Буркин Павел Витальевич : другие произведения.

Праведная грешница

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Эвинна погибла, приняв мучительную казнь. Боги даровали ей вечное блаженство в раю, где нет места боли и страданию. Но всё, что ей дорого, осталось в мире живых, а над Сколеном нависла смертельная опасность. Что выбрать - вечное блаженство, или охваченный бойней мир живых? Тем более, что платой за ошибку может быть небытие, а отвергнуть дар Богов - значит навлечь на себя Их гнев. Но для той, кто предпочла смерть предательству - выбор, на самом деле, не стоит.
  ВЕТЕР, НЕСУЩИЙ СТРЕЛЫ
  Павел БУРКИН
  
  Пролог.
  ПРАВЕДНАЯ ГРЕШНИЦА
  Вне времени. Вне пространства
  Чувства ушли внезапно. Только что каждая клеточка тела, сгорающего в огне, корчилась и выла от нестерпимой боли, и была эта боль страшнее всего, что ей довелось познать за двадцать два года жизни. Лишь одно давало силу терпеть и не склоняться даже перед вечностью: осознание, что так надо. Если для свободы Сколена нужен пример бесстрашия и полного самоотречения - что ж, пусть будет пример Эвинны ваны Эгинар. "Что ещё я можно сделать во имя Сколена, Боги? Подскажите - и я не дрогну!" - могла бы гордо сказать она, если б не распались жирным пеплом на алкрифской площади её губы. Для боя нужно тело, так? А кто проверял-то? Может, хватит и яростного, не сломленного поражением и предательством духа? Когда решается судьба народов, когда чаши весов истории застывают в недолгом равновесии, сражаются и мёртвые - своей славой и примером.
  Боль ушла, провалилась в никуда и полная народа алкрифская Площадь Цветочниц. Амори не откажешь в остроумии: устроить казнь в месте с таким милым названием! Теперь и до площади, и до, тысячекратно проклятого Алкрифа - дальше, чем от Алкрифа до любой точки Сэрхирга. Дальше, чем до мира Морреста - ведь и там обитают живые. Моррест... Дорогое имя было одним из немногих якорей, ещё удерживавших то, что осталось, от распада. Моррест и Сколен. Любовь и неисполненный долг.
  Её дух оставался предоставлен сам себе недолго. Бесплотный, но неимоверно морозный ураганный ветер, ураганный ветер подхватил её, завертел щепкой в водовороте и понёс куда-то вдаль. Казалось, в бесплотном ветре собран холод всех зим от сотворения мира, вместе взятых. Чувство направления исчезло напрочь, но каким-то образом она понимала: её уносит от мира живых. От всего, что было дорого в недолгой жизни.
  Морозный ветер бьёт наотмашь, он треплет, опрокидывает, тащит за собой, ему бесполезно сопротивляться. Но хуже всего - кажется, ничего вокруг не осталось. Это творится с ней одной - или со всем миром? И есть ли ещё мир живых, или пришло Последнее Время, и Справедливый, как учат жрецы, уже расплавил его, как восковую свечу, дабы сотворить нечто новое? Плохо, если так: уже ничего не исправишь и никому не поможешь. Хотя... Точно! Раз осознаёт себя она, значит, и мир стоит. Иначе не стало бы вообще ничего... А что было-то? С внезапно накатившим, и тут же схлынувшим страхом, она поняла, что вообще ничего не помнит - ни как её звали, ни кто она такая. Неужто совсем недавно она ходила по земле и была облечена в смертное тело? Не верится... А уж что она делала, и осталось ли что-то несделанное - она не помнила совершенно. Какая теперь разница? Если надо, пусть веет морозный ветер, стирающий память и уносящей вдаль от земных путей. С памятью он уносит и разочарование, и боль потерь...
  Неистовый ветер стих плавно, постепенно - и в то же время практически мгновенно. Только что её трепало и вертело, как попавшую в бурный поток щепку - и вот вокруг тишина, тепло, и ни малейшего дуновения ветерка. Она огляделась (и осознала, что оглядываться нечем, да и незачем - итак видно, что сзади, что с боков, что снизу или сверху) - и была потрясена открывшейся красотой. Да, ничего общего с привычным миром - интересно, а каков он был?
  Она усмехнулась - точнее, только попыталась усмехнуться, лишний раз убедившись, что все прежние привычки теперь бессмысленны. Нечем улыбаться и целовать, нечем почесать голову, да и самой головы - нет. Неуютно без привычной тяжести меча за плечом, но не на чем, да и незачем его носить. Жрецы рассказывали (а кто это такие - вспомнить бы), что после смерти каждый должен пройти по узкому мосту без перил, где будут взвешены все благие и дурные поступки. Если дурные перевесят, мост подломится под идущим, и он возродится к жизни в какой-нибудь низшей касте, или вовсе грифом-трупоедом, червём, свиньёй... Если же перевесят благие дела, и мост будет пройден до конца, человек вернётся в мир тем же, кем его покинул, или даже "пойдёт на повышение". А те души, что любовью к божеству, благими делами, или ещё как-то заслужили освобождение от круга перерождений, отправятся в неземной красоты сад, где будут вечно вкушать райские лакомства.
  Ничего подобного! Никакого моста - лишь свирепый морозный ветер, способный растворить в бесконечности даже бесплотный дух. Никакого райского сада с праведниками, заслужившими вечный покой, что вкушают божественный нектар. Есть непонятное пространство, в котором, как за пеленой дождя, прячутся и очертания райского сада, и колонны да купола непредставимо роскошного дворца, и накатывающий на золотистый сверкающий песок тёплый прибой - такого молочно-тёплого, ласкового моря нет и на Хэйгаре, разве что в легендарном Сагантине, откуда пришли Харваниды. Есть и громадный пиршественный зал, где пируют павшие в боях воины. Есть и полный фантастически красивых фонтанов - тенистый сад, где праведников обступают семьдесят две прекрасные девы... И всё это соседствует между собой, одинаково подёрнутое дымкой - как разнообразные картины, прикрытые полупрозрачной кисеёй. А вот какие-то непонятные мазки цветов, переходящих друг в друга - будто шутник в День Цвета в честь Милостивицы Алхи взял и рассыпал разноцветные порошки красок - оказались первозданно яркими, кричаще пёстрыми и вызывающе безвкусными.
  - А как же сад? - вырвалось у неё. - И где суд Богов?
   Нет, не вырвалось: как можно говорить без губ, языка и гортани? Это напоминало эмоции прежней жизни - удивление, и немножко - разочарование. В тот же миг краски пришли в движение, будто тот шутник со смехом подбросил их в воздух, норовя обсыпать прохожего в белой рубашке. Миг - и сложился сад, белый от цветущих вишен с яблонями, звонкая, как девичий смех, речка в каменистом ложе - вода в ней не по-земному чиста. На ветвях появились причудливые золотистые птицы, воздух наполнился их дивными трелями. Звенела необычная, но невыразимо прекрасная, чарующая музыка. Не обделённая ни слухом, ни голосом в прежней жизни, она на какое-то время обратилась в слух - ничего прекраснее она в жизни не слышала. Потом осознала, что музыка исходит от благообразных, одетых в просторные светлые одежды существ, что перемещались, не приминая траву. "А как они поют-то?" - удивилась она, но миг спустя поняла: музыку они издают так же естественно, как живые - дышат. Она исходит от них, и каким-то непостижимым способом складывается в слова.
  - Отныне ты в обители праведников, - услышала она. - Забудь тревоги, заботы и боль прежней жизни. Боги освободили тебя от цепи перерождений. Ты будешь вкушать райский напиток с нами.
  Слова неизвестных потрясли до глубины души. Стало быть, она достигла наибольшего, что доступно людям - освобождения от необходимости снова и снова возвращаться в мир. Это - никакой не затянувшийся бред погибающего сознания, а реальность - насколько может быть реальной этакая красота. Но как она оказалась здесь, в обители избранных?! Она прожила на свете не так уж много - двадцать два года - но грехов, вольных и невольных, за эти годы накопилось достаточно. Как ни крути, искавшие её по всему Сэрхиргу кетадрины в чём-то правы. Она и правда отвергла уготованную Богами судьбу, когда бежала из рабства. И потом... Разве достойно женщины носить мужскую одежду и оружие, восстанавливать справедливость? Да и долг Воина Правды она не смогла толком исполнить.
  И уж вопиющим вызовом предопределённости стало восстание - и вся война за свободу Сколена, в которой она бросила вызов Амори. Одному из Харванидов, с рождения стоящих лишь на ступеньку ниже Богов. Другому Харваниду, Карду, она не смогла стать верной женой, и неважно, что отверг её он, а не наоборот, как неважно, почему вода от жары кипит, а масло вспыхивает, когда надо приготовить пищу. Важны только сами свойства вещей. Она даже не смогла сделать то, что доступно любой женщине - вырастить своих детей. Так какое право она имеет тут находиться?
  - Ты находишься тут потому, что заслужила освобождение, - прозвучал новый голос, вроде бы совсем негромкий, но легко перекрывший остальные звуки. Он всколыхнул весь этот нереальный мирок, заставив его обитателей боязливо замереть. Непредставимая мощь - и непререкаемое право повелевать всем её миром. Она откуда-то знала, что их не меньше двух: её собственный и тот, откуда пришёл.... Как его звали? Не вспомнить.
  Главное, напрямую к ней, пренебрегая кастой посредников - жрецами - обратился сам Справедливый Стиглон.
  - Твои заслуги перед Богами и людьми неоспоримы, а грехи малозначимы. Этой и прошлыми жизнями ты завоевала освобождение от перерождений.
  - Справедливый Стиглон, - прошептала она, уже освоившись с новым способом общения. - Неужели сам Справедливый...
  - Да, это Я. Моя воля превыше всего в мире живых и мире мёртвых.
  Вот в этом жрецы, действительно, не соврали...
  - Можно вопрос, Справедливый?
  - Говори, и я отвечу, - голос не просто звучал в пространстве, он пронизывал всё бесплотное тело, наполняя его трепетом, ужасом и одновременно восторгом, так бывает во сне, когда падаешь в пропасть - и вдруг осознаёшь, что можешь лететь.
  - Кто эти люди, о Справедливый? - Эвинну не зря учили теологии и каноническому праву. Нельзя без нужды называть Его по имени, это неуважение к Тому, чьим именем действуют Воины Правды.
  - Они такие же, как ты, - ответил Справедливый. - Прошли множество перерождений, и в конечном итоге заслужили освобождения. Теперь отдыхают от вечной суеты, вкушают райский нектар и получают неописуемое наслаждение.
  - Это и есть то, что жрецы называли "освобождением"?
  - Да. Теперь ты тоже одна из них. Можешь обустроить всё вокруг так, как тебе нравится, для этого достаточно одного желания.
  - А пожелать можно что угодно? - догадалась она.
  - Что угодно. Желай, - уже отдаляясь, гулко произнёс голос.
  Над волшебным садом вновь зазвучала неземная музыка: теперь не чувствовалось Присутствия, которое заставляло обитателей волшебного сада трепетать. Словно очнувшись от сна, Эвинна двинулась к могучему дубу, где сидело около дюжины благообразных старцев. Белы, как снег, их одежды, на плечах лежат длинные седые волосы, а пышные бороды привольно спадают на грудь. Старцы неспешно беседовали, у каждого в руке рог, наполненный какой-то прозрачной, как чистейшая вода, жидкостью. Они неспешно отпивают из рогов и так же неторопливо говорят; и непохоже, что рога когда-то пустеют.
  Стоило ей подойти к кругу старцев и присесть в неестественно зелёную и чистую, будто вымытую с мылом, траву, как в руке непонятно откуда появился такой же. Ничего не понимая, она подняла до краёв полный прозрачной жидкости рог и поднесла его край к губам - точнее, конечно, туда, где должны быть губы. Удивительно, но у неё вновь есть рука, как та, что была при жизни. Она хорошо помнила: рука должна быть по-крестьянски крупная, огрубевшая от трудов и боёв, с неровно обломанными, грязными ногтями, ссадинами и мозолями, шершавая и обветренная. Рука человека, не по книгам знающего жизнь.
  Странно... У неё не должно быть рук - они сгорели вместе с телом. А если уж появились вместе с новым, скажем так, потусторонним - логично предположить, что они были бы новыми и свежими. Как у этих... праведников. Ещё не зная, отчего, она испытывала к ним неприязнь. Впрочем, девушка не стала долго размышлять - молодость и привычка принимать решения быстро сделали своё дело. Она поднесла кубок к вновь появившимся губам - и источающая тонкий аромат жидкость приятно согрела гортань. Будто алкское красное, которое в жизни она так и не успела попробовать.
  Голова (снова голова!) чуть закружилась, а во всём новом-старом теле, точной копии прежнего, разлилась приятная лёгкость и тепло. Казалось, её поднял и слегка покачивает в ладони какой-то добрый исполин, после невзгод войны и плена было невыразимо приятно. Как... Как поцелуи Морреста...
  Имя всплыло из глубин затуманенного сознания вяло и неохотно, оно словно пробивалось сквозь приторную и притворную патоку. Но с каждым мгновением ощущение умиротворённости и удовлетворения исчезало. Это имя... Оно несло острую, как лезвие занесённого над головой меча, тревогу, боль от неисполненного долга и решимость защищать тех, кого любишь, до конца. Она произносила про себя имя раз за разом - и вспоминала, вспоминала, вспоминала. Воспоминания наваливались, тяжёлые, как рухнувшая крепостная стена, и неотвратимые, как гибель последних защитников павшей крепости.
  Память жгла огнём. Память о добродушном смехе отца, звоне его молота в кузне - и хрипловатый голос матери, поющей колыбельную. Последний хрип сестрёнки, убитой врагом просто от скуки - и полный нестерпимой боли вой принцессы Хидды, ставшей рабыней, а потом принявшей смерть на колу. Вот Эльфер рассказывает, как святой император Эгинар упорядочивал веру и основывал орден Воинов Правды - а вот он же, вставший под знамёна врагов, заносит над её головой меч.
  Но одно воспоминание вскоре заслонило остальные. Моррест - тот, кого случайно встретила в обветшалой столице Империи, но кто стал для неё всем. Как один миг, промелькнули воспоминания о несделанном и несбывшемся, и каждое было как удар кинжала в сердце.
  Эвинна (да, теперь она вспомнила, как её зовут, но от того стало лишь больнее) глубоко вздохнула, выныривая из кровавого омута воспоминаний. Она поняла всё - и то, чем на поверку оказалось это самое освобождение.
  Морок, иллюзия, майя, как называли ложные верования Воины Правды. Тут нет настоящего и постоянного, каждый видит то, что желает видеть, стоит измениться желанию, меняется и всё вокруг. Даже себя саму она увидела только потому, что сожалела о сгоревшем на алкском костре теле. Сад - потому, что так и представляла обитель праведников, и их самих - в том виде, который был связан в памяти с мудростью и праведностью. Напиток - ну, в общем, тоже последствие её представлений о райском питье... Представляла бы она себе рай для освобождённых от перерождений как огромную огненную печь, или, наоборот, царство непредставимого холода и тьмы, в которых копошатся чудовища - их бы и увидела.
  Неясные картины за туманным маревом - видения тех, кто поселился тут до неё, стоило ей построить собственный рай, и эти картины заслонила её собственная. Хитро устроено, нечего сказать, иллюзии предшественников как бы подсказывают, что желать, провоцироуют сознание...
  - И это всё?
  Эвинна поморщилась, радости как не бывало. Почему-то такой рай кажется оскорбительным по самой сути, это как после свадьбы с любимым узнать, что вместо него на брачном ложе был злобный мерзкий старикашка. Интересно, что думают по этому поводу те старцы? И не иллюзия ли они сами, вызванная жаждой узнать об этом месте побольше?
  Девушка представила себе, как всё это великолепие медленно истаивает в тёплом воздухе, а вокруг появляются... Ну, пусть будут хотя бы замёрзшие, зимние болота в незамерзающая топь, куда не стоит соваться даже самому опытному болотному жителю. И - ни души. Бесконечный и мёртвый мир, где единственный источник звука - шелестящий мёрзлым камышом ветер...
  С мрачным удовлетворением отметила: райская роща начала выцветать, как выгоревшее на солнце бельё, блекнуть, сквозь привычную дымку проступало новое видение. Там были и леса, и болота - но сами старики никуда не делись. Теперь они преобразились в замерших в сёдлах рыцарей, что-то оживлённо обсуждающих. Ну, точно! Старцы в благообразных белых балахонах, дующие прозрачное пойло посреди зимних болот - как-то неестественно. Зато рыцари, то ли по охотничьей надобности, то ли ради сыска беглых завернувшие в глушь - вполне соответствуют местности. Но то, что старцы не исчезли вопреки её желанию - хороший знак. Значит, они настоящие?
  "Проверим!" - подумала Эвинна. Пусть вокруг будет палуба корабля, прокладывающего путь среди пенных валов штормового моря. Ага, и густо падающий мокрый снег? Ну, то-то же! А старцы всё едино не исчезли, теперь они о чём-то совещаются пираты посреди палубы, а сами - удобно рассевшиеся под мачтой пираты. А волн они что, не боятся? Ага, потянулись к надстройке камбуза. Как ни изощряйся, эти сплетники остаются на месте. Следовательно? Следовательно, именно они - не иллюзия. Или иллюзия - но такая же, как и сама Эвинна. Вернув цветущий сад, гулять по ледяному мокрому камню в её планы точно не входило, девушка решительно двинулась навстречу старцам. Кстати, действительно старцам - правильно, кому ещё место в обители праведных?
  - Катэ, - задала давно вертевшийся на языке вопрос. - Скажите, только правду: вы души праведников, освободившихся от перерождений?
  Старец долго не отвечал. Эвинне показалось, что он её не видит и, следовательно, иллюзия - она сама, когда райский старожил заговорил:
  - Поистине так, дева. По соизволению Справедливого попали мы сюда.
  - Тогда почему всё вокруг - лишь морок, навеянный нашим же сознанием?
  - Кто тебе сказал такую чушь, дева? - самодовольно возразил старец. - Целую вечность нет ничего реальнее достигших просветления душ.
  - В таком случае скажите, где мы сейчас находимся, - осенило Эвинну. Сейчас они начнут отвечать вразнобой, и станет ясно, что каждый из праведников обитает в собственном мирке.
  Девушку постигло разочарование: ей описали то, что видела она сама. Или ей лишь мерещилось, что они описывают её видение? Тогда как можно верить хоть одному сказанному тут слову? А, от неё не убудет. "Если хочешь понять, что происходит, - подумала она. - Надо поиграть с видением".
  - И вам не надоедает вот так?..
  - Как - так? - искренне не понял старец.
  - Пить этот напиток целыми днями, обсуждать всякую ерунду, целую вечность сидеть под деревом, ничего не делая? Я бы сошла с ума от такого "райского блаженства"!
  Ох, как взвился бесплотный собеседник! Будь кулаки "праведника" материальными, наверняка попытался бы научить её уму-разуму. Но он давно понял, что бесплотное тело неспособно нанести удар. Лишь лицо пошло красными пятнами (перестарался, бедняга, слишком смелое воображение). Эвинна лишь диву давалась: жрецы говорили, аскеза и отречение от всех желаний и чувств дают освобождение. Получается, "праведник" попал сюда, не разучившись гневаться?
  - Это - высшая награда, какую может заслужить человек, - произнёс он высокопарно. - Освобождение от всех забот - недостижимая мечта живых!
  "И слава Богам!" - отметила Эвинна, покидая пирующих. Не так она представляла рай. Сидеть, поглощая странную жидкость, в плену видений - и так год за годом, век за веком, не имея возможности что-то изменить. То есть миражи можно менять хоть каждый миг - но что толку, если знаешь: новое видение останется бесплотным и бессильным. Здесь огонь не сжигает, а яства не утоляют голод. И даже соитие - лишь суетливые подёргивания без цели и смысла...
   Её пробрала отчаянная, безнадёжная тоска, разлитая в воздухе, пропитавшая, казалось, весь этот мирок. Не стало ни деревьев, ни снежного поля, ни даже моря с кораблём. Да и её тело куда-то делось, вместо него появилось нечто аморфное, как синеватый туман, что врывается в дом, если зайти с мороза. Эвинна пыталась вызвать в памяти знакомые с детства пейзажи, или имперскую столицу, в которой была дважды, или залитое кровью поле рядом с Тольфаром, где её меч едва не достал короля Амори...
  Тщетно: она не могла поверить видению достаточно, чтобы оно отразилось вовне. Как эти-то умудряются оставаться в неведении? Или им не хватает любопытства? Что ж, подобное она тоже видела. Велиан, вне избушки которого простирался огромный пёстрый мир, не горел желанием познавать его тайны. Ему хватало собственного, высосанного из пальца мирка, да еды, приносимой простодушными паломниками. Наверное, для отца Велиана тут и правда был бы рай - но уже Амори наверняка умер бы от тоски. От такой мысли стало чуть веселее, будь у неё тело, наверное, грустная улыбка тронула бы губы. Будь у неё тело...
  То, что осталось от Эвинны, всё быстрее летело сквозь размытые краски - будто на непросохшую картину плеснули водой, и краски смешались, расплылись, превратившись в невнятные кляксы. Так видят мир писцы, потерявшие зрение, переписывая древние манускрипты. Но независимый от её желания, и оттого настоящий ветер подхватил её и понёс вдаль, всё быстрее. Кляксы слились в неопрятную бурую пену, словно кто-то вскипятил воду в сточной канаве. Эвинна догадывалась, куда её несёт - гнев и разочарование оказались слишком сильными.
  "Что теперь будет! - успело мелькнуть в голове. - Это же... Он же сам..." Но страх властно оттеснила злость. Хороша награда за праведную жизнь и подвиги - если, конечно, тут и правда собрались достойные! За настоящую доблесть и любовь - иллюзия вечного блаженства с потерей памяти и какой-то дрянью в роге! Не может же Стиглон быть лишь величайшим шулером вселенной? Или может?!
  Тот же Голос, но куда ближе и мощнее, зазвучал одновременно извне и внутри её - она чувствовала его каждой клеточкой тела. Бледное подобие того чувства, когда в императорском дворце она и Моррест... Эвинна сердито оборвала дорогое воспоминание. Не время. Да и не стоит кормить бессмертного напёрсточника настоящей памятью о настоящей страсти.
  - Ты получила всё, чего не имела ни в одном рождении, - говорил Голос, впечатывая в самое её существо каждое слово, как пресс на монетном дворе - в раскалённое золото или серебро. - Возможность исполнения желаний - достаточно подумать о том, чего хочется, и оно сбудется. Спасение от страданий - память всегда несёт страдание. Освобождение от цепи перерождений, вновь и вновь бросающих тебя в жизнь. А в жизни всегда есть место страданию - мы освободили тебя и от него.
  - Мы - это кто?
  - Вы, люди, называете нас Богами. Но раз ты разрушила иллюзии и вернула себе память... Даже и не знаю, как тебе нас называть... Назови хоть горшком - суть от этого не изменится.
  "Ага, ночным!" - ехидно подумала Эвинна, и тут же сообразила, что мысли для Него так же очевидны, как слова. Контролировать мысли, не позволяя просочиться лишним, оказалось сложнее, чем слова или поступки, но девушка справилась. Не зря в школе Воинов Правды учили рассуждать.
  - И теперь мы спрашиваем: чего тебе не хватает? - поинтересовался Голос.
  Эвинна задумалась - она знала, чего, но как это сформулировать, чтобы всемогущий Отец Богов не обиделся? Ведь Он способен одним мановением... нет, даже не руки, мысли... стереть всё, что ещё осталось от неё. Но и молчать выше её сил.
  - Скажи, о Справедливый, что со Сколеном? - задала девушка мучающий вопрос.
  - Теперь это неважно для тебя...
  - Важно, - возразила Эвинна. - Как ничто в этом придуманном мире: там настоящие и жизнь, и смерть, и любовь, и ненависть. Там осталось всё, что мне дорого. Скажи, ведь Тебе не трудно...
  - Там происходит многое. Браки, смерти, рождения у многих тысяч человек. Что именно тебя интересует?
  Эвинна замялась, мысли метались в голове, как овцы в отаре, на которую напали волки. Так о многом надо спросить... Отец и мать... Моррест... Ирмина с сыном... Оле, Телгран и прочие, живые и мёртвые. Но сначала - вдруг повезёт?..
  - Где Эгинар ван Андрам, он погиб у Кровавых Топей двадцать один год назад, и Фольвед вана Басс, убитая на севере одиннадцать лет спустя, и их дети Аргард и Ками? Они здесь?
  - Нет. Они переродились и живут другую жизнь. Могу назвать их новые имена - но какой смысл? Они не узнали бы тебя, даже явись ты обратно в мир.
  Вернуться в мир живых?! Эвинна почувствовала, как сердце - хотя какое сердце у бесплотного призрака? - трепыхнулось, будто рвущаяся с крючка рыба. Снова жить в настоящем мире, сражаться за Сколен, возможно, ещё удастся найти уцелевших повстанцев...
  - Не очень-то надейся, - в Голосе послышалась насмешка. - Оказавшись здесь, ты потеряла память, но смогла её восстановить - у освобождённых от перерождений память не забирают, а лишь блокируют, и барьер можно разбить. Но перерождение - другое дело. При возвращении в мир живых, в тело новорожденного, память уничтожается полностью. Никто из живущих неспособен вспомнить прошлые жизни.
  - Да, жрецы говорили...
  - Уже лучше. Вернувшись в мир живых, ты, во-первых, будешь беспомощным младенцем, а во-вторых, даже когда вырастешь, не вспомнишь, что была Эвинной. И соратники тебя не узнают. Пойми, что в том мире твой путь окончен, и...
  - Хорошо, я поняла, - раздражённо перебила Эвинна. - А что с Моррестом - где и как он погиб, и где теперь?
  И снова Справедливому удалось потрясти её до глубины души.
  - Он жив. Правда, в любой момент может умереть. Когда тебя приговорили к смерти, была схвачена куртизанка, которой ты доверила сына. Их должны были казнить...
  - И что?! - не удержавшись, вновь перебила Эвинна. Этого не может быть, это же... Да есть ли на свете вообще хоть какая-то справедливость?!
  - А то! - вдруг передразнил Голос. - Морресту помог освободиться земляк, вы его знали, как "мастера Михалиса". Они обманом освободили из-под стражи твоего сына с наставницей, помогли уйти им в мир Морреста. Они должны быть там, но что с ними - я не знаю.
  Эвинна вздохнула с облегчением - точнее, вздохнула бы, будь во плоти. По крайней мере, они могут быть живы.
  - Стража погналась за ними, - бесстрастно продолжал Стиглон. - Моррест и Михалис прикрывали уход Ирмины и Эгинара, Михалис сразу погиб, а Моррест уйти не мог. Он был тяжело ранен, но остался жив и вновь попал в плен. Сейчас он в подземной тюрьме Алкрифа, сбежать оттуда невозможно. Если Амори не решит его казнить, это пожизненно. Чтобы ты не надоедала расспросами: на Гевине до сих пор правят повстанцы, Гестан с нижними сколенцами действуют на Вассетском тракте, есть в Нижнем Сколене и другие отряды. Верхний Сколен контролируется повстанцами, кроме юга и Гверифа. В Тольфарской субе власть - отряд Арднара, его части действуют до самого Аттарда. В Гверифской субе - Эльфер и храмовники. С севера на Верхний Сколен совершают набеги тарды и баркнеи. В Аттардской субе действует Северная армия Оле Мертвеца, но у него мало людей, а те, что есть - устали и плохо вооружены. Если Оле не сможет достать огненное оружие, ещё до зимы он будет разгромлен. Севернее действует Хариберт ван Элевсин, сын твоего старого знакомого. У него самое сильное войско, под ним - вся Хедебардская, большая часть Аттардской и Гверифской суб. И свыше пяти тысяч бойцов. Но огнестрельного оружия нет, вдобавок, под него копают тысячники. Его силы раздёрганы между баркнейской, тардской границами и югом. Валлейскую субу держат местные командиры из бывших рыцарей, но они каждый сам за себя. Самый сильный - знакомый тебе Телгран, он правит Валлеем и его округой. Округой, впрочем, только днём, по ночам там заправляют обычные разбойники. Ну, и в западных субах то же самое. Иные отряды и между собой воюют.
  - Каждый сам за себя, - эхом повторила Эвинна. - Только враги Сколена едины. Что замышляет Амори? Готовит новый поход в Верхний Сколен?
  - Да ты, никак, допрашивать меня решила, - с нескрываемой, и оттого особенно ранящей, издёвкой произнёс Голос. - Не много ли чести бывшей рабыне?
  - Я давно не...
  - Но была! - загремел голос, притворное сочувствие отброшено, как надоевшая безделушка, теперь в голосе звенит чистая, первозданная ярость. Одно неверное слово, даже мысль, и от неё не останется следа. - Ты кем была? Куклой, с которой северные дикари утоляли похоть! Уже то, что ты попала сюда, а не возродилась дочкой рабыни, зачатой в блуде - великая честь, и где твоя благодарность?
  - Помнится, именно так рассуждал тот скот, настоящий Моррест...
  - Он был жрецом, и он был прав. Твоя неволя - следствие твоих же грехов в прошлых жизнях, как и нынешнее положение - награда за покорность Императору. Тут тебе никто ничего не должен, тем более Я. Избавь Меня от глупых расспросов. Твоя жизнь прошла, тебе осталось только это. Чем скорее ты это осознаешь, тем легче будет всем.
  - Легче? Знать, что гибнет всё, что мне дорого?!
  Ей не ответили. Тот, чьё присутствие заставляло ирреальный мирок трепетать, окончательно утратил к ней интерес, оставив Эвинну наедине с горем и тревогой. В голове крутились мысли, одна чернее другой. Моррест в плену, из которого не вырваться, остальные разобщены и погрязли в склоках. Единого вождя нет, а Амори собирается с силами. Этих "винтовок", которые уже убили множество сколенцев, наделают сотни, а то и тысячи. Сколен уже окружён врагами. И если дрязги продолжатся, Амори раздавит восстание в несколько месяцев. Всё будет, как до войны... Даже хуже, ведь захватчики захотят расквитаться за страх и потери. Эвинна не обольщалась: против армии Амори и объединённые отряды повстанцев могут не выстоять. А уж когда каждый ведёт свою войну, и плевать ему на остальных...
  Надо их предупредить. Объяснить, что пора забыть раздоры, и нанести поражение всем врагам по очереди. Она даже знала, как это сделать, чтобы понести наименьшие потери, как не повторить ошибки и заставить ошибаться врагов.
  Уничтожить, как бешеную собаку, Арднара, разгромить Эльфера... Память о предательстве учителя даже здесь причиняла боль. Уничтожить дружины баркнейского короля и тардских танов, а потом огнём и мечом пройтись по их землям, чтобы неповадно было бить в спину. Затем вновь войти в Нижний Сколен, благо, не все согласны с отступничеством Карда. И наконец - ворваться в материковую Алкию, дабы отрезать Алкриф от суши. Если не удастся - вторгаться в земли халгов и белхалгов, помогать хеодритам отбиваться от южан, удерживать Валлей и строить собственный флот, благо, можно выписать мастеров с Гевина. Бить, а не отбиваться! Атакующий выбирает время и место удара, а атакованный пытается угадать - и часто ошибается, ибо враг не глупее. Нужно, чтобы угадывал и ошибался - Амори, а не сколенцы. Иначе не выстоять...
  И главное - всё равно как, но выведать, где и как делается это новое оружие - и создать такие же мастерские. Пусть сколенские копии на первых порах будут хуже, как хуже алкских будут первые корабли. Всё равно это лучше мечей и копий. Потом, глядишь, "винтовки" сколенского изготовления превзойдут алкские. Но сначала - предупредить... Найти лазейку между мирами. Избавиться от постылого блаженства, оплаченного тысячами жизней. И будь что будет - она согласна до самого конца мира возрождаться в телах самых презренных зверей, не говоря уж о людях низших каст, лишь бы получить возможность...
  Забыв, что надо представлять какую-то местность, она скользила по мазкам кричаще-ярких красок, разгоняясь с каждой секундой. Казалось, тревога придаёт сил, заставляя двигаться в неведомые дали. Эвинна не знала, куда она может прийти, но сидеть на месте и ничего не делать не могла. Девушка жаждала вновь встретиться со Справедливым, любыми средствами упросить, а может, заставить вернуть её назад... Или хоть передать весточку тем, кто сражается за Сколен. Это и в его, Справедливого, интересах. А если удастся предотвратить катастрофу, дальнейшая судьба будет неважна. Одна жизнь мало значит по сравнению с миллионами... Только бы предупредить. Пусть не всех - у Оле, Телграна и остальных есть своя голова на плечах. Но если бы удалось выручить Морреста... Оставить его гнить в подземелье для неё будет пыткой.
  
  - Я знаю, каково это - не суметь помочь любимому.
  Эвинна остановилась рывком, словно налетела на стену. Новый Голос тоже исполнен дремлющей мощи, но сила эта другая - не столь откровенная, как у Стиглона, не выставленная напоказ, чаще действующая опосредованно. Могущество, но мягкое, не принуждающее, а влекущее. Женственное, внезапно нашла она определение. Сам Голос был женским - то есть скорее, юной девушки, на самой грани отрочества и зрелости.
  Миг - и обладательница Голоса материализовалась. В отличие от Справедливого, она предпочитала, чтобы её видели. Почти во всех городах и сёлах Сколена стоят сельские храмы в честь Алхи Милостивицы, и в них - изображение богини. Хватило одного взгляда, чтобы понять: Эвинну почтила встречей Она сама.
  Юная, чарующе прекрасная и соблазнительная девушка шла навстречу, и даже шаги изящных босых ног, колыхающие длинную зелёную юбку, казались танцем любви и чувственности; ритмично покачивались крутые бёдра; на девушке распираемая крупной грудью короткая блузка; она вздымается при каждом вздохе, и оставляет открытой почти весь загорелый живот. Лицо словно выточено гениальным скульптором, сумевшим показать и чувственно приоткрытые пурпурные губки, и блестящий из-под них жемчуг зубов, и скользящий по губам розовый блестящий язычок, и точёный носик, и огромные, выразительные глаза с длинными, чёрными ресницами, и брови вразлёт... Золотой короной на голове лежат пышные волосы, как королевская мантия, они спускаются ниже пояса, живой водопад струится по плечам, груди, спине. Кажется, могущественный волшебник собрал в одном теле квинтэссенцию женской красоты, дабы любой мужчина, увидев этакое чудо, погиб безвозвратно, утонув в огромных глазищах. К счастью, Эвинна была женщиной.
  - И я была готова пойти на всё, чтобы ему помочь, - вновь заговорила красавица, голос оказался под стать внешности - высокий, чистый, музыкальный, зовущий совершить невозможное во имя Красоты. - Мне не удалось, и для богини есть невозможное, но тебе могу помочь.
  - Ты... Алха, да?
  - У меня много имён, - произнесла Милостивица со вздохом - ею овладели тяжёлые воспоминания, ровные, снежно-белые зубы прикусили пухлую губку. - Вам, людям, более известно это. Времени мало, скоро Стиглон спохватится, и я ничего не смогу сделать. Слушай внимательно и запоминай. Это самое важное, что ты когда-либо узнаешь.
  Миг Алха помолчала, давая собеседнице собраться с мыслями - и заговорила:
  - Боги твёрдо решили, что тебе не место в мире живых. Справедливый колебался, но Алк его убедил. Его-то можно понять, он отстаивает интересы своих в ущерб остальным, только и всего. С тобой у сколенцев есть шанс выстоять, но без единого вождя исход войны предрешён. А Справедливый ошибся: если Амори не остановить, он подомнёт под себя всех. И захочет ли терпеть чужие храмы тогда...
  Ладно, пока это проблема лишь Богов. Для тебя важно то, что ваш мир - не единственный. Вот из такого иного мира и пришёл твой "Моррест" - впрочем, там его звали по-другому. А-а, он тебе рассказал. Но и он не знал, что ещё три года назад, незадолго до восстания, в ваш мир проник ещё один человек оттуда. Мастер-оружейник, он научил алков делать оружие своего мира. Теперь на их пути стоит лишь Сколен, Амори решил с ним покончить. Он дал восстанию разгореться, чтобы получить повод для резни. Весь первый год, по сути, он играл с тобой в поддавки.
  - Но...
  Эвинна хотела возразить, она помнила и окровавленное Гверифское поле, и высокие стены Макебал, которые так и не были взяты прямым штурмом, и собачью свалку под Вестэллом... Но ведь сама же удивлялась, почему Амори не бросил против восставших все силы. Неужели она, пусть невольно, сработала на врага?
  - Это не твоя вина, дитя. - В глазах Алхи Великой Ночью стыла мудрость тысячелетий. - Ты не могла действовать иначе: Сколену был дан шанс, и его следовало использовать. Не будь тебя, или не подними ты восстание, Амори использовал бы ещё кого-то - например, спровоцировал бы Эльфера, отняв у жрецов их привилегии. Наоборот, вы с Моррестом едва не похоронили планы алков. Амори рассчитывал привлечь на свою сторону Императора, натравить на вас тардов и баркнеев, а потом стереть Сколен в порошок. Вы с Моррестом разрушили его планы: Нижний Сколен не лёг под Амори без боя. Я даже понадеялась, что вы справитесь без Богов, невзирая на гнилость Империи. Но алкский "завод" разрушил все расчёты, да и Кард основательно подыграл алкам. На третье лето Амори, наконец, вторгся в Верхний Сколен - но ты вновь сумела ему помешать, укрепившись в Тольфаре. Амори пришлось отложить замирение Севера ещё на год. Теперь отсрочка кончилась. Амори спровоцирует в Империи восстание и возьмёт столицу штурмом: стены Энгольда не смогут противостоять алкскому оружию, а уж железному кораблю-то... Карду не позавидуешь, его лишат даже того, что осталось - или восставшие, или Амори. Он не жилец, но на него плевать.
  Подчистив тылы, взяв Гевин, алки и их союзники атакуют Верхний Сколен, сразу со всех сторон, и изнутри тоже - Арднар и Эльфер станут выслуживаться. Когда главные отряды будут разгромлены, алки начнут усмирять сколенцев железом и кровью, а новое оружие сделает их непобедимыми. Амори уже решил, что большая часть сколенцев ему не нужна, а остальные только в качестве рабов. Убивать будут всех, кто косо посмотрел на алка. С семьями. Остальных ждут регулярные "прополки", голод и каторжный труд на новых хозяев. Не скрою, Амори даже рад, что началось восстание - оно оправдывает самые крутые меры.
  Но когда со Сколеном будет кончено, придёт черёд остальных. Алкам не сможет противостоять никто, это стало известно точно. Они перевооружат армию и флот - и станут неуязвимы. Станем не нужны и мы, Боги. Наверное, даже Алк.
  - А Стиглон... это понимает?
  - Он полагает, что никакие пушки и винтовки не изменят сути нашего мира, и Алк Морской поддерживает это мнение. Но новое оружие - лишь часть того, что принёс в наш мир мастер Михалис. Сейчас никто не понимает, да и я до конца не уверена - но мир необратимо меняется, Эвинна. Он уже не будет прежним, чем бы всё не кончилось. Мы можем лишь уравновесить мощь алков другой силой.
  - Какой?
  - Магией. Непосредственным воздействием слова - на материю. Некогда люди умели колдовать, не так, как нынешние знахари да гадалки, а по-настоящему. Но Справедливый Стиглон решил, и Мы согласились, что магия даёт людям слишком много сил. Лучшие из магов по сути становятся недо-Богами. Он сделал так, что серьёзная магия недоступна людям, а сильнейших магов и их потомство - просто уничтожил. Но потенциально магия в мире существует. Есть место, где можно разбить её клетку, и людям, в чьих жилах течёт нужная кровь, станет доступно волшебство. Это уравновесит власть алков над машинами, хотя бы отчасти, вернув прежний баланс на новом уровне.
  - Значит, сказки, какие рассказывают по вечерам...
  - ...Враньё, - безапелляционно заявила Алха. - По большей части, но не всё. Справедливый не хочет и слышать об освобождении магии. Боится поступиться властью над смертными - будто алкские новинки не приведут к тому же самому... Действовать придётся без Его ведома, и, предупреждаю, ты можешь навлечь на себя гнев Отца Богов.
  - Так где и что нужно делать? - спросила Эвинна. Стоит ли терять драгоценное время на всякие предупреждения, когда есть лишь три по-настоящему важных вопроса? - И как?
  - Какая быстрая... Увы, дитя, я знаю лишь то, что сказала. Клетку для магии делала не я. Я даже не знаю, что она собой представляет. Знаю, что она на юге, за Ледяным морем, которое там не такое уж и ледяное. Там, откуда пришёл Харин, и ещё южнее.
  - Не густо, каттхая, - произнесла Эвинна, и только тут поняла, что говорит с Богиней как с обычной, смертной женщиной. Алха не подумала обидеться: двух женщин породнила общая тайна, и неважно, кому перемываются косточки - легкомысленному мужу или Справедливому Стиглону. - Что я могу сделать? Справедливый меня не выпустит...
  - Я могу помочь, - сказала Алха грустно, и Эвинна почувствовала, как по бесплотному телу прокатывается жаркая волна нетерпения. - Я бы помогла тебе и так, из сострадания и потому, что ты не смиришься, всё равно найдёшь лазейку. Но ждать, пока ты сообразишь, времени нет. Права на перерождение Справедливый тебе не даст, да и не устроит оно ни тебя, ни меня. Выход один: вернуть тебя в мир живых, но в тело взрослой девушки, которой предстоит умереть. Не знаю, как это сработает, возможно, вообще ничего не получится, и ты навсегда исчезнешь межу мирами мёртвых и живых. И даже если получится, не знаю, узнает ли тебя, например, твой любимый. Впрочем, если по-настоящему любит - узнает. Я не могу направить тебя в Сколен - тебя тут же обнаружат, и я даже представить боюсь, что сделает Стиглон. Тело я присмотрю очень далеко от Сколена, и тебе, возможно, придётся добираться год.
  - Год?! Но за это время Амори...
  - Знаю, дитя. За год мы рискуем потерять всё. Но иначе надо ждать лет пятнадцать, а то и двадцать - это куда хуже. Двадцать лет Сколену точно не продержаться - к тому времени, боюсь, появится что-то похуже пушек и винтовок. Придётся рискнуть: в случае неудачи ты просто исчезнешь... Если не хочешь рисковать - откажись. Я пойму и попытаюсь перевоплотиться в смертную сама. Ты согласна рискнуть?
  Алха молчала, Эвинна думала. Перед её мысленным взором проносились картины недолгой жизни, какой другим хватило бы на сто лет, и то, что рассказали другие. Снова уходил в последний бой отец, и ещё молодая мама жадно приникала к его губам. Вновь звенело железо и кричали погибающие на болотах той страшной ночью, когда она осталась на свете одна, и мать непокорно смеялась в лицо карателю, убийце и насильнику... А миг спустя и сам Тьерри, истекая кровью, с искажённым мукой лицом, испускал дух. Вновь хрипела умирающая на колу принцесса Хидда, гибли и кетадрины, застигнутые врасплох нападением. Перед несуществующими глазами проносились всё новые лица - те, кого пришлось убить ей самой, и те, кто погибли в жерновах войны без её прямого участия.
  Все они погибли, а тысячи тысяч других - умерли своей смертью, скончались от голода и болезней, да хоть отравились хмельным или убиты в пьяной драке. Но вскоре снова вдыхали воздух мира живых, возродившись к новой жизни младенцами и заплатив за это лишь памятью, а если нагрешили - кастой. Её плата за попытку вернуться к жизни может быть неизмеримо выше - небытие, полное отсутствие того, что было некогда Эвинной ваной Эгинар. Чтобы согласиться с такой участью, нужно быть или измученным скукой бессмертным, кому даже такой конец лучше, чем скучная бесконечность. Или безбожником, принимающим посмертное небытие как вещь неприятную, но неизбежную и не вызывающую протеста. Эвинна не была ни тем, ни другим, всё её лишённое плоти существо содрогнулось от ужаса.
  Но крепло и зрело, наливаясь силой пробивающей камни травы и твёрдостью чугуна, ощущение правильности происходящего. Чудо может совершить каждый, и необязательно быть богом или магом. Но лишь немногие готовы заплатить за него настоящую цену. Если хочешь превозмочь саму смерть - надо поставить на карту жизнь и посмертие. Риск небытия, участи, страшнее которой для человека нет - достойная цена за освобождение из рая. Но если есть хоть малейший шанс помочь своим, а может, даже вновь соединиться с Моррестом... В конце-то концов, она согласна, чтобы он её звал по-другому, и лишь в постели, в минуты страсти, с его губ срывалось прежнее имя - чтобы потом, осознав промах, он краснел и извинялся, не догадываясь, что сказал правду...
  - Послушай, если время ценно, зачем говорить лишнее? - твёрдо спросила Эвинна. - Я согласна, даже если надежды нет. Если знаешь, но не можешь ничего изменить - зачем вообще существовать? Лучше уж сразу - как с обрыва в реку...
  - Ты права, - ободряюще улыбнулась Алха. - Но я должна была тебя предупредить. Иначе чувствовала бы себя свиньёй...
  Эвинна усмехнулась - она и сама не заметила, как приняла прежний облик.
  - Ничего, - сказала она. - Я понимаю. Я приказывала людям идти в атаку, зная, что многие погибнут, и, возможно, погибнут зря. А когда рисковала Моррестом... Спасибо за предупреждение, но нам пора прощаться.
  - Ты умница, - улыбнулась теперь уже Алха. Улыбка получилась мудрой и понимающей, но удивительно доброй, не вяжущейся с тем, что предстояло сделать. Так смотрела на первые шаги Эвинны Фольвед, когда все ещё были живы. - Но есть ещё кое-что. Итак, сразу в Сколен ты не попадёшь. Надеюсь, через год там ещё будет, кого спасать. Но до тех пор тебе придётся испытать многое. Приготовься, будет боль, возможно, голод и холод. Та, в чьё тело ты попадёшь Там, скорее всего, будет в большой беде. Быть может, драться за жизнь тебе придётся сразу. Это первое. Второе. Даже если всё пройдёт как надо, тебя никто не узнает. Ты снова будешь простой девушкой, и тебе придётся вновь завоевать право приказывать. Ну, и третье. Ты уже сама поняла: даже самые близкие тебя не узнают. Придётся доказывать, что ты - это ты, даже любимому. И это будет хуже всего, поверь. В то же время тебе придётся соблюдать осторожность: Стиглон и его жрецы начнут на тебя охоту, когда поймут, что ты провела их господина.
  - А это вовсе мелочи, - самонадеянно произнесла Эвинна. - Если я смогу вырваться из страны мёртвых...
  - Не будь глупой. Оттого, что получишь новую жизнь без перерождения, ты не станешь бессмертной. Клинок, стрела, пуля, копейное остриё, катапультный снаряд, пушечное ядро или магия - и ты вновь окажешься во власти Справедливого. Второй раз тебе не помогу даже я. Будь осторожна.
  - Не получится осторожничать, - упрямо повторила Эвинна. - Там война, а на войне только о себе думать не выходит.
  - Знаю, - будто облако пробежало по челу Алхи - Эвинна была готова поклясться, горькое и дорогое воспоминание о ком-то любимом. - И всё-таки прошу - обдумывай каждый шаг. Ставки слишком велики, они выше даже Сколенской Империи. Это спор о том, каким быть нашему миру. Может, и о самом его существовании. А теперь - соберись. Время почти вышло...
  Эвинна втянула носом воздух, тёплый, наполненный ароматами весенних трав - и что с того, что и нос, и травы, и сам воздух - лишь иллюзия, созданная освободившимся от тела духом? Возможно, совсем скоро не будет вообще ничего. Нельзя сказать, что она не боялась - она страшилась отчаянно, до дрожи, чувствуя, как, словно вода в песок, уходит решимость. Если не получится, а это вполне возможно, от неё не останется вообще ничего! Это не смерть, не перерождение в какого-нибудь червя, даже не "освобождение" в иллюзорном раю, неотличимое от изощрённой пытки. Полная и необратимая гибель, от которой не спасёт даже Отец Богов, реши он всё-таки помочь.
  Но что-то другое поднялось в мятущейся душе, и, будто из ниоткуда, появились силы сопротивляться слепому ужасу. Разве бесконечное прозябание, что приготовили Боги для "праведников" вроде давешнего старикашки, так уж отличается от небытия? И разве не стоят помощи те, кто шли за ней в бой, кто приняли её такой, как есть, кто подарили ей счастье любви? На самом деле, хотя бы ради одного Морреста стоит рискнуть всем. И ради Эгинара с Ирминой, ради Оле Мертвеца, ради всех, живых и мёртвых, кто шли за ней в дни поражений и побед. Да хоть ради одного счастья на заре пройтись босиком по росной траве - не придуманной осиротевшей душой иллюзии, а настоящей траве - стоит, как в омут, броситься в это безумие.
  Внешне Эвинна оставалась бесстрастной - но ей казалось, что тишину прорезал хриплый рёв боевой трубы. Сигнал к атаке, мечи наголо, в атаку-у-у!!! За Сколен, за Императора!!! Не того, что побыл какое-то время её мужем, а за рыцаря в сверкающих латах, что некогда явился ей в бреду. И за любовь - к тому единственному, кто подарил ей счастье материнства.
  Алха возложила руки на плечи Эвинны. Первое время ничего не менялось, Эвинна уже забеспокоилась, подозревая неладное, да и на лице Алхи проступило удивление, переходящее в испуг. Похоже, отметила Эвинна, бессмертная собеседница готова, чтобы всё бросить и отступить. "Ну уж нет! - решительно подумала девушка, и иллюзорное тело, повинуясь мыслеобразу, упёрло руки в боки. - Ещё чего - сидеть тут, пока само время не помрёт от старости!"
  И прорезавшие лоб Алхи морщины разгладились. Та, кого на Сэрхирге почитали как богиню любви и плодородия, казалось, почерпнула мужества у простой смертной женщины, ещё недавно дышавшей воздухом мира живых. Алха чуть надавила тёплой, совсем как настоящая, рукой на лоб Эвинны, яркие, как спелое яблоко, губы произнесли одно-единственное слово:
  - Возродись!
  И окружающий нереальный мир начал кружиться. Сначала едва заметно, но с каждым мгновением всё быстрее, будто Эвинна отплясывала какой-то танец. Всё вокруг замелькало, будто она летит со скоростью пули, затем вовсе слилось в размытое марево, откуда-то, ведь воздух появляется только по желанию "праведников", появился оглушительный рёв - казалось, она летит сквозь неистовый ураган, из тех, что вырывают с корнем деревья и играючи ворочают глыбы с племенного быка величиной. Ветер становился всё холоднее, повеяло знакомым смертельным морозом. Путь назад отрезан, поняла Эвинна. Теперь или всё, или - ничего. И, в общем, её устраивали оба исхода.
  Иллюзорный мир окончательно исчез, вместо него навалилась абсолютная, дышащая запредельным холодом тьма. Мороз вытягивал из неё последние силы, казалось, она истаивает, превращаясь в ничто. Так неимоверно холодно не было даже в зимних горах, когда бежала из рабства. "Какой же тут мороз, если мёрзнет даже душа?!" - мелькнуло в гаснущем сознании.
  Это продолжалось долго, куда дольше, чем в первый раз, когда она летела в мир мёртвых после костра. Эвинна поняла, что переоценила свои силы и возможности, а может быть, ошиблась Алха. Похоже, ей не суждено помочь соратникам и вернуться к любимому. Она навеки затеряется в безвременной пустоте, обратится в ничто, и только память тех, кто знал её в обоих мирах, останется от неё.
  Память... Да, что бы ни случилось, помнить её будут долго. Алки - за то, что чуть не уничтожила государство Амори, нанесла им поражение и доказала, что их можно бить. Сколенцы - за то, что показала пример бесстрашия, без которого нельзя идти в бой. И даже Справедливый Стиглон вряд ли забудет девчонку, осмелившуюся открыто сказать ему правду. Моррест - как ту, кто подарила ему любовь, а потом и радость отцовства. И Амори - за пережитый страх и поражения. Парадоксально - тот, кто пытался втоптать её в грязь, заставить перед ним пресмыкаться, сам того не желая, подарит ей бессмертие. Именно так, потому что на смертной земле бессмертна только Память. И пока Память жива, её не смогут до конца убить ни люди, ни Боги, ни даже этот ужасающий мороз.
  Волны запредельного холода накатывали одна за другой, грозя окончательно погасить искорку разума, утопить, как штормовая волна топит утлое судёнышко. Ревущий магический ветер нёс её сквозь абсолютную тьму, вертя и швыряя, точно щепку в бурном потоке. Казалось, вот сейчас она последний раз ярко сверкнёт, как свеча на ветру, и погаснет, оставив лишь облачко истаивающего дыма. Тьма, что её обступала, была тяжела, как смёрзшаяся в камень земля.
  Но конец не приходил. Каждый раз, когда казалось, что сил терпеть больше нет, приходило острое, сравнимое лишь с наслаждением от соития с любимым, чувство: она необходима тем, кто ей доверился. Никто её не заменит в смертельной схватке, просто потому, что не выдержит, что выдержала она. Нужна она и Морресту, который без неё не выберется из страшной подземной тюрьмы. Надо выстоять - и снова прийти на помощь своим. Другого пути она не мыслила.
  Выдержать можно всё - было бы, ради чего. Ради чего, Эвинна знала - и это служило лучшим щитом против давящей тьмы, мороза и ветра. Ожившая мгла могла терзать её, могла выстуживать невиданным в мире живых холодом пустоты - но убить окончательно и бесповоротно, так, чтобы и Боги не смогли воскресить, была бессильна. Эвинна знала, что её помнят, по ней скорбят, а многие, вопреки победным реляциям алкских полководцев, ещё верят, что плен и казнь - ложь, и она лишь затаилась, чтобы заманить Амори в ловушку. Костёр залит водой, но угли по краям ещё тлеют. Надо только подложить хвороста, добавить соломы и хорошенько раздуть пламя, чтобы оно забушевало с новой силой!
  Её помнит Моррест. Может быть, он сейчас испытывает почти то же - заточённый в подземелье, отрезанный от своих, отданный во власть голодной тьме и холоду, что по капле выпивают из него жизнь. Может, сумел найти лаз, и теперь бродит в катакомбах, не зная, как выбраться - но всё равно помнит и думает о ней. Эта мысль согрела её, казалось, будто между влюблёнными сквозь все преграды протянулась незримая нить. По которой она питала и поддерживала его, а он - её. Сознание, что он по-прежнему носит её образ в сердце, воплотилось в незримый щит, о который разбивались волны тьмы.
  Надо вернуться и вновь встать в ряды сколенского воинства. И она это сделает. Ведь она уже завоевала бессмертие - не фальшивое, в котором маются от безделья, попивая смертельно надоевший нектар в плену собственных фантазий, "праведники" вроде Велиана, а подлинное. То, которое Боги не способны ни дать, ни отнять. Которое может завоевать каждый, если его дела в жизни достаточно весомы, чтобы осталась Память. Никакого другого бессмертия, знала теперь Эвинна, - нет, да и не нужно. Хватит тешить себя сказками...
  Прикрываясь от тьмы, как щитом, своей верой, девушка сделала шаг вперёд. Потом ещё один. И ещё - вопреки всему и всем, не надеясь на награду и не задумываясь о последствиях. Она не сдалась тогда, на обледенелом перевале. Не сдалась в безнадёжных боях за Тольфар. Не отступит и теперь. Ещё шаг, как бы ни было больно и трудно... И ещё... За Империю...
  ...и Императора!
  Полог мглы разорвался неожиданно, будто дверь открылась, и в выстывший за зиму погреб заглянуло тёплое весеннее солнце. Последний шаг потребовал таких усилий, что чуть не случилось непоправимое - зато после него всё как-то сразу прекратилось. На миг обрушилась тьма, такая же абсолютная, но без ветра, мороза и давящей тяжести, вообще без ничего, и оттого ещё страшнее. Миг спустя Эвинна вывалилась снова во тьму - но живую и тёплую, какая бывает только в жилом доме, в комнате с наглухо закрытыми ставнями морозной зимой. А миг спустя девушка ощутила, как...
  Эвинна зажмурила глаза, потому что после абсолютной тьмы даже стылая мгла полярной ночи с двумя лунами казались ослепительными. Ворвались в уши, оглушая и сбивая с толку, звуки: вой ветра в скалах, скрип снега под чьими-то ногами... И едва слышное даже теперь, басовитое гудение мчащегося к её спине копья...
  Ну что же, бой так бой, ставкой в которой будет всего лишь жизнь. Это такая мелочь по сравнению с небытием!
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"