Бурова Анна Юрьевна : другие произведения.

Сто пять, или слава победителям

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Легкая ориентированная на подростков повесть о вымышленном народе инчей, жившем когда-то в Атлантиде. Попытка сочетать волшебный мир фэнтези и мифы об Атлантиде

  СТО ПЯТЬ, ИЛИ СЛАВА ПОБЕДИТЕЛЯМ
  
  1
  
   Волны, небо и крики птиц...Волны и крики птиц... все это, и только это, снилось Аненику в начале его первого плавания. Не видел он во сне милую землю и оставшихся там родных. Не видел школу и дом. Весь день он созерцал лишь канаты, бочки, паруса - и воду, и бесконечное небо. Набегавшись по трапам, перед сном он просто сидел около братьев, молчал, ни о чем не думал; а со следующей вахты все начиналось с начала. И во сне его не покидали канаты, бочки, волны и крики птиц...
  осуждали. Мы смиренно склоняли головы... Война в Царстве вынудила эльфов покинуть Дремучий лес и искать приюта в других местах, лишь их царь оставил свой сторожевой отряд у подножия Синих гор... Печальные и молчаливые эльфы отвели нас к волшебному источнику в Дремучем лесу, и отдали нам некий сосуд, он был полон темной жидкости... Я спросил, что это, и они ответили нам тихо:
   - Это награда победителям. Вы - победители своего народа, и это - награда.
   Странно звучали эти слова, словно бы обидные, но очевидно абсолютно правдивые. Мы все, все ввязались в войну за право владеть миром, и уцелевшие 105 инчей - и есть победители. Только какова награда? За эти чудовищные злодеяния нам положена смерть, так решили мы... Это яд, нам показалось... Мы сели на землю и пустили сосуд по кругу. Всем хватило по глотку, и пустой сосуд истаял в руках... Попрощавшись, мы стали ждать смерти...
   Тысячи лет мы ждали смерти. Больше никогда не испытать нам ее. Наградой (или наказанием) стало бессмертие".
   "Мы вместе уже... не знаю сколько сотен лет... У нас нет детей и друг другу мы в сущности безразличны... Мы жутко одиноки в этом мире, рядом с волшебными до глубины существа эльфами... Поросли травой наши заброшенные города, все забылось, все знания, кроме колдовства... Наша жизнь пуста, бесцельна. Мы - победители, и это наша награда".
  
   Клен пробегал глазами неясные строчки, переводил старинные руны и думал горько - я-то один из них, это ведь и есть Великие, пришедшие в Атлантиду и давшие нам жизнь... Кто-то из этих 105 мой прадед или я сам...
  
   "Мы поклялись забыть навеки Черное знание, забыть, уничтожить все черные книги, не пользоваться ими... Зачем? Всего можно достичь, трудясь... Сейчас мы поняли это, но - поздно... Мы ничего не умеем, но лучше станем собственными тенями, чем еще раз произнесем самое безобидное заклинание..."
   "Мы сожгли черные книги, и шел вонючий дым, пахло серой... Одна женщина плакала, и потом убежала. Это наша сестра, Фрея, она умела колдовать лучше всех, у нее не было семьи и никого она на этой войне не потеряла..."
   "Осталось много других книг, учебников, пособий, энциклопедий... Мы стали строить замок из белого камня, чтобы хранить все эти книги... Белая энергия, сила эльфов, осталась у нас - она не несет смерти... И бессмертия не дает..."
  
   Однако колдовство есть в нашем мире, думал Клен, снимая нагар со свечи. Вот хотя бы жрецы, они умеют кое-что. Но это белая магия, Клен знал, его уже посвятили в эти сокровенные таинства. А алхимия, эта безумная ересь? Эта сказка о превращении свинца в золото ведь имеет какое-то основание, как имеют его все мифы и легенды. Люди сами такого бы не придумали. Людям все преподнесли на блюдечке: богов, науки, города, корабли, карты... Хотя в сущности люди ни о чем не просили и сами (со временем) до всего бы дошли. Как инчи миллионы лет назад. Или инчам тоже кто-то подсунул эти знания? Вот об этом Клен ничего не знал.
   Значит, я ничего не знаю об устройстве мира, решил огорченно он.
  
   И еще о колдовстве. Вчера вечером Арик поссорилась с матерью и с Роной... Клен стоял в сторонке, спиной прижавшись к стене... Арик бушевала, спорила, потом зашла в свою комнату, где спрятался Клен, оглушительно хлопнула дверью, метнула шапчонку на кровать, а затем пальцем прицелилась в свечу - и та загорелась...
   А потом Арик увидела остолбеневшего Клена, сразу растаяла, обняла его, и про свечу забыли...
   Да, в гороскопе Арик много девяток и троек, и семерок причем хватает. Она прирожденная колдунья... Уж не Фрея ли она?
   Не стоит об этом гадать, какая разница? Я люблю ее, вот и все.
  
  3
  
   Весь путь из краев змеев до моря Жук и Иней проделали пешком. На плече Жук нес свои немногочисленные пожитки, шли не спеша, отдыхали прямо у дороги - все местные разбойники были друзьями Жука, бояться им было нечего. Жук покидал змеев в настроении лиричном, печальном. Прямо перед расставанием странный охотник Саник вдруг спросил его, нашел ли он путь в Царство. Жук вздрогнул и кивнул, искоса глянув на бледнолицего парня, столь правильно выговаривающего инчанские слова, словно он окончил лучшую школу Посейдониса. Его демонические глаза медленно прикрылись и снова открылись: Саник улыбнулся. Все идет как надо, словно говорили эти глаза. Охотник коротко кивнул и простился с Жуком, отправившись по своим делам. Неизведанная тревога поселилась в душе Жука, словно ожидание... Ведь змеи ждут чего-то, и теперь поневоле Жук тоже ждет...
   Однако по мере приближения к Ивриаде привычная бодрость духа возвращалась к Жуку. Шагал весело, по пути поприветствовал пару-тройку давних приятелей-пастухов. Когда воздух стал соленым, когда все чаще стали попадаться чайки далеко в небе, Жук вздохнул полной грудью и запел вслух, задорно подмигнув Инею.
  Иней свое намерение осуществил: из дома сбежал. С собой ничего полезного не взял, да и не было у него ничего.
   Показалась холмистая Ивриада, город портовый, город тенистый, славный своими садами. Свернули к Риве, бегом преодолели луг, полого спускавшийся к берегу, продрались сквозь колючие заросли прибрежных кустов и оказались у воды. Жук вел Инея по берегу, рассчитывая встретить Волка где-нибудь в челноке посреди реки, да попался ему табун коней, спустившихся к водопою... Жук огляделся, ища табунщика. Его зоркие глаза разглядели лежащую фигурку далеко у подножия холма - табунщик спал, закрыв лицо соломенной шляпой. Может, он и не спал, но Жука точно не видел. Да это и не важно - даже лучше, если видит. Хитро прищурившись, Жук подбежал к самому крупному коню - такой красавец, аж лоснится, такой горделивый и величественный! - вскочил на него без долгих раздумий, протянул руку Инею - влезай! - и понесся стрелой в сторону, в сторону от табуна, от реки - в лес. Скакали как ветер по просеке, перемахивали кустарник, и коню явно нравилось скакать так - вольно и стремительно.
   Отпустили коня на волю вечером, уже в сумерках. Ивриада осталась к югу, Жук втянул ноздрями воздух, огляделся. Что там поделывают друзья-приятели? Пока не наступила ночь, вышли к морю и направились обратно к устью Ривы. Они миновали затихший порт и вечную компанию развеселых портовых грузчиков; город светился огнями на холмах, маленькие домики с черепичными крышами, чужой уют, чужой для пришельца Инея и для бездомного Жука, но Жуку уже какой-то привычный для глаза и для души.
   На берегу никого не было, пустынная река тихо катила свои черные волны в океан. Жук направился к хижине рыбака в лесу; не доходя сотни метров путники увидели свет костра.
   Первой идеей Жука было подкрасться незаметно и напугать друзей. Он тихонько, едва дыша, приблизился к костру. Оставаясь в темноте, он видел всех. Волк сидел к нему лицом, держал в руке палочку с нанизанным на нее куском хлеба, и жарил этот хлеб над огнем. Рядом с ним, обняв колени, сидел Олень, его умное лицо было печально и загадочно в волшебном свете костра. Клен и Арик сидели спиной к Жуку, Арик положила голову Клену на плечо, а Клен на коленях держал большую старинную книгу и читал вслух. Жук подполз вплотную и уставился на письмена. Это были не руны инчей. И не клинопись людей. Он вообще не разбирал ни слова, а Клен читал бегло. "Мы вместе уже... не знаю сколько сотен лет... У нас нет детей и друг другу мы в сущности безразличны... Мы жутко одиноки в этом мире, рядом с волшебными до глубины существа эльфами... Поросли травой наши заброшенные города, все забылось, все знания, кроме колдовства... Наша жизнь пуста, бесцельна. Мы - победители, и это наша награда"... Жук забыл о своем намерении напугать друзей, он присел за спиной Клена и слушал... Подполз и Иней, тоже уши развесил... А потом Клен стал рассказывать, захлопнув книгу, про Фрею... Некое Зло, олицетворенная ненависть к человечеству и к инчам тоже. Фрея подпитывается страхами людей, их черными делишками и грехами. Ждет конца мира, чтобы собрать урожай смертей. Конец мира... Хотите верьте, хотите нет. Это просто книги из Царства, им просто тысячи лет. И здесь записано грядущее проклятие мира Всевышним.
   - Так может, мы не доживем? - вдруг, забыв, что его никто не видит, предположил Жук, одновременно хлопнув Клена по плечу.
   Клен вскочил на ноги, уронив книгу на землю. Лес огласился пронзительным визгом Арик. Как только Арик удалось разглядеть в темноте Жука, она сменила тональность и с криками радости крепко обняла Жука - славная, чудесная девчонка Арик.
   - Это Жук! - звенел ее голос среди сосен, долетая до спящих холмов. - Это Жук вернулся!
   - Клоподав, - тихо, с улыбкой, прошептал Жук Клену, глядя в его смеющиеся голубые глаза.
   - Вернулся, - проговорил Клен, обращаясь к Оленю и Волку, словно призывая их в свидетели некого выдающегося события.
   - Я вернулся! - закричал Жук и взлетел невысоко, и закружился, и доволен был произведенным эффектом - у друзей пооткрывались рты от удивления и ужаса: инч летает!!!
   - Я вас всех этому немедленно научу, - твердо заявил Жук.
  
   - Получается, инчи были сами заинтересованы в переселении в Мир?
   - Аненик, они просили об этом на коленях! Потерянные, лишенные смысла жизни, они стремились начать все с начала. И вот мы здесь.
   - А взамен они отдали свое бессмертие. Это мы проходили в школе.
   Клен решительно помотал головой.
   - В том-то и дело. Все было не так. Бессмертие опостылело им - я прочел об этом в "Сказке о Кишире". Чтобы начать все с нуля, инчи принесли Всевышнему клятву. Аненик, они, то есть мы, не сдержали ее.
   - Жить по-честному, учить людей добру, защищать их, да? А вместо этого начались войны.
   - В общем так, а если точно - инчи клялись стоять на стороне правды и никогда не раскрывать людям Черного знания. Ты сам понимаешь, что все это они позабыли через пару тысячелетий. Черная магия соблазнила людей, сделала их жадными, жестокими, и в этом повинны инчи.
   - Или тот эльф, который разведал путь сюда и рассказал об этом мире инчам?
   - О, тот эльф был наверняка послан Богом как спасение. Ведь первыми переселились эльфы - я полагаю, как разведчики. Потом они вернулись в свои пределы.
   - Стало быть, переселение было ниспослано как спасение.
   - Именно. И Царство назовется Миром Сна, ибо мы не сдержали клятву. Знаешь, что я тебе скажу, Аненик? Готовьтесь к чему-то страшному и непоправимому. Мы не использовали свой шанс на исправление, нас будут наказывать.
   - Поборемся, - небрежно ответил Аненик и хотел сплюнуть, но вовремя вспомнил, что находится в библиотеке храма.
   - Попробуем, - кивнул Клен, сам не веря в свои слова. Книги открыли ему страшные предсказания, и кроме смерти и боли, в них ничего не было. Фрея, злобная по своей сути, назло инчам раскрыла людям секрет превращения свинца в золото - раскрыла и исчезла, а люди теперь убивают друг друга из-за желтого металла. Фрея шла в мир не в поисках смертной юдоли, а просто чтобы излить накопившуюся жестокость. Но это не важно с точки зрения Вселенной - расплачиваться будут все равноценно, и люди тоже. И наказание будет как раз в том, что высшая справедливость уступит свое место на страже их судеб, и Злу развяжут руки - получите, чего добивались, так понял Клен. И хорошо, если он ошибается, только загадочные письмена древних прорицателей говорят однозначно и беспощадно: за свои ошибки заплатит каждый сполна.
  
   Они много раз спрашивали у Клена, с чего он так уверен, что именно их поколение призвано расплатиться за грехи мифических предков. Много раз Клен раскладывал перед друзьями звездные карты и непонятные календари. Он с транспортирами и логарифмическими линейками в руках раз за разом высчитывал дату всемирного потопа. Нет, точно он не мог сказать. Но им тоже становилось очевидно: все сходилось на коротком отрезке времени - отрезке, совпадающим со сладким временем их юности. Что нам осталось, что мы успеем?
   Научиться летать, был уверен Жук. Мы все успеем научиться летать. А потом - перемещаться в Царство. Там нас ждет спасение.
   Царство тоже затонет, считал Клен. Инчи погибнут безвозвратно...
   Жук не верил. А Олень не верил в Царство. Он молча слушал жаркие споры друзей, а потом так же молча уходил в свою больницу, где уже успел показать себя начинающим, однако одаренным врачом. А что касается полетов, то к ним оказались готовы не все... У кого-то получалось, а у кого-то - нет. Обучали Иней и Жук. Иней никогда не терял терпения и невозмутимого состояния духа, а вот Жук переживал. Он не понимал, отчего его знание никак не передается товарищам. По чуть-чуть вроде научились, но... долететь до Царства...
  
   Иней молчал, поднимаясь на вершину невысокого холма. Арик шла следом по козьей тропе, жевала травинку; Жук ждал их на вершине, заслоняя глаза от солнца ладонью.
  - Иней, И-ней, - пропела Арик, он обернулся - у нее травинка в зубах, глаза веселые.
  Печаль мелькнула в бронзовом точеном лице змея, печаль и выдержка. Забыла ты детство, забыла и меня. Кому ж знать, что не море, и не Аненик влекли его сюда, в шумный город, вольного охотника из заповедных лесов? Кому знать, если он и себе в этом не признается?
   Поднялись вместе на холм к Жуку, огляделись. Спасовали мальчишки, вон они муравьишками сидят внизу. Не пошли на холм, а Арик трын-трава. Совершенно чистое море плещется у ног, от садящегося солнца оно такого удивительного стало цвета, лазоревого, как небо в июне... Арик подошла к обрыву, встала непринужденно. Они обожали ее такую вот, смелую, бойкую, невольно сравнивали с ней всех встречающихся девушек. Она редко обнаруживала печаль или боль, так редко, что парни в такие минуты терялись и утешить не умели. Веселая, озорная - Арик прочно заняла в их сердцах главные места.
   Иней тихонько тронул ее в плечо.
   - Прыгай.
   - Прыгните вы первые.
   - Мы умеем.
   Арик сомневалась вроде. Примерилась, оценила высоту. Иней стоял за ее спиной молча, с непроницаемым лицом, и знал точно, что прыгнет она - прыгнет и он, и знал точно, что никакая опасность не коснется ее, потому что он здесь.
   И она словно прочла его мысли - повернулась, посмотрела в глаза, почерпнула из них его спокойную уверенность; шагнула к обрыву и с открытыми глазами, назло страху, прыгнула.
   Иней тоже прыгнул, и Жук - не смотреть же, как неопытная птичка падает и разбивается насмерть? Догнали, схватили за руки. Она смеялась и кричала от ужаса, падая, но снова взлетала над морем и смеялась. Чему ее учить, эту хитрющую девочку, когда она и так все умеет? Притворяется беспомощной ради своего удовольствия и ради того, чтобы сделать приятное им, Жуку и Инею.
   А потом всей гурьбой отправились к подножию Титана. Арик шагала героем, парни посмеивались. Им прыгать с Титана не хотелось. Каждый осознавал, что разобьется. Арик голову подняла, рассматривает высоту.
   - Ну что, полезли.
   - Ты умеешь, - тихо сказал Иней.
   - Нет, пошли туда, пошли, - потянула за руку.
   Ребячится, а Иней уже идет за ней, не соображая, волнуясь, изо всех сил сохраняя свою завещанную обычаями выдержанность и невозмутимость. Тебе все игра, все веселье, а я теряю рассудок... Не называй меня по имени, не бери меня за руку, не летай со мной, я знаю тебя с детства, но теперь ты мое все, и я знаю - угаснет порыв горячей влюбленности, но останется на всю жизнь безнадежная и волшебная любовь...
  
   Глаза у Клена стали такие же отрешенные, как у вечно погруженного в вычисления Дрозда. Свои обязанности помощника жреца он исполнял автоматически, в полусне, ночами же расшифровывал древние книги. Ему приносили манускрипты пачками, знали, что он владеет языком предков и разберет все. А Клен читал и холодел от ужаса.
   А выдавать полученные знания нельзя, и надо сохранять на лице спокойствие, надо общаться с верующими и с друзьями, нельзя сеять панику.
   Целуют края его одежд, падают в пыль перед ним - люди, создания Божьи, что с вами? Клен не видел себя со стороны, не понимал, что отрешенность эту, что в глазах его, люди принимали за божественную одухотворенность. Придти в редкие свободные часы к дому Арик, позвать ее. Выйдет на крылечко, повзрослевшая, красавица, глаза отчаянно озорные, любовь моя, неужели ты моя? Ты вечно свободна, ты никому не станешь принадлежать. Она целует его, она пахнет ландышами, а на щеках ямочки. Один парень любит ее, молчит упорно и преданно любит ее - знает ли она? Знает... Вот и Гор рассыпался в комплиментах, пока не ушел в плавание, флиртовал осторожно, хотя близко и не совался. Мы рвем ее на части, она счастлива и одинока одновременно, всех любит и никого не подпускает, только меня, Клена, но как родного уже, как верного друга...
   Арик, Осень, ты живешь на надрыве, ты летаешь стремительно, ты читаешь тайные мысли и всех прощаешь, тебе умирать скоро, как и всем нам, и быть вечно молодой, красивой и счастливой.
   Клен взял ее ладошки, приложил к груди своей, смотрит в глаза бесенка. Новый камушек сияет во впадинке на ее шее. Клен знает - это подарок Инея. И смотрит снизу вверх глаза в глаза, и льется свет глаза в глаза, и рвется наружу озорство и неистребимая радость жизни. Не поймать никому эту девочку, никому не поймать.
   С Арик наедине Клен не вел печальных разговоров. Они гуляли по Ивриаде, сидели на скалах, глядя в океан, или босиком бродили по кромке воды, взявшись за руки. Их мир был столь прекрасен. Он был одинаково прекрасен в любое время года. Потому что осенью они отправлялись на опушку леса, чтобы весело пошуршать опавшими желтыми листьями, и Клен носился по полянкам, ногами взметая ворох золота, а Арик хохотала. А зимой снег мягкими хлопьями падал им на головы, и подбородок Арик зябко прятался в воротник шубки, сшитой из шкурок, подаренных ей Волком. В особо сильную пургу и в особо сильный мороз они просто сидели у Арик дома, на кровати, поджав ноги, и рассматривали картинки в книжках или играли в карты. Отец Клена тоже моряк, а мать недавно скончалась. В семье Арик Клена любили, видя в нем будущего мужа их дочери. Тем более молодой жрец. В дождь бывало Арик выбегала на улицу и мчалась к Клену, чтобы вместе увидеть радугу. Если ливень заставал их на улице обоих, то они скакали от радости, подставляя лица струям воды. Каждый удар грома сопровождался восторженными криками, причем Клен крепче сжимал руку Арик, дабы та не боялась. В хорошую погоду они отправлялись в сады таскать фрукты, или купаться. А вечерами к друзьям. Они старались жить на полную катушку и никогда не разговаривали о потопе.
  
   О потопе Клен рассуждал с ребятами, стараясь осмыслить степень правдивости предсказания. Зачитанные отрывки из пророческих книг убедили всю компанию, что беды не избежать. "Поборемся", - заявлял Волк спокойно. "Выживем", - утверждал Жук. Он глядел за окошко библиотеки. Свечи оплывали, тени метались по высоким стенам.
   - Все будет хо-ро-шо, - задумчиво твердил Жук.
   Уже покидая притихший храм, отчаянно цепляясь за последнюю надежду, Клен попросил Жука:
   - Ты ловкий, ты сильный, спаси Арик.
   Глаза такие странные у Жука, быстрые, хитрые. Тихо он ответил:
   - Ты сам не промах, к чему такие разговоры?
   Клен проговорил торопливо:
   - Вроде как всемирный потоп... Но в тебя я верю, и в нее тоже...
   Жук сжал его плечи:
   - Перестань, парень, мы все выживем, понял? Мы не зря знаем наперед, значит мы не только сами выживем, но и спасем многих, ты понял? Завещания он составляет!
   Клен усмехнулся, Жук кулаком пихнул его в ребра и рванул в сторону. Клен со смехом бросился догонять приятеля, догнал и неожиданно завалил на пол в коридоре храма. Прижимая удивленного его силой Жука за плечи к паркету, Клен наступил ему на грудь коленом и грозно потребовал:
   - Обещай.
   - Чего? Чего тебе?
   - Обещай, что...
   - Ладно, - серьезно ответил Жук, и Клен отпустил его.
  
  4
  
   "Снежинка" неслась к родным берегам. Аненик весь день красил палубу один - Волк-старший приболел, и юнга взял на себя командование хозяйством боцмана. Часов в семь пошел на камбуз, помог домыть посуду. И еще с час они с коком вдвоем резали яблоки для компота. Кок рассказывал смешные истории, и работа шла весело. Аненик смеялся до слез, глядя на толстого кока и слушая его бесконечные байки. Бросив последнее яблоко в чан и вымыв ножи, кок радостно сообщил Аненику:
   - А хороший ты парень, толковый. Приходи ко мне на камбуз учеником!
   Из вежливости пообещав подумать, Аненик тихонько вышел на свежий воздух. Вечер был славный; теплый ветер весело надувал паруса, уже просыпались первые звезды, а материк подмигивал огнями прибрежных поселков. Завтра они бросят якорь в порту Ивриады. Только без Нэфа, без Инки - братья нынче возглавляют каждый свой собственный корабль. Капитаны они теперь.
   Мичман Гор, свободный от вахты, мечтал на корме, и Аненик подошел к нему.
   - Ну как? Все покрасил, порезал, помыл?
   - Ага, - подтвердил Аненик.
   - Вещи уложил?
   - Нет еще. Успею.
   Гор усмехнулся. Он стоял на распутье - оставаться ли моряком или выбрать другую стезю. Хочется на берег, хочется семью, дом... Сейчас упустишь момент, станешь волчарой одиноким, и домом твоим станет корабль, а домовиной - флаг морской да пучина...
   - Аненик, а ты на берег не хочешь?
   - Не-а... Там скучно.
   - А жениться? Нет?
   Аненик испуганно посмотрел на Гора - тот засмеялся.
   - А все-таки буря будет, - вдруг заявил Аненик.
   Гор втянул ноздрями воздух, повертел головой.
   - Почему?
   - Будет буря.
   - Сильная?
   - Да.
  
   Буря началась ночью. Она началась со страшного толчка, сопровождаемого грохотом и вспышками. Звук напоминал вспарывание парусины порывом ветра. Судно подбросило в воздух и швырнуло снова на воду, на борт, и накрыло огромной волной.
   Все матросы послетали со своих коек на палубу, и Аненик в том числе. Он ударился головой о переборку, и сверху на него свалился еще кто-то. С трудом выбравшись из этой свалки, по наклонной палубе он выполз в коридор и добрался до трапа. Вода уже наполняла трюмы, и ночь была светла как день. Кто-то кричал:
   - Титан! Это проснулся Титан!
   Аненик никак не мог сообразить, где небо, где вода, где берег - все перевернулось перед его глазами. Земля горит - такое было впечатление. Горит и плюется камнями. Море тоже взбесилось - из пучины с шипением и воем в небо вырывались огромные столбы воды, ливнем обрушиваясь на поверженный корабль. Над головой пролетали увесистые куски породы. Судно со страшным стоном накренилось еще больше. Аненик по вантам, цепляясь как обезьяна, вылез на борт и в ужасе зажмурил глаза. Налетел шквал, Аненика швырнуло в воду, бурлящую как кипяток. Захлебываясь, в панике Аненик расправил невидимые крылья и взлетел, но волна достала его снова, и отбросила его на борт корабля, да так, что на время сознание покинуло его. Очнулся, сползая уже в воду, снова взлетел. Искал землю, берег, но не мог найти, лишь из воды било пламя, раскаленные брызги озаряли ночь. Где город, где земля?! Где родной берег? Закружился в воздухе, заметался - увидел вдруг Гора, запутавшегося в вантах, раскинувшего бессильно руки, с окровавленной головой. Ринулся вниз, стал распутывать друга. "Гор, Гор, очнись, корабль тонет!" Не дотащить его, такого бессильного, до суши, да и где она, суша эта...
   Гор очнулся внезапно, в последний миг, вырвался из пут в небо - наверное инстинктивно взлетел, еще не осознавая, что делает; за ним и Аненик. В те панические минуты ни о чьем спасении друзья не думали, лишь кружили над бушующим морем, не слыша отчаянных криков, стараясь держаться повыше. И все искали землю, город... Там, где полыхал разгневанный Титан, города не было видно, ни огней, ничего... Что там творится, на берегу?
   Они полетели к вулкану, ориентируясь на него. Вроде бы вот тут должен быть город, но где он? Камни... обломки горного хребта, пепел, уже остывающая лава на месте рыбацких хижин, полыхающий лес, деревья падают в Риву с шипением и несутся в море... Между камней кое-где торчат остатки домов, черепичные разломанные крыши. Земля дрожит и колеблется под ногами, родного дома больше нет... Гор крепко схватил Аненика за руку, чтобы тот не рванул под потоки лавы, несущейся по склонам вулкана.
   - Там мама там, там! - кричал Аненик, вырываясь. Он видел сверху развалины своего дома, видел обугленные от жара деревья своего сада, видел дворовые постройки... Еще не сгорели, может быть там кто-то живой... Если очень быстро посмотреть... Стены обрушены, обломки мебели, так странно - на улице, беззащитные, кирпичи от их печки... ох, убитая камнями живность, вот корова... Гор, помоги, откопаем, посмотрим... Может, кто-нибудь...
  
   Гор дернул его наверх. Резко, чуть не вывихнул руку - еле успели увернуться от раскаленной реки, накрывшей родной квартал Аненика. Деревья вспыхнули как спички и исчезли в потоке. Воздух горячий, пепел облепил мокрую одежду и лица. Аненик увидел всех, увидел сверху, за секунду до того как поток лавы накрыл их. Раздавленные обломками, они лежали там, где землетрясение застало их. Мать в коровнике...
  Одного взгляда хватило друзьям, чтобы понять, что домов, где жили приятели Клен и Олень, больше нет... Еще надеясь найти живых друзей, Аненик и Гор как обезумевшие птицы летали над остатками города, они снижались и метались над бывшими улицами, заглядывая в каждое перепуганное, перепачканное, перекошенное от страха и горя лицо, они так устали, и так отчаялись, и поняли: нет никого, мы осиротели, мы одни теперь... И взлетали в жаркое черное небо, по которому, повинуясь безжалостному ветру, носились траурные облака.
   Летать уже не было сил. Дышать было трудно, от жара и дыма легкие горели как в огне. Друзья приземлились на нетронутый лавой склон одного из холмов и побрели к реке, надеясь уйти от огня. Ветер гнал тучи пепла на восток, море швыряло огромные волны вместе с обломками пришвартованных в порту кораблей на каменистый берег. Деревья, спускавшиеся к реке, были объяты пламенем, и среди этих деревьев... раньше стояла хижина Волка... Несколько минут Гор и Аненик в шоке наблюдали, как полыхает лес, пока их собственные волосы не начали потрескивать от жара. Очнувшись, они побрели подальше от огня и спустились к воде. У реки друзья намочили свои моряцкие робы и натянули их на головы. У них было ощущение, что в живых совсем никого не осталось. С высоты птичьего полета было видно, что Ивриада больше не существует. Из построек устоял лишь храм, и теперь он возвышался посреди бедствия безмолвной темной громадой. Его окна, обычно ярко освещенные, были темны как ночь. Посидели у воды молча, решили - надо уходить с побережья, Клен говорил в свое время, что будет потоп. Ждали беды, но кто же знал, что так скоро и так... необратимо страшно. Думалось: поживем, успеем...
  
   А ведь где-то еще люди и инчи спят и не знают, что Ивриада погибла... Где-то может быть даже и не почувствовали страшных колебаний и толчков земли... Мин-Эр!
   - К змеям пойдем. Их предупредить надо, - мрачно заявил Аненик, и Гор молча согласился: ему, чужеземцу, было все равно...
   Немного отдохнули у воды, хотели было снова пойти посмотреть развалины, но не смогли: Аненик вспомнил увиденные картины и заплакал горько. Такой ужас ждал их там, в городе, что увидеть его снова не достало сил.
   - Уходим, - решил Гор.
   А когда поднялись на ноги, сквозь пелену дыма разглядели лодку, дрейфующую не спеша мимо них близко к берегу. Гор полез в воду, доплыл до лодки, хотел присвоить ее, а там лежал - Жук собственной персоной! Лицом вниз, без движения, друзья решили, что все, готов. В страхе стали переворачивать, а Жук зашевелился, сам сел на дне лодки. Гор стоял рядом в воде по плечи, а Аненик сидел на корме. Жук протер глаза, вопросительно глянул на Аненика. Тот молчал, и Жук заговорил сам.
   - Я видел, как подскочила земля. Я видел, как обрушились дома. Вся улица сразу, а люди уже спали. Кто мог уцелеть?
   Аненик снова почувствовал, как комок подступил к горлу, и отвернулся.
   - Никто, - сказал Гор. - Вся его семья погибла.
   - Вся? - прошептал Жук и побледнел. - Он видел всех?
   - Да.
   Жук закрыл лицо руками и молчал. Потом он с силой потер лоб и снова надвинул свою шапочку.
   - А Иней не пришел... - Жук не стал рассказывать друзьям, как сразу после первых же толчков земли Иней как сумасшедший рванул в город, Жук знал - Арик, он полетел искать Арик. Стало быть, не нашел... И сам... - Что делать? - отрывисто спросил он.
   Аненик выдавил:
   - Мне надо предупредить Нелу и Мин-Эр. Они, может, еще успеют спастись.
   - Летим, - заключил Жук.
  
   Перед перелетом к землям змеев еще раз покружились над развалинами Ивриады - все надеялись, может, увидят знакомые лица среди всеобщего хаоса и паники. Огонь пожирал дома, уцелевшие от потоков лавы. По бывшим улицам носились обезумевшие лошади. Разрушения не поддаются описанию; исчезли с лица земли целые улицы, исчезли, унеся с собой спящих людей и инчей - семьями. Проще перечислить то, что осталось: храм остался невредим, домишки на соседнем с Титаном холме (люди стояли на крышах и в ужасе голосили); северная окраина в огне не пострадала, но все разрушено землетрясением... Из расположенных к северу и востоку деревень народ пытается спастись бегством, запрягает лошадей, кидая скарб на телеги, сараи открыты настежь, коровы и овцы в панике разбегаются. Друзья метались над развалинами, все искали - вдруг Волка не было в сгоревшей хижине, вдруг он где-то в городе... Вдруг найдется Иней или Олень, да и Клена могло и не быть дома в момент, когда огненная река залила его квартал...
   Но развалины, лишь полыхающие развалины вокруг, развалины и смерть.
  
   Путь к змеям был уныл, тосклив и тревожен. На дорогу ушел остаток ночи. Сильный ветер гнал черные тяжелые тучи на Посейдонис, деревья валялись вывороченные с корнями, редкие постройки вдоль дороги рассыпались по камушку. С запада на восток дорогу пересекала огромная трещина, широкая и еще более глубокая, которой раньше не было в этих местах. Земля все еще то и дело вздрагивала, словно прислушиваясь к отголоскам случившегося, и носились обезумевшие от страха лесные звери, не зная, куда деваться от наступающей беды.
   Змеи встретили гостей с побережья всем племенем. Их дома тоже разрушены землетрясением, но похоже змеи о нем знали заранее - у них никто не пострадал.
   - Здравствуйте, воспитанники знатной Ивриады, вы пришли спасти нас?
   - Откуда вы знаете то, о чем мы сами не догадывались всего сутки назад? - изумился Гор.
   - Мы знаем. Знаем, что настал час. Знаем, что народ змеев спасет чужеземец, выросший среди нас, и змей, выросший среди чужеземцев, и с ними будет нездешний инч, пришелец из-за моря.
   Мужчин мирного племени не узнать: они во всеоружии, в кольчугах и шлемах. Женщины держат за руки детей. С собой кое-какие пожитки и еда. Куда же вы собрались, змеи? Куда уйти от наступающего моря? Аненик вглядывался в лица и узнавал в горделивых воинах друзей детства, видел их такие знакомые, настороженные сегодня, горестные глаза.
   Жук внимательно и угрюмо осмотрел толпу змеев.
   - Зачем вы вооружились?
   - Не знаем... Так говорят предсказания... - туманно отвечали змеи.
   Жук молчал, пристально разглядывая воинов и ожидая более внятного ответа.
   - Ну надо так, надо! - наконец не выдержал змей Саник, и все оглянулись на него.
   - Слушайтесь Саника, змеи, Саник причастен тайнам!
   - Не темни, Саник, говори что знаешь, - посоветовал Жук.
  Бледный темноглазый мальчишка в легком шлеме быстро заговорил на чистейшем инчанском языке, так, что большинство змеев его не понимали:
   - Настало время страшных испытаний, в которых каждый сам определит свою участь и свою будущую биографию - кто как сможет, кто на что способен и кто чего достоин... Пока спрячь наших женщин и детей, Дубравка, и сам не расслабляйся. Возьми лук, надень кольчугу.
   - Потом, Саник, пока некогда... Я отправлю вас в Царство.
   - Да, и там будь осторожен, враг только и ждет...
   - Сейчас не Фрея самое страшное, если ты о ней. Мир обречен.
   - Обречены атланты и вся земля... У Фреи словно именины, она рада до безобразия, ворон уже кружит над инчами, ее ворон, над живыми как над мертвыми, я вижу...
   - Не падай духом, воин, я сказал - поборемся, понял?
   Лицо Жука было неприступным, он сосредоточенно обдумывал свои дальнейшие действия. Аненику и Гору он сказал пару слов, змеи не смели прислушиваться к разговорам посланцев судьбы.
   - Так! Иного выхода не вижу. Это будет всемирный потоп, суша вся уйдет под воду. Значит, уважаемые земляки, надо нам срочно переселяться на родину предков - в Царство.
   Сказал, а сам горько подумал - почему, ну почему я не раскинул мозгами раньше, когда гибли друзья? А Арик? Я, хитроумный и изворотливый Жук, коему Клен доверил спасти свою возлюбленную - я проворонил беду, я погубил ее.
   Я погубил ее, я никого не спас. Зачем теперь все? Однако надо делать дело, здесь дети, здесь родня.
   - Подождите меня здесь. Я там все проверю и вернусь, - сказал строго Жук.
   Никто не подумал бы, что этот гуляка таким окажется предусмотрительным. Он сгонял в отлично изученные им в свое время заветные места, в Царство, он нашел спрятанную в лесу пещеру, в свое время найденную им и Инеем и приготовленную в качестве убежища - знали змеи, что так будет, знали! Залез в узкий лаз, недаром он змей; проверил пригодность пещеры для жилья. Особых запасов в ней не хранилось - им все было недосуг принести, но вода и сухари были, и циновки, и факелы, и дрова даже. Убежище что надо! То, что надо прятаться, Жук считал само собой разумеющимся. Ведь Фрея, она живет здесь. И Клен, и Иней говорили ему об этом. Фрея, полная жажды отмщения, Фрея, уверенная, что ее час настал.
   Вернулся из ниоткуда, змеи к чудесам привыкли, даже дети не испугались. Лица серьезные у всех, без признаков паники в темных глазах. Их спокойствие основывалось на безграничном доверии Жуку, доверии, черпаемом из предсказаний.
   Вернулся, а рядом с Анеником и Гором - Иней собственной персоной; его взгляд сосредоточен и замкнут, он не нашел Арик, это ясно без слов.
   Он не нашел Арик и прилетел спасать родню, и с безмолвной благодарностью увидел здесь ребят, Жука. Одному трудно было бы исполнить то, к чему, сами того не зная, готовились они с Жуком, когда искали путь в Царство.
   Ну, вот так по одному переправили всех. Спрятали в пещере, змеи тихо и дружно устраивались. И Иней, и Жук вымотались, через каждые полчаса им давали отдохнуть, и они снова начинали переправлять змеев. Их было много, племя не маленькое. Времени на эти перемещения ушло очень много, практически весь день. А в Царстве тишина, никаких катастроф. Вечереет, солнце тихо садится за Синие горы, уходит в блаженные края эльфов, и дальше, за море. Может, стоит и нам податься туда, и навсегда покинуть мир людей? Наша родина здесь, наша родня изначально вовсе не люди, а Перворожденные эльфы. Только зачем сдались мы этим мудрым бесконечно и безгрешным созданиям?
   Когда последний змей был спасен из погибающего Мира, Иней так же молча, как появился, исчез. Он просто остался в Мире, и ни Жук, ни Аненик, ни Гор не стали бы его останавливать - как его остановишь, если там, в Ивриаде, идет ко дну, возможно, или пылает в огне, или гибнет под потоками лавы его сердце?
   Сидели под платаном втроем, отдыхали в предвечерней прохладе. Все трое чумазые, взъерошенные, одежка рваная. Жук снял шапочку, повесил на куст. Волосы черные ладонями гладит, морщится как от боли.
   - Как погибли друзья? - спрашивает Гор.
   Он один способен здраво рассуждать. Ему отвечал Жук.
   - Как все - дома. Их дома превратились в развалины, их накрыло огненным потоком. Волк... Видели хижину? Как сноп сгорела.
   - Короче смерть друзей ты своими глазами не видел, - подвел итог Гор.
   - Нет... - Жук медленно перевел взгляд на Гора. Надежда, она всегда с нами. Покажется, что нет ее, но начни думать, вспоминать, и вот она - снова здесь...
   - Где ты был ночью?
   Жук не ответил. Ночью он гонял табуны, открывая запертые конюшни. Он спасал лошадей, а заодно коров, ручных оленей, собак, домашних птиц... В лодку он улегся, когда стало нечем дышать, после того как увидел хижину Волка вспыхнувшей. Он надеялся что Волк вернется к лодке, но тут его нашли Аненик с Гором, сказали про друзей...
   - А вы видели... как погибла...
   - Арик? - продолжил за Жука Гор.
   Аненик оторвался от раздумий.
   - Арик? Наверное, так же, Сову и Вишню задавило в кроватях, Иву за письменным столом, Рону на кухне, мать в коровнике, отца на его лежанке за печкой... Инка и Нэф были на своих кораблях, в плавании где-то. А Арик... Я не знаю, я не видел ее...
   А полетим и мы, братцы, полетим снова в Ивриаду, поищем еще! Жук с надеждой смотрел по очереди каждому в глаза. Надо лететь. Мы еще не искали в храме, а ведь храм стоит, да, он темный и скорее всего заперт, но именно в храме мог находиться Клен. А может, ему удалось спрятать в храме Арик и Оленя? А может быть, и Волка? Просто посмотрим, и все. Кто нам помешает? Кто и что? И вернемся, если там все... погибло уже... Инея заберем и вернемся. Они совсем уже готовы были лететь обратно в погибшую Ивриаду, однако нечто не столь неожиданное, сколько непоправимое моментально заставило их отказаться от своего намерения: прямо на едва переведших дух спасенных змеев вероломно напал новый, пока еще неизвестный враг.
  
  ***
  
   Весь день Арик и Клен гуляли по побережью. Видели, как солнце село в океан - расставаться не хотелось. Уже начал остывать песок, но ветер дул хотя и сильный, а теплый.
   - Давай купаться, - предложила Арик.
   Вода по сравнению с воздухом показалась горячей, они плавали совсем одни - на всем побережье никого больше... Уставшие от купания, они вылезли на берег и стояли обнявшись, чтобы немного согреться. Прижавшись мокрой головой к плечу Клена, Арик разглядывала огромные звезды.
   - Смотри! Звездный дождь, - Клен протянул руку, но Арик ничего не увидела. Клен засмеялся.
   - А я загадал желание, я успел.
   - И я успею, и я!
   Она стала вдвойне внимательно вглядываться в мерцающее небо. Клен обнимал ее и тихонько напевал веселую песенку. От напряженного вглядывания Арик почувствовала, что ее глаза вот-вот лопнут, но старалась не моргать.
   - Я загадала! - радостно закричала она, облегченно закрывая глаза. - Успела...
  Словно от этого желания вся жизнь... зависит... Клен усмехнулся и сгреб ее в объятия. Арик до боли щемящей любила эту улыбку, освещавшую милое лицо. Красивый мальчик вырос, умница, благородная душа. Как я люблю его! Что моя любовь? Люблю как себя саму, восхищаюсь, уважаю, боюсь за него, знаю его душу досконально. Знаю, что любима, и знаю, что свободна как ветер, как летний ветер. И улечу, но вернусь в мою тихую гавань, к нему, всегда к нему. И даже если я позволю кому-нибудь другому влюбиться в меня... или влюбить меня в себя... я все равно навеки с Кленом; и если захочу наконец остаться навсегда, то только с ним.
  Словно бы понял - еще покрепче обнял, и сказал неожиданно:
  - Днем чаек видел - по берегу ходили.
  - Да ну, какая буря к черту, все спокойно.
  - Вот посмотришь.
  
   А потом мчались как бешеные, Клен впереди, за руку тащил Арик - к храму, к монументальной башне, чтобы укрыть ее от потоков лавы.
   - Он разрушится! - кричала Арик.
   - Он никогда не разрушится, - отвечал Клен.
   К дому Арик они подбежали за секунду до очередного толчка. Арик замешкалась в воротах, только их распахнула, и тут случилось страшное. Мощный подземный удар подбросил ребят в воздух. Когда Арик пришла в себя, она бросилась к развалинам родного дома и в состоянии шока бродила среди разрушенных стен. Она пыталась вытянуть из-под обломков Рону. Она теребила за ногу мать. Клен тянул ее, пора бежать, а она целовала мертвые руки Ивы. Клену пришлось тащить ее силой. Позы родных Арик, их неловко вывернутые конечности ясно свидетельствовали, что души их уже далеко. И кровь из разбитых голов. Второй толчок подбросил тела в воздух, взлетели бревна и кирпичи, и снова упали в беспорядке на землю. Арик тоже сбило с ног, но она поднялась. И она еще минут сорок отчаянно раскапывала своих сестер и родителей. Но ни у нее, ни у Клена не хватало сил разобрать обломки двухэтажного дома, нижний этаж которого был сложен из кирпичей, а верхний из бревен. А мать убило крышей коровника - балка сломала ей шею.
   Дома у Клена никого не было, отец в море. Поэтому рыскать среди развалин он не стал, а вот зрелище развалившегося по бревнышку дома его соседа Оленя повергло его в состояние невыразимого горя. Мельком глянув на переломанные, неестественно вывернутые тела среди бревен - люди уже спали, когда смерть настигла их - Клен рванул Арик за руку. К храму!
  
   Влетели в непроглядный мрак храма. Он был пуст, несомненно - иначе оставленные свечи и электролампочки освещали бы хоть какой-нибудь уголок храма. Нет, хозяева покинули крепость, поспешили спасать своих родных и наверное сгинули... Клен всем телом навалился на массивную дверь и с усилием закрыл ее. Поворот рычага загерметизировал дверь. Своих действий Клен не объяснял, но Арик и так поняла, что Клен готовится к наступлению воды на сушу. Едва отвернувшись от двери, Клен закричал от ужаса - из темноты прямо перед ним возник взъерошенный больше обычного, с выпученными глазами Дрозд. Он ринулся к двери и уверенным жестом открыл ее.
   - Не ходи! - крикнул Клен. - Там ничего нет! Оставайся здесь!
   Но Дрозд не слушал Клена. Он отстранил его и выбежал в ночь, освещенную заревом кошмарного пожара. Клен долго смотрел ему вслед, потом снова наглухо запер дверь. Они с Арик поднялись на самый верхний этаж. По пути Клен обошел все до единого окна и каждое из них загерметизировал потайным рычажком. В одном случае рычажок неприятно крякнул, и Клен долго осматривал его, приблизившись к нему лицом вплотную, так как темнота мешала ему рассмотреть причину странного звука. Осмотр, как показалось Арик, ничего не дал, и они пошли дальше, закрывая окна. В самом верхнем помещении, обсерватории храма, Клен повернулся к Арик и тихо сказал:
   - Ладно, я скоро приду.
   Арик подскочила от удивления.
   - Ты уходишь?
   - Я поищу Волка, Жука, Оленя...
   - Я с тобой.
   - Ну нет! Ты останешься здесь. Ты пообещаешь остаться.
   Арик разозлилась, топнула ногой, приготовилась спорить, но вмиг оказалась в крепких объятиях. Сухие губы прикоснулись к ее лбу, сухие и горячие, Клен немного дрожал.
   - Ты простыл.
   - Ничего! Я приведу сюда ребят, все будет хорошо.
   - Я подожду тебя, - покорно сказала Арик.
   Он разжал объятия и полез по лесенке, прикрепленной к стене обсерватории. Лесенка вела на край разверзнутой крыши. С лесенки Клен крикнул Арик:
   - Крыша закрывается, есть рычаг! Не закрывай пока, я вернусь!
   Добравшись до самого верха, Клен вспорхнул в черное небо.
  
   Один, без Арик, Клен чувствовал себя гораздо более бесстрашным. Он бежал обратно через весь город, выбирая не очень задымленные улицы из числа тех, что еще не скрылись под потоками лавы. Было еще несколько подземных толчков - Клен кубарем скатился с холма, ему вслед полетели бревна и камни. Титан полыхал страшным заревом, лава переливалась через край кратера на его вершине и низвергалась в долину.
   Совсем продрогший, в мокрой одежде, Клен чуть-чуть передохнул у реки, рискуя задохнуться в дыму - не было сил больше бегать. А встал - совсем больной, аж идти невмоготу...
   А побрел, куда деваться? Встал на дрожащие ноги и пошел, качаясь... Хижина Волка сгорела, вот остатки печки... Река выносит в океан трупы, и повсюду обугленные деревья. Теперь трудно сказать, где была главная площадь. Улиц нет, лава и развалины... Люди ходят и плачут, и ищут... Вот кажется за тем холмом, среди садов, стояла больница, а там возможно Олень. Клен взобрался на холм, перелезая через камни и поломанную мебель. Взору его открылась выжженная площадь, некогда бывшая городским садом. Больница частично уцелела, и перед остатками здания на земле располагались прямо на простынях пациенты. Врач и две медсестры ходили между ранеными, склоняясь то над одним, то над другим. Увидел Клен и своего друга Оленя - тот выволок из дверей больницы капельницы и стоял, не зная, куда их положить. Увидев Клена, Олень просто положил капельницы на землю и подошел. Высокий, статный, и за одну ночь постаревший - глаза у него потухли, что ли...
   - Сколько ни нашли - сплошь трупы. Кого ни достанем из-под развалин - трупы. Словно целенаправленное истребление...
   Руки его. Они в земле и в копоти. Олень сам раскидывал развалины, раскапывал, вынимал людей. И хоронил тут же.
   - Не оставлять же так...
   Не оставлять же так... Вода станет скоро здесь хозяйкой, не трать сил, дружище...
   - Силы! А на что они мне? - усмехнулся. Серые глаза, его - но и не его какие-то... - Да что с тобой? У тебя жар!
   - Я в порядке... - отмахнулся Клен.
   - Да я вижу...
   - Пошли со мной, Олень...
   - Куда? Там нужна помощь? Раненые?
   - Спрячу тебя в храме, будет потоп, все погибнут... Ты даже не умеешь летать.
   - Потоп? - ошарашено повторил Олень и оглянулся на больных. - А они?
  
   Врач, Олень, полумертвый Клен, две медсестры и трое выздоравливающих тянут за лямки, сделанные из вожжей, настил из досок. Тянут прямо по земле. На настиле лежат обожженные, забинтованные люди. Телеги не нашлось. Среди паники, горя и развалин ничего не нашлось. На улице Олень поймал лошадь, которая теперь, выбиваясь из сил, тянет второй настил, в три раза больше первого. Лошадь подстегивает ампутант, способный ходить - его готовили к выписке, одной руки у него теперь не будет.
   Через полчаса Клен падает, и его сажают на лошадь. Клен почти невесомый - до того худенький. Олень дает Клену отвар от температуры, заранее припасенный в большой брезентовой сумке, во фляге, сохраняющей тепло. Друг пьет, закрыты глаза. И шепчет Оленю:
   - В храме есть все, есть свет, тепло, еда... Он высокий, может быть как-нибудь...
   - Да, да, - кивает Олень.
  
   Храм - как на ладони. До него пара шагов... А между ним и больными неизвестно откуда взявшаяся трещина шириной метра три... А на неописуемо далеком дне провала поблескивает вода... И в обе стороны, без конца... Олень живо распряг лошадь, вскочил на нее и поехал искать объездной путь. Вернулся нескоро, мрачный и молчаливый. Конец разлома надо искать в долине Ривы, в верховьях... Медсестра заплакала, сев на камушек. Олень щурится, нос в веснушках. Ветер ерошит его легкие волосы.
   - Затащим на гору, установим капельницы, подвезем медикаменты. Гора высокая, авось вода не доберется, - и оглянулся на Клена. Клен говорил ему, что вода затопит все. Все...
   - Сделаем мост, - упорно говорит Клен. - Надо идти вперед.
   Разобрали настилы, стали наводить мост. Доски короткие?
   - Расселина растет! Она все шире!
   - И вода поднимается!
   Нет, мост уже не получится. Клен смотрит на друга с отчаянием. Иди в храм, Олень, спаси свою жизнь! Одного тебя я как-нибудь перетащу через трещину, я смогу... Но всех пациентов, плюс медперсонал, настилы, лошадь - это мне не по силам. Но Олень останется с больными, это Клен знает, поэтому вслух ничего не говорит.
   - Сюда бы Жука. Ладно. Когда поднимется вода, я пригоню сюда плот. Мы подплывем к окнам храма и все окажемся внутри.
   Глаза у Оленя спокойные.
   - Иди, найди Волка и Жука.
   - За Жука я почему-то не волнуюсь.
   - На всякий случай. Найди их и возвращайся за нами, - сказал Олень величественно, а глаза его спокойно сказали: "Прощай!"
   - Эй, постой! - Клен обернулся, Олень шел к нему по склону горы, сильный, красивый инч. В руке фляга.
   - Возьми, это от простуды. Принимай по три глотка два раза в день. И не ныряй в холодной воде.
  
   ...Сколько Клен валялся в забытьи, он не знал. Его разбудил холод, он лежал в воде... Значит, крыша дома, где он рухнул без сил накануне, затоплена... Волка он не нашел, все лодки заняты, и - о, Боже! - то окно храма, на первом этаже, оно так странно щелкнуло, оно возможно вовсе не герметично, а вода уже довольно высоко...
   Клен попробовал лететь, но на это оказывается нужны силы, силы здорового организма. Перелетев на соседнюю печную трубу, Клен долго не мог отдышаться. Голова его кружилась, а флягу смыло водой. Так, собираясь с силами, Клен перелетал с одного торчащего из воды предмета на другой. Храм видно отовсюду, храм стоит. До третьего этажа в воде. Обсерватория крохотная, если вода попадет внутрь, там не скроешься, придется вылезать на крышу, а места на крыше - на одного человека. Нет, надо срочно, пока еще не поздно, бежать и нырять, и проверять это окошко.
   С этой мыслью Клен снова рванул ввысь, но ему словно бы не хватило воздуха - он как подстреленный рухнул с высоты в мутную воду. Пришел в себя сразу, и понял - тонет; стал выплывать, перед глазами темно, голова как в тумане, одна лишь мысль - зацепиться хоть за что-нибудь. На помощь не звал, не знал, как близко находится друг. Волк подплыл в своей лодке к барахтающемуся в воде человеку, запустил в воду руку, схватил за воротник. Уже перетащив утопающего в лодку, узнал Клена.
   - Что с тобой, парень?!
   Глаза у Клена были совсем мутные, мутные, как вода вокруг.
   - Волк! У тебя есть лодка...
   Волк греб молча, Клен объяснил ему, где находятся теперь Олень с пациентами. Сам Клен лежал на дне лодки, завернувшись в парусину; его била дрожь. Он не видел, как Волк причалил к горе, как деловито соорудил плот из досок, ранее составлявших настилы. Олень поил Клена чем-то, переодел его в больничную рубаху, сухую и теплую. Чьи-то руки щупали ему пылающий лоб и гладили по голове...
   Очнулся, когда храм уже высился над лодкой Волка - рыбак причаливал к барельефу над четвертым уровнем, привязывал лодку к лучам солнца, высеченного из камня. Оленя на плоту не было.
   - Не уместился. Заберем другим заходом.
   На плоту раненые лежали тихонько, не жаловались, сбившись в кучу подальше от краев. Лишь кто-то неуверенно подал голос:
   - А нам что, нырять, что ли?
   Клен приподнялся на локте, с трудом напряг зрение и прошептал:
   - Слушай, Волк... Надо нырнуть и проверить окно на первом этаже... Оно скорее всего открылось под напором воды. Закрывается оно изнутри. Сможешь?
  
   Волк не смог загерметизировать окно под водой. Он не понял, как работают рычаги. Покрутившись и так и эдак, он вынырнул около плота. Клен за это время уже залез через крышу внутрь храма и открыл изнутри окно на пятом этаже. Волк решил попозже нырнуть снова, только Клену ничего не говорить, а то полезет сам да помрет - весь трясется, жар у него видать... Пока Волк стал помогать раненым забраться через окно в храм. По ту сторону окна их принимали Арик и Клен. На пятом этаже устраивать их не стали, сразу же перетащили на шестой, в лабораторию физики. На полу в лаборатории Арик расстелила одежды храмовых служащих, рясы или что-то другое, на них и ложились пациенты. Окно на пятом этаже Клен захлопнул и одним небрежным движением загерметизировал его, Волк смотрел во все глаза. Ага, подумал он - запомнил.
  
   Далее Волк снова уплыл, а Клен побрел за Арик наверх, в обсерваторию. Сил у него осталось мало-мало. Вошел и ахнул - все маленькое помещение было полно детей и разной мелкой живности. Тут были собаки всех мастей и размеров, драные кошки, мокрые курицы, коза, несколько гусей. Перепуганные дети глядели исподлобья, сидя на полу. Была кое-какая еда и запас воды, но вода теперь очень понадобится раненым.
   - Ты выходила, любимая моя? - прошептал Клен.
   - Вылетала, - махнула рукой Арик.
  
   Через час или два (Волка долго не было) пошли проверить больных. С ужасом заметили, что вода поднялась до шестого уровня и вот-вот просочится в лабораторию. Делать нечего - брали плохо слушающимися руками за углы широких ряс-подстилок и тащили наверх, молча, отдыхая через каждые пять шагов. Вскоре явился Волк и бросился помогать, силы у него было немеряно, и он один бегал по лестницам с больными на руках, а Клен сидел в уголочке, уронив голову. Новую партию больных, доставленную Волком, разместили уже на 8 этаже.
   - Ты наверное плохо закрыл окно, - шепчет Клен. - Вода идет внутрь, видишь?
   - Я закрою! Сам не ходи.
   - Спасибо...
   Олень вновь остался на горе, уступив место на плоту молоденькой медсестре.
  
   ...Дети, дети, двое совсем маленьких, по полгодика, со светлыми волосенками и одинаковыми серыми глазами. Спят сейчас, голодные... Притихла живность, перестали отряхиваться, чесаться, стучать когтистыми лапами по полу, хлопать крыльями и жалобно поскуливать. За окошками неуверенно светает. Клену плохо. Он прилег в обсерватории, сразу же забылся, а теперь мечется, горит, бормочет какую-то ересь, впрочем, может и не ересь, кто поймет мертвый язык, язык ученых!
   Медсестра уповает на то, что Волк привезет жаропонижающее, без которого Клен рискует погибнуть. Арик принимает решение - она покидает медсестру у ложа Клена и вылетает навстречу серому рассвету через открытую крышу обсерватории.
   Теперь из воды видно лишь половину храма, вершину Титана и еще пару холмов, кругом водная гладь и плавающие обломки мирной жизни. Волк говорил, что Олень на горе - на какой из трех? На всех сидят обреченные люди. Летая повыше, чтобы не шокировать людей, Арик оглядела каждый холм. Вот и остатки пациентов. Волк переносит их на плот. Вот гордый Олень, помогает. Опять ему не остается места, ему и врачу, и еще нескольким больным - это последние. Из воды торчит лишь самая вершина горы; места мало. Арик прилетела на гору, напугав всех - таращат глаза, не поймут, откуда она взялась.
   - Олень, Клен умирает, дай что-нибудь от жара, у тебя есть?
   Олень отдает ей брезентовую сумку.
   - Бери. Вот смотри, это жаропонижающее. Можешь еще обернуть его мокрыми простынями. Еще бери бинты, антисептики, обезболивающее. Физрастворы бери. Вам это нужно. Как больные?
   - Я не знаю толком, пока все живы.
   Арик снова улетела. Она хотела забрать Оленя - переносить одного человека она научилась у Жука - да тот не полетел, покачал головой, присев около своих пациентов.
   На обратном пути Арик встретился утопающий - некто барахтался в воде, отчаянно цепляясь за уходящий под воду обломок доски. Спикировав вниз, Арик рванула утопающего за шиворот, он судорожно хватал воздух ртом - мальчишка лет 12-13. Поднять пацана в воздух оказалось несложно, он был не тяжел. А вот нести - крайне неудобно. На спине у него был привязан вытянутый мешок, в котором постукивали какие-то не то деревяшки, не то железки. Бросить поклажу парень по имени Дым отказался категорически. На зубце крыши храма Арик присела отдохнуть, держа парня за шиворот - чтоб не упал. Даже в скупом свете первого после катастрофы утра было видно, как бледен и необычайно красив мальчишка. И глаза - светятся, куда сильнее, чем глаза потомков Великих. И плащ - сверкает; и махонький самоцвет на ниточке выглядывает из воротника рваной и мокрой рубашки. И голос - как звук соприкосновения двух хрустальных бокалов... Звонкий и чистый... "Я Дым"... Усевшись на полу в обсерватории, странный мальчишка сразу же заснул, уронив русоволосую голову на тонкие руки.
   Волк приплыл и снова уплыл, больных пока оставили на 8 этаже, шестой залило весь.
   Подъем воды внутри храма не озадачивал Арик: она не задумывалась пока об этом.
   Трепетно приготовив снадобье, она приблизилась к Клену. Парень все так же бредил, быстро выговаривая фразы на непонятном языке, страстно доказывая что-то лишь одному ему видимому собеседнику. Дышал он сипло и прерывисто, с силой вырывая у смерти каждый вздох. Приподняв его голову, Арик попыталась дать лекарство; Клен не желал пить. Пролив изрядное количество, кое-что удалось пропихнуть сквозь стиснутые зубы Клена.
   Но было ощущение, что помощь запоздала... Еще чуть-чуть, и все могло бы окончиться хорошо, но сейчас Клен умирал.
   Волосы колечками прилипли к бледному лбу, глаза ввалились, губы обметало... Арик беззвучно плакала. Весь раздетый и завернутый в мокрые простыни, Клен немного притих, дышал слабо, сердце его трепетало, он что-то шептал безнадежно и неслышно... А потом на минутку открыл глаза. Ясные, светло-голубые, красивейшие глаза на земле. Такой странный взгляд - он понимал, что умирает, он молчал и прощался с любимой. Арик целовала его руки... Вот он ослаб, и глаза его закрылись, чтобы не открываться больше... Так умер Клен...
  
   Волк по лесной привычке бесшумно появился в обсерватории. Вода стекала с него на пол, он совсем замерз и прилично устал. Он увидел Арик у ложа Клена; почувствовав его присутствие, Арик оглянулась. Вскочила на ноги, кинулась к Волку, плача. Клена нет, понял Волк... Он обнял ее, голову ее гладит, стараясь отдышаться... О Клен, дружище верный... Никого не привез с собой в этот раз Волк... Не нашел и саму гору - крутился на плоту бессмысленно, видно нынче лишь вершину Титана, еще курящуюся и покрытую красноватой лавой, да верхние этажи храма... Олень сгинул, гордый Олень. Не захотел бежать от беспомощных больных, и умер. Слишком много потерь - трудно все осознавать; неизвестно, что ждет впереди.
   Устал, очень, хоть бы прилечь. Не плачь, девочка, пока не надо. Я посижу немного и... я уйду ненадолго, ты не плачь, я вернусь... Только вот отдохну чуток и пойду...
   Арик исчезла куда-то, Волк в изнеможении присел на скамеечку в классной комнате храма, наблюдая, как за окном плещутся холодные волны. Надо нырять, закрывать окно... И семь этажей - открыть двери, выплыть, найти следующую дверь... Если быстро, то возможно, я же рыбак, авось прорвусь... Минуты 4 продержусь. Лишь бы нигде не заело двери...
   Арик вернулась, принесла сухую рясу, наверное, Клена... Протягивает и плачет. Волк покачал головой.
   - Есть еще одно дело.
   - Не уходи! - закричала Арик беззвучно, и слезы полились по лицу.
   - Иначе все, кто здесь, погибнут.
   И он нырнул из окна в непроницаемую воду.
  
   Просто открыть под водой дверь - сколько нужно сил! Волноваться нельзя, Волк знает. Спокойствие - половина успеха. Кислород по-минимуму. Запаникуешь - привет. Что-то острое впилось ему в плечо на втором этаже, он ощупью искал двери, плыл по лестницам. На третьем (черт, или на четвертом) ударился головой, так больно, аж в глазах потемнело, хотя и так ничего не видать.
   Так, стоп, а где дверь? Я сбился с пути? Направо, налево, вверх, дверь, направо, налево, вверх - все комнаты связаны переходами и лестницами, но, кажется, только до четвертого этажа, а потом лестница уже безо всяких дверей ведет наверх. Надо вернуться туда, откуда вошел, и выплыть снова на лестницу. Спокойно, спокойно! Еще есть время. Да где же выход? Ощупал вроде бы все стены, а выхода нет... Еще раз по кругу, только не волнуйся... Налетел опять на что-то угловатое, глотнул воды, сердце набрало обороты, бухает в пустой грудной клетке, словно гигантский колокол, уже не найти дверь, эту чертову дверь - ну где же она? Вдруг нашел ручку, рванул ее на себя, оказался в дверном проеме, всунулся туда - и головой в какие-то занавески, искал за ними выход, хотя помнил, что на дверях занавеси не было... Наткнулся на стену позади тряпок, это был шкаф... Снова хлебнул воды, наполнившей моментально пустые легкие - страшная боль! Это - все...
  
   В обсерватории сумрачно... Этажом ниже покоится бедный Клен, его перетащили вдвоем Арик и медсестра. Еще ниже расположились раненые, кто-то под оставшимися капельницами, кто-то перебинтован оставшимися бинтами. В основном все уснули, и измученная медсестра (девочка лет 16), устав плакать тихонько о судьбе своей семьи, тоже прилегла рядом с пациентами. Арик ходила среди спящих, стараясь не думать о том, что за дело было у Волка и почему он не вернулся до сих пор. Голодная живность беспокойно топчется в обсерватории. Куда набрала столько, летая над затопленным городом? Своего единственного не спасла - страшно жить. Укрывшись чьими-то одеждами, кто занавесями, кто чем, спят оборванные дети всех возрастов. Два самых крошечных - по бокам от главного телескопа, смотрящего в небо через отверстие в крыше. Когда вода доберется до этого отверстия, мы погибнем. Летать бесконечно нельзя. Сил не хватит. Тем более, держа на руках детей. Ну вот этих малышей хотя бы. Все равно рухнем в воду. А вдруг мы одни живые в мире? А вдруг затопило всю землю? Главное, Клен говорил, что крыша закрывается. Но... во-первых, он не сказал как. А во-вторых... кнопки не нажимаются, Арик проверила. Не работает механизм, сломался... Наверное, от воды... Да, и лампы не горят, только свечи остались...
   Малыши завозились, наверное, хотят кушать. Арик не знала, можно ли младенцам козье молоко, боялась невольно погубить их и пока не кормила, да и как накормишь без соски? Она их прямо из воды выловила. Они дрейфовали в своей люльке, уже почти затопленные, уже почти тонули...
   Черт, что мне делать? Вылезти наружу, оглядеться? Мальчик заревел в голос, за ним захныкала девочка, стали красненькие, распеленались. Арик кое-как собрала их пеленки и обоих взяла на руки. Еды нет, малыши... Баю-бай, баю-бай... Лучше спите, потом, авось... Ну, раскричались... Бедолажки... Для чего родились вы, последние из атлантов? Баю-бай, баю-бай...
   Качала их до умопомрачения, после полудня (странного полудня, мглистого, бессолнечного) они заснули от усталости... Вода добралась до окон обсерватории, а внутри уровень не повышается. Значит, Волк... Запер то окно... и...
   И тут за окошком, на воде, Арик увидела брошенную Волком лодку без весел. Сразу как-то ощутила - его больше нет в живых... Села в угол за телескопом, положила голову на колени и заплакала... Рядом посапывали малютки. Арик сквозь горькие слезы глядела на них и плакала еще пуще.
  
   Наступивший день был самым трудным в жизни юной Арик. Несчастные раненые, сжав зубы, подавляли как могли стоны, их терзала боль. Весь временный лазарет был перепачкан кровью и гноем, медсестра Кара больше ничем не могла им помочь. Кровавые бинты не на что было сменить, лекарства закончились. В обсерватории плакали дети, старшие молчали, но глаза выдавали их - им было страшно и хотелось есть и пить... Вода уже залила окошки, и мимо них проплывали то и дело обломки досок, куски мебели, редкие книги и даже подмокшие продукты питания. За оными Арик уж хотела было вылезти - а что, вытащили бы овощи из воды и съели, но вслед за овощами мимо окошка проплыл труп... Кара упала в обморок, дети же не испугались нисколько. До вечера еще два тела проследовали вокруг верхних окон храма, заглядывая в них стеклянными глазами. В лазарете один за другим двое скончались, один из них перед смертью отчаянно кричал от боли, заглушая стоны остальных. Маленькие кричали уже часа два, не переставая. Стало темнеть - видно, на воле вечерело, Арик качала детей на одеревеневших руках, расхаживая между приборами и приплясывая. Вдруг она резко остановилась.
   От стены прямо на нее двигался неизвестно откуда взявшийся Иней... Его похудевшее лицо было серьезным. Арик шарахнулась от привидения, попятилась, прижимая детей. Иней был мне другом, но он умер, а фантом человеку способен причинить зло, чего он хочет от меня?
   - Арик, - тихо произнес фантом голосом настоящего Инея.
   - Не подходи, - прошипела Арик.
   Иней сначала отступил под ее взглядом бешеной кошки, но потом решительно шагнул вперед. Арик уже некуда было отступать, и она зажмурилась, затаила дыхание. Уходи, чудовище, уходи... Детей пожалей...
   Ну а Иней, который летел сюда, в торчащий из воды храм, с последней надеждой - если не здесь, то уже нигде среди живых - и к своему неописуемому счастью обнаружил ту, кого искал, понял, что Арик сошла с ума от всех напастей... Она была все та же, только повредилась в уме и не узнает его... Ну может быть вспомнит потом, а сейчас надо срочно спасать всех отсюда - вода уже очень высоко.
   Иней огляделся, он уже понял, что спасение не будет простым и легким, уж очень многим тут требовалось помочь.
   - Много детей, - сказал он, почесав затылок.
   - Что? - выдавила Арик.
   Иней взглянул на нее - вроде взгляд нормальный. Ему было довольно непросто говорить - он не столь безупречно знал инчанский язык, понимал уже все, а говорил с трудом.
   - Забыла меня? - с оттенком горечи спросил он.
   - Что?
   - Арик! Это я, Иней.
   - Как?
   Иней махнул рукой. Не в себе, решил он снова. А Арик, положив детей на скамейку, подошла и тихонько взяла его за локоть.
   - Ты разве не умер?
   Он молчал, не в силах ответить. От ее прикосновения сердце забилось у него в груди. Он молчал и не двигался, а Арик второй рукой взяла его руку и, развернув, прижала ладонь к своей щеке.
   - Иней! А я думала, ты умер.
   - Я думал, ты умерла, - усмехнулся он коротко.
   - Иней, все умерли... Клен, Волк и Олень... И моя семья - вся...
   - Не вся. Твои братья на кораблях...
   Он говорил, а темные его, непонятные глаза серьезно вглядывались в полные слез глаза Арик. В глазах этих Арик не смогла бы разглядеть ни боли, ни тоски, мужчинам-змеям не положено страдать. Непроницаемые глаза воина-язычника, они не умели лучиться любовью - он мог горы свернуть для Арик, он цепенел в ее присутствии, боялся мечтать о ней, считал невозможным ответное чувство с ее стороны, а вот объясниться не мог и даже взглядом выразить не умел все, что чувствовал. Еле заметно пожав ей руку, Иней отвернулся и оценивающе осмотрел обстановку.
   - Н-да, - подвел он итог. - Сначала ты.
   - Нет! Начни с малых.
   - А кто там встретит?
   - А где "там"?
   - В Царстве.
   - Где?! Это разве не миф?
   - Не миф.
   - Я думала, это сказки...
   - Ты первая, я последний. Там подождешь меня.
   - Нет, моя радость. Я пойду последней, прямо перед тобой. Давай, начни тогда с медсестры.
   Иней вздохнул, снял охотничью шапку, положил ее на телескоп. Кара испуганно хлопала глазами. Р-раз - и она исчезла. Иней старался оставаться сосредоточенным, он прикрыл глаза и даже дышал через раз. Строго по одному исчезли возбужденные дети. Пошли раненые - сил у Инея стало меньше, он подолгу отдыхал после каждого перемещения. Арик глядела на него молча, с уважением, склонив голову. Усмехнувшись, он отправил в Царство животных и птиц, только с каждым разом все тяжелее и тяжелее. Наконец остались в опустевшем храме лишь сам Иней, Арик, двое младенцев у Арик на руках и особо испуганная кошка, забившаяся под телескоп.
   - Иди, семицветик, - позвала ее Арик.
   - Нет. Теперь ты, - изможденно прислонившись к стене, почти прошептал Иней.
   - Почему?
   - Кошка пойдет со мной. Разноцветные кошки к удаче, - сказал, и смотрит на Арик - поверила или нет? Так и не разобравшись, оторвался от стены, осторожно обнял ее, поцеловал в лоб, стараясь не разбудить измученных детей.
   - Я найду тебя там.
   - Не задерживайся. Мне страшно.
   - Не бойся. Иди.
  
   Последнее перемещение (Иней уже знал, что оно будет последним, потому и оставил кошку, а отправил Арик с детьми) лишило Инея сил. Все-таки, он за этот день очень много их истратил. Невероятная слабость навалилась на него, колени его подкосились, и он упал на пол. Черное, затянутое тучами небо завертелось над ним, закружилось - Иней отвернул голову вбок и закрыл глаза.
   В себя пришел, когда вода начала заливаться за воротник. Весь пол был уже залит водой. Водопад начался недавно, вода струилась из верхнего окошка, пока не добравшись до отверстия в крыше.
   Иней с трудом поднялся, преодолевая чудовищную слабость. Попробовал исчезнуть - ничего не вышло, сил не хватает. Кошка сидит на телескопе, испуганно тараща глаза. Иней протянул руку, взял кошку, шапку свою нашел рядом.
   - Ничего, - на родном языке сказал он кошке. - Зато девочка и детишки живы.
   Поднял голову, осмотрел стены. Как предусмотрительно - по одной из стен идет узенькая лесенка прямо к отверстию. Иней посадил семицветика на плечо и медленно направился к лесенке. В глазах у него рябило, голова кружилась.
   - Ничего, - шептал он, - Ерунда. Ничего.
   Руки его дрожали, ноги то и дело подгибались. Сильный и от природы здоровый, Иней так худо себя никогда не чувствовал. Но он спас Арик, это главное, он спас свою Арик. Кошка сидела у него на плече, вцепившись когтями в рубашку. Иней добрался до отверстия и вылез наружу.
  
   Бескрайняя водная гладь предстала его взору.
   Атлантиды больше не существовало. Если уж гористое западное побережье затоплено так, что стоявший на возвышении 50-метровый храм выглядывает из воды не более чем на метр, то равнины центральной части и отлогие берега восточной наверняка погибли.
   Отовсюду из воды поднимаются столбы пара. Судя по красноватому облаку далеко к северо-востоку, вулкан Атлас поблизости от Посейдониса тоже проснулся, и много подводных вулканов. Воистину Бог разгневался на мир... Воздух стал совсем непрозрачным, он насыщен взметнувшейся от первоначального взрыва грязью - Иней помнит, как "подскочила земля" и моментально треснула под Ивриадой - сначала в западной части, а потом расселина окончательно разделила город пополам, и море ворвалось в расселину, и вода начала подниматься. Сначала дышалось хуже, но в первые же часы ураганный ветер унес тучи грязи и пепла на восток. Мир выглядит прискорбно; толком нет ни солнца, ни неба; вызывает смутные опасения неизвестное маленькое белое солнце, в ночные часы мутно светлеющее сквозь смог.
   Иней уселся на краю зубца, украшавшего храм наверху, и снова попытался улететь в Царство. Бесполезно. Он истратил всю волшебную силу, он знал, что она вернется, но когда? Через день, два? А вода зальет храм через считанные часы. Страха не было, было странное удовлетворение от правильно завершенного, хотя и, возможно, неправильно пройденного жизненного пути.
   Кошка доверительно задремала у Инея на руках. Иней, не имея сил больше сидеть, спустился с зубца на край стены и лег.
   Засну и умру, вот и хорошо. Потревоженная кошка мягко вспрыгнула ему на грудь, обнюхала лицо и опять улеглась; Иней почувствовал, как она тихонько мурлычет, и улыбнулся.
   Я один на всей земле. Я - последнее живое существо в этом мире, я и кошка. Мне никто не поможет, и я спокойно умру. Никто не придет. Если бы могли, уже пришли бы. В этом Иней был уверен. Значит, не получается у них. Я знаю дорогу на родину, но сам себя спасти не могу.
  
  5
  
   Из обволакивающей тишины затопленного мира Арик прямиком попала в грохочущее Царство. Иней, несчастный и измученный мальчишка, отправил ее почти прямо в пещеру, ей оставалось лишь юркнуть в темный лаз, что она и сделала, кубарем скатившись к ногам сидящих в пещере Змеев.
   Да, это были Змеи, женщины и дети, а там, наверху, идет бой, что ли? Что за лязг металла, ржание коней и... и стоны, и крики, ужасные вопли...
   Арик подняли, она присела у стены, а когда глаза ее привыкли, она разглядела среди многочисленных детей тех, кого самолично спасла на земле.
   В руках ее два неумелых свертка. "Дай сюда", - детей забрали. Симпатичная девочка ловко перепеленала малышей. Арик смотрела в ее лицо, вспомнила - это Мин-Эр, сестра Аненика, маленькая колдунья из древнего племени.
   Козьим молоком накормили орущих младенцев. Тряпочки намочили и сунули в открытые ротики, так просто... Арик устало закрыла глаза. Иней медлит. Где ты, Иней? Куда ты пропал, дружище? Растратил силы на нее и... и погиб? На глаза навернулись слезы, потекли из-под закрытых век, Арик утерла их грязной ладонью. Поесть? Нет, спасибо, я совсем не хочу... Она подняла голову, покачала - Мин-Эр предлагала ей еду... Нет, не хочу... Худенький подросток бесшумно выступил из мрака пещеры; он нес лук и колчан. Волосы взъерошены, плащ чуть порван, но глаза - звезды... Дым, куда собрался ты?
   Арик поднялась на ноги, теперь она смотрела Дыму глаза в глаза. Тот медленно надел на спину колчан с белоперыми стрелами. Странный мальчик, спасенный из воды, в его мешке Арик и Иней видели два лука.
   Дым! Бесстрашный мальчишка, ты куда собрался, на смерть? - прошептала Арик, руку положив ему на плечо.
   Глаза в глаза, странное лицо, ничего не сказал, но Арик услышала в душе: "Да, на смерть - я и искал такой доли..." Он искал смерти ради инчей, и вот она совсем рядом, и он идет... "Я знал... Так было сказано, инчи смертны, и я стану как они, если проживу их жизнь..."
   - Второй лук мне, - тихо сказала Арик.
   - Нет...
   - И стрел половину...
   - Зачем? - тоненько воскликнул Дым. - Ты не воин!
   - Я не воин? - грустно усмехнулась Арик. - Я им стану...
   Лук взяла - тяжелый... Отойди, Мин-Эр, я пойду, там Аненик, там братья и друзья... Я без них жить все равно не стану, а так - авось... Ну, прощайте...
  
   И вот бой. Безумная неразбериха, кровь на земле, и эти нелюди... эти чудища зверообразные - коренные жители Царства? Аненика Арик увидела сразу, он сидел спиной к ней, прячась за стволом дуба и целясь в чудовище на коне. Чудовище судя по всему руководило себе подобными. Стрела Аненика в цель не попала, он обернулся за следующей стрелой и тут увидел сестру. Лицо его смягчилось на миг, он отвернулся и снова начал целиться, отпустил тетиву - и стрела его вонзилась прямо в глаз противнику. Аненик же мигом подскочил к коню, столкнул поверженного нелюдя с седла и сел верхом.
  
   Между делом говоря, Арик, как и многие инчи, считала потихоньку змеев балбесами. Язычники, деревенщины к тому же. Но кто мог знать, насколько этот народ бесстрашен и насколько готов к войне!
   Их зеленоватые тонкие кольчуги, их сияющие острые мечи, и их лица, разъяренные боем... страшные глаза. Кровавая сеча, и гибнут, гибнут змеи. Чудища стреляют плохо, но сами чрезвычайно живучи. Мчишься, стреляешь из лука, а рядом из кровавой травы восстают убитые нелюди и снова прут в бой... И уже нет ни сил, ни стрел, одно отчаяние. Меч поднять пробовала, не смогла - дюже тяжел... Р-раз, р-раз - братишка Аненик размахивает мечом, а сил уже поубавилось - бьет по латам, по шлемам, да не разрубает их. Обозлился. Глаза разгорелись как угли, с коня спрыгнул, как пошел на толпу врагов, как прорубил себе дорогу - лишь раненые по сторонам остались валяться. Оглянулся, на меч опираясь, дышит тяжело, каждый шаг с трудом дается. Конь подошел, всхрапывая, копытом рыл землю, впитавшую кровь змеев. Аненик тяжело сел в седло, в левом боку у него зияла рана. Арик кинулась к нему, но бой возобновился, засвистели кованые стрелы. Только победа была не на стороне змеев.
   Бой тяжелый, безнадежный - враг не умирает, а своих осталось - по пальцам перечесть. Змеев уже всех перебили. И на глазах у Арик немногочисленные люди и инчи (из числа пациентов) начали сдаваться в плен... Чудища подобрели, лишь свирепо гонялись за теми, кто сдаваться не желал.
   ...Арик сдаться не могла. Все, кого она любила, погибли. Сдаться? Предать стойкого Аненика, чей белый конь мечется по опушке леса, и гордого Дыма?
   Нет.
   Некоторое время она скакала верхом, оседлав беспризорную лошадь; чудища гонялись за ней, но не стреляли. Без труда можно было понять, что инчи обречены, окружены, лес просто переполнен чудовищами. А под копытами тела друзей. Уже глаза не смотрят, знаешь, что погибнешь, а стреляешь, стреляешь, сопровождая каждую стрелу замысловатыми ругательствами, и до мяса содраны тетивой пальцы, пот заливает глаза, волосы мокрые, в седле торчит стрела и еще одна пробила рукав, но лишь царапнула руку - Бог хранит, значит, будем сопротивляться! До последнего дыхания нести смерть врагу.
   Коня под ней застрелили, и она кубарем скатилась на землю, обдирая ладони, расцарапав лицо. Среди всех воинов сейчас Арик одна-единственная была без кольчуги и шлема, и даже без меча. Да собственно и стрел у нее уже не было. На земле валялись довольно пригодные, и из поверженных тел Арик без сомнений выдергивала зеленые оперенные стрелы змеев. Так, она бросилась собирать очередной урожай стрел, но остановилась вдруг, словно споткнувшись.
   Под древним кряжистым деревом, откинув голову, лежал убитый Дым... И что-то было в облике мальчишки, что заставляло Арик смотреть и смотреть, замерев посреди грохочущего боя... То ли неясное мерцание кольчуги, выглядывавшей из-под плаща парня, то ли удивительный, неземной разрез глаз его, обращенных в небо, к кружащему воронью... Или мелкие косички, вплетенные в его волосы над ушами, или сами уши, заостренные кверху... С нами из Мира пришел маленький эльф, бесстрашный наследник древних воинов, стреляющий из лука без промаха - он родился в Мире или пришел, чтобы в Мире умереть? Естественной смерти эльфы не ведают, лишь коварный враг может оборвать вечный и прекрасный их путь...
   Арик невольно преклонила колени перед убитым эльфом - хоть как, а эльфа она видела впервые - и сидела рядом, опустив лук и пучок стрел на землю.
   Так сидела она, уже наверное не в силах будучи встать - ноги не желали держать ее после беготни на пределе возможностей; и в этом самом месте, рядом с эльфом, и настиг ее кошмарный удар по голове. Арик опрокинулась навзничь, мелькнули копыта, взметнулась земля. Сознание покинуло Арик, и она осталась лежать в примятой траве.
  
  
  
   Голова кружится и не видят еще глаза... Это пройдет наверное, а надо ли? До лба дотронуться страшно, лицо все в крови. Надо уходить поскорее, с собой взять меч, мертвым воинам он не нужен...
   Прощай, Дым, неземное чудо... Покойся с миром среди змеев...
   Сырая тишина, всплеск крыльев - стервятник высмотрел добычу. Приподнялась с трудом на локте, щуря больные глаза, всмотрелась. Полегла ребятня... О змеи, о задорные перепелята... Звонкоголосая ребятня. По 18, 20 лет... Не вернулся Иней, спаситель бесстрашный. Иней был задирой - ни дня без драки, да помнила Арик его маленьким, помнила... Что ты успел повидать? Кроме этой жуткой катастрофы, что? В твоей жизни должна была быть любовь, чтобы еще не развернувшаяся твоя душа раскрылась и показала тебя всего таким, каким ты смог бы стать, если бы... Если бы не...
   Взгляд в сизое небо, запах крови. Нет сил встать, да и в общем-то... куда идти?
   Клен. Такой холод внутри, не вспоминай сейчас, если не хочешь сойти с ума. Клен, душа-колокольчик... Смех такой беззаботный... руки такие нежные. Вижу его глаза, вижу неотступно. Не свидеться больше нам... Остался на дне. Остался в воде, один... Глаза. Ресницы его, уголок губ, улыбка. Русый завиток волос. Знал, что погибнет, и носился - искал друзей. Теплая кожа на щеке, ресницы щекочут... Арик руками обхватила голову, стирая мучительные ощущения с лица, размазывая кровь. Села, и словно в голове что-то лопнуло - кровь мгновенно полилась на лицо и уши. О Клен, не свидеться больше нам... Прощай, Клен, душа-колокольчик...Невелик смысл оставаться в живых, если нет тебя, мой дорогой - никогда при жизни не называла я тебя так... И однако уношу ноги, уползаю из опасных мест, не разбирая пути, чтобы жить...
   Шаги. Осторожные. Кто-то идет, но залитые кровью глаза не видят. Не стоит встречать безмолвных пришельцев, ничего хорошего их приход не сулит. Арик отползла в чащу, волоча за собой меч. Некие создания подошли к лежащему телу и сгрудились вокруг. Последним, что услышала удаляющаяся Арик, была замысловатая фраза на совершенно незнакомом языке. Убедившись, что пришельцы не являются ни инчами, ни людьми, ни змеями, Арик вздохнула и скрылась в чаще. Одна выжила - одна и иди. Не надейся на встречи, иди.
  
  ***
  
  Мысль о сдаче в плен никогда бы не пришла в голову Аненику. Это было противно всей его натуре, его духу борца. Даже раненый, измученный, немного отчаявшийся, он продолжал сопротивляться. Он больше уже не нагибался за стрелами, рубил с плеча; а когда понял, что чудища вовсе не гибнут, руки у него опустились. Нет, они гибнут - если ухитриться отсечь голову. Но легко ли это сделать 18-летнему морячку, сегодня впервые взявшему в руки меч? Когда мог, Аненик наносил удары по шеям чудищ, и катились с плеч их звериные головы, и лилась абсолютно черная кровь. Но в основном Аненик лишь кружил меж деревьев, маневрируя, рискуя получить стрелу в сердце. Змеи успели снабдить его не только луком и мечом, но и кольчугой, однако кованые стрелы инфернальных обитателей Царства с близкого расстояния без труда пробивали кустарную броню.
   Бой в основном прекратился. Раненных воинов уволокли в плен; мертвыми занялось воронье. Конь Аненика ступал по крови, перешагивал через распростертые тела. За ним уже не гнались; вокруг был безмолвный лес. Чудища куда-то пропали, удовлетворенные добычей. Аненик понуро сидел, положив окровавленный, черный меч поперек седла. Правая рука его продолжала сжимать рукоять, левой же Аненик бессознательно зажимал рану под пробитой кольчугой. Какая тишина! Неужто все мертвы? А это кто такой, кто это в моряцкой робе здесь, в Царстве?! Аненик оторвал руку от своей раны и спрыгнул наземь. На земле лежал, раскинув стертые до крови руки, Гор... Его меч лежал рядом, тоже весь черный от крови поганых нелюдей. На теле Гора не было живого места: сплошная кровь, еще теплая, в груди стрела, кольчуга, надетая на робу, в лохмотьях. Аненик, не смея плакать, прижал ухо к мокрой от крови рубашке, сдернув с плеча разорванную кольчугу. Замер, прислушиваясь... Ничего. Только лишь в этот момент ледяное отчаяние пронзило Аненика. Вдоволь насмотрелся он смертей и крови, перенес потерь, но эта его добила... Он упал рядом, лицом уткнулся в плечо погибшего друга и плакал...
  
   Его вели за руку. Как он поднялся и отчего легко шел, и отчего не болел пробитый бок - Аненик не понимал, не помнил. Кто-то спокойно вел его тропинкой среди вековечных папоротников и замшелых пней, и шел Аненик послушно. Вскорости лес окончился, и взору Аненика открылась большая поляна, в центре которой высился ослепительно-белый замок. Из узких бойниц в башнях замка развевались красные и синие полотнища; стража стояла на стенах, сверкая оружием. После сумрачного леса яркое солнце причинило боль глазам Аненика, и он отвернулся. Ласково и совершенно безмолвно некто или нечто подвело Аненика к опущенному мосту через ров. Вода, наполнявшая ров, была прозрачна и открывала взору песчаное дно. Аненик безвольно и бесстрашно вошел в замок по мосту и не удивился, и не вздрогнул, услышав, как за спиной загрохотали цепи и заскрипел ворот. До сих пор обитателей замка он не видел; однако же, приглядевшись, под рогатыми шлемами стражи он разглядел поросшие шерстью рыла... Кровь медленно отлила от его лица, Аненик чуть пошатнулся.
   - Не бойся! Я не причиню тебе зла, - произнес мелодичный женский голос. К Аненику шла (медленно плыла над землей) красивая молодая женщина. Темные ее волосы украшала диадема с очень крупным фиолетовым камнем, платье тоже было сиреневого оттенка.
   - Кто ты? - прошептал Аненик.
   - Я? Фрея.
   - Фрея?
   - Да, - женщина улыбалась. - Это мой дом. Это, - она показала на жавшихся к стенам чудищ, - мои слуги. Они немного покалечены, да? Это ты покалечил их.
   Аненик молча принял обвинение. Жаль, что не поубивал, мысленно добавил он.
   - Почему ты не убьешь меня? - спросил он.
   - Зачем? - улыбнулась Фрея. - Мы с тобой одни остались из Инчей на Земле.
   "Одни на Земле" - стократным эхом отозвалось вокруг, негромким жутким эхом. Мы с тобой одни остались из Инчей на Земле.
   - Все мертвы? - безжизненным голосом спросил Аненик.
   - Абсолютно.
   - Ты уверена? - он поднял глаза. Фрея сосредоточенно взглянула на него и снова заулыбалась.
   - Абсолютно.
   - Ты врешь! - вдруг ни с того ни с сего крикнул Аненик, стряхивая с себя оцепенение. С этим восклицанием он обнажил меч и поднял его, готовый к бою.
   Фрея засмеялась, взметнулся синим пламенем невесть откуда взявшийся клинок - и меч Аненика оказался на камнях внутреннего двора.
   - Черный. От крови черный, - горько констатировала Фрея, глядя на упавший меч. - Я сниму с тебя шкуру.
   Аненик, бледный и гордый, подбоченился.
   - Не сможешь.
   - Я?! - взвилась Фрея. Красивое ее лицо исказилось злобой. О, сколько же в ней читалось этой вселенской злобы!
   - Ты.
   - Я убила всех твоих братьев. Все они здесь, полюбуйся на Царство Теней, падаль!
   - Не буду! - закричал Аненик, закрывая руками лицо. Но его вытолкнули снова на поляну, за ров, и он увидел, когда его руки отодрали от лица: тени... Это тени инчей, погибших в пучине потопа... Так вот что с нами будет после смерти... Безысходность... У них лица родных, но нет их самих, только тени... И... они не слышат, не видят... Не чувствуют...
   - И забыли тебя, ты для них не существуешь, щенок! - взвизгивала Фрея. - Им нет покоя, вечная скорбь. Но им еще повезло. Хуже живым! Хуже!
   - Что ты наделала, что ты натворила с моим народом, ты всех убила, это все ты!
   - Ну конечно, я, а кто же еще? Где надменные инчи, глупые надменные инчи? Их нет, Аненик. Только тени. И учти, они сами в этом виноваты, спроси хоть Вышних. Я тут совершенно не причем. Совершенно не причем.
   Аненик, никем не удерживаемый, кинулся к Фрее, схватил ее за худые плечи и встряхнул.
   - Ты сказала: "хуже живым". Ты так сказала. Ты все время лжешь. Значит, живые остались? Говори!
   Фрея оторвала его руки, отскочила и звонко рассмеялась.
   - Живые? Они больше не живые! Они отныне и навек мои рабы. Я покажу их тебе. Когда сломаю последнего. Однако мальчик строптив. Эй, ребята! В башню его.
  
   И потянулись дни, один кошмарнее другого. Аненика навещали только для того, чтобы избить. От баланды, миска с которой иногда возникала у порога, Аненика сначала просто мутило, а потом начало конкретно рвать. Его выводили на пытки, Фрея близко подходила ко вздернутому на дыбу Аненику и шептала в самое лицо:
   - Стань моим, стань! Согласись служить, согласись!
   Аненик сначала молча сносил издевательства, потом принялся поносить Фрею и всех ее приспешников; однако настал тот день, когда от слабости он не смог произнести ни слова.
   Тогда, видя, что узник умирает, но не сдается, Фрея сменила тактику. Она начала действовать уговорами и посулами. Она велела покормить Аненика нормальной едой, дала ему отоспаться после перенесенных пыток. Когда его раны немного зажили, Фрея вывела его погулять во внутренний двор своего замка. Аненик увидел здесь инчей; инчей никто не мучил. Их лица светились улыбками, движения были замедленны. Аненик окликал некоторых по имени, кого знал - они не отвечали ему, не отзывались на свои имена. Все, что происходило вокруг него с того самого момента, как он попал в этот чертов замок, казалось ему каким-то ужасным сном. Этим сном теперь стала его жизнь. Он уже потихоньку начал сходить с ума. Говорить он мог только с Фреей, остальные были немы. С Фреей он предпочитал не разговаривать, потому что Фрея вела беседы только об одном: как хорошо станет Аненику, когда он скажет ей одно простое слово "да". Со слов Фреи выходило, что сдаются одинаково быстро и живые узники, и тени погибших. Что мол несчастные души инчей только тут, в замке, смогут наконец обрести покой. Для них нет иного исхода. Аненик пытался не верить. Он отворачивался от Фреи и молча ждал, когда она уйдет. Фрея то обзывала и оскорбляла его, то вдруг могла попытаться обласкать и даже обнять, и после ее ухода Аненик чувствовал себя совершенно выпотрошенным.
   Во сне ему снилась мать. Она приходила к нему и плакала, и просила помочь ей... Аненик спрашивал, как же он может ей помочь, измученный узник? Мать не объясняла, только приходила каждую ночь и горько-горько плакала... А однажды Аненик и не заметил, как сон перешел в явь. Только мать была в башне, рядом с ним. Он так хорошо видел ее лицо, такое любимое им. Он кинулся к ней, попытался обнять бестелесный призрак. Он так хотел прижаться к ней, рассказать обо всех ужасах, которых он насмотрелся, расспросить про то, где теперь оказались сестры и братья, теперь, когда их нет среди живых... Мать не отвечала на его жаркие расспросы, она говорила о главном:
   - Согласись, сынок, - ласково и печально шептала мать. - Этим ты вернешь мне жизнь... Фрея отпустит меня.
   - Нет, мама, - со страстным убеждением ответил Аненик. - Она обманет нас! Она никому ничего не вернет, вот послушай меня! То, что она называет жизнью, на самом деле просто адский сон в плену, вот и все! А служение ей - это путь убийств и разбоя, я знаю!
   Мать начала плакать, разрывая ему сердце. Тогда Аненик тихо позвал:
   - Фрея!
  Фрея, казалось, подслушивала их разговор. Она незамедлительно отозвалась:
  - Что, мой золотой?
  - Ты правда можешь оживить мою мать?
  - Что, сомневаешься? Смотри!
  Тень моментально обрела телесную оболочку и кинулась к Аненику. Перед ним была его матушка, совсем такая же, как при жизни. Только... вот глаза... нет, их выражение...
  - Но это не она!
   - Что? - закричала Фрея гневно. - Не она?! А кто тогда, скотина? На, убей тварь, если это не мать твоя!
   Фрея выхватила кинжал и протянула его Аненику.
   - Не убивай! - завопила женщина и кинулась к его ногам. Аненик чуть не потерял рассудок, чувствуя однако, что это обман. А как хочется верить, что это она!
   Фрея толкнула Аненика в спину.
   - Убей демона, и дело с концом. А не хочешь, так я сама.
   Фрея отняла у Аненика кинжал и занесла руку над его матерью. Этого Аненик вынести уже не мог; он вырвал у Фреи из рук оружие и попытался вонзить ей же в грудь, но клинок наткнулся на скрытые под одеждой латы и переломился.
  Фрея, резко увеличившись в размерах, исчезла с хохотом, призрак же матери сжался в серый комок и юркнул куда-то в щель внизу стены. Аненик упал на плиты пола и долго и горько плакал.
  Потом на глазах Аненика пытали инчей. Инчам сообщили, что своими мучениями они обязаны Аненику и его чертову упрямству. Потом Аненика пытали на глазах у инчей, а инчи плевали в его изможденное бледное лицо. Аненику сломали обе ноги в пыточном станке, и он больше уже не мог ходить. Его приковали цепями к стене в распятом виде и заставляли раз за разом смотреть на очередные пытки.
  Теперь во снах и наяву его окружали умершие сестры и братья, Клен и Олень, Волк и Гор. Они тоже просили помощи, умоляли сдаться. Они смотрели то ласково, то с презрением. Аненик уже совсем не соображал, что происходит вокруг. Он разговаривал со стенами и молчал, когда к нему обращались призраки. Весь в засохшей крови и грязи, он висел на цепях и бредил. Вой теней там, за крепостной стеной, снился ему, вонзался в его мозг, раздирал ему уши. Тени ненавидели его. Тени хотели жить, все зависело только от Аненика.
  Но Аненик не сдавался. Он абсолютно не верил Фрее, и каждый разгаданный им подлый фокус Фреи убеждал его полуугасшее сознание в том, что он прав. Там, на воле, в честном бою погибли его друзья, погибли почти все мужчины и мальчишки племени Змеев. Они не сдавались на милость победителя, так как может он сдаться? Тогда выходит, что их гибель была напрасной жертвой? Нет, их мужество как флаг, который они успели передать ему на сохранение перед смертью. И он лучше сдохнет, но флаг не отдаст на поругание. Звон оружия иногда мерещился ему, подбадривая впечатлением от этого страшного сражения. Ну а те, кого забрали в плен в бессознательном состоянии... Их ждали пытки. Трудно их осуждать. Узники замка, что сдавались один за другим - едва только выдавливали из себя согласие служить, как тут же возвращались, живые и невредимые, прилично одетые, при оружии, с пустыми стеклянными глазами. Фрея формировала свое воинство, покорное и бесстрашное.
  
  И настал однажды странный день. Очнувшись от тяжелого забытья в цепях, Аненик обнаружил, что его никто не стережет. Аненик уже не раз, беснуясь, вырывал свои кандалы из креплений; стражники всякий раз забивали их обратно. Увидев, что он один в пыточной камере, Аненик воодушевился и начал раскачиваться на цепях. Как ни слаб он был, тем не менее неоднократно вырванные им цепи держались плохо, он вырвал сначала одну руку, потом вторую, рухнул на пол и лежа выдрал цепи, державшие ноги. Он не мог идти, но ползти он смог и пополз... Метр за метром преодолевал Аненик расстояние, отделявшее его от выхода в коридор. Дверь была раскрыта нараспашку. Коридор он преодолел за час, лестницу вверх - за три. Оставалась одна дверь, обитая железом, сгнившая внизу. Аненик дополз до нее и толкнул; дверь со скрипом открылась. Сегодня все двери были не заперты. В затхлое нутро башни со двора ворвался прохладный и влажный воздух. В образовавшуюся щель Аненику был виден кусок внутреннего двора замка. Нарядно одетые стражники, в числе которых было уже много инчей, носили вязанки дров на середину двора. Очевидно, сооружался гигантский костер. Совершать побег при свете дня Аненик не решился, и пролежал за дверью до темноты. Получится убежать - буду жить, не удастся - сгину здесь навек. Фрея несколько раз прошла мимо самого носа Аненика, не замечая его горящих ненавистью глаз. А вот Аненик кое-что заметил: Фрея была невменяема. Праздник, все пьяны или вроде того!
  Или... этот праздник... в честь того, что все сдались?! Но этого не может быть, потому что он ведь не сдался! Нет, он совсем даже не сдался, вы слышите меня?
  И не собираюсь, в отчаянии черпая последние силы, решил искалеченный матрос Аненик, лежа в сырой тени у замшелых стен белоснежного замка.
  Пробираться к воротам он начал, когда костер пылал, и звучала музыка. Музыка завораживала, как языческие молитвы. Фрея исходила в страстном танце над огнем, была поистине прекрасна, неотразима в своем танце. С трудом оторвав глаза от диковинной красоты зрелища, Аненик пополз вон из замка. Он полз осторожно вдоль самой стены, там, куда не доходил свет костра. Ноги совсем не слушались его, выручали лишь набравшиеся невиданной силы руки. Ворота были открыты, мост опущен, стража отсутствовала. Не испытывая страха, не чувствуя боли, Аненик прополз на животе по струганным доскам и оказался по ту сторону рва.
  Скошенная, сладко пахнущая трава не могла укрыть беглеца, и он, лишь на удачу надеясь, снова заработал ободранными локтями. Лес близко; все ближе. Уже веет прохладой от его дебрей. Спрячьте меня, древние деревья, укройте меня, свинцовые тучи, спаси меня, стремительный ветер.
  Но поздно вспомнил Аненик заклинания Змеев - природа лишь вздохнула и притихла виновато, когда Аненика окружили безмолвные стражники замка. Он уткнул лицо в росистую траву и закрыл глаза. Его подняли за локти и потащили назад...
  Массу сил Аненик отдал на самое последнее в его жизни сопротивление. Пусть наконец разорвется от отчаяния сердце, пусть совсем кончатся силы и освободится душа, и рванется туда, где сейчас родные и друзья...
  Но как ни бесновался, как ни рвался Аненик из железных лап - никакого толка он не добился, лишь поник в руках стражников, и они понесли его спокойно. Аненик смотрел в их лица, узнавал каждого, и начиная сходить с ума, разговаривал с ними, не получая ответа. У входа же на мост он снова рванулся, растолкал стражу, и, упав на колени, закричал:
  - Будь ты вечно проклят, Черный замок! Он кажется вам белым? Но он от страданий инчей черный! И не прозрачная вода наполняет этот ров, нет - красная, теплая кровь, кровь ваших убитых братьев! Кровь ваших погибших братьев! И стены замка тонут в крови. А, Фрея! Здравствуй, родная. Как ты, красавица? А что это с тобой? Как ты уродлива! Что обезобразило тебя? Понятно, твоя злоба. Она высушила тебя, высосала тебя, сожрала всю твою прославленную красоту, так и знай!
  И Аненик впервые за все время пребывания в плену грохнулся в обморок.
  И не увидел свою первую победу над Фреей, убегавшей в свои покои полностью деморализованной.
  
  Наутро устроили казнь. Буднично возвели помост с деревянной рамой и тяжелым ножом, подвешенным на веревке - Аненик взирал на строительство равнодушно, сидя у стены. Уже не было сил дышать. До полудня его стерегли два стражника из числа нелюдей, вонючие и звероподобные; после их сменил Змей - Аненик помнил его с детства. Дан, мы дружили с тобой, помнишь? Ты рос балбесом и везунчиком, добрым мальчишкой, хотя и ужасным лентяем. Вот и тебя перемололи кошмарные жернова, раз сидишь здесь и стережешь обреченного гордеца.
  - Жарко, да? - вдруг обратился к нему Дан звонким голосом, и тот машинально ответил, прошептав:
  - Да, - и тут только понял, что слышит речь Змеев и сам говорит на ней. Ну да, Дан почти не знает инчанского языка.
  - Ну, чего делать собрался? - ласково спросил Дан. Аненик отвернулся от него. Рос балбесом, и после смерти балбес.
  Аненик видел Дана мертвым. Его конь перешагнул через тело Дана, израненное и бездыханное. Видать, сдался уже после смерти. Наверное, пытали зверски... Чего осуждать? Настораживало лишь то, что выглядел Дан вполне живым, и взгляд был у него осмысленный и шустрый, не как у остальных пленных. Вот что Фрея делает с убитыми - дает им жизнь. Значит, может?!
  Ничего не стал спрашивать Аненик у Дана, а хотелось: почему он служит Фрее, каково это - умирать и воскресать... Но говорить не было сил.
  К вечеру у помоста стала собираться толпа. Снова видел Аненик своими уставшими глазами бывших земляков, нелюдей, саму Фрею, припожаловавшую к месту казни в фиолетовой чадре, закрывавшей половину лица. Равнодушие охватило дотоле бешено ненавидевшего Фрею Аненика. Его подняли, потащили на помост. Руки ему связали за спиной, поставили на колени перед деревянным чурбаном. Нож оказался над самой его шеей. Все молчали. Аненик обостренным в минуту прощания с жизнью слухом уловил, как тонко звенит натянутая веревка... Со свистом топор опустился на веревку, она лопнула, и нож заскользил по раме вниз, стремительно приближая конец всему...
  - Ну хватит, - четко на языке Змеев сказал доселе помалкивавший Дан и встал на ноги. - Пошли отсюда, - велел он Аненику.
  
  ...Нож висел, ничем не удерживаемый, в двадцати сантиметрах от головы Аненика. Палач замер с топором в руках, предвкушая кровь. Зрители тупо пялились на помост. Фрея не двигалась с места, и даже волосы ее, взъерошенные ветерком, не шевелились. В небе застыла парящая ворона...
  Аненик осторожно вынул голову из-под ножа и поднялся на ноги. Ноги не болели. Оглянулся на Дана. Тот обнял Аненика одной рукой за плечи. Улыбнулся.
  - Пошли, - сказал.
  Молча, решив про себя, что он уже умер и в раю присоединился к несдавшемуся-таки Дану, Аненик послушно пошел. Куда? - не знал. Теперь, наверное, не важно. Однако как безболезненно умер! Кого он сейчас встретит среди мертвых? Увидит ли Гора и мать? И Арик?
  Пока же друзья неспешно шли через поляну, удаляясь от белого замка... Стоп.
  Аненик обернулся и остолбенел.
  - Дан, мне мерещится или замок стал черным?
  Дан заулыбался.
  - Стал.
  - А во рву...
  - А, да. Там кровь.
  - Это... сделал... ты?
  Дан засмеялся счастливо.
  - Эко придумал! Это с тебя надо спрашивать!
  Продолжать расспросы Аненик не стал, решив про себя, что Дан скорее всего отмечен свыше, избран, явился к нему посланником рая, заколдовал замок и воду во рву, а возможно, и спас остатки человечества... А с виду балбес балбесом, идет и насвистывает...
  Для чистокровного змея, каким был Дан, летать было проще, чем ходить, и Дан взмыл в небо, держа растерянного Аненика за руку. Они перенеслись через лес, реку и горный хребет, и опустились на землю на симпатичной поляне по ту сторону гор. По периметру поляну окружал сосновый бор, а на опушке жались друг к другу и к деревьям домики, целый поселок. Сверху Аненику было видно, что все обитатели поселка вышли встречать их, они стояли, задрав головы, и показывали руками на приближающихся путников. Оказавшись на земле и сфокусировав измученный взгляд, Аненик застыл от изумления.
  
  Здесь был Гор. Совсем живой, улыбающийся Гор, которого он лично видел убитым.
  - Негодяй, - нежно проговорил Гор. - Ты жив, подлец.
  Аненик улыбался счастливой улыбкой умалишенного. Его глаза блуждали. Он никак не мог понять, жив ли он сам. Змеи. Здесь были воины, женщины и дети погибшего по мнению Аненика племени змеев. Вот их знаменитые шлемы и луки. Вот их темные добрые глаза.
  - Мы живы, - говорили Змеи. Нас спасли эльфы. Они умеют.
  - А инчи? Инчи выжили, хоть кто-нибудь?
  - Да, многие! - жарко убеждал Гор. - Все те, кого перенес сюда Иней, и кто не попал в плен - они все живы...
  Значит, считанные единицы... Народ погиб... И как бесславно... Но Мин-Эр, она ведь жива?
  И он увидел Мин-Эр. Она вышла из-за спин своих земляков, такая... такая... Аненик почувствовал, что земля уходит из-под его ног.
  - Да тебе надо отдохнуть, дружок, - прошептал, глядя на него, Гор. Он подставил плечо и потянул Аненика в свой домишко.
  Мало осталось на Земле инчей. Тут Фрея была почти права. По пальцам перечесть. Но вот так ли уж верно то, что все-все сдались? Все те, кто погиб в пучине? Все те, кто задохнулся в дыму? В замке Аненик видел от силы сотню. А ведь в Атлантиде жили несколько миллионов инчей. Не могла она всех поработить... Убить - да, но не поработить... Она ни за что не поработила бы Арик. И Клена тоже. Где же они, милые мои друзья? В небытии? Уж лучше в небытии, поверьте... Я найду способ выручить вас оттуда... И маму... Терпите, милые... Надейтесь... На меня...
  Аненик уснул.
   
  6
  
   Инея разбудил плеск волны. Нет, не так: кошка, прикорнувшая на его груди, почему-то перестала мурчать. Она раскрыла огромные желтые глазищи. Иней приподнял кружащуюся голову и лениво оглядел сумрачные окрестности. И внезапно сел; кошка скатилась к нему на колени.
   Прямо на него шел корабль, горделиво распустив вспенившиеся паруса. Как избежал он смертоносной бури? Иней приложил руку с выступившей на коже морской солью козырьком ко лбу.
   - Слышь, Мурка? Мы спасены.
  
   Иней не стал полагаться на зоркость вахтенного матроса. Выждав, пока корабль не приблизился на минимальное расстояние, Иней собрал все свои магические способности и единым прыжком достиг борта судна. Кошка, выпучив глаза и вздыбив шерсть, вцепилась когтями в его рубашку; оказавшись на палубе, она с воплем убежала.
   Иней перевалился через фальшборт, выпрямился, предъявив себя морякам, глазевшим на неожиданного пришельца из пучин морских, и упал со всего роста на палубу.
  
   Иней вскоре очнулся, но за то время, что он спал, его успели уже принять и за морского черта, и за привидение, и за пирата. Только лишь шкипер корабля, Нэф, развеял все праздные домыслы.
   - Это Иней, приятель Аненика. Это единственный живой свидетель гибели нашей земли...
   Иней лежал в каюте шкипера, его не беспокоили расспросами, кошка вернулась и неотлучно находилась при нем.
   - Семицветик, - хрипло приветствовал он ее, как старого друга. Кошка жмурила глаза, убаюканная качкой.
  
   Моряки слушали хмурый рассказ Инея молча, опустив головы. Все они были уроженцами Атлантиды, кто из Ивриады, кто из других мест, и люди, и инчи вперемешку.
   - Что ж, - подвел итог его рассказу Нэф. - Пойдем искать сушу. Где-нибудь хоть клочок да сохранился!
   Удручало знающих географию лишь то, что обитаемые земли инчей на восточном материке располагались в основном в низинах, на побережье, где даже зимой нес тепло ласковый океан. Вглубь материка инчи не заходили, если только на север Дикого континента, да и то самые смелые.
   Инею особенно ни к чему было искать землю. Он все время думал об отправленной в Царство Арик, о пропавших Аненике и Жуке - но однако же надо ведь узнать, где на земле можно еще жить? Каково из себя Царство, Иней толком не знал, есть ли там пища, какой там климат. И какие там водятся враги.
   Пока возвращались силы, Иней оставался на корабле; но земля не показывалась. Обретя же снова способность перемещаться, Иней не прощаясь покинул судно и оказался в Царстве.
  
   Первозданная тишина оглушила его. Их с Жуком пещера, где, как он думал, скрывались спасенные с земли змеи, а также детишки из Ивриады и Арик, была пуста. Она еще хранила следы недавнего присутствия многих земляков: поспешно уходя, они оставили кое-какой скарб, тряпки, посуду. Иней постоял в звенящей тишине и вышел на волю. После сумрачного, затянутого смогом Мира небо Царства показалось ему ослепительно ясным. И что-то безнадежно-трагичное есть в этой непонятной тишине... Что это?!
   В траве, в двух десятках шагов от пещеры Иней увидел стрелу. Поднял ее - стрела Дыма, с вырезанным узором и блестящим оперением. Иней видел ее в руках у парня еще в обсерватории. Иней, схватив находку, стал обшаривать траву вокруг. В стволе дерева - застрял нож. На нем руны змеев. Еще оружие, непонятные знаки. Иней то и дело опускался на колени, шарил руками в траве. Следы уводили от пещеры вглубь леса. Все чаще попадались сломанные мечи, разбитые шлемы. Битва произошла в древнем лесу инчей, страшная битва. Трупов нет. Кто-то собрал и захоронил их. Кровь на оружии высохла, но еще не превратилась в ржавчину - битва совсем недавняя!
   А вот и кое-что новое возникло в хорошо знакомом Инею лесу: курган. Свежайший курган, земля еще сырая, и весь обложен камнями. Иней обошел насыпь со всех сторон, на одной плите обнаружил надпись. Часть рун была ему незнакома, а Клен бы наверняка их узнал. А ниже на языках змеев и инчей (эти руны Иней довольно бегло читал) было написано: "Здесь покоятся доблестные воины Мира, павшие за свободу своего народа"
   Вот в какую переделку угодили несчастные змеи. Стоило спасать их от потопа, чтобы угробить в неизвестно кем начатой войне! А Арик, она тоже здесь, в этой братской могиле? Этого не может быть. Этого не может быть...
   Кто похоронил их, враги? Враги не сделали бы такую надпись. И что за враги, Фрея, о которой рассказывал когда-то Клен, неужели же Фрея?
   Иней, повесив голову, поплелся наугад в лес. Идти ему было некуда, ждать нечего. Горевать уже не было сил, в душе выл ветер. Все виделись глаза друзей и лукавая мордашка Арик.
   Лес расступался перед печальным Инеем, ласковое солнце пекло ему спину. В тоске поднял он голову к небу, тихонько взлетел, летал над бескрайним казалось бы лесом - куда же вы делись, змеи, куда делись в этом пустынном Царстве, в Мире Сна?
   На востоке все черно, на юге все черно - за лесом, за Великой рекой лежат в руинах сожженные, уничтоженные 5 тысяч лет назад земли Инчей Великих. Все, что осталось от Царства - этот лес, да таинственные земли к западу от реки Кручины, да пограничная северная река Ивера, да подернутые дымкой Синие горы. У Клена были карты, Иней, от природы любознательный и всегда охотно слушавший Клена, знал названия кое-каких рек и гор. Увидев сверху, что лес отнюдь не безграничен и не сплошной, Иней облюбовал небольшую поляну и стал спускаться; на опушке леса он заметил небольшой домик, построенный из бревен. С высоты домик был не виден - ели скрывали его; Иней опустился в нехоженую траву и замер, прислушиваясь. Вроде бы все тихо. Домик молча смотрел на него маленькими оконцами из-под нависающей крыши и казался необитаемым. Иней сделал осторожный шаг и опять замер. Его рысьи уши уловили тончайший звон туго натянутой тетивы. Покосившись по сторонам, Иней вздрогнул. Прямо на него была нацелена белоперая стрела. Грозный стрелок стоял за деревом чуть справа, шагах в десяти. В сумраке чащи его светлый шлем и тонкая кольчуга непостижимо сияли, а из-под шлема Инея сверлили сверкающие глаза.
   Иней устало поднял руки.
   - Я не вооружен, - сказал он на языке змеев.
  - Иней? - удивленно спросил стрелок и медленно опустил лук. Ему пришлось снять шлем, чтобы Иней узнал его.
  - Саник! - ошарашено произнес Иней, все еще не веря. - Саник!
  Столь неожиданно было встретить среди пустоты и смерти живого друга, что Иней без долгих разговоров крепко обнял Саника, и тот с энтузиазмом хлопал Инея по спине.
  - Иней, бродяга! Ты жив!
  Лицо Саника светилось ликованием. Значит, меня считали погибшим, догадался Иней. Одежда Саника была в пятнах крови, кольчуга в лохмотьях, залатанных подручными средствами; на лбу начинался и уходил под волосы широкий некрасивый шрам. Саник возбужденно рассказал, что в избушке он не один, с ним Жук, только сейчас он на охоте.
  - Саник, неужели все Змеи погибли?
  - Ох, Иней, никого не осталось... В бою пали, а некоторых без чувств в плен утащили...
  - И где они теперь?
  - В замке Фреи, думаю. Мы знаешь, откуда сбежали?
  Саник махнул рукой на восток.
  - Почти из ее замка. Очнулись и дали деру.
  - У Фреи есть воинство? Они гнались за вами?
  - Нет. Они умерли. Ты видал их когда-нибудь?
  - Никогда.
  Саник кивнул.
  - Мы высвободились и их же вражьими ятаганами убили их. Они расслабились, скоты... Надо было разделаться со всеми. Знаешь, Иней, их можно только одним способом свалить: отрубить голову. Мразь. В общем, очнулся посреди Гати, рядом Жук сидит, весь в крови, и лицо руками закрыл. Кругом эти лежат. Когда я смог встать и идти, потащились искать источник с живой водой. Приходили на поле боя, там остались лежать тела братьев. Вот, а потом набрели на эту избушку. Тут пока живем. Я все думаю, их похоронить надо...
  - ?? А я думал, это вы похоронили всех и курган насыпали... И надпись высекли...
  - Какой курган? Какую надпись?
  
  Позже из лесу кошачьей поступью вышел Жук, хитрыми глазами из-под своей неизменной шапочки осматривая поляну вокруг себя. Он насвистывал, на плече нес палку с привязанной пернатой добычей. Увидев Инея, палку бросил в высокую траву и кинулся к другу, и радость от встречи, и бесконечная надежда светилась в его глазах - расскажи, ты спас друзей? Арик?
  Друзей?.. Иней поник головой. Их уже не было в живых, Клена, Волка и Оленя, так сказала Арик... Арик должна была быть здесь...
  - Тогда Арик скорее всего в плену, - тихо отвечал Жук. - И Аненик, и Гор. Мы не видели их тел. Все, кого мы смогли перенести сюда из Мира, все погибли или в плену...
  Вместе они пошли осматривать курган. Саник, опустившись на одно колено перед братской могилой, пристально рассматривал надпись, даже прикоснулся к рунам рукой.
  - Это эльфийские руны, - тихо проговорил он. - Здесь сказано, что эльф по имени Димень сложил голову вместе с инчами из племени Змея. С вами был эльф? - он поднял глаза на Жука и Инея.
  - Не знаю... Ты читаешь эльфийские руны? - удивился Жук.
  Саник промолчал, поникнув головой. Вместо ответа он проговорил:
  - Значит, Димень был среди инчей... Погиб мальчишка. Горе... Я думаю, мы остались одни в живых. Все на Земле утонули, а души утонувших поработила Фрея. А кого не поработила, те бродят по Царству и стонут, я слышу...
  - Ты слышишь? Кто же ты сам? - тихо спросил Жук.
  Саник снова не ответил на прямой вопрос... Лишь сказал тихо и решительно:
  - Сидеть в этом брошенном, печальном лесу бессмысленно. Надо пробираться в эльфийские пределы, братья. Я проведу вас. Тут уже все сделано как надо, и нас здесь ничего не задерживает.
  
  ...Много миновало столетий с тех незапамятных времен, когда эльфы оставили у западных границ Царства свой сторожевой отряд, а сами ушли подальше от непонятных и кошмарных войн, затеянных гениальными технарями инчами. Дворец у Синих гор опустел, лес одичал без своих веселых обитателей. Возглавлять отряд эльфийский царь повелел своему старшему сыну. Так и повелось.
  Взгляд царевича сосредоточен на внутренней боли, это Аненик видит безо всяких слов. Сверкающие серые глаза, а сколько в них горя, загнанного на самое дно души! Что с тобой, эльф?
  Царевич идет впереди по тропинке через окраину Дремучего леса. Аненик бесшумно ступает за ним. Деревья склоняют ветви перед лесным эльфом, некоторые даже прикасаются к его плечам, и он отвечает им печальной улыбкой.
  Тропинка, петляя меж деревьев, привела к сумрачной полянке, поросшей высокой травой. Раздвинув стебли, эльф показал Аненику чудо - родник в траве. Опустившись на одно колено, царевич набрал воды в горсть и молча смочил ссадину на руке Аненика. Царапина моментально исчезла. Аненик понял, для чего эльф привел его к источнику, и сам смазал и смочил все свои раны и ожоги. Теперь Аненик относительно понял, как вернулись к жизни явно умершие Гор и Дан. Поправились спасенные Арик раненые, те, кто не умер раньше и не сдался во время боя, запаниковав. Были и такие; эльфы никого не осуждали, просто приютили в своем когда-то многолюдном, а теперь опустевшем поселке остатки племени Змеев и горстку инчей и людей, переживших катастрофу.
  Дыма эльфы спасти на смогли: поздно нашли, он погиб в числе первых.
  По Дыму скорбел царевич... Эльф Димень был младшим сыном царя лесных эльфов, строптивым мальчиком, сбежавшим из родной обители и выбравшим смертный удел... Зачем? - кто знает, однако Дым, как звали его инчи, появился в Мире и жил среди инчей, поражая близких неземной внешностью. Братья все равно дружили и часто виделись, пока Дым подрастал. Царевич тяжело переживал смерть брата, так и не достигшего порога совершеннолетия.
  Арик эльфы не нашли. Аненик больше не мог уже принимать потерь; он подсознательно отвергал мысль о гибели Арик и втайне надеялся, что младшая сестренка вывернулась из беды так же легко, как выворачивалась всегда.
  Через некоторое время Аненик уже достаточно окреп для того, чтобы начать гулять по земле эльфов. Домики на поляне являлись лишь преддверием в сказочную страну. Пройдя мрачноватый бор под неизменную песню кукушки, Аненик выходил к большому озеру, на противоположном берегу которого высился ажурный дворец. С востока дворец прикрывали скалы, в скалах тоже жили эльфы - воздушные кружевные мостки соединяли дворец и уединенные пещеры. Горы в этом месте были гораздо выше и прекраснее, чем там, где за перевалом начиналось покинутое Царство инчей. Из расселины в озеро струился весь в радужных брызгах водопад; выше дворца начинались горные луга, а над ними сверкали снежные вершины. Кое-кто из эльфов свои домики устроил под корнями больших древних деревьев. Вечерами, когда солнце клонилось к верхушкам Дремучего леса, Аненик и царевич встречались на берегу озера, чтобы поговорить. Рассказы о Мире и о постигшей его катастрофе заставляли глаза эльфа сиять огнем; в свою очередь, он подробно и охотно излагал историю давно покинутого инчами Царства.
  - Вы называете Царством все наше Побережье, а на самом деле Царство инчей - лишь часть суши, далеко не самая большая. Кроме вашего Царства, когда-то населенного инчами, здесь есть обширные и спокойные, хорошо охраняемые леса, населенные эльфами разных родов. Есть и другие народности, есть тут даже Люди. Да! Их осталось мало, лишь те, кто успел уйти с тонущего острова. Их остров затонул... Это было могущественное и цветущее королевство, но и его погубили войны.
  - Их остров затонул?
  - Был затоплен. Не так давно.
  - Не так давно?
  Эльф прищурился, кивнул.
  - Да. Это было уже после гибели Царства Инчей, даже после того как вы ушли в Мир. Остров затонул как раз перед моим рождением.
  - Сколько же тебе лет?!
  Эльф вздохнул.
  - Эльфы живут долго... Помнишь, я рассказывал тебе про встречу эльфами 105 спасенных инчей? Их встретил мой отец. Он отвел их в наши пределы. Где они и прожили сотни и сотни лет. Это тебя не удивляет? Мой отец и сейчас всех их по именам назовет - всех тех, кого вы считаете лишь легендой.
  Мы, лесные эльфы, всегда гордились родством с инчами и любили вас. Из-за войн в Царстве инчей эльфы покинули Дремучий лес... Здесь слишком близка была война. А наша Пуща тихая... Там нашли приют беглецы. Только сейчас и там неспокойно стало... Я думаю, что Фрею питает силой тот же, наш всеобщий враг. Великие маги начинают служить ему, вот наша беда! И ты видишь, как он действует - сначала сеет в сердцах зависть, а потом пожинает кровь.
  - А те люди, с острова, они погибли?
  - Не все... Они выжили. Это хорошие люди, и есть ощущение, что они наследники некой погибшей цивилизации, которая старше даже нашего Побережья. Но я не знаю наверное, предначальная эпоха слишком давно канула в вечность... Мы хотели бы, чтобы Инчи вернулись в Царство и возродили его в прежней славе и мощи... Никто не вправе указывать вам, вы полюбили Мир, а о Царстве у вас лишь мрачные воспоминания... Но нам без вас здесь... одиноко, что ли... Мы бываем во многих мирах, видим людей и нелюдей, цивилизованных и не очень, но таких, как вы - нет нигде... Вообще наше время, время волшебства, проходит... Люди заполняют Вселенную, люди...
  Царевич много поведал Аненику сказок о погибших в незапамятные времена народах; об устройстве мира в пределах своих познаний, о древних и вечных войнах, о великих и славных полководцах, бессмертных злых и добрых волшебниках, непрестанно воюющих и в наши дни... О бесчисленных мирах и странах, от примитивных до высочайше развитых и стоящих на пороге упадка, закономерного, как смена времен года... Время то ознаменовалось удивительным затишьем на всем Побережье, эльфы отдыхали, никуда не спеша особенно, границы тихо дремали, никем не потревоженные, и Аненик отдыхал вместе с эльфами. Он потихоньку начинал понимать их старинный язык, совсем не похожий на язык инчей; он слушал их красивые песни - саги и вникал в таинственный смысл их бытия.
  Так однажды сидели они с царевичем праздно на горбатом мостике через ручей, впадавший в озеро со стороны гор. Вечерело; воздух был напоен сладкими запахами лесных трав, с гор тянуло свежестью. Предыдущие дни непогодилось, шел дождик, а сегодня наконец небо расчистилось. Эльф с удовольствием слушал сбивчивую повесть Аненика о безвозвратно утерянной земле. Рассказ уже почти исчерпал себя, когда на посиневшем небе из-за гор полновластно появилось яркое белое светило. Аненик, впервые обративший внимание на новое явление, раскрыл рот и замолчал, серые глазищи эльфа тоже распахнулись. Царевич втянул тонкими ноздрями вечерний воздух.
  - Луна, - медленно, словно прислушиваясь к сладкозвучному имени, произнес он.
  Новое белое солнце отражалось в озере, и все вокруг - дворец, деревья, горы - заиграло бесподобно красивым серебряным светом. Мир преобразился и стоял нарядный и безмолвный, словно бы наконец дождался давно обещанной награды.
  - Что это? - одними губами пошептал Аненик, глядя с ужасом, как серебристый свет заливает узкую долину.
  - Заветное ночное солнце древних. Его появление было предсказано нам в давних преданиях.
  Леденящий страх проник в душу Аненика, а с эльфом происходило что-то странное: он как завороженный вглядывался в вызвездившее небо, подставляя бледное лицо холодному свету. Аненик смотрел на него - юный царевич тоже преобразился. Между нами бездна, понял Аненик... Мы дети разных вселенных... Царевич шептал на своем языке, Аненик немного понимал его:
  - Начали сбываться предсказания... Это начало конца эпохи легенд... Да, миру волшебства приходит закономерный конец... Время ускорится, будет лететь для нас... Так говорят предания... И расступятся Мир и Побережье, явь и навь...
  Опустил голову потрясенный и напуганный Аненик - куда деться от безжалостного ока Луны? Рука царевича, легкая рука, легла ему на плечо.
  - Не бойся Луны.
  Глаза эльфа горели; голос успокаивал.
  - Ты знаешь так много... - шепнул Аненик.
  - О нет; почти ничего. Но вот что знаю точно: для честных и смелых нет смерти, ничто не исчезает в никуда и за все будет расплата по заслугам.
  
  Среди живых больше нет матери и отца, сестер и братьев, и почти всех друзей... Всегда одинокий, теперь Аненик стал еще более печален, еще более одинок. Его семью теперь составляла Мин-Эр и названная мать Нела, Аненик чувствовал ответственность за них и старался им помогать как мог.
  
  По словам царевича, Аненик и Фрея вскоре должны будут предстать перед Высшим судом.
  - Не бойся, тебе не за что краснеть перед пречистыми. Все, что ты натворил в своей юной жизни, перекрыто... Я не буду тебя хвалить, пусть они займутся этим... Но знай, что и Фрея, и все мы от самой невзрачной амебы до старейших магов - лишь песчинки, составляющие мирозданье, и каждая из этих песчинок важна и дорога одинаково. Так что не жди, что Фрею накажут.
  - Но почему я должен идти на суд? Почему именно я?
  - Ты же хочешь помочь инчам возродиться? Тогда ты должен пойти.
  
  И вот однажды царевич, пригнувшись на пороге, пожаловал в домик Гора, где обитал Аненик. Глаза инча, синие как небо, смело встретили взгляд эльфа. Гор поздоровался по-эльфийски, царевич с ясной улыбкой ответил ему. Серебристые одежды эльфа были скрыты под тонкой кольчугой; за спиной висел колчан белоперых стрел и упругий лук. Аненик удивленно осматривал его снаряжение.
  - Собирайся, Аненик. Я буду сопровождать тебя в Царство, в пещеру оракула, но все же вооружись и ты - в Царстве безраздельно властвует Зло.
  
   Сначала они шли не спеша, по росе, приближаясь козьей тропкой к горному перевалу, и деревья привычно-ласково провожали их. Подъем на гору показался тяжелым для Аненика, но легкий как перышко эльф тянул его за собой, прыгая с уступа на уступ. Взобравшись на самый верх, они замерли, оглядывая открывшуюся им далеко внизу и простиравшуюся до самого горизонта Долину Тюльпанов. Цветы покрывали долину сплошь, как живой ковер, и лучи утреннего солнца ласкали их нежные лепестки, белые, как снег, и красные, как кровь.
   - Красивейшее место Царства. Здесь рождаются крылатые кони - на все миры планеты только здесь, - шепнул царевич. - Ладно, давай спускаться.
   - Спускаться?! Здесь? - Аненик с ужасом смотрел на почти отвесный склон у себя под ногами.
   - Ты должен полететь, и тогда я полечу с тобой, - объяснил эльф. - Сам я не умею.
   Аненик недоверчиво смотрел на царевича. Неужели есть что-то, что умеет он и не умеет эльф? Удивительно.
   - Мы не летаем, - с улыбкой добавил эльф. - Сами.
   Они взялись за руки, и Аненик начал плавно спускаться. Ярче обычно засияли глаза слегка испуганного эльфа. Внизу простиралось Царство - темные леса, обширные луга, река за долиной, черная выжженная пустыня к югу, кое-где поросшая лесом, скрывавшим развалины погибшей цивилизации; замок Фреи где-то на востоке, черный как головешка; на север леса, леса - на сколько хватит глаз.
   - Враг поглотил вашу сожженную землю, - говорил эльф. - Не увидеть вам больше никогда своих городов. Их захватил Враг. Фрея - дитя малое по сравнению с ним, хотя дитя и опасное.
   Целью их путешествия оказался холм, вознесшийся посреди равнины, когда расступился лес. На холме высилась маленькая каменная чаша в форме цветка; царевич сказал почтительно:
   - Ваш источник живой воды. Им никто не пользуется теперь. Жаль, нельзя долго хранить живую воду ни в каких сосудах: лишь здесь, в купели, она сохраняет свои свойства...
   Но к чаше путники приближаться не стали; обойдя холм с северной стороны, они предстали перед низенькой дверцей.
   - Ну, Аненик, иди. Не робей.
   - Кто меня ждет там?
   - Эльфы из Старого леса согласились возложить на себя обязанности Стражей Мира. Они будут говорить с тобой от имени Единого. Иди.
   Аненик толкнул дверь и вошел в отделанную гранитом пещеру. Глаза его долго привыкали к темноте, лишь свечу вдалеке видел он. А когда понемногу мрак рассеялся, Аненик вздрогнул и сжал губы: у стола в глубине пещеры сидела Фрея. Лицо ее было закрыто чадрой, видны были лишь бездонные глаза. Отведя взгляд, Аненик шагнул вперед и увидел Их.
   По его мнению, Они были эльфами. Спросить было не у кого, три пары пронзительно-красивых глаз пристально смотрели на него. Одежды Их серебристо переливались, головы венчали серебряные же диадемы. Аненик счел за благо поклониться.
   - Садись, - прозвенели в пещере под сводами серебряные колокольцы, и Аненик с легкой тревогой на душе сел в тени, подальше от Фреи.
   - Ну хорошо, - качнул головой один из Стражей, - вот и ты. Говори, герой, чего бы ты хотел в качестве награды?
   Аненик помолчал, затем спросил:
   - Награды за что?
   - Хочешь бессмертие? - не отвечая, спросил Страж.
   - Нет, - быстро ответил Аненик. - У нас уже было бессмертие.
   - Да, ты один из 105 спасшихся. Ты, твои друзья и близкие - это все вы.
   - Значит, это была наша вина.
   - Не льсти себе. Это была вина всего инчанского рода. Ну а что касается клятвы... Да, это именно вы не сдержали ее. У вас сложные отношения с космическими законами.
   Аненик обиделся и гордо замолчал. Он не мог отвечать за ошибки, совершенные в прошлой жизни.
   - И характер у тебя сложный, - отечески заметил Страж. - У тебя будет трудная жизнь... И бесконечная... Но сначала проси награду - ее готовы исполнить.
   - Уничтожьте Фрею, - упрямо наклонив голову, произнес Аненик.
   - Вот этого нельзя.
   Аненик вздохнул.
   - Тогда дайте снова жизнь моему народу. Не хочу, чтобы тени наполняли Мир Сна.
   - Но у них нет больше тел.
   - Но ведь есть Бог. Он может.
   - На самом деле можешь и ты... Ну хорошо, теперь слушай меня внимательно. Да, вы возродитесь снова на земле. Но за мировые ошибки надо будет заплатить... Вы пойдете в Мир не отдыхать и радоваться, а искупать... Наступает эра человека, Аненик. Люди уже давно пробудились к жизни, но их было мало, меньше всех остальных созданий Божьих. Вы отнеслись к Людям неразумно - они достойные ваши преемники, а не бестолковые дикари, какими вам кажутся. Вас посылали в Мир, чтобы вы возродили прервавшийся за тысячи лет до вас род Людей, который постиг мировой катаклизм, но вы сделали из Людей марионеток. В связи с этим ваше пребывание в Мире было закончено. Отныне Люди будут развиваться своим закономерным путем, а вы, Инчи, станете вечно служить им, вечно - пока не будет дан вам знак возвращаться, пока ваше время на земле не истечет так, как истекло на земле время Вышних эльфов.
   Страж поник головой, помолчал, затем взглянул на Фрею.
   - Фрея. Ты соблюдаешь те законы, что были тебе предписаны на прошлом суде?
   - Вы отняли у меня доступ к белой энергии. За что? Как я буду жить? Вы мечтаете о моей смерти? Что скажет Единый, что?
   - Энергия в твоих руках подобна знаменитой водородной бомбе инчей. Тебе придется обходиться без нее.
   - Как?! Я инч, я дышу ею!
   - Как тебе в прошлый раз объяснили. Ты собираешь помощников? Ты попробовала жить семьей? Находящиеся рядом с тобой должны стать для тебя опорой и источником сил. Их энергией станешь жить. Попробуй. Но! Их желание быть с тобой рядом должно быть добровольным. Ты понимаешь, что значит "добровольно"?
   Фрея покосилась на Аненика, но он не удостоил ее взглядом.
   - Ну а вы, - продолжал Страж, повернувшись к Аненику, - готовьтесь к войне за человеческое счастье.
   - Кто такие эти Люди, чем они замечательны, что мы все должны оберегать их? - воскликнул Аненик. Страж ласково улыбнулся.
   - И сам не знаю, но не будет нам покоя и не уйдем мы в свои Блаженные земли, пока человек не утвердится наконец с полным правом в Мире и не только в нем. Мы - эльфы - первопроходцы... Вы, наверное, охранники... Кто может знать замысел Божий? Ну, итак... Во избежание недоразумений и тебе, Фрея, и вам, Аненик, предлагаем соблюдать четкие правила... Для начала ты должен родиться в Мире, когда спадет вода, и среди Людей основать свой род. Это будут полукровки, которым ты и передашь наш Завет и раз и навсегда объяснишь правила, на основании которых им дана жизнь... Чтобы ты, родившийся в Мире, смог вспомнить свое предначертание, с тобой, неподалеку и поблизости, будут находиться два посланника. Их бессмертная сущность позволит им вынести вместе с тобой все тяготы твоего земного пути в неласковых холодных краях, где будет обитать кочевой отважный народец, избранный для продолжения рода полуинчей. Эти Люди как нельзя более подходят для нашего с тобой замысла: они бесстрашны в бою, неприхотливы в жизни, хорошие стражи - вам служить, а не властвовать... Хотя эти кочевники свободу любят, и это тоже хорошо - твои потомки сохранят свое гордое имя в веках... И знай, Аненик, что когда срок ваш истечет, вас все так же радушно примут назад в вашем родном краю, это чтоб ты знал... Ну, вернемся же к правилам.
   Правила эти соблюдать придется неукоснительно, так как невыполняющий их будет подвергнут суду Стражей. Ты, Фрея... знаешь прекрасно, что инчи нужны тебе, нужны как воздух. Вербовать себе сторонников ты будешь самостоятельно, как - твое дело. Пока они в Мире, не трогай их: в этой сущности они тебе бесполезны, потому что их жизнь коротка и смерть неминуема. Да, Фрея, ты напрасно увиваешься вокруг раненых, но еще живых инчей. Их век очень короток, и ты не дашь им настоящего, подлинного бессмертия. Даже не пробуй. Они пока еще подвластны светлым силам, и твои черные штучки не помогут ни им, ни тебе. Но помни: убивать инчей с целью похитить их душу тебе никто не разрешает! Это не по Закону! Запомни! Тебе придется найти только что умершего в Мире Инча и попытаться уговорить его, однако душа должна жить и добровольно согласиться помогать тебе. Как согласился - он твой. Но суть совместного с тобой пути мы инчам разъясним, они должны знать, какова твоя роль в их бедах и в бедах человечества, правда будет им открыта, и служить тебе они станут отказываться. Не обессудь. И пока инч сопротивляется - он свободен. Свободолюбивого и стойкого ты выпустишь на свободу по истечении срока испытания безоговорочно, и сила его при этом умножится, ибо к таинственным знаниям причастится он... Сдавшиеся навсегда останутся у Фреи. Пока будет стоять мир. Слышали? Это закон. Его не обсуждать, а исполнять.
  Нарушения Закона будут караться после того, как они будут доказаны на суде Стражей либо свидетелем нарушения станет один из Стражей. Нарушивший Закон теряет часть своих сил, при этом одно из самых невыполнимых желаний противоположной стороны будет неукоснительно исполнено. Да, но не желайте друг другу смерти, это бесполезная трата своего права на желание: оно не исполнится.
   Аненик, знай, нападать с оружием тебе лично на Фрею запрещено! Для всех неуязвимая, от твоей руки она может и погибнуть, не приведи Господь! Сам же будешь всегда излечен живой водой, и других излечить сможешь.
  Инчи станут проживать в Мире бессчетное количество жизней. Уйти, не доделав дела, нельзя. Вы не воплотитесь снова, пока не рассчитаетесь с долгами, сделанными в прошлой жизни, сколь бы мучительна она не была. Однако вряд ли смогут отыскать в небытии и вернуть в Мир того, кто играет по своим правилам. Ты поняла Закон, Фрея? Соблюдай сроки. Иди.
   Решив, что Высший суд закончен, Аненик заторопился:
   - А те, что в плену? Как быть с ними?
   - В плену? Они не в плену, они помощники Фреи. Все, нам их не достать.
   - Бог не всемогущ! - горько констатировал Аненик.
   - Просто велено соблюдать правила - где этого нет, там хаос.
   - Бог жесток!
   - Добро и Зло суть едины, на этом стоит мир. Едины и противоположны, как свет и тень. Все твои друзья будут жить так, как захотят они или ты - для них. Это и есть награда. Остальное - искупление.
   - Как я попаду в Мир?
   - Это самое сложное, - вздохнул Страж. - Пока готовься. Ты и Мин-Эр, вы проживете свой век здесь, на Побережье. Ваша кровь будет сохранена в особом хранилище. Как только наступит срок, два посланника отправятся в Мир, в избранный народ, найдут двух новорожденных детей и напоят их вашей кровью... Об остальном не беспокойся - все это дела Высших сил. Ты не вспомнишь себя, пока не умрешь в Мире. Да и не надо: главное, оставить наследников, преданных и истовых, и передать им полученный тобою Завет Стражей. Иди, Аненик. У тебя в запасе тысячи лет...
   - Тысячи? Но ты сказал, что наш век короток! Ты сам сказал это! Мы все-таки прокляты?
   - Прокляты? Зачем так? Это была ваша награда, а ты говоришь - прокляты. Вы, сто пять, именно вы бессмертны. Именно вам не увидеть старости. Остальные не причем.
   Поник Аненик головой и вышел, и безмерная печаль потащилась за ним, и тяжеленный груз навалился на его плечи. Он никак не мог осознать все трудности, которые ему еще предстояло преодолеть, его страшило будущее, он устал и очень хотел забыться каким-нибудь особенно длинным, а лучше всего бесконечным, сном.
  
  ***
  
  Звон металла, тяжелое дыхание инчей, звериный рев нелюдей, запах крови, красной и черной, свист тетивы, удары стрел о кольчуги, стоны, пар... Всего трое инчей против двух десятков нелюдей, прихвостней Фреи. Всего трое, или четверо? Или уже двоится в глазах? Четвертый совсем мальчишка, юркий, силы в руках не так много, зато свирепости хватает. Последнего нелюдя по поляне гонял Жук, размахивая мечом, черным от их поганой крови. Мальчишка прицелился из лука и свалил врага, а подбежавший Жук отрубил ему голову. Инчи победили.
   Только тут заметили тяжело дышащий Жук и раненный в руку Саник, каким странным взглядом смотрит на неизвестно откуда взявшегося мальчишку Иней. Пригляделись к чумазой мордашке и обомлели: Арик!
   Ох, как одичала Арик, блуждая во враждебных лесах одна столь долго! Научилась драться, забыла, как плакать. Неумелая улыбка, маленькая рука сжимает змеиный лук. Жук пододвинулся к Инею, ему показалось, что утративший способность дышать друг сейчас потеряет сознание. У побледневшего Инея голова и впрямь кружилась, мысли его разбегались. Жива... Не похоронена в кургане... Вот как все... Колени у него подкосились, и он тихо-тихо опустился и сел в траву.
  
   Прежняя Арик скакала бы рядом с ребятами, и звонкий ее смех эхом разносился бы по древнему лесу. Новая Арик шагала молча, несла свое оружие, маленькая, лохматая, выносливая и непритязательная. Волосы не вполне прикрывали шрам на ее голове; найденным друзьям она была рада, она иногда молча брала их за руки, сжимала, но не всхлипывала и не жаловалась, и кровью обливалось сердце бедного Инея, когда он видел тень прежней Арик и представлял себе, как изранена бесконечными потерями ее душа. Ей рассказали, что после того кошмарного побоища в лес пришли не кто иной, как эльфы, и именно они увели спрятавшихся в пещере детей с собой, на это надеялись трое инчей и так пытались ее подбодрить. Арик воспряла духом; она шла, надеясь увидеть спасенных с земли детей, которых считала погибшими. Дорога наконец вывела их в большую долину, поросшую прекрасными цветами, светлую, роскошную; через долину протекала холодная и быстрая река, а на другом берегу реки уже показались горные вершины. Вздохнули счастливо инчи и переглянулись с усталыми улыбками на лицах.
  
   Радости от воссоединения Аненика с теми друзьями, кого он считал давно погибшими, не было предела. Обнимались и хохотали, позабыв на время все свои горести. Улыбался черноглазый Саник.
  - Кесаниер! - приветствовали его эльфы; удивленно смотрели Жук, Иней и Арик, как их Саник спокойно отзывается на незнакомое им имя.
  Кесаниер! Так вот кто ты, Саник! Ты тоже эльф, ты странник, молчаливый и терпеливый, наш друг, наш товарищ и брат, ты тоже эльф, вот как!
  Лесные эльфы знали, что из родного Старого леса эльф Кесаниер изгнан, и знали, за что, но это никак не влияло на их извечно добродушное отношение к любому, кто переступал границы их окраинного поселка у Синих гор. Как благодарен был им Саник! Как ласково лучились его усталые глаза. Как долго шел он к своим, как он боялся, что не примут, прогонят...
   Нашлись здесь и дети; осиротевшие, они жили на попечении общины. Арик каждого узнавала и, обливаясь слезами от счастья, целовала от макушки до пят, и светились их наивные личики, ибо некоторые решили, что нашлась их мать...
   Да, здесь, как и нигде на свете, нет и никогда уже не будет ни Клена, ни Оленя, ни Волка... Здесь нет, и будут ли, неизвестно, красавцы братья Нэф и Инка. Здесь нет родителей и четверых сестер...
   Но безусловно, надо жить... Надо помнить, что во имя спасения твоей жизни погибли ребята, и все равно жить... Не зная, наступит ли когда-нибудь смерть и забвение, надо жить... Надо ждать, говорил Аненик. Надо ждать, все переменится... Тот народ в Мире, кочевники Восточного материка, он зародится, и будет мужать, и развиваться, и шириться... И как только настанет час, уйдет Аненик к ним, уйдет с тем, чтобы дать новую жизнь погибшим инчам, чьи души томятся и ждут в ужасном небытии, а потому надо набраться сил, стойкости, мудрости и терпеть... И не пропадет бесследно тот народ в истории Земли, но новая кровь примешается к их крови, и новый Закон обуздает их неукротимый дух... Уже готова та кровь, и записан тот Закон... Уже спадает вода, и поднимают головы уцелевшие люди... Надо ждать, братья, ждать...
  
   Арик качала зыбки ногой, руки же ее быстро и сноровисто починяли рыбацкую сеть. Она бессознательно напевала песенку без слов, бессознательно, потому что голова ее была занята. Она придумывала, как заделать дыру в крыше.
  Большой дом выстроили друзья сообща для Арик и ее детей. Зыбки сплели, подвесили к потолку так, как делали у змеев - на березовой жерди, продетой во вбитое в потолочную балку кольцо, к длинному же, свисающему к полу концу крепили зыбку. Таких зыбок надо было сделать две, двоих младенцев вынесла из гибнущего города Арик, назвала их Ирисом и Крапивой... Для детей постарше под потолком имелись полати. Детей было пятнадцать - инчи и люди вперемешку. Воспитывать их Арик было трудно лишь поначалу. Особо некогда было в свое время размышлять, как и что надо делать. Училась у змеев, у Нелы. Училась всему. Например, готовить в печи. Никогда раньше Арик не держала в руках ухвата. Никогда Арик не выращивала овощей на огороде. Никогда не доила коров и коз.
  Эти козы, эти собаки и кошки. Это новые обитатели Царства. Они тут прижились. Без них было бы грустно. Благодаря Жуку тут есть даже коровы, это он забрал из поселка Змеев двух телят.
  Вставала Арик рано, еще до рассвета. Доила скот и убирала за ним. Выпускала свою корову и козу на луг. Просыпались маленькие - кормила их. Готовила для старших. Эти ели сами, они же отвечали за порядок в доме, они же нянчились с маленькими днем. Арик отправлялась на промысел. Либо вместе со змеями на охоту, либо одна на рыбалку. И после удачного промысла ей не приходилось отдыхать. Ее ждал покос, а затем огород, а затем уже все успевшие слопать дети. Лишь зимой работы слегка убавлялось, и то лишь у тех, кто хорошо потрудился летом.
   Вообще жизнь ее потихоньку наладилась. У эльфов училась она спокойной мудрости; смотрела вечерами, сложив натруженные руки, на небо золотое, на горные вершины под снежными шапками; иногда, в короткие свободные часы, летала в Долину тюльпанов любоваться на крылатых коней. Играла с детьми, обучала их между делом. Зато с ними весело, Арик, сама еще фактически ребенок, вовсе не забыла, что такое есть радость и смех. И потому не забыла, что дети окружали ее, беззаботные дети двух разных рас, да никто сейчас и не смог бы вспомнить, кто из них инчи, а кто люди. Наносное это все, а посмотришь - все мы одинаковые. Вот только кто на века растянул нашу жизнь, кто и зачем? О нет, тринадцать из ее детей выросли как положено, в свой срок. Выросли и разбежались во взрослую жизнь. И только сама Арик, и младенцы Ирис и Крапива обнаруживали все признаки жизни бесконечной. Тысячелетия пролетали над их головами, над головами Великих инчей. И не сто пять их уже было, заметно меньше. Значит, не так уж мы и бессмертны? И не знаем мы ни старости, ни естественной смерти лишь потому, что не живем мы по-настоящему, а просто ждем?
  
  И в этой бесконечной жизни, в этом бесконечном ожидании огромное мужество требовалось воину Инею. Его извечное молчание, его мучительная сдержанность - они губили его сейчас. Так же молча принял удар Иней, воин славный. Арик, задорная кокетка. Теперь она другая. Ей уже не до заигрывания, не до милого флирта, о чем она и сказала Инею просто. У нее есть суженый, и другой не нужен. Да, Клен умер. Но место его не займет никто. Она попросила у Инея прощения и вернулась к детям. А что оставалось Инею?
  
  Сгоревшей звездой, погибшей кометой он вспарывал ночные небеса и падал в океан. Он падал в океан и рассекал его тугие волны, он достигал самого дна, он видел сквозь мутную толщу безмолвных обитателей морского дна. Глаза его, теперь огненно-желтые, светились в темноте и освещали ему путь там, под водой. Тело его, тело морского змея, гибкое и блестящее, сильное, неуязвимое, несло его вперед, и вверх, и он выныривал на поверхность в свете луны и с плеском падал обратно в волны. Он наслаждался своим страданием, своей болью. Он уже не понимал, кто он, и кем он был.
  А потом он собирал все свои многократно умножившиеся силы и совершал бросок вверх. С взметнувшимся столбом воды, с брызгами и шумом он выныривал, и его блестящая мокрая гладкая кожа грубела, и несся он ввысь, и распахивались сами собой его чешуйчатые крылья, и не мигая смотрели в черную бездну горизонта его золотые глаза, глаза дракона. Он делал пару ленивых взмахов крыльями, он огибал землю и смотрел теперь вниз, туда, в ту единственную точку на земном шаре, где для него было тепло, куда так рвалось его сердце. Эту точку, этот маленький кусочек суши он обязан охранять от любых невзгод. А иначе он не может. А иначе ему нет жизни, но он не может так с жизнью, подарком богов, обойтись. И вот так летал он в темных небесах, бесшумно, медленно дыша, изживая боль. Иной раз, чтобы ее изжить, надо окунуться в нее до дна. Надо допустить ее до самой глубины существа, надо осознать ее, признать, полюбить. Через нее надо пройти, как через шквал огня. И вот когда станет она непереносимой, когда прорастет она насквозь, когда заполнит она все до самой последней клеточки тела - вот тогда и откроется путь к избавлению, знал теперь Иней. Вот тогда и возвысишься над ней, и оттолкнешь ее, и отпустит она, боль. Он ждал. Он летал в вышине и падал в воду, и искал дорогу во мраке, рассекая толщу воды. Ему ничто не угрожало, и жаль - он был готов к смертному бою, к гибели, он воспринял бы ее как прекрасный подарок, но ничто в мире не могло угрожать золотому дракону. И сам он, Иней, воин славный, он никому не мог причинить зла, он не мог из своих низменных желаний нападать и подвергать чью-либо судьбу опасности. Потому что он такой был. Он был так безнадежно безмолвен. Его так учили. Его учили вести себя сдержанно и с достоинством, даже когда наружу так и рвется радость или горе, даже когда душа просит немедленно выпалить все, что накипело. И он возвращался утром на землю, и непроницаемо было его точеное лицо. Он знал, что нужно делать. Он был рядом, он готов был быть рядом до конца. Он не собирался никому рассказывать о своих терзаниях и о своем решении. Он не собирался сдаваться и склонять голову под ударами судьбы. Он знал свои силы, теперь знал. Не зря их так много. Они даны ему для того, чтобы уметь ждать и уметь любить, не будучи любимым.
  
  Аненик стоял на горном перевале, и глаза его смотрели вниз, на раскинувшуюся у его ног прекрасную Долину тюльпанов. Он уносился мыслями в будущее, в еще не позабытый, но уже совсем изменившийся Мир. Он не знал наверняка намерений Фреи, но чувствовал, что легко не будет. Еще неведомое, еще не осознанное могущество открывалось ему. Его лицо было спокойно, задумчиво. Он тоже изменился, он теперь изменился, как и Мир, что ждал его там, впереди. Его не мучили никакие сомнения, никакие страхи. Он больше не боялся ответственности, заботы не тяготили его. Он знал, что у него просто нет обратного пути, а если нет, то и тревожиться не о чем. Надо просто ждать и быть готовым. Он стоял на горном перевале, глаза его смотрели вниз, но не Долину тюльпанов и не серебряную ленту реки видел он. Он видел суровый Мир. Голые, пока еще непригодные для жизни земли. Горстка людей борется за выживание. Горстка людей, предки огромного человеческого рода. Они ищут теплый и плодородный край, они найдут его поближе к южным морям, они спрячутся здесь от холода и засух, и отсюда они поведут свой новый род...
  Минут тысячи лет. Тысячи лет в Мире, это целые эпохи здесь, где ждут и томятся... Минут. Заселится плодородный край, и пойдут люди севернее, искать новых земель, пустынных, свободных. Самые храбрые уйдут, самые стойкие и трудолюбивые. Видит Аненик - уже войны. Люди умеют защищать свои владения, они бесстрашны, они много воюют, они так мало успевают пожить на белом свете. Видит Аненик и кочевников. Этот народ храбр, даже яростен, опасен, свиреп... Он постоянно воюет в тяжелом вооружении, он постоянно на конях. Их огромные стада, их многочисленные табуны нуждаются в просторных пастбищах, и северные степи становятся их владениями, степи, не понаслышке знакомые с суровыми зимами, со страшными затяжными холодами.
  У них нет слабых и беззащитных членов общества. Их женщины воюют наравне с мужчинами, носят такую же одежду, и не меньше, если не больше, чем мужчин, боятся их враги.
  Так станут выглядеть первые полуинчи в Мире. Это будут неистовые всадники с луками в руках, вечные странники, презирающие оседлый образ жизни. Они станут наводить страх на цивилизованные южные государства своими налетами, а когда они расстанутся с жизнью, над ними возведут курган в степи, и в курган тот положат им сородичи лишь обоюдоострый меч, как мужчине, так и женщине, как единственно необходимый человеку предмет на пути в загробный мир...
  Но дети их, несущие в себе заветную кровь и причастные волшебным тайнам, год от года, поколение от поколения станут меняться. Их будет все меньше привлекать лихой разбой и все больше потянет к людям. Любопытные и беззлобные, они научатся перенимать повадки понравившихся им народов. От инча Аненика у них будет склонность к самообразованию и гордое упорство; змеи через Мин-Эр передадут им власть над скрытыми силами природы, любознательность и доверчивость, которые откроют им путь к сердцам людей. Кровь же кочевников станет вскипать в их жилах в моменты страшнейшего напряжения, в минуты крайней опасности, будет подстегивать дремлющую в них до поры до времени силу. Полуинчи подставят плечо человечеству, поддержат еще неокрепшую расу Людей, а те, в свою очередь, не позволят несущим на себе проклятие инчам позабыть навеки, что значит - любить и быть любимым... Так, по крайней мере, мечталось Аненику, юному морячку из Атлантиды, когда стоял он на горном перевале и смотрел вниз, на Долину тюльпанов, белых, как снег, и красных, как кровь...
  
  А тем временем... в самой середине Черного замка, что высился средь бескрайних лесов Царства на восточной границе более-менее пригодных для жизни мест... устроен был не так давно круглый зал, довольно просторный. Большой стол стоял посередине зала; но не для трапезы был приготовлен он. Ибо какая трапеза могла бы иметь тут место, в этом дьявольском пантеоне! Сто пять кресел придвинуты были к столу. Да, их было ровно сто пять. Но лишь одно из них было предназначено для живого инча, и инчем этим была хозяйка замка, Фрея. Ее кресло, с высокой резной спинкой, замерло в ожидании, когда заполнятся остальные сто четыре. Пока из них были заняты сорок. Сорок тусклых лампадок стояли на возвышениях, которыми служили остальные сиденья, вокруг этого скорбного стола. Их было сорок сейчас. Каждая из лампадок - это загубленная навеки жизнь. Это навсегда стертые воспоминания, навсегда позабытые ощущения, это страшная безысходность и вечная печаль. Медленно ходила Фрея вокруг стола, она прикасалась к стеклам лампадок и по именам называла Великих, коих больше нет. Ни один из них не сдался на уговоры. На примере Аненика Фрея поняла, что стойкого рано или поздно придется выпустить, или его отнимут силой. Она поняла, она ускорила процесс. Ни один не пережил издевательств, они все мертвы. Они мертвы окончательно, хотя и были когда-то так безнадежно бессмертны. Вы не хотели своего бессмертия, вам так дорога была смертная юдоль. Вы получили ее теперь. Мне нужна была ваша душа, ваша живая и покорная душа, но вы не знаете, что такое покорность, что ж, тем хуже для вас. Каждый из вас герой, каких не ведал мир. Каждый из вас убит. И остальные тоже будут убиты. Их бесполезно уговаривать и запугивать, их можно только убивать. Да, есть закон. Но кто и как проверит его соблюдение, если свидетели мертвы? Фрея поднимала голову, она смотрела в страшную даль, в неведомую даль, куда-то за стены замка, за пределы миров. Она видела будущих полуинчей в Мире, смертных, новорожденных, слабых и беспомощных. Она знала, что не пройдет и сотни тысяч лет, как все сто четыре непокорных Великих будут сидеть тут, в ее зале, и молчать. Они все будут убиты. Последним будет убит Аненик. Остальные инчи станут просто рабами, просто источником сил и власти. Но эти, эти оставшиеся шестьдесят четыре. Они опасны безмерно, они слишком сильны, да и просто, им нечего делать на земле рядом с ней, с Фреей, ибо Великая лишь она, на том и стоит, и должен стоять мир. И пусть, пусть летят года и тысячелетия. Пусть мужает и развивается род людей. Пусть живут, растворяясь среди людей, эти полуинчи. Там не будет защиты эльфов, как здесь, на Побережье. Там эльфов вообще не будет, там нет места сказкам. Там инчи станут настолько беззащитны, настолько одиноки, как им и не снилось еще. И настанет срок, настанет день, когда сто четыре лампадки загорятся здесь, и воссядет Фрея за своим столом как полновластная хозяйка, и вот тогда посмотрим, на чьей стороне правда. Вот тогда и посмотрим, кто станет писать законы на скрижалях, и кто кого станет обязывать к их выполнению. Посмотрим.
  
  Посмотрим.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"