Свистящий, ледяной ветер, казалось, вгрызается в обмерзшую землю дороги, как взбесившаяся собака в тело обидчика. Ильдар видел, как мелкий снег наметает тонкими полосами. Это напомнило помехи в телевизоре.
Но даже за пронзительным стылым воем, он слышал усталые всхлипы жены. Она шла позади, укрываясь за мужской спиной от ветра. Ритм ее дыхания стал музыкой, погрузившись в которую, он не замечал ни усталости, сделавшей тело ватным, непослушным, ни холода.
Музыка прервалась, и он остановился, не дожидаясь рывка буксирной веревки, которой сцепил пояса, как у альпинистов. Сжав зубы, чтобы не рявкнуть от поднявшегося раздражения, он повернулся.
- В чем дело? - спросил Ильдар, стараясь чтобы голос прозвучал ровно. Мог бы и не спрашивать. В глазах жены читалась та же усталость, что заставляла его перейти на шаг на тренировках, тяжело дыша и слушая сердце, что колотилось о грудину, как отчаявшийся узник о решетку тюрьмы.
Баба покачивалась уже не с той женской притворностью, что призвана не обмануть, а усилить сказанное, донеся его до чувств. Он видел, как быстро истаяли ее силы - быстро, как сгорает картон. Если бы не веревка, жена, скорее всего, уже опала бы на скованную морозом землю.
Ильдар бросил взгляд за спину жены, на поклажу. Накрытые брезентом тюки на длинных санках напоминали запеленутого покойника, которого родные не захотели бросать на обочине. Хотя сейчас, число причин, по которым кто то мог не бросить покойника, увеличилось на порядок.
Поправив лямки рюкзака, двумя безжалостными змеями сдавившие плечи, Ильдар подошел к жене и взял ее за руку. Он чувствовал, что ее ладонь сжалась от холода даже в бундесовской перчатке, под которой была другая, финская, из термоткани. Его коснулось то, что она чувствовала, и усталость серой змеей хотела было переползти по его руке, и обвиться вокруг сердца. Но он не дал. Глубоко вздохнув, он посмотрел на небо.
Оно больше не было тем безразличным простором, с которого взирали яркие точки звезд. Это небо было похоже на опухшее брюхо, нависшее над их головами. Черное, оно шевелилось и пульсировало, обнажая время от времени багровые прожилки, напоминающие то ли вздутые вены, то ли потроха.
Ильдар перевел взгляд на жену, прижал ее к себе, стряхнул с шерстяного платка, повязанного поверх чеченки, снег. Баба всхлипнула, ожила под волной тепла, исходящего от мужа. Ей хотелось раствориться в этом тепле, заснуть, ни о чем не думая. Забыть все, через что Ильдар протащил ее за этот день, забыть тот страх, что поселился холодным, липким комком где то в животе. А потом проснуться, и чтобы вокруг все было, как прежде. Но Ильдар отстранился, и греющий поток прервался, оставив внутри немного сил.
- Покурить бы, - хлюпнув носом, спросила жена, уже чувствуя, что муж не разрешит. За последние часы она настолько привыкла к оттенкам его чувств внутри себя, к тому, что согласно этим чувствам, им нужно или двигаться, или замереть, что слова казались чем то чуждым, ненужным. Но только они напоминали о прежней жизни.
- Нет. Надо идти. Уже скоро, там покуришь. Тепло?
- Да, - ответила она, вспомнив, что так ни разу и не спросила, как он это делает, - Ильдар...
- Пошли уже, - не скрывая раздражения, прошипел он.
- А они, ну, Ирка с Виталиком. Они, - замявшись, баба продолжила, чувствуя, как страх мертвым котеном холодит живот, - Они за нами не пойдут?
- Уймись, дура, - уже завелся Ильдар. Стоять на морозе и ветру посреди дороги, еще и ночью, ему не хотелось. С каждой минутой, когда они вроде бы дают отдых измучанным переходом телам, силы иссякают, и пойти дальше будет все труднее. А тут она еще этого урода Витечку решила вспомнить. Еле в чувство ее привел тогда, все рыдала, что надо было падле отдать все и пусть бы шел. И тут черт попутал. Сам виноват, надо было идти сразу, нет, расслабился, - Накличешь еще.
Ильдар оглянулся, и дернул левым плечом, поправив ремень Витькиного ружья. Хоть чем то этот козел полезен оказался.
- Пойдем, - бросив команду, Ильдар шагнул, но веревка натянулась сильнее, чем обычно. Даже если б жена решила встать посреди дороги, он бы ее сдвинул, и бабе ничего бы не осталось делать, как передвигать сведенными усталостью ногами, волоча за собой санки.
Уже оборачиваясь, куда резче, чем обычно, он почувствовал болезненное тепло, которое обычно исходит от слегших с большой температурой. Увидев раздувшиеся, красные, как у качка после тренировки, руки Витька, обвившиеся вокруг жены, Ильдар понял, что ружье он схватить уже не успевает.
- Вот и встретились, Ильдарчик, - радостно и бодро, выкрикнул Витек, и попытался ухмыльнуться. Ошметки кожи и мяса на правой стороне лица уже не кровоточили. Наверное, и дыра в спине тоже, но этого Ильдар видеть не мог, - Ты, я смотрю, ружьишко мое все же прибрал. Я же знал, что ты такой. А ты еще обиделся тогда. Крыса, в спину мне выстрелил. Если б не тот грузовик, я бы сейчас на машинке ехал, с ружьем, в дом свой.
Ильдар замер, его тело уже было готово действовать, осталось только выждать удобного момента. В уме уже пронеслось, как он будет добираться до дома без бабы. Что сделает с телом. Все за мельчайшие граммы секунды.
- Ты чего нахмурился, хмырило? - продолжал Витя, - Да, мой дом. А ты что, скотина, думал, я буду на тебя просто так батрачить, да? Ты меня типа нанял, барин сраный? Должок отрабатывать заставил, ремонт делать. Еще и стоял надо мной, чаек свой попивал. Я это на всю жизнь, гада, запомнил. Барин, еп, помещик на. Понаехали, чернота, и люди для вас теперь не люди? Я все помню, какими ты на меня глазками смотрел. Денег ты мне дал, ну спасибо, а я за эти несчастные тысячу ойро у тебя как раб там шуровал, без продыху. Мне потом Ирка, как оклемалась, показала смету, сколько те работы реально стоят. Обдурил, недаром говорят что вы, татарва, хитрые и жадные. Ну а теперь вот встретились, и что? Ирка! Погляди, что они там на санях везут.
Ильдар краем глаза заметил сгорбленную фигуру у саней. Ирка, мразь. Ее тогда прямо в машине и смяло. Доползла же.
В ответ раздалось какое то бульканье, Ильдар едва сдержал тошноту. Ему вспомнилось, как отчим вынимал потроха у кроликов, привязанных за задние лапки к забору. Тогда Ильдар, еще мелкий, испытывал непонятное самому себе любопытство, неотрывно глядя на открытых, истекающих кровью зверьков. Отчим складывал потроха в большую кастрюлю, от них остро пахло и поднимался парок, и новая порция кроличих кишок отправлялась в кастрюлю со влажным шлепком. Еще он запомнил большие мужские руки, в крови, и нож.
Жена обмякла в лапах Витька, Ильдар чувствовал омерзение и тошноту, и страх, охватившие бабу от этих прикосновений, пусть даже они и через одежду.
- Я, Ильдарчик, кушать хочу, - заявил Витек, - чешется у меня все. Не болит ничего, ни капельки, только чешется. Даже не холодно, а ведь ты, козлик неблагодарный, с меня все поснимал, даже куртку, которую продырявил, и то снял. А знаешь, как я тебя нашел? Я и сам не знаю. Просто почувствовал тебя, шагнул - и я уже тут. Знаешь что, я себя так улетно никогда не ощущал, даже под амфиками. Кушать, правда, хочется. Э, что там, Ирка?
Ильдар зажмурился от бьющего в глаза света. Фары. Какой то недоумок еще не понял, и мечется на машине. Донесся и шум мотора, и свет стал ярче. Витек клацнул уцелевшими зубами, и оглянулся. Машина приблизилась. Вначале замеркали фары, погасли, к удовольствию Ильдара, а затем, заглох и мотор.
Булькая, Ирка поползла к машине, из которой уже вынырнул какой то щеголь. Если б жену не тискал продырявленный из шестнадцатого калибра соседушка - предатель, Ильдар бы даже пожалел дурня, умудрившегося оказаться здесь на заглохшей машине, в куцем городском пальтишке, тонком шарфике и даже без шапки. В туфлях еще, наверняка. Головой вертит. Пускай.
- Эй, мужики, - сдавленно просипел бедолага, явно настолько отчаявшийся, что не побежал прочь от непонятных хмырей в явно непростых позах. Ильдар бы побежал, даже несмотря на то, что в этом клоунском наряде долго на морозе не продержаться. Уж лучше замерзнуть где нибудь на обочине, - Что за херня творится? Эй... Радио не работает! Вы чо тут?
Витек заурчал, как голодная собака, которой бросили сочный кусок мяса. Ирка, умудрившаяся обползти машину, обхватила лодыжки мужичка, и тот, застонав, вцепился онемевшими пальцами в ручку дверцы, но машина почему то не открывалась. У Ильдара промелькнула мысль, что так стонут в ночном кошмаре те, у кого горло сжимается от ужаса.
Витек обернулся, ослабив хватку - он почуял кровь и страх сдавшейся жертвы. А от Ильдара, наоборот, страх исходил, и даже стискивая лапами его бабу, было ясно, что просто так, татарина не взять.
Это был тот момент, которого Ильдар ждал. Резко дернув веревку, он вырвал жену из ослабшей хватки Витька. Обессилевшая баба, рухнула навзничь, и сдвинувшиеся от рывка санки вьехали Витьку по голеням. То ли врал урод про то, что не больно, то ли в его состоянии на ногах было трудно держаться, короче, Витек повалился наземь.
Перехватив веревку, Ильдар подтянул санки к себе, и, не спуская глаз с корячащегося на земле Витька, совершенно голого, с дырой в спине, с рваными ранами на правом боку, схватил двустволку за ремень, сползший на левую руку.
Первый выстрел разметал голову Витька по дороге, словно кто то переехал арбуз. Второй, откинул хлюпающего горлом мужика на Ирку. Перезарядив стволы, Ильдар снова прицелился. Никакого шевеления. Все, ружье сейчас больше не нужно.
Машина завелась сразу же. Что за ирония. Ведь тогда, год назад, он ездил сюда на шашлыки с Иркой и Витьком, на такой же тачке, на джипе - мицубиси. Пока баба отогревалась, лежа на пассажирском кресле, Ильдар работал топором, здоровым таким махальником, который купил вместе со штилевской бензопилой. Еще помнится, покупая, шутил что таким топорюгой он в играх всякую нечисть мочил. Дошутился.
Для верности, Ильдар откромсал не только головы, но и руки с ногами. Если эти мрази как то умеют себя по кусочкам собирать, им придется туго - специально ради такого, Ильдар раскидал запчасти бывших друзей семьи и незадачливого водилы по обочине. Да уж, раньше такое можно было увидеть только в фотках про жизнь в Африке, с которых он морщился за миской борща. А теперь, вот. Не зарекайся.
Покончив с разделочными работами, Ильдар принялся за обыск. Глянув в багажник, только обматерился с досады. Ничего полезного. Даже инструментов не было, и самого распоследнего, что должно находиться в машине, тоже - ни троса, ни домкрата. В такое время, любая мелочь пригодится, а этот олух выполз с лысой запаской а багажнике. Ну что за тупые уроды, а. Нет бы пару ящиков тушенки и мешок сахара. Хотя, не все ж такие умные. Кто то хищник, кто то добыча.
Поклажу, Ильдар разместил в багажнике. Санки зашли на пассажирский диванчик, туда же - его и женин рюкзаки, и буксировочный трос для связки мужчина - баба - санки. Упаковал он вещи компактно, в нормальные милтековские рюкзаки. Хочешь, вези на санях, хочешь, взвали на себя. Не сотня чемоданов или пакетов, которые он ненавидел - в них все свалено абы как, перемешано. Он был, конечно, не один, кто решил валить с города, когда все началось. Но отчалил он за минут пятнадцать. Просто покидал все нужное в машину, и готово. Ненужное само прицепилось. Эх, каким ротозеем он был еще сегодня.
- Поехали уже, - бросил он затихшей бабе, трогая джип. Она только всхлипнула. Свою первую истерику, обзывая его жестокой мразью и убийцей, жена отыграла еще когда Ильдар убил Витьку в первый раз.
В церкви было холодно. Зато, не дул ветер. Нагрелась буржуйка, растопленная бумагами и обломками одной из маленьких кафедр. Ильдар с удовольствием слушал, как гудит пламя. Когда разгорится, можно будет засыпать антрацита. Ведро угля он нашел тут же, на кухне.
Поставив на печь армейский котелок, наполненный святой водой из бака, Ильдар начал паковать найденное в закромах трапезной. Пакеты с крупами, макароны, спички, сахар, соль. Конфеты.
Глядя на конфеты в блестящей обертке, с нарисованным улыбающимся мальчиком, Ильдар скривился. Внутри сжалось что то, мужчина глубоко вздохнул, и встал. Все уже. Не будут мальчики смеяться, и есть конфеты.
Открывая дверь в туалет, и вставая на старое, немецкое еще очко, Ильдар вспомнил давнюю песенку, слова которой вылетели из памяти. Тогда, в безопасном и светлом детстве, эту песню с телевизора вещала какая то тетка. Вот бы она сейчас запела.
- Как тут не плакать, как тут не плакать, - снова пронеслось в голове Ильдара, когда рука, потянувшись к веревочке смывного бачка, остановилась. Вода же. Смывать за собой сейчас роскошь. Да и кто пожалуется.
Баба спала на широкой лавке в трапезной, накрытая парой длинных черных одеяний. На стене- икнона с грустным, бледным лицом. Потому их, видимо, и рисовали такими унылыми, что знали, до чего все дойдет. Ильдар смотрел на лицо жены. Ровное, спокойное. Хорошо ей спиться. Даже на руках пришлось нести из машины, не просыпалась. Ильдар сделал бабе такое послабление. Все же, не женское это дело, идти в морозище под ветром. Когда в любой момент тебя могут растерзать. А может, и что похуже, не знать бы. На себе, по крайней мере.
Хрустнув фантиком, Ильдар отправил конфету в рот. Слюна тут же аж брызнула, острота вкуса показалась неимоверной. Еще утром чаек с пряниками пил, а язык уже по глюкозе заскучал. Хмыкнув, Ильдар смаковал шоколадную конфетку. Не зря его барином прозвали.
Выйдя в церковный зал через ризницу, Ильдар проверил оберег у входа, и замер в темноте, под высоким сводом. Часть его разума подбирала способ получше, чтобы вывезти в дом запасы из свечной лавки. С серебряными крестиками проблем никаких, а вот свечей, пять ящиков. Свечи пригодятся еще, будь здоров.
А другая часть разума, воспользовавшись безопасным моментом, подняла память. Ильдар приучился поднимать в памяти важные события дня, и порой и жизни, чтобы на их основе сделать выводы, отшлифовать тот урок, что преподнесла жизнь, усвоить его в полной мере, в совершенстве.
Память. Как то придя в свою старую школу, уже став тем, кем он стал, Ильдар прочел почти стоптанную запись на асфальте - память, единственный рай. И ведь не поспоришь.
Тогда небо еще светило. И под этим жарким, июльским светом, он вел свой мицубиси по этой же самой дороге. Джип урчал колесами по брусчатке, Ильдар знал, что на легковушке по ней неслабо трясет.
- Дурацкая брусчатка, - заворчал Ильдар, сворачивая пробку бутылке с минералкой, - Красиво, правда. И каждый раз менять не надо, не то, что асфальт. Один раз положил, и сто лет служит. Я слышал, у немцев по брусчатке не трясло, они ее так ложили, что было глаже асфальта. А потом наши переложили, ну там, после взрявов или еще что. И стало трясти. А у них то были специалисты, камень к камню подгоняли.
- Угу, а строили как, - подхватил Витек, - Вон, дома стоят до сих пор и ниче, с войны еще, прикинь? Ну там, бомбы на них летали. Вот кирпич то был. И форты все из этого кирпича, красный, багровый. Настоящий такой. А сейчас чего, не кирпич, а херня. Скинешь на землю, он тут же расколется. Мужики рассказывали, ну, кто дома то старые на кирпич разбирал, немецкие хоть бы что, не колятся.
- Да я читал про это, - хлебнув водички, продолжил Ильдар, - Они в раствор добавляли яичный белок. Это сколько им надо было яиц, чтобы столько понастроить. И кирпичи тоже особые люди принимали, скидывали с высоты определенной, и если покололся - всю партию браковали. Интересно, куда они бракованный кирпич девали. Навряд ли выкидывали.
- Немцы, рациональный народ. У них любой сухарик в пользу, - приняла участие в разговоре Ирка.
- Слышал, эти крипичи, что на фортах, заговоренные.
- Да брось, Илюха, просто делать умели, - отмахнулся Витек.
- Какой я тебе Илюха, Ильдар.
Витька будто обрубило, он отвернулся в окно, и стрельнул глазом на татарина. Нашел, по какому поводу бычиться, тоже, на умняке весь. Барин епт. Его величество. Все нормальные люди с нормальными именами, а этот качевряжится. Долбанутый какой то, наверное, из тех которые в Татарии какой то имамат провозглашали. Хорошо хоть, тихий. Ну, по большей части. Да и на шашлык отвез вон, уважил. Хотя за эти шашлыки и приходилось покарячится, но выпивку и покушать вкусно, Витек любил. Тем более, что шашлык Ильдар готовил отменно, наверное, это у каждого черного в крови. Да и никто из хозяев его так не угощал. При мысли о шашлыках, обида тут же улетучилась. Да и Ирка, тоже учуяла холодок и разрядила обстановку.
- О, смотрите ка, церковь отстроили. Я в газете читала, она раньше вообще в развалинах была.
- Да я в курсе, проезжал, видел, там одни стены были. И не одну эту церковь, кстати, - произнес Ильдар спокойно, тут же зацепившись за сказанное Иркой. А ведь в самом деле, былди одни стены по всей дороге, а отстроили всего за полгода, хотя с церквями зачастую канифолятся подолгу, если они не в городе, а в таком захолустье. Как то все одновременно.
- Ага. Там писали, - обрадовалась Ирка, что смогла заинтересовать хозяина, как они промеж собой, с Витьком, звали Ильдара, - Что какая то встреча состоялась у попов. Там эти еще, западные, приезжали. Как их. А, вот газета. Рыцари ордена Святого Гроба Господня. Вобщем, они в реставрацию кучу ойро вбухали. Типа, культурное наследие. Ну и наши тоже рады, церкви открылись.
- Круто, - отозвался Ильдар. Он как то читал про этих рыцарей, и считал их смешной карикатурой из прошлого, когда он были настоящими рыцарями, с мечами, которое воевали против арабов. Ну а потом стали наряжаться в смешные костюмы и кому то время от времени вешать на шею звезды, за заслуги. А оказалось, у них откуда то бабок немеряно, да еще и на то, чтоб отреставрировать почти убитые церкви в глубине области.
В совпадения Ильдар верить перестал уже давно. И привык задумываться над такими случаями, как с церквями, с тех пор, как нашел в сети один интересный сайт. Где один неглупый татарин писал наблюдения из жизни и всякие факты по истории, так их выворачивая, что ум жаловался, как мужик с пивным брюхом, которого заставляли принимать йоговские асаны.
А потом, привык. И задумался. Все этюды для мозгов, стали развивать гибкость, и мозг больше не мучался, а наоборот, ему было хорошо, как человеку, который сидел в очень нудобной позе на куцем жестком стуле, а потом пересел в глубокое удобное кресло и расслабился.
- Вот жара, я просто фигею, - подал голос Витек, - Этой зимой снега по колено было, потом он растаял и потоп начался, теперь жара как в Африке. Как то непонятно все стало.
- А вон и речка, - воскликнула Ирка.
На реке со странным названием - Лава, было тихо. Ильдар потому и полюбил эту прохладную, чистую воду. Она шла в Правдинское водохранилище, и не воняла стоками. Да и рыба водилась.
Машина смотрелась немного чужеродно, на зеленой травке берега. Ильдар глядел на течение воды, вполглаза приглядывая за Витькой, занятым разгрузкой.
- Эй, куда роняешь? - крикнул Ильдар, сжимая кулаки.
- Да че ты, железка все равно, - прогундосил Витька, потупив глаза, - Че ему станет.
- Тебе станет, ясно? Свое кидать будешь, - подойдя к мужику, объяснил Ильдар, часто дыша. Это позволяло унять агрессию. Подняв складной мангал из нержавейки, мужчина отряхнул его от песка и веточек. Сердце Ильдара часто стучало, Витек застыл. Ильдар ощутил, как злость выветрилась, и продолжил, - Дальше разгружай, и чтоб без швыряний.
Вернувшись к берегу, он еще пару секунд слышал, что происходит вокруг.
- Он тебя хоть не трогает? - Ирка полушепотом спросила бабу, наклонив голову к ее уху, и смотря на закостеневшего Витьку, который выполнял работу, двигаясь, как робот.
- Да ты что, нормально все.
- Я бы не знаю, как жила, будь мой Витька такой.
- Какой такой? Ну, Ильдар горячий конечно, зато я знаю, что к нему не полезет никто.
- Это уж точно, не полезет. После того, как он ту собаку прям во дворе задушил, никто к нему и не подойдет. И Вадима как отмудохал.
- Да он его ударил то пару раз всего. Ты, Ир, нашла, чего вспомнить, тебя саму эта собака чуть не сожрала, а Вадим всегда психанутый был, ну сама же знаешь. Еще тогда он по бутылкам с окна стрелял из ружья своего.
- Ну и что, тогда милицию вызывали, и нормально. Он его хоть и долбанул пару раз, а чего то Вадим после того на свете долго не зажился.
- Ой, на что ты намекаешь, а?
- Да ни на что. Мне Ленка сама знаешь, чего за вином рассказывала.
- Да что она могла тебе рассказать, Ира, Ленку эту каждая шавка на районе знает, она даже с малолетками вон, путается, еще Анька к ней бегала волосы драть, что сына ее двенадцатилетнего триппером заразила.
- Дура эта Анька, сын ее мужиком растет, а она возмущается, - Ирка резко выдохнула дым и закурила новую.
- Да она ж про триппер бегала\
- Да хер с ней, Анькой и сыном ее, все знают что он уже траву курит, пропащий. А Ленка хоть и шалава, а зато все знает. Живет вон в трехкомнатной с сыном, икрой угощает, а сама что ест, и представить страшно. А про триппер врут все, сын у Аньки сам его где то подхватил. К Ленке знаешь, какие мужики приезжают, какой там триппер.
- Ну и дальше то что?
- Ну а то. Не будь твой Ильдар из этих, такого горчего никто б не терпел, - Ирка вполоборота смотрела за реакцией собеседницы, делая вид, что закончила разговор.
- Ильдар не из этих, дуры всякие напридумывают, а ты веришь.
- А то не видно. Да и Вадима он не просто так бил. А по особенному, как они умеют. Чтобы синяков не осталось, а внутри кровью человек истекает. Менты еще так могут.
- Глупости это все.
- Ну да. Зато я поглядела, как он на Витьку рявкнул, и подумала, что не очень то и глупости, - делано вскинулась Ирка, а про себя подумала, - Ну эта баба и дура. Пусть расскажет что то, может и удасться ее завиноватить. Тогда мы с Витьком ее на денежку раскрутим, чтобы этот заплатил побольше. А там, может, и еще что всплывет.
- Он может и рявкает, зато перед подъездом не ссыться и деньги домой приносит, - выпалила баба, и тут же осеклась, - Ой, Ир, я не нарочно, но ведь было же, видели все, я тебе сколько говорила, свози ты его, закодируй.
- Ладно. Не переживай. Что было, то прошло, - Ирка вытянула лицо, вскинув подбородок, и с удовлетворением наблюдала, как жена хозяина виновато тараторит. Дура, что есть дура, - Ладно, все, пойдем по рюмочке, за наших мужиков, Витька уже стол выгрузил.
- Ильдар - мужчина, - поправила подруга Ирку, но та уже не слушала.
Ильдар уже наметил, какие слова нужно будет сказать жене, чтоб не попадала в такие ситуации. Виниться нельзя ни перед кем, а уж тем более, перед бабой нижнего, а Витек - нижний.
- Витяй, поставь сюда стол и зонтик, - оторвавшись от созерцания, указал Ильдар, заметив уже вздувшиеся капилляры у Витка на щеках и около носа. Уже бухнул, гад, - Потом дров наберешь.
- Угу, - буркнул Витек, - Как то мне хреново, наверное, жара давит, - Витя сбросил тельняшку и отер ею лицо.
- И столб атмосферный.
- Да ладно, я всего рюмку. Мы ж отдыхаем, я на работе ни - ни, сам же знаешь. Все, все, иду.
- Давай.
- Слышь, Ильдар, а ты чего этот ящик с собой катаешь? - обернувшись, спросил Витек.
- Ты про тушняк? - с недовольством отвлекся Ильдар на уже подвыпившего Витька, растирающего смазанную татуировку на плече - грубо нарисованный парашют и подпись, ВДВ.
- Ну.
- Да так, про запас.
- Да нафига.
- Чтоб был.
- Нахер он тебе нужен, голодаешь, что ли. Купил бы лучше водочки, банки эти все равно никто жрать не будет. Их только бабки всякие бурет и нищеброды, которым жрать нечего.
- Ага, - бросил Ильдар, не став напоминать Витьку, что про жрать нечего завел именно он, месяц назад. Уже гляди ка, в люди выбился, из нищебродов. А подумать над тем, куда тут лучше закопать ящик, и вправду, стоило.
Но пока, лучше полюбоваться водой. Рекой, такой чистой. На побережье моря совсем не так. Там грязно от людей, которые валяются на жалких метрах песка, которые еще не поглотило море. Там визжащие дети кидаются песком. Полуголые бабы вертятся на солнце, ожидая, когда к ним подойдут. Мужики хлебают пиво, что то обсуждают под современные ритмы, доносящиеся из телефонов.
Из мира воспоминаний Ильдар вернулся, уже сидя перед котелком с парящими макаронами и вскрытой банкой конского тушняка. это были самые лучшие консервы, которые он нашел. Видимо, конина не пользовалась популярностью, поэтому ее н сильно бодяжили. В банке всегда был кусок мяса, настоящего, с волокнами. А не студянистые потроха, с кожей и жилами.
Навалив мяса в котел, Ильдар потомил блюдо. И только потом, наложил макароны с чистые тарелки церковной трапезной. Котелок он вычистил хлебом. Места в поклаже было не так и много, чтобы позволить себе взять хлеб, но Ильдар взял. Иногда, остаться на плаву помогают такие мелочи, как чай, конфета, или простой хлеб.
Раньше, Ильдар только ухмылялся, когда видел репортажи о концертах, которые устраивали на зонах. Или в госпиталях третьей чеченской. Он думал, что этим людям, которые купаются в низости, которую подала им жизнь в большой раскаленной миске, не до каких то там песенок.
Каким глупцом он был, стало ясно только сейчас. Люди всегда ценят больше всего то, что позволяет уйти от реальности. Кофе, чай, сигареты. Книги и музыку. Все, что вырвет из окружающего ада и отведет по дорожке в рай, единственный рай. Над вратами которого написано - уже никогда не будет так, как прежде.
Баба шумно вздохнула, засопела, и, охая, села на лавке. Ильдар молча пододвинул ей тарелку. Настоящую, керамическую. Кто знает, насколько это укрепит и его, и ее. Они, чувствовал Ильдар, еще наедятся и с ножа, и из консервных банок, и из котелка, и из суровых железных мисок. Как глупо. Все это, было время, казалось ему романтикой. Все кажется романтикой, пока не убьешь кого нибудь. Наверное, и Ильдар даже сейчас не хотел об этом думать, ты становишься взрослым, только когда кого нибудь убьешь.
Он сьел свое быстро. Даже несмотря на то, что большую часть пищи положил себе. Жена до сих пор дула на горячие куски тушенки, засасывала с ложки макароны. Он должен быть сильным. Иначе, с ее сытости не будет никакого толку. И она это знала.
- Ильдар, еще возьми, я наелась.
- Ешь.
- Все. Я не могу больше. Эти макароны тяжелые такие. Ой, мне в туалет надо.
- Там, - Ильдар показал, куда идти, и придвинул себе ополовиненную тарелку жены. Жаль, но тарелки взять не выйдет. Ильдар чуял, однажды даже обычная тарелка будет признаком достояния, статуса. А статус, всегда стоит чужих жизней.
Когда то он мечтал о чем то подобном. Когда заварить чай в котелке на море, было чем то необычным. А выпить его, пахнущий дымком, с плавающей щепочкой, невесть как попавшей в котелок, было блаженством. Теперь этот аромат и не почувствуешь.
А тогда ему было в удовольствие грызть дорогу отменными берцами маттерхорн. Он ходил под ярким небом, на которое негодовал, что приходилось щурить глаза и одевать черные очки. Но признаки всего, он мельком видел уже тогда.
И самый первый, увидел как раз, на море. Тогда, он забрел намного дальше обычного. Раньше Ильдар отходил на пару километров вдоль пляжа. Там было мало людей, большинству лень идти так долго, чтобы отдохнуть.
Его словно успыли сосновые заросли, и высокие песчаные обрывы. Покрытые трещинами, из которых выглядывали корни, и чьими то норками, они напоминали ему древние скалы, с пещерами, изморщиненные руслами пересохших рек и ветром.
Всего в метрах двухстах от его любимого места, с выложенным из камешков большим кругом и костровой ямой, начинался какой то другой мир. Надо было только повернуть за песчаную гору. Там царила вонь.
Поначалу, Ильдар решил, что от гниющих мотков водорослей, которых совсем рядом, почему то не было. Пройдя чуть дальше, он заметил гниющую рыбу среди водорослей. Гаркали чайки, визжали цыганские дети, а сами цыгане жалили мясо на закопченных сажей мангалах, на песке.
Ильдар шел дальше, пока не наткнулся на заграждения. Они были из противотанковых бетонных ежей. Просто наваленных друг на друга. Море плескалось и билось о них. А Ильдар чувствовал, что погружается в нечто, выбивающееся за рамки привычного.
Там еще была стена, серая, из покрошившегося бетона, с ржавой колючкой поверху. Ржавые ворота чуть разошлись, их скреплял, наверное, больше здоровенный навесной замок, а не петли. Ильдар заглянул в щель, разглядел внутри какие то жалкие кораблики и груды мусора. Но оттуда веяло чем то другим.
Поэтому, Ильдар решил залезть наверх. Он карабкался по гладким ножкам ежей, пока не залез наверх. Там лежала чья то военная форма, но он не стал трогать.
Сверху, стена оказалась набережной, или причалом, во всяком случае, она была достаточно широкой, метров трех. Внутри - какие то обветшалые строения, ржавые краны и старые суденышки. Была и пара современных белых, гладеньких катеров. Но Ильдар смотрел не на них.
Ощущение чего то огромного, холодным ветром трепало разум, котоырй дрожал, как рубероид при урагане. Море билось о наваленные друг на друга противотанковые ежи, образующие вал. Огромные петли на ежах покрылись ржавчиной. Через дыры в бетонной стене - набережной была видна пена побежденных волн. Отголосок исполинской мощи, рядом с которым он был ничем. Превосходящая все сила, которая вот так, походя, габросала здесь многотонного бетона, укротив слепое могущество волн. Сила, преодолеть которую может лишь сама пустота.
И в этот момент он увидел мельком то, что должно было произойти, и уже произошло. Огромное серое строение, масштабы которого бесполезно даже пытаться представить, стояло на серой набережной. Строгие формы резали глаз, они были идеально правильными. Какие то механизмы возводили строение выше, в беспроглядное небо. А вокруг, были груды ржавого металла и бетонных плит. И уходила в никуда серая гладь воды.
- Ильдар, конфетки!
- Кушай, - улыбнулся Ильдар, придя в себя. Оказывается, он уже успел заварить чай, и запивал им конфеты. Они, как ни странно, тоже предназначались ему. Он потратил очень много сил, чтоб добраться сюда. Их надо было как то восполнить. Сладкое, единственный доступный ему сейчас способ.
- Ильдар, а я и не помню, как мы тут оказались. Доехали то хорошо? Ой, ну конечно хорошо, - смущенно улыбнулась жена, догадавшись, что если б доехали плохо, они б конфеты не ели.
- Хорошо.
- А что мы сразу домой не поехали, а тут остались?
Ильдар нахмурился. Он потерял много сил. Это так, но ведь оставались считанные километры. А особенно, на машине, с полным баком. Зачем то ему нужны была эта передышка. Что то впереди. Он не знал, но ехать дальше было нельзя. Хотя шло все благополучно. Они добрались до церкви, как по маслу.
Так в чем же дело? Ильдар знал - ответ лежит в памяти.
Загрузив поклажу в машину, включать фары Ильдар не стал. В темноте он видел хорошо, а риска столкнуться с другой машиной уже, считай, и не было. А вот внимания к себе привлекать, не хотелось. Если вдруг нарисуются твари, это станет ясно. Просто откажет двигатель, как у бывшего владельца машины.
Когда на дороге замаячили низкие тени, Ильдар чуть было не нажал тормоз - по привычке. Но тут же газанул. Глубоко вдохнув, он снова почувствовал тепло - и передал его машине. Новые времена - новые привычки. Машину немого тряхнуло, послышался визг и рев, сверканули багровые точки. Двигатель был готов заглохнуть, Ильдар прочувствовал это - как лезвием по сердцу провели.
Собаки. Точней, они когда то были собаками. В голове прошел ряд, что могло статься с ним и бабой, если б он дольше копался с поклажей. Да с тем же Витьком. И как к случаю оказался здесь этот дурачок с машиной своей. Даже, гад, канистру с бензином с собой не возит, от заправки до заправки, чертила городская. Хоть бак залил по полной.
Да уж, если и умеют твари вроде Витька собираться по запчастям, это уже им не грозит, собаки явно бежали на запах потрохов и крови. Интересно, что им вкусней, здоровое человеческое мясо, или тварная гниль? Как то выяснять не хочется.
Баба даже не спросила, что стряслось. Ильдар заметил, что она уже спит. Полезное качество, быстро приучилась спать, когда есть тепло и безопасность. Эти два товара, после долгой передышки, вновь обнажили свой дифицит.
Когда он затормозил около церкви, он знал, что внутри никого. Ворота кованой высокой ограды, были на замке. Ильдар, глубоко вздохнув, сбил его топором. С одного удара. После которого, руки стали едва заметно дрожать.
Загнав джип внутрь, он затворил ворота и закрыл их на засов. Поставил оберег. Церковь была закрыта, как и маленький домик рядом - церковный офис. Разбивать евроокно было даже немного жаль, но Ильдар только ухмыльнулся, подумав, что сигнализация уже не наведет шухера. Прихватив две пачки белой писчей бумаги и все ручки, которые смог найти, Ильдар взял и стопку разных отчетностей - уже на растопку.
Хорошо, что ключ висел в застекленном ящичке. Взломать толстые церковные двери, он бы уже не смог. А отдыхать в офисе, не хотелось.
- Так надо. Домой поедем, как отдохнем. Смотри, как ты вымоталась. Даже не проснулась.
- А они больше..
- Нет, - отрезал Ильдар, и тут же застыл. Внутри схолоднуло.
Накинув куртку, Ильдар схватил ружье. Обереги. Они сработали. А значит, скоро в церковь заглянут гости. Незваные гости.
- Приехали, это здесь, - не дождавшись, пока буханка остановится, командир выскочил на покрытые снегом камни брусчатки. Он осмотрел церковь, как осмотривает боец своего противника. Взгляд задержался на окнах колокольни, забранных железными пластинками, заменявшими немцам жалюзи. Не сводя глаз со здания, он приказал, - Оцепить. Иванов, Хмурин, выгружайте приборы.
Раздав указания, командир сел на задний диван буханки, разложил тонкий черный ноутбук, который держал во время поездки на коленях. Водитель, который за все поездки так и не вышел из машины, постоянно держа двигатель работающим, приготовился к приступу тошноты, когда увидел через зеркало заднего вида черный, матовый кубик. Его командир вщелкнул в маленькую приставочку, типа зарядника, соединенную проводком с ноутбуком.
Тошнота подступила, но водитель просто сжал зубы и стал чаще дышать.
Четверо бойцов, топоча подошвами, метнулись к церкви и встали у каждой из дверей. Двое отворили задник буханки, и, тяжко кряхтя, потащили на себя здоровенные черные ящики. На их удивление, к ящикам даже были приделаны ручки, но лучше бы прицепили и колеса. Небольшие, с телевизор, кубы, оказались настолько тяжелыми, что двое здоровых парней так и не смогли поставить приборы на грунт - руки просто не удержали вес, и ящик рухнул вниз, едва его удалось стащить с пола машины.
- Ты видел? - оглянувшись, спросил один из парней, тяжело дыша через фильтр.
- Да я знать не хочу, что это за хреновина.
- Прибор. Да на нем нету ничего. Ни шкалы, ни ручек или рычагов там. Проводов нету. Я релейщик, всякого у себя навидался, но такого не видел.
- Он же не упал, да?
- Давай следующий. Быстрей, опять начнет орать. Тяжелый, падла. Такое ощущение, что весь день ящики грузил, а мы только один скинули. Сколько он, гад ,весит интересно.
- Он тяжелый, когда мы тащим. А когда ставить хотели, ну, ты не удержал еще.
- Епт, ты сам как будто удержал.
- Да ну, ты видел, он как в замедленной сьемке падал.
- Давай реще, хочу скорее от них отойти подальше.
- Вы все, бойцы? - командир уже вылез из теплого нутра уазика, и осматривал приборы, - Хорошо. Сейчас я их расставлю, будете охранять. Прикасаться нельзя, иначе детей не будет. Ясно?