Буркин Павел Витальевич : другие произведения.

Мясо

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В этой стране мир не наступает никогда. Каждую весну голодающие племена сцепляются в смертельной схватке - за последний мешок зерна, последний ящик патронов, последнее ведро солярки, потому что только так можно дотянуть до урожая. А в ничейных землях бродят банды полевых командиров и вербовщики партийных дивизий. Хочешь выжить - изучай не английский и экономику, а автомат Калашникова. Почитай не Доллар, а Великого Демократора и Пророка его Путина. Служи не общечеловеческим ценностям, а генерал-президенту и "Елдиной Крыссии". Тогда еще поживешь.
  Горепек. Материалы к биографии.
  Эпизод 1. Январь 2034, Норильск
  Отсюда, из подвала, грохот танковой пушки кажется вполне терпимым. Легонько вздрагивают перекрытия раздолбанного еще в прошлый штурм дома: шестидесятипятитонная туша "Фридриха Великого", похоже, вползла прямо в мертвую коробку клуба. Неудивительно, они же думают, у "иванов" в каждом отделении есть "Вампиры", а то и что посуровее. Вот и страхуются, норовят заползти в укрытия. А в окно вполне можно высунуть пушку или пулемет, дабы никого не подпустить к "амбразуре".
  - Мать твою, если эта сука провалится...
  Страхи прячущихся в подвале озвучил русобородый мужик в истрепанной куртке-аляске, ватных штанах и валенках, только шапка-ушанка из запасов Российской Армии выдает в нем военного. С сугубо гражданским нарядом контрастирует автомат с примкнутым штыком, он болтается на ремне. Толку-то от старомодного АКМа, когда в рожке семь патронов, а пополнить боеприпасы негде... Правда, вчера удалось снять с трупа конфедерата пяток гранат - новомодных, газовых и светошумовых, способных надолго вырубить самых крепких, - но теперь осталась лишь одна. Есть еще милицейский "Макар" - но он скорее талисман, чем реальная пушка. Мужчина разжился "Макаровым" еще в двадцать седьмом, в мясорубке на улицах Мурманска. Снял с забитого ломиком конфедерацкого мента.
  К "Макару" имелась целая обойма, но ни патроном больше. А уж против танков...
  И выходило, что надеяться можно только на саперную лопатку, что лежала на коленях. Нет, когда наверху далеко за сорок и полярная ночь впридачу, окоп полного профиля без тола не отроешь. Зато головы конфедератов от мороза не твердеют. Значит... Вот именно, благослови господи саперную лопатку, спасительницу нашх голов и разбивательницу чужих. Лопата нынче поважнее автомата: ей ведь не нужны патроны, она даже не требует неполной разборки и чистки. Жаль только, не берет танковую броню.
  - Сохрани Великий Демократор, - суеверно произнесла напарница автоматчика. Молодая и наверняка симпатичная женщина - но слой грязи и копоти на лице, лоснящиеся от грязи меховая шапка, телогрейка и валенки делали ее похожей на ведьму. И все-таки она точно пользовалась успехом у противоположного пола: об этом свидетельствовал большой, какой не способен скрыть даже старый ватник, живот. "Подруга воина" тоже не безоружна: будто младенца, она держит на коленях милицейский короткоствол. Кого-кого, а ментов на землях Крыссиянии не сыщешь днем с огнем уже семь лет - стало быть, "аксушка" у нее тоже с Самого Начала. В поле от нее толку чуть, а вот для города вполне сойдет. И то ладно: не дело беременной женщине по лесам и горам шариться. Тем более по темным, промороженным тундрам.
  Танковая пушка грохнула еще раз. И еще. И еще...
  - Боятся, падлы! - ухмыльнулся мужчина. - На любой шорох садят, суки...
  Рев мотора "Фридриха Великого" долетал и под перекрытия. Шестьдесят пять тонн, пушка сто сорок пять миллиметров, спаренная с крупнокалиберным пулеметом, композитная броня, равноценная полутораметровой плите броневой стали, а весть есть и активная броня. Крупнокалиберный пулемет, лазерная "слепилка", ПТУРС, парочка ПЗРК... Много приятных сюрпризов для противника есть у "Фридриха", он круче даже "Леопардов", что порой попадались еще в двадцать седьмом... Сухопутный эсминец, а то и крейсер - да и только. Немецкое качество, мать его так. Ничего старше "Вампиров" этого монстра не берет в принципе. Это не догадки, не вопли трусов, а знание, щедро оплаченное кровью.
  Мотор танка работал не на полных оборотах, но даже так перекрытия ощутимо дрожали, цементная пыль сыпалась с низких потолков. От каждого выстрела они вздрагивали сильнее: отдача у пушки "Фридриха" была та еще.
  Наконец, орудие замолчало. Минуту спустя заглох и мотор. Снеся то, что осталось от дома после удара ракеты, чудовище с боками из обедненного урана замерло на перекрытиях, и бородач не мог понять, как еще не провалилось внутрь. Но долго ли продержатся перекрытия, четыре года назад выдержавшие удар "Смерчей"?
  - Подъем, - негромко скомандовал мужчина. - Лопаты приготовить. Кириллыч, по моей команде отваливаешь люк. Петров, Дыхало, идете следом. Пеструхина, автомат к бою, страхуешь.
  - Есть, Горепек! - хором шепнули бойцы. Только бы не спугнуть людишек, суетящихся во чреве металлического мастодонта...
  - Сейчас... Нет, не заводится, небось горючка кончилась. Кириллыч, давай!
  Колодезный люк в дальнем углу качнулся и тихо скрипнул, ложась на снег. Взвихрилась снежная пыль - на таком морозе совсем как обычная. В относительно теплый подвал потянуло лютым холодом: всю неделю температура не поднималась выше минус сорока, руины окутал морозный туман, а когда его срывали северные ветры или ударная волна, меж закопченных стен металась поземка. Лишь изредка сквозь хмарь проглядывали звезды и только-только народившийся серпик луны.
  Командир, в прежней жизни лейтенант Бронетанковых войск РФ Горепекин, выскользнул в морозную, но чуть менее плотную мглу вторым. Первым шел, поводя из стороны в сторону автоматом с примкнутым штыком, вверх полез Кириллыч. Кто он был До Этого Самого, никто не знал - мужик оказался на удивление неразговорчивым, но злым и привычным к оружию. Судя по "перстням" на пальцах, он успел близко познакомиться с местами не столь отдаленными. Но за что сидел, отсидел ли свой срок до конца или смылся, когда Федерация накрылась медным тазом? Какая теперь разница, теперь другие понятия и другие законы. А Кириллыч лучше многих умел жечь бронетехнику: и импортные "Фридрихи", "Леопарды" и "Тварды", и родные... Еще девять лет назад родные "восьмидесятые" и "девяностые". Ничего больше в Первой Мурманской дивизии и не требовалось.
  Дивизия, ха! Командир усмехнулся в бороду. Много ли от нее осталось после бойни в предместьях Мурманска? А после Воркутинского котла? А после прорыва под Игаркой? Хорошо, если рота! Дохленькая такая, на треть не укомплектованная - человек семьдесят, не больше. А что, если к концу черного тридцать третьего от батальона капитана Горепекина осталось что-то вроде отделения, все возможно. Эх, лопухнулись, видать, умники из Генерального штаба, а может, и предал кто-то. Прикончить Конфедерацию тремя решительными ударами не получилось. Да и не могло получиться, теперь-то ясно...
  Выскочив наружу, лейтенант огляделся. Нет, конечно, танк не прямо над их подвалом - то бы не выдержали никакие перекрытия. Вон он, сволочь, пристроился в комнате. Снес несущую (сейчас, впрочем, уже ничего не несущую - четыре года назад "Смерчи" поработали на славу) стену и встал, заехав задницей в выгоревшую бетонную коробку. Неплохо придумано: по крайней мере в корму из РПГ не влепят, а передний сектор пушка и два пулемета как-нибудь прикроют.
  Танк стоял неподвижно, всем своим видом олицетворяя мощь и уверенность. Мотор не работал, пушка молчала - но и без приборов ночного видения чувствовалось исходящее от выхлопных труб тепло. Когда мороз под пятьдесят, это чувствуется сразу.
  - Не двигаемся, - одними губами произнес Горепек. - Ждем.
  Еще не хватало, чтобы стальная махина прямо сквозь дом рванулась навстречу. Да, конечно, перекрытия не выдержат, и монстр провалится в подвал, но там, внизу - раненые, еда, последние, нынче драгоценные гранаты. Если этот гад их раздавит, воевать станет вообще нечем. Жрать, впрочем, тоже.
  Простучал крупнокалиберный пулемет, чуть попозже жахнула пушка. На другом конце занесенной снегом улицы полыхнула вспышка, от нее почти не отстал давящий уши грохот. Забарабанили, падая на обледенелые руины, осколки льда и кирпича. Потом танк затих.
  Аварийный люк отворился бесшумно - края были обшиты резиной, люк закрывался герметично - мудрая предосторожность на случай химической или бактериологической атаки. Да и от радиации многослойная броня "Фридриха" защищает неплохо: можно выжить даже рядом с пошедшей вразнос АЭС, или проехать там, где только что бабахнул совсем не мирный атом. Сталкеры из старой-престарой игрушки дорого бы дали за такую машинку. Да только всех собранных ими артефактов бы не хватило. Ибо стоит она... Мать их фашистскую, сколько же она стоит!
  После подвального мрака наверху почти светло: даже отблески звездного света кажутся яркими. В их свете лейтенант Горепекин увидел, как из люка один за другим выбирались фигуры в черной форме Бронетанковых войск Конфедерации. Один, два, три... Четвертый, небось, командир, покинул машину последним. Постоял, коснулся рукой в рукавице плиток активной брони... И аккуратно задвинул люк.
  Это послужило сигналом.
  Выплевывая последние патроны, грохнул автомат, получив штыком в живот, заорал один из конфедератов. А Горепек уже вбил лопату поперек лица командира экипажа. Вопль оборвался, мокрый тошнотворный хруст, парящие на морозе кровь и мозги брызгают на бороду. Мать твою, замерзнут ведь, а оттаять негде: инфракрасные датчики чувствуют тепло костра и сквозь бетонные перекрытия. Хм-м, а лица в инфракрасном диапазоне фонят хоть сквозь тонкие доски.
  Выстрел конфедерацкого парабеллума, вскрик, тупые удары прикладов, тонкий, надрывный вопль. Почти разрубив голову командира танка надвое, Горепек выдернул окровавленную лопату и метнулся на помощь. Но помощь не потребовалась. К тому моменту, когда он развернулся, в снегу лежали два трупа, еще один корчился в кровавом месиве: две пули угодили в живот. И один извивался в снегу, скуля и прикрывая голову. Кириллыч и Дыхало увлеченно обрабатывали его ногами и по возможности добавляли прикладами. Ну все, пора бы и честь знать, а то так и забить "языка" насмерть недолго.
  - Отставить.
   Добры молодцы нехотя отошли. Но стволы автоматов смотрели в лицо "языку", а пальцы лежали на спусковых крючках. Должно пронять. Фриц ведь не в курсах, что они с утра без патронов воюют. И правда, "язык" присмирел, танковый шлем сполз в снег, руки тут же закрыли мерзнущие уши. Подобрать, опасаясь вызвать очередь, танкист не решался.
  - Имя, звание, номер воинской части, - пустил в ход небогатые познания в немецком Горепек.
  - Отто Масух, фельдфебель, стрелок-радист. Четвертая танковая дивизия армии Европейской Конфедерации "Мертвая голова".
  - Голова протухла, - по-русски буркнул Горепек. - И завоняла. Задача какая? Где главные силы дивизии?
  - Знать бы, - неподдельно вздохнул пленный: похоже, не врал. Говорил он на ломаном русском с вкраплениями матерного. - ...ь, пять дней ни с кем связи - ни с командиром взвода, ни со спутником, ни с соседями. Мотаемся, как г.о в проруби, ни ... не видно, ... во все дырки.
  - А я-то хотел новости узнать. "Последние известия", мля... Вот же козлина душной! В танке хоть есть горючее?
  - Никак нет, господин... русский. Остановились, когда не осталось.
  - А боекомплект?
  - Почти весь, мы его берегли.
  - Уже лучше. А есть ли у вас в дивизии наши танки? Ну, взятые в арсеналах РФ? Т-80, Т-90, Т-95?
  - Были. Третий батальон полностью трофейной техникой вооружен. Мы их так и зовем - иваны.
  - Где должен был наступать?
  - Недалеко, вроде по улице Декабристов.
  - Что ж, если не врешь... Кириллыч!
  - Я!
  - Спеленай урода его ремнем и пусть полежит. А мы с Дыхало посмотрим, можно ли там что надыбать...
  Увесистый люк шел плавно и бесшумно. Дыхало юркнул внутрь и исчез в люке. Внутри уже было градусов пятнадцать, но после сорока пяти казалось, что там еще тепло. Мертвоголовые правы, что свалили из танка. Кончилось горючее - отрубился кондиционер. Выключился кондишен - через час в танке будут те же минус сорок пять. Неподвижно сидеть в стальном гробу невозможно: еще через полчасика и сам станешь ледяной статуей, и никакой комбез с электроподогревом не поможет. Смерть верная.
  Впрочем, выбраться из-под защиты многослойной, способной выдержать волну близкого ядерного взрыва, брони - ничуть не лучше. Пока фрицы в танке, боевикам с лопатами и старинными калашами нечего ловить. Другое дело, и их в развалинах засечь невозможно: спецы из НОАК, говорят, наглухо задавили не то что радиосвязь, но и сигнал со спутников. С самого начала дивизия "Мертвая голова" стала неуправляемой, а вскоре распалась на множество отдельных танков, пушек, БМП, беспорядочно колесящих по городу и стреляющих почти наугад. Да, крыссиянцам жечь танки просто нечем. Но и танкистам мешают тьма, морозный туман, поземка. Инфракрасный диапазон? Но уже шарфы и лыжные очки изрядно снижают "светимость", а ведь в городе горят не сгоревшие четыре года назад дома, подбитая из немногих гранатометов техника, да костер, разведенный за нетолстой стеной, дает вполне подходящую "засветку". Подпали заготовленный загодя хворост или бензин, ворох газет или рубероид - и "тепловая ловушка" готова. Пусть себе расстреливает далеко не бездонный боекомплект.
  И правда, первые два дня конфедераты стреляли на каждое движение, даже если это танец поземки посреди руин. Любое более теплое место удостаивалось снаряда главного калибра. Местами вспыхивали танковые поединки: "мертвоголовые" привыкли воевать как богатые белые человеки - не посылать человека туда, куда можно послать пулю. И не могли поверить, что кто-то воюет вообще без техники, только на своих двоих. А если из снежной круговерти вдруг выныривает характерный абрис Т-80 или Т-95, немцев по старой памяти так и тянет засадить в бочину кумулятивно-бронебойным... А вояки на "русских" машинах наверняка думают, что это захваченная крыссиянцами техника.
  Потом боекомплекты показали дно, да и баки с горючим уже не выручали. Машины становились посреди снежной пустыни, танкисты покидали своих стальных коней - и тут же получали за все и сразу. Крыссиянцы не тратили патроны - били штыками, прикладами, саперными лопатами, порой ногами и кулаками: мелкие штурмовые группы преследовали каждый танк. Благо, в городе особо не поездишь, там и тут снег скрывает ямы подвалов, провалы в канализацию, мины. Пехоте, знающей город, как свои пять пальцев, тут проще. Танк остановился - приготовиться. Мотор заглох - начать сближение. Экипаж полез наружу - сигнал к атаке. А если видимость не больше десяти метров, камень или ледышка, брошенные в лицо, ничем не хуже пули и гранаты.
  Нет, конфедераты стреляли в ответ, кто поумнее, даже попадали, вот только это уже ничего не решало. Потому что штаб дивизии, добравшийся-таки до развалин клуба, был просто вырезан двумя батальонами Четвертой дивизии. Это случилось еще на второй день штурма, шестого января, когда кто-то еще знал, где командование, а отцы-командиры знали, где находятся подразделения. Тогда, по крайней мере, батальоны еще были батальонами, а роты ротами. Потом-то китайскими стараниями стало невозможно действовать подразделениями больше отделения - и крыссиянцам, и их врагам. И крыссиянцам стало проще: они знали эти руины, как свои пять пальцев, а связь всегда оставляла желать лучшего. Смешно, но ведь факт: получается, что сражением сейчас руководили командиры отделений, и то отбившиеся от подразделений рядовые действовали сами по себе. Да и саперная лопатка как основное оружие в сражении с танковой дивизией - скажи кто еще вчера, Горепек бы хохотал до слез. А ведь так и получается.
  Дыхало яростно скоблил лопату ножом: кровь, мозги, осколки черепа и клок волос намертво примерзли всего за пару секунд. Скоблилось плохо, на таком морозе лед обрел каменную твердость.
  - Брось ты ее, дурило! - возмущенно буркнул Горепек. - Потом на огне оттаем. Епть, лезь давай!
  Боец воткнул лопату в снег и приоткрыл люк. Там, внутри, было темно, как в могиле, но все еще тепло: градусов пятнадцать ниже нуля, не больше. Пришлось зажечь фонарик. Следом полез и командир. Горепек осматривался, насколько было возможно. Последний раз он был внутри танка еще когда была Федерация, да и то в родном "девяносто пятом". Но все-таки он надеялся разобраться с управлением. В конце концов, пушка калибром сто сорок пять миллиметров - куда серьезнее, чем несколько "калашниковых", когда патронов кот наплакал, а гранат к подствольникам - вообще месяц как нет.
  - Командир, нах нам эта дура? - подал голос Дыхало. Он как раз приложился головой о какой-то угол. Не будь на голове ушанки - как пить дать, заработал бы шишак. А так просто матернулся и зашарил у ног, ища оброненный фонарик. - Патроны выгребем, соляру сольем, а самого его того...
  - Что, понравилось воевать лопатой? - поинтересовался Горепек. - А из пушки этой в бочину такому же засадить - самое оно.
  - Командир, так мы ж никогда с танками дела не имели! С самого начала пехом воевали, так и дальше получится... Помнишь, что случилось, когда бээмпэху дали? Как Герыч, дурило, поехал на ней водку добывать, помнишь?
  - Не ссы в компот, там повар ноги моет! - отозвался лейтенант.
   Его забавляла растерянность, в общем, не трусливого бойца. Да и не стоит без нужды затыкать рот тому, с кем бок о бок провоевал семь лет. Мало их осталось, в последние дни батальон превратился, считай, в отделение. В очень дохлое отделение - пять человек на ногах, и еще девятеро неходячих раненых. - Справимся. И не с такими справлялись. Я на "девяносто пятом" катался, и на этом прокачусь! Так, это, наверное, кресло водителя. А вот тут сидит башнер, он пушкой управляет и всей башней заодно. А тут... По-моему, место стрелка-радиста, который из зенитного пулемета лупит, тепловые ловушки отстреливает, ПЗРК и лазер задействует, и еще что-то.
  - А там?
  - Командир танка. Надо же кому-то смотреть, что вокруг творится...
  - Я че-то не понял, лейтенант... Заряжает-то кто? Снаряды должны быть тяже-олыми...
  - А про это, боец, не парься. Тут все на автоматике, даже танк может идти, если водитель сознание потеряет. Типа, как в самолете автопилот.
  - От енто техника, епть. Класс! О! А че ж тогда в авто такую не ставят? Это ж здорово бы как было - нажрешься, и можно за рулем спать, ептыть, тачка не разобьется!
  - Вот потому и не ставят, чтобы такие, как ты, не жрали водку литрами за рулем! Ты хоть в школе-то учился, Дыхало?
  - Так точно, командир. Два класса кончил, в третий пошел. Потом плюнул: водка нужнее.
  Лейтенант только вздохнул: когда-то он возмущался до глубины души, потом прошло. Вот она, построссийская молодежь. Когда ввели платное образование и оплату по предметам, многие быстро сообразили, что можно вообще не тратить деньги на такую хрень. Матерные надписи царапать, воровать, пить и драться научат на улице. Сношать противоположный пол - вообще не надо учиться. Стрелять и мотать портянки научат в армии и притом бесплатно, потому как всеобщую воинскую повинность никто не отменял. В итоге в Раше 2025 года оказалось миллионов семь, а то и десять молодых людей, не умеющих читать и писать, а считать способных только деньги - зато умеющих стрелять из "калаша".
  Лейтенант полагал, благодаря этим-то миллионам и выгорело у Иванова. Постиндустриальные дикари оказались восприимчивыми к самым диким суевериям, а веровали в эту дичь фанатичнее талибов. Вот и сообразил ловкий функционер "Единой России", решивший эту самую Россию спасти, что дело все в недостатке веры. Православие так и не стало духовным стержнем общества - слишком много попы думали о земном и слишком мало о небесном. Коммунистам, подзабывшим, что винтовка рождает власть, не хватало отмороженности, да и не готовы они были реально начать войну. А ислам на Руси так и не пошел дальше гастарбайтеров и небольших, хоть и сплоченных общин. Остальных можно просто не брать в расчет: в масштабах страны они были никем, и звать никак.
  Время терпело, Горепекин позволил себе расслабиться в командирском кресле. После недели почти непрерывных боев это было настоящим наслаждением - как секс с Пеструхиной после удачной засады.
  Мысли отвлеклись от насущного, унеслись в те времена, когда все только начиналось. Когда он был лейтенантом, и командовал не толпой отморозков, которую и воинской частью-то назвать стыдно, а тремя новенькими Т-95. Тогда, помнится, родное правительство ненадолго вспомнило, кто есть главный союзник России. А армии в XXI веке нужна современная техника. Т-95, наконец, довели до ума, приняли на вооружение, и почти сто штук даже поступили в части.
  И вроде бы все шло прекрасно, судя по докладам, даже очередная война в Чечне особых неприятностей не сулила. Но отчего-то те, кто поумнее, чувствовали: что-то готовится. Самые умные, наверное, хватали детей в охапку и валили далеко и быстро из Этой Страны с непредсказуемым прошлым, не внушающим оптимизма настоящим и интересным для историков будущим. Это будущее уже маячило впереди, как тот сакраментальный жареный петух. Многие догадывались о его приближении, но, как всегда, до последнего надеялись, что пронесет. Когда Началось, может, кого-то и правда пронесло, с отвычки-то: девяносто первый успели подзабыть, а многие родились уже в трехцветной России.
  Когда-нибудь, наверное, историки будут ломать голову: как такое вообще могло произойти? Почему все послушно проголосовали за очередного никому не известного Национального Лидера, понять еще можно. Потому что так сказал Нацлидер предыдущий. Но почему новый Национальный в последний момент не захотел уходить? В общем, тоже можно сообразить. Натворил, наверное, такого, что уходить с главной должности в стране стало страшно. И то сказать: Абхазию с Осетией сдал грузинам, а когда из Лукашенко решили сделать второго Саддама, сделал вид, что Союзного государства нет. Во второй срок и вовсе распоясался. Не хуже той Грузии стала Россия выполнять мясницкую работенку в разных веселых местах. В Северной Корее в семнадцатом году, в Сомали в девятнадцатом, в Иране в двадцатом... Сколько солдат легло в землю по венценосной прихоти и за "мировую демократию"?
  А холодная зима двадцать второго? Аномальные холода и коррупция в сумме сработали не хуже атомной бомбы, начисто порушив тепло- и электросети Центрального округа. Даже в Москве на пару недель материализовался ад. Чеченский губернатор, китайские нелегальные эмигранты и Приморская партия свободы решили воспользоваться моментом - и понеслась Третья Чеченская, а также короткие, но кровавые операции на Дальнем Востоке... Бепредельничали приделавшие оружию ноги дезертиры, охотились на детей новоявленные каннибалы, а когда по весне оттаяли трупы, началась еще и эпидемия, с которой едва справился Минздрав. Короче, опыт двадцать второго здорово пригодился выжившим пять лет спустя. Что характерно: число жертв Зимы не подсчитано до сих пор. Но не меньше ста тысяч, однозначно.
  Но Зима двадцать первого - двадцать второго стала лишь первой ласточкой. За те две недели, пока РФ корчилась в агонии, никто не успел сорвать главный куш. Но лиха беда начало. Когда в двадцать четвертом пришел срок новых выборов, оказалось, что власть сдавать опасно. Ведь никто не гарантирует, что очередной Преемник не совершит пиар-акцию: засудит осточертевшего всем экс-президента на пожизненный, а то и восстановит, персонально для него, высшую меру наказания.
  Но и объявить себя диктатором в открытую не лучше. Диктатура - как ни крути, ответственность, да и после Милошевича, Саддама и Лукашенко не охота становиться четвертым. А перевести нахапанное в зарубежные банки и сбежать... И потом трястись, потому что новое правительство может и потребовать выдачи? Значит... Вот именно. Надо сделать так, чтобы требовать экстрадиции стало некому. И, кстати, не только дорогому президенту. Их ведь целый класс... Сословие... Каста, вот так будет вернее.
  "Надо было еще тогда решаться, - в который раз за последние девять лет подумал Горепекин. - Ведь и страна еще была, и армия, даже баллистические ракеты с атомными подарками для всяких "демократоров". И если бы немного повезло, обошлось бы без семилетней бойни".
  Пока ветшала РФ, ржавели в шахтах ракеты, а боевики в Чечне охотились на колонны федералов, остальной мир на всех парах несся к невеселому будущему. Первый звонок прозвенел в начале двадцатых. Исламские революции в благодушной старушке Европе, уличные бои в Париже, Берлине, Лондоне, Ватикан под обстрелом захваченных ваххабитами ракетных систем залпового огня. Да ведь и не просто взрывчаткой сыпали по Вечному городу: одни ракеты были начинены отравой, другие - смертоносными бактериями... В ответ католики "высевали" с вертолетов интеллектуальные минные поля, пустили вразнос новенькую атомную электростанцию в Остии, взорвали канализационные коллекторы. Наверное, решили: раз все равно помирать, так в хорошей компании, чтобы в аду скучно не было. Теперь там как в игрушке с милым названием Fallout. Может, и на "Сталкера" потянет. Это было только начало: говорят, уже в последней войне там бабахнули тактический атомный заряд. Так что без ОЗК теперь в Вечный город не сунешься.
  Разумеется, из позеленевшей Европы валом повалили не желающие надевать хиджабы, обрезаться и пять раз в день совершать намаз. Епть, предупреждали же дебилов, что так будет. Не верили...
  Беженцы валили в Штаты. Но Америка и сама была в перманентном кризисе, своих менеджеров и рэперов девать было некуда. Нет, конечно, физиков-атомщиков, генетиков, программистов экстра-класса, спецов по нанотехнологиям отрывали с руками. Остальных отправляли на..., разворачивали прямо в аэро- и просто портах. Самых настырных депортировали обратно, обеспечивая работу новоявленным Чрезвычайным Шариатским трибуналам.
  Больше повезло другой волне, рванувшей на восток. Польша и Скандинавия отрабатывали американскую "крышу" и готовились к нашествию, им годился каждый, способный держать автомат. Украина спешила выслужиться перед Мировой Демократией - за что первой и поплатилась. Россия оказалась ничуть не умнее, в ней тотчас был принят закон "О поощрении иммиграции из стран Центральной и Западной Европы". В народе его сразу прозвали законом "Отвори ворота швали". А сколько и кому дали в лапу за этот закон, осталось загадкой.
  Беженцы скапливались в лагерях возле больших городов, от безделья и неустроенности, сменивших привычный европейский уют, они наверняка зверели. Откуда-то в лагерях под Одинцово и Шлиссельбургом, около Нижнего и Мурманска появились агитаторы, говорившие на отличном английском, сыпавшие долларами и евро, и призывавшие к бунту. И когда воскресным утром 22 марта 2025 года по радио объявили, что президент и правительство, командующие военными округами и начальство Православной Церкви вместе с правительственным самолетом убыли в неизвестном направлении, "беженцы" поняли: это шанс.
  Откуда-то в оцепленных внутренними войсками лагерях, у обысканных неоднократно беженцев нашлось оружие. И не какие-нибудь обрезы и самодельные бензиновые пистолеты, а новейшие "калашниковы" "сотой" серии. И несколько джипов без номеров, но с "Кордами" на крыше. И гранатометчики да снайперы в никому не известной форме. И беспилотники, обеспечившие разведку и поражение защищенных целей. Плотным огнем "беженцы" просто смели несколько блокпостов и вырвались на оперативный простор. Но не бросились грабить местных, а организованно двинулись на ближайшие областные центры. Москве и Питеру достались сразу несколько таких "дивизий".
  Тогда их еще можно было остановить. Получи армейские соединения нужный приказ - они бы просто вмяли забывших свое место "белых человеков" в землю танковыми гусеницами, штурмовиками и "Смерчами". Увы, как в позабытом всеми семнадцатом году прошлого века, нужный приказ никто не отдал, ибо было просто некому: ни правительства у страны, ни командования у армии больше не было. А офицеры по большей части просто не рискнули "высовываться". Всем памятна была судьба генерала-десантника Панченко, схлопотавшего нехилый срок по высосанному из пальца обвинению.
  Многие просто не знали, потому что в эфире в тот день царили треск и невнятные вопли. Многие, кто знали, просто боялись нарваться на проблемы. А кто все-таки решился, гибли от пуль невесть откуда появившихся снайперов, прямо в кабинетах и казармах арестовывались все теми же бойцами в непонятно чьей форме, их автомобили безошибочно поражались боевыми беспилотниками. Да и было-то таких решительных немного, вернее, почти не было. Большинство, как в 1991-м, отсиживались в местах постоянной дислокации и ждали, чья возьмет.
  Ясный пень, чья. Утром 23-го по радио объявили о роспуске Российской Федерации и создании какой-то мутной Европейской Конфедерации. Народ не поверил ушам - еще бы, такого не предвидели и фантасты. Они представляли себе кто атомную бойню, кто натовскую оккупацию, кто даже "второе издание крепостничества" в виде нового рабовладения. Но представить себе, что ядерную державу могут списать в утиль несколько десятков тысяч "беженцев" со стрелковым оружием...
  Пардон. Эт-те не 1917-й, в двадцать первом веке революции не делают без технических новинок. Помнится, тогда мятежники пустили в ход новинку - электромагнитное оружие. Словом, несколько вроде бы обычных беспилотников взрываются в воздухе, никого вроде бы не задевают - только ЭМИ от них не хуже, чем от высотного ядерного взрыва. Все компьютеры, телефонные коммутаторы, сотовые телефоны, включенные в момент удара, РЛС - мигом стали паленым хламом. Падают вниз в "высотках" лифты с застрявшими в них людьми, замирают в метро вагоны с людьми - и, что куда страшнее, воздухозаборники. Никто не знал, что происходит, а телефонные станции, почтамты переходили в руки "беженцев". Аксиома, известная со времен Ленина: у кого средства связи, у того власть.
  Разумеется, "беженцы" брали власть лишь в главных городах страны - двух столицах и десятке крупнейших областных центрах. Черед стотысячников пришел попозже. Местами предоставленное само себе население успело даже самоорганизоваться: тут ИТУ, там воинская часть, не разбежавшаяся по домам, еще где-то просто решительные мужики, разжившиеся оружием. Играл роль доступ к двум важнейшим в условиях Звиздеца ресурсам: еде и оружию. Ну и, конечно, наличие жесткой, лучше армейского типа, организации. А остальные тянулись под руку таким вот "Мухосранским народным республикам" и "Запупинским коммунам".
  До поры до времени конфедератам было не до них. Обустроить своих, наложить лапу на склады оружия, где силой, где хитростью разоружить оставшиеся части. Найти союзников, наконец. Россия оказалась слишком большим пирогом, чтобы его смогли заглотить даже десятки миллионов беженцев, делиться пришлось. На юге - с набравшей силу, нахватавшей ставших бесхозными областей Чечней, таки добившейся вожделенной независимости. На востоке - с Китайской Сибирской Республикой, год спустя влившейся в состав КНР. Удалось, правда, удержать газовые месторождения Западной Сибири, Норильск и побережье Северного Ледовитого вплоть до Тикси. Но тем русским, что оказались на китайской территории, повезло не больше. Их ждали "лагеря перековки" в Заполярье и на Колыме - тот же ГУЛАГ, но еще суровее. Протянуть там больше месяца было просто нереально.
  ...Осенью двадцать пятого Конфедерация имела уже неплохую армию, у нее был союзный договор с Чечней, наконец определилась и граница с Поднебесной империей. Все лето из полыхающей Европы рекой текли беженцы, им всем надо было жить, по возможности жить хорошо, и во весь рост встал вопрос с аборигенами. Полгода они были предоставлены сами себе.
  Первый шок прошел, и хотя большинство, как водится, молча утерлись, нашлись отморозки, ставшие партизанить. Вот, например, бежавший из тюрьмы на Кольском полуострове генерал-майор ВДВ Панченко, сколотил отряд человек в двести, и, создав несколько баз в Хибинах, начал трясти проходящие между Питером и Мурманском составы. Русских он даже не грабил, а вот граждан новоявленной Конфедерации... Многого навидался в жизни генерал-майор, первый свой бой принявший в родной Белоруссии в четырнадцатом году, и как раз с будущими конфедератами, тогда входившими в НАТО. Было где научиться кишки выпускать. И в одночасье ставший душманом генерал - выпускал.
   Черед таких храбрецов, "последних римлян" сгнившей страны, пришел в двадцать шестом. Против них бросили авиацию и артиллерию, танки и спецназ. И утюжили доставшиеся конфедератам "Смерчи" Смоленск и Новгород, в заснеженных Хибинах гремели автоматные очереди, на улицах Киева демонстрантов разгоняли крупнокалиберными пулеметами - "хохлы" и "москали", как восемьдесят лет назад, для европейских колонизаторов оказались на одно лицо. Как, впрочем, и белорусы, и всякая разная чухна. Когда у тебя за спиной горящая земля и режущие гяуров фанатики, а впереди не желающие делиться землей "недочеловеки", стрелять станут и пацифисты, и пофигисты.
  Участь усмиренных аборигенов была незавидной. Нет, конечно, победителям нужна была обслуга, они попривыкли к проституткам из Восточной Европе, и кое-кто попал в квоты на расплод. Оставили на месте ученых, прежде всего технарей и биологов, большую часть инженеров, даже кое-кого из местных офицеров - нужны же инструкторы, чтобы осваивать наследство Российской армии. Кому-то удалось зацепиться, заняв должности бывших гастарбайтеров - те, впрочем, за свои места только что глотки не резали.
  Остальные были признаны лишними. И потянулись в тундры Кольского полуострова товарняки, в которые были набиты, как сельди в бочку, "не граждане", по-простому негры. А в тундрах Мурманской области уже ставились колья с колючей проволокой - и бесконечные ряды палаток. Там строили новую атомную электростанцию, и заодно подземелья под ядерные могильники, но почему-то все больше китайским методом - вручную. Еще лагеря были в Архангельской и Вологодской областях - там были банальные лесоповалы и рытье каналов. Ну, и на Таймыре, где еще при Федерации были найдены неплохие запасы нефти. Жизнь в этих лагерях была, в общем, не сахар, но все ж таки помягче, чем в китайских. Потому многие умудрились даже пережить зиму. А потом...
  Мотор завелся нехотя, хорошо хоть, остыть не успел. Конфедерат соврал - горючки было хоть и немного, но не то чтобы совсем ничего. Километров на пять могло хватить, если не роскошествовать с кондиционером - так и на семь. Если знать, куда ехать, можно добраться до врага. А там... Выстрел в подставившийся бок, и сразу - назад, под прикрытие развалин, снежных заносов и тьмы. Потом повторить процедуру, и так пока мотор не остановится. "Свиньи трусливые, - не удержался, подумал капитан. - Могли бы еще воевать и воевать". Знакомый рык танкового мотора, и совсем уж знакомая тряска вновь напомнила времена, когда...
  ...На лейтенанта Горепекина люди Иванова вышли в январе двадцать шестого. Вышли вовремя: еще бы месяц, и загнулся бы бравый танкист в ледяном аду заснеженных тундр. С миской баланды в день, в снятых с мертвеца обносках, надетых поверх истрепанной летней формы, по шестнадцать часов в день долбить мерзлый грунт - недолго сумеют самые крепкие. Наверное, это и было главной целью организаторов концлагеря - спалить лишний человеческий материал. Тех, кто когда-нибудь потом смогут предъявить права на свою землю. Как говорил великий и ужасный дядя Джо, нет человека - нет проблемы. То же и с народами.
  Была ночь - впрочем, она там была все время, полярная ночь в тех местах с октября до середины февраля. Но тогда как раз закончилась смена, и смертельно усталые люди стояли в бесконечных очередях за миской похлебки. За каждой очередью присматривал десяток конфедератов с калашами, а у полевых кухонь крутился БТР. Крупнокалиберный пулемет на бронированной башенке остужал самые горячие головы.
  Но в лагере, давно заметил Иванов, были не только пленники и вертухаи. По нему постоянно крутились какие-то подозрительные личности - ваххабиты, "Свидетели Иеговы", кришнаиты, мормоны, адвентисты, сатанисты, адепты каких-то вовсе непонятных верований - к примеру, Горепек так и не понял, кто такой этот Ктулху... Чаще всего не одни, а с мордатыми охранниками за спиной, порой с несколькими. Проповедовали они, по мнению Горепекина, всякую хрень. Но их слушали, порой даже делали вид, что прониклись - ибо сектанты могли дать теплую одежду, дополнительную пайку, а тех, кого считали подходящими - даже забирали из лагеря. Видать, охране неплохо платили за пропуск: обижать "людей божьих" категорически не рекомендовалось.
  Обычно втирали всякую чушь, а смысл сводился к тому, что именно их контора по-настоящему спасает душу, обеспечивает наилучшее размещение в загробном мире, и для этого следует повиноваться только их духовным наставникам. И тогда уже сегодня в дополнение к баланде получишь банку тушенки и даже стограммовую бутылочку "огненной воды", дабы согреться.
  Не отставали от них и традиционные православные попы - этих, наоборот, никто терпеть не мог, плевались даже их коллеги в прежней жизни. Когда после шестнадцати часов махания киркой или лопатой на морозе тянет вылакать из миски чуть теплые помои и завалиться спать в истрепанной палатке, эти сволочи гонят всех на вечерний молебен, и там долго втирают на тему: "Греховная Росфедерация получила по заслугам. Дабы спасти душу, надо повиноваться новым властям не за страх, а за совесть, властям не только добрым, но и суровым". И дополнительной пайки от них не дождешься, это тебе не добрые мормоны и иеговисты с извлекаемыми из армейских вещмешков за плечами банками сгущенки, тушенки, пузырьками водки (жаль, всего сто граммулек, даже не сообразишь на троих).
  Но кто кого спрашивает? За спиной разоряющихся попов стоят отморозки-охранники из поляков да латышей, и если кто начинает "вести атеистическую пропаганду", мог схлопотать прикладом в морду, а то и пулю в затылок после молебна. Некоторые специально кричали: "Слава КПСС!" или: "Сталина на вас нету!", или даже: "Харе Кришна!" - такой вот способ самоубийства для верующих. Тут, правда, могли быть проблемы: вместо расстрела "безбожника" могли приказать... Ну, скажем, четвертовать. Чтобы все, как в благословенной Святой Руси было. Кого среди проповедников не было, так это коммунистов, родноверов и старообрядцев - за что лейтенант был им по-настоящему благодарен.
  Хотя, несомненно, были тут и они - просто проповедовать им никто не давал. Как все, махали кирками в обледенелых подземельях. А за "нелегальные" проповеди можно было и прогуляться до отвала, а там получить в затылок пулю.
  Эти под "легальных" проповедников не рядились. Рослые парни, даже в зековских обносках неспособные скрыть военную выправку, при появлении поблизости солдат они бесследно растворялись. Но стоило тем отойти, чтобы проконтролировать другую толпу, как парни появлялись вновь. И говорили примерно так:
  - Ну что, дорогие товарищи россияне, нажрались демократии? Жрите, жрите, пока из жопы не полезет! А кого все это г... уже зае..., пусть знают: Великий Демократор повелел России возродиться. Но не как России, а как Великой Крыссиянии. Хотите жить, хотите, чтобы жила ваша страна и ваши потомки - принесите жертву Великому Демократору: убейте каждый по конфедерату. Вам это проще: каждый вертухай с автоматом в Его глазах - это десять толстожопых буржуев-конфедератов! Ну что, есть тут мужчины со стальными яйцами? Или вы галимые тушки все?
  Горепекин тогда еще не знал, что "тушка" на их новоязе означает раба, шестерку.
  - А жрачки, как эти, дашь? - выкрикнул кто-то. - Или водяры, чтоб согреться?
  Парень, вещавший про Великого Демократора, отхаркнулся и плюнул под ноги. Кажется, он абсолютно не боялся - ни пули в голову, ни пули же, но в живот, ни даже четвертования. Будто знал что-то, что делало его бессмертным. От него прямо разило веселым безумием и злостью - с таким настроем хорошо идти в атаку, отчего-то подумал Горепекин. Нормальному человеку, чтобы прийти в такое состояние, надо потерять все, что имел, а потом хлопнуть грамм двести. Но отчего-то бывшему лейтенанту казалось: нормальные - это они. А все, кто без сопротивления сдали свою страну - действительно идиоты.
  - Х-ха! Да какая вам жрачка, ублюдки? Вы ж кто? Всего лишь тушки, прое.вшие свою страну! Вот вернете ее - и жрачка будет, и стволы, и водки хоть залейся, и бабы гладкие. А пулю получите - так это сейчас лучшее, что с вами может случиться. Знаете, что Великий Демократор и пророк его Путин сказали, когда загнали Ходора в калоотстойник? Что кто как прожил последний миг жизни, тот то и будет делать в посмертии. Вот ты, борода, если сдохнешь в шахте, так и будешь вечно киркой махать - во тьме, холоде и собственном кале. А если ты завалишь вертухая, отнимешь у него ствола и вмажешь по напарнику на весь рожок - уже ни хрена! Будешь с хорошими парнями по лесам и болотам с небесным калашом бегать, врагов Великого Демократора кинжальным валить. А когда устанешь, тут тебя и потусторонняя водка, и гурии ждут! Чем не жизнь, обормоты?
  В первый миг, услышав символ веры новоявленной религии, Горепекин подумал, что над ними стебаются. Великая Крыссияния, Великий Демократор и пророк Путин, автоматы, водка и гурии в загробном царстве, категорическое требование убить вертухая, чтобы открыть себе ворота в рай...
  Но по парню было видно, что за словами стояла вера. Такая вера, которая заставляет бросаться с гранатами под танк, крича: "За родину, за Сталина!" Или, разрывая рот в крике: "Аллаху акбар!!!" садить из древних РПГ по "Абрамам" в развалинах Эль-Фаллуджи. Такие, знал Горепекин, никогда не показывают врагу спину. И всегда добиваются победы: если не в конкретном сражении, то в войне. Он поймал себя на том, что свирепо завидует злобному, как бешеный волк, парню. И хочет быть таким же, хочет, чтобы ему было наплевать на боль, холод, страх, даже на саму смерть. Потому что там, за последней чертой, у тебя будет все, чего хотелось в этой жизни.
  Завидовали, в общем, многие. Некоторые бочком-бочком стали пробираться к парню. Один из вновь доставленных, еще не успевший отощать здоровенный детина уляпанном глиной зимнем камуфляже, даже вопросил:
  - А можно мне... с вами?
  - Десант? - вместо ответа поинтересовался парень. Похоже, на вежливость он привык плевать с высокой колокольни. - А может, "Альфа" какая? А что ж ты тут оказался, а не за Рашку свою погиб? У тебя был автомат, тебя учили на совесть, не то что дебилов офисных. Что ж ты не пластал их до последнего патрона, паря? Вот какую смерть себе выбрал, такой и подохнешь. И на том свете на всякую шваль ишачить будешь!
  "А ведь прав он, сволочь! У меня ж не автомат был, а три смертоносных мастодонта Т-95! С таким богатством можно было натворить такого, что конфедераты бы на всю жизнь запомнили. Они бы у меня кровью мочились! Эх, въехать бы тогда на "девяносто пятых" в ихний поганый лагерь - и садить изо всех стволов, пока боекомплект не прикончишь, а потом давить уродов гусеницами. Сейчас меня бы тут не было".
  Забыв, кто он сейчас, новичок выдвинулся из очереди, попер на парня, не тратя слов на пререкания. "Проповедник" тоже не был мелкачом, но рядом с этой горой мяса казался чуть ли не салажонком. Однако отчего-то Горепекину казалось, что этот паренек играючи завалит здоровяка, и еще на глазах у всех помочится на труп.
  - Стоять, суки! Мордой в землю, уроды!
  Никто и не заметил, как появился полицай с автоматом. В лагере их называли капо, словечко пришло прямым ходом из концлагерей прошлой эпохи - среди зеков оказался девяностолетний старик, который в девять лет умудрился выжить в Саласписе. Старика показательно забили прикладами в самом начале - то ли укусил ненавистного латыша за руку, то ли сказал что-то матерное в лицо пнувшему его вертухаю. Но слово - прижилось, а самих конфедератов стали называть фашиками. На взгляд Горепека - в точку.
  Очередь поверх голов, пули огненными шершнями уходят в морозную мглу, пронзительно стонет вспарываемый стылый воздух. По звуку Горепекин определил: у охранников не какой-нибудь новомодный АК-110 или М-18, винтовка М-16А2 в следующем рождении. Нет, старый-престарый АКМ собственной персоной. Все правильно, "сотые" калашниковы достались тем, кто давит партизан, выясняет отношения с китайцами на Енисее или с Европейским султанатом на Висле. Вертухаям можно дать и старье с мобскладов.
  Дерущиеся раскатились в разные стороны. Зек смотрел растерянно-виновато, "проповедник" - ненавидяще. Разницу конфедераты сразу подметили.
  - Ты! - ствол охранника нацелился на "проповедника". Парень сразу оценил мудрость капо: ни в прыжке его не достать, ни нагнуться за камнем незаметно. Безнадега, дрыгаться смысла нет.
  Зато охранник непредусмотрительно повернулся спиной к очереди - и оказался всего-то в двух метрах от Горепекина. Его спина, обтянутая черной курткой-аляской с нарукавным шевроном, прикрытый каской затылок были так близки, они манили к себе. А еще манил нацеленный на "проповедника" автомат. Стоит завладеть этоим сокровищем - и пусть попробуют взять. Нет, потом, спору нет, завалят, но - не бесплатно. Не бесплатно, суки! Да и выбор-то у него - между смертью сейчас и смертью в скором будущем, куда более мучительной и долгой.
  Собственно, все это Горепекин подумал потом, когда время снова потекло с привычной скоростью. А тогда никаких особых мыслей не было, было одно острое, острее оргазма, желание ощутить вкус крови на зубах, чужую боль и смерть. И был бешеный рывок, и был удар, в который бывший танкист вложил всю пережитую боль и ярость. И был хруст ломающейся шеи и ломающихся пальцев, и цевье автомата в руке. И была очередь напарника вертухая, хлестнувшая, впрочем, в труп: Горепекин с непостижимой ему самому скоростью метнулся в сторону, АКМ в руке ожил и плюнул в обидчика короткой очередью. Как все-таки здорово, когда у тебя автомат! Только что недостижимая мечта пустить фашикам кровь сбывается как бы сама собой - стоит лишь выжать свободный ход пускового крючка...
  Парень-"проповедник" тоже не зевает: в его руке, как по волшебству, появляется пистолет - нет, не "Макаров" или "Грач", а что-то забугорное, в темноте не рассмотреть, но явно трофейное. Наверняка фашика завалил, а то и не одного! Выстрел - и складывается пополам, зажимая руками простреленный живот, двинувшийся было на Горепекина здоровяк. Явно не помогать: выслужится перед капо, а еще с подлой мыслишкой, что по соотечественникам бунтарь стрелять не станет. А вот хрен тебе, милый: никакой ты уже не соотечественник, а предатель, шкура продажная, враг хуже фашиков. Тебя не с кем сравнить: даже для проститутки сравнение с тобой - оскорбление. Еще выстрел - заорал, опрокидываясь навзничь, еще один вертухай. Остальные уже залегли за кучей смерзшейся глины и открыли огонь. Как смертельно раненное чудовище, толпа каторжан завыла и бросилась кто куда. А к капо уже спешила подмога: еще недавно российский БТР вертел в мерзлом мраке башней, высматривая, куда бы засадить из пулемета.
  - Не отставай! - скомандовал "проповедник". - И ствол не посей, это ж твоя жизнь теперь! За мной, не тормози!
  Парень широко размахнулся и что-то бросил. Миг - и за бруствером из глины оглушительно грохнуло. Как кегли в боулинге, полицаи разлетелись в стороны и, разумеется, над головой перестали свистеть пули. В сторону БТРа парень метнул еще одну гранату - похоже, проповедовать он шел не с едой и водкой, а с аргументами посерьезнее. И правильно: добрым словом и кольтом можно добиться больше, чем добрым словом.
  Вторая граната хлопнула чуть тише, не свистнули во все стороны осколки - зато в морозную мглу исторглось целое облако дыма. Прежде, чем облако рассеялось, парень нырнул в дымную хмарь. Горепек старался не отставать.
  Очертания БТРа вынырнули из мглы неожиданно, еще бы секунда, и Горепекин разбил бы о броню лицо.
  - Ну и что делать будем? Сейчас он нас раздавит!
  - Не бзди, нам откроют.
  И правда, бронированная дверь чуть приоткрылась, высунулся всклокоченный парень в форме капо. На плече висел целый ручной пулемет.
  - Быстро, обормот! Что еще за цирк, мать твою? Что это за клоун?
  - Никакой не клоун, он фаша привалил и перевертыша тоже! Думаешь, откуда ствол?
  - Тады ладно, лезь, мужик! Тяпнем за упокой урода, чтоб ему Ходор свой пистон вставил...
  И правда ведь, сунули в руку гильзу от крупнокалиберного пулемета, наполненную водкой. Трясло неимоверно, похоже, БТР поехал по стройке, может, и по палаткам с людьми. Но Горепекин уже опрокинул содержимое гильзы в глотку. Водка горчила на вкус, пахла пороховой гарью, но сейчас и такая была желанна, как... как невеста в первую брачную ночь. Только сейчас лейтенант заметил, что пальцы испачканы чем-то бурым - похоже, он еще и сунул ими в глаза капо... Хуже было другое: гильза намертво примерзла к пальцам.
  - Мля...
  - Не тряси, на базе отдерем! - посоветовал "проповедник". - Ляг пока вон туда, сейчас КПП проезжать будем!
  Машина лихо затормозила, Горепекина нешуточно тряхнуло и приложило головой о стенку. Но ему было уже хорошо: водка на голодный желудок и с мороза исправно ударила по мозгам. Вспомнилось, как теплым апрельским вечером позвонил комроты и объявил, что на службу завтра выходить не стоит, да и вообще тоже. Потому как "смена заступила, какие-то французишки приперлись". Вечером явились эти, забрали и жену, и детей, и больную мать - никого из своих семейных лейтенант больше не видел. А у дверей уже стояла машина с каким-то толстяком и его многочисленной родней - похоже, "офицерская" квартира, полученная по очередной программе серии "Доступное жилье офицерам" приглянулась кому-то из конфедератов. И поздно было каяться, что двадцать второго марта взвод драил казарму, а не разбивал гусеницами асфальт МКАДа.
  - Стой, куда? - долетел до Горепекина голос. Слова звучали издалека, будто из другого мира. Но говорили по-русски, видать, на внешнем периметре служат сослуживцы... бывшие сослуживцы, сегодня они лишь продавшиеся врагу паскуды, заслуживающие не пули даже - веревки. Все-таки прав был Сталин, что вешал таких и стирал в лагерную пыль... - Кто стрелял?!
  - Да спартаки какие-то, мать их так! - сплюнул мужик, давший гильзу с водкой. - Кипиш подняли, конвойного пристукнули... Мы всех переколбасили, двух сук кончать в поле везем. Эти скоты нам весь пол заблевали... Куда? Ну, к отвалам, где мясо кидают!
  Как бы в подтверждение его слов раздался удар прикладом, приглушенная матерщина "проповедника", похоже, врезали по-настоящему.
  - А, ясно. Поднять шлагбаум! Слышь, сержант, взял бы ты нас как-нибудь с собой, показал бы, как вы их там колбасите...
  - В другой раз, пацаны. Начальство не велело. Говорят, кончите этих - и ветром назад, мол, в тундре сейчас неспокойно. Мадьяры х.вы...
  - Ладно, подождем, не последнего ведь кончать везете... Проезжай!
  Мотор зарычал громче, переваливаясь на колдобоинах, БТР поехал прочь.
  - Газку поддай, начальничек! - как ни в чем не бывало, крикнул "проповедник". И правда, трясти стало неимоверно. Но каким-то чудом парень пробрался к Горепекину и сел рядом. В руке у него была такая же гильза. Но, поскольку "проповедник" был в рукавицах, он мог хлебать водку невозбранно.
  - Что, к руке примерзло? Давай еще налью. Ты теперь не зек, не тушка, а вольный крыссиянец. Тебе можно.
  Булькая, водка потекла в гильзу.
  - Куда едем? Какой, на хрен, крыссиянец? - тут же спросил лейтенант... Или уже не лейтенант, но уж точно не зек.
  - Едем мы на базу, - пояснил парень. - Где база, тебе пока без надобности, главное, там не будет фашиков и мяса вроде того урода, которого ты кончил. А крыссиянец... Крыссиянец, это, парень, такой человек, которого никто, никогда и никак не сумеет нагнуть раком и поиметь. Наоборот, он сам всех имеет, потому что ему Великий Демократор помогает. Я вот и сам такой, и они все. И если твоя Рашка когда-нибудь снова вернется, то уже как Крыссияния. А больше, извини, никак.
  - А сам-то ты кто?
  - Да какая, хрен, разница? Крыссиянец я, вот кто. Ну, зови меня Кабанчиком - мы кому попало имена не называем, вдруг ты злой колдун, и с помощью имени душу вынешь? У тебя вот на зоне погоняло было?
  - Ну... Огрызок.
  - Не, дерьмовая у тебя кликуха. Ладно, делаем так. Ты при Федерации кто был?
  - Лейтенант. Командир танкового взвода...
  - Ага. Будешь Танком. Коротко и солидно. А хочешь, придумаем тебе матерную кличку?
  - Не, пусть Танк будет.
  - Ну, Танк так Танк. Ладно, приехали уже, вылезай. Сейчас покормим, выспишься - а с утра к майору. Он тебя просветит насчет всего.
  
  Просыпаться не от воя сирены, а когда надоест спать, да после шестнадцати часов работы на морозе, да после трехсот грамм водяры - что может быть приятнее? Тем более, что впервые с той злосчастной весны заснул, наевшись до отвала, и не помойной баланды, а нормальных макарон по-флотски. Единственное, запить, кроме все той же водки, было нечем. Похоже, тут другие напитки не признавали. И, главное, нашлось, чем помыться. Душ - не душ, но пятидесятилитровый бак с горячей водой и мыло уже роскошь.
  Но стоило новоиспеченному крыссиянцу проснуться, его взяли в оборот. Явился Кабанчик - теперь уже в отечественном камуфляже без знаков различия и с таким же АКМом, как и у самого Горепека. Только теперь бывший лейтенант вспомнил, что все встретившиеся ему на "базе", были вооружены. Даже когда местные сидели за столом, оружие висело у них на спине. Это что, типа местный прикол? Потуга изобразить из себя военных?
  - Подъем, лежебока. Почистишь оружие - и к майору. Он расскажет, кто ты теперь по факту, и кем тут будешь. Потом поешь.
  - А... сначала поесть нельзя? - рискнул обнаглеть Танк. В конце концов, говорят же - "наглый, как танк", значит, надо соответствовать кликухе.
  - Настоящий крыссиянец сначала уделяет внимание оружию, и только потом - водке, еде и бабам, - наставительно произнес Кабанчик.
  Майором Петровым, которого вся база знала по прозвищу Комиссар, оказался совсем еще молодым, неспешно курил "Беломор" и всем своим видом демонстрировал: "А я на дембеле, и плевать на всех хотел!" Затрепанная кожаная куртка, траченная молью шапка-ушанка, а главное, роскошная "басаевская" борода делали его похожим то ли на партизана Великой Отечественной, то ли на боевика с Третьей Чеченской. Судя по всему, его угораздило попасть отнюдь не в часть регулярной армии, ведущую партизанскую войну. Банда имени батьки Махно, и в то же время какая-то отмороженная секта. Мило!
  - Значит, из зоны будешь, - неспешно произнес Комиссар. Как и остальные, он был вооружен, только вместо автомата карман оттягивал пистолет. Сунь руку в карман - а вынешь уже с пушкой, стреляй не хочу. Не доверяют, значит. А может, просто тут так принято. Типа, секта помешанных на оружии. - Что ж, представься по форме.
  - Лейтенант Горепекин, по вашему приказанию прибыл.
  - Видно, что прибыл, - произнес Комиссар, выдохнув дым. - Как на зону попал?
  - Отстранен от командования взводом восьмого апреля прошлого года. Арестован девятого апреля с семьей. Отправлен в пересыльный лагерь в Кандалакшу, оттуда этапом в лагерь "Восточная тундра".
  - Отчего так сурово? Там вроде отличившиеся сидят?
  - Так точно, товарищ... майор, - все же произнес он. Этот Комиссар не слишком-то напоминал их комбата, настоящего майора Хабибуллина, прошедшего две из трех чеченских войн и заработавшего на последней ожог в пол-лица. Вот на полевого командира вроде того, какого однажды взяли соседи в Наурском районе, он правда походил. Борода эта, блин... "Да я теперь и сам вроде духа" - подумал он. - Попытка побега из поезда.
  - Проверим, - вместе с дымом выдохнул Комиссар, и лейтенанту жутко захотелось затянуться. Вспомнилось, что последний раз курил осенью - да и то подобранный после вертухая бычок. В снегу они, увы, тут же гасли. - А сам ты ничего. Значит, шлепнул чухонца этого, и моего человека спас? Верно, Кабанчик?
  - Так точно, хер майор, - отозвался, уже без всякой развязности, Кабанчик. - И потом проявил себя неплохо.
  - Проверим, - повторил Комиссар. - Значит, так. Ты его оттуда вытащил, пусть под твое начало и поступает. Натаскаешь его, как остальных. Потом посмотрим, стоит ли давать ему взвод или в рядовых походит... Или сперва в рядовых, а как наберет отморозков, так и на взвод поставим. Пока свободен, хер Кабанчик. А вы, товарищ лейтенант, останьтесь. Поговорить надо. Вопросы?
  - Почему вы называете его хером? - ляпнул Горепекин первое, что пришло в голову. Но, честно говоря, это и правда было интересно. - Это от "герр"?
  - Многие так считают, - зло прищурился Комиссар. Наверное, таким бывает взгляд снайпера, глядящего на врага через прицел. - Думают, мы подражаем конфедератам, потому что завидуем их силе. Нет, парень, мы никому не подражаем, подражать и завидовать лет через двадцать будут нам. А хер - он хер и есть. Только не буква, а, хе-хе, часть мужского тела. Потому Росфед и сгнил, что мы перестали называть вещи своими именами. Пи.са называли голубым, х.й - пенисом, б.дь - интердевочкой, изменника Родины - гражданином мира, убийцу - киллером, а уничтожение целых стран - защитой прав человека, понимаешь. Даже г.о поименовали продуктами внутриклеточного распада. А страх назвать вещи своими именами, и сказать это в лицо, рождает слабость. С этим покончено.
  - Как же тогда назвать женщину? - легонько опешил Горепекин - вернее, теперь уже Танк: новое погоняло впечатывалось в плоть и кровь, заставляя соответствовать. Сам того не замечая, он все больше походил на некогда любимые стальные машины: такой же стремительный, наглый, готовый снести к чертям любое препятствие. Нет, верно считали древние: правильное погоняло делает человека. А неправильное, соответственно - урода.
  - Ну, раз мужчину - хером, то как женщину, сам догадайся. Что, дошло наконец? Ладно, это так, мелочь. А главное - в другом. Это все генерал-президент придумал, я еще сначала возмущался, что это едросу в башку шибануло. А потом понял, что не блажь это, а единственный выход.
  - Что? Великий Демократор ваш? Или Пророк Путин? И почему Крыссияния? Да над вами смеяться будут!
  - Может, и будут, - хмыкнул Комиссар. - До первой крови. Хотя нет, до первой крови, надеюсь, не узнают, а когда узнают, будет поздно. Значит, по порядку. Кто такой Великий Демократор - никто, в сущности, не знает. Важно другое: он создал наш мир, и заселил его разными народами. Тех, кто послабже, да умом попроще - тех в теплые места, где вообще голым можно щеголять. Тех, кто позлее - в края попрохладнее. Ну, а самых крутых, которые выживают там, где другие дохнут - сюда, в Россию. Усекаешь теперь, что мы особые? Такие, кого никто, никогда и никак поставить раком не может. Наоборот, это мы ставили, ставим - и будем ставить. Не кулаками, так атомной бомбой. Но, чтобы мы не расслабились, не зажирели и не выжрали весь спирт на шарике разом, ничего не оставив потомкам, Он поселил рядом с нами отмороженных на всю башку европейцев, чеченцев, пуштунов, китайцев. Можно и амеров сюда прибавить. Все они - тоже претенденты на мировое господство. Смекаешь, парень? Нас всех поселили рядом, чтобы мы выяснили, кто достойнее править миром! Чтобы в схватках не на жизнь, а насмерть мы становились сильнее, смелее, бесстрашнее. А в бою лучше всего выясняется, кто ты - человек или... продукт внутриклеточного. Нам сперва говорили, что мир - это храм, потом - что мастерская. А он на самом деле - грандиозная учебка. Мы это забыли. Пора вспомнить!
  - Так все же, почему Демократор, а не, например, Аллах? Какая-то карикатура на Бога...
  - На самом деле никто не знает, как Его взаправду зовут. Не задумывался, почему одни Его зовут Христом, другие Аллахом, третьи Яхве, четвертые вовсе Шивой или Кришной? А некоторые - они, правда, считали себя атеистами, ну и что? - Непреложными Законами Истории. Они были умнее всех, им хватило мужества не придумывать имена неизвестному, а честно сказать "не знаю, не видел". Но ведь если все одно и тоже называют по-разному, значит, по крайней мере часть заблуждается. А скорее всего - все разом. Великий Демократор - это тоже не настоящее имя. Такое же погоняло, как у меня - Комиссар. Почему Великий - сам понимаешь, великое следует так и называть. А Демократор... Хер Танк, вы ведь взводом командовали, так? Значит, видели призывников, которые ни дня не учились в школе? Которые не умеют ни писать, ни считать, разве что деньги и матерные надписи на заборе. Телевизор и то не смотрели, потому что воспитала их улица и зона. Видели ведь?
  - Видел, - буркнул Танк.
  Вспомнились пустые глаза начинающих наркоманов, матерный язык с небольшим вкраплением русского, и полнейший пофигизм насчет всего, кроме еды и водки. Таких больше не делу учишь, а следишь, чтобы они не нажрались спирта, не выясняли отношения с помощью оружия и не приделали этому самому оружию ноги в самоволке. А то ведь были случаи, целыми взводами на большую дорогу подавались. Особенно кавказцы, ну, это вообще песня.
   Первые полгода приходилось их откармливать и учить читать, как первоклассников, дабы могли изучать уставы и инструкции. Помнится, офицеры последними словами крыли Фурсенко и его преемников в Минобре, добившихся-таки принятия нового закона об образовании. Да, вначале оно и правда стоило пять-шесть тысяч в месяц - по пятьсот рублей за предмет, только за язык тысячу. Уже тогда в сельской местности переведенные на самофинансирование школы дружно позакрывались. Но ведь в городах и потребности больше - на ремонт школы, на новую тачку директрисе, на кальсоны физруку и помаду информатичке. Поборы никуда не делись, но и официальные расценки непрерывно росли. И когда они достигли полутора тысяч за предмет, и двух с половиной за язык и информатику - тут многие призадумались. А на хрен она, эта школа? Институт-то ведь давно не по карману. Даже на бакалавриате разоришься, а кому нужны эти едва обученные бакалавры? А на магистратуру, мать ее, и не замахивайся, другие там расценки и доплачивать репетиторам еще надо...
  Итак, дорогие товарищи россияне, школа вам сто пудов не по карману. По карману только армия - она, на удивление, еще бесплатная. А ну как и ее... хм-м... переведут на полный хозрасчет? А уж когда настал кризис девятнадцатого года и холодная Зима двадцать второго, таких стало все больше и больше. Говорят, проведенный в двадцать третьем соцопрос вызвал настоящий шок: двадцать пять процентов семнадцатилетних - в Москве! - оказались неграмотными. Конечно, были среди них и приезжие, и гастарбайтеры, и все же... Но шок быстро забылся, тем более что "денег на содержание школ все равно нет, как хотят пусть, так и зарабатывают". И все стало по-прежнему. К двадцать пятому году ни дня в школе не училось, наверное, все тридцать процентов.
  А ведь были еще окончившие один, два, три класса, писать умеющие, но лишь о том, что "Льоха - тщмо талтажопаэ, уйобисче махнатае и иблан пучиглазай". Иные делали ошибки и в слове из трех букв: слово "хюй" на стенах туалетов не в шутку интриговало, напоминало о дальних странах и древних столицах местных императоров. В Союзе вся страна смеялась над фразой: "Он человек образованный, три класса окончил". В Рашкистане после образовательных реформ - перестали. Потому что таких были миллионы.
  Горепекин горестно вздохнул. Да, такие и правда поверят любому бреду, лишь бы это бред был им на пользу.
  - Так вот, слово "демократия" слышали все. Многие знают, что это что-то хорошее, чего у нас нет, а за границей завались, и отчего у них тачки стильные, сто сортов колбасы и двести сортов пива. Но что она такое на самом деле - не знают. Это еще полбеды, ведь не знают этого и те, кто считает себя "демократом" или "либералом" - иначе не называли бы "продвижением демократии" то, что творится в Северной Корее, в Иране и Пакистане. Но раз это что-то хорошее, а Тот, Кто Наверху, не может быть плохим, может, это одно и то же? Иначе зачем же ему поклоняться?
  Комиссар докурил до фильтра и ловким щелчком послал окурок в ведро.
  - Самое смешное, это ведь не Иванов придумал, а один пацан, который у нас во взводе срочную служил. Тот как раз на школу забил, но считал себя умным, потому что слово на "х" без ошибок писал. И еще тогда как раз в войсках попов вместо комиссаров ввели, дабы свято место не пустовало. Совсем как у вас в лагере, нас каждый вечер строили, и поп по часу перед отбоем распинался про Бога, мировую демократию и права человека во всем мире. Надоел он всем страшно, теперь понимаю, за что политработников не любили. Было у вас такое?
  А то нет. Был толстый, барственный батюшка, он и "девяносто пятые" святой водой окроплял, и исповедоваться, кто что в самоволке делал, заставлял, и все в вышестоящие инстанции письма писал, требовал, чтобы питание солдат в соответствие с постами привели. А как его приведешь, если на складах только тушняк еще советского выпуска и доставшие всех макароны? Временами, правда, гнилую картошку хачи снабженцам сбывают.
  - Вот как-то после проповеди этот умный товарищ Иванову и сказал: "Раз демократия - это хорошо, а Бог всеблаг - значит, Он и создал демократию. Значит, он демократор, то есть Великий Демократор". Помню, смеялись мы от души, но идея-то неплохая. В самом-то деле, наши правители, с Горба начиная, считай, сорок лет всем втирали: на Западе хорошо, потому что там есть Демократия, и поэтому там сто сортов колбасы и двести сортов пива. Грех этим не воспользоваться... И ведь верят. Действительно верят!
  - А вы?
  - И я верю. Но не в то, что Его зовут Великим Демократором, а в то, что мы можем стать Великой Крыссиянией.
  - Кстати, о Крыссиянии...
  - Мы же договорились: по порядку! Итак, о Пророке Путине. Опять же, про Путина слышали многие: что он Нацлидер, что поднял Россию с колен, с терроризмом бился ни на жизнь, а на смерть, Ходорковского-кровопийцу в тюрьму засадил... Поскольку кавказцев многие не любят, а им не по нутру русские, на этом тоже можно сыграть. Эти, которых всему научила улица и тюрьма, уже мало что знают о настоящем Путине. Значит, пусть он будет тем, кто явился к людям, чтобы возвестить божественную правду. Заодно, конечно, низверг в ад демона-Ходора, как же без подвигов? Террористов, опять же, прижал. К тому же Путин и правда сделал немало хорошего, пусть о нем помнят хоть в таком виде. А до правды когда-нибудь докопаются - но пусть это произойдет в России, а не на "построссийском пространстве". Кстати, курить будешь? Пока снайперы нас не видят? Ну так держи. Запали от моей, тут зажигалки на вес золота.
  Ладно, теперь о Крыссиянии. Почему крыса? А вот почему. На шарике нет более живучего, хитрого и свирепого зверя. Сколько себя помнит, человечество беспощадно воевало с крысами. И что, исчезли крысы как вид? Да видел бы ты их поголовья на рынках и свалках! Ядерная война будет, человек сдохнет - а крыса нет. Вот и нам надо стать хитрыми свирепыми и живучими, как крысы. Способными схорониться в любой щели, выжить среди раскиданной отравы, боевых вирусов и радиации, да еще и плодиться, как те крысы. А когда придет час - наброситься стаей и сожрать врага. Потому - запомни это, бойцам втирать будешь - еще до Пророка Путина был Предтеча Ельцин, который пришел, чтобы подготовить приход посланца Великого Демократора. Он явился людям в облике гигантской, двухголовой и говорящей крысы - за что был ими предан и убит. Новой вере, сам понимаешь, нужны и мученики. А Ельцин ведь и правда был... не самым лучшим человеком, скажем мягко. Хотя называть его крысой, в общем, оскорбление для крысы. Ну ничего, моральный ущерб мы крысам компенсируем: крысу мы на знамени и изобразим: в зубах она будет держать саперную лопатку, а в ру... лапах - автомат Калашникова. Пусть все видят, что мы мирные люди, но наш бронепоезд...
  - М-да... А Святое Писание у вас уже есть?
  - Готовится к печати, - хмыкнул Комиссар. - К моменту восстания, думаю, представим массам. А не представим, так и Боевой устав сухопутных войск сгодится. Изложим его попроще, чтоб любой кретин понял, мата добавим - и пусть наизусть заучивают. Да не парься, христианство тоже начиналось с нескольких записанных через полвека проповедей - а потом всякие Фомы Аквинские вон сколько накатали! И у нас то же будет, уже через пару веков.
  - А если не будет?
  - Ну, даже в этом случае крыссиянство сыграет свою роль. Понимаешь, оно сейчас нужно, чтобы народные массы снова народом сделать. И этот народ повести в бой. Эту войну не выиграет одна армия. Только весь народ.
  - Так, вроде, войны-то нет, все мирно пашут на Евроконфедерацию...
  - Поверь, парень, это ненадолго. И тогда понадобится каждый готовый драться. Заметь, не умеющий даже, а готовый. И бой этот будет за Россию, пусть и под другим названием. Ну, так она уже не раз его меняла. То Московская Русь, то Российская империя, то СССР... А теперь вот будет Крыссияния. И прежде, чем ты поступишь под начало Кабанчика, ответь мне на вопрос. Ты с нами?
  - А у меня есть выбор?
  - У смелого человека выбор всегда есть, хотя бы между "да" или в отвал. А на труса ты не похож. Ну так как? Если "в отвал", обещаю - мучиться не будешь. Но если скажешь "да", а потом предашь... Подумай.
  Выбор был нелегким, и правда стоило подумать. Но вообще-то он решил сразу. Еще в тот момент, когда Кабанчик бросил гранату в капо. Сколько там было патриотов мирного времени, до хрипоты споривших "как нам обустроить Россию"? И где они все теперь? В лучшем случае - месят грязь, вкалывая до седьмого пота на "белых человеков". В худшем... Вон как те попы, что помогают завоевателям держать толпу в покорности. В них он бы и сам не отказался швырнуть гранату, предварительно сорвав чеку и отогнув усики...
  Смысла в высокопарных фразах не было ни малейшего. Сейчас они звучали бы пошло и искусственно. Лейтенант глубоко вздохнул - и, будто бросаясь с обрыва, произнес:
  - Что от меня требуется, хер майор? - новоявленное обращение прозвучало на удивление естественно, короче и емче, чем "товарищ", и увереннее, чем рабско-заискивающий "господин".
  - Ты имел дело с танками, - произнес Комиссар. В его устах обращение на "ты" звучало так же естественно, как обращение "хер". - Значит, сможешь натаскать пару экипажей. Пока танков у нас три, но это - тридцатьчетверки, угнанные с постаментов. Учить бойцов на них еще можно, но воевать... Первый же гранатомет станет и последним. Но я надеюсь, когда начнется, - он выделил голосом слово "начнется". - У нас будут настоящие, современные танки. - Поэтому первая твоя должность - командование танковым взводом Первой Мурманской бригады. Поскольку других танков у нас нет, ты, считай, будешь командующим всеми бронетанковыми войсками. Усекаешь, какая ответственность?
  - Так точно. А кто тогда будет Кабанчик?
  - Командир роты, куда входит твой взвод. Вы ведь все равно без поддержки пехоты ничего сделать не успеете. А я командую бригадой, в которую входит ваша рота. И все вместе, когда придет время, мы будем брать Мурманск. Впрочем, пока у нас задача вполне по Ленину - "учиться, учиться и еще раз учиться". Ты что-то хотел спросить?
  - Так точно. А бригада...
  - Ты прав, бригаду еще предстоит создать. Но это быстрее, чем тебе кажется. Справимся. А пока приступай.
  Повинуясь внезапному наитию, Горепекин поднялся со стула и отдал честь. А потом произнес фразу, изумившую его самого:
  - Служу Великой Крыссиянии!
  И отправился во тьму и холод - туда, где, замаскированные под огромные сугробы, ждали своего часа древние Т-34. Он был полон решимости превратить эти музейные реликвии и еще недавно простых поглощателей пива в настоящие танковые экипажи.
  Потому что подозревал, что на этих тридцатьчетверках и придется принять первый бой...
  
  Дальше вспоминать было нечего. Дальше была долгая, как жизнь, семилетняя война. И бойня первого марта двадцать седьмого года, когда восставшие "аборигены" вырезали за пару дней не меньше ста тысяч конфедератов и бригаду "европейской" армии заодно. А вслед за ней - одна за другой - сотни операций. К маю тридцать третьего года он был командиром танкового батальона, в котором были уже не тридцатьчетверки, а Т-90 и "Фридрихи". И был новый штурм Мурманска, бесплодные бои в пригородах, а потом отступление и расстрел с воздуха. И вот, на седьмой год войны, он вернулся к тому, с чего начал, даже ниже - командует отделением бойцов и единственным танком. Правда, этот "Фридрих Великий" один стоит роты тридцатьчетверок, и все же...
  Танк наехал на какой-то провал, верно, воронку от снаряда - в мерзлом грунте они совсем невелики, его основательно тряхнуло. Лейтенант - впрочем, какой лейтенант, когда Иванов лично произвел его в майоры еще за прошлый штурм Норильска - клацнул зубами и, наконец, заставил себя сосредоточиться. Надо высматривать чужих, но и своих не забывать: никто не сказал, что у них нет гранатометов.
  Гранатометный выстрел пришел в борт - как раз туда, где предыдущее попадание "мухи" выжгло активную броню. Говорите, к гранатометам у обеих дивизий еще с первого дня нет выстрелов? Ну-ну... Тандемный боеприпас с легкостью прожег композитные сплавы, какие при всем желании не смог бы одолеть снаряд "тридцатьчетверки". И в заброневом пространстве материализовался ад. "Фридрих Великий" остановился и зачадил, потом чадно вспыхнул. Из него так и никто и не вылез. А пять минут спустя оглушительно рванула боеукладка...
  Низенький, плешивый воин Великой Крыссиянии отложил громоздкую трубу гранатомета, отхлебнул из фляги водку и удовлетворенно произнес:
  - П.ц котенку, с.ть не будет.
  Горепекин умер мгновенно. И так и не узнал, что у его боевой подруги в тот же день (но парой часов позже) родился сын, которого она назовет Иваном. И первое, что слышал новорожденный крыссиянец, было близкой перестрелкой и грохотом танковой пушки. Ну, а у крыссиянцев бытует поверье: по первому звуку, услышанному человеком, можно узнать его дальнейшую судьбу.
  Но какой оракул возьмется предсказывать судьбу воина в бою? Ее никто и не предсказывал. Тем более, что обладатель этой судьбы и был по жизни - непредсказуемым.
  Эпизод 2. И мстя моя страшна.
  Оймякон, январь 2045 г.
  Есть мороз и Мороз, причем в разных местах он разный. В Москве или как она теперь называется, или Питере, двадцать градусов - уже повод не высовываться на улицу без крайней нужды и для тихой паники коммунальщиков. В Сыктывкаре уже, считай, нормальная зимняя температура, а где-нибудь в Норильске повод повздыхать о глобальном потеплении. Но здесь и сейчас был не мороз, не Мороз даже, а сразу МОРОЗ. Такой, от которого оставшиеся без рукавиц руки мгновенно теряют чувствительность, плевок падает в снег ледышкой, а отморозить нос, щеки и веки - совсем не проблема. А уж ноги... Случалось такое, случалось, когда соседей на предмет жрачки трясли. Тут уж один выход: пулю в башку, чтоб не мучился долго: может быть, уходить придется бегом, и один неходячий погубит всех.
  Да и калекой жить в Крыссиянии не получается. Особенно - за Уралом, с тех пор, как в тридцать девятом году вышвырнули китайцев. Поскольку в Сибирь тянутся самые отмороженные, кому не нашлось места даже в далеко не мирном Зауралье. А многие остались тут с китайской войны, и что они сделали с китайскими переселенцами и пленниками НОАК заодно - про то не охота вспоминать даже отморозкам. Оно и понятно: война была страшенная, все, кроме атомных подарков, в ход пошло, у многих крышу и снесло. Снесло напрочь, никакой Госстрой не восстановит. Какие там, к Ходору, конвенции по обращению с пленными? Простые парни, научившиеся с грехом пополам пахать землю и безупречно - стрелять, они и слова-то такого не знали. С тех пор каждую голодную весну здесь режутся все со всеми, и пленных берут только ради долгого кровавого спектакля. Потому и "языка" взять давно стало проблемой.
  Однако "сезон войны" еще не пришел. Вот придет февраль, прошлый урожай повыжрут, без водки протрезвеют - и, как желудки скрутит, пойдут на пулеметы соседей в рост... А пока на дорогах беспредельничают лишь вовсе отморозки, кому интересны не результаты войнушки, а сам процесс. Такие, бывает, сядут на какой-нибудь высотке и валят все, что понизу идет. Дятлами таких зовут и не по-детски ненавидят. И уж если возьмут за некую часть тела, мало "дятлу" не покажется. Ну, а нормальные люди сидят в такую ночь по деревням и водку жрут да к бабам пристают.
  Потому и охранники на грубо сколоченной вышке не столько оглядывают окрестности, сколько притопывают, прихлопывают в ладоши, один вон оперся о могучую сошку крупнокалиберного пулемета и лениво курит. На затяжках огонек отчетливо сияет во мраке, как маленькая рыжая звезда. Случись поблизости снайпер соседнего племени, невесть почему прозванного Онкилонами, он бы обрадовался безмерно, а миг спустя лететь бы курильщику с вышки с выбитыми мозгами или вынесенным позвоночником - но заснеженная тайга пуста и тиха, только северный ветер крутит у подножия столетних лиственниц поземку невесомой снежной пыли. И потрескивают от мороза выстуженные деревья.
  - Слушай еще анекдот. Значит, прибыл к узкоглазым в часть новый снайпер. Командир ему и объясняет, мол, ночью по зажигалкам шмаляй, по фонарикам, по свечкам. Ну, отлежал он ночь на позиции, утром докладывает: "Уничтожено семь зажигалок "Зиппо", восемь фонарей светодиодных, две свечки и одна лампочка".
  Второй номер весело, будто и не на посту, хохочет, сплевывает через перила, хлопает напарника по плечу: мол, круто. И не остается в долгу:
  - Ладно, вот еще один. Идет конфедерацкий сапер по минному полю, минаком из стороны в сторону водит. Раз - в дерьмо щупом вляпался. Два - сам кирзачом наступил. Три - вторая нога в куче... "Сортир" - сообразил конфедерат.
  И снова дружное: "Гы-ы-ы!" - дозорные явно приложились к фляжке, а то и того хлеще - курнули какой-нибудь травки. От дозора за версту разит благодушием и полным наплевательством. Наверное, вояки приняли еще по сто грамм, только не водки, а картофельного самогона: водка в этих краях, считай, деликатес. А еще от него разит: "Оймякончики - самое крутое племя в округе, никому в здравом уме и трезвой памяти не придет в голову на них напасть. Сами нападут - и мало никому не покажется. Потому что об Оймякончиках по всей Сибири ходит зловещая слава, как о самых отмороженных и безжалостных. Одно слово, Оймякончики. Жители самой суровой в Крыссиянии, щедро политой кровью и беспощадной к слабакам и пацифистам земли. Земля Вечной Войны. В 2045-м году Афган по этой части безнадежно утратил пальму первенства, да и Чечня стала респектабельной "молодой демократией". Теперь изучают анатомию на живых только в Сибири. А в Сибири есть своя "совсем уж горячая" точка - Оймякон.
  Племена... Теперь, в 2045 году, никто уже не помнил, как они, в самом деле, возникли. А на самом деле все было просто. Конечно, когда четверть века назад Росфедерация приказала долго жить, мало кто сразу просек, что это - навсегда. Что права человека всерьез и надолго сменятся Правом Автомата, а боевая подготовка станет важнее знания компьютера и даже английского. Потому что, как говорится, красавица, не красавица - какая пуле разница?
  Так народишко, за сорок лет демреформ попривыкший, что каждый сам за себя, и встретил Это Самое. Кто надеялся на капиталы, кто на связи, а кто и на припрятанные в лесной нычке жратву и гладкостволы. Последние были умнее всех, и продрыгались дольше многих - но когда по лесам шарятся вооруженные и отмороженные на всю башку боевики трех воюющих сторон, ружья уже не спасают.
  И тогда снова актуальным стало Правило Мушкетеров, которое усвоили даже не слышавшие о Д`Артаньяне неучи. Один за всех... и так далее. Каким бы крутым ты ни был, если на твою заимку в лесу выйдет чей-нибудь спецназ, или вовсе уж самопальные, но оттого еще более многочисленные бойцы местных сил самообороны, тем более танковая рота - результат будет один: тебя самого пристрелят (и хорошо, если не решат позабавиться), твоих семейных трахнут во все дыры и тоже в компост, и хорошо, если просто трахнут, а твое добро, вплоть до исподнего, прихватизируют. Такая вот красногвардейская атака на капитал в XXI веке.
  Конечно, знание того, что пощады не будет, делает героями и трусов. И оружия хватало: страна, полвека готовившаяся к Третьей Мировой, запасла его, родного, немеренно, и самые ушлые успели запастись стволами. Но только в фильмах, не голливудских даже, а болливудских, дилетант-одиночка может завалить взвод профессионалов. Особенно если сам он до весны двадцать пятого видел оружие лишь в кино, пока резался в "Линии", посадил зрение, а в пивных ресторанах отрастил изрядное брюхо - с таким по зимним лесам не постранствуешь. А уж если у нападающих есть бронетехника, а у защищающего свою семью нет гранатомета...
  Словом, как бы ни был крут, а в одиночку долго не протянешь. Значит... Вот именно, с кодлой может справиться лишь кодла покрупнее. Обратные случаи - тоже прерогатива индийского кинематографа.
  И стали "уникальные и неповторимые личности" сбиваться в коллективы. Многие пытались, у немногих получалось - в смысле, получалось протрепыхаться сколько-нибудь долго. Иным, конечно, везло, но таких были единицы, да и те ненадолго пережили остальных. А в основном спасало лишь совпадение трех вещей: доступа группы к продовольствию, к оружию и толковый предводитель. Последнее, пожалуй, важнее всего, ибо оружием в краю, где бушует война, можно обзавестись, еду украсть или отнять, но сделать это могли только те, кто ходил под рукой настоящего Командира. Даже не так, не Командира - Вождя. Ну и, разумеется, сплоченный, готовый повиноваться кому-то одному коллектив вместо стада бара... пардон, электората. Хотя бы ядро толковых, способных пресечь панику и разброд мужиков, осознающих себя единым целым. Такие чаще всего находились в учреждениях двух типов: в ИТУ или в воинских частях. Хотя, опять же, и здесь попадались исключения, общины возникали на базе колхозов и милицейских участков, заводов и спортивных клубов, училищ и университетов, да хоть ТСЖ. Были бы выполнены три непременных условия, если не сразу, то почти сразу. В самом начале, пока еще не началась серьезная пальба.
  А когда началась, воевать выучились быстро. Человек не таракан, ко всему привыкнет, особенно если хочется жить. Ведь как получалось у гуманистов и пацифистов? Прошли спецназовцы Конфедерации, выгребли всю жратву, расстреляли старосту, изнасиловали всех женщин с девяти лет начиная. Появился новый староста. Пришли боевики армии Иванова, гордо именовавшейся Российской. Нового старосту забили прикладами, снова все выгребли, баб помоложе и покрасивше увели с собой - понятное дело, не просто еду готовить. Под дулами автоматов и десяток парней покрепче забрали - "ишаки" партизанам нужны позарез. А отморозки из "местных формирований" приперлись - так вообще попойку с кровавым спектаклем на три дня учинили, и третьему главе администрации покрышку на спину колючей проволокой привязали, подожгли и пустили погулять.
  После этого доходит до самых тупых.
  И как-то вдруг появились в удобных местах огневые точки с крупнокалиберными пулеметами, с крыш принялись пасти местность снайперы, а из брошенных квартир - гранатометчики, а на дорогах появились примитивные, но мощные фугасы. За восемьдесят лет поотвыкшая от жизни на ТВД страна сбрасывала мирное благодушие, заново постигала ту простую истину, что нормальное состояние человека - война.
  А мир... Так, недоразумение, момент, когда все волки уже сыты, а некоторые овцы - еще целы. Покой нам только снится, а тишину в любой момент может разорвать грохот автоматов... Если не апокалиптический рев ядерного взрыва.
  Так возникли племена - общины человек по триста и больше, спаянные общей землей, зачастую - родственными узами, а главное непростой жизнью в сошедшем с ума мире. Сотня вооруженных мужчин, знающих местность и с умом расставленных, а главное, не теряющих бдительности и готовых драться насмерть - не всегда по зубам и батальону, да и женщины, если припрет, возьмутся за стволы. Кому охота подвергнуться многократному надругательству, а потом задыхаться в петле из троса или корчиться на колу? Да и детишки постарше могут подносить патроны, утаскивать раненых, кто поумнее - так и ставить растяжки, хотя бы из самодельных арбалетов.
  Во главе племени встал старейшина - в мирное время завхоз и верховный судья, в военное - верховный же главнокомандующий. В его власти было пристрелить струсившего или не выполняющего приказ, или дрыхнущего на посту, прямо перед строем. В некоторых местах за такие штуки сажали на кол. Правда, и старейшину, явно не справляющегося с обязанностями, могли низложить. Нет, конечно, никакого импичмента - автоматная очередь в спину, а тушу - в реку.
  Удачный опыт самоорганизации подхватывали соседи, конечно, не все, а те, кто вовремя сообразили и протянули первое, самое трудное время. Стало легче отбивать накат шатающихся по лесам банд, мелкие беспредельщики за недостатком добычи повывелись, а с полевыми командирами рангом выше всегда можно договориться. Тем ведь тоже нужны тыловые базы, место, где можно передохнуть, тяпнуть от нервов, приударить за симпатичными девчонками, на ходу сочиняя легенды о своих подвигах, можно там и пристроить раненых. Нужны источники спиртного, еды, нужна теплая одежда. И, само собой, добровольцы: потери в постоянно воюющих отрядах были те еще. А еще информаторы, добровольные и не очень. А еще... Да много чего.
  Можно и не просто отнимать, что небезопасно, а торговать: скажем, мы вам часть трофеев, пленных в качестве рабов, и "крышу" - вы нам продовольствие, самогон и добровольцев, кому скучно под тяжелой рукой старейшины. А горячие головы среди холостых парней никогда не переводились. Состоять в "территориальных формированиях" различных уровней было и почетно, и выгодно и, чего уж там, приятно: вседозволенность по отношению к чужим опьяняет. Зависели тервойска только от главной армии - да и то лишь формально. Понравился приказ - выполнили, не понравился - послали "россиян" лесом. Благо, лесов в охваченных войной областях было больше всего. Мол, у нас свое дело и своя война с "неверными".
  Вот так и прижилась в нарождающемся псевдогосударстве троичная структура вооруженных сил: Главная армия, она же партия, она же церковь Великого Демократора - территориальные войска - племенные ополчения. И с этой системой прекрасно состыковалась новоявленная религия. Отделившись от отцов-основателей, она зажила своей жизнью, вдохновляя ставших крыссиянцами россиян на бой с "неверными". И вовремя. Потому что в двадцать седьмом началось такое...
  Конечно, к этому все шло, не может быть так, чтобы одни всегда били других, никогда не получая сдачи. По крайней мере, в масштабах народов, а не отдельных людей. Но отчего-то многие этого не учитывают, а кончается всегда одинаково - большой кровью. Порой, как во Вторую Мировую - очень большой. Мало кто знал, как в концлагерях в тундрах Кольского полуострова объявилась странная секта. Себя они называли крыссиянцами, а своего бога Великим Демократором. Никто не знал, кто в секте главный, да ее и не принимали всерьез: слишком уж по-идиотски звучало имя новоявленного божества.
  А вот это - зря. И когда 1 марта 2027 года восстали концлагеря и русские окраины вокруг Нуво-Брюсселя, бывшего Мурманска, они застигли конфедератов врасплох. И горели фешенебельные кварталы, понастроенные на сопках, их затопили разгоряченные местью и водкой, вооруженные кто автоматами, а кто и классовой ненавистью народные мстители. Хоть и назывались восставшие крыссиянцами, это был настоящий русский бунт - как ему и положено, бессмысленный и беспощадный. За пару дней было вырезано все нерусское население самого северного мегаполиса 2020-х - то ли триста, то ли четыреста тысяч человек. Иные пытались бежать - а далеко уйдешь по зимней тайге? Или, если заблудился и свернул на восток - по тундре?
  Вскоре, в виде бомбоштурмовых ударов и лавины сухопутных сил, пришел ответ Конфедерации. Казалось, шансов у повстанцев нет, не просто нет, а нет вообще. С одной стороны - двадцать тысяч боевиков, рассеянных по огромной территории, из тяжелого вооружения - лишь несколько трофейных танков и БМП, которые, впрочем, прятали, как могли, в лесах и пещерах. Ни самолетов, ни вертолетов, ни беспилотников, ни интеллектуальных мин, ни спутниковой разведки и высокоточного оружия... С другой - шестисоттысячная армия мирного времени, тысячи единиц артиллерии, бронетехники, сотни самолетов и вертолетов. Считай, две трети мощи бывшей Российской армии, и еще то, чем когда-то располагали армии Польши, Украины, Белоруссии, Прибалтийских стран, Скандинавии... А еще то, что вывезли из Восточной Европы солдаты местных армий...
  Иванова выручил хаос распада огромной страны, в которой было много всего стреляюще-взрывающегося, но главное, даже после после СНВ-5, - где-то полторы сотни "Тополей" и "Тополей-М", да и другое атомное добро, вплоть до ранцевых ядерных фугасов: договор о тактических атомных боеприпасов постигла судьба договора по ПРО. И, увы, пока новые хозяева построссийского пространства осваивались, кое-что успело исчезнуть.
  Например... Когда инспекция НОАК приехала обследовать склад ядерных боеприпасов в Кофрове, ее встретила девственная пустота хранилищ и полное безлюдье. По этому поводу больше месяца все силовые структуры Поднебесной просто на ушах стояли. Хуже всего было то, что ни Чеченская республика Ичкерия, ни Европейская конфедерация, ни Китай не знали, кому, что и в каком количестве привалило. Все ли разошлось по складам нормальных государств, или что-то припрятали в лесу русские террористы, надеясь учинить ядерный теракт или, того хуже, спровоцировать побоище между ядерными державами?
  Так что когда спутники засекли в тайге под Медвежьегорском что-то, похожее на установку "Тополь", а Иванов заявил, что готов нанести атомный удар по столице Конфедерации Петербургу, господа европейцы струхнули. По улицам Питера покатились шествия под лозунгами типа: "Мы не хотим умирать!". Наспех сляпанный блок, который в Крыссиянии прозвали "Педерасты и пацифисты", потребовал отставки кабинета министров и начала переговоров. И всего лишь через неделю президент распорядился остановить операцию в Вологде, отменив десанты в Мурманске и Архангельске. Теперь в южном форпосте повстанцев шли вялые уличные бои, решительный штурм сменился медленным и кровавым выдавливанием повстанцев. Иванову иное и не требовалось: ведь время работало на него.
  И время Иванов таки получил. Пока контрразведка конфедератов не разобралась, что к чему, прошло почти три месяца, за это время занятые мятежниками города превратились в крепости, а их силы увеличились до трех дивизий. Важнее было другое: Иванову удалось договориться с племенами и полевыми командирами, и части Российской армии начали осваивать сеть схронов в лесах. А дальше началось то, что уже было во Вьетнаме, Афганистане, Ираке, Чечне - и других, не более приятных местах. Теперь одиночкам вообще было не выжить.
  Когда семь лет спустя настал мир, система уже заматерела и оформилась. Новая религия потребовала новых жрецов - и вскоре в каждом племени появился поп. Их набирали из ветеранов главной армии, прошедших по четыре-пять войн. Разумеется, такие гораздо лучше дилетантов из местных натаскивали бойцов и планировали операции - потому, помимо отправления культа, попы стали и планировать налеты на соседей, и натаскивать молодых ополченцев. Если старейшин можно считать президентами маленького племени-государства, то поп был, помимо Патриарха, еще и министром обороны, и начальником штаба. И, если уж на то пошло, еще и начальником ФСБ.
  Но ведь не стрельбой единой жив человек! Нужно ему и расслабляться - причем тупо совокупляться и жрать водку порой надоедает. Тут-то и появился третий персонаж - этакий министр культуры и преподаватель секспросвета в одном лице. Звали ее - всегда женщину, и не иначе - попадьей, в попадьи избиралась самая сексуально озабоченная баба племени.
  Ах да, а кто их всех избирал? Конечно, круг. В данном случае не войсковой, а племенной: собирались все взрослые соплеменники на кладбище, дабы их могли слышать и предки, и выкликали того, кто достоин. Старейшину избирали (и низлагали, а потом закапывали, и по пьяни порой забывали расстрелять) мужчины, попадью - женщины. Попа назначал генерал-президент, или командир батальонного, полкового, дивизионного или корпусного района, в который входило племя. Впрочем, если народ на круге вопил: "Пошел на ..., пи...!" - ему оставалось только плюнуть и убираться восвояси. Но если уж попа или старейшину избирали, их приказы обсуждению не подлежали. Если приказали просыпаться посреди ночи и заступать в наряд, ослушаться - значит умереть.
  Правда, ведь и стоять на посту можно по-разному. Время межплеменных войнушек еще не пришло, так что если поп не учует перегар или не заметит пьяные шатания, ничего и не будет. Это ж каким психом надо быть, чтобы в Новый год, когда все нормальные люди, перепившись в хлам, дрыхнут в своих землянках, со стволом переться к блокпостам Оймякончиков? К самому свирепому в Восточной Сибири племени, от грабежей которого стонут все - от Норильска до Магадана? Значит, можно побухать в наряде, и даже за сон на ящике с патронами насмерть не забьют. Хохмач отхлебнул из фляжки, потянулся, вглядываясь в морозную тайгу. Он не надеялся ничего увидеть, а потому и не усердствовал: если что, "Корд" выручит. Пару раз пулеметчики уже садили из него в упор по "живым волнам" оголодавших соседей. К вечеру, помнится, все племя раздевало мертвецов - только, хе-хе, потом замучились отстирывать - трупы от 12,7-миллиметровых пуль просто плавали в крови. Пусть только попробуют, суки, если шкур своих поганых не жалко...
  Разгоряченные самогоном пулеметчики не знали, что по их душу уже пришли. Впрочем, если бы и знали, наверняка бы обхохотались. А зря: у пришедшего на огонек человека были основания лезть на рожон. Да и не в его характере было отступать, потому что пацана звали Ванька Горепек.
  За заснеженным оврагом с промерзшим до дна ручейком, за поседевшими от снега вековыми елями, за минным полем и рощицей растяжек, на невысокой сопке в сугробе пристроилась крошечная фигурка. Здесь, на высоте десяти метров, ветер пробирал до костей даже в перешитом "сибирском" ватнике пехотинца НОАК, пуховых штанах и валенках. Хорошо хоть, под шапкой-ушанкой (а она уже из запасов Российской армии, даже кокарда с орлом сохранилась) не мерзнут уши. Первой зимой за Уралом, в шерстяной шапочке было невыносимо холодно. Идти еще туда-сюда, а вот спать посреди заснеженной тундры или в лесу...
  Парень потянул из футляра бинокль. Бинокль он украл уже тут, в Якутии, не то что оружие - снайперку он вырвал из закоченевших пальцев под Холмогорами, видать замерз на боевом посту "дятел". Ментовскую "аксушку" он нес из родного поселка. Правильно, он уже знал, "аксушка" называлась АКС-74У, но что такое "ментовская", по молодости лет не знал. Вроде бы раньше такие принадлежали ментам, но кто такие эти менты, он бы точно не ответил. Сейчас с такими щеголяют женщины: мужчины "укороты" презирают: против нормального "калашникова" такая штука не выдюжит. Стоило бы разжиться нормальным стволом, а "аксушку" выбросить или сменять на валенки, но это последнее, что осталось у него от матери. Да не только от матери, от всего родного племени. Да и не так уж он бесполезен, на ближних дистанциях вполне годится, к тому же на ствол навинчен прибор бесшумной и беспламенной стрельбы. Пару раз только это парня и выручало. Самое то, если надо вести ближний бой, и чем меньше шумишь, тем дольше живешь.
  Бинокль был хороший, днем было бы видно хоть за десять километров. Он скользил по вышке с двумя обалдуями и массивной тушей "Корда", по занесенным снегом холмикам - избы. Все-таки ничего-то они тут не боятся, суки. Немногие в Крыссиянии племена отваживаются строить наземные здания: кто гарантирует, что у соседей нет минометов, а то и "Града"? Значит, жить лучше в старых добрых блиндажах, с крышей в три наката. Самые параноики и четыре, и пять, даже семь делают. Такие ничего, кроме гаубиц и авиабомб, не берет. Взгляд скользил по приземистому зданию школы - единственному уцелевшему после давних обстрелов, а теперь еще и укрепленному - наверняка амбар и оружейка в одном лице. Там должно быть что-то серьезное, возможно, самое серьезное в деревне. Ага, вон тот холмик - сто пудов, обложили мешками с песком, чтобы драгоценную технику не спалили гранатометом, а потом снегом присыпало.
  Судя по торчащему из "холмика" стволу пушки - самое серьезное, что могут позволить себе племена. Мать твою, это же танк! Он видел такие в сорок третьем, когда батальон старых Т-95 шел на выручку Лобковой, во время войны с Городлевским. И помнил ощущение чистой, не скрываемой под маску политкорректности, смертоносной мощи. Толстые хоботы пушек, устремленные в стылое небо, аккуратные кубики активной брони, мерно движущиеся траки гусениц, перемалывающие и без того убитый в ноль асфальт. Что и говорить, танк был сконструирован с изрядным запасом: даже теперь, спустя полвека после принятия на вооружение, Т-95 оставался машиной серьезной. Если только экипаж успеет занять машину, деревенька станет неприступной - а о мести придется вообще забыть. Всего несколько таких есть в племенах, и еще полсотни машин попроще - преимущественно снятых с постаментов и возвращенных к жизни Т-34. Немудрено: сколько на них уходит драгоценной горючки? После Нефтяного кризиса - действительно драгоценной. Да и снаряды, знаете ли, товар дефицитный.
  А что это там чернеет под луной? На присыпанном снежком постаменте - чугунное изваяние мужика в пиджаке и кепке, величественно простирающего руку?
  Ага, это "ленин" - такие попадались во многих городах и деревнях по всей Крыссиянии. Никто не знал, кого они изображали, и отчего их называли "ленины". Уже при третьем генерал-президенте, Сидорове, решили, что это изображение Великого Демократора, и с тех пор перед Лениными казнили предателей, играли свадьбы, посвящали в мужчины и женщины, свершали суд и расправу. Опять же, приносили божеству жертвы. В любом племени было три объекта, которые давали племени возможность выжить, без которых племя не было племенем: оружейка, амбар и "ленин". Именно там - огневые точки с самым мощным оружием. За них будут драться, даже если все пропало.
  Есть и другие наземные сооружения. Несколько полусгнивших, полусгоревших домиков с сорванными ударной волной крышами - наверняка тут шли бои в китайскую войну. В центре стоит панельная, полуразвалившаяся "хрущоба". Так, а вот ее надо осмотреть повнимательнее - там наверняка сидит коллега со снайперкой. А снайпер - это не раздолбаи-пулеметчики, от одного такого осенью под Якутском он едва ушел. Нет, ни огонька, ни торчащего из окна ствола... Или прячется? Хотя с чего бы, если на внешнем посту пьянствуют?
  Чувствуя себя волкодавом, подобравшегося перед последним прыжком, Ванька Горепек огляделся. Вот ради этой затерянной в сибирских просторах деревеньки он и прошел бесконечно долгий путь из тундры на Кольском полуострове, на месте бывшего концлагеря. Осилил дорогу, которую на своих двоих проходили, разве что, казаки Ермака да Дежнева, о которых Горепек и слыхом не слыхивал. Почти двенадцать тысяч километров. Пять с половиной лет бесконечного, как жизнь, пути. Ну, положим, не как жизнь - как полжизни. Ведь ему через несколько дней должно сравняться одиннадцать. Для крыссиянца - уже не детство, редкий крыссиянец в этом возрасте не умеет резать глотки, стрелять и обирать трупы. Таким вещам Дети Крысы вообще учатся быстро. И, конечно, если бы ополченцы на вышке знали, что за ними наблюдают, они бы враз протрезвели.
  Горепек ухмыльнулся, прищурился с совсем не детской злобой. Пять лет он шел по лесам и болотам, горам и тундрам, стаптывал сапоги и крал новые, пил из рек и ручьев, а ел, что найдет, сторонился дорог и жилья днем, чтобы ночью обворовать кого-нибудь на околице. Резал, чтобы разжиться патронами, ради еды, ради обуви и теплой одежды. Он научился подлезать под колючей проволокой под напряжением и без, заметать следы, замечать и обходить мины, в том числе новомодные, инте... "умные", скажем просто. Добывать еду даже в весеннем лесу и в зимней тундре, разводить костер под проливным дождем и засыпать на морозе. Его донимали вши и гнус, палило солнце, пыталась убить ледяным дыханием сибирская зима - и все-таки не могла. Доводилось ему и терпеть боль от ран, у лесного костерка, хрипя от запредельной боли, выковыривать пули ножом. Он вынес все. Потому что должен был отомстить за смерть своих. Крыссиянец не может удостоиться милости Великого Демократора, пока за него не отправлена достойная ответка.
  Да, он пришел с Кольского полуострова не ради богатства или развлечений, доступных крыссиянцу - через несчетные испытания его вела месть. Пять лет назад, в год, когда окончилась война Лобковой с Городлевским - война внутри партии - самое крупное племя Крыссиянии, мурмаши, провожало наемников из далекой Восточной Сибири. С наемниками, воевавшими беспощадно и бесстрашно, новый генерал-президент Лобкова прощалась как с родными. Пили две недели, развратничали с девками, а под конец, когда протрезвели и захотели острых ощущений, решили поохотиться. Но на зверей охотиться неинтересно, они не могут стрелять. И Лобкова предложила пострелять в людей. В соседнее, совсем небольшое племя, где была попадьей вдова Горепекина-старшего.
  Был сытый сентябрь, в такое время даже "дятлы" забрасывают свой кровавый промысел, все только пьют, отъедаются и занимаются любовью. Часовые проспали собственную смерть, и пошла потеха: в село вломились четыре БТРа, расстреливая дома из крупнокалиберных пулеметов, следом шли автоматчики, зачищавшие то, что осталось: пинком открыть дверь, внутрь кинуть гранату, потом из угла в угол короткой очередью. Ворваться, осмотреться, прикончить все, что шевелится; дальше. Все прошло без осечек, единственный пулемет заткнули "Шмелем", а пуки охотничьих ружей ничего не могли сделать бронежилетам четвертого класса защиты.
  Потери случились в самом конце, когда штурмовые группы ворвались в оружейку - там засели последние защитники. Высокую женщину лет тридцати, оказавшуюся попадьей, пустили по кругу - отчего не совместить охоту на людей и секс? Потом, конечно, пустили в расход - конечно, без стрельбы. На хрен тратить лишние патроны? Ножом по горлу, и пусть волки жрут.
  Горепек уцелел оттого, что ночь назад был занят - с обломком кирпича и заточкой выслеживал здоровенную мутантскую суку, кормившую в развалинах школы щенят. Тут вообще много чего завелось после того, как разнесли Кольскую АЭС.
  Но собачки - разговор особый. Такую и взрослым-то взять проблема, без крови не обойтись, а уж шестилетнему пацану... Но будущий Атомный Ванька смог. Подобрался незамеченным, не выдал себя ни звуком, хотя рука одного из ребятишек, которой сука кормила щенят, сводила не жравшего с утра Горепека с ума. Неслышно подкрался шагов на десять - и метко швырнул кирпич псине в голову. Огромная для мальца тварь, ошалевшая от боли и внезапности, прыгнула, торопясь подмять будущее мясо и сомкнуть на его горле слюнявые желтые клыки в полпальца величиной. Стоило ей прыгнуть справа - и на этом все бы и кончилось.
  Но шестилетний Горепек очень хотел есть и знал, что не убьет он - убьют его. Отчего-то Горепек понял, что все будет именно так - и переложил заточку в левую руку. И, действительно, сука прыгнула именно так, как нужно было Горепеку, словно сама собой напоролась на пику, дрянное, но на совесть заточенное лезвие ударило под ребра - и точно в сердце.
  Горепек покатился по земле в обнимку с тварью, нанося удары ей в спину, еще не зная, что зверюга мертва. Только убила ее не заточка. Ее убила воля, способная подминать под себя волю врага, решимость победить или умереть. А заточка стала лишь материальным воплощением этой воли. Горепек набрал обломков кирпичей, несколькими меткими бросками убил щенков - и, наскоро освежевав первого, вцепился в еще теплое, кровящее под пальцами, жесткое мясо. Тогда понял главное: любое оружие вторично. Побеждает и проигрывает в боях человек. Точнее, даже не сам человек, а его воля. Сломался первым - проиграл, сколько бы хитрой техники под рукой не было. Не сдался - и изменится сама реальность, заставляя противника делать именно те ошибки, которые нужны тебе. Важно лишь не сдаваться и ни на миг не усомниться в победе. Отяжелевший, сонный после тревожной ночи, пацан забрался в подвал рухнувшего барака, свернулся калачиком и заснул. А проснулся от выстрелов. Стреляло сразу много стволов, и Горепек уже умел отличать их по звуку. Вот прогрохотал старинный АКМ, подал голос самый серьезный ствол села - спрятанный в развалины магазина "Утес", но его басовитый стук тут же перекрыло уханье взрыва. Гулкие хлопки гранатных разрывов гремели и в других местах. А в ответ ударило стаккато незнакомого ствола, и было оно даже громче выстрелов "Утеса".
  Сторожко приникая к развалинам и пригоркам, залегая в кусты и переползая пустыри по-пластунски, Горепек почти успел. Он не думал, как справится с обстрелянными, привыкшими убивать отморозками, как с заточкой и кирпичом будет воевать с бэтээрами. Крыссиянцы не сдаются и не отступают, а Великому Демократору плевать на возраст достойно ушедшего воина.
  И увидел Смерть. Чужаки убили всех - маму, братиков, трехлетнюю смешную сеструху. И ведь не ушли еще - гогочут, матерятся, курят и плюют. Из ближайшей землянки еще доносятся крики и пьяный гогот: убийцы еще развлекаются. Горепек знал: соваться на открытое место смерть. Он затаился за посеченный пулями замшелым валуном, надеясь, что враг пройдет мимо.
  Последний из страшных гостей заметил смерть слишком поздно: из-за камня выстрелила рука с заточкой, вонзая "перышко" в бок - и снявший бронежилет боевик охнул, оседая на окровавленную землю. Короткая автоматная очередь швырнула мстителя в груду битого кирпича - там его и оставили, полагая, что "контрольного выстрела" малявке не требуется. Вот и еще урок: если очень хочешь отомстить, враг сам предоставит тебе возможность. Действительно, убийцы не только не дострелили Горепека, один из них сплюнул и произнес со странным лающим акцентом:
  - Ну все, хорош ... тешить. Пора, назад, в Якутию. Оймякончики заждались... Уходим! - И тем приманил медленную, зато верную смерть. Ибо теперь мститель знал, куда идти.
  ...Он дошел. И вот теперь, пять лет спустя, его отделяет от цели всего-то полтора километра. Сущая мелочь для ног, отшагавших двенадцать тысяч верст.
  Горепеку пришлось несколько раз вдохнуть и выдохнуть, чтобы унять азартную дрожь в руках. Он стянул висевший на плече сверток и нетерпеливо сдернул тряпье. Свет звезд словно тонул в черноте ствола, он не отразился даже в стекле оптики. Да Горепек и не допустил бы такого конфуза: не за тем он прошел столько верст, чтобы по-глупому нарваться на пулю у цели. Хотя, что говорить, танк вносит в продуманный план штурма жутковатую неопределенность.
  Горепек любовно огладил снайперскую винтовку. Хорошо, что удалось добыть перчатки, то бы руки так и примерзли, на таком-то морозе. Конечно, не последний писк "дятловской" моды, каких успели выпустить всего несколько сот, "Шершень", с полукилометра прошивающий четыре сантиметра стали. Ну, да двухметрового монстра в двадцать кило весом по сопкам и болотам не потаскаешь. На самом деле у Горепека была старая, но надежная, и за это любимая крыссиянцами СВД. Пожалуй, главным достоинством было то, что можно было легко добыть патроны: тут годились обыкновенные "семерки", а их у Горепека были полные карманы, и еще больше в заплечном мешке. Были, кстати, и тридцать специальных, "родных" для нее патронов, добытых у мертвого "дятла". Они-то сейчас в ход и пойдут: с простыми патронами на таком расстоянии можно и промазать. А попасть надо дважды подряд: если второй номер засечет лежку стрелка и наведет на цель "Корд", шансов уцелеть не будет. Что может крупнокалиберный пулемет, Горепек уже знал слишком хорошо.
  Несмотря на жуткий мороз, оптика работала как надо, исправно приближая вышку с двумя курильщиками. Ребятки выбросили окурки, но и без сигарет их лица были неплохо видны. Что ж они тут мин и растяжек не наставили, ведь наверняка знают удобное для "дятла" место? Да плевать, на то и лохи на свете, чтобы вору было на что жить. Горепек извлек из мешка прочную веревку, обмотал ее вокруг пояса, намертво привязав себя к ветке. Иначе снесет отдачей, а высота немаленькая, переломаешь ноги - и останется несделанным дело. Осталось поудобнее пристроить ствол между ветвей - и поймать в прицел ненавистные рожи Оймякончиков. О, один сел. Проклятье, его же почти полностью закрывает бортик вышки. Так, если верх шапки виднеется из-за пулемета, значит, где у него грудь? Нет, так не пойдет. Если не попадешь в сердце, а ведь не попадешь точно, он заорет. Значит, что? Переместить ствол чуть повыше, почти на линию перил... Так учил его молодой "дятел" племени, жившего в развалинах Воркуты. Боевика вдохновила идея в одиночку перестрелять целое племя, зауважал даже, как понял, что это не шутки.
  Палец Горепека шел плавно, будто гладил спусковой крючок - казалось, так будет продолжаться вечно, свободный ход никогда не кончится. Хотя наверняка было за пятьдесят - разумеется, не плюс пятьдесят, - Горепек взмок. Сейчас, впервые за пять лет, он дерется не ради еды и патронов, а во имя мести. Сейчас решится, достоин ли он того, чтобы отомстить за смерть родных. Ну, Ходоров ... вам в зад и в глотку, получайте!
  Эсвэдэшка ахнула, выплевывая огонь в стылый мрак, приклад ударил в худенькое плечо. Вряд ли Горепек весил больше сорока килограмм, удержать такую отдачу ему было непросто. Но это уже не имело значения: там, на вышке рядом с могучей тушей "Корда", очередной анекдот оборвался на полуслове. Потому что во лбу рассказчика появилась здоровенная дыра, а из затылка брызнули ошметки шапки, клочья волос, обломки черепа и мозги. Горепек поправил сбившийся прицел - и снайперка ахнула вновь. На этот раз Горепек взял прицел чуть правее, чем нужно - но так получилось даже лучше: пуля зацепилась за опору навеса, устойчивость нарушилась, и в горло она вошла, бешено кувыркаясь. На ящик с патронами брызнула парящая кровь из перебитых жил, в одно мгновение чудовищная мясорубка почти отрезала пулеметчику голову.
  Второй труп свалился спиной на задние перила, бортик вышки выдержал, и труп тут же сполз вниз. Горепек облегченно вздохнул: повезло, перегнувшееся через бортик тело наверняка привлекло бы внимание, а в село следовало проникнуть незамеченным. Только голова, видно, повисшая на лоскуте кожи, оторвалась и упала в мгновенно побагровевший сугроб.
  - Мать твою, хреново-то как! Спешить надо, ептыть...
  Горепек повесил винтовку на плечо и, примкнув к "аксухе" магазин, побежал к поселку. Если они успеют хватиться пулеметчиков - дело труба... Он должен попасть на вышку первым - более того, он должен развернуть пулемет назад. А потом понадобится "аксушка" - точнее, ее прибор бесшумной и беспламенной стрельбы. Еще днем, наблюдая за поселком с пяти километров, Горепек заметил огромную цистерну. Судя по тому, что из нее заправляли танк и обшитый листовым железом грузовик с пулеметом в кузове, в цистерне была горючка. Конечно, не природная нефть, такая цистерна с нефтью в мире 2045 года стоила почти как боевой самолет, и грозила вскоре превзойти его в стоимости.
  Но если очень хочется, способы можно найти. Горепек этого не знал, но Оймякончики не даром держали местность километров на сорок вокруг. Лишь часть этих просторов была засеяна зерном: если вдруг северянам не хватало хлеба, они могли легко купить его у соседей, а не купить - так отнять. С танком не страшны самодельные мины и растяжки, снайперы и пулеметы. А пушка запросто уничтожает самодельные дзоты. Полезная штука - танк. Одна проблема - солярки жрет много.
  Так вот, ее-то Оймякончики и решили: почти все их земельные угодья были засеяны рапсом. А возле поселка стоял поставленный Сахалинской Сербией мини-завод по изготовлению синтетической соляры. Ну, а есть солярка - есть и "девяносто пятый", и целых пять БТРов, не считая традиционных, обшитых листами грузовиков. Солярку можно продавать союзникам, а можно гнать за бугор - в той же Сербии и некоторых провинциях бывшего Китая ее оторвут с руками. Жаль, в остальном мире так не получится: везде не хватает земли и под зерно: все-таки почти тринадцать миллиардов населения. А ведь пахотной земли становится все меньше. Что-то вымывает, что-то выметает ветрами - ведь джунгли-то на планете 2045 года... тово. Где-то просто истощаются водные горизонты, а наземные реки превращаются в помойные канавы.
  Взять, к примеру, старый добрый Рейн. Когда взорвался химзавод в Страсбурге, то есть в Исламабаде-на-Рейне, да еще обесточились водоочистные сооружения канализации, в речку столько всякой погани стекло! Говорят, теперь там не купаются, боятся. Еще бы, кожа покрывается волдырями за пять минут в воде, слезает за десять. Да и дозиметры на мостах над рекой подчас ломаются: взрывали-то не абы что, а ранцевый ядерный фугас: постарались террористы-католики. А уж во что превратились рыбки, плавающие в этом рассоле... Голландию, колыбель ислама в Европе и страну, где перед Зеленой революцией разрешили даже кокаин, вообще отселять пришлось. Ну, и что вырастет на полях по берегам светящейся речки?
  Местами почвы распахиваются до полного бесплодия, местами засоляются. А некоторые вполне, вроде бы, пригодные для пахоты, закатываются под асфальт и становятся автобанами. А другие просто поглощаются бесконечными кварталами дворцов и хижин, в этом качестве равноценных, и под ними загаживается до неузнаваемости. Местами подтапливается - ведь глобальное потепление местами и правда наступило. Скажем, ушел под воду пресловутый Пхукет со всеми его проститутками и секс-индустрией. Словом, народу все больше, а земли и воды все меньше. Ну, где тут найти землю под пастбища, под технические культуры? Хватило бы места для риса и сои, которая почти вся идет на "мясные" изделия. А топливо... Побоку оно, побоку, олигархи смогут позволить себе пусть не сто, но одну-две тачки точно. А остальные пусть ходят пешком, жирок сгоняют. Или в общественном транспорте давятся. Итак первые полвека главной болезнью человечества стало ожирение.
  А вот в Сибири земли до фига. Заселили было ее пятьдесят миллионов китайцев - но где они все теперь? А нетути: тут прокатилось три волны кровавых отморозков: первый раз когда крыссиянцы наступали, второй, когда дезертировали и третий, когда "демобилизованные", то есть разбежавшиеся после войны победители пытались идти домой. Большинство никуда не ушли, так тут и осели, выкосив местных. Но их-то, даже с бывшими пленниками НОАК, не наберется и десяти миллионов. Значит, есть земля под рожь, а есть и под рапс.
  Следовательно... Вот именно, единственная земля, где племена могут позволить себе бронетехнику - Сибирь. У остальных-то куда хуже все: ну, в Конфедерации в Донбассе поставили несколько заводов по производству синтетического бензина, пригодились бежавшие из Германии химики и старые, еще гитлеровских времен, технологии, скрещенные с современной техносферой. Но это же сорок процентов от потребностей Вооруженных сил и десять - от общих потребностей экономики. Местами так же выкручиваются и китайцы. Амеров спасла украденная из РФ технология - производство синтетических бензина, керосина и солярки из... Молчу, молчу.
  Горепек бежал так, как не бегал никогда в жизни. Даже когда по нему садили из крупнокалиберного пулемета. Или когда надо было добежать до дерева прежде, чем до него добежала стая волков. В конце концов, тогда ставкой была всего лишь жизнь, а теперь - нечто куда более серьезное, и в то же время самое сладкое - неописуемо сладкое, слаще всего на свете, по сравнению с чем смерть - длишь мелкая неприятность. Наивысшее наслаждение, доступное человеку в этом мире. Месть.
  Горепек бежал. Легкие жадно тянули ледяной воздух, била по плечу здоровенная, в его руках сходящая за пушку СВД. Болтался на ремне автомат. Горепек на одном дыхании проскочил овраг, нашел почти незаметную в лунном свете тропу и припустил, что есть силы. Дыхание изморозью оседало на шарфе, закрывающим все лицо Горепека, кроме глаз. В здешних чудовищных морозах, еще более усилившихся вопреки всяким потеплениям, отморозить щеки, губы, нос и уши было проще простого. Приходилось красть лишнее и кутаться. Иные из этих шмоток были изгвазданы кровью прежних владельцев: Горепеку уже доводилось промышлять "дятлом" на дорогах.
  В кустах Горепеку почудилось какое-то шевеление. Не останавливаясь, Горепек поднял аксуху и перечеркнул кусты короткой очередью. Ни блеска пламени, ни характерного грохота "взрослых" "калашниковых" - звуки выстрелов были не громче хлопка пробки, покидающей бутылку с шампанским - как-то раз в рюкзаке застреленного на дороге мужика нашелся и этот странный напиток. Горепек искренне не понимал, за чем нужно это сладковатое пузырчатое пойло: по его мнению, пить хмельное и в итоге не нажраться - просто извращение. А не собираешься ужираться в хлам - так водой обходись или, если привереда такой, сделай из нее чай. Вот водка - это понятно, проглотишь чекушку, так и станет хорошо и приятно, а глаза сомкнутся сами собой. Коньяк тоже неплох, и на вкус не так мерзок, а самогонку надо глотать стаканами, иначе сблюешь. А пиво, шампанское, вина всякие - ну на кой нужна эта гадость, от которой скорее в кусты захочешь, чем осоловеешь? Ведь и не чистая вода, и не нормальное пойло, какое хорошо проглотить после боя. Тяпнуть от нервов, так сказать.
  Кусты затрещали, из них вывалилась окровавленная голова в ушанке. Подобрать, что ли ствол? Да ну на фиг, итак до фига железа тащить. Реквизировал Горепек лишь четыре гранаты, рассованные по карманам надетой на шубу разгрузки, да пригоршню патронов-"пятерок" из карманов. Пригодятся. А теперь - быстрее на вышку. Надо дорваться до пулемета, пока эти не прочухались!
  Ну вот и она, родимая. Горепек с обезьяньей ловкостью и быстротой лез по деревянным перекладинам - увы, сталь на таком морозе становилась слишком хрупкой и ломалась с мелодичны хрустом. Задыхаясь, перевалился через край люка в полу - и только тут перевел дух. Всего несколько вздохов - не больше. Надо разворачивать пулемет.
  Легко сказать... Здоровенная дура со стволом длиннее самого Горепека, весил "Корд" тоже больше него. Ну, не привыкать, приходилось носить и тяжести. Чего стоили только полгода в Туруханске, где девятилетнего Горепека захватили в рабство и использовали, как носильщика. Для начала - самое простое: откатить в угол трупы, чтоб не мешались. Б.ь, от замерзшей крови пол скользит, как каток! Ну, так даже проще. Хрипя от натуги, Горепек снял "Корда" с "постамента" - массивной, устойчивой тумбы без ножек, служивший одновременно и нишей для ящиков с патронами. Молясь, чтобы патронная лента не зацепилась за бортик, Горепек передвинул тумбу, потом, едва не надорвав пупок, взгромоздил наверх пулемет. Передохнуть бы... Но надо навестись на площадку перед цистернами, только так можно без проблем держать под обстрелом и ее, и танк, и амбар с оружейкой и "лениным". Мысленно попросив прощения у Великого Демократора, Горепек занялся прицеливанием.
  Он никогда раньше не работал с этакой пушкой, но если крыссиянец в чем-то и сечет, так это в оружии. Горепек быстро сообразил, как наводится ствол, а снаряжать ленты он умел - насобачился, когда довелось прибрать к рукам станковый пулемет. Увы, тащить с собой десятикилограммового монстра, когда в тебе самом сорок кило, и остальная поклажа еще кило на пятнадцать тянет - та еще радость. Помнится, хозяйственный Горепек кусал губы от досады - но заботливо прикопал "машину", обернув щедро промасленной телогрейкой. Одежду можно украсть, отнять, снять с трупа, наконец - но какой крыссиянец добровольно расстанется с этакой мощью?
  ...Вот теперь, когда "Корд" наведен на площадь, и пятьдесят пуль 12,7 готовы нести смерть и разрушение, Горепек позволил себе расслабиться. Можно было бы даже покурить, но нет, это после боя. Пора приступать ко второй части плана.
  Спрашивается, что толку будет от пулемета в этой голубятне, если там, внизу, три сотни боевиков, не считая баб и ребятишек? И еще пара тысяч в вассальных племенах, у которых есть стволы, но не бронетехника, и потому они вынуждены ползать перед Оймякончиками на брюхе. И еще гора всякого добра, включая БМП, БТРы, просто обшитые листовой сталью грузовики с пулеметами в кузове и кабине? Стоит врагу очухаться - и он сметет и башенку, и "Корда", и стрелка к такой-то матери. Иное дело, Горепек и не собирался возвращаться. Месть - это дорога в один конец, а умереть на пике наивысшего наслаждения - да что может быть лучше?
  Но Горепек слишком себя ценил, чтобы удовлетвориться всего лишь двумя смертями за одну свою. Блин, всего два Оймякончика почти за двести своих - это не ответка. Это говно какое-то! А от пулемета наибольший толк, когда он стреляет по толпе. Значит - что? Прежде, чем влупить на всю ленту, надо собрать в пристрелянном месте толпу побольше. А как собрать? А покуситься на их главное сокровище - искусственную горючку. И пусть поначалу думают, что цистерны полыхнули сами собой!
  Готовясь устроить свинцовый ураган, Горепек снарядил еще две ленты в довесок к вставленной. Первая предназначалась для толпы, через один бронебойные патроны и разрывные. У последних мягкая, надпиленная у края медная оболочка. При попадании в камень, дерево. Даже мягкие ткани, она раскрывается "розочкой", порой вынося по килограмму мяса, а сердечник из обедненного урана прошивает любой бронежилет. Но самое интересное то, что остальное пространство заполнено ртутью. При попадании разогнанный до сверхзвуковой скорости жидкий металл вырывает здоровенные куски мяса, порой начисто вынося грудную клетку, порой распарывая все брюхо. А если противник в укрытии, скажем, за поленницей, так получается еще хуже - будто угодил под заряд крупной дроби. Хорошие патрончики, жаль только, дорогие, не всякое племя может стрелять этакой роскошью. М-да, чем дальше в лес, тем толще партизаны. Этак у них этот, как его... вертолет обнаружится!
  Вторую ленту Горепек собирался высыпать не столько на толпу, сколько в амбар и оружейку. И снова - через один - патроны бронебойные и мгновенного действия зажигательные. "Будет вам, ребьзя, ночь огня. А когда амбар и оружейка сгорят, вы сами сдохнете - с голодухи. Без горючки, без патронов и снарядов к своему железному монстру, без зерна вы, суки, эту весну не переживете, только моих вы сразу убили, а сами сдохнете постепенно" - думал Горепек. Неуклюжие в перчатках пальцы едва слушались.
  Ну, вот, все готово. Осталось нажать курок - у "Корда" он как у простого автомата - и в морозную мглу умчится чья-то смерть. Но сначала устроим-ка фейерверк. И тут снова пригодится мамкина "аксушка". Для прицельной стрельбы все равно далековато, но и цистерны - цель попроще, чем люди. Одно удовольствие, а не цель. Большие, неподвижные, и отстреливаться не пытаются. Горепек навел ствол на цистерну подальше и спустил курок. И снова глухие, будто вылетает из бутылки пробка, звуки, которые местные могут и не связать с автоматной очередью.
  Есть! Дальняя и почти заслонившая ее ближняя цистерны взрываются, выплескивая в ночное небо пышные султаны огня. Яркий, яростно-белый свет бьет по привыкшим ко тьме глазам. Сквозь басовитый рев пламени прорывается отчаянный визг - там катается по снегу, пытаясь сбить пламя, дозорный. И еще очередь, на остаток рожка - по третьему баку. Пламя взмывает метров на двадцать, огненная река почти добралась до танка. Ах, как жаль, что не добралась: тогда бы появился шанс прожить чуть подольше... Пристегнуть запасной - когда идущие в контратаку окажутся в мертвой зоне, пригодится. И ввернуть в одну из гранат запал: после кровавой бани сдаваться в плен категорически не стоит. Ну вот, а теперь - к прицелу. Посмотрим, как собирается народ на площади, и не раскусил ли кто маленькую хитрость?
  Ага, не раскусили. Может, охранники слышали удары пуль в металл - но они уже точно сгорели. Или потрясены так, что не могут вымолвить ни слова. Только кричать. А кто бы смог, приняв душ из горящей соляры? Надо же, занимается и еще одна изба, а ручей явно подбирается к оружейке. Ну, ребятки, если вы дадите ей разгореться, "Корд" может, и не понадобится. Тогда останется высадить обе ленты по избам - и ноги в руки. Если очень-очень повезет, можно даже выбраться живым - только нахрен это нужно? Лучше положить еще штук двадцать сук...
  Нет, это было бы слишком хорошо. Оймякончики были людьми опытными, и знали, как их трогательно любят собственные "вассалы". А в остальном все шло так, как и хотел Горепек. Никто не направился к вышке, наверное, уничтожение поста прошло незамеченным. Ну, ребятки, соберитесь побольше, поплотнее! Чем шире наши морды, чем теснее наши ряды, не так ли? Но есть и другая поговорка. Большой толпе пулемет радуется, во как.
  Хотя так и тянуло поскорее нажать на спусковой крючок, Горепек выдержал. Он дождался, пока на площади, центр которой превратился в огненное озеро, соберется побольше народу. Пока рослый, бородатый мужик, в котором он опознал одного из давешних убийц, не начал распоряжаться, выстраивая толпу в "китайский конвейер". Мужик сразу сообразил, что тушить шестьдесят тонн горючего бесполезно, надо спасать свое, родное. По рукам пошли мешки с зерном, патронные и снарядные ящики, массивные стальные туши пулеметов и автоматов, промелькнула даже какая-то непонятная штука, в которой, будь Горепек солдатом партийных частей, он наверняка опознал бы ПТУРС. Богато живете, ребятки. А Великий Демократор что велел? Делиться. А вы с кем-то делились? Ну, так и не взыщите, суки.
  Горепек нажал курок - и чуть не оглох от грохота. "Ни фига себе дудухает!" - радостно подумал он. В прицел было отчетливо видно, как взлетает белыми столбами снег под ногами у людей, как хлещет на него свежая кровь, как разлетаются, будто от пинков великана, ненавистные Оймякончики. Взрывались головы, падали оторванные конечности, разлетались клочья вырванного мяса.
  Горепек перенес огонь чуть вправо, увидев, как к танку побежали несколько человек в странных ребристых шапках с проводами. Нельзя, чтобы кто-то добрался до танка. Отлично, двое полетели кубарем, пятная кровью сугробы, еще двое вроде тоже залегли. Ничего, суки, только дернитесь у меня.
  И сразу - переместить огонь влево: там явно готовятся к бою. Оно и понятно: идиоты не удержали бы в повиновении столько людей. Первое упоение мощью оружия прошло, теперь Горепек бил короткими, точными очередями. Да и не было уже целей, которые можно сечь очередями в пол-ленты. Кто разбежался, кто залег, кто уже пытается отстреливаться. Стегнувшая по вышке автоматная очередь заставила Горепека присесть. Нет, не останавливаться, надо успеть отстрелить все три ленты. Горепек заметил колючий огонек на крыше бывшей школы. Там явно была огневая точка пулемета Калашникова. Серьезно. Можно получить пулю раньше времени. Нет уж, родной, я еще хочу повоевать. Горепек снова перевел огонь на школу и всадил короткую очередь туда, где заметил огневую точку. Вроде заткнулся. Так, а что у нас поделывают остальные - неужто водку жрут?
  Ага, как же. Разобрали стволы из оружейки, некоторые даже поняли, откуда разит пулемет. С каждым мгновением воздух наполняется свистящей смертью. Приходилось пригибаться, временами залегать, но и тогда деревянный бортик с треском дырявили пули, на голову сыпалась свежая, пахнущая смолой щепа. Но каждый раз, стоило свинцовому ливню приутихнуть, Горепек вскакивал, и, ловя в прицел первого попавшегося противника, нажимал на курок. И снова вместе с могучей тушей "Корда" мелко тряслась вся вышка, а где-то там, в центре села, опрокидывался в снег очередной Оймякончик. Это за тебя, мама! А это за крошку-сестренку! А это просто, чтобы место свое не забывали, скоты.
  В первый момент он даже не понял, отчего вышка заходила ходуном, будто великан, играя, то вполсилы пытался свалить, то отпускал. Что-то рвануло бедро - с такой силой, что Горепека крутнуло вокруг собственной оси. Миг спустя сквозь клочья ваты и обугленный край ткани проступила кровь. А затем уже пришла и боль. Сильная, но вроде терпимая, наверное, крупнокалиберная пуля лишь зацепила бедро, разорвав одежду. Хуже было другое. Одна из пуль попала в ствольную коробку аксушки. Удар был так силен, что короткоствол оторвало от пола и с силой швырнуло о стенку. Да и сами борта и крыша вышки покрылись дырками, в которые Горепек мог просунуть большой палец. Пол и трупы засыпала щепа.
  Лежа на полу, Горепек подтянул к себе автомат. Ма-ать твою! Ну мать же! Последняя ниточка, связывавшая Горепека с матерью, превратилась в груду искореженного железа. Но сам он был жив. Более того, мог драться. Значит... Нет, господа выродки, я еще не забрал с собой всех, кого могу! Перезарядив эсвэдэшку, Горепек осторожно выглянул в пробитую пулей дырку. Ага, скоты уже поднялись. Короткими перебежками от дома к дому, прячась за углы и сжимая в руках автоматы, спешат человек десять. За их спинами двое тащат машину посерьезнее. Эта штука напоминала бы пулемет, если бы не калибр ствола - наверное, миллиметров тридцать. Да и сама вся какая-то странная, угловатая... Интересно, чем эта хрень стреляет? Не получится ли так, что вышку просто разнесет в щепу? А вон еще здоровяк в трофейном камуфляже НОАК, тащит пулемет, упирая в бедро и придерживая за сошку.
  Взмыла ненависть. Что, думаете, суки, тут больше никого живого, раз пулемет замолчал? А вот хрен вам по всей морде. Целясь через дырки от пуль, Горепек приник к прицелу, выцеливая мужиков с непонятным аппаратом. Так, а теперь пла-а-авненько...
  Будто от удара кулаком, один из мужиков с непонятной машиной осел в снег, второй, не ожидавший такой наглости, выронил свою машину. Упала она удачно. Точно на голову парню. Матерясь, боец бросил свою машину в снег и поволок товарища под прикрытие дома. Ага, мужик из Воркуты, с ног до головы покрытый непристойными татуировками, оказался прав. Нужно не убивать, а тяжело ранить. Раненого свои не бросят, поволокут прочь, значит, от каждого выстрела будут выбывать из строя двое.
  Остальные открыли огонь изо всех стволов. Испятнанная пулевыми пробоинами вышка ходила ходуном, но огонь получился неприцельный: бортик пока еще надежно прикрывал Горепека. Только одна из пуль рванула руку. Горепек зашипел от боли. Ах вы, суки... Но все-таки переполз на другой край площадки и прицелился снова. Теперь он был, как бруствером прикрыт двумя трупами. Хорошо бы подождать, пока мясо замерзнет, ничего, в качестве пулеуловителей сгодятся. И правда, пару раз трупы едва заметно дернулись от попаданий, а на кровавую наледь вытекло несколько капель.
  Грохает, выплевывая смерть, винтовка. На сей раз Горепек решил гасить пулеметчика. Ага, снова попал. И снова в живот. Еще один вопль тает в лавине грохота выстрелов, рева пламени, мате и стонах. Ага, остальные залегли за трупами, за сугробами и кустами, за углами домов. Свинцовый ливень поутих. Замолчал даже крупнокалиберный ствол на другом конце села - эх, надо было его сразу затыкать, да кто ж знал... Нет, надо заткнуть козла, пока не поздно. Горепек кидается к пулемету...
  ...И едва удерживает поток грязной брани: обстрел не прошел бесследно и для "Корда": одна из пуль умудрилась попасть одну из "лап" треножного станка, да прямо в шарнир - теперь вся нижняя половина валяется на полу, а сам пулемет опасно накренился. Придется не столько стрелять, сколько поддерживать изуродованное оружие в равновесии. Да и как стрелять, если одна рука уже горит огнем, и любое движение заставляет скрипеть зубами? Из винтовки и то не сахар, когда отдача бьет прикладом в плечо раненой руки, кажется, будто туда ткнули раскаленным прутом.
  ...Горепек успел сделать лишь четыре выстрела - из них один "в молоко", рука таки подвела - когда все остальные звуки заглушил рев и железный лязг. Он выглянул из-за перекладины - и увидел, что снежный холм больше не стоит на месте, а движется, переваливаясь на ухабах и качая пушкой. Ветер уже сдул с брони снег, обнажая бронированные бока, похожую на исполинскую каску башню, кубики активной брони, покачивающуюся на ходу антенну... Танк полз не торопясь и не скрываясь, уверенный в полной своей безнаказанности. Немудрено: у соседних племен просто не было ничего, способного пробить многослойную броню. И правда, пуля СВД лишь выбила искру на толстой шкуре чудовища. Словно отвечая на выстрел - выстрелом, башня танка чуть повернулась - и пушка оглушительно рявкнула. Она выплюнула здоровенный ком оранжевого огня, промелькнувший по короткой трассе и ударивший в снег совсем рядом с вышкой. Оглушительный грохот взрыва, вышка заходила ходуном, будто обрела ноги и решила прогуляться, да вот беда, ноги эти заплетаются, как у пьяного. Горепека подбросило, уронило на раненую руку и раненное бедро, и внутри будто взорвалась граната. Легко прошивая тонкое дерево, в бортики и пол застучали раскаленные осколки. Вроде бы один чиркнул по ноге, но Горепеку было все равно - тем более, что главная надежда, железный друг марки "Корд" опрокинулся и с грохотом рухнул треногой вверх. Будто поднял руки... Эсвэдэшка и та куда-то делась.
  - Ну давай же, сука, - хватая ртом ледяной воздух и задыхаясь от боли, хрипел Горепек. - Чего мнешься, как говно под ногой?
  Но танк больше не стрелял - похоже, танкисты просто демонстрировали свою мощь. С чего бы? Сейчас они должны рвать и метать, ведь сколько там Оймякончиков погибли за последние полчаса? Сто? Двести? А может, все триста? Трупы-то на площади вон как густо лежат... Да ведь и хранилища сожженные, амбар и оружейка, тоже чего-то стоят, так? Что ж они лясы точат? Неужто все равно боятся.
  Нет, не боятся. Горепек видел, автоматчики продолжают держать вышку на прицеле. Да и танк навел пушку прямо на вышку. Выстрелит, понял Горепек, - конец без вариантов. И не то плохо, что конец, а то, что не удастся отомстить. Но пока... На башню танка взобрался один из автоматчиков, набрал в легкие воздуха и крикнул:
  - Кто вы такие, напавшие на племя Оймякончиков? Вы сражались доблестно, как подобает крыссиянцам, и мы хотим узнать ваше имя.
  Неохота говорить с теми, кого пять лет готовился убивать. Но если не представиться, они будут искренне думать, что их, таких из себя правых, убивает какая-то сволочь. Пусть знают, за что им такая непруха. И никакой разницы, что поп не успел шепнуть на ушко истинное имя: этим сгодится и погоняло.
  - Я Горепек из племени Огрызков, что живет около известных вам Мурмашей! Я пришел, потому что люди из вашего племени убили моих родичей пять лет назад!
  - Хочешь сказать, наемников, ушедших воевать за Лобкову? Которыми предводительствовал Президент?
  - Да, - ответил Горепек. - Этот Президент и правда возглавлял бандитов.
  - Мы ненавидим их, - произнес мужчина на танке. - И благодарны, что вы убили его отморозков.
  - Всех? - тупо переспросил Горепек.
  - Почти всех, - ответил мужик на танке. - Остальных добивают. Спускайтесь, вас больше не тронут!
  Вот так. Ни "руки вверх, мордой в снег", ни требования сложить оружие - которое в Крыссиянии, впрочем, все равно никто не выполнит: лучше быстро умереть от пули, чем медленно и страшно, забавляя победителей. Значит, тут он не пленник, не раб... А кто тогда? Кем еще может быть человек, убивший под сотню соплеменников за полчаса? Впрочем, если они позволят подойти на дистанцию броска гранаты, эту сотню можно будет пополнить.
  - Слышь, мужик, - уточнил Горепек. - А нахер мне слезать? Я тут, понимаешь, лапки кверху, а вы меня на куски резать? А наверху я еще могу вас положить. У меня, мля, тут граник припрятан, сейчас ваша тачка костерочком станет!
  - Ага, ври больше! - хмыкнул мужик. - А что ж тогда сразу не влупили? Вздумаете дурить, снаряды тратить не будем. Просто свалим танком вышку, а вас в дерьмо гусеницами раскатаем. Считаю до десяти!
  - Да валяйте, клал я на вас и вашу тумбочку! - озорно выкрикнул Горепек. Когда этот железный шкаф подъедет, можно будет попробовать достать его гранатой. А не его, так хоть обалдуев на броне. Хотя они наверняка слезть успеют... В общем, говорить бессмысленно, а под танком смерть легче, чем в руках местных отморозков. Но стоит потянуть время - умереть всегда успеет, а так, может, удастся совладать с болью.
  - А мы могли бы поговорить, - устало и с каким-то даже сочувствием произнес танкист. - Только вылезайте все, а танк мы отгоним.
  А это уже интересно. Если подойти поближе, а потом бахнуть гранату...
  - Лады! - решился Горепек. - Лезу.
  Граната в кармане, дерни колечко, досчитай до четырех - и вот ты уже пред очами Великого Демократора. Не один, конечно, а в теплой компании кровников. "Интересно, а на том свете они могут набить морду?" - подумал Горепек и подивился глупости мысли.
  Спускаться в люк было боязно: вдруг у кого-то сдадут нервы. Не хотелось бы попасть под очередь, не истратив три оставшиеся гранаты. Хотя, в общем, ничего страшного, из этой переделки все равно не выбраться.
  Но Оймякончики не выстрелили. Только когда он оказался внизу и решительно зашагал к танку, "переговорщик" крикнул:
  - А остальные где? Слышь, пацан, иди ты лесом, пока в рыло не дали! Где настоящие быки?
  - Кто остальные? - тут только до Горепека дошло: они уверены, что нападавших было несколько. Ну в самом деле, не мог же один пацан устроить такую бойню! Ну, то есть, наверное, мог, но все же...
  - Ни хрена, не было остальных, парни, - ухмыльнувшись под шарфом, крикнул он. - Я один все сделал! Пидоров этих, что на вышке, из эсвэдэхи завалил, бачки ваши из автомата попалил, а этих козлов пулеметом порезал! И вас на корм крысам пущу, падлы!
  Горепек остановился, нагло рассматривая вояк. Гранату уже можно бросить, но что-то останавливало. Конечно, не малодушное желание оттянуть смерть, но все же отчего-то, впервые за много месяцев, тянуло поговорить.
  - Вот что, парень, ты там не стой дубиной стоеросовой, иди к нам. Мужик ты, я вижу, конкретный...
  Одиннадцатилетнего Горепека еще никто не называл мужиком. Это льстило, и вообще... Вообще он внезапно понял, что не хочет их больше мочить. Хватило и тех, что густо усеяли телами площадь, когда легли прямо в ряду "китайского конвейера". Или тех, кого жадно догладывало расползшееся пламя. Или этих двоих, чье развороченное пулями мясо еще парило на морозе наверху. Всех вместе наверняка не меньше, чем жителей затерянного в тундре поселка, зачищенного "охотничками". В качестве ответки за мертвецов - сойдет.
  И Горепек прошел последние шаги, отделявшие от недавних врагов. Он осмелился даже положить руку на гусеницу танка. Потом, шалея от собственной наглости, залез на броню. Но его не сбили прикладом, тем более не продырявили очередью в упор. Более того, здоровенный бородатый мужик с видавшим виды АКМом уселся рядом и, вытянув из кармана дешевые сигареты, с наслаждением затянулся. Вторую, к полному его удивлению, предложил Горепеку.
  - Самогонку будешь? - беззлобно поинтересовался мужик. - Или ты у нас балованный, только водку жрешь?
  - Буду, - не раздумывая, согласился Горепек. Тело, наконец, сообразило, что геройская смерть отменяется, наваливался отходняк. Жгучая, мерзкая на вкус жидкость помогла, пальцы больше не дрожали. После пойла сигарета кружила голову, хотелось развалиться прямо тут, на промороженной танковой броне - и спать, спать, пока не истает усталость от пяти лет странствия. Тогда, наверное, можно будет снова жить - хотя, если разобраться, для чего? Месть совершилась, а дальше он никогда не загадывал...
  - Значит, так, - как сквозь вату, донеслось до Горепека. - Мы обосновались тут первыми, часть из нас были солдатами ЧРИ из русских, сдавшимися китайцам, часть - дезертиры из армии президента Сидорова, пришли сюда, когда их распустили по домам. Первые два года после войны все было нормально, но потом пришли эти уроды - банда Президента. Они наемничали где-то в Китае, так что контуженные были на всю голову, вдобавок, у них была бронетехника. Они подчинили нас и всех вокруг, заставили выращивать не зерно, а рапс, а сербы им тут мини-заводик поставили. Так что мы сами их и содержали, а они только трахали наших женщин, стреляли, кого хотели, и наемничали. Часть этой кодлы подалась к вам воевать, мы уж думали, сгинет эта сволочь Президент - нет, вернулся... А когда вернулся, вообще с катушек съехал - чуть кто не так посмотрит, нож в пузо ему при всех... Они же за горючку свою и оружие тряслись, вот и жили прямо там с бабами своими да отродьем. Их-то домишки и сгорели. Как загорелись бачки, бросились выносить снарягу - тут ты их и порезал. Вот такая вот загогулина, парень. И нет у нас теперь вождя, сейчас все между собой передерутся, и все пропадут. Я тебе что скажу: вождь нам нужен. Чтоб не сопля был, а отморозок, которому на свою-то жизнь на.ть, а на вражеские тем более. А на возраст плевать - научится. Но нужно, чтобы все знали: имеет он право во все отверстия, а не тварь дрожащая.
  - Я, что ли, вождем вашим буду? - сквозь шум в голове поинтересовался Горепек: от самогона и курева раны почти не болели, но страшно хотелось спать.
  - А хрена нет? Слышь, парень, не прибедняйся, старейшиной быть проще, чем одному с двумя сотнями воевать, а у тебя получилось. Так какие будут приказания?
  - Ну, лады, лады, - буркнул Горепек. Мать твою об пень, урод, дай сдохнуть спокойно! - Тады так. Горючка еще есть?
  - Да, но только на продажу Якутянам, а им платили дань люди Президента, как мы сами - им. У них несколько тысяч человек в ополчении и пара танков.
  - Так пошли их лесом.
  - Ага, а они нас потом с дерьмом смешают.
  - Не смешают, - произнес Горепек, и снова изумился сам себе. - Это мы смешаем их с собственным калом. Я скажу, как. А теперь распорядись от имени... вождя тушить пожар и позаботиться о раненых. И пусть выставят дополнительную стражу, как весной. Соседи могут решить, что мы... ослабели.
  - Вождя... А какого? Мы даже имени не знаем!
  М-да, проблема. Но не называть же имя отца незнакомцам, еще пять минут назад бывшим смертельными врагами. Погоняло... А какое? Конечно, в честь самого смертоносного и чудовищного известного ему оружия. Такого, которое одним махом сжигает города и уничтожает армии. Правда, знания о нем ограничивались фразой: "В Петрозаводске атомным зарядом, на полмегатонны, бабахнули, там теперь только мутанты не дохнут".
  - Зови меня Атомный Ванька. Вот ща оклемаюсь малек - и вставим этим твоим Якутянам по самое не хочу!
  
  Эпизод 3. Стояк.
  Леса под Якутском, май 2049.
  - Ну что, душара говнистый, отбегался? Че глазоньки-то прячем, как девочка, которой сиськи пощупали? Сюда смотреть, падла! Сюда, мать твою в рот!
  Массивный десантный берц коротко, но мощно бьет в руку. Как раз туда, куда пришла пуля от спецназеров Лобковой. Горепеку показалось, что глаза вылезли из орбит, но нечеловеческим усилием он подавил вопль. Он вождь, а вождю не полагается визжать и ползать на брюхе перед врагом. Тем более - победившим врагом. В победе этого коренастого, битого сединой и жизнью мужика теперь не сомневаются даже тупые. Эта мразь в на удивление чистом и выглаженном камуфляже и начищенных до сияния берцах, да еще в погонах старой армии, с ручным пулеметом за спиной, за одно утро украла все усилия, все труды и победы за четыре долгих, как века, года. Еще вчера от одного погоняла "Атомный Ванька" трепетала вся Сибирь. А теперь он, в крови и дерьме, безружиный, связанный и беспомощный, валяется у ног этого урода. "Ну, дай ты мне только выбраться, сука, я тебе устрою!" - хотя и сам знал, что ничего не устроит, и никогда не выберется. Пять дней назад эти показали возомнившему о себе дилетанту, как надо воевать.
  А ведь еще недавно, меньше недели назад, все было иначе. Оймякончики и правда встали под его руку, почувствовав в раненом мальчишке с искалеченной "аксушкой" будущего вождя.
  Сам того не заметив, Горепек стал командиром. Пока еще не партийным, всего лишь племенного ополчения - банды таких же отморозков, как сам. От этой банды стонали все окрестные племена, а уж когда она подалась на юг, к Амуру, и принялась промышлять в Манчжурии, тяжелую руку малолетней сволочи познали и узкоглазые. И горели пощаженные волнами мародеров города, корчились на кольях ставшие ненужными "языки" (ибо патронов постоянно не хватало, на всякую погань их не тратили), орошали кровью из разбитых ног столь же разбитый асфальт БАМа молодые и симпатичные пленницы. Днем они работали по преимуществу ногами, а ночью - тем, что между ног. Отморозки улучшали "узкоглазым" породу. Потом, конечно, самых клевых оставляли себе, а остальных продавали - торговцам органами на запчасти или соседним племенам для забав.
  Вот и еще одно правило волшебника: победителей не судят. Побеждай - и никто не посмеет упрекнуть тебя ни в чем, и пусть ненавидят, лишь бы боялись. А вякнет кто - не спускай никогда, ибо сомнение в твоем праве командовать и убивать за неповиновение завтра вырастет в мятеж. Право командовать дает сила. И еще - отвага. И еще - дерзость, изобретательность и жестокость.
  Четыре года пролетели, как один день. А кончилось все тем, что Горепекин основательно достал местных, и те отправили ходоков на Запад - разумеется, не пеходралом, а на отнятом некогда у китайцев, а теми взятом у Российской армии транспортнике Ил-76. Нефтяной кризис тогда только начинался, так что горючка нашлась и без Оймякончиков. На нем же обратно приехали посланцы от самой Лобковой. Воюя с Конфедерацией, она смогла выделить лишь батальон, зато это был бат для спецопераций из Первой дивизии, а руководил им отмороженный дядька, начинавший с Ивановым 1 марта 2027-го, а до того засветившийся на Третьей Чеченской. И было у них вполне современное для сороковых годов оружие. Даже две только-только появившиеся электромагнитные снайперки. А еще - четыре "Урала" с запасом снарядов. А еще - древний, но все еще боеспособный Ми-24. А еще - разное прочее добро: беспилотники, боевые и для разведки, GPS-навигаторы, "умные" мины и прочее. И задача: очистить леса от не признающих понятий отморозков Горепека, коих к тому времени был чуть ли не полк.
  Горепеку было пятнадцать лет, он привык побеждать: где умом, где хитростью, а где и грубой силой, ведь Т-95 больше не было ни у кого, максимум старые, как мир, тридцатьчетверки, снятые с постамента. Немудрено, что голова закружилась, он и правда стал считать себя самым крутым воителем со времен Чингиз-Хана и Жукова, он не особенно разбирался, кто из них был раньше, кто позже, все, что было до Крыссиянии считалось седой древностью. И вот теперь отступать перед какими-то отморозками с запада, возомнившими о себе - вон, на самолете даже прилетели! Какое там! Горепек верил, что если не примет бой - хозяйничать в его охотничьих угодьях будут эти.
  Горепек стянул к аэродрому под Якутском все, что накопил - двенадцать танков, из них четыре Т-95. Еще имелись шестьсот конников, лошадок в виде дани прислали монголы. Пять БМП, одиннадцать бэтров, четыре гаубицы на конной тяге - словом, для Сибири целая армия. Ну, и почти полторы тысячи пеших с автоматами, пулеметами и десятком противотанковых гранатометов. Разведка у Горепека сработала на славу, он знал, что пришельцев всего четыре сотни, у них наличествует Ми-24, но танков нет, только несколько боевых машин пехоты и бронетранспортеров. Ну, и четыре "Тунгуски". Против его-то почти двухтысячной орды - не смертельно. И за два часа до рассвета, дождавшись новолуния, Горепек повел своих в атаку. Артподготовку не делали - не стоит будить противника раньше времени.
  Кто же знал, что станция радиоэлектронной борьбы пришельцев наглухо задавит связь, благодаря спутниковой навигации они будут ориентироваться среди лесов и сопок лучше местных, новомодную энергоброню на БМП западенцев не прошибают даже пушки "девяносто пятых" в упор? Да и сложно попасть без приборов ночного видения, это тебе не пулеметные огневые точки давить. Что новейшие бронежилеты лобковской гвардии поддаются только крупнокалиберным пулеметам, зато их пули и снаряды "Тунгусок" просто косят "живые волны"? И что разведка умудрилась прохлопать "туз в рукаве" у врага - три установки "Смерч"?
  Их ракеты, бившие прямо с аэродрома, обрушились на подсвеченный беспилотниками резерв. Да и били-то не каждая как ляжет, а конкретно в танки, наливники с синтетической солярой, бронемашины и грузовики, в тщательно замаскированные, сложенные на земле боеприпасы. Правда, три "девяносто пятых" и один "Тип 98" ухитрились выскочить из-под первого удара. Пополнить боекомплект и дозаправиться им теперь было негде, но того, что было, на лихой прорыв хватило бы с лихвой. А за ними уже скакала конница, а за ней валом валила пехота, поливая все вокруг огнем. Но чертили огненные дуги ПТУРСы, били пушки и ракеты с вертолета - и один за другим танки, неуязвимые железные слоны, всегда приносившие Горепеку победу, взрывались один за другим.
  В одной из машин чуть не сгорел и сам Горепек: раненый в руку, задыхающийся от ядовитого дыма, он умудрился вытащить водителя, а наводчика пушки разодрало на обугленные куски... И косили, косили катающиеся по полю "Тунгуски" и БТРы конницу. А пехоте много не понадобилось: два залпа "Смерчей" кассетными боеприпасами - и те, кого не смешало с землей, побежали, бросая стволы. Везло не всем: оказывается, с вертолета накануне не просто осматривали тайгу, а высеивали мины. А уж они, повинуясь программе, сами занимали нужные места, сканировали местность в инфракрасном и других диапазонах, обменивались информацией с помощью СШП-связи, одновременно поставляя сведения на пункт управления. Они беспрепятственно пропустили лавину атакующих к месту избиения, но теперь, когда пеше-конно-механизированная волна покатилась назад, сработали на славу. Кого посекло осколками и сдуло волной направленных взрывов, кому оторвало ноги, и уж точно не уцелело ничего, что было на колесах или гусеницах...
  Бегущих не преследовали, их черед еще придет. Результат ночного боя был налицо: у спецназовцев Лобковой - девять погибших, тридцать восемь раненых, один - пропал без вести: наверное, прямое попадание снаряда. "Языков" Горепек так и не смог захватить. И ни одной ездящей, ползающий или летающей машины, подбитой горепекинцами. У Горепека погибло не меньше пятисот человек плюс вся техника, почти семьсот раненых подобрали и взяли в плен. Не получилось и устроить карателям веселую жизнь с помощью мин и растяжек: каким-то образом их обнаруживали и обезвреживали почти сразу после установки. Только пару раз сработало, да и то когда западный спецназ расслабился, и все равно новейшие "скафандры" сберегли их от серьезных ран. Сам он словил рукой пулю, а потом соратнички его, связанного, притащили в штаб карателей.
  - Ну что, дорогой товарищ ублюдок, так и будешь молчать? Не познакомишься со стариной Стояком? А сколько гонору было, сколько гонору, мать твою! И в итоге и сам в дерьмо под ногами превратился, и людей, которые тебе верили, положил. Ладно, падла, говори, где у вас керосин хранился, мне горючка на обратную дорогу нужна. Эх, широка страна моя родная...
  - Я тебе в рот с.л, а твою маму в попку пользовал, - вежливо ответил Горепек. В конце концов, он не лебезил перед Оймякончиками, чего теперь бояться? - Я тебя в бочку с этим керосином посажу, а потом окурок брошу. Хрен тебе во все рыло, а не керосин!
  Коренастый, но широкий в кости мужчина с морщинистым, крупным лицом, будто вырубленным из гранита, не ударил и не сорвал ствол с плеча. Только достал из кармана зажигалку с пачкой сигарет и, вытянув одну, затянулся. Да и то курил чинно, не харкал во все стороны.
  - Когда ты родился, моей матери уж лет двадцать, как не было. Так-то, убивец ты мелкий.
  Это "мелкий" резануло не хуже раскаленной на костре ложки, какими отморозки Горепека вырезали у допрашиваемых глаза. Горепек дернулся, но путы помешали подняться, а рана отозвалась зверской болью. Еще хуже стало, когда его глаза встретились с глазами вражеского командира: серо-голубыми, будто выцветшими от прожитых лет. В этом взгляде не было ненависти. Только удовлетворение от хорошо сделанной работы и... сочувствие?
  - Да мне похрен, дядя! Ты что, Чингис-Ханом и Жуковым разом себя возомнил?
  - Опаньки, он и про Чингиз-Хана с Жуковым слышал, надо же, не забыли еще! А что ты о них знаешь, парень?
  "Зачем он спрашивает, это ж древность какая, да и вообще, небось, легенда! Какое ему до них дело?" Но почему бы не ответить? Может, он по байкам соскучился, имея дело лишь с приказами и донесениями.
  - Ну... Они вроде побратимами были. Типа, Чингиз этот правителем был, племенем вроде моего рулил, потом и другие подчинил, а потом в Китай воевать пошел. Наклал им всем по самое не хочу, Великую стену ихнюю "Градами" на хрен снес, теперь она вся в дырах. А Жуков этот, видать, у него вроде корешка был: как поперли япошки с востока, пока Чингиз на западе воевал, так и вломил им на Халхин-Голе, по полной вломил, они потом долго с нами ссали связываться. Значит, корешки они были, а то и побратимы, хоть Жуков этот из наших, а Чингиз из монголов. И хорошо воевали оба, небось, любил их Великий Демократор... Не, монголы пацаны конкретные, а коняшки у них... Ептыть, что у них за коняшки...
  - М-да, - только и произнес офицер. - А ведь чуть-чуть времени прошло, если разобраться. Меньше четверти века! Уже и забыли, что страна была...
  Некогда подполковник Стройнов, в молодости хлебнувший лиха в Чечне, а потом преподававший в Рязанском командном училище, а ныне просто Стояк, порой казался себе ходячим анахронизмом. Он никому в том не признавался, но его пугал успех новой религии. Когда повседневные заботы отпускали, и он вспоминал, сколько прожил на свете, его просто поражало, с какой скоростью вчерашние русские (и другие народы бывшей Росфедерации, Крыссияния оказалась "плавильным котлом" на зависть Америке) превращались в крыссиянцев. А ведь не верил, что примитивный, на скорую руку сляпанный культ приживется, а не будет сразу освистан и осмеян.
  Какое там! При всей своей примитивности "крыссиянство" идеально отвечало условиям жизни в стране. Постоянные войны, нашествия и междоусобицы воспитали целое поколение людей, презирающих покорность, слабость и нерешительность. Ну как тут могло выжить православие с его "подставь правую щеку, если ударили по левой"? Да еще священники замарались сотрудничеством с оккупантами, надеялись, видимо, что их оставят в качестве "опиума для народа"... Стояка и самого передергивало, когда слышал радиоперехваты их выступлений. Эх, где ж вы, чекисты и комсомольцы двадцатых, нам так вас не хватает...
  Прежде, помнил Стояк, курсантов требовалось научить жестоким правилам жизни на войне, следовало ломать стереотипы мирной жизни. Научить бить и стрелять первым и ни к кому не поворачиваться спиной, не ставить ногу абы куда, терпеть боль и обуздывать страх. Вдалбливать навыки, почти бесполезные, а местами и опасные на гражданке, но необходимые на войне.
  Сейчас все не так. Сейчас каждый доживший до пятнадцати мальчишка, да и девчонка, умеет перебегать, стрелять и окапываться, а слова про мины и растяжки навевают скуку: "Хер полковник, да это же любая тупая свинья знает!" А вот со сложной техникой управляться научить стало куда труднее. Как объяснить, например, что такое атомная бомба, неграмотным? Не говоря уж о высшей математике и начертательной геометрии... Да что там математика, как им рассказать, что была такая страна - Россия? Для них же все, что до Иванова - как Шумер с Карфагеном пополам...
  Временами, делая бойцов спецподразделений из парней, родившихся после двадцатого года, Стояк ловил себя на мысли, что он инструктор в лагере подготовки душманов. Да не "чехов" с Кавказа, все-таки учившихся в советских школах, а диких пастухов с Сулеймановых гор... Не верилось, что их отцы учились в школах и институтах, ходили в театр и кино, ездили в круизы в Египет, в Таиланд и на Бали...
  Но паренек Стояку нравился. Чувствовался в нем и ум, и способность учиться новому. "Смог стать вождем, станет и диверсантом, - вдруг решил Стояк. - Хоть он и отморозок, но это наносное. Просто погонять его надо получше, глядишь, и выйдет толк. Пусть не невинных режет, а дело делает.
  - Вот что, парень. Мне глубоко плевать, скажешь ты или нет, где хранилища. У нас семьсот пленных, и мы дознаемся, где они. А не дознаемся - с беспилотников обнаружим. Но если мы найдем их сами, мы тебя просто выдадим, скажем, Якутянам, и уж они повеселятся. А я бы этого не хотел. Ты еще пригодишься Великой Крыссиянии. Может, еще станешь генерал-президентом. И уж точно узнаешь, кем были маршал Жуков и Чингиз-хан на самом деле, да и много всего интересного. Ты дрался неплохо, но, сам видишь, что вышло. А я научу тебя воевать, как надо. Твое решение?
  Горепек не сказал ни "да", ни "нет". Он был вождем, и тоже умел читать по лицам, а главное, привык доверять своей интуиции - она никогда его не подводила, как не подводили избранные им люди. И теперь эта интуиция говорила: обещания офицера - не просто пустопорожний треп. Он и правда сделает все, что обещает. И еще больше. И взамен утраченного Горепек получит нечто новое. Да такое, по сравнению с чем собственная орда отморозков и жизнь грабителя и убийцы - прах под ногами. Он не сказал ни "да", ни "нет", вождь говорит только то, что нужно, и ни словом больше. Даже если вождю пятнадцать лет.
  - Синтетические бензин, солярка и керосин - в подземных хранилищах в Оймяконе. Пятнадцать цистерн, вкопанных в землю, по шестнадцать тонн в каждой. Я покажу, где, все равно горючка уже не моя.
  - Керосина сколько, мне интересно?
  - Большая часть. Тонн тридцать, соляру мы, увы, почти всю извели на танки.
  - Молодец. Развяжите его, и пошлите Крепыша, пусть приготовит вертолет. Следует навестить ребяток, выдавших врагам вождя.
  
  Хибины, январь 2050.
  - Ходу, девочки, ходу, Ходоров конец вам в задницу!!!
  Натруженные легкие надрывно хрипят, пытаясь всосать больше ледяного воздуха, вещмешок неудержимо тянет вниз, откуда они начали сумасшедший подъем, саперная лопатка с каждым шагом бьет по заднице, а автомат на плече, кажется, отлит из монолитного свинца и тяжелеет с каждым шагом. Мир сжался до качающейся спины бойца впереди, этих ударов да мучительной боли в боку. Горепеку приходилось отмахивать по пятьдесят километров в день по тайге и болотам, но тут небо сразу показалось с овчинку. Кажется, Стояк и палачи-инструктора задались целью замучить новобранцев (или, как они сами называли, "курсантов"), насмерть.
  - Это разве гора, мелюзга? Вот на Кавказе, где Грозный стоит - там да, горы, а тут гамно! И вы уже языки вывалили! Как же вы по Норвегии будете ходить, по Кавказу, по Памиру, если понадобится? А Первую Мурманскую куда угодно могут послать, хоть Ходору в жопу!
  Инструктор, старший лейтенант, которого все знают как Жирдяя, бежит позади колонны, но там, где позволяет тропа, играючи выходит вперед, осматривая цепь курсантов. Наверное, придумавшие погоняло обладали чувством юмора: чего-чего, а жира в старлее ни капельки. Обтянутые камуфляжем сто двадцать кило стальных мускулов при росте два, ноль один - это да, было. И тяжеленные, сразу внушившие уважение, кулаки. "Да этот мудак и не запыхался, - сообразил Горепек. - Срамота, мля! Сибиряк отстает от западенца!" Улучив момент, где тропа расширялась, Горепек прибавил ходу. Горло жгло огнем, в груди будто шуровали раскаленным шилом, но спина инструктора стала приближаться - он как раз рванул вперед. Горепек почти успел повторить подвиг Жирдяя, но тут отряд выбежал на заснеженную поляну высоко в горах. В ясную погоду отсюда, говорят, видно Баренцево море. Когда отрабатывали морской десант в Полярном, Горепек там даже купался. Прохладно, но все ж таки не Море Лаптевых: оно вообще никогда теплее восьми градусов не бывает.
  - Ста-ановись! - зычно рявкнул Жирдяй, и эхо заметалось по горам. - Прибыли! Первыми! Вон третья рота идет!
  Сил орать "Ура" нет, бойцы просто валятся в снег, но Жирдяй, словно специально выждав момент, орет:
  - Встать! Вы тут что, шлюхи в борделе, чтобы падать без команды?! Смир-рна!
  Слитно бухнули в снег штурмовые ботинки, сверкнули на зимнем солнце примкнутые штыки. Жирдяй шел вдоль строя, дымя самокруткой: сигареты тут, у границы, достать не проблема, но Жирдяй партизанил с двадцать седьмого года, а потому сигарет просто не признавал. Поговаривали, в самокрутках у него не только табачок, но и травки поинтересней, но доказать никто не мог.
  - Неплохо. Если бы все было на самом деле, вы были бы живы, а все, кто не успел - мертвы. Горепек!
  - Я!
  - Скажи, почему те, кто пришли вторыми, будущие трупы.
  Горепек вгляделся в заснеженную поляну и черные скалы, в зияющий обрыв и тянущуюся по тропе далеко внизу цепочку людей. Если вот тут, у скалы, поставить пулемет - а Паштет и Мальчик-с-Пальчик всю дорогу, надрываясь, перли старинный "Утес" - те, кто полезут сюда по тропе - обречены. Сбить их отсюда без артиллерии или вертолетов - нереально.
  - Потому что пулемет над горной тропой - это п.ц тех, кто там идет.
  - Правильно, Горепек. Не зря тебя Стояк не прирезал. А он мог... Не любит кровавых отморозков. Рота! "Утес" на позицию! Приготовиться к отражению атаки! Чтоб пока я курю, все было готово!
  И хотя больше всего на свете хочется рухнуть в мягкий и пушистый снег и сдохнуть, сдыхать, пока дело не сделано, нельзя. Надо ставить пулеметы, доставать саперные лопатки, вырубать в фирновом льду некое подобие окопов. На все про все - не больше десяти минут минут, потому что те, внизу, еще могут отыграться, если ворвутся на площадку до оборудования позиции. Расстрелять не расстреляют, но отметелят незадачливых "победителей" не по-детски.
  - Хер старший лейтенант, позиция для "Утеса" готова! - отрапортовал гороподобный курсант по кличке "Мальчик-с-пальчик". Самое интересное, большую часть дороги он пер "Утес" на горбу.
  - Очередь патронов на десять поверх голов. Пусть знают, что мы уже окопались.
  "Утес" оглушительно рявкнул, выплевывая трассеры, там, на тропе, залегли, выставив стволы. Бесполезно: они на открытой тропе, укрыться там некуда, если бы все было всерьез, их бы уже пластало крупнокалиберными пулями. Но будущее пополнение Первой Мурманской дивизии пока не брошено в бой, хотя война идет, и война тяжелая. Курсанты знают: программу специально сократили, но больше "уплотнили", сделав ее вообще на грани человеческих сил, потому что пополнение нужно срочно. Дивизия потеряла в боях чуть ли не пол-состава, но послать едва научившихся стрелять ополченцев против спецназа Конфедерации - значит положить отборных парней без всякого толка. И потому из них сейчас выжимают все, что можно, чтобы война потом показалась отдыхом.
  - Сегодня вы показали себя лучшими, парни, - докурив, произнес Жирдяй. - Молодцы. Генерал-президенту Лобковой такие и нужны, чтобы порвать конфедератов! Вечером всем по сто грамм! А теперь собрать манатки и шагом марш обратно! Вас ждет теоретическая подготовка, а потом два часа самообразования.
  Не без сожаления Горепек оставил наспех вырубленный в слежавшемся фирне окопчик, на бруствер которого так удобно лег автомат. Теоретическая подготовка - это действительно интересно: минно-взрывное дело, инженерная подготовка, тактика, баллистика - все эти предметы он впитывал, как губка, даже высшая математика уже не вызывала суеверного ужаса и бараньего ступора. Ведь эти знания могли сберечь жизнь и укоротить жизнь врага. Сегодняшним курсантам, каждый из которых успел повоевать, не надо было объяснять элементарное. Они сами засыпали инструкторов вопросами, причем вопросы были на диво толковые. Новые знания накладывались на боевой опыт, помогали его систематизировать, дополняли и проверяли уже известное.
  А вот "самоподготовка" для всех курсантов поначалу была мукой. Особенно поначалу, пока не втянулись.
  Горепек помнил, как заправляли самолет керосином. До сих пор он не видел техники крупнее танков - и могучая машина его потрясла. А уж когда она оторвалась от земли, и внизу неспешно поплыли облака... Хотелось орать от страха и в то же время восторга. Скорость не чувствовалась, моторы ревели ровно и как-то мирно, а вот высота впечатляла. Горепек чувствовал себя огромным, сильным и свободным, как никогда прежде. Нет, все-таки чудесная штука - самолет...
  - Что, нравится летать? - раздался за спиной голос Стояка.
  - Не, прикольно просто, - буркнул Горепек. Он еще не знал, что отвечать полагается "никак нет". Но разве обманешь такого?
  - Вижу, что нравится, кадет, - назвал его непонятным словом Стояк. - И мне нравится. А ведь еще тридцать лет назад у нашей страны было полно самолетов. Даже сами их делали...
  - А сейчас?
  - Какое там, автоматы делать, и те разучились. Все воюем и воюем.
  - А чем плохо воевать-то, все нас боятся...
  - А тем, кадет, что воюем мы изготовленными не нами автоматами, пулеметами и танками. А что не нами сделано, имеет свойство кончаться. И вот что мы тогда будем делать, если не успеем за ум взяться?
  - А куда мы отправляемся? - вопросил Горепек, только чтобы отвлечься от непонятной темы.
  - В Хибины. Там раньше у Панченко базы были, а как погиб командарм, Лобкова училище организовала. Там таких, как ты, в настоящих волкодавов превращают, не только драться учат, но и думать. А думать ты не умеешь.
  - Почему это?
  - Потому что попер всеми силами в атаку на противника, о котором ничего не знал. Хоть бы задумался, почему у меня батальон, а я твоего полка не боюсь? Ну, ничего, в училище объяснят. И как воевать, и с кем, и, главное, ради чего.
  Дозаправившись в Диксоне оставшимся с китайской войны керосином, Ил-76 снова взмыл в арктическое небо, и не опускался уже до самого Мурманска. В конце огромный транспортник хлопнулся на бетонку взлетной полосы, замер, повинуясь зычным командам, бойцы бегом покинули самолет, начала выгружаться техника.
  Горепек помогал таскать ящики с оборудованием и оружием, и отчего-то совсем не пугало то, что он снова рядовой. Почему-то казалось, что в этом войске рядовым быть лучше, чем вождем затерянного в тайге племени, да и родные места придавали сил. Он снова дома... Ну, почти дома. А в Мурманске на развалинах какого-то завода его присоединили к целой толпе таких же, как он, юных, но уже обстрелянных крыссиянцев, негодующих, что их подстригли наголо. Утром пешим порядком вдоль железной дороги они отправились на юг, вглубь полуострова. На десятый день впереди показались горы, а на тринадцатый они прибыли в уютную долину, где в тайге были искусно замаскированы несколько больших землянок: они тут заменяли казармы. Правда, спать в них доводилось редко, чаще, и зимой и летом, под открытым небом. Крыссиянцы, впрочем, не роптали - к иному они и не привыкли.
  И началось... Здесь таких, как он, молодых отморозков, гоняли до радужных кругов перед глазами, учили стрелять из самого разнообразного оружия, водить бронетехнику - свою и противника, совершать диверсии и захватывать заложников - словом, готовили из них не просто пушечное мясо, а страшных коммандос, способных заменить собой прожорливые и неуклюжие дивизии и корпуса. Лобкова поняла главное: после очередной мировой войны вновь наступает время, когда небольшой, но острый стилет надежнее кузнечного молота. Такой-то стилет из них и ковали, их учили управляться даже с ранцевыми ядерными фугасами. Помнится, Горепек еще смеялся, как могут уместиться двадцать пять тысяч тонн тола в объемистом, но всего одном рюкзаке. Перестал смеяться, когда Жирдяй показал два снимка с беспилотника: Петрозаводск до и после удара. А ведь еще есть начисто выжигающая зрение вспышка, адский жар, вызывающий огненные шторма, и самое паршивое - невидимая, но смертоносная радиация, самое меньшее, что может случиться от которой - импотенция. М-да.
  Учили и тому, как вести себя в "цывылызованной" стране, дабы раньше времени не выдать себя дикостью. Не ковырять в носу, не пускать ветры, где придется, не рыгать за столом, не чесаться, не харкать во все стороны, не петь матерных частушек, не тырить все, до чего руки дотянутся, не распускать руки, норовя пощупать клевых забугорных чувих... Кое над чем Горепек ржал, как ненормальный: это кто ж придумал задницы бумажками утирать?! Все ж знают, что анал нужно подтереть пальцем, а потом - об волосы, рубашку, ватник, а то и слизнуть... По заветам Великого Демократора и Пророка его Путина...
  И говорить учили по-русски, а не матом. Впрочем, последнее не всегда получалось даже у инструкторов. Стало быть, можно выражать свои мысли и без слов на "х", на "ж", на "б", и на "п". И даже вообще балакать по-англицки. Ват юр фирст нейм, ласт нейм, миддл нейм? Намбр... Как воинская часть будет, курсант? Вчера же проходили! Ю андерстенд, падла? А можно и вообще писать! Только теперь Горепек понял, что не только матерные надписи на заборах и в сортирах, любое слово можно записать. Так, чтобы оно осталось, и его могли прочитать, даже когда тебя шлепнут.
  Или так. Наш предмет, товарищи суворовцы, называется: "Математическая статистика и теория вероятностей". С ее помощью вы, молодые люди, сможете рассчитать, с какой вероятностью пулеметная очередь вышибет вам мозги. Или, с какой вероятностью вы разлетитесь в клочья, танцуя на минном поле.
  ...Как много лет спустя сообразил Горепек, препады не были такими уж тупыми мясниками и матершинниками, какими порой казались. Наверное, вовсю применялись какие-то новейшие образовательные технологии середины XXI века - как иначе впихнуть в головы курсантов за два года то, на что обычно требуются четыре-пять лет детского сада, десять лет школы и три года училища?
  А по вечерам, когда все тело ныло от адских нагрузок, и даже самые крепкие уже не могли бегать, драться и стрелять, начинались уроки самоподготовки. Казалось бы, вовсе бессмысленное для террористов дело - их учили читать, притом не только электронные книги, но и пыльную рухлядь, их бумажных предшественников. Так для Горепека открылся новый мир. И оставалось лишь скрежетать зубами, вспоминая, сколько этих пыльных бумажных штуковин пустили на растопку, да и на другое (бытовал еще у некоторых племен странный обычай подтирки задов бумажкой). Теперь он много знал, гораздо больше, чем положено отморозку из сибирской тайги и даже спецназовцу из элитной дивизии Великой Крыссиянии. Знал, ради чего пойдет резать конфедератов.
  Костер трещит, брызгая искрами в звездное морозное небо. Рядовой Горепекин, курсант Центра подготовки бойцов спецподразделений в Хибинах, забыл о том, что вокруг не теплая комната и уютное кресло, а опустевший после стрельб патронный ящик и морозная ночь посреди заснеженных гор. Будь у него градусник, он бы показал минус двадцать семь, северный ветер играет с пламенем. Высоко в небе перемигиваются звезды, узенький серпик месяца почти не светит, только местами сугробы мерцают перламутром. Но обо всей этой красоте Горепек забыл, потому что ровным мертвенно-белым светом горит небольшой экран "электронной книги" - их выдали под роспись, вместе с униформой, шанцевым инструментом, электронными бейджиками и новыми, однотипными для всех, автоматами. Все, с чем курсанты пришли в училище, у них отобрали, описали и оставили в хранилище. Народ еще удивлялся, а Горепек, сам бывший властью, телодвижение здешней власти понял: кем бы ты ни был в прошлой жизни, приходя сюда, ты должен о ней забыть. Для начала тут ты просто курсант. Равный с остальными, как патроны в рожке.
  Электронная книга? Скорее, библиотека: каждое творение электронной промышленности 2040-х годов, самого излета технотронной эры, созданного с применением нанотехнологий, способно вместить в себя всю Национальную Библиотеку в Москве и пяток крупнейших библиотек мира впридачу, битком набито самой разной литературой, красочными иллюстрациями. Тут есть все - от художественной литературы до уставов и наставлений по военному делу. Но читать, к счастью, надо не все. Список по курсам прилагается. По большей части все те же бесконечные наставления, уставы и инструкции, учебная литература по предметам, но кроме того - несколько книжек "для политпросвета".
  Интересно, чего добивался Стояк, заставляя курсантов читать эту фигню? Совсем уж древних, вроде Соловьева, Ключевского, Толстого, Тарле - и поновее, но тоже написанных задолго до его рождения - Калашников (помнится, Жирдяй еще острил, почему ничего не написали "Корд", "Утес" и КПВ), Паршев, Мухин, Кара-Мурза, "соловей" какой-то "Единой России" Иванов, но не первый генерал-президент... А был еще прячущийся за погоняло Беркем аль Атоми, но на редкость неглупый мужик, многое предвидевший еще тогда. Они все хотели спасти страну, каждый на свой лад, но нельзя спасти не желающего спасаться.
  Это особенно видно по самоуверенному, самоуспокоенному, невесть с чего взявшему, что "завтра будет лучше, чем вчера", Иванову. А потом поезд уже ушел. Уже в начале века, в сущности, было поздно, рыба сгнила с головы, но дошло и до плавников. Все, что можно было сделать - это создать в недрах погибающей цивилизации островок, который сохранил бы ее "код" и стал бы плацдармом для реконкисты. Это сделано не было: наверное, даже самые "тревожные" авторы не верили в то, что писали, думали, как-нибудь рассосется.
  Да х... морковь вам всем в глотки! Ничего само собой не рассосется, к шестнадцати годам Горепек знал, как надо готовить победы, сам не подумаешь, никто за тебя не подумает. И надеяться-то на лучшее, но всегда что-то иметь на случай самого худшего.
  А когда грянул 25-й, во главе страны оказались не те люди - совсем не те. Неспособные держать удар и побеждать. Лишенные выдумки, скованные тысячами правил чиновники. Безвредные, но и бесполезные, когда пахнет порохом и кровью. Да и остальные, что уж там... Из-за них потомку приходится сидеть в морозной ночи на ящике из-под патронов, среди развалин, с автоматом вместо пульта от телевизора, и читать, читать, читать. Пытаясь понять их - и не понимая.
  Книги. Нет, не с красочными цветастыми обложками, иные в совсем уж древних потертых переплетах, иные зачитанные до дыр, испещренные пометками, иные - совсем новые, небось, не читанные ни разу... Им всего разок дали подержать в руках, полистать и прикола ради прочитать страницу в настоящей книге. Потом всегда был мерцающий в зыбком свете походных костров дисплей... Но всю оставшуюся жизнь Горепекин был благодарен Стояку за эту глупость: прочитанные книги легли в память навсегда, и теперь, много лет спустя, он знал, ради чего жить и драться. Ради своей страны, когда-то разрушенной до основания, которую надлежит восстановить, воздав разрушителям и их потомкам по заслугам.
  
  Эпизод 4. Атомный Ванька
  Сентябрь 2053, База Вытегра, Вологодская область.
  - Хорошо смеется тот, у кого меж ног растет, - произнес Горепек. Десантный нож в руке ловко отбил горлышко бутылке водки, а бугрящаяся мускулами загорелая рука опрокинула горючее в рот. При этом новоиспеченный лейтенант Горепекин, он же Атомный Ванька, умудрился не порезать губы об острые края бутылки. Водка приятно обожгла луженое горло, Горепек отрыгнул в осеннее небо, сплюнул и почесал усы.
  - Ептыть, хорошо-то как, мать вашу! Будто и войны никакой нет!
  И правда, весь батальон уже две недели держали в крохотном, полуразрушенном еще перед войной за независимость, городишке Вытегре, что чуть южнее Онежского озера - днем, конечно, гоняли, как сидоровых коз, отрабатывали штурм жилой застройки и прорыв из окружения с последующим пешим отступлением. По многим признакам - по заданным предельно жестким условиям, по злости отцов-командиров, по тому даже, что всем выдали новые автоматы, о которых прежде оставалось только мечтать - ветеран 1-й Мурманской, старшина по прозвищу Свин угадывал:
  - Не к добру эта лафа, сейчас как засунут в какую-нибудь жопу...
  - Так ведь, если есть выбор между всем остальным и мочиловом, крыссиянец выбирает мочилово.
  - В общем, так и есть, пацаны, - буркнул Свин. В нем и правда было что-то свинячье - то ли неистребимая тяга к спиртному, то ли вечная щетина на морде, то ли приплюснутый когдатошним ударом нос, и правда похожий на свиной пятак. - Но мочилово мочилову рознь. Вот вы уже два года как воюете, пацаны - а вас хоть раз посылали за бугор?
  - А в чем разница-то? - смачно харкнув на закопченную стену, протянул Горепек. - Помнишь, рейнджеров под Орловкой перехватили? Вряд ли у них кто-то лучше есть...
  - Верно, лучших как раз к нам шлют. Но тут мы дома, тут каждый камень помогает, не говоря уж о людях. Свои тут люди. А там чужие.
  - И что с того, командир? У них же армия там.... Это... контрактная, во! То есть остальные вообще оружие в глаза не видели.
  - Разве что по телеку...
  - Какой на хрен телек?
  - Да так, пошлют - увидишь. Но в руках стволы точно не держали, факт.
  - Ну, я и говорю - мясо они полное, таких резать, что траву косить! Коноплю, ептыть!
  - Не скажи, парень, ты ведь тридцать четвертого года?
  - Ну?
  - Ты вот по молодости не застал, а я видел. Гражданские, хоть и полные бараны поначалу, звереют быстро. Выстрелят - не выстрелят, а вот военных навести могут. Или нож в спину всадят. Против наших они правда г.о, но много их там, больше, чем во всей Крыссияниии. А ведь и менты там есть, и армии спасения всякие...
  Кто такие "менты", Горепек уже знал. Правда, понимать все равно не очень понимал. В племени, ежели кто беспределить начнет, того свои же привалят, чтобы кровники весь род не вырезали. Хотя "дятлов" отчего-то мало не становится, но и они не хвастаются своими подвигами. Зачем нужны какие-то идиоты без нормального оружия, которые только и могут, что баранами погонять. Именно баранами: Горепек слышал, в войну за независимость городских в заложники взяли, как в Москве двадцать лет назад, но уже полторы тысячи. Несколько дней держали, пока туда газ не пустили, и спецназ за ним следом. Вот можно себе представить, чтобы полторы тысячи человек из племен держало в заложниках полсотни отморозков? Камнями бы кидались в уродов, зубами бы грызли! Даже дети не остались бы в стороне.
  Потому и нет в Крыссиянии этих... Как их, ептыть? Террористов, во!
  А эти - да, мясо. Тушки. По-другому не скажешь.
  А Армия спасения - вообще смех. Сколько у этой армии не пушек-танков-вертолетов всяких, а хоть нормальных автоматов, не укоротов девичьих? То-то же. Разве что пестики - ну, так пестик против калаша немногого стоит. Отрабатывали уже разоружение ментов, нормально. Без "условных потерь" обошлось, никто курить раньше срока не отправился - со спецназом так не получается, кого-нибудь, да "шлепнут".
  - Не успеет никто вызвериться, если патронов дадут. Да и штыки с прикладами сгодятся.
  - Не, парень, ты на оружие особо не надейся. Ладно, если открыто пойдем. Но ведь для чего вас Стояк натаскивал?
  - Для диверсий и терактов в тылу противника.
  - Именно. А диверсии проводятся скрытно. А вот прикинь, Атомный Ванька, явился ты, скажем, в метро фугас заложить. Ну, пришел с утра пораньше, в час пик, а там все безоружные и в шмотье чистом, гражданском. А ты, значит, в камуфляже, разгрузке, с калашом на ремне, полные карманы гранат, и сам весь грязный, пыльный, как только что из рейда. И орешь такой: расступись, козлины, всех положу!!!" Да тебя первый же мент захомутает. А начнешь стрелять, вызовет спецназ - и хана тебе, родной. Да даже если уйдешь - дело-то не сделано! Значит, кто-то другой за тебя погибнет. А так просочился мимо постов, потолкался в вагоне, "забыл" рюкзачок, вышел - и, никем не замеченный, в обратку с чистой совестью. А добро твое в вагончике - б-бубух!!! И вместо вагона со штатскими - мангал, епть, с мясом. А ихние пацифисты тут как тут - требуют, чтобы правительство в отставку, кричат, мол, "народ невозможно победить" и требуют "искать консенсуса с вооруженной оппозицией". Понял теперь, деревня? Что не смогли бы сделать несколько дивизий, делают пяток решительных парней и немножко тола с рубленной жестью. Но для этого тебе надо почувствовать себя в шкуре гражданского, выглядеть, как гражданский, трусить и суетиться, как он.
  Старшина потянулся. Хотя была далеко не теплая и сырая осенняя ночь, а костерок больше чадил, чем грел, Свин сидел без кителя, в свете огня мощный торс казался бронзовым. Лениво, вполсилы, пошевелились толстенные, как волосатые бревна, руки, кожа вспухла мускулами. В свои тридцать восемь старшина казался пацанам древним, как мир, и таким же могучим и жизнелюбивым. Говорят, за свою жизнь он перетрахал баб больше, чем Горепек их видел.
  Горепек вздохнул. Сам-то он не был с бабой с тех пор, как бросил самодельную армию в последнюю атаку и попался в руки победителей. В училище их не было ни одной, никаких увольнительных там и близко не было, а выходили оттуда только на учения или на задания. А самоволки... Попробуй, выберись, когда вокруг базы натыкано мин, и проходы знают лишь офицеры, а наверху нарезает круги боевой беспилотник. Да и куда выбираться, если вокруг на много километров - все те же заснеженные скалы, а подобные вещи расцениваются как дезертирство? С дезертирами, не выдержавшими суровых будней, разговор был короток - и счастье, если они подрывались на минах. Зато потом служба и даже война казались "воинам Партии" сплошной расслабухой. Одна запрещенная в учебке водка и бабы чего стоят!
  Наверное, вопреки прозвищу Стояк считал: чем реже секс, тем он слаще. Но когда тебе восемнадцать лет, ты недурен собой и уж точно не лох, и вдруг обнаруживаешь, что вокруг полно прекрасных, улыбающихся, будящих гормональную бурю созданий... Временами, проходя по служебным делам через деревни, Горепек чувствовал, что яйца вот-вот взорвутся, как граната - даже не надо считать до четырех. Или "мальчик" прорвет ширинку камуфляжных штанов. Или еще какой конфуз случится...
  Повисло молчание. Горепек подбросил в костер хворост. Сперва потянуло едким дымом, потом жар углей вытопил из веток влагу, и по ним заплясали рыжие язычки. Протяжное шипение сменилось озорным треском, стало чуть светлее. Горепек пошарил в вещмешке и вытянул свое главное сокровище - уже не училищную, а добытую в бою "электронную библиотеку". Читать приходилось редко, в Крыссиянии не так легко подзарядить аккумуляторы. Но не так уж часто выпадала и возможность, так что и жалеть не о чем. А подзарядить, на самом деле, можно в племени Электроников - они купили ветровой генератор, во время какого-то набега сперли старинный "Пентиум". Теперь старейшина вместо попоек режется в "линии" и какой-то Doom - типа, монстров отстреливает. За бутыль самогонки или три "пятерки" старый хрыч и рации заряжает. Нашел недочитанную книгу, не глядя на пораженного старшину, принялся читать.
  - Э-э, паря, ты че, читать можешь?
  - В учебке у Стояка каждого учат. А ты что, не умеешь? Ты ж вообще при Федерации вырос, в школу, небось, ходил...
  - Какое там, - махнул лапищей старшина, закуривая новую сигарету от бычка старой. Сам бычок немедленно полетел в костер. - Предки мои, типа, решили, что накладно это, и все равно в институт не поступишь: тогда как раз школа подорожала, по две тыщи в месяц за предмет стало. Да еще поборы всякие - то на ремонт, то на день рождение директору, то на учебники, то на горячие завтраки в столовке... Все вместе даже в первом классе тысяч пятнадцать выходило. А у предков получка тыщ двадцать-тридцать была, и еще за квартиру надо платить, мы ее снимали. И за ипотеку: дом никак не могли достроить, а денежки платить приходилось. И налоги всякие. Да и пожрать иногда хотелось. В общем, посовещались предки и решили: учить дитятю - только портить, в армии чему нужно научат, а больше все равно никуда не устроишься, разве что на зону, но это кого-то ограбить или убить надо, ну, хотя бы изнасиловать и попасться. Вот я теперь думаю, правы мои старики оказались - даром что сами очкарики-учителя, калаш только в кино видели, а сообразили, к чему все идет. Только вот не успел я, когда наша Раша-то развалилась, девять лет мне было, а в армию тогда с восемнадцати брали. Так о чем читаешь-то?
  - Сергей Кара-Мурза. "Советская цивилизация". Давно ее написали, шестьдесят лет, и писавший точно не дурак был. Типа, какая страна у них была еще до Федарации. Вот читаю и думаю о наших дедах-прадедах: "Какая страна была, а! Что ж вы прое.ли ее, суки? Вам же не жилы надо было рвать, не на пулеметы в рост идти и под атомные удары... Просто сберечь то, что вам досталось готовеньким, что ваши деды кровью и потом завоевывали. Просто сберечь и передать потомкам. А вы что сделали, пи.сы? Вы спустили все в сортир, на жвачку и гондоны сменяли, предоставив потомкам расхлебывать. Так и не удивляйтесь, что с.ть мы хотели на ваши могилы..."
  - Слышь, командир, вот девять лет тебе было, батя твой даже в армии не был - как же вы выкрутились, когда махач начался? - подал голос еще один боец, Шабаш. Глянешь - клоун натуральный, с бутылкой не расстается, и анекдоты рассказывает седобородые. Но подрывник - от Великого Демократора, не меньше. Порой Горепеку казалось, этот Шабаш способен смастерить фугас даже из собачьего дерьма. - Помню, такие быки были, и куда все делись? Сдохли, родные, как батарейки от плеера. А твои очкарики, типа, самые ушлые были, что ли?
  - Да получилось как-то. Моих-то стариков загребли - и в лагерь, чтоб не отсвечивали; не видел я их больше. А я как раз по базару шнырил, подворовывал, значить. Иду назад, а тут автоматчики у подъезда, моих не видно, а из нашего окна какой-то буржуй толстожопый выглядывает. Ну, я ноги в руки и к корешкам. Я с солдатиками дружил, тырил им водку, сигареты на базаре, вот они и отблагодарили: гранату подарили и "Макарку" с полной обоймой. Потом уже в банду приняли, решили, раз с пестиком, значит, крутой. Тогда городские немногие сразу стволами разжились, потому и сдохли все... А умные люди сразу нах из города рванули, только стволы брали и жрачку - потом стали на дорогах беспределить, а там и вообще партизанить начали... Встать! Водярыч идет!
  Обычно свои все-таки знали истинные имена сослуживцев - разумеется, не всех, а тех, кто, если что, бок и спину прикроет. Хоть и говорят, что партийному скрывать истинное имя без надобности, береженного Великий Демократор бережет. Но сухопарый, невысокий, обманчиво-тонкокостный капитан по всеобщему мнению, переигрывает. Его настоящего имени никто не знал. Так и звали - Водярыч. А Водярыч - потому что, на удивление подчиненным, почти не пил, да и на курево не налегал.
  Партийные воины повскакивали, застегивая пуговицы, торопливо надевая кителя и пытаясь одновременно отдать честь. Нет, не из раболепия и низкопоклонства, не из страха словить мощный хук в скулу. Кого-кого, а необстрелянных новобранцев тут не было, им в Первой Мурманской просто не место, как не место пуделю среди полярных волков. Просто Водярыч был на своем месте: еще никогда его группа не теряла людей - ну, разве что, пару раз, по собственной дури и расслабухе. Хотя легких заданий спецгруппам Первой Мурманской никогда не давали. Не раболепие, нет - уважение.
  - Отставить, - бросил капитан, присаживаясь к костру. - Юрлов, - Он избегал называть старшину по кликухе. - Минута на сбор группы. Командование поставило задачу.
  Группа была не так уж велика. Тридцать девять человек, четыре отделения, иное дело, группа не раз проделывала непосильное и для дивизии. Попасть в Восьмую Спецгруппу для Горепека было высокой честью и огромным авансом. Были в ней и бойцы, способные на равных драться со спецназом Конфедерации, и подрывники от Великого Демократора, и спецы по беспилотникам и радиоразведке. Даже сухопарый, но не утративший выправки старорежимного офицера старичок, которого благоговейно называли Атомщик. Специальность у деда, бывшего майора ГРУ, была уникальная, на всю Крыссиянию таких хорошо, если пять человек есть: он знал, что делать с ядерными фугасами. "Ему-то наверняка все уже известно" - с завистью подумал Горепек.
  - Восьмая специальная группа по вашему приказу собрана, - доложил Свин, страшно недовольный, что не дали выпить. Но ведь явно намечалось Дело - а это было единственное, что отвлекало его от пьянства. - Группа к постановке задачи готова.
  - Задачу нам поставила сама генерал-президент, - начал Водярыч. - Минуя командование дивизии. Оцените важность дела и доверие к вам.
  Помолчав, чтобы все прониклись, Водярыч продолжал:
  - В столице Эстонско-Голландской национальной автономии (ЭГНА) Таллинне незадолго до начала войны начато строительство секретного НИИ, производящего компактное ядерное оружие, работающее на новых принципах. В чем суть? По данным разведки, им удалось создать ядерный фугас стандартной мощности двести килотонн, но сделать его столь компактным, что два-три таких могут поместиться в легковой машине или малом вертолете, а весит не более шестидесяти-семидесяти кило. Вдобавок переносится он разобранным на две секции, то есть любые двое из вас смогут утащить его в рюкзаке - ну, разве что, в рюкзаке специальном, чтобы не сдохнуть от радиации. Нам удалось узнать, что этих штук сделали уже двадцать. Командование армии Конфедерации планирует перекрыть ими петербургское направление и подорвать, когда мы начнем наступление на Петербург. Наземные или подземные взрывы, по мнению Атомщика, на несколько суток остановят наступление. За это время конфедераты стянут войска со всей своей державы - ведь в Султанате сейчас гражданская война, помочь он нам не может... Несколько корпусов пришлет на помощь Чечня. Через несколько дней мы можем потерять все - даже если войска не попадут под удар.
  Ставлю задачу. Разбившись на подгруппы, под видом гражданских проникнуть в Таллинн. Сюда наша разведка уже перебросила оружие и снаряжение, необходимое для осуществления операции. Задача - внезапным ударом прорваться на территорию базы, захватить хотя бы одно изделие или секретную документацию, а саму базу уничтожить путем подрыва обычными боеприпасами. Вопросы?
  - А почему не использовать еще одно... изделие? - подал голос Горепек. Как на флоте, в подобных случаях первым предоставлялось слово младшему по званию. То есть младшему сержанту Горепекину. - Бух - и хрен там что уцелеет, а город в море смоет.
  - База находится в черте города, исторический центр и большая часть спальных районов окажутся в зоне полного разрушения и возможного огненного шторма, - ответил за командира Атомщик. - По данным математического моделирования, число жертв может превысить шестьсот тысяч в первый день и еще столько же получит смертельные дозы излучения. На много лет две трети бывшей Эстонии станут непригодными для жизни людей. Мы не вправе уничтожать мирное население, даже если воюем с их страной. Генерал-президент Лобкова приняла решение обрушить базу при помощи обычной взрывчатки - так обломки просто завалят и выведут из строя заряды и компьютеры с технической документацией. При этом заражение местности будет минимальным по площади и силе, и не опасным для здоровья горожан.
  - Еще вопросы? - спросил Водярыч.
  - Охрана? - спросил Свин.
  - Во-первых, блокпосты на въездах в город - мы, думаю, сумеем пройти их без боя, мне обещали помочь с ксивами. Во-вторых, охрана базы: есть внешний периметр, внутренний и охрана главного бункера с сервером и изделиями. Там же - командный пункт руководства охраной. Прорываться придется именно туда. Подробности операции буду обсуждать с командирами подгрупп.
  Подгруппы - не отделения, а нечто еще более мелкое, по два-четыре, лишь изредка пять человек. Каждая состоит из бойцов с определенной специализацией, нацеленных на выполнение определенной задачи. Подгруппа снайперов, подгруппа радиоразведки, саперная подгруппа... Атомщик - сам по себе, он один стоит батальона. Всего таковых в отряде имелось девять. По отдельности - просто крошечные группки специалистов. Вместе - армия в миниатюре, способная решать хоть стратегические задачи. Смертоносное отравленное жало Великой Крыссиянии.
  - Горепек! - уже собираясь уходить, скомандовал Водярыч.
  - Я! - вытянулся Атомный Ванька.
  - Переходишь под начало Стояка.
  - Хер капитан, я с атомными бомбами дела не имел, этому делу не обучен...
  - Раз учился у Стояка, значит, умный. А Атомщику давно требовался смышленый парнишка, которого можно всему научить. Пока от тебя и не требуется их подрывать, еще всю группу распылишь. Задача - прикрывать Атомщика, по его приказу оказывать помощь. Как - он подскажет и научит. Задача ясна?
  - Так точно, хер капитан. Будет исполнено.
  Водярыч смерил младшего сержанта задумчивым взглядом - словно прикидывал, сгодится ли он на что-нибудь путное, или сразу вернуть в обычную пехоту. Горепек сглотнул: после перевода в Первую Мурманскую возвращение в обычную часть будет позором. Значит, не соответствуешь высочайшим требованиям, молодо-зелено, и в специальные войска, любимцы Лобковой, не годишься. Кишка тонка.
  Но, похоже, обошлось. Командирский взгляд лишь одергивал новичка, дабы не зазнавался и помнил, что он сюда попал авансом. Вот если из Таллинна живым вернется...
  - До ночи всем отдыхать, ночью выдвигаетесь к границе.
  
  1 октября 2053 г., Онежское озеро.
  Ближе к ночи зарядил бесконечный ледяной дождь. Не дождь даже, так, едва заметная морось - но через час в лесу не осталось ни одной сухой ветки. Ни прилечь, ни развести костра - только месить десантными ботинками грязь убитой в ноль дороги, машинально переставлять тяжелеющие с каждым шагом ноги да мысленно материть непогоду. А еще - конфедератов, потому что если б не они сидеть бы всей Восьмой Спецгруппе в уютной землянке да водку литрами глушить. Еще ни разу в жизни не видя Таллинн (ну, разве что, на распечатке спутникового снимка), Горепек проникся к столице ЭГНА лютой ненавистью. Если б не приказ, он бы уломал Атомщика бабахнуть ядреную бомбочку. Но приказы генерал-президента не обсуждаются, и плевать, это он или она. "Она" начинающему диверсанту один хрен не даст. Хоть и ходят об Ирине Лобковой слухи, как о самой озабоченной бабе Крыссиянии, неспособной заснуть, если не кончит пять раз.
  Вдоль дороги тянулась унылая тайга, временами ее сменяли болота и - для разнообразия - реки. Тоже не подарок: мостов в Великой Крыссиянии раз, два и обчелся, и приходится переправляться на надувных лодках. И то ладно, изувер Стояк заставлял своих питомцев переплывать Тулому, а там водичка и летом не теплее.
  - Ста-ановись! - простое, вроде бы, слово, но сейчас оно слаще оргазма, пьянее водки, желаннее, чем доза для обнищавшего наркомана. Группа грязных, вымотанных мужиков, в которой ни один следак не опознает отборных боевиков Великой Крыссиянии, исполняет команду мгновенно. Только тут Горепек находит силы осмотреться.
  Местность как местность. Мокрые вековые ели, черная в предутренних сумерках речка, кустарник и крапива, пышно поднявшиеся на развалинах безымянной деревушки. То есть нет, не совсем развалин: с первого взгляда Горепек оценил, что деревню миновали бесконечные войны. Крыши не сорваны ударной волной, а сгнили и провалились под тяжестью снега, пара сгоревших изб - наверняка жертвы неосторожных мародеров, разложивших костры на полу. Люди ушли отсюда давно: еще до Самого Начала, а может, в двадцать седьмом. Ведь граница - это постоянные рейды, минометные обстрелы, авиаудары... Жизнь на границе - балансирование над пропастью.
  Но необитаема деревенька была лишь на первый взгляд. Выработавшееся еще в бесконечном походе на восток чутье подсказало Горепеку, что в селении кто-то есть. Хотя скрывались, спору нет, местные грамотно: ни дымок над крышами, ни примятая трава, ни сломанные ветки или, тем более, звуки не выдавали обитателей деревни. Ничего, захотят "эльфы" познакомиться - себя проявят. А Водярыч и Свин знают, что делают: они были офицерами, когда Горепек еще не родился.
  И точно. Едва колонна встала, и усеянная палой листвой трава зашевелилась, а потом откинулась в сторону. Из появившейся во тьме норы показалась всклокоченная голова.
  - Слава КПСС! - произнесла голова пароль.
  - КПСС слава, - буркнул отзыв Водярыч. - Готово?
  - Так точно, хер капитан. Погранцы заглотили наживку. За полкило герыча пропустят.
  - Че так дорого?
  - Вызверились совсем, хер капитан. И... это... Я, конечно, понимаю, долг перед партией и все такое, но эти полкило партия мне возместит. Я не подряжался ради вашей партии вкалывать.
  - Так ты сейчас не на партию работаешь, Крысак, - впервые назвал местного по имени Водярыч. И сразу стало понятно: командир спецгруппы и местный знакомы не первый год. - Ради страны своей работаешь. На своих потомков - чтобы жить им не на границе под обстрелами, а в единой стране. И на Великого Демократора. Понимаешь?
  Мужик чуть кивнул головой в гриве нечесаных волос. Не виновато, не заискивающе, не притворно - спокойно и с достоинством.
  - Если бы не понимал, хер капитан - не имел бы с вами дел.
  - Знаю, - потрепал по плечу могучей лапищей Водярыч. - Не подведи. Проводник на месте?
  - Я сам поведу. Если что не так - сам же огребу по полной. Только идти надо прямо сейчас, завтра будет поздно.
  - Понял тебя. Тяжело будет, но справимся.
  Командир спецгруппы и мужик из местных вылезли из лаза один за другим. Местный аккуратно опустил крышку на место - и больше ничто не напоминало, что весь холмик, может быть, изрыт ходами, как головка сыра. Короткая, как выстрел, команда - и небольшая колонна двинулась дальше. Вновь навалились на натруженные плечи вещмешки, вновь десантные ботинки чавкали в осенней грязи. Снова шелестел дождь и временами звякало железо. Стволы были с ними, и привычный вес оружия придавал уверенности в своих силах.
  Границу, невзирая на тьму, они заметили издалека. С крыссиянской стороны она была почти незаметна - нет, конечно, местные постарались, от греха подальше, нарыть волчьих ям, наставить мин и растяжек, или просто самодельных фугасов. От спецподразделений такие "заграждения" нисколько не спасали, подрывались на них преимущественно гражданские - местные же детишки да охотники за цветметом и наркоторговцы из Конфедерации.
  А вот с той стороны граница впечатляла: тут тебе и колючая проволока, и контрольно-следовая полоса, чуть дальше - и управляемые минные поля, и доты, и беспилотники - разведывательные и боевые. Ну, а война и несколько успешных терактов в глубине Конфедерации только добавили погранцам бдительности.
  Но на всякую старуху бывает проруха. Что толку во всей этой технотронной мощи, если управляющие ей люди решили пропустить идущих с Той стороны? Правда, переходить КСП по земле все равно нельзя: следы - останутся, операторы считают данные с беспилотников, и доложат по инстанции. А командование заинтересуется, кого это погранцы пускают через давно закрытую границу. И тогда могут попасться все: и свои, и чужие.
  Иное дело - и не надо. Совсем недалеко, метрах в четырехстах от границы растет могучая, кряжистая, неохватная береза. Такое дерево не повалить и танку. То, что надо.
  Из объемистого вещмешка Крысака появился небольшой стальной предмет. Несколько манипуляций - и он преобразился в массивный и наверняка мощный арбалет. Нет, конечно, совсем не такой, как в древние времена: у средневековых стрелков не было лазерных прицелов и. Следом местный извлек из мешка короткий, но толстый и прочный болт с острым наконечником. А под конец к болту присоединил легкую, но прочную кевларовую веревку. Такая, знал Горепек, может выдержать хоть тонну.
  Местный зарядил арбалет и аккуратно выдавил спуск. По сравнению с "Калашниковыми" хлопок арбалета был едва слышен, Горепек бы не поручился, что слышал именно выстрел с двадцати шагов. Болт унесся во тьму. Тихо шелестя, вслед за ним разматывалась бухта кевларовой веревки.
  Наконец веревка замерла. Местный подергал ее - вроде держит - и обратился к Водярычу:
  - А теперь поднимитесь на пригорок и держите веревку так, чтобы она была метрах в трех над землей. Я полезу первым, если все нормально, вы лезете следом. Можете хоть все сразу, веревочка, даром что дохловата на вид, всех удержит. Ну, уж десяток парней со снарягой зараз - запросто. Ну, я пошел!
  Горепек двигался без особого напряжения - даром, что ли, в учебке их заставляли перелезать по канату пропасть? А внизу, почти касаясь ног, ползла прилежно распаханная и лишь слегка прибитая дождем контрольно-следовая полоса. До нее было совсем близко, местами не больше полуметра. Разожми руки - и опустишься в мягкую, прохладную землю, а пешком идти проще, чем по веревке. Но тогда тайный переход через границу перестанет быть тайным, и вся операция пойдет псу под хвост. И потому Горепек был безумно рад, когда спрыгнул рядом с остальными.
  - Стой! Стрелять буду!
  Окликнули их по-английски, но было видно, что язык этот для погранца внове. Небось, прибалт какой-нибудь или хохол. Выслуживается, гнида.
  - Свои мы, Герберт, свои! - по-английски же ответил Крысак. - А это те, о ком я говорил. Наркотой башляют, а чтобы Конфедерации гадить - ни-ни. Они даже оружие готовы сдать - знаешь же, что в Крыссиянии без стволов никак.
  И сразу стало ясно, зачем группу перед выходом вооружили не обычным навороченным оружием, а всяким столетней давности хламом - "сорок седьмыми" калашниковыми, трехлинейками, а то и вовсе гладкостволами. Такие и правда не жалко сдать, все же не АК-110, которые в упор просквозят даже энергоброню. Но что же это, теперь они пойдут безоружными?
  Оказывается, Горепек задал этот вопрос вслух. Потому что Свин щербато ухмыльнулся, смачно плюнул на землю Конфедерации.
  - Я же говорил тебе: в Конфедерации не принято щеголять с волынами наперевес и стрелять на любой шорох. Народ там мирный, непуганый - и тебе придется стать таким же до задания. Поняли? - возвысил он голос. - Это всех касается! Оружие получите на месте. А ты, Ванька, пойдешь с Атомщиком. Без его команды чтоб даже пукнуть не смел! Крысак, этот Герберт - твой корешок, что ли?
  - А то! Думаешь, мало герыча через его погранзаставу прошло? - И, переходя на инглиш и повышая голос: - Ладно, Гер, все в норме. Веди, показывай свои хоромы.
  "Хоромы" оказались сборными из пластиковых секций, утепленными прокладкой из стекловаты. Двухэтажная казарма, собранная из таких блоков, весит какие-то триста кило, а в разобранном виде можно волочить хоть на горбу. Крайне полезное свойство в эпоху Нефтяного кризиса, когда колотит и лихорадит весь шарик.
  Горепек сразу оценил удобство расположения поста. Он уютно расположился в ложбинке меж двух холмов, как в окопе. С передней стороны в холмы врыт солидный, укрытый "подушкой" из гравия и двухметровым слоем фортификационного бетона, дот. Судя по всему, в доте есть автоматическая пушка, пара-тройка крупнокалиберных пулеметов, а еще что-нибудь зенитное и противотанковое. А подступы наверняка прикрыты интеллектуальными минными полями - вроде тех, что выкосили бегущее ополчение Оймякончиков три года назад. Без бетонобойных бомб и ракет быстро этот пост не сковырнуть, безо всяких фугасов тут увязнет и дивизия.
  - Они что, всю границу так оборудовали? - поинтересовался Горепек.
  - Кишка тонка, - хихикнул Атомщик. - Только важнейшие направления. Тут-то ерунда, один дот на всякий пожарный. А в Подпорожье и Лодейном поле - целый укрепрайон, все как полагается - таких вот дотов не меньше сотни, минные поля, силы прикрытия - РСЗО, танки, артиллерия, ракеты "земля-земля", даже авиация. И, конечно, запасы горючки на неделю автономных боев. Такой же УР под Хвойной, Весьегонском, Рыбинском, Костромой... То есть Ново-Афинами... Ну, и еще пяток восточнее. Самый крупный - вокруг самого Питера, там несколько УРов сливаются воедино.
  - Как же прорываться-то будем?
  - А мы не станем прорываться, пацан. Они нас сами пропустят.
  - Нет, я имею в виду, как армия-то пройдет? И тут-то дивизия застрянет...
  - Вас там у Стояка военной истории учили, так?
  - Ну?
  - Слышал такие слова - "линия Маннергейма"? А ведь тогда ни атомных боеприпасов не было, ни высокоточного оружия, ни бетонобойных бомб... Так что вбухали они в это дело огромные средства, а толку чуть.
  Путь через границу начинался с контрольно-пропускного пункта. Но это в мирное время, и притом если за границей - нормальное государство, а не какая-нибудь горячая точка. А тут граница - считай, линия фронта. Сейчас на ней, конечно, относительное затишье - взаимные обстрелы из автоматов по ночам, когда пришлют боеприпасы, и минометные залпы - не в счет. Но в любой момент на одной стороне границы может появиться дивизия-другая конфедератов, а на той - крыссиянские части, и тогда станет по-настоящему жарко.
  Поэтому никто не стал досматривать багаж, проверять на предмет наличия капсул с герычем в прямой кишке, смотреть паспорт и визу... Иное дело, обыскали на совесть: вдруг кто гранату в трусах заныкал. Остальные диверсанты стояли с каменными рожами, хрен поймешь, о чем думают, но наверняка тоже вызверились. Тем более Горепек с непривычки взбесился. Пограничник, прохлопывавший и лапавший его камуфляж, оказался на удивление щуплым и субтильным. Горепек был уверен, что свалит его одним хуком, и вдобой - берцем в висок. Но, поймав предостерегающий взгляд Свина, мысленно матюгнулся и расслабился.
  - Хоть бы бабы лапали-то, - пробурчал Горепек по-русски. - Я ж не педик какой...
  Но пограничник не заинтересовался незнакомым языком: как же торговать в Крыссиянии, не зная русского матерного?
  Когда досмотр окончился, охраннички расслабились. Опустились стволы, все это время настороженно смотревшие на гостей ОТТУДА. Напряженные бойцовские позы стали более непринужденными, во взглядах проскользнуло даже сочувствие: вот, мол, как вывозились в этой мерзкой стране дикарей.
  - Что делать думаете? - все же, как бы между прочим, поинтересовался Герберт. - На отдых?
  - Ага, - с чувством произнес Водярыч. - Надоела эта грязища, вонь и мат. В Питер поеду - и к телкам сразу! А эти все... Да кто куда. Кто в Алеховщине живет, кто в Панцербурге - то есть Лодейном Поле по-старому. Кто в Ингельгейме, это который Новой Ладогой был, есть и питерские...
  - К телкам - это хорошо, парни! Кстати, в баньку хотите? Заодно шмотье ваше простирнем...
  - А то нет! - усмехнулся Атомщик. - И душ тут у вас, и шампуни всякие, и сауна - только ни водки с грибочками да огурчиками, ни березового веника. Г.о у вас, а не баня. Считай, просто помывочная. Но на безрыбье, как говорится...
  Пропотевший, латанный-перелатанный, заляпанный грязью камуфляж слез неохотно. Теперь Восьмая спецгруппа Первой Мурманской превратилась просто в толпу голых мужиков. Ну, конечно, мужиков поголовно рослых и накачанных, но диверсантов, готовящихся устроить локальный апокалипсис, они не напоминали совершенно. Так, загулявшие в турпоходе культуристы.
  - Запоминай парень, теперь ты как конфедерат будешь, - пользуясь моментом, поучал Атомщик. - И все должны в это верить. А конфедерат не может воевать, да и жить как мы. Нужно ему и есть три раза в день, и спать не на земле, а в таком вот домике, и гадить не где приспичит, а в биотуалеты... Увидишь их еще, не перебивай. И самое главное: белый европейский человек не реже, чем раз в неделю, моется в душе, некоторые и раз в день.
  - Даже зимой?
  - Даже зимой.
  - Так холодно же в реку-то зимой лезть! Я пробовал - можно, конечно, но на хрен?
  - А об этом не парься. Горячей воды им хватает. Ладно, хочешь на халявку помыться - хорош болтать.
  Шлепая по кафельному полу босыми ногами, Горепек и Атомщик вошли в душевую. Там было тепло и влажно, тяжелой пеленой висел пар, и в этом пару метались какие-то тени, слышались мокрые шлепки, вопли и веселая матерщина. Первая группа боевиков уже резвилась, как маленькие дети - за это, собственно, баньку и любили.
  Стараясь не отставать от Атомщика, Горепек дошел до небольшой - на одного человека - ниши, облицованной веселой салатовой плиткой с цветочками. Закрепленная вдоль стены, из стены выходила труба в палец шириной, на которой имелся кругленькие пластиковые краники. Заканчивалась труба насадкой, как у лейки, в мелкую дырочку.
  - Разберешься, или мне помочь? - поинтересовался Атомщик.
  - Да что там разбираться, "Макар" и то в десять раз сложнее! - храбро заявил Горепек. - Крутить их, что ли?
  - Крути.
  Горепек протянул руку к красному кранику, решив, что нечего мелочиться, лучше сразу насладиться теплом. Внезапно из раструба наверху пошел пар, а миг спустя на голову хлынул кипяток. С матерным воплем Горепек выскочил наружу. Потом собрался с духом, протянул руку и закрыл кран.
  - Синий надо было включать, деревенщина, - буркнул Атомщик. Он явно наслаждался сценой, и Горепека это бесило. О таких вещах, как душ, в учебке слыхом не слыхивали, хотя в прочитаннх книгах это слово порой попадалось.
  К синему крану Горепек потянулся осторожно, помня о предыдущем обломе. Потом осмелел - и снова выматерился.
  Вода была не просто холодная, а ледяная - будто качали ее из проруби. Нет, конечно, помыться можно и так, но зачем этот старый ... говорил, что у них есть горячая вода? Хотелось бы поблаженствовать - но не под кипятком же, оставим эту радость сосискам.
  - А теперь попробуй включить оба, - сжалился командир. - И отрегулируй по себе, простой деревенский парень. Потом доложишь мне, умеешь ли ты включать компьютер, открывать банки кока-колы и пользоваться презервативом.
  Сперва Горепек хотел плюнуть и выйти из бани. Но не отказываться же, если кто-то делится житейской мудростью! Что новое знание о противнике не бывает лишним, Горепек знал с детства. Поэтому он терпеливо открыл оба крана, то подкручивая один, то завинчивая другой, пока вода не стала просто горячей. Добившись желанного "горяченького", Горепек нырнул под теплые струи, миг спустя донесся вопль наслаждения и довольное фырканье: вместе с многомесячной грязью Горепек смывал доставших вшей и блох.
  - А теперь попробуй шампунем - вылей немного в руку и намыль голову... Ага, нормально. Потри хорошенько и смывай. Ну, с мылом и мочалкой, надеюсь, сообразишь...
  ...Горепек и остальные мылись минут сорок, пока вода не стала почти ледяной: по словам Атомщика, опустели резервуары водонагревателей, и пока они вновь не заполнятся и не прогреются, никто в душе не помоется. Горепек бы с ним не согласился. Но ведь и правда удобнее мыться горячей водой, когда она падает сверху, чем греть на огне ведро кипятка и, выливая в бочку речной воды, черпать деревянным ковшом. А уж мыло и шампунь поистине гениальное изобретение: как не плескайся в реке, так не отмоешься. Горепек удивленно разглядывал свои руки: он и не подозревал, что такой же белый, как и эти лощеные конфедераты...
  И даже с какой-то брезгливостью думалось, что придется наряжаться в латанный-перелатанный, незнакомый с мылом и порошками, только с холодной речной водой, некогда снятый с трупов камуфляж: в Крыссиянии не принято было оставлять одежду на трупах, когда ее всегда не хватает живым. А чё? Великий Демократор, небось, не беднее интенданта или старейшины, уж найдет потустороннюю шинельку своим верным воинам, а мясу и подавно без разницы - трупы не мерзнут и не потеют, и водки не требуют. Обычно-то отморозки Первой Мурманской не комплексовали: вот завалишь конфедерата, будешь в чистом ходить, а пока в бою не побывал, вшей корми. А стянешь с трупа обновку, ходи в ней до следующего жмура. Но если ты сам как в сортире искупался, грязь на одежде уже не трогает. А вот когда пахнешь только мылом и чистотой...
  Но - Великий Демократор миловал. В раздевалке их ждало новое потрясение: оказывается, кто-то успел сгрести и утащить их камуфляж. Вместо него на скамейке лежала куча мятых, но чистых шмоток, не имевших ничего общего ни с конфедерацким, ни с бывшим российским камуфляжем. Те, кто ходили в рейды "за ушами", порой приносили в племена и такие. Говорили, в них ходят те, кто не в армии, и слово такое хитрое говорили: "гражданские".
  Вояки удивленно застыли рядом с грудой тряпья. Такой подляны они от забугорных сволочей не ожидали. Долго бы, наверное, стояли, если бы в дверь не просунулась голова Крысака (в ноздри тут же шибануло прогорклым потом, зловонным самосадом, пылью и грязью дорог).
  - Ну что, одеваться будем или глазки строить, как ... голубые? Я за гражданское барахло сто грамм белого отдал, хрен его тут достанешь!
  На этот раз Горепек очнулся первым. Метнулся к куче, чуть опередив остальных мужиков, схватил, что успел урвать, потом его оттеснили "деды", и Горепек торопливо натянул одежку, чтобы не отняли. Надо же, хватило. И плевать, что джинсы тесноваты, давят на член и вообще дурацкой голубоватой расцветки, в которой тебя и слепой в прицел поймает. Главное, там, в Крыссиянии, ни у кого таких нет. А вот и маечка - тоже не фонтан, рассчитана на какого-то дистрофика, а никак не питомца Стояковой учебки: вздохнешь поглубже - и разлезется по швам. Хорошо хоть, черная рубашка и мягкая на ощупь, и просторная, и удобная. Поверх всего этого добра можно надеть черную же шерстяную безрукавку, а можно - и кожаную, модную у молодых конфедератов, куртку. Синяя бейсболка довершила наряд.
  - Ну что, оделся, парень? - поинтересовался Атомщик. - Ага, очень даже ничего.
  Сам он безо всякой давки выбрал себе неброский серый пиджачок, тросточку, кожаную кепку и аккуратные лакированные ботинки. Ни дать, ни взять, вышедший на променад пенсионер с качком-внуком.
  - Очки темные надень, - бросил Атомщик. - И цепочку золотую, и перстеньков пару.
  - На х...? - вежливо поинтересовался Горепек, но сверкающие цацки взял. "Интересно, пузырь водки за это барахло дадут?" - промелькнуло в голове. - Я ж не баба...
  - Тут так принято. Считается, это для крутизны.
  - А, ну тады ладно. А очки точно нужны?
  - Модно, - уже раздраженно пояснил Атомщик. - И лицо хорошо скрывает. Если не хочешь, чтобы тебя за лоха держали, надевай и не задавай глупых вопросов. Так... Кеды нормальные, для гопника с городских окраин сойдет. Много таких теперь в русских кварталов: ни образования, ни работы, ни перспектив - только кулаки, ноги и то, что между ног. Пойдет. А теперь пошли есть, спать и ближе к рассвету выдвигаемся.
  - А остальные?
  - А этого тебе знать, пока я жив, не надо. И где собираемся - тоже.
  - Понял.
  
  - Мотель "Великая Германия" к вашим услугам, - прощебетал щуплый паренек на ресепшене. Номера одноместные, двухместные, от эконом-класса до пяти звездочек. Удобства в каждом номере, доступ к Сети входит в стоимость, можно организовать даже массажисток - возможны дополнительные услуги...
  Паренек тараторил не переставая, видно было, что мотель видал лучшие времена, и теперь хозяева пытаются за счет "допуслуг" выкрутиться.
  - А если вы желаете, можно и мальчиков доставить...
  - Слышь, Атомщик, он нас что, за п.ров держит? Может, дать ему с ноги?
  - Я т-те дам! В полицию захотел?! - И уже на безупречном английском, будто родился где-нибудь в Нью-Карачи, то есть тогда еще Ливерпуле: - Нет-нет, мальчиков нам не надо, мы сами, хе-хе, мальчики. Дайте нам один двухместный... - он протянул пареньку небольшую пластиковую карточку. Несколько старомодно, но вживлять чип все равно могут позволить немногие. Парень быстро списал с карточки нужную сумму и вернул Атомщику, тот немедленно запрятал ее в бумажник. В эпоху электронных денег нет смысла возить с собой бумагу. - Когда идет питерский экспресс?
  - Как всегда, в три шестнадцать ежедневно, - немного удивленно произнес паренек.
  - Давно не были, все по командировкам, да по командировкам...
  Услышав про "девочек", Горепек сглотнул слюну, но скоро понял, что радовался рано. В номер их провела уборщица - угрюмая сорокалетняя мегера в фартуке. Горепек считал, что может трахнуть все, что движется, и гордился этим, но эта особа сразу настраивала на благочестивый лад. "Если и эти... массажистки... такие, может, и прав Атомщик: деньги можно спустить и на водку".
  Стоило провести по нему магнитной картой, и электронный замок щелкнул, дверь бесшумно приоткрылась. В небольшой комнатке с двумя потертыми надувными кроватями, информационным центром времен Третьей мировой, биотуалетом и душем замкнутого цикла, было тесно и душно, невзирая на крошечное оконце. Судя по заросшему грязью старинному - небось, вовсе росфедеральных времен - стеклопакету, окошко едва ли открывалось.
  - Ни хрена себе хоромы, - присвистнул Горепек.
  - Да нет, дешевый клоповник. Есть вопросы? Говори.
  - Насчет "сами себе мальчики" - ты это серьезно?
  - Они думают, что да. Думаешь, отчего в Конфедерации население убывает, а у нас растет? Оттого, что педикам тут почет и раздолье. Они знают, что у нас там таких на кол сажают - и если мы изобразим из себя голубых, ни за что в нас крыссиянцев не заподозрят. Да не бойся ты, в Крыссиянии никто не узнает. А нам тут одну ночь перекантоваться. А завтра к утру в Питере будем. Был когда-нибудь в Питере?
  - Ну...
  - Между прочем, когда Федерация была, самый красивый в ней город был. Еще до Союза его строили. Ладно, давай-ка в душ - и баиньки. Завтра все увидишь, нам бы в электричку втиснуться.
  "Электричкой" экспресс Лодейное Поле - Петербург назывался лишь по старой памяти. Когда дососали последнюю арабскую нефть, оказалось, что слишком накладно - гнать синтетическую горючку из угля, потом сжигать ее на ТЭЦ, и уж после этого катать электропоезда. Хватит и двух ступеней, первой и последней. Именно на синтетической солярке и работал тащивший несколько старинных вагонов локомотив.
  "Экспресс" ходил раз в день туда, и раз - обратно. Опоздал на минутку - сегодня в Питер не попадешь, да хоть в Новую Ладогу... Потому уже в Панцербурге, бывшем Лодейном Поле, в него набилось народу так, что не продохнуть. А на каждой станции поезд пытались штурмовать новые толпы желающих прибыть в столицу. У дверей возникала давка, кто норовил вцепиться в уже залезших, кто ввинчивался в толпу, толпа упруго прогибалась - и упорно выкидывала "лишних". И тогда желающие посетить столицу Конфедерации хватали за одежду счастливчиков, зацепившихся за вагон, и двери в итоге не закрывались, и холодил оставшиеся снаружи сумки, руки и зады октябрьский ветер. А уж какая многоязычная матерщина висела над поездом на остановке... Горепек прислушивался, стараясь запомнить новые выражения. Да, так материться не умели даже в родном племени... Да даже у ОРймякончиков...
  - Остановка станция Ладожский вокзал. вокзал. Поезд дальше не идет, просьба освободить вагоны!
  Слипшаяся, как переваренные пельмени, мокрая от пота, полузадохшаяся толпа ломанула к выходу. Горепеку было проще: он просто расталкивал "господ пассажиров" могучими плечами, приглядывая, чтобы Атомщика не затолкали и не повалили. "Затопчут ведь, и не заметят!" - подумал он.
  В столицу Конфедерации прибыли в шесть-тридцать. "Северная столица", при Конфедерации вновь ставшая настоящей столицей, встретила Горепека и Атомщика промозглым ветром, низким свинцовым небом и монотонным серым дождем. Впрочем, после потного, ставшего под конец душегубкой вагона Горепек был счастлив. Он задрал к небу загорелое лицо и усмехнулся тучам.
  - А тут очень даже ничего.
  - Еще бы. Когда-то была столица нашей страны, - хмыкнул Атомщик. - А ты, обормот, думал, Конфедерация была всегда? Да она тебя на девять лет старше, не более... А страна тогда называлась Российская Империя...
  Теперь Горепек вспомнил и сам. Этот город, как и вся страна, много раз менял название. В те времена, когда он был столицей, он звался Санкт-Петербургом и недолго - Петроградом. А потом, когда Российскую империю переименовали в СССР - превратился в Ленинград. И, наконец, когда Союз покромсали с краев и из того, что получилось, слепили Федерацию, снова стал Питером. А конфедераты менять название не стали: по-ихнему оно звучало, ласкало слух потерявшим родину беглецам. Ну, и другие города с подходящими названиями избежали переименования: Петергоф, Ораниенбаум, Шлиссельбург, Кингисепп, Выборг... Было бы странно, если бы островок Запада на в России не стал столицей Конфедерации.
  - Куда теперь?
  - В гостиницу, Горепек. Причем такую, которая не вызовет подозрения. Мы ведь - запомни, пригодится - всего лишь негры из русских...
  - Кто? - поразился Горепек. - Чурки, что ли?
  - Не, просто не граждане. Сокращенно - негры. Считай, люди даже не второго, а третьего сорта. Они тут в самом низу копошатся, ботинки чистят, в канализации вкалывают, дворы метут - это те, кому хоть где-то удалось устроиться. Девки, как подрастут, на панель идут, в порнофильмах снимаются. По двенадцать часов в сутки без выходных и праздников - и притом за гроши, да и те задерживают, а отпусков им вообще не положено.
  - И что, не бунтуют?
  - Бунтовать? Да они счастливы, как три слона - у них хоть работа есть, хоть какие-то деньги. А вот тем, кому так не повезло - хоть помирай... Разве что по дальним деревням еще могут на бауэров батрачить...
  - Интересно как... А я вот слышал... Русские - это, вроде, те, кто жили у нас до крыссиянцев?
  - Да нет, они там и живут. Только называются теперь крыссиянцами.
  - Врешь, Атомщик, - вдруг прошипел Горепек. - Не было так. Не могло быть! Крыссиянец никогда - слышишь, НИКОГДА - не станет ни на кого батрачить. И если на его землю приходят чужие - он их режет, стреляет, взрывает, пока все не кончатся. А потом идет на их землю и устраивает там то же самое. Не можем мы быть ЭТИМИ. Которые сидели дома, пока страну их делили, да еще думали, мол, при Конфедерации полная свобода наступит...
  - Понимаю, - не выдержав горепекинского взгляда, опустил голову Атомщик. - И все же это так. Когда ты их увидишь, ты поймешь, что говорите вы на одном языке... почти на одном. Что они почти такие же, как ты. Просто выросли в другой стране и были воспитаны по-другому. Все, хватит болтать, на нас уже косятся. Идем в гостиницу, там на нас забронирован номер. Кстати, видел карточку, которую я тебе дал?
  - Это как кошелек, что ли?
  - И не только. Кошелек - само собой, работай ты в этой стране, тебе бы только на нее начисляли зарплату. Но на ней еще записаны твое имя, место и год рождения, место постоянного проживания, данные об образовании, трудовой стаж и остальное. Без нее ты ни в гостиницу записаться не сможешь, ни билет на поезд или самолет взять, ни деньги в банкомате получить. Кстати, и в Интернет тоже не выйдешь. Кто побогаче и боится карманников, делают еще проще: вживляют в лоб чип. Прислонился лбом - а машина что нужно и считала. Увы, мы еще нее умеем так делать, а вот карточки подделывать научились. Итак, по своей карте ты - Сладковаров Иван Николаевич, 2031 года рождения, русский. С 12.12.2045 работаешь в Подпорожье. Приехал в Петербург по переводу в головной офис. Инглиш ты знаешь, немецкий со словарем, ну, русский - родной. По служебной характеристике - туповат, но исполнителен и потому пригоден к работе на низших должностях по третьей категории. Категория - это происхождение: из инглишей ты, из поляков с прибалтами, или из русских, украинцев и белорусов.
  - Дурь какая-то...
  - И никакая не дурь, а тот, кто ты есть сейчас. Перед отъездом в Таллинн мы "потеряем" карточки, а взамен "найдем" новые. Ну, а пока - развлекайся, радуйся жизни: у тебя повышение, прибавка, и теперь хватит даже на пьянку в столичном баре и ночь на дискотеке. Может, даже на телку. На дискотеках когда-нибудь с девочками обжимался? Оно и видно, что нет. Попробуешь, заодно увидишь, как тутошние русские живут.
  - Девочки - это здорово, - ухмыльнулся Горепек. А между ног потеплело и напряглось, лишний раз напоминая, что Горепек не был с женщиной уже два месяца. - А то я уж и на местных мужиков поглядываю.
  - И как? - раскуривая сигарету, поинтересовался Атомщик. Его, начавшего карьеру еще в ГРУ Федерации, непосредственность Горепека забавляла. "Ну, да ничего, лет пять у нас послужит, поумнеет... Если выживет".
  - Жопы толстые, а так ниче вроде. "Ствол" у меня длинный, достану. Так, а что ты говорил насчет этих категорий?
  - По местной Конституции, принятой с учетом Зеленых революций, население Конфедерации разделено на три "категории". К первой относятся переселенцы из стран Западной Европы и Скандинавии, а также, независимо от прежнего места жительства, евреи. Они имеют право занимать любые должности в государстве, избираться и быть избранными. Исключение составляют венгры - их тоже причислили к первой категории. Вторая - всякие там "новые натовцы" - поляки, румыны, греки, всякие прочие балканцы, а еще прибалты и почему-то крымские татары. Эти также участвуют в выборах, но пять их голосов приравниваются к одному первой категории, хотят, кстати, повысить до десяти. Они не могут работать в СМИ, образовательной сфере, на руководящих должностях в военной и вообще тяжелой промышленности, занимать высшие должности в армии, но, насколько знаю, тут закон не соблюдается. Ну, и третья категория - "аборигены". Прежде всего русские, украинцы, белорусы, ну, и другие коренные народы этих стран, исключая евреев. Вот им закрыты любые руководящие должности в госаппарате, полиции, СМИ, бизнесе, образовании, они не принимаются в институты, а местами и в школы, если не знают английский...
  - А что такое институт?
  - Долго рассказывать. Короче, их удел - работать исполнителями, прислуживать, путанить, или, конечно, воровать и грабить. Зато их и в армию не призывают, чему они и рады.
  Горепек замолчал, переваривая сказанное. Выходит, на обиженных тут воду возят, а обиженные - бывшие соотечественники. Казалось бы, вот и горючий материал, раздай сотне человек автоматы, и уже можно пугнуть зажиревших гражданских конфедератов. Нот чем дальше, тем больше понимал: чтобы заставить их попробовать вражеской крови, нужно что-то посерьезнее оскорбленного самолюбия. Слишком уж долго их приучали к "толерантности", "социальной ответственности", "позитивному мышлению" и "политической корректности". Все эти мудреные слова Горепек мог передать одним-единственным, только оно здесь считалось неприличным, и могло стоит нехилого штрафа.
  Молчание затянулось, пока Атомщик не остановился. В свинцовом сумраке октябрьского дня на мокрой стене мерцала неоном огромная, украшенная затейливыми виньетками вывеска: "TOMORROW".
  - Это намек, - пояснил Атомщик. - Тут можно сутки жить в кредит. В смысле - сегодня заселение, а деньги "завтра".
  - Ага, а назавтра - ищи ветра в поле, - хихикнул Горепек. Определенно, Атомщик оказался не таким уж букой, да и вообще, неплохой, видать, старикан. "Надеюсь, о путях отхода он тоже подумал" - прикинул Горепек.
  - Нет, тут так дела не делаются. Во-первых, там везде натыканы камеры слежения, даже, хе-хе, в сортире. Да и тут, на улице, просто шумно тут, и если тихо говорить, они не разберут. Ну, разве что, по губам прочитают, но пока мы вне подозрений, им это не нужно. Кстати, решишь кому-то позвонить по мобиле, помни: тебя прослушивают ребятки в штатском - о них тебе наверняка говорили. А во-вторых, не забудь, что твоя карточка внесена в их базы данных, и выследят тебя после первого же с нее платежа... Да при первой же проверке документов.
  - Это что же, они тут живут, как пленники в земляной яме: кто хочет, тот и смотрит?
  - Ну... что-то такое. Когда-то они ругали Сталина за "тиранию" и "тоталитаризм". Теперь скатились к гораздо худшему - считай, к большому шоу "За стеклом". Тут даже в туалете камеры стоят, а уж в борделях - просто обязательно. Ну как же, а вдруг террорист в унитаз бомбу смоет!
  - Гуд монинг, джентельменз, - и снова такой же, из-за дресс-кода похожий, как доски в заборе, на первого, молодой человек. Тут, правда, дверь сторожил еще и шкаф-охранник - впрочем, Горепек был уверен, что сумеет, если что, ему навешать. "Эх, не пинал вас в молодости Жирдяй!" - с каким-то даже сочувствием подумал он. Впрочем, едва ли этот бугай выжил бы в заведении хера Стояка. Наверняка через полгода попробовал бы сгонять в самоволку, ну, и наступил бы на "бабочку". А потом долго умирал бы, лишившись ног и обдирая руки о стылый камень... Впрочем, здесь не Крыссияния, если что, придется просто сломать шею - и в ближайшую протоку Невы.
  Сперва Атомщик, а потом и Горепек предъявили карточки. Паренек сунул их карточки в считыватель - и враз переполнился почтительностью. Хоть в гостинице, название которой переводилось, как "Завтра", и можно было заселяться в кредит, но предоплату тут любили не меньше, чем в других местах. А уж если номер был заблаговременно забронирован, и оплата внесена каким-то, надо полагать, родственником...
  - Ваш номер пятьсот семнадцатый. На лифте поднимаетесь на пятый этаж, по коридору направо и до конца. Последняя дверь направо.
  - Небось, опять конура, в которой не развернешься, - вздохнул Горепек. С гораздо большим удовольствием он переночевал бы на вокзале или вовсе на улице, благо, начало октября - еще не зима, а тут - не Оймякон в самые морозные январские дни, когда и минус шестьдесят - не такая уж редкость. Но - не положено, бродяг, оскверняющих своим видом колоннады Исаакия и Казанского собора, подступы к Адмиралтейству и Кронверкский парк, отлавливались полицейскими патрулями. А в обезьяннике всякое может быть, еще дознаются, "кто есть ху".
  Нет, на сей раз номер оказался что надо. Чистый пол из сделанного под паркет ламината, ровный свет ламп, и даже душ - не замкнутого цикла, а обычный: чего-чего, а воды в Питере всегда хватало. Имелся даже кондиционер, ровно гудевший и высасывавший из воздуха лишнюю влагу. Впрочем, Горепеку было плевать. Гораздо больше он обрадовался полному выпивки бару и порнофильмам, записанным в информационном центре. Минута - и комната наполнилась оргазмическими стонами и шлепками встречающихся бедер, а в руке Горепека появилась бутылка коньяка. На остальное он просто плюнул, слабоалкогольные коктейли были мерзкими на вкус и не давали нужного эффекта, а водки не было. Сам же Горепек не понимал, зачем брать в рот спиртное, если не собираешься напиться до изумления. Тогда уж лучше ягодный отвар: от него, по крайней мере, не туманится в голове, а голова врага в прорези прицела не пляшет.
  Да и жесткое порно на экране... Ну что за радость - смотреть, как сношаются другие, не имея возможности поучаствовать, или хотя бы выкрикнуть "молодым" дружеский совет? В племенах порой превращали первые брачные ночи в секс-шоу, а кончалось все пьянкой и групповухой, после которой сам Ходор не поймет, кто от кого и что понесет. Но там, в экране, незнакомцы, которые и не знают о твоем существовании, да и не дотянуться до них, не пощупать вон ту рыжую грудастую бабу, которая сладострастно мычала, облизывая орган чувств (всех сразу) негру - не "не гражданину", а просто черному из какой-нибудь Зимбабве. Жаль. Он не отказался бы сдернуть негра с телки и усесться на его место сам.
  "Виртуальные деньги, виртуальный секс, виртуальные стрелялки, - подумал Горепек. - Суки, как они сами виртуальными не стали?"
  Коньяк растекался по брюху сладко-горячей волной, луженая, привычная к картофельному самогону глотка поглощала его гранеными стаканами. Горепек не особо заморачивался, зная, что Атомщик его остановит. Но бывший майор ГРУ лишь задумчиво смотрел на молодого отморозка, дымил "Кэмэлом" и пускал в потолок ровные колечки. Дым не задерживался: его всасывал кондиционер.
  - Ну, давай за победу, - накапал сто граммулек и себе старик. - Чтоб нам вернуться в этот город уже хозяевами, а этих всех моментально...
  - В море! - высказал рацпредложение Горепек. - В калошу какую битком набить, отогнать от берега подальше - да и притопить. Потом следующих. Или лопатой по кумполу - и в компост.
  - Их тут пять миллионов. И еще три лимона - третьей категории, то есть русских, - порадовался прыти подчиненного Атомщик. - А в баржу тыща морд набьется, не более. Сколько же судов топить придется?
  - Тогда лопатой по башке и в отвал! - тут же нашелся Горепек. - Не тратить же патроны на такое мясо, ё-мое!
  - А ведь тридцать лет назад тебя бы за такие слова на зоне сгноили, - вздохнул Атомщик. Странно, но паренек чем-то напоминал прадеда - человека, который всегда называл вещи своими именами. - Твои слова как раз подпадают под закон "О противодействии экстремизму". Допротиводействовались в двадцать пятом...
  - Да плевать, Атомщик! Где теперь та страна и те законы? Она сама выбрала свою судьбу.
  - Да, конечно, сама... И все-таки - понимаешь - это была моя страна. Я присягал ей на верность, и должен был ее защитить... Но я жив, а Федерация нет. Помоги тебе... Великий Демократор умереть раньше твоей страны.
  Конечно, прямолинейность Горепека коробила: детство Евгения Кротова, тогда еще и не помышлявшего о карьере диверсанта экстра-класса, пришлось на годы позднего Горбачева и раннего Ельцина. На пархатые восьмидесятые и поносные девяностые. Помнится, в школе немало рассказывали о "красном терроре", "колхозном рабстве", "зверствах сталинистов" и "тоталитаризме". Училка была дочка какого-то диссидента, не сумевшего урвать свой кусок, когда вся страна зашлась в мародерском раже, поняв, что теперь все можно. Соответственно, получив вместо "шестисотого" битком набитый утренний автобус, а вместо ста сортов колбасы - сосиски с картошкой, она окончательно уверилась, что умудрилась родиться в конченой стране, Раше-параше, в которой есть два луча света в темном царстве: Гайдар и Новодворская. Кто не любит жизнь - тех и она не любит: не лучше у дамы было и в личной жизни, к тридцати ее лишь разок поматросил и бросил бычара-физрук. Видимо, и его замучили "демократические" закидоны второй половинки. Ну, и понятно, в каком свете она представляла детишкам историю своей Родины. Наверное, даже импотенты меньше ненавидят красавиц...
   И кто знает, какую дорогу в жизни выбрал бы маленький Женя, если б не прадед, и в девяносто первом открыто называвший себя солдатом Сталина, а в тридцать девятом сходившийся в рукопашной с шюцкоровцами; потом была Великая Отечественная от Перемышля до Праги и Порт-Артура, и напоследок - перестрелки с "лесными братьями" в Литве... А так же: "Красное знамя" и целый иконостас наград пониже рангом.
  Назло "дерьмокрадам" старик успел справить столетний юбилей, пережить Ельцина и, увы, похоронить внучку. А главное, успел вбить в голову правнука Главное: мужчина до тех пор мужчина, пока над ним довлеет Долг. С тех пор Атомщик прожил долгую, трудную жизнь. Спецоперации в Чечне и Дагестане, подрыв машины с Закаевым прямо на Пикадилли - это при том, что МИ-6 сделала все для его защиты, бои с нелегальными мигрантами в хабаровской тайге и штурм Владивостока в двадцать втором... И снова Чечня, уже третья с начала "демократии" война в многострадальном крае. Ну, а когда в восемнадцатом году Америка подтерласть договором о тактическом ядерном оружии, и у спецназа на вооружении снова появились ранцевые ядерные фугасы, именно майор Кротов в числе двух десятков других "волкодавов" удостоился чести стать потенциальным смертником. Ведь после подрыва двадцати пяти килотонн шансы убежать стремятся... не к нулю даже, а к минус бесконечности. Он не колебался: все когда-то умирают, а уж он мог бы умереть не одну сотню раз. Было, где и как.
  Но именно за ним смерть отчего-то не явилась. Наверное, Она тоже умела считать, и сразу сообразила, что если одного до поры оставить "на воле", многие познакомятся с Ней досрочно. В роковом марте двадцать пятого он был в коротком отпуске в родном Пскове, и двадцать третьего как раз должен был убыть на службу. Когда все началось, Вологда, как и остальные города России, до последнего ничего не знала о событиях в Москве. Крот явился бы к месту службы и без приказа, раз такое дело - но поезда уже не ходили. А неделю спустя он узнал, что нет уже России, нет Генерального штаба и соответственно нет ГРУ. Москва враз стала чужой и далекой, как Марс, и Крот не знал, жив ли кто-то еще из его группы, удалось ли спрятать от новоявленной Конфедерации смертоносные "рюкзачки". Но, похоже, рыпаться смысла не имело. Все было кончено, кончено жалко и позорно, наверное, так и было в девяносто первом. Наверное, все-таки есть на свете карма: если страна возникает из предательства и бесчестия, так она и умирает.
  Он перебрался на дачу сразу же: благо, пошатался по горячим точкам, и безо всякого "Мародера" представлял себе, что сейчас будет. Повезло и в том, что в квартире он был один: не в пример прадеду, отец умер в пятьдесят семь, подвело сердце, мать жила у младшего брата в Таганроге, а своих жены и детей он так и не завел. Потому холостяцкая однушка, пустовавшая по полгода и больше, теперь темная и холодная нора, была не тем жильем, из которого жалко уходить. Дачи, правда, не было - но чтобы спецназовец пропал на родной земле, когда надо не воевать, а просто выжить? В общем-то, зная, как все случилось, можно только порадоваться участи холостяка: если б тогда захватили кого-то из родных - кто знает, может, пришлось бы работать на этих. А так он был предоставлен сам себе и мог затаиться в окрестных лесах, пока не выяснится, как теперь жить, и в городе не утихнет беспредел.
  В Псков он вернулся три месяца спустя, отшагав почти сорок километров за жаркий июньский день. Он надеялся узнать последние новости, и вообще посмотреть, что собой представляет новая власть - можно ли... нет, не служить ей, потому что дважды не присягают, а просто жить с ней в мире. Оказалось - нет. Потому что нашел не город, а пепелище, рану на теле земли, лыбящуюся обломками закопченных стен. Запах гари, дурманящий голову, и уже примешивающийся к нему сладковатый смрад трупов. Местами еще слышались деловитые очереди зачистки. Он снова опоздал - как и первый раз, двадцать второго марта. Как во сне в пригородном лесу его взял патруль - но едва ли принял за того, кто он есть на самом деле. Короткий трибунал над "мятежником, схваченным с оружием в руках", но поскольку на самом деле оружия не было, точнее, был старенький дробовик, подобранный на какой-то даче, но с девственно чистым стволом, вместо расстрела Крот получил пятнадцать лет. А дальше был лагерь в Апатитах, где в марте двадцать седьмого его и освободили боевики Панченко. Командовал той группой, кстати, Стояк.
  И снова Крот, тогда еще не Атомщик, был при деле. Но пустить в ход все знания довелось куда позже, и то на гражданской войне. Он не был благодарен Лобковой за такой приказ, но и выполнил его без колебаний. Если Городлевкий связался с конфедератами, значит сам выбрал свою судьбу. Трофейное китайское "изделие", мощностью аж в полмегаттонны, подорвали его ученики с бывшим десантником во главе. Тогда и заработал нынешнюю кличку. А теперь...
  А теперь готовится стереть с лица земли город Конфедерации. Таллинн, где во времена его молодости измывались над памятником Воину-освободителю, и в итоге его просто отправили в переплавку, благо, членство в НАТО позволяло. Даже жалко, что нельзя пустить в ход "изделие".
  Значит, придется еще раз рискнуть головой. Своей и паренька, который сейчас гогочет над очередным порнофильмом и прихлебывает прямо из горла, как варвар на руинах Рима, дорогущий вискарь...
  - Слышь, Атомщик... А че это они вместо спирта нормального какую-то химическую дрянь гонят? Пили б водку нормальную, лучше б жили... Чест слово, на вкус как чернила...
  - Как будто ты пил чернила - в них же ни градуса крепости! А вообще... Хочется им выглядеть крутыми - вот и глушат химикалии. Наша-то водяра лучше, ты прав.
  - О! А что это они? - искренне поразился Горепек и даже нажал на "стоп". Похабная сценка замерла на экране. - Так тоже можно? Офонареть!!!
  - Вижу, ты тут освоился, - усмехнулся отец-командир. - Завтра пойдем устраивать тебя на работу.
  - Зачем?
  - Контейнер с грузом задерживается, нам сейчас в городок соваться не с руки. А наши тут, в городе, обещали нас пристроить.
  - Пристроить? Да у нас тут, кажись, на каждом углу свои!
  - Ну, а сколько, ты думаешь, человек задействовано, чтобы мы с тобой сделали дело?
  - В восьмой группе вроде тридцать девять человек...
  - Правильно. Тридцать девять. Но чтобы они сделали дело и не полегли там же - на них должна работать еще тысяча. Удивлен? А ничего странного. Терроризм, как ни смешно звучит - не дело одиночек. Осведомители, способные разведать маршрут и положение вокруг места операции, нужны? Нужны. А их для такого длинного маршрута нужно человек триста, не меньше. Далее, нужны аналитики, которые проработают информацию, разработают план и продумают действия в различных ситуациях. Все по-серьезному, с математическим моделированием на мощных компьютерах, с участием психологов, политологов, экономистов, даже историков. Нужна финансовая часть, которая рассчитает необходимые средства и кого надо подкупить, изыщет эти средства. Нужны технари, способные подделать личные карточки, изготовить сами устройства, рассчитав их мощность и действие. Уже при проведении операции нужны проводники, чтобы доставить диверсантов на место. Чем дальше это место, тем больше. Нужны группы обеспечения, которые предоставят боевикам кров, сведут к минимуму риск задержания на подходе, может, предоставят транспорт, а при отходе проводят через кордоны. Само собой, свои люди во вражеской полиции и спецслужбах, лучше и в правительстве. И, наконец, нужны свои люди в СМИ, которые подхватят и растиражируют новость, проводя нужную организаторам диверсии линию. А если кто-то попадется, нужны адвокаты и деньги на подкуп охранников для побега. Ну, конечно, кого-то можно задействовать втемную, кто-то будет знать лишь часть плана, и все равно человек триста будут знать все, что нужно.
  - Странно... Я всегда думал...
  - ...что закладывают бомбы в метро одиночки? Ну-ну. А еще атомные "изделия" от брошенного бычка взрываются. Одиночка самое большее, что сделает - бахнет хлопушку. Если совсем уж повезет, у соседа задницу обожжет. Не, парень, когда-то правда одиночка мог кинуть бомбочку - и царь с ангелами поздоровается. Сейчас-то хрен бы он в одиночку подобрался. Вот и на нашу группу минимум тысяча человек работает, а наши боевики, фактически, будут работать на нас. Гордись - когда еще на тебя тысяча морд будет работать?
  - Было и две тысячи, Атомщик, - вздохнул Горепек. - Ну, да что было, то прошло.
  
  - Вы к мисс Эдвардсон? - спросила молоденькая секретарша, ее бойкие накрашенные глазки вызвали у Горепека вполне предсказуемую реакцию. Атомщик даже испугался, что истомленный воздержанием подчиненный сделает какую-нибудь непристойность: или спросит что-то вроде: "А давайте сходим в туалет вместе?" или: "У вас такие красивые ножки, раздвиньте их". Или, совсем уж по-крыссиянски: "А давай потрахаемся", или предложит то же самое, но вовсе матом. Горепек, надо сказать, испугался еще больше, но за ширинку. Камуфляж бы выдержал, но не прорвет ли хлипкую ткань делового костюма взбунтовавшийся братец? А вдруг он сразу кончит, и на штанах расплывется мокрое пятно? Горепек даже не подумал, что на черной ткани это будет незаметно... - Сладковаров Иван М. и Киселев Алексей Н.? По вопросу трудоустройства?
  - Так то... йес, мисс, - едва успел поправиться Горепек. К счастью, дама тоже заинтересовалась очередным "соискателем". Ну, еще бы: давненько в отдел кадров не заглядывали столь колоритные субъекты. Горепек едва ли не бодал коротко стриженой головой блестящий навесной потолок, а дешевый, достойный "негра" третьей категории пиджачок едва налез на могучие плечи, и оттого сидел просто по-уродски. Да и брюки плотно облегали мускулистые ноги и коле-что еще, что, по идее, должны были скрывать. А ведь оно тоже не осталось безучастным - оттопырилось так, что ширинка еле выдержала... Девочка в приемной была студенткой, ей было двадцать лет, но в двадцать первом веке в этом возрасте невозможно остаться девственницей. И весь опыт "отрывов" на дискотеках и дружеских вечеринках свидетельствовал: если затащить этого в постель, ощущения будут незабываемые: может быть, такое никогда в жизни больше не попробуешь!
  С огромным трудом она заставила себя вспомнить, что не в романтическом путешествии, а, вообще-то, на работе. "Это я просто сексом давно не занималась, второй день уж пошел! - одернула она себя. - Надо Стиву намекнуть, да и Аллену с Гюнтером и Роже тоже". Но отчего-то казалось, что ни одна из этих персон, и даже все вместе они не заменят двухметрового паренька, завернувшего на огонек. Потому что ни у кого так не оттопыриваются штаны, а у Роже, хоть и тачка новая, на которой еще не катал, но пузенько тоже не маленькое".
  - Вам повезло, миссис Эдвадсон сейчас может принять соискателя. Я перешлю ей ваше резюме, и резюме. Поднимитесь, пожалуйста, на этаж выше, подойдите в кабинет 2215.
  Горепек и Атомщик вызвали лифт. Ждать его было долго, но лестница в тридцатиэтажном офисном центре "Пэлас оф Петербург", построенном уже в свободной Конфедерации, была только аварийная. Горепек ее видел: жалкая, лепящаяся к стене ржавая железяка, как по ней спустится не менее пяти тысяч человек, одновременно находящихся в корпусе, оставалось загадкой. Наверное, самые важные шишки успеют добежать к балконам, а оттуда их снимут личные вертолеты, что дежурят на крыше. А "офисный планктон", увы, обречен сгореть или рухнуть вместе со своими конурами-офисами. Видимо, кто-то сэкономил не хилые бабки на аварийном оборудовании, а местные БТИ не меньше заработали на взятках.
  Ну, да так всегда: чем меньше у тебя за душой, тем легче пустить тебя в расход. Только в Крыссиянии богатство выражается в количестве стволов, патронов и стрелковых навыках, а в Конфедерации - в величине банковских счетов. Может быть, поэтому и проникают в Конфедерацию воины Великой Крыссиянии?
  Как всегда, лифт был набит битком: вверх-вниз по офисному центру сновали клерки и их шефы. Для начальства, как и полагается, имелся еще один, VIP-лифт, на который "простонародью" не стоило и облизываться. Да и не было ему смысла спускаться: большие боссы сидят наверху, куда их каждое утро доставляют личные электролеты.
  Потолкавшись среди потных, возбужденно галдящих "манагеров", Горепек протиснулся к пульту и нажал цифру 22. "Пусть Атомщик не думает, что я совсем дикий!"
  Дверь лифта открылась, Горепек, Атомщик и еще трое вывалились на следующий этаж, похожий на предыдущий, как две капли водки. Заветная табличка с золоченными цифрами оказалась довольно далеко, пришлось пройти до самого окна, из которого город был виден до самой Охты. Над бесконечным морем разномастных крыш угрюмо нависало свинцово-серое безрадостное небо, по затемненному стеклу катились и катились капли воды. Местами они сливались в целые ручейки.
  Горепек уже собирался войти, но Атомщик его опередил - решительно оттеснив от двери новичка, он постучался и, дождавшись щелчка электронного замка, вошел. Доброжелательной горой мяса следом протиснулся Горепек. И понял, что если там, внизу, что-то удержало, тут он влип по полной.
  Мисс Энн Эдвардсон была уже не девочкой. Тридцать три года или около того - возраст пророка какой-то непонятной древней веры, бытовавшей еще в Федерации. Или не пророка? В эти тонкости Горепек не вникал, тогда как раз проходили основы минно-взрывного дела, и Горепеку больше нравилось слушать про свойства пластита и правила закладки фугасов на дорогах, чем читать про заблуждения всяких там неверных. Но мисс Эдвардсон была хороша той зрелой, умудренной жизнью красотой, какой судьба награждает порой тех, "кому за тридцать". Полные, накрашенные дорогим малиновым блеском губы, умело подведенные зеленоватые глаза из-под изящных очков, аккуратный прямой носик, точеный подбородок - и рассыпанные по плечам волосы цвета отборного антрацита. М-да...
  Взгляд Горепека скользнул чуть ниже, враз взмокшая голова машинально отмечала: под черным деловым костюмом, игривой розовой рубашечкой прячется высокая грудь. И грудь эта поднимается несколько чаще, чем положено, будто мисс Эдвардсон несколько раз пробежала по коридору туда и обратно. Горепек понимал, отчего: он и сам такое почувствовал чуть ниже. Ну, да правы Свин и Жирдяй: в девятнадцать лет встает на любые сиськи, а тут не любые, а очень даже... И длинные, точеные пальцы с алыми блестящими ноготками... Так, о чем это я? Я же, вроде, на работу устраиваться пришел...
  Горепек сглотнул горячую, липкую слюну, заполнившую рот.
  - Итак, молодой человек и... ммм... уважаемый гражданин...
  - Не гражданин, - чуть резче, чем следовало, произнес Горепек. - Мы же третьей категории, в резюме это было указано.
  - Да-да, конечно, уважаемые джентльмены. Мы рассмотрели ваши кандидатуры, и пришли к выводу, что в целом вы нам подходите. Значит, вы, Алексей, претендуете на вакансию менеджера по уборке туалетов. Как давно вы работаете в данной сфере?
  - С августа 2025 года, мэм, сразу после того, как вынужден был сменить работу в связи с законом о категориях.
  - А кем вы были до того? Ведь, как следует из резюме, вы родились в 2002 году, не так ли?
  Вопрос не смутил Атомщика: "легенд" у него в жизни было более чем достаточно. Одну, которой пользовался еще в Федерации, он и пустил в ход: вдруг да есть у местного кадровика связи в спецслужбах?
  - Именно так, мэм. До торжества демократии я работал в журнале "Техника - молодежи", на должности корректора и ученика верстальщика. Однако в соответствии с законом, журнал относился к СМИ, то есть в нем не могли работать жители Конфедерации, относящиеся к третьей категории и не имеющие гражданства.
  - Достаточно. Вы претендуете на должность старшего менеджера по уборке туалетов. Какими навыками в данной работе вы владеете?
  Атомщик принялся рассказывать, а Горепек сидел на жалобно скрипящем стуле и постепенно охреневал. Чтобы специалист, каких во всем мире хорошо, если пара сотен, устраивался на работу уборщиком туалетов... Даже начальником уборщиков туалетов... Воистину, демократия, наверное, здорово давит на голову. И еще кое на что, судя по взгляду, которым его обжигала сперва секретарша внизу, а теперь вот сама бизнес-вумен... Да что у них тут, все мужики - эти, как их, блин... импотенты, во? А ведь фон тут, вроде не зашкаливает, вон, Атомщик по улицам без дозиметра шатается...
  - ... пожалуй, мы удовлетворим ваше предложение. Когда сможете приступить к работе?
  - Можно хоть завтра.
  - Хорошо. Жду вас завтра в восемь утра. Вы можете быть свободны. А вы, молодой человек, останьтесь.
  Атомщик ничем не выдал своих мыслей, хотя, наверное, тоже сразу все понял. Парня срочно надо было спасать, а то потом не оберешься проблем. Как предъявит иск о сексуальных домогательствах, замучишься потом по судам ходить. А если полиция еще и установит слежку, что вполне возможно... "Всех подставляешь, мудак!" - хотелось крикнуть прямо в лицо Горепеку.
  - Это мой внучатый племянник, мэм. Он будет моим подчиненным, и я заявляю со всей ответственностью, он не заставит вас пожалеть о своем решении. Разрешите...
  - Нет. Я хотела бы поговорить с ним с глазу на глаз. У нас серьезная фирма, наше программное обеспечение известно далеко за пределами Конфедерации, и я не потерплю, чтобы мои распоряжения обсуждались и не выполнялись. Предупреждаю первый и последний раз. Вы можете идти.
  Нарочито кряхтя, Атомщик поднялся и вышел. "Эта кукла что, не понимает, что ее сейчас..."
  - Итак, мистер Сладковаров, что вам известно о нашей фирме?
  Да много чего. Стоит вспомнить, что кое-какими обучающими прогами разработки "Edvards&Ko" пользовались в Центре подготовки в Хибинах. Да и продвинутый старейшина Электроников ими не брезговал... Вроде и правда пара офисов есть в других городах, даже в Султанате, Халифате и Индии. И на самом деле вовсе не она тут главная, а ее муженек, коему под восемьдесят. Такая шишка не опустилась бы до "менеджеров по уборке туалетов", пусть и старшими. Да какая разница, ему тут не всю жизнь работать, а месячишку перекантоваться, пока неизвестные долбо... скажем так, лица с неполным должностным соответствием, наконец, доставят к Таллинну контейнеры со снарягой. Любопытно, кто подсуетился, чтобы их так шустро приняли? Да ладно, стоит ли любопытствовать, так и пацанов подставить недолго... Но вот эта разукрашенная фифа определенно забыла свое место. А место ее - на столе. Именно так. Горепек представил ее себе без этого с.ного дресс-кода - и почувствовал, что ширинка сейчас не выдержит. "Да пошло оно все нах! Будь что будет, а бабу конфедерацкую я попробую!"
  Это Горепек знал назубок: спасибо, просветил Атомщик при подготовке к операции.
  - Фирма возникла в Англии в 2018 году, впервые зарегистрирована в Белфасте, но быстро открыла сеть офисов по всему Евросоюзу. В 2021 году, в связи с Зеленой революцией на Британских островах, ряд офисов был закрыт, а головной перенесен в Варшаву. С 2023 года действуют офисы в Москве, Петербурге и ряде других городов бывшей России. После образования Конфедерации головной офис переведен в Петербург. Фирма занимается разработкой программного обеспечения для информационных центров, производством обучающих программ, средств защиты и кодирования информации. Дочерние предприятия занимаются сборкой информационных центров и производством некоторых комплектующих для них. Бессменный руководитель фирмы - Уоррен Б. Эдвардсон, 1976 года рождения, известный программист, доктор математических наук, с 2025 года гражданин Европейской Конфедерации, в 2042 - 2048 и с 2054 года по настоящее время - депутат Европарламента, председатель Комиссии по научному развитию.
  - Откуда вы столько знаете? - немного удивилась мисс Эдвардсон. Но приятно ведь, приятно тебе, отметил Горепек. Вон, как сверкнули из-под очков зеленые глазищи. Эх, выдернуть бы тебя из кресла, и на стол, да и устроить то, что проделывал в паре переметнувшихся к конфедератам племен, когда чистил их с учебной группой... Против развлечений с пленными Стояк не возражал: считал, гад, что все сладкое прежде надо заслужить. Вот и десятку самых лучших пригнал путан на выпуск. А остальные, мол, пусть слюни пускают и горюют, что ленились. Горепек год назад в эту десятку вошел.
  - Интернет есть, - ответил Горепек. - А я внимательно изучил все, связанное с фирмой, куда пришел поступать на работу. Но позвольте узнать, имеете ли вы какое-то отношение к мистеру Эдвардсоном, или вы просто однофамильцы?
  Мисс Эдвардсон собиралась вежливо, но непреклонно послать юного наглеца. Что он лезет в то, что его не касается по службе? А может быть, она просто впервые почувствовала, что пятнадцать лет назад сделала что-то не так? Не в мелочи, нет. Как раз в том самом. Помнится, думалось, что подставившись старому уроду, она повторила карьеру Золушки. Теперь думается иное. И почему так сладко тянет внизу живота, откуда этот давно забытый (было пару раз, когда муженек был малость помоложе, и еще что-то мог, а сама она очень боялась развода и старалась как могла) влажный жар в том самом месте? "Интересно, эта дурында внизу, явно метящая на мое место, кончила?" Открытие ее нешуточно напугало (а если Эдик узнает?!) - но этот Сладковаров действовал похлеще "виагры".
  Следовало осадить его немедленно, а может, позвать охрану и выставить наглеца прочь, немедленно внеся его в базу данных "черного списка" - и уж, конечно, отказать в трудоустройстве без объяснения причин - по отношению к третьей категории позволялось и не такое. Но голос разума уже заглушил голос тела.
  "Но он все узнает, когда охрана считает записи с камер!" - сглотнув слюну, подумала она. По "Закону Хаммерфилда" их еще в тридцать первом установили во всех общественных местах, и во всех помещениях, включая частные дома. Попробуй, не установи - вмиг пособником террористов объявят. А то и взорвут вместе с домом - разумеется, те же самые террористы. Все делалось ударными темпами, как "пятилетки в четыре года" веком раньше, и так же брутально: все-таки шла война с "русскими террористами" - так тогда именовались крыссиянцы. Конечно, всякие там правозащитники и прочие клоуны пытались сопротивляться, и все же через пару лет населению Конфедерации пришлось распроститься с тайной личной жизни и привыкнуть к жизни под объективами камер слежения. Сейчас-то привыкли, даже не жалуются. Хотя теракты почему-то не прекратились, да и домушников меньше не стало. А вот для любителей порнухи, способных купить "клубничку" у "лиц в штатском", наступили райские времена.
  Правда, немногие имеют доступ к материалам видеоархива спецслужб. Но ее муж - несомненно. Проги для камер слежения и коды доступа почти всегда делает их фирма.
  Но ничего непоправимого нет: особенно когда в юности увлекалась электротехникой и развлекалась хакерством по-мелкому, а еще знаешь коды доступа к сети камер слежения. Так, теперь так и еще вот так. Отлично. На пункте считывания информации ничего не заподозрят, но камера будет передавать файл с видозаписью, где она мирно беседует с пареньком, попивает чаек и рассказывает о фирме и ее офисах. Удовлетворенно вздохнув, она произнесла:
  - Да, я его жена. Пятнадцать лет как. Была у него в фирме стажером. Попалась на глаза шефу. Понравилась.
  Самое удивительное было то, что говорила она уже не на бесцветном школьном инглише, пусть и инглише очень хорошем - а по-русски. Разве что без привычных Горепеку "крыссиянских", то есть матерных, словечек. Впрочем, это и понятно. Сколько лет она живет в Петербурге? Наверное, побольше тех пятнадцати, что прожила замужем. А ведь три-то миллиона русских тут еще осталось.
  - А он те... вам? - Горепек и сам был не рад, что задал вопрос, но слово не воробей...
  - Я выходила замуж не ради удовольствия. Сам посчитай, сколько ему было в тридцать восьмом. Просто я, как и ты с... дедом... принадлежала к третьей категории. Мое настоящее имя - Анна Козлодубова.
  "Господи праведный, что ж я ему рассказываю? Стоит ему проболтаться, и..."
  - А почему Энн... Ему не нравились русские имена, он ненавидит все русское, и считает всех русских пьяницами, тупицами и, как он сам говорит, "кровавыми ублюдками, угнетавшими малые народы". Но русских женщин он любил - ну, не то чтобы любил, любил секс с ними. Он поставил мне условие, что, выходя замуж, я сменю имя на Энн. У меня не было выбора: иначе я бы до сих пор была на побегушках. Тут ты увидишь много русских, которые делают всю работу, но никогда не выбиваются даже в руководители отделов. Третья категория... Да многим и плевать, как плевать было моим родакам. Водка есть и ладно, а так пусть хоть бабуины правят.
  - А ты не задумывалась, что... Что их сюда никто не звал, и вообще место им всем в Султанате? Свою родину про.али, так зачем они нам?
  - Ты что?! У них сила, власть, армия и спецслужбы.
  - А у нас, что, нет сил?
  - Какие силы у русских?
  - Зато есть у крыссиянцев. Есть восемь дивизий таких, как я, и еще круче. Стоит Лобковой дать команду - и они пойдут возвращать свою землю. А это, если честно, их земля. Наша. Помоги Лобковой - и она поможет тебе.
  - Ты спятил? - едва вымолвила Анна-Энн. - Они же... Они же террористы, бандиты, убийцы, насильники. Они же всех поголовно насилуют и убивают. Разве не так?
  - А спорим, что нет? - весело поинтересовался Горепек. - Если проспоришь, ты мне дашь.
  - А если проспоришь ты? - чувствуя, как все внутри обрывается от ужаса - и в то же время восторга, шепнула она.
  - Все просто. Тогда я тебе дам.
  - Забавно. Ну, а теперь доказывай.
  Горепек не ответил ничего. Ответили губы, впившиеся в накрашенный ротик бизнес-вумен. Анна охнула - и наглый, как танк, язык Горепека проник в ее рот, он хозяйничал там властно, и каждым прикосновением дразнил ее губы и нежный розовый язычок. Этот поцелуй был всем поцелуям поцелуй: такого Энн Эдвардсон, в девичестве Аня Козлодубова, ни разу не испытывала. Ее дыхание перехватило, губы сладостно побаливали, помада размазалась по всему подбородку, щекам и, конечно, по лицу Горепека.
  А рука парня уже проникла под туго затянутый лиф, она нетерпеливо и уверенно мяла ее груди. Потом скользнула за спину - и сразу стало легче дышать: одним гибким движением Аня скинула пиджак, вторым - выскользнула из рубашки. Кружевной лифчик упал сам. А руки Горепека уже стягивали мини-юбочку, скользя по узорчатым трусикам. Когда он сам успел освободиться от костюма, и куда девается вся одежда, она поняла не сразу.
  - О... ооо... ааах!!! - шептала она, когда язык Горепека принялся играть с ее ухом.... Потом с шеей... И вот он уже переместился к левой груди. Горепек обвел языком периметр аккуратного холмика, миг - и он забрал в рот набухший, отвердевший сосок. Ей оставалось только постанывать, чувствуя, как внизу все плавится под воздействием немыслимого, поистине термоядерного жара. Опасаясь, что все трусы мигом намокнут, она торопливо стянула их на колени - и послала доводы разума лесом. А ведь Горепек уже спустился к животу, могучие, мозолистые руки то ли воина, то ли кузнеца осторожно, но так, что замирает дыхание, как от высоты, играют с грудями. Какие же это руки? Два железных, перевитых канатами мускулов столба, умеющих быть невыразимо нежными. И когда один из пальцев скользнул в рот, она, изнемогая от желания, принялась его сосать и облизывать. Она будто делала невероятный, самый сладкий в ее жизни минет, благо, то, что было у мужа вместо члена, было вполне сопоставимо с этим пальцем. А вот по части твердости заметно уступало.
  Муж... Ха-ха, надо же, она ведь замужем! И когда успела, дурища?
  А этот молодой наглец не остановился на животе, спускается ниже, и каждое касание горячего мокрого языка, пальцев и носа заставляет воспарять в небеса. Вот он скользнул к самому... Ой, мама-мамочка, ну когда же он сделает? Если не сделает, останется только лечь и помереть на полу...
  Она и сама не заметила, как руки паренька проскользнули под ягодицами, легко, как пушинку, оторвали ее от кресла. Чуть не опрокинув монитор информационного центра, органайзер с карандашами и ручками и папку с какой-то скучной макулатурой, водрузил ее на стол, пальцы по-хозяйски сомкнулись на бедрах. Приподняв голову, она увидела, как что-то огромное, багровое, упруго покачивающееся у края стола, нацеливается в ее лоно. Вот это х..., подумала она. Ничего сложнее в голове не осталось. В следующий момент, бедра Ванька двинулись вперед, и она почувствовала, как внутрь проникло нечто огромное, раскаленное, пульсирующее жизнью. Оно продвигалось все глубже, казалось, если она сейчас не растянется, как презерватив, она лопнет. Ох ты... Ну, блин, он дает...
  Горепек погрузил член по самые яйца, двинул назад. Она была явно вне себя, но и он был близок к тому, чтобы, забыв обо всем, понестись вскачь. Но как ни сдерживайся, чтобы дать ей как можно больше, а темп убыстряется. С каждым толчком она содрогалась, как протараненный корабль, и уже сама начала поддавать бедрами, с каждым движением чувствуя приближение чего-то неописуемого, по сравнению с чем весь прежний сексуальный опыт казался однообразными и бессмысленными возвратно-поступательными движениями, а все прожитые тридцать три года - лишь затянувшейся прелюдией к Этому Мигу.
  Каким-то шестым чувством поняв, что она близка к Самому Главному, Горепек отпустил себя на волю, позволил себе раствориться в бешеном ритме "скачки". Как всегда, по коже пронеслась волна мурашек, стало весело и немного жутко. Ради таких мгновений, считал Атомный Ванька, и стоит жить на свете. Жаль, бывало это лишь в двух случаях: когда двигался в древнем танце любви внутри женщины, или иногда в бою. Горепек старался, чтобы того и другого стало побольше.
  Наконец держаться стало не под силу. Одновременно с воплем забывшей обо всем бизнес-вумен он расслабился, извергая все, что накопил, в ее Врата Наслаждения. На миг и он, и она забыли, кто они такие, зачем тут собрались, или что проклятые "глазки" могут увековечить для истории миг экстаза.
  - Ну как, я доказал? - когда к нему вернулась способность говорить, произнес Горепек. Руки оказались умнее: они уже скользили по стройному животу жены мультимиллионера, и под их движениями усталое тело снова наливалось зноем страсти. Выйти из жены олигарха он так и не соизволил: наверное, решил застолбить теплое местечко.
  - Д-доказал, - облизывая припухшие губы пересохшим языком, прошептала Аня.
  - Помнишь наш уговор? - спросил Горепек. - С тебя еще раз.
  - А сможешь?
  - Не один раз. А два, и три, да хоть десять. Ты сумасшедшая, Ань.
  - Да и ты псих, - произнесла она. - Ты хоть знаешь, чью жену трахаешь? У него бабок столько, сколько тебе ни в жисть не заработать.
  - Зато у меня такой член, какой ему ни в жисть не отрастить, - парировал Горепек. - И вообще, кто-то что-то обещал.
  И снова, вместо того, чтобы послать юного нахала лесом, она осторожно вынула его "ракету" из себя и осторожно поцеловала. Это было только начало. За поцелуями последовали быстрые, дразнящие касания языком. Не удовлетворившись и этим, она обволокла головку ртом и стал неспешно скользить по стволу губами, чувствуя, как с каждым движением он вновь растет и наливается мощью, и сама от этого распаляясь.
  На сей раз Горепек не стал экспериментировать: улегся сверху, так, чтобы только ей не было тяжело, и совмещал мощные, уверенные движения в теплом влажном "кармашке" с неистовыми поцелуями. И хотя она еще миг назад думала, что лучше быть не может, оказалось - может, и еще как... И снова, не тяготясь прошлым и не думая о будущем, Анна-Энн позволила себе развоплотиться. Стать не холодной и коварной Снежной Королевой, а без памяти влюбленной Русалочкой. Разве что никакая Русалочка не побывала в такой сказке и не словила такого секса от своего принца.
  Второй залп оказался почти таким же мощным, как и первый. Нет, она не страдала забывчивостью, и до старческого маразма было еще далековато, но ведь она еще утром думала, что самое большее, что ей светит - это жалкая пародия на секс с мужем, от которой что-то путное последний раз получилось десять лет назад. А тут... Еще появится в семье внеплановое пополнение. А если родится крупный, и, главное, абсолютно здоровый малыш - старец ведь не поверит, что это его... скажем так, рук дело. Дочь-то и сына мистера магната едва вытянула медицина середины XXI века. Да плевать! Ей оказана честь - понести от такого мужчины - а она еще кочевряжится!
  Растаявшие, размякшие от наслаждения, голые и счастливые, как люди, ощутившие себя заново родившимися, они распластались: она по столу, он в кресле. И лежали, не в силах сказать хоть что-то. Наконец Энн достала из пачки тонкие дамские сигареты и, щелкнув зажигалкой, с наслаждением затянулась. Странно, но она была первым курящим человеком, какого тут, в Конфедерации, видел Горепек. И хотя "Вог" с ароматом чайной розы не вдохновлял после привычного "Кэмэла", производимой еще с российских времен "Примы", а лучше обожаемого Жирдяем самосада, Горепек с наслаждением потянулся к сигарете. Он перехватил точеную ручку и поднес раскуренную дамой сигаретку ко рту, жадно затянулся, успев поцеловать пухнущие дымом пальчики - и снова предоставил сигаретку даме. Ароматный дым поплыл по кабинету, причудливыми завитками обволакивая компьютер, лампу и кресло. Он стелился по всему кабинету и жадно всасывался кондиционером, будто тот тоже наконец дорвался до никотина.
  - Слышь, Анют, а что это у вас никто не курит? Типа, кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет? Однако...
  - Курение в жилых и служебных помещениях запрещено по закону. Только в специально отведенных для этого помещениях, нахождение в которых оплачивается по десять евро за минуту. Сигареты можно купить тоже там - понятно, по какой цене. За курение в неположенном месте или больше трех раз в день налагается штраф в тысячу евро. Как ты мог этого не знать, живя в Конфедерации?
  Горепек сконфузился, обидно сознавать, что прокололся так по-детски. Говорили же в учебке!
  - А ты...
  - А я хорошо разбираюсь в программировании, плюс знаю код доступа к камерам. Когда мне уж совсем невмоготу, я включаю кадр, в котором, например, беседую с клиентом, или обедаю, если время обеденное, или вышла в туалет. А ты думал, это нужно только для того, чтобы заниматься любовью? Да я так первый раз с тех пор, как вышла замуж! Так-то можно лишь там, где камер нет. В море на рыбалке, в лесу за городом... Но муж знает это, и редко дает шанс. Может и наоборот спровоцировать - если ему глянется та, которая внизу.
  - Но зачем нужны эти извращения? Это же никому не вредит!
  - А нарушение прав некурящих? - лукаво блеснула глазами Аня. Поняв, что хорошего - понемножку, она уже надела трусики и с помощью Горепека застегнула лифчик, теперь натягивала брюки. - Кроме того, курить не политкорректно, потому что в Султанате курят кальян, а в Крыссиянии сигареты. Ну, иногда еще русские - но только тайком. Если кто-то узнает, что жена хозяина фирмы курит... Да меня турнут со всех должностей, муж разведется, а потом разорят исками. Но если никто не знает... ведь немножко можно, так?
  - Ага, - кивнул Горепек. После вынужденного воздержания он впал в эйфорию, теперь все было пофиг. - Значит, все эти хитрости - только чтобы покурить? Типа, сигаретка не может проболтаться? Ну, я тоже буду помалкивать, так что не бойся. Но куда ты денешь пепел, окурок, может, и сплюнуть захочется?
  - Вон там - мусорное ведро нового поколения, утилизатор бытовых отходов. Перерабатывает практически все, разлагая на химические элементы. Надо только время от времени извлекать полученное, да заряжать реагенты.
  - Классная штука. Епть, такую бы покрупнее - и трахайся не хочу!
  - Почему?
  - А если любовник г.о, головой его туда - и пусть тоже перерабатывается! А лучше всего пуля - от болтливости пилюля. Я не шучу. Будут проблемы с мальчиками - зови меня. Разберусь чисто по-пацански.И чисто конкретно. Кстати, мужу пару ласковых не сказать?
  - Нет, ты точно крыссиянец! - наконец озвучила сомнения Аня. - Никакой конфедерат не стал бы грозить расправой олигарху. И в полследнюю очередь - конфедерат третьей категории!
  - Ну... В общем, ты права, - решился Горепек. - Я и правда оттуда.
  - А твой дед?
  - А это тебя не касается, Ань. И - давай договоримся: я не болтаю о тебе, а ты - обо мне.
  - И вы не собирались оставаться в городе?
  - С чего ты решила?
  - С того, что такой, как ты, не сможет убирать туалеты. Кончится тем, что какого-нибудь важного босса ты воткнешь головой в унитаз, в собственное дерьмо носом. Если бы охранником - еще было бы понятно, а так... Это явно прикрытие.
  - Х-ходор! Вот г.о-то...
  - Да не бойся, я никому не скажу. И не потому, что тебя боюсь. А другие не сразу догадаются, тут, в тылу, мало кто видел крыссиянцев. Так куда вам надо попасть? Я постараюсь устроить вам командировку...
  - В Таллинн, - решился Горепек.
  - И поскольку твой напарник сказался сотрудником журнала "Техника-молодежи", он соображает в технике. А в Таллинне у нас... Неужели на атомный центр нацелились? Вообще-то стоило догадаться, новости с границы... не обнадеживают. Если Лобкова соберет все силы в один кулак, остановят ее... вас только атомные удары. Теперь понятно. Да и чухну эту мне не жалко, натерпелась от них, пока замуж не вышла. Ты о другом подумай: вы же заразите все побережье, а сами-то как жить будете?
  - А мы и не собираемся: взорвем несущие стены, все и завалит. Получится, как саркофаг в Чернобыле... Пока его кто-то не взорвал. Разгребут, конечно, но все изделия, все оборудование - тю-тю. Мы только прихватим с собой одно устройство и скачаем техническую информацию перед подрывом. Нам такие штучки тоже пригодятся.
  - Ну что ж, тайна за тайну. Недавно мы выиграли тендер на участие в оборудовании этого объекта. Ну, там, разработка кодировки документации, программирование электронного оборудования. Сотрудники нашей фирмы будут жить в особом корпусе на территории объекта. Правда, на казарменном положении. Им понадобится сантехника замкнутого цикла, значит, и специалисты по уходу за ней. Могу настоять на включении вас в группу. Вы окажетесь за периметром, а дальше уж как фишка ляжет. Я не диверсант, советовать вам не могу.
  - Но мы только сегодня приняты, контрразведка наверняка сообразит, что дело нечисто...
  - Контрразведка Конфедерации не имеет права соваться к нам без разрешения босса, мы - частная компания. А наша собственная подчиняется боссу и что он скажет, то и сделает. Что касается босса, я еще имею на него кое-какое влияние. Есть, знаешь ли, способы.
  Горепек напрягся: что это за способы, он прекрасно себе представлял. "Будем брать этот Питер, я его лично прикончу!"
  - Что ты так обижаешься? Как ни крути, я его жена - уже пятнадцать лет как. Ты в те годы, небось, пешком под стол ходил. Он в своем праве, пойми ты это. Но и я в своем праве, ведь жена - нечто большее, чем сотрудница интимной индустрии. И я могу его убедить принять решение. Никто больше - не сможет. Так что предупреди своего шефа, что завтра, может быть, вам придется ехать в Таллинн. А теперь одевайся и иди, как ни в чем не бывало. Ты все так быстро посрывал и покидал - ничего не помялось?
  Когда они, так же по очереди, прикончили вторую сигаретку, Горепек ловким щелчком запустил второй бычок в короткий полет к утилизатору. Внутри адской машинки что-то зажужжало, по крошечному циферблату побежали какие-то цифры и буквы - наверное, аппарат определял химический состав мусора и осуществлял разложение на атомы. Отчего-то именно это потрясло Горепека больше всего: раньше он считал, что такое по силам только атомной бомбе. Да, похоже, полученное в Хибинах образование имело пробелы. За два года не втиснешь в головы курсантов все, что конфедераты знают чуть ли не с младенчества, чем-то приходилось пожертвовать. Стояк пожертвовал знакомством с бытовой техникой - наверное, полагал, что его питомцы сами как-нибудь разберутся.
  К тому времени, как аппарат справился с "бычками", а бизнес-леди натянула брюки, Горепек уже стоял перед ней, в чем зашел в кабинет.
  - Помощь не требуется? - галантно поинтересовался он.
  - Да нет вроде, - ответила Аня, наскоро расчесывая спутавшиеся волосы. Справившись со своей гривой, она потянулась к блеску, и, глядя в крошечное зеркальце, принялась красить губы: ни следа помады на них, конечно, не осталось. Это оказалось ошибкой: Горепек тут же подобрался поближе и на этот раз овладел ей прямо так, в деловом костюме. Оказалось, ничего, так тоже можно, костюмчик даже возбуждает, и ее тоже. У служебного романа есть свои преимущества. Только когда она снова вынырнула из омута удовольствий, а он за неимением лучшего отер член каким-то бланком, который накануне отрыгнул принтер, Горепек решительно вышел.
  - Что так долго? - накинулся на Горепека Атомщик. - Я уж испугался, тебя взяли, как болвана!
  - Да почему ж взяли, хер Атомщик? - оправдывался Горепек. - Мы просто любезно поговорили с госпожой Эдвардсон, и меня приняли на работу. Более того, нас завтра отправляют в командировку, в Таллинн. Ты в курсе.
  - Куда?! - ахнул Атомщик. - Ты что, попросил ее перевести нас в Таллинн?
  - Она сама предложила. Видишь ли, они будут оборудовать всякой хренью один секретный "ядерный" объект, а сотрудникам там нужны сортиры. Вот нас и посылают устроить, чтобы им было, куда гадить.
  Несколько долгих секунд Атомщик, от роду не отличавшийся тугодумством, переваривал услышанное. При первоначальной разработке операции устройство на работу нужно было только для того, чтобы "отмыть" полученные для проведения операции средства. А самой трудной и секретной частью операции была именно переброска личного состава на секретный объект, и прежний план - нелегальное выдвижение мелкими группами, а потом молниеносный штурм и отход - казался Атомщику громоздким и уязвимым. Но если Горепек сумел как-то добиться, что их пошлют на объект от фирмы... Это решает почти все проблемы. Почти - ибо все равно надо нейтрализовать охрану, подобраться к святая святых - исследовательскому корпусу и хранилищу "изделий", а потом еще и унести ноги. Тоже непросто, и наверняка не обойдется без потерь. Но шансы на успех теперь куда выше, можно сказать, из призрачно-нереальных они перешли в разряд умеренно-негативных. Ведь изнутри при одновременном штурме снаружи дело сделать куда проще. А потом, с файлами и "изделием", уйти, соединившись с группой.
  Оставался второй вопрос, с которым Атомщик слишком часто сталкивался в жизни, чтобы обойти вниманием. А не подстава ли? И не слишком ли просто у парня все получилось? Интересно же, как он ухитрился одним махом и - в дамки.
  Атомщик сообразил, когда лифт уже принес их на первый этаж, и через роскошные вращающиеся двери они вышли в промозглую серость. Ну конечно! Чего не хватает для счастья женщине тридцати трех лет, модельной внешности, но при старом-престаром муже и без возможности ходить налево? А что может предложить, кроме мускулов и небольшого количества мозгов (если есть) девятнадцатилетний боевик, в мирном краю смотрящийся великаном? Именно. О секс, ты - мир!!!
  - Ты вот скажи мне, парень, - когда грохот близкой железной дороги заглушил звук голосов, спросил Атомщик. - Ты ее что, трахал?
  - И вовсе не трахал, хер Атомщик. Вносил в ее жизнь приятное разнообразие. И почему здешние бабы так западают на наших? Свин, вон, такое рассказывал...
  - Ну, это-то просто. Любая женщина хочет быть как за каменной стеной. Чтобы ее вторая половинка была могучая, как танк, и такая же наглая. Так вот, мы, крыссиянцы, живем не так, как они (а как живут эти, ты видел). Мы привыкли к свободе, к тому, что можешь делать все - если осмелишься и готов потом ответить. И мы верим себе и своему телу - хоть в бою, хоть в постели. Они - нет. Они постоянно чего-то боятся: что уволят, что сорвется выплата ипотеки, что опоздают на работу, что ночью на жену не встанет, что соседи начнут сплетничать, что погорят на взятках... Да много чего, хоть и никогда не признаются. Потому каждый чувствует себя белкой в колесе, из которого нет выхода. И к тому же сволочью, которая предает, чтобы не предали ее. И это сразу видно! По крайней мере, женщину тут не обманешь. Одни могут быть зашуганы больше, другие меньше - но когда рядом появляется Способный Побеждать - у них нет шансов.
  - И они не хотят ничего изменить?
  - Для того, чтобы что-то изменить, надо измениться самому. И начать не с громких слов, а с маленьких, но дел. Когда уверен, что прав, но сила на стороне врага - не спрятать голову в песок, а броситься в бой и победить. Когда любишь девушку - жениться на ней, а не "пытаться понять" тех, кто этого не хочет. Когда хочется писать книги, но нет времени - не дрыхнуть ночью, а писать. И всегда мечтать о невозможном, потому что только мечта тебя и заставит что-то делать. Но если они станут такими, они поймут, что жизнь у них хреновее некуда, и надо сделать, как в Крыссиянии. А разве это нужно тем, кто ими правит? Ведь тем, кто наверху, и так хорошо!
  Горепек не нашелся, что ответить. Но теперь он твердо знал: не всем в Конфеддерации нравится жить так, как живут. А значит, стоит постараться. Ради тех, кому еще можно помочь.
  
  Нет, что ни говори, а собеседование с работодателем порой тоже не столь уж скучное дело. Приятно поговорить с умным человеком. А уж если не только умным, и не только поговорить... Хотя, конечно, с пьяной оргией в каком-нибудь крыссиянском племени не сравнить.
  Поезд летел мимо холодного, сверкающего моря, купаясь в синеве ясного, в кои-то веки, неба и оставляя позади слепящее, но холодное северное солнце. Колеса звонко клацали на стыках, они словно считали рельсы. Плыли за пыльным окном леса, поля, аккуратные деревеньки, вонзали в бесконечную синь шпили кирхи. Полчаса назад поезд с глухим лязгом пронесся по железнодорожному мосту, соединяющему Иоаннштадт с Нарвой, мелькнули вдали воды Пайпус-Зее и теперь экспресс несся по Эстонско-Голландской национальной автономии (ЭГНА).
  - Иоаннштадт при Российской Федерации назывался Ивангородом. А Пайпус-Зее - Чудским озером.
  - Я вот думаю, когда они все переименовать успели? Ведь пока запомнишь все названия, пока карты выпустишь...
  - Да и деньги немалые. Нет, парень, они не так все сделали. Каждый год Европарламент издает приказ о переименовании новых топонимов, где-то по две сотни зараз. А Конфедерация существует двадцать восемь лет. Вот и считай, сколько всего напереименовывали. Есть даже особая контора - НИИ исторической географии, под нее дворец в Петергофе заняли - которая придумывает новые названия, а потом доказательства, что некогда в тех местах жили немцы, венгры или финны, и надо "восстановить историческую справедливость".
  - Когда отвоюем все, мы все эти указы в сортир спустим! - решил Горепек.
  - Ясен пень, парень. Ну ладно, некоторые города - понятно. Но зачем из Киева Киефгоф делать - ума не приложу... А чем Нарва эта знаменита, знаешь?
  - Слышал. Там вроде царю Петру наклали...
  - Ну, вроде того. Это с нами бывает. Только потом, собравшись с силами, мы ка-ак шарахнем в ответку!
  Поезд приехал на вокзал ближе к вечеру, и Горепек был рад, что целый день можно было ничего не делать. Снова зарядил дождь, но мокнуть ценным специалистам тоже не довелось: почти что сразу на перроне их встретил, фырча мотором, раритетный автобус. Если вспомнить, сколько нынче стоит синтетическая солярка, можно даже возгордиться: для них не пожалели немалых денег. На автобусе не было номеров, зато сопровождали его несколько машин с хмурыми людьми в штатском и БТР.
  Перегрузились быстро, и весь кортеж, зафырчав моторами, покатил по городским улочкам прочь. Его путь лежал в один из пригородных лесов за озером.
  - Че-то не встречает нас никто, - даже как-то обиделся Горепек.
  - А ты в небо посмотри. Хотя все равно не увидишь, сейчас иные беспилотники с пулю величиной. Ну, не 7,62, но 12,7 точно. Нас наверняка уже засекли, сейчас передадут на командный пункт. А потом пройдем блокпост. Сначала один, потом наверняка еще несколько.
  Но первый раз автобус остановился в чистом поле. Из водительской кабины вышел толстый полковник в форме Конфедерации. Прошагав к ничем не примечательному фонарному столбу, он приложил к нему какой-то маленький прибор. На первый взгляд ничего не произошло, столб как стоял, так и остался стоять. Но полковник явно был другого мнения. Так же вразвалочку он подошел к машине, скомандовал: "Вперед!" - и неожиданно прытко запрыгнул в кабину. Автобус зафырчал мотором и покатился дальше, переваливаясь на колдобинах: Нефтяной кризис ударил и по произвоству асфальта. Какие там новые автобаны?! То, что есть, бы сохранить!
  - Ага, первый блокпост автоматический, - пояснил Атомщик. - А вне дороги наверняка мин понатыкано. Если бы этот жиртрес не подошел к столбу, одна из них и нас бы сдула, как пить дать. Сейчас еще парочка таких будет, потом наверняка "живой" блокпост. Да, стерегутся что надо...
  За время пути они узнали об охране базы много ценного. Не задумываясь, Атомщик отдал бы все оставшиеся годы, чтобы передать эти сведения штурмовой группе. Но выйти сейчас на связь - значило провалить все дело. Чуть позже, и то зашифровано, так, чтобы никто ничего не заподозрил. А так, вроде бы, можно не сомневаться, что любой доступный на базе вид связи будет прослушиваться.
  Итак, на внешнем периметре нарезали круги беспилотники - разведывательные и разведывательно-ударные. Почти невидимые для радаров, крайне экономные в плане горючего, машинки эти реяли в воздухе круглые сутки, сканируя закрытую зону во всех мыслимых диапазонах. Чуть дальше леса, поля и даже заболоченный берег озера были нашпигованы новейшими минами - от одного их вида любой диверсант прошлого удавился бы от зависти. Мины "высевались" с обыкновенных вертолетов и дирижаблей, но падали не абы куда, а в строго определенное место. Повинуясь программам, сами заглублялись в землю, и поверхность их принимала цвет окружающего ландшафта. Если все же падали "не туда", могли проползти метров сто по земле.
  Мины были разные: противопехотные и противотанковые, даже противовоздушные: летит какая-нибудь штуковина громче птицы в небе, мина детонирует и выбрасывает в нужном направлении снаряд. А уж он поражает цель наподобие старинного бризантного, выбрасывая вперед сноп осколков. Мины были самоуправляемые, способные самостоятельно засекать цель на подходе, и управляемые с пульта оператором. Они могли сканировать местность в видео- радио- и инфракрасном диапазонах, заблаговременно обнаруживая цель, направление и скорость ее движения. И уж тогда могли обмениваться информацией друг с другом и с оператором. Если оператора не было, могли и сами сортировать цели, дабы противопехотка не сработала по танкам, а "зенитная" по пехоте. Они могли зарыться в заблаговременно выкопанные под собой лунки, если кому-то захотелось бы "почистить" лес с помощью РСЗО, а потом снова встать на боевое дежурство. Могли пропустить противника, но подорваться, когда он будет возвращаться. Могли детонировать поодиночке, при появлении противника в зоне досягаемости, а могли все вместе или, скажем, одним рядом. Много полезных программ у них было, был бы способный оператор. И действовали они согласованно, как солдаты в хорошем войске, где каждый солдат знает свой маневр.
  В общем, уничтожить такую "минную крепость" можно было только ядерным ударом или соответствующей мощности ЭМИ. Да и то, скорее всего, не полностью: защита у них была что надо, заземление, все как полагается.
  Но это только мины. А ведь были и люди! И у этих людей имелось самое разное вооружение - от новейших автоматов и электромагнитных снайперских винтовок, разгонявших пулю до пяти "звуков", до танков с новомодной энергоброней и зенитно-ракетных комплексов. Разумеется, на первом периметре нашлось место и архаике - пушечно-пулеметным дотам, местами таким, что их могло разрушить лишь прямое попадание ядерной боеголовки: в ход пошли все те же установки энергоброни. По первому сигналу беспилотников в воздух были готовы подняться перехватчики и боевые вертолеты - подземные хранилища топлива вполне позволяли надежно защитить базу с воздуха. Наконец, с моря объект прикрывала целая флотилия - эсминец и несколько ракетных катеров.
  Теперь Атомщик понимал, что штабные умники малек ошиблись. Дело было не просто рискованным - это была путевка в один конец: даже в случае успеха уйти диверсантам будет нереально. Ну что ж, если объект стоит такой защиты, разменять его на Восьмую спецгруппу будет победой. Проблема в том, что тридцать семь даже отборных бойцов до места просто не доберутся. Лобкова ошиблась: как только вычислили примерные координаты, следовало садануть по району тремя-четырьмя "Тополями". И хрен с ней, с радиацией. Пусть лучше станет радиоактивной пустыней ЭГНА, чем Крыссияния. Увы, планы менять поздно. Может быть, потеряв разведгруппу... Но база наверняка оснащена и средствами ПРО, а баллистических ракет осталось так мало...
  - Но самое важное - не все эти войска, прикрывающие базу, - рассказывал полковник Рахья.
  Он не боялся утечки информации. Все "пиджаки" уже дали подписку о неразглашении, и предупреждены насчет ответственности: по военному времени все, что угодно, вплоть до петли. Да и сбежать не получится, потому что есть во внешней разведке Конфедерации секретное подразделение, ведающее отстрелом сбежавших из страны приговоренных к смерти. Сыск бессрочный, близкие родственники беглеца также попадают в списки на ликвидацию, на всякие там права человека - погадить с транспортного дирижабля. Полезный опыт "Моссада" в действии. Ну что, диссиденты, право- и левозащитники и прочие враги без границ - готовы? Нет? Ну, все равно полезно узнать, что с вами будет, если решите сходить в самоволку, на чухонский Таааалллииииинннннн посмотреть.
  Наконец впереди показалось что-то, похожее на
  
  Особенно неверных, не ладящих со здравым смыслом. Ну что это такое - то ли один у них бог, то ли три, а храмы почему-то называются не в честь них, а в честь простых людей, иным из которых молятся, как богам? Или такая вот непонятка: как кто-то перед истуканом лбом трамбует пол, так он, видите ли, идолопоклонник. А как сами перед досками с изображениями святых молятся, так это нормально. Ну да, согласен, для них никакая это не "азбука для неграмотных", но ведь и те, кого они зовут язычниками, прекрасно знают, что предмет и его изображение - не одно и то же... чечены в этом деле как-то последовательнее - но и они не знают тех истин, которые передал крыссиянцам Великий Демократор через Пророка Путина...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"