Вижу Поле
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Это роман про футболиста Эдуарда Стрельцова.
|
\7.12.12
Вижу Поле
Давно, давно я с вами не был вместе,
Но вы, конечно, вспомнив про меня,
Рукой махнете...
Вадим Козин
Глава Первая
1
Эдуард стоял за воротами и смотрел на поле.
- Парень! Парень!
- Да, - сказал Эдуард, когда подбежал поближе.
- Можешь попасть по мячу?
- Да.
- Смотри на поле! - крикнул игрок, убегая с мячом между ног туда, за ворота, на футбольное поле.
Он стоял и ждал чего-то еще. Как будто разговор обязательно должен был продолжиться.
И он продолжился. Игрок крикнул уже с поля, когда поставил мяч на линию штрафной.
- Подавай мячи!
- Держи!
- Не добил!
- Точнее!
- Куда ты смотришь, парень? - крикнул игрок.
- А куда надо? - спросил Эдуард. - Вперед?
- Смотри на поле, друг.
- Зачем?
- Может быть, ты станешь футболистом.
- Это интересно? Нет, я понимаю, это очень интересно, но у меня нет мяча, чтобы тренироваться по-настоящему. Хотя, я может быть, и без мяча смогу стать футболистом. Как вы думаете?
- Думаю, это будет сложнее, - ответил футболист, прибежав за мячом, который так и не подал Эдуард. - Честно говоря, я даже не знаю, как это возможно, - добавил игрок, и забрав мяч из под ног Эдуарда, двинулся к полю, делая финты. Вправо, влево, накатывая мяч правой ногой на левую, подбрасывая его вверх, и направляя головой дальше, туда, где было зеленое футбольное поле.
Пацанов на него не пускали.
2
Эдуард приходил на стадион каждый день, каждый день подавал настоящие, без шнуровки, мячи с ниппелем. К вечеру этого дня один мяч закатился так далеко, что попал в сеть кустов и деревьев у высокого забора. Но мяч был все-таки виден. Его могли найти.
Эд вытащил мяч из кустов, и покатил к воротам. Но через пять метров остановился и сел на него. Он долго, часа два, как ему показалось, сидел и смотрел на поле, где тренировались игроки футбольной сборной завода. Начинало уже темнеть, когда он встал и покатил мяч. Домой. На этой половине поля уже никого не было. А издалека, решил парень, на него никто не обратит внимания. Мячей-то у них было штук двадцать. И не сосчитать!
Как сказал Владимир Набоков:
- Ценность вещи определяет ее воровство.
Украли - значит, это настоящая, ценная вещь. И действительно:
- С мячом можно играть в футбол, - сказал Эдуард, обводя последнюю елку перед дырой в заборе. Так-то он обыграл подряд три елки. Мяч вправо, движение телом влево, и бегом за мячом. Тут уже подбегает вторая елка. Эдуард делает то же самое. Мяч вправо, движение корпусом влево - очень убедительно влево - и быстро вправо за мячом. Третий, перед ним выбегает третий защитник. Слева он прикрыт еще двумя. Следовательно, центром не пройти. Он все равно повторяет тот же финт, рвется влево, в центр. Вроде бы: кто поверит? Там еще двое. Но полузащитник верит. Ведь Эдуард не сразу пошел в центр на прорыв, а сначала сделал движение вместе с мячом к белой бровке зеленого поля. Но это был финт, только обманное движение. А вот теперь, действительно:
- Вправо! - закричал Эд, и чуть не вылетел в дыру. Да, забор был близко, но он успел прокинуть мяч наружу, а сам руками оперся о крайние доски.
Как сказал ему Олег, парень, которого Эдуард видел в первый день:
- Главное отдать точный пас.
- Три финта и пас? - уточнил Эд.
- Именно так.
- Так может показаться, что я ничего не делаю, - сказал Эд. - Только бегу по прямой вдоль белой полосы. И отдаю пас. Пас кому-то, кто забьет решающий гол. Может, мне вообще, бегать по гаревой дорожке?
- Ты... - что-то хотел сказать Олег, но Эдуард перебил его:
- Извините, мне кажется, я пошутил.
- Ты, видимо, юморист, парень, и сам того не знаешь, - сказал Олег.
Удивительно, но в остальные дни Эд его не видел. И только уже в августе, перед самой школой на матче местной команды Марс, и областной Трактор, Олег вышел на поле за местную команду. Матч, естественно, проходил на центральном стадионе Марс. Попасть туда без билета было невозможно. Забором служили сами трибуны. Они были очень высокими, как последний оплот Тамплиеров. Которая, впрочем, - высота имеется в виду, - не помогла им. Саладин ее взял. А теперь имеется в виду крепость. Взял ее и Эдуард вместе с друзьями. А брать этот высокий Марс надо было не силой, а хитростью. Сил не хватит залезть на такую высоту. Да и вообще:
- Как?
И, не зная, что повторяет прием знаменитого Одиссея, Эдуард предложил тете Клаве, которая в этот день проверяла билеты при входе на матч помыть пол в двух залах ДСШ.
- Именно в двух? - спросила тетя Клава.
- Разумеется, - сказал Саша, вместе с которым Эд подошел к контролерше
- Нельзя, ребята. - Это уже сказал дружинник с красной повязкой.
Тетя Клава только незаметно развела руки в стороны. Мол, на нет, у вас и суда не должно быть. Тетя Клава была соседкой Эдуарда. Жила в одном доме. Только за стеной. И когда Эд был еще маленьким, говорила, уходя доить корову:
- Смотрите, как я иду вниз, к корове, потом дою ее, и возвращаюсь назад с ведром полным молока.
- И чего? - спрашивал братик, который был младше его.
- И вам будет не страшно. - И они махали руками, пока тетя Клава шла к корове на поле. А это было метров триста. Далеко. Но все равно ее было видно. Потом она наливала им молока. Молока и рыбы всегда было навалом. Да и мясо воровали систематически. Как часто говорили родители:
- Выдали. - Такая форма распределения: в магазинах нет, а дома:
- Выдали. - А чтобы те, кто выдает, особо не затрудняли себя, брали сами.
Хлеб тоже деду выдавали. Но только по две буханки черного. Поэтому на всех не хватало, приходилось покупать.
3
- Вы действительно, помоете пол? - спросила тетя Клава, когда вторая контролерша и дружинник смотрели в другую сторону.
- Да, - ответил Эд. - Но, если можно, лучше вечером, когда придем играть в настольный теннис.
- Сегодня вечером я не работаю.
- Тогда сейчас, - вздохнули ребята.
- Нет, сейчас не получится, - сказала тетя Клава, - везде много народу. Послезавтра придете?
- Да.
- Тогда проходите незаметно.
- Как?
А действительно, как? Соседняя контролерша уже повернулась в их сторону. И дружинник тоже.
Но они все-таки прошли. Саша запер комнату мальчиков футболистов, которые сегодня должны были подавать мячи из-за ворот и с гаревой дорожки. Как раз девушка из администрации их искала.
- Где эти поросята? - ласково спросила она, и дернула ручку двери раздевалки. Но ключ, который должен был торчать снаружи, уже лежал в кармане Саши. - Мальчик, ты не знаешь, куда подевалась детская футбольная команда?
- Их повели на медицинское обследование, - сказал Саша. - И, скорее всего, они немного задержатся. А я вот немного опоздал, и теперь жду, когда откроют дверь.
- Ты умеешь играть в футбол?
- Я?! Если кто и умеет, то это я. Вы знаете, в последнем матче с Энергией я забил три гола. Обвел за матч не меньше двадцати человек.
- А сколько пасов ты сделал? - улыбнулась девушка.
- Вас как звать? - спросил Саша.
- Маргарита. Маргарита Сергеевна, точнее. Итак, Саша, - прочитала она это имя на футболке мальчика, - отвечай, сколько пасов ты сделал в последнем матче. - И добавила: - Я имею в виду, точных?
- Пасы пусть дураки делают. Я забиваю. Я центрфорвард.
- Да? Ты не объяснишь мне, что это такое?
- А вы не знаете?
- Нет.
- Чем вы тогда здесь занимаетесь?
- Ищу дураков, которые могли бы подавать мячи в матче Марса и областного Трактора. Ты мог бы? Ну, пока все остальные ребята пройдут медицинское обследование?
- К сожалению, я не одет. Хотя в принципе мог бы. Я, знаете ли, часто попадаю в девятку.
- А в шестерку?
- Что в шестерку?
- Ну, по низу ты бить умеешь? Чтобы прямо в руки вратарю?
- Без сомнения. Но, повторяю, я пока без формы.
- Пока будешь подавать без формы. Иди за ближние ворота.
- А вы уже знаете, что в них будет стоять наш вратарь?
- Нет, но подавать мяч гостям не менее важно. Думаю, даже более.
- Знаете что? Я, пожалуй, соглашусь. Только одно условие. У меня там друг стоит у входа, тоже футболист. Вы, Маргарита Сергеевна, не могли бы и его попросить пройти на стадион.
- Он когда-нибудь мяч видел?
- Да, конечно, он даже украл один мяч.
- Чтобы рассмотреть по лучше?
- Да. Но главным образом для того, чтобы играть в футбол.
Маргарита пошла к входу и попросила Эдуарда пройти на поле.
- Вы Эдуард?
- Да.
- Пройдите на поле.
- На поле?
- Он будет играть в футбол? - удивленно спросил дружинник.
- Он может, - сказала тетя Клава.
- Он слишком маленький, - сказала вторая контролерша.
- Ну, малыш, давай, проходи, - сказала Маргарита.
- Маргарита Сергеевна, у него нет билета, - сказала вторая контролерша.
- Для футболистов Детской Спортивной Школы вход свободный, - ответила девушка.
- Футболисты ходят через другой вход, - холодно ответила контролерша.
- Я сказала, пусть проходит. Он будет подавать мячи нашим гостям.
- А! Ну, если гостям, если Трактору, пусть проходит, - наконец, вставил свое слово дружинник. - Хотя я сомневаюсь, что он может попасть в руки вратарю с первого раза.
- Руками бросать будет, - подмигнула Эдуарду тетя Клава. И добавила, как напророчила: - Он будет вратарем. - Ох, зачем, зачем она эта сказала? Многие люди говорят что-нибудь просто так, и не думают, что слова это почти дела. Думают, что они не сбудутся. Однако, уже в следующем матче за сборную класса, его поставили вратарем. Просто больше было некого. Остальные вообще мышей не ловили. А потом и за сборную школы. А Сашу приняли в этот же день в ДСШ, играть за сборную города. Эдуарда нет. Почему? Во-первых, народу тут и так хватало, а вторых, - я не сказала еще, но после матча на первенство области между Марсом и Трактором, играли в футбол дети. Так между собой, когда еще не прошло вдохновение после только что состоявшего матча. И... Эдуарда уж в этот раз попросили постоять на воротах. У той-то, основной команды ДСШ вратарь был, а у запасной нет. Он и у запасной был, но в этот день не вышел. Оказывается, уехал с мамой к морю.
- А я за него стой тут, как пенек, - повторял Эд, прогуливаясь между штангами. Ему забили четыре мяча.
- Не переживай, - сказал ему после игры Саша, - могли бы забить шесть, или, даже восемь. Ты хорошо стоял. И тут же сообщил, что тренер предложил ему ходить в эту центральную секцию ДСШ. Так-то они хотели вместе записаться в секцию на Авангарде, где Эду достался попавший в кусты мяч. Но там никак не могли раскачаться. Все обещали открыть, но так и не открыли. Оставалось только играть самостоятельно. На большое поле игроков надо много - не соберешь. Поэтому играли на зеленой лужайке, такой же, как хоккейная коробочка. Впрочем, тогда еще коробочки не было, и играли просто на лужайке недалеко от домов. На большое зеленое поле не пускали, а на запасном было слишком много песка. Почти, как на пляже Омаха, только серого. Как и сам футбол, который показывали на нем заводские команды. Это были цеховые команды, в которые набирали всех желающих. Как сказал капитан одной из таких команд:
- Лишь бы умели бить по ногам.
- А по мячу? - как-то спросил его один очкарик.
- Так, мил человек, по мячу-то еще попасть надо!
4
А этом матче между Марсом и Трактором вышло так, что Эдуард подавал мячи с одной стороны, а именно со стороны местной команды, а Саша с другой. При начале матча больше никого не было. Ключ от раздевалки, где он запер всех игроков ДСШ в красивой комбинированной форме, Саша забыл отдать Маргарите, а запасной, как назло унес домой сторож ночной смены. Вот, зачем он это сделал, никто не мог понять. Так и сидели они в этой раздевалке половину первого тайма. Пока Саша не вспомнил про ключ. Но сам он не пошел в здание, а попросил передать ключ Маргарите Сергеевне Эдуарда.
- Тебе ближе, - сказал Саша. - А я побегу опять к тем воротам.
Действительно, ему было намного ближе. Метров пятьдесят по прямой. А Саше пришлось бы бежать еще стометровку по гаревой дорожке. Оттуда, а потом туда. В общем, всё логично.
- Откуда у тебя ключ? - сразу спросила Маргарита. Эд хотел сам открыть дверь, и выпустить на свободу сборную Марса, но девушка уже стояла за его спиной.
- Так, это...
- Что именно? - уставилась на него, как на свалившегося с неба инопланетянина Маргарита Сергеевна. - Где ты взял ключ?
- Фантастика! - сказал Эд. - Ну, не с неба же он упал, как вы думаете? Дали.
- Кто?
- Не скажу.
- Скажи, мальчик, нам надо знать, кто сорвал мероприятие по обслуживанию матча мячами?
- Я не знаю. Дятел какой-то.
- Дя-те-л? Ты именно так сказал, малыш? Дяте-л-л?
- Не совсем. Я сказал, что дал дядя, которого я не знаю. - И убежал, крикнув: - Побегу, а то займут мое место за воротами. Пошлите их на гаревую дорожку. Пусть бросают аут. Вы знаете, что такое аут? Это те, кто не попадает на поле, а бродит около него. Как Призрак замка Тамплиеров.
Маргарита Сергеевна хотела все-таки прояснить ситуацию по точнее, но после Призрака Тамплиера, решила: не выйдет.
Скорее всего, она тоже приложила руку, а точнее, свой голос, чтобы его не взяли в главную команду города, решил Эд. Но с другой стороны, его игру никто и не видел.
Зато он видел игру Олега. Он вышел во втором тайме за команду Марс. Теперь вратарь местной команды Марс должен был располагаться на дальней стороне. Но и Эд перебежал туда. Его попросил Саша:
- Я хочу посмотреть на работу профессионала, - сказал он. - Этот вратарь может достать мяч из девятки. Честно. Его звать Хомич.
- А из шестерки?
- Чего из шестерки? - не понял Саша.
- Из шестерки он достанет? - Эдуард показал на нижний угол ворот.
- Из шестерки, я думаю, достать проще, - сказал Саша. - Но только в шестерку никто не бьет.
- Почему?
- Слишком много препятствий для мяча. Кочки, ноги своих и чужих футболистов, - сказал Саша. - Надо бить верхом. Я могу попасть в девятку семь раз из десяти.
- Со штрафной? - спросил Эдуард.
- С одиннадцатиметровой отметки.
- С пенальти?
- Это одно и то же.
- Я бы с пенальти не стал бить в девятку.
- Почему?
- Слишком рискованно. Я бы, пожалуй, не стал, если бы мог пробить в девятку даже сто из ста.
- Думаю, тебе лучше играть в защите.
- Это оскорбление?
- Да.
- Да? Выясним вечером на Лужайке.
- Один на один.
- До скольки?
- До десяти голов.
- Я согласен. И да, ты знаешь, что Хомич это Тигр по японски?
- Настоящий?
- Без сомнени.
- А теперь тебе надо бежать к воротам, - сказал Саша. - Команды уже бегут на поле.
Сначала Эд думал, что зря уступил свое место у ближних ворот. Он узнал Олега, а игрок Марса находился на другой половине поля. Оказалось, что команды не поменялись местами. Некоторые сначала подумали:
- Из-за солнца, - и начали возмущаться. Но скоро поняли: - Нет, не из-за этого, потому что солнце уже было как раз в том месте, что больше било в глаза Трактору, чем Марсу. Дело было в другом. Областная команда предъявила претензии к местному поля, что, мол, у ближних ворот кто-то вытоптал всю траву во вратарской площадке.
- А наш вратарь скоро будет играть в классе А. И не хочет больше позориться. Вдруг его сфотографируют у ворот, где даже трава не растет. Это может повредить его авторитету. - Ну, и решили, особенно не заморачиваться, меняться воротами во втором тайме не стали. Так бывает? Как видите, бывает даже так.
- Я его даже не вижу. Где он там затерялся? Какой у него номер? - спросил Эд у вратаря.
- У кого? - спросил Дима, вратарь, с которым он сразу познакомился. Эд сказал:
- Мне нужно твое имя, чтобы точно подавать мячи.
- А мне твое знать не обязательно, - сказал вратарь Трактора.
- Почему?
- Я тебе забивать не собираюсь, - засмеялся Дима.
- Зато я тебе, когда-нибудь забью. Хотя я в курсе: ты Хомич. Мой напарник хотел еще полюбоваться твоей игрой, изучить ее. Но вот теперь он перешел на ту сторону, а ты, наоборот, оказался тут, со мной.
- Ничего, пусть изучает игру нападающих. Теперь они будут там, покажут, как надо забивать. Кстати, как он мог изучить мою игру, если ваши не бьют по воротам? Скорее всего, он просто надул тебя, малыш. Здесь ты футбола не увидишь. Но не переживай, я его тоже обманул. Мое имя не Хомич. Пока что еще.
- Ну, и шутки у вас!
- А в чем дело? Я играю не хуже. Только меня еще мало кто знает. Впрочем, может, я и Хомич.
- Но не Тигр?
- Нет.
- А Хомич это Тигр по-японски.
- Ты знаешь японский?
- Может быть, немного знаю.
- Что такое суки яки, знаешь?
- Таких слов не бывает.
- Вот и видно, малыш, что никаких Тигров ты не знаешь.
- А ты?
- Хорошо, считай, что я Тигр - Хомич.
- Вы только что сказали, что нет?
- Я пошутил.
- В какой раз? В первый или во второй?
- Если бы ты увидел мою игру, сам бы понял, в какой. Так, чей номер ты хотел узнать?
- Да, там у них вышел один игрок. Я его знаю.
- Я не знаю, кого ты там увидел. Но думаю, это не Пеле, не Гаринча, и не Эйсебио. И знаешь, мой юный друг, другие нападающие меня не интересуют.
- Почему?
- Они мне никогда не забьют.
Прошло уже пятнадцать минут второго тайма, а мяч только один раз докатился до вратаря Трактора Димы. Он даже не стал брать его руки, а подкинул ногой, внимательно проследил, как мяч опускается вниз, и слету точно направил правому крайнему. Счет и так уже был два - ноль, а здесь, местный, точнее, не местный, а как раз областной Гаринча прошел по краю до самого углового флажка, и подал закрученный мяч. Подал, казалось бы, в никуда, а именно на голову защитнику Марса. Но когда мяч пролетел уже больше половины пути, из-за спины этого защитника выбежал, точнее, даже не выбежал, а просто вышел центральный нападающий, сделал два шага вперед и так высоко прыгнул, что мяч, который должен был однозначно пролететь выше, коснулся его головы, и улетел в ворота. Вратарь даже не пошевелился. Он только покачал головой, что, мол, это был очень хороший удар. Скорее всего, даже вратарь подумал:
- Как это центрфорвард мог долететь до такого высокого мяча? - Это был Фёдор Покровский, которому пророчили скорый переход из областной команды класса Б, в какую-нибудь команду класса А.
- Может быть, даже в московскую, - сказал один знаток футбола.
- Когда тебе забьют? - спросил Эд у Димы, тяжело вздохнув по поводу третьего мяча, забитого в ворота Марса. И тут же добавил: - Извини, я забыл, что в эти ворота никто не бьет. Мне даже за мячами бегать не надо. Хоть бы мимо били.
- Ты прав, парень, - сказал Дима, - даже немного скучно. А так хочется попрыгать, половить мячи. Я скоро забуду, как выглядит футбольный мяч. Ты согласен?
- Да, - ответил Эд. Но в это время тренер решил перевести семнадцатого номера из защиты в нападение. Вроде бы:
- Как это? - То был защитником, а потом стал нападающим. Разве так бывает?
- Только в детском футболе, когда одна дворовая команда играет с другой дворовой командой. - Но такие фразы применяют только в кино. Ибо здесь не Санкт-Петербург, и тем более, не Ленинград - дворов не бывает. Почему? Потому что нет. А если есть, то такие маленькие, что в них затруднительно играть не только в футбол, но и в чижик. У всех же ж раньше были коттеджи. Пусть с дровяным отоплением, но зато с маленьким двориком, сараем и садом. Но и футбольную команду надо набирать со всего поселка. И то с трудом. А уж, как набрать ее со двора - уму не постижимо. Может и можно, но только не из одиннадцати игроков для игры на большом зеленом поле, а так, трое на трое, или пять на пять.
- Он идет к нам, - сказал Эдуард, толкая Диму, который стоял, лениво опершись о штангу, и почти спал, натянув козырек фуражки почти на самые глаза.
- Кто, мальчик? - спросил Дима.
- В кожаном пальто. - Эд хотел повторить поговорку, которую недавно услышал. И которая распространялась по городам и весям с большой скоростью. Но сказал взволнованно:
- Олег.
- Какой Олег?
- Запасной, семнадцатый номер.
Дима поднял фуражу. Действительно, по правому краю шел игрок. И шел довольно быстро. Почти бежал. И не один, а с мячом. Вот он обошел троих и добрался до углового флажка. Подача-а-а!..
- Бац! - Мяч в воротах.
Дима только посмотрел назад, и удивленно открыл рот. Сухой Лист. Все о нем слышали, но думали, что забить мяч с угла таким ударом не получится. Во-первых, надо бить внешней стороной, чего обычно никто не делает. Передают мяч Щечкой, и бьют тоже. Пыром бьют только дети в детском саду, да еще Пеле, больше ни у кого не получается. После удара подъемом мяч всегда уходит в сторону. А пыром тем более, летит, куда сам хочет. В общем, по- разному можно бить, но только не внешней стороной стопы.
- Она же ж никогда не тренированная, - как сказал один умный руководитель футбола. И добавил: - Можно сказать, немая от природы. Внешней стороной в футбол не играют. И он был прав. Почти. Нельзя, не надо, но иногда можно. И, как оказалось очень неожиданно. Ведь все финты основаны не неожиданности. Так-то их все знают. Знают, но попадаются опять и опять. И если не опять, то снова, и снова.
- Охереть можно! - только и сказал Дима. - Впервые в жизни вижу... Никогда не видел, чтобы Сухой Лист влетел мне в ворота. Да, кстати, и другим тоже. Только Гаринча умеет так забивать. А Эдуард подумал:
- Мяч как будто упал с неба! - Казалось, он пролетит мимо, как это обычно делает Комета Галлея. Нет, на этот раз Земля затянула его в свою сеть. В сеть футбольных ворот.
- Гол! - судья показал на центр, и сам побежал туда же. Все ясно. Но не для всех даже в этой очевидной ситуации. Павел и Валентин сидели на центральной, самой высокой, с козырьком от дождя трибуне, и один из них выражал сомнение:
- Какой гол? Мяч ушел. Нет, я тебе точно говорю, должен быть удар от ворот.
- Тебе только кажется, - ответил другой, Павел. - Это - отсюда, со стороны кажется, что ушел.
- А на самом деле? - спросил Валентин.
- Не успел.
- Я видел. Ушел.
- Я тебе говорю, что у тебя был ракурс не тот. Судья-то с флажком стоял рядом. Он бы уж точно увидел, если бы мяч пересек линию поля.
- Ты за кого болеешь? За наших или за ихних?
- Может быть, и за ихних, Наши-то все равно не дотянут до класса А.
- А они, думаешь, дотянут?
- Вполне возможно. Ихняя дочь на днях должна выйти замуж за столичного начальника.
- Чья дочь?
- Так дочь первого секретаря нашей области.
- Впервые слышу. Вот моя дочь точно живет в областном центре. Поэтому я более за Трактор.
- С тобой все ясно. Ты относишься предвзято.
- Прикажешь не верить собственным глазам?
Между тем, Олег уже опять повел мяч к воротам Трактора. Полузащитники не обратили на него особого внимания, но защитники уже выстроились один за другим, чтобы перекрыть Олегу путь в воротам.
- Почему он не делает передачу? - спросил Валентин. - Центровой, девятка свободен. Давай!
- Ты за кого болеешь? - спросил Павел. За нас или за них?
- Забыл! Правильно, иди сам! Он все равно не даст тебе обратную передачу. А так было бы хорошо сыграть в стенку! Давай!
Олег тоже думал, что центровой не будет играть с ним в стенку. Чтобы сразу два, в данном случае, вышедшие на перехват игрока остались за спиной нападающих. Внешней стороной бутсы он направил мяч вправо. Потом сделал движение влево, как будто передумал и решил сам идти через центр, и быстро - пока только одними ногами - опять направо. И ушел вправо почти под руку защитника. Теперь уже и два защитника с другой стороны поля двинулись поближе к воротам. Они практически перекрыли путь нападающему с правой стороны.
Олег поднял голову и сделал пас центральному форварду. И тот сразу отдал пас Олегу вперед, за спину защитнику.
- Сыграл в стенку, - сказал Паша.
- Да, не пожадничал, - сказал Валя. - Но с другой стороны, он бы и не прошел еще двух защитников, прибежавших с другого края.
- Запутался бы среди них.
- А этот, семнадцатый, думаешь, не запутается?
Олег получил мяч от девятого номера, сделал шаг и остановился. Куда?
- Постой, подумай! - тут же крикнули с противоположной трибуны. Она была пониже центральной с навесом от дождя, но тоже полной народу. И он подумал.
- Мать твою, - сказал Павел, - опять пошел вправо. Ты куда, милай! Ворота в другой стороне, слева!
- Нет, ну правильно, зачем лезть на рожон, - сказал Валентин, - всех не обведешь. Тем более, сейчас многие начали делать новый прием: подкат. Подкатят под ноги - привет: куда мяч, куда нападающий.
- Да, - поддержал Валентина Павел, - мяч в аут, а форвард на носилки. Зачем такие приемы разрешили, не понимаю. А ты?
- Само собой. Не игра скоро будет, а регби с мордобитием. Раз в зубы, и заказывай железные зубы.
- А может, золотые?
- Надо выиграть чемпионат мира, чтобы вставить золотые, - сказал Валентин. - Здесь не выдадут.
Олег опять ушел в угол, почти к самому флажку.
- Сейчас опять будет сухой лист, - сказал Эдуард вратарю Диме, - готовься. И Дима приготовился:
- Встань на ближнюю штангу, - сказал он защитнику. Сам отошел подальше, вплотную к дальней штанге, чтобы в случае чего вытащить мяч, который будет не только уходить по дуге в ворота, но и будет навесным.
- Сейчас пойдет прямо в дальнюю девятку, сверху, - сказал Эдуард. - Не вытащишь.
- Отойди на пять шагов от ворот, пацан. А то самого заброшу на березу! - рявкнул Дима.
Олег опять остановился и посмотрел на толпу у ворот.
Глава Вторая
1
Кто-то подбежал к заборчику, отделявшему гаревую дорожку от трибун, и бросил прямо на поле пачку Примы.
- Покури! - закричали с обеих трибун. Прибежал дружинник и крикнул:
- Не бросать на поле пачки сигарет!
- И действительно, - добавил кто-то, - это спорт, а не бильярд какой-то, и не шашки с шахматами. Не домино, в конце концов. Курить, видите ли, они бросают. - Было очевидно, что пачки сигарет здесь редко бросают на поле. Может, даже вообще в первый раз. Многие даже не поняли, что это шутка. Считали, что кто-то на самом деле бросил игроку на поле сигареты, чтобы покурил и перестал нервничать. Фантастика.
Олег произнес одно из двух запрещенных в футболе слов:
- Прицелиться. - Но он был не в прямом эфире, как Николай Озеров, подумал Олег. И выстрелил. Выстрелил этим вторым запрещенным после Пражской Весны словом.
Немцы в войну так запускали ракеты Фау Один и Фау Два по Лондону. Мяч выходит на высоту, движется прямо, потом прицельно спускается. Как смерть с небес.
Это было недавно. А теперь мы используем достижения науки и инженерной техники в подаче мячей на ворота. Мяч шел прямо на голову центровому Сереге.
Олег знал, что Серега на каждой тренировке отрабатывает удар по мячу через себя. Сначала идет вперед правая нога, потом резко левая, и... вот он, мяч. Надо бить по нему правой ногой.
- Не реально, - сказал тогда, на тренировке Олег.
- Чё? - спросил Серега.
- Это почти акробатическая, цирковая комбинация, - сказал Олег. - Если и попадешь, то один раз из тысячи.
- Так я и хочу попасть только один раз из тысячи, - сказал Серега. И добавил: - А ты тоже в футбол с нами играть будешь?
- Буду.
- Я бы тебя не взял, - сказал Серега. - Ты ведь, как я слышал, только с Зоны вернулся? Там лес валят.
- Тоже слышал? - спросил Олег. - Или в кино видел?
- В кино, в кино. Но уж точно в футбол не играют. Так что не суйся со своими советами.
И Серега продолжил отрабатывать этот удар через голову в падении, с предварительным подъемом вверх к мячу с помощью двух движений ногами. Как каратист. Если бы тогда было разрешено каратэ. Но, к сожалению, и в самбо тогда принимали только с шестнадцати лет, когда большинство народу уже начинали пить водку и красное.
- Пусть попробует свой удар в игре, - сказал Олег. Самому себе. И девятый номер Серега это понял. Бить головой с десяти метров бесполезно. Вратарь все равно поймает мяч. У него же именно для этого случая есть:
- Реакция! - И Серега повернулся спиной к воротам, чем привел в недоумение защитников, уже приготовившихся спереди и сзади прыгнуть вверх, чтобы перехватить мяч.
Серега сделал шаг назад, поднялся вверх на уровень головы, и сделал свои знаменитые - имеется в виду на тренировках - ножницы. Удар!
- Он не попадет? - сказала Таня - одна из девушек, сидящих на самом верху, под козырьком в ложе начальства. Вторую звали Галя, она была из областного центра, а училась в Москве.
- Почему? - спросила Галя негромко. - Я думаю, он попадет.
Удар, и мяч полетел в ворота. Многие на трибунах встали.
- Что делают! - Ахнул Валентин.
- Невероятный удар, - сказал Павел.
Дима понял, что мяч летит почти в девятку. Но чуть-чуть поздно. Он вытянулся в струнку, но только задел его пальцами, и, можно сказать, переправил в самую-самую девятку.
И вот он! В сетке. В сетке ворот Трактора. Счет стал три - два, в пользу Трактора.
Как сказал Павел:
- Пока еще.
- Осталось всего пятнадцать минут до конца матча, - сказал Валентин.
- О! милай! Да за двадцать минут знаешь, что можно сделать?
- Что?
- Забить еще два гола. В ваши ворота.
- В наши? - переспросил Валентин. И добавил: - Ну, хорошо, я буду болеть за Трактор. Теперь по-настоящему. Теперь этот долбанный Марс точно проиграет. Я так хочу! - крикнул Валентин. Так бы на него зашикали, но все были так взволнованы двумя неожиданными голами Марса, что посчитали такие непривычные высказывания, как:
- Я хочу, - нормой. Так-то обычно говорили:
- Да мало ли чего ты хочешь! - И иногда добавляли: - Обойдешься.
В данном случае не обошлось. Трактор забил гол. С пенальти.
- Что там произошло?
- Сбили ихнего форварда Швецова.
- А мне думается надо отправлять судью на мыло. Судью на мыло!
И многие повторили этот лозунг:
- Судью на мыло!
Тем не менее, мяч был забит, и судья показал на центр. Четыре - два, в пользу Трактора.
- Все еще пятнадцать минут осталось? - спросил Валя.
- Меньше, десять, - ответил Павел.
- Так много? Я думал меньше.
Павел только кашлянул. Но почти безнадежно. Разве забьешь за десять минут два гола? Нет.
- Ты расстроен? - Молчание. - Ну, что тебе забили уже два гола? - добавил Эд.
- Ну, вам-то четыре, - наконец мрачно ответил вратарь Трактора Дима. - И это, знаешь ли, намного больше.
- Тебе должно быть важно, не сколько забили, а сколько ты лично пропустил, - сказал Эд.
- Я утешаюсь тем, что больше не пропущу. Ты доволен, малыш?
- Почему-то мне кажется, что голы еще будут, - негромко сказал Эдуард.
- Что ты там бурчишь, я не слышу? - Дима даже снял фуражку и рукой оттопырил свое ухо. - Ты видишь лужу в моих воротах? Нет? И знаешь почему?
- Почему?
- Здесь сухо! Очень сухо, малыш. Потому что голов здесь больше не будет.
- Смотри, - сказал Эдуард, - он уже идет сюда.
Олег опять быстро продвигался по правому краю.
Теперь его уже ждали. Правые защитники переместились на левый край. Если считать со стороны Трактора. Олег шел по своему правому краю, но это с его стороны. Со стороны местного Марса. Таким образом, в ряд выстроились три огневые точки обороны. Сначала защитник и полузащитник вместе, потом еще защитник, и последние перед воротами два защитника высокого роста. Один знаменитый защитник Трактора Сатин. Он был не только высокого, метр девяносто, роста, но и плотного телосложения. Как говорили:
- Сто кило весит. - Этот Сатин сто кило, частенько бил нападающих по ногам. Его боялись. Он был центральным защитником, но сейчас с видом неприступного дзота, стоял в конце этой шеренги защитников и полузащитников, ожидая подхода Олега.
- Ты! - крикнул ему Эд из-за ворот, - если сломаешь ему ноги, кончишь свою жизнь на помойке.
Сатин повернул голову назад.
- Это кто сказал?
Молчание. Сатин опять уставился вперед, где Олег уже обошел двоих. И снова прямо по бровке. Вправо, влево, вправо.
- Он так убедительно показал в центр, - сказал полузащитник, что я поверил, хотя и знал:
- Этот семнадцатый будет уходить по краю.
- Я тоже, - сказал защитник.
Эдуард быстро прошел следующего защитника, и Сатина, который попытался его догнать, но Олег ушел право, опять к угловому флажку. Сатин подумал, что нападающий будет прорываться к воротам, как все. Он так сильно махнул ногой, что сам упал, чем вызвал дружный смех трибун.
Олег подал. И опять на голову Сереге. Центральный нападающий подпрыгнул, ударил, но мяч попал прямо в руки Диме. На этот раз вратарь занял в воротах нужное место. Именно то, куда полетел мяч.
- Здорово! - воскликнул сзади Эд. - Как ты угадал, куда он будет бить?
- Интуиция плюс талант, - сказал Дима после того, как рукой сильно бросил мяч Сатину.
- Он опять чуть не попал, - сказал Павел восхищенно.
- Да, красиво, - сказал Валентин, - но мимо.
А Галя спросила Таню:
- Ты его не знаешь?
- Кого? Центрального нападающего?
- Нет. То есть, да?
- Да, конечно. Мы учились в одной школе.
- Он порядочный?
- Скорее всего, - усмехнулась Таня. - Хочешь познакомиться? Пойдем сегодня в ресторан?
- Может быть, лучше в кафе?
- Здесь не бывает кафе.
- А у вас разве есть?
- Без сомненья. Ой! - прервала саму себя Галя, - мяч опять у него.
- Так это не он, - сказала Таня. - Это новенький, запасной, семнадцатый.
- Да?
- Да.
- Я так и подумала.
Дело в том, что Сатин захотел обойти нападающего. Олег не успел еще отойти назад, и Сатин, которому бросил мяч вратарь Дима, решил обыграть нового нападающего Марса. Показать ему свой коронный финт: между ног.
Олег по инерции продолжал отходить к своим воротам. Сатин качнулся вправо, потом влево. Обычно противник после этих финтов расставляет ноги достаточно широко. По крайней мере, мяч проходит между ними легко. Главное попасть в эти живые ворота. Но это только первое главное. Второе, успеть добежать до мяча первым. В теории это должно удаваться, так как противнику надо еще повернуться, прежде, чем бежать за мячом. А до этого понять, что произошло. Итого, получается, как минимум два с половиной главных пункта.
Олег хотя и не ожидал, что защитник будет обводить его, все же успел раньше Сатина к мячу. И... сразу же прокинул мяч между ног, летящего на него, как бык на матадора, огромного защитника Сатина.
И вышел один на один с Димой. Он сделал движение влево, и показал, что будет бить вправо, но тут же, прямо из под рук вратаря откатил мяч правой ногой под левую. Удар щечкой и мяч в воротах. Четыре - три.
Все зааплодировали, многие встали со своих мест.
- Меня удивляют только его какие-то неуклюжие движения, - сказал Валентин. - Нет плавности.
- Зато точные, - сказал Павел. И добавил: - И знаешь:
- Он видит поле.
- А другие что, не видят? - спросил Валя.
- Нет, - категорично ответил Паша. - Играют, как слепые котята.
- Мне кажется, я хочу с этим, - сказала Галя.
- Точно?
- Точно, кажется. Но я еще подумаю. Можно?
- Конечно, - ответила Таня. - Время еще есть, - и она засмеялась. Потом взглянула на папу, который сидел с другими членами парткома справа, и погрозил ей пальцем - заткнулась.
- Смеяться будем после победы, - сказал Первый Секретарь города. Который был отцом Тани.
Следующий гол Олег забил сразу после розыгрыша мяча в центре. Гости его потеряли, сделав неточную передачу на ход своему нападающему.
Олег пошел прямо по центру. Как Пеле. Серега решил не спорить, и уступил свое место центрального нападающего. Пусть. Но семнадцатый неожиданно передал мяч ему.
- Что ж, получи! - и Серега сделал навес. И тут Олег продемонстрировал свой удар слету. Он просто прыгнул вверх, и встретил мяч не левой ногой, которая пошла бы навстречу мячу, а правой. И бил вдогонку. Можно сказать, не бил, а переправлял мяч в ворота. Не через себя переворачивался, а прыгал почти, как Брумель в высоту. Только не спиной вперед, а боком. Но сначала казалось, что он идет вперед именно спиной. Валентин даже сказал:
- Ему бы в высоту прыгать, как Брумель.
- Или в футбол играть, - сказал Павел. И добавил: - В классе А.
- За Спартак? - спросил кто-то из сидящих рядом мужиков.
- Да, - ответил Павел. И добавил: - А может и за Динамо.
- Спартак - Динамо, - сказал Валентин, - еще гол и тама.
Да-а. Четыре - четыре.
- Еще гол, и мы победим, - сказал Первый Секретарь, и покосился на представителя областной администрации. Тот молча сопел. Но потом все-таки сказал:
- Не хотелось бы.
- Так все, ничья, - Первый посмотрел на часы. - Осталась одна минута. - А то бы... - он засмеялся и посмотрел на дочь с подругой, которой, похоже, было все равно, кто победит. Лишь бы голы забивали. Как она сказала:
- Это интересно. - И добавила: - Даже весело.
Вратарь Трактора Дима печально расхаживал в воротах.
- Это же надо, ничья. Никогда бы не подумал, что они так много нам набьют, - сказал он. - Но я ничего не мог сделать, - добавил он. - Это были не берущиеся мячи.
- Я с вами согласен, - сказал из-за ворот Эдуард. - Но должен сообщить вам еще одно неприятное известие.
- Какое?
- Будет еще одни гол.
- Ты кто? Предсказатель?
- Да.
- Давай поспорим на десять щелбанов с оттяжкой, что голов больше не будет. Время-то уже кончилось.
- Это ты мне десять. А я тебе?
- Что хочешь?
- Мяч.
- Мяч? Ты имеешь в виду футбольный? Где я тебе его возьму?
- Ну, не знаю. Попроси. Тебе дадут.
- За что?
- За то, что пропустил в одной игре пять голов.
- Угу. Ладно.
- Спасибо. А то у меня был один мяч, да спустил.
- Спускал, спускал и спустил совсем? - спросил Дима.
- Да.
- А ты знаешь почему?
- Нет.
- Сгнил. Был уже бракованный. У вас здесь все команды тренируются бракованными мячами. Мы их раньше выбрасывали, а теперь отправляем вам, сюда, в деревню.
- Это не деревня, а город.
- Да, ты прав, малыш, это город, но маленький город. Поэтому здесь нет хороших, не спускающих за ночь мячей. И значит, тебе действительно нужен мяч. Ты же футболист.
- Да.
- Да, - повторил Дима. - Вот только мяча у меня нет.
- Вы обещали, - пропел Эд печально.
- Чего обещал? Пропустить еще одну плюху? Да я бы и рад, только время закончилось, - пошутил вратарь, взглянув на противоударные часы.
- Противоударные?
- Само собой. Часы тоже тебе надо? Бери. Выиграешь спор - отдам и часы.
- Честно?
- Честно. Я никогда не вру.
- Ну, тогда готовься, - сказал Эдуард, - тебе назначили одиннадцатиметровый.
Оказалось, Сатин руками поймал мяч, который перебросил ему через голову семнадцатый. Не тем финтом, который редко получается, когда мяч правой накатывают на пятку левой, и перебрасывают через свою голову. А если порезче, то и через голову защитника. Нет, он остановился перед защитником, спокойно подкинул мяч вверх, и головой перебросил через Сатина. Но защитник так разозлился, что решил:
- Этому не бывать ни за что. - И извернувшись, упал назад, поймав мяч руками.
И, так как мяч был уже на линии штрафной, судья назначил пенальти.
Конечно, на трибунах начались споры:
- Был мяч на линии штрафной, или еще нет. - Но судья сказал, значит, сказал:
- Пенальти. - Он был очень разозлен беспрецедентным поведением защитника Сатина. Так как знал, еще с детства, что так поступают только блатные или голодные, как говорили. Вместо того, чтобы научиться отбирать мяч у нападающего, просто ловят его руками и все. Штрафной? Да, пожалуйста, я в это время спокойно отойду назад. А атака будет сорвана.
- Ну и вот, - сказал Паша, - доигрался хер на скрипке.
- Да-а, - только и сказал Валя. Но подумав, добавил: - Дубина Сатин. А с другой стороны:
- Наши же ж победят.
- Да? А какие все-таки ваши? - спросил Павел. - Поздно определяться. С тебя пиво.
- Мы не спорили.
- Давай поспорим.
- Что не забьет? Да, давай! Я говорю, так и останется четыре - четыре.
- Ладно. Считаю, будет пять - четыре в нашу пользу.
2
Начальники и Таня с Галей тоже решили поспорить.
- На что будем спорить? - спросил представитель из области.
- Вы хотели проверить строительство свинарника?
- Да.
- Давайте не будем этого делать.
- Ну, ладно, я согласен. А вы что ставите?
- Немецкие колбаски, жареные на открытом огне. И приготовленные у нас в городе.
- Сырые сардельки, что ли? Я их уже пробовал. Давай уж лучше по-старому, чинно и благородно: шашлыки из баранины и коньяк пятнадцатилетний. Есть?
- Есть. У нас все есть. Только баранины нет. Свинина скоро будет.
- Нэ будет.
- Почему?
- А ты думаешь, почему я согласился не проверять ваш свинарник?
- Почему?
- Потому что его нет.
Первый Секретарь потер переносицу.
- Нет, честно, будет. Запишешь, что строить начали?
- Сказал же: запишу. Если ваш нападающий забьет пенальти.
- Я предлагаю заменить баранину и еще не построенную свинину говядиной, - сказал Председатель Горисполкома.
- У вас уже есть мясное производство?
- Пока нет, но когда-нибудь будет, - ответил Председатель.
- Так вы предлагаете мне шашлыки из коровы, которая перестала доить?
- Так другого-то нет! - чуть не крикнул Третий секретарь.
- Серьезно?
- Нет, - сказал Первый. - Купили бычка.
- У частника? А разве мы не запретили этих частников? - Представитель строго взглянул на присутствующих.
- Дак недавно же ж разрешили по одной корове, - сказал Третий.
- А! - улыбнулся Представитель, - газеты читаете.
- Так была Инструкция по этом делу, - сказал Третий Секретарь по сельскому хозяйству.
- Номер не помните? - спросил Представитель.
- Извините, нет.
- А знаете почему? - Он сделал паузу. - Потому что ее не было. А вы, значит, уже во всю разводите анти...
- Антидюринг, - сказал Второй Секретарь, чтобы хоть что-нибудь сказать.
- Ху... - уже начал областной начальник, но передумал и объяснил: - Просто натуральный капитализм. А что такое у нас капитализм?
Народ безмолвствовал.
- Капитализм - это, - начал Третий Секретарь, - что на первое не помню, а на второе сказано: только без электрификации.
- Ну, вижу, вы подкованы неплохо, - сказал областной, и добавил: - Ни хера не знаете!
- А как надо, милай? - спросил Третий Секретарь по сельскому хозяйству.
- Капитализм - он и Африке капитализм, - вздохнул Представитель.
- Так это и есть новая инструкция?
- Теперь так будем говорить?
- Так, а разве в Африке капитализм? - Наперебой загалдели ребята.
- Я вам позже, за шашлыками из бычатины проведу политинформацию, - сказал Проверяющий. - И напомню:
- Указание плодить собственников с одной коровой было устное. Вы понимаете разницу? Устное - значит, особо разбегаться не надо. Пока еще точно ничего не решено. Можа - да, а может быть, будем и дальше отстаивать принципиальную линию на коллективное хозяйство. В общем, так и запишите, точнее, пока что запомните: да, но только как временная мера. Знаете, как делали иногда в войну?
- Напомните, пожалуйста, - хрипло сказал Первый.
- Иногда временно отступали, чтобы потом приняться за старое с новой силой.
- Извините, я не понял, что такое старое? - спросил сельскохозяйственник.
- Активный ты наш! Любознательнейший! - Областной нагнулся и хлопнул Третьего по плечу. - Это надо знать. Впрочем, я здесь за тем и нахожусь, чтобы разъяснить вам некоторые позиции прогрессивной идеологии. Как-то:
- Старое - это хорошо забытое новое! А что у нас нового?
- Что?
- ПоБеда. Наступление на разгоряченный Хеллоуинами, Сочельниками, и другими Рождественскими праздниками развитой капитализм. Включая сюда беспрерывную жарку барбэкю. - Он вынул платок, вытер внезапно вспотевший лоб, и вымолвил: - Я был вынужден сказать правду. Извините.
А на что поспорили девушки?
- На поцелуй?
- На поцелуй! Но и на семнадцатого номера, - добавил Таня. - Хотя он и так мой. Но, боюсь, как бы ты не передумала. Если забьет, то...
- То мой.
- То есть как?
- Ну, пусть будет так. Хорошо? - сказала Галя. - Не по существу, а просто мне так хочется. Можно? Ты не против?
- Не по существу? В том смысле, что просто так? Я согласна.
Но бить пенальти вышел Серега. Он был штатным пенальтистом. Свисток - удар... И Дима, вратарь Трактора взял мяч. А летел он всего в полуметре от правой штанги, и на метр от земли.
Эдуард сказал Диме:
- Ты взял не берущийся мяч.
- Спасибо, что оценил, наконец.
Стадион замер.
- Класс А.
- Не меньше, - начались разговоры на трибунах.
- Как только он взял этот мяч?
- Как его фамилия?
- Кого? Вратаря? Белобрысов?
- Сам ты белобрысый.
- Я да, но и он молодец.
- Его фамилия известная, - сказал Валя уверенно.
- Он что, твой зять? - спросил Паша.
- Не зять, но все равно фамилия его Бесфамильный. Дмитрий Бесфамильный.
- Всех расстреляли, что ли, в тридцать седьмом году?
- Ты говори, да не заговаривайся, - Валя посмотрел по сторонам. - А то сам получишь пятнадцать и пять по рогам. Хочешь?
- Напишешь на меня докладную записку? - спросил Павел. - Или нет, если я поставлю тебе пиво.
- Поставишь, само собой. Ничья.
И тут судья опять показал на одиннадцатиметровую отметку. И опять стадион замер от изумления. В чем дело? Оказалось, что кто-то из игроков Трактора раньше времени двинулся с места.
Никто не решался бить пенальти второй раз. Слишком велика ответственность. Тренер бегал по бровке, размахивал руками и что-то кричал.
Подошел капитан и сказал, что бить опять будет Серега.
- Я не буду. Честно, мандраж пошел.
- Тренер сказал. Бей.
- Не буду. Сам бей.
- Ладно, - сказал капитан и пошел к стоящему уже на белой отметине мячу. Он подошел вплотную, внимательно посмотрел на мяч, потом на тренера у края поля, который продолжал изъясняться на непонятном языке, узорами рук. - Нэ буду, - капитан помотал головой. И добавил, глядя на тренера вдалеке: - Мне непонятны ваши надгробные узоры.
- А тренер - из-за шума трибун - писал рукой с вытянутым указательным пальцем номер игрока, который должен бить пенальти. Да, трибуны сначала молчали, а теперь шум стоял такой, что даже Паша не слышал Валю. Таня Галю, а Первый Секретарь Проверяющего из области. Хотя тот настойчиво повторял одно и то же чуть ли не на ухо Секретарю:
- Не забивать. Не забивать. Я вас трахну. Я вас трахну во все щели. Ваш траханный город не получит больше ни государственных, ни областных дотаций. Коров пасти будете. Нет, свиней, для которых вы до сих пор не построили свинарник. - И так далее, и тому подобное. - Дайте указание!
- Как? Как я его дам?! - расслышал последнее предупреждение Первый Секретарь.
- Послать гонца.
- Не послать ли нам гонца в магазин без продавца? - сказал Председатель исполкома, и так долго молчавший. - Проверяющий не понял, но погрозил пальцем. Мол, по лицу вижу, что готовите переворот в масштабах всей области. И еще раз постучал пальцем по крашеному в голубой цвет дереву трибуны.
- Бей ты, счастливчик, - сказал капитан, и даже протянул мяч Олегу. В уме. Так как мяч уже стоял, как известно, на месте.
Олег подошел к мячу, посмотрел на него внимательно и поправил рукой. Действительно, здесь у мяча, существовало какое-то отрицательное энергетическое поле. Шум трибун, тренер, все еще что-то желавший сказать узорами рук в воздухе, а казалось, ставит свою подпись на надгробной плите пенальтиста, игроки сзади, как будто гнали волны напряжения.
- Н-да, - Олег отошел подальше, шагов на десять, и посмотрел на трибуны. Ни одного знакомого лица. Он опять подошел к мячу, опять посмотрел на него, и, считая шаги пошел назад.
Шум стоял такой, что ничего нельзя было расслышать конкретно. Однако голос:
- Ты сделай пробежку метров на четыреста вокруг поля, - услышали почти все. Все, кроме проверяющего.
- Что он сказал? - спросил областной.
- Говорит, чтобы не торопился, - сказал Первый.
- Кто?
- Футболист.
- Я говорю, кто говорит? И почему так громко? Я его слышу.
- Так это местный Николай Озеров, комментатор.
- Комментатор, - рассмеялся Контролер. - Чего же ж он до сих пор молчал, как рыба?
- Наверное, как обычно, микрофон не работал. А может, забыл, засмотрелся на хороший футбол, и забыл, что... А что, собственно, он должен был говорить. У нас здесь всегда и так прямой эфир. Комментатор объявляет только начало и окончание матча.
- Да? Это очень правильно. Пусть люди сами думают, кто должен победить. Мы, или, - он поднял вверх руку, - они.
И Олег увидел эту поднятую руку. И недалеко лица двух прекрасных девушек.
- Он смотрит на нас, - сказала Галя. - Нет, точно.
- Он смотрит на меня, - сказала Таня.
- Не надо опережать события, - сказала Галя. - Мы же договорились, если забьет...
- Я помню.
Олег посмотрел на обе манящие взор девятки, и побежал. Собственно, о чем думать? Ведь мяч - это он сам. Он, свободная от притязаний Земли Комета Галлея. Полет... полет и прорвавшаяся к ушам зрителей раньше возгласа трибун, сакральная фраза комментатора:
- Гол-л-л! Гол, друзья мои. Гол - хуй - штанга!
Дима только в последний момент перед ударом понял:
- Мяч пойдет не в девятку, а в шестерку. - В нижний, а не в верхний угол. Он прыгнул и угадал сторону, куда полетит мяч. Вон он, уже близко, рукой подать в шершавой перчатке. Но мяч тоже, видимо, думал, и, увидев протянутый ему палец со знаменитой картины Микеланджело, нарисованной на потолке Сикстинской Капеллы, как ни странно испугался, и отодвинулся. Отодвинулся, мог поспорить Дима, к самой штанге.
- Не попал, - удивились все вслед за комментатором. У многих даже сердце защемило от такой неудачи новичка, забившего в этом матче уже три гола.
Но мяч, как многим показалось: подумал слегка, и закатился в ворота.
- Вот это удар, - сказал Эд за воротами. - Не шесть, а все пять с половиной.
Судья показал на центр.
Тренер подошел к своему помощнику, и сказал, что не ошибся, доверив бить новичку.
- Это вы ему кричали, чтобы бил под верхнюю штангу прямо над головой вратаря?
- Нет, - признался тренер, - я бы не решился доверить новому игроку решающий пенальти. Если бы он не забил, меня бы распяли. Сам знаешь, каки у нас председатели. Чуть что - на кол. Кстати, как ты мог услышать то, чего я не говорил? Я рисовал ему картину боя жестами.
- Все просто.
- Че, уши с утра мыл с мылом?
- Нет, забыл.
- Почему?
- Я знал, что ничего нового вы не придумаете. Вы всегда так говорите:
- Бей прямо под штангу. - Действительно, кто поверит равномерному прямолинейному движению? Все же ж, чуть что, бросаются в разные стороны, как вороны при приближении кота, который бьет их лапой по голове.
Тем более, равномерное прямолинейное движение ничем не отличается от состояния покоя. А как можно, находясь в состоянии покоя, промазать? Ну, а если нет, то и цель всегда будет поражена.
Глава Третья
1
- Стрельцов!
- Капитан Стрельцов, мать твою, где ты?
- Он там, проверяет рацию, - сказала девушка-лейтенант, снимая наушники.
- Стрельцов!
- Вон он.
- Стрельцов, че ты от меня прячешься?
- Я здесь.
- Бутерброды хаваешь?
- Рацию настраиваю.
- Ты думал, я тебя не найду под новой маскировочной сеткой? И да: дай мне тоже два. Один с красной рыбой, другой с сыром.
- С сыром уже нет. Если будешь, то только с американской тушенкой.
- Хорошо, один с тушенкой, другой с рыбой. Ты меня не узнаешь?
- Нет, товарищ майор. Вы из управления по поводу вылазки? - спросил капитан Стрельцов.
- Не угадал. Вот честно, не угадал. Я еще говорят, что предсказатель.
- Ошибаются.
- Не думаю, что ошибаются. Скорее, преувеличивают. И знаешь почему? Я верю в предсказания. Не веришь? Нет, это честно. Даже иногда очен-но верю.
- Вы из Анэнербе, что ли?
- Почему из Анэнербе? Связного от немцев ждет-те? Нет, мой милай, я из НКВД.
- А! Так я вас ждал еще час назад. И рад, что вижу.
- Дело в следующем. С вами, как вы говорите:
- На вылазку должна была идти группа НКВД. Чисто для прикрытия.
- Чтобы не сбежали, что ли?
- Не только. На группу может быть совершено нападение с тыла. Есть данные, что против вас работают офицеры Анэнербе.
- Сказки, - ответил Борис, - чё им здесь надо?
- Думаю, ты прав, Боря, делать им здесь нечего. Мы, так сказать, не запускаем ракеты на Луну. Но, думаю, информация о твоем гранатомете до них дошла. И дошла в искаженном виде.
- Что это значит? Думают, что это магия, что ли?
- А нет? - спросил майор и взял еще один бутерброд с рыбой. - Кофе горячий?
- Что?
- Я говорю, кофе в термосе еще горячий?
- Разумеется.
- Китайский.
- Кто?
- Термос, балда! Кто, он спрашивает.
- А! Нет, конечно. Немецкий.
- Немецкий, - повторил майор НКВД, наливая себе кофе. - Будешь?
- Да. Налей.
- Мы уже на ты?
- Прошу прощенья. Как вам будет угодно. Мне по барабану.
- Нет, ты не обижайся. Я так. Мы же с тобой старые друзья. Не помнишь?
- В школе, что ли, вместе учились? - спросил Борис. - Нет, ты не обижайся... Мы на ты? - Майор кивнул. Его рот был занят вкусным бутербродом с красной рыбой и сладким горячим кофе. Нет, а на самом деле это очень вкусно, когда соленое и сладкое сочетаются.
- Дальше бери. Выше, я бы сказал.
- Простите, товарищ майор, но выше земли я не летаю. Не летчик.
- Я тебя спас.
- Спас?! - изумился Бо, как звали его некоторые. - Че-то я не помню, чтобы меня кто-то спасал. Разве, что отец в детстве спас из реки. Я наступил в яму, и не знал, как из нее выбраться. Яма на дне реки. Вроде:
- А в чем проблема?
- Действительно, - сказал майор, - поднялся вверх и все. Только, как говорится в Библии, самому это сделать невозможно. Нужен помощник. И я тебе помог.
- Но когда?! я не помню.
- Ты в институте учился когда-нибудь?
- А-а-а!
- Б-б-б! Теперь вспомнил? Я был начальником оперотряда в том общежитии, где ты занимался блядством. Помнишь, как трахнул дочку академика Белинского, а я тебя поймал. Веселая была история. Но, благодаря мне ты остался в институте.
- Как ты мог мне помочь, если ты меня и поймал? - я не че-то не понимаю. Тем более, я ее не трахал. Хотел, пока друг бегал за бутылкой венгерского вина, но не решился. Признаюсь, она была без трусов, когда я с ней танцевал.
- Откуда ты знаешь, что она уже была без трусов?
- Просто чувствовал руками во время танца. Да и потом, на следующий день она сама сказала, что как раз постирала трусы. Ну, прежде, чем идти в нашу комнату.
- Ну, это только слова, которые теперь уже нельзя проверить. Может, сама сняла, а возможно, и ты с нее снял. Точно так же можно сказать и про твое:
- Не успел.
- Я сказал: постеснялся.
- Ты сказал: не успел.
- Я сказал, что не решился.
- Да не мельтеши ты. Это одно и то же. И получается, что ты мог бы надолго уехать а Магадан за групповуху в общественном месте, а выгнали только твоего сокурсника.
- Его не выгнали. Он оправдался.
- Дочка академика сказала, что ничего не было. Просто она напилась, обоссалась, и случайно вызвала оперотряд, - улыбнулся майор Таганский. Как он сам себя иногда называл. По псевдониму.
- Она его не вызывала. Это ты все рыскал по общежитию, искал ее. Наверное, мечтал жениться? Эх, была бы у меня жена академик! - воскликнул Стрельцов. И добавил: - Я имею в виду, ты так думал. Но одной вещи ты не знал.
- Какой?
- Дочь академика падает далеко от академика.
- Это как раз ты ошибаешься, мил человек. Дочь академика всегда будет дочерью академика. Понимаешь? И для этого ей не надо становиться самой академиком. Я бы мог им стать. А ты мне помешал. Теперь ты понимаешь всю драматургию наших отношений? Теперь ты меня узнал?
- Нет. Честно, нет, ты очень изменился. Наверное, расстреливаешь часто? Впрочем, приятно познакомиться.
- Приятно, конечно. Куда тебе деваться? И... собирайся, значится, поедем выяснять отношения.
- Стреляться, что ли?
- Дуэли у нас запрещены. А то бы я согласился. Нет, честно, я бы убил тебя, несмотря на риск, что ты попадешь в меня первым. Но я не буду этого делать именно потому, что, как Вотрен у Бальзака, не хочу играть судьбой. Как говорится:
- Лучше буду майором.
- Ты уже майор.
- Да? Я просто оговорился. Генерал-майором. Как минимум.
Они сели в виллис и поехали.
- Я должен был возглавить группу из восьми человек, которая бы сопровождала вас. Я уже это говорил? Ну, не важно, повторю. Нас было бы семнадцать человек, как в Ноевом Ковчеге.
- Ты читаешь Библию?
- А ты?
- Где я ее возьму? - пожал плечами капитан Стрельцов. - А ты, значит, читаешь?
- Нам разрешают. Правда, раз в месяц.
- Чтобы не попали под влияние?
- Согласен. Так вот вы пойдете без нашего прикрытия. Поэтому. Поэтому я буду проситься, чтобы меня взяли в вашу девятку.
- Десятым, что ли?
- Пусть я буду десятым.
- Десятый лишний, его обязательно убьют.
- Без меня вас возьмут в плен вместе с секретным оружием.
- А так? Всех застрелишь, а потом себя? Стрекоза все равно достанется немцам. Что ты сможешь сделать?
- Взорву.
- Умник. Мы и без тебя это сделаем.
- Сделаете, если не будете атакованы специально за вами посланной немецкой группой из Анэнербе.
- Я никак не пойму, ты-то чем сможешь нам помочь? Только написать потом, как плохо мы сражались, что убежали, оставив секретный противотанковый пулемет немцам.
- Я буду обеспечивать секретность операции.
- Херации. Я тебя не возьму.
- Возьмешь. Более того, сам попросишь товарища Первого, что я вам нужен.
- У Цицерона не хватит аргументов для обоснования твоего появления в секретной группе.
- Хорошо, вот тебе первый аргумент. Показания этой Зены...
- Зины.
- Точно, Зины, не имели силы без моей подписи. Я мог бы написать, что это была не просто маленькая вечеринка с танцами, а группой секс. Но я поступил честно.
- Честно?
- Да. Я видел ее трусы. В женской душевой на веревке. Я действительно искал ее по всему общежитию, и даже рядом с ним. Зашел в душ, а они там. Черные с узенькими красными полосками. Как импортные плавки. Просто так запомнил - красивые. Подумал:
- Чьи? - и не более того. - А потом, когда мне принесли на подпись, как начальнику оперотряда общежитий, ее заявление... точнее, она сама принесла, я спросил:
- Какого цвета?
- Что, какого цвета? - удивленно спросила Зина. - В этот день она была на высоких каблуках, и похожа на королеву. Горбатый ног, стройные длинные ноги, завязанные в хвост волосы, румяные щеки, длинные ресницы, черно-зеленые глаза, как у змеи - в общем, весь набор красоты.
- Не надо переспрашивать, - сказал я, - это простой вопрос. Какого цвета ваши трусы.
- В смысле, были в тот день? - спросила она.
- Тогда был уже вечер, - сказал я.
- Ах, вечер! Вечером у меня трусов не было. Я, кажется, там все написала, что уже сама была без трусов, так как постирала их.
- Без сомнения, это прекрасные, более того, очень важные для дознания подробности вашей интимной жизни, - сказал я. - Но меня интересует только конкретно цвет.
- Зачем?
- Это может подтвердить, или опровергнуть правдивость ваших показаний, коллега.
- Ну, хорошо, - сказала она, и описала именно тот черный атласный цвет с красными полосочками.
- Кто-нибудь может это подтвердить? - спросил я.
- Сестра вас устроит?
- Без сомнения. Но ее сейчас нет. Она на занятиях, - сказал я. Ее сестра училась уже на третьем курсе, а мы только что поступили, как вы помните, на первый.
- Тогда может быть вот так подойдет? - и она подняла платье.
- Без сомненья, это те самые, - сказал я, облегченно вздохнув.
- Почему вы так тяжело вздыхаете? - спросила Зина.
- Потому что не придется врать, дорогая девушка, чтобы выручить вас из беды.
- Вы на что намекаете? - спросила она.
- Нет, нет, - замахал я руками, - слишком опасно. Но на прощанье добавил, что женился бы на ней, если бы точно знал, что ничего не было. Но это так, в шутку, для себя. Она ничего не слышала.
Хотя, если говорить, совсем честно, я и сейчас не уверен, что вы не трахнули ее оба. Да, вот так. Ты даже не представляешь, Борис, сколько кругом вранья! Никому нельзя верить.
- Мне можно, - сказал капитан. - Можешь мне поверить: я тебя не возьму в мою группу.
- Я не буду...
- Будэшь! Ты будешь стучать. А нам стукачи не нужны.
- Я не буду тебя упрашивать. Скажу только, что это еще не все. И если тебе не безразлична эта женщина, ты возьмешь меня.
- Какое мне до нее дело? Я тебе повторяю еще раз:
- Я с ней только танцевал. Всё!
- Всё - да не всё, - как говорят. Ты ее не трахал. Я тебе почти верю. Но не верю, что не хотел. Ты хотел, да побоялся, что не успеешь до прихода товарища по комнате, который ушел за румынским вином.
- За болгарским.
- Без разницы. В душе они все поляки. Мечтают завоевать Россию. И да, заговорился, и чуть не забыл. Ее отца, академика Берлинского...
- Белинского, - поправил Борис.
- А какая разница? Разночинец для нас ничем не лучше немца. Вот так-то, парень. И да:
- Его посадили.
- За что? За то, что передал секретную рукопись Пушкина немцам? Или японцам?
- Нет. То есть, да. Почти. Секретный манускрипт семнадцатого века, описывающий мистерию посвящения в масоны. Анэнербе искало его в Тибете, и не нашло. А Белинский им помог, и нашел его здесь. А академии, так сказать, наших наук.
- Думаю, это херня. Не было такого документа.
- Почему? Украли бы намного раньше?
- Можно и так сказать.
- Тем не менее, - майор тяжело вздохнул, - было принято решение, что документ был. А теперь его нет. А следовательно, и она, как дочь врага народа, будет расстреляна без суда и следствия. То есть получит десять лет без права переписки. Ты этого хочешь?
- Почему так много?
- Мы считаем, что она могла принимать непосредственное участие в передаче рукописи за рубеж. И знаешь, почему? Она часто ходила на балы в югославское посольство. Кто ее только...
- Прекрати, я тебе не верю. При чем здесь югославское посольство? Они не немцы, и тем более не Анэнербе.
- А какая разница? Они все стремятся туда.
- Куда?
- Да хер их знает, куда. Но думаю, назад, в прошлое. Хотят быть князьями и графинями. А у нее, между прочим, на лбу написано, что она графиня. Очень была бы похожа на ту старуху, которую задушил Германн в Пиковой Даме. Но думаю, не доживет. Жаль. Так, что ты решил? Скажешь Первому, что я тебе очен-но нужен?
- Ладно, но она пойдет с нами.
- Пусть идет. Тем более, она уже обучилась на радистку. Хотела выйти на связь с Анэнербе, но мы успели предотвратить этот радиодиверсионный контакт.
- Сколько вы успели на нее навешать! Я даже удивляюсь. Честно говоря, я думал, вы ни хера не делаете. Так только рано встаете, да будите ни в чем не повинных людей.
- Две ошибки. Во-первых, мы и не ложимся. А кто не ложится, тому и вставать не надо. Во-вторых, виновные нам не нужны. Я хотел сказать, мы их не ловим, потому что, в конце концов, и сами попадутся. Весь смысл в том, чтобы брать не виновных. Это важное условие, необходимое в борьбе со шпионами и диверсантами.
- Почему?
- Виновные будут бояться. Будут находиться на свободе, а как бы уже в солнечном Магадане. Потому что страшно.
- Если считать тебя, да еще ее, нас будет уже одиннадцать, а это несчастливое число, - сказал Борис. - Вообще меня очень удивляет, почему все так рвутся в разведку? Нашли теплое местечко!
- Так, мил человек, чего тут удивительного, - сказал Эвенир, майор НКВД, никто не хочет идти просто так в штыковую атаку с палками. Тем более против танков. Так что, разведка, это действительно, теплое местечко. А разведка боем вообще хорошо. Можешь быть уверенным: всех перебьют. И знаешь почему? Нас будет мало, а их много. Вот и все. Просто, как таблица умножения.
- Никакой разведки боем не будет. Это просто испытание секретного оружия в боевой обстановке, - сказал Борис.
- А какая разница? И да, ты можешь не беспокоиться, я буду только лейтенантом в этой операции. Сам понимаешь, не идти же мне на передовую в погонах майора НКВД. Какой-нибудь невинно осужденный еще шарахнет в спину из ППШ.
- А что, есть невинно осужденные? - спросил Борис.
- Ты чем слушал? - спросил Эвенир. - Я тебе русским языком сказал:
- Мы берем только не виновных, так как, - объяснил я тебе, - виновные сами от страха попадутся.
- Я думал, это магаданская шутка.
- Шутки в детском саду закончились, мил человек. При царе.
Они стучат себя в грудь, и пытаются доказать следователю, что невинны, аки агнцы небесные. И некоторые, особенно молодые, дознаватели, бывает, выходят из себя. Как будто следователь должен за него, правдолюбца и сукина сына, придумывать ему вину. Сам, блядь, думай, сам, блядь, думай! - и стучит, бывало, приговоренного головой об стол.
- Кто же ж всю эту херню придумал? - с сомнением спросил Борис.
- Сама жизнь, милок, и придумала. Сама.
- Куда мы только катимся?
- Так никуда. Стоим, можно сказать, на месте. Находимся в состоянии абсолютного покоя и равномерного и прямолинейного движения. Как давно сказал Макиавелли:
- Разделяй всех невиновных на не виновных и виновных. А после этого властвуй. Так что ничего нового. Все это уже было, было, было.
2
- Товарищ Первый, - сказал Борис, когда его, наконец позвали на кухню.
- Не торопись, парень, сунуть тебя головой в горячий соус я еще успею. Честно, я могу, можешь не сомневаться.
- Да я и не сомневаюсь. Только это:
- Почему на кухне, а не в приемном покое вы меня встречаете?
- Не привык на кухне-то? А, между прочим, так делает вся мафия. А они живут не хуже нашего. Так что привыкай. Здесь я принимаю самый лучших людей. Героев. А ты герой, так как... - Первый помешал ложной соус, попробовал его языком, потом на вкус. - Попробуй, как?
- Вкусный, - сказал Борис, облизав ложку, которую держал Первый.
- Возьми эту ложку себе, а мне принеси другую. Кстати, ты знаешь, что находишься на Малой Даче?
- Я думал, это Ближняя.
- Это одно и то же. Так просто, разные дураки называют по-разному. Говорят, для конспирации. Я не понимаю:
- Кто? кого, мне, мать вашу, бояться, а?
- Конечно. В том смысле, что наоборот, вас все должны бояться.
- Неплохо замечено. Знаешь, что? Говори мне ты. Можешь?
- Ладно, буду. И кстати, товарищ Первый, выпить-то у нас есть что-нибудь? Что-нибудь хорошее?
- Разумеется, друг мой. Киндзмараули, Хванчкара! Чего будэшь? Ну, говори!
- Щас. Ни по эту, ни то ту, - Борис задумался, - а по эту слепоту. Считаю, товарищ Первый, хочу взять втемную, чисто наудачу. Так-то я в этих винах не разбираюсь. Все больше спирт да водка. А вино только по праздникам только на Ближней, а может, когда случится, и на Дальней вашей даче.
- А ты знаешь, где моя Дальняя Дача? В Магадане.
- Это шутка?
- Нет. Так, что, Боря, и не просись туда, не надо. Там в футбол не поиграешь. Ну, давай, чего ты там налил, Киндзмараули? Давай, Киндзмараули, она по легче.
Они выпили. Закусили пастой с мясом в томатном соусе.
- Они называют это мясо: бефстроганов.
- Да херня, это наше русское мясо.
- Нет, я сам люблю его так называть по-французски:
- Бефстроганов. - Но только по вторникам и четвергам. Это дни Франции в моей жизни. Ведь живешь, как крот в норе. Надо преподносить самому себе разные города и страны.
- Францию, Англию, Америку, - сказал Борис, добавляя себе мяса с соусом. - Знаете ли, одна эта итальянская паста не лезет.
- Хорошо бы, конечно, взять и Францию, и Англию, да и Америку тоже. Но пока ограничимся Польшей, Болгарией, Венгрией. С Югославией и Прибалтикой в придачу. Но это позже. Сейчас меня интересуют только один город. Можно даже сказать, не город, а чисто деревня. Надо ее удержать. Сможешь?
- Дак, наверно.
- Стрекоза стрекочет?
- Как швейцарские часы. Тик-так, тик-так, тик-так, так, так, так. - Борис засмеялся.
- Че, так и стреляет?
- Нет, товарищ Первый, это чисто шифр. Код включения механизма стрельбы.
- Да?! Ну-ка, повтори еще раз. Может, я запомню.
- Конечно. Но только с условием. Никому не скажете?
- Я?! Да ты что, Боря, клянусь, - Первый осмотрелся по сторонам, - никому. Здесь вообще никому нельзя доверять. Так бы всех и перестрелял. Но нельзя.
- Почему?
- Ох, Боря, есть причина.
- Какая?
- Так ведь всех-то не перестреляешь. А так заколебали, не можешь себе представить. Так и шныряют тут, так и шныряют. Ты вообще в курсе, сколько царей в России передушили, отравили, и просто так зарезали.
- Много?
- И не сосчитать! И да: я тебе сказал, куда ты поедешь?
- На деревню к дедушке, - сказал Борис, и рассмеялся.
- Действительно, смешно, - сказал Первый, и тоже расхохотался. К чертовой бабушке, - добавил он, и расхохотался еще сильней.
- К этой, как ее, - сказал Борис согнувшись от смеха в три погибели, к японе матери! Думаю, товарищ Первый, это будет для меня чисто экскурсией на Багамы. Так отдохну с ружьецом. Абарая! Бродяга я!
Я в скрипучих ботинках!
Разрисован, как спецназ!
И стреляю на заказ
- И вместе:
Гранатомет мой небольшой,
Но с бессмертною душой!
- Кто, прости, с бессмертною душой? Гранатомет?
- Балда! Я - с бессмертною душой.
Я лечу на Стрекозе,
Вижу Хи в большой... Пуси Райт!
- А это кто?
- Я и сам не знаю. А и знал бы, не сказал.
- Смешно. Мне сказал бы. Сказал бы?
- Разумеется, товарищ Первый.
- Возьмешь с собой бефстроганов.
- А пасты?
- И пасты возьми. В один бидон положи. Вместе с соусом и мясом.
- Она не расплывется?
- Итальянская, из бамбука, не расплывается.
- Вина дадите?
- Нэт.
- Почему?
- Сказал нэт, значит нэт. Чтобы скучал, друг. Не по мне. По вину. Вернешься - если вернешься - вместе выпьем. Приедешь сразу на Дальнюю Дачу.
- Это шутка?
- Какая шутка? Правда.
- Вы сказали, что Дальняя Дача это Магадан.
- Так в Магадан и вернешься. Нет, честно, оттуда и в Магадан хорошо вернуться. Сам увидишь.
- Ладно, ладно, вернешься, чем черт не шутит, придешь прямо сюда. Я буду ждать. Так и скажешь охране:
Он ждал меня,
И будет рад видеть.
- Это пароль Каменного Гостя.
- Нет, вы серьезно?
- Да каки тут шутки. Ты хоть знаешь направление главного удара, капитан дальнего плаванья?
- Так, естественно. На танковый полигон. Ружье надо проверить в бою.
- Так-то оно так, да немножко изменилась обстановка.
- А что случилось?
- Пошли в прорыв немецкие батальоны. И не простые, а танковые. Ты должен отразить их атаку.
- Где?
- В Прохоровке. Ну, а иначе, как мы проверим, стреляет ли это ружье в четвертом акте, если в первом ты обещал нам победу?
- Так...
- Более того, твой отряд Стрекоза пойдет инкогнито.
- Вообще инкогнито, или только туда тайно, а оттуда явно, с победой. Ну, если мы победим-то, можно будет вернуться с победой?
- Не обязательно. Точнее, вообще нельзя. Будет дано две параллельных информации. Она официальная, другая будет распущена, как слух. Ты - это слух.
- Только неофициальный слух, - повторил Борис. - А если победа? Если мы победим?
- Вот это как раз и будет самым большим секретом. Нэ было.
- А что было?
- Был бой батареи Душина. Которая подобьет семь танков и геройски погибнет. Впрочем, одного оставь.
- Зачем?
- Чтобы распускал слухи. А с другой стороны:
- Нэт - так нэт! Найдем другого. Мало ли их!
- Кого?
- Дак, слухов, мил человек, слухов. По умам бродят только слухи. И не называй это дезинформацией, - Первый поднял палец. И знаешь почему? Дезинформацию надо делать, а...
- Простите, что перебиваю, товарищ Первый, но разрешите я добавлю:
- Слухи рождаются сами. Правильно?
- Хорошо сказано. Вот ты сам и родишь слух о победе, считающейся поражением.
- Да, забыл спросить, какие танки там будут? Пантеры?
- Тигры, мой друг, скорее всего, это будут Тигры.
- Именно те, настоящие Тигры, с пятиэтажный дом? Я вас правильно понял?
- Ну, ты скажешь, с пятиэтажный дом. В бараках жить привыкли, вот вам все, что выше барака, и кажется пятиэтажкой. Нэт, намного меньше.
- Значит, мы будем возвращаться без победы, - повторил Борис. - А куда возвращаться-то без победы. Ох, чувствую, пошлют меня туда, куда Макар телят не гонял!
- Я сказал тебе:
- Придешь, скажешь пароль. По-другому нельзя. Как говорится, иначе овчинка не будет стоить выделки. Они или выкрадут у нас Стрекозу, или спешно создадут сами. Мы же должны внушать всем до поры до времени:
- Нэт у нас ничего! Мы бедные. Какая Стрекоза? Какая Муха? - И так далее.
Кстати, ты всё взял, что я тебе подарил?
Глава Четвертая
- О чем задумался, капитан?
- Вот думаю, как я ни старался, а все равно нас одиннадцать. Несчастливое число. Правильно, я говорю, Берлинская?
- Берлинская? Нет. Я - Белинская. Вы нарочно путаете?
- При фамилии Белинская - Белинский, мне сразу так и хочется сказать вам:
- Любите ли вы меня так, как вас люблю я!
- Это вопрос?
- Нет, нет, это беспрецедентное утверждение
- Но я люблю другого, - сказала Зина.
- Кого?
- Старшего лейтенанта. - И девушка смело хлопнула по плечу Эвенира.
- Я так и знал, что ты полюбишь меня перед расстрелом.
- Нас расстреляют? - спросила девушка. - Это правда?
- Пугает. Мы не будем сдаваться, - сказал Борис.
- Не зря я ему не верила раньше. Говорил, болтал без умолку, что он мне только не говорил, что только не обещал, обманщик.
- Что он говорил? - поморщился Борис.
- Говорил, что очен-но хочет стать академиком. А для этого, говорит:
- Мне надо жениться на дочке академика. - Я ему вроде:
- А ты постарайся так, без дочки пробиться! Своими силами, своим умом. Как Ландау. Открой плоскость симметрии у позитрона. Че-ты будешь со мной мучиться?
- Это правда. С тобой я мучаюсь, - сказал Эвенир.
- Хотел с помощью моего отца стать доктором наук, - сказала Зина.
- Да, - подтвердил Эвенир. - А потом и академиком.
- Своего-то ума нет ни хера, вот и лезет к моему телу, - сказала Зина, и добавила: - Вы взяли для меня папиросы Герцеговина Флор, товарищ Первый?
- У нас один товарищ Первый, - буркнул Эвенир Киселев.
- Нэт, - рявкнул Борис Стрельцов. - Здесь я Первый.
- А я какой? - спросил Киселев.
- Да, второй, Кисель, успокойся, - сказала Зина, - я согласна быть третьей.
- Она согласна! Да, я должен быть Первым. Главный не тот, кто изобрел ружье, а тот, кто может сохранить секретность операции. Он не сможет в случае чего всех перестрелять! А надо будет это сделать, чтобы не попали в плен, и не разгласили цель нашей вылазки.
- Это будет и так ясно, если наша установка будет пробивать лобовую броню Тигров. Ты чего собрался скрывать? Херлок Холмс нашелся. И вообще, отойди от меня. Я люблю только Первого. Нет, честно, отвали, отвали. Ты здесь не начальник оперотряда, чтобы преследовать меня по всем углам.
- На самом деле, Второй, иди, замкни колонну.
- Какую колонну? Все здесь одиннадцать человек.
- И вообще, не понимаю, как тебя взяли? Я ведь не просил Первого, чтобы тебя зачислили в группу.
- А и не надо было. Я тебя немножко обманул. Ты вообще знаешь, почему просить ничего не надо?
- Потому что нам и так приготовлено все, что хочешь, - сказала Зина. - Я это чувствую.
- Это и не мудрено, - сказал Борис, - у... прошу прощенья. - Борис просто вспомнил, что отец Зины арестован, и, скорее всего, находится на Зоне.
- Лишь бы никто не помещал, - закончил свою мысль Эвенир. - Вот ты мне и не помешал. Хотя все равно спасибо, что не попросил.
Борис промолчал. Он просто забыл.
- За что ты его благодаришь? - спросила дама.
- За то, что спас тебя от ссылки в котлован Беломорско Балтийского Канала, - сказал Эвенир.
- Какого канала? А разве он еще не построен?
- Дак ремонтировать надо.
- Мы пришли, - сказал Борис. Их выбросили с парашютами, которые все закопали в лесу. Хорошие парашюты, жалко. Один из двух сержантов даже спросил:
- Может, возьмем с собой?
- Зачем? - удивился Эвенир. - На портянки? Так по портянкам тебя и узнают эсэсовцы. Тех, кто в портянках, они пытают с особым пристрастием.
- А мы, чё, будем сдаваться? - спросил этот сержант, по фамилии Поляков. - Я так думаю вернуться.
- За звездой героя.
Все промолчали. Они тоже так думали, но уже сильно сомневались. Это место показалось им, какими-то задворками Вселенной.
- Это какая-то энергетическая яма, - сказал второй сержант. Все его звали Валера. Он был взят в отряд, как снайпер-любитель. А до этого не успел закончить Энерго механический институт, ушел с четвертого курса. - Мы не вернемся, - резюмировал он. - И я бы хотел взять с собой парашют именно по этой причине. Хотя бы какое-то время он будет напоминать мне о существовавшем где-то в прошлом будущем.
- Парашюты с собой брать нельзя. - сказал Борис. На это была специальная инструкция.
Они вошли в Прохоровку, расположились во втором доме от края - он был пустой, как, впрочем, и первый.
- Прочему не в крайнем? - спросила Зина.
- Если снаряд попадет в дом, нас в нем не будет, - ответил Второй, старший лейтенант Киселев. Так-то, по жизни, майор НКВД. Но об этом знали только Борис и Зина.
Как и предполагалось, немцы пошли в прорыв между Куском и Белгородом. Здесь и была Прохоровка. Бойцы батареи Душина жили не в Прохоровке, а прямо у пушек, в траншее, точнее, в блиндаже, построенном из разобранного дома. Они, как и было запланировано, не знали о второй группе, посланной навстречу пошедшим на прорыв немцам.
Как только появились танки, батарея открыла огонь.
- Душин, - сказал его друг, сержант Крылов, - что толку стрелять? Ведь известно, что наши снаряды не пробьют броню Тигров.
- А это Тигры? - спросил наводчик у пушки. Он крепко взялся за станину и сцепил зубы.
- Ты чего, наводчик? - спросил Душин.
- Боюсь, - товарищ капитан. - Очень бежать хочется. Ведь Тигры очень страшные.
- Как американский небоскреб? Как китайская стена?
- Думаю, как вулкан Кракатау.
- Ты его видел? - спросил Крылов.
- Разумеется.
- Где?
- На спичечной коробке. Дым-м! До неба.
- На, парень, посмотри в бинокль, и скажи, они такие большие, как ты думаешь? - сказал капитан.
- Да, - ответил наводчик, поглядев в бинокль. - Очень.
- Ну, что ты врешь! Они даже в бинокль маленькие! - рявкнул капитан.
- Я вру?! Так они же ж далеко. И, очевидно, намного больше, чем Кракатау на спичечной коробке. Я собирал спичечные этикетки, и хорошо помню, какая там гора, - упрямо повторил наводчик. - И да, сейчас надо будет стрелять, поэтому, прошу вас, привяжите меня к станине, а то убегу.
- Я те, блядь, убегу, - Душин вынул наган и потряс им перед носом наводчика. - Впрочем, изволь, - капитан убрал наган назад в кобуру, вынул веревку и привязал наводчика к станине. - Давай, привяжи и всех остальных, - сказал Душин сержанту Крылову.
- Конечно, - ответил Крылов, - веревка-то есть! - Они, между прочим, заранее приготовили по больше веревки. - Заградотряда-то здесь нет! - радостно констатировал сержант. - Придется самим управляться.
- Давай, давай.
- У нас бойцы сознательные, никто не откажется. Наоборот, все сами просят, чтобы их приковали к пушкам.
- А то, говорят, стрелять надо, а руки трясутся. Так будет спокойней. Даже вообще, говорят, будет хорошо. Как в могиле.
Даже песню придумали такую:
- А на кладбище все спокойненько. Не души, и не Душина здесь не видать.
Впрочем, все мечтали стать героями. За семь подбитых Тигров им обещали награды. Половине ордена Красного Знамени и Красной Звезды, а половине Героев СС. - Как пошутил в последнем слове инструктор на базе: - Одному Героя, и одному Орден. - И добавил: - Шутка.
- Хотя каки тут шутки, - сказал наводчик, когда командир крепко привязал его к пушке. - Хорошо, если и так-то получится. А вот один я получу Героя, а остальные погибнут.
- Типун тебе на язык, - сказал Душин.
- Никаких типунов, - сказал наводчик, - и знаете почему? Они бьют на убой с полтора километра. А мы сможем попасть только с пятисот метров, да и то в бок. Только, я уверен, что бок нам никто подставлять не будет. Так что я надеюсь, конечно, но только на Авось.
- Откуда у тебя такая информация? - спросил Крылов.
- Инструктор на базе сказал по секрету.
- Таких инструкторов к стенке надо ставить, - сказал сержант. - Ибо пугают бойцов без основания. Нет таких танков, которые не может пробить наша пушка. Ты понял?
- Конечно. Будет сделано.
- Почему же тогда они не стреляют? - спросил капитан, прищуриваясь в бинокль.
- Так известно почему, - ответил наводчик.
- Ты думаешь, известно?
- Да, они думают, что в деревне замаскированы наши танки и орудия. Сейчас начнут бить. Но не по нам, а по деревне. Мы для них мертвому припарка.
- Да, - сказал капитан, - ты прав. Деревня-то пуста, все жители ушли в лес. Из-за этой тишины танкисты решили, что в деревне скрывают танки и орудия. Дети. Были бы у нас здесь танки и орудия, кроме этих четырех, - Душин кивнул на свою батарею и тяжело вздохнул.
- И че было бы? - спросил вернувшийся Крылов. - Победили бы, думаешь?
- Без сомнения. Расстреляли бы прямо на границе. А то выстроились, падлы, как на парад. Мы бы им преподнесли парад с громовой музыкой, - сказал капитан Душин.
- Кажется, начали, - сказал сержант. Снаряд пролетел на их головами, и взорвался перед первым домом в деревне.
- Не стрел-я-я-блядь! - крикнул Душин. - Подпустим поближе.
- Почему? - спросил Крылов. - Один хер наши снаряди их не пробьют.
- Так дольше знать не будут, что мы бессильны, - сказал вдохновенно Душин.
- Будем брать на испуг, - резюмировал наводчик.
- А чё ты тогда там смотришь? - спросил сержант наводчика, убегая по траншее к другим пушкам.
- Так это, - сказал наводчик: - Смотрю на поле.
- И что там? - тоже спросил капитан.
- Вижу поле, - ответил наводчик пушки.
После первого снаряда, взорвавшего перед крайним домом в Прохоровке, последовали еще три.
- Вилка, - сказал Стрельцов. - Сейчас попадут в дом. Нам тоже надо уходить. Лейтенант Киселев, спускайтесь в погреб со всей группой. Следующий снаряд будет наш.
- Ребята, погрелись, хватит! Всем вниз, - скомандовал Эвенир. И добавил: - И называйте меня, пожалуйста, старшим лейтенантом.
- Давай, давай, вали! - крикнула Зина. - Дай нам вдвоем...
- Умереть спокойно, - ты хотела сказать? - прервал ее Эвенир.
- Любить спокойно, - ответила Зина. - Иди, иди вниз. Мы будем здесь, наверху трахаться. Я не шучу. Я сказала, иди в подпол, мальчик. И не подглядывай, прошу тебя, на этот раз!
- Ты засекла расстояние? - спросил Борис.
- Да, капитан. Две тысячи метров.
- Точно?
- Да.
- Нет, совсем точно, или точно? - Зина не успела ответить, снаряд разорвался на другой стороне улицы. Большой дом разлетелся в щепки.
- Я так и думал, - сказал Борис Стрельцов, - что этот выстрел будет произведен в дом на другой стороне улицы.
- И ради этого ты рисковал? Чтобы посмотреть, куда ударит снаряд?! Нас могли убить.
- Нет, - ответил Борис Стрельцов, - нет, крошка. Я знал, что в нас не попадут. Пока. А вот сейчас надо уходить.
- Куда? Боря.
- Так на ту сторону.
- Нас увидят через эти, через перископы наводчики немецких Тигров.
- Пусть. Пусть думают, что мы забегали.
- Но они будут в нас стрелять!
- Не попадут.
- Почему?
- Здесь много домов, а нас мало. Мы для них это иголка. Маленькая иголка в Большой Вселенной. Они Большая Черная Дыра. Но они нас не найдут.
- Ты в это веришь?
- А вот давай сейчас, и проверим, - сказал Борис Стрельцов. Они вышли из дома, и осмотрели пустую, дымящую улицу.
- А как же они? - спросила Зина.
- Кто-то должен вытаскивать их из-под завала. Бежим. - И он взял за руку девушку.
Начался обстрел левой стороны улицы. Левой это, если отсюда, а от них, наоборот, справа. Майор Гейдрих, командир танкового отряда, решил не гадать, а обстрелять деревню методично. Но не так, чтобы сначала всю левую сторону разрушить, а потом всю правую, а по уму. А именно:
- Один, четыре, два, четыре. - И Борис скоро это понял.
- Командир танкового отряда Тигров до войны играл в футбол, - сказал он.
- Как и ты, - сказала Зина. - За сборную университета. Насколько я помню, у нас была система: один, три, пять.
- Один, три, два, пять, - подтвердил, немного уточнив насчет полузащитников, Борис. - У нас в нападении меньше пяти нападающих иметь было запрещено.
- Зачэм защищаться? Нападать будэм! - со смехом передразнила Зина. Кого? А кого еще передразнивать кроме Первого. Услышит - Магадан. Нэ услышит - можно посмеяться. Не все же плакать. Не знали ребята, что он:
- Всё слышит. - Как в сказке:
- Высоко сижу - далеко гляжу.
- Они играли по бразильской системе, - сказал Стрельцов.
Действительно, так и получилось. Они разгадали код стрельбы. Ну, и немного еще повезло. Дом, в подвале которого укрылась часть бронебойного отряда, не попал под алгоритм стрельбы, поэтому не пришлось разбирать завал, чтобы их освободить.
- А жаль, - сказал, отряхиваясь Эвенир. - Лучше бы нас расстреляли. Ушло бы напряжение.
- Сомневаюсь, - сказал Борис.
У них было две Стрекозы. Борис Стрельцов расположил их на одной стороне улицы, но в разных домах.
- Лучше бы на разных, - сказал Киселев.
- Балда, - сказала Зина, - Борис лучше знает.
- Он, что, маг?
- Да.
- Немцы тоже так подумают, как ты, - сказал Борис.
- Значит, ты думаешь, как русский, а я как немец? - спросил Эвенир. - Или наоборот?
- Послушай, отвали, - сказала дочка академика, - иди в свой дом.
- А ты?
- Я его люблю, и останусь с ним до конца.
Эвенир, сержант Поляков и два бойца ушли в соседний дом.
- Стреляем одновременно с выстрелами батареи Душина, - сказал Стрельцов.
И началось. Наводчик пушки, которая была рядом с капитаном Душиным, прицелился в Тигра, который шел немного впереди.
- Выстрел! - Капитан посмотрел в бинокль.
- Ну че там?
- Бесполезно! - Душин оторвался от бинокля и тут же опять приложил к глазам. - Нет, горит.
- Так может это не Тигры? - спросил наводчик.
- Послушай, как тебя звать, все забываю, - сказал Душин, - наводи, мать твою. А то гадает: Тигры - Пантеры. Хуеры! Огонь!
- Опять горит, - сказал наводчик. - Отсюда вижу.
Остальные три пушки тоже стреляли, но ни разу не попали, как констатировал сержант Крылов. Капитан Стрельцов его, разумеется, не слышал, но и сам понял, что надо бить и правее. Скоро и напротив других пушек батареи Душина загорелись танки. Зина смотрела в мощный бинокль, и только успевала командовать:
- Стреляй по правому флангу, капитан!
- Огонь по левому краю, Борис.
- По центру, Стрельцов.
Большие бронебойные пули прожигали лобовую броню Тигров. Второй гранатомет молчал.
- Пусть будет в запасе, - сказал Стрельцов Эвениру. - Пока не стреляй.
- Тем более, - добавила Зина, - если нас засекут - будут думать, что у нас только одна огневая точка.
Эвенир согласился. Согласился, когда уходил в другой дом. Но сейчас начал стрелять.
- Тварь, - сказал Борис. - Ни хера не слушает, что ему говорят.
- Не вытерпел, - подтвердила Зина, - хочет показать себя. - И тут же, еще раз приложив бинокль к глазам, выдохнула: - Он не попадает.
Скоро к ним прибежал огородами сержант Поляков от Эвенира, и сообщил, что у них:
- Систематический недолет.
- Может быть, вы плохо наводите? - спросил Борис.
- Как ни наводи, но чтобы с десяти раз не попасть ни разу! - воскликнул Поляков, - так не бывает.
- Придется выдвинуться вперед. Передай мой приказ старшему лейтенанту Киселеву. Передислоцироваться в расположение батареи Душина.
- Так они нас не знают! - воскликнул сержант. - Перестреляют на подходе из автоматов.
- Во-первых, у них нет автоматов, - сказал капитан Стрельцов.
- А во-вторых?
- А во-вторых, третьих и четвертых, там уже никого нет в живых.
- Танки расстреляли батарею, - сказала Зина.
- Мы стреляли по Тиграм, а Тигры по батарее Душина, - сказал Борис.
- Они до сих пор не поняли, откуда в них ведут огонь.
- Сколько танков мы уже подбили? - спросил сержант Поляков, пришедший от Эвенира. - Вы считали?
- Девятнадцать, - сказала Зина. И добавила: - Они подбили девятнадцать Тигров.
- Они будут так думать? - спросил сержант Валера, снайпер. Пока что он не стрелял - далеко. Ждал своего часа.
- Нет. Может быть, думали, - сказала Зина. - А теперь нет. Там все убиты.
Все, да не все. Наводчик орудия Душина Паша был жив. Пушка еще стреляла, и он опять открыл огонь, потому что в атаку пошла вторая волна танков.
- Выстрел! Второй! Третий! - но танки шли, и шли, неумолимо накатывая на батарею, как волна цунами. Ни один не загорелся.
- У меня осталось всего семь патронов, - сказал Стрельцов. - Почему Эвенир не выдвигается вперед, мать его?
И тут опять прибежал сержант Поляков. Он сказал, что Стрекоза Эвенира заела.
- Патрон перекосило, и он намертво засел в затворе, - сказал Поляков.
- Идиотизм! - рявкнула Зина. И добавила: - Тащи сюда его патроны!
- Не надо, - махнул рукой Борис. - Ружья разные. - Это были экспериментальные образцы, и они были разного калибра.
Капитан Стрельцов начал стрелять, и наводчик Паша на батарее Душина опять начал попадать. Он подбил семь Тигров, уже на задумываясь, почему пробивает лобовую броню, прежде чем сам был отброшен далеко от разбитого орудия взрывной волной. Майор Гейдрих, Тигр которого был подбит еще в первой атаке, резюмировал:
- Заебал, падла! - правда, по-немецки. Танк Гейдриха был подбит, но не загорелся. Экипаж контузило. Когда Гейдрих очнулся, на батарею пошла уже вторая волна танков. После семи подбитых Тигров, эта вторая волна не пошла даже в обход. Просто повернула назад. Полковник Маркс, командовавший этим наступлением, сказал:
- Надо сделать передышку. - Он не понимал, что происходит, и поэтому на свой страх и риск решил отложить атаку на Прохоровку. И кстати, не указал в сводке, что были подбиты еще эти семь танков. Могут сказать:
- Если вы знали, что атака, которую вы остановили, будет неудачной, зачем вообще было ее начинать? - И бесполезно было бы объяснять, что поэтому он и определил, что она будет неудачной, что подбили еще семь танков.
Как скрыть от командования семь лишних подбитых танков? Коррупция. Ведь это всем выгодно. Всем, кроме русских бойцов, защищавших это направление на Курской Дуге. Теперь будут считать, что танков было только девятнадцать. Но и это неплохо. И знаете почему? Было бы гораздо хуже, если бы кто-то додумался, что ничего вообще не было. Как будто на карте и Прохоровки-то нет. Конечно, немцы через свою разведку Абвер, могли проверить, сколько на самом деле было подбито Тигров. И, что удивительно, всё бы сошлось. Потому что русские всегда первыми проверяли через Доктора Зорге, или других законспирированных в немецких штабах разведчиков, сколько было подбито в том или ином бою танков, самолетов и другой техники. Немцы нет. Иногда даже вообще не проверяли. Вот вам и хваленая немецкая точность. Они, например, верили, что их самолетные Ассы сбили по триста пятьдесят самолетов! В том смысле, что верили, не проверяя. На слово. А русские нет, пока Доктор Зорге не подтвердит - никаких наград. Например, Покрышкин сбивал, сбивал - сбивал, сбивал немецкие самолеты, а ему записали реально сбитыми штук шестьдесять, кажется, не больше. Более того, и Зорге-то верили не всегда. Например, он передал сигнал СОС, мол, война началась! Никто не поверил. Фантастика. Хотя с другой стороны, какая фантастика? Титанику вон тоже говорили, чтобы сильно не разгонялся, айсбергов полно на пути. По барабану. Полный вперед! Ну, и нарвался, естественно.
Так что Марксу лучше было соврать, чем говорить правду.
- Что происходит? - спросил его по рации генерал Гудериан, который у нас учился когда-то стратегии и тактике ведения танковой войны.
- Прошу прощенья, генерал, но я не могу подобрать другого слова, кроме известного вам русского слова:
- Херация! - Тигры горят, как бенгальские огни в Рождество.
Гейдрих очнулся в своем не загоревшемся танке, навел пушку Тигра на пушку наводчика Паши и разбил ее вдребезги.
Это была победа.
- Жаль, нет шампанского, - сказала Зина.
- Рано радуетесь, - сказал Эвенир, наконец, появившись из небытия.
- А в чем дело? - спросила Зина. - Ты собрался еще что-нибудь сломать?
- Я здесь ни при чем, - ответил старший лейтенант. - Несовершенство затвора Стрекозы.
- А почему у нас ничего не заело? У хорошего танцора всегда что-нибудь мешает. - Зина презрительно посмотрела на бывшего начальника оперотряда общежития университета. - Ты болван, Штюбинг, - добавила она.
- Нет, это вполне возможно, - сказал Борис. - Вторая Стрекоза не только другого калибра, но с другим механизмом посылки патрона. Это экспериментальные образцы. Мы их испытываем в боевых условиях.
- Ну, а до этого же она стреляла? - потребовала дополнительных доказательств Зина. Но не услышала. Вместо них был упрек Эвенира:
- Рано радуетесь, - и предложил Зине посмотреть в свой бинокль.
- У меня есть свой, - ответила девушка. В окулярах немцы шли длинной шеренгой на разбитую батарею капитана Душина. - Поступай в отношении себя так, как бы ты хотела сделать для других, - сказала Зина.
- Я и поступлю, - ответил Эвенир. - Вы видите, что позади шеренги автоматчиков идет небольшой отряд, всего семь человек.
- Я вижу, - сказал Борис.
- Да, - подтвердила Зина.
- Это отряд Анэнербе, - сказал Эвенир. - Они в курсе, что мы здесь. И теперь хотят захватить нас.
- Ну ты... - начала Зина, но Борис перебил ее:
- Этого следовало ожидать.
- Мы взорвем гранатометы, - сказала Зина.
- Гранатометы взорвем, но они возьмут нас, - сказал Эвенир. И, сделав перекошенную рожу, добавил: - Пытать будут.
- Не ври, - сказала Зина, - мы ничего не знаем. Только один Борис. Он делал этих Стрекоз. Его одного будут пытать.
- Нэт, - спокойно сказал Киселев. - Они будут пытать тебя, чтобы он нарисовал все чертежи.
- Да? Тогда лучше пристрелите меня, пожалуйста, а? - сказала Зина. И добавила: - Тогда нам надо бежать. Они не знают точно, где мы. И можно успеть скрыться в лесу.
- Похоже, нельзя, - сказал Борис.
- Почему? - удивилась Зина.
- Думаю, что есть план, который был мне неизвестен. Мы должны сдаться в плен. Правильно, я говорю, Эвенир?
- Не совсем так, капитан. Не в плен, - сказал майор НКВД, Эвенир Таганский. - Я представлю вас, как мою диверсионную группу.
- И тебе поверят?
- Дело в том, что я двойной агент. У меня есть с собой даже форма офицера Анэнербе. Вот и удостоверение.
- И это известно Первому? - спросил Борис.
- Зачем? Зачем всё делать самому? Когда можно разделить себя на маленькие кусочки. Эти маленькие Первенцы сами сделают всё так, как запрограммировано в большом Первом. Он изучает военное искусство по глобусу. Такие тонкости наша работа.
- Чья, ваша? - спросил снайпер Валера.
- Кому неизвестно, кто еще не понял, прошу любить и жаловать:
- Майор НКВД, Таганский Эвенир.
- Да, знаем, знаем! - махнула рукой Зина. - Заколебал уже своими полномочиями. - Она помолчала, и добавила: - Я сдаваться не буду. Я не разведчик, чтобы заниматься этой херацией.
- У меня есть полномочия ликвидировать всех тех, кто не согласен идти со мной в немецкий тыл.
- Ликвидировать всех! - воскликнула Зина, и ударила Эвенира по лицу. Потом добавила: - Мы Герои, и твои приказы нас не касаются. А то: ликвидировать всех! Хер тебе!
- Не всех, а всех тех, кто... - Эвенир не успел договорить. Сзади его ударил сержант Валера. Он держал в руках старый огнетушитель, который зачем-то здесь висел. Правда, не в самом доме, а в сенях, в пристройке. Сержант специально за ним сходил. И ждал только кивка Стрельцова, чтобы применить этот тяжелый предмет по назначению.
Продолжение уже только в рассказах спецслужб и т.п.
Глава Пятая
1
- Вправо! Влево! Вправо! - Еще раз:
- Вправо, влево, вправо. - И еще. Удар-р! Гол.
Гол в маленькие ворота. Тренер сборной Авангарда полчаса уже смотрел эту игру трое на трое в хоккейной коробочке.
- Послушай, парень, - наконец сказал он Эдуарду, - можешь завтра сыграть за сборную?
- За сборную? - переспросил Эдуард.
- Да, команда составлена из бывших игроков других команд.
- Да.
- Точно? Не опоздаешь? Матч начинается в пять. Приходи к четырем в раздевалку. Знаешь, где она находится?
- Там, где зимой выдают коньки на прокат?
- Точно! И там же, где зимой с помощью утюга наносят покрытие на лыжи.
- Да, я знаю это место, - сказал Эдуард. Он не стал добавлять, что это место, где он первый раз в пятнадцать лет попробовал водку. Вместе с товарищем они помогали контролеру пропускать на каток всех желающих без билетов. Но, разумеется, за деньги. Набрали на бутылку водки. И тоже выпили из пол-литровой банки по пятьдесят грамм. До дома все было нормально, весело, но потом пол начал наклоняться. Началась морская болезнь. Рвало так долго, как будто он выпил ведро, а не пятьдесят граммов.
- Придешь?
- Приду.
- Приходи, я буду ждать.
Его поставили в защите. В защите никто не любил играть, кроме тех, кто вообще не умел играть в футбол, но готов был к столкновениям, и мог бегать, как рысак. Как паровоз. Как паровоз, под который попала Анна Каренина, не успев сделать финт. Она растерялась, как неопытный нападающий. Как уставший водитель, встретив на безлюдной, точнее безмашинной дороге при въезде в Москву, в Балашихе, лося, рванувшего из леса ему наперерез. Удар. Гол! Прошу прощенья, просто этот лось убежал в чащу на другой стороне дороги. Анне Карениной повезло меньше. Ее лось был слишком большой. Огромный.
Мяч передали Эдуарду, но он не знал, что с ним делать. Это, видимо, понял игрок другой команды, и как сорвавшийся с цепи огромный пес, точнее кабан, а, скорее всего, лось бросился на него. Ноги его поднимали вверх землю, как огромные копыта, грива - гривы не было - туловище было наклонено вперед не меньше, чем на сорок пять градусов. Вероятно, этот герой любил бегать стометровки с низкого старта. Эдуард понял, что зажат в угол. Передачу делать некуда, а все финты он забыл. Вообще забыл об их существовании. А между тем перед ним было огромное поле. Он ударил в игрока.
Больше его не приглашали. Впрочем, и футбольной команды на этом стадионе так и не образовалось. Видимо, не только у него - ни у кого ничего не вышло.
Он поиграл немного в спортзале ДСШ на стадионе Марс, но и там кончилось тем же. Ничего не получалось. В спортзале игра была слишком быстрой, а на большом поле, он не понимал, что надо делать. Как читатель не понимает, что делать с текстом, не разбитым на абзацы.
Бархатову обещали должность заместителя главного тренера, когда попросили покинуть команду.
- Игроком ты можешь не быть, но тренером быть обязан, - добродушно сказал ему тесть, Секретарь ЦК. - Ну, согласен? А то ведь все равно ты перестал забивать. Давно.
- Я не могу играть один, Григорий Коммунарович. Неужели вы не видели, что до меня не доходят передачи?! Пока они мельтешат на своей половине поля, мяч уже теряется. Он не может дойти до меня. Нужна длинная передача. Но она почему-то запрещена.
- Ну, это не интересно, друг мой, - сказал Григорий. - Это уже не футбол, а игра на авось. Ты понял?
- Что?
- Что? Игра без плана, - Секретарь постучал себя пальцем по виску, - не имеет смысла. Впрочем, я тебя понимаю. Но начинать надо... хотел сказать снизу, но, думаю, это будет пустая трата нервов, времени и карьеры.
- Ка, что?
- Карьеры. Что тут непонятного?
- А при чем тут карьер? Мы теперь будем играть в котлованах? - спросил Бархатов. И добавил: - Беломоско Балтийских.
- Ты чё, охерел?
- А что? У тебя здесь тоже прослушка?
- Здесь нет, проверяли.
- Тогда чего бояться?
- Проверяли вчера, не было. Но вчера не сегодня. Ты понял? Пойдешь в Спартак. И знаешь почему? Мы ставим на Спартак. Как говорится:
- Спартак - Динамо - только одна команда должна быть всегда чемпионом. Но чтобы ты стал тренером Спартака, я сначала должен стать членом Политбюро.
- Наоборот нельзя?
- Можно. Но как?
- Я выиграю чемпионат СССР, а тебя назначат в Члены Политбюро.
- Это невозможно, даже если было бы возможно. Для этого ты сначала должен стать тренером. А чтобы стать тренером, я сначала должен стать Членом. Ты должен знать, что тренеры это особая каста, отдельная группировка, это не бывшие футболисты, как думают некоторые болельщики. Они сожрут любого бывшего футболиста, даже самого лучшего, на ланч.
- Это что? - спросил Олег Бархатов.
- Считай, что за полдник в пионерлагере. Ну, согласен?
- На что? Я не понял. На заместителя главного тренера в Динамо? Нет. Не получится. И знаете почему? Я думаю, так же, как главный, но только наоборот. Все наоборот.
- Я так и думал. Поэтому. Поэтому есть одно предложение. Находить игроков для команд Высшей Лиги.
- Это, как в Америке, что ли?
- Именно! Ты за это будешь получать деньги. Это эксперимент. И пока он будет длиться, я стану Членом Политбюро, а ты тренером Динамо.
- Почему Динамо? Вы только что говорили, главной командой будет Спартак.
- Ты не сможешь стать тренером Спартака. Там будет категорически запрещена длинная передача. Это показательный клуб.
- Тогда мне, может, вообще уехать из Москвы?
- Куда? В деревню? В деревню, где тоже есть команда Динамо. Понятно. Но оставь этот хохляцкий вариант на крайний случай.
- Сколько я буду получать?
- Как рядовой тренер футбольной команды Высшей Лиги. Плюс за каждого игрока по пятьдесят тысяч в течение года. Если в течение года его не выгонят хотя бы из второго состава, получишь эти деньги полностью. Но двадцать тысяч сразу.
- Уже разработана целая схема? Денег много.
- Не думай, что все они достанутся тебе. Примерно половину придется отдать. У тебя никто не возьмет игрока, если узнают, что ты получишь за него деньги. А вот если поделишься - тогда другое дело.
- Вы думаете, кто-нибудь спросит?
- Нет, не думаю. А обязательно спросит. Более того, спросили бы, даже если бы не было принято официального решения платить футбольным агентам деньги из государственной казны.
- Так и называется: футбольный агент?
- Нет, конечно. Агентами бывают только иностранные шпионы. Просто разъездной тренер при Спортивном Отделе ЦК.
- Значит, в ЦК тоже придется платить?
- Приготовь сразу половину. И то по блату. А так, думаю, меньше семидесяти они не согласятся. Ты знаешь, сколько зарплата у Секретаря?
- Сколько?
- Мало. Останется у тебя немного, но все равно ты будешь чувствовать себя человеком важным. Так как будешь раздавать баблецо.
- Как кассир?
- Ну... как старший кассир. А вообще, можешь считать себя бухгалтером. Вообще, я хотел предложить на Президиуме называть таких, как ты спортивными экономистами.
- Тогда людей имеющих отношение к футболу вообще не допустили бы до этой кормушки.
- Вот именно так все и поняли. А нам надо победить кого-нибудь на предстоящем чемпионате мира.
- Кого угодно? - уточнил Олег Бархатов.
- Да, почти все равно. Но только или Германию, или Англию. Как вариант на бронзу, но то же призовой:
- Бразилию, Уругвай, Аргентину.
- Португалию нельзя? Уже не засчитают? - улыбнулся Олег.
- Может, и засчитают, но премию уже никто не получит. И не только вы, но и мы. Как сказал Шура:
- А иначе мы докатимся до Африки. - А ты сам знаешь, считается, что в Африке нет футбола.
- Почему?
- Почему. Знаешь, как ассирийцы требовали откат? Играли в футбол человеческими головами. Вот ты сколько раз можешь чеканить мяч, пока не коснется земли?
- Да, много. Раз пятьсот.
- Ты был бы там богатым человеком.
- Африка вроде в другом месте.
- Земля слухом полнится. Узнали, и стали бояться игры в круглые предметы. Все думают, что это их отрубленные ассирийцами головы.
- Я что-то вроде не понял, зачем они все-таки отрубали головы? - спросил Олег. - Только потому, что они круглые?
- Скорей всего. Ну, и плюс потому, что тогда футбольных мячей не было.
Олег привез несколько футболистов из разных областей России. И удивительно, но ему заплатили. От двадцати тысяч за каждого привезенного футболиста у него осталось по четыре тысячи. Остальные, он отдавал, как и сказал ему тесть.
- Так действительно лучше, - сказал Бархатов самому себе. - И дело легко делается, и не надо социализм превращать в капитализм. Ведь если всем официально денег дать за содействие в продвижении дела, то это уж будет не социализм.
- По крайней мере, социализм, но с капиталистическим уклоном. А это значит, мираж коммунизма вдалеке будет уже слишком размытым. Практически невидимым, - сказал Григорий Коммунарович. - И знаешь, жить уже как-то не интересно.
2
Он приехал и сюда, в город, где сыграл всего один матч за команду Марс. Его сразу пригласили в Динамо. В Москву. Команда областного центра Трактор хотела тогда перехватить игрока, забившего в их ворота:
- Три или четыре гола, - как сказал Первый Секретарь Области.
Присутствовавший на матче Представитель Области должен бы был содействовать этому. Он и содействовал, но позвонил и в Москву. Григорию Коммунаровичу, который тогда был Председателем Спорткомитета.
- Тебе нужен настоящий футболист? - спросил он по телефону с телеграфа. Звонить со стадиона не стал. Вдруг прослушают? Скажут:
- Предал, сука, свою область! - А в Москве ведь его никто не ждет с распростертыми объятиями. Конечно, если бы тогда знать, сколько будут давать клубы за этого игрока, можно бы уже тогда выторговать у Григория Коммунаровича место в Центральном Аппарате. Но Григорий Коммунарович не любил промахиваться. Поэтому сразу дал телеграмму своей дочери, которая присутствовала на том знаменательном матче. Чтобы срочно позвонила. И она, Галя, вместе с Таней, дочерью Первого Секретаря города, где проходил матч, пригласили Олега на танцы в парк.
Вот так работали наши предки. Сразу брали быка за рога по двум линиям. По общественной, государственной и личной, семейной. Как говорили:
- За рога и в стойло. - Разумеется, если бык того стоил. Что означало:
- Не только в футболе. - И это было проверено прямо в парке. Благо кустов здесь было много. Сначала он сходил с Галей, москвичкой, а потом и с Таней. Вроде бы, зачем ходить с Таней, если Галя сразу сказала:
- Кажется, он мне подходит. - Она не успела добавить: - Нет, точно, это мой парень. И Таня сказала:
- Ты пока потанцуй тут с кем-нибудь Риориту. Мы сейчас придем, только купим мороженое. - И оказалось, что тоже подходит.
Возвратившись, они обнаружили Галю в обществе местного блатного. Его звали Ворона. Именно Ворона, а не Ворон. И он радостно сообщил Олегу и Тане, что Галя теперь его девушка. Видимо, по заведенной здесь привычке, он тоже захотел купить ей мороженое.
- Мы скоро придем, - сказал он. Галя в замешательстве молчала. Точнее, как понял Олег: испугалась.
- Ну, а че ты не доволен? - спросил Ворона. - Нет, я точно вижу, что ты недоволен, парень. Как тебя зовут?
Меня - Ворона. Слышал? Нет. Это не важно. Вчера я здесь пробил молотком голову Королю Старшему. Нет, ну ты, в натуре, хочешь себе забрать обеих? Так не пойдет. Надо делиться. В общем, так, выбирай из двух одно. Или мы сейчас деремся один на один, или играем в футбол.
- Тоже один на один? - спросил Олег.
- Не, двое на двое. Их поставим в ворота, - Ворона кивнул на девушек.
Танцплощадка была набита битком. Но все отошли к ограждению. Некоторым хватило места на лавочках.
- Маэстро урежь марш! - крикнул Ворона в сторону духового оркестра, находящегося в недосягаемой вышине.
- Подожди, подожди! - сказал Олег. - Давай без них, - он обнял девушек.
- В маленькие ворота? Не, я уже пробовал. Спору много будет. Давай по честной системе. Ты играешь против своего вратаря, а я против своего.
- Ты имеешь в виду, наоборот? Я такого еще не видел. Как это? - спросил Олег.
- Твой вратарь должен поймать твой мяч.
- И тогда гол будет засчитан? Это интересно. Не понимаю, как до этого не додумались в Спорткомитете.
- Нет, ты, парень, не путай... да, как тебя звать, забыл? Олег? Да, Олег. Так вот, парень, это возможно только в пределах одной танцплощадки.
- Почему?
- И знаешь почему? Языков не знаю! - крикнул Ворона, и почти засмеялся.
По жребию Бархатову досталась Таня. Имеется в виду, что она встала на воротах Вороны, а на его воротах москвичка Галя. Ну, и ясно, что самих ворот не было. Воротами по феноменальному замыслу Вороны были сами девушки. Так-то с воротами из портфелей, например, возникает много споров. Как говорится:
- Гол - извините - штанга, может быть. - Эту фразу пришлось бы повторять гораздо чаще, чем Вадим Синявский. Да и портфелей здесь не было. Ворона давно не ходил в школу. Можно бы, конечно, поставить вместо боковых штанг каких-нибудь ребят. Но все равно без верхней штанги нельзя забить в Девятку. А без девятки, действительно, какой вообще смысл в воротах? Да, мало, мало смысла. И было хорошо придумано поставить вместо ворот девушку. Трудно поверить, что это была импровизация, что Ворона играл на танцплощадке в первый раз. Но он говорил. Что первый.
- Честно. Не думай, фору я тебе не дам. У меня опыта меньше, чем у тебя. - Просто так сказал. Ворона и не думал, что перед ним профессионал. Центрфорвард. Человек, который играл в футбол не только на свободе, но и... но и в тюрьме. Правда, там никто не додумался ставить девушек в качестве ворот. Хотя девушки везде есть. Честно. Не только в Амстердаме. Амстердам-дам-дам-дам! Амстердам... Прошу прощенья, игра началась.
- Маэстро! - опять крикнул Ворона, - Риориту.
Этот Ворона оказался большим финтуном. Мог даже зажать мяч двумя ногами и перебросить через голову. Хотя для такого финта надо иметь большую наглость, и махать руками в разные стороны, как Дон Кихот ветряными мельницами. Чтобы никто не подходил близко, и не толкал. И не только так он обыгрывал Бархатова, а останавливал мяч, подбивал пару раз в воздух, и неожиданно точно перебрасывал. Так, что Олег не успел обернуться и первым оказаться у мяча. И потом также технично Ворона клал мяч в руки Гале. Каждый раз он трепал ее по щеке, и говорил:
- Ты мой вратарь. - Или:
- Ты мой человек. - После третьего гола стал называть:
- Ты моя девушка.
Бархат рассердился не на шутку. Он пропихнул мяч между ног Вороны, развернулся, и так сильно ударил, что мяч автоматически ушел в левую девятку. Ну, если бы это было на настоящем зеленом поле. А так, здесь на танцплощадке, мяч, как самолет пошел все выше и выше. И так он поднимался, и поднимался, пока не наткнулся на препятствие в виде руководителя оркестра. Тот, конечно, не был убит насмерть, но потерял ориентировку в пространстве это точно. Более того, он никак не мог вспомнить, что они играли до того, как встретил комету Галлея в виде футбольного мяча. Кстати, откуда взялся мяч на футбольной площадке? Неизвестно. Ворона говорит, что не приносил с собой. Скорее всего, он случайно попал на высокую веранду, где сидели трубачи, еще днем, когда здесь играли в футбол дети. Не на танцплощадке, а рядом, недалеко, за кустами была баскетбольная площадка, где днем играли в футбол. Можно бы и в баскетбол, но уж больно сложны правила. По рукам бить нельзя. Как мяч тогда отбирать? Чуть что - штрафной, чуть что - штрафной. Лучше в футбол, тут без рук, и без судьи можно играть. Это был не центральный городской парк, а:
- Парк Текстильщиков. - Мяч вполне мог появиться и неоткуда. Здесь любили играть в футбол. Но и зарезать могли после танцев. Так тоже бывало. И недели две никто не хотел ходить сюда на танцы. Потом опять приходили. В конце концов, все-таки перешили в большой и более культурный Городской Парк отдыха. С фонтаном, как было сначала написано в книге Ильфа и Петрова Двенадцать стульев. Потом исправили на раздевалку. Клуб, имеется в виду, который построили на деньги буржуазии, был с раздевалкой.
- Каки тут фонтаны, - сказал этим талантливым, умным и ученым ребятам цензор. - Чай не Гум. - И грубо добавил: - Все бы вам шляться по магазинам. Нет бы культурно:
- Не шоппингом единым жив человек. - Но раздевалкой и туалетом тоже.
Пришлось играть другую песню. Руководитель оркестра забыл Риориту после попадания мяча в голову. Не совсем, а на некоторое время. Что играть? Решили, чтобы не ошибиться играть то, что ребята помнили с детства. А именно:
- Чубчик, чубчик, чубчик кучерявый! Вейся, вейся, чубчик на ветру! Ой, карман, карман ты мой дырявый! Ты не нра, не нравишься вору!
- Чубчик, чубчик, я тебя любила, и теперь забыть я не могу, - подпевала Таня, которая стояла на воротах, точнее, была воротами почти под оркестром.
Вроде бы хорошая песня, добрая, но Ворона почему-то стал играть хуже.
- Ты че, растерялся? - спросил его Олег, чем разозлил еще больше. Счет сравнялся, потом и время вышли. Играли всего пятнадцать минут. В конце концов, люди танцевать пришли.
- Не футболом единым жив человек, - высказался Яков Бергман, руководитель оркестра, с верхатуры эстрады, - но и песнями и танцами.
Ворону разозлила не только песня, но и то, что все три раза Бархатов пропихивал или прокидывал ему мяч между ног. А в третий раз, чувствуя, что Ворона быстро повернулся и сейчас толкнет его в спину, тоже развернулся, и встретил противника не спиной, а руками. Ворона подумал, что мяч не попал в руки голкиперше Тане. И очень удивился, что он у нее в руках. Гол был забит пяткой.
Как ни ругали Бархатова, но даже в тюрьме, точнее на Зоне он продолжал бить пяткой по воротам. Пяткой делал передачи, и даже начинал игру с центра поля пяткой.
Но это было еще не все. Счет остался 3:3. Решили бить пенальти. Народ от стен уже кричал:
- До первого промаха! - Первым бил Олег, но теперь не Тане, находящейся под оркестром, а Гале у стены, которая во второй верхней половине была не сплошной, а сделана из планок. Эти планки иногда разбивал блатной по имени Мышь. Показывал, что основание ладони у него железное. И на самом деле, другие не могли их сломать. Он уже отошел на свои коронные двенадцать шагов, когда Ворона сказал, но это неправильно.
- Надо поменяться местами. - И Галя встала у оркестра. Олег пробил мягким навесом прямо ей в руки. Ворона тоже отошел далеко. Он бежал со скоростью дикого вепря. Решили, что решил проиграть, и ударить выше. Мяч и пошел на подъем. Но слишком медленно. Как самолет с замерзшими крыльями. Он захватил с собой Таню, и донес до самого верха забора, до планок. Две из них сломались, но третья выдержала, не пропустила за борт, и Таня шлепнулась назад, на танцплощадку. Оркестр перестал играть марш Славянки, который сопровождал эти пенальти. Все затихли. Девушка лежала без движения. Ворона подошел к ней, немного подумал, и применил свой коронный прием. Перепрыгнул через ограду, и, прихрамывая, побежал в темноту сада. Это и был не Парк, а именно Сад Текстильщиков. Хотя росли здесь только дикие яблони и груши. А может, когда-то они были нормальными, а потом одичали. Только с большой голодухи после целого дня игры в футбол их можно было есть.
Вернулся я на Родину
Шумят березки стройные
Ху-ху, ху-ху, ху-ху
И я знако-о-мой улицы
Совсем не узнаю-ю.
Ху-ху и слово Родина,
Ху-ху в чужом краю-ю!
(Как доктор Зорге).
3
- Ты где играл до Зоны?
- Я?
- Ну, не она же, - капитан милиции, куда их привезли вместо больницы, кивнул на лежащую на лавке Таню.
- В Торпедо.
- Есть такая команда?
- Была.
- Да, есть, есть и сейчас, - усмехнулся дознаватель, - я просто пошутил. Хотя с другой стороны, какие шутки? Почему команда всегда занимает последние места? Почему в Спартаке умеют играть, в Динамо тоже, ЦДКА даже иностранцев громит, как немцев на Курской Дуге. Динамо Тбилиси и Динамо Киев даже умеют играть. А у вас, сколько еще будет продолжаться эта херация? Вы на поле зачем выходите, играть или так, на прогулку, просто показать, что вы еще существуете? Вы можете ответить на простой вопрос:
- Почему в команду не набирают футболистов?
- Вы забыли, я только недавно вернулся.
- А какая разница? Вы думаете, от этого что-нибудь изменится? Я один из всей милиции болею за Торпедо. И каждый день просыпаюсь с мыслью, существует ли еще эта команда, или нет? У меня раньше отец работал на Фрезере, а потом на Автозаводе.
- Поэтому и болеете за Торпедо?
- Да, я душой чувствую близость к этой команде.
- Как вы оказались здесь? Отца посадили, что ли?
- Почему посадили? Это не обязательно. Некоторые уходили на войну. Вы вообще в курсе, что здесь когда-то была война?
- С немцами? Так это недавно.
- Недавно! - передразнил капитан. - Вчера. Вчера была война. Войну выиграли, а в футбол выиграть не можем, с сожалением добавил милиционер. - И да, вы про отца спрашивали? Он погиб на Курской Дуге. Был танкистом.
- Как он погиб?
- Просто. Снаряды не брали броню Тигра. Пошел на таран. Я не понимаю, кто делал эти снаряды? И самое главное для чего? Если они не пробивают броню, на хер их было делать? Впрочем, теперь уже поздно об этом говорить. Какие танки, если в футбол выиграть не можем! И да, - добавил капитан, - вы знаете эту девушку? И вот еще вопрос, - капитан порылся в бумагах, - как вас пустили в наш почти военный город? Вы ведь сидели по пятьдесят восьмой статье?
- Вы сами уже ответили на свой второй вопрос. Кто-то должен играть в футбол.
- Угу. Значит, все-таки там думают о чем-то.
На первый вопрос отвечать не пришлось. Вошел майор, и сказал, что все должны быть задержаны.
- Эта девушка - дочь нашего Первого Секретаря.
- Ее тоже в камеру? - спросил капитан.
- Ты что, рехнулся?! Зачем?
Далее, у майора контузия.
- Вы сказали, что всех... - начал капитан, но майор его прервал:
- В принципе да, большинство надо отправить на целину. Я сказал на целину?
- Кажется, - сказал капитан, - я невнимательно слушал.
- Нет, тогда исправь: на Колыму. Хотя это тоже целина. Далее, этого в КПЗ, эту в лучшую палату больницы. На него дело об экзекуции над дочерью нашего Первого. Все записал? Ну, давай, действуй.
- Да меня-то за что? - Олег Бархатов встал.
Майор быстро приложил ладонь к кобуре, но наган вынимать не стал.
- Сидеть! Или я его достану, - он похлопал по кобуре. - И, как говорится, при попытке к бегству.
- Это футболист, - сказал капитан, и направил настольную лампу в лицо задержанному.
- Да мне этот футбол вот уже где! - майор все-таки вытащил наган и резанул им себе по горлу, как финкой. - Была у меня такая финская финка! Не финка - золото. Привез с финской. Вчера девятый опять проиграл второму цеху. А я, как последний дурак ее поставил. Проиграл этому Герке хромому.
- Какому Герке? - автоматически спросил капитан.
- Ты че Херку не знаешь на подшипниках? - удивился майор.
- А-а, и ты ему проиграл?
- Так ни хера играть не умеют. Я вот что думаю, - продолжил майор, - Задержу-ка я вас здесь, мил человек. Не надолго. Потренируете девятый цех, а там поедете дальше.
- Как долго? - спросил Олег, - мне надо быть в Москве...
- Я уже говорил про Колыму? - спросил майор.
- Да, - поднял голову от бумаг капитан.
- Тогда я не понимаю, разве есть Москва на Колыме? Там, мать твою, будешь тренироваться. Запри его в камеру. Нет, ты только подумай, двух баб трахнул, искалечил Ворону, руководителя оркестра отправил в психушку, и он еще не на Колыме?
Олег очень удивился познаниям майора о последних часах его жизни.
- А ты как думал, - сказал майор, увидев растерянное лицо Олега. - Мы здесь работаем, а не только в футбол играем.
- За мной следили, что ли? - ахнул Бархатов.
- Он удивляется! - даже улыбнулся майор. - У нас ведь здесь все просто. Все жители нашего города разделены на две равные части. Одни следят за другими. И все нормально.
- Так они превратятся в натуральных стукачей! - воскликнул Олег. - Так нельзя.
- Так мы так и не делаем, - сказал капитан из-за стола.
- А вот майор говорит, что делаете.
- Он просто не закончил свою цитату. Мы их же ж меняем местами. Как на заводе работают. Неделю утро - неделю вечер, или ночь. Мы - как все. Только у нас по месяцу. Месяц одни следят за теми, потом те за этими.
- Я вам не верю, - сказал Олег. - До этого не додумались даже на Зоне.
- Дак там отстающая система, - сказал майор, закуривая Герцеговину Флор. - Все хорошее сначала начинается на свободе. Вы сами убедились, я знаю о вас всё. Впрочем, хочу сам проверить, на самом ли деле вы такой футболист, как говорите.
- Я ничего не говорил.
- Дак еще скажете. Под пыткой, если надо будет. Капитан, достаньте мяч. А ты встань у стены с той стороны. Две девятки, две шестерки. Попадешь?
- Не знаю.
- Он не знает. Ты слышал, капитан?
- Придуривается, чай. К тому же, товарищ майор, у меня ничего нет. Я ставить не буду.
- Будэшь. Мне донесли, что у тебя есть военная Беретта. Ты ее выменял у американцев на этом Буге-Вуге. А знаешь, на что выменял? - обратился майор к Бархатову. - На трофейный фаустпатрон.
- Да этих фаустпатронов там было, как у нас раков в реке! - почти крикнул капитан. И добавил: - Впрочем, извольте, я вам отдам Беретту. А вы мне что, если проиграете?
- Финку.
- Вы ее уже Херке проиграли.
- Отыграюсь.
- Так не пойдет. Бинокль цейсовский ставьте, восьмикратный.
- Ладно. Значит, ты считаешь, что этот футболист не попадет из пяти ударов два в девятку, два в шестерку?
- Никаких из пяти. Четыре.
- Одни должен быть тренировочным, - сказал майор. - Так всегда делается.
- Я Беретту \могу поставить только без тренировочного удара. Пусть бьет четыре раза.
- Ладно, я согласен.
Бархатов сказал, что всем надо лечь.
- Я буду бить сильно.
- Хочешь в побег уйти? Кстати, почему он без наручников? Надень.
- В наручниках я бить не буду. Это только дуракам кажется, что футболистам руки не нужны.
- Да? Вот не попадешь, мы тебе их отрубим, - сказал майор. - Ладно, бей так. - И сел на лавку рядом с лежащей Таней.
Три раза Олег попал. Два в шестерку, один в девятку.
- Я буду дежурить ночью, - сказал капитан. - Если попадешь, посрать не выпущу. А уж поссать тем более.
- Не бойся, бей точно.
- Вы мне поможете, в случае чего? - спросил футболист.
- Че те помогать? Не на расстрел же поведут. Подумаешь, обоссышься пару раз ночью.
И Бархатов ударил. Так ударил, что мяч должен был после отскока забегать по комнате, как злобный соболь в клетке. И хорошо бы еще кусался. Но не вышло. Мяч попал прямо в лоб начальнику милиции, подполковнику Смирному. Он как раз открыл дверь снаружи. Смирнов упал, и сбил еще кого-то сзади.
Наконец подполковник вошел и сказал, обращаясь к Бархатову:
- Ты, блядь, террорист какой-то, а не футболист.
- Я...
- Молчи, - Смирнов махнул рукой, и прошел на середину комнаты. - Мало того, что я теперь ни хера не соображаю, так твою жену чуть не покалечил. - Тут Олег увидел Галю.
- Мы женимся? - удивленно спросил Олег.
- Дак да, - ответил за Галю подполковник. - Это единственный для тебя выход. Иначе, - он скрестил два пальца одной руки с двумя пальцами другой, и добавил: - Увидишь не Москву, а небо в крупную клеточку.
- Утром? - только и спросил Олег.
- Мы хотели утром, - быстро сказала Галя, и перешла на сторону Олега, взяла под руку.
- Но дело не терпит отлагательств, - добавил начальник милиции, - поэтому я уже сам расписал вас. - И он протянул документ на подпись Бархатову. - Имею права. И да, давай быстро подписывай, а то за тобой уже едут.
- Так я не понимаю, за что уже едут?
- Двоих этой ночью зарезали в Саду Текстильщиков. Говорят: ты.
- Да кто это мог сказать, чушь! - сказал Олег.
- Не кричи, пожалуйста, - сказала Галя. - Ворону поймали, и он дал показания, что это ты.
- На ноже твои отпечатки пальцев, - сказал Смирнов.
- Этого не может быть! Откуда на ноже могут быть мои отпечатки пальцев? Может, только я им хлеб резал на квартире.
- Не хлеб, мил человек, а это кинжал с полметра длиной.
- Ах, вон оно, что, - облегченно вздохнул футболист. - Сам Ворона мне его и показывал, хвалился, что камни в рукоятке настоящие. Кинжал у него под пиджаком на спине крепится. Как у самурая, сказал он.
- Хорошо сказано. А главное, точно, - сказал подполковник. - Именно так про тебя и сказал Ворона. Не у него только, а у тебя на спине он был привязан. И знаешь, я ему почти верю. Нет у нас в городе таких кинжалов. Пописывай.
- Что? - не понял задержанный.
- Брачный контракт, - невозмутимо сказал начальник милиции. - Это твой единственный шанс добраться отсюда до Москвы.
- Какие невероятные сложности! - воскликнул от удивления Олег. - А кажется, что Москва так близко.
- Близко-то близко, да только далеко, - вставил свое слово майор. Он был расстроен, так как был неуверен, отдаст ли капитан ему свою Беретту. Ведь точно неизвестно попал Бархатов в последнюю девятку, или нет.
- У вас поезд в девять тридцать утра, - сказал подполковник. - Прощайте. И если навсегда, то навсегда прощайте.
Когда они уходили, вели какую-то задержанную девушку. То ли в туалет, то ли из туалета в камеру. И она пропела ребятам прощальную песню:
Живет ширмач на Беломорканале
Он возит тачку, работает киркой-й!
А рано утром, зорькою бубновой
Его стреляет лагерный конвой-й!
А рано утром, зорькою бубновой-й!
Его хоронит лагерный конвой-й!
Глава Шестая
1
И вот он приехал сюда через десять лет. Кто-то посоветовал посмотреть молодого футболиста.
- За какую команду он играет? - спросил Олег Бархатов.
- Да может не за какую.
- За Марс?
- Вы знаете команду Марс?
Олег не стал сообщать собеседнику:
- Не только слышал, но и играл за Марс.
- Посмотрите на стадионе Авангард.
- Как его зовут, вы говорите?
- Заплатите мне три тысячи из ваших премиальных?
- Конечно. Через два года. Если он будет играть в высшей лиге.
- Через год, - ответил мужчина.
- Если будет играть через год - получите и пять.
- Слово?
- Даю. И да, как его звать?
- Эдуард Стрельцов.
- Эдуард Стрельцов, - записал Бархатов в своей желтой кожаной записной книжке.
По поводу этой книжки жена сказала ему в Англии:
- Ты Бархатов, почему книжка желтая?
- Бархат бывает не только черным, - ответил Олег. - Я даже хотел купить зеленую, да постеснялся.
- Правильно, французы, вон носят розовые и светло-зеленые свитера.
- Ты думаешь, я похож на француза?
- Нет, ты похож на лорда Бэкингема.
- Лучше уж на Дартаньяна.
- Я хочу, чтобы ты был Королем Людовиком.
- Тогда, давай зайдем в бар, выпьем английского пива, и тогда ты представишь меня и Лордом Бэкингемом и Людовиком Тринадцатым.
- А ты меня?
- Президентом, - ляпнул Олег.
- П-президентом чего? - недоуменно улыбнулась Галя.
- ЦУМа.
- Таков твой ответ? Теперь внимание, правильный ответ. - Но она не успела ответить. В бар зашла женщина с высоким - метр двадцать в холке - догом. Эта собака очень их заинтересовала.
- Я могу продать вам кутенка, - сказала дама. - Кстати, меня зовут Агата.
- Надеюсь, не Кристи? - мысленно заметила Галя. Но они взяли у нее маленького, с морщинистым носом щеночка, и привезли в Москву, где Галя работала. Да, работала, в отличие от некоторых Генеральным, нет, не Секретарем, разумеется, а директором. Генеральным Директором ЦУМа.
Папа не пускал, но девушка захотела работать.
- Как все, - высказалась она.
- Как все, - повторил Григорий Коммунарович, и посоветовал пойти директором ЦУМа.
- Лучше начать раньше, чтобы через пару лет быть не просто директором, а Генеральным Директором.
- А есть разница? - спросила Галина.
- Есть.
- Такая, как милостивым государем и Государем Императором?
- Такая же, как между секретарем и Генеральным Секретарем, - ответил Григорий Коммунарович, Начальник Отдела ЦК.
Сегодня играли пять на пять. Не протолкнуться. Желающих поиграть было много, а места мало. Хотели уж выйти на большое поле, но сторож не пустил. Да и тренер Авангарда был тут.
- Нельзя. Только для официальных соревнований. Мы вон и сами тренируемся иногда на запасном. Идите на запасное поле.
- Там не уютно, - сказал Стрельцов.
- Ну, и играйте в коробке всю жизнь, - сказал тренер. - Все равно вы уже привыкли к хоккейному обозрению. Вам поля не видать. И да, - добавил он: - Как своих ушей.
Олег Бархатов приехал, когда они играли уже целый час. Эд, как только увидел его, протер глаза, как будто увидел Призрака. Олег иногда снился ему. Именно, как Призрак, сыгравший на его глазах всего одну игру за Марс против Трактора. И за один этот матч был сразу переведен в Москву в Динамо. Хотя областной Трактор включил свои рычаги, чтобы удержать его в своей епархии. Однако Эд думал, что он просто испарился. Не было, был, и опять нету.
Призраки, как Призрак Блаватской, решил он, появляются редко. И вот он опять здесь. Однако Призрак его не узнал. Олег смотрел за игрой и пытался угадать, кто среди них Эдуард Стрельцов.
- Это команды разных городов? - спросил Олег у соседа, нервно курившего Герцеговину Флор.
- Почему? - ответил тот, не глядя на собеседника.
- Очень заинтересованно играют.
- На тридцать кружек пива. После игры пойдут в чапок за линией.
- Это на каждого по шесть?
- Нет, на всех.
- Без закуски? Креветки там, или раки.
- Нет, с лещами. Раков ловить надо.
- А лещей не надо?
- Нет. Они уже сушеные. - Олег хотел спросить, кто Стрельцов, но решил все-таки угадать сам. Не зря же выделил его бывший тренер Торпедо.
Счет был 5:4 в пользу правых, за которых играл Стрельцов.
Олег опять повернулся к соседу.
- Они играют без времени, - ответил сосед на незаданный вопрос. - До семи голов.
- А если...
- А если... До преимущества в два мяча. Как в настольном теннисе. Вы любите играть в настольный теннис?
- Я больше в бильярд, - ответил Бархатов.
- Переходите на настольный теннис. Это интереснее.
- В бильярд можно играть на деньги.
- В теннис тоже. Хотите, сегодня вечером сыграем. В ДСШ есть два хороших стола.
- На что?
- Не знаю, надо подумать. Кстати меня, Николаем зовут. И я тебя где-то видел. Как тебя?..
- Олег.
- Точно! Ты в футбол никогда не играл?
- Кто сейчас не играет в футбол? - уклончиво ответил Бархатов.
- Это верно, даже блатные и воры. Один вор и трое блатных здесь тоже играют.
- Справа двое в голубых трико два брата Короли, и в красной футболке Русин. Слева в спортивном костюме Заяц.
- Заяц вор? Что он ворует?
- Мотоциклы. Мудила с...
- С Нижнего Тагила? - усмехнулся Бархатов.
- Нет. С Цыганского. Хоть бы продавал их. А то покатается, и бросит. Воровать хочется, но советская мораль в крови не позволяет довести это дело до конца.
- Вы думаете, она в крови, а не в окружающей действительности?
- Честно говоря, не знаю. Не думал до такой степени подробно.
Тут Заяц прошел всю команду правых и буквально закатил мяч в ворота. 5:5. Почти сразу последовал ответ. Король сделал пас в центр. Игрок, получивший пас не стал никого обводить. Он поднял мяч высоко. Почти до неба, как показалось Олегу. И мяч, полетав там немного, упал точно в ворота.
- Если это не Стрельцов, то я уже не угадаю, - подумал Бархатов. - Но посмотрим. Спрашивать не буду.
В следующем розыгрыше этот парень прошел в правый угол коробочки, и, не глядя, откинул мяч набегавшему Русину. Но тот с трех метров не попал в ворота. Даже Олег три раза ударил кулаком по дереву. И, как оказалось, не зря. Хотя Николай рядом сказал, что эти ребята, Короли и Русин вчера гуляли в Городском Парке, и были сильно пьяные.
- Думаю, они проиграют, - сказал Олег.
- Вы курите?
- Нет, но ношу с собой коробку Герцеговины Флор, чтобы чувствовать себя спокойнее.
- Да? Я тоже. Только я уже выкурил из нее уже две штуки. Тем не менее, предлагаю поспорить, что выиграют Короли.
- А Заяц проиграет? - уточнил Олег.
- Да.
- Согласен.
Счет как раз стал 7:7. Заяц опять забил. Он зажал мяч между ног, и перебросил его сразу через двоих защитников. Потом спокойно закатил в ворота.
- Еще один гол, и я выиграл, - сказал Олег. - Я правильно понял?
- Да.
Но счет сразу же опять сравнялся. Тот же парень, что забил гол прямо с центра поля, прошел с центра до ворот. И всех обошел одним и тем же финтом. Этим финтом сам Олег обыгрывал здесь десять лет назад команду областного Трактора. Движение вправо вместе с мячом, потом влево корпусом, едва касаясь мяча, и опять вправо, уводя мяч внешней стороной стопы еще дальше вправо и прямо. Прямо к воротам противника. И так три раза. И прошел троих. У самых ворот он передал мяч второму Королю. Тот стоял уже у дальней штанги маленьких хоккейных ворот. Гол.
- А как будто пробежал бегом вдоль борта! - радостно воскликнул Олег Бархатов. Николай хмуро посмотрел на него. Но ничего не сказал. - Опять по нолям.
Русин перехватил мяч, передал его тому же игроку, и он опять увел мяч в угол. Не оглядываясь, игрок откатил мяч пяткой.
- Опять пяткой, - резюмировал Николай. И стоявший уже тут Русин на этот раз попал в пустые ворота. Впрочем, они всегда были пустые. В такие ворота вратаря не ставили. Куда бить, если в маленьких воротах будет еще и вратарь стоять. Стоять-то можно было, нельзя было ловить руками. Но некоторые ловили. За что назначали семиметровый. Хотя логично бы надо просто засчитывать гол.
- Остался один гол до моей победы, - сказал Олег, правильно?
- Да. Но его еще забить надо. - И гол забил все тот же молодой, лет шестнадцати-семнадцати светловолосый, как немец, парень. Тем же коронным финтом Олега Бархатова он прошел троих по правому краю вдоль борта, а через четвертого просто перебросил мяч. 7:5. А почему? Как только счет сильно увеличивается, его сокращают на пять голов с каждой стороны. И потом опять начинают наращивать. Не играть же на самом деле до сорока или даже до двадцати голов. Почему? Запутаться можно. А самое главное, голы при большом счете сильно уменьшаются в цене. Почти ничего не стоят.
- Наша победа, - сказал Олег. Николай протянул ему свою пачку.
Олег сказал:
- Оставь себе свою Герцеговину Флор. Лучше пригласи светловолосого игрока с чубчиком поиграть с нами в теннис.
- Прямо сейчас, что ли? И да, папиросы назад я не возьму. Проиграл - значит проиграл. Впрочем, могу их отыграть у вас в теннис.
Они поехали в ДСШ. Парень сначала отказывался, а потом согласился, когда Олег сказал, что хочет поговорить с ним насчет игры в футбол в команде. Хотя так и не спросил фамилию игрока.
- Хорошо, я только скажу ребятам чтобы...
- Чтобы пили твое пиво? - спросил Николай. - Давай лучше я его выпью. У меня горе.
- Опять ставил против меня и проиграл?
- Да.
- Хорошо, иди вместо меня. И знаешь почему?
- Чтобы в следующий раз ставил на тебя?
- Нет, я ему всегда говорю, чтобы ставил против меня. Тогда мы обязательно выиграем, - обратился парень к Олегу. И добавил: - А пиво я слишком люблю, чтобы пить его часто.
Подошла Таня. Стали думать: не едут они в ДСШ или все-таки едут?
В конце концов они все-таки доехали до Спортшколы. Эд присел на диван, а Бархатов с Таней заиграли в теннис.
- Вы меня не узнаете? - спросила Таня, и тут же провела сильный удар в правый угол. Она подняла ракетку перед головой, точно по-пионерски, подняв китайский шарик из-под стола.
- Вы умеете играть в теннис? - спросил Олег.
- Да. Я была чемпионкой.
- Города?
- Пионерлагеря. Занимала вторые места в межлагерных соревнованиях. Спросите:
- Почему не первые?
- Я люблю вторые. Вы со мной согласны?
- Согласен ли я? Нет. Впрочем, да. Я сейчас сам уже не на первом месте.
- А! Точно, - как будто обрадовано воскликнула Таня, - вы играли в этой, как ее? Ракете. Нет? В самолете?
- В Торпедо, - хмуро ответил Бархатов. И добавил: - Впрочем, не только.
Стрельцов молчал. Он видел перед собой Призрака, который когда-то подарил ему футбольный мяч, послав его так сильно, что мяч долетел до самого забора, и запутался в густых листьях клена.
- Точно! - наконец воскликнул Олег. И добавил: - Вы - Таня.
- Наконец-то вы вспомнили, что когда-то мы тоже вместе играли в футбол. На танцплощадке. Но тише, мой парень не должен знать, что когда-то я с вами вместе ходила на танцы. Он подумает, что слишком стара для него. Вы согласны?
- Да, конечно, - ответил Олег, начиная новую партию до двадцати одного очка. Эту-то он уже проиграл.
- И да, - сказала Таня, - я поеду с ним. Не хочу, чтобы все футболисты уезжали от меня в столицу. Третьего мне ждать придется слишком долго.
- Я не против. Если у вас есть деньги, чтобы снимать жилье, вы можете даже взять с собой еще кого-нибудь.
- Так вы точно забираете его с собой? - спросила Таня, и, повернув ракетку вниз, щелчком пробила по центру мяч, зависший над столом. Но Бархатов его отразил. Шарик завертелся, как мальчик после шлепка по попе с оттяжкой, но не у нас, разумеется, а в Англии, и то давно, во время написания романов Чальзом Диккенсом. А скорее всего, еще раньше. В общем, как Оливер Твист. Таня зашла сбоку, подождала, пока шарик подлетит поближе, и шарахнула его так, что он не разбился только потому, что был фирменный, китайский.
- Зачем вы так сильно его ударили? - спросил Олег.
- Чтобы не орал, как будто его режут. - И добавила: - Тем более, он стойкий, как китайский самурай. И да:
- Вы помните, что мой отец был Первым Секретарем?
- Да, что-то такое было.
- Не надо. Вы все помните.
- Ну, допустим. Его расстреляли?
- Нет, он умер сам. На Зоне. Кто-то написал на него донос, что не додавал деньги, полученные из Москвы, исполнительной власти для строительства асфальтного завода, и в дальнейшем дорог. Вы сами видели, какие у нас дороги.
- Да...
- Да. Вот именно, да, а моего отца здесь нет уже почти десять лет. Ничего не изменилось, хотя асфальтный завод функционирует на полную мощность. Куда он девается, неизвестно.
- А что говорят?
- Мало асфальту. Говорят, надо строить еще один асфальтный завод! Ну, обнаглели, честное слово. И потому я хочу уехать отсюда.
- Почему?
- А вы не понял? Я устала критиковать эту администрацию.
- Боитесь, как бы и вас на... не посадили?
- Можете и так считать. Спасите меня тоже.
- Тоже? А кого еще я спас? Наверное, ты имеешь в виду Галю. Да, я обязан тебе, может быть даже жизнью. Я помогу тебе.
- Хорошо, что ты сказал это, прежде чем узнал, чего я на самом деле хочу. А хочу я быть рядом с ним, - Таня кивнула на задремавшего на черном пружинном диване Эда.
- Ну, окей, окей. Ты, конечно, намного старше его, но я тебе обязан.
- И не только ты, милый, - сказала Таня, побеждая и в этой партии.
- Другие долги меня не интересуют.
- Думаю, для моего желания понадобятся и другие долги. Государство реабилитировало моего отца. Посмертно, к сожалению. Но я теперь имею право попросить себе квартиру где-нибудь на окраине и достойную работу. Ну, чтобы было можно не только, где жить, но и чем жить. Мне предлагали деньги, но решила взять натурой.
- Это лучше, конечно, - сказал Олег. - Деньги-то можно не успеть истратить, а их поменяют. Пока ищешь, куда спрятал - пропадут, срок обмена закончится. Для этого, собственно, и делают обмены. Считается, что люди часто забывают, куда закопали свои кубышки.
- Квартиру мне предлагали в деревне, в Перово. Знаешь, где это? Впрочем, не важно, никто не знает. Я попросила сразу улучшения. И получила их в виде трехкомнатной квартиры в первой семиэтажке на Автозаводской. Дом Автозавода имени Лихачева. Ну, ты, наверное, знаешь?
- Да, я сам там получил квартиру.
- С работой мне тоже помогут. Но нужна твоя помощь, ты должен представить меня Морозову, которого скоро назначат старшим тренером Торпедо.
- З-зачем? - спросил Олег Бархатов, почему-то заикнувшись.
- Ты, что, боишься? - спросила Таня. - Как бить в меня мячом, ты не боялся.
- Так это не я, а Ворона. Кстати, где он сейчас? Больше в футбол не играет?
- Сидит, где же ему еще быть. На Зоне, наверное, в футбол играет. За сборную отрядов. Тем не менее, ты согласился, чтобы он бил в меня.
- Нет, пожалуйста, только кем? Врачом? Ты врач?
- Нет.
- Окончила Физкультурный институт заочно?
- Плехановский.
- Умеешь готовить мясо по-французски?
- Нет. Я экономист.
- Что экономишь?
- Товары народного потребления. Я вообще, Контролер. И да: - А если бы я окончила Физкультурный институт, ты бы кем меня порекомендовал?
- Массажистом. И знаешь почему? - спросил Бархатов, отбивая неточно очередной мяч.
- Массажисток в футбольные клубы не берут.
- Точно!
- Вот именно поэтому я хочу устроиться на работу футбольным тренером. - Олег споткнулся и наступил на фирменный китайский шарик, который искал под столом.
- У меня есть запасной, - сказала Таня, - не стоит расстраиваться по пустякам. - Даже два.
- Что два?
- Два шарика, - и она поиграла в согнутой ладони двумя шариками с красными фирменными китайскими иероглифами.
- Вам никто не поможет. Не возьмут, - резюмировал Олег. - Вы знаете, что в начале века в Англии женщины чуть не завоевали весь футбол? За один год там количество команд из двух увеличилось до пятидесяти. Мужики схватились за головы. Конец их любимой с детства игре. Даже не с детства, а еще раньше, в небесном проекте, мужчины получают этот неубиенный вирус, как подарок на Рождество:
- Игру в футбол!
2
- Ты проводишь меня? - спросил Эдуард.
- Ты забыл, как доехать до стадиона Торпедо, милый?
- Нет, я имел в виду до двери.
- До двери? Без сомнения.
Эд ушел, а Татьяна стала быстро переодеваться. Вчера они купили Эду новый костюм в ГУМе, из немецкой, толстой ткани. Желтовато-серый с редкими вкраплениями красных ниток.
- Тебе такой нравится? - спросил Таня.
- Да. - Он быстро согласился, но долго мерил. То вроде бы он был ему мал, то, кажется, велик. Дело дошло до того, что костюм не понравился ему уже дома.
- Пиджак мал.
- Мне кажется, как раз, - ответила Таня, подходя сзади в новом фартуке, только что купленном в ГУМе вместе с костюмом.
- Прошу тебя унеси котлету, - сказал Эд.
- Какую котлету?
- У тебя на вилке сочная котлета. Ты принесла мне ее попробовать? Я не могу. Честно, нет аппетита. И не будет до тех пор, пока я не куплю костюм. Я должен выглядеть по взрослому, солидно. Иначе знаешь, что?
- Что? - спросила будущая жена. Они еще не расписались.
- Иначе меня могут поставить играть за дубль. А оттуда можно не вылезти никогда. Я поеду, сменю этот костюм на другой. На размер больше.
- У тебя будут спадать брюки. Попроси обменять один пиджак.
- Ладно. - Он съел котлету прямо с вилки, предварительно, разумеется, сняв новый в редкую красную искорку костюм.
Вернулся через два часа, и весь в поту.
- Что так долго, любимый? - спросила девушка.
- Никак не мог понять, велик мне новый пиджак, или нет. Кстати, менять отдельно пиджак отказались. Пришлось отдать костюм, и взять другой пиджак и другие брюки. Но, мне кажется, что стало еще хуже.
- Надо шить в ателье, - сказала будущая жена.
- Нет, там шьют неровно.
- Мэй би, здесь шьют лучше? Москва все-таки это не наша деревня.
- Я хочу немецкий.
- Понравился? Может быть, тебе за сборную ФРГ играть лучше?
- Это был гэдээровский костюм.
- Хорошо, меняй опять все назад.
И он поехал во второй раз. Какой здесь можно сделать вывод? Может быть, даже неутешительный вывод. Да, нет, думаю, все просто:
- Люди думают, что в Москве всё есть, и стараются его найти. - Кого? Всё.
Однако, как выяснилось, это бесполезно. Он вернулся с тем же костюмом. Его еще не купили. Наверное, потому, что костюм стоил прилично. Двести двадцать рублей.
- Ну, что? - спросила Татьяна, когда он вернулся.
- Взял. - Ну, взял так взял. Что толку спрашивать тот же это костюм, или другой? И так ясно, что всего нет и в Москве. - Только в Раю, подумал Эд. И добавил. Уже вслух: - Скорее всего, предложат играть в дубле.
- Это неплохо, - ответила дама. - А то ведь могут направить для начала играть за Фрезер.
- Да, нет, с меня хватит этих Фрэзэров, там уже наигрался. Только ноги переломают, больше ничего не случится.
- Ну, за сборную завода.
- Да? Думаешь, могут предложить? Придется согласиться. Хотя уж лучше за дубль.
И вот сегодня он пошел на пробы. Но без солидного немецкого костюма. Эду показалось, что уже с утра и то слишком жарко.
- Где здесь пробы? - спросил он проходящего мимо футболиста.
- Пробы? Ты артист?
- Нет.
- А кто? Ты похож на Папанова.
- Я?! Да вы что, с луны свалились? Я абсолютно не похож на этого великолепного парня. Вы хоть сами-то видели его когда-нибудь?:
- Я пошутил. Но, знаешь, можно я буду звать тебя Папановым. Сыном. Сейчас скажем старшему тренеру, что ты... Впрочем, нет, лучше по-другому. Я Папанов, а ты мой сын. Подойдем к тренеру и скажем, что мы представители компании Папанов и Сын. Нет, честно, сейчас все так делают. Григорий Александров и Любовь Орлова, Леонид Утесов и его оркестра, Марк Бернес и его голос.
- Вадим Козин и Магадан, - добавил Эд. - Ландыши и их бездуховность.
- Нет, уж тогда лучше:
- Сын и Папанов. А?
- Сын и Папанов, - повторил парень. И добавил: - Ты, я вижу подкован. Семилетку закончил?
- Даже больше.
- Думаю, мы могли бы играть с тобой вместе. Ты вообще, где хочешь играть, в нападении или в защите.
- Форварды никогда не покидают поле, - сказал Эд. - Как только я услышал эту фразу - решил навсегда стать форвардом.
- Ну, как и я. Кстати: Валентин. Я перехожу сюда из Динамо.
- Эдуард. Я...
- Да, понятно, молодой человек, из Фрезера?
- Можно и так сказать.
- Меня проверять не будут, а вот тебе надо отличиться, чтобы попасть в основной состав. А с другой стороны здесь полно команд, кроме основы. Дубль, заводская, цеховая. Тебе за юношей даже можно играть. Сколько тебе? Шестнадцать?
- Больше.
- Намного?
- Намного. На целый год.
- Это много. А мне двадцать. Я уже изучал тригонометрию, когда ты в песочнице еще только изучал Защиту Лужина.
- Защиту Лужина? А что это такое?
- А я знаю?
- Зачем тогда говоришь?
- Ну, слышал где-то, что иностранные эмигранты применяют эту защиту против нас.
- А давай сейчас проверим, кто из нас лучше знает тригонометрию? - сказал Эд. - Пока никого нет.
- Пока никого нет, - повторил Валя. И добавил: - Мяча нет.
- Вон идет вратарь с мячом. Попросим.
Вратарь попросил их побить ему.
- Или сыграйте друг с другом в одни ворота.
И они сыграли. Валентин прокинул мяч справа, а сам обогнул Эда слева. Потом подправил мяч под правую ногу, и послал в девятку. Но мяч не попал в ворота, а отлетел назад в поле, ударившись о крестовину.
- Может помочь? - спросил, подходя, еще одни игрок. - Вдвоем сыграем против него, - игрок кивнул на Валю.
- Если бы он попал в девятку, то да, помощь мне бы понадобилась. А...
- Что, а? - спросил, встав пред ним, Валя. Эд держал мяч.
- А... А такого-то Кузьму я сам возьму, - и с трудом - как Пеле - но протолкнул мяч между ног... ну, не противника же, конечно, а друга.
Не успели они еще раз разобраться друг с другом, как появился тренер.
- Я подойду первый, - сказал Стрельцов.
- Лучше подойдем вместе, - сказал Валентин. - Я не очень люблю ждать. Я тебе не помешаю.
- Вы Морозов? - спросил Эд, подойдя к тренеру раньше Вали.
- А вы? Стрельцов? Я так и думал.
- Да.
- Нет, - ответил с улыбкой тренер. И добавил: - Маслов Виктор Александрович. - Старший тренер футбольного клуба Торпедо.
- А где Морозов? - имел бестактность спросить Эд.
- Так это, - ответил Маслов, - уже ушел. - И добавил: - А может быть, точнее будет сказать: - Еще не пришел.
- Извините, мей би, как говорит моя жена, я что-то не так сказал...
- Та не, - махнул рукой тренер, - я же ж понимаю, что вам все равно, кто сейчас командует этой лавочкой. Но я в курсе, что вы к нам придете. Для вас ведь важно только, чтобы вас приняли в основной состав.
- Без сомнения. Хотя...
Глава Седьмая
1
- Хотя он сразу понял, что вы тот самый тренер, который ему очень нужен, - прервал Эда Валя, появляясь из-за спины. И да:
- Меня зовут Валентин Иванов, я прислан сюда из московского Динамо.
- Даже так? На подмогу, что ли? - спросил Маслов.
- Да, - ответил Валя, - помощь нужна мне.
- Вижу, вы честный человек. Идите, переоденьтесь и сыграем, - добавил Маслов.
Тренер разделил команду на две части, и предложил сыграть всем нападающим на одной половине, а защитникам на другой. Ворота для ручного мяча поставили поперек поля.
Эд оказался в одной команде с Валей. И Валя забил уже два раза. И оба раза с подачи Эда. - Маслов наблюдал не из середины поля, как он делал часто, а ходил по маленькому полю нападающих в качестве судьи.
Наконец, Эдуард увидел, что игрок противоположной команды, находящийся в центре, о чем-то задумался. Было такое впечатление, что парень забыл дома включенный утюг. Эд сместился в его сторону с левого края.
- Валя! - неожиданно крикнул он. И получил пас. Игрок очнулся, но поздно. Эд пяткой убрал мяч за левую ногу, и оказался один на один с вратарем. Куда бить? Против вратарей он играл редко. Обычно ворота были меньше этих, хоккейные, и в них почти никогда не ставили вратаря. Тем более, вратарем быть никто не хотел. Здесь стоял вратарь. Не раздумывая больше, нападающий послал мяч в ближнюю девятку. Вратарь среагировал, но почему-то в обратную сторону. Гол.
- В следующий раз надо его обвести, - решил Эд. И опять получил мяч от нового знакомого, как только сместился к тому же самому задумчивому игроку. Он опять провел тот же финт. Убрал мяч правой ногой за левую. Маслов находился рядом. Он даже разочарованно ахнул. Слишком однообразно, игрок мог запомнить этот прием и среагировать на обманное движение. И он среагировал, но Эд чуть раньше откатил мяч назад, и теперь левой ногой убрал его за правую. Этот финт многие делали на тренировке. Но почти, да нет, не почти, а он ни у кого не получался на поле, в реальной игре. Это была, в общем-то, тоже тренировка, но все равно игра для Эда ответственная. От нее зависело, попадет он сразу в основу, или в дубль.
Он сместился с мячом вправо. Защитник сразу оказался очень далеко. Метра три не меньше. Эд приблизился к вратарю. Он решил провести коронный прием, применяемый многими при игре в маленькие ворота. А именно: надо показать, что удар будет в левый от вратаря угол. Даже занести для этого ногу, но не бить ей, а откатить мяч влево, и щечкой легко послать в правый от вратаря угол. Он мог поклясться самому себе, что решил так и сделать. Но... но сделал финт, который не делал никогда. Может быть, только в детстве, на поляне между картофельными полями. Он развернулся вместе с мячом в обратную сторону. Прямо перед ним стоял Маслов, чуть дальше Валентин. Возможно, он надеялся, что Эд отдаст пас ему. Но Эд осмотрел вдруг замершее перед ним поле, как на фотоснимке, и пошел с мячом назад, повернувшись опять к вратарю, но с другой стороны, через правое плечо. Он замахнулся левой, чтобы ударить щечкой. Вратарь бросился в правый угол, но удар был произведен в левый. Как? Пяткой. Вместо удара нападающий опять развернулся в сторону своих ворот, и опять перед ним чуть ли не нос к носу стоял тренер. Также делают некоторые режиссеры, смотрят прямо в рот актеру, чуть не целуют его, когда он, например, прячет под стол сигарету, и кричит:
- Войдите, - предварительно выпустив дым в сторону. Таким образом, актер хочет дать понять входящему, что он не курит, бросил. Хотя вроде, как? Запах-то дыма остался! Актер это чувствует. Да, но зато режиссер не чувствует, так как находится вне кадра. Должен находиться в реальности. А это только репетиция.
Многие так и подумали. Такие финты можно вытворять только на репетиции, в данном случае на тренировке. Мяч был послан в ворота пяткой, не глядя. Можно было даже сомневаться, что Эд видел, куда качнулся вратарь, послал мяч в противоположный угол наугад. По крайней мере, наудачу. Многие, но не Виктор Маслов. Он не понял, а просто почувствовал, что игрок пошел на этот финт, как на импровизацию, посчитав, что вратарь знает то, что знает он. И применил не заготовленный уже в уме, а новый финт.
Потом началась игра на всем поле. Эд боялся, что его поставят в защиту, как было последний раз, когда он играл на запасном поле стадиона Авангард. Зачем? Но некоторые зачем-то это делают, ставят нападающего в защиту. А защитники наоборот бегают к воротам противника и бьют, и бьют по ним. В том смысле, бьют и бьют, что сколько ни бьют - никогда не попадают. Тем не менее, этот парадокс продолжается не только изо дня в день, но из года в год. Еще больше удивляют комментаторы, которые каждый день утверждают, что:
- Этот нападающий хорош еще и тем, что всегда отдает точный пас! - И приходится думать, что, наверное, это правда. Раз так часто об этом говорят. Но делает он это где-то не здесь. Где-то на другой планете. Потому что здесь он делает всегда наоборот. Проходит все поле от штрафной до штрафной, и... и всегда - общее с комментатором слово - отдает мяч игроку противника. Прямо кино и немцы. Можно подумать, что комментатор говорит не сам, а как музыкант читает с листа. Читает с листа слова, написанные для него каким-то руководством. А сразу поверить в это трудно, уж больно радостно комментатор сообщает, что этот игрок всегда отдает после трех обводок, точную передачу партнерам. В том смысле, что не может же он так радостно врать? Если ему там заплатили или приказали так говорить, он вынужден говорить, но почему так радуется? Или журналисты уже с детства, с первого курса университета и не настраиваются говорить свои мысли, а только читать их с листа? Вроде бы:
- А что тут удивительного? - Это их работа. Но они видят, что их радостная музыка, заранее записанная на бумаге, абсолютно не соответствует реальности. Спрашивается, откуда радость, если игрок вопреки написанному, отдает и отдает пас защитнику противоположной команды? Откуда радость при утверждении:
- У этого защитника очень хороший удар? - Если, сколько мы ни смотрим, он всегда бьет выше ворот. А иногда и на двадцать метров в сторону. Такими ударами даже ворон не напугаешь. Загадка.
Как сказал бы Ираклий Андроников:
- Загадка ЭНФЭИ. - Новое Футбольное Изобретение.
Вот и Стрельцов испугался, так как именно сейчас вдруг подумал, что не всё подвластно разуму человека. Часто происходят вещи необъяснимые. А может произойти и разумная противоположность:
- Вдруг поставят нападающих играть в защите, а защитников в нападение? Ну, на тренировке-то это может не так и глупо. Кто знает, какие новые методы разработаны для тренировок команд Высшей Лиги?
Маслов поставил его вперед. Центрфорвардом.
- Можешь не возвращаться назад, - сказал Виктор Александрович. - Ты - инсайд.
- Что это значит? Разведчик?
- Да, именно, разведчик.
- Но не шпион?
- Шпион в хорошем смысле это разведчик.
- А разведчик шпион в каком-то смысле.
Эдуард успокоился. Отсюда он видел поле. Оно было маленьким. До ворот оставалась только штрафная площадка. Его поле. Его поле боя. На Передовой. Точнее, его передовая находится в тылу противника. Хотелось сразу проявить себя на большом поле.
- Обвести бы троих, начав у свой штрафной, и забить гол в Девятку. Есть игроки, которые так делают. Только так бегать никаких ног не напасешься. А у него - правда об этом никто не знает - плоскостопие. А во-вторых, ему просто запрещено вести мяч от своей штрафной. Он может начинать только с центра. Как Доктор Зорге. Форварды всегда начинают с центра.
Эд получил мяч, и прошел двоих защитников. А их всего-то и было трое. Можно ударить. Но третий защитник успел перекрыть ему путь. При обводке двух первых защитников пришлось сместиться вправо. Он дошел с мячом почти до самой штанги. И мягко откинул мяч пяткой назад. Прямо под ноги почти не удивленному Вале. И бывший динамовец направил его в верхний угол. Многие опять решили:
- Повезло, что мяч попал в ноги Иванову. - Чуть бы левее, и мяч оказался у защитника.
После душа Виктор Маслов собрал всех. И сказал:
- Эд - великий игрок. - Валя был не против. Но все же подумал:
- Неужели вот так с одного раза можно определить, кто великий, а кто вот так просто, погулять и выпить вышел? - Он был удивлен.
Бархатов не пришел к началу тренировки. Он зашел в кабинет старшего тренера, когда тот разливал чай в стаканы с лимоном.
- Кому второй стакан? - спросил Олег.
- Тебе. Или ты не знал, что придешь сегодня к чаю? - с юмором спросил Виктор Маслов.
- Нет. Честно. Думал, опоздаю, - ответил Бархатов. И добавил, предварительно попросив Виктора, добавить двадцать пять граммов коньячку в чай: - Ну, что, как?
- Ты про кого спрашиваешь, про меня? - ухмыльнулся Виктор Александрович. - Думаю, скоро выгонят. Я сейчас уезжаю в Сочи. Эх, сочи, темные ночи!
- Светлые ночи - темные очи, - подсказал Олег Бархатов. И добавил: - Почему выгонят-то?
- А ты не знаешь? Не слышал про теорию короткой передачи?
- Да слыхал что-то. Неужели это так важно? Главное...
- Главное это хорошая, красивая игра.
- Они смотрят на результат. Ты сам знаешь.
- Счет это уже результат игры, - сказал Маслов.
- Есть мнение, что короткая передача, из рук в руки, можно сказать, приведет нас к победе по плану.
- Это означает только одно: будут помогать выигрывать какой-то одной команде. Показательной команде. И думаю, мы оба знаем, как она называется.
- Н-да, - Олег посмотрел на часы. - Ты знаешь, что к тебе должен сегодня придти второй тренер?
- Так у меня есть.
- Кто?
- Горохов.
- А! Точно. Значит, начальник команды.
- Мне никто ничего не говорил.
- Ну, значит, я ошибся. Просто слышал там, - Олег показал пальцем вверх, что должен быть. Наверное, не сегодня.
- Я не понял, - сказал Виктор, - ты чего хочешь? Ты за, или против него?
- Да нет, я так просто сказал.
- Пожалуйста, не обманывай, Бархат, скажи правду. Ты за? А то ведь я соглашусь, а он меня и сожрет еще до поездки в Сочи. Хоть на югах дали бы позагорать в бархатный сезон.
- Он к тебе придет как раз для того, чтобы оттянуть время. После юга, после Сочи тебя сменит Бесков.
- И все из-за того, что я не люблю коротких передач? - Маслов даже изобразил попытку схватиться за голову.
- Ты сам знаешь, у нас плановая экономика. Передача должна быть адресной. Все должны понимать направление нашего главного удара.
- Может мне сказать, что я тоже за? Че-то я не хочу быть где-то вторым тренером. Это совсем другая работа. Да ты сам знаешь.
Должен был подойти новый второй тренер, а пока они продолжили разговор
- У тебя не получится, - ответил Олег. - Точно тебе говорю, не все смогут подражать Спартаку.
- Даже если очень захотят? - спросил Виктор. - Пожалуй, ты прав. Ну, что ж, поеду пока в Сочи, а там...
- А там видно будет?
- Нет, а там буду гнуть своё линиё. И знаешь почему? У меня, к сожалению, нет способностей к другим линиям. Даже самым коротким. Кстати, ты понимаешь, что при короткой передаче не надо видеть поле?
- Теперь да. Ты их вычислил, Александрович. Зачем-то надо, чтобы игроки не видели поля, - Бархатов оглянулся.
- Чего ты оглядываешься? Кого ты боишься?
- А ты?
- Я? Нет! Я звал тебя, и рад, что вижу...
- Я тоже, - радостно ответил модно одетый парень. - Прошу вас, продолжайте.
Олег повернулся и сказал:
- А! вот и он.
- Кто? - изумленно спросил Виктор. Он догадался, что это новый тренер.
- Рай.
- Рай? - переспросил Маслов, и оглянулся.
- Да нет, не там ищешь, Виктор Александрович, - сказал Олег. И добавил: - Он перед тобой.
- Простите, я не знал, что бывают такие имена, - сказал Виктор, и добавил: - Садитесь, выпьем чаю. С конфетами? Есть Мишка и Шапочка. И да: как бы вас звали, если бы вы были женщиной, нет, девушкой?
- Раиса.
- Раиса от слова Рай?
- Как это?
- Ну, уменьшительно-ласкательное. Рай и Рай-с.
- Простите, не знаю, я не думала об этом. В том смысле, что не думал, конечно. А Виктор от слова Победа?
Маслов засмеялся.
- Нет, я люблю Волгу.
- Ну, это, когда станете чемпионами страны.
- Станем, - поправил Олега Виктор, - ведь мы теперь будем работать вместе, - он потрогал за плечо Рая. - Вы пойдете со мной?
- Куда?
- Дальше. Когда меня выгонят отсюда, я пойду дальше. А вы.
- Ну, не знаю. Возможно, - Рай сделал пару зигзагов рукой с Мишкой на Севере, изображая превратности судьбы. Другой он не махал. В ней была чашка с еще горячим чаем.
Олег Бархатов знал, что этот Рай имеет и более известное имя Таня, которая уже в другом городе договорилась с ним об этой комбинации. Она хотела проводить с Эдом больше времени. Быть с ним не только дома, но и на работе. В этот день она надела новый костюм Эдуарда, так как секция в ЦУМе была забита народом. - Многие часто путали ГУМ и ЦУМ. По статистике люди их начинают различать только, когда проживут в Москве десять лет. - Он стоял даже на лестнице. Привезли костюмы из ФРГ.
Она даже выразилась:
- Народу, как на футбольном матче: Мы - ФРГ. - Таня пошла в ГУМ, но там был привоз. И там народ. Это был первый день, когда народ уже больше никогда не покидал залов и лестниц ГУМа и ЦУМа. Началась потребительская революция. И в виде Рая в бело-желтом с красными вкраплениями костюме эта революция предстала перед изумленным Виктором Масловым, старшим тренером Торпедо по футболу.
- Ну, окей, - со сдержанной радостью вздохнул Маслов, - я вас поддержу.
- Как? - спросила Таня.
- Скажу, что вы мне очень нужны.
- При таком раскладе вас выгонят вместе, если что, - сказал Олег.
- Вы не против?
- Думаю, у меня нет выбора, - сказал Рай.
2
Его взяли на игру с бразильским клубом Васко де Гама. Пригласили на игру за московское Динамо. Вроде бы:
- С какой стати?
- У нас не хватает своих Симонянов? - спросил взлохмаченный Бесков. Он вбежал в кабинет Секретаря ЦК, непосредственно отвечающего за работу с московскими клубами, и даже не поздоровался. А это был Григорий Коммунарович. В ближайшем будущем он должен был занять место Климента Ворошилова, и возглавить весь спорт в СССР. Но для этого надо было стать членом Политбюро.
- Вы давно в Динамо? - спросил Григорий.
- Да нет, я работал в Спартаке, - ответил Бесков.
- Спартак - Динамо - туда - сюда и тама!
- Что, простите?
- Ищите, где лучше?
- Можно сказать и так. Я ищу, где будут играть лучше.
- Насколько лучше?
- Лучше всех! Поэтому думаю, вы зря поставили Стрельцова против бразильцев. Он не любит играть в пас.
- А мне сообщили совсем другое. Стрельцов хочет играть в Спартаке. Он любит, когда игроки не жалеют расставаться с мячом. Он хочет играть в пас.
- Пас пасу рознь. Нам нужен постоянный пас. Пас, как фундамент игры.
- Как в шашки.
- Именно так! Только тогда мы сможем пройти в дамки.
- Народу такая игра может не понравиться.
- Что?
- Да, нет, думаю, вы где-то правы, - задумчиво сказал Григорий Коммунарович. - Но сейчас нам нужна победа над бразильцами. Симонян пусть поболеет. И вообще, планируй Стрельцова на место Симоняна в Спартаке. Центрфорвардом.
- Срочно?
- Не срочно. Пусть Симонян еще поиграет и уйдет сам.
- Хорошо, что вы осторожный человек, Григорий Коммунарович.
- Мей би. И да, ты же не в Спартаке, а в Динамо! - Григорий хлопнул себя по ляжке. И добавил: - После матча с бразильцами перейдешь в Спартак. Я уж считаю, что ты там. Там-тамтам-там-там-тамтам.
- Что?
- Я говорю, может быть. Кстати, игроки изучают хоть какой-нибудь язык?
- Зачем?
- Как, то есть, зачем?
- Вы опасаетесь, что некоторые из них могут перебежать на другая сторона? - удивился Бесков.
- Та не! Кому они на хер нужны? Впрочем, Стрельцовым, Ворониным, Метрвели могли бы заинтересоваться некоторые итальянские и английские клубы. Но не в этом дело. Ты слыхал когда-нибудь, как игроки кричат на поле друг другу?
- Да, кричат, но больше ругаются матом.
- Мат запретить. Или лучше: сократить, а то опять не будет никакого результата. А вот другие распространенные на поле слова пусть выучат. Как-то:
- Дай пас. Сережа!
- Сережа?!
- Я говорю к примеру. В том смысле, что Сергей Сальников должен не только забивать, но давать пас, если его попросят. А конкретно имею в виду имена бразильских игроков. На сегодняшний день это важно. Будут, например, кричать:
- Пеле! держи пас! Или:
- Гаринча! Двигай по правому краю до самого углового флага. - А вы и ваши игроки даже не знаете, кто это такие. Верно? А следовательно, не будете знать, направление игры.
- Этих мы знаем. Их все уже знают.
- Тем не менее, команда должна понимать иностранные слова на поле. Пусть каждый игрок поймет, что он там, у них за бугром, не просто игрок-мигрок, а разведчик.
- Как Фишер-Абель?
- Смотрю, парень, ты и сам плохо соображаешь. Абель хотя и работал на нас, но был-то англичанином. Ты не знал?
- Нет, честно, я думал русский.
- Ты думаешь, что на нас работают только русские?
- Да.
Григорий задумался.
- Нет, серьезно? - еще раз спросил он.
- Как на духу.
Член ЦК задумчиво покачал головой, и отпустил тренера, пожелав удачи в Бразилии.
- Хороша страна Бразилия, я сам туда поеду.
Он встретился с Никитой, Шуриком и Леней. Это была его тройка. Хотя Тройки, имевшие право решить судьбу любого человека втроем, были уже отменены, но многие по инерции продолжали встречаться и решать все вопросы в том же составе.
- Ведь ничего нового-то пока не придумали, - сказал один из них. Кто? А не важно кто. В тройке все были равны.
Никита сказал, что принято решение победить в игре с бразильцами.
- Я не понял, для чего мы здесь собрались? - сказал Шурик. - Может, тогда я поеду домой.
- Да сядь ты, идеолог, не прыгай, - спокойно сказал Леня. - Не беспокойся, мы сами примем решение.
- Да, - подтвердил Никита, - никто, кроме нас не примет этого решения.
- Это большая ответственность, - сказал Леня.
- Нет, - ответил Никита, - это очень большая ответственность. Ты Лёнёк еще не знаешь цену этой победе.
- Так может, и не будем ставить на победу в чужой стране, - сказал опять без знака вопроса Шурик. - Риск большой?
- Это вопрос? - не понял Леня.
- Думаю, это ответ, - сказал Никита. - Но у нас нет другого выбора.
- Выбор всегда есть, - наконец высказался Григорий Коммунарович. - Мы можем поставить на проигрыш.
Возникает вопрос: почему в тройке четыре человека? Действительно странно. Но так принято во всем мире. Как-то:
- Мушкетеров у Дюма четыре, а на самом деле три. В Троице три образа, что соответствует числу двенадцать. Одни плюс два - три. Но кроме Апостолов был еще Иисус Христос. Следовательно, всего их было тринадцать. Три плюс один - четыре. Происходит колебание между тройкой и четверкой. И эта идея нашла подтверждение в игре с бразильцами. У нас, как у всех было три защитника, а у них - четыре. Многие думали, что нет большой разницы. Три - четыре! Даже в Библии это непонятно. Как и в мировой литературе. А теперь, оказывается, еще и в спорте, и тем более в политике. Никто не знал, зачем четвертый защитник, и никто не знал, зачем в Тройке, решавшей раньше все дела по поводу расстрелов, гулагов и прочих международных политических событий, Четвертый. Этот Дартаньян нового времени.
Зачем он нужен в футболе - все скоро узнали на своем печальном опыте.
А здесь?
Дело в том, что уже давно, с 17-го - 18-го годов не расстреливали бывших глав государства. Бывший глава спокойно уходил на пенсию. Но прежде чем уйти, бывший Секретарь и Председатель принимал в делах некоторое участие. Чтобы быть на виду. Чтобы не подумали, что его опять грохнули. Хотя, если вдуматься:
- Когда это опять? - Когда это было? Можно сказать, что никогда и не было. Но люди почему-то думают, что всех царей и последовавших за ними секретарей, обязательно надо задушить или расстрелять, чтобы спокойно мог придти следующий. Просто так ведь никто не захочет расставаться с властью. Логично. Да на своем опыте многие убедились, что это закон природы.
Кто здесь был лишним? Григорий Коммунарович и был. Кстати, забыла сказать, что и в баню надо ходить вчетвером. Тем более на Новый год. Почему? Ну, вот поэтому же. Раньше он был просто Секретарем ЦК, потом Первым, а потом опять никем. Самое интересное в том, что официально он еще был главным. Хотя Никита уже решал все дела. Решал-то решал, но не один, а как было уже сказано:
- В Тройке.
Шурик, правда, не был ни бывшим ни будущим. Именно потому он здесь и присутствовал, что не претендовал ни на что, кроме постоянного присутствия. Кто бы это мог быть? Атос, Партос, Арамис? Не Дартаньян это точно! Но кто из этих троих? Вроде бы Арамис, такой иезуит-ханжа. Но я сомневаюсь. Он был похож на всех троих - вот что изумительно. Может, он вообще был не при них, а они при нем? Такая мысль никому не приходила в голову? Кардинал Мазарини. Нет, пусть уж все будет соответствовать истории:
- Ришелье.
Взлеты и падения приучили Григория Коммунаровича больше не рисковать, а полагаться во всем на мнения других. То есть:
- На случай. - Как известно, Он изобретатель. Примерно: надо всё спланировать, и поступить наоборот. Тогда может совпасть.
Ставку на возвращение Григория Коммунаровича в официальную большую политику решено было отложить до победы на Олимпиаде. Если наши проиграют, он опять будет Первым. А в случае невероятной победы, будет в роли Первого только официально действовать, как филькина грамота. Смысл он будет, разумеется, иметь, но только провокационный.
Хотя все знают, что в России правит не тот, кто кажется, но люди все равно об этом забывают, и попадаются на эту простую удочку. Как наши, так и иностранцы.
В этом, казалось бы, не очень значительном, товарищеском матче ставки были, тем не менее, велики. Как сообщил Шурик:
- Дипломаты уже сделали девяносто процентов этой игры. Если мы выиграем, мы первыми можем запустить первый Спутник Земли. Вот так, ни больше, ни меньше.
- А что же они сделали? Я не понял, - мягко, но смело сообщил Леня о своей соображалке. А че стесняться, если... Впрочем, об этом позже. Он вынул пачку Новости и закурил.
Григорий Коммунарович тоже вынул трубку. Как... Впрочем, не все же с кем-то сравнивать? Можно и самостоятельно выбрать для курения трубку, табак Герцеговину Флор, и закурить, когда все курят. Впрочем, Никита не курил тогда, до целины, и замахал перед собой рукой. Шурик был невозмутим. Да вы хоть совсем обкуритесь - мне все равно, для меня ничего не изменится, говорил его вид.
- Договорились. А наше дело...
- Победить, - высказал опять свою мысль Леня, прервав Шурика.
- Да бросьте вы, - сказал Никита, - нагнетать. Побеждать не обязательно.
- Да, - сказал Григорий, - надо только угадать:
- Кто победит.
Решено было смотреть игру по телевизору. И, если будет нужно, повлиять на ее исход срочными телефонными звонками.
Глава Восьмая
1
Первый гол забили бразильцы. Многие схватились за головы, когда увидели, что за команду Васко де Гама вышли Пеле и Гаринча. Бесков за сердце. Оно радостно забилось. Официальная установка была:
- Проигрыш! - Не почетно, но приятно, если против играют Пеле и Гаринча. По крайней мере, если выгонят, то не на улицу прямо под дождь, а в Спартак. Падение вверх. В нарушение закона гравитации. Ибо сказано:
- Человек - царь природы. - А не наоборот.
Хотя мнения в Тройке разделились. Шурик и Никита предложили сделать ставку на проигрыш.
- Ну, не реален выигрыш у бразильцев, - сказал Никита, а мы должны запустить спутник первыми.
- Действительно, - сказал Шурик, - пожертвуем футболом ради победы в небе. - Он показал пальцем вверх.
- Ну, зачем жертвовать, - сказал Никита, - мы победим в предстоящей Олимпиаде.
Леня и Григорий проголосовали за победу над бразильцами. Хотели кинуть жребий, но Леня и Григорий отказались. Григорий сказал, похлопав по пиджаку Шурика:
- У тебя рубль с двумя гербами.
Тогда Никита предложил сыграть в карты.
Леня сказал, улыбнувшись Никите:
- В тебя в колоде девять тузов.
- Так я не Пулю предлагаю расписать. И не Покер. А в Козла или в Дурака сыграть.
- Давайте в Козла, - согласился Шурик. - Люблю иногда грешным делом Козла забить.
- Да вы че, я в домина играть не умею, - сказал Григорий Коммунарович.
- Не в Домино, в карты в Козла. Неужели никогда не слышал.
- Да, слышал, слышал, - махнул рукой Григорий Коммунарович. - Надоел. Давайте уж лучше сыграем в Покер. Так, по крайней мере, мы заодно подготовим наши мозги к предстоящей борьбе на Международной Арене.
- Ты бы нас обучил какому-нибудь виду спорта, - тяжело вздохнув и садясь за стол, сказал Никита, обращаясь к Григорию Коммунаровичу.
- Большому теннису, например, - сказал дальновидный Шурик.
- Может быть, лучше самбо или дзюдо? - спросил еще более дальновидный Григорий.
- Хватит и настольного тенниса, - резюмировал Никита.
Но Леня все-таки добавил:
- В следующий раз я бы лучше устроил автогонки вокруг Кремля.
- На чем? На Москвичах али на Победах?
- На Волгах.
- Да ну их. Еще не наладили, как следует. Да и вообще у них вместо сальника пакля набита на оси коленвала, - сказал Леня.
- На чем ты хочешь? - спросил Григорий.
- На Роллс Ройсах!
- Эка, хватил. А где их взять? - спросил Никита, сдавая карты для игры в Покер.
- У меня есть идея, - сказал Леня. - Надо, чтобы нам иногда дарили Роллс Ройсы.
- Да кто из этих жлобов демократов подарит Роллс Ройс? Это нереально, - сказал Никита, и предложил партнерам сбросить лишние карты.
- А я не знаю, как играть в этот Покер, - сказал Шурик.
- Не прикидывайся перед нами-то хоть, - сказал Леня.
- Что, значит, не придуривайся? Честно, я изучал другой Покер.
- Ничего, - сказал Никита, - кто-то один из игроков должен не уметь играть.
- Да, все так же, только на столе карт нет. Все, что у вас есть - это то, что вы держите в своих собственных руках, - сказал Никита.
- На что играем, - наконец успокоился Шурик, - на рубли? Или на эти... что у них там?
- Лиры, - сказал Никита.
- Лиры в Италии, - сказал Григорий. - Я там играл.
- Тогда фунты, - сказал Леня.
- Почему фунты? - спросил Шурик.
- У меня там мама.
- Где в Лондоне?
- В Молдавии.
- Это все не правда, - сказал Григорий, - давайте лучше просто сыграем на тугрики.
- А это где? В Магадане, что ли? - спросил Никита. - Ты там сидел. Нет? Так еще сядешь. Ха-ха! Не бойся, это шутка.
- А че мне бояться, у меня еще есть надежда вернуться.
- Только теоретически, мой друг, только теоретически, - засмеялся Никита, - и предложил выложить всем карты на стол. - Сегодня обойдемся без ставок, - добавил он.
- Ну-у, так не интересно, - вроде бы запел Щурик, но тут же махнул рукой: - Ладно, я согласен. У меня Фул-л.
- У меня меньше, - сказал Григорий, и сбросил карты.
- У меня Карэ, - выдохнул дым Новости прямо в лицо Никите Леня.
Первый помахал пред собой широкой ладонью и поморщился.
- Ты хоть бы это, Леонид, курил сигареты с фильтром.
- Буду.
- Когда?
- Когда буду.
- Я не понял, что значит, когда буду? Буду...
- Да, нет, я сказал, когда у нас их будут выпускать, тогда буду курить Новость с фильтром.
- А-а. Ну, показывай, сколько у тебя?
- Сначала ты.
- Нет, ты. По кругу показываем. А круг идет по Солнцу.
- Ты считаешь, что Солнце туда ходит?
- А ты?
- И я тоже. Хорошо, у меня Карэ на Царях.
- На Королях, ты имеешь в виду? - Никита показал пальцем на четырех королей, которых Леня один за другим выложил на зеленый бархат.
- А какая разница?
- Ты что, решил блеснуть эрудицией, я не понял?
- Да нет, я думал, это все знают, что Короли и Цари это почти одно и то же, - сказал Леня.
- Нет, мой милый, нет, - строго сказал Никита, - вот они Цари-то, вот! - И выложил одного за другим четырех Тузов.
- Я так и знал, - сказал Шурик, что у кого-то из вас девять тузов в колоде. - Честно, я только что перед прикупом сбросил Туза Бубей. А он опять здесь. Как это может быть?
- Ты вообще, за кого, за наших или за русских? - спросил Никита. И хлопнул Шурика по руке, которую тот уже протянул к колоде, где лежали сброшенные карты.
- Он выиграл, - резюмировал Григорий.
- Да, я выиграл, - сказал Никита. И добавил: - Только никогда не надо говорить о присутствующих в третьем лице, как выпускница Медицинского Института.
- А то что? - с вызовом спросил Григорий.
- А то можно и самому оказаться третьим лишним. И более того, на этом самом медицинском столе. В качестве очень больного.
- Не будем ссориться, друзья мои, - сказал Леня. - Договорились - значит, договорились. Мы ставим на выигрыш.
- То есть, как? На выигрыш, - испугался Никита.
- На выигрыш бразильцев, - добавил Леня. - Я разве не сказал? Ну, значит, я это имел в виду и так.
- И так, - передразнил его Никита. Он приложил руку к сердцу, и добавил негромко: - Вы загоните меня на целину раньше времени.
- Кстати, - Леня обошел кругом стол, и, глядя на картину Пикассо Авиньенские Девицы, добавил: - Мы можем за нашу уступку попросить подарить нам Роллс Ройс.
- Какой смысл? - спросил Шурик. - На одном мы же ж не можем устраивать соревнования.
- Нет, это идея, - сказал Никита, - лиха беда начало. Там, смотришь, еще чего-нибудь подарят. У них будет, например, какой-нибудь кризис, а мы им поможем его преодолеть.
- Какой у них может быть кризис? - спросил Григорий. - Безалкогольный, что ли, опять?
Никита только покрутил пальцем, изображая спираль марксизма-ленинизма, уходящую в небо. Что это означало, никто не понял.
Здесь надо заметить в связи с указанием на третьего лишнего, что существует, оказывается, еще медицинская четверка. В которой тоже есть колебание между четверкой и тройкой. В том смысле, что единица там отличается от трояка.
2
Пеле забил еще гол. Он направил мяч в девятку почти с двадцати пяти метров своим, ставшим уже коронным, ударом Пыром. Как это у него получалось, никто не знал. Никто таким образом не мог направить его точно по назначению. Если наполнить новогодний шарик, а если шарика нет, новый презерватив, водой, и выпустить его из рук - он полетит. Полетит, как ракета, запущенная Королевым, когда он был еще начинающим ракетостроителем. А именно:
- Зигзагами. - Этот метод потом был использован изобретателями военного оружия, чтобы радиоуправляемый снаряд имел непредсказуемую траекторию, и тогда противник не мог понять:
- Куда? - Куда, он попадет, в какой танк? В Тигра или в Пантеру.
В данном случае это было совершенно не нужной сверхзадачей. Футболисты все-таки не актеры, которым по силам их решать. Например, какая у Утесова была сверхзадача в знаменитом фильме Веселые Ребята? Трудная. А именно:
- Сыграть главную роль, и не получить за это не только никакого ордена, но и вообще ничего. - Хотя даже второстепенные герои там, в этом фильме, получили звания и награды. А второстепенными в этих веселых ребятах, как известно, были быки, коровы, и другие домашние животные. Наверное, Александров, муж Любови Орловой и одновременно Режиссер Постановщик этого фильма, так сделал потому, что Леонид Утесов пел в фильме не ту песню, которую надо было петь. Надо было:
- И любят песню деревни и села! И любят песню большие города! - А он, вы думаете, пел:
- С одесского кичмана бежало два урькана! Бежало два урькана-а на волю-ю! - Нет, конечно, нет. Хотя мог бы. Ничего бы не изменилось. Но пел он:
- Бык сказал: корова! чтобы ты была здорова! А корова сказала быку, чтобы меньше лежал на боку. - Не верите? Внимательно смотрите на артикуляцию. Читайте по губам, как этому учат шпионов.
А у нас каждый должен быть немного шпионом-мионом. Жизнь сложна, и надо в ней как-то разбираться.
В футболе читать по губам, нет времени. Пока поймешь, чего он хочет, все уже будет кончено. Гол! Тут больше матом общаются. Но не заграницей же!
Как сказала одна протестантка одному протестанту, когда он попросил ее повернуться задом:
- Ну, не с мужем же!
Хотя все равно же никто ничего не понимает. Наоборот, разрешить бы надо, чтобы дома меньше употребляли.
И да, было мнение, что Александров разозлился на Утесова не за песню. Песня, что? Песня нам строить и жить помогает. Это явление новейшей истории. Но в человеке, не смотря на революцию 17-го года, дремлют древние силы. Как-то:
- Любовь. - Как поется, любовь нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь. У кого с кем, и в какую сторону в данной мизансцене могла возникнуть любовь? Тут не надо гадать на кофейной гуще. Будем рассуждать логически, как это принято в обществе, поставившем науку на первое место. Более того, на первое место в мире. Во-первых, нам и вообще всем, интересны только два вида любви:
- Своя и главных героев.
Свою мы пока что держим в секрете, а главных героев два. Больше двух их не бывает. Следовательно, вывод номер один:
- Александров - третий лишний. - По крайней мере, сам он подумал именно так. И сила его мести зависела только от одного: - Утесов преследует Любовь Орлову, или она влюбилась в него? Мог ли он в нее влюбиться? Думаю, что нет. Нет, потому что точно знал, что не получит за это не только никаких наград, но даже фотоаппарат в виде утешительного приза. Даже зажигалку могут не дать. И получается, не дать, ни взять, а это была сама Орлова. Придя к этим неутешительным выводам, Григорий, Григорий, имеется в виду, Александров решил, что не будет ни малейшим преувеличением не давать Утесову за этот фильм вообще ничего. Ибо любовь Любви Орловой стоит даже больше.
- Считай это твоим подарком любимой, - сказал он Леониду Утесову. Тот попробовал возразить, точнее, оправдаться, что не он любит ее, а она его.
- Я даже тебя, Гриша, люблю больше, чем ее, - сказал Леня.
- А вот за это, - процедил сквозь зубы Гриша, - я оставлю в кадре твою артикуляцию, чтобы все видели, как ты скалишься, когда объясняешься в любви коровам и быкам. А песню:
- И тот, кто с песней по жизни шагает - тот никогда и нигде не пропадет, - я буду петь сам.
Вот таково краткое, но ёмкое объяснение этой маленькой трагедии.
Счет был уже 0:3 в пользу бразильцев.
3
Он думал, что его заменят. Бесков уже отдал второму тренеру указание заменить Стрельцова.
- Ну вы видите, - сказал он Григорию Коммунаровичу, который поднял вверх руку - жест обозначающий приостановку чего-либо. В данном случае, это было предложение не торопиться. - Он даже не бегает. Стоит и ждет, когда ему дадут пас.
- Он привык так играть в Торпедо, Теперь с этим уже ничего не поделаешь, - сказал Григорий.
Бесков, тем не менее, решил настоять:
- Я его заменю!
- Зачем? Ты думаешь, что еще можно исправить положение?
- Нет, я так уже не думаю, но надо хотя бы завязать борьбу. Так они могут выиграть и семь - ноль. Это будет позор. А этот не будет бегать. Вы хоть знаете, что у него плоскостопие? Стрельцов и хотел бы, но не сможет бегать.
Именно с этой сенсацией Бесков ходил к руководству Автозавода.
- Этот парень не будет играть в пас, - сказал он.
- Пас должны давать ему, - сказал Директор Автозавода.
- У него плоскостопие.
- Знаю.
- Знаете?! Извините, но не понимаю, зачем нам ставить в центр нападения человека, который не показывает игру?
- Зачем? За тем, что он ее делает, - ответил Директор.
Потом Бесков приходил еще раз. И предлагал уже убрать не только Стрельцова из Торпедо, но и Иванова.
- А Иванова-то почему?
- Я не знаю уже, как вам объяснить, но это не та игра. Я допускаю, что так, как они играют, можно играть. Но... но существует одно но. В такую игру только они и могут играть.
- Сто тонн угля тоже может добыть только Стаханов, - сказал Директор. - Однако люди, глядя на него, стремятся к тому же.
- В том-то и дело, - уже закричал Бесков, - что стремиться они могут только в душе! Реально, я повторяю, реально, они не могут делать того же, что он.
- Извините, товарищ тренер, но это уже антисоветская пропаганда.
- Не думаю, - дерзко ответил старший тренер Торпедо Бесков, - сейчас уже намечена другая, более реалистическая линия.
- А моя, значит, антисоветская? - спросил Директор. - Ладно, идите, мы подумаем, кого нам отправить в отставку.
Уже через десять минут Стрельцов забил гол. Произошло то же самое, что и в игре с Динамо Тбилиси. Стрельцов и сам думал, что его заменят, но Бесков только перевел его с левого края на правый. Как это делал иногда Морозов, тренер Торпедо, заменивший Маслова. Точнее, сказать:
- Менявший. - Они работали старшими тренерами Торпедо по очереди. То один тренировал, а другой тоже тренировал, но где-то в другом месте. То другой работал в Торпедо старшим тренером, а предыдущий ждал своей очереди.
Эд стал брать игру на себя. Почувствовал, что может обыграть двух защитников, и пошел вперед прямо из центра поля. Вправо - влево - вправо. Первый пройден. Еще раз:
- Вправо - влево - прямо. Второй защитник пройден. - Эд остановился. - Вон он, четвертый бразильский защитник! Он был персонально прикреплен к форварду Стрельцову, но не показывал это прямо. Только следил за ним, и ждал, как оказалось подходящего момента, чтобы преградить ему пусть к воротам.
Пока центрфорвард обыгрывал двоих защитников клуба Васко де Гама, центральный защитник, персонально за ним наблюдавший, обогнал его и оказался перед воротами.
Эдуард, прежде чем пройти дальше, успел оглянулся на Пеле, который не спеша шел слева, и смотрел на Стрельцова. Расстояние между ногами защитника было чуть меньше мяча, но все же он пошел на этот финт, и протолкнул, именно протолкнул, с двух, или даже трех раз мяч между ног центрального защитника. Развернулся, и в верхний угол с левой ноги пробил. 3:2 в пользу бразильцев. Такой же гол Эд забил вратарю тбилисцев Владимиру Моргания.
Григорий Коммунарович потер руки, как будто ему очень нужна была эта победа. Ведь Тройка решила ставить на проигрыш. Дело в том, что Там, это не дома. Нельзя проигрывать откровенно нарочно. Федерация может посчитать матч договорным, и тогда пиши пропало - придется переигрывать за свой счет. Главный образом, для этого Григорий Коммунарович и был здесь. Чтобы все выглядело стихийно. Американцы неохотно согласились, ячто русские ставят на проигрыш своей команды, и решили в дальнейшем добиться, чтобы такие иезуитские ставки были запрещены. Ставь, пожалуйста, но только на свою команду. А так, они с грустью, можно сказать, уже попрощались с первенством в запуске спутника. Разве у бразильцев выиграешь? Риторический вопрос. Но одна надежда у них еще была:
- Русские не смогут проиграть этот матч с достоинством. И тогда можно будет начать спор о переигровке. Мол, они заплатили бразильцам, чтобы те проиграли. Чушь, но чушь логичная.
Григорий Коммунарович опять зачесал голову. Пеле забил мяч с центра поля. И кому - Льву Яшину. Лев прыгнул, разумеется, но не достал.
- И ладно бы, вышел к линии штрафной, - сказал Григорий, - и мяч перелетел через него. Нет! Что он там искал в краю далеком?
Лев просто заметил маленький камешек в левом углу, у самой штанги. Долго оглядывался на него, и наконец, не выдержал, и пошел к штанге, чтобы убрать его. Игра в это время шла на чужой половине поля. И ожидать мяча прямо сейчас не приходилось. Можно будет спокойно, не торопясь, в случае чего, перейти в центр ворот.
Но Пеле не дал Льву этого времени. Он получил мяч, и, не давая ему коснуться земли, переправил по дуге в ворота Яшина. После этого случая Лев Яшин даже получил на некоторое время известную кличку:
- Ямайка! - И когда пели эту песню, все думали про него, а не про Робертино Лоретти, который пел эту не менее знаменитую песню.
За что? А вот, как раз за то, как сказал Григорий Коммунарович:
- Он что там делал, на этой Ямайке?
Тренер только показал вратарю большой кулак на мощной, согнутой и вытянутой вперед левой руке. По договоренности с игроками Бесков показывал им то правую, то левую руку. Правая означала поощрение, левая наоборот.
Счет 4:2.
- Стрельцова надо убрать, - опять запел Бесков.
- Он только что гол забил! - воскликнул Григорий Коммунарович.
- Этого мало. А больше он не забивает, - ответил тренер. - Вон Пеле какой голище нам вколотил. Наши, к сожалению, так не умеют.
Но Стрельцов мог. Видимо, Бесков об этом просто не знал.
- Я предлагаю заменить второго центрфорварда, - сказал Григорий.
- Второго центрфорварда, - повторил старший тренер московского Динамо Константин Бесков. - Я ничего не понимаю. Центрфорвард у нас вроде один.
- А ты сомневаешься?
- Да уже начинаю.
- Правильно, пока один. И это Стрельцов. Но он сейчас играет правого крайнего, как Гаринча. Хотя, я повторяю, он центрфорвард. И, следовательно, нужен еще один центрфорвард. Поставьте Олега Бархатова.
- Б-Бархатова? Так ему лет-то уже сколько? Да и его же нет в списке!
- Для товарищеских матчей существуют дополнительные списки. А вы как думаете, Пеле и Гаринча попали на эту игру? Только через дополнительные списки. Так-то ведь они из других команд.
- Я об этом ничего не знал.
- Вы еще только начинающий тренер, и в административных бумагах разбираетесь слабо. По наивности вы думаете, что футбол это колода карт с игроками. И надо только правильно ее стасовать, чтобы быть настоящим шулером. Нет.
- Нет?
- Нет. - И на поле вышел Олег Бархатов, на приезд которого сюда, в Бразилию, вместе с Динамо никто не обратил внимания. Вот так знаменитый игрок теряет свою былую славу. Олег ее не потерял, но потерял, как возможный реальный участник реального, не ветеранского, футбольного матча. Тем более, матча с бразильцами.
Олег быстро переоделся и побежал на поле. В спину он как будто услышал:
- Как будто некому больше играть! - Или это только ему показалось? Да, нет кто-то точно это сказал. Но в этом нет ничего особенного или удивительного. Играть всем хочется. И стихи Дементьева по этому поводу ошибочки. Именно мяч и был первым орудием труда первого человека. Именно поэтому бог послал ему Еву. Увидел, что парню одному скучно играть, и решил:
- Пусть играет с ней! - И началось. Уже тогда кто-то из деток Адама и Евы, сидя на скамейке запасных, и наблюдая игру папы и мамы в футбол, крикнул:
- Гол! Нет, извините - штанга. - Теперь, правда, девушкам и женщинам не предоставляют полей для игры в футбол. Боятся, что он будет более популярен, чем мужской. Но удивительно, почему никто не додумался играть так, как играли наши Адам и Ева:
- Вместе?
А кто считает, что играть в футбол легче, чем пахать, как Дементьев, тот вот пусть идет и пашет. Ведь, очевидно, что он думает:
- Чем трудней - тем лучше. - Или самая трудная работа теперь у нас стихи выдумывать?
Гаринча по самой бровке прошел до углового флага и навесил... и навесил на угол штрафной. Этого никто не ожидал. Все стояли почти во вратарской. И Пеле прямо с угла штрафной пробил в девятку.
И Бесков, и Коммунарович только ударили ладонями по коленям.
- Да что ты будешь делать?!
- С ними играть невозможно. И ваш Олег здесь не пришей... Полная несовместимость.
Но Лев на зря осматривал этот угол и убирал из него маленький камешек. Не ожидая такого дальнего удара головой, он все же прыгнул и достал этот, казалось бы, не берущийся мяч.
- Вот так вспахал целину! - воскликнул Никита. Он смотрел этот матч по телевизору. Через большую линзу израильского производства. Ну, а зачем мы их выселяли на это мертвое море? Не отдыхать же на самом деле. Пусть работают. Хоть линзы делают нам для телевизоров. Как говорится, кто не умеет играть в футбол, пусть хотя бы обеспечивает его комфортабельный просмотр. Можно даже считать это модификацией знаменитой поговорки:
- Кто не работает - тот не есть.
Счет стал 5:3. Динамо тут же ответило. Между прочим, это не я сказала. Вадим Синявский, который был здесь, как комментатор футбольных матчей. Он поспорил с врачом бразильской команды, что это договорной матч. Так ради смеха. Хотя какой тут смех, если они поспорили на тысячу ихних песет.
- А заодно сыграем в три листа, - сказал Вадим. - Умеешь? Нет? Сейчас научу. И врач быстро научился. Бразильцы быстро учатся любым играм. Так как здесь вообще нет другой пахоты, другой работы, кроме игры в футбол и в карты.
- Как мы будем играть, и одновременно смотреть футбол? - не понял бразилец.
- Как обычно, - ответил Вадим, - садись и смотри.
- А ты?
- Я же тебе сказал - это договорной матч. Я уже и так знаю, что будет дальше. Мне достаточно знать, кто на поле.
Динамо тут же ответило, как уже сказал Вадим Синявский.
Стрельцов проходит по правому краю. Одного, второго. Он делает один и тот же финт. Показывает, что будет прорываться в центр, но продолжает идти по правому краю, рядом с белой линией. Ее специально сделали белой, чтобы игрок не забыл:
- Дальше - только трибуны.
Стрельцов проходит третьего и, как только что сделал Гаринча, посылает мяч на голову...
- Кому? - спросил с улыбкой бразилец, сдавая карты. Он только что выиграл у Синявского три рубля.
- Ты думаешь, я не знаю, кому Стрельцов сделал передачу? Получи:
- Мяч идет на голову Олегу Бархатову. Его толкают. Но Олег вырывается из цепких объятий бразильских защитников, сам толкает плечом Сантоса, и сделав вперед два больших шага, направляется... направляется, друзья мои, вверх! Два двадцать восемь! Нет, думаю, это было все два тридцать! Удар! И он попадает по мячу. Это не удивительно. Перед нами футболист, которого знают все. Это Олег Бархатов. Мяч влетает в ту же самую девятку, что за... сейчас посмотрю на часы... за семь с половиной минут до этого посетил Пеле. Не сам, само собой разумеется, а мяч. Такой же мяч забили и мы. Только в другие ворота. Не могу словами описать его изумительную траекторию, его скорость, приближающуюся к третьей космической. К скорости Первого Искусственного Спутника Земли-и!
- Он, что совсем там потерял голову? - спросил Никита, оглядываясь. Но ему никто не ответил. Никита был один в комнате. Один на один с телевизором. Но нет, ответ он тут же получил. Оказывается, этот Синявский его услышал.
- Голова у меня на месте, а про Первый в мире искусственный спутник я просто прочитал в книжке. У Циолковского.
- Я те дам, такую книжку Циолковского, что вместо комментариев международных матчей, будешь целый год играть в дубле, то бишь, рассказывать про прыжки в длину детей младшего и среднего школьного возраста. Болтун - находка для шпиона.
- Болтун - находка для шпиона, - тут же раздалось в телевизоре. Но Никита строго ответил:
- Поздно, батенька ты мой, поздно. Я вообще подумаю, и скорей всего, мать твою, пошлю тебя на целину. Будешь по утрам будить трактористов, а по вечерам объявлять сводку дневных достижений пахарей. Выучили на свою голову болтать без умолку, - резюмировал он.
- Пока все правильно, - признался врач бразильской команды.
- Думаю, даже слишком, - печально сказал Никита. Точнее, здесь это ответил Вадим Синявский. Тот-то другой, в Москве, налил себе чаю с лимоном, положил рядом два кусочка сочной, морщинистой копченой селедки, черного хлеба один кусок, и стал ждать продолжения почти уже трагических событий. Ну, а как? Никто не знает про готовый уже к запуску Первый Искусственный, а тут на те! На весь мир разболтали. Как будто мы уже разыграли этот матч. Тем более, наши забили еще один гол.
- Гол! Штанга, жаль. Нет, все-таки гол. Гол! - почти завыл сам телевизор. - Стрельцов повторил свой же удар, который исполнил в игре с...
- Ну, что ты врешь, что ты врешь! - опять возмутился Никита Московский, Первый Секретарь Партии. - Сказал бы лучше правду:
- Повторил гол, который только что забил Пеле.
Действительно, Стрельцов, как недавно Пеле Яшину, переправил мяч в ворота бразильского вратаря, не дав мячу коснуться земли. Правда, не с центра поля, а с двадцати метров.
Мама! Многие взялись за сердце, счет стал 6:5.
- Это ошибка! - закричал Первый. Он встал, сделал глоток сладкого чая с лимоном, съел кусочек вкусной селедки, взял хлеб и подошел вплотную к телевизору, как будто хотел разобраться с ним вплотную. - Это ошибка, мать твою, - повторил он. - Я не видел, когда забили пятый гол. Шестой видел, пятого не было. - Он по привычке хотел надавить на противников. Хоть не мытьем, так катаньем. Даже тапку снял с левой ноги. По той же, вероятно, причине, что тренер Бесков показал вратарю Льву Яшину, кулак на левой руке. А может потому, что Стрельцов забил этот гол левой ногой.
- Что тут началось, - услышал он опять голос Синявского, - и не в сказке сказать - ни пером описать.
Глава Девятая
1
- Да заткнешься ты, наконец! - сказал Первый, и шлепнул тапкой по израильской линзе.
Надо говорить по делу, - продолжал Первый. - Стрельцов передал мяч Бархатову, а этот Бархатов - опять Стрельцову. Таким образом, они разыграли стенку. А он начинает рассуждать:
- Не подумайте только, что это была югославская стенка! За югославской-то вам придется недельку-другую постоять, поотмечаться в очереди. Да и то, если вы в Москве живете. Это кому надо, спрашивается? Кто живет в Москве - тот и так, без футбольных комментариев, знает, где будут давать стенки, где ковры, где Москвичи и Победы. Зачем создавать излишний ажиотаж? Скажи просто:
- Девятый откинул пяткой мяч одиннадцатому. Одиннадцатый - двенадцатому. А если нет двенадцатого, то седьмому. Седьмой... седьмой опять девятому, девятый десятому. И в конце концов, девятый сам и забил гол. Все! Неужели нельзя комментировать футбол, не нагнетая международной напряженности?
- Конечно, можно, - сказал вошедший в зал Леня. Но не успел продолжить свою мысль. Он никогда не спешил это делать. Ее продолжил Шурик, он зашел немного позже. Приглаживал редкие волосы перед шикарным зеркалом, который Никита недавно повесил в туалете.
- Нужно просто убрать из телевизора все комментарии, а...
- А комментаторов сослать..
- В Сибирь, - закончил этот разговор Леня.
- Зачем в Сибирь? - спросил недоуменно Никита. Но и эту мысль ему не дали закончить. Шурик сказал:
- Для чего мы посылаем первый спутник вокруг Земли? Чтобы в дальнейшем летать на Луну и на Марс. Вот туда и будем ссылать всех комментаторов.
- Один из вас мыслит прошлыми образами, другой будущими, - сказал Никита, - а надо настоящими. Поэтому целина - это самое подходящее место для тех, кто лезет туда, куда я и сам не всегда сую голову.
- Это куда? - спросил Леня, как будто ничего не понял.
- А ты не понял? - спросил Первый. - Я же сказал русским языком:
- На Целину.
- Нет, ну это-то я понял! - воскликнул Леня, - а куда дальше?
Но тут дружеская дискуссия была прервана голосом Синявского:
- С вас тысяча баксов. - Он забыл выключить микрофон во время беседы с бразильцем.
- Какие баксы! Вы что? У нас эти, как их? - Врач настолько был ошарашен комментарием Вадима Синявского, что забыл, какие деньги он обещал отдать в случае проигрыша. Свои песеты или, действительно, доллары. Не может быть, что доллары. Хотя комментарий, конечно, стоил этих денег. Он видел все собственными глазами. А партнер по игре в три листа сидел перед ним, спиной к полю. Значит, игра действительно, договорная. В случае проигрыша надо бы подать протест. Хотя, как докажешь? Кроме него никто не видел, как Синявский вел репортаж спиной к полю.
- Мы выигрываем, - сказал Бесков.
- Хорошо, - ответил Григорий Коммунарович. - Он представил картину в Москве, и улыбнулся. Хотя, какие тут шутки! Никита рвет и мечет. Он даже икнул. И не зря. Потому что Первый как раз о нем, наконец, вспомнил.
- Что делают там эти сукины дети?! - рявкнул он.
- Выигрывают, - спокойно ответил Леня. Ему-то что. Никита внимательно посмотрел на него, но ничего подозрительного не заметил.
- Надо позвонить, - сказал Шурик.
- Куда? - спросил Никита.
- В гостиницу.
- Зачем? Они придут туда, когда матч уже закончится.
- Пусть знают, что наказание уже ждало их у входа, - сказал Шурик. - Выгнать их всех.
- Куда?
- В дубль. А Григория завхозом куда-нибудь в Самарканд. Строить гидроэлектростанцию.
- Об этом надо подумать, - серьезно сказал Никита. Потом посмотрел на картину Пикассо, вздохнул, и предложил гостям копченой селедки:
- Да с чайком! - сказал Никита. У него было три картины Пикассо. Третья на малой даче. Он честно пытался понять:
- Что в имени тебе моем? - Хотя было очевидно, что эти люди с другой планеты.
- Мы произошли напрямую, - часто говорил Шурик, - от Гейдельбергского человека. - И Леня с ним соглашался:
- Все руководящие работники произошли по прямой линии от Гейдельберга.
- Так он, что, не русский? - спросил Никита.
- Что значит: русский - не русский? - сказал Шурик. - Шведы русские. Мы Гейдельберги.
- Че-то я об этом никогда не слышал, - сказал Никита.
- Да ты, уж прости, Никита, и о Пикассо раньше ничего не знал.
- Раньше? Так он раньше-то и не родился. - Леня был с ним согласен. А Шурик, видя перед собой двоих, не стал спорить, что Пикассо известен, практически с семнадцатого года. Человек рад, что он первый, кто пытается понять новое искусство импрессионизма-кубизма-абстракционизма. Так пусть никогда в этом не разочаровывается.
Матч между тем продолжался. Бразильцы озверели. Начали не просто толкать гейдель... будем пока что говорить по старому, русских игроков, а делали это в прыжке. Как будто ведут борьбу за мяч, а сами взлетали над игроком Динамо с выдвинутой вперед правой рукой.
- Что они делают? - возмутился Григорий. - Они держат перед собой руку, как спартанцы свой короткий меч.
- Твари, - мрачно констатировал Бесков.
Гаринча прошел по правому краю, как линкор Наполеона между рыбацких лодок. У Наполеона вроде бы не было линкоров, скажет кто-то с сомнением. Да и как можно сравнивать футбол и флот? Но вот вопреки мнению некоторых Тарле доказал, что сравнивать как раз и можно только разные вещи. Одинаковые-то какой смысл сравнивать. Поэтому и сравнил Россию с морем, армию Наполеона с кораблем, а атакующие его партизанские отряды Дениса Давыдова с рыбацкими лодками. Картина Репина. Гол.
- Нет? - спросил Хуэнтэ - врач бразильской футбольной команды.
- Да нет, это гол. Забил Гаринча. Ой! - вдруг опомнился Синявский. - Я задумался. Что-то мне неважно стало. Кто-то, видимо, поминает меня лихом. И проорал: - Гаринча прошел по правому краю, но не забил. Честно! Он выдал такой Сухой Лист, что Яшин влетел в ворота. Мне сначала показалось, что с мячом вместе. Нет! Друзья мои, нет. Он успел перебросить этот вертящийся, как юла шарик, через верхнюю штангу. Впрочем, других штанг и не бывает. Только верхние. Боковые? Стойки. Иногда и их, правда, называют штангами. Извините за отступление - угловой. Бьет Пеле. Опять Сухой Лист. Но мяч идет по необычно крутой дуге. Он падает на Льва Яшина, как коршун с неба на беззащитного цыпленка. Я имею в виду, что не Яшин, конечно, цыпленок, а... Нашего вратаря толкают, Соснихин рукой выбрасывает мяч уже почти вошедший в нашу девятку, как бильярдный шар при игре в русский бильярд, то есть впритирку к обеим штангам. Пе-на-ль-ти.
- Пенальти, мать их! Судью на мыло! - Извините, радиозрители и телеслушатели, я очень волнуюсь. Счет 6:7 не в нашу пользу.
- Ты ошибся со счетом, - сказал бразилец. - Хочешь посмотреть на табло?
- Честно? - спросил Синявский, глядя в лицо бразильского врача. Он так и продолжал комментировать матч спиной к полю.
- 6:6. Или ты имеешь в виду, что Пеле сейчас забьет?
- Нет, счет уже 7:6 не в нашу пользу.
- Ты ошибся, - констатировал бразилец. Но тут же открыл рот от удивления. Как по заказу Вадима Синявского цифра на табло повернулась, и превратилась из цифры шесть в семь.
Лев Яшин решил, что Пеле опять будет бить в левый угол. В тот где он подобрал камешек. Но Пеле уже отошедший от мяча всего на три шага, упрямо смотрел в левый, но только от себя угол. Обманет, или нет? подумал Лев. И прыгнул в правый угол. В правый от себя. Туда, куда смотрел Пеле. Гол.
- Фантастика, - резюмировал Синявский. - Мяч прошел по центру. Так еще никто не бил. Пеле открыл новый удар и исполнении пенальти. Несильный, но точный удар по центру ворот.
- Кто вратарь? - спросил Никита Московский. Московский, как я говорила, чтобы не путать, с находящимся здесь, в Бразилии комментатором Никитой... в том смысле, что с Вадимом Синявским. Тут надо соображать быстро.
Бесков сказал:
- Гитлер капут, Стрельцов больше не забьет.
- А при чем здесь Гитлер? - спросил Григорий Коммунарович.
- Ну, в том смысле, что мы теперь в жопе.
- Я - нет, - спокойно ответил Григорий. - Отвечай только за себя, пожалуйста.
- Я думал, у нас одинаковая ответственность. Не болеете же вы на самом деле за наше поражение? - Старший тренер Динамо Бесков думал, что поставил начальника в большой тупик, но тот спокойно ответил:
- Разные.
Синявский тоже слышал краем уха, что гейдельберцы - он уже записал это слово в свой служебный блокнот, чтобы потихоньку вводить его в простонародное обращение, но не знал, что относится оно далеко не ко всем, кто сам считает себя русским - должны проиграть, но не верил, можно сказать, свои ушам. Теперь понял:
- Проиграют. - Дело, действительно, зашло слишком далеко. Так далеко, что врач бразильской команды Васко де Гама разрешил Синявскому повернуться в сторону поля.
- Я проиграл, - сказал он, - матч точно договорной. Вы должны были проиграть, и вы проиграли. И, не смотря на это - матч договорной. Осталось всего пять минут до конца встречи. Впрочем, не важно, кто выиграл, важно...
- Кто как играл, - прервал его комментатор.
- Важно, что вы все знали наперед, - серьезно констатировал Хорхес. И тут же, не отходя от кассы, заплатил.
Некоторые могут заметить противоречие: то был Хуэнтэ, а теперь стал Хорхес. Да, но звучит похоже, а сразу ведь не запомнишь. Некоторые иностранные слова для нас, как тигры, на одно лицо. А теперь уж сразу не восстановишь, как было правильно. Поэтому приводятся оба имени. Чтобы все было по правде, как было.
- Рубли? - удивился Вадим.
- А вам нужны наши тугрики?
- Нет, но я не понимаю, когда вы успели обменять?
- Заранее, - ответил врач. - У меня тоже есть, как говорит наш общий предок, магический кристалл.
- Общий? Кто это такой?
- Пушкин.
- В другой бы ситуации я не согласился, но сейчас, видя вашу далеко идущую порядочность, соглашусь.
- Далеко? - переспросил бразилец.
- Ну, я надеюсь, это не последняя наша встреча, - наконец улыбнулся Синявский. - В следующий раз выиграете вы. В карты. А мы в футбол. Впрочем, извините, друзья мои, не все еще потеряно. - Теперь комментатор повернулся лицом к полю, и подмигнул ему, как старому знакомому.
Стрельцов убежал вперед на место правого инсайда. Валерий Воронин передает мяч Денисову. Денисов Воронину. Воронин Денисову, Денисов Бархатову. Бархатов... Олег Бахрахтов пошел вперед, повернулся назад, к своим воротам. Хочет вернуться? Нет! Нет, он перебрасывает мяч через себя. Мяч у Стрельцова. Он обходит одного, второго, разворачивается, еще раз, удар левой в девятку... Гол-л!
- Быстрей, быстрей, - мать вашу! - закричал Никита Московский.
- Вы за кого болеете? - спросил его Шурик.
- В футбол за нас, а так-то за них, конечно, - беспечно ответил Первый Секретарь.
- Ты хочешь, Никита и рыбку съесть и на хвост Спутнику сесть, - сказал Леня. - Так не бывает.
- Или Космос, или футбол, - тут выбирать не надо, - сказал Шурик.
- Ты хотел сказать надо? - переспросил Никита. Но никто не успел ни продолжить, ни ответить. Мяч вкатился в ворота Васко де Гама. - Это сколько уже? - спросил Московский. - Я не разобрал ничего через эту пыльную линзу. Хоть бы экран сделали побольше. Неужели не могут?
Стрельцов передал мяч Бархатову, который стоял в удобной позиции, но его перехватил Сантос - защитник бразильцев. Стрельцов пошел на него. Как потом написали в местной газете Республика:
- Центрфорвард Динамо Москва пошел на нашего бедного Сантоса, как паровоз на своих мощных ногах-колесах. И добрый Сантос испугался, и... и ошибся, пробил мимо своего вратаря. Он хотел отдать мяч голкиперу. А получил гол, без кипера. Вместо того, чтобы направить его в широкое поле. Места, что ли, у нас мало на поле в полгектара? И вратарь Баба так же подумал. Он не ожидал, что Сантос ударит по своим воротам. Ну, так просто не делается. И пропустил восьмой мяч в наши ворота. Итог:
- Восемь - Восемь.
- Это забил не Стрельцов, - сказал тренер Бесков.
- А кто? - спросил Григорий Коммунарович.
- Сами себе, естественно.
- Но Стрельцов его напугал.
- У нас нет такой графы для заслуг: напугал, - сказал тренер. - За напугал орденов не дают.
Такой же гол влетел в Харькове в ворота ленинградского Динамо, когда Стрельцов пошел на защитника, и тот, испугавшись, пробил мимо своего вратаря. Они тогда проигрывали 0:2, но очень хотели выиграть.
Начали звонить американцам, Те:
- Давайте бить пенальти.
Полчала Никита спорил с Трумэном. Наконец, американский президент попросил аншлаг. Нет, не аншлаг, а этот, как его?.. Тайм-аут, совсем уже разволновалась с этим матчем. Ну, вы сами понимаете, восемь голов туда, восемь голов сюда, итого шестнадцать. Тут у кого хочешь голова закружится.
- Ну, договорился? - спросил Шурик.
- Нет, думают.
- Сидит Трумэн в кабинете, водит чем-то по газете, - сказал Леня, - хочет спутник запустить...
- Не получишь, космополит, - завершил эту поэму Шурик.
- Предлагает бить пенальти, - вздохнул Никита. - Но боюсь, наши с дуру забьют.
- Надо ввести для тренеров правило, - сказал Шурик, - чтобы всегда был список не только пенальтистов, но и список антипенальтистов.
- Как Дюринг и Антидюринг, ты имеешь в виду? - спросил Леня.
- Ну, ты, Леня, опять в политику лезешь, - ответил Шурик. - Я просто так предложил, по деловому.
2
Пока в Америке думали, как разрешить создавшееся положение, Никита предложил в следующий раз список игроков подавать ему лично на утверждение.
- Зачем поставили центрфорвардом Стрельцова? - спросил он.
- Мы не ставили, - ответил Шурик.
- Это Григорий недосмотрел, - сказал Леня.
- Думаю, он не ожидал, что Стрельцов так хорошо сыграет, - сказал Никита.
- Как это не знал? Эта команда называется Динамо, а Стрельцов из Торпедо, - сказал Шурик. - Как он оказался в команде?
- Как?
- Его взяли специально. Всего на одну игру. И очень мала вероятность, чтобы проиграть, - сказал Шурик.
- Выходит, его взяли специально для того, чтобы выиграть, - проговорил Никита. - И получается, что Григорий против развития нашей космической промышленности. А это уже политика. Зачем он так делает?
- Думаю, он просто хотел, чтобы нас не заподозрили в договорном матче, - сказал Леня.
- Ну, ты тоже скажешь. А, впрочем, да, мы это обсуждали, - сказал Шурик. И добавил: - Григорий Коммунарович все правильно сделал.
- Но он не рассчитал силы, - сказал Никита. - Зачем он выпустил уже выбывшего из обоймы футбола Бархатова? Когда-то я сам болел за него. Ну, а теперь-то пора и на пенсию. Сколько можно. А он его выпускает.
- Да, они играли так, как будто родились для того, чтобы вместе сыграть в футбол, - сказал Леня. - Мне понравилось.
- Я вижу, всем понравилось, кроме меня, - сказал Никита обиженно. - Они все у меня сядут, если Первый Искусственный Спутник Земли полетит не с нашей территории.
- Выход есть, - сказал Леня.
- Какой?
- Надо Америку присоединить к России.
- Мысль хорошая, но на сегодняшний день не выполнимая, - сказал Шурик.
- Нет, почему же, - сказал Никита, - всю Америку нам и не надо. Своей Сибири девать некуда. Сколько ни сажай - все мало. А вот маленький кусочек мы у них оторвем, если не дадут запустить спутник.
- Аляску, что ли? - спросил Леня.
- Не Аляску, а...
- Что?
- Это моя тайна. Пока не скажу. Но начинается на букву Ка.
- Ти-ти-кака.
- Дурак ты, Леня, и не лечишься. Какая еще на хер, Ти-ти-кака? Такой страны нет, - обиделся Никита. - Хотел помучить вас немножко и сказать правду, но теперь не скажу ни за что.
- Я про Ти-ти-каку ничего не говорил, - возразил Шурик. - Скажи мне одному, на ухо. А Леня пусть мучается догадками.
- Думаю, так и надо сделать, - сказал Никита.
Теперь обиделся Леня.
- Да пошли вы со своими догадками. Все и так давно знают, что назревает Карибский Кризис. Так что, раскрывать государственную тайну не буду, но резюмирую, что курить длинные, как Черчилль, скоро будем.
Никита даже сел и хлопнулся ладонями по коленкам.
- Все знают! Откуда?
- Я пошутил, - сказал Леня, - успокойся. Только я один догадался.
- Ты?! Неужели ты такой умный, Леня?
- А за что вы тогда меня приблизили, если не за ум.
- Да, - сказал Шурик, - умных надо держать рядом. - И добавил: - Или в Сибири. На нашей, Ти-ти-каке.
Никита уже хотел заказать сладкий чай с лимоном и копченой селедкой, когда на Вертушку, наконец, поступил звонок из Америки.
Он долго слушал, морщил то лоб, то нос, и, наконец, через полчала, положил трубку.
- Решил посоветоваться с вами, - сказал он, и вытер со лба пот. - Чаю! - крикнул он в сторону скрипнувшей двери, и сел.
- Я бы не стал разговаривать стоя с Америкой, - сказал Леня.
- А я бы лежа, - сказал Шурик.
- Что лежа? Стал бы, или, наоборот, не стал?
- Стал - не встал! - не выдержал Шурик, - ты не футбольный мяч накачиваешь.
- Сейчас, сейчас принесут чай, и я все подробно объясню.
Оказалось, что Трумэн предложил:
- Или - или.
- Или - или? И что мы должны выбрать?
- Я бы выбрал Роллс Ройс, - простодушно сказал Леня.
- А три не хочешь? - спросил Никита. А Шурик добавил:
- Они не делают Роллс Ройсов.
- Жаль. Это был удачный случай, чтобы начать наш автопарк. Пусть купят у англичан, или у немцев, или у англичан. Кто-то же из них Роллс Ройс делает, - сказал Леня.
- Что вы решили? - наконец, спросил Никита, - разложив всем по паре кусочков копченой селедки к уже поданному чаю. Чай он не любил разливать, а селедку всегда раскладывал сам. Леня даже сказал:
- Ты раскладываешь селедку, как я мясо. С удовольствием и расчетом.
- Кому это ты раскладываешь мясо? - спросил Никита.
- Кошкам и собакам, - ответил за Леню Шурик. - У него две кошки, и две собаки.
- Придет время буду раскладывать людям, - со вздохом сказал Леня.
- Я не понял, что ты сказал? - вдруг резко повернулся Никита.
- Он имеет в виду, что собаки и кошки для него, как люди. Имеют душу, а следовательно, требуют сочувственного к себе отношения, - опять ответил за Леню Шурик.
- Как это понимать? - строго спросил Никита.
- Они чувствуют, какое мясо им положили.
- Это как? Понимают, откуда оно? Ближе к хвосту или к голове?
- Конечно.
- Как люди, - констатировал Никита. - Надо же. Надо мне тоже завести собаку. Или кошку. Сейчас какие в моде?
- Никита, может, хватит нам зубы заговаривать?
- Как? А разве я не сказал? Я думал, вы размышляете над тем, что нам лучше взять, Спутники или Мельбурн?
- Конечно, Мельбурн, - наперебой заговорили Леня и Шурик. - Спутник мы еще успеем запустить. А вот во второй раз подряд упускать Монреаль нельзя. В прошлый раз Старый разогнал ЦСКА за проигрыш Монреаля. Теперь мы должны восполнить этот пробел.
- Какой еще, на хер, пробел?! Что вы мне тут плетете? - вскипел Никита. - Во-первых, это был совсем другой город. Кажется, Хельсинки, во-вторых, мой любимый Спутник пусть летит в тартарары, значит? Я... - Никита постучал пальцем по столу, - кажется, понял, куда вы клоните, голуби сизокрылые. Я... - теперь он снял тапку, посмотрел, что написано внизу, и бросил в Леню. Потом снял другую, опять посмотрел, что на подошве ничего не написано, хотя Нина Петровна говорила, что тапки привезли из Болгарии, а значит, написано должно быть. Ее он бросил в Шурика. - Разуть меня хотите? Может, мне еще раздеться? Разуть и раздеть меня хотите?
- Да, что ты так разошелся, Никита?! - опять наперебой закричали Леня и Шурик. - Ладно, че уж тут, мы привыкли проигрывать на Олимпиадах. Так не будем и привыкать.
- Да, нет, серьезно, Никита, конечно, мы за Спутник, отдадим им Олимпиаду, плюс три Роллс Ройса в придачу. Думаю, они никуда не денутся, согласятся теперь на все.
- Спасибо, друзья! - облегченно вздохнул Никита. - Я знал, что на вас можно положиться. И извините за рукоприкладство.
- Это не руко, а скорее, тапкоприкладство, - сказал возмущенный Шурик.
- Это я не со зла, - сказал Никита, - просто репетировал выступление на Совете Европы.
- Я так и знал, что вывернется, - сказал Шурик.
- И ты нас прости, Никита, - сказал Леня, - мы хотели пошутить, и сказали, что за победу в Мельбурне. Конечно, мы за Спутник. Плюс три Роллс Ройса. Олимпиады еще будут, а Первый Спутник один.
- Спасибо за поддержку, друзья.
Никита роздал всем чай.
- Селедка у всех есть? - спросил он.
- У всех, у всех, - ответили ребята. - И налито тоже у всех.
- За это дело надо выпить коньячку, - сказал Леня.
- У меня нет, - сказал Никита.
- Хорошо, что я взял с собой, - сказал Леня, и вынул плоскую фляжку.
- Спирт?! - мысленно схватился за голову руками Шурик.
- Чистый.
- Разбавим чаем с лимоном, - сказал Никита. Они чокнулись, выпили, закусили копченой селедкой - больше-то ничего здесь не подавалась. Почему? Как ответил Никита:
- Чтобы не испортить вкус.
- Тебе бы, Никита, моряком быть, - сказал Шурик. - Ловить рыбу где-нибудь в Норвегии.
Срединная кость от рыбы застряла у Никиты в горле. Обычно-то он перемалывал эту кость зубами и съедал.
- Ты чё, - Шурик хлопнул его по спине, - косточкой поперхнулся? Да, я пошутил! Селедку русские гейдельберцы любят больше, чем даже литовцы, эстонцы и латвийцы вместе взятые.
- Хватит шуток, - строго сказал Никита. - Вы уже договорились до того, что в Прибалтике живут какие-то литовцы, латвийцы и эстонцы. Вы соображаете, что говорите?
- А что? - спросил Леня, - я тоже не понял.
- Там живет советский народ.
- Ну, это понятно, - сказал Леня, и разлил еще по одной. - Так выпьем за то, чтобы ты, наконец, позвонил и резюмировал Америке наши условия.
- Действительно, - сказал Шурик, - время-то уже...
- Сами позвонят.
- Как сами? Ты сказал, что будешь звонить?
- Мама! Он опять нас обманул! - закричал Леня. - Он уже обо всем договорился, а нам чешет, что хочет посоветоваться с товарищами. Я всё понял! Ты это им, - Леня махнул рукой в сторону телевизора с круглой линзой, - подавай заливную рыбу.
- Какой же ты, Никита, врун, - печально сказал Шурик. - Я бы так не смог.
- Да, друзья мои, у меня просто не хватило силы воли, как у Шопенгауэра, отказаться от мира, как от представления о воле. Я согласился. Тем не менее, - он повернулся к Шурику, - мы должны этот вопрос идеологизировать. А именно, ты должен распустить неофициальный слух, что мы будто бы случайно оказались первыми, Так-то первыми были американцы с их Вернером фон Брауном. Но из-за конкуренции, которой у нас, кстати, нет, контракт на запуск первого искусственного спутника Земли получили морские адмиралы. А их недоделанная ракета-носитель смогла подняться от Земли только на один метр. И даже меньше. Так и укажите: и даже меньше. Распространите эту информацию в среде диссидентов. Пусть говорят правду. Правду, и только правду.
- А зачем это? - не понял Леня. - И так вроде все хорошо закончилось.
- Для обострения международной обстановки, - обрезал его Никита.
3
Утесов за фильм Веселые Ребята не получил ничего, как уже было сказано. Ничего, кроме любви. Стрельцов получил фирменную майку Динамо. И тоже любовь. Любовь зрителей к его игре. Как кино люди воспринимают через любимого актера, Жарова, Чиркова, Меркурьева, Баталова, Алейникова, или Папанова, так футбол теперь интересовал всех только, если в нем принимал участие Эдуард Стрельцов. Его ждали. Как артиста.
Через трибуны шумные и поля зеленые вышел Эд с корабля на землю кенгуру, на землю, где съели не так уж давно Джеймса Кука. На Олимпиаду в Мельбурне.
Вадим Сянявский по заранее разработанному плану подошел Эду, когда он остановился, чтобы войти в автобус. В голубом с тремя белыми полосками спортивном костюме, с такой же голубой сумкой через плечо и в темных очках в роговой оправе. В руке он держал книгу Хемингуэя:
- Прощай Оружие.
- Здравствуйте, - сказал радостно
Синявский, изобразив прямой эфир, за одно упоминание о котором можно было запросто попасть в Солнечный Магадан. - Вы знаменитый футболист Эдуард Стрельцов?
- Да, это я.
- Разумеется, - улыбнулся Вадим, - ну не я же. - Он растянул улыбку еще шире. - Я вижу, вы садитесь в фирменный немецкий автобус. Как называется? Я сейчас сам прочитаю. Ага. Мер-се-де-с. Это какой-то новый автобус. Вам его подарили за победу в этом удивительном матче?
- Да вы что, кто мне подарит такой большой автобус? - усмехнулся футболист.
- Шутите? Это хорошо. Скажите, пожалуйста, нашим радиослушателям и теле, теперь уже, зрителям: сколько голов вы вчера забили? - И, не дожидаясь ответа, сам сказал: - Все восемь?
- Нет, точно не восемь.
- Больше или меньше?
- Б-больше? Не-ет! Меньше.
- Точно меньше? А то некоторые говорят, что вы забили Васке де Гаме столько голов, что можно сбиться со счета.
- Не меньше половины забил Олег Бархатов, - сказал Эд.
- Вы раньше были с ним знакомы?
- Он научил меня играть в футбол.
- Даже так? Расскажите об этом поподробнее.
- Это долгая история. Скажу только, что он вдохнул в меня божественный дух футбола.
- Вы верите в бога? - спросил Вадим, и тут же добавил: - Или все-таки не будем про бога? Скажем проще: вы увидели его на поле, а потом во сне, и поняли, что нет ничего лучше такой игры.
- Да, именно так.
- И что конкретно вам запомнилось?
- Он был похож на Призрака из Блаватской. И сколько бы защитников он не обводил, он всегда отдавал точный пас.
- Или забивал гол, - добавил Вадим Синявский.
- Да, или забивал гол.
- Очень хорошо. Теперь, наверное, вы уверены, что вас возьмут центром нападения в Олимпийскую Сборную? Вы были когда-нибудь в Монреале?
- Не был. Или вы хотели спросить про Мельбурн?
- Уверен, теперь будете. И извините, дорогие телезрители, что спутал Монреаль с Мельбурном. Олимпиады бывают так редко, что иногда забываешь, где была предыдущая, когда наступает следующая. Если бы наши великие композиторы хотя бы песни придумывали на разный мотив, было бы легче вспомнить, где что было. Да поэты придумывали бы какие-нибудь новые слова, связанные по смыслу с местом проведения Олимпиады. Кенгуру - значит, и надо петь про кенгуру. Например:
- Это место никогда не забуду, где меня съел медведь. Или: это место никогда не забуду, где впервые сказал:
- Кенгуру. - Я не знаю-ю!
- А вы не будете играть, что ли?
- Нет, тоже буду, но скорей всего, только в комментаторской кабине. Хотя ты знаешь, я всегда с тобой на поле.
- Да?
- Да. Сам знаешь, друга я никогда не забуду, если с ним подружился в Тюрьме. Это я сказал?
- Прости, прости, не то сказал. Сам не знаю, как вырвалось.
- Та не.
- В Москве, в Москау, друг ты мой сердешный, Эдуард Стрельцов! Конечно, где еще встречаются люди. Только в Москве. У ГУМа. Впрочем, можно у ЦУМа.
- А у памятника Пушкину?
- Долго искать. Где это?
- Вы не знаете?
- Да знаю! Вроде. Шучу.
Хочешь, когда-нибудь встретимся у Парка Пушкина? Возьмем телок в кино, и туда. Я сказал, - у Парка? Ошибся. Конечно, у Памятника.
- Я памятник себе воздвиг. Нерукотворный! К нему не зарастет народная тропа.
- Что за памятник? Я его не видел?
- Да ты что! милай мой человек. Только ты его и видел.
- Да? Чё-то не могу вспомнить.
- Футбольное Поле, мой дорогой друг, это и есть тот Памятник, который Бог воздвиг для нас, чтобы мы:
- Играли.
- Я бы мог выйти на поле. Уверен, у меня бы вышло. Но я - сам знаешь - уже стар для того, чтобы играть, как Призрак. Кстати, - Синявский махнул рукой, чтобы выключили камеру, - давай про Призрака вырежем для наших радиослушателей. Да и для телезрителей тоже. И знаешь почему? Призрак у нас один. Ты сам знаешь какой? Блаватскую тоже никто не знает. Кстати, это не жена Пастернака? В любом случае, пусть это интервью выйдет полностью только на зарубежных экранах, по Голосу Америки и на Радио Свобода. Да вот так сразу. Не только для тебя, для себя стараюсь. Мой первый репортаж. Честно. На тему о предстоящей Олимпиаде. Так-то я намолотил, дай бой каждому. А ты сам лучше меня знаешь, что быка за рога надо брать с первого же тайма. И да, что читаешь? - он попросил опять включить камеру. - Прощай Оружие? Я так и думал. Все читают Прощай Оружие. Я бы посоветовал тебе прочесть его же, Хэма, роман:
- По ком звонит колокол.
- По ком звонит колокол? - переспросил Стрельцов.
- Он всегда звонит по тебе, - ответил Вадим Синявский, и опять махнул рукой, чтобы выключили камеру. На этот раз окончательно.
Глава Десятая
1
- Послушайте, э-э, Морозов, - сказал Рай, - почему никто, кроме Кузьмы не отдает пас Стрельцову?
- Может быть, нам в ресторан сходить? - спросил Николай Петрович.
- А при чем здесь это?
- Меня пригласили на свадьбу Галины Вишневской и Вячеслава Ростроповича. А пойти не с кем.
- Куда?
- В Метрополь.
- Говорят, там столики прослушиваются КГБ.
- Здесь тоже.
- Николай Петрович, вы шутите? Кому это надо?
- КГБ.
- К-Г-Б? Зачем?! - Рай даже сел.
- Мы заняли в первенстве страны второе место. Вслед за московским Динамо.
- Вы считаете, что это опасно? Но почему?
- Мы обошли Спартак, а партийные руководители делали ставку именно на него.
- Да, я знаю, за проигрыш Спартаку нам предлагали даже форму и мячи Адидас.
- Да? Я не знал, - удивился Морозов. - Ты почему мне не сказала?
- Прости-ти-те, вы к кому обращаетесь? - спросил Рай, слегка заикнувшись, и демонстративно оглянулся.
- Да к вам, дорогой Рай Танеевич, к вам, - и старший тренер Торпедо широко улыбнулся.
- Нет, но сказали... вы сказали, что я это сказала. Объяснитесь, пожалуйста.
- Да, сказала. Я наконец, понял, что вы жена Стрельцова.
- Я? Я жена Стрельцова?!
- Да. А почему вы тогда постоянно за него заступаетесь?
- Да? Это так заметно?
- Раньше это делал я. Поэтому мне легко заметить. Я понял, что вы заменили меня. А кто может заменить для футболиста старшего тренера?
- Кто?
- Только жена.
- И таким образом вы решили, что я жена Стрельцова? Да ведь вариантов и других много.
- Нет, никаких других вариантов нет.
- Нет, я не буду с вами спорить. Но и моего согласия вы не получите.
- На что? На ресторан?
- Да нет, в ресторан, я как раз пойду. А вот согласия на то, что я женщина, не дам.
2
Их встретила песня Марка Бернеса.
- А на катке всегда встречают песней:
- Её, мою желанную, не зря зовут Светланою, - сказала Рай. И добавила: - А здесь почему-то поставили пластинку Марка Бернеса.
- Он это сам поет, - ответил Николай Петрович Морозов.
- Вы уверены?
- Абсолютно!
- Почему?
- Здесь всё натуральное.
- Тогда да, конечно.
Они прошли к своему столику под сопровождение песни Лизавета. Как говорится:
- Одержим победу, тогда уж приеду.
Хотя некоторые уезжают, и потом тю-тю, их уже почему-то не дождешься. Говорят:
- Уезжай, уезжай, уезжай, так немного себе остается, в теплой чашке смертей помешай эту горечь и голод, и солнце. Человеком, который привык, поездами себя побеждая, по земле разноситься, как крик, навсегда в темноте пропадая.
Все, конечно, удивились, что чета Ростроповичей - Вишневских решила пригласить на свадьбу Марка Бернеса.
Но один хороший певец ответил на этот вопрос так:
- Один не умеет петь, а другой играть. - И резюмировал: - Как дети.
Однажды Вишневская его подсторожила в театре, и решила объяснить, что настоящая игра, как и настоящее пение, как и самый реальный танец, исполняются по-детски.
- Что это значит? - мог бы спросить этот певец, если бы ее слова дошли до него.
- Это пение не по нотам, а душой. - Но ведь это хорошо. Почему тогда среди закончивших консерватории певцов и музыкантов такое исполнение вызывало протест. И они охотно его показывали, если им приказывал Комитет. Комитет сказал - певец ответил есть. Многие думают, что просто так со злобы. Из зависти, что кто-то справляет свадьбу где-нибудь чуть ли не в Печатниках, а те, кто поет душой - в Метрополе. Ладно бы в Украине, где обычно гуляли герои искусства, литературы и спорта, нет, они лезут в самое логово.
Но основания у этих людей были. Можно сказать - есть. Дело том, что:
- Как дети, - поют те, кто поет по-своему. Можно сказать, что и без Моцарта знают, как пел - имеется в виду - сочинял музыку Моцарт. Они делают перевод Моцарта на... на самих себя. Тогда как отличники музыкального искусства стараются сложить гармонию из нот, воссоздать то, что сочинил композитор. Дети разыгрывают партию с другой стороны.
Разумеется взрослые, закончившие консерваторию люди, не сравнивают себя с Сальери, и Ростроповича или Бернеса с Моцартом. Они-то может и Сальери, - думают они, - а вот такие, как Ростропович и Бернес - это слепой старик Пушкина, играющий в трактире. Поэтому:
- Как ты мог слушать старика слепого у трактира? - Лучше бы прошел еще немного и купил билет в Большой Театр.
Этот старик, как и ребенок, играл душой. Поэтому Моцарт остановился его послушать. Он был удивлен подтверждением слов Библии, когда глубокий старик спрашивает у Иисуса:
- Разве могу я на старости лет войти в Царство Небесное? - Вопрос не праздный, ибо в армии бойцы не нужны уже в сорок пять лет, а на работу после сорока пяти тоже трудно устроиться. А большинство футболистов списывают уже в тридцать.
И оказалось, что можно. - Вот те на! Никуда нельзя, никому не нужно, а он играет, божественно, как:
- Моцарт. - Поэтому старик не оказался для Иисуса Христа маляром негодным, который:
- Пачкает Мадонну Рафаэля. - Сальери этого не понял.
Как этого не понял Нелип, певец, которому Галина Вишневская хотела высказать свои соображения по поводу правильного исполнения классической музыки своим мужем, и заодно, популярных песен Марком Бернесом.
Но не успела. Какая-то женщина подошла к Нелипу раньше и несколько раз плюнула ему в лицо. Оказывается, вдобавок ко всему, он еще и с успехом писал доносы.
И Ростропович на сцене Метрополя пел некоторые песни вместе с Марком Бернесом. Галине Вишневской приходилось мириться с его непоседливым характером.
Леонид Утесов тоже был здесь. Увидев старшего тренера Торпедо, которого пророчили в тренеры сборной, и некоторые даже думали, что он поедет со сборной в Австралию, Леонид сделал маленькую импровизацию:
- Ты футболист, Эд, а это значит, что не страшны тебе ни немцы, ни поляки, ни бразильцы! И в Мельбурне ты забьешь восемь голов, как сборной Бразилии. Стрелец по знаку зодиака, уложишь ты Австралию, как рака! - При разложении на музыку эти белые строки превращаются в поэзию, к которой привыкли некоторые русские. Чтобы все было складно. А ведь главное, это правда, которая, к счастью, не зависит от рифмы. И не важно, что Эд забил тогда не все восемь голов, а некоторые даже считают, что их вообще было меньше, да и была это не сборная, так просто бразильский клуб Васко де Гама. Главное хорошее отношение, как вот сейчас продемонстрировал Леонид Утесов, не думая о том, что Стрельцов родился как раз под другим знаком зодиака. Ведь тогда их еще не продавали свободно в магазинах.
- Скорее всего, меня приняли за самого Эдуарда, - сказал Рай. Она хотя и пришла с Николаем Петровичем на свадьбу, но была одета по-прежнему в мужской костюм.
- Я уже к нему привыкла, - сказала дама. На уговоры старшего тренера переодеться, и предстать во всем своем блеске, она ответила:
- Скажите спасибо, что я не лезу на футбольное поле играть вместе с Эдуардом.
- А ты бы могла?
- Главное выйти на поле, как сказал Наполеон.
И они вышли на поле в Лейпциге играть за поездку на Олимпиаду в Мельбурн.
3
Эд уже почистил зубы и собрался ложиться спасть, когда в дверь постучали. Как известно, почтальон всегда звонит дважды. К счастью, это был только первый.
Это был Олег. А с ним две дамы. Правда, они не поднялись в квартиру, а остались в машине.
- Да ты что?! - сказал Эд. - Он был уже в одних трусах и в майке, которую ему подарил Пеле. Гаринча хотел тогда же подарить Эду трусы, но он не взял. Сказал, что лучше еще одни майку. Тогда у него будет три: одни от клуба Динамо от Всеволода Боброва, вторая от Пеле, третья от Гаринчи. Но стремительный правый крайний бразильцев уже пообещал свою футболку английской радиостанции Би-Би-Си. В обмен на небольшую рекламную компанию. В данном случае не он рекламировал, а его. Трусы ему подарил уже на самой олимпиаде Григорий Федотов. Точнее, даже не трусы, а плавки. Эд не знал, что будет выступать в финале, уже решили, что играть будет Никита Симонян центра нападения в Мельбурне против Югославии. Григорий, который тогда уже был вторым тренером ЦСКА, сбегал в гостиницу, которая для русских была прямо в подтрибунном помещении. Сами попросили, чтобы не нервничать в пробках. И им дали. Мол, а что удивительного:
- Русские привыкли жить без окон и дверей, в берлоге. - Нет, здесь на самом деле все было обставлено не хуже, чем в бомбоубежище для высокопоставленных лиц. И даже не надо было стоять за завтраком, обедом и ужином с подносом, как в рабочей столовой. Все приносили официанты и официантки. Официантки обычно вечером. Но снимать их все равно запрещалось. Даже не в целях личной гигиены, а просто с утра все мероприятия уже были расписаны. Если не надо играть с какими-нибудь немцами или англичанами, то обязательно надо было поиграть с кенгуру. Как сказал Григорий, представлявший здесь кремлевскую администрацию:
- Чтобы запомнили это место на всю жизнь. - И добавлял обычно: - Как Джеймс Кук.
- Так нас съедят, что ли, в конце концов? - спросил тогда Олег Бархатов.
- Тебя? Тебя точно съедят. - Все удивлялись таким запанибратским отношениям Олега и Григория Коммунаровича. Ведь никто не знал, что они родственники. По жене и дочери. Нет, были, конечно, старые игроки, кто знал об этом связи. Но... но они, разумеется, не попали на Олимпиаду. Только Олег всегда был тут, как тут. Он числился то помощником второго тренера, то помощником врача, то ответственным за форму. Один раз даже его записали ответственным за своевременную доставку мазей для лыж. А, спрашивается, каки лыжи у футболистов. Оказывается, предполагалось существование экстремальной ситуации, когда играть надо на снегу, а тренироваться на лыжах. Для Стерльцова в этом не было ничего удивительного. Он играл всего четыре раза за дубль, из них один раз в песках Батуми, а другой в Горьком на снегу. Так что, если написали в ведомости для получения зарплаты, что был в сборной по футболу погонщиком верблюдов - значит, так и надо, никто бы не удивился. В Индии, например, слон попросил у Льва Яшина, не превзойденного вратаря, сигару. Но Яшин не дал. Слон набрал хоботом грязи из лужи, и окатил даже знаменитого Льва. А в Финляндии у Стрельцова спросили, чего он больше всего хочет. И он ответил, что:
- Кусок мягкого, как ковер футбольного поля. - Кажется... нет, не кажется, а точно, ему нарезали две больших сумки финского футбольного поля. И когда его, как иногда Пушкина, мучила бессонница, лежал на нем дома, а потом сладко засыпал. Ведь на таком поле футболисту всегда снится, что он делает хет-трик.
Здесь можно добавить, что жена Пушкаша из Венгрии упала в обморок, когда Стрельцов приготовился бить пенальти. И... и он промазал. Мяч ударился в перекладину. Услышав радостные крики соплеменников, она вроде очнулась. Но мяч покатился прямо на Стрельцова. Он спокойно подождал его, и мощным ударом послал в левую девятку. Жена Пушкаша опять упала. Но перед вторым обмороком успела сказать:
- Пусть теперь он меня и откачивает. - Кого она имела в виду, многие не поняли: Стрельцова или Пушкаша, своего мужа.
Так что, если бы было написано:
- Специалист по выводу жен ведущих игроков из обмороков - тоже заплатили бы.
И кроме того, Олег всегда был записан и в саму футбольную команду. Правда, запасным. Несмотря на мое предыдущее предупреждение, некоторые могут подумать, что Олегу было лет сорок пять. Нет - всего тридцать пять. Даже меньше.
4
Сейчас он сказал Эду, повернув его к себе спиной, и прочитав надпись на майке:
- Пеле, - только туда и обратно. Я тоже, между прочим, еду на эту игру.
- Меня ждет Рай в Лейпциге.
- Мой Гол, тоже там. Уже месяц делает закупки в Лейпциге для ЦУМа. - Галю - дочь Григория Коммунаровича Бархатов звал по футбольному просто, как Пеле, Вава, Биба, Сабо, и даже еще проще. - Эти дамы очень хотят тебя видеть.
- Зачем?
- Чтобы ты дал им автограф.
- Ну, поехали, нам только бы не опоздать на поезд, - сказал Эд и быстро оделся.
Это была Эмка. А в ней две солидные дамы. Эд думал, что они поедут на дачу Олега, но это трехэтажная дача была за железным забором с милицейской охраной.
- Мы куда? - хотел спросить Эд, но при женщинах постеснялся.
Было еще темно, когда раздался телефонный звонок. Эд спросонья не мог понять, где телефон поет, какую-то знакомую мелодию.
- Знакомая, но не могу вспомнить, что это, - сказал Эд и на слух нащупал трубку.
- Эд, я не смогу тебя забрать. Я отвез Свету, но на обратном пути меня остановила какая-то подозрительная милиция. Не могу договориться. Спроси Лену, как оттуда быстрее доехать до Белорусского вокзала.
Он бежал, как будто десятку в противогазе. Однажды его послали от стадиона Авангард на практический урок ГО, Гражданской Обороны.
- Больше некому, давай Эд, - сказал тренер. И добавил: - Это тебе вместо тренировки. - Думали, надо будет пробежать всего восемьсот метров, и, разумеется, без противогаза. А оказалась десятка с противогазом. Многие уже через километр сняли противогазы. А это все были бегуны на дальние дистанции, стайеры. Один Эд был здесь футболист. Все десять километров он пробежал в противогазе. Он упал на финише, и ему казалось, что это конец, сейчас он потеряет сознание и умрет. Не было сил даже снять противогаз. Не было сил не столько у тела, сколько у ума. Голове казалось, что надо проделать слишком много операций, чтобы снять противогаз. Примерно, как снять ботинки. Именно из-за этой усталости мозга многие пьяные не могут их снять, чтобы лечь в кровать, и спят прямо в ботинках, удивляя жен и других близких им людей. Здесь близких не было, и многие смеялись, глядя на конвульсивно дергающееся тело Эда.
- Вы только посмотрите, он пробежал все десять километров в противогазе.
- Ему никто не сказал, что противогаз надо снять через пятьсот метров?
- Он может задохнуться.
- Никогда бы не подумала, что этот аппарат можно использовать целый час, - это сказала какая-то учительница, заместитель подполковника в отставке по ГО, и попросила кого-нибудь снять аппарат для дыхания в экстремальных условиях с головы.
- Сделайте это кто-нибудь. - Но никто почему-то не двинулся с места. Тогда она сама это сделала, хотя боялась опозориться, так как не знала устройства этого нового образца противогаза. Хотя и была заместителем начальника по ГО. Да, все, конечно, знали, что только один этот подполковник и выучил наизусть все эти отряды и подотряды, все включатели, выключатели и модели противогазов. Но посмеялись бы над ней вдоволь: учительница, заместитель по ГО, а не смогла снять противогаз с испытуемого.
Он думал, что все равно не успеет на эту первую электричку, но продолжал бежать. И машинист остановил уже тронувшийся поезд, когда в зеркало заднего вида, заметил вылетевшего на рельсы Эда.
Кузьма ждал его на Таганской Кольцевой. Время вышло, но он решил подождать еще пять минут. Прошло пять. Еще две. Опоздание неминуемо.
- Всё, - сказал Кузьма себе, - жду последнюю минуту. - Ведь Эд не знал, откуда отходит экспресс на Берлин. Пока будет искать - точно опоздает.
И он появился. Опять, когда электричка уже поехала, и двери сомкнулись. Кузьма попросил стоящего рядом парня помочь ему. И они вместе раздвинули двери поезда. Засвистела контролер на платформе, но Эд успел сесть. Подбежал милиционер, но он, к удивлению многих, узнал Стрельцова, и только спросил:
- Куда?
- На футбол, - выдохнул парень.
- Я так и думал, - ответил сержант, и добавил: - Давай, выигрывай, чтобы мы были на Олимпиаде в Кенгуру.
Но они все равно опоздали. Но продолжали бежать по платформе Белорусского вокзала и махать изо всех сил руками вслед постукивающему колесами экспрессу:
- Москва - Берлин.
- Да вы чё, ребята, кто вам остановит международный экспресс, - сказал татарин - таксист багажной тележки, неспешно двигаясь мимо.
5
Поезд в Можайске остановился, специально, чтобы забрать их. И Эд, и Кузьма чувствовали себя, как пулеметчики на Передовой, заснувшие в самый последний момент пред атакой немецкой дивизии СС - Мёртвая Голова. Их уже решили расстрелять, но чё-то еще думали.
Решили:
- Пусть искупят кровью. - Точнее, это они сами решили. Хотя было очевидно, что большинство на их стороне. То есть тоже так думают:
- Пусть смоют кровью. - Но и были и такие, кто считал, что:
- И без московского Торпедо у нас хватит сил удержать неприятеля в рамках проигрыша. Разумеется, ихнего. А ведь действительно, все игроки сборной, которую возглавлял сейчас Гавриил Качалин, были из Спартака и московского Динамо. Эд про себя звал его Державиным.
- Иначе не запомню этого имени, - сказал он Олегу
Бахратову прошлой ночью.
- А какой он Гавриил? - возразил Олег. - Гаврила, Гаврила Романович Державин. И процитировал:
- Что в имени тебя моем? Оно умрет, как шум печальный волны плеснувшей в берег дальний. Как звук пустой в лесу глухом.
- Оно на памятном листке оставит мертвый след, подобный узору надписи надгробной. На непонятном языке, - добавила Лена, присаживаясь напротив.
Эд ощупал карман. Там шуршала бумажка с номером телефона.
6
Эд играл с травмой ноги.
- Уж вы, Олег Маркович, что-нибудь сделайте, чтобы мне только на поле выйти, - сказал Стрельцов.
- Я сделаю тебе пару новых обезболивающих уколов, - ответил врач сборной Белаковский, - но они твою травму не вылечат. Нужно время.
- Время и деньги? - улыбнулся спортсмен.
- Сегодня не помогут и деньги. У меня нет таких лекарств, чтобы делать из больного здорового за пять минут. - И добавил со смехом: - Только если совсем тебе отрезать ногу. Не надо?
- Да отрежьте!
- Ну, и хорошо, считай, что у тебя нет ноги. Поверь, тебе же будет легче.
Но уже в самом начале игры он столкнулся в воздухе с твердым, как камень, поляком. Нога опять встала на место. Стрельцов трудом дошел до гаревой дорожки, где прибежавший с чемоданчиком Белаковский стянул ногу эластичным бинтом.
- Зря я тебе сказал, чтобы ты забыл про ногу, - сказал врач. - Лучше помни, а то хуже будет.
- Если я буду помнить, то не смогу играть.
- Теперь сможешь. Это эластичный бинт от фирмы Адидас. Слышал когда-нибудь про такую фирму?
- Конечно.
- Тебе бы заключить контракт с этой фирмой.
- И чего бы было? Не болел бы никогда? - спросил Эд.
- Не только.
- А что еще может быть?
- Жил бы лучше, - ответил врач.
- Да разве можно жить лучше? - удивился Стрельцов. - Как это можно жить лучше, чем все?
- Ну, играешь ты лучше других? Это тебе кажется возможным?
- Я это делаю с большим трудом. И вообще, я вам должен сказать, Олег Маркович, у меня игра получается, если только я забываю, что я такой же человек, как все.
- Вот Адидас, как раз и есть такое лекарство, которое помогает забыть человеку, что он такой же, как все.
- Вы это серьезно?
- Ну, попробуешь - узнаешь. Главное, не соглашайся делать это бесплатно. Иначе...
- Что иначе? - спросил Эд, уже удаляясь на поле. Он увидел Качалина, выбежавшего к самой бровке поля, и интенсивно размахивающего руками. Сами-то они уже сидели на траве за воротами вратаря поляков.
- А иначе будешь всю жизнь коллекционировать зажигалки, - услышал он вслед.
И он забегал. Несколько раз Стрельцов проходил по правому краю, и делал навесную передачу. Бесполезно. Поляки сбивали нападающих сборной без всяких церемоний. Как будто решили отомстить за что-то. Хотя никто не знал точно, за что. Вроде бы свои ребята, даже хотели когда-то в Москве жить вместе с нами, как учит древняя история, а лезут и лезут вперед, как на штурм Зимнего. Именно так выразился второй тренер команды, чтобы подготовить предстоящее объяснение в случае неудачи.
- И да, - сказал Гавриил Качалин, обращаясь к подошедшему Белаковскому, - у него прошло плоскостопие?
- А что, заметно? - ответил врач.
- Да, - ответил старший тренер, - бегает, как Гаринча. - Или я забыл поставить его центрфорвардом?
- Я не знаю, - ответил Игорь Нетто. Он был вторым тренером в Спартаке, и здесь, в сборной тоже исполнял обязанности второго-третьего тренера. Великолепные футбольные способности никто не сравнивал со способностями тренера. Даже партийности было мало, чтобы стать тренером команды Высшей Лиги. А чего тогда надо? Как сказал сам Игорь Нетто как-то в пивной, так, ради смеха:
- Для этого, друзья мои, надо быть инопланетянином. - И после дружного смеха, оторвав у леща хвост, добавил: - Как все. - По инерции все опять заржали.
- У Стрельцова зажила травма, которую он получил в игре с Зенитом? - спросил Нетто. - Действительно, бегает, как...
- А че ему не бегать, - перебил Гавриил, - молодой, и двадцати нет.
- Это вы мне о возрасте напоминаете? - спросил Игорь Нетто. - Так я уже не претендую, чтобы меня поставили играть на Олимпиаду.
- Ты не игрок? - спросил всегда трезво мыслящий Гавриил.
- Нет, - мрачно ответил Нетто. - Уже нет.
- Тогда, кто вы? - спросил Гавриил. И многие засмеялись.
Нетто разозлился и выложил все свои деньги.
- Ставлю все свои деньги, что Стрельцов все равно забьет победный гол.
Удивительно, но все поставили против него. Только сам
Качалин воздержался. И сказал, что тоже поставит на Стрельцова.
Некоторые тут же захотели переменить свою ставку. Но старший тренер сказал:
- Поздно. Поставили, значит, поставили. - Он крикнул левому крайнему, чтобы передал Стрельцову:
- Передай, чтобы он играл в центре, как всегда. Может, он меня не понял, или я сам что-то не то сказал.
Эд сразу же получил мяч от Сальникова, и ударил с левой ноги от середины поля. Мяч стремительно пошел по дуге, но не вошел в ворота.
- Чуть-чуть не хватило! - хлопнул рукой по скамейке Игорь Нетто, увидев, что мяч от крестовины отлетел назад в поле.
- Он долго еще так пробегает? - спросил Качалин у Белаковского. - Дотянет до конца?
- Если специально не ударят по ноге, дотянет, - ответил врач. И добавил: - Кузьма хромает.
- Может выпустить Черного Призрака? - спросил Нетто.
- Это кого? - задумавшись, спросил старший тренер.
- Олега Бархатова.
- А разве я записал его в состав?
- Записан, - ответил еще один второй тренер.
- А где он? - спросил Качалин, оглянувшись. - Ушел в раздевалку?
- Его позвала девушка.
- Что за девушка? Из Адидас?
- Да, кажется, - ответил Игорь Нетто.
- Но больше была похожа на представительницу журнала Плей Бой, - добавил другой второй тренер. И расшифровал: - Человек Играющий.
- В Плей Бое больше платят, - сказал кто-то.
- Чем где? - спросил другой. - В Адидасе?
- Вам все равно никто ничего не заплатит, - сказал старший тренер.
- Так мы не про себя, - сказал Нетто. И добавил: - Хотя я бы сам себе заплатил. Почему нет?
- Скажите ему: пусть переодевается.
Олег вышел на поле, бил несколько раз по воротам поляков, но безуспешно. Все мячи попадали в штанги.
- Че-то они на нас разозлились капитально, - сказал Гавриил. - Дипломаты не работают.
- Просто все хотят на Олимпиаду, - сказал, подсаживаясь, Григорий Коммунарович. И добавил: - Чуть не опоздал. А это, что за деньги? - Он потрогал деньги на скамейке. - На кого?
- Я на Стрельца, - сказал Нетто.
- Ну и я на него поставлю, - сказал Григорий Коммунарович. - Все облегченно вздохнули. Вдруг бы разозлился, что на деньги играют. Они не знали, что неофициальные ставки разрешены официально. Было принято специальное решение Политбюро, под названием:
- В целях обеспечения выхода индивидуальной энергии, спортсменам во время свободное от тренировок и непосредственно от игр, разрешить:
- Играть не только в шашки, шахматы и домино, как в пионерлагере, но и в карты. В частности в три листа. В простонародии в трынку. В очко не рекомендуется. В железку тоже.
Это была просто констатация факта. И так все уже играли в автобусах, поездах и даже самолетах.
- Пусть режутся между собой, - сказал Никита, - только чтобы не просили отчислений от зарубежных побед.
- Я им попрошу! - грозно сказал Шурик. А Леня добавил:
- Я им так попрошу, что Большая Земля с овчинку покажется.
- Правильно, - поддержал его Никита, - а не только Малая.
Бархатов поднял руки над головой и сцепил их. Это был знак Стрельцову подавать на одиннадцатиметровую отметку. Пас для удара в падении. И Эд подал. Но не правой ногой - боялся, что пас будет неточным, а левой. Чтобы мяч вертелся в нужную сторону, он подал Сухим Листом. И вышло слишком сильно. Олег попал по мячу, но он не полетел сразу в ворота, а ударился в землю перед вратарем.
Тренерский состав вскрикнул и привстал со скамеек. Это было еще лучше. Такие мячи вратари почти никогда не берут. Но этот мяч полетел после отскока через перекладину.
- Вот это невезуха! - воскликнул сам Качалин. И даже добавил: - Так не бывает.
- Осталось пять минут, - сказал, взглянув на Ролекс, Григорий.
Стрельцов подал еще раз. Но этот мяч взял вратарь. Даже Олег удивился.
Время закончилось, Качалин поднялся, за ним все остальные.
- Всего одного гола не хватает, Эд! - сказал Игорь Нетто. - Как же так?! - И Эд как будто услышал его. Валерий Воронин получил мяч от Бориса Кузнецова, и перебросил его горбушкой Эдуарду в самый центр поля.
Слева от него бежал Олег Бархатов, справа Сергей Сальников. Они не кричали:
- Давай пас! - Бежали молча, боясь спугнуть удачу. Не давали защитникам группой напасть на центрфорварда, отвлекали их.
Эд сделал вид, что пойдет вправо, и тут же резко двинулся влево - защитник быстро сместился в эту же сторону, и нападающий обогнул его с другой стороны. Двое других не стали выстраиваться в очередь на обводку. Они потихоньку спокойно бежали, не приближаясь к Стрельцову, но и перекрывая ему путь к воротам.
Он вел мяч правой больной ногой. Даже не вел, а тащил за собой. Все понимали, что у него только два пути:
- Или между них, или быстро пробросить мяч вправо, - сказал Нетто.
- Они это знают, - сказал Качалин. - Но защитники опытные, - добавил он, - не контратакуют первыми. Ждут, когда Эд сделает финт.
И получалось, что некуда ему деваться. Вправо - не успеет ударить - защитник находится слишком близко.
- А влево - попадет в коробочку между них, - сказал Григорий Коммунарович. - Можно бы даже сделать ставку, - добавил он, - где решит прорываться Эд, да не успеем.
- Пойдет между ними, - сказал Нетто, - я чувствую.
- Вряд ли. Слишком уже далеко они сместились влево. Трудно будет забить. А вправо вышел бы как раз на одиннадцатиметровую отметку.
Стрельцов не делал никаких обманных движений. Просто тащил мяч за собой правой ногой.
- Как будто действительно идет на одной ноге, - радостно сказал Белаковский, врач.
Наконец он почувствовал, что дальше идти некуда. Это поняли и защитники. Ему некуда деваться, как только сменить внутреннюю сторону ноги, которой он тащил мяч, на внешнюю, и откинуть мяч вправо.
Но Эд ускорился и пошел между защитников. И они явно в этот момент стояли не на той ноге. Точнее, ногах.
Он прошел, но один из них уже рядом, начинает перекрывать путь к воротам. Эд ударил левой по чуть подпрыгнувшему мячу.
- На те, в дальний угол! - И защитник бросился под мяч, и вратарь растянулся во всю свою двухметровую длину. Лежа вратарь кажется еще длинней. Метра четыре вместе с руками.
Но никто не достал до этого мяча.
- Где он? - чуть не спросил и сам нападающий. Мяч исчез. И только посмотрев на вскочившую с поднятыми руками скамейку запасных и тренеров вместе с Григорием Коммунаровичем - понял:
- Гол.
- Ну ты врезал, - сказал, обнимая его Олег Бархатов, и предложил подбежавшим игрокам не прыгать на Эда, а качать его. Так и сделали. А он только всё хотел узнать, куда делся мяч. Но постеснялся. Хотя очень было интересно.
И не только он один постеснялся бы спросить, к какой планете улетел этот мяч. Вратарь поляков тоже не понял, что произошло. Что это был за финт такой, которого он даже не заметил. Фокус?
Нет, мяч подпрыгнул, как вы помните, и при ударе срезался в ближнюю девятку. А то уж многие думали, что ворота польского вратаря в этот день были заколдованы.
- Я никогда не видел, чтобы ты так с двумя здоровыми ногами играл, как сегодня с одной, - сказал тренер сборной Качалин после игры с поляками.
Глава Одиннадцатая
1
Рай тоже поехала на Олимпиаду в Мельбурн. Как корреспондент от журнала Химия и Жизнь. Как она туда попала, Эд даже не успел узнать.
На этот раз она была в женской одежде, и Эд сразу узнал свою жену. Ничего удивительного, некоторые даже через месяц после сборов не узнавали своих жен. Один игрок сборной, кажется, это был сам Сергей Сальников, рассказывал, что приехал из Франции, и назвал свою жену служанкой:
- Мадам, - говорю, - кушать подано?
- Подано, - говорит.
- А почему без вина и эклеров? - спросил я.
- Что-с, - говорит, простите? - И добавляет: - Тока после этого, как его там госпожа де Сталь называет? секса, я имею в виду.
- Что значит, говорю, в виду?
- Ну, в виду того, что ты меня не узнаешь, то эклеры и вино только после секса. Мы же ж должны сначала познакомиться, - говорит.
- Ну, говорю, ладно. А сам все еще недопонимаю, что это моя Люся.
Ну, секс, разумеется, по всей программе, как меня научили во Франции, теоретически, я имею в виду. Так и сказал ей, что, мол, да, знаю, но только в теории.
- Поверила?
- И да, и нет. Говорит:
- Че-то уж больно хорошо у тебя получается, как и не после длительной тренировки. Но ничего, успокоилась через полтора часа, все, что было, выставила на стол. Даже то вино, которое с собой привез. Обычно она его год, не меньше сначала выдерживала в домашних условиях.
- Я говорю, зачем?
- Дай, говорит, сначала порадоваться, что у нас есть французское, или, там индийское вино.
- А что, в Индии, тоже пьют разве? Там вроде одни йоги.
- Пьют все.
- По праздникам?
- И по праздникам тоже. Только йоги не как все. Пьют, стоя на голове.
Ну, подходит, значит, Рай к своему мужу и говорит:
- Ну, что, господин Стрельцов, интервью давать будем?
- Естественно, - отвечает немного растерянно Эд. Не знает, можно ли поправлять корреспондента, что он, собственно, не господин, а обычный футболист. Только что в сборной играет. - Я Адидас пока что не рекламирую. Рано вы меня в господа записали.
- Вы в состоянии сейчас дать интервью для нашего очень популярного журнала?
- Да, теперь, когда все уже закончено, можно и дать.
- Разрешите, только я сама начну?
- Рассказ Эдуарда Стрельцова об Олимпиаде в Кенгуру. Простите, но здесь так говорят местные аборигены. Более того, местные это и есть аборигены. Итак, прошу вас, дорогой.
- Дорогой?
- Не беспокойся, я потом это слово отредактирую.
- Уж, пожалуйста. Ты знаешь, что я люблю только одно слово.
- А именно? Любимый?
- Это само собой. Но и...
- Самый дорогой! Как я это могла забыть. Итак, слушаем, и смотрим, друзья мои:
...Последний сбор, занявший месяц, перед Олимпиадой проводили в Ташкенте. В Мельбурн летели через Индию -- сделали посадку в знакомом нам Дели. Потом сутки провели в Рангуне -- столице Бирмы. Дальше летели над океаном. И наконец, оказались в олимпийской деревне -- в двухэтажном домике. Не сомневаюсь, что про олимпийский Мельбурн можно рассказать очень весело, с приключениями, не касаясь спортивных дел. Я уже стал постарше и понимаю, что в таких путешествиях надо серьезнее относиться к увиденному, знаю, что когда-нибудь буду вспоминать эти дни и неудобно станет, что мало запомнил из встретившегося нам здесь в Австралии. Кто-нибудь и вздохнет, наверное, услышав мой сбивчивый, невнятный рассказ:
- Эх, мне бы туда поехать, я бы рассказал, так рассказал! А футболистам только бы забить мяч в девятку, да обвести троих, и ничего больше не надо. Скажет кто-нибудь вот так - и от части будет не прав. Но в скупых рассказах наших о странах, где мы побывали, нет ничего странного. Мы много ездим, однако, не путешественники. Мы видим -- и не видим. Замечаем интересное, но в сознании, в памяти немногое укладывается, задерживается. Да и не все рассказывать можно, как все в курсе. Голова занята предстоящей игрой, нервы -- на пределе. И когда я вспоминаю этот Мельбурн, лучше всего, оказывается, помню свое состояние, свои мысли перед игрой, от которых ни в какие приключения не убежишь... Я понимаю, что Олимпиада -- праздник. Но для меня праздник на обратном пути начался. Когда мы вошли на теплоход Грузия, и я вспомнил всё. А туда летели, как стрела из лука -- в цель. Иначе и не выиграли бы. Хотя объективно: команда наша -- самая, пожалуй, сильная была из всех, участвовавших в турнире. Но легких игр в Мельбурне не случалось. Даже с Индонезией. Мы на голову выше их, но встречались дважды. Первыми нашими противниками оказались футболисты ФРГ. В их составе никого из тех, кто играл против нас в Москве и Ганновере, -- все новые, молодые, но команда очень сильная. Сильная в основном цепкой, хорошо организованной обороной. Инициативу они нам отдали, только контратаковали. Но атакующих такая тактика в олимпийском турнире, где любая случайность может стать роковой, тоже может вымотать нервно, если у нападающих игра не пошла. С немцами-то как раз получилось, что сами они вымотались физически, ведя жесткую оборону. Я увидел вдруг, что защитник, меня опекавший, наглотался, что называется, и на какой-то момент от переутомления выключился, выпустил меня из внимания. Кричу Сальникову:
- Сережа! Ну, он всегда все видит -- сразу мне пас. Так я забил второй гол. Выиграли 2:1, но не скажешь, что довольны остались своей игрой. А вот в следующей игре, с Индонезией, и случилось то, о чем я говорил, - мяч в ворота не шел и не шел. Они все в обороне - в штрафной площадке все одиннадцать игроков столпились. Моментов забить у нас полно. Но время идет, а счет не открыт. Это даже передать трудно, что переживает центрфорвард, который и поставлен только для того, чтобы забивать, а мяч при полном преимуществе игровом не идет и не идет в ворота. Как и не забивал никогда. Нападающих, самых опытных и хладнокровных, вдруг начинает лихорадить. Потом вдруг - апатия. И снова - спешка. Хуже не придумаешь. Двадцать семь угловых ударов мы подали -- и никакого эффекта. Мы и в дополнительное время не смогли забить. Хотели победить малой кровью - и сами же себе устроили нервотрепку. В повторной игре - не было проблем. 4:0. Дальше - полуфинал. Игра, которую потом вспоминали чуть, может быть, реже, чем знаменитый матч с ФРГ в Москве. У болгар игры с нами в те годы обычно удавались по задуманному ими, трудному, в общем, для нас, вернее, неприятному, рисунку. Но для победы им не хватало чуть-чуть. Так и на Олимпиаде в Хельсинки было. Нетто и Бобров еле вырвали победу -- 2:1. И на этот раз болгары вышли настроенными на победу. Мы не ждали легкой игры, но и такого поворота, честно говоря, не предвидели. На Олимпиаде заменять игроков нельзя. У нас со сломанной ключицей остался на поле Коля Тищенко - правый защитник и у Кузьмы травма. Как тут полноценно обороняться, как атаковать? А идти вперед необходимо. Счет 1:0 в пользу болгар - Колев забил, уже в добавочное время. Восемь минут остается. Болгары уперлись да и контратаковать они умеют. И главное, понимают - больше такого шанса никогда не будет, когда у противника сразу двое игроков вышли из строя. Есть, конечно, опасения, что если пойдем мы в оставшиеся минуты все вперед -- нам же и забьют. А с другой стороны -- чего нам терять? И так, и так - проигрываем. Наши травмированные игроки так себя ведут, что никак не скажешь про них:
- Присутствуют. - Они действуют. Про мужество Тищенко, я думаю, и кроме меня еще напишут. И ничего не добавишь - герой, да и только. Бледный весь от боли, больную руку здоровой придерживает, но дело свое знает. Увидел, что болгары на него внимание перестали обращать, и открылся. Сальников подумал-подумал и откатил ему мяч. Тищенко сразу же в центр выдал пас мне. Почему-то, вспоминая ту игру, ничего про Кузьму с поврежденным коленом не говорят, а не его бы понимание момента, вряд ли убежал тогда я с мячом от центра поля, и забил ответный гол. А потом Татушин Борис при продольном пасе успел вратаря болгарского опередить на сантиметр какой-нибудь, может быть, но достаточно оказалось - второй мяч влетел в ворота. Болгары в слезы - никогда они так близко к цели не были. Но не судьба. Видимо, потому, что нам нельзя проигрывать. Когда в Мельбурн летели, вместе с нами в самолете оказался пятиборец. Он сказал
- Это еще под большим вопросом, что вы выиграете, а принесете в общекомандный зачет только семь очков, как и я. А возни с вами!..
- При чем здесь очки?! - возразил ему Игорь Нетто. - Кто их считает? Никто. Это же неофициальный подсчет, так только считают, специально для пятиборцев, чтобы не расстраивались.
- А че нам расстраиваться? - спросил пятиборец.
- Ну, как че? - добавил Нетто, - никто же не знает о вашем существовании.
Пятиборец сначала насупился, а потом рассмеялся вместе со всеми.
Надо же такое сказать!
Олимпийцев встречали во Владивостоке и после, всю дорогу до Москвы на каждой станции люди за много километров приходили, чтобы взглянуть на футболистов, - понятно стало, что проиграй мы, как на прошлых Играх, многие не считали бы Олимпиаду выигранной. Финальный матч тоже сложился трудно, но тут, может быть, и близость к золотым медалям немного помешала нашим. Югославы показались мне командой послабее, чем болгарская. В финале я не играл. И до сих пор не знаю почему. Игорь Нетто мне тогда так объяснил: раз Кузьма травмирован, нет смысла разбивать спартаковскую связку Татушин - Исаев. Тренерам виднее. В финале центрального нападающего играл Симонян. Я хорошо отношусь к Никите Павловичу, в трынку играл с ним не раз. Но если до пятьдесят шестого года я считал, что он играет лучше меня, то в олимпийском году я чувствую себя сильнее, чем Симонян. Ну да что теперь рассуждать? Финал он сыграл хорошо. А как бы я сыграл, скорее всего, не проверишь... Возвращались мы на дизель-электроходе Грузия. Девятнадцать дней шли до Владивостока. Вот уж где повеселились от души -- чего только не придумывали в пути.
- Прости самый дорогой, но мне кажется, ты забегаешь вперед, - прервала Стрельцова жена, - на теплоход мы еще не садились.
- Я уже все написал, - Эд протянул Раю бумаги, - скажешь, что взяла на борту теплохода.
- Что взяла?
- Вот это, - он протянул ей папку с записями.
2
На самом деле, все было не совсем так, как описывают официальные хроники. Был пущен серьезный слух, что на этот раз разгонят не только одну команду ЦДКА, как было после проигрыша олимпиады в Хельсинки, а две.
- А какие, Григорий Коммунарович? - спросил Игорь Нетто, который там, в Хельсинки, играл, а здесь уже был вторым тренером сборной. Можно сказать, работа блатная и не имеющая возрастных ограничений - мазать лыжи и точить коньки. Не всем же лечить начальство, как Белаковский:
- Эластичными бинтами. - Нашел средство от всех болезней футболистов! Как сказал еще один знаменитый игрок, Всеволод Бобров.
- Послушай, да? - сказал старший тренер, когда Эд сел, наконец, за стол. - Минералки?
- Я уже привык к Кока Коле.
- Так вот, ты не обижайся, Эд, но я не могу поставить тебя на финал. Пущен серьезный слух, что Никита Павлович будет всесоюзным...
- Старостой, что ли? - удивился Эд.
- Не торопись с выводами, дорогой, не торопись. Всё намного сложней, чем ты даже можешь себе представить.
- Например?
- Например? Например, никто не мог представить себе при жизни Ришелье, что он такой злой человек. Можно сказать, что вообще тупой извращенец. А Дюма смог. Ведь получилось, правда?
- Думаю, да.
- Значит, и у нас все получится. И вот, значит, в связи с тем, что Никита Павлович будет ездить за границу, и рассказывать нашим людям о происходящем на их мягких и пушистых футбольных полях, надо, чтобы он сыграл в финале Олимпиады.
- Ну, еще сыграет! - вдохновенно сказал Эд. - Он еще крепкий мужик.
- Нет, нет, нет, не преувеличивай, пожалуйста. На этой Мельбурнской Олимпиаде.
- Так я, что, тогда пойду левый инсайдом? Или правым?
- Послушай, зря ты обижаешься. Если он не сыграет, то потом его не пустят рассказывать о загранице нашим добрым зрителям и читателям. А спартаковскую связку мы тоже не можем разбить. Кузьма-то твой хромает, уже почти на две ноги. Так что... Так что, а выиграть мы все равно должны, так что... Еще Кока Колы?
- Только со льдом если. И салат подороже. С крабами. У меня под ложечкой засосало.
- Ну, ты понял?
- Нет.
- Разгонят как в 52-м ЦДКА после проигрыша олимпиады в Хельсинки.
- Кого? Торпедо?
- Твое Торпедо, мой друг, мей би, будет жить вечно. Нет, разгонят как раз Спартак и Динамо. Одно Торпедо игры не сделает. Футбол умрет. Ты понимаешь? Умрет навсегда! Поэтому. Поэтому ты должен играть. И Бархатов тоже.
- И-и, - слегка заикнулся Эд, - Олег тоже?
- Да, ты выйдешь вместо Симоняна.
- На месте Симоняна, - повторил Эд.
- Не на месте, а вместо, - уточнил старший тренер. - Ты - это Никита Павлович Симонян. Олег будет играть в полузащите на пару с Валерием Ворониным. Он выйдет за Денисова, под его фамилией.
- Нас могут узнать, - сказал Эдуард.
- Да нет, кто здесь тебя знает?
- А свои?
- От своих тебя так замажет наш врач Белаковский, что, как ты сам сказал, свои не узнают. Тем более, никто из них не поверит в такую возможность. У страха, ты сам знаешь, глаз почти нет. Да нет, точнее, вообще нет.
- А что есть?
- Одно воображение, - сказал Качалин.
3
- Югославы, - сказал ему Олег Бархатов, когда они вместе встали в центральном круге для розыгрыша мяча, - только формально были с нами в дружбе.
- А так? - спросил тихонько Эд.
- А так они всегда были за Черчилля. Он еще в войну им свое английское оружие сбрасывал в немецкий тыл.
- Ты хочешь сказать, что и в футбол они учились играть в Англии?!
- Если бы это было не так, мы бы с тобой сейчас не стояли здесь в финале. Сам знаешь, прославиться в финале хотят многие. Даже очередь специальная написана.
- Неужели письменная очередь существует? - удивился Эд.
- Без подписи сверху, ты же знаешь, у нас ничего не происходит.
- Я не знал.
- Не знал?
- Нет, я думал, Григорий Коммунарович с нами ездит вместо подписи. Он же член Политбюро. А только прикидывается, простым представителем партии и правительства в самом народном виде спорта - футболе.
Олег не успел ответить, судья показал рукой, что пора начинать, а то свистка они за разговором не расслышали.
Югославы перехватили мяч, и сразу вышли впятером против троих защитников. Они в стенку обошли правого защитника Крижевского из Спартака. И Эйсебио пробил с одиннадцатиметровой отметки. Это был не бразилец Эйсебио, а югославский нападающий по кличке Эйсебио. Но имя действовало даже на тех, кто знал, что это не тот Эйсебио. И это магическое действие имени было известно Тройке Никиты. Он всерьез ставил на Политбюро вопрос о переименовании трех или даже пяти игроков сборной в знаменитые имена итальянских и бразильских нападающих. Не обязательно Пеле, Гаринча, но хотя бы Диди, Вава. И только текучесть кадров и краткость футбольной жизни вызвали у некоторых сомнение в реальности этого, в общем-то, не такого уж необычного проекта. Как известно, имена самих членов Политбюро и правительства, не соответствовали тому, кем они были на самом деле. Впрочем, не они последние, и не они были первыми. Как известно, учитель Цезаря на вопрос:
- Кто ты? - ответил:
- У меня много имен. - И варвар ему сказал не без смысла:
- Как у вора. - И действительно, никто не спрашивал у Пеле, Гаринчи, Эйсебио, Сантоса разрешения носить их имена. И называли этими именами себя не только дети на футбольных полянах, но и взрослые.
Имена Олега Бархатова и Эдуарда Стрельцова тоже подействовали бы на югославов, но их здесь не было. Имен, имеется в виду. И если вы помните, что Никита за Первый Спутник обещал Америке проиграть Монреаль, а на самом деле, Мельбурн, то поймете, почему ни Стрельцова, ни Бархатова официально в матч не поставили. Тем не менее, члены сборной и тренеры знали, что за проигрыш они поплатятся. Многие из них распрощаются с футболом навсегда. Было даже такое постановление 52-го года, что за проигрыш на Олимпиаде никто не может из бывших игроков стать тренером команды высшей лиги. Стандартная процедура: тренер детской или школьной команды. А так по большой просьбе какого-нибудь члена правительства могли назначить вторым тренером, например, Спартака или Динамо. Как, например, Нетто.
Лев Яшин отразил удар из-под перекладины.
Мяч опять попал к югославам. Один из нападающих его обработал и передал по воздуху в центр, Эйсебио, который пропустил защитника, и с разворота направил мяч в ворота. Лев Яшин только успел подняться, и за мячом, который летел вплотную к штанге, даже не прыгнул.
- Все равно бы не достал, - сказал Качалин.
- Все равно надо было прыгать, - сказал Григорий Коммунарович. А Никита в Москве у телевизора высказался еще категоричнее:
- Зажрался, заждался, - и выпил, кстати, под жирную, сочную и пышную, как украинка в кино про Гоголя:
- Вечера на хуторе. - Чёрт, селедку.
Никита хотел позвонить, уже снял трубку у вертушки, но вспомнил, что проигрыш нам на руку. Есть же обещание проиграть.
- Если мы его не выполним, - сказал Никита своему отражению в зеркале, - вы же ж знаете, дорогой, что будет.
- Что?
- Джон Кеннеди обещал устроить нам такой Карибский Кризис, какого еще не было.
- Впрочем, что я могу сказать?
- Узнаю тебя, жизнь, принимаю, и приветствую ударом мяча.
Он взглянул на портрет Пабло Пикассо, погрозил ему украдкой пальцем, и опять сел на диван, к телевизору. Стрельцов как раз забил гол. Дело в том, что югославы после гола в самом начале игры немного расслабились. Не в том смысле, что перестали играть, а наоборот, подумали, что они на тренировке против своих защитников, которые по заданию тренера должны работать против нападающих с полу сопротивлением, чтобы можно было потренироваться, и набить побольше голов.
У Григория Коммунаровича даже мелькнула мысль об утечке информации. Югославы узнали, что русские по договоренности должны проиграть. В этом не было ничего удивительного. Закона, запрещающего проводить договорные матчи, не существует! Невероятно, но факт.
Но, скорее всего, югославы услышали звон, но точно не поняли, где он. Решили, что договор существует не с Америкой, а Югославии с Россией. Хотя в этом не было никакой логики. Броз Тито, давний, тайный любимец Черчилля, теперь отдался ему полностью, и не могло даже быть речи, о каких-то договоренностях с ним.
И югославы не заметили, что тренер русских изменил систему. Кто мог поверить, что можно менять систему? Никто. Тем более, во время финального матча на Олимпиаде. Но Качалин поставил еще одного центрального защитника. Как у бразильцев. Увидев это, Григорий подумал, что для тренера лучше даже выиграть, чем проиграть. Тогда ломка старой системы в пять нападающих и только три защитника, хотя бы будет оправданной. Но в любом случае тренеру, попавшему в такую противоречивую ситуацию, не позавидуешь. Но и сказать нельзя, чтобы Качалин не предпринимал никаких решений.
- Почему? - спросит тот. - Я здесь старший тренер.
- Ну, давай, давай, я выручать тебя не буду.
- Что? - спросил Качалин.
- Да, нет, я ничего не говорил, - ответил Григорий Коммунарович. - Но уж если зашел разговор, спрошу: - У нас не бразильская сборная?
Гавриил Качалин ничего не ответил, только тяжело вздохнул. И в это время Стрельцов, получив мяч от Валерия Воронина, передал его Бархатову, а Олег опять ему. Но не вперед, а назад, куда Стрельцов заранее отошел. И он пробил, не дав мячу коснуться земли. Эд находился метрах в тридцати от ворот, и вратарь поздно увидел летящий в девятку мяч.
Никита, хотя и считал футбол абракадаброй, чем-то похожей на Импрессионизм, все же интуитивно любил забитые голы. Ну, он так говорил, хотя ясно, что других-то и не бывает. Да, мало ли чего не бывает! Вон и Пикассо, он считал, что не мог так писать картины, ибо был за мир во всем мире, а писал же. Чё с ним делать? Приходилось привыкать. Он опять обернулся к картине, и сказал:
- Гол.
Как забили, не могу понять. Он налил себе опять. И не чаю с лимоном. С некоторых пор он понял, как можно пить, не пьянея. Его научил Кеннеди.
- По двадцать пять граммов.
- И действительно, даже не заметно, что пил! - обрадовался Никита. И добавил: - А то ведь я так-то не пью. А иногда очень хочется. Но не могу. Теперь буду.
За Эйсебио бегал четвертый центральный защитник, Соснихин, но в конце первого тайма Эйсебио забил еще. Забил и Олег Бархатов. Его оставили одного, и Стрельцов, пройдя по краю, сделал подачу под коронный удар Олега. В прыжке с высоты почти в два метра. Мяч ударился в перекладину, и отскочил в линию. Судья засчитал гол, а югославы расстроились. Начали доказывать, что гола не было, мяч попал в поле. Но поздно, гол был уже засчитан. Ни один судья не будет менять своего первого решения.
После перерыва югославы сразу начали атаковать и забили третий гол. Его забил защитник в пустые ворота с подачи Эйсебио, которому не давал бить, преследовавший его Соснихин. Яшин вышел из ворот под ноги Эйсебио, не думал, что тот отдаст мяч. Такие, как Эйсебио, всегда бьют сами. Лев не учел, что центральному нападающему югославов мешает Соснихин. И этим вызвал возглас Качалина:
- Ну, че ты делаешь-то! - К счастью, Лев этого не услышал, а то расстроился бы совсем.
Югославы до того расстроились, что начали путать Олега с Кузьмой. Вроде бы:
- А какая разница? - Ты играй, и ни о чем не думай!
Легко сказать, но трудно справиться с конкретной ситуацией. Дело в том, что Эд по ошибке несколько раз назвал Олега Бархатова Кузьмой. Но ведь Кузьма не был заявлен на этот матч. А менять игроков на Олимпиаде нельзя. А югославы начали думать, что замена сделана. И вместо того, чтобы играть, по очереди подбегали к краю поля, и кричали тренеру:
- У них замена!
- Они сделали замену!
- Русские нарушают правила.
- Им засчитали гол, которого не было, а теперь еще и сделана неположенная замена, - высказался капитан команды развернутым предложением.
И старший тренер югославов вместо того, чтобы наблюдать за игрой, и руководить ей, начал разбираться в бумагах и сравнивать номера игроков. Написанные на майках, с написанными в бумагах. Запутался, плюнул, и начал внимательно наблюдать за игрой. Только было уже поздно. Бархатов подал угловой высоким сухим листом. Мяч начал закручиваться в дальнюю девятку с большой высоты. Достать его раньше было нельзя. И вратарь, чтобы спасти положение, оттолкнул от себя высокого защитника Бориса Кузнецова.
Судья показал на центр. Не на центр поля, так как вратарь задел мяч, и он попал в штангу, а на другой центр, на одиннадцатиметровую отметку.
- Пенальти!
Капитан югославской команды забегал вокруг судьи, показывая ему фигу из трех пальцев. Судья обиделся и удалил его с поля. Выбежал старший тренер югославов, и начал объяснять судье, что капитан вовсе не хотел его оскорбить, а только показывал три пальца, имея в виду три нарушения в матче. А именно:
- Засудили гол, которого не было. Раз. Выставили во втором тайме Кузьму, которого нет в списке. Два. И вот теперь еще назначили пенальти. А за что, спрашивается? Ведь никто никого не убил, кажется, - в запальчивости резюмировал старший тренер. И добавил: - Три.
Судья сначала от него бегал. Потом остановился и сказал:
- Вы только успокойтесь, и я вам отвечу, хорошо?
- Хорошо, я спокоен, - ответил тренер.
- Скажу только, чтобы вы успокоились окончательно.
- Да.
- Я с вами согласен. Но дело в том, что я никогда не меняю своих решений. И знаете почему? Не положено.
Все было кончено. Оставалось только надеяться, что Стрельцов не забьет пенальти. И он сам понял, что может не забить. Но Бархатов сказал:
- Бей. - И даже показал куда. - В левую девятку. - Вратарь усмехнулся, и запрыгал на месте, стараясь расслабиться. Основное время матча уже вышло. И пенальти надо было брать. Это с одной стороны. А с другой, наоборот, забивать. Тогда счет будет 4:3.
Никите показалось, что счет еще только 2:3, в пользу русских. Он открыл ящик стола, достал Правду, и начал на полях пересчитывать голы. И правильно, а то так объявишь Карибский Кризис, а окажется, что счет был совсем другой. Не надо было ничего делать. Всё и так было окей. Получалось вроде бы 3:3. Он пересчитал еще раз. Теперь опять 2:3. Он быстро отмерил еще двадцать пять, положил на хлеб желтый морщинистый кусочек селедки, выпил, тут же, выдохнув, закусил, съев селедку вместе с кожей и косточкой, и опять склонился над Правдой, надеясь найти среди печатных строк потерянный гол.
А Стрельцов уже отошел по новой моде метров на десять от мяча. Никита бросил Правду, и сел на пол, прислонившись спиной к дивану. Так телевизор был ближе, и мяч уже казался огромным. Так рисовал один французский художник - забыла его имя. Если вы помните, он оставил в наследство человечеству картину, где рабочие циклюют пол, а зачем - неизвестно. Пол был и так очень хороший и ровный. Жил, кажется, в одно время с Бертой Маризо, которая писала такими мазками, что сравнить их можно только с видами далеких галактик, которых тогда еще никто не видел. Или... или с полетом мяча, запущенного Стрельцовым в ворота югославов.
Олег Бархатов хотел схватиться за голову, когда увидел разбег Стрельцова.
- Будет бить пыром. Как Пеле, - понял он. Но вовремя вспомнил, что ни разу этого не делал, за все время официального участия в футбольных соревнованиях. А уж теперь, когда он начал играть под чужими именами, не стоит и начинать.
- Никита Павлович Симонян, - начал комментатор, - решил исполнить под занавес своей карьеры знаменитый удар Пеле. Вы знаете, что это игрок знаменитого на весь мир бразильского футбольного клуба Сантос. Это удар носком. Пыром, как говорят по-русски. Удар этот замечателен тем, что никто не знает, куда он полетит. То есть, я имею в виду, не только вратарь, но и сам исполнитель этого коварного удара. В принципе в самом-то ударе нет ничего коварного, а вот мяч почему-то этого не понимает, и летит, куда глаза глядят. Примерно, как наш первый искусственный Спутник Земли. Вместо того, чтобы лететь прямо, он начал крутиться вокруг Земли. И до того закрутился, что, боюсь, он и сейчас этим занимается.
Никита подпер рукой щеку. Сразу он еще не мог понять:
- Сильно удивиться, или просто обрадоваться?
Загадочная траектория, в общем-то, обнадеживала, но:
- Завертелся! - как-то настораживало.
Как там у Пушкина:
- Завертелись, будто листья в ноябре. - Вроде бы образ положительный, но отдает чертовщиной. А с другой стороны, Гоголь - наш друг и товарищ, никогда не боялся нового, и смело допускал чертей в разные органы государственной и семейной жизни. Луну, вон, чуть не украли в колхозе. И даже, если это был месяц - всё равно жалко. Без месяца от луны тоже мало чего остается.
Его размышления были прерваны полетом мяча. Сначала он, правда, повел себя вполне сносно, даже нормально, предсказуемо. Летел, как после удара щечкой - впритирку к левой от вратаря штанге. Но вратарь не прыгал, всё еще чего-то ждал.
- Прыгай, мать твою! - не выдержал Никита, и хотел налить еще одну порцию, то есть еще двадцать пять, но не стал. Побоялся пропустить момент.
И точно - мяч вильнул. Как говорится, не обращая внимания на полное отсутствие ветра, пошел вправо. Вратарь прыгнул, и уже в полете увидел... даже не увидел, а скорее понял задним умом, что мяч, как и следовало ожидать после удара пыром, рванул в левый угол. Имеется в виду, если считать со стороны вратаря.
- Если так же летают и Спутники, - подумал с ужасом Никита, - то мы вряд ли поймаем его назад. Так и будет кружиться над Землей до Второго Пришествия.
Глава Двенадцатая
1
Никита позвонил друзьям. Точнее, членам Тройки, Шурику и Лене насчет гола.
- Пошел, как мазок Маризо. И кстати, в связи со случившимся, хочу поднять на внеочередном заседании Политбюро вопрос о покупке нескольких картин Пабло, нашего, Пикассо. Для Пушкинского музея.
- На каком внеочередном заседании ты хочешь поднять этот вопрос, Никита? - спросил Леня, подключившийся с другой прямой линии.
- На следующем.
- Да ты чё!
- А чё?
- Оно же ж занято! - встрял Шурик.
- Чем? - спросил Никита.
- А ты не знаешь?
- Пока вроде нет.
- Так вот, тогда слушай. Наш друг Джон поднял весь флот Пёрл Харбора, обновленный после японского налета, и ведет его...
- На Кубу? - перебил Никита. - Я так и знал!
- Знал-то - знал, но что делать будем? - спросил Шурик. - Кстати, ты чемоданчик держишь при себе?
- Ты насчет бани или охоты? Или поездки на целину с генеральной инспекцией?
- Нет, - не стал подшучивать над Никитой Шурик. Не время. - Я имею в виду чемоданчики, которые обычно применяются в начале Третьей Мировой.
- Ах, этот! Разумеется. Но почему во множественном числе? Их, что, много?
- Не знаю много ли, но два это точно.
- У кого второй?
- У Джона, нашего, Кеннеди.
- Ах, в этом смысле? Ну, у него, конечно, есть.
- Может позвонить в Австралию, чтобы перебили пенальти? - спросил Леня. Так бывает, кто-то раньше времени дергается на добивание.
- Так уже перебивали, сколько можно.
Кстати, это пропущено в описанной при пробитии пенальти ситуации. Стрельцов действительно бил два раза. Первый раз он бил щечкой в девятку. В правую от вратаря, но попал в крестовину. А судья приказал перебить. Кто-то раньше, чем Стрельцов прикоснулся к мячу, побежал к воротам. И, как потом посмотрели на записи, это был Олег Бархатов.
- В принципе это безразлично, - ответил судья. - Не буду же я в такой момент думать, кто это был: свой или чужой. Правила есть правила.
2
Карибский Кризис прошел благополучно, а Стрельцова сослали в Тюрьму после подставы. Дочь Шурика подставила Стрельцова по заданию папы. Был пущен слух, что его отдали американцам, в качестве компенсации за разрешение в пользу России Карибского Кризиса. Фактически за Кубу.
Фидель, говорят, даже прослезился, узнав об этом.
- Я, - говорит, - поставлю его на пожизненное довольствие.
- В каком смысле? - не понял Никита. Они сидели вдвоем в ресторане Гавана, и мирно разговаривали, после того, как Джон отвалил, получив всё, что хотел, кроме самой Кубы. - Будешь слать ему посылки на Зону, что ли?
- Ну, а почему бы нет? - ответил Фидель Кастро. - Или думаешь, не дойдут посылки?
- Не уверен. Благодаря Хемингуэю, которому ты подарил здесь целую бухту с заходом яхты прямо к дому Эрнеста, твои сигары стали очень популярны в мире.
- Да? Ну, например, кто их курит?
- Например, Владимиров, ведущий радиостанции Би-Би-Си.
- А Сева?
- Сева Новгородцев? А он уже тоже там работает?
- Не работает - так будет.
- Вот когда будет - тогда и будет рекламировать твои сигары. А пока что я этого гуся не знаю. Кстати, хочешь, я тебе что-нибудь подарю?
- За что?
- Как за что? За то, что приютил у себя наши крылатые ракеты. Теперь Америка у меня, как эклер на блюдечке. Кстати, хочу приехать сюда жить после выхода на пенсию. Примешь?
- Конечно. Но хорошо, что сказал сейчас, пока у меня еще остались свободные бухты с заходом яхт прямо к ступенькам крыльца. Как там, у вас в песне поётся:
- Я вернусь, когда растает снег?
- Это про Лизу. Мою-то красавицу звать Нина Петровна. Ну, ты знаешь.
- А какая разница? Здесь все, и Лизы, и Нины, и не только, ждут возвращения своих мужей не с весенней оттепелью, как друг царя Соломона, Хирам Абифф...
- Масон? - перебил друга Никита, - Ты мне про масонов лучше не говори. С меня своих хватает. Вон один недавно отчудил, написал книгу про Марс, а выдает ее за древнерусскую историю. Представляешь?
- Как фамилия?
- Да, этот, Пастернак, кто же еще. Ох, намучаюсь я с ним!
- Уже нет.
- Что, ты ему тоже бухту с заходом яхты к воротам дома подарил?
- Не я, Хэм.
- Так ты ему две подарил?
- Нет, конечно, одну. Вторую он сам купил, и вот ее Хэми подарил вашему, а теперь уже, нашему Боре Пастеру.
- Пастернаку, - поправил Никита.
- Да, Борису Пастернаку.
- Зря.
- Я ничего лучше не мог придумать.
- Сказал бы мне раньше, я бы его посадил вместе со Стрельцом на Зону. А ты бы слал нам уже не по одной коробке дорогих длинных сигар в месяц, а по две. - Никита похлопал Фиделя по плечу. - Не бось, я не курю, всё сохраню в целости и сохранности. До их возвращения с Зон.
- Так их у тебя много? - удивился Фидель, и добавил: - Хотя, чего тут удивляться, большому кораблю... прошу прощенья:
- В большой стране и Зон должно быть много. Чтобы хватило на целый Гулаг. Теперь правильно, я сказал?
- Правильно-то правильно, но ты, - Никита оглянулся, - больше никому этого не рассказывай.
- Почему? Пусть боятся.
- Не-е. У нас другая идеология. Боятся змей, а мы, как древние Майя - декапитаторы. Ты в курсе, что это такое? - Никита растопырил пальцы обеих рук перед лицом командора. Точнее, команданте.
- Нет, - соврал Фидель.
- Смотрел кино Спартак? Он сражался на арене с нубийцем. Спартак был с коротким мечом и щитом, а нубиец с трезубцем и сетью. Так вот:
- США - это Спартак. Мы - противник Спартака с трезубцем и сетью.
- Теперь понял.
- Ты понял, что наше оружие не только трезубец, - Никита пощелкал ногтем по модели крылатой ракеты, которую подарил Фиделю, но и Сеть, - он опять растопырил все десять пальцев перед лицом Фиделя, и наконец, даже немного напугал его. - Не бось, не бось, - добавил он, - как сказал Емельян Пугачев, вешая Савельича, слугу Пушкина. - Ты-то наш, русский. Тебе чего бояться. Вон морда-то у тебя какая! - Никита потрогал Фиделя за бороду, - чисто хохляцкая! Не морда - ряшка! Да ты не расстраивайся, мы таких любим! Ты на меня посмотри, - Никита похлопал себя по шее, по лысине, и наконец оттянул побольше второй подбородок, - и я такой же.
- Да если бы я был такой, как ты - я бы... п-повесился! - Разумеется, только подумал Фидель. И только про себя. Так-то, вслух он сказал:
- Да, разумеется, мы похожи. Иначе я бы был не с тобой, а этим Биллом, прошу прощенья, Джоном.
- Да ты можешь не поправляться, - сказал Никита. - Билл, Джон - какая разница? Никакой - все они блядуют. И никакой Гувер не в состоянии их скомпрометировать.
- Ты сказал, что вы наследники жрецов Майя? - решил уточнить Фидель. - Но они из другой части света. Вы из того полушария, а они были из этого.
- Я не в том смысле имел в виду, - сказал Никита. - Мы и индейцы Майя - наследники одной и той же планеты, Сируиса. - Только они были женского рода, а мы мужского. В том смысле, что они наследовали по женской линии, а мы - по мужской.
- Теперь я понял, зачем они ликвидировали яйца у Кецалькоатля, - сказал Фидель. - Смотрел тут на днях картину.
- Картину? - повторил Никита и хлопнул Фиделя по коленке. - Сейчас я тебе тоже сделаю подарок.
- Да? Что это такое? - заинтересовался Фидель.
- Телескоп. Будешь смотреть на мою родину, Сириус, все, все увидишь через него, как Пушкин через Магический Кристалл. - Никита порылся в большом мешке, и вытащил Черный Квадрат Малевича. Он взглянул на Фиделя и помахал ему рукой, - сейчас, сейчас. Достану другую, этот ЧКМ я себе оставил. Сам еще не понял, но чувствую это самый дальнобойный телескоп. А тебе вот: - Он повернул полотно лицом к Фиделю, - Красавицы. - Команданте отшатнулся.
- Что?
- Может, я лучше Черный Квадрат возьму?
- Так я сам еще в нем не разобрался, - ответил Никита. - Говорят, через него можно понять все картины Пикассо.
Фидель подошел, и они вместе, сидя на корточках, стали смотреть на ЧКМ.
- Да-а!
- Чё? Виду небо, вижу нас! Вижу, дядя пидарас?
- Да, нет, - сказал Фидель, - то, что они все пидарасы - это ясно. Но смысл есть. И я бы сказал очень большой. Бухта, море, дом и сад. Пастернак, Хемингуэй пьют на палубе коктейль. И что примечательно, через холодное полотенце.
- Я подарю тебе вот эту. Девушка на морском берегу, 1929 год. - Сказал Никита и добавил: - В счет аренды участка земли под базу крылатых ракет за двадцать лет вперед.
- Так дорого? - удивился Фидель
- Что дорого? Участок или картина?
- Да нет, все дорого, я понимаю. Но я бы лучше взял ЧКМ - Черный Квадрат Малевич. Через него я действительно вижу Сируис. Да и многое другое тоже А эта кубистическая телка меня отвлекает.
- Чем? - не понял Никита. - Мне нравится. Сразу ясно, что это окно в другой мир. Такой даже у нас здесь, на Кубе не скоро сыщешь.
- Слишком сексуальная. Вот с ней я бы не постеснялся пролежать девять дней в одной кровати. Как Бальзак. Но вот так, каждый день смотреть! - никаких сил не хватит. Честно, меня слишком сильно возбуждает. Подари Черный Квадрат лучше.
- Вот пристал, - подумал Никита. - А с другой стороны: не надо было хвалить. Что теперь скажу Шурику и Лёне? Обещал привезти телескоп, через который можно увидеть наш родной Сириус. Может, там еще до сир пор бродят наши деды и прадеды. Пращуры. Говорят, они были похожи на ящуров. Вот и посмотрели бы, насколько. - Я это, - наконец, сказал Никита вслух, - только съезду покажу Шурику и Лене, и назад.
- Да, нет, - затянул своё Фидель. - Увезешь - так это уж с концами. Давай наоборот: лучше вы к нам. Пусть почаще сюда приезжают, посмотреть на тренировку крылатых ракет.
- Я ведь его еле выпросил у Кеннеди, - тяжело вздохнул Никита. А ему тоже пришлось нелегко. Еле выпросил у Лувра, за большие деньги.
- За сколько? - спросил Фидель.
- Кажется, хотели отдать Беверли Хилз, - ответил Никита, - но не отдались арабские шейхи, которые его оккупировали наполовину. Предлагали студию Парамаунт. Но, кажется, взяли фильмами Стивена Спилберга за двадцать пять лет вперед. И то хорошо. Думали, Лувр запросит вообще весь Голливуд.
- Как дорого, как дорого, - опять запричитал Фидель. И добавил: - Да видно того стоит.
Пришлось отдать ЧКМ Фиделю.
- За это, - зло думал в самолете на обратном пути в Москву Никита, - Стрелец ни за что у меня не получит УДО. Сколько раз он меня кинул? И не сосчитать! Два - по крайней мере. Олимпиаду выиграл раз. И до этого еще у поляков отборочный матч. - Он даже не знал, что Григорий Коммунарович не говорил на эту тему с Эдуардом.
- Какой смысл? - ответил бы Эд. И как Высоцкий добавил бы: - И так не каждую игру играется. А когда играется, не всегда голы забиваются. А когда забиваются, не всегда засчитывают. А вы предлагаете нарочно не забивать? Это все равно, что предложить Пастернаку не писать Доктора Живаго, а Солженицыну Ивана Денисовича.
Может не писать и:
Руки зябнут!
Ноги зябнут!
Не пора ли нам дерябнуть?
Женщины и девушки атакуют победителей. И не всегда удается от них отбиться. Они, как сирены, могут заставить футболиста думать, что ему больше нечего делать, как искать русалку. Уже на корабле Рай потеряла своего Стрельца. Но, к счастью, не стала допытываться, где он был два с лишним часа. Победителей не судят. Но ей показалось, что эту Сирену она где-то уже видела.
Только они с Кузьмой дома получили Знаки Почета, как началась компания под претенциозным названием:
- Звездная болезнь.
- Зачем это? - не понял Эд, когда они с Олегом Бархатовым сидели в Украине.
- Ты читал статью в Известиях?
- Нет.
- Есть мнение, что слишком много звезд незаслуженно реабилитировали.
- Значит, салат из крабов я уже не могу заказать?
- Я тут разговаривал с Марком Бернесом, - сказал Олег. - Говорит, что теперь будет осторожнее.
- Не будет ездить на своей любимой Волге?
- Нет, ездить будет, но не будет, как звезда пыль стряхивать.
- С ушей, что ли?
- Не с ушей, а с ботинок. Ты, что, не знал? Марк каждый раз, прежде чем сесть в Волгу, сначала стряхивает пыль с ботинок специально щеткой.
- Как? Открывает дверь, садится, достает щетку, чистит туфли, и только после этого заносит ноги в машину?
- Именно так. И это в то время, когда все люди, как написано в Известиях, бросают обжитую Москву, и уезжают в дальние края. Слышал песню:
- Едем мы, друзья, в дальние края! Станем новоселами! И ты - и я!
- Нам-то чё делать на целине? - спросил Эд. - Там футбола нет. Может попроситься вольнонаемным на торпедоносец?
- Куда?
- В Карибский Кризис.
- Нет, - ответил Олег, - нам не удастся свалить свои победы на Карибский Кризис. - И добавил: - Думаю, и так обойдется.
Но не обошлось. За Кубу Джон Кеннеди потребовал остров Крым, как назвал этот полуостров Василий Аксенов в Метрополе. Никита уж чего только не предлагал ему. Предлагал даже официально признать Импрессионизм, навсегда подарить Аляску. А то вроде первый раз отдали нечестно, слишком дешево. Пришлось отдать Крым Украине. Не себе же Джон его просил. Именно отдать в Украину.
- Зачем? - удивился Никита. Оказалось, знаменитый астролог Келли предсказал Кеннеди, что уже в недалеком будущем Украина будет оранжевой. Как Италия. И таким образом Крым станет курортом не для партийных боссов, а для всех людей, имеющих валюту. При слове валюта Никита чуть не потерял сознание. И при нем его больше не произносили, разговор всегда переводили на рубли. Но на те, на старые, на золотые. - Тоже хрен редьки не слаще, - проворчал Никита. - Какая разница: золотые они или бумажные? Мы все равно их обеспечиваем Беломорско Балтийским водным путем, Магаданом и другими частями Гулага, а также всей, оставшейся после этого территорией.
Ко всей этой международной напряженности добавилась внутренняя. Дочь Шурика, Лена предъявила Стрельцову ультиматум:
- Ты должен на мне жениться!
- Как?! Я женат, - подумал Эд, и понял, что попал в западню.
- Тогда ты сможешь спастись, Эд, - сказала Лена. - А то тебя сольют.
- Куда сольют? - не понял он.
- В унитаз.
- За что, я могу понять?
- Если ты не знаешь, то и объяснять бесполезно. Все рано не поймешь. Но у меня уже написано заявление, что ты меня развратил, изнасиловал и избил.
- И всё в одну ночь?
- Не в одну.
- Зачем ты, Нинка?
- Я не Нинка.
Но Эд добавил, не обращая внимания, на ньюанс:
- Чтоб женился, говорит.
Лена не стала разочаровывать парня, что ему не поможет ни женитьба на ней, ни успешное завершение Карибского Кризиса. Был только один вариант. Его хотел использовать Григорий Коммунарович. Обменять Стрельцова на Гаринчу. Не навсегда. На пять лет, пока забудутся все неправильно выигранные, и неправильно проигранные футбольные матчи из-за Эда.
Все уже было договорено. Себя прелагал не только Пеле и Гаринча, но и Эйсебио. Были и другие футболисты. Но возникли непреодолимые трудности.
По первых, никто из иностранцев не хотел играть в московских клубах. Никто не мог понять почему, но все хотели играть в... Динамо Киев.
- Это сверх моего понимания, - сказал Шурик. - В столице лучше.
- Они хохлы по натуре, - сказал Леня.
- А ты думал, они молдаване? - вопросом на утверждение ответил Никита.
- Нет, есть возможность, чтобы они играли в Москве, - сказал Григорий. - Но играть будут по-своему.
- Как это?
- С помощью длинной передачи.
- Это невозможно, - ответил Никита - это диверсия. Они хотят с помощью футбола уничтожить нашу плановую экономику. Длинная передача предполагает наличие у футболиста, а в принципе и у каждого гражданина страны глаз на затылке. Они должны будут:
- Видеть поле.
- Так мы только воспитаем капиталистов, - резюмировал Лёня.
- Более того, я вообще начинаю думать, что футбол сомнительное занятие для народа, - сказал Шурик.
- Почему? - спросил Григорий Коммунарович.
- Во-первых, мяч летает. Во-вторых, народ любит футбол. Он слишком заинтересован в игре. Вы понимаете? В и-г-р-е! Работать надо, а они играть хотят. Это как, по- вашему, хорошо? Тем более, в игру, развивающую предвидение.
- Да, - сказал Никита. Он немного помолчал и добавил: - Профкомы не утвердят такие большие зарплаты в валюте, которые требуют заграничные звезды.
- Ну, что ты, Никита, какие звезды! - воскликнул Шурик. - Мы ведем борьбу с этой буржуазно-инопланетной болезнью, а ты вводишь термин Звезды, не для Планетария, заметь, а для простых лудэй. Это не я, это они сами так говорят, - добавил Шурик.
Стрельцова отправили на Зону. В двадцать лет. На уговоры Григория Коммунаровича не поддался даже Никита.
- Я не могу, Григорий, это вопрос политический. Из-за него возник Карибский Кризис. Меня не поймет не только Съезд, но и Президиум. Из-за Стрельцова чуть не началась Третья Мировая, а ты предлагаешь, фактически, чтобы он продолжал этим заниматься. Так нельзя. И знаешь, я все-таки должен признаться тебе:
- Я не люблю футбол.
- Все любят, а ты нет? - спросил Григорий.
- Да, так жизнь устроена, - ответил Никита, - кому арбуз - кому кукуруз. Это антинародная игра.
- Почему тогда все ее любят?
- А знаешь почему? Я решил этот ребус. Именно за его антиполитичность.
- Аполитичность, ты хотел сказать?
- Да, пусть будет хоть по-гречески, хоть по-итальянски, но я понял, за что любят футбол.
- И за что?
- За заложенную в его фундаменте идеологию Длинной Передачи. Вот в хоккее, например, запрещена же правилами длинная передача. Сразу видно, что это наш спорт. Всё поле разделено на... на:
- Зоны! - Ты понял? Это гениальное изобретение. И шайба, заметь, очень маленькая. Она где-то там летает, но ведь на самом же деле ее не видит никто.
- Я вижу.
- Но это в виде исключения. А в деревнях, небольших городах и селах, где по телевизору всегда идет снег, как на улице - увидеть ее затруднительно.
- Я не понимаю, чего в этом хорошего? - сказал Григорий.
- Люди на хоккее начинают понимать, что шайба - это Призрак.
- Так Мистика - это наш путь?!
- А как же! Я удивляюсь, как ты работал председателем правительства. Или ты не слышал:
- Призрак бросит по России, - сказал Никита, и вдохновенно добавил, глядя в мыслях на колышущиеся в четырехметровой высоте золотые початки кукурузы в изумрудной оправе: - Призрак Коммунизма!
- И он требует жертвоприношений?
- Да, - просто ответил Председатель Тройки и Первый Секретарь Партии.
Леня тоже сказал, что стрелять по кабанам и уткам интереснее, чем играть в футбол. Тут нет этого, как его? Экстремизма. И никогда не подведет полузащитник, точнее, этот, как его Егерь. Всегда приготовит такого замечательного кабанчика, что слюньки потекут, не хочешь, а забьешь. Вот это гол - так гол! И я буду делить его не только между членами своей Тройки, но и всеми. Чтобы досталось всем, по-честному.
- Всеми? - счел все-таки нужным удивиться Григорий.
- Да, со всеми членами Президиума и Политбюро. - Это шутка, - добавил Леонид. - А серьезно:
- Пусть все берут всё, что им нужно, своими руками. Я не скрываю, это небольшой плагиат из Мичурина, но в моем собственном развитии. Последняя стадия развитого социализма, и первая стадия коммунизма. Пусть берут всё. Всё, что могут взять.
- А если попадутся?
- Как минимум - не повезло. Как максимум - превысили полномочия. Это же ж не развитой коммунизм, надо знать меру. Это там - бери, сколько позволяет совесть. Здесь, пока что, еще надо думать:
- Можно ли это взять?
Шурик сказал, что ему по душе вообще только настольные игры. Шашки, шахматы, домино.
- Ну, и бег по гаревой дорожке.
- А зимой?
- Коньки да санки.
- А мяч?
- Я вообще считаю, что его зря изобрели. И кино надо снимать только про лес, - сказал Шурик. - Ты знаешь, почему?
- Почему?
- Можно отдохнуть от кабинетных занятий. От всех этих съездов, пленумов, заседаний и конференций.
- А в городе нельзя отдохнуть?
- Нет. Еду в Чайке, смотрю по сторонам. Вижу написано:
- Три Мушкетера.
- Парижские Тайны.
- Граф Монте-Кристо.
- Зачем? Напишите просто:
- Русский Лес! - Там мячей, действительно, не встретить.
- Только разве ёжика.
- Ты вообще в курсе, Григорий, какая самая лучшая песня в мире?
- Догадываюсь.
- В лесу родилась елочка, в лесу она росла! Зимой и летом стройная, зеленая была! - Шурик добавил: - Но даже здесь одно слово мне не нравится. Знаешь какое? Была. Никаких - была. Была - значит, сплыла. А у нас:
- Всегда есть! - Первый сказал:
- Надо! - Второй и Третий ответили только одно слово:
- Есть!
- А ты, что предлагаешь?
- Что?
- А то, что футбол - это Комбинация. А все Комбинаторы у нас знаешь уже где? - Шурик похлопал себя по загривку. - В Двенадцати Стульях.
- Лес валят?
- Да, лес.
- Русский Лес?
- Да, русский.
- Вот бы про это снять кино!
- Можно. Только в качестве замначальника по аэрации в Самарканде. Ты знаешь, что такое:
- Сливай воду? Впрочем, - добавил Шурик, - мы рассмотрим какие-нибудь тайные предложения. Можно, например, обменять его на какого-нибудь оленевода из Аляски? Пусть на Аляске играет! Если что-то по-настоящему любишь - будешь делать это всегда и везде. И спел кстати:
- У Печеры, у реки, где живут оленеводы! Да рыбачат рыбаки-и! У Печеры...
Глава Тринадцатая
1
- Вы ко мне?
- Да, разрешите?
- Войди, но не приближайся. Встань там у двери.
- Почему вы относитесь ко мне с таким пренебрежением, майор?
- Не обижайтесь, прапорщик, но от вас, как это часто бывает, пахнет чесноком с розмарином. Вы опять воруете специи на кухне?
- Я...
- Я вас, кажется, предупреждал, что себя компрометируете по мелочам.
- Не из дома же мне носить сюда мясо и специи?
- Почему нет? - спросил зам по режиму, все еще не поднимая голову от бумаг.
- Почему? - повторил он вопрос зампорежа. - Дома у меня их нет. Жена считает, что розмарин это натуральное сено.
- И больше ничего, - как говорит она.
Мяса тем более негде взять. Я на охоту не хожу.
- Почему?
- Почему. - Опять повторил вопрос заместителя начальника колонии прапор. - Его не продают до сих пор. По телевизору сказали, что мы, наконец, подошли к тому месту, когда у нас практически всё уже есть, а мяса в магазинах я не видел. Да честно говоря, и зачем? Я же ж здесь, на Зоне работаю.
- По радио, ты хотел сказать?
- Если бы. Не по радио. Мы приобрели телевизор.
- Разве их уже продают?
- Нет. Но мне достали.
- Ты опять выделяешься из массы. Тебя поймают.
- Меня же, не вас.
- Ты можешь меня сдать. Потащишь за собой.
- Не, я буду молчать.
- Думаю, что ты будешь мычать, Фиксатый.
- Зовите меня Фиксатов, пожалуйста. Я не люблю фамильярности.
- Здесь я начальник, а не ты. Как хочу - так и говорю.
- Вы начальник здесь надо мной, а я держу связь с волей. Кстати, пришел новый этап, говорят, в нем есть футболист.
- Кто?
- Ай доунт ноу,
- Ты, чё, в натуре, шпион, что ли? Это уже третья подстава. Чё, ты лезешь на рожон-то?!
- Дочка хочет поступить в институт международных отношений, я ей мешать должен? Нет, помогать.
- Ей сколько лет?
- Четыре уже.
- А ты учишь ее английскому.
- Учу. В смысле, что купил ей игру, где все призы получают только на английском языке. Она быстро соображает.
- Не рано?
- Да некоторые говорят, что уже поздно. Надо было начинать в три года, а не в четыре.
- Кто это, некоторые? - спросил Кум.
- Ну, эта Лиза, дочь нашего полкана.
- Какого еще полкана, что ты мелешь? - Вилард Максимилианович, наконец, поднял голову от бумаг. Он собственно думал только об одном. Очень не хотелось отпускать по УДО одного футболиста, а обещал ему. Тот не только хорошо бил по воротам, но и стучал ему. Впрочем, ничего удивительного. Нет, насчет футбола это действительно редкость, а стучать, разумеется, все хотели. Но:
- Все хотят, но не всем дается такая возможность.
Как сказал его соперник замполит новому ГК - Главному Козлу за хорошо написанную и нарисованную стенгазету:
- У меня чаю не бездонная пропасть, чтобы плодить стукачей без меры.
- Так они не стукачи, а художники, - ответил ГК.
- А какая разница? - логично подметил замполит.
- Так, значит, ему все-таки дали полковника. А я так надеялся, что не дадут. Лучше бы мне дали подполковника.
Далее, почему это лучше? Фиксатов говорит, что на место его жены в буфете назначили новую буфетчицу. Это Рай, приехавшая сюда вслед за Стрельцовым. Кто предыдущий футболист. Соревнование в бане. Краткая характеристика, попадающая на стол к Вилу. Кто ее представил, Фиксатов или Рай?
- Я собственно, зачем зашел? - спросил Фиксатов, сокращенно Фикс. - Мою жену снимают из буфета, а у меня, ты знаешь, Вил, бизнес, поставки налажены.
- Поставки можно и новой поставлять, какие проблемы? - сказал Вил, - никаких.
- Ну, допустим. А куда жене теперь? Работы здесь нет. Лес кругом.
- Может банщицей?
- Да вы что?! Там мужиков-то сколько.
- Сколько?
- Одни мужики. Лучше, че-нибудь другое. Может врачом?
- Так есть врач. Да и не положено даме быть врачом на мужской Зоне. Зав столовой тоже.
- Ну, а кем?
- По-твоему, я должен об этом думать?
- Да. То есть, нет. Я собственно, не за тем пришел. Я хотел узнать, почему назначили новую буфетчицу? Ну, если у нас есть буфетчица, зачем другая? Я этого никак не пойму.
Майор полистал бумаги.
- Не могу.
- Почему?
- Тут приказ прямо из министерства:
- Назначить. - А против лома, ты сам знаешь, нет приема.
- А может ее помощницей?
- Не положено.
- Да без ставки.
- Все равно нельзя. Неужели ты не понимаешь, что здесь:
- Зона!
- Ладно, я подумаю, куда ее пристроить. Тут, если все сложится удачно, будет цех по пошиву рукавиц для армии.
- Золотое дно, - сразу же оценил возможности нового производства прапор. - А лес уже ничего не стоит. Берут чуть ли не за даром. А кем ее туда?
- Контролером ОТК. Пойдет?
- Пойдет. Тем более, я думаю, других должностей для местных не предусмотрено. Но я все равно уберу эту новую буфетчицу. - Кум промолчал. Но тут же спохватился: - Кто у нас сегодня на кубок играет? Пятый и второй?
- Да. В пять.
- Сколько поставил Сэми?
- Пять тыщ на второй.
- Ну, а мы поставим на пятый.
- Я уже поставил на второй.
- Зачем? У кого мы тогда выигрывать будем?
- Я не подумал.
- Че ты мутишь? Ты хотел сыграть против меня.
- Да.
- Зачем?
- Так мы договаривались. Я должен втереться в доверие к Сэми, чтобы запутать его в крупной ставке.
- Я не знал, что ты уже включил эту комбинацию в разработку, - хмуро сказал Вил. - Прекрати самодеятельность. Докладывай мне заранее все ходы.
- Так ничего не выйдет. Сэми поймет по вашему поведению, что вы что-то задумали.
- Пока он гадает, что именно, мы уже провернем дело.
- Ему не надо думать, - сказал Фикс, - он и так знает вашу голубую мечту.
- А именно?
- Занять его место. Вы начнете перед ним либезить, а он сразу поймет, что вы подготовили подставу. Так что стратегические разработки, я разумеется, буду докладывать. А в тактике разрешите действовать самостоятельно. Не я доложу, но постфактум.
- Постфактум? Ладно. Вот сейчас ты докладываешь постфактум. Объясни, как мы выиграем, если вы оба поставили на второй отряд?
- Кто-то поставил на пятый пятнадцать тысяч. Так что есть, что выигрывать.
- А кто? Ты не знаешь?
- Пока нет. А чё колотиться? Отслеживать в наглую? Так мы распугаем всех клиентов.
- Да, в открытую играть не будут. Побоятся, что деньги и так, без игры отнимут. И да, тогда и я поставлю на второй отряд.
- Сколько?
- Семь.
- Не получится. Делить будет нечего. Кто-то уже поставил пятак на второй.
- Кто?
- Думаю, замполит.
- Да он ведь не играет?
- У него сын хочет окончить школу хотя бы с серебряной медалью. А для этого нужно бабло. Мы бедные люди, как сказал Достоевский, за все должны платить сами. У нас нет блатных мест, которыми мы могли бы торговать. Вот даже за деньги не могу купить место буфетчицы для жены.
- Ты уверен, что второй отряд выиграет? - спросил Вил.
- Ну, надеюсь.
- Ты шутишь? Или всерьез не полагаешься на удачу?
- Там Соловьев, он из Черноморца. Еще не было матча, чтобы он не забил.
- Соловьев уходит по УДО.
- Не отпускайте.
- Я обещал.
- Я тоже своей жене обещал, что она никогда не потеряет место буфетчицы, - сказал Фикс. - Да вот - удо-стоили. Тем более, не сегодня он уходит.
- Ладно, иди, я сам подумаю, на кого мне поставить.
2
- Померил?
- Померил.
- Теперь поставь на место.
- Ты смотри, Федя, а парень-то борзый.
- Надо разобраться, - сказал третий, его звали Слава.
- Подожди, мне кажется, я его знаю, - сказал Рудик, который мерил сапоги Эдуарда Стрельцова. - Кажется, это какой-то футболист.
- Где ты мог его видеть? - спросил Славик. - Ты уже сидишь десятку.
- Да по телевизору, - ответил Рудик. - Настраивал нашему прапору Фиксу телевизор. Ни у кого нет, а он купил где-то. - Я ведь на самом деле сижу не по уголовке. У меня Указ 48-го года за разработку средств дезинформации. Выступил против закона Лысенко:
- О запрете враждебной нашему русскому духу кибернетики. Этот запрет, оказывается, поддержало окружение Сталина. А я и не знал.
- Думал, Лысенко, так, сам, в одиночку дуру гонит? - спросил Славик.
- Так не бывает, - сказал Федя.
- Конечно, не бывает, - сказал Рудик. - Всех давно реабилитировали, а я вот все сижу по блатной статье. И добавил, обращаясь к вновь прибывшему:
- Футболист?
- Наверное, ты ошибся.
- Я не успел понять, в какой команде ты играл. Этот дуролом, Фикс переключил программу.
- Как фамилия? - спросил Федя.
- Блэк, - ответил Эд, - Джо Блэк.
- Джо Блэк?! - удивленно воскликнул кто-то из только что вышедших из парной эеков. И добавил: - Он, кажется, в Сантосе играл.
- Ты не похож на иностранца, - сказал Рудик. И добавил, взглянув на волосы Эда: - Если только немец.
- Хохол, - сказал Федя. - Так, может, ты из этого, из Динамо Киев?
- Динамо Киев немцы в войну расстреляли! - крикнул кто-то.
- Ну, чё, сыграем на сапоги? - спросил Рудик.
- Где? - не понял Эд.
- Да вот прямо здесь, в проходе.
- Только ты и я? Впрочем, что ты ставишь?
- Я поставлю своё место на нижней шконке, если ты обыграешь нас троих, - Рудик показал на Федю и Славу, - плюс новый толстый матрас. А ты - только сапоги. И то босиком на морозе не останешься. Возьмешь мои старые. У тебя какой? Сорок третий? Как у меня. Но обычно я беру на размер больше.
- У меня сорок второй. Я тоже взял на размер больше, сорок третий.
- Мне подойдут. Знаешь почему? Я никогда не ношу портянок. Мне тут подгоняют носки ежемесячно. Если бы у тебя были деньги - то без проблем, я бы тебе тоже достал.
- У меня нет денег, - сказал Эд. - Да и откуда? Я прошел столько шмонов! Сели - встали - нагнулись - повернулись. Точнее, немного не так: сначала повернулись, потом нагнулись. - Вокруг засмеялись. - Я согласен, если будут соблюдаться футбольные правила.
- А именно? - улыбнулся Рудик.
- Я имею в виду, если меня не будут держать за руки и за ноги, как в регби.
- Ты играл в регби?
- Нет, видел по телевизору.
- У тебя был телевизор?
- Да.
- Где взял?
- Заработал.
- Это великолепно, честное слово, - сказал Рудик.
- Я не понял, а что тут удивительного? - спросил Эд.
- У нас даже Сэми не может купить телевизор, - сказал Федя.
- Только Фикс смог его купить. И то сначала достал, и только потом купил.
Поставили ворота из четырех сапог. Одни ворота из новых сапог Эда, вторые из вытершихся и дырявых по бокам Рудика. Игра началась. Как пробить троих на поле шириной три метра? Эд подбросил мяч себе голову, и пробил точно между сапог.
- Один ноль, - радостно сказал он, и даже запрыгал, как будто, наконец, как рыба, очутился в море-океане. Но не тут-то было. Второй гол ему не засчитали.
- Засудили, - сказал Эд, но не расстроился. По сути дела они тоже не могли играть в пас. Где? Места мало.
Эд протолкнул мяч между ног Рудика, и успел к мячу раньше, чем Федя. Но Славик отступил, и закрыл собой почти все ворота. Они были шириной чуть больше метра.
Эд замахнулся, и Слава отвернулся, освободив просвет для мяча. Гол!
Рудик сказал:
- Я не видел.
- Удар был слишком сильный, - сказал Федя. - Не поймешь, куда мяч попал.
- Спорные не считаются, - сказал Слава.
Оказывается, у них были наигранные комбинации. Эд понял, что ребята проделывали это не раз с этапниками. Рудик отбросил мяч назад, и стал ждать паса у ворот Эда. Славик и Федя у своих ворот делали передачи друг другу и ждали Эда. Черт знает что! Он остался у своих ворот. Слава и Федя продолжали играть друг с другом.
Эд удивился, что никто не делает ставок.
- Мы играем по времени? - спросил он.
- Разумеется.
- Сколько? Пятнадцать минут?
- Нет, как обычно, два тайма по сорок пять.
- Тогда я, пожалуй, отдохну здесь на лавке, - сказал Эд.
- В запасных? А кто будет играть?
- Никто.
- Так нельзя. Кто-то всегда должен оставаться на поле, - сказал Рудик.
- Я устал с этапа, - сказал Эд. - Два тайма по сорок пять мне не простоять.
- Тогда гони сапоги, - сказал Федя.
- Да, - сказал Рудик, - если ты сдаешься, то нет проблем, мы можем хоть сейчас закончить этот матч.
- В мою пользу? - спросил Эд.
- Нет. Ты сдался - значит, проиграл, - сказал Рудик.
- Он еще не сдался, - сказал кто-то. Все обернулись в сторону входной двери. Там стоял прапор Фикс с двумя сержантами, державшими ППШ наперевес. У всех также были пистолеты. Но даже если такую охрану разоружить - долго не продержаться. Очень мало патронов. Только пугать зеков.
Фикс предложил, чтобы игра продолжается десять минут.
- Все делают ставки. - Так решил Фикс. Он всегда так решал, если заставал беспредел.
Народ, как будто проснулся. Биба - тогда половина народонаселения России носила клички знаменитых футболистов, хотя на самом деле это были их настоящие имена, только бразильские и кубинские, а не русские - встал на лавку и начал собирать бабло. Множество рук потянулось к нему. Ни Фикс, ни сержанты ничуть не удивились. Как будто дублоны на Зоне имели законное хождение. Нет, конечно. Сэми сам разрешил хождение по Зоне дублонов. Неофициально, конечно.
- Только не называйте их рублями ради бога, - высказался он по старорежимному.
Эдуарду удалось завладеть мячом, и он сильно пробил по воротам, которые полностью заслонили Слава и Федя. Гола не получилось, но больше они в ворота не вставали. Более того, Слава вообще старался с ним больше не встречаться.
- Че ты болтаешься, как дерьмо в проруби! - иногда кричали Славе. - Играй!
Эд опять протолкнул мяч между ног одного из игроков, и подошел к воротам. Увидев, что Федя перенес тяжесть тела на левую ногу, пробил в эту сторону. Мяч попал в ворота, но сапог упал. Покачался, покачался и упал. Рудик опять начал объяснять, что гола, значит, не было.
- Еще неизвестно, куда бы отлетел мяч: в поле, или в ворота, если бы здесь были настоящие штанги, - сказал он.
Но Фикс показал на центр. А затем похлопал по ладони тем, чем показал на центр. Резиновой дубинкой со свинцовым стержнем.
Эд хотел забить третий гол, но Фикс сказал, что матч закончился.
- Время, - он постучал по циферблату швейцарских часов. Сразу после войны сюда поступало много офицеров. А у них было много заграничного барахла. У американцев было ограничение на подарки из завоеванной Японии:
- Один пистолет и один меч. - Хотя это мог быть и меч Ханзё Масамунэ. Стоимостью много миллионов долларов.
Вроде бы: за что сажать офицеров после войны? Распространили слух, что офицеры стали вести себя слишком вольно. Мол:
- Мы победители! - И, потеряли всякий страх перед партией и правительством, как будто только они сражались, а руководство не принимали никакого участия в победе.
Но дело, разумеется, не в этом. Просто была дискуссия на высшем уровне, что на Зонах слишком низкий культурный уровень контингента.
- Даже я не смог бы там работать, - сказал Леня. - Они бы просто меня не поняли.
Примерно то же самое сказал и Шурик:
- Ума не приложу, что я мог бы им сказать.
Никита... Нет, тогда еще у Никиты никто не спрашивал, о чем он думает. Были и другие командиры. Но идея об окультуривании была и ему не чужда. Целина - это окультуривание земель. Гулаг, по сути дела, та же целина. Только там надо не землю поднимать на более высокий уровень, а самих людей. И сделать это изнутри, как сказал Гете:
- Невозможно. - Нужна свежая кровь. Поставки из вне.
Ну вот офицеры, какие никакие, а все-таки люди более культурные, чем блатные и их шестерки. Многие, конечно, не верили, что культура может победить в отдельно взятом подразделе государства, а именно в Гулаге. Но с другой стороны:
- Почему не попробовать?
- Хотя бы в виде репетиции, - как поддакнул министр иностранных дел, считавший себя на самом деле правее правого.
И застучали по рельсам колеса.
- Ты рукой мне махнула с откоса! Рука жала - провожала. Провожала!
Проводилась эта операция под названием:
- Поднятая Целина, - без особого шума и пыли. Поэтому капитан Рязанцев и решил написать рассказ об Иване Денисовиче, что никто ничего не знал об этой операции Целина Один. В отличие от операции Целина Два, когда все хором запели:
- Едем мы, друзья, в дальние края! Станем новоселами!
- И ты! И я!
Эда направили в пятый отряд.
3
В Пятом отряде тоже не валили лес, как и во Втором. Здесь вили панцирные сетки для кроватей. Работа грязная, но зато не в лесу, где комары да мухи. Кусаются! А также достают клещи и другие насекомые. В день матча со вторым отрядом Эд должен был выйти в ночную смену. Утром его не стали будить, он проспал до десяти. Потом Тренировка на настоящем большом футбольном поле. Оно находилось за Зоной у леса. Лес был прореженный, можно было пристрелить любого, кто захочет через него бежать. Травы на поле тоже почти не было. Но вроде бы ничего страшного, здесь никто и не ожидал увидеть Зеленое Поле. У Эда уже было разрешение на выход из Зоны, и его без особых проблем выпустили. Хотя и обшмонали основательно. Непонятно, что он мог вынести? На обратном пути тоже обыскали. Даже заставили снять сапоги. Потом догнали и вернули назад.
- Вам обед привезут прямо на поле, - сказал ДПНК, капитан Малютин. Фикса, который сразу устроил Эда в команду пятого отряда, пока нигде не было видно.
Смешнее всего, что на поле он тренировался один.
Чтобы часто не бегать за мячом пришлось бить по штангам.
- Так можно привыкнуть, - услышал Эд, когда солнце было уже дальше, чем в зените.
- Часа два, скорее всего, - сказал он. - Обед?
- Как вы догадались?
- У вас белый колпак на голове. Вы повар.
- Нет, не угадал, парень. Я киллер. Правда, небольшого масштаба. Так, местный.
- Ты должен убить меня? - спросил Эд. Он, наконец, понял, что на Зоне плохо. Убить человека слишком просто. Пришел повар, которому его заказали - и всё. Матча уже не будет. Не будет даже поля. - У меня нет никаких вариантов?
- Варианты всегда есть. По крайнем мере, один.
- Я должен проиграть?
- Наоборот, выиграть. И знаешь почему? - спросил повар, вынимая из сумки-холодильника, пять пакетов с салатами.
- Пять салатов?! - удивился Эд.
- Для тебя сегодня шведский стол, - сказал парень. И добавил: - Можешь звать меня Пеле.
Эд поперхнулся салатом из отварной трески с маслинами, свежими огурцами и сыром Пармезан.
- Чё, руки замерзли? - спросил повар.
- Я удивился, что ты тоже футболист.
- Да, сегодня я буду играть за второй отряд.
- За второй? Это значит, против меня, - сказал Эд.
- Да, против. Но ты получишь от меня пас в штрафной.
- Ты будешь у них, как наш резидент?
- Не. Резидент - вратарь. Я тебе еще не сказал: получишь от меня пас сразу бей в левый от вратаря угол. Запомнил? Он упадет в правый. Чё, какие-нибудь проблемы?
- Та не. Просто боюсь в экстазе игры забыть, в какой угол мне бить. В правый от него, или в правый от меня. В левый от меня...
- Не мельтеши, Джо. У тебя какая нога бьющая?
- Обе.
- Не заливай. Я знаю, левая. Поэтому бей левой по прямой, без обмана. Тогда попадешь туда, куда надо. Запомнил, Джо?
- Запомнил. И да:
- Почему Джо?
- Ты забыл, как тебя звать?
- Нет, еще помню.
- Тогда ты должен знать, что твое имя Джо Блэк.
- Откуда тебе это известно?
- Мне? Это написано в твоем деле.
- Ты меня с кем-то спутал, друг, - сказал Эд. - Я...
- Я никогда ничего не путаю, - сказал повар по кличке Пеле.
- Скорее всего, здесь все футболисты играют под псевдонимами, - решил Эд.
В первом тайме против Эда постоянно нарушали правила. Выдумали какой-то подкат. И в падении бросались ему под ноги. Эд пытался протестовать. Но судья невозмутимо отвечал:
- Всё правильно. - Наконец, Стрельцов не выдержал, но ничего не сказал особенного, так как вспомнил вкусный бифшеткс, предложенный ему Пеле. Предложенный со словами:
- Постарайся сдерживаться в первом тайме. - Он только выдал:
- Судью на мыло. - И тут же получил желтую карточку. А через несколько секунд и красную. После чего был удален с поля.
- Не за грубость, не за неэтичное отношение к судье, а - как сказал судья:
- За незнание правил футбола.
- Ты вообще, из какой деревни сюда приехал, - сказал он Эду вдогонку, когда тот уже уходил с поля.
- Ай эм Куба, - бросил Эд, повернувшись вполоборота. И никто, конечно, не подумал, что он и есть Куба, как можно бы перевести дословно этот речевой оборот. А как и мыслил Эд про себя:
- Я с Кубы. - Многие удивились, но не придали тогда этому большого значения. Но во втором тайме его опять восстановили в правах.
- Можешь играть, - сказал судья. Сам Эд подумал, что они испугались. На самом деле приняли его за иностранца. Но дело было проще. На второй тайм прибыл полковник из управления. Оказалось, что все поставили на второй отряд. Все, кроме Фикса и этого полковника из управления. А полковник поставил не пятнадцать, а пятьдесят тысяч. Когда Сэми, начальник Зоны, и Вилфред, опер, узнали об этом, они ответили. Добавили до всей суммы. Добавили, но в долг. Надеялись выиграть. Судья был свой человек. Тем не менее, даже этот свой судья при прибытии полковника из управления вынужден был отменить свое решение об удалении Эда на все время матча. Сказал в ответ на вопрос полковника:
- Что здесь происходит? - Да, собственно, ничего особливого. Все в порядке. Он сейчас выйдет на поле.
Полковник поблагодарил судью за честность, подкрепив свои слова легким ударом по печени. Судьи упал на одно колено. Нокдаун.
- Ну, ну, не придуривайся! Это только нокдаун. Нокаут будет впереди, если ты, друг, будешь вести себя недостаточно честно. - И надо сказать, что полковник был прав. Судья уже замыслил ему отомстить, и назначить в ворота пятого отряда незаслуженный пенальти.
- Да вот на тебе! - И приложил локоть к больной печени. - Я тебя не боюсь. Локоть он приложил, разумеется, мысленно. И хорошо, что так. Потому как раз в это время полковник предупредил его, что дальше будет нокаут. И все же он пробурчал вслух: - Может быть, вы не знаете, но нашему Вилфорду тоже дали звание полковника. - В том смысле, что раньше-то он был только подполковником, вечным подполковником, а вот теперь получил, и кто из вас сильнее, еще неизвестно. На что полковник из управления ответил, что и полковник полковнику рознь.
- И знаешь почему? Один полковник это будущий генерал, а другой - никогда.
- Теперь понял, - побелевшими губами прошептал судья. - Как вы скажете, так я и буду судить теперь.
- Суди честно, - получил окончательный и лаконичный ответ.
- Как это? - хотел спросить судья, но счел за лучшее промолчать. На самом деле пора начинать второй тайм, а по поводу честного судейства, вероятно, пришлось бы выслушать лекцию минут на сорок.
И Эд опять вышел на поле.
Глава Четырнадцатая
1
Пеле - повара поставили играть в нападении, поэтому отдать пас Эду ему было затруднительно. Защитники, да и сам тренер - начальник отряда гнали его вперед.
- Че ты тут трешься? - спросил центральны защитник.
- Я привык играть в защите, а вот гонят в нападение.
- Давай, давай, иди вперед, - сказал ему центральный защитник. Он получил от вратаря мяч и передал его Пеле. А Пеле, вместо того, чтобы идти вперед, передал его, как бы нечаянно набегающему Эду. И бывший центральный нападающий сборной ударил правой в левую девятку. Некоторые чуть не сели. Имеются в виду те, которые стояли. Но все единодушно решили:
- Случайность.
- Повезло-о!
Полковник по своей дурацкой привычке, начал командовать. Он кричал и размахивал руками, как будто это он был здесь тренером, а не... а не...
- А где тренер? - удивился и Эд. А его и не было. Не совсем, так-то был, конечно. Но он был нарядчиком. И задержался за расчетами. Урки указали ему на недоработки в системе оплаты труда и избили железными прутьями. Не сами, конечно, послали шестерок. Но все равно больно. Шестерки был молодыми, хорошими ребятами, поэтому ударили нарядчика в подвале, куда он пришел получать новую форму только по разу, значит, всего пару раз, а потом раздумали, и ломонулись на вахту.
Тем не менее, тренера сегодня не было, и полковник даже перешел со своей скамейки на скамью, нет, не подсудимых, конечно, а туда, где сидели запасные игроки, и играющий второй тренер пятого отряда.
Он даже не стал спрашивать:
- Вы не против, пока я здесь поруковожу? Нет? Ну, и на том спасибо. - Просто сел и все. Хорошо еще, что никому не дал в морду, а наоборот поздоровался. А с библиотекарем, который был вторым тренером, даже за руку. До гола Стрельцова счет уже был 2:0 в пользу второго отряда. Как их прозвали уже, имея в виду будущий пошив теплых рукавиц для армии:
- Мусора. - Простенько, но логично, так как, оказалось, что контракт для армии перехватила другая, точнее, другое исправительно-трудовое учреждение открытого типа. Второму отряду тоже досталось, но меньше.
- Тоже будут шить рукавицы, - сказал интендант из управления, - только в меньшем объеме. И добавил: - Для милиции. - И вышло, что именно для мусоров.
Забыла, откуда пошло это слово - мусор, но существуют достаточно логичные и не обидные обоснования. То ли так называлась улица, где было первое милицейское отделение, то ли город, то ли что-то другое.
Стрельцов прошел по левому краю. Посмотрел по сторонам, и сделал пас игроку, который занял его место центрального форварда. Тот на удивление сразу пробил головой. И хорошо пробил, с одиннадцатиметровой отметки под перекладину. Но вратарь поймал. Зачем? Непонятно. Если он был нашим резидентом, мог бы без потери собственного достоинства и пропустить. Но, видимо, здесь строго наказывали за договорные матчи, и он решил показать свою неподкупность. Или был уверен, что шансы пропустить у него еще будут. Хотя время идет, а счет все еще 2:1 в пользу второго отряда.
Эд подал угловой. Сухой Лист. Как подавал десять, даже больше, лет назад Олег Бархатов на стадионе Марс против областной команды. Именно тогда Эд впервые увидел этот удар в реальном исполнении. Тогда он только что вернулся с Зоны. Теперь на Зоне Эд. Неужели это обязательно? Так бы сразу и говорили, что сидеть должны все. А то:
- Может, посадят - может, нет. - А тут думай.
Гол! Вратарь не достал до мяча, хотя отступал до самой штанги, и успел даже подпрыгнуть, но мяч, как молния с неба, скользнул под рукой.
Третий гол Эд забил с центра поля. И опять это фантастический удар. Он пробил по мячу, выбитому вратарем, не дав ему коснуться земли. Многие даже не схватились за головы, не закричали:
- Ура! - Зрители замерли. Такой игры они не видели никогда. Даже во сне. Даже полковник из управления, стоявший у бровки поля, подпрыгнул только один раз. Он был поражен. Так играть! Откуда этот парень здесь взялся? Говорили, что должен придти с этапом какой-то бывший футболист, но не такой же. После матча полковник решил сразу же узнать, кто это такой.
- Пусть соберут самую подробную информацию, - хотел сказать он ординарцу, - об этом парне. Но ординарца здесь не было, и полковник решил сразу после матча позвонить в управление, не дожидаясь приезда туда.
К Стрельцову приставили двоих ребят. Но и полковник приставил своих двоих.
- Давайте, ребята, стерегите его. Я не хочу, чтобы ему раньше времени сломали ноги. И сразу вышла спрогнозированная полковником ситуация. Стрельцову удалось перепрыгнуть один подкат, но второй, прикрепленный к нему персональный опекун, пошел в ноги уже не сбоку, а спереди.
- Как танк! - ахнула, находившаяся на матче буфетчица. - Пошел на таран. Но поставленный полковником для охраны Стрельцова игрок пошел наперерез. Бутсы противника ударили в его ноги. Защитник Стрельцова закричал. Кость вылетела из-под его колена. Как будто была там просто приклеена. Его утащили с поля, и матч продолжился.
Полковник не дремал, и назначил другого игрока персональным охранником Стрельцова.
- Так есть уже один, - недовольно сказал парень. - Хватит.
Без разговоров полковник назначил другого.
- А ты, - сказал он тому, который решил высказать собственное мнение по поводу того, кто где должен играть, - Пойдешь завтра, или даже сегодня ночью, на лесоповал.
- Ночью на лесоповал не ходят.
- Значит, завтра.
- За что?
- За договорной матч.
- Я ни с кем не договаривался. Чисто сам подумал, что двое только мешать будут друг другу.
- Ты видел, что сейчас было? Если бы не второй наш опекун, этому Джо сломали бы ногу. Ты видел, какой был перелом?
- Видел, открытый. Не он первый, не он последний. Да я сам ему после игры сломаю ногу. Нашелся мне здесь футболист!
Полковник без дальнейших пререканий вызвал этого упрямого игрока с поля, тут же набил ему морду, и пристегнул наручниками к железному столбу. Оказывается, этот столб с кольцом здесь для этого и был вкопан. А то новички обычно думали, что это для привязывания лошадей. Нет, пристегивали зеков, потерявших над собой управление.
2
Капитан Малютин был начальником второго отряда, и одновременно старшим тренером по футболу. Он уже прибежал.
- Торопился, как на пожар, - сказал он. - Что происходит? Почему мы проигрываем? После матча трахну всю футбольную команду по очереди. Он кивнул второму тренеру, который был козлом, переведенным сюда как раз из пятого отряда. - Что происходит, Козлова? Тобой я займусь персонально. Пойдешь в Бур к блатным. Ты у меня и вторяки пить не будешь. Сдашь сегодня же всю помазуху.
- Вы мне ее не выдавали, - хмуро ответил второй тренер.
- Что? Что ты сказал, оборванец? - Дело в том, что Козлов еще в пятом отряде проиграл в Буру свое новое, только что полученное обмундирование. И не только. Плюс деньгами пятьсот рублей. Денег он никогда в жизни не видел. А, как известно, кто их не видел, тот и не увидит никогда. Тем более, Козлов все время сидел на Зоне. Но только что полученный полушерстяной черный костюм пришлось отдать. Чистый милюстин. Сшил новый портной, испугавшись лапши, которую Козлов навешал ему на уши, что, мол, здесь подчиняется только самому Куму.
- Захочешь выпить - приходи. Мне это дело разрешено здесь официально. - И тут же добавил: - За материал сам заплатишь? Или мне донести тебе бабла?
- Не надо, - ответил портной, литовец. - У меня тут есть, как раз осталось на один костюм. Хотел сшить себе. Но еще успею. Бери.
- Попей чайку, - и отдал всё, что у него было. Выруленную с этапника пачку чая. Так-то ларька у него не было. Как ему сказали во втором отряде:
- Козлов не берем в бригады. - Но взяли, когда Вилфред, Кум приказал начальнику отряда назначить Козлова треном отряда по футболу.
- Он тренер? - удивился Малютин.
- Он финтить умеет, - сказал Кум.
- Ладно. - Но самому Козлову Малютин сказал, что если он будет финтить против него, то пойдет на суп для Бура.
- Я тощий, - сострил Козлов.
- Я и говорю, что для Бура. Там диета.
Сейчас Козлов сказал:
- Я ничего объяснять вам не буду. Смотрите сами, и увидите, что тут происходит.
- Ну, козлище, смотри у меня, - сказал капитан, и послал играть самого Козлова. - А не хер тут сидеть. Иди, исправляй положение. Самое удивительное, Козлов чуть сразу не забил. Точнее, он забил, но судья с перепугу перед полковником из управления, не засчитал этот гол.
Козлов тут же подбежал к скамейке запасных:
- Ну, вы видели, что происходит? Я забил? Офсайд был? Нет. А гол не засчитали. Теперь вы поняли, что все здесь куплено?
- Ладно, ладно, - ответил Малютин. - Иди играй. Считай, сегодня у тебя праздник. На пачку Индюшки заработал.
- С сахаром, - осклабился Козел лошадиными зубами. И добавил: - Еще один забью, долг мой пятьсот рублей отдадите шулерам из пятого отряда. Нет, честно, а то я ночью боюсь ходить на дальняк.
- Ладно. Забьешь - заплачу. Но вообще таких, как ты ебать надо без промедления.
- Я пожалуюсь Вилу.
- На что?
- Вы матом ругаетесь.
- Ну, стукани, стукани. Я тогда сам тебя выебу.
- Да ладно вам, я пошутил. - Козлов опять показал свои большие зубы. И, курнув у одного из запасных, убежал в поле.
3
Вил и Сэми лично на матче не присутствовали, но все слышали. Дело в том, что репродукторы, установленные на столбах, служили так же и передатчиками. Провода были проведены во все три кабинета. Сэми, Вилу и Мерину. Правда, Мерину часто отключали.
- Все равно, он не слушает, - говорил Кум, хотя на самом деле считал, что знать секретную информацию может только он.
Слово Мерин происходило в данном случае не от названия бесплодной лошади, точнее, коня, хотя и это тоже не лишено смысла, а от слова Мерлин. Будто бы был такой древний маг. Вроде бы:
- Жил и жил - нас это не колышет. - Но до руководства дошла информация, что есть люди, которые считают этого мага живым.
Никита схватился за голову. И не удивительно:
- Виртуальный конкурент! - Начали узнавать, что за маг? И оказалось, что действительно был. И никто еще не доказал, что он действительно умер. А не умер, следовательно, мог быть и жив. Нужна была кампания дискредитации бывшего мага. А Шурик, как говорят:
- Растерялся. - Хотя сам себя тоже считал в некотором смысле магом. Но честно не ожидал, что у него появится конкурент из прошлого. И тут появился один парень, сержант из охраны Кремля. Раньше он убирал снег на даче одного академика по фамилии Лысенко. А академик был им доволен, и часто при встречах говорил ему:
- Здорово, мерин! - От радости, что академик стал часто с ним здороваться, он совершил два преступления. Первое: выбросил увядшие цветы со всех подоконников в доме, а это оказались специальные растения, издеваясь над которыми биолог хотел узнать, как долго они могут жить без некоторых питательных веществ. Одни без одних - другие без других. Обычное дело - наука. Академик ему:
- Ты зачем это сделал, мерин? - В том смысле, что я же специально над ними экспериментировал.
А ты своей убогой башкой думал, что просто так завяли? От невнимания?
- Нет, - ответил уборщик снега. - Я хотел их спасти. И он рассказал биологу, что прочитал в свободное от работы время книжку, где подробно рассказывалось, как немцы мучили в концентрационных лагерях маленьких детей, близнецов. Только одному из двоих близнецов делали смертельную прививку.
- Холеры, оспы, или там, чего-нибудь другого, и ждали, смотрели, как одна будет умирать, а другая нет.
- И ты решил, что я провожу такие же эксперименты?
- Да, только пока не над людьми, а над растениями. Над, как вы их называете, биологическими объектами.
- И ты решил избавить их от мучений? - спросил биолог. - Но тогда получается, что вместе с больными ты выбросил, уничтожил и здоровых? Это еще хуже.
- Там не было здоровых, - ответил парень. - Здоровых, вы похоже, уже перевели в отдельный бокс.
- Ты думал, они все больны, - резюмировал академик Лысенко. - Но они могли еще жить!
- Та не, зачем мучиться?
- Вообще, я должен тебе сказать, друг мой, что ты порядочная скотина. Я тебя самого отправлю в концлагерь.
- Разве у нас есть концлагеря? - удивился снеговик, как иногда называла его дочь академика Маша, приезжавшая сюда на зимние каникулы из Москвы.
- Для тебя, сука, я построю персональный. И знаешь почему? На днях я должен был докладывать Второму, о принципиальном прорыве в области нашей самой передовой в мире биологии, ты загубил всю мою элитную лабораторию. Я специально не проводил эти эксперименты в институте, чтобы какой-нибудь недобитый генетик-кибернетик не поступил так же, как ты:
- Сграбастал бы плоды моих трудов своими кошачьими, грязными лапами, и разбросал по всему полу. - А надо сказать, что кошек здесь не было и в помине. Ибо они не раз безжалостно губили плоды трудов академика. Именно разбрасывали растения вместе с землей по полу. А иногда и вместе с горшками и ящиками.
- Что мне теперь делать? - спросил дворник.
- Сказал бы я тебе одно: делай, как обычно делают многие:
- Сухари суши, - но, к сожалению, или, наоборот, благодаря дальновидности Второго, тебе это не грозит. И знаешь почему? Тебя расстреляют сразу. Как врага народа. Как врага народа, и вдобавок японского шпиона. Нашелся мне тут Доктор Зорге! - совсем разбушевался академик. - Одно слово:
- Мерин! - Хотя имелось в виду, что именно Мерлин, что значит маг. А маги, как известно, нам не друзья, а наоборот враги. Более того:
- Враги народа, трудового народа.
Биолог уже поднял вертушку, что попросить забрать этого Доктора Зорге немедленно с его глаз, но тут дочь его Маша бросилась в ноги отцу.
- Что ты, Маша? - удивился он, - опомнись! Мы не при старом режиме, чтобы вот так, ни с того, ни с сего, бросаться родному отцу в ноги. Встань, встань, прошу тебя. Мне неудобно перед самим собой, как перед Президентом. Пусть и просто Президентом ВАСХНИЛ. Объясни просто по простому, что случилось?
- Ай лав ю! - вскрикнула девушка. А восемнадцати ей, между прочим, еще не было. - И указала на побитого Снеговика.
- Рипит ит, плииз. - Как говорится:
- Вас не понял, прошу повторить!
И Маша добавила:
- Он меня трахнул.
- О-он? - переспросил биолог, не глядя указав на сидящего в кресле ревизионера. Часть горшков, валявшихся на полу, была еще не разбита. И он начал собирать их и кидать в бегающего по зале противника. Правда, ничего не говорил. Просто ничего не мог придумать. Язык не поворачивался.
- Я не сам, - наконец начал оправдываться мерин.
- А что, она тебя трахнула, мерин ты сивый? - рявкнул академик.
- Нет, я не буду все валить на нее. Вместе.
- Но как же ты мог, мерин, трахнуть мою дочь? Зачем? Или специально, чтобы оправдаться этим за разрушенное тобой дело всей моей личной семилетки?
В итоге, Снеговик не попал в лагерь на неизбежное уничтожение, а был устроен в специальное училище для кремлевских курсантов. Как сказал академик:
- Пусть будет контрольным экземпляром.
И этот контрольный экземпляр стал сержантом в системе охраны Кремля. И однажды, когда уже здесь правил другой Второй, а именно Шурик, обратился к нему с устной докладной запиской. Кстати, кто раньше здесь был Вторым толком не ясно. Второй это, имеется в виду, штатный идеолог Партии. Как считал народ, надо выбирать из троих:
- Ворошилов, Буденный или Молотов. - Все молодцы, как на подбор. Но уже к этому времени умер Дядька Черномор, и более того, был даже вынесен из мавзолея.
А Мерин, как он сам себя называл, был еще только сержантом. Но и то хорошо для Контрольного Экземпляра. Ибо иных уж вообще нет, а другие далече. Поют песни в солнечном Магадане. Как Вадим Козин.
- Я в непосредственной связи с компанией дискредитации товарища Мерлина, - обратился он к прогуливающемуся по пушистому снежку у Царь Пушки Шурику.
И быстро рассказал, как можно разбить все горшки. И, следовательно, превратить страшного, могучего, хитрого Мерлина в Мерина.
Шурик сразу сообразил, что будущий Мерлин это стоящий перед ним сержант кремлевской стражи. На вид, действительно:
- Настоящий Мерин.
- Я буду вести против вас как бы агитацию, что я настоящий Мерлин, и хочу, чтобы прекратились бесчеловечные эксперименты над наукой. Кибернетикой, там, генетикой и так далее.
- Почему как бы? - спросил Шурик. - Действуйте смелее.
- Да? Вы имеете в виду, что потом меня все равно расстреляют?
- Сейчас не те времена, - тяжело вздохнул Шурик. - Просто сошлем, если все пойдет не так, как ты задумал, куда-нибудь.
- Куда?
- Куда Макар телят не гонял, - был краткий ответ. - Впрочем, изволь, могу войти в подробности. Пойдешь капитаном по воспитательной работе с зеками в забытую даже людьми колонию особого режима. Ведь Сибирь, как сказал Ломонофоффе, будет сильна не только золотом и бриллиантами там найденными, но людьми туда ссылаемыми.
- Он так сказал?
- А кто знает точно, что может сказать покойник? - спросил логично Шурик.
- Но, надеюсь, покойником буду не я? - решил заранее заручиться поддержкой Шурика Мерин. Точнее, пока что еще Мерлин.
В общем, этот Снеговик, этот Дон Жуан и Казанова вышел на плато, когда начал критиковать не только Ку-Ку Никиты, но и самого Первого, сочиняя про него разные частушки, и выдавая их за творчество самого народа. Как-то:
- Мы Америку догоним по надою молока! А! А по мясу не догоним! Хер сломался у быка.
И так далее, и тому подобное. Никита даже догадался сам расшифровать загадку этого Снегового Сфинкса.
- Мерлин, ставший Мерином - это я.
Это произошло после того, как Никита повесил у себя дома картину Ван Гога Виноградники. Ладно бы Подсолнухи, она хоть стоит дорого, нет:
- Виноградники. - Решили, что решил разводить еще и виноград. Решили, что:
- Наш Мерин попал под влияние Шукшина и поднял на знамя его лозунг:
- Нам не нужен Север, так как там очень холодно. Пусть туда дураки едут. Мы умные дернем дружно на Юга. Ибо там тепло. И там не только всем известные яблоки, но и много всего другого очень хорошего. Телки сами туда так и прут, так и прут. И не надо их отлавливать по крестьянским дворам, чтобы пополнить колхозные запасы мяса.
Никита сильно разозлился и сослал таки Мерина, действовавшего в средствах массовой информации под незаслуженным псевдонимом Мерлин, туда, куда и предсказывал ему Шурик.
Зато теперь он был капитаном, а не сержантов. Правда, в Гулаге, а не в Кремле. Но если относится философски:
- Такая ли это уж большая разница? - Все здесь есть. Даже футбол. Ломонофоффе, наверное, так и задумывал, чтобы Кремль прирастал Гулагом. И возможно даже, наоборот. Как и поется в последней песне капитана Мерина:
- По актировке, врачей путевке, я покидаю лагеря.
Тебя больную, совсем седую наш сын к вагону подводил.
Ясно, что он имел в виду Машу, дочь академика Лысенко, ибо другой у него не было. И скорей всего он видел сына членом Политбюро, или, по крайней мере, Президентом Академии Наук. Как сказал поэт:
- Мое имя в этом Доме Академии Наук. - Имеется в виду, где-то рядом с Пушкиным Александром Сергеевичем.
Но до этого было еще далековато.
4
Поэтому. Поэтому Мерлин, или Мерин, как обычно говорили зеки, даже не ставил на этот матч. Просто он толком не знал, когда это событие произойдет. Вроде бы:
- Если человек в хоть какой-то степени позиционирует себя, как Мерлин, то должен бы знать, о прибытии на Зону замечательного, редкого футболиста. Гаринчи России, которая, впрочем, как Мерин, в этом не разбирается, и сажает всех. Всех подряд, и даже вне очереди.
Из репродукторов звучит песня:
- На Волге широкой, на стрелке далекой
Кого-то гудками зовет пароход.
Под городом Горьким, где ясные зорьки,
В рабочем поселке подруга живет.
Под городом Горьким, где ясные зорьки,
В рабочем поселке подруга живет-т.
Вчера говорила: навек полюбила,
А нынче не вышла в назначенный срок.
Вчера говорила: навек полюбила,
А нынче не вышла в назначенный срок.
Песня прерывается. Включается другая пластинка.
- Днепрогэс, мой Днепрогэс!
И не поле кругом, и не лес.
Здесь живут одни зеки,
Да козлы-дровосеки!
Ля-ля-ля. Ля-ля-ля. Ля-ля-ля-я!
Прерывается и эта пластинка из постановки местного спектакля. Не в том смысле, что он ставится, а в том, что когда-нибудь поставится.
- Дайте этому певцу что-нибудь в рот, чтобы заткнулся, - сказал полковник. - Он мешает мне думать.
- Это репродуктор, - сказал один из запасных игроков.
- Тем не менее, пусть заткнется, - сказал полковник и, не желая больше слушать, опять убежал к полю.
Сэми прислал гонца, который передал, что весь второй отряд будет переведен на лесоповал, где, как все знали, существовал сексуальный беспредел.
Вратарь второго отряда получил уже авансом две большие Индюшки, и жаждал доказать, что не зря.
После угрозы Сэми, ребята второго отряда забегали активнее. И самое главное, выпустили Соловьева, хотя у него была перебинтована нога. Он расположился на месте правого инсайда. Мячи посыпались в это место, как из рога изобилия. И через пять минут Соловоьев забил. Но после гола сразу же начал прихрамывать. Стрельцов пока никак не мог ответить. За ним ходили четыре человека. Двое со стороны противника, и двое из его же отряда. Можно бы, конечно, не бегать, встать, как и Соловьев на месте правого или левого инсайда. Но тогда бы пятый отряд играл в меньшинстве. Впрочем, и второй тоже.
Стрельцов сделал один рывок, но из этого ничего не вышло. Его не пустили в центр, и пройдя до углового флажка, Эд сделал подачу на одиннадцатиметровую отметку. Никто не достал даже головой. А подача была рассчитана на удар ногой. Удар ногой на высоте Брумеля. Два двадцать восемь. Но он бил чуть пониже:
- Два двадцать.
Второй отряд, Соловьев, забил еще один гол. Получил продольный пас и забил щечкой. Можно было уже сомневаться:
- На самом деле у него болит колено, или он только притворяется.
Счет стал 4:3 в пользу второго отряда. И... и судья подумал, подумал и удалил Соловьева. За что?
Сэми как только узнал об этом, сразу послал на поле отряд автоматчиков. Начальник этого тюремного спецназа, правда сказал, что болеет, между прочим, за пятый.
- Ты делал ставку? - спросил Сэми.
- Нет. Прошлый раз проиграл все. Свои больше ставить не буду. Если только даст кто.
- А кто может дать? - не сразу понял Сэми. - Впрочем, ладно, - догадался он, - дам тебе тысячу на зональном турнире, через неделю.
- Хорошо, - ответил Саша, капитан спецназа, - но не тысячу, а пять.
- Ладно, - нетерпеливо пробормотал ново... ну, в общем, полковник, который только что им стал из долговременного подполковника.
- Это еще не все, - сказал Саша.
- Что еще? Говори быстрее! Сейчас матч закончится, а ты торгуешься, как баба на базаре.
- Все нормально, отряд уже в пути. Я говорю на марше.
- Ты говоришь по рации, что ли?
- Прости, Сэми, я не могу разглашать даже тебе конфиденциальную информацию.
- Как ты меня назвал, я че-то не понял?
- А как?
- Ты назвал меня Сэми? Я не ослышался?
- Так все тебя называют. Ты не знал?
- Знал, но думал, это делается только за глаза.
- Да?
- Да.
- Прости, полковник, я забыл, как тебя звать.
- Я тебе напомню. Сам, мать твою, в Бур пойдешь!
- А вот этого не хочешь? Я уже тебе не подчиняюсь.
- Откуда узнал?
- Узнал. Этот будущий генерал, который сейчас руководит на поле пятым отрядом, привез новый указ. Но ты сам знаешь, как в песне:
- Идут на север срока огромные-е! Кого ни спросишь - у всех указ-з! Прости, прости! Прости, моя хорошая, прости, быть может, в последний раз-з! Прости, прости! Прости, моя хорошая, прости, быть может, в последний раз-з!
- Я смотрю у тебя отличное настроение. Поешь зековские песни.
- Да? Я думал, это наши песни. Они посидят - посидят и свободны, как птицы, вылетают на волю. А мы здесь всегда. Впрочем, я радуюсь, что по новому указу больше пятнадцати спецназу давать не будут. Пятнадцать и лети на материк, бросай камешки с крутого бережка, далекого пролива Лаперу-у-за. - И Саша продолжил: - Пойдешь этапом на Воркуту-у! И знаешь, - добавил он, - забыл сказать: мне дали майора.
- Охренеть можно! - воскликнул Сэми. - Я думал, только одного меня осчастливили. Теперь понятно, почему ты распелся. Ты, наверное, в курсе, что это я тебя на майора представил?
- Да?
- Да. Просто думал, что все равно не дадут.
- Наверное, узнали, что мы родственники и дали.
- Мы родственники? Я не знал.
- Не надо песен, я женат на твоей дочери.
- Серьезно? Даже если это и так, скажу, чтобы развелась с тобой. И знаешь почему? Ты меня шантажируешь?
- Нет. Я прошу только поставить за меня три тысячи на этот матч.
- Я так и знал, что все эти песни и разговоры, кончатся просьбой о деньгах. Но чему ты радуешься, я не понимаю? Я ведь не дам.
- Прости, но и не надо. И знаешь почему? У машины колесо прокололось, все равно теперь уж не успеем. Матч закончится раньше. Кстати, какой там счет? Впрочем, извини, некогда, мне надо работать. Давай...
- Подожди, подожди, хорошо, я поставлю три тысячи за тебя на... на кого ставить? На пятый, или на второй отряд?
- Сам знаешь.
- Нет.
- На пятый.
- Так я-то ставил на второй.
- Мои поставь на пятый.
- У меня нет связей с пятым, боюсь не смогу пробиться через бюрократические дебри судейства.
- Да, честно, и не надо. Я все равно не успею.
- Хорошо, хорошо, я что-нибудь придумаю. Сейчас остановлю матч до твоего приезда. А ты не начинай, пока не свяжешься со мной.
- Как я могу влиять на начало или окончание матча?
- Просто. Поставь всех под ППШ. А в случае, если не поймут и так - установи на грузовике Максим. Да с длинной лентой, чтобы всем было ясно:
- Патронов у нас на всех хватит.
- Ладно, до связи, родственник.
- Нет, ты честно женат на моей дочери? - Далее, связь обрывается.
После перерыва Стрельцов должен забить два гола, чтобы победить.
Глава Пятнадцатая
1
Полковник сначала бушевал против остановленного матча, но потом решил, что это даже лучше. Можно поговорить с новым футболистом.
- Вот из ё нэйм? По-английски не понимаешь?
Эд промолчал.
- Чё молчишь? Боишься говорить? Ну, свое имя-то можешь мне сказать? Я все равно узнаю.
- Джо. Джо Блэк, - сказал Эд, прислушиваясь к новым для себя звукам.
Полковник не хотел переспрашивать, но все же не смог удержаться:
- Как? Джо Блэк?! Ты уверен?
- Так записано в деле.
- Скорее всего, это не имя, а Код какой-то. И то, думаю, кто-то перепутал хрен с... хрен знает с чем. Как наш Вилфред. Его отец хотел, чтобы он стал сыщиком, как француз Видок. Но опоздал в ЗАГС, и по запарке назвал его:
- Вилфред.
- Как это имя переводится? - спросил Эд.
- Торговец тайнами, - сказал полковник. И добавил: - И вот теперь нам стала видна его сущность: так заболел тотализатором, что прислал своего зятя с пулеметами, и остановил матч. Вот только зачем, понять трудно. Как и книгу его однофамильца Вилфреда Войнича. Но скорей всего, кто-то хочет сделать дополнительную ставку. И матч не начнется до тех пор, пока этот кто-то не поставит свои деньги. Но, на кого бы он ни ставил, мы должны победить, Джо. Победи, и я устрою тебе такой контракт, что позавидуют и живые. Где бы ты ни играл раньше, после этого матча ты будешь играть... - Он прошептал на ухо футболисту название знаменитого клуба. Но мне нужно точно знать, что ты можешь забить гол по заказу. Надо - будет. Тогда я могу сказать тем людям, которые в этой стране командуют футболом:
- Знакомьтесь - Джо Блэк.
- И да, может быть, ты помнишь, каким командам ты забивал голы? Просто на словах, без документального подтверждения.
- Нет, я не помню
Но когда полковник вернулся на скамейку запасных, там лежала фиолетовая папка. Оказалось, что никто не видел, кто ее положил на лавку.
- Мы думали вы, - сказал один из запасных игроков. - Впрочем, извини, полковник, я даже не видел, что она здесь лежит.
Ее положила Рай, жена Стрельцова, работавшая здесь буфетчицей. Игра продолжилась, и полковник отложил папку. Прочитал только первые строчки, где перечислялись голы, забитые футболистом по имени Джо Блэк - так была озаглавлена папка - в некоторых матчах.
Оставалось всего пять минут до окончания матча. Полковник вытер пот со лба. Не так уж важен был выигрыш в этом матче сам по себе. Но полковник хотел, чтобы все, все там, наверху поняли, что он может организовывать победы в футбольных матчах. Ситуация на поле не радовала глаз. Эд встал в центре, и ждал мяча. Полковнику хотелось подбодрить его, чтобы футболист немного побегал. Не стоял на месте, но, прочитав, первые строчки из папки, решил не вмешиваться. Казалось, что в таком замкнутом пространстве, Эд не сможет получить мяч. Но получил. Мяч выбросил ему сам вратарь. Не прямо на нападающего, а в сторону, но в расчете, что Эд первым, до него доберется. Он был сначала немного ошарашен, что мяч выкинули ему. А для Эда это было очевидно. Тем не менее, он сразу пробил с заколдованного для него места, с одиннадцатиметровой отметки, и попал во вратаря. Многие подумали, что зря бил. Надо было подойти ближе. В том числе и сам Эд, и полковник. Но последний не успел даже вскинуть вверх руку, чтобы как-то выразить свое сожаление: вторым ударом нападающий вогнал мяч под перекладину.
Следующий гол Джо забил в добавленное время. А добавлена была всего одна минута. Судья вообще хотел его не давать, но увидел поднятый кулак полковника, - дал. Он не знал, кого ему больше бояться. Автоматчиков Сэми, или представителя управления. И решил особенно не заморачиваться, добавил минуту. В общем, мало, конечно. Но он ведь не знал, что командир автоматчиков поставил на пятый отряд, на Стрельцова, на Джо Блэка.
Эд получил мяч от защитника второго отряда. Тот просто выбил мяч на аут. Но не сильно, его можно было догнать. Стрельцов вырвался из окружавшей его группы, и побежал за мячом. Погоня началась, но не слишком рьяная. Все надеялись, что мяч уйдет за линию. Но Эд его догнал, остановил на самой бровке. Боковой показал, что можно играть. Нападающий сразу сделал движение в сторону ворот, но назад не пошел, там уже набегал второй опекун. Опять сделал движение влево, и только теперь вправо, и второй опекун, остался в стороне, столкнувшись с первым.
Эд пошел в центр, обыграл по пути своего помощника, который охранял его от запрещенных подкатов опекунов, но замешкавшегося на пути, и поддался искушению: сделал передачу второму своему помощнику. Хотя незнакомому человеку лучше ничего не давать. Ведь точно неизвестно, за кого он играет. За них, или за нас? И похоже, этот парень играл за них. Он не сделал обратный пас Стрельцову, а пробил сам. В ворота не попал.
- А так легко было сыграть в стенку! - раздосадованный полковник хлопнул себя обеими руками.
Оставалось всего несколько секунд. Ничья никого не устраивала.
Малютин уже махал судье со своего места, что пора переходить к пенальти.
- Матч-то кончился! - кричал он судье. - Ты че мух, что ли, ловишь на поле. Суди!
Судья был интендантским лейтенантом, и работал недавно. Он сказал миролюбиво:
- Все, все, последний угловой.
Эд подошел к игроку, который должен был делать подачу, и попросил его подать, как обычно, верхом.
- Только не на одиннадцатиметровую отметку, а на линию штрафной.
- На шешнадцать метлов? - решил уточнить мужик. - Ладно, я поплобую. Не облащай внимания, что я шепелявлю. Жубы недавно выбили, падлы, плапола.
- За что?
- Да ни за что. Пошел на дальняк, а вечелний обход еще не закончился.
- Так чё ты не подождал?
- Ну, не обошладся же!
И он подал. Высоко-о! Эд начал отступать. На три метра вверх еще никто не научился прыгать.
К нему побежали, но не спешно. Эд был на расстояние шестнадцати метров от ворот, на линии штрафной. Забить оттуда можно, но маловероятно. Нападающий еще раз прокрутил удар в голове. Раньше он этого не делал. Раньше, в том смысле, пока не рассказал Олег Бархатов, что мысли реальны.
- Мыслью можно воздействовать на чувствительные электронные структуры.
- Да, сказки.
- Правда.
Сейчас Эд решил использовать все возможности, и применил этот совет Олега.
Интендант вставил в зубы свисток.
Все, как зрители в зале на спектакле Отелло, замерли в последний момент, момент:
- Задушит до конца, или все-таки ему помешают?
- Возьмет он эту высоту, или нет?
Эд сам думал, что не долетит, но отступать дальше было некуда. Не в том смысле, что сзади какой-нибудь город, который надо защищать до конца, а время. Время закончилось. Сейчас, сейчас мяч пролетит мимо, сверкнув над головой Кометой Галлея. Вот она была, а теперь уже две тысячи лет думают:
- А была ли она там, в небе, действительно при рождении Иисуса Христа.
Правая нога пошла вверх, потом левая. Эд чувствовал, что забирается на высоту, как будто по лестнице. Вот он здесь! Мяч висел перед ним на расстоянии метра. Как бить? Коленкой? Подождать еще немного, зависнуть, и переправить его в ворота головой?
Интуитивно, так думали многие. Не достанет. Так же подумал и подававший угловой шепелявый Леха. Ему даже показалось, что он крикнул:
- Эх! Сильно подал. - Но Эд начал опускаться вниз головой, и, таким образом, ударил по мячу подъемом, но не сбоку, как обычно делал Бархатов, а именно не глядя, через себя. И в этот момент он понял, что видит поле, видит, как при ударе пяткой:
- Затылком.
Мяч затрепыхался в крестовине, как язь на крючке. Понял, что деваться некуда, но все еще сомневался в этом.
Люди разинули рты, и смотрели на это удивительное зрелище. Как... как на Комету Галлея, разумеется.
Наконец, мяч свалился в ворота. И никто не решился спорить, что он попал в линию. Это был гол.
- Гол! - закричали даже игроки второго отряда. Как будто и они тоже победили.
Здесь надо заметить, что Вилфорд и Вилфред - это просто разная транскрипция одного и того же имени.
Так вот Вилфред и Сэми задолжали после этого матча почти пятьдесят тысяч. И все из-за Стрельцова.
- В Бур на три месяца, - сразу сказал Вилфорд.
- На полгода, - поправил его начальник Зоны. - Раньше мы не расплатимся.
- Ты думаешь, мы когда-нибудь расплатимся? - решил уточнить Кум.
- Честно? Не знаю. Надо придумать какую-нибудь аферу. А так, нет.
- Чё будем делать? Ты уже отдал приказ об его аресте?
- Кого?
- Да, этого, Джо.
- Джо, - повторил Сэми и, вздохнув, добавил: - Кому?
Куму после такого расстройства хотелось ответить достойно, но он сдержался, и просто ответил:
- Так своему зятю.
- Не получится. - И действительно, через включенный в обратную сторону репродуктор было слышно, как только что получивший майора Саша, командир спецназа, кричал во всю глотку:
- Качай его, качай его! - И Стрельцова качали. Можно сказать обе команды. Таких почестей не доставалось, я думаю, ни Пеле, ни Гаринче, ни Эйсебио.
2
Песню про Днепрогэс написала Маша, дочь академика Лысенко. Она приехала на Днепрогэс написать книгу об этом величайшем явлении истории, но ее поймали зеки и два месяца держали в котловане. Для своих нужд. После этого Маша решила не возвращаться в Москву, а найти где-нибудь здесь своего бывшего Мерина, и жениться на нем.
Когда нашла, он спросил Машу:
- Зачем тебе я?
Ты такая красивая, в Москве тебя ждут академики пачками. Да, пачками, - добавил, видя, что она сомневается.
- Нет, - ответила Маша, - после всего случившегося, меня, кроме тебя не возьмет никто.
- А кто об этом знает, - сказал Мерин, - никто. И ты никому не говори.
- Не могу.
- Почему?
- Ну, я-то знаю, что всё уже было, было, было.
3
После матча полковник прочитал докладную записку на Стрельцова, которую подложила ему Рай. Это была записка не ее собственного сочинения, а часть статьи футбольного обозревателя:
- Нет, все здесь необратимо просто. И необратимо грустно. Вернее, так все повернулось вдруг, что ситуация оказалась грустной, как тогда представлялось, необратимо, а сложности, встречающиеся в жизни тех, кто у всех на виду, привыкли объяснять просто. Но легче ли оттого было Стрельцову, легко ли нам теперь разбираться в сложностях - пусть и объясняемых - спортивной жизни, все-таки скрытой от большинства, хотя она и происходит на виду у всех? При всех видимых (и много-много раз подтвердившихся) опасностях ранней славы и неизбежно связанных с нею перемен в образе жизни, перемен небезразличных для любой психики, для любой нервной системы. Стрельцов не останавливался в своем движении, не впадал в грех самодовольства. Он, очевидно, опять же для всех (и специалистов, и профанов), шел все дальше в утверждении своей игры. Радость всеобщего признания расковывала его действия на футбольном поле еще больше. Он все лучше видел футбольное поле -- и трудно было представить, что в остальной жизни он ориентируется несравненно слабее. Тем более что, казалось, на остальную, помимо футбола, жизнь и времени не остается. А за футбол, за игру его никак нельзя было упрекнуть. Уже не верится, что существует футбол - без него. И вместе с тем он как мастер вырастал на глазах. Он играл, например, в пятьдесят седьмом году так, что и пресловутые медные трубы кажутся уже каким-то точным прибором, вроде арифмометра. Известный наш футбольный статистик Константин Есенин произвел подсчет, где цифры работают на образ -- придают стрельцовскому лету былинное истолкование. Подобное сгущение цифр заменяет для нас поиск эпитетов, хотя Есенин просто цитирует футбольный календарь того сезона. Он рассматривает всего сто дней из жизни Стрельцова. Но не будь в футбольной биографии торпедовского лидера ничего, кроме таких ста дней, он, пожалуй, все равно бы не остался незамеченным спортивными историками. За эти дни он девятнадцать раз выходил на поле и забил тридцать один гол. В день своего двадцатилетия -- 21 июля -- в матче сборных СССР и Болгарии Стрельцов забивает два мяча. В конце июля и начале августа он играет в турнире. Третьих Дружеских игр молодежи (это в рамках спортивной программы Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве) и в четырех матчах против молодежных сборных Венгрии и Чехословакии, где немало игроков первых и вторых национальных сборных, Китая и Индонезии -- еще шесть мячей. В августе он выступает за сборную страны в отборочном матче первенства мира против сборной Финляндии -- два гола, за свой клуб в чемпионате и в матче с приехавшим в Москву французским клубом Ницца -- три. В сентябре уже Торпедо едет во Францию -- снова играют с Ниццей, с Марселем и Рэсингом -- на счету Стрельцова семь голов, причем в играх с Марселем и Рэсингом он делает хет-трик. В этом же месяце -- голы в кубковой игре и в трудном матче чемпионата с киевлянами. Потом с интервалом в неделю две встречи Торпедо с динамовцами Тбилиси. В первой -- гол и во второй (кубковой) -- пять. В конце сентября он играет за сборную СССР против венгров и забивает решающий гол -- 2:1. Через месяц в календарном матче с донецким Шахтером Стрельцов проводит еще два мяча в ворота донецкого Шахтера. Возможно, особое честолюбие у нас и стало проявляться после игры за сборную. Спартаковцы и динамовцы составляли в ней большинство, но мы с Кузьмой в основном составе все же закрепились.
4
Полковник договорился с триумвиратом Сэми, Вилфорд. Мерин, чтобы не трогали Стрельцова.
- Не надо сажать его в ни Бур, ни в Шизо.
- Вы в курсе, сколько мы проиграли? - спросил Сэми.
- Я не люблю считать чужие деньги, друзья.
Кум тяжело вздохнул.
- Но я предлагаю вам их отыграть.
- Нам нечего ставить. Мы и так играли в долг.
- В долг, - повторил полковник. - Не надо было.
- Вы уже это говорили, - подал свой голос Мерин.
- Да, нет, я еще ничего не говорил, - ответил полковник. - Или вы, товарищ политолог, это просто так сказали, чтобы просто что-нибудь сказать?
Капитан не ответил. Хотя ему показалось, что полковник повторился. Может быть, просто полковник сказал в уме, а Мерин, как Мерлин тем не менее его услышал?
Все равно могут подумать, что поехала крыша. И политолог решил промолчать.
- Кстати, мой кабинет из трех комнат готов? - спросил полковник.
- Да, - ответил Сэми, - только мы никак не поймем, зачем вам это?
- Иногда, в виде эксперимента, я буду подменять вас.
- Зачем? - хором спросил все.
- Для выявления недостатков в работе.
- Тогда, конечно, мы в ваших руках, - ответил Сэми.
- В этой квартире будет жить... - полковник хотел сказать Стрельцов, но вовремя вспомнил, что имени этого никто не должен знать. Написано:
- Блэк Джек, - пусть так и будет. - Точнее:
- Джо Блэк.
- Но нас-то вы не выгоните совсем? - спросил Кум. И опять вздохнул.
- Нет, наоборот, я дам вам возможность заработать. Но сначала, разумеется, отыграться. Пятьдесят тысяч, вы говорите, проиграли? Это много.
И он изложил им план, по которому Эд должен был уезжать с ним на материк.
- На сколько? - спросил Сэми.
- На весь футбольный сезон.
- Да вы, что, с ума сошли? - ответил Кум. - Нас расстреляют.
- Да-а, - протянул начальник колонии. - Легче будет возить его туда-сюда на самолете.
- У вас тут есть аэродром?
- Построим,
- Для настоящего лайнера не построите, а летать с пересадками тяжело для него. Впрочем, хорошо, для начала мы будем прилетать раз в неделю, в две. А там видно будет. Да не дрожите вы! - добавил он. - Вы будете жить хорошо.
- Ко мне приезжает невеста, - сказал политолог.
Полковник сначала пожал плечами, но потом сказал:
- Намек понял. Когда нас не будет, можете пожить в этой трехкомнатной квартире. Но только, когда она будет твоей женой.
- Она дочь знаменитого академика, - сказал Мерин. - Если помните, он выпускал кур на картофельное поле ловить гусениц и жуков.
- А потом кур съели больше, чем стоила вся картошка.
- Почему съели, они просто потерялись.
- Я не верю, что в деревнях могут потеряться куры.
- Да, конечно, съели! - сказал Кум. - Смешно даже: куры и потерялись!
- Действительно, - сказал Сэми, - у нас и так мяса не хватает, а вы говорите, что кур потеряли. Чушь. Съели, конечно. Думаю, колхозники очень благодарны академику, что кормил их целое лето курочками.
- Да, размах Цезаря, - сказал полковник. - Хотел, чтобы и куры были сыты, и картошка цела. Надо заменить поговорку про волков и овец на эту, про кур и картошку.
- Тем более, что там задача не имеет решений, а здесь могло получиться.
- Да, могло, - сказал Вил, - если бы кур не съели.
- Там волки съели овец, а здесь съели самих волков. Кто?
- Боги. Сказано же: вы боги.
Эд и Рай поселились в этой шикарной квартире. Но ведь они не всегда были там вместе.
5
Маша приехала к жениху, а ДПНК сразу проводил ее в кабинеты. Так он назвал новую квартиру для начальников. Хотел назвать Мур, по аналогии с кабинетами для зеков, называемыми Бур. Но побоялся, что такое название будет притягивать ментов на Зону.
- Так и повалят сюда, - сказал он. - А зачем? Мы разные луды.
Маша думала, в комнате ее ждет Мерин. Они хотя и не договаривались, но в принципе-то так делают все приличные люди. Не все здесь - как она называла других - из котлована?
И ответила сама себе:
- Разумеется.
Эд встал, чтобы сходить в туалет, а он здесь был совмещенный. Душевая большая, на три душа и две ванны. Плюс туалет. Кто так делает - неизвестно. Точнее, кто делает, как раз известно, а вот кто так думает, кто составляет такие проекты для элитных хором - это точно не понятно. Хотя все объясняется просто. Проект несколько раз меняли. Сначала думали, что приезжие для проверки Зоны будут жить здесь человека по три. Но даже в этом случае трудно объяснить, зачем делать туалет в душе. Тут возможны два варианта. Первый, думали сделать еще один туалет, отдельный, но не хватило места. И второй вариант, отдельных туалетов тогда не существовало еще в голове. Думали, что так не бывает. Туалет обязательно должен быть совмещен с ванной. Даже Король Солнце - Людовик Четырнадцатый во Франции не догадался построить в своем великолепном новом дворце, Версале туалеты. Вообще, вы понимаете? Разумеется, потому что и сейчас так же продолжают делать. Человек, который долго терпит, хотя и злится, но чувствует себя униженным и оскорбленным. Как Достоевский. И уже не думает, как бы сделать, что-то такое, особенного, а только о том, как бы с долгами расплатиться. И вся его критика политического устройства государства сводится к критике туалетов. Точнее, к их отсутствию. Как и было замечено еще на заре, то есть где-то недалеко от семнадцатого года реформатошей сексуальных отношений между людьми Александрой Коллонтай. Реформа была названа:
- Стакан воды. - Имелось в виду, вероятно, не только то, что имелось, но и то, что не надо много пить, чтобы не бегать потом за каждый угол. Но это второй, скрытый смысл реформы в государстве, где не было теплых туалетов, а главный, основной, как известно, имеет обратный смысл. А именно:
- А вот трахаться можете за каждым углом, если приспичило.
Как сказал бы Людовик Четырнадцатый:
- Не ссать надо в коридорах Версаля, а сексом заниматься.
Эд открыл дверь этой большой ванно-туалетной душевой комнаты, и почувствовал запах... запах туалета. Так лучше сказать. Забыл смыть? подумал он спросонья. Но тут же показалось лицо, без слов уперлось руками в дверь, и парень отступил. Он не понял, чье это лицо, но был уверен, что буфетчицы. И неудивительно, запутаться можно. Буфетчика долгое время была буфетчицей, где Эд несколько раз отоваривал свой ларек, но потом она стала называть себя:
- Рай. - Рай, ясно - это его жена Рая, которое раньше - тоже долгое время - была именно Раем, тренером Торпедо. Тут любой бы легко спутал ее с кем угодно. Можно сказать, вообще не узнал бы. Так и Эд. Он сбегал на улицу, не стал писать в угол, как делали все слуги Версаля, лег в кровать, и опять заснул. Когда женщина пришла, он проснулся, и схватил ее, как свою собственность. Говорят, говорят, что так не надо делать, что всё - человек больше не собственность другого человека. А бесполезно. Все равно хватают. Даже поют, что, мол:
- Цап его - и во дворец волокут. - Ну, а потом, как и в песне поется: несовпадение желаний. Она:
- Бери меня! - А он, наоборот:
- Морды будем после бить! Я вина хочу. - Так и здесь. Утром, за завтраком, девушка закричала:
- Ай! Не он! - Это уже, как у Пушкина в Метели.
- То есть, как не он?! - изумился Эд, и придержал бутерброд с маслом и сыром уже поднесенный ко рту.
- Так вы, что, в конце концов, не помните, что я в первый раз вас вижу?
Эд растерялся.
- Я думал, ты просто перекрасилась, - наконец, сказал он. Но все же испугался, и бутерброд есть не стал, а наоборот, выпил кофе с молоком. - Неужели опять какая-то подстава? - с ужасом подумал он, и решил на всякий случай извиниться, хотя и понимал, что извинениями тут не поможешь. И он сказал:
- Извините, но, может быть, вам что-то надо?
Девушка не ответила. Она опять пропела, как заводской гудок:
- Ай! Не он!
Пропел гудок заводской
Конец рабочего дня.
И снова у проходной
Встречает милый меня!
Встречает, да, оказывается, не тот. Но, видя, не совсем полное, но все же недоумения парня, Маша на всякий случай спросила:
- Ты, не Мерлин? - И добавила: - Да, нет, нет, я вижу, что нет, но, тем не менее, ответьте лучше сейчас, чтобы потом не пришлось об этом пожалеть.
Эд понял это предложение, как прямой наезд. И... и решил согласиться. Как Атос в свое время согласился жениться на Миледи, оправдываясь тем, что:
- Тогда я не заметил лилии у нее на плече. - На это многие, естественно возражают:
- Как можно было не заметить лилию на плече будущей жены? - А я вам отвечу, как:
- До свадьбы нельзя заниматься сексом. - А если можно, то только без секса. Или, как говорят:
- Только по мессионерски. - Чисто для проверки, а не во всю мощь, как предлагает Александра Коллонтай. Крути-верти его, как поросенка на огне.
Одни не понимают, что другие никогда не видят спины своей жены. В принципе, я не знаю, почему некоторые этого не понимают. А вот, чтобы лица не узнавать - это удивляет. Вроде бы должно быть однозначно понятно, что это она. Или, наоборот, не она. Но вот существование Принципа Неопределенности даже в этом деле, мягко говоря, настораживает. Неужели Принцип Неопределенности Гейзенберга, открытый им в математике и физике, распространяется и на взаимоотношения мужчин и женщин?
Хотя основания для этого есть. Ведь Ева - это не Адам. Но она сделана из него. Следовательно, она тоже Адам. И получается, что можно не только спутать одну женщину с другой, но и женщину с мужчиной. А это, как некоторые считают, еще хуже. И, следовательно, еще труднее в это поверить. Мол:
- Ай! Не она! Он. - К счастью, здесь ситуация была попроще. Но если в первый раз - все равно ошарашивает.
Даже если только во второй.
Рай, когда вошла, только раскрыла рот от удивления и. как она потом сказала:
- Беспрецедентной наглости некоторых личностей.
- Меня, извините, ошиблась: тебя наручниками надо приковывать в отсутствие жены?
- Вы меня тоже извините, - сказала Маша, наливая вошедшей кофе, - вы кого имеете в виду? Меня? И да:
- С молоком?
- Со взбитыми сливками! - рявкнула Рай.
- Так у нас, простите, этого нет, - сказала невинно Маша.
- Будет, - сказала Рай. И ударила Машу.
И била до тех пор, пока не допыталась, что Машу два месяца держали в котловане.
- И самое главное, ни за что, - сказала она уже, когда они сели за стол, и Маша пила зеленый чай с колотым сахаром вприкуску.
- Абсолютно, - только и ответил Эд. А Маша добавила:
- Если не считать того, что я была красивая. До тех пор, разумеется, пока вы меня не избили до полусмерти.
Этим знакомство не закончилось. Потом они начали спорить, кто из них блонде, а кто нет. Оказывается, и здесь действовал Принцип Неопределенности Гейзенберга.
Одна говорит:
- Я, а другая:
- Я. - Как это возможно, если одна из них точно блондинка, а другая брюнетка? А одна говорит:
- Ты крашеная блондинка!
- Это ты крашеная! - отвечает другая.
- Да, я крашеная, - ответила Рай. - Но, как ты не понимаешь, что я крашеная брюнетка! А следовательно, такая же блондинка, как Мэрилин Монро.
- А я, по-твоему, брюнетка? - спросила еще раз Маша.
- Давайте не будем спорить, - вмешался Эд. - Ты, Маша, седая. Ты поседела, когда посидела два месяца в котловане с зеками.
- Седая это даже лучше, чем блондэ, - сказала Маша.
- Ты права, - поддержала ее Рай.
- Только вы ничего не рассказывайте Мерину. Я не хочу, чтобы меня жалели.
- Нет, конечно, - хором ответили Эд и Рай. Но уже думали только о том, чтобы рассказать, но как-то так сделать, чтобы не нарушать данного уже обещания.
Рай подытожила впечатления этого утра:
- Мы здесь жить не будет. Живите вы с Мерином.
- Да здесь всем места хватит, - сказала Маша.
- Так-то оно так, но мы будем приезжать сюда только, чтобы отметиться после длительной командировки.
- Вот здорово! - обрадовалась Маша, - мы будем встречать вас, как самых дорогих гостей.
- Не, - подняла руку Рай в знак протеста.
- Да именно так! - продолжала настаивать Маша. - Мы будем жарить для вас козла на вертеле.
- К-какого козла? - не понял Эд, думая, что Маша хочет жарить ненавистных ей зеков. Ну, не то, чтобы думал, а так: предположил на всякий случай.
- Да прекратите вы с этими козлами! - хлопнула ладонью по столу Рай. - Я имела в виду совсем другое.
- А именно?
- Не будем вашими гостями.
- Почему?
- Потому что вы будете нашими.
- В каком смысле?
- Мы сдадим вам эту хату на время.
- На время? - не поняла Маша, и добавила: - На какое?
- На длительное. - ответила Рай. - Мы ведь отправляемся на турнир Большого Шлема, правда, Эд?
Эд почесал голову, пытаясь за короткое время преобразовать интегральный алгоритм памяти в дифференциальный.
- Да, не заморачивайся ты, амиго! - потрепала его за рукав жена, - я так называю футбольный турнир на первенство Полумира.
- На какую часть Полумира? - переспросила Маша.
- Пока что на нашу, естественно.
- Вы не против, если я включу радио? - сказал Эд. И включил, не расслышав, что ему ответили:
- Да, - или:
- Нет! - Да и не всегда надо прислушиваться к советам. Иногда, даже часто, надо иметь свое мнение.
И услышали передачу в Рабочий Полдень. Как-то:
Тишина за Рогожской заставою.
Спят деревья у сонной реки.
И составы идут за составами,
И кого-то сзывают гудки-и!
Покажи-расскажи, утро раннее,
Как с подругой мы счастье найдем!
Может быть, вот на этой окраине,
Возле дома, в котором живем-м!
О, летние ночи - буксиров гудочки!
Волнуется парень, и хочет уйти-и.
Но девушек краше, чем в Сормове нашем
Ему никогда и нигде не найти-и!
Ты сама догадайся по голосу
Шестиструнной гитары мое-ей!
Глава Шестнадцатая
1
- Гол! простите - штанга! - сказал Лобановский.
Что это было? Нет, не комментарий по радио или телевидению. Это был экзамен на получение звания тренера. Последний вопрос. Его задал директор телецентра. Конкретно:
- Какую фразу нельзя говорить старшему тренеру и комментатору радио и телевидения даже в минуты сильного волнения из-за неоднозначных событий на футбольном поле? - И вот так Валера ответил, как ответил.
- Пусть решают члены комиссии, - вздохнул директор. - Но свое мнение выскажу: я считаю этот ответ неверным. А в связи с тем, что этот соискатель на звание старшего тренера такой известной команды, как Динамо Киев, дал неверный, по крайней мере, очень сомнительный ответ на мой однозначный вопрос:
- Какая передача ведет к победе, длинная или короткая, - считаю, надо ставить незачет.
Члены комиссии начали совещаться. В принципе, кто такой директор телецентра? Да, никто. Но у него связи. Не свои же собственные слова он говорит. Как говорится:
- Таких прав не имеет.
- Дадим Валерию Лобановскому еще один шанс, - сказал представитель Правительства Григорий Коммунарович. - Все-таки как ни как, а в футбол он играл на высшем уровне.
- Да мало ли их, хороших игроков! - нервно воскликнул Ляпиков, директор телецентра. - А бы даже сказал, как собак не резаных. Если не больше. Возьмете хотя бы этих же Пеле, Гаринчу, Эйсебио. Ладно, еще в комментаторы лезут! Пусть. Но старший тренер по футболу! Извините за сравнение, но это святое почти.
- Я все понимаю, - сказал Григорий Коммунарович, и добавил: - И все же пусть соискатель на это святое место в команде Динамо Киев попробует вспомнить, и дать более точный ответ на поставленный вопрос о запрещенных даже для старшего тренера фразах. Ну, попробуйте, Валера, вы же знаете характер людей гениальных и талантливых. Их горячее желание победить любой ценой. Как говорится:
- Мы за словами не постоим.
- Я считаю этот совет почти подсказкой, - сказал Ляпиков.
- Я могу говорить? - спросил Лобановский. - Или будет какой-нибудь другой вопрос?
- Отвечайте на этот, если можете, - сказал Председатель Комиссии.
- Гол! хер, штанга! - ответил Валера.
- Не совсем точно, - промямлил Ляпиков.
- Разрешите уточнить еще?
- Не надо. Просто скажите, что вы имели в виду:
- Можно так говорить, или, наоборот, нельзя? - спросил директор.
- Думаю, что нельзя, - ответил Лобановский.
- Это правильный ответ, - сказал Григорий Коммунарович. - Поздравляем вас с присвоение звания... звания... Какое звание? Как это официально называется? В общем, вас ждет Динамо Киев.
- Но учтите, я не допущу, чтобы на моем телевидение употреблялось словосочетание: Длинная Передача. Запретить вам эту терминологию на поле я не смог, но у себя я хозяин.
- Жаль, - сказал Лобановский.
- Что?! - спросил без восклицания, но явно с внутренним возмущением Ляпиков.
- Жаль, что такие люди, как вы руководят телевидением, - неожиданно для всех ответил Лобановский.
- Извинитесь. Немедленно извинитесь, Лобановский, - сказала одна женщина, тоже член комиссии.
Остальные молчали. И Лобановский сказал:
- З какой стати? Вы ведете пропаганду невеселого футбола. Я против.
- Смотрите, как он заговорил! Мы как дали вам звание, так и лишить можем, - сказала эта дама.
- Вам, именно вам, - подчеркнул Григорий, - пока что этого права никто не давал. - И он прямо показал пальцем на агрессивную даму с длинным носом. - Вы ведь, надеюсь, не играете в футбол? Нет? И это, знаете ли, прекрасно!
Женщина хотела ответить вопросом:
- По вашему, люди ходят на футбол веселиться? Нет.
- А зачем? Страдать?
- Может быть, и не страдать, но то, что это борьба идеологий - точно.
Но, как вы поняли, это воображаемый диалог. Впрочем, нет. Так-то он был, но не во всеуслышанье. Как будто громкая связь была выключена, но разговор существовал.
Григорий и Валера вышли вместе.
- У меня к тебе дело, - сказал Григорий Коммунарович. - Надо взять в команду одного футболиста.
- Только одного?
- Ты прав, скорее всего, их будет два.
- Конечно. Я бы взял и троих. И знаешь почему? Лишь бы умели играть в футбол, как...
- Как Пеле?
- Нет.
- Как Гаринча?
- Нет.
- Как Эйсебио?
- Нет. Я бы хотел, чтобы они играли, как играл Эдуард Стрельцов.
- Так это и...
- Что?
- Я говорю, не знаю, как насчет Стрельцова, но на Гаринчу похоже.
- Странные вещи ты говоришь, Григорий Коммунарович. Ведь они играли похоже.
- Я в том смысле, что один еще играет, а другой нет.
- Когда он придет?
- Завтра.
- Хорошо.
- Через три дня вы встречаетесь с московским Торпедо.
- Да. Только успею принять дела, и тут же играем здесь в Киеве с Торпедо Москва. Команда уже готова, но в запас я его возьму, если проявит себя.
- А как он может проявить себя за два дня? За дубль лучше не ставь. Только ноги сломают и все.
- Та не, я так посмотрю, на тренировке. Более того, если ты просишь, если ты считаешь, что этот игрок может играть у меня, то я и без проб поставлю его против Торпедо. В полузащиту пока. Пойдет?
Григорий Коммунарович как раз отвлекся, пропуская машину, не остановившуюся на красный свет, и кивнул:
- Правильно, пусть проявит себя сразу же в первой игре. Но обещай поставить и на вторую. Сам знаешь, в первой игре может не получиться. Все люди, все переживают, волнуются.
- Без сомнения. Зайдем в ресторан?
- Без сомнения.
2
Никто из торпедовцев не узнал Эдуарда Стрельцова. Сознание выключает узнавание того, чего не может быть. Пропускает мимо ушей. Правда, он был без своего любимого чубчика, за который его критиковали в средствах массовой информации. Даже сравнивали его чубчик и любовь к дорогим салатам, не доступным простым смертным с тем парнем, которого назвали:
- Парень в кепке и зуб золотой. - В общем:
- И не нравится ей укротитель зверей, чернобровый, красивый Андрюшка.
Кому ей? Официальной журналистике.
Эд нормально проявил себя на двух тренировках, и Лобановский поставил его левым полузащитником. Вроде бы все шло нормально, Эд раз за разом проходил по два игрока и отдавал точный пас. Но забить не мог. Да и трудно забить, не имея партнера, который бы дал ему пас. Он отдавал. Его пасы были точными, но не голевыми. Ведь Эд никогда не играл в полузащите. Он не просил Лобановского поставить его в нападение. Да и что просить? Нападающие у нового старшего тренера были. А Григорий не акцентировал Лобановского, что посылает ему не просто чистого нападающего, а:
- Центрфорварда.
Гол, забитый Кузьмой в этом матче в самом начале первого тайма оказался единственным. Торпедо победил 1:0.
Следующий матч был в Москве со Спартаком.
Рай удалось поехать с ним в качестве переводчика. Джо Блэк хотя и понимал по-русски, но не совсем однозначно. Так отрекомендовала его Рай. Лобановский согласился.
Матч со Спартаком был идеологическим.
- Посиди пока в запасе, Джо, - сказал Лобановский. - Мей би, выйдешь во втором тайме.
Динамо пыталось атаковать в первом тайме, но никто не смог забить. Эд помнил защитника сборной прилипчивого Соснихина. Сейчас он полностью блокировал игру центрального нападающего.
- Николай Дементьев получил мяч от Соснихина, - заговорил комментатор по телевизору, установленному в комментаторской кабине наверху стадиона. Играли в Лужниках, которые Стрельцову казались космической тарелкой. Он продолжал чувствовать себя здесь маленьким. Именно здесь он понял, почему Чарли Чаплин называл себя маленьким человеком.
- Земля для него была инопланетным кораблем? - сказала Рай.
- Да, я думаю, что игра в Лужниках это игра с Чужими на их территории.
- Как играли русские с немцами в плену? Не за счет, а за жизнь. Ставкой в футбольном матче была жизнь, - сказала Рай. - Это удивительно.
- Или смерть, - добавил Эд.
- Николай Дементьев проходит одного динамовца из Киева, прошу прощенья, второго тоже. Передача! Мяч успешно достигает другого Николая. Я имею в виду, Николая Паршина. Сегодня он играет в центре. Впрочем, как всегда. Паршин сделал стрельцовский финт - да простит меня сам Николай Паршин, может, он сам придумал этот финт, а не подсмотрел его у бывшего нашего знаменитого футболиста, так рано расставшегося с любезным его сердцу футболом, но тем не менее - качнул мяч вправо, потом туловище, имеется в виду часть от пояса до головы, влево, и опять вправо. В общем, если смотреть издалека и не заморачиваться, можно решить, что Паршин просто пробежал вперед мимо защитника, как мимо тени. Прошел мимо - и всё! А защитник киевлян остался на месте, как загипнотизированный.
- Удар. Удар! Кажется, гол. Простите, это точно гол. Спартак повел со счетом 1:0. Впрочем, в начале всегда так. Кроме счета 1:0 другого быть не может. И знаете почему? Нельзя забить два гола сразу. Таковы правила этой великолепной игры. И они закреплены формально тем, что на поле всегда только один мяч. Да, друзья мои, как это ни покажется странным, но на всех только один мяч. Можно бы сказать:
- Одна на троих.
Одна, если бы мяч был - не был, а была. А трое это зрители и две футбольные команды. Может быть, где-нибудь в Тибете, где усиленно изучают процесс хлопка одной ладонью, и играют в одиночестве. Так это:
- Тихо сам с собою, тихо сам с собою-ю! я веду беседу. Пусть даже и в активном смысле. Но, думаю, это сказки. Ибо и работники Тибета играли не сами с собой, а с немцами. Конкретно, с отрядом Анэнербе, поднявшимся к ним в небеса, и очень не хотевшим возвращаться назад, на грешную Землю. Нет, ну, а кому была охота воевать за фашистов? За проигравших ведь никто не хочет играть. Не правда ли? Можете считать, что я не ставил здесь знака вопроса.
3
- Кто это говорит? - спросил Никита у Лени. Они сидели на веранде второго этажа ялтинской Жемчужины в виду у моря, а сами смотрели уже ставший цветным телевизор.
- Вот так, со стороны, можно бы подумать, что мы живем в совершенно фантастическом мире Александра Дюма. - Продолжал комментатор. - Мы одновременно видим мир с трех сторон. Это прямое действующее лицо, Стрельцов на поле... это, конечно, оговорка, я хотел сказать:
- Игрок на поле. - Впрочем, это одно и то же.
Во-вторых, это зрители на трибуне, И, наконец, нас могут смотреть из самого Кремля, находящегося в нашем представлении вообще где-то за тридевять земель.
А что такое:
- Тридевять Земель? - В чем особенность, я бы сказал, магия этого известного нам с детских лет образа? Именно в неоднозначности. Ибо: а где это? И вы будете правы, если думаете так. Ведь Тридевять Земель это не одно место, а несколько мест, существующих одновременно. Как я уже сказал это Стрельцов на поле, простите за оговорку. Второе, зрители на трибунах. Сюда же относятся тренеры, запасные игроки и старшие тренеры обеих команд. И главные действующие лица, находящиеся в царских палатах. И вот эти царские палаты и есть настоящее Тридевятое Царство, ибо могут находится одновременно в нескольких местах. Как-то:
- Сам Кремль. - Раз.
- Малая Дача. - Два-с.
- Ялтинская Жемчужина, второй этаж, столик, кресла. Спиной к морю сидит наш любезный пастушок, вполоборота Леня. Шурика нет. По заданию Никиты он уехал на Перекоп. Необходимо составить смету по поводу превращения легендарного Литовского Полуострова в Омаха Бич. Чтобы можно было там купаться, загорать и заодно вспоминать Куськину Мать, которую мы там давали старорежимным представлениям о жизни. Как говорится:
- Шли лихие эскадроны Приамурских партизан.
Впрочем, это-то дело было на острове Крым, как написал писатель, кажется, Вася Акс, на двери туалета ресторана Метрополь. Только не понятно тогда, где он был Перекопан. По воде, аки по суху, что ли, копали?
И вот, находясь, неизвестно где, а как вы теперь поняли, это и значит:
- За Тридевять Земель, - ребята то же, также, как и мы смотрят футбол. И теперь задайте себе вопрос:
- За кого они болеют? На кого свои ставки сделали? Догадайтесь, и поставьте туда же. Знаете почему? Скажу. Только тихо, на ухо:
- Руководство никогда не проигрывает.
И в заключение прочту вам стихи, сочиненным заштатным поэтом из Комитета Безопасности для приближения образа нашего лидера к народу. Итак, название:
- Любезный Пастушок.
Ах, любезный Пастушок, у меня от жизни шок! (Нина Петровна).
- Ах, любезная Пастушка у меня от жизни юшка.
Руки зябнуть, ноги зябнуть!
- Не пора ли нам дерябнуть?
Простите, но далее идет не Подлинник, а чисто Римейк:
- Страшно встретить на природе бюст покойника Иоси.
А не встретишь - не поймешь, что в другой стране живешь.
- В общем, уезжайте на лето в Ялту. Пишите заявление сразу на полнометражный роман, чтобы иметь возможность остаться и на следующее лето. - Закончил комментатор свой краткий спич.
- Кто это такой, мать его?! - вскричал Никита. - Какой-то новый. Как будто его выпустили с Канатчиковой дачи. - И прочел кстати:
Нимб пускает круги
наподобье пурги,
друг за другом вослед
за две тысячи лет,
достигая ума,
как двойная зима:
вроде зимних долин
край, где царь - инсулин.
- Думаешь, у него тоже сахарный диабет? - спросил Леня. И добавил: - Не могу понять, как этот импрессионизм пропускают в Прямой Эфир. - И добавил еще раз: - А еще говорят, что он не заразный. Я вот только послушал, и уже почувствовал себя неважно.
- Забыл, как звать-то его! - воскликнул Никита. - Ну, кино помнишь, Друг мой, Колька? Вот его тоже, как-то так звали.
- Звали? Ты думаешь, его уже взяли? Прямо из комментаторской кабины, что ли. Быстро. Или ты имел в виду того, в кино?
- Разумеется. Неужели ты не понял, что этот Колька работает с нашего указания. Специально спустили на время рукава, чтобы доказать:
- Нужен ли нашим людям Пикассо, Ван Гог, Тулуз Лотрек, Моне, Ренуар, Сезанн и другие официальные лица импрессионизма. Ну, как?
- Что как? Нужен ли? Да, бьет по шарам, - сказал Леня и даже открыл новую пачку Новости. В том смысле, что с фильтром. - Так-то ничего особливого, но как подумаешь, что то же самое слушали все - в дрожь и пот бросает.
- Эффект Тридевятого Царства, - сказал Никита. И добавил: - А вообще, надо сказать, заставь дурака богу молиться - он и лоб расшибет.
- Ты о чем?
- Не понимаю, зачем надо было вспоминать про диабет.
- Ты прав, отдыхающим не надо напоминать об уколах. Даже если это необходимые уколы инсулина. Спели бы еще песню:
- Инсулин, инсулин, инсулин!
Ты на свете один!
Мне помог.
- Да, вроде бы ничего особливого, а уже на каком-нибудь Голосе сделают вывод, что у нас появились сомнения насчет запрета генной инженерии.
- Надо было раньше запрещать. Когда еще запели:
- На инженера учится! Ох! хороший инженер из него получится!
- Кто знал тогда, что от инженера до генетика только один шаг. Сначала появился один, потом второй, а теперь они объединились. И появился не только инсулин, что куда ни шло, но и стихи про него.
- Вроде бы и так все есть, - сказал Леня, - а зачем еще всем об этом рассказывать? Вот чего я не понимаю! Другое дело рассказать, что-нибудь новое, про какую-нибудь маленькую, неизвестную землю. Земля Иосифа... Прости, я не того хотел назвать. Не нашего бывшего в законе. А французского. Франца Иосифа.
- Леня, не строй из себя импрессиониста! Какой еще не хер Франц?! Хватит одного бывшего. Ты знаешь, что может быть, если бывших вдруг окажется больше, чем нынешних? И вообще, ты различаешь нынче и надысь?
- Прости, Никита, лучше вернемся к нашим баранам. В том смысле, что к быкам.
- Да, - сказал Никита, - еще в древности они начали рисовать быков и антилоп. Зачем? Живых полно, а они еще мертвых рисуют в пещерах. Может, это действительно лучше?
- Что?
- Надо не коровники строить, а сразу рисовать на стенах этих коровников быков. Как ты считаешь?
- Никита, скажу тебе честно. За такие вещи тебя уволят с резолюцией:
- За импрессионизм, футуризм и аграрную политику вместе взятые.
- За такие подозрения я тебя задушу, молдаванка толстошеяя! - И Никита взял Леню за шею и начал душить. И не так по рабоче-крестьянски, обнимая шею обеими ладонями спереди, а как по системе Хуки-Яки: сзади. Пропустил левую руку под подбородок, и зацепил ее за правую.
Леня решил встать и бросить противника через себя. Но вовремя понял, что опережает события. Однако этот знаменитый бросок из будущего - через бедро с захватом - он уже тренировал в уме.
- Ну, ладно, послушаем, что еще нового нам скажет Друг мой, Колька, - сказал Никита, и отпустил уже слегка обмякшего Второго.
А уже начался второй тайм. Первый закончился со счетом 2:0 в пользу Спартака. Второй мяч забил Николай Дементьев с подачи Анатолия Ильина. И теперь в самом начале второго тайма мяч опять влетел в ворота Динамо Киев. Забил Борис Татушин. Забил через серию коротких передач. Анатолий Масленников принял мяч от вратаря, передал Анатолию Ильину, Ильин Паршину, тот Дементьеву. И Борис забил с прострела поперек поля.
- Как говорится: бац, бац и в дамки, - опять подал свой голос комментатор. И добавил: - Интересно, пять будет? Сюда бы Пеле, или Гаринчу. Мэй би, Эйсебио. А так нет, думаю, если не выгонят, то старшему тренеру Динамо Киев Валерию Лобановскому придется раньше времени полысеть. Да вы сами подумайте, 3:0, а времени осталось не так много. Идет второй тайм. Вообще, я думаю, что это Картина Репина:
- Приплыли. - Импрессионизм с футуризмом вместе взятые. Если не считать авангардизма.
- Я тебя сегодня разорю, Леня, - сказал Никита, - за твою попытку протащить Малую Землю на Большой Экран.
- Я ничего такого не делал. Вам показалось, - ответил Леня. - Впрочем, я согласен. Только не выгоняйте меня, как Шурика отдыхать в Египет.
- Я ему сделал выбор. Хочет пусть этим летом едет в Египет, или на Белое Море. Он выбрал Белое море. Хочет треску с навагой половить своими руками. Ну и Хай ему в руки.
Шурика на это лето выгнали за то, что он рассказал всему Политбюро про существование здесь, на Большой Земле:
- Теории инопланетного порабощения Земли. - Что будто бы существует человек с древней памятью.
- И помнит, как была порабощена Земля? - спросил Никита на заседании Политбюро. - Ты, вообще, соображаешь, Шурик, чего плетешь?
- Так это не я, а он.
- Кто?
- Троцкий. Кажется. Какая-то очень похожая фамилия.
Первый фрагмент попросили прочитать самого Шурика.
- Почему я? - обиделся Шурик. - Я не сочинитель.
- Но ты отрыл эту пещеру Аменхотепа, или как его там? - сказал Леня.
- Читай, - сказал Никита. И он прочитал. По бумажке:
- Мы уходим в глушь лесную. Брошу книжку записную.
- Теперь ты, Леня, - сказал Никита.
- Я не буду.
- Я те дам, не буду.
- Ну, хорошо:
- Удаляемся от света. Не увижу сельсовета.
- Теперь вместе, - сказал Никита.
- Нет, нет, - закричали Шурик и Леня.- Теперь ты, Никита, давай, как руководитель, отвечающий за всех.
- Да я-то могу дать, - ответил Никита, - мне не привыкать. - И дал:
- Что мы скажем честным людям? Что мы з ними жить не
будем!
Легкий грохот прокатился по рядам Президиума.
Дальше читать все отказывались. Пришлось Первому разобраться самому:
- Власти нету в чистом виде. Фараону без раба и тем паче - пирамиде неизбежная труба. Приглядись, товарищ, к лесу! И особенно к листве. Не чета КПССу, листья вечно в большинстве! В чем спасенье для России? - Никита вынул платок, вытер пот со лба, и больше уже не убирал его. Платок, имеется в виду. Хотя с удовольствием убрал бы и лоб, потому что все смотрели ему не в рот, как обычно, а именно на лоб. И Никита понимал, что многие уже думают, что:
- Хорошо бы об этот лоб мышей бить.
Ведь именно в мое правленье зародился этот Инопланетянин, подумал Никита. Привычка к длинным речам помогла ему собраться с силами и продолжить:
- В чем спасенье для России? - задал он опять тот же вопрос. И ответил:
- Повернуть к начальству:
- Жэ!
Волки, мишки и косые это сделали уже. Мысль нагнать четвероногих нам, имеющим лишь две, привлекательнее многих мыслей в русской голове.
Бросим должность, бросим званья,
лицемерить и дрожать.
Не пора ль венцу созданья
лапы теплые пожать?
Некоторые по привычке захлопали.
- Ми попросили бы товарища Шурика дать разоблачение этому фокусу, - сказал Георгадзе, которые еще присутствовал на этом заседании.
Шурик встал, поправил прическу, протер очки, не снимая их с ушей и носа, и сказал:
- Я готов.
- Давай, давай дальше, - сказал Никита, обрадовавшись, что ему не надо больше говорить. Может быть, первый раз в жизни.
- Дальше яйца не пускают! - неожиданно даже для самого себя рявкнул Шурик.
- Ну, ты чё, забыл, что ли? - Никита мысленно встал, и мысленно дружески похлопал Шурика по плечу. И добавил: - Не спеши, подумай.
- Он считает, - начал Шурик, - что это мы Инопланетяне. Более того:
- Чужие. - А они с теплыми лапами здесь жили всегда.
- Получается, что мы уже приготовились сказать многим, кому не можем указать на Колыму:
- Валите отсюда! Мы останемся здесь, на Родине, - сказал Леня, - а они уже объявляют нам, что у кого-то будто бы появилась древняя память о том, что это они аборигены, а мы сюда прилетели, как Чужие. И этот Троцкий теперь логично предлагает повернуть именно к нам этот:
- Жэ. - Что такое Жэ - неизвестно. Скорее всего, как уже предположили наши историки, это железный меч короля Артура, Председателя Рыцарей Круглого Стола.
- Чистое масонство.
- Есть же, в конце концов, кино:
- Мы! были Первыми, - сказал Леня, - с Марксом Бернесом в главной роли. Я уже тогда говорил, что не надо было его и его Волгу трогать. А теперь за нас некому заступиться. Чужие. - И он вытер выступившие на глазах слезы.
- Зря его назвали Звездой, - сказал Никита, задумчиво, не поднимая головы. - Как бы теперь нам не пришлось заправить в планшеты космические карты. Куда только лететь, я не помню. Честно, мне все еще кажется, что я так здесь всегда и жил.
- Да, - сказал Шурик категорично, - если уж посылать к Макару этого Троцкого...
- Бродского, - подсказал кто-то. Кажется, это был Александр Яковлев. Но вряд ли. Тогда он только еще получил свою первую номенклатурную должность, и первые три тысячи в конверте, без налогообложения положенного для всех, кроме избранных, т.е. как теперь стало ясно:
- Чужих.
- Я имею в виду, - продолжил Шурик, что и этого с конвертами, то бишь, с планшетами в картах, тоже туда.
- Куда? - спросил Леня.
- А это уж вам решать. Сначала на Колыму, потом на Дикий Запад, на их родину, или сразу на туда-сюда.
- Что значит, туда-сюда? - мрачно спросил Никита. - В расход, что ли? Как сказал поэт:
- С этим делом мы покончили. Пусть и недавно. Кстати, вы слышали его новую песню? - спросил весело Никита.
- Кого? - горько подумали некоторые.
- Здесь так много поэтов, что сразу и не сообразишь, про кого ты гутаришь, Никита, - сказал Шурик. - Один уже заправил нам космические карты в планшеты, другой отправляет нас на стрелку с дикими волками, медведями и зайцами, а третий?
- А третий предлагает нам выход! Вот послушайте:
- Мне ктой-то на плечи повис! Валюха крикнул:
- Берегись!
Валюха крикнул:
- Берегись! - Но было поздно.
В тюрьме есть тоже лазарет. Я там валялся. Я там валялся. Разрезан вдоль и поперек. Врач мне сказал:
- Держись, браток! - И я держался. Разрезан вдоль и поперек. Он мне сказал, держись, браток, и я держался!
- Легко сказать:
- Держись, браток! - А как?
Это сказал Леня.
- Есть еще и четвертый импрессионист, - сказал Никита. - Он советует:
- Возьмемся за руки, друзья! Возьмемся за руки, друзья!
Чтоб не пропасть по одиночке.
- Да, - резюмировал Секретарь Георгадзе: - Без коррупции ми пропадем это точно. Где, например, взять икру заморскую, баклажанную? Мне, например, пришлось обратиться за снабжением к тем, кто в законе.
Заседание закончилось вопросом:
- А этот четвертый импрессионист - футурист - авангардист тоже Троцкий? - И ответом:
- Да, тоже - русский.
Глава Семнадцатая
1
- Запасной!
- Я!
- Нет, не ты. Запасной!
- Я?
- У тебя какой номер? - спросил второй тренер Динамо Киев.
- Честно?
- Лучше честно, конечно.
- Я забыл. Честно, раньше я играл под девятым, может быть, десятым, если место было занятно.
- Где ты играл?
- Так это...
- За сборную?
- Да.
- За сборную какого завода? - И пропел кстати: - Я был когда-то форвардом завода Металлист. - И продолжил:
- Вернулся я на родину, шумят березки стройные-е. Я много лет без отпуска играл в чужом краю-ю!
Кстати, повернись-ка. Точно, это ты.
- Я?
- Да. У тебя семнадцатый номер. Раздеваться.
- Раздеваться?
- Че ты переспрашиваешь? Разминайся и на поле. Или ты не слышал, что мы проигрываем уже два мяча? Давай, давай, парень, пора работать. - Он хотел спросить имя второго тренера, но тут ему показалось - что это Рай.
- Да, не может быть! - тут же сказал он, снимая штаны. - Даже она не смогла бы так быстро договориться с Лобановским, и стать вторым тренером, этого, в общем-то, уже почти знаменитого клуба. Ну, не легендарного еще пока.
Однако дело обстояло именно так. Рай договорилась быть вторым тренером. Правда, не без участия Григория Коммунаровича. Она уже была уверена, что Джо оставят здесь. Правда, еще сомневалась. Так бывает. Уверена, но сомневается.
Он должен был играть с краю, но когда выбежал на поле, увидел, что центр свободен. И, получив мяч, сразу пошел к воротам через центр.
- Куда он лезет? - Лобановский чуть не схватился за голову. - В центре у него сейчас отберут мяч. Видите, и отдать уже некому. Все перекрыто.
- Рай, ты ему сказал, что он должен бегать поближе ко мне, по правому краю?
- Так еще не вечер, - ответила Рай, - еще набегается по краю-то. Я знаете, что думаю?
- Нет пока, - мрачно ответил Валера.
- Он почувствовал, что может прорваться через центр, - ответила Рай.
- Как ты сказал? Прорваться?
- Вы знакомы, что ли?
- Та не, просто, кажется я...
Тут Стрельцов сделал пас самому себе между ног защитника Соснихина, и мяч застрял. И нападающий откатил его назад.
- Отдай ты пас кому-нибудь, - сказал еще один второй тренер.
- Да кому он отдаст? Все перекрыто, - сказал Лобановский. - Не прорвется.
- Запутал сам себя.
Но Стрельцов еще раз послал мяч межу ног защитника. И мяч опять не прошел. Он застрял между ног Соснихина - защитника Сборной. Но нападающий носком протолкнул его. Соснихин остался позади, но перед Стрельцовым уже был другой защитник. Еще один набегал справа. Не дожидаясь его, Эд ударил левой.
- Эх, не повезло! - выкрикнул почему-то радостно Лобановский.
- Чему вы радуетесь? - спросила Рай.
- Так может бить не каждый, - ответил старший тренер. Мяч попал в крестовину. Эд тоже подумал, что не повезло. Это плохо. Как бы этот процесс не затянулся. Времени оставалось всего двадцать пять минут. Не много. Лобановский, собственно и не надеялся уже победить.
- Действительно, сквитать бы, - сказала Рай, - не до жиру. - Лобановский не стал возражать.
- А вдруг действительно сквитаем, - подумал он. - Передайте... впрочем, я сам. - Он вышел к полю, и позвал Стрельцова:
- Джо! Послушай, Джо, играй на месте центрфорварда. - Эд уже начал быстро отходить задом, когда Валера опять окликнул его. - И да, Джо, если мы сегодня победим, твой номер семнадцатый, всегда будешь играть в центре нападения.
И Эд тут же рискнул и забил с углового. Труднее всего оказалось уговорить седьмого номера. Этот светловолосый парень упрямо повторял, как заведенный:
- Я подаю с этого края.
- Ми не против, - зачем-то пошутил Эд, чем вообще озлобил полузащитника.
- Я подаю, - только и долбил седьмой.
- Я подам только один раз, - сказал Эд. И несильно ударил парня по зубам. Так, апперкотом снизу. Случайно вышло. Точнее, автоматически. Хорошо, что никто не заметил. Никто, кроме Лобановского.
- Зачем он это сделал? - спросил он Рай. Но ее рядом не было. После подачи углового он и не стал бы спрашивать. Он и не спросил. Мяч по уходящей, как Комета Галлея, вправо и вниз дуге влетел в дальнюю девятку. Вратарь Спартака был ошарашен. Правда, сначала он и не ожидал, что мяч с углового будет заворачивать в ворота. Траектория была не та. Да и не бил так никто в серьезных матчах. Так только, разве что на тренировках. Да и то так уже не делали. Какой смысл? У дальней штанги вратарь все равно возьмет этот удар. Этот мяч лучше. Но в данном случае вратарь понял, что это будет гол прямо с углового, когда мячу оставалось пройти уже только треть пути. Поздно. И он пропустил. Мяч невероятным образом скользнул под руку. Он слишком высоко выпрыгнул. Успел закрыть угол, и выпрыгнул высоко, высоко вверх.
- Повезло, - выдохнул второй тренер.
- Вот это гол, - сказали многие.
- Вот это Джо, - сказали некоторые.
2
Никита и Леня сидели у телевизора. Они спорили. По совету Никиты Леня ставил на Динамо Киев, а сам он на Спартак.
- Ты должен проиграть, амиго, - сказал Никита.
- Тебе так говорил Фидель? - спросил Леня.
- Так он сказал Кеннеди, сказал он мне, - сказал Никита.
За короткое время счет стал 3:2.
- Не успели оглянуться, - сказал второй тренер Спартака Игорь Нетто, а счет уже два - два.
- Удивительно, - только и сказал старший тренер Качалин, который был также в это время старшим тренером Сборной. - Откуда взялся этот игрок?
- Запасной, - ответил второй тренер.
- Запасной, - повторил Качалин. - Как фамилия?
- Не помню. Так-то не по-русски. Сейчас, я посмотрю в бумагах.
- Не надо перед телекамерами рыться в портфелях. Еще подумают, что мы наизусть не помним имена знаменитых игроков. Но я, как говорится, такого роста не помню. Да и лица тоже. Приставьте к нему Соснихина, персонально. Чтобы держал, как свой член.
- А как это? - спросил второй тренер.
- А ты не знаешь?
- Нет.
- Всегда при себе, - сказал Качалин. - Я думал, тебе это известно.
Соснихин заставил Эда ходить пешком. А потом центрфорвард и совсем встал.
- У него, чё, плоскостопие, что ли? - спросил Никита. - Почему не бегает?
Леня поводил кусочком шашлыка по тарелке с красным соусом, положил его в рот, достал из холодильника Бош бутылку Боржоми, лед.
- Будешь, Леня?
- Что ты сказал?
- Я хговорю, Никита, ты будешь боржоми со льдом или нет?
- Нет, ты что-то другое сказал.
- Та не.
- Сказал, говорю тебе.
- Я оговорился.
- Нет, не оговорился, друг, ты мечтал.
- Разве это запрещено?
- Та не. Если бы ты не мечтал занять мое место.
- Та не, че ты, Никита.
- Нет, да! Ты мечтал. И мечта твоя означает по Фрейду желание, подсознательное желание, занять мое место. Точно тебе говорю.
- И ты веришь Фрейду, Никита? Кому-кому, а уж Фрейду - я бы тебе верить не советовал.
- Почему? Чем он хуже других?
- Не стоит.
- Почему, я тебя спрашиваю?
- Ну, сам подумай, если бы какая-нибудь Кассандра - если бы она была у нас - вдруг предсказала, что следующий царь у нас будет Леонид, то да, понятно, это:
- Предсказательница.
Но я-то ведь не Кассандра. Можно ли мне верить?
- Нет, естественно, - сказал Никита. - Одна радость, кажется, я не проиграю. Этого запасного зажали капитально.
- Ты прав. Как Кеннеди на Карибах. - Значит, на петушка?
- Шутить изволите? Мы не Девчата, - ответил Никита.
- Как мы теперь будем?
- А будем мы вот так:
- Ты поедешь в творческую командировку. Если проиграешь. Будешь писать книгу.
- Я...
- Ну, может, не писать, а так пока осмотришься, изучишь натуру на месте.
- А именно?
- Это находится где-то в районе Новосибирского Университета.
- Новосибирского, точно?
- Мей би, Новороссийского. Я точно не помню. Да и не старался запомнить. Ибо: а оно мне надо?
- А вы знаете, до чего Шурик в последнее время докатился? - спросил Леня, желая отвлечь Никиту от направления его в командировку. Я ему говорю:
- Мей би, ты объяснишь мне твои новые наработки продолжения государственного строительства?
- Что?
- Я говорю, кажется, пропустил какое-то слово. Щас. И я опять говорю:
- Мей би, ты объяснишь мне твои новые наработки идеологии продолжения государственного строительства?
- Я, говорит, не люблю, когда стреляют в спину. И даже против выстрелов в упор.
- И все это только из-за слова:
- Мей би. - Для него это, как выстрел в спину.
- Ухгу. Или в упор, - резюмировал Никита.
- Никита, ты не любишь футбол. Я и то больше его люблю, чем ты. Зачем смотришь?
- Привычка. Люблю покритиковать кого-нибудь, чтобы от сердца отлегло. Капитализм я тоже не люблю, но постоянно вынужден им заниматься. Вот даже заказал новые ботинки с надписью на подошвах:
- Мы - лучшие!
- Кто будет их читать?
- Кто поймает. Тот и будет.
- Значит, ты за Спартак?
- Да, ставлю нарочно на тех, кто плохо играет, но может выиграть. А чтобы это было всем понятно, набери-ка, мил человек, мне вертушку. Пусть позовут Григория.
- Скорей всего, на стадионе нет вертушки.
- Они где играют?
- В Москве, естественно.
- В Москве. Оттуда до вертушки не далеко. Пусть протянут провод.
- Далековато.
- Ничего. В войну дальше тянули. Под пулями. Зубами, мать твою, держали концы, чтобы связь была! Выполня-я-ть!
- Григорий Коммунарович, - задыхаясь от быстрого бега, сказал директор стадиона, - вас...
- Вас из дас? - спокойно ответил Григорий. - Ты не видишь, я болею за футбол?
- Вас спрашивают именно в связи с этой болезнью. Никита.
- Кто?!
- Никита.
- Что за Никита? Послушай, отвали.
- Простите, Григорий Коммунарович, но меня могут расстрелять за вас.
- За нас?
- За ваш необдуманный ответ. Прошу, пройти.
- Куда?! В номера?
- В мой кабинет. Честно вам говорю, звонят с вертушки, из Кремля.
- О... иду только для того, чтобы удостовериться, что этого не может быть.
Но это была правда. Никита сказал, чтобы Григорий Коммунарович повлиял на исход матча.
- Хочу, чтобы выиграл Спартак.
- Спартак и так.
- Что и так? И так выигрывает? Я это знаю. Необходимо сохранить этот статус Кво.
- А что я могу сделать, не понимаю.
- Не давай забивать в наши ворота.
- Значит, вы против Украины?
- А при чем здесь Украина? - не понял Никита.
- Спартак сегодня играет с Динамо...
- Я в курсе, что с Динамо. И надо это Динамо продинамить. Ты понял?
- Динамо бывает разное. Это Динамо Киев.
- Ну и что?
- Киев в... на Украине. Догоняешь?
- Киев на Украине, - повторил Никита. И добавил: - Верно. Жаль. Мне жаль, но я уже поспорил с Леней, что Динамо проиграет. Сделай, пожалуйста, что-нибудь экстраординарное. Сними этого черного, как негр Джо. Пусть у них в нападении играет какой-нибудь долбо... А то че-то этот парень мне напоминает Стрельцова.
- Чем?
- Забивает невероятные голы. Спартаку - Сухой Лист! Кстати, нельзя этот гол убрать из официального репортажа?
- Поздно. Новый комментатор уже всем рассказал.
- А комментатора нельзя убрать?
- Нет,
- Почему?
- Вы сами подписали Указ о запрете ликвидации. Как вы сказали:
- Не одной Одессой жива Россия!
- Хорошо, будь по-вашему.
- По-вашему.
- Будь по-моему. Тогда просто скажи Качалину, тренеру Спартака, чтобы поставил четверых держать этого Джо. Не перебивай, сказал четверых, значит, четверых. Сами вы ни хера не можете решить. Тогда выполняйте, что решил я.
- Ну, если вы сказали:
- Надо! - Вынужден ответить:
- Я передам, конечно, но вынужден заметить, что... - Но Никита уже положил трубку. И не услышал, что так мы докатимся до запрета импрессионизма. Будем держать его запертым от нас со всех четырех сторон света.
- Ну? - спросил Леня, когда Никита вернулся от вертушки.
- Ты чемодан собрал? Считай, что ты уже едешь на целину. Как в песне поется:
- Едем мы, друзья, в дальние края!
- Да? Но ты-то не едешь, - сказал Леня.
- Так я и не собирался превратить Малую Землю в Большую. И себя в меня.
- Если я выиграю...
- Это уже невозможно. Ибо зачем нам тогда и вертушка, если не для того, чтобы претворять в жизнь свои мысли.
- И все-таки.
- Ну, хорошо, можешь опубликовать эту книгу о Малой Земле, - сказал Никита. И добавил: - После моей смерти.
- А пораньше нельзя? Например, после твоей отставки? - спросил Леня.
- У нас отставка, как у фараонов: только вместе с Пирамидой.
- Нет, Никита, разреши мне сделать тебе подарок. Если я выиграю в этом матче, то я обещаю тебе отставку без Пирамиды. Будешь просто местным фермером. Будешь выращивать у себя на участке сортовую Куку. Настоящую Бондюэль!
- С огнем играешь, Леня.
- Так мы никому не скажем. А? Ты мне обеспечиваешь предварительное создание Малой Земли, а я тебе гарантирую участок в пятнадцать соток.
- Пятнадцать мало.
- Нет, это чисто для Куку. А для прогулок, как положено семь га соснового леса. Или, хочешь, большой яблоневый сад, как в колхозе. А?
- Я груши люблю. Как говорится:
- Эх, рябина кудрявая, белые цветы, эх, рябина кудрявая, хлопцу подскажи-и!
- Ладно, я согласен, - ответил он. И добавил: - Вроде уж теперь не знаю, за кого болеть. А? Не надо было звонить, чтобы держали этого Джо за самые яйца.
3
Джо забивает еще один гол, а второй Олег Бархатов, вышедший на замену.
- Вдвоем, - как сказал Николай Озеров, - они начали терроризировать оборону Спартака.
Действительно, прибежал Бархатов в синем дорогом костюме.
- Я не опоздал, Гавриил Дмитриевич? - спросил он.
Качалин посмотрел на часы.
- Та не, время еще есть, пятнадцать минут осталось. - И вдруг спохватился: - Прости, Бархатов, при всем моем уважении, но тебя нет в списке. Это тебе, кто сказал, чтобы ты вышел на поле, Григорий Коммунарович? И знаешь, не расстраивайся, наверное, тебе в другую команду.
- Точно! - Олег хлопнул себя по лбу. - Ведь это не Динамо Киев? И да, я думал, вас назначили старшим тренером Киевского Динамо.
- Хотели, но...
- Вы отказались.
- Нет. Просто я разозлил Никиту на Кремлевском Приеме.
- Что вы сделали?
- Я только сказал, что цвета похожи, а вкус разный. Думал, что сказал остроумно, а Никита, который был недалеко, услышал и почему-то разозлился. Перед этим он вдохновенно говорил о новой эре. Эре Куку и Апа. Кто-то даже спел, и сплясал прямо на приме чуть ли не вприсядку:
- Апа, Апа - Россия и Еврап-а! - И Никита выгнал его прямо с приема. Ведь он имел в виду Новый Бермудский Треугольник в виде России, Украины, Кубы. Вроде бы Украина уже и не наша. Не наше общенародное достояние, а другая страна. И объединены они будут в будущем только по существу. Многие думали, что нефтью и ошиблись. Оказалось, что близнецы-братья это Куку, то есть Кукуруза и Ап, имеется в виду Апельсин. И, как сказал Никита:
- Это уже не однополая связь пидараса с пидарасом, а настоящая двуполая. Как у людей. - В общем, решено, было поставлять в Украину апельсины с Кубы, в обмен на наши новые ракетоносители. Пока не приживутся свои.
Шурик даже пошутил:
- А может, нам лучше кактусы с Мексики импортировать? У нас бензин, а на Украине будет уже не самогон, то бишь местная горилка, а настоящая фирменная текила. Тогда действительно мы будем не как старший и младший, а как равноправные партнеры.
Только Леня не полез в эту бутылку с Текилой. И правильно, потому что Шурика на время отправили осушать болота в Средней Азии. Вот вам и Текила. А на самом деле, чего лезть в эту зеленую бутылку? Свобода - тоже можно как-то использовать.
- Тем не менее, меня посчитали противником Оранжево-Кукурузной революции и отобрали назад назначение старшим тренером Киевского Динамо. Им, видите ли, не нужен тренер, насмехающийся над их Апельсиновой Целиной. Сейчас уже кто-то, кажется, Евтушенко, сочиняет песню про новый Квадрат Малевича.
- Треугольник, вы сказали. Москва, Гавана, Киев.
- Плюс этот еще, как его?
- Кто? Бог войны?
- Точно! Марс. На Марсе яблоки, в Гаване, сигары, в Украине апельсины, в Москве груши.
- Я думал, в Москве нефть, а на Кубе новые ракеты Илья Муромец. Нет?
- Да, так должно быть по логике. Но Никита сказал, когда выгонял меня с бала:
- Это мой бал! А я люблю груши! - И спел кстати:
- На первое Куку, на второе Груши.
В общем, эта Кукурузно - Апельсиновая - Яблочно -Сигарная политика хорошо не кончится. Так решили многие. И знаете почему?
- Почему?
- Слишком сложно. Многим не по уму. Вот если бы это были ракеты и нефть - тогда многие были бы в своей тарелке. Впрочем, время еще есть, идите, играйте против нас. Но не думаю, что за семь минут вы добьетесь успеха, - сказал Качалин.
Григорий Коммунарович поставил на этот, казалось бы, рядовой матч на Первенство, свою должность. Должность Четвертого. Его давили с одной стороны сторонники иностранца Молота, с другой колбасники Мико. Не говоря уже о записных интриганах и политологах Лене и Шурике.
- Джо, - сразу сказал Бархат, как только вбежал на поле, - проходи справа, я буду ждать на линии штрафной. - Он поправил свои фирменные длинные трусы.
- Как шорты, - сказал Эд. - Тебе такие выдали? - спросил Эд. - Я видел такие во Франции.
- Да, скоро все такие будут носить. Новая мода.
- Не верю. По крайней мере, это маловероятно. Мы еще не забыли старые, которые были такими же длинными.
- У этих материал совсем другой. Пощупай, фирма. Мягкие, легкие, не спадают, и резинка не режет талию.
- Меня держат четыре игрока, - сказал Эд, наконец, оторвав взгляд от заграничных трусов Бархата. - Давай ты пройдешь, а я буду бить с линии штрафной.
- Хорошо, но только один раз. Мне и так дышать нечем. Бежал сюда от самой стоянки такси. Боялся опоздать. Григорий вызвал, боится проиграть свою должность. Спрашивается: зачем так рисковать.
- Видимо, он решил с помощью нас избавиться от своих самых злостных противников Молота и Нико. Навсегда загнать их на дальнюю дачу. Надо ему помощь.
- Вот именно. Иначе и нас, дорогой Джо, законопатят между щелей где-нибудь на Сахалине.
- Там рыба.
- Там икра.
- Ну, давай.
- Форвердз. Я по правому один раз. Потом ты пройдешь по левому.
- Мей би.
- Что?
- Извини, я ошибся. Окей.
Бархатов рулил своими длинными ногами, как лимузином на ухабистой дороге: вовремя притормаживал, выруливал, потом опять уходил вперед. Все дальше и дальше. И все ближе и ближе к воротам противника. Даже сопроводительная команда Эда не выдержала. Двое сказали:
- Мы пойдем на помощь.
- Ми не против, - сказал один из двоих остававшихся, Соснихин. И добавил: - Загоните его к угловому флагу.
Вратарь Спартака уже боялся получить опять Сухой Лист. Он попросил Соснихина встать у передней штанги.
- Не могу, - ответил знаменитый защитник Сборной, - я держу этого ухаря. - Он нагло обнял Эда за плечо. И добавил: - Правда, Джо? Мы друг без друга никуда.
- Та не, иди, Соснихин, а то Бархат точно вкрутит опять Сухой Лист.
- Ты прав, Джо, он может, пойду помогу вратарю. - Вдруг он остановился через несколько шагов, прямо на одиннадцатиметровой отметке, повернулся и спросил:
- Мы разве знакомы?
Эд почему-то растерялся. Ответил Соснихин. Сам себе. Что? Эд не разобрал его слов, потому что вратарь заорал, как будто его режут:
- Соснихин, мать твою! быстрее! Бархат уже разбегается.
Эд встал прямо на линии штрафной. Но тут увидел, что Олег, уже начавший разбег, остановился.
- Чего? - одними губами спросил Эд. Он не стал махать рукой, чтобы не обратить на себя внимания. Олег опять отошел, и опять приготовился бежать к мячу. Прежде, чем стартовать, он поднял руку. Потому опустил ее прямо в направлении Эда. И... и перевел этот шлагбаум вправо, отчетливо указывая на одиннадцатиметровую отметку. Эд хотел сказать, что Бархат ошибается, они договаривались бить с линии штрафной. Но Олег опять показал, что надо встать ближе к воротам.
- Вот что значит не сыгранность, - выразился комментатор. - Это может привести к печальным последствиям. Нет, точно, Джо и Бархат не понимают друг друга! Неужели нельзя было договорится заранее? А! Я понял, в чем дело. Джо еще держат два защитника. Несмотря на то, что Соснихин ушел к передней штанге, еще один опекун встал поближе к линии вратарской - двое еще трутся вблизи Джо. А он, очевидно, ждет подачи Олега Бархатова. Джо мотает головой, мол:
- Мы договаривались бить с линии штрафной. Давай! Подавай сюда! И уже, кажется, сомневается, что они именно так договаривались. Джо начинается в себе сомневаться. Да, друзья мои, он уже сомневается, что договор был бить с шестнадцати метров. Начинает думать, что забыл обговоренное место встречи. Место встречи с мячом. Он забыл, а Бархат прав:
- Бить надо с пенальти.
- Но Джо ошибается. Вы тоже уже поняли, мои любимые телезрители и радиослушатели? Нет. Я сейчас объясню. Просто Олег Бархатов хочет запутать спартаковских защитников. Он хочет, чтобы Джо подошел поближе в воротам, а подача, тем не менее будет, как они договаривались на линию штрафной, на шестнадцать метров от ворот Спартака. Джо, поняв это, должен первым добежать до поданного с углового мяча. Но, увы, он не понимает.
Перед Григорием Коммунаровичем стоял немецкий приемник Грюндик, и он слышал, что говорил Николай Озеров с противоположной трибуны в микрофон. Ни у Качалина, ни у Лобановского приемников, естественно, не было. Не могли же они на самом деле думать, что какой-то какой бы он ни был комментатор может знать о футболе, и конкретно об этом матче больше, чем они, старшие тренеры Московского Спартака и Киевского Динамо, назначенные сюда правительством. Другие, правда, считали, что не правительством, а партией. Нет, отвечали первые, именно правительством, потому что глава государства не партия, а правительство. Как будто не партия назначила это правительство. Тем не менее, некоторые личности спорили об этом порой до восхода солнца. И заниматься этими дискуссиями студентам и будущим студентам позволил восьмичасовой рабочий день, придуманный партией, и воплощаемый ежемесячно в жизнь правительством. И при входе в завод, где обязательно числились работающими все, даже самые лучшие игроки, такие, как Стрельцов, было написано:
- Друг, пойми, не мы может разрешить тебе больше четырех сверхурочных в месяц. - А многие хотели бы работать больше. Ведь за сверхурочные платили в два раза больше.
Григорий Коммунарович послал гонца к Лобановскому.
- Скажи ему, пусть передаст Джо, что подача будет на линию штрафной, а стоять надо на точке пенальти.
Но Качалин, старший тренер Спартака, не зря был и старшим тренером Сборной. Он тоже догадался, в чем здесь дело. Правда, когда увидел второго тренера Киевского Динамо по имени Рай у края поля. Он послал Игоря Нетто разъяснить и свою позицию, и в то же место. А куда еще? Ведь сидели они с одной стороны поля.
Эд посмотрел на размахивающую руками у края поля Рай, и ничего не понял. То же самое произошло и с защитниками Спартака. Они только разводили руками.
- Че им надо? - спросил Соснихин у вратаря, переднюю штангу ворот которого он подпирал.
- Скорее всего, - ответил, немного подумав, вратарь, - обещают весь месяц закрыть, как сверхурочные, если мы не дадим Динамовцам сквитать счет.
- Да, ладно?! - воскликнул Соснихин и еще сильнее вцепился в штагу.
Эд со злостью хотел плюнуть на землю. Но передумал, и побежал к краю поля, где махала руками и подпрыгивала вверх его жена, Рай. И в это время Олег Бархатов подал.
Глава Восемнадцатая
1
Он видел, что ситуация стала похожа на Вавилонскую, когда люди перестали понимать друг друга. И подал вслед бегущему Джо, а он уже почти добежал до своей Рай. Она хотела высказать ему всё. А именно:
- Ты меня не любишь, так как абсолютно не понимаешь, что я тебе говорю. Сколько можно повторять одно и то же? Ты куда бежишь? - Но не успела даже про себя продолжить свою наставительную речь. Эд обернулся и принял мяч на грудь. До ворот метров двадцать пять - тридцать. Бить не реально. И он сделал обратную передачу Олегу. Прямо опять туда, на угловой флажок, на противоположной стороне поля.
- Бархатов принял этот мяч, - быстро заговорил комментатор. - Вратарь Спартака что-то говорит защитнику Соснихину, уже отошедшему от передней штанги. - Ага, он орет, чтобы Соснихин спешно занял опять свое место у штанги. Ребята уверены, что теперь Бархат закрутит Сухой Лист. Забегали, как Тигры, когда поняли, что у русских кроме обычных пушек, есть еще противотанковое оружие возмездия, добыть которое, во что бы то ни стало, был послан Гимлером отряд особого назначения Анэнербе под командованием Скорцени. Теперь, я думаю, уже можно сказать нашим добрым телезрителям, а так же не менее умным, хотя и более бедным радиослушателям, что командовал этим отрядом, сражавшимся против Тигров Анэнербе легендарный Борис Стрельцов, отец нашего неизвестно куда пропавшего гениального, любимого почти всеми, футболиста Эдуарда Стрельцова. Именно через него многие воспринимали футбол. Как в американское кино мы попадаем с помощью Пола Ньюмэна и Роберта Рэдфорда. Этих Бутча Кэссиди и Сандэнса Кида нашего времени.
Григорий Коммунарович двумя мизинцами попытался прочистить свои уши.
- Он, что, совсем рехнулся? - спросил он у второго тренера, кивнув на Грюндик.
- А что особенного? - не понял тот. - Голос какой-то, наверное. - Мей би, Голос Америки? Или Би-Би-Си.
- Ты, ты, че?
- А че?
- Не узнаешь голос Николая Озерова?
- Нет. А кто это?
- Да ты че? - заклинило Гавриила. - Это комментатор, комментирует этот футбол заместо Синявского.
- Ну так теперь понятно. Идет борьба за место. Этот новый комментатор хочет как-то прославиться на этом матче. Чтобы его запомнили. А то Синявский, да Синявский. Синявский то, Синявский сё. Синявский может комментировать матч, сидя спиной к полю, и одновременно играть в трынку с каким-нибудь запасным, вторым тренером, или бывшим футболистом. А Озеров решил рассказать о битве в Прохоровке двух секретных организаций.
- Ну, ладно, ты меня успокоил. Но все равно, как бы всех нас не выгнали за эти секретные битвы.
- Да бросьте вы, Григорий Коммунарович, война-то давно кончилась.
Григорий расстегнул верхнюю пуговицу у рубашки, и добавил:
- Хорошо бы.
- В принципе, да. Некоторые тайны хранят по пятьдесят лет. И даже больше, - сказал второй тренер. Это был не Рай, другой парень. Рай все еще стояла у бровки. Она уже не размахивала руками, а затаив дыхание, наблюдала, как Эд и Олег терроризируют оборону Спартака. Олег не стал бить по воротам с острого угла, и опять по верху передал мяч Стрельцову. Эд качнул вправо защитника, второму пробросил мяч между ног, и почти уперся в угол вратарской, почти во вратаря.
- Бить некуда, - сказал со своего места Соснихин.
- Хорошо, - ответил Эдуард, - я ухожу. - И он повернулся спиной к воротам. И вратарь, и защитник Соснихин поздно поняли, что Джо побежал назад без мяча. Он отдал пас пяткой набегающему Олегу Бархатову, и тот вколотил его в просвет между вратарем и защитником.
3:3! Трибуны встали. Оставалась всего одна минута до окончания матча, еще две добавил арбитр.
- Теперь давай ты, - сказал Олег.
- Я уже попробовал, - ответил Эд, - не вышло. Ворота уперлись в меня, как стена.
- Наоборот.
- Нет, я думаю, именно стена ожила, и встала передо мной. Ну, хорошо, я попробую еще раз. Но если не выйдет, забивай ты, не стесняйся.
- Гол забил Олег Бархатов, - сказал комментатор, которого пока еще не арестовали и не выгнали за разглашение государственной тайны, - с подачи пяткой в стиле знаменитого Стрельцова. Можно подумать, что это был он сам. Если бы не был таким черным как негр. Конечно, можно и перекраситься, но, разумеется, не в нашем случае. Стрельцов, как Иван Денисович, Ща - 854, кладет коровники где-то на Целине. Не думаю, что он в тайге ходит с рогатиной на медведя. Почему-то мне кажется, что ему повезло, и настоящий Гулаг был заменен ему Вольным Поселением. Впрочем, там тоже едят медведей, если их случайно сбивает какой-нибудь Фишман, научившийся ездить на паровозе.
Вот говорят, - продолжал комментатор:
- Приедет Стрельцов он вам покажет игру. - Имеется в виду не футболистам, а зрителям. Все повалят на футбол, как на Мэрилин Монро. И тогда, как говорится:
- Некоторым будет по горячей.
Но я вам должен сказать, должен признаться, что сегодня я видел игру Эдуарда Стрельцова. Вот режьте меня на части, а мне кажется, что перед нами не бразильский нападающий Джо Блэк, а сам Эдуард Стрельцов. Впрочем, извольте:
- Знакомьтесь, новый нападающий Динамо Киев, Джо Блэк. Вы видите, скорей всего, у него такое же плоскостопие, как было у Эдуарда Стрельцова. Видите? Видите, он встал в инсайде? А инсайд у нас сейчас находится у линии, разделяющей центр поля. Вы поняли почему? Ближе нельзя подойти - будет оффсайд. Вне игры. Так как все игроки Спартака перешли в атаку, и сейчас находятся на половине поля Динамо. Осталось, между прочим... щас скажу... да, точно, меньше минуты. И это уже включая добавленное время. Неужели ничья. Не хотелось бы. Нам нужен победитель. Я ставлю на победителя, как сказал Фидель Кастро, когда спустился с гор Сьеры Невады и захватил Гавану.
- Этот матч, где проходит? - спросил Никита у Лени. - Неужели у нас?
- А чему ты удивляется? - спросил Леня. - Мы же боремся за свободу.
- Нет, я не против. Но для пробы лучше было бы сначала снять этот матч с этими комментариями на пленку где-нибудь на целине, после уборки Куку, а потом показать где-нибудь в другом месте, например, в Каннах, или вообще в Америке.
- Это логично. Все лучшее надо отправлять на экспорт. Единственное, чего я не могу понять, это разницы между экспортом и импортом. Почему свои товары мы должны называть экспортом, а их импортом?
- Ты прав, Леня, мне это тоже не совсем ясно, - сказал Никита, - делаем на экспорт, а они там, в Америке, получают нашу нефть, как импорт. Лохотрон какой-то. Так и этим Озеровским комментарием этого футбольного матча. Вроде бы натуральная экспортная продукция, а получаем ее, как с Би-би-би или с Голоса Америки. Честно. Вот читал Доктора Живаго - то же самое. Люди, как шары на бильярде, катаются туда - сюда, и совершенно им по барабану, что мы-то тоже тут! И мы играем в этот бильярд. По экспорту мы главные, мы игроки, а народ это шары на бильярдом столе. А по импортируемой нам этим Живаго идеологии получается, что никто этого не понимает. Бегают от нас, как ошпаренные, но как бегали бы от комаров:
- Заебали кусаться! - И машут ветками в разные стороны.
Теперь ты понял разницу между экспортом и импортом.
- Я в бильярд не играю.
- Да какая разница! - разозлился Никита. - В бильярд, в футбол, в охоту. Ты же не свои ляжки, хребты и головы раздаешь после удачной охоты? Нет, а этих ослов...
- Та не, там не ослов, все кабаны. Но в принципе я понял. Честно. Экспорт отдаем, а импорт берем себе. Так все министерства делают. А уж секретарши и медсестры так и говорят:
- Вы нам, пожалуйста, только импорт экспортируйте.
- Вот и видно, что все они слушают Голос Америки, Радио Свобода и Би-Би-Си.
- А это плохо?
- Хреново, конечно.
- Я не знал. Зачем тогда их сюда пропускают?
- Дело в том, дорогой ты мой, Чемберлен Леня, что не все понимают, что это говорят по... по импорту. Большинство считает, что это экспорт.
- Они думают, что не нам рассказывают про Архипелаг Гулаг, а мы им?!
- Да. Я тебе точно говорю, почти все думают, то это мы рассказываем про Америку. И Европу. Мало кому в голову приходит, что можно так далеко распространять волны.
- Тогда может почище транслировать? - спросил Леня.
- Та не, они же ловят импорт, идеологию для Трумэна. Или, кто у них сейчас, Дуайт?
- Та не, сейчас-то, кажется, Джон еще.
- Кеннеди? Меняются, как кролики на животноводческой ферме! Для меня, как для всего нашего народа президентом Америки навсегда останется Трумэн. Как говорили, говорят и говорить будут:
- Сидит Трумэн в кабинете, водит пальцем по газете, он урок нам хочет дать, как учителей слушаться. И так далее, и тому подобное. В том смысле, что изучает химию про капусту синюю.
- Трахаются, вы имеете в виду? - спросил Леня.
- Валят их, как кроликов! Вот что меня удивляет.
- А что тут удивительного? У них капитализм!
- Да? Вот это меня и удивляет.
- Угу. Кажется, я начинаю вас понимать. Так вы, значит, считаете, что они ловят нас, как отраженный от ноосферы сигнал?
- Верно!
- А если чисто - значит, они это понимают, как нашу баланду? - Леня задумался и выдал: - Надо тоже научиться говорить так, чтобы было импортно. Чтобы понимали только половину сказанного. Тогда все будут слушать, как Радио Свобода.
- Хорошая идея, Леня. Ты это запатентуй, пока другие не догадались. Гениальная идея.
2
Рай посмотрела на часы, и даже тихонько затопала ногами. Она решила написать книгу про футболиста, и сегодня он должен забить решающий гол. Иначе ничего не получится. Кроме старшего тренера есть и другое начальство. Директор завода, как в Торпедо, и так далее. Джо могут не взять в команду.
- Эд! - закричала она, - надо бить, в конце концов. Не спи, пожалуйста.
- А то что?
- А то я никогда не смогу дописать книгу про футболиста. Давай, забивай.
- Хорошо. Но только если ты будешь называть меня Джо. Иначе конец.
- Хорошо, май диэ чайлд, только ты забей, пожалуйста. Времени осталось очень мало.
- Сколько, пять минут?
- Меньше.
- Четыре?
- Меньше.
- Меньше? Куда же меньше?
- Меньше. Очень меньше минуты.
- Джо что-то обсуждает со своим тренером, - сказал Николай Озеров. - Что, как вы думаете? Футбол, по-моему, обсуждать уже поздно. Конец фильма. Кина больше не будет. Кинщик заболел. И так далее, и тому подобное. А жаль. Всё, как говорится:
- Ландыши. Ландыши, ландыши светлого мая привет! - И добавил кстати: - Когда весна придет? не знаю! Сойдут снега, пройдут дожди-и! Но ты, команда дорогая, должна сегодня им заби-ть-ь!
- Почему он поет? - спросил Никита - Пьяный, что ли?
- Та не, народный артист, наверное, - ответил Леня. - И да: - У нас Боржоми еще есть?
- Шампанское? Шампанское по утрам пьют только эти, как их?
- Никита, я знаешь, почему стал начальником? - И не дожидаясь ответа, выдал: - Люблю, грешным делом, Боржоми. Тем более уже вечер, а еще не утро.
И услышали, как комментатор сказал печально:
- Усё, ничья, будь она неладна.
Никита сказал:
- Вот за то, что он поет песни во время футбольного матча, в котором решается судьба Войны и Мира, может быть, так как вопрос:
- Быть или не быть, - повисает в воздухе, пригласи его на Правительственный Концерт вместе с Галиной Вишневской. Пусть расскажет подробнее, что происходит, когда мяч не попадает в ворота.
И в это время Бархатов получил мяч от вратаря. Ему бил Татушин с подачи Исаева, но вратарь поймал мяч. К счастью, в этой толпе народа мяч не задел никого. А спартаковцы так на это надеялись. Николай Дементьев с досады даже хлопнул себе по лысине. А другой Николай, Паршин - центрфорвард Спартака, кричал:
- Я стоял один на углу вратарской! Почему мне не сделали передачу? Кто должен в первую очередь получать мячи? Центрфорвард! А кто здесь центрфорвард? Я! Забыть обо мне в такой ответственный момент. Вы думаете, матч кончился? Вот из-за того, что мне не дали мяч, когда я был один и совершенно свободный, сейчас нам забьют. Не должны, а забьют. Я вам говорю.
Пока Николай Паршин продолжал в сердцах произносить эту речь, неторопливо шагая назад к своим воротам, Эд получил мяч от Бархатова на середине поля.
- Эй, поздно! - воскликнул Григорий Коммунарович. - Минуты на две бы пораньше. - А Николай Озеров добавил:
- Да-а, на две минуты бы пораньше. Уверен, Стрельцов,
простите, Джо Блэк забил бы. Он один, Перед ним только половина поля Спартака и вратарь. Эй, вратарь! готовься к бою! часовым ты поставлен у ворот-т. Всё, судья взял в рот... простите, свисток. Сейчас прокрякает.
Эд послал мяч в ворота, всего на пару метров продвинув его за среднюю линию. Можно было свистеть. Как говорится:
- Матч-то к этому времени - кончился. - Надо было теперь просто подождать, когда мяча коснется вратарь. А он сначала побежал к своим воротам со скоростью человека, забывшего выключить утюг, потом обернулся, и начал, как на тренировке, отступать задним ходом. Николай Озеров даже успел прошептать в микрофон:
- Включи заднюю передачу. - Вратарь хотел оглянуться, но мяч был уже близко. Он взвился вверх.
- Достанет? - успел спросить вездесущий комментатор. - Нет, скорей всего, будет штанга, мяч летит слишком высоко.
Вратарь был всего в полутора метрах от ворот. Даже в метре, как показалось Никите и Лене. Григорий тоже подумал:
- Всего метр. - Но мяч, хотя и летел быстро, поклонился штанге. Просто летел по дуге. Как стрела индейца перед прибытием кораблей испанских конкистадоров в Америку.
А после? А после это уже не имело смысла.
Но комментатор именно так и сказал:
- Мяч поклонился штанге и лег под нее.
Никита в принципе должен был быть доволен. После отставки его уже не сошлют на Колыму и не расстреляют, как врага народа. Леня обещал. Но с другой стороны, значит, он не будет править этим Полмиром до упора, как Ма-ма Цздун и другие восточные официальные лица. Хотя, конечно, теперь и не грохнут в лимузине, как друга Кеннеди. Как-то даже скучно, похоже на Жизнь Вечную.
- Ну, что ж, - сказал он.
- Ну, что ж, - повторил Леня.
Никита взял свой бокал красного то ли французского, то ли испанского вина, и чокнулся с Леней.
- Да, чуть не забыл, где моя длинная сигара от Фиделя? - Он встал в позу с бокалом и сигарой. - Сними меня.
- Я? - Леня оглянулся по сторонам.
- Ты.
- Прямо сейчас?
- Нет, через час! Возьми фотоаппарат, и сними меня для потомков с этим бокалом французского вина и кубинской длинной, как у Черчилля сигарой.
- Не перебор для памяти? - спросил Леня.
- Та не. Пусть запомнят меня живым.
- Готово, - сказал Леня, щелкнув вспышкой. - Картина...
Но Никита перебил его:
- Не картина, а портрет.
- Тогда портрет, твой портрет работы Пабло Пикассо. Остался у меня, на память от тебя, портрет, твой портрет работы Пабло Пикассо. Я закажу Оскару Фельцману песню на эту тему.
- Ладно. Пусть увековечат и в песне. Потом не забудь сказать какому-нибудь Неизвестному художнику, чтобы сделал мне импрессионистический памятник в стиле кубизма.
И да:
- Теперь я тебя.
- Меня только, как этого, Воллара. Чтобы никто не замечал до поры до времени. Чтобы я был похож на голову Руслана, под которой лежит волшебный меч. Меч для победы с Заколдованным Царством.
- Людмила - это Россия, которую надо вырвать из цепких лап Колдуна. - И процитировал:
- Через леса, через моря
Колдун несет богатыря!
Николай Озеров вдохнул слово:
- Штанга. - А выдохнул:
- Гол.
Некоторые на трибунах запели:
Снова Киев выиграл в Тбилиси.
Хорошо сыграли в Кутаиси.
Бибо и Мунтяна, Сабо, Паркуяна
Ждут медали, жду-ут!
Глава Девятнадцатая
1
1943 год. Борис Стрельцов. Немцы играют с пленными русскими.
- Ты где играл?
- Ты в нападении? Я думал, ты вратарь.
- Не надо песен, Эвенир, - Зина встала, и подошла к двери сарая, - Борис играл центральным нападающим за сборную университета. Ты не мог этого не знать.
- Мей би, я должен знать еще всех артистов, которые занимались в художественной самодеятельности университета? Честно, вот самое честное, не знаю ни одного самодеятельного артиста. И когда мне сказали, что они были, я очень удивился.
Зина хотела сказать, что Эвенир их предал, что из-за него они попали к немцам, но вспомнила, что они сами присоединились к партизанскому отряду, который был подставным. Немецким. Очевидно, что их здесь ждали. Один Эвенир, придумать этого, конечно, не мог. План был таким, каким его представил Эвенир, майор НКВД. Они должны были продемонстрировать Группе Анэнербе огневую мощь нового гранатомета Стрекоза в боевых условиях, а потом под видом попадания в плен, сдать эти два гранатомета Анэнербе. Таким, или почти таким. Не совсем ясно было только одно:
- Их должны были отпустить, расстрелять, или отправить в концлагерь? И, кажется, Эвенир на особую участь не рассчитывал. Хотя в этих условиях ничего нельзя проверить. Выведут по одиночке, расстреляют, потом уж не узнаешь, что сталось с остальными. Запутать, что случилось, очень просто.
Эвенира вывели на допрос. А когда он вернулся, сообщил, что Гейдрих, командир отряда Анэнербе, который вел в атаку первый отряд Тигров на Прохоровку, предложил:
- Сыграть в футбол.
- В?..
- В футбол? - удивился и Борис Стрельцов.
- За кого?
- На что? - радостно закричали ребята, надеясь, что ставкой будет их жизнь. Ибо они уже и не надеялись на это. Так-то еще думали, конечно, что, мей би, в лагерь отправят, или вообще отпустят, как полностью искупивших свою вину перед Вермахтом, честным соблюдением условий договора. Ведь гранатометы у них. А расшифровка секрета изготовления ружей и бронебойных патронов к ним, не имела, как оказалось, для немцев большого значения. Для конструкторов, работавших в том же направлении, достаточно было только внимательно их рассмотреть. А доказательство их действенности они видели в реальном бою под Прохоровкой. Девятнадцать Тигров сгорели там навсегда.
- Играть надо за команду смертников, реальных партизан, которых разоружили партизаны-немцы.
- Как они не могли понять, что это не настоящие партизаны? - удивилась Зина. - Не понимаю!
- Очень просто.
- Как?
- Так же, как и мы.
- Это была хорошо обученная спецгруппа Абвера, - сказал Эвенир. - Простые партизаны никак не могли бы их расколоть. Даже я не понял, что это группа захвата, ожидающая нас.
- Меня удивляет, зачем им наши гранатометы? - сказал Борис. - У нас и танков-то таких, с толстой броней нет.
- Думаю, они готовятся отбивать атаку американцев и англичан на Пляже Омаха, - вздохнул Эвенир. - Готовятся к открытию Второго Фронта. - И добавил: - это секретная информация, более того, чисто мои размышления. Хотя не важно, нас все равно грохнут. Я не верю, что нас отпустят.
- Так, че, играть не будем? - спросил Борис.
- А мне вот еще что непонятно, - сказала Зина, - мы провели эту секретную операцию, получается, против американцев и англичан? Против союзников? Зачем?!
- А ты думаешь, против союзников нельзя проводить операции? - спросил Эвенир. И добавил: - Секретные можно. Более того, они для этого и существуют. Вы думаете, они против нас не проводят секретных операций? Мне, например, известно, что американцы готовятся захватить раньше нас Ракеты Фау-2 Вернера фон Брауна. И его самого кстати. И специально готовят операцию, чтобы нас опередить. А если думать, как вы, то:
- Какая разница, кто первый возьмет Берлин, кто захватит Фон Брауна. Потом же он все равно поделится с друзьями - союзниками. - И добавил: - Так не бывает.
- Почему?
- Потому что идет битва не за жизнь, а за смерть.
- Какая-то странная перефразировка, - сказала Зина. И добавила: - А я буду играть. И знаете зачем? За Победу.
- Давайте сыграем, - сказал Борис Стрельцов. - Чем черт не шутит, вдруг повезет. - Он пересчитал всех пленных в сарае.
Это были два сержанта и наводчик Паша из батареи Душина. Но этот последний был контужен, и вообще не соображал, о чем идет разговор.
- Можно поставить его вратарем, - сказала Зина.
- Это, что, шутка? - спросил Стрельцов. - Он, может, чокнулся до конца своих дней, а вы над ним смеетесь.
- Ему на роду написано быть героем, - не стала оправдываться Зина.
- Да, - поддержал ее Эвенир, - за семь Тигров ему дадут Героя.
- А мы-то за что сражались?
- За Родину, естественно, - сказал... Впрочем, не важно, кто тогда это сказал. Главное, что сказал правду.
Стрельцов опять вспомнил, что Первый намекал ему на кухне Малой Дачи на какие-то удивительные вещи. Не зря тогда прозвучало слово:
- Магадан. - И, кажется, уже тогда можно было понять, что это не так плохо.
- Я играл в защите за сборную Завода, - сказал сержант Поляков.
- Этого мало, - сказала Зина.
- Зато я не контужен, как некоторые, - сказал сержант.
- Я тоже в защите могу, - пробормотал сержант Валера.
- Та не, - махнул рукой Эвенир, - тебя расстреляют.
- Почему это? - возмутился Валера.
- Ты сколько экипажей подбитых Тигров уложил навсегда в снег около Прохоровки? - спросила Зина. - Три?
- Да.
- Ну, а чего же ты хочешь, - сказал и Борис, - снайперов никогда в живых не оставляют.
- Так за компанию, может, оставят. Вы скажете, что я тоже буду играть в футбол. Скажите, что без меня играть не будете.
- Логично, - сказал Стрельцов, - так и скажем. Итого нас... раз, два, три, четыре. И Паша пока запасной. Запасным-то сможешь?! - крикнул он на ухо Паше.
- Не, я хочу сразу выйти на поле.
- Ну, ладно, посмотрим. Думаю, тебе все-таки придется сначала посидеть в запасе. Ты же ни хера не слышишь!
- А мне подсказки не нужны. Я сам знаю, как надо играть в футбол.
- За кого ты болел раньше? - спросил Эвенир.
- За Черноморец.
- Так он никогда не выигрывал, - сказала Зина. - Плохо болел. И да, - добавила она, - почему меня ты не посчитал, гус лапчатый?
- Ты будешь врачам команды.
- А заодно и тренером, - сказал Эвенир.
- Тренером, пожалуйста, но только играющим. Я умею играть в футбол.
- Та не, - сказал Борис, - посиди на трибунах.
- Да? Так, может, вы выиграете, и вас отпустят на все четыре стороны, в том смысле, что скажут:
- Идите, нам вами заниматься некогда, посидите, пожалуйста, в своем Магадане.
А меня-то, как хер знает кого, могут и не отпустить. Расстреляют ведь. И вам меня не жалко?
- Логично, - сказал Борис Стрельцов, - тогда тебе надо сменить имя. Таких Сборных из мужчин и женщин еще не бывает. Более того, неизвестно, когда будут. Да и будут ли вообще.
- Так чего проще: Зин!
- Зин от слова Зина? Тебя кто-нибудь спросит. Так что сразу думай, - сказал Эвенир. - Скажут: Зин, сгоняй пока что в магазин.
- Нет, не обязательно, - серьезно сказала она, - пусть будет от слова Зиновий.
- Зиновий, - повторил Борис Стрельцов. - А как это переводится? Я че-то таких имен никогда не слышал.
- Ты много, дорогой, чего не слышал, - сказала Зина, - но могу тебе ответить. Зиновий - это значит Хромой. Я специально буду немного прихрамывать. Можно?
- Ты еще с палочкой выйди на поле, - сказал насмешливо Эвенир. - Сразу дисквалифицируют.
- Кто?!
- Да кто угодно.
- Говорят, судить будет полковник Маркс. Он командовал атакой Тигров на Прохоровку, - сказал Эвенир. - Он нам устроит Конец на Холодец.
- А Гейдрих?
- Он капитан команды, которая будет играть против нас.
- Одни фетишисты, - сказал наводчик Паша и потряс головой. Потом добавил: - Опять слух, кажется, пропал.
Тут Эвенира опять вызвали в штаб танковой бригады. А когда он вернулся, то сообщил, что:
- Они согласны.
- На что?! - ахнули все.
- Согласны поставить на кон голову Зины. Так-то она уже была приговорена.
- За что? - спросил Борис.
- Приговорена к расстрелу, как человек, способный рождать футболистов. Нет, честно, это не я сказал. Это придумал полковник Маркс.
- У нее ноги, говорит, с которым можно рожать центрфорвардов.
- Ура-а! Значит, я буду играть! - радостно воскликнула Зина.
- Нет, к сожалению, но нет. Точнее, не совсем так, как ты думаешь.
- А как? Трахаться, что ли, надо с Марксом и Эйдрихом? Ты сам подумай, пойду ли я на это, если я не дала в свое время даже тебе, хотя ты был начальником оперотряда всего филиала университетского общежития.
- Та не, - замахал руками Эвенир, - они хотят, чтобы ты была чисто судьей этого матча. И, как он сказал:
- После матча получишь по заслугам.
- Даже не знаю, что на это ответить, - сказала Зина, - но боюсь, это то самое предложение, от которого я не смогу отказаться. Мафия.
- Что? - не понял Борис.
- Я говорю, они уже считают меня своей семьей, что выигрыш у них уже в кармане. Ради Жизни на Земле, я буду им подсуживать. Дети, они не знают, что я плохо разбираюсь в правилах. Я бы, может, по инерции и подсудила им, тем более, если во время матча мне будут приносить горячее кофе с марципанами, но не знаю:
- Как?
- Они тебе подскажут, - подал голос контуженый Паша. И добавил: - Более того, марципаны делают во Франции, а в Хермании штрудели.
- Так Франция, мил человек, - отрезала Зина, - пока что еще входит в состав Хермании.
- Да, - в очередной раз поделился Эвенир секретной информацией, - еще не поплыли наши танки к нормандскому берегу.
- Ну че ты городишь, че ты городишь! - воскликнула Зина. - Мы во Втором Фронте участвовать не будем. И знаешь почему, балда? - И сама же ответила: - Потому что мы Первый.
- Ты чем слушала, когда я рассказывал вам о секретных операциях?! - рявкнул обиженный Эвенир. - Официально - нет. А так-то, конечно, будем. Ты думаешь, зачем мы положили здесь, на Курской Дуге тысячу танков?
- Уже положили? - не понял и Борис.
- Нет еще. Но вот как раз на следующий день после матча начнется это тысяче танковое сражение. Битва под названием Курская Дуга.
- Может, оно уже было? - спросил сержант Валера.
- Может, но вряд ли. По моим подсчетам, в понедельник начнется.
- Ты разболтал нам все секреты НКВД, Эвенир, - сказала Зина. - Зачем? Думаешь, в живых все равно никого не останется?
- Возможно, как вариант. Но главное:
- Сегодняшний секрет - завтра уже только слухи. Ты вообще, в курсе, что я специалист по распространению слухов. Слухи ходят по домам, и не все думают, что это правда, так как их никто не выдумывал, как литературное произведение. Сами просочились к нам прямо из Ставки Главнокомандующего. И мы втихаря их знаем.
- А на самом деле?
- А на самом деле? - повторил Эвенир. - На самом деле, я их придумываю. Теперь понимаешь, сколько интересного ты не узнала, отказавшись выйти за меня замуж?
- Вроде да, а кажется, нет. И знаешь почему? Я не хочу жить иллюзиями. А слухи это, в принципе, вранье, иллюзия.
- Ошибаешься, подруга, это как раз и есть настоящая правда. Можно даже сказать:
- Прямой эфир. - Как отблеск молнии. Кто с кем там, на Небе подрался неизвестно, но Молнию мы видели лично. И уже никто не может нам соврать, что ничего не было.
И начался футбол в Курске перед началом Курской Дуги.
2
- Чубчик, чубчик, чубчик кучерявый! Развевайся, чубчик на ветру! Чубчик, чубчик, я тебя любила! А теперь забыть я не могу-у! - Зина спустилась с небольшого импровизированного возвышения, огражденного барьером с двумя флагами государств по бокам:
- Русского и немецкого.
Было принято решение перед началом матча исполнить гимны. Но Маркс и Гейдрих внесли уточнение:
- Пусть это будут песни, - так как матч носит военно-полевой характер. - Теперь была очередь немцев.
Борис Стрельцов, капитан русской футбольной команды - военный капитан, он и в Африке капитан, и уж тем более на футбольном поле, сказал, что немцы, вероятно, споют какой-нибудь марш:
- Их ми шпацырен, голый официрен! Ха-ха! - Все засмеялись.
Увидев это, капитан немецкой команды Гейдрих сказал:
- Торопиться не надо! - И добавил: - Цыплят по двадцать второму числу считают. - И он запел. Точнее, сначала сказал, что в виду того, что матч проходит на немецкой территории с русским уклоном, и только завтра будет решено, чья это будет земля:
- Мы споем ради уважения русских, их песню, но...
- На немецком языке! - выкрикнул, не утерпев, наводчик противотанкового орудия Паша.
- Нет, - ответил Гейдрих, - практически на русском. Только с небольшим акцентом. - И вот теперь запел:
- Расцветали яблони и груши! Поплыли туманы над рекой! Выходила на берег Катюша! На высоких берег на крутой-й!
- Уважают, - сказал снайпер Валера.
- Дак мы сколько Тигров-то перебили у них, - сказал сержант Поляков из охраны капитана Стрельцова.
Песня продолжалась:
- Уводили с берега Катюшу-у! И не потому, что русские проиграли войну-у! А чисто потому, что Катюша чистой немкою была-а!
- Чё, он там поет, - я не понял? - сказал контуженый Паша.
- Это песня на белые стихи, - сказала Зина.
- Он хочет спеть нам песню, что Россия - это чисто взбунтовавшаяся Провинция Германии, - сказал Эвенир. И пояснил: - Раньше-то Россией правили немцы. И знаете почему? - И не дождавшись ответа, сказал: - Русский царей не бывает. Если не считать Стеньки Разина, Емельяна Пугачева и Батьки Махно.
И Гейдрих закончил:
- Трахнем дружно русскую Катюшу-у! Чтобы немцы были ещё красивей-й!
- Охереть можно, - сказал снайпер Валера.
- Дак ясно, запугать хотят перед матчем, - сказала Зина. Она была уже в судейской черной-белой форме, как Инь и Янь вместе взятые.
- Вспомнили, как Римляне пели эту же песню Германским Племенам, - сказал Стрельцов.
Несколько человек партизан, кому еще не переломали руки и ноги, приняли участие в этом матче.
- Командир отряда, к сожалению, не может играть в нападении, поставьте, пожалуйста, его вратарем, - сказал один бывший майор, бежавший из плена, и бывший в партизанском отряде главным минером, пускал под откос немецкие эшелоны. - Ему сломали одну ногу, но на другой он прыгает отлично.
- Да вы что! Вратарю ноги больше нужны, чем нападающему, - ответил Стрельцов, к которому он обратился. - Мы здесь не в городки играем в пионерлагере.
- В каком лагере?
- Ладно, я его запишу, но пусть сидит в запасе.
- Запишите еще двоих в запас, - сказал майор. - А то ведь расстреляют. Или сошлют, куда Макар телят не гонял. В эту Херманию.
- Ты думаешь, в Магадане лучше?
- Там тайга, оттуда бежать можно.
- Куда?
- Так в тайгу! Там, думаю, тоже жить можно.
- Эх, майор, майор! Возьмут тебя в тайгу блатные в качестве зайца при побеге.
- И че, съедят, думаешь?
- Без базара. Как аборигены съели Кука.
- Как?
- Без соли и без лука.
- Не вкусно. Но меня-то вы записали? Запишите. Нападающим.
- Так ладно, запишу, только вы мне подыгрывайте, когда крикну:
- Пас, майор!
- У нас здесь майоров, я смотрю, как кроликов недорезанных, - сказал подходя Эвенир. И добавил: - Если мне будешь кричать...
- Да в курсе, - сказал Борис, - буду кричать старший лейтенант.
- Та не, кричи, пожалуйста:
- Разведчик.
- Зачем?
- Хочу услышать это слово перед смертью.
- Ну, окей, крикну, мей би.
- Нет, ты сразу пообещай.
- Обещаю.
В первом тайме немцы набили пять мячей в ворота русских.
- Было хорошо, но немного скучно, - сказал Гейдрих, пожимая руку Стрельцову после первого тайма. Хорошо еще, что Зина не засчитала два гола немцам. Официальный счет на табло был 0:3.
- Только 0:3, - сказала Зина, зайдя в раздевалку. - Мы еще можем отыграться.
- Мы? - переспросил Эвенир. - Мне кажется, ты за кого-то другого играешь.
- За кого?
- Только не за нас.
- А кто забил немцам два гола в первом тайме. Случаи были спорные, офсайды то ли были, то ли нет. Можно, было оставить эти голы в силе. Ты понял, Эвенир? Повтори:
- Это ты их забила, Зина. - Рипит ит, плииз.
- Не буду.
- Хорошо, во втором тайме я буду судить справедливо.
- Тебе, что, трудно извиниться? - спросил Стрельцов. - Скажи, да, это ты нам очень помогла, Зина.
- Да какой толк? Все равно нас расстреляют, потому что мы проиграем.
- Мей би наоборот, - сказал сержант Поляков, - мы им проиграем, а они тоже поступят благородно.
- Это как? - спросил снайпер Валера.
- Выпустят нас.
- Да ты что! Только не немцы. Они ради правды и пунктуальности обязательно нас расстреляют. Впрочем, могут и пожалеть. Послать в какой-нибудь Бухенвальд. В лучшем случае, будем работать в каком-нибудь древнем замке в качестве прислуги. Вы думаете, это легкая работа? Рабы раньше сбегали из замков, настолько это тяжелая работа. Будем часов по восемь вертеть быков на вертеле. И не дай боже, подпалить ему шкуру! Знаете, что будет?
- Лучше не говори. Догадываемся.
Начался второй тайм и Стрельцов сразу забил. С центра поля. Эвенир разыграл мяч с партизанским майором, и Борис сразу, едва майор получил мяч с центра от Эвенира, воскликнул:
- Пас, пас, майор.
- Ты один? - удивился майор. И не зря. Ведь весь первый тайм Стрельцова держал защитник. - Точно, один. - И подал. Горбушку.
- Разве дают такие подачи в решающий момент! - схватился за голову Эвенир. - Надо было вернуть сначала мне. Я бы ему накатил. Впрочем, все равно слишком далеко. Отсюда мяч может долететь, но гол все равно не получится.
Бо послал мяч, но вратарь не испугался. Он, как стоял, так и остался на месте, на линии ворот, и, следовательно, обогнуть его сверху мяч не мог. Мяч был послан не внешней стороной бутсы - считалось, что это невозможно - а внутренней. Левой ногой снизу мяча по касательной.
Вратарю было видно, что мяч вертится, и понемногу уходит в сторону, в левый угол, но он был спокоен, и пока стоял на середине ворот.
- Далеко не уйдет, - сказал Маркс, - а именно он стоял на воротах во втором тайме.
- Иногда надо тренировать реакцию в спорте, - сказал он, и во втором тайме встал на ворота.
Земля тоже вертится и одновременно движется по дуге, но никто не боится, что она улетит куда-то не туда. Верно? Верно-то верно, но не в этом раз. Мяч все круче и круче стал уходить в сторону. Маркс даже подумал, но он не только не попадет в ворота, но даже не уйдет на угловой!
- Аут! - радостно воскликнул он. И... и прыгнул. Не из-за того, что что-то понял. Просто сработала автоматика. Нет, мяч пролетел мимо. Мимо его рук, и коснувшись крестовины, задержанный сеткой, свалился вниз, как примагниченный.
- Гол, - сказал изумленный майор.
- Гол, - повторил командир партизанского отряда со скамейки запасных, и постучал себя по вытянутой, чтобы меньше болела, ноге. Постучал три раза, чтобы не сглазить. Он знал, что под бинтом было дерево, фанера.
- Гол, - констатировала Зина, и побежала к центру поля. Гейдрих погнался на ней.
- Хочет покачать права, - сказал контуженый Паша. - Да разве ее догонишь!
3
Кто стоит на воротах у русских?
В конце концов, поставили снайпера Валеру.
- Я никогда не стоял на воротах, - сказал сержант.
- У тебя глаз точный, ты должен видеть мяч, - сказал Эвенир. - Нет, честно, я тебе верю.
- Что толку мне от вашей веры?
- Нет, действительно, Валера, ты наша последняя надежда. Не умеешь играть технически, лови мячи по интуиции, - сказал Стрельцов. И добавил: - И знаешь почему?
- Почему?
- Потому что и технари могут взять пенальти только по интуиции. После того, как ты увидишь летящий мяч - ловить его уже поздно. Считай, что это гол.
- Как тогда ловить? Как стрелять?
- Да, прыгай одновременно с ударом.
- Может, прыгать заранее?
- Та не! Ты и стреляй тогда заранее, - сказал Эвенир. - Сегодня выстрелил, лег спасть, завтра попадет в кого-нибудь.
- Ну, окей, значит, буду прыгать одновременно.
- Обрати на это внимание, - сказал Бо, - Гейдрих любит остановить замах при исполнении пенальти. Чуть раньше прыгнешь, он успеет ударить в другую сторону.
- Так, чё, будут пенальти?! - спросил Валера.
- Не исключено.
- Ладно, - сказал Валера, - буду ловить.
Маркс сказал Гейдриху, чтобы поставил двоих персональных опекунов к Стрельцову.
- Здесь я капитан, сэр, - сказал Гейдрих. - И я сам решу, что надо делать. Тоже мне стратег нашелся, - добавил он негромко, но чтобы Маркс слышал, - а кто играть будет, если все будут держать Стрельцова. До Гейдриха только что дошла информация, что Маркс, мать его, уже ведет переговоры с американцами, как будто Второй Фронт уже открыт. - Сдавать пока не буду, - решил Гейдрих, но указывать мне, что делать больше не надо. - И он пошел в атаку. Удар - Валера вытащил мяч почти из Девятки. Гейдрих обернулся и внимательно посмотрел на нового вратаря. - Откуда у них такой вратарь. Теперь придется разыгрывать до верного. А это будет очень трудно. Все уже расслабились. Настроить команду на вдумчивую, интересную игру уже не удастся. Проблема! Так можно и проиграть.
Отто Скорцени, курировавший от имени самого Фюрера, эту секретную операцию Анэнербе, запаздывал, но должен был вот-вот приехать. В шутку он сказал по телефону Гейдриху:
- Проиграешь - съем. - Он может, печально подумал Гейдрих. - Впрочем, это шутка. - Просто отправлю в концлагерь, как русско-английского шпиона. - И это было сказано не просто так. У Гейдриха дальний родственник был англичанином. Не Черчилль, разумеется, который был врагом Наци номер один, но все равно англичанин. Как говорится:
- Если уж сдаваться, то американцам. - Там Аргентина, там тоже можно играть в футбол. Можно бы русским, но в Кремле все немцы не поместятся, а жить в деревне не охота. Как она была пустыня - так и осталась. Мерседесы там делать не научатся никогда. А жаль. Я так люблю их.
Гейдрих не заметил, как Зина назначила в сторону немцев пенальти. Один из защитников просто на просто срубил Эвенира, прорвавшего в их штрафную. Стрельцов передал ему мяч с левого фланга, и Эвенир уже приготовился бить слета, как сам поднялся в воздух, как будто перестал подчиняться законам гравитации.
Гейдрих ужаснулся. Не столько пенальти, сколько тому, кто совершил нарушение правил и срубил Эвенира. Это был Скорцени. Оказывается, он уже прибыл на стадион, и вышел на замену. Без ведома капитана. Маркс, падла, продолжал считать себя главным. Даже не счел нужным сообщить Гейдриху о производимой замене.
- Хай, - сказал Гейдрих, обращаясь по-дружески к Скорцени, - я вас и не заметил.
- Хай, - также ответил Скорцени. Видимо, вводить в лексикон английские слова уже вошло в моду, подумал Гейдрих. Что ж тут поделаешь? Люди готовятся к открытию Второго Фронта. - Меня поставил играющий тренер, - и Скорцени кивнул на Маркса.
- Че-то я впервые слышу, что Маркс это играющий тренер. - Подумал Гейдрих. На самом деле, не говорить же это вслух. Вдруг Отто скажет:
- А, чё, он умер, что ли?
Эвенир хотел сам пробить пенальти, но едва оперся на больную ногу - вскрикнул от боли.
- Мне не устоять, - сказал он, - бей ты Бо. Как говорится, пусть вся слава достанется тебя, а меня расстреляют.
- Да почему сразу расстреляют, - сказал Стрельцов, - иди в запас.
- Спасибо, друг, не зря я тебя тогда отмазал в университете. Только, а куда же девать этого партизана с клюшкой, который сейчас сидит в запасе?
- Дак... - начал Бо, и задумался.
- На мыло? - сказал Эвенир. - Все равно же ж он долго уже не проживет.
- Нет, будет играть вместо тебя.
- Ну вот я и говорю, что на мыло. Как только он выйдет на поле, Скорцени сломает ему вторую ногу - и наш командир партизанского отряда помрет прямо на поле. И вытащат его с поля, как быка, пораженного стрелой матадора. А щас, говорят, научились из людей делать мыло. Чем жечь в концлагерях. Говорят, делать мыло не намного дороже.
- Хватит нагонять на меня плохое настроение, - сказал Бо, - иди на скамейку запасных, а командиру скажи, пусть встанет в защите на левом фланге. Отто левша, пойдет по своему левому флангу, они не встретятся.
- Гейдрих встретит на своем правом, - сказал про себя майор НКВД, - разница не большая. Впрочем, Гейдрих играет в центре. А кто там, на правом, будет играть против хромого командира партизанского отряда? - Он не успел рассмотреть. Партизан уже прыгал на одной ноге, без клюшки, у кромки поля, махал рукой, и кричал Эвениру:
- Шевелись, мать твою, время-то идет! Ты за кого тут вообще играешь? Нет, на самом деле, времени до конца матча осталось меньше десяти минут, а он ходит, как с кралей у клуба. Нам кроме этого пенальти надо еще два гола забить.
- Ты знаешь, что, умник - председатель колхоза, - сказал, расходясь с ним у боковой линии, Эвенир, - никогда не обращайся к присутствующим в третьем лице.
Хромой остановился на несколько секунд, задумался, и сказал:
- Нет, ты действительно, парень, третий. И знаешь почему? Ты запасной, то есть двенадцатый игрок. А два плюс один - три. Так что не обижайся, я все правильно тебе сказал. - И добавил, засмеявшись:
- Третий - лишний!
- Иди, иди, играй, - сказал ему вслед Эвенир, может быть, здесь тебе не только ногу - голову оторвут. - И добавил, когда командир уже занял свое место на левом краю: - Здесь не у Проньки за столом - не ласкают под столом коленку соседки, здесь... Не буду уточнять, но точно тебе говорю:
- Ты здесь плохо кончишь. - Тем более, что все равно тебе нет смысла возвращаться домой. Однозначно, скажут, что сдал партизанский отряд немцам в обмен на право сыграть в футбол. Это он уже просто подумал, сказал самому себе. Он начал сомневаться, что его введут в секретный отряд Анэнербе, как договаривались, чтобы готовить уже сейчас информацию для передачи в виду откупа американцам после Победы. Как говорится:
- Наши люди в Голливуде должны быть уже сейчас. - Но вот будут ли? Эвенир уже начал сомневаться в добросовестности Отто Скорцени, с которым велись предварительные переговоры. Похоже, этот Отто думал, что эта секретная операция будет рассматриваться, как учебная игра. Считал, что Курская Дуга однозначно будет выиграна. Теперь, кажется, он сомневается.
- А может, Курская Битва уже состоялась, а они об этом ничего не знают? - Эвенир задумчиво подпер голову рукой. Он видел, что Бо уже приготовился бить пенальти. Разборки не помогли, Зина настояла на штрафном ударе с одиннадцати метров. В конце Гейдрих сказал:
- Ладно. Но, может, хотя бы с двенадцати?
На что судья ответила:
- Для вас это шутки, а мы здесь сражаемся за жизнь, или за смерть.
- Нет, мы тоже, - сказал Скорцени. - Нас, по крайней мере, некоторых из нас, тоже расстреляют за проигрыш.
Стрельцов бьет пенальти.
Глава Двадцатая
1
Борис отошел на три шага. Потом еще на два.
- Бей ты, - наконец сказал он сержанту Полякову.
- Не, не могу, капитан, меня мандраж колотит. Не забью, - сказал Поляков.
- Кто может бить? - спросил Стрельцов. - Давай ты, - обратился он к одному из партизан. Как тебя зовут?
- Игорь.
- Сколько тебе лет? Шестнадцать есть?
- Больше. Семнадцать.
- Сможешь забить?
- Могу, я в детстве играл в футбол. Но сейчас не смогу. Меня, как и всех дрожь бьет. Не верите? Вот пощупайте, нога дрожит. Сам удивляюсь, но ничего не могу поделать. Никогда такого не было. Давайте уж вы сами.
- Ну, хер с вами, - сказал капитан, - я ударю. Обидно будет, если не забью.
- Хорошо, давайте я. Кажется, нога перестала дрожать, - сказал Игорь.
- Перекрестись, - сказал Бо.
- Да вы сами-то перекрестились бы, капитан, - сказал партизан. - Стрельцов подумал, подумал и перекрестился. Но только мысленно. Как иногда и делал. Ему казалось, что рука, изображая крест, рисует перед ним паутину, связывает его на обед Декапитатору. Рукой он молился только один раз, в детстве, когда понял, точнее, почувствовал почему-то, что мир не вечен. Если умрешь, это полбеды. Все равно останешься здесь, на Земле, а вот когда Земли не будет, тогда - всё. Конец Света. Жалко. Он заплакал, встал на колени и помолился рукой на икону, видимую на кухне от его кровати. И было это не один раз, много раз. Постепенно, далеко не сразу, это видение забылось. Теперь он только иногда вспоминал, что оно было.
Выходит действительно есть разница между смертью и концом света. И Конец Света больше смерти. Кажется, что тогда умирает всё безвозвратно.
- Стрельцов, если ты не будешь бить, я назначу пенальти в ваши ворота, - сказала Зина. И он ударил. Мяч попал в штангу. И покатился назад. Прямо на Стрельцова. Левой ногой капитан направил мяч в нижний угол. Ударил так, как будто получил пас от напарника. Вратарь ждал удара, он попрыгал немного на месте, и упал в противоположный угол.
- Гол, - сказал Бо. И добавил: - А не штанга.
Зина показала на центр поля. Гейдрих и тут хотел доказать, что надо перебить. Но Зина только сказала, слегка обернувшись назад:
- Перестаньте ко мне приставать, майор. И знаете почему? Я люблю капитана.
После такого ответа Гейдрих даже остановился. Хотя ему надо было начинать с центра поля вместе с Отто Скорцени.
- Давай, давай, парень, где ты ходишь, - кричал Отто, - заколотим им еще один и дело с концом. И да:
- Ты видел, что Гимлер приехал?