Аннотация: Все люди братья - так должно быть. Поэтому как только что-то ломается, это правило приобретает не очевидные формы...
Это хорошо, когда тепло, когда солнышко светит. Наверное, на Земле не так много людей живет, которые могут представить, как это - когда Солнце совсем не светит, - те ребята, что с Вахты вернулись, да еще с десяток человек, которые обеспечивают Вахту. И все они, конечно, сейчас в не себя, бегают по потолкам, собирают семинары, выдвигают идеи... А все потому, что у нас, здесь, на Вахте, испортился парниковый эффект. Нет, конечно, сам эффект никуда не девался, а вот из-за разрыва трубопровода, в космос сдуло половину нашего запаса парниковых газов, которые до этого происшествия, накачивались во внешний, терморегулирующий, контур и балансировали теплообмен станции. Раньше, до начала эры межзвездных перелетов, теплообмен тоже был большой проблемой, так как станции грелись, а отдавать тепло от них космической среде можно было только за счет излучения. Но сейчас, с увеличением размера станции и удалением от Солнца, тепло стало драгоценным ресурсом сохранять который на станции позволял парниковый эффект, который в свое время так не любили земные экологи. Я бы выписал им всем путевки сюда, на Вахту, и посмотрел, как бы они запели после того, как сломался парниковый эффект...
- Славик, чего ты там сидишь? - это Макс меня разбудил, он бодряк, тоже знает, что когда становится очень холодно, то хочется спать. А на нашей станции два человека уже уснули. А три человека, в том числе я, боролись за это право. Это все от того, что мы все жизнелюбы - пусть даже и сволочи, но жизнелюбивые сволочи. Вся штука тут вот в чем - двоих уснувших мы положили в анабиозные камеры, они буду спокойно спать, и ждать, когда сотня умников, которые понимают, что такое Вахта, не придумают как нас отсюда спасти. Вернее их спасти. Потому что, несмотря на то, что камер у нас хватает на всех, для того, чтобы погрузится в анабиоз, надо проделать ряд процедур... То есть должен быть кто-то, кто останется один мерзнуть на станции, уложив весь экипаж в камеры и проделав эти процедуры. Конечно ни Макс, ни Роберт не хотят такой чести. И я тоже не хочу. Оттого мы бодрим друг друга, ходим, следим, чтобы не остаться последним бодрствующим на холодной глыбе, в десятке световых лет от дома.
- Ты что пишешь-то?
- Завещание, - ухмыльнулся я.
- Ты все таки решился?! Я всегда думал, что ты способен на подвиг! Вот хочешь верь, хочешь нет, в академии, если бы меня спросили, кто способен, я бы сразу тебя назвал! - Макс размечтался, улыбается, радуется. У него на Земле мамочка, ей привезут не обледеневший трупик Максимки, а живого сыночка. Путь и придется поволноваться месяцев пять... Хрен ему, я тоже жить хочу.
- Зря, Макс, зря... - он сразу помрачнел, - Я на подвиг не способен, ты же знаешь, у меня девушка на Земле, ждет, надеется... совсем молодая. Мы, как я вернусь поженится собирались, хочешь, я тебе письмо прочитаю, она мне присылала недавно... - это мы так друг на друга давим, стараемся улыбаться, этакое дружелюбие на показ. А сами давим на нервы, на жалость чтобы пробило, сейчас я прочитаю Максимке о том, как меня девушка дожидается, он растрогается и забудет о мамочке, скажет - "давай, Славик, ложись в анабиоз, тебе на землю нужнее". Только хрен он растрогается, я то его давно знаю, с академии, скорее уж Роберт...
- Не надо, Слава, не надо, я все понимаю.. ты же знаешь у меня тоже мама одна на Земле...- как же как же, наслышаны про его мамочку, про то, как она его любит, про то, что отец ушел, про то, что с ней никого не осталось. Видел я его мамочку, у нее кот есть, здоровенный такой, упитанный, мамочке и кота хватит. А вот моя Катька котом не обойдется. Люди, такие трогательные становятся, когда жить хотят. Сразу обо всех родичах до седьмого колена вспоминают, мол "бабуля двоюродная по тетке у меня диабетик, как же она без меня". Никто правды, конечно, не скажет, потому что кому такая правда понравится? Лучше бы камер было меньше чем членов экипажа, и автоматика работала, тогда бы все было просто, никаких слюней и соплей - перебили бы друг друга, уцелевшие легли в камеры, и ждать пока заберут домой. А дома простят, - поймут и простят, там же знают что такое Вахта.
- Ну я к Роберту схожу, его надо поддержать тоже. Скоро все будет, скоро с Земли уже прилетят, уверен, - Макс пошел в отсек. Он больше всех копашится, наверное потому что молодой. Еще не понял, что жизнь самое настоящее дерьмо, почти такое же как и он сам.
- Славик! - Макс забежал в отсек, - Роберт... Он уснул!.. - в глазах ярость, просто огонь, - Может быть мы сможем его реанимировать?!
- Не думаю... давай положим его в анабиоз, - мы не звери, нет, Роберт счастливчик, успел, пока мы беседовали замерзнуть и уснуть так, что уже не разбудишь, только в анабиоз. Такая вот лотерея. Такие вот благородные астронавты.
Крышка камеры плотно закрылась, и через синеватое просвинцованное стекло, было видно довольную ухмылку Роберта. Я бы тоже радовался, на месте этого сукиного сына, отправится в родной Иленойс, к уткам, курам, теткам и лошадям, с долларовыми купюрами. Как забавно, два американца уже спят, спит и японец. Остались русский и украинец. Наверное мы так и умрем тут в обнимку, а на Земле газеты потом напишут о нашем неимоверном героизме, никто не хотел уступать, каждый хотел спасти друга... Еще наверное и песню сложат. И балет поставят. Им же, на Земле, непонятно, как это так - хотеть жить, у них находятся идиоты, которые в петлю лезут. А потом висят там, в теплой квартире, никому не нужные, такие же ненужные как мы, на огромной станции посреди космоса. Нас конечно не стали бы спасать, если бы не станция. Миллиарды долларов так просто никто не выкинет. А потому Роберт может улыбаться, лежа в анабиозной камере, а мы с Максом грызть друг другу глодки самыми сладкими словами на свете и рассказами о родных и близких. Даже обидно немного, пусть мы были бы все благородными добряками, и пусть даже остался я один, уложив всех в камеры... Разве это изменило бы что-то? Так бы и осталось четыре счастливчика и один труп. На Земле так же поставили памятник погибшему герою, так же чествовали четырех спасенных, так же галдели о спасательной операции и жизни астронавтов. А ведь нас могли бы попробовать спасти прямо сейчас, не запуская вторую станцию, сэкономить полет челнока, сдвинув все сроки... Только наши жизни не стоят миллиардов долларов.
- Славка, а температура то растет! - удивленно воскликнул Макс, глядя на приборную панель.
- Какого хрена?.. - пробурчал я, поднимая глаза на экран компьютера.
- Сломался гравитационный стабилизатор, и газы стекли в нашу часть станции... надо перекрыть вентиляцию служебных помещений и тогда, пожалуй мы сможем протянуть, может даже работать! - Макс наполнялся оптимизмом, у него появилась улыбка, и он быстро начал набирать команды.
- Какие же мы идиоты! - кричал Макс, - Как сразу не подумали о перекачке воздуха за счет отключения гравитационной стабилизации, Славик, ты представляешь, я же думал, думал о том, как перекачать воздух, только потом когда холодно стало, все мысли отшибло. Давай потом наших поднимем из анабиоза? Представляешь как они то обрадуются?!
- Давай попробуем, я сейчас загерметизирую отсеки, - я поднялся с кресла, отключив магниты держателя, и плавно полетел к противоположной стенке. "Нет, уж лучше быть благородным, наверное" - усмехнулся я своим мыслям, - "тогда можно тратить время на поиск выхода, а не на тупое спасение своей шкуры. Наверное потому человек и стал царем природы, что в отличии от зверей мог позволить себе быть благородным".
На Земле этого так и не поняли, ведь они не знали, как это, когда не светит солнце. Но через четыре месяца, после операции по "нашему" спасению, кажется даже президент вполне искренне радовался тому, что мы живы. Я думаю, что ему стоило бы, побывать на Вахте, там, с нами, перед тем как выбираться на второй срок. Так было бы лучше всем.