Старая женщина сидела на краю тюфячка возле лежавшей на нем старой собаки. Тюфячок находился в том углу комнаты, который назывался "Ритин кабинетик". Когда Рита и ее хозяйка въезжали в собственную квартиру, прежде всего был определен уголок, недоступный для сквозняка. Туда был водружен Ритин тюфячок, а уже потом расставлялась мебель, привезенная из коммуналки.
Женщина гладила большую, красивую голову собаки и шептала:
- Ты только не умирай! Умница моя, красавица, только не умирай!
Собака болела уже больше месяца, и ей становилось все хуже. Она лежала неподвижно, и только чуть дергались брови - шишечки над глазами, из которых торчали кустики длинных жестких волосков. Ветеринар Людмила Ивановна советовала давать ей молоко, и иногда, из уважения к уговорам хозяйки, Рита облизывала чайную ложечку. Накануне она выпила таким образом почти стакан. И даже вышла на прогулку. С помощью хозяйки, спотыкаясь, она добралась до лифта. Потом до двери на улицу, до четырех ступенек крыльца и через "карман", вплотную заставленный легковыми машинами, до газона. На обратном пути подняться на крыльцо не удалось, собака оседала назад и валилась на бок. Женщина нагнулась, двумя руками обхватила бессильное тяжелое тело и подняла его. Резко заболело за грудиной, но она преодолела четыре ступеньки подъема и только после этого опустила собаку. Дверь открылась изнутри, и улыбающийся сосед произнес:
- Привет, Рита!
Попридержать дверь и пропустить их он не догадался. Он спешил по своим молодым делам.
Кое-как они добрались до тюфячка. Это было накануне. Сегодня даже это было бы уже невозможно. Тюфячок оказался мокрым, и едва живая собака пыталась обсушить его языком.
- Умница моя, не нужно!
С большим трудом для обеих тюфячок заменили запасным.
- Ну, вот и все. Отдыхай, моя хорошая!
Зазвонил телефон. Кто-то из коллег просил подменить его на работе. Такое случалось, женщина была еще "молодым пенсионером".
- Нет. Никак, Исключается.
Она переоделась и отправилась за лекарствами. В глубине души она понимала бесполезность всех усилий. Но Рита была еще жива, и вдруг все-таки... Ведь год назад было почти то же самое, но славный доктор Людмила Ивановна ее вытащила... В двух ближайших аптеках нужного лекарства не нашлось. Она проехала трамваем две остановки и стала переходить улицу. Посредине, между трамвайными рельсами, подвернулась нога и она упала. Далеко в сторону отлетела неудобная модная туфелька, недавно зачем-то купленная. Из остановившегося встречного трамвая вышел водитель и, чувствуя свою моральную правоту, произнес длинный нецензурный монолог. Две немолодые женщины помогли ей подняться. На тротуаре она долго отряхивала уличный костюм. Лекарство, слава Богу, в аптеке было.
Под вечер пришла Людмила Ивановна. Она встала около тюфячка на колени и долго слушала сердце.
- Сильная аритмия... Иногда совсем не прослушивается...
Она сделала укол. Всегда боявшаяся уколов собака теперь не реагировала, как будто кололи совсем и не ее.
- Завтра позвоните мне рано утром, часов в семь. А если ночью будет совсем плохо - вот, пять-десять капель из пипетки.
Ближе к ночи матрасик снова стал мокрым. Хозяйка пыталась приподнять собаку, но это оказалось ей не по силам. И женщине показалось, что, если она все-таки приподнимет тяжелое неподвижное тело, у них у обеих разорвется сердце. Тогда она подложила газеты. В комнате запахло, но какое это имело значение!
И снова она сидела рядом с тюфячком и гладила все еще красивую морду собаки.
- Ританька моя! Теплая. Живая, Ты только не умирай. Не умирай, пожалуйста!
Она думала: тринадцать лет. Четверть прожитой жизни. Эпоха. Еще она думала: какое удивительно милое, мягкое, деликатное существо ее Рита. Как ей повезло с собакой! Как удивительно повезло!
Тринадцать лет назад родственница пригласила ее на землянику. Коллективный сад пока еще находился в черте города, Он размещался в десяти минутах ходьбы от остановки трамвая ЦПЕО, за большим городским кладбищем. А за садом шли пустыри и свалки. Конец города. Когда они с приятельницей подошли к маленькому садовому домику, жаркий июльский день был еще в разгаре. Они сидели за вкопанным в землю деревянным столом, ели ароматные, сладкие, только что с грядки ягоды, и родственница делилась с ними радостями и заботами садовода. И тут прибежала она, Альма. Какой она была тоненькой, какой юной! Родственница отрезала от батона нетолстый ломоть, раскрошила его в блюдечко, залила водой, забелила молоком и поставила перед собакой. Та съела угощение, вылизала блюдечко и легла, положив морду на вытянутые вперед лапы. Наверное, так было удобно лежать, но какой грустной казалась эта поза! И карие глаза казались грустными. И было в этих глазах что-то неуверенное.
Родственница сказала:
- Альма ищет хозяина.
И рассказала ее историю. У этой собачонки была уже и своя история!
Два года назад в помощь беспородной собачьей своре, бегающей по саду и призванной его охранять, сторожа наняли ученую породистую колли. И недосмотрели - аристократка принесла пятерых полукровок. Колли тут же из сада убрали, а четверых щенков дочь сторожихи отвезла на Кондратьевский рынок и распродала по пятерке за штуку. Альму оставили, чтобы она со временем заменила свою непутевую мамашу. Дали ей подрасти и побегать, а потом посадили на цепь возле будки у входа в садоводство. Она не оправдала доверия. Она любила людей и верила им. Поэтому, кто бы не появился у вверенных ей ворот, она шла навстречу, доверчиво глядя на пришедшего и виляя хвостом. Ее несколько раз побили, но она не стала злой. Она не поняла, за что ее наказывают, и от этого непонимания появилась в ней неуверенность. И теперь, когда на нее кричали, или ей казалось, что ее побьют, она робко смотрела в глаза и тянула навстречу правую лапу. "Как будто извиняется за свое существование" - определила родственница.
Между тем Альме исполнился год. И хоть питание ее не стоило дорого, поскольку сторожиха брала на какой-то кухне объедки на всю свору, она сделалась ненужной и потому лишней. Зять сторожихи, работавший шофером на грузовике, предложил завезти ее подальше и там выбросить. Она с веревкой на шее доверчиво шла к грузовику, но очень испугалась, когда ее стали зсяапихивать в закрытый кузов. Зять сторожихи больно пнул ее ногой в черном сапоге, и с тех пор она стала бояться ног в черных сапогах. Машина уехала, и два месяца об Альме не было ни слуху, ни духу. А через два месяца она вернулась, грязная, худая, сильно хромавшая на перебитую переднюю лапу. Что было с ней в эти два месяца, и как нашла она дорогу? Сторожиха пока что не решила, что с ней делать. И вот она, в ожидании своей участи, бегала по саду и окрестностям. Хромать стала меньше, но лапа срослась неправильно, стала короче, и посредине на ней появилось уродливое утолщение.
Родственница рассказывала, а собака лежала, положив морду на передние вытянутые лапы, грустно смотрела на людей и, казалось, понимала, что говорят о ней. Какой же она была красивой! Обведенные по контуру черным рыжие ушки стояли "домиком". Черной каймой были обведены чуть косо разрезанные карие глаза. На аккуратно, не так сильно, как у колли, вытянутой морде аккуратный черный нос. Треугольный воротник не так пышен, как у колли, но сдержанно-элегантен. Завитки на темной спинке. А когда собака поднялась и пошла с участка, стал виден ее хвост - вертикально висящий роскошный чернобурочий хвост.
- Ну, какая же она Альма? - подумала женщина. - она же Рита!
В трамвае, среди разговоров о другом, приятельница вдруг сказала:
- Какая приятная собака эта Альма! Тебе она понравилась?
И тут женщина поняла, что во все время разговора о другом, она где-то в душе все время думала о тоненькой дворняжке. Вслух она сказала:
- Возьми ее.
- Ну что ты, это такая обуза! Каждый день гулять. И в отпуск не поедешь. И соседи.
У женщины тоже были соседи, причем не всегда мирные. И регулярные командировки на день-два.
Едва она вернулась домой, как в прихожей зазвонил телефон. Ее телефон, недавно по требованию соседей ставший общим. Когда новая соседка лимитчица Нина начала энергичные хлопоты по его отчуждению, ей хотелось сказать второй соседке: "Жанна, у вас муж, дочь, молодость. У меня только телефон. Оставьте его мне!" Конечно, говорить эти слова было бессмысленно, и она говорить их не стала. Телефон перенесли.
- Алло! - звонко закричала лимитчица Нина, а затем демонстративно забарабанила в ее дверь. - Вас к телефону!
- Это я, - сказал поклонник. - Пламенный привет!
Они познакомились полтора года назад в доме отдыха на танцевальном вечере. Одну из ее приятельниц выбрали в местком, и она впервые в жизни получила соцстраховскую путевку. В межсезонье на фоне пенсионерок она неплохо смотрелась. Когда в невероятно модных туфлях, которые удалось приобрести в городе Гдове, и невероятно модном, недавно самолично сшитом, платье она явилась на танцевальный вечер, чего не делала последние двадцать лет, ее приглашали танцевать даже молодые люди из оркестра. И он в межсезонье был первым парнем по деревне - высокий, широкоплечий, на десять лет ее моложе. Он совсем недавно оформил развод и не понимал, почему его такие явные достоинства потенциального жениха не производят на нее впечатления. И "качал права". Школьная подруга, познакомившись с ним, заявила:
- Хватай. Подвернулся - хватай.
Конечно, выйти в театральное фойе покурить в его обществе приятнее, чем одной или с подругой. С таким видным кавалером можно надеть в театр любое красивое платье...
- Это я. Пламенный привет.
Он прибыл с бутылкой сухого вина, которое она пить не стала. А он, выпив, снова качал права.
- Ты имей в виду, что меня недавно познакомили с девушкой. Ты, конечно, изящнее, но она моложе.
И почему было не прекратить глупое знакомство еще полтора года назад, там, в доме отдыха? Очень уж хотелось надеть в театр красивое платье...
- А ты не забывай, что я знаю немецкий.
И снова привычная бессонница. Ворочаясь с боку на бок, она вдруг представила себе вытянутую рыжую мордочку с грустными косо поставленными карими глазами. Представила себе, что собака лежит в углу возле двери, что к ней можно подойти, погладить ее и сказать: "Рита хорошая собака. Рита умная собака".
Она позвонила родственнице, владелице садового участка.
- Как дела у нашей общей знакомой Альмы?
- У Альмы дела плохи.
Сторожиха выяснила, что у Альмы будут щенки, и это решило собачью судьбу.
- Наверное, она будет Альму отстреливать.
- Как это - отстреливать?
- А очень просто. Выйдет с ней на свалку за садом и застрелит из охотничьего ружья. Она уже так делала.
- Такую красавицу?
- Жалко, конечно.
- Скажи ей, чтобы она не торопилась. Может, я найду для Альмы хозяев.
Она снова не спала, и ей представлялось, как идет в резиновых сапогах и ватнике, с ружьем в руках, здоровенная баба, а за ней, виляя своим роскошным чернобурочьим хвостом, бежит Альма. Сторожиха поворачивается и поднимает ружье. Может, собака все поняла и попыталась убежать, припадая на больную лапу. Или ее приведут к месту казни на веревке?..
Женщина колебалась. С одной стороны она уже чувствовала себя чем-то связанной с этой собакой. Но с другой стороны... Школьная подруга сказала:
- Не бери. Ни в коем случае. У тебя что, лишние деньги? А командировки? А отпуск?
Все было правильно.
- А ты знаешь, у нее ушки домиком. Такие смешные. А глаза карие... А назвать ее нужно Ритой.
- Ну, с тобой все ясно, - сказала подруга. Но все-таки добавила: - Не бери Риту. Игорь еще не женился. Хватай Игоря!..
- Жанна, - сказала женщина соседке. - Я, может быть, возьму собаку. Вы не будете возражать?
Тихая маленькая женщина ответила:
- Нет, мы тоже любим животных. Вся наша семья.
Может быть, соседке было стыдно за все, что предшествовало переносу телефона, и во что ее втянула лимитчица Нина? Ей снова хотелось стать доброй соседкой? Удивительно, как быстро эта тихая, милая и забитая женщина превратилась в гончую собаку. А если бы с лимитчицей Ниной выступила не одна Жанна, а дюжина таких тихих милых и забитых жанн?.. Разговаривать о собаке с лимитчицей женщина не стала. Будет у нее собака или нет, та все равно не оставит ее в покое, все равно не простит ей "несправедливость" и ее большой комнаты, и диплома, и престижной, с ее точки зрения, работы. И даже ее, хоть и собственноручно сшитых, но красивых платьев.
Днем она зашла на Невском в магазин "Охота", где купила кожаный ошейник и тонкий кожаный поводок. Возле дома в продовольственном магазине выбрала большой кусок мяса с аппетитной сахарной костью. Сложив вчетверо старое ватное одеяло, соорудила мягкую подстилку. Поздно вечером позвонила родственнице и сказала, что заберет Альму завтра в два часа.
- Хорошо, к двум часам мы ее отловим.
Альму отловили на свалке, и она сидела, привязанная к дереву веревкой. Бродяжка, ни разу в жизни не побывавшая в человеческом жилище, полуголодная, много раз битая, и все же доверяющая людям.
- Рита, - сказала новая ее хозяйка, подходя. - Рита. Моя Рита. - И в первый раз погладила голову собаки, покрытую мягкой, шелковистой молодой шерсткой.
Риту долго мыли дождевой водой и детским мылом, долго вытирали старым наматрасником. Она не сопротивлялась. Потом она была допущена сохнуть внутрь садового домика. И там ее угостили сосисками, привезенными для нее новой хозяйкой. Приехала еще одна родственница, специально познакомиться с Ритой, и привезла приданое - длинный брезентовый поводок для прогулок. И тоже сосиски.
Хозяйка садового домка заметила:
- Рита - женское имя. Собаку нельзя называть женским именем. - Она задумалась и сказала: - Пускай уж тогда она будет Сеньоритой.
Под вечер Рита, в ошейнике и на поводке, покинула свою родину. До трамвайной остановки она послушно шла с новой хозяйкой. А там остановилась, как вкопанная, и задрожала. Наверное, шум транспорта напомнил ей страшную поездку в ссылку. А когда ее попытались подвести к трамваю, она присела на задние лапы, уперлась в землю вытянутыми передними и изо всей силы потянула назад. Пешком они добирались до дома почти два часа.
Собака тяжело перенесла массу обрушившихся на нее событий и впечатлений. Неделю она почти неподвижно лежала на подстилке. Позволяла себя гладить, послушно выходила на улицу - но была безучастной ко всему, как бы спала наяву. Через неделю шок прошел, и Рита стала привыкать к положению домашней городской собаки. А через две недели, вернувшись с работы, хозяйка застала рядом с ней крошечного серого щенка. На правах кормящей матери Рита самовольно сменила свою подстилку на лежащий на полу ковер. Хозяйка не возражала.
Маленький Еропка рос, становился все более смешным и милым, но как же трудно было найти хозяина беспородной дворняжке! Через месяц его, было, взяли, но на следующий же день и вернули обратно.
Лимитчица Нина орала, что не позволит превращать квартиру в псарню, и хозяйка с ужасом думала, что же будет дальше. Но еще через неделю приехала юная девушка, знакомая ее дальних знакомых. Она взяла щенка на руки - и уже не отпустила.
- Мне разрешила бабушка. Бабушка добрая, она будет его кормить. Я назову его Рексом.
Рекс-Ероп уехал на такси в другой конец города, в Невский район. А Рита все больше привыкала к городской жизни. Внимательно посмотрев на рентгеновский снимок, ветеринар не посоветовал делать операцию на ее неправильно сросшейся лапе. И правда, она хромала все меньше и меньше. Во дворе у нее появились приятели и приятельницы. Особенная симпатия возникла между нею и такой же молодой, как она, боксерихой Норой. За домами, на пока еще не освоенном строителями пустыре, они азартно, до изнеможения, носились друг за другом. Неплохие отношении сложились у Риты и с огромным ньюфаундлендом Моном...
Рита удивительно быстро освоила премудрости начальной собачьей грамоты: "Стоять", "сидеть", "лежать". Она охотно давала лапу, а по просьбе и "другую". Она освоила команду "голос" и подавала его громко и звонко. Она отлично поняла команду "нельзя" и терпеливо держала на носу кусочек колбасы или печенья, пока не следовала команда "можно". Когда знакомые дамы приходили на чашку кофе, первое пирожное предназначалось Рите. Обязательно эклер или трубочка. Она осторожно брала угощение в пасть, несла в свой угол и, держа пирожное в вытянутых лапах, сначала откусывала кончик, а потом, как мозг из косточки, вылизывала крем.
Но вскоре произошло событие, едва не стоившее собаке жизни.
В ноябре Рите сделали прививку от чумки.
- Месяц не выходить из дома. Только ненадолго, по самым неотложным делам, - распорядился ветеринар.
Месяц прошел благополучно, и на тридцать первый день после прививки хозяйка и Рита отправились на электричке за город. Они вышли на новой станции Морская. Сойдя с длинной высокой платформы, хозяйка спустила собаку с поводка, и та, радуясь свободе, чистому загородному воздуху и легкому морозцу, сломя голову побежала в лес. Женщина медленно шла по лесной дороге, а собака бегала огромными кругами, время от времени к ней подбегая. День был теплым для это й поры и безветренным, чудесный день начала зимы. В лесу лежал чистый, недавно выпавший, снег. Хозяйка задумалась о своем и не сразу спохватилась, что Рита давно уже к ней не подбегала..
- Рита, Рита! - кричала она, бежала, останавливалась, прислушивалась и снова кричала: - Рита, Рита!
Через два часа она уже не кричала, а хрипела. Она вернулась на станцию и услышала от дежурной:
- А собака прибегала. Бегала вдоль платформы, лаяла, и снова убежала.
С платформы сорванным голосом хозяйка снова звала Риту, и снова безответно. Железнодорожница сообщила: здесь недалеко лесничество, можно сообщить туда. Но нужны документы на собаку.
Документов с собой не было.
- Я поеду в город, - сказала женщина. - Мне нужно переодеться, я промочила ноги и замерзла. Возьму документы и приеду назад. Вот ее поводок. Если она прибежит, пожалуйста, задержите ее.
- А вы вернетесь? - вопрос прозвучал недоверчиво.
- Конечно, я обязательно вернусь. Приеду как можно скорее.
Она была дома около пяти часов, а на семь были приглашены знакомые на чашку кофе. Она переоделась и выпила большую рюмку водки. Наскоро проглотив бутерброд, взяла документы на собаку и постучала в дверь соседки. Одновременно с вышедшей из комнаты Жанной из второй двери высунулась голова лимитчицы Нины.
- Жанна, я вас очень прошу. Ко мне должны придти друзья. Пожалуйста, скажите, что у меня пропала собака, и я поехала ее искать.
Когда она добралась до станции Морская, было уже почти темно.
- Вы все-таки приехали? - удивилась железнодорожница. - А ведь она снова прибегала. - И вдруг, прислушавшись, она сказала: - Слышите? Слышите?
За платформой послышался нервный, заливистый лай.
- Рита! - изо всех сил закричала хозяйка и побежала к концу платформы.
Они бежали параллельно, хозяйка по высокой платформе, и собака внизу, по шпалам встречной колеи. Они встретились, когда хозяйка сбежала, почти скатилась, по ступенькам. На какой-то момент она увидела себя со стороны, и мелькнула мысль: "Как в кино". Она стояла на коленях, обнимала дрожащую собаку и твердила: "Ританька, Рита!".
Электричка пришла почти сразу. В вагоне Рита продолжала дрожать и отказалась от предложенной сосиски. Продолжала дрожать и дома, лежа на ковре, прикрытая старым хозяйкиным пальто. Назавтра ветеринар констатировал: "чумка". Они болели вместе. Через неделю хозяйка оправилась от своей простуды. А Рита долго еще безучастно лежала, находясь между жизнью и смертью, пока молодой организм не победил страшную болезнь. Рита поправилась.
Между тем, лимитчица Нина усиливала свои атаки. Она одержала первую серьезную победу в своей "битве за Ленинград" - получила отдельную комнату. Второй, хоть и не столь масштабной, победой явился перенос телефона. Она чувствовала свою силу, была полна энергии и жаждала новых побед. Ей мерещилась большая и солнечная комната соседки со скромной, но ей, Нине, пока что недоступной обстановкой. Она видела, как уязвима соседка к ее шумным, ничем, казалось бы, не вызванным скандалам, Она думала: если бы соседку удалось выжить, можно было бы претендовать на ее комнату. Для надежности требовалось срочно завести ребенка, а если повезет, и мужа. Она уже наметила жертву - легкомысленного слушателя военной академии, проведшего в ее комнате, в очередь с другими мужчинами, несколько нетрезвых ночей. Намеченная жертва оказалась женатой, но Нина не падала духом, боролась и писала заявления в адрес командования академии. Собака в этой ее войне на два фронта оказалась весьма кстати.
Хозяйка комнаты, а теперь и собаки, давно и сама мечтала уехать. Мечтала о кооперативе, в который ее, вопреки здравому смыслу, не брали. Удивленная алогичностью отказа, она сказала мелкой чиновнице, с которой беседовала:
- Но я же оставляю большую комнату!
- Вот, и живите в этой вашей большой комнате - ответили ей, почему-то резко и недоброжелательно.
- Тебе нужно пойти в горсовет к NN. Она курирует все, что относится к вопросам культуры, - посоветовала одна из коллег.
Она записалась к NN на прием. В назначенное время ее пригласили пройти в кабинет. Дверь из приемной отделяло от двери в сам кабинет метровое расстояние - толщина стен старого дворца. Рядом с чиновницей сидел мужчина, кряжистый, с неприятным лицом бульдога. Просительница передала бумагу и начала объяснять. В какой-то момент ей показалось, что Ее превосходительство смотрит сочувственно. Показалось даже: упади она сейчас на колени, ее прошению будет дан ход... Она не пала на колени, и Ее превосходительство сказала:
- К сожалению, мы ничем не можем вам помочь.
Она снова прошла через толстую двойную дверь кабинета мимо ожидавших в приемной других просителей, спустилась по широкой лестнице. На малолюдной набережной Мойки позволила себе беззвучно заплакать.
А вскоре выяснилось, что ее унижение было излишним. Вскоре вышло правительственное постановление, по которому семьи погибших в войну принимались в кооператив независимо от занимаемых ими "метров". Но и встав на очередь, предстояло ждать не один год. В очереди кто-то посоветовал:
- Попробуйте сходить к Мусиенко. Говорят, он хорошо относится к блокадникам.
В кабинете Мусиенко охраны не было. Боясь наступить на те же грабли, она все-таки говорила то же, что у NN. И закончила:
- С тех пор, как я взяла собаку, жить стало и совсем невозможно.
- Какая у вас собака? - спросил Мусиенко.
- Что? - не поняла она.
- Какой породы у вас собака?
- Дворняжка, - ответила она дрогнувшим голосом.
Он улыбнулся и написал резолюцию. Ее записали в кооператив без очереди и позволили выбрать район. Дом должны были вскоре заложить, уточнялся проект.
Время шло. Для дома уже рыли котлован, а у лимитчицы Нины родилась дочь. С мужем пока не получилось, но ребенок был. И то, что она вдвоем с ребенком по-прежнему ютится в маленькой и темной комнатенке, а соседка с собакой блаженствует в большой и светлой, казалось невыносимым. Для начала она хотела заявить в товарищеский суд, что у нее ребенок, и потому соседскую собаку надо из квартиры убрать. Сразу заявления у нее не приняли, но Нина была уверена - примут. У нее хватит характера настоять на своем. А пока что она продолжала свои атаки.
Для владелицы большой комнаты самое неприятное было в том, что у нее не всегда хватало выдержки промолчать. Нервы были напряжены, и она себе самой казалась иногда каким-то сплошным натянутым нервом. Днем ее успокаивала работа, которую она любила, вечером Рита. Но весь вечер не выходить из комнаты она все-таки не могла. Она срывалась в ответ на выходки лимитчицы, а потом мучалась запоздалым стыдом.
У нее была в гостях приятельница, когда Нина ее впервые толкнула. Нина вышла на запах только что сваренного кофе - и "нечаянно" толкнула руку с кофейником. Нужно было что-то делать. Женщины вдвоем отправились к участковому. Тот вежливо выслушал, даже посочувствовал. Но развел руками:
- Вы не знаете, что творится в других квартирах. Она же только один раз вас толкнула. Может, даже и нечаянно. Пока что мне вмешиваться не во что.
- То есть, "Когда убьют, тогда и приходите со свидетелем"?
Когда Нина "нечаянно" толкнула ее во второй раз, она, не ожидая от того никакой реальной пользы, зашла в юридическую консультацию. Милая дама тоже сочувственно развела руками:
- Вы с ней ничего не сделаете. Нет такого закона. Единственное, что можно попробовать - напишите заявление на ее работу.
Нина работала на почте. Разбираться в квартирной склоке пришли почтальонша с их участка и одна деятельница из месткома. Они откровенно сочувствовали коллеге, и Нину это вдохновляло.
- Эта барыня не хочет мыть кухню сама! Она вызывает откуда-то работниц! Женщины убирают грязь, а она сидит, сложа руки!
Когда бурное собеседование клонилось к закату, она выкинула главный свой козырь:
- Один раз она назвала меня проституткой!
- Если у ребенка нет отца, это не значит, что его мать можно оскорблять и называть проституткой, - строго заявила деятельница из мест- кома.
Нина была права, она действительно произнесла однажды это слово. Было нужно объяснять и оправдываться. И как это было отвратительно!
- ... А женщина, которая обслуживает таких клиентов, в русском языке называется проституткой.
И тут Нина, чувствуя, что коллеги ее не выдадут, чувствуя, что сейчас это можно, перешла от слов к делу. Она со всего размаха ударила бы обидчицу по лицу, если бы та не успела уклониться.
- Вот видите, это при вас. Представляете, что она позволяет себе без посторонних?
Обещав прислать письменный ответ на жалобу, представители почтовой власти удалились. Хозяйка надела на Риту поводок, и они долго бродили по окрестным улицам. На душе было мерзко.
Она уже почти успокоилась, и они шли к дому по недавно разбитому бульвару. Был еще ранний вечер, на каком-то из заводов закончилась дневная смена, и в одном с ними направлении двигался поток рабочих. Неожиданно сзади раздалось хихиканье:
- Сука с кобелем!
С ними поравнялись трое мужчин. Обычные люди, совершенно ей не знакомые. Один из них, пожилой и толстый, отвратительно улыбаясь, просвещал своих собеседников:
- Видите, как она красиво одета? У нас была одна такая ...
Как и лимитчица Нина, он чувствовал свою безнаказанность.
Женщина беспомощно оглянулась. Мимо шли равнодушные чужие люди. Веселая компания, продолжая хихикать, уже ушла вперед. И вдруг она увидела приближающийся милицейский "газик". С поднятой наперевес рукой, она почти бросилась под колеса.
- Что случилось?
Молодой милиционер увидел лицо, такое, о каких говорят "лица не было", и услышал сбивчивые слова.
- Спадитесь, - сказал он. - Покажете.
Рита залезла в машину, не сопротивляясь. Они нагнали троицу у перекрестка.
- Вот этот, толстый.
- Вы ее знаете? - спросил милиционер у толстого весельчака. - Не знаете? А зачем тогда оскорбляете?
Все вместе они ехали в отделение милиции
- Девушка, - говорил толстяк. - Ну, я же пошутил. Мне же шестьдесят лет, я же не какой-нибудь хулиган...
- Ничего, накажем. У него с собой ворованный спирт.
Услышав шум открывшейся двери, из комнаты выскочила Нина. С победным криком "Ля-ля-ля!" она забежала в кухню и, пока ее побежденная противница открывала ключом комнату, успела брызнуть ей в лицо воду с мокрых рук.
Хозяйка села рядом с собакой на ковер, обняла ее и тихо, чтобы, не дай Бог, не было слышно в прихожей, заплакала.
Весь остаток вечера победительница Нина ходила по квартире, хлопая дверью и громко напевая свое "Ля-ля-ля!". Однако на следующий день пришла с работы заплаканной и на какое-то время оставила в покое и соседку и ее собаку.
Как известно, все на свете кончается. Кончилась и коммунальная война, был получен ордер на новую квартиру. Они переехали, когда дом не был еще сдан в эксплуатацию официально. Когда строители еще разбирались с недоделками. Когда еще не были включены лифты. Когда вечером запирались парадные, и пробираться домой приходилось через чердак. Но ничто не заставило бы хозяйку прожить лишний день в своей старой коммунальной квартире. Однако побывать в ней еще пару раз пришлось. Государству было мало бесплатно получить комнату. Оно хотело получить ее отремонтированной.
Большая светлая комната не досталась лимитчице Нине. Нина не знала о предстоящем переезде соседки и потому не начала хлопотать вовремя. Ее дочь начала понемногу ходить, и на красивом личике ребенка уже обозначались черты идиотизма...
Закончилась и эра недоделок в новом доме. Рита и ее хозяйка привыкали жить комфортно и без скандалов. Хотя хозяйке еще не один год снились коммунальные кошмары...
Начало строительства соседних домов задерживалось, и между их новым домом и берегом залива тянулись огромные пустыри. Летом между зарослями молодой ивы и иван-чая цвели ромашки, колокольчики, мышиный горошек, и много-много других полевых цветов. А с неблагоустроенного пока берега, заваленного камнями, щепками и еще Бог знает чем, хозяйка могла бросить в залив палку, и тогда Рита с восторгом кидалась в воду и плыла за ней. Как она любила плавать, сколько раз подряд, звонко лая, она требовала, чтобы хозяйка бросала и бросала ей палку! "Ритка-утка" - сказала о ней хозяйка одной из новых Ритиных подружек.
В первое же лето на новом месте Рита влюбилась. Ее избранником стал огромный рыжий колли по имени Рейн. Рядом с ним Рита вела себя, как невоспитанный глупый щенок. На высоко расположенной вдоль залива тропе между пустырем и цепочкой гаражей она обгоняла Рейна и кувыркалась перед ним через голову.
- Рита, - говорила хозяйка, - перестань. Где же твоя женская гордость?
И думала: люди считают, что только они способны на любовь и называют распущенную женщину сукой. Вот тебе и сука!
Хозяева других собак улыбались. Улыбался хозяин Рейна.
Ритина влюбленность не проходила и хозяйка сдалась. Ну что же, пускай появятся Рерики (Ре - от Рейна, и Ри - от Риты). Они будут на три четверти колли. Может быть, их удастся пристроить. И Рейн, вместе с хозяином, был приглашен на чашку кофе. Но тут, совсем как у людей, влюбленность уступила место расчету. Хозяева пили на кухне кофе и ели мягкую молочную булку с маслом. Рита сидела возле своей хозяйки, а Рейн возле своего хозяина. Оба они напрочь забыли про любовь, оба с вожделением смотрели на хозяйское угощение и радовались перепадавшим им кусочкам этого угощения. А в конце приема Рейн сунул, было, свой породистый длинный нос в Ритин кабинетик. Рита встала перед ним - и зарычала. Любовь кончилась. Больше Рита никогда не обгоняла Рейна на узкой тропинке и не кувыркалась через голову.
Они много гуляли, вечерами - по окрестностям нового дома, по выходным за городом. Их обеих не смущали ни расстояния, ни погода. Ни жара летом, ни сугробы зимой. Им было хорошо.
Идет с хозяйкой рядом, капризная порядком,
Идет собака Рита, красавица моя.
Ах, Рита, Рита, Рита! Ах, Рита-Сеньорита!
Ах, почему ж ты, Рита, не слушаешь меня?
Идет моя бедняжка, идет моя дворняжка.
Накушалась, набегалась, о чем же ей тужить?
Ах, Рита, Рита, Рита! Ах, Рита Сеньорита!
Ну как без Сеньориты могла б хозяйка жить?
Она как с гобелена, и хвост у ней - полено.
Торчком у Риты ушки и зубки напоказ.
Ах, Рита, Рита, Рита! Конечно - Сеньорита!
Но кто ж из нас дворняжка, скажите, кто из нас?
По выходным, когда начинался сезон черники, а потом и грибной, они ездили в лес. Добираться до знакомых мест от новой квартиры было сложно. Они вставали в пять часов утра и к отправлению первого трамвая были уже на остановке. Ненавистный Рите, попирающий ее "инстинкт свободы" клетчатый кожаный намордник висел перед ее носом, прикрепленный к ошейнику. Иногда, по требованию знавших свои права пассажиров, его приходилось надевать. После трамвая они почти час ехали в электричке. И тоже случалось, что с надетым намордником. К нужной станции Ритино терпение подходило к концу, но предстоял еще автобус. Всего каких-то десять минут, но она уже не выдерживала, она начинала выть. Автобус останавливался на знакомом километре, и Рита почти стаскивала хозяйку с его подножки. Немедленно снимался намордник и отстегивался поводок. Несчастная пленница человеческих условностей тут же превращалась в свободное и счастливое существо. С места она неслась вглубь леса, и, ах! - какой же красивой становилась она в этот момент! Вытянутая в струнку, с горизонтально вытянутым пушистым чернобурочьим хвостом, она в одно мгновенье пропадала из вида. Часы показывали восемь. Хозяйка садилась на пенек, доставала из рюкзака и надевала резиновые сапоги, доставала из рюкзака и брала в руки корзинку. Она медленно шла по лесу, и время от времени к ней подбегала собака, "отмечалась", съедая крошечный кусочек печенья, и снова убегала. Иногда хозяйке казалось, что собаки долго нет. Тогда она останавливалась и до хрипоты неумело по-женски свистела, пока собака не прибегала. Потом они делали привал. Хозяйка снимала сапоги и садилась на поваленное дерево. Набегавшаяся Рита ложилась рядом. Они ели бутерброды, и хозяйка пила кофе. Часам к семи они выбирались из леса. Уставшая собака уже не вертела головой, пытаясь снять намордник. В электричке она забиралась под лавку и, собирая на длинную шерсть месяцами копившуюся пыль, спала до самого города. В теплую погоду прежде, чем придти домой, Рита купалась в заливе.
Шло время. Хозяйка вышла на пенсию, и от нее медленно, но верно уходило то, что принято называть "следами былой красоты". И Рита не была уже такой тоненькой и изящной. В лесу она теперь чаще возвращалась к хозяйке. Иногда, когда та склонялась над кустами черники, ложилась рядом. Вежливо, но без особого удовольствия. ела ягоды с хозяйкиной ладони. Однажды она гнала зайца. Она бежала так же стремительно, как умела прежде. Она выгнала зверя к хозяйке. Но заяц ушел, а собака почти без чувств свалилась на лесной мох.
Тогда-то они и познакомились с доктором-ветеринаром Людмилой Ивановной. И та сказала:
- Не нужно брать ее в лес. Ей такой нагрузки уже не выдержать.
Но по-настоящему Ритино здоровье подкосила новогодняя история.
Уже не первый раз они встречали Новый год "своей семьей". Женщина сидела в кресле перед телевизором, собака лежала рядом на ковре. Они съели праздничное угощение и насладились праздничным концертом. Пора было ложиться спать. Они выскочили на улицу на пять минут - хозяйка в расстегнутом пальто и накинутом на голову платке, собака без поводка. Они возвращались и были уже на крыльце, когда в соседнем дворе запустили праздничную ракету. Если бы хозяйка успела открыть дверь! Но дверь была закрыта, и перепуганная собака бросилась бежать вдоль их огромного дома. Хозяйка следом. Но тут ударила вторая ракета. Хозяйке показалось, что собака метнулась под арку дома, в их, тоже огромный, двор. В соседнем дворе через дорогу грохотала канонада, а по своему двору, как когда-то в зимнем лесу, с криками "Рита! Рита!" металась хозяйка. Она забежала домой, надела теплые сапоги и шапку, взяла поводок - и бегала уже по соседним кварталам, снова по своему двору, забегала в парадные. Милиционер у метро сказал, что видел похожую собаку на соседней улице. Она побежала туда, и снова к метро, и снова в свой двор. Наступало утро. Так, безо всякой надежды, она зашла в диспетчерский ломик у транспортного кольца.
- Недавно заходил водитель, спрашивал, не слышал ли кто про собаку. Она заскочила к нему, наверное, здесь, на кольце, а он обнаружил ее уже на другом конце маршрута. Выгонять не стал, привез сюда обратно. А теперь поехал с ней в парк.
Другой водитель, направлявшийся в парк, подождал ее пять минут, пока она сбегала за деньгами. Когда они прибыли в парк, еще не ушел домой тот, кто возил собаку по городу. Вместе они пошли вглубь территории, туда, где отстаивался его состав. Они вошли в вагон, и сразу же к противоположной двери вагона метнулось жалкое скрюченное существо.
- Стоять! - не своим голосом закричала женщина, бросаясь следом.
Собака на секунду приостановилась и женщина, подбежав, успела пристегнуть к ошейнику поводок. Она обняла дрожащее существо, прижала к себе и стала гладить по голове, плечам, спине.
- Рита! Рита моя!
Недалеко от трамвайного парка им посчастливилось сесть в легковую машину. Едва машина остановилась у их парадной, едва открылась дверца, как Рита выскочила и бросилась на крыльцо. Хозяйка чуть задержалась, получая сдачу, и ей показалось, что сейчас Рита втащит на крыльцо не только ее, но и всю машину вместе с водителем. В квартире Рита кинулась в свой кабинетик и забилась в угол. Она не выходила оттуда три дня...
В последний раз Рита купалась в заливе в августе. Ее тянуло в воду, но ни о какой брошенной палке разговора уже не было. Она вошла в воду на поводке, а потом хозяйка помогла ей выбраться на берег...
Добрый сосед помог незаконно похоронить ее у залива, недалеко от того места, где молодая влюбленная Рита кокетничала с Рейном и кувыркалась через голову...
Ах, распустился Иван-чай, малиновое чудо,
Чтоб не узнали невзначай, о чем здесь плакать буду.
Ах, распустился Иван-чай, малиновые свечки.
Чтоб не узнали невзначай, о чем болит сердечко.
Ах, плачут, слезы льют дожди. Ах, ветру все неймется.
Ах, плачь не плачь, ах, жди не жди, подруга не вернется.