Аннотация: Иногда сложно объяснить, почему человек по собственному желанию ломает себе жизнь, выпадает из привычного комфорта ради сомнительной страсти...
Он был старше ее.
Она была хороша,
В ее маленьком теле гостила душа,
Они ходили вдвоем,
Они не ссорились по мелочам.
И все вокруг говорили ,
чем не муж и жена,
И лишь одна ерунда
Его сводила с ума,
Он любил ее,
А она любила летать по ночам.
Он страдал, если за окном темно,
Он не спал, на ночь запирал окно,
Он рыдал, пил на кухне горький чай,
В час, когда она летала по ночам.
Андрей Макаревич
Ночную тишину разрывала музыка из раскрытого окна на первом этаже.
- Пусть всё будет так как ты захочешь,
Пусть твои глаза, как прежде горят!
Я с тобой опять сегодня этой ночью...
Мы сидели за столиком для домино. Я рассматривал собеседника в тусклом свете фонаря, и лицо его не вызывало у меня неприязни, несмотря на свежие следы драки. Обветренные губы потрескались, на нижней лопнула кожа, а кровь подсохла черной каплей. Сигарета исходила густым желтоватым дымом, обволакивая папиросную бумагу, и дрожала в узловатых прокуренных пальцах. Круглый выпуклый ноготь указательного пальца постукивал по ней, сбивал пепел между длинными и шумными затяжками. Горящий уголёк отражался в прищуре бесцветных глаз.
Широкая ладонь накрыла тускло блестевшую лысину, словно погладив, а потом резким движением съехала на лицо, смахнула невидимую слезу и подперла тяжелый подбородок.
Я смотрел на него в упор и в душе выли кошки. Надрывно, с оттяжкой. Как в марте. Видимых причин для пения не было, но они выли, царапались в моей голове. Не могу я так. Не могу не выслушать, не могу бросаться во все тяжкие, не разобравшись.
Невидимая взгляду, на дне бокала тихо жужжала муха, плавая в спитом пиве. Ветра не было и дым щекотал ноздри, окутывая плотной пеленой.
- Так и не нашел её. Точнее, не успел. Она уехала из города. А я больше не смог, понимаешь? Трудно это, искать человека в большом городе. Искать женщину!
Запахло грозой и листья над головой вдруг зашумели, предсказывая дождь. Донесся одуряющий запах жасмина, и фонарь у подъезда раскачался и заскрипел, тускло подсвечивая желтым светом, почти не пробивающимся сквозь густую листву каштана. Рассеянный луч скользил по столешнице из ДСП и выхватывал, сиротливо лежавшую на ней, початую пачку "Ватры".
- Почти десять лет прошло, а кажется, словно вчера. Осенью дело было. Я тогда приехал от нашего предприятия на завод, заказ принимать. Да это не важно, зачем я приехал. Шел вечером в гостиницу, на четвертый день командировки, и встретил её... Девчонка совсем: пальтишко коротенькое и коленки худенькие такие, как у воробышка, и сама на воробышка похожа, футляр от скрипки под рукой держит. Глаза, я тебе скажу, глаза меня в ней поразили. Огромные глазищи, прозрачные такие. Не в том дело, что я лирику развожу, просто не видел за сорок лет таких глаз, вот и уставился. Мимо прошла, глазищами своими стрельнула, а я за руку схватил. Пошутил просто. Она так испуганно глянула, и всё, утонул. Сгубила меня. Закричала, а я со страха не смог руку отпустить, так и держал. Она рвалась, просила: "Отпусти, дурак!", а я, как истукан, стою и не соображаю ничего. Она вывернулась и ноготками меня. Поцарапала, а я руку-то и разжал. А она скрипочку к себе прижала и рванула. Да... Из-под беретика волосы белокурые, в хвост собранные, прыгают, а она бежит. И каблучками, каблучками по тротуару... Я тогда за ней не пошел, адрес позже узнал. В музыкальном училище. Я ж её возле училища этого и встретил.
На следующий день ни о чем думать не мог. Понимал, что как с ума сошел, но не мог с собой ничего поделать. Ходил дурак дураком. Руководству звонить нужно, отчитываться, а в голове глазищи эти и коленки худенькие. Околдовала девка.
Мне моя звонила - что-то про собрание родительское тарахтела, а я через слово слышу, и ни черта не понимаю. Как с чужим человеком с ней, на разных языках говорим. Словно и не прожили пятнадцать лет. Я себе голову ломал, какой предлог найти, чтоб подойти к Элизе. Элиза её звали. Тогда. Командировка, понимаешь, заканчивалась. Ну, не мог я просто так уехать! Не мог!
Так вот... Пятница была, я купил букет роз. Красивый такой букет, из красных цветов. Ждал её на остановке.
... Из автобуса вышла хрупкая девушка в красном берете и коротком сером пальто. В руке она держала футляр для скрипки.
Небо низко нависло тучами, готовое вот-вот разлиться проливным дождем. Первые капли одиноко падали на берет, и, прозрачно дрожа, скатывались на пальто.
- Привет! - сказал ей мужчина, одиноко стоявший на остановке, чуть замялся и протянул букет красных роз. - Я ждал тебя! Понимаешь? Не знаю, что сказать, просто счастлив, что ты есть.
И он порывисто схватил её руку и даже успел наклониться целовать, но девушка вскрикнула от неожиданности, отпрянула, вырвалась и тихо произнесла:
- Спасибо за цветы. Красивые.
Её низкий, по-женски грудной, голос забрался в голову и свернулся мягкой кошкой, согревая затылок.
Только юность может так играть румянцем. На белой гладкой коже щек словно цвели розы. Цвет в цвет к тем, что подарил мужчина. На фоне берета и нежных щек, букет красных роз уже не казался банальным. Красный цвет выделялся ярким пятном, из-за чего весь мир вокруг стал черно-белым.
Она взяла букет, а он держал левую руку за её спиной, как будто хотел обнять за талию или поддержать, если она вдруг оступится, и шел провожать к подъезду. В полуметре от неё, как преданный пёс. Рука уже начала неметь, но он держал её по-прежнему, словно хотел защитить девушку. Он подавлял в себе трепет, волновался, дрожа всем телом. Нет, это был не трепет вожделения. Он боялся, что она не позволит ему идти рядом и невзначай касаться её волос, не примет его заботу, пусть даже она будет корявая и навязчивая. Он более всего желал оберегать её от мира, какого она еще не знала.
Они шли шаг в шаг, девушка задерживала дыхание, чтобы не выдать возникшего волнения, вызванного появлением таинственного поклонника. Крылья носа подрагивали в такт шагу, а он, чувствуя себя мальчишкой, исподтишка смотрел на этот тонкий профиль и нервную ноздрю. Ему даже казалось, что он видит едва приметную полоску тонких волосков над верхней губой. Или это только тень от обёртки букета?
Небо, наконец, разорвалось молнией, и дождь запустил как из ведра, отбивая чечетку пузырями на воде.
- А давайте сходим завтра в кино?..
Он схватил её за руку и сильно сжал, словно боялся отпустить. Её лицо исказилось от боли, и в глазах выступили слёзы ... и страх. Дождь крупными каплями стекал по её лицу, по щекам побежали серые струйки туши с ресниц.
- Отпусти меня! Я сейчас на помощь позову!
Он опомнился и испуганно отстранился, для надежности спрятав обе руки в карманы, а потом развернулся и побежал. Он неуклюже бежал по тротуару, ступая в быстро набиравшиеся лужи, разбрызгивая мутную воду тяжелыми ботинками.
***
- Девушка, примите телеграммы, пожалуйста!
В окошке дама неопределенного возраста пробежала рыбьими глазами текст, резко покраснела, высоко вздымая пышную грудь, покрытую серым шифоном в мелкий лиловый цветочек.
- Так и отправлять?
- А что там? - засуетился Саныч.
- Знаков много, подсократить бы, - смущенно буркнула дама в цветочек, протягивая один бланк в окошко.
- В обеих?
- Нет, в этой только. Не моё дело, конечно, но очень интересно. Разве можно по телеграмме развестись? - лицо её стало, как цветочки на блузке.
- Не знаю, - задумчиво произнес Саныч. - Хотите, я вам потом расскажу, получилось или нет.
Дама кивнула, смущенно улыбаясь и показывая металлическую коронку на зубе, что-то пробормотала неразборчиво и принялась громко стучать штампом на заполненных бланках.
В первой телеграмме Саныч попросил руководство продлить командировку или перевести работать в филиал. Завтра из отдела кадров будут звонить на завод и требовать объяснений. Он был готов. Завтра позвонит жена и тоже попросит объяснений. Он не был готов, не знал, что говорить. Отправить телеграмму куда как проще: "Дорогая тчк прошу дать развод зпт судебные издержки беру на себя тчк целую детей тчк".
***
- Я так и остался на том предприятии, куда приезжал в командировку. Всё бросил, к чёртовой матери. Как был с чемоданчиком командировочным, так ни за чем и не вернулся. Я же до этой истории неплохо жил. Квартира, машина, дача. Весь набор. И пара ребятишек в придачу. Должность начальника отдела снабжения бедствовать не давала. С руководством общий язык находил. Не последним человеком был. Не понял меня никто - друзья, родня. Да, что там, я и сам себя не понял. Закружило, в общем. Пытался сначала отбиваться, к бабке какой-то пошел. Как дурак...
Кадровичке их что-то про жену наплёл, что тёща достала. А... Наврал, а она поверила. Пожалела. Чаем тогда меня поила, сокрушалась откуда такие стервы берутся, что нормальному мужику в другой город сбегать приходится. Сказала через два дня прийти. Ну, я и пришёл. Она меня начальником проектного пристроила. Инженером. Я сначала думал из жалости. А у неё племянник институт заканчивал, саму же торжественно на пенсию собирались отправить. Короче, от меня требовалось его в отдел пристроить. Баш на баш. У кадровички этой же родственник комендантом общежития политехнического института работал - выделили мне комнату. Не бесплатно, но доступно. Обживаться стал.
Думал тогда, что в тридцать девять лет можно начать новую жизнь. А ей шестнадцать было... Всё мечтал, когда смогу Элизу пригласить в гости. Торт кремовый купить хотел, чтоб розочки сверху и сгущенкой перемазан, и чая хорошего. Не то, чтобы мы не виделись... Я подходил к училищу к концу занятий и ждал. За каштаном. Вот так и стоял каждый день, чтоб увидеть мою Элизу. Иногда казалось, что она видела меня - начинала манерничать и смеяться с подружками. Шла, что-то громко рассказывала, и руками при этом размахивала, а когда они скрывались за поворотом, то успокаивалась. Вот откуда я знаю, что она меня видела. А может она чувствовала, что я там стою? Хотя...какое там, я же спрашивал её потом.
Я и домой ей розы приносил. Смешно получилось. Знал, что дома у неё никого. Звоню, а розы перед лицом держу, чтоб через глазок меня не увидела. Она дверь открывает, меня увидела и тут же закрыть хотела. Я ногу поставил.
- Отойди! - говорит.
- Это тебе, - я хочу ей букет отдать.
- Зачем?!
Она удивленно на меня смотрит, будто не понимает для чего букеты дарят.
- Просто. Возьми.
Я долго сидел на лавке, под её окнами. Музыку слушал. Дурацкую. Мне пацанчик молодой, из моего отдела, Виталик, сказал потом, что это попса. Я-то понимаю, что попса, но слово это дурацкое, как и музыка. Напевал еще тому пацанчику, как дурак, чтоб узнать кто поёт. А моей Элизе нравится, значит хорошая музыка. Не то, чтобы я совсем не знаю, что такое попса, но не моё это.
Так я о музыке. Однажды еду Элизу встречать, а на столбах афиши расклеены - попса её приехать должна. В тот вечер я Элизу не встретил - за билетами на концерт этой звезды поехал. В кассах билетёрша сказала, что нет уже билетов. Божий одуванчик, но на вид хитрая. А Виталик, пацанчик из моего отдела, помог, достал билеты.
- Че ты такое фуфло слушаешь?
- Девушке нравится, - я, как старый дурак, краснел и бледнел. Никогда не думал, что буду так волноваться. Подсунул сверху еще купюру. - Это тебе на папиросы или на пиво...
- Слышь, Саныч, я такое пиво дешевое не пью, а курить вредно!
Вот так. Он смеялся, а я до трусов покраснел. Ненавидел эти билеты, и звезду эту крашеную.
Саныч топтался под дверью и не решался нажать звонок. Снова и снова, с разной интонацией, шептал под нос заранее заготовленные слова:
- Элиза, я знаю, что тебе нравится эта музыка... Элиза, я купил билеты на концерт... Нет... Я приглашаю тебя на концерт... Тьфу, ты...
Ни одна из сказанных фраз не годилась, Саныч уже пятнадцать минут пробовал их на вкус, катал на языке и сплёвывал неодобрительно.
Вдруг дверь, не дожидаясь звонка, открылась и на пороге возникла девушка. Она застыла, держа в руках сумочку и ключи от квартиры. Глаза чуть расширились, мгновенье она не решалась ни сделать шаг вперёд, ни дверь закрыть. Затем быстро перешагнула порог, оттолкнув его и, захлопнув дверь, громко провернула ключ в замке. Санычу показалось, что очень громко, ему даже показалось, что он на секунду оглох.
Элиза прошла мимо и вниз по ступенькам, а Саныч остался стоять столбом, глядя вслед девушке. Каблучки звонко отбивали ритм, эхо разлеталось, толкаясь между грязными стенами подъезда крикливой вороной. В какой-то момент, Санычу показалось, что ритм похож на старую мелодию в ритме диско, но он не помнил её названия. Он посмотрел на билеты, он держал их, вытянув вперёд руку.
- А концерт как же?
Стук каблуков стал затихать и Саныч, неловко развернувшись на тесной лестничной клетке, побежал следом за девушкой. Догнав Элизу на улице, схватил её за руку, пытаясь на ходу объясниться. Он что-то неразборчиво говорил о билетах, о концерте, о том, что неделю работал на стройке, чтобы оплатить их стоимость, о том, что в поликлинике за больничный тоже платил, чтобы с работы отпустили. Саныч почти плакал. Зимнее солнце скупо подсвечивало влажные глаза, Саныч щурился и по-детски тер рукавом куртки глаза и нос. Девушка шла через двор, мимо детской площадки, на которой, раскачиваемые ветром, ритмично поскрипывали старые качели, напоминая всё ту же мелодию.
- Элиза, постой!
Саныч сказал это так, словно молил о пощаде или о куске хлеба. Элиза резко остановилась.
- Ну, что ты орёшь на весь двор?! Что обо мне подумают? - девушка была готова расплакаться. - Как же ты мне надоел!
- Возьми билеты, - протянул он ей яркие бумажки. - Со мной не хочешь пойти, так с подружкой сходишь.
- Не нужны они мне! Понимаешь?! Я иду на концерт с подружкой, и вот мои билеты!
Элиза резко вытащила из сумочки яркие бумажки.
- Сколько можно за мной ходить?!
Саныч растерянно смотрел на музыкальные пальчики, сжимавшие точную копию тех билетов, что с таким трудом ему достались. Ему хотелось плакать и в носу уже щипались слезинки. Он задышал часто-часто, стараясь не подавать виду, что один только вид этих клочков бумаги принёс ему столько болезненного разочарования в своих мечтаниях.
Сумерки плавно опустились на город, и во дворе загорелся единственный фонарь.
Саныч бродил возле Дворца спорта, дожидаясь начала концерта. Он резво утаптывал тонкий слой снега, и похлопывал в ладоши - к вечеру мороз крепчал. Народ так же массово подпрыгивал, распивая при этом не очень дорогие напитки - лонгеры и пиво быстро раскупались любителями попсы. Саныч явственно ощущал, что лысина это неудобно, потому что холодно. Он щупал вязаную шапочку на голове, подтягивая её на уши, и бессмысленно дышал на перчатки. У колонн он заметил знакомый красный берет и длинный хвост русых волос из-под него. Его Элиза дрожала худенькими коленками, сутулилась, прижимая к себе букет цветов, и, казалось, примерзла к бутылке с лонгером. Санычу захотелось сию минуту спасти девушку, отвести её в тепло и там обогреть. Фантазия разгулялась бы дальше, но открыли двери и народ вдруг повалил внутрь, торопясь увидеть долгожданную звезду. Он поспешил за Элизой стараясь не терять её из виду. К счастью, любители попсы сидеть на своих местах не хотели и стремились к сцене, поэтому кресла рядом оказались свободны и никто не препятствовал обзору. А обзор Санычу был необходим - Элиза ушла в другой конец зала и сначала пропала из виду. Он нервничал, грыз ноготь на указательном пальце и не смотрел на сцену. Переводя взгляд в другую сторону, увидел красный берет и букет над ним. Его воробушек теснилась недалеко от сцены, рядом с разукрашенными девицами, сверкавшими голыми животами и глубокими декольте.
Еще несколько минут и Саныч понял разницу между тишиной и грохотом, сравнимым разве что с шумом кузнечного цеха. Он оглох и тупо пялился на жизнерадостно кривляющуюся толпу. Толпа лезла на сцену, откуда её периодически стряхивали уставшие охранники. Вокруг всё мигало, сверкало и искрилось, а Санычу хотелось водки и домой. В определенный момент он почувствовал, что скоро всё закончится и стал снова высматривать, скрывшуюся из виду Элизу. Неожиданно сцену закрыли столбы огня, и запахло фейерверком. Сначала Саныч окончательно обалдел, а потом увидел Элизу. Её вел, поддерживая под локоток, крепкого телосложения охранник.
Саныч успел сто раз пожалеть о том, что пришел сюда, и утешался только близостью Элизы. Он долго протискивался сквозь людей, прошел вдоль стены и нырнул в ту же дверь, что и охранник. Оказавший в узком коридоре, по которому сновал разношерстный народ, он сперва испугался и прижался к стене. Поняв, что ни для кого не представляет интереса, попытался найти девушку. Медленно идя мимо дверей, он замирал и ловил каждый звук. Где-то ругались, где-то пили и громко смеялись, и Саныч было подумал, что не найдет Элизу, что она ушла, уехала домой.
Из-за обшитой пластиком двери доносилась возня, всхлипы и мат. Саныч сделал полшага и прислонился лицом к пластику - чуть слышно тянуло сладковатым дымком от выкуренного косяка. Саныч подергал ручку двери и та легко открылась. То, что он увидел лишило его движения. Пораженный он смотрел, как его Элизу держит за волосы пацан, еще пять минут назад певший со сцены! Над спущенными штанами возвышалось подкачанное молодое тело, а срамное место было скрыто девичьей головой. Пацан прижимал девушку лицом к себе, подстегивая словесно:
- Ну, что ты! Давай, первый раз что ли? Ты чего вообще пришла?
Свободной рукой "звезда" затягивался папиросой. Рядом стоял столик, накрытый легкими закусками и коньяком. Бутылка была наполовину пуста, как и тарелки. На полу валялся затоптанный букет, с которым пришла девушка и красный берет.
Светлые волосы Элизы рассыпались по плечам, и драповое пальто вздрагивало в такт всхлипам и слабым протестам.
- Не надо... Я только цветы принесла...и автограф...
- Тебе чего? - "звезда" наконец-то заметил Саныча в дверях. - Мужик, дверь закрой и проходи. Не отвлекайся, детка! Давай-давай... Цветы - это хорошо, цветы я люблю, и автограф хорошим девочкам даю...
Маленькие сапожки торчали, неловко вывернувшись пятками и выглядывая из-под пальто. Наверное, Элиза устала сопротивляться - Саныч явственно услышал характерное причмокивание, с этими звуками к нему вернулась возможность двигаться и говорить.
- Элиза, иди ко мне, - тихо, но настойчиво позвал он девушку.
Она в ту же секунда замерла, вывернулась и подняла на него покрасневшие глаза. Нос у неё распух, все лицо было покрыто пятнами, похоже, что от пощечин.
- Тебе чего, мужик? - снова спросил пацан.
В общем, Саныч не стал особо объясняться зачем он здесь. Сходу влепил звезде кулаком в челюсть и приправил всё отборной речью с заводских окраин. Совсем не выбирал выражений. По-простому рассказал всё, что думает о сексуальной жизни матери и отца звезды, и о различных вариациях сексуальных отношений звезды с сивым мерином и с другими представителями фауны. Потом развернул пацана задом и въехал ногой по промежности. Когда Саныч уводил плачущую Элизу, звездный парень плакал и клялся всеми святыми(Санычу когда-то очень понравился этот момент в бразильском сериале), что больше никогда на гастролях не тронет фанаток. Крики были слышны в коридоре, дверь распахнулась и влетели трое мужиков. Одного он уже видел, он Элизу в гримёрку провожал. Два амбала и один мужичок поменьше. Саныч понял, что сейчас будет жарко и задвинул Элизу за спину, тихо шепнув:
- При первой же возможности выбегай в коридор.
Тот, что поменьше завопил, глядя на кровавую соплю звезды:
- Какого черта?! Как я тебя завтра на сцену выпущу с такой рожей? А это кто? - он махнул рукой на Саныча и Элизу. - Опять двадцать пять?! Тебе тёлок не хватает? Мне дешевле тебя к мальчикам приучить, чем концерты отменять. А ты, соска, что здесь делаешь? Больше не у кого? Пошла вон, шалава! И папашу прихвати! Выкинуть на улицу и дать по морде, чтоб... ну, вы поняли.
Дальше всё происходило, как в замедленной съемке. После первого удара тело занемело, в носу стало горячо и загудела голова. В ребра уперлось что-то острое, стало тяжело дышать. Он поначалу пытался отбиваться, но быстро понял, что лучше пыльным мешком валяться, глядишь, скорее отстанут. Ребята оказались тренированные и не кровожадные - попинали недолго, выкинули на улицу и отчалили.
Рядом тихо подвывала Элиза. Саныч осторожно приоткрыл один глаз (второй из рассеченной брови залило кровью) и потрогал нос. Вместе со слухом вернулась боль.
- Нос сломали, суки, - прогундосил Саныч, подымаясь. - И ребра кажется тоже. Наверное. Ты цела?
Девушка кивнула. Он набрал пригоршню снега и приложил к носу. Элизу морозило - стучали зубы и дрожали руки. Она вытащила из сумочки влажные салфетки и протянула Санычу. Тот аккуратно вытер бровь и глаз, извел на это полпачки, а остальные полпачки приложил к носу.
Они шли по полутемной улице, слабо светили фонари, но это не огорчало, потому что снег почти растаял и растекался теперь под ногами грязной жижей пополам с песком.
- Зачем ты к нему попёрлась? - спросил Саныч.
- Мне охранник сказал, что проведет за автографом, и еще фотографию обещал , - всхлипнула Элиза.
- Охранник? Свою? Ну, ладно. Всё, всё, успокойся.
Саныч погладил её по спине и не по-отечески обнял за талию.
Не прошло и недели, как Элиза забыла о спасителе, и о том, что произошло. Снова она поджимала губы и презрительно фыркала, когда Саныч очередной раз подстраивал "случайную" встречу. Иногда она делала вид, что совершенно не знает его, избегала и категорически не здоровалась. Девушка словно забыла, что Саныч вытащил её из передряги, в которой она оказалась по собственной глупости и неопытности. Она совсем не видела в нём спасителя и уж тем более принца. Он, в свою очередь, не напоминал Элизе о случившемся. Думая о том, что человеку, когда он сам по себе, трудно жить, и очень одиноко. Ему очень хотелось, чтобы кто-то о нём заботился и оберегал. Саныч, по душевной простоте, никогда не понимал, зачем хотеть спасать всё человечество, когда рядом всегда есть кто-то, кого можно спасти или просто помочь. А уж в лице Элизы он спасал всё человечество, целиком и полностью.
Нет-нет! Он не считал, что Элиза ему должна что-либо. Старинная мудрость, что долг платежом красен, в этом случае не работала. Но все же Саныч ждал, что девушка согласится провести с ним хотя бы полчаса в кафе-мороженое или прогуляться по вечернему городу. Саныч ежедневно думал о ней и о том, что совсем не считает Элизу, после всего, что произошло, развратной или легкодоступной. Он понимал, что она по глупости попёрлась в гримёрку к звезде. Кстати, Саныч за последний месяц ни разу не слышал этой музыки из Элизиного окна. Теперь оттуда были слышны другие мотивы.
Безветренный морозный вечер выгнал из подъездов на улицу вечножующих подростков, влюбленные парочки оставили уютные кафе и теплые постели ради прогулки под холодной луной. Саныч собрал в пригоршню сухой хрустящий снег и запихнул его в рот. Талая вода затекала под язык, обдавала прохладой и имела вкус детства. Решив, что домой он еще успеет, и в надежде, что Элиза выйдет из дома, направился в её двор.
В очередной раз, после того случая во Дворце спорта, он дежурил под её окнами. Окурки быстро тонули в свежевыпавшем снегу, оставляя небольшие ямки на ровной поверхности. Саныч пристроился на край лавки и стал к ней примерзать, не отрывая глаз от знакомых окон. Затылок уже онемел, когда он вдруг увидел, как в окне, двумя этажами ниже, запрыгал свет, и огонь, лизнув открытую форточку, в доли секунд сжег штору. Раздался детский крик. Саныч бросился в подъезд, код на дверях всегда знает весь двор, жители соседних домов и просто - неленивые посмотреть, какие цифры стерлись от времени.
В квартиру попасть не вышло, он выскочил на улицу и полез по балконам. Третий этаж. Он нырнул в открытый балкон, в темном коридоре, вжавшись в угол, плакал мальчишка лет пяти. Кухня полыхала. Стекло в дверях, громко клацнув, лопнуло и со звоном осыпалось на пол, мальчик замолчал на секунду, и снова зашелся в крике. Неловко достав мобильник Саныч позвонил пожарным, подхватил пацана под мышку, чуть повозился с замками, и выскочил из квартиры на лестницу.
- Ну, как ты?
- Дядя, там Фима, - рыдал ребенок.
- Кто у нас Фима?
- Собачка.
- Стой здесь и никуда не уходи. Понял?
Мальчишка кивнул. Саныч укутал его в свою куртку, и сразу же вернулся в квартиру.
Дым валил клубами, стелясь по полу. Из-под обувной полки доносилось тихое повизгивание. Маленькая белая собачонка забилась в дальний угол и почти пищала.
- Куда ж ты залезла, глупая? Или ко мне.
Саныч вытащил животное, выскочил в подъезд, и, кашляя от густого дыма, стал ломиться в соседские двери.
- Пожар! Пожар! Выходите!
Люди выскакивали в домашней одежде, видя незнакомого человека заскакивали внутрь, но замечая дым выходящий из-под двери, снова выбегали в подъезд.
Почувствовав себя здесь лишним, Саныч вышел во двор. Подняв голову, чтоб еще раз посмотреть на окна Элизы, он во время увернулся от летевшего чемодана и узла с вещами.
- Молодой человек! Это я вам говорю! - из окна четвертого этажа орала старушка в шляпе. - Немедленно отойдите от моих вещей, иначе я вызову милицию!
Саныч посмотрел на окно Элизы и пошел прочь. На улице раздался вой сирены пожарной машины. Сирена потянулась тощей рукой, влезла в голову и нажала никому неизвестную кнопку, которая развернула Саныча обратно. Он, как бездомная псина, тыкался носом в спины зевак, пытаясь пройти к подъезду. Озирался в надежде, что Элиза где-то здесь, а не над горящей квартирой. Собственно, её квартира находилась с другой стороны, но ведь огонь может перекинуться дальше! У пожарных может не хватить воды или случится что-нибудь еще более неприятное и неожиданное. Через пять минут он бежал по ступенькам, тяжело дыша, стучал в дверь и прислушивался. Ничего не было различимо - шум огня и воды вместе с криками на улице заглушали всё.
- Элиза!
Саныч кричал плотно прижав губы к замочной скважине, не надеясь быть услышанным.
- Элиза!
Он хрипел - дым стелился вдоль стен и начинал выедать глаза. Саныч бился в дверь плечом, затем отошел к квартире напротив и с четвертого раза выбил дверь ногой.
- Хорошо, что не железная, - подумал он, заходя в дом.
Он проклинал себя за то, что не вернулся за ней сразу. Воображение рисовало ему картины, на которых бледная Элиза лежит ничком в коридоре и почти не дышит, или еще страшнее, где Элиза задохнулась, принимая ванну. И вот, он - герой, в последнюю секунду подхватил её ослабевшее тело, когда вода уже поднялась выше подбородка. В общем, Саныч пугал себя как только мог.
- Элиза!
Дверь тихо открылась. На Саныча пахнуло запахом дома. Он показался ему самым родным и близким. Пахло борщом, кремом для обуви и свежевыстиранным бельём. На пороге стояла она в коротком халате в иероглифы.
- Опять ты? - устало спросила она.
Саныч растерялся и даже немного расстроился, потому что спасать оказалось некого. Его Элиза имела вполне здоровый вид.
- Говори быстрей - дым в квартиру заходит, а у нас бельё сушится.
- Но как же так?.. Там пожар, - он махнул рукой куда-то неопределенно и уставился на девушку.
- Моё окно выходит на другую сторону.
Она сжала губы в нитку и вытолкала Саныча за порог.
Саныч вернулся в свою маленькую комнату в общежитии, зажег одинокую лампочку и бездумно уткнулся в новый плоский Филипс. Телевизор радовал безмерно, о таком они с женой долго мечтали. Казалось, что многократно ходить в магазин бытовой техники и любоваться на мечту можно бесконечно. Только теперь воплощенная мечта стояла на строительной табуретке и не вызывала прежнего интереса. Новости они и по Филипсу новости: политика, курсы валют, ДТП, и сезонная новость - вирус гриппа.
Газета под потолком светилась мелким шрифтом, название какой-то статьи обещало реформы после выборов, перечеркивая абажур по диагонали. Комната была неумело, но старательно украшена: на стене, на небольшом гобелене, изображалось оленье семейство, разноцветные подушки на диване и, купленная на барахолке, чуть покосившаяся этажерка с несколькими книгами и фарфоровой статуэткой печальной балерины без одной руки. На обстановку в комнате Саныч давал деньги вахтерше. Она оказалась женщиной хваткой и, по мнению Саныча, притащила сюда всё, что много лет жалела выбросить. У окна стояла железная, свежевыкрашенная белой краской, кровать с набалдашниками в виде шишек. Шишки можно было вращать, при этом они издавали противный звук, но это неизменно доставляло удовольствие и приносило воспоминания о детстве и коммунальной квартире. Кровать Саныч полюбил. Из-за ностальгии.
Закипел кипятильник в литровой кружке, и через минуту запахло крепким чаем. Тонкий ломтик лимона неподвижно лежал на поверхности кипятка и источал тонкий аромат.
Элиза по-прежнему не принимала предложения прийти в гости на чай. Саныч не обращал внимание на то, что она даже не разговаривала с ним, считал, что причина в общежитии. Девушка просто стесняется, думал он и решил снять квартиру. Купив несколько газет с объявлениями, он начал поиски. Саныч выбрал несколько объявлений в нужном районе и пошел просить у вахтерши городской телефон, чтоб позвонить.
- Правильно, что съехать хочешь, - внушительно произнесла вахтерша, вывязывая пинетку ядовито-салатового цвета. - Ты мужчина видный - инженер! Тебе жениться нужно, а сюда нельзя никого привести.
- А почему нельзя? - удивился Саныч.
Он понятия не имел, что сюда нельзя привести девушку.
- Инструкция, - важно ответила вахтерша и с недюжинной силой ударила тапочкой по стене. На побелке остался размазанный таракан. Происхождение множества пятен на стене перестало быть тайной.
Саныч отлично знал, как обойти "инструкцию". Нужно не пытаться проводить посторонних девушек, просто пригласить девчонок с третьего этажа. Они и сковородку картошки жареной притащат, и сами себя развлекут анекдотами. От кавалера, по умолчанию, требовались спиртное и сигареты. В конце вечера, дамы сами определяли, кто останется гостить до утра. Только Санычу этого всего не хотелось. У него была Элиза. Хотя, случилась у него одна ситуация.
Саныч проходил мимо курилки и, шутки ради, предложил девушкам:
- Лучше б ко мне в гости зашли с картошечкой жареной. Незачем здесь стены подпирать.
Сказал номер комнаты, посмеялись и Саныч пошел к себе. А через час стук в дверь. Всё было стандартно и даже весело, потом наступило время Ч. Он подмигнул худенькой блондиночке и та осталась.
Саныч выключил свет, оставил работающий телевизор и подошел к сидящей на кровати девушке. Яркий макияж толстым слоем покрывал её лицо от и до. Санычу до зуда хотелось снять эту кукольную маску, и увидеть, наконец, глаза человека за густой вуалью сильно накрашенных ресниц. Маска улыбнулась и протянула тонкую руку. Взяв девушку за руку, свободной рукой Саныч одним жестом стер красную помаду, и на щеке, вслед за пальцами, остались две жирные смазанные полосы. Он поставил таз с водой, и долго умывал над ним девушку, поливая из литровой кружки. Тушь смешалась с тональным кремом и не хотела отмываться.
- Давай сама, - он протянул ей мыло.
Перед ним стояла девчушка с потекшей под глазами тушью и размазанной помадой. Она послушно схватила кусок мыла и стала тереть лицо. Через пять минут на Саныча с белёсого, веснушчатого лица испуганно смотрели светло-серые глаза. Глаза покраснели от мыла и обильно плакали. Он отвел студентку обратно в комнату. То ли беззащитность, то ли испуг на лице девушки взволновали настолько, что пульс у Саныча участился и в штанах стало тесно. Развернув её лицом к трюмо, нащупал выпирающие бедренные косточки, задрал халатик и спустил трусики. Под трусиками он нашел короткую, едва отросшую, мягкую щетину на горячей коже.
Двигался он быстро, сильно ударяясь о бледные бедра, которые цепко обхватил руками, и, глядя на узкую спину студентки, представлял вздрагивающую Элизу, стоящую на коленках в гримёрке после концерта.
Всё произошло быстрее, чем он сам ожидал. Кончив себе в ладонь, он сказал:
- Одевайся.
Натянул штаны, взял пульт от телевизора и лёг на кровать. Студентка быстро испарилась, а он сразу заснул, где все продолжилось, но уже с Элизой.
Санычу повезло. Обществом вахтерши он наслаждался не долго. Квартира нашлась быстро, всего лишь на третьем таракане.
Труднее всего оказалось перевезти кровать. Её хотели разобрать, но после покраски всё ссохлось и раскручиваться не хотело. Потому железного монстра везли целиком, на открытом грузовике. Когда кровать выгружали у подъезда дома, дети сбежались посмотреть на раритет. Бабки на лавочки одобрительно цокали языками.
- Добротная вещь.
- Да.
- Раньше мебель вона, не то, что сейчас, на совесть делали.
Прежнее барахло Саныч не стал перевозить - отдал той самой вахтерше, что обставляла комнату в общаге. Кровать стало жаль - монстр теперь красовался у окна. Саныч купил краску в баллончиках, золотую, и посвятил покраске весь выходной. Теперь кровать весело отливала золотом в лучах солнца. Саныч даже не спешил вешать шторы, чтобы не лишать себя радости любоваться золотым динозавром. Соседи в доме напротив его не волновали, потому что напротив находился пустырь.
В общежитии жить было не в пример веселее. В полупустой квартире Саныч скучал, из-за чего стал больше гулять и даже встречаться за бокалом пива с коллегами по работе. Бабульки под подъездом Саныча полюбили - он всегда здоровался и был улыбчив. Одно тяготило Саныча - одному тоскливо, да и девчонок в гости оказалось сложнее пригласить. По дороге домой только мамочки с орущими детьми и старушки на лавке. Однажды, он заметил новый магазин возле остановки. Магазин назывался "Интим". Неведомая сила потянула Саныча и чуть не за обе руки завела в эту торговую точку. Сперва он растерялся и стесняться забыл, а когда осмотрелся в этом лихом разноцветье упакованных в красивые коробки приспособлений для утех, то густо покраснел. За прилавком стояла, видавшая жизнь не по телевизору, нимфа лет пятидесяти.
- Добрый вечер, - "нимфа" привстала, чуть прогнулась и выставила вперёд подержанное декольте.
Она замерла, как крокодилица на охоте. Она ждала, когда Саныч остановит на чем-то конкретном взгляд, и тогда можно будет атаковать.
Саныч медленно осмотрел полки, как вдруг увидел наручники. Никелированный металл весело блестел в неоновом свете. А нежно-розовый мех на кольцах дергал за тонкие ниточки воспаленного воображения невостребованного мужчины. Саныч замер и потянулся рукой к игрушке.
Но "крокодилица" уже выпорхнула к полке и начала демонстрировать товар, клацая замочками перед носом Саныча.
- Есть коллекция первоклассного белья... - продолжала кружиться "крокодилица".
Через полчаса Саныч нервно курил за углом магазина, держа под мышкой пакетик в сердечки с наручниками и мужскими стрингами. Ему хотелось выбросить пакетик, но стало очень жаль потраченных денег, и покупки заняли место на верхней полке кухонного шкафчика за пачкой соли.
Он закурил очередную сигарету, дым медленно поплыл, растворяясь в тяжелом предгрозовом воздухе. Из окна на первом этаже по-прежнему орала музыка. Где-то ругались, а где-то заходился лаем пёс. Над моей головой поплыло кольцо дыма. Второе. Саныч шумно выдохнул и продолжил рассказ:
- На предприятие наше заказы посыпались, ну и деньги хорошие пошли. Я машину купил. Не шиковал, конечно, но иномарочку новую взял - в бизнесе оперативность нужна. А Элиза по началу не хотела, чтоб я ее подвозил. Много ездил по командировкам, потом к детям на выходные, в общем, мы не виделись какое-то время. Стою я под училищем её музыкальным, морозец неслабый к вечеру. Оно как будто и не вечер еще, часа четыре, но темно уже. Вижу Элиза моя идет. Из машины вышел и рядом стал, опершись на капот.
- Привет! Не холодно?
Она аж остановилась. Не узнала меня - раньше я всё в одних брюках заношенных в женихи набивался.
- Привет. Холодно. Не лето, - ответила она и закашлялась.
Думал, что дальше пройдет, а она остановилась рядом и молчит. Смотрит прямо в глаза. Молча.
- Домой подвезти?
Она словно ждала, когда я этот вопрос задам, как мышь прошмыгнула на переднее сиденье. Я сел на водительское место и в полглаза смотрел на неё. Она стеснялась - ладошку на коленку положила, чтоб дырочку прикрыть, и засопела носом.
- Заболела? Сейчас вылечим.
Мы, не сговариваясь, поняли, что домой она сегодня не поедет.
Элиза топталась на пороге.
- Возьми тапки, - Саныч бросил перед ней резиновые вьетнамки и прошел в кухню. - Переобувайся и проходи!
Девушка тихо и незаметно села на табуретке у окна. Он громко шмыгала носом и молча смотрела на приготовления на столе.
Саныч налил в стакан водку, размешал с ложкой мёда и сказал:
- Пей.
Элиза держала в своих тонких пальчиках стакан, смотрела на мутноватую жидкость и не решалась пить.
- Пей. Это как лекарство. А чего без тапок?
Саныч удивлённо смотрел ей на ноги, словно впервые в жизни увидел ноги и без тапок.
- Я в колготках, - просипела Элиза
- И что? - не понял Саныч.
- Вьетнамки надевать неудобно - колготки в перепонку упираются.
Она зашлась кашлем.
- А... Теперь понял. Сейчас...
Саныч подал ей салфетку. Он не спеша снял шлепанцы, присел на корточки перед Элизой и обул её. Маленькие стопы смешно смотрелись в его тапочках. Они там просто потерялись.
- Маленькие какие... - задумчиво произнес Саныч и кивнул на стакан в руках у Элизы. - Давай пей! Одним махом! Ну?!
Элиза впервые пила водку. А тут целый стакан. Из глаз у неё полились слёзы. Она раскрыла рот и шумно задышала, выпучив глаза.
- Пить дай!
- Бери закусывай!
Саныч сунул ей солёный огурец и кусочек сала. Элиза послушно съела всё, что он дал.
- Хлеба еще возьми.
Элиза съела кусочек хлеба и стала заваливаться на стену.
- Эй! Тебе плохо что ли?!
Саныч подхватил ослабевшее тело девушки и перенёс на кровать. Он сел рядом и легонько похлопал её по щекам, пытаясь привести в чувство.
- Эй! Что с тобой? Жива?
В ответ донеслось ровное дыхание. Саныч смотрел на спящую Элизу всё еще не понимая, что вот она - рядом. Спит прямо на его кровати, и её можно погладить или укрыть. А можно, для начала, раздеть, а потом укрыть. Или лечь рядом с ней, и укрыть обоих. Можно раздеть, лечь рядом и не укрываться совсем. Саныча начало знобить. Он четко ощутил, как вниз живота прилила кровь. Не задумываясь, он стал медленно стягивать с Элизы свитер. Аккуратно, чтобы не проснулась.
- Ну, кто же спит в свитере...Жарко же... - бормотал он себе под нос.
Свитер трещал статикой и Санычу, казалось, что сейчас она услышит треск и откроет глаза. Когда он, наконец-то, стянул свитер через голову, в висках стучал миллион молоточков. Саныч выдохнул и посмотрел на Элизу. Под свитером у неё оказалась майка. Лифчик она не носила, и сквозь тонкий трикотаж были видны соски. Саныч неуверенно засунул руку под майку Элизы, нащупал сосок и зажал двумя пальцами. Другая рука уже надежно обосновалась в его расстегнутых джинсах. Забыв об осторожности, он стянул с девушки майку, и, припав к её груди, двигал зажатую в кулак ладонь вверх-вниз, покуда не испытал острое, ни на что не похожее, чувство. Ощущение полного счастья накрыло Саныча с головой, и ему просто захотелось спать. Элиза не очнулась, только пару раз причмокнула во сне губами и попыталась развернуться на бок. Саныч бережно поправил её майку и укрыл пледом. Когда укрывал, он заметил, как под трикотажем выпирали затвердевшие соски. Снимать с девушки джинсы он побоялся. Побоялся, что не устоит перед соблазном снять с неё не только джинсы.
Саныч вышел на кухню, включил кипятильник. Благостное состояние успокоенности расслабило Саныча настолько, что он чуть было не забыл о кипящей в кружке воде. Саныч пил маленькими глоточками чай, смотрел на вечерние огни города и вспоминал Элизу в домашнем халатике во время пожара. Тогда, под халатиком, он увидел худенькие коленки, не прикрытые ни чем, и сейчас ему до судорог захотелось вновь увидеть их и даже потрогать.
Саныч допил чай, съел дольку лимона и убрал чашку в раковину. Достал с верхней полки кухонного шкафчика, из-за пакета соли, припрятанный пакетик в сердечки.
Элиза начинала просыпаться. Она пыталась рассмотреть комнату мутными глазами, но голова не хотела отрываться от подушки. Она увидела большую тень, которая закрывала свет от маленькой лампочки. Тень оказалась Санычем. Он присел рядом на кровати, зашелестел пакетом, и достал из коробки что-то пушистое. Элизе было всё равно. Он поднял её руки вверх. Она услышала два щелчка и поняла, что не может опустить руки вниз.
Саныч судорожно стягивал с Элизы джинсы. Девушка не помогала ему, но и не мешала. Ей было всё равно. У Саныча стучало в висках, в какой-то момент ему показалось, что поднялась температура, так жарко было. Он стянул с себя прилипшую к телу рубашку. Тело Элизы, гладкое и мягкое, горело под руками Саныча, слегка пахло потом и цитрусовым дезодорантом . Он целовал её живот, гладил ноги, слыша только шум в ушах. Элиза тихо застонала. Санычу показалось, что это знак, и он ринулся целовать еще ниже, сдирая с неё трусики. Солоноватая и сладкая она таяла в руках, и он ловил губами талую Элизу, окончательно теряя голову. Она тяжело дышала, хриплые крики срывались с губ, понукая им, заставляя то ускоряться, то замедляться. Он услышал, как её тело напряглось, выгнулось дугой и, вздрогнув, замерло.
К Санычу вернулось понимание происходящего. Он включил свет и посмотрел на затихшую Элизу. Девушка была очень бледна, только щеки покрывал нездоровый румянец. Он прикоснулся губами к её лбу.
"Жар у неё, что ли..." - Саныч выругался на себя, и схватил телефон.
- Алло! Скорая? Адрес запишите. Домофон на подъезде. Да! Что говорите? У девушки температура высокая. Какая температура? Высокая, я вам говорю!
Он продиктовал адрес и посмотрел на Элизу. Тонкая, полуголая фигурка с поднятыми к верху руками не шевелилась. Под майкой, едва заметно подымалась грудь.
- Идиот! - обругал себя Саныч и бросился снимать наручники.
Он надел на Элизу трусики, подсунул под мышку градусник, укрыл и уселся рядом на табуретку. Ждать.
Скорая не спешила ехать. Красный столбик на градуснике показывал температуру тридцать девять. Саныч бросился в кухню, потом обратно к Элизе. Он совершенно не представлял, чем её лечить. Он выкурил в форточку пару сигарет и взял себя в руки.
Подогретая водка противно воняла. Саныч лил её по чуть-чуть в ладонь и интенсивно растирал Элизу. Потом пропитал уксусом простынь и туго обмотал ею девушку. Её глаза не могли сфокусироваться на его лице, иногда закатываясь белками. Саныч еще раз набрал скорую, где услышал:
- Ждите. Бригада выехала по вашему адресу.
Он зло бросил мобильник на стол, нагрел воды и приготовил чай с лимоном для Элизы и себя. Нашел в холодильнике остатки мёда, застывшего на стенках почти пустой поллитровой банки. Соорудил Элизе компресс.
- Не жмёт? - спросил он, завязывая сверху шерстяной шарф.
Она слабо покачала головой, не раскрывая глаз. Похожая на куколку бабочки неизвестного вида, она лежала не шевелясь и дышала так невидимо, что Саныч иногда наклонялся, чтобы почувствовать её горячее дыхание у щеки. Простынь напоминала саван фирмы "Ритуал". Он тогда дал себе слово купить цветное постельное бельё.
В домофон позвонили.
- Наконец-то! И года не прошло! - Саныч быстро подошел к домофону, - Алло?
- Вы вызывали скорую?
- Да, проходите, - и Саныч открыл дверь подъезда.
Уставший врач скорой аккуратно поставил чемоданчик, снял ботинки и спросил: