. В полном молчании пили необычный ягодно-медовый напиток - ракле. Его рецепт Илья привез из какой-то экспедиции. Этим ракле Андрей и Илья прекрасно утоляли жажду и голод. Употребление напитка сопровождалось целым ритуалом: ракле разливался в пиалы обязательно горячим, потом размешивался можжевеловыми палочками - Илья где-то умудрялся добывать их - и сразу отпивался верхний слой. Все эти действия происходили в глубоком молчании, и попытки Андрея заговорить Илья останавливал одним красивым движением. Андрей давно был приучен к этому процессу - еще когда вернулся из Кембриджа и полгода ждал вступительные экзамены в Московский университет.
Андрей, конечно, понимал, что, как часть социума, Илья находится где-то в районе придонных отложений. И нередко позволял себе унизить Илью - сказывалось влияние отца. Правда, он ни разу не поднял на слугу руку. Но дистанция между ними была. Причем сам Андрей иногда забывал об этом: завязывался неспешный разговор после чашки ракле, закладывалась партия в шахматы... В последний момент Андрей вдруг вспоминал, что разговаривает с собственностью отца, и спешил отмочить какую-нибудь мелкую гадость. Илья качал головой и тихо говорил:
- И откуда в тебе это?
А Андрей заводился еще больше.
Но от ракле никогда не отказывался. Ему нравился этот процесс, а еще больше - то, что Климов не одобрял это. Он терпеть не мог ракле, плевался от него и каким-то образом узнавал, сколько раз Андрей и Илья сидели вот так на крыльце в его отсутствие. При этом Андрей точно знал, что Илья ничего Климову не докладывает. Более того, он каждый раз подвергался наказанию - все больше мелкому - после таких вот посиделок. Но иногда дело доходило до избиения. Потому что был еще один момент, о котором Климов тоже знал, но с которым ничего поделать не мог: Андрей и Илья в его отсутствие общались не на принятых в доме языках. У них был свой язык. Андрей не помнил, как выучил его, но когда однажды Илья как будто невзначай сделал Андрею какое-то замечание на этом языке, Андрей, почти не задумываясь, ответил. А потом удивился своему знанию: откуда?
- А ты выучил его еще в детстве, - ответил Илья. - Ты же способный!
Климов этот язык не знал и бесился до крайности, когда слышал его. И Андрею стало интересно играть в эту игру с отцом.
Вот и сейчас они с Ильей сидели на крыльце над шахматной доской, и Андрей рассказывал на этом самом языке о том, что видел и делал на Бериабе, как учился, с кем общался... Разговор дошел до момента приглашения в старые миры.
- А знаешь, - сказал Андрей, - там, на Бериабе, давала концерт некая Елена Шнайдер. Слышал о такой?
- Да. Скрипачка, - ответил Илья. - Немка.
- Говорят, страшно талантлива и очень богата.
- Наследство?
- Нет. Заработала на концертах и записях. Я на концерт не попал. Слышал записи и отзывы. Сплошной восторг... Так вот, она с Бериабы отправлялась прямиком в старые миры, - Андрей вздохнул: горько вспоминать об упущенных возможностях...
Илья неожиданно весело усмехнулся:
- Скрипачка? В старые миры? Ну-ну...
Андрей удивился:
- А почему такой тон?
- Ну, - уклончиво ответил Илья, - потому... Не знаю... Не слушай меня!
Они помолчали.
- Хорошо, что ты не уехал туда,- сказал Илья.
- Почему?
Илья долго не отвечал, потом посмотрел на Андрея и сказал:
- А что бы я тогда без тебя делал?
- Ой, не переживай! - отмахнулся Андрей. - Не пропал бы!
- Да? - с сомнением спросил Илья. - Ты так думаешь?
По плитам двора зацокали когти. Илья и Андрей повернулись.
На крыльцо тяжело забрался старый пес - кудлатый, полуслепой, полуглухой дворянин. Звали его совсем по-русски Шарик, несмотря на иные языковые предпочтения хозяев. И понимал он только русский язык.
- О! - удивился Андрей. - Жив еще!
- Проспал хозяина! - ласково сказал Илья.
Пес услышал голос Андрея, остановился, потянулся, повел носом и подошел к нему. Седая морда ткнулась Андрею в колени, хвост без остановки подметал пол.
- И как он у тебя не оторвется! - сказал Андрей хвосту. - Ну, привет! Привет, старикан!
Шарик в ответ облизал руки Андрея и, вывалив язык, шумно задышал.
- Сколько же ему лет? - спросил Андрей.- Я полагал, что он сдох давно!
- Ему пятнадцать, - ответил Илья. - Еще года два он повиляет хвостом.
Андрей грустно посмотрел на Шарика, на Илью...
- Ты по-прежнему делишь с ним одну каморку?
- Только зимой, - ответил Илья. - Когда температура опускается ниже нуля, он начинает выть. Климов не выдерживает эту собачью тоску и пускает его в дом. Заодно и меня. А пока я живу в сторожке, у старой дороги.
- А почему не в доме? - удивился Андрей. Илья посмотрел на него.
- Потому что сейчас тепло, - ответил он. - А потом, как Шарик завоет, я переберусь в дом.
- Ну, ты даешь! - выдохнул Андрей. - Уже при плюс пяти можно околеть!
- Только не я! - весело ответил Илья. - Кто другой - да. Но не я... Кстати, ты напрашиваешься на мат через два хода.
- Где? - Андрей сразу бросил Шарика и наклонился к доске.
Андрей ни разу не выиграл у Ильи ни одной партии. Хотя в Кембридже он играл с действующим тогда чемпионом системы Земля - Луна Александром Кононовым, и тот позорно проиграл Андрею. Илья запросто мог бы стать чемпионом Солнечной системы - Андрей не сомневался. Илья вообще мог бы многое... Мог бы... И зачем, дурак, украл эти чертовы деньги? Неужели не мог заработать своим феноменальным умом?
Но из чувства такта Андрей никогда не интересовался подробностями жизни Ильи. Он только знал, что до каторги Илья учился в Гарварде, а Климов был там профессором. Климов в молодости дружил с родителями Ильи - они занимались организациями экспедиций. И однажды их троих занесло в такие края галактики, что потом Илья, а позже Андрей родились с сильно измененными организмами: пищу они перерабатывали полностью, мало нуждались в ней, и их обменные процессы шли гораздо медленнее. При этом внешне оба ничем не отличались от остальных людей. Но Андрей всегда скрывал эту свою особенность.
А вот у Ильи была девушка, которую он любил. Он называл ее "солнышко" и собирался жениться на ней. Эту часть своей жизни Илья тоже берег и лишь однажды рассказал Андрею об этой девушке. Да и то больше намеками и вздохами, сопровождаемыми возведением очей горе. Надо отдать Илье должное: страдания эти были показаны лишь однажды и были в высшей степени благородны и красивы. Андрей даже залюбовался Ильей в этот момент. Сам Андрей пока не имел никакого опыта общении с женщинами, особенно к этому не стремился, считая, что все еще впереди, но послушать других на сей предмет любил... Интересно, как бы отнеслась эта возлюбленная Ильи к тому, что ее избранник не такой как все? А может, знала? Потому и потерян контакт? Полностью и бесповоротно? Или Климов запретил? Может, деньги были украдены на операцию, чтобы Илья стал как все? Темная история. Как и история про дружбу профессора Климова со своим учеником Ильей Лапиным. То, что вытворял с Ильей Климов, можно было объяснить только ненавистью и завистью...
Андрей так и не понял, каким образом проиграл. Начали анализировать, и Андрей в очередной раз убедился в том, что по сравнению с Ильей, он в шахматах полный профан. Илья так тонко разыгрывал фигуры, так стильно вел партию.
- Я отвык от твоей манеры игры, - сказал Андрей. Илья в ответ только улыбнулся.
На крыльце давно включились лампы на фотоэлементах, и вокруг них вились мошки и мотыльки. С реки потянуло свежестью, сад погрузился в густые сумерки, в небе рассыпались звезды. И лишь на западе розовела тонкая полоса заката.
- Поздно уже, - сказал Илья. - Тебе пора отдыхать.
- Да я, пожалуй, еще посижу, - ответил Андрей, - я соскучился по этому ночному небу.
Илья посмотрел в темную вышину.
- Да, - изрек он через паузу, - небо здесь действительно интересное. Кстати, на крыше пристройки очень хорошее место для наблюдений.
- Там мешает дуб.
- Совсем немного. Я как-то провел там ночь... Очень интересная была ночь.
Он собрал шахматы и унес их в дом. Андрей почти сразу пошел за Ильей, но слуга исчез где-то в доме. Андрей не стал искать его, а вышел в хозяйственные сени, прошел через захламленную каморку Ильи и полез по крутой лестнице на крышу.
Вид отсюда оказался такой, что дух захватывало. Дуб на хозяйственном дворе закрывал часть неба; с другой стороны была крыша дома, но всё это помехи несерьезные. Андрей огляделся. Крыша пристройки немного покатая, но это не страшно. В доме есть небольшой радио-оптический телескоп. С тех пор, как в обиход вошла гравитационная астрономия, позволявшая наблюдать объекты в реальном масштабе времени, оптические наблюдения запаздывающих на многие тысячи световых лет изображений этих объектов стали особенно ценны. Оказалось возможным точно выстраивать все процессы, имея их исходную и конечную точку. А гравителескоп есть в комплексе - огромный, серьезный аппарат. И доступ к его базе данных имелся в компьютере Климова. А может, напроситься к отцу работать в комплекс?
Андрей посмотрел на юг. Там, у горизонта, лучи прожекторов вставали в тумане скрещенными столбами. Именно там был большой научный комплекс - с огромным количеством лабораторий разных направлений. Построен комплекс целиком на деньги отца Андрея. Официально - для прикрытия бежавших из городов ученых, а на самом деле, для подпольного производства сверхтяжелых элементов на местном коллайдере. Тоже хитрое сооружение. По всем параметрам, по которым он был построен, он мог служить лишь как экспериментальный прибор для старших школьников из поселка при комплексе. Но имелось в нем одно хитрое устройство - изобретение Климова, которое, если его включить, позволяло достигать огромных мощностей. Все физики комплекса знали об этом, но молчали. Потому что доход от подпольной продажи получаемых материалов шел на баланс комплекса, на содержание всех его служебных структур, на образование детей и поддержку нуждающихся. И налажено было все так, что никакие налоговые или монопольные службы не подкопались бы ни за что. Климов был серьезным авторитетом в научных кругах Земли, и ни у кого и мысли не возникало заподозрить его в контрабандной торговле. Еще и потому, что он был очень богатым человеком, мог позволить себе потратиться еще на один такой комплекс и не заметить потери в сбережениях. И при этой его готовности приносить людям благо, он довольно странно общался с окружающими, не выказывая особого человеколюбия к отдельным людям. Оно проявлялось лишь в общем масштабе.
Хлопнула дверь, луч фонаря завозился по двору и дубу, скользнул вверх.
- Андрей, ты там?
Андрей посмотрел на темную фигуру с фонарем, отведенным в сторону.
- Чего тебе?
- Спокойной ночи! - Илья повернулся и зашагал по тропинке. Светлое пятно мелькало среди деревьев. Андрей долго смотрел вслед этому пятну, и чувство невероятной, щемящей жалости поднялось из глубины его существа, заполнило собой все вокруг, выжало из него слезы. Андрей глотнул, глубоко вздохнул и отвернулся. Этот чудовищный закон о выкупленных преступниках, который на Земле был принят по требованию Сообщества, был не менее жесток, чем законы о рабстве языческих времен. Странно! Вроде бы претендуют на то, чтобы называться высокоразвитыми существами... Андрей еще раз посмотрел туда, куда ушел Илья. Из глубины сада донесся звук скрипнувшей двери. Андрей потоптался на крыше, но решил, что устал, и условия для наблюдений не слишком хороши, и ушел в дом.
Утром он проснулся от звуков возни на хозяйственном дворе. Некоторое время он прислушивался, а потом понял, что вернулся Климов и уже наказывает Илью за вчерашний вечер. Нет, на самом деле, откуда он узнаёт об этом?
Пока Андрей искал халат, пока завязывал пояс, возня прекратилась. Андрей поспешил к двери, но, отворив её, остановился.
Что он сейчас увидит? Озверевшего отца? Илью, вывалянного в пыли? Андрей не хотел этого. Он медленно вернулся к кровати, сел, схватился за голову... Зачем он вернулся? Зачем послушался отца? Зачем вообще сообщил ему о приглашении в старые миры? Лучше было бы остаться там навсегда! Здесь творится какой-то театр абсурда! Такого быть не должно!
И Андрей в порыве чувств выскочил на галерею и бегом спустился вниз.
Тишина и никого. Андрей немного остыл и огляделся. Прислушался, а потом выбежал на хозяйственный двор.
На ступеньках крыльца сидел Илья. Он был весь в пыли, на спине - стертый след от башмака, волосы взъерошены, спутаны, и в них - мусор. Рукав комбинезона лопнул по шву. Андрей осторожно подошел к нему, тронул за плечо.
Илья сильно вздрогнул, сжался. Андрей наклонился к нему, попытался заглянуть в разбитое лицо... Из носа Ильи сочилась кровь, капала в пыль. Илья зажмурился, отвернулся.
- Уходи, - хрипло сказал он. Андрей упрямо сел рядом.
- Уходи, слышишь? - настаивал Илья.
- Нет, - сквозь зубы процедил Андрей.
Илья растер кровь по лицу, стряхнул ее с пальцев и с обидой в голосе произнес:
- Хочешь, чтобы Климов избил меня еще раз?
Андрей заколебался, но Илья был прав. Андрей послушался его. Он медленно встал и ушел в дом.
В гостиной на диване сидел Климов. Андрей никак не ожидал увидеть его сейчас, да еще таким спокойным - как будто ничего не произошло. "Душу отвел" - мелькнуло в голове Андрея.
- Садись, - вкрадчивым голосом произнес Климов, и Андрей послушно сел на диван напротив.
- Зачем ты избил Илью? - тихо спросил он.
- Тебе не стоит долго засиживаться дома, - сказал Климов - как будто не услышал реплику Андрея.
- Я запрещаю тебе трогать его! - повысил голос Андрей.
- ...Я подумал, тебя стоит ввести в штат комплекса. Хочешь работать у меня?
- Нет!
- А что ты собираешься делать?
- Улететь подальше от тебя! Вернуться на Бериабу!
- Ну, на это у тебя денег не хватит. Ты же еще ничего не заработал. Зарабатывай - и улетай! А я, ты знаешь, плачу очень хорошо!
Андрей молчал.
- Как ты смотришь на то, чтобы стать руководителем лаборатории излучений? А?
Андрей все так же молча сидел и исподлобья смотрел на отца. "Ненавижу тебя!" - подумал он.
- Да, по поводу ненависти, - сказал вдруг Климов, и Андрей, крайне удивленный, выпрямился. - Поменьше думай так обо мне. Некоторые уже убедились в том, что подобные мысли в мой адрес неполезны. Понял?
- Понял, - послушно ответил оторопевший Андрей.
- Тогда собирайся, поедем в комплекс.
- Как? Прямо сейчас?
- Но ты же сам хотел работать там.
Андрей перестал дышать и удивленно смотрел на отца: и это он узнал! Но как?..
- Ты еще не одет? - спросил Климов насмешливо...
Через полчаса Андрей вышел на хозяйственный двор. Климов копался в доме. Андрей потоптался у гаражей, потом подошел к будке под дубом, заглянул в дыру. Шарик спал. Из-за кустов сирени от колодца донесся плеск воды. Андрей поспешил туда. Там Илья умывался ледяной водой - наливал из ведра в шайку, окунал руки и осторожно прикладывал ладони к лицу. Андрей подошел к нему ближе.
- Он что - телепат? - тихо и быстро спросил он Илью.
Илья посмотрел на него, потом потрогал разбитую губу и тоже тихо ответил:
- А ты не знал?
- А ты не говорил!
- Андрей! - раздался голос Климова.
Илья замер, Андрей тоже насторожился и собрался сделать шаг в сторону двора. Илья схватил его за руку, привлекая внимание, и молча указал на оранжерею. Андрей понял его и, тихо и осторожно ступая по траве, направился к оранжерее. На двор он вышел со стороны дома, стараясь думать о том, что ему предстоит встретиться и общаться с новыми людьми... Климов ничего не заподозрил. Он выгнал катер, велел Андрею садиться рядом, и они взлетели над дубом и направились к комплексу.
Андрей не раз бывал в комплексе, но никогда раньше не предполагал, что будет работать здесь, считая это место дырой. Он и сейчас был убежден в том, что здесь ничто не соответствует уровню его интеллекта, но когда он познакомился с будущими коллегами, то обнаружил, что Климов собрал под свое крыло весь цвет восточно-европейской науки. Последним ему представили Сашу Кононова - того самого шахматного чемпиона, которого Андрей разделал под орех в Кембридже. По распоряжению Климова, Саша уступал Андрею свою должность и становился его заместителем. При этом из ученого совета он не выходил. Вечером, уже дома, Андрей поинтересовался, насколько этична такая перестановка. Климов ответил, что на Сашу у него имеются свои виды, очень перспективные, и Андрей успокоился.