Бурьяк Александр Владимирович : другие произведения.

Сергей Есенин как свидетель заката Европы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

Александр Бурьяк

Сергей Есенин как свидетель заката Европы

bouriac@yahoo.com
Сергей Есенин
Сергей Есенин
Многопьющий поэт среднего роста Серёжа Есенин, наверное, был не очень силён физически, а в стычках брал тем, что бил первым и не жалея, да к тому же впадал в боевое бешенство (лишь этим можно объяснить, почему его прикончили не в кабацкой драке). То, что он публично чудил и скандалил, привлекало к нему внимание, а значит, облегчало сбыт стихов и обеспечивало доход, который можно было тратить на чудачества и скандалы (без денег в ресторан ходить стыдно, да и пускать перестанут, а если драться не в ресторане, а в подворотне, это не так зрелищно и не так престижно). Вдобавок чудачества и хулиганства обеспечи- вали острые переживания, а это повышало творческую плодовитость. Правда, такой буйно-творческий режим истощает организм, чреват травмами, а главное, даёт шанс однажды нарваться по-крупному. Его буйные пьянки были, можно сказать, частью его технологи- ческого процесса. Ради достижения более сильных эмоций он стал задираться и с Советской властью (бороться и задираться -- это разные вещи), и какой-то представитель этой власти, наверное, позволил себе тоже психонуть, после чего Серёжу похоронили при странных обстоятельствах. Серёжа влез в свой разрушительный жизненный цикл из-за желания стать великим поэтом. Наверняка он понимал, к чему это вело: было достаточно времени в этом разобраться, да и доброжелатель- ные люди могли подсказать. Но его устроила цена успеха. Его жизнь закончилась так, как и должна была закончиться после сделанного им выбора. Чем бы он занимался, если бы его в 1925 году не убили? Если бы он перестал задираться и скандалить, то утратил бы значительную часть вдохновения и от переживаний повесился бы. А если бы не перестал, то рано или поздно нарвался бы на несдержанного чело- века, который бы его сгоряча прибил, как Мартынов -- Лермонтова. В своих стихах он не врал, а честно заблуждался. У него часто проявлялось "тонкое чувство слова", но большой глубины, так ска- зать, у него не было. Глубина появляется с опытом, с возрастом, а он прокрутил свою жизнь слишком быстро. Слава пришла к нему раньше, чем ум. Это его и уничтожило. Можно сказать, его залюбили до смерти. Он очень торопился жить, поэтому называть его смерть безвремен- ной кончиной -- это не правильно. Он попросту проделал жизненные дела быстрее других и даже износился от этого физически. Это была не "смерть на взлёте", а просто смерть. Её непосредственная причина -- деталь несущественная. Его популярность частично объясняется тем, что он ещё при жизни стал для некоторых чем-то вроде символа фрондёрства перед Советс- кой властью. Протодиссидент как бы. Таких борцов свободолюбивая русскоязычная интеллигенция не могла позволить себе забыть. Его известная любовь к Родине имеет при оценке его творчества большое значение, но не ОЧЕНЬ большое, потому что если человек из любви к Родине лишь выражает ей свою любовь, а остальным своим поведением дискредитирует патриотизм, то народу и стране от такого любителя оказывается в целом мало пользы. Можно сказать, Есенин творчески подкрепил дурную традицию русского пьянства и пустого буйства. К тому же можно полагать, что его патриотизм, верность русскому крестьянству и фрондёрство были хотя бы отчасти из желания прослыть великим поэтом, а не просто так. Серёжа Есенин -- смышлёный хитроватый мужичок не без таланта и с глад- кой, но не запоминающейся физиономией, который был готов почти на всё, лишь бы подальше от навоза. Если это не вся его суть, то хотя бы весомая её часть. Приятное -- не всегда в конечном счёте полезное, так что если оценивать тов. Есенина по совокупности обстоятельств с позиции интересов горячо любимой им Родины, то вполне может оказаться, что лучше бы его не было. Да и не в любви к Родине соль: любить надо по возможности и каждого человека в отдельности, и человечество в целом. Родину же полезно за что-то и ненавидеть, иначе она не исправится. * * * В моде у образованных россиян начала XX века были загадочность русской души и чувство неоплатного долга перед русским крестьян- ством. А для излития чувства требовались некоторые удобные объек- ты -- русские самородки, так сказать. Одним из таких самородков стал Распутин, другим -- Есенин. К быстрому взлёту популярности Сергея Есенина причастны Алек- сандр Блок, Зинаида Гиппиус, Николай Клюев и царская семья. Блок и Гиппиус выпячивали его, наверное, потому, что считали, что таким образом возвращают долг. Царская семья поддержала Есенина тоже из чувства долга. А Клюеву он был нужен как соратник -- чтобы вместе образовать группу "крестьянских поэтов". Блока, Гиппиус и Клюева Серёжа потом "тепло" отблагодарил на словах. Большое место в жизни Сергея Есенина почему-то заняли евреи. Почти такое же большое, какое заняло русское крестьянство в его творчестве. Настолько большое, что даже дети у него получились от еврейки Зинаиды Райх. Есенин: "По-видимому, евреи самые лучшие ценители искусства, потому ведь и в России, кроме еврейских девушек, никто нас не читал." (письмо А. Б. Мариенгофу, 12 ноября 1922 г.) * * * Очень проникновенно высказывался Есенин о Западе: "Германия? Об этом поговорим после, когда увидимся, но жизнь не здесь, а у нас. Здесь действительно медленный грустный закат, о котором говорит Шпенглер. Пусть мы азиаты, пусть дурно пахнем, чешем, не стесняясь, у всех на виду седалищные щеки, но мы не воняем так трупно, как воняют внутри они. Никакой революции здесь быть не может. Всё зашло в тупик. Спасет и перестроит их только нашествие таких варваров, как мы." (Я не думаю, что Есенин много читал: Шпенглеров разных и пр. Скорее, много слушал, о чём по пьянке треплются русско-еврейские интеллектуалы.) "Нужен поход на Европу. - - - - - - - -" (И. И. Шнейдеру, 21 июня 1922 г.) И что за стратегические подробности скрыл от потомков издатель под этими "- - - - - - - -"?! "Что сказать мне вам об этом ужаснейшем царстве мещанства, ко- торое граничит с идиотизмом? Кроме фокстрота, здесь почти ничего нет, здесь жрут и пьют, и опять фокстрот. Человека я пока еще не встречал и не знаю, где им пахнет. В страшной моде Господин доллар, а на искусство начихать -- самое высшее мюзик-холл. Я даже книг не захотел издавать здесь, несмотря на дешевизну бумаги и переводов. Никому здесь это не нужно." "Здесь все выглажено, вылизано и причесано так же почти, как голова Мариенгофа. Птички сидят, где им позволено. Ну, куда же нам с такой непристойной поэзией. Это, знаете ли, невежливо так же, как коммунизм. Порой мне хочется послать все это к черту и навост- рить лыжи обратно." "Пусть мы нищие, пусть у нас голод, холод и людоедство, зато у нас есть душа, которую здесь сдали на ненадобностью в аренду под смердяковщину." (А. М. Сахарову, не позднее 5 июля 1922 г.) "Сейчас сижу в Остенде. Паршивейшее Гель-Голландское море и свиные тупые морды европейце! От изобилия вин в сих краях я бросил пить и тяну только сельтер. Очень много думаю и не знаю, что придумать. Там, из Москвы, нам казалось, что Европа -- это самый обширнейший рынок распространения наших идей в поэзии, а теперь отсюда я вижу: Боже мой до чего прекрасна и богата Россия в этом смысле. Кажется, нет еще такой страны и быть не может." "Со стороны внешних впечатлений после нашей разрухи здесь все прибрано и выглажено под утюг. На первых порах особенно твоему взору это понравилось бы, а потом, думаю, и ты бы стал хлопать себя по колену и скулить, как собака. Сплошное кладбище. Все эти люди, которые снуют быстрей ящериц, не люди -- а могильные черви, дома их гробы, а материк -- склеп. Кто здесь жил, тот давно умер, и помним его только мы. Ибо черви помнить не могут." (Мариенгофу, 9 июля 1922 г.) "О нет, Вы не знаете Европы! Во-первых, Боже мой, такая га- дость, однообразие, такая духовная нищета, что блевать хочется. Сердце бьётся, бьётся самой отчаяннейшей ненавистью..." (Мариенгофу, не позже сентября 1922 г.) * * * Есенин о коллегах, так сказать: "Клюев совсем стал плохой поэт, так же как и Блок. Я не хочу этим Вам сказать, что они очень малы по своему внутреннему содер- жанию. Как раз нет. Блок, конечно, не гениальная фигура, а Клюев как некогда пришибленный им не сумел отойти от его голландского романтизма, но все-таки они, конечно, значат много. Пусть Блок по недоразумению русский, а Клюев поет Россию по книжным летописям и ложной ее зарисовки всех проходимцев, в этом они, конечно, кое-что сделали. Сделали до некоторой степени даже оригинально. Я не люблю их главным образом как мастеров в нашем языке." "Блок -- поэт бесформенный, Клюев тоже. У них нет почти никакой фигуральности нашего языка. У Клюева они очень мелкие ('черница темь сядет с пяльцами под окошко шить златны воздухи', 'Зой ку-ку загозье гомон с гремью шыргунцами вешает на сучья', 'туча ель, а солнце белка с раззолоченным хвостом' и т. д.). А Блок исключи- тельно чувствует только простое слово по Гоголю, что 'слово есть знак, которым человек человеку передает то, что им поймано в явлении внутреннем или внешнем'." "Я очень много болел за эти годы, очень много изучал язык и к ужасу своему увидел, что ни Пушкин, ни все мы, в том числе и я, не умели писать стихов." (Р. В. Иванову-разумнику, май 1921 г.) * * * А что ещё можно сказать о стихах самого Есенина? А вот что. Есть очень гладкие, но халтурных, малограмотных и странных тоже хватает. Возьмём, к примеру "Прощание с Мариенгофом": Есть в дружбе счастье оголтелое И судорога буйных чувств -- Огонь растапливает тело, Как стеариновую свечу. Если бы стояло "Как стеаринову свечу", то хотя бы ритм стиха соблюдался бы, а так -- только рифма. Возлюбленный мой! дай мне руки -- Я по-иному не привык, -- Хочу омыть их в час разлуки Я желтой пеной головы. Два "голубца", что ли? Ах, Толя, Толя, ты ли, ты ли, В который миг, в который раз -- Опять, как молоко, застыли Круги недвижущихся глаз. Удобный способ втискиваться в размер: "Толя, Толя, Толя, Толя / Ты ли, ты ли, тра-ля-ля / Трали-вали, тили-тили / Ламца-дрица уваля." Сказал бы проще: "Эх, Анатолий, это ты ли?" Именно "эх", потому что "ах" -- это женское, а мачо должны говорить "эх" и "ух", в крайнем случае "bla". Правда, у Пушкина в "Евгении Онегине" есть похожее "Ах, ножки, ножки, где вы, где вы / Где мнёте вешние цветы?", но это хотя бы о ЖЕНСКИХ ножках, так что вполне можно объяснить указанное место тем, что у крайне впечат- лительного поэта А. С. Пушкина попросту вскружилась от воспомина- ний голова. Снова Есенин: Прощай, прощай. В пожарах лунных Дождусь ли радостного дня? Среди прославленных и юных Ты был всех лучше для меня. И т. п. "Прощай, прощай" -- это типа "Толя, Толя", но иногда можно. А вот "пожары лунные" -- очень уж натянутая красивость, говорящая лишь о том, что Серёжа набил руку в выспренном стихотворствовании на модный манер. Из того же ряда "жёлтая пена головы" и "круги недвижущихся глаз" (рифмующиеся со словом "педераст"). Вдобавок указанная красивость напоминает о книге В. Розанова "Люди лунного света", посвящённой теме гомосексуализма. Из малограмотных стихов Есенина ("Я обманывать себя не стану"): Отчего прослыл я шарлатаном? Отчего прослыл я скандалистом? Шарлатан -- это псевдоучёный обманщик. Надо бы не "шарлатаном", а "хулиганом" (как Макаревич поёт). Или о Есенине его восторжен- ные биографы поведали ещё всё?! * * * Почему я на него взъелся? Наверняка хотя бы отчасти из зависти. А почему вообще существует литературная и прочая критика?

Возврат на главную страницу             Александр Бурьяк / Сергей Есенин как свидетель заката Европы
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"