Будильник прозвенел очень рано. Она торопливо умылась, выпила чашку чая и вышла из дома. Городской транспорт еще не ходил. Чтобы встретиться с туристской группой перед вылетом, ей нужно было быстро добраться до аэровокзала на Невском, а уж оттуда автобусом-экспрессом до аэропорта. Ждать на стоянке такси она не рискнула и быстро пошла по проспекту, надеясь на встречный зеленый огонек. На пустых городских улицах было тихо, безветренно и падали редкие крупные снежинки. Такси не встречалось, но через пару транспортных остановок рядом с ней затормозил догнавший ее троллейбус, который, пока еще без пассажиров, двигался к своей кольцевой станции. Улыбающийся круглолицый водитель распахнул дверцу своей кабины:
- Нам по пути, садитесь.
Показалось ли ему, что он догнал легкомысленную дамочку, с которой можно завязать легкомысленное же знакомство, или просто был добрым человеком и посочувствовал одиноко шагающей женщине - но он остановился и предложил ее подвезти. Веселый добродушный парень не взял с нее денег. Автобус-экспресс ходил по расписанию, и за час до объявления посадки она была уже в зале ожидания, готовая к встрече со своими подопечными. Несколько человек приехали еще до нее. Подъезжали и остальные. Она брала у них путевки, проверяла, отрывала от путевок и возвращала хозяевам корешки.
Эта поездка называлась в Бюро Дальних Странствий "Большая Москва". Она была большой не по времени - группа возвращалась на следующий день вечером. И не по длине маршрута - маршрут не выходил за пределы Москвы. Она была большой из-за количества туристов - 90 человек путешествовали в сопровождении всего лишь одного гида, которому полагалось почти двое суток пасти их, не растерять в столице и благополучно привезти обратно. За эту каторжную работу, платили мало, но экскурсоводам, почему-то, все-таки больше, чем групповодам, и даже по первой экскурсионной категории больше, чем по второй. "Большую Москву" не любили и всячески старались ее избежать. Но, никуда не денешься, раз в месяц или в два, ездили все. Это уже потом, когда директора Бюро арестовали за различные махинации, все узнали: по документам считалось, что летели три группы и в платежной ведомости значились три фамилии сопровождающих.
Когда в первый раз объявили, что посадка задерживается, туристы приняли это сообщение спокойно и с пониманием. Второе объявление встретил небольшой ропот. После третьего группа зашумела. Наиболее нетерпеливые подходили к ней и требовали, чтобы она вмешалась и прекратила это безобразие. Она сходила и выяснила: не принимает Москва. Туристов это не утешило. Они справедливо указывали ей: поездка и так короткая, а из-за задержки рейса они бесполезно расходуют время, которое могли бы провести в Москве.
- Да, конечно, - говорила она. - Вы абсолютно правы. Но что же делать? Будем надеяться, что погода в Москве улучшится, и посадку скоро объявят.
Когда посадку отложили в четвертый раз, туристы окружили ее плотным кольцом. Они кричали и размахивали руками, грозя ей жалобой и другими карами. Особенно непримиримой оказалась полная дама в шубке из черного каракуля. Щеки дамы пылали, она нервно жестикулировала и громким голосом, убежденно и твердо, обещала, что экскурсоводу это даром не пройдет.
В первый год работы она наверняка поссорилась бы с группой. Стала бы объясняться - и поссорилась. Но теперь умудренная опытом работы, она только говорила:
- Да, вы правы... Да, конечно, можно написать жалобу...Да, конечно...
Вылет откладывали еще два раза, и только под вечер посадку все-таки объявили.
Она стояла наверху трапа у входа в самолет, рядом со стюардессой, и проверяла у поднимавшихся по трапу туристов корешки от их путевок.
Ей пришлось занять место в последнем ряду, у прохода: в Москве она должна была выйти первой, чтобы собрать ораву туристов в единую группу и довести до автобусов. Конечно, ей не следовало бы ехать там, в самом конце салона, т.к. ее укачивало, но выбирать не приходилось. Когда все расселись и пристегнули ремни, а одна из стюардесс любезно сообщила имя командира самолета и что-то еще, что, как считалось, было совершенно необходимо знать пассажирам, другая стюардесса, с маленьким подносиком в руках, прошла по салону, предлагая всем желающим запастись на всякий случай мятным леденцом, завернутым в синюю бумажку. Она взяла три конфетки, улыбнулась стюардессе и начала объяснять, что ее укачивает, но, недослушав ее, особа с приколотой к форменному пиджаку "птичкой" поджала губы и демонстративно опрокинула ей на колени все содержимое подносика, тем самым продемонстрировав широту собственной натуры и заклеймив презрением неприлично жадную и мелочную пассажирку. Она почувствовала, что краснеет, привстала с кресла и злополучные леденцы пересыпались с ее пальто на пол. Остался неприятный осадок обиды. Почти до самой Москвы она думала: что же нужно было сделать? Или хотя бы сказать? Она до сих пор не научилась переносить грубости и обиды стойко, она волновалась и расстраивалась.
У аэропорта их ждала колонна их трех произведенных в городе Львове туристских автобуса с креслами-вертушками для гидов. Ехать на них предстояло до гостиницы, всего около часа, но, тем не менее, туристы брали их штурмом. Когда все места были заняты, и паника улеглась, она вошла в автобус, стоявший последним, взяла в руки микрофон, официально представилась и объявила: сейчас они едут в гостиницу, где переночуют, а завтра их ждет экскурсия по Москве и обед.
Даме в каракулевой шубке было понятно не все, и она спросила:
- Что же, за целый день мы поедим только один раз, в обед?
- Да, но вас ждет очень хороший ресторанный обед. В его стоимость включены также стоимость завтрака и ужина.
Даму ответ не удовлетворил, но на диалог не было времени: ее ждали еще два наполненных туристами автобуса. Она любезно улыбнулась, сказала "До встречи в гостинице" и вышла.
То же повторилось во втором автобусе, потом в третьем. В третьем, который стоял во главе их маленькой колонны, она устроилась на кресле-вертушке, и кавалькада тронулась. Теперь она могла бы законно помолчать, но из нее привычно, почти механически, выскакивала, по принципу "что вижу, про то и пою", дорожная информация:
- Мы едем по Ленинградскому шоссе. Если бы мы развернулись и поехали назад, то, проехав 700 километров, оказались бы на Московском проспекте в Ленинграде...
- ...Налево здание Московского ипподрома...
- А вы сами когда-нибудь на бегах играли? - послышался чей-то бас из глубины салона.
- Ну, что вы, конечно, нет, - сказала она в микрофон, вспоминая, как однажды, в единственное свое посещение ипподрома, чуть не выиграла, и только непрошенный категорический совет какого-то завсегдатая помешал ей. - Конечно, не играла. И вам не советую...
Ближе к центру объектов становилось все больше, и она все говорила и говорила. Параллельно в сознании мелькали поджатые губы стюардессы, "птичка" на форменном пиджаке и вопросы: почему стюардесса позволила себе такую выходку? И как на эту выходку следовало отреагировать?.. Думать о предстоящем распределении туристов по комнатам не хотелось. Они проведут в гостинице всего одну ночь, но она по опыту знала, что сейчас начнется.
И, действительно, началось! В аэропорту не все понимали, что не от нее зависит, принимает самолеты Москва, или не принимает. В холле гостиницы не все понимали, что не от нее зависит количество предоставляемых группе двухместных гостиничных номеров. И что не по ее инициативе в отдельном номере имеют право останавливаться только зарегистрированные супруги. Конечно, к ее счастью, штампы в паспортах тех, кто жаждал уединения, проверяла не она, а администратор. Как всегда неожиданные проблемы возникали и при распределении по "мужским" и "женским" номерам. Когда все завершилось, она подошла к стойке администратора и попросила, чтобы ее место, в одной комнате с туристами, заменили любым другим. Она покинула холл и, устало двигаясь к своему номеру, привычно удивлялась, что ей все-таки удалось, и относительно безболезненно, распихать по комнатам эту стоглавую гидру. Даже тех, кто "принципиально" не мог не протестовать. Даже даму в каракулевой шубке. Потом она зашла в буфет и съела дежурные сосиски с горошком. А потом, едва сомкнув глаза на казенной койке, заснула.
Утром, около девяти часов, она спустилась в холл. Группа собиралась лениво. Уже стояли перед гостиницей автобусы, а части туристов все не было. Она посылала кого-то за опаздывающими. В одной из комнат она выясняла ситуацию с пропавшим казенным полотенцем. Она выслушивала кого-то, недовольного ночлегом... Потом три раза подряд она повторяла, надрывая горло, распорядок дня, ехала в одном из автобусов на экскурсию, встречала своих туристов в холле гостиницы "Москва" и вела в ресторан обедать, обедала сама и организовывала обед кого-то из начальства, которое считало своим долгом, будучи в Москве, бесплатно пообедать за счет не явившихся в ресторан туристов. Выйдя из ресторана последней, она вернулась, чтобы обеспечить обед даме в каракулевой шубке и двум ее приятельницам. Те, несмотря не предупреждение, что лишнего времени нет, выстояли очередь в Мавзолей Ленина, после чего пришли в ресторан и требовали выдать пропущенный ими обед. Она снова ехала в одном из трех автобусов, снова стояла во время погрузки рядом со стюардессой, и при этом предотвратила незаконное проникновение в самолет мужа одной из туристок, который прибыл в Москву сам по себе.
- До свидания,- говорили, проходя мимо нее к выходу, туристы, уже забывшие о своих недовольствах, претензиях и угрозах. - До свидания! Спасибо!
После приземления самолета они уже не были ее подопечными, поэтому выскакивать первой ей не требовалось.
- До свидания, до свидания, - машинально отвечала она.
Она вышла из самолета последней и села в автобус-экспресс лишь после того, как убедилась: все ее попутчики уже уехали.