Булгакова И.Е. : другие произведения.

Корректор

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Первые главы. Анонс: "На город давно упала ночь. Люди забились в теплые, уютные норки многоэтажек, чтобы оттуда, как из аквариума, пялиться на то, что происходит снаружи, беззвучно разевая рты. Они уверены, что стены аквариума прочны, что система жизнеобеспечения работает отменно, они не подозревают, что главная опасность притаилась у них в головах"

КОРРЕКТОР

"Веришь в рай - будет тебе рай. Веришь в ад - получишь ад. А если не веришь ни во что, будешь хавать то, что дадут".

Новейший Завет, евангелие от Неизвестного

Пролог

  
   Крышка гроба. Зрелище, лишающее рассудка. Особенно для того, кто смотрит на нее изнутри.
   Зажатый в деревянном ящике, Влад, в немыслимую долю секунды, перед тем, как намертво отшибло способность соображать, успел удивиться: откуда столько света? Зачем ему видеть обитый тканью потолок, собственное тело, втиснутое в гребанный черный костюм, мутно-серое пятно рубахи и вывернутые под тупым углом носки черных ботинок?
   Потом удивление растворилось под натиском жестокого - до конвульсий и судорог - страха.
   Влад широко открыл рот и задохнулся еще до того, как сделал первый вдох. Потому что в тот же миг осознал: там, за первым вдохом начинается не борьба за жизнь - там начинается агония.
   Перед глазами мелькнули яркие, словно виденные сотни раз, знакомые до боли, картинки: обломанные ногти, с траурной каймой, с запекшейся кровью, порванное полотно обивки гроба, липкой паутиной касающееся лица. И последнее - крохотное пространство, заполненное потным, бьющимся в агонии телом.
   Жить! Выброс адреналина заставил тело покрыться липким потом. Рубашка, нижнее белье мгновенно промокли. Чувствуя запах, сильный, почти звериный запах смерти, Влад рванул на себя обивку крышки гроба.
   Жить!!
   Этот крик рванулся из горла и застрял на полпути. Прошел через горнило сухих связок сжатой от боли гортани и хрипом вырвался наружу. И жизнь не откликнулась на призыв. Не пронеслась, не мелькнула в голове. Не было множества значимых событий, посланных в полет и арканом раскручивающихся в пути. Был животный страх и скрюченные пальцы рук. Все десять пальцев, вдавленных в полотно обивки, рвущих ее на тонкие полосы.
   И был ужас от осознания того, что вовсе не кошмарный сон это видение, что проступает реальность, как свежеструганные доски сквозь дыры в посмертном саване.

Часть 1

1

   Кровь стекала по стенам. Лениво, медленно. Время от времени яркие искры вспыхивали в свете свечей и тут же гасли. Стояла тишина. И умиротворяющий перестук капели, срывающейся с потолка, только подчеркивал ее. Тишину. Совершенную и многозначительную.
   Влад застыл посреди комнаты. Он не помнил, зачем прошел так далеко от порога. И какого черта ему понадобилось делать столько шагов по истекающему кровью полу.
   Девушка лежала на стеклянном столе посреди комнаты. Обнаженная. Белая плоть разошлась на сотни, а может тысячи трещин. Сейчас в ней не было и капли крови. Вся она - до тошноты темная, капала с потолка, тонкими струями пачкала стены.
   Сочетание белого и багрового гипнотически туманило разум. Тонкие линии неоном вздрагивали в свете свечей. Стоило отвести взгляд, как боковое зрение улавливало движение. В углах плясали тени. Бело-красное пространство пульсировало, дышало тяжело, словно там, на недоступном уровне шла смертоносная борьба за выживание. И неизвестно, что вырвется наружу, затопив все вокруг: белое. Или багровое. Влад тщетно пытался уловить движение. Его взгляд торопливо перебегал с предмета на предмет и тогда пространство впадало в статику. Но стоило отвести взгляд, как на периферии видимого, продолжалась война.
   Тяжелая капля, сорвавшись с потолка, ударила Влада по темени, и он пришел в себя. Ровно настолько, чтобы заметить странную, извращенную красоту обнаженного женского тела, испещренного тонкими, подсыхающими шрамами, круглые груди с вызывающе торчащими сосками, из которых, как из кратера вулкана, распадались на черные тонкие линии разорванные кровеносные сосуды.
   За спиной Влада раздался женский всхлип. Молодой человек не нашел в себе ни сил, ни желания для того, чтобы обернуться. Скорее желания - до наркотического опьянения притягивали взгляд тонкие руки с длинными ногтями, разведенные в стороны ноги с сильными икрами и неожиданно тонкими щиколотками.
   Потом Влад пришел в себя настолько, чтобы почувствовать запах. Как он ни старался задерживать дыхание, от тяжелого запаха бойни некуда было деться.
   Влад сделал шаг назад. Только поймав себя на мысли "как бы не поскользнуться" понял, что может соображать. И действовать.
   Он вышел за порог, аккуратно прикрыв за собой дверь, оставив там и кровь, и тело, и свечи. Повернулся и пошел по коридору, обогнув по широкой дуге Эллочку, застывшую с открытым ртом и пламенно горящими глазами.
   Он шел по коридору и не мог отделаться от мысли, что еще полчаса назад все было так просто. Еще полчаса назад.
   Еще полчаса назад...
   -Я вас очень прошу, молодой человек.
   Скрипучий голос старой перечницы заставил Влада вздрогнуть. Угораздило же забыться в самый разгар рабочего дня? Вернее, ночи.
   Молодой человек встрепенулся, чертиком из бутылки возник из-за стойки. Как всегда - сама учтивость, с чуткой, реагирующей на малейшее изменение настроения клиента, улыбкой.
   -Я вас слушаю, мадам. - И глубокими обертонами низко поставленного голоса навел дрожь на впечатлительную старушку.
   -Да. - От звука его голоса старая дева сомлела. Вяло, как алкоголик с похмелья, боднула шляпкой с перьями пустоту, и потеряла на минуту нить разговора. Некоторое время мадам кокетливо разглядывала портье бесцветными, утопленными в глубоких морщинах глазами. Постепенно к ней вернулась способность размышлять.
   -Обратитесь к даме из триста второго с просьбой, - голос мадам дрогнул от оказываемого портье доверия. - Я могла бы сделать это сама...
   Влад понимающе улыбнулся. Мадам действительно ничего не стоило сказать кому угодно и что угодно. Уж он-то это знал. Молодой человек хотел еще что-то добавить по поводу неослабевающего внимания, но понял, что еще один ступор старой грымзы он не переживет.
   -Если бы вы только знали... - Мадам так мечтательно закатила глаза, что Влад решил: дело обойдется не малой кровью и ближайшие полчаса ему предстоит совершить экскурс в заполненные охами и ахами воспоминания, но все неожиданно кончилось. - Она так орет! Такая приличная дама и так дико орет! Я не ханжа, - мадам понизила голос до шепота. - Знаете, есть у людей эта подлая манера показать всем, как им хорошо. Так вот... Мне кажется ей не настолько хорошо, как она пытается тут всем показать. Просто передайте ей мое мнение. Будьте так любезны.
   -Непременно. - Влад прищурился как кот на сметану, - я обязательно попрошу ее вести себя потише...
   Старуха подумала и кивнула головой, но уходить не торопилась. Она застыла, съедая глазами портье. Влад отвечал ей тем же, только разбавил доброжелательность малой толикой готовности пройти за постояльца огонь и воду.
   Неяркий свет, падающий сверху, прятался в глубоких носогубных впадинах, блестел на остатках крема, отчего набрякшие мешки под глазами старухи казались чудовищными нарывами. Вдруг, на долю секунды странная игра светотени сменилась жутковатой маской каменного изваяния, с дырами вместо глаз и тонкой трещиной рта. Наверное, что-то дрогнуло в лице молодого человека, что-то такое, отчего коротко и довольно усмехнулась зловредная старушка. Она повернулась и понесла себя к входной двери - гордо, как форвард, забивший гол в ворота неприятеля.
   Влад вышел из-за стойки. Ему доставил кратковременное удовольствие вид тяжелой, окованной железом входной двери, закрывающейся за кровожадной мадам. Он тяжело вздохнул: не змея, конечно. Но пчелка. Это без сомнений. Такая пчелка найдет тот единственный неблагоприятный момент, чтобы с максимальным эффектом воткнуть в тебя свое жало.
   Молодой человек развернулся и пошел по коридору вглубь отеля. Интимно освещенный встроенными в стены бра, коридор визуально сужался, словно стремился к исходной точке матово блестевшего в нише окна.
   Влад шел по коридору, зажатому с двух сторон частоколом дверей. Нет, молодой человек был далек от мысли, закусив удила, броситься выполнять просьбу старухи. Конечно, в его обязанности входило сохранять в отеле мир и покой, но дама из триста второго номера та еще штучка, поэтому подступаться к щекотливой теме следовало, соблюдая осторожность. Влад направлялся на третий этаж по другой причине: требовалось в срочном порядке проконтролировать работу горничных. Пятеро не волновали портье абсолютно, но Эллочка, по прозвищу Людоедка в последнее время доставляла массу хлопот. Причем Людоедка - это не прозвище.
   Начать с того, что девочка слишком много на себя брала...
   Да что там - начать? Этим можно и кончить. Симпатичная, эффектная брюнеточка, с круглой попкой и тонкой талией. Исполнительная, предупредительная. Но. Жесты, слова. Все не по рангу. В каждом движении сквозило неповиновение. А уж о взглядах, в которых почти читалось "подожди-немного-когда-настанет-моя-очередь-мало-тебе-не покажется ", вспоминать не хотелось.
   Мыслям не суждено было придти к логическому финалу. Короче, Влад так и не смог решить, какие меры следует принять, чтобы образумить девчонку. Для начала активного общения ему нужно было заглянуть в ее глаза. Холодные, впечатляющие, прячущие неразгаданную тайну, как черные дыры во вселенной. Во всяком случае, так же стремящиеся поглотить все, что попадает в поле зрения.
   Портье дошел до конца коридора и повернул за угол.
   Здесь заканчивалась его вотчина и начиналось то, над чем он не властен. И менее всего Владу хотелось бы иметь власть над тем, что пряталось на нижних уровнях отеля. Потому что видимая часть гостиницы, как надводная глыба айсберга - словно созданная для явственного контраста сверкающей девственной белизны снега и обезображенного глубиной льда.
   Блондинка в красном платье стояла на ступеньках, ведущих вниз. Сжимая в тонких пальцах сигарету, девушка взглядом остановила портье. И он, видевший в отеле девушек и в нижнем белье, а иногда и без, на несколько секунд застыл, разглядывая стройную ногу, выставленную вперед и оголенную разрезом ткани. Так, что виднелась резинка черных чулок.
   Девушка находилась уровнем ниже Влада, и по всем законам физики он должен был смотреть на нее свысока. Но было наоборот.
   -Ты тоже считаешь, что инициация должна проходить безболезненно? - спросила вдруг она.
   Надо же. Она все-таки соизволила с ним заговорить. Ожидавший услышать от такого совершенного творения-вамп волнующий, низко поставленный голос, Влад непроизвольно поднял брови - ибо услышал мелодичный, нежный голосок, скорее приличествующий какой-нибудь старшекласснице. И то, только перед первым экзаменом.
   Девушка в красном звонким смешком констатировала замешательство портье. Но тем скорее он собрался с духом.
   Нет, Влад не сказал ни слова. Ни к чему тут слова. До него с опозданием дошло, что не к добру это появление дамы с нижнего уровня отеля. Молодой человек учтиво кивнул - понимай как хочешь - и пошел к лестнице, ведущей наверх. Пошел, унося в сердце не только тревогу.
   Запах ее духов. Скорее всего, он развеялся еще до того, как портье поднялся на второй этаж. Но тяжелый, сладкий аромат катализатором поднял с глубин души манящее черными атласными простынями воспоминание о том, чего нельзя было делать. Никогда. То самое воспоминание, которое покоилось на самом дне, погребенное под десятком подобных, о которых не хотелось думать, оно - самое отвратительное.
   С этим осадком он ступил на третий этаж, уже подсознательно принимая бегущую по коридору Эллочку с растрепанными волосами и пламенно горящими глазами.
   Позже до Влада дошло, что не страх от увиденного зажег это пламя. Совсем не страх.
  

2

   Хорек.
   Гибкое, лоснящееся тело, скользнуло в угол. В полутьме блеснули глаза - в черных бусинах плеснулось равнодушие. Оно и понятно. Какой интерес для зверька мог представлять человек? Скорее угроза.
   Ева опустилась у клетки на корточки и ей повезло. Она разглядела острую мордочку притаившегося в норе зверька, тельце, покрытое гладкой шерстью. Хорек ощерился. В черных бусинах скользнуло беспокойство и в ту же секунду гибкое тело втянулось в тень, туда, где разглядеть его было невозможно.
   Девушка посидела возле клетки еще некоторое время, но хорек больше не показывался. Ноги затекли. Несмотря на то, что надпись на плакате, ржавыми гвоздями прибитом к стене, гласила "Близко не подходить! Звери кусаются!", Ева ухватилась руками за прутья и поднялась.
   В следующей клетке, на возвышении, выкатив между ослепительно белыми клыками влажный язык, лежал шакал. Судя по всему, сытый. На полу, наполовину растерзанный, валялся труп какого-то зверя. Ева поспешно отвела взгляд. Ей совсем не улыбалось гадать, кем был этот зверь при жизни.
   Когда девушка возникла у клетки, шакал мгновенно - движение не уловить - повернул голову и остановил на Еве неподвижный тяжелый взгляд. В глубине темных глаз дрогнуло любопытство. Хотя, вполне возможно, девушка и ошибалась, приписывая зверю человеческие черты. Шакал умный и прутья, делившие пространство на квадраты и наверняка, не один раз проверенные на прочность, красноречиво доказывали - любая возможная добыча вне досягаемости для острых клыков.
   Шакал не двинулся с места, когда Ева, решив его расшевелить, легонько стукнула ладонью по прутьям. Только шевельнулось ухо, да легкая дрожь пробежала по сухопарому телу.
   Скользнув взглядом по табличке с надписью "Гепард", Ева подошла к следующей клетке.
   Красавчик. Конечно, ему было мало пространства, ограниченного прутьями клетки. Ему бы бегать по саванне за добычей, заполнять силой и желанием крови тугие мышцы. Но запертый в клетке, он бродил вдоль стен, изнуряя тело бесполезным и бессмысленным движением.
   Завороженная видом мышц, перекатывающихся под кожей, Ева не заметила, как оказалась почти прижатой к прутьям.
   Все случилось быстро. Ее пальцы сжимали ржавое железо, когда сорвался с места гепард. Лишенный возможности овладеть добычей, зверь поступил просто: острые когти прошлись по пальцам, мгновенно располосовав кожу. Прутья решетки с трудом устояли перед натиском доведенного несвободой до отчаяния зверя.
   От испуга Ева отшатнулась, секундой позже почувствовав резкую боль. Прижав к груди окровавленную руку, она отступала назад. Беззвучно, ни разу не всхлипнув, зажимала правой рукой глубокие порезы. Но сквозь пальцы сочилась кровь, падала темными - почти черными в полутьме зверинца - каплями на бетонный пол.
   -Хрен вас всех дери.
   В мужском голосе не было ничего, кроме равнодушия. И, пожалуй, усталой обреченности.
   Ева повернула голову. Сторож стоял у самой стены и смотрел на девушку, неодобрительно качая головой.
   -Это кому написано? - Для верности старик ткнул желтым ногтем в плакат с устрашающей надписью "Человек, помни! Для хищников ты - добыча!"
   -Для меня... Для нас, - скрипнула Ева. В горле пересохло от выброса адреналина.
   -Для нас, - передразнил ее сторож и сразу, без всякого перехода, смилостивился. - Пошли. Рану обработаем. Больно?
   -Больно, - сам себе ответил старик спустя минут пятнадцать.
   Ева, держа на весу руку в подсыхающих пятнах антисептика, вскинула на сторожа благодарный взгляд. Словно в том случае, если бы старик определил ее рану как "пустяки", она почувствовала бы стыд.
   -Спасибо вам. - Девушка проверила гель на степень засыхания. - Я не...
   -Ты не тычь пальцами, - с ударением на последнем "а" ворчливо сказал старик. - Пусть еще подсохнет.
   -Я не думала, что...
   -Это понятно, - он усмехнулся. - Никто не думает. Никто из вас не думает.
   -Но они же не звери! - Ева дернула плечом. - Люди!
   -Люди, - он усмехнулся, опять передразнив ее. - Они давно уже не люди. Синдром острого расстройства...
   -Да знаю я, - она отмахнулась, рискуя вызвать неудовольствие старика.
   -Все все знают. Все умные. Только я тут один дурак непонятно для кого аптечку держу...
   Потом девушка шла из клиники, давно переименованной в зверинец и думала о том, что...
   Наверное. Все думают об одном и том же, выходя из бетонных стен. Ах. Не закончить бы дни в такой же клетке. Только... Тут Ева позволила себе улыбнуться, отвечая на вопрос: каким зверем? Кошкой, змеей, волчицей? Банально. И вообще, если болезнь настигнет ее, вряд ли право выбора будет за ней.
   В подворотне выл ветер. Здесь всегда выл ветер. Такова злоба воздушной массы, втиснутой в каменный туннель. Эх, подумалось Еве, было бы у ветра больше сил и меньше терпения, в считанные дни обрушившаяся мощь стихии стерла бы с лица земли все эти небоскребные навороты, выдавила бы как прыщи бетонно-стеклянные гнойники и отполировала бы до зеркального блеска старческую кожу бывших владений человека. Конечно, для людей в таком мире вряд ли бы нашлось место. Но, в конце концов, зачем ветру люди?
   На остановке скоростного трамвая тоже гулял ветре. Похолодало. Девушка запахнулась. Еще и воротник подняла, хоть и не любила этого делать. Небоскребы вокруг пялились на нее сотнями горящих глаз. Ощущение, что за каждым таким окном прячутся еще десятки глаз, разглядывающих одинокую фигуру, не проходило, более того, геометрическая прогрессия взглядов пугала. До такой степени, что Ева обрадованной птичкой впорхнула в двери подъехавшего вагончика.
   Здесь тоже царила пустота. Только на одном месте сидел человек. Молодой человек в старомодной шляпе, почти надвинутой на лоб. Зрачки его двигались, словно он считывал что-то с невидимого экрана.
   И этот тоже. Ева села неподалеку, чтобы на всякий случай контролировать действия попутчика. Нащупала в кармане электрошокер, включила на полную мощь и стала ждать, не упуская молодого человека из поля зрения.
   Черные зрачки попутчика продолжали движение, считывая невидимые слова. Строчку за строчкой. Девушка украдкой вздохнула, чтобы не привлекать внимания. Синдром "игрока". Тоже психическое расстройство - когда человек отключает игруху, но из игры так и не выходит. На первых стадиях такое состояние быстро проходит, а вот на последних... И рад бы выйти, но...
   Девушка опять вздохнула. И тут же пожалела об этом.
   Молодой человек без всяких переходов вдруг развернулся и посмотрел Еве прямо в глаза. Потом снял шляпу и положил рядом с собой на сидение. На бритом черепе горел блик от лампы.
   -Ну что? - тихо, но внятно сказал он, не разжимая губ.
   Ева смотрела на него, тиская в кармане шокер. Еще сомневаясь - а доставать ли? А вдруг именно резкое движение спровоцирует попутчика?
   -Что молчишь? - опять спросил чревовещатель. - Надумала?
   Она молчала. Только приоткрыла рот, чтобы не задохнуться: застоявшийся воздух, пойманный в ловушку замкнутого пространства вагона, никак не хотел втягиваться в легкие.
   -Понятно, - молодой человек кивнул головой. - Даю тебе срок до конца недели. Потом... Тебе лучше не знать, что будет потом. В одном не сомневайся. Это будет. Обещаю.
   Ева часто дышала, не в силах отвести взгляда от бритого черепа, на котором вдруг появились черные точки. Множество черных точек. Из которых потянулись к свету черные стрелки. Заворожено, забывая дышать, девушка наблюдала за тем, как зашевелились точки, мгновенно увеличиваясь в размере. Страх, заставил ее потерять себя. Теперь Ева уже сомневалась, то ли все происходит на самом деле и это просто какой-то фокус, то ли у нее очередной глюк. Опять.
   Пока Ева напряженно пыталась осознать происходящее, на бритом черепе попутчика росли волосы. Густые, черные. Они пребывали в постоянном движении, пока не добрались до плеч. Потом рост остановился.
   Попутчик, по-прежнему не отрывая взгляда от девушки, вжатой в спинку сиденья, взял шляпу, надел. Без лишней суеты полез в карман черного пальто, достал круглые очки и водрузил их на нос. Так, чтобы они стали просто украшением. Зрачки незнакомца опять задвигались, на сей раз словно считывая информацию с онемевшего от испуга лица Евы.
   Вагончик вздрогнул на остановке и застыл, услужливо открыв стеклянные двери. Молодой человек поднялся и Ева прикусила губу.
   -Думай, - напоследок сказал попутчик прямо в открытые двери и вышел на перрон.
   "Какой еще срок? - облегченно подумала Ева, переводя дух и вытирая липкие пальцы о ткань куртки. - И почему до конца недели? А сегодня у нас что? Понедельник. Или... пятница?"
   Всхлипнул порыв ветра. Двери бесшумно закрылись и вагончик тронулся.

3

   -Ты обманул нас, мудак...
   Тот, кто стоял ближе остальных, длинноволосый парень, шипел сквозь зубы. Вожак. За которым прятались остальные.
   -Ты обманул нас-с-с, педик.
   Кристоф сильно сомневался в том, что патлатый мог говорить нормально. Насколько вспоминалась их последняя встреча - парнишка лишился пары зубов. Но, видимо, решительности сей факт не убавил. Тупой, упрямый бычок. Отчего-то сделавший вывод, что проигрыш в предыдущей партии всего лишь перевес сил не в его пользу. И если сегодня ночью на его стороне будут играть такие же тупые, ублюдочные бычки, удача ему улыбнется. Безумец. До него никогда не дойдет, что из десятка черных пешек одним желанием ферзя не сделать. Особенно, если белыми играет гроссмейстер.
   -Ты нас обманул..., - вожак добавил непечатное ругательство.
   Парень выплевывал слова, словно они должны быть искрой, что включала зажигание. Группа поддержки бычилась поодаль. Все крепкие, накаченные, как на подбор. Тот, кто стоял левее остальных, бритоголовый, ухмылялся, игриво подбрасывая в руке тяжелую биту.
   Единственный свидетель, одинокий фонарь, по старинке забранный металлическим кругом светоотражателя, качался в арочном своде подворотни. Белый круг катился к самым ногам Кристофа, мазал светом острые носки ботинок и медленно двигался назад. Цепь, за которую был подвешен фонарь, скрипела, вклиниваясь в разговор.
   Двое слева, двое справа. И сзади никого. Любители. Кристоф растянул губы в улыбке. У нападавших отсутствовало серьезное оружие. Оно и понятно: убивать его не собирались. В конечном итоге здравый смысл возобладал и до ублюдков дошло, что мертвый он в сотню раз опасней, чем живой.
   -Я сделал все, что обещал, - "сказал" Кристоф.
   -Врешь... Сука, пора тебе ответить за свои слова, - промычал бритоголовый. Он подкидывал биту, подначивал себя словами. И весь пыл уходил в эту игру "верх-низ". Но, сколько ни верти ключ в замке зажигания, стартер не срабатывал - парень никак не мог решиться.
   -Ты обещал нам настоящий рай! - сорвался длинноволосый. - А вместо этого что мы получили?
   Рай. Ад. И ничего кроме. Жалкое представление о жизни вне тела. Где самое прекрасное - сидеть в райских кущах, пустоглазо обозревая окрестности. И ужасное - служить сырьем для ужина извращенца. Иначе, откуда все эти угли-соковородки-кипящее масло? Такая вот убогая перспективка. И полное отсутствие фантазии. Хотя разумно и естественно всплывает простая как воздух подсказка: кто предупрежден, тот вооружен. Вот так - вооружен. Логично напрашивается вывод, а зачем же тому, кто все устроил, еще и вооружать тех, чей порог агрессивности давно зашкалил, для загробной жизни?
   -Каждую ночь убирать чужое дерьмо? - все больше распалялся вожак. - Это твой обещанный рай? Ты говорил...
   -Как же я могу говорить, Вольф? - скромно улыбнулся Кристоф. - Если у меня нет ни легких, ни горла. Ни рта.
   Длинноволосый шумно выдохнул. Да и на остальных напоминание о том, что Кристоф не человек подействовало как холодный душ. Малость отрезвило.
   -Все равно. - Узкое, бледное лицо Вольфа дрожало. - Ты ответишь. Ты должен ответить. Чтобы впредь...
   Ах, вот оно в чем дело. Глупые мальчики решили примерить на себя роль праведных мстителей. Но костюмчик суперменов явно маловат и трещит по швам. От "праведного гнева". Чтобы впредь злому дяденьке неповадно было.
   Неповадно что?
   Самое интересное, что Кристоф знал ответ на этот вопрос, а вот парни нет.
   Мгновенно словно порыв ветра взорвал его изнутри. Нет, оболочка осталась неповрежденной - хрен с ней, с жалкой оболочкой человеческого тела, веревками связавшей его сущность - иное, неопределенное известными словами, вырвалось наружу, раскрылось, выбросив по сторонам сотни незримых щупальцев.
   И те, что искали, нашли цель. Пустопорожние головы, не обезображенные нейронными процессами. Почти гибернация, ждущий режим совершенного по своей сути механизма. Программы, которыми напичкал создатель всех и каждого, используемые куда там на десять! Едва на один процент. Совершенная машинка, каждодневно включаемая лишь за тем, чтобы собрать парочку карточных пасьянсов, вместо того, чтобы задействовать - что там Сеть? Ее нет и в помине. Хотя бы часть системы со встроенными по умолчанию настройками!
   Жалкое зрелище. Как ночной полет над необитаемой частью земли с редкими вкраплениями тлеющих огней погибающей цивилизации, так и мозг, лишенный активности - всего лишь череда мертвых зон, связанных активаторами физических действий. Разрушить эту связь ничего не стоило. Кристофу дана была сила легким дуновением отключить лобную долю от остальных - всего лишь! - и перед ним застыли бы овощи. Ему дана была сила.
   Но не власть. Привычно шепнул тот, кто имел право утверждать.
   Да, не власть. Не власть. И если раньше эта аксиома воспринималась как очевидность, то теперь, после последних событий, это утверждение вдруг превратилось в теорему, которую еще нужно потрудиться доказать.
   Заброшенная вселенная чужого разума, не нужная собственному хозяину. Бездна нано-мира. Бесконечный космос, где в абсолютной темноте плавают миллионы планет под названием Нейромедиаторы, где в туманностях Нервной системы теряются астероиды-Нейтрофилы, где расстояние измеряется в референсных интервалах. Где взрываются сверхновые и мощный выброс допамина провоцирует движение целой Галактики Абсолютного Счастья. И весь этот бесхозный, неприкаянный мир, застыл в ожидании того, кто придет, чтобы запустить на полную мощь совершенный механизм.
   Выбор. А как же выбор? Спросил тот, кто умел задавать вопросы.
   Никто его не отнимает, этот выбор. Но выбор сделан априори - активность разума, ограниченная тремя П. Поспать, пожрать, потрахаться. И если твой выбор - животное существование, так что же? Лети, мотылек. Живи. В соответствии со своим выбором. А все остальное вправе использовать тот, у кого есть для этого желание. И возможности.
   Ты - корректор. Напомнил тот, в чьей ведомости было следить за порядком.
   Да, корректор.
   Пока еще.
   Кристоф улыбнулся. Глубоко вздохнул, возвращаясь в бренную оболочку, раскинул руки в стороны, словно принимая нападавших в радушные объятия. Вольф, стоявший ближе остальных невольно отшатнулся.
   В тот же миг Кристоф ощутил движение воздуха сзади. И одновременно ударил битой бритоголовый.
   Кристоф принял скользящий удар биты на предплечье, одновременно с разворота, ногой отбросив того, кого выплюнула тьма. Туда, еще дальше, в непроглядную темноту подворотни, широко взмахнув руками в полете, упало тело. Но непроглядной тьма оставалась лишь для людей. Кристоф видел, с какой силой ударился нападавший спиной о мусорный бак.
   Раздался глухой стук, к которому тотчас прицепилось эхо. Удар оказался слишком сильным для того, чтобы выдержали пластиковые бока контейнера. Огромный бак дрогнул, качнулся и стал тяжело валиться набок. Секундно задержавшись на ребре, рухнул, погребая под завалами неудачника.
   Звонко всхлипнуло стекло, покатились жестяные банки. Падая, пластиковый монстр зацепил контейнер для мелких отходов, тот следующий. Звон, треск, шум, стук.
   Под этот перестук-перезвон, почти психодел, почти жесткий технарь с яркими вкраплениями повторяющейся темы - стеклянного звона битого стекла, многократно усиленный и повторенный эхом, началась и закончилась разборка.
   Бритоголовый отбросил шутки в сторону. Тяжело качнувшись на полусогнутых ногах, как моряк на яхте в шторм, он бросился на неприятеля. Торпедой, опережая хозяина, метнулось вверх пластиковое тело биты.
   Металлический стук банок, с характерным призвуком бьющегося стекла, четкий ритм, почти созвучный движениям Кристофа, захватил его. Готовясь отразить очередной удар, он в тот же миг уловил движение внизу.
   Вольф не дремал. Он решил действовать наверняка - согнувшись, с низкого старта как следует дать подножку. Расчет был верным: уходя от удара, Кристоф наверняка отшатнется и тут его настигнет неизбежное. Как только он упадет навзничь, не надо много ума, чтобы навалиться скопом. Победно запинать, растерзать павшего льва, схватить за горло, сжать уже беззащитную, не склонную к сопротивлению плоть, и дать понять, наконец, кто тут в силах диктовать условия будущей игры.
   Возможно, задумка имела бы право на успех, будь действия нападавших более слаженными, особенно, учитывая тот факт, что слева от Кристофа маячила кирпичная стена, весьма суживая пространство для маневра. Но бритоголовый слишком размахнулся, очевидно, вознамериваясь вложить в удар всю свою силу, а Вольф по широкой дуге только начинал замах.
   Не дожидаясь, пока парни осознают свою ошибку, Кристоф согнул ноги в коленях, взмахнул руками и с силой оттолкнулся от земли. Артистично откинув голову, словно любуясь собой со стороны, сделал сальто назад.
   Когда Кристоф приземлился на носки и стал выпрямляться, бита, не найдя цели, еще свистела в воздухе, Вольф издал возглас, полный разочарования. Только самый молодой из нападавших, которого Кристоф не брал в расчет, оказался проворнее всех.
   Белобрысый, с глазами наркомана парень, обладал отменной реакцией. В светло-серых кругах радужки тонули булавочные точки зрачков, там напрочь отсутствовало понимание того, как быстро двигалось тело. И, несмотря на это отсутствие связующего звена, кулак парня мог бы причинить весьма ощутимый вред.
   Мог бы. Не обладай Кристоф нечеловеческой реакцией, вполне возможно, лежать бы ему на спине с переломом нижней челюсти, захлебываясь кровью. Но то, что для белобрысого решали мгновения, для Кристофа тянулось секундами. Выпрямляясь, он перехватил руку парня за запястье и с силой завернул за спину.
   Симфония подворотни вдруг прервалась и, в словно специально установившейся на секунду тишине, раздался оглушительный хруст суставов. Четко рассчитанная партитурой пауза прервалась и громкий болезненный всхлип белобрысого потерялся на фоне взрывом хлопнувшего стекла, с апломбом арии примадонны, хрустально рассыпанного эхом по углам.
   Туда же, в ближайший угол Кристоф отбросил тело, уже не способное оказать сопротивления. Сломленное, шипящее от боли, с вывернутым под неестественным углом плечевым суставом.
   Дальше церемониться Кристоф не стал. Не успевшего признать неудачу бритоголового, он отправил в нокаут. Кристоф не оставил тому времени на то, чтобы осознать опасность. Более того, он лишил себя удовольствия разглядеть страх в наглых глазах. Эта четверка "мстителей" и так отняла у него слишком много времени. Включая неподвижное тело у мусорных контейнеров. И исключая ту тень, что поначалу занимала свой пост слева и поспешно ретировалась, правильно оценив ситуацию.
   Что же. Правильного мальчика зовут Брамс. И сие не прозвище. Именно так его назвали родители и, возможно, к нему следует отнестись с интересом. А пока, отправляя в полет сокрушительным хуком в челюсть крепко сложенное тело бритоголового, Кристоф переключился на Вольфа.
   Длинноволосый уже не хотел драться. Он не хотел мести. Грязные волосы рассыпались по плечам, бледное лицо дрожало. Он пятился и в глазах плескалась жажда жизни. Все равно какой. В раю. В аду. Но ему хотелось одного - жить!
   Радушно раскинув руки в стороны, Кристоф наступал, прижимая к стене трепещущее тело.
   Стихла какофония звуков. Мертвый свет фонаря выхватывал из темноты круги, в которых застыли лица, извращенные болью, лежащий на земле мусор, биту, сиротливо застывшую у кирпичной стены, брызги крови, стынущие на бетоне. Графика. Почти комикс.
   Потом круг света добрался до бледного лица Вольфа, зацепил его, на мгновенье подержав в ракурсе и сполз ниже, высвечивая полы кожаной куртки, грязные джинсы, ботинки. Затем, словно потеряв интерес, покатился дальше, пачкая светом бетон.
   -Убирать чужое дерьмо тебе не нравится? - внятно "произнес" Кристоф. Его рука при этом жестко держала Вольфа за горло. - Я могу заключить тебя туда, где твой самый кошмарный сон - всего лишь реальность. Где есть только ты и твои гребанные фантазии.
   Кристоф разжал руку и обессиленное тело, хрипя, упало на бетон.
   Потом он повернулся и пошел прочь. Только на миг остановился, чтобы добавить. Так же внятно, как и все предыдущие слова.
   -Такие же гребанные, как твоя жалкая душа.

4

   -Еще, пожалуйста еще! - повторяла девушка.
   Она вертела головой из стороны в сторону и пряди рыжих волос били Влада по лицу.
   Чуть позже девушка по имени Берта, или проще - Скорая Помощь, блаженно улыбалась, вытянувшись на кровати. Ее стройное тело с раскинутыми в стороны руками заняло всю кровать и Владу пришлось после душа переместиться в кресло. Единственное, чего ему сейчас хотелось больше всего, это чтобы все эти оголенные телеса скоренько упаковались в то черное платьице, что валялось на полу, натянули по-быстренькому чулочки-сапожки и, по возможности, бессловесно упорхнули за дверь. Вот последним Влад готов был поступиться. Пусть себе. Пусть себе стрекочет на прощанье, что-нибудь в духе "ты сегодня был великолепен". Но все это в дверях, одной ногой за порогом!
   Скорая Помощь, наконец, разлепила сонные, после двух оргазмов, глазки и посмотрела на Влада. С улыбкой, любуясь.
   И он улыбнулся ей в ответ. Чего ж ей было им не любоваться? Зря, разве, он более трех лет изнурял себя долгими тренировками в тренажерке? Именно для этого. Чтобы такой вот девушке было от чего обольстительно улыбаться.
   С одной лишь оговоркой. Вряд ли в его мечтах фигурировала Берта. Хорошая девочка. С отличной фигуркой. Одно лишь хэ. Она давала всегда. Кто-то, быть может, пожмет плечами - что ж плохого? Но Влад не из тех. Он боец. Ему до дрожи было необходимо охотиться. Добиваться. Пробивать головой стены, получая очередной отказ. Неприступная, опасная, со стервоточинкой. Чтобы каждый день, как первый. Чтобы входила в зал какого-нибудь кабака, а все мужики шеи сворачивали - кому такая ляля досталась? Чтобы когда его не оказывалось рядом, ее непременно кто-нибудь домогался. И тут появлялся он. Ты что-то забыл здесь, парень? И если за этим не следовала череда извинений, то в морду, в морду.
   Он знал. Такие девушки есть. И то, что пока все давали, стоило глазом моргнуть, так это судьба. Чтобы острее ощутить желание, когда на горизонте возникнет Она.
   Берта лежала на кровати, призывно раскинув руки. Домой она не собиралась, а это могло означать только одно - ее следовало поторопить. К счастью ожил мобильник. Это позволило молодому человеку отвлечься. Он поднялся и, играя мышцами, направился к столику.
   -Вас слушают, - лениво бросил Влад в трубку. И от первой же фразы, бережно доставленной радиоволнами в стены его тихой квартиры, молодого человека бросило в пот.
   -Привет, Додик, - мягко прошелестело в трубке. - Узнал меня?
   Скорее всего, вкрадчивый голос давно был стерт памятью, но детская кличка "Додик", конечно, по фамилии Додонов, явилась тем детонатором, который взорвал спящее в глубине прошлое. И пока летели осколки, яркими вспышками озаряя воспоминания о школьных годах, Влад молчал. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы вбить эти осколки в бетон, прочную броню, наработанную неустанным десятилетним трудом.
   -Я узнал тебя, Сергеша, - Влад тоже назвал собеседника прозвищем из детства.
   Конечно по фамилии. Сергунин. Голос Влада прозвучал твердо, но, судя по всему, некоторые осколки пробили броню и добрались до мягкого тела. Иначе откуда еще в мозгу возникла вся эта какофония подсказок? "Вы не туда попали", "вы ошиблись", "я плохо вас слышу". И, наконец, от слов к делу - просто бросить трубку.
   -Это хорошо. Что узнал, - усмехнулись в трубке. - Есть разговор. Когда встретимся?
   -Пятница. После шести вечера, бар "Ресет", - после секундной паузы сказал Влад.
   -Хорошо, друг. Я буду ждать.
   Мобильник оглушительно замолчал. Влад сжал его в руке до боли. Был бы мобильник живым существом, непременно бы издох, не успев пикнуть. Весь разговор занял двадцать пять секунд. Считанные секунды, после которых от спокойствия и планов на неделю не осталось ничего. Теперь на ровном поле "понедельник-пятница", обнесенном колючей проволокой, вознеслось к небесам здание тренажерки. Мысленным взором окинув фронт работ, Влад улыбнулся. К своему счастью, школьный "приятель" и не представлял, что бывшему ботанику есть что противопоставить кроме силы. И это "что" уж наверняка будет посерьезнее любого оружия.
   -Любого известного оружия, - сам себя поправил Влад минут через десять. Он пошел в комнату, мельком отметив, что правильная девочка Берта, как всегда правильно закрыла после ухода входную дверь.
   В спальне молодой человек первым делом избавился от использованной простыни, единым взмахом постелил новую, накрыв чистым полотном необъятное пространство кровати. Потом лег в это благоухание, распластавшись звездой, широко разведя в стороны руки и ноги. Влад закрыл глаза. Он старался оттянуть погружение в сон.
   Скромный мальчик Владимир Додонов рос в неблагополучном районе. Точнее было бы сказать, что с определенного времени скромного мальчика стал воспитывать именно неблагополучный район. До пятого класса все было организовано по высшему разряду. Элитная квартира, элитная прислуга, элитное воспитание. Все со знаком плюс ровно до того времени, как умер отец.
   Когда рухнула каменная стена, отделявшая мать от обычной жизни, оказалось, что мир скрывает массу подводных камней. Причем, выяснилось это вскоре после неудачной попытки матери вновь обрести стену. Стена оказалась вовсе не каменной. Так, гипсокартон, оклеенный вполне правдоподобными обоями "под кирпич". Короче, все, что осталось матери после развода - крохотная двушка в районе с удручающим своей правдивостью прозвищем "Зона". А все потому, что самым красивым зданием в районе было "Зональное представительство общества защиты детей и юношества". Здание, обнесенное крутым забором, таким нехитрым способом отделяло себя от района. Там, за стеной, наверняка царили мир и порядок.
   В отличие от остальной Зоны.
   Конечно, Сергеша был основным. Тем, кто держал в страхе не только учеников, но и учителей. Ему прочили уголовное будущее, и никто не сомневался, что во всех около криминальных и криминально однозначных происшествиях так или иначе замешан Сергунин. Хулиган, матершинник, по ком навзрыд плачет тюрьма и так далее, бла, бла, бла...
   Влад ясно помнил тот день, когда слухи о Сергеше обрели реальное воплощение.
   Морозным декабрьским вечерком, Додика задержала в школе учительница английского. Неисповедимы пути-дорожки, по которым симпатия находит отклик в женском сердце. Марго - двадцатитрехлетняя училка, девушка приятная по всех отношениях, испытывала приязнь к пятнадцатилетнему хлюпику, коим, естественно, Додик тогда себя не считал.
   Оторванный от жизни почище родной мамочки, Додик был занят поиском тех механизмов, что управляют обычной жизнью. Его личный непотопляемый "Титаник" прочно держался на плаву, ровно до того вечера, когда превозмогая ветер в лицо, подросток не повернул за угол школы, по дороге домой. Айсбергом, вспоровшим обшивку представления об устройстве Мира, было разгоряченное лицо Сергеши, с упоением избивавшего ногами того, кто лежал на боку, прижимая окровавленные руки к животу и уже не оказывал сопротивления.
   -Я тебя предупреждал, - Сергеша сквозь зубы добавил непечатное ругательство, - я тебе дал срок до конца недели...
   Горел фонарь, закрепленный на глухой школьной стене. В ярком круге, на границе света и тьмы стоял Сергеша. Он ругался и бил ногой лежачего. От удара взлетали хлопья снега. Снежные всполохи ветер закручивал в мини-торнадо и уносил прочь. Лежащий на боку делал попытку перевернуться, подняться на ноги, но следующий удар неизменно вбивал его в снег.
   Видимо, экзекуция подошла к концу. Просто так было отмеряно Сергешей, а совсем не потому, что рядом застыл с открытым ртом нечаянный свидетель.
   Сергеша оторвался от разглядывания скрюченного у его ног тела и медленно поднял голову.
   -Тебе чего здесь? - негромко сказал он, глядя Додику прямо в глаза.
   -Я... домой иду, - в тон ему ответил тот.
   -Понятно, - Сергеша широко улыбнулся, как будто услышал что-то смешное.
   Он неторопливо, без суеты, достал из кармана куртки сигареты и так же неспешно закурил. Сергеша не отрывал взгляда от лица Додика, а тот стоял столбом, не в силах найти подходящий предлог, чтобы двинуться с места. Вдруг круг света, в котором все происходило, показался ему подвешенным в черноте и шагни он туда, за яркую границу, неизбежно полетит вниз, в бездонную пропасть.
   Стоять бы ему так до скончания веков, если бы Сергеша не начал действовать. Он нагнулся, схватил скулящее тело за воротник и вздернул вверх. Как только тело утвердилось на ногах, Додик узнал в нем одноклассника. Мишку Зверева. Или Зверя. Не хилого, в общем, парнишку.
   Зверь постепенно выпрямился в полный рост. По его губам текла кровь. Темные волосы, забитые снегом, ворошил ветер.
   -Ты же все понял, Зверек? - улыбчиво сказал Сергеша. Дождался, пока Мишка кивнет и потом, однозначно удивил Додика. Хулиган наклонился, поднял черную шапку, отряхнул ее об колено и напялил на голову Зверя. - Иди домой, простудишься.
   И, по-дружески подтолкнув мало что понимающего парня, скоро задал ему направление. Мишка не заставил просить себя дважды. Мгновенье - и поле битвы, вместе с каплями крови, сорвавшимися с разбитых губ, уже занесло снегом.
   -Торопишься, как там тебя? - спросил Сергеша и подошел ближе. - Пойдем, провожу.
   Он хлопнул Додика по плечу. Или скорее, боднул. Так же твердолобо, как могло садануть какое-нибудь парнокопытное.
   Так началось их знакомство. Нет, ничего близкого между ними не возникло. Ни дружбы, ни вражды. Сергеша не бил хилого подростка. Осознавал, что такого можно ненароком и убить, а посещать места не столь отдаленные в ближайшие планы не входило? Неизвестно.
   Зато Додику была доподлинно известна хрупкость стекла, отделяющего Сергешу от криминального будущего, которое легким движением руки превращалось... превращалось в настоящее. Хулиган словно не понимал этого. Раз - из камешка, брошенного в стекло тонкой паутиной расходились трещины. Сколько их, тех камешков с острыми уголками остались в памяти Влада? Мишка, которому после того зимнего наказания светили долгие походы к урологу, закончившиеся госпитализацией, переводом в другую школу с облегченным графиком учебы. А что семья? Матери, в одиночку воспитывающей сына, было глубоко на... наплевать. О виновнике событий никто не узнал. Мишка боялся. И Додик держал язык за зубами.
   Что еще услужливо подбрасывала память Влада? Переломанные руки-ноги он не считал. Переломанные судьбы скорее брал в расчет. И от Светкиных слез, когда она рассказывала об изнасиловании, долгое время жгло плечо.
   И Петьке, чье тело по весне обнаружили в канале после того, как сошел лед, наверняка было что рассказать о своей смерти. Однако полиция, отрабатывавшая эту версию, зацепок не нашла. Петьку, который решился на конфликт с Сергешей, похоронили в закрытом гробу. А слухи и шепотки... Что же, Сергеша одним своим присутствием затыкал как кляпом любой рот.
   С высоты прожитого десятилетия оценивая те события, Владу как раз было понятно почему Сергеша все-таки закончил школу.
   Владу непонятным казалось другое: почему его система ценностей в качестве самого мерзкого воспоминания определила не закрытый гроб, не черные от кровоподтеков Светкины руки, не кровавые царапины на ее шее, даже ни глаза пацанов, которых Влад навещал в больницах.
   Воспоминание, от которого Влада трясло, относилось к выпускному вечеру.
   Глаза учителей, пожимающих на прощание руку Сергеше, светились от счастья. Он сам - благоухающий, в дорогом костюме, светловолосый, с короткой стрижкой, являлся воплощением выпускника. Улыбчивый, скромный. Так хотелось верить, что солнечный день после кошмарной ночи прогонит все страхи, что все останется в прошлом!
   В том числе и та почти ласковая угроза, брошенная Сергешей вскользь учительнице английского. Он сказал: "Марго, много на себя берешь. Я уйду из школы. Но не из твоей жизни. Запомни это".
   -О чем задумался, Додик? Есть разговор.
   И чувствительный довесок - удар в плечо, заставил Додика очнуться и ощутить эфемерность надежд. Перебесится? Человек, получавший удовольствие, граничащее с сексуальным, причиняя боль и страдания, мог ли перебеситься? Скорее наоборот, в то время Сергеша "беситься" и не начинал.
   Ослабив узел от галстука, резавшего кадык, Додик последовал за садистом. По пустынным еще коридорам - народ продолжал развлекаться в актовом зале. За поворотом стихли шум, музыка и смех. Стало почти тихо. В гулкой тишине даже шаги Сергеши звучали весомо и уверенно. Он остановился перед дверью, ведущей в спортивный зал. Достал из кармана железку и спустя секунду дверь распахнулась, приглашая в прохладное, полутемное нутро.
   Сергеша прошел вдоль матов, хлопнул ладонью по упругому боку "козла". В самом углу он сел на скамейку. Достал из кармана бутылку водки и протянул Додику.
   Сергеша не спросил "будешь?", не приказал "пей". Зачем? Он протянул бутылку и иных вариантов, кроме того, чтобы отпить из горла, Додику не оставил.
   -Чем заниматься думаешь? - Сергеша дождался, пока Додик вернет ему бутылку.
   -Я ж тебе говорил. Попробую поступить по социалке. Иначе не выбраться из этого дерьма.
   -Ага. Всю жизнь протирать штаны в офисе за пару десятков косарей это для тебя "выбраться из дерьма"?
   -Это же поначалу. А потом...
   -А потом за тридцать. Штук. Это у тебя жизнь?
   -А у тебя? - набычился Додик.
   Сергеша усмехнулся.
   -Эту тему мы разовьем позже. А пока буду делать из тебя человека. Нравишься ты мне, брат. О заброхах что-нибудь слышал?
   Додик пожал плечами. Заброхи - заброшенные здания. Что еще о них можно слышать?
   -Вижу, что слышал. Возьму тебя с собой, - тоном, не терпящим возражений, сказал Сергеша. - В среду собирайся. Что взять с собой я скажу. Если после этого ты запросишься в свой долбанный офис, что же...
   Ботаник вскочил. Он смотрел на школьного монстра во все глаза. До него с трудом доходило, что вместо того, чтобы оставить дерьмо в школьных стенах, ему предстоит тащить его с собой. Видимо, в его глазах сверкнуло что-то, отдаленно граничащее с неповиновением. Потому что внезапно Сергеша поднялся и застыл, сжимая в руках бутылку. На миг Додику показалось, что эту бутылку ему и предстоит сейчас отбить. Собственной головой.
   Ничего подобного не случилось. Сергеша подошел так близко, что Додик видел капли пота, выступившие над верхней губой, и почти звериный оскал, обнаживший клыки, и глаза, в которых плескалась жажда насилия.
   -Хочу сделать из тебя человека, - тихо сказал Сергеша. Додик почувствовал запах туалетной воды, смешанной с перегаром. - Настоящего человека. Жизнь нужно брать за горло, пацан. Слышишь? - Его рука дернулась и Додик в полной мере ощутил, как крепко нужно брать за горло жизнь. - Вот так! Нужно брать за горло жизнь, а не дожидаться, пока она возьмет тебя за горло!
   Он оттолкнул ботаника от себя и тот, не удержавшись на ногах, тяжело плюхнулся на скамейку.
   -Не ссы. Сделаю из тебя человека. Через год себя не узнаешь. Будешь таким же крутым, как я. Или почти таким же.
   Сергеша рассмеялся. В гулкости спортивного зала его смех прозвучал особенно многообещающе.
   Потом, еще продолжая смеяться, Сергеша расстегнул ширинку и пустил струю. Прямо на маты...
   Так же остро, как и десять лет назад, Влад чувствовал запах мочи. Так же ясно, он ощутил всю бездну собственного унижения. Физкультура, один из немногих предметов, которые он любил. Где, несмотря на все свою неподготовленность, показывал неплохие результаты. Зал - не место для разборок. И эти злосчастные маты, на которых так удобно лежать набегавшись, напрыгавшись под завязку. Где так нечаянны первые прикосновения к девчонкам, тоже "случайно" оказавшихся рядом...
   Вся эта, с трудом уцелевшая чистота, оскверненная и источавшая зловоние, которое не развеяли годы, по-прежнему взывала к мести.
   Что Додик мог сделать тогда? Набить хулигану морду? Пожалуй, его хватило бы на единый короткий замах. И после этого, он остался бы в спортивном зале, истекающий кровью, корчащийся от боли. На тех самых матах.
   Он не сказал ни слова. И даже в среду, когда с трясущимися поджилками последовал за Сергешей в свою первую заброху.
   Хотя... Если быть откровенным перед собой, та заброшенная больница, с выбитыми окнами и подвальными помещениями, в которых прятался страх, была первой из череды подобных. Влад "заболел" на долгие годы. Мучительно, странно. Вирусом, от которого не избавился до сих пор. Сей вирус вызывался страстью к путешествию по заброшенным домам.
   А что касалось Марго...
   Нет! Память Влада возопила, забилась в истерике.
   Он и сам понимал, что это уже слишком. У него не хватит сил так глубоко нырнуть в прошлое! Не сейчас. Сейчас он рискует не выплыть на поверхность.
   Он вспомнит все завтра, при свете дня, и решит, как ему быть.
   Завтра. Все завтра.
   ...Или, он придет к решению сегодня ночью. И ночь вселяла большую уверенность, чем все оставшиеся дни.
  

5

   -Прошу вас, Павел Сергеевич! Я не могу... больше не могу... Пожалуйста! - Сидя на больничной койке, Ева плакала навзрыд. Из глаз текли слезы, из носа сопли. Всю эту выстраданную влагу она размазывала по белому халату доктора.
   -Ева, Евочка, - приговаривал бородатый доктор, гладя ее по голове. - Успокойся, девочка моя. Я не могу сейчас дать тебе успокоительное, это опасно, ты же знаешь. Постарайся взять себя в руки. Ты сильная!
   Девушка отодвинулась от спасительной жилетки. На рыхлом животе доктора она почти разглядела слепок собственного лица. Ей стало стыдно.
   -Не могу больше, - в нос, после плача, сказала Ева. - Никаких сил нет.
   Девушка опустила босые ноги, пытаясь нащупать больничные тапки, но ничего не нашла. Тогда она встала, босая, на холодный пол. На ее руке болталась трубочка от капельницы, ненасытным ртом медицинской иголки присосавшаяся к вене.
   -Девочка моя. Успокойся.
   Павел Сергеевич мягко, но настойчиво взял девушку за плечи и заставил ее снова опуститься на койку.
   -Думаешь, я не понимаю, как тебе трудно? - Он отлепил липучку и осторожно вынул иголку из вен. Потом сел на стул и подъехал к ней максимально близко. Так, что их глаза оказались на одном уровне. - Я все понимаю, родная моя.
   В тишине слышно было, как на соседней койке, за ширмой, сенсор сердечного ритма размеренно пульсирует, отмечая частоту сокращений чужого сердца. Ева не смотрела в ту сторону. Она предпочитала не знать, как пациент выглядит сейчас. Ей вполне было достаточно фотографии. И чем более веселым на ней выглядел очередной пациент, тем лучше.
   -Ева, послушай меня, - тихо сказал доктор. - Я до сих пор не представляю себе, как ты это делаешь. Но семьдесят положительных случаев из ста - это семьдесят спасенных! Когда мы начинали с тобой, еще совсем девочкой, шесть лет назад, ты была первой, у кого получилось. Каюсь, тогда, имея под рукой тысячи желающих для экспериментов, я решил, что дело в шляпе... Но... Ты сама знаешь это "но".
   Доктор замолчал. Ева смотрела прямо перед собой. Конечно, она знала, в чем секрет этого "но". В палате царил полумрак и ее опять потянуло в сон. Размеренный голос Павла Сергеевича успокаивал.
   -Я написал десятки трудов и могу на пальцах разложить весь химический процесс. Я могу часами говорить на тему, что кровь пациента, находящего в коме, проходя через... скажем, модификатор, создает своего рода загрузочную программу. Что остается только найти желающих загрузить эту программу и соединить с пациентом. Владея всеми кодами, так - казалось бы легко - найти путь к жесткому диску пациента, где хранится резервная копия. И тогда здоровому субъекту ничего не стоит использовать данные для восстановления всей системы. Системы жизнедеятельности больного человека. Да-с... Банально выражаясь, ты, моя девочка, загрузочный диск для восстановления системы...
   Ева непроизвольно усмехнулась. Ей нравилось, когда доктор так ее называл.
   -Я все про это знаю. И я не знаю ничего. Я не могу понять, как у тебя это получается. Я могу понять только одно - тебе чертовски трудно. И еще - кроме тебя, больше некому. Да-с. Я давно не называл тебе цифры. Тысяча семьсот тридцать два. Вот столько их было. Желающих участвовать в эксперименте. И это притом, что родственников я не считаю. И что же? Ты сама знаешь ответ. Скажи мне его. Прошу тебя.
   Ева набрала в грудь побольше воздуха и ответила.
   -Получается только у меня.
   -Да, девочка моя. Кроме тебя больше некому. Ты видела эти палаты, забитые пациентами в коме. Там родственники уже потеряли надежду на спасение. Физически, мы с тобой не можем брать на себя больше двух пациентов в неделю. Но... Для них это шанс. Ты спасаешь людей, девочка моя. Это так.
   -Тридцать из ста...
   -Семьдесят из ста! Вот о чем ты должна думать!
   -Я не могу больше, поймите меня, Павел Сергеевич. Это выше моих сил, - Ева опять свесила ноги. На этот раз тапочки нашлись. Она надела их и пошла к тумбочке, в которой лежала ее одежда.
   Доктор молчал. Нисколько не стесняясь, Ева надела на голое тело футболку, потом джинсы. Она старалась не слушать ни шумное дыхание Павла Сергеевича, ни тихий зуммер сердечного ритма больного. Когда надевать осталось нечего, не оборачиваясь, девушка направилась к выходу.
   Не смотри! Приказала она себе, когда поравнялась с койкой пациента. И вместе с этим "не смотри", голова ее плавно повернулась налево.
   Совсем молодой. Сколько ему? Двадцать восемь, услужливо отработала память. Белый, без единой кровинки. И сильные мужские руки, и большими бицепсами, безвольно растянутые поверх простыни вдоль тела.
   Ева прошла до двери и взялась за ручку. Доктор молчал. Но сука-память, намертво вцепилась в белое лицо, в черноту расширенных зрачков, почти прикрытых веками, в тонкую прорезь бескровных губ.
   Пальцы девушки скользнули по гладкости отполированной ручки двери. Ева повернулась и как сомнамбула пошла к тумбочке, на ходу расстегивая куртку.

* * *

   Человек кричал. Почти не останавливаясь, делая паузу лишь для того, чтобы набрать в легкие побольше воздуха.
   Если бы она могла, то закричала бы вместе с ним. Также надрывно, во всю мощь, чтобы потом... А, неважно что потом. Пусть будут поврежденные связки, выворачивающий наизнанку кашель и долгое молчание. Что угодно будет, только бы не видеть больше этого! Никогда!
   Слева торчали острые прутья арматуры. Бетон крошился, стоило взяться за стену рукой. В провале давно выбитого окна, окаймленного траурной рамкой уцелевших грязных осколков стекла светило солнце. Отсюда, с десятого этажа открывался омерзительный вид на город. Яркий свет будто нарочно плавил золотом полуразрушенные конструкции - остовы бывших супермакетов, торговых центров. Бесконечная череда многоэтажек слепо щурилась на солнце темными дырами оконных провалов. Внизу, на пустынных улицах гулял ветер. Облака пыли ненадолго скрывали изувеченную асфальтовыми торосами и ржавыми останками автомашин дорогу.
   Постапокалипсис.
   Что и следовало ожидать. И опять из горла рванулся крик. И снова был поспешно вбит туда, в дрожащее от страха нутро.
   Пациент был рядом. Ева чувствовала это, как запах оставленной на пороге комнаты лилии. Почти неприятный, дурманящий голову. Девушка оторвала взгляд от истекающих солнечным светом руин большого города. Развернулась, и, попирая толстыми подошвами ботинок разнообразный мусор, двинулась вдоль стены к выходу. Попутно, взгляд ее цеплялся за отдельные детали, выискивая любой предмет, способный стать оружием. Она могла бы - чего скрывать? - ворваться сюда увешанной пистолетами, автоматом... Да хоть гранатометом. Но для чужого мира все твои прибамбасы - полная туфта. Но кругом, будто нарочно, валялись горы пришедшей в негодность бытовой техники, обломки мебели, да развороченные куски бетона, скрывающие в нутре куски арматуры, до которых хрен доберешься.
   Ева шла, походя поддав ногой детскую пластиковую игрушку. В углу на боку лежала стиральная машинка, изъеденная ржавчиной. Настольная лампа, покрытый пылью утюг с вывернутым из гнезда шнуром... Ничего. Ничего из того, что можно было использовать для обороны. Но лучше - для нападения.
   Хотя... Ева нагнулась, оторвала от утюга шнур и дернула в руках, проверяя прочность. На безрыбье сойдет. Шнур, свернутый кольцами, перекочевал к ней в карман куртки.
   Человек кричал. Не "помогите", не "спасите". Звук "а", взятый на пределе возможности человеческих легких мешал сосредоточиться. И этот звук словно был еще одним испытанием, еще одной пыткой. Ева осторожно пробиралась через завалы мусора к шахте лифта. Нет, она нисколько не сомневалась в том, что та окажется пустой. Не в этом дело. Там могли сохраниться канаты, по которым, имея достаточную сноровку, можно спуститься вниз. Одно желание здесь, также как и в реале ничего не значило. Не твой мир - не твои правила. И не имея в обычной реальности представления о том, как работают мышцы при определенной нагрузке, и в чужой не станешь суперменом.
   Шахта была пуста. С потолка тянулись оборванные канаты, увешанные хилыми, почти лишенными зелени веревками лиан. Внизу, в сгущающейся темноте, на уровне межэтажного перекрытия подрагивали от порывов ветра многослойные паучьи сети. В белесых нитях лениво вздувалось что-то живое. У Евы не было желания проверять что именно. Память человека, под завязку наполненная банальными образами с грифом "ужас", практически не способна была выдать ничего своего, ничего из того, что поражало бы воображение. Всего лишь жалкое подобие виденного в кино, читанного в книгах. Этакая смесь паука, крысы и Иного. Бывали, никто не спорит, редкие исключения... Так. Стоп. Не сейчас.
   Девушка перешагнула через очередной завал. Стальная дверь, ведущая на лестницу уцелела. И на счастье Евы была приоткрыта. Ровно настолько, чтобы беспрепятственно скользнуть за дверь.
   Лестница встретила девушку безмолвием и темнотой, если не считать света, что падал из приоткрытой двери. Подождав, пока глаза привыкнут к полутьме, Ева пошла вниз.
   Спускаться не хотелось. Красться в темноте, на ощупь, проверяя на прочность каждую ступень, ожидая в любой момент нападения чего-нибудь из того, чем забитая шаблонами память пациента удосужилась населить собственный мир. Свой! Ну почему, Ева прикусила губу и опять у нее участилось дыханье, почему никто не мечтает о райских кущах? Где прекрасные сады, водопады и реки, белый песок и ласковое солнце? Где ангельский закат и милые длинноволосые мальчики (девочки), ведущие долгие беседы о смысле жизни? Почему, черт возьми, даже у детей фантазии заполнены ужасом, перед которым меркнет эта чудная сценка из постапокалипсиса, со всеми его: обжигающим светом, трупами, монстрами, тьмой и фатальным разрушением?
   Делать нечего, пришлось наступить себе на горло. Как там в пословице? Взялся за гуж и... Заткнись, не чирикай.
   Лестница оказалась в сносном состоянии. Только без перилл. Весь провал межэтажных переходов был забит паутиной. Она свисала, в бесконечной путанице грязно-белых нитей удерживая что-то живое. Там, внутри, вспучиваясь округлыми боками, ворочалось нечто. Нескончаемое длинное нечто.
   Некоторое время она стояла, успокаиваясь и собираясь с мыслями. Это ее путь. Она должна. В полной темноте, держась рукой за стену, она пошла вниз. Под рукой вывернулось скользкое насекомое. Девушка одернула руку, оставаясь совершенно спокойной. Она привыкла к "милым шалостям", каждую секунду ожидая нечто подобного.
   Осторожно, в кромешной тьме, Ева одолела два пролета и облегченно перевела дух - внизу посветлело. Из приоткрытой на пятом этаже двери порыв ветра донес человеческий крик.
   Он все еще кричал. Тот человек. Еве оставалось только надеяться, что это не пациент. Если он так орал все время, за его рассудок следовало опасаться. В таком случае, она вернет родственникам идиота. Вернет. Потому что в глубине души уже шевелилась пиявка, жадным ртом высосавшая из сострадания его извращенную суть - эй танатос. Хорошую смерть.
   Девушка спускалась, слыша звук своих шагов и придыхание в такт того большого, что запутавшись в паучьих сетях, свесилось с последнего этажа. С мстительным чувством добравшись до первого этажа, Ева ожидала логического завершения грандиозной конструкции и обманулась. В бетонной плите зияла дыра. Почти правильной, округлой формы с обугленными краями. Туда, еще ниже, в недоступное взору земное нутро уходила паучья матрица.
   Жалобно свистел ветер, поднимал с пола мусор, прятал его по темным углам. Здесь было светло. Стараясь не поворачиваться спиной к белесым сетям, Ева двинулась по коридору, осторожно повернула за угол. Боковым зрением уловив движение, она тут же отпрянула и вжалась спиной в стену. Постояла, потом заглянула за поворот.
   В дверном проеме висел труп. Судя по всему, смерть наступила недавно. Неестественно вывернутая, раздутая шея, за которую цеплялось кольцо толстой веревки, коротко стриженый ежик волос, запорошенный пеплом, раздутое лицо с высунутым синим языком - словно последняя попытка подразнить смерть. Молодой еще парень.
   Ева беззвучно перевела дух и брезгливо поморщилась. Но не труп являлся причиной неудовольствия. Все тело мертвеца: камуфляжная форма, длинные руки, ноги в армейских ботинках, все было покрыто деловито снующими пауками. Огромными, размером с ладонь. По-хозяйски обосновавшись на повешенном, они сновали, обволакивая тело тонкими нитями. Это показалось Еве кощунственным, но ей не хватало ни желания, ни времени на то, чтобы сбросить и раздавить мерзких тварей.
   Выход был один. И лежал он мимо мертвеца, занимавшего почти весь дверной проем. Свет, падающий из холла, был ярким. Огромные пауки, ползавшие по лицу, отбрасывали странные тени. Казалось, лицо повешенного постоянно меняется - удлиняются носогубные складки, растягивая мертвые губы в издевательскую улыбку. Не отрывая лопаток от бетона, Ева двинулась к выходу. Вблизи пауки производили еще более мерзкое впечатление. Она присела на корточки. Здесь, у самого пола имелось макЕвально свободное пространство, подходящее для того, чтобы протиснуться, не задев тела. В тот короткий миг, пока Ева, скользнув по стене, буквально вывалилась в соседнее помещение, ее память запечатлела пауков, вдруг, как по команде застывших, уставившись на нее десятками фасеточных глаз. И в каждой ячейке - или это только показалось? - она разглядела собственное, перевернутое изображение. Уже в следующее мгновение, метнувшись через холл, Ева притаилась за игровым аппаратом, лежащим на боку.
   Исключая звук собственного дыхания, девушка не слышала ничего. В лучах клонившегося к закату светила оседала пыль, поднятая ее движением. Холл был большим. За несколькими наполовину разрушенными бетонными перегородками, затруднявшими обзор, стояли банкоматы, на стене висела пробитая пулей плазменная панель. В разбитых окнах гулял ветер, не оставляя без внимания и дыру в потолке, как раз над тем местом, где пряталась Ева. Она с досадой осматривалась по сторонам, чертыхаясь про себя. Ничего из того, что могло бы служить оружием, поблизости не имелось. Это было очень плохо. Девушка поднялась, машинально нащупав в кармане в кармане шнур - как мертвому припарка.
   И в это время из бокового ответвления у самых окон на другой стороне холла послышался звук шагов. Пациент. Сердце у Евы радостно дрогнуло. Давно пора. И так он весьма задержался - радушный хозяин должен по-другому встречать первого и последнего гостя. Она выпрямилась и скользнула вперед, спрятавшись за перегородкой: не стоит "радовать" человека раньше времени. Оставалось надеяться, что дружеских объятий можно избежать, ограничившись одним единственным. Ева аккуратно достала из кармана шнур.
   Звук шагов приближался. И с каждой секундой ввергал Еву в большее недоумение. Слишком частый и легкий перестук. И потом, этот странный призвук - тяжелое и быстрое дыхание.
   Черт. Это не человек, подумала она. Одновременно с этой мыслью за дальней перегородкой возникла оскаленная морда большого пса. Некоторое время они смотрели друг другу в глаза. Ева спешно прикидывала план отступления: вскочить на лежащий на боку аппарат, а там до дыры в потолке рукой падать. Словом, выход был. Только это был не выход, а подписанный пакт о безоговорочной капитуляции. Потому что ее пациент - собака.
   Пес открыл пасть, показав основательные, белые клыки и вдруг зевнул. Мохнатый хвост принялся дружелюбно бить бока.
   -Собака, - почти неслышно сказала Ева.
   В ответ пес радостно завилял хвостом и двинулся навстречу. Не доходя нескольких шагов, он сделала попытку залаять, но вместо этого лишь шумно и жалобно вздохнул. Ева осторожно протянула руку, готовясь в любой момент поменять план действий. Пес деловито обнюхал девушку и ткнулся широким лбом в ее открытую ладонь.
   -Хорошая собака, - облегченно прошептала Ева, потрепав пса по лохматой голове.
   Что же. Пусть будет собака. Может, и к лучшему. Никаких слов. Никакой нервотрепки.
   Девушка отодвинулась в сторону, удобно перехватив шнур правой рукой. В последний момент она честно пыталась вытащить из подсознания радостные лица родственников того парня, лежащего в больничной палате. Ничего не получилось. На первом плане фейерверком рассыпалась мысль: все скоро будет кончено. Свобода. Свобода.
   Петля, наброшенная сзади на шею ничего не подозревающему псу, попала туда, куда нужно. Ева жестко дернула концы шнура в стороны, широко расставив ноги, чтобы удержать равновесие.
   Все прошло лучше, чем она ожидала. Пес был большим, но тощим. И даже страх не придал сил истощенному телу. Собаки дышат чаще, поэтому агония вряд ли длилась больше минуты. Пока бились в воздухе лапы, когти царапали бетон, а в пасти пенилась слюна, Ева, как мать дитя лелеяла в голове мысль о скором уходе. С каждым собачьим предсмертным хрипом, из глубины души поднималась радость. Еще один спасенный. Еще один.
   Когда все было кончено, Ева осторожно положила тело собаки на пол, выпустила из сведенных судорогой рук концы шнура. Потом закрыла глаза, готовясь очнуться в больничной палате.
   В первую минуту девушка не поняла, что произошло. Время тянулось и ничего не менялось. Уже полная ужасного предчувствия, с волной адреналина, хлестнувшего по обнаженным чувствам, она открыла глаза. Заходящее солнце, ветер, труп собаки у ее ног.
   -Нет, - непослушные губы выдавили слово. - Нет, так нельзя.
   Она затравленно оглянулась по сторонам, ища того, кто должен ответить за то, что все вдруг пошло не по правилам.
   Стояла тишина, которую прерывал только ветер.
   -Боже, - прошептала она. Страшная мысль оккупировала ее сознание, прочно утвердившись в каждой частице ее тела. А что... А что, если возращения не будет. Что если, пациент тут не собака. Что если, пациент тут - она. И мир вокруг не чужой, а ее собственный!
   -Так нельзя. - Она попятилась, не отрывая глаз от мертвого тела, пока не уперлась спиной в бетон.
   -Эй, парень. - Вдруг услышала Ева и вскинула голову. - Ой, прости. Ты девчонка. Слушай, собаку тут не видела?
   В боковом коридоре, откуда прежде появился пес, стоял человек. Молодой парень. Коротко стриженый ежик светлых волос, камуфляжная форма. Точь-в-точь мертвец. Ева подавила в себе желание обернуться и посмотреть, на месте ли повешенный? Вместо этого, она перешагнула через мертвую собаку, искренне надеясь, что хозяину не заметен труп его питомца. Все прежние мысли растаяли без следа. Как она могла так ошибиться? Прежде этого никогда не случалось. Ева медленно подошла к парню.
   -Нет, - сказала она. - Никого я тут не видела.
   Все нужно начинать сначала. Перед ней стоял пациент.

6

   Парень застегнул молнию на форменной куртке и на всякий случай закрыл края воротника липучкой. Он легко подпрыгнул и ухватился за нижнюю ветку развесистого дерева. Потом оперся ногой на сук, подтянулся и закрепился на ветви.
   -Брамс, оставь, - послышался снизу насмешливый голос, - далась тебе эта кошечка! Не снимешь ты ее.
   Тот, кого назвали Брамсом, только усмехнулся в ответ. Ветка, на которой он сидел, была толстой длинной, со множеством сучков, оставшихся от срезанных ветвей. Та, за кем парень охотился, притаилась в нескольких метрах от него. Она сидела, настороженно за ним следя, вгрызаясь острыми когтями в древесную кору. Брамс бросил взгляд на полосы, оставленные на ветке и широко улыбнулся.
   -Кыс-кыс-кыс, иди ко мне. - Последние слова утонули в хохоте, донесшимся снизу.
   -Молочка ей предложи, - посоветовал высокий парень с острой бородкой.
   Брамс не слушал. Он осторожно, не делая резких движений, подвинулся ближе. И мгновенно замер, услышав шипение. В довесок к шипению в закатном свете блеснули клыки. Какая ж это кошка? Кошки добрые, ласковые, и легко идут в руки. Эта зверушка домашнего коврика не знала, не пила молочка из блюдца. И о том, чтобы в желудке что-то было, ей приходилось заботиться самой. Хотя, на крупную кошку она тоже не походила, иначе не потерпев такого близкого соседства, сразу бросилась бы в бой. Брамс рискнул бы поставить на рысь.
   -Не трогайте ее!
   Пронзительный женский крик отвлек Брамса. По бетонной дорожке, ведущей от многоэтажки, в домашних тапочках на босу ногу бежала женщина. Полы легкого халата развивались, обнажая ноги до самых трусов. Дома, чьи окна выходили на бульвар следили за женщиной тысячами безучастных глаз. Редкие прохожие, спешащие по своим делам, поспешно отворачивались, давно привыкшие к подобным зрелищам.
   -Оставьте ее в покое! - Женщина споткнулась на бегу, и один тапок слетел с ее ноги. Она не обратила на это внимания. Разъяренная, не помнящая себя от праведного гнева, она быстро приближалась.
   Высокий парень задержал на подступах к дереву бьющееся в истерике тело. Женщина сопротивлялась, стремясь освободиться от жестких объятий, но это было то же самое, что пытаться скинуть завязанное узлом кольцо каната. Хватка у парня была железной.
   -Женщина, успокойтесь, - миролюбиво сказал он.
   -Вы... вы. - Она дернулась и вдруг обмякла. - Вы не смеете так поступать. Не трогайте ее. Умоляю. Я сама буду за ней ухаживать. Мальчики, я очень вас прошу. - Она подняла лицо и заглянула высокому в глаза. Неизвестно, что она там прочитала, но из ее глаз стремительным потоком полились слезы.
   -Успокойтесь, женщина, - сказал коренастый крепыш, стоявший рядом. В его голосе отсутствовали и жалость и сочувствие. - Вы ей ничем не поможете. Содержать дома дикое существо невозможно. Вы же знаете...
   -Ну, пожалуйста, умоляю. - Губы у женщины дрожали. Слезы, задерживаясь в углах рта, капали на халат. - Отдайте ее мне. Она же... дочь моя.
   -Дочь, сын, брат, муж, - нахмурился крепыш, - какая разница? Болезнь не щадит никого.
   -А если завтра это случится с вами?
   -Если со мной, то мне будет глубоко по фиг, - усмехнулся крепыш.
   -А если с вашей матерью, девушкой? - настаивала женщина, пытаясь достучаться до чужого сердца.
   -Не волнуйтесь, - крепыш не стал отвечать на вопрос. Его давно достали разговоры на подобную тему. - За ней в клинике будет хороший уход. Вы сможете ее навещать, - врал он, доподлинно зная, что вскоре свидания под благовидным предлогом прекратятся, потому что в большинстве случаев навещать станет некого.
   Во время разговора, высокий дружески похлопывал женщину по плечу. Постепенно она смирилась. Безучастная, она стала оседать. Ноги не держали ее. Парень отвел ее к бордюру, окаймлявшему дорожку, и усадил на бетон.
   -Все будет хорошо, - почти ласково сказал он и вернулся к дереву.
   Крепыш уже достал из микроавтобуса винтовку, отработанным движением вставил в нее ампулу со снотворным.
   -Всего делов-то, - сказал он, взвешивая в руке оружие. - Не получится у Брамса на этот раз.
   -Погоди, - остановил его высокий. - Подождем еще. Не хочется упускать такой случай. - Он поморщился, успев посмаковать в голове мысль о том, куда он денет свою долю денег, доставшихся от продажи ампулы на черном рынке.
   -Деньги деньгами, Длинный. А своя шкура дороже. Лично для меня, - рассудил крепыш. - Исполосует она его. В лучшем случае.
   -Подождем. Сетку готовь.
   Крепыш пожал плечами, мол, приказы начальства... Потом повернулся и пошел к микроавтобусу, чьи черные бока украшала эмблема службы контроля - красный прямоугольник, перекрещенный по диагонали белым крестом, похожий на значок, который нажимаешь, закрывая программу.
   Обнаженная девушка сидела на ветке, вжавшись в густую листву. Сверкали в полутьме глаза, ловя отражение закатных лучей солнца. Совсем еще молоденькая, лет семнадцать, не больше. Растрепанные рыжие волосы падали на плечи, касаясь острых грудок с коричневыми сосками. Плоский живот внизу закрывала густая поросль под цвет волос, которую давно не касался бритвенный станок. Судя по всему, мать, сколько могла, удерживала ее дома, пока в один прекрасный день - сегодня - зверушка не вырвалась на свободу.
   -Кыс-кыс-кыс, - опять позвал Брамс, осторожно придвинувшись ближе.
   Девушка напряглась, но с места не сошла. Да и некуда ей было двигаться. Брамсу тоже не улыбалось ползти туда, на край ветки, где реально существовала опасность свалиться вместе с обломанным суком вниз. Нет, свой расчет он строил на другом. Следовало выманить зверушку оттуда. Главное, не упустить момент, когда доведенная страхом до отчаяния, она бросится на него. Иначе, все может закончиться плохо. Еще свежи воспоминания... да и не только воспоминания. На шее - от уха почти до груди спускался тонкий шрам - отметина после неудачной охоты на такую вот кошечку. Правда, та была как минимум гепардом. Кто их разберет? Вполне возможно, на этот вопрос способны ответить врачи. Но реальнее предположить, что никто.
   Девушка беззвучно обнажила клыки. Болезнь зашла далеко. Под бледной кожей на прежде тонких руках перекатывались крепкие мышцы. И когти, пробивающие полосы на древесной коре, наводили на грустные мысли. Брамс знал, что те, кого настигла болезнь, точнее, те, кто возомнил себя хищниками, сутками напролет безостановочно двигались и если было куда, бесконечно забирались выше. Часами напролет, туда и обратно. Вот откуда бралась хорошая форма. По крайне мере, так объясняли врачи. Откуда на телах обреченных бралась шерсть, почему удлинялись клыки и ногти больше напоминали когти, врачи тоже объясняли. Но волшебное слово "атавизм" для Брамса являлось лишь ширмой, скрывающей то, объяснить нельзя. Чем кормила мать любимую зверушку последнее время? Логично предположить, что кроме сырого мяса, дочурка ничего не принимала. Думать о том, что мамулька отпускала девочку по ночам на охоту, как-то не хотелось.
   -Слушай, оставь ты ее, - донеслось снизу, и Брамс отвлекся.
   Он перевел взгляд на крепыша и в ту же секунду кошечка бросилась на него. Худое тело распрямившейся пружиной мелькнуло в воздухе, заставив Брамса невольно отпрянуть. Возможно, это спасло ему жизнь. Острые когти резанули по вороту форменной куртки, располосовав крепкую ткань и легко задев кожу. Брамса обожгло, он почувствовал, как в ране выступила кровь.
   Кошечка продемонстрировала феноменальное умение: промахнувшись, она сохранила равновесие. Вцепившись левой рукой в кору, девушка удержалась на ветке. Но Брамс не оставил ей шансов. Он никогда не жаловался на реакцию. Не подвело его тренированное тело и на этот раз. Девушка приподняла голову, обнажив клыки, готовая вцепиться ему в шею, когда ее стремительный бросок остановил точный хук снизу в челюсть. Молниеносный и сокрушительный.
   На долгую секунду кошечка потеряла связь с действительностью. Тело ее обмякло и она сорвалась с дерева. Ломая ветки, она полетела вниз. У самой земли, неизвестно в силу каких причин, она сгруппировалась и приземлилась по-кошачьи, на конечности.
   Но было поздно. Сверху ее, уже готовую драться не на жизнь, а на смерть, накрыла прочная сеть.
   -Попалась кошечка, - приговаривал Длинный, крепко стягивая бьющееся в агонии тело.
   -Задело? - поинтересовался крепыш, когда они втроем забросили зверушку в микроавтобус.
   -Чепуха. - Брамс провел рукой по шее, посмотрел на испачканные в красном пальцы и усмехнулся. - Могло быть хуже.
   Когда они отъезжали, Брамс смотрел на одинокую фигуру матери. Она по-прежнему сидела на обочине, обнимала себя за плечи. Отрешенная от всего, она монотонно раскачивалась из стороны в сторону.
   -Ты как? - спросил Длинный, выезжая на оживленную магистраль. - Дотерпишь или заедем потом?
   -Сейчас, - поморщился Брамс. - Потом времени жалко.
   Длинный кивнул и прибавил газу.
   -Пятая бригада, ответьте первому, - ожила рация.
   -Я пятый, - ответил Брамс. Возвращаемся с вызова. Главная улица.
   -Поняла, - отозвалась диспетчер. - Все в порядке? Без происшествий?
   -Все ок.
   -Еще один вызов принять не хотите? Шеф обещал быть благодарным за сверхурочные.
   -Знаем мы его благодарность, - проворчал крепыш, но так, чтобы его не слышали.
   -Нет, солнце, - за всех ответил Брамс. - Малость подустали. Двигаемся на базу. Зверушка шумная попалась.
   -Часом, не бычка везете? - хохотнула девица.
   Брамс не ответил. У всех на слуху была история с преображенцем, который возомнил себя хрен знает какой зверушкой. Тогда Брамс только поступил на службу, и будучи подсобным рабочим, первым открыл дверцу микроавтобуса, в котором везли больного. Доктора наук могут выжигать больным клеймо на лбу с мудреными словами, но им никогда не объяснить, как из одного человека получилось столько дерьма. В центре клетки, по щиколотку в собственных фекалиях, стоял мужик, шмыгая длинным носом, и глядя на Брамса большими, грустными глазами.
   Девица еще раз хохотнула, видно вспоминая тот случай, и отключилась. Ей было смешно. Все происходящее казалось ей шуткой. Брамс знал таких людей. Тех, для кого слова "поставь себя на мое место", звучали так же странно как какие-нибудь японские "до дзё ё росики". Вокруг могло происходить что угодно, от катаклизмов до эпидемий. И кроме смеха это не вызывало никаких реакций. Пока. Пока не касалось непосредственно.
   Длинный въехал в арку, вспугнув светом фонарей одинокого прохожего. Микроавтобус медленно двинулся по объездному пути мимо горящих огнями окон многоэтажки, вписываясь между рядами припаркованных автомобилей. Парень остановил машину возле металлической сетки, отгораживающей заброшенное здание бывшей школы от парка и включил аварийку.
   -Давай, Чудик, - он кивнул в сторону крепыша. - Только быстро.
   Крепыш хлопнул по карману, проверяя, на месте ли ампула и скользнул на улицу.
   -Три бригады еще набирают, слышал? - Длинный достал из бардачка пачку, выудил сигарету и закурил.
   -Слышал.
   -Не справляются. - Он помолчал. - У меня братан в погребальной конторе работает. Это ж мы только хищников, в основном, отлавливаем. А вот сколько тихих зверушек в собственных квартирах умирают, ты себе не представляешь. Всех этих змей, пауков, травоядных, да кроликов. Страшно потом на них смотреть, когда трупы привозят. Худые - кожа да кости. Особенно одинокие старики.
   -Старики всегда умирают. При чем здесь болезнь?
   -Не скажи. Слушай, Брамс, ты никогда не задумывался...
   -Нет, - перебил его Брамс, догадываясь, о чем тот хотел спросить. - И тебе не советую.
   Длинный хмыкнул.
   -Ты был хоть раз в Зверинце?
   -Хоть раз в Зверинце были все.
   -Знаешь, я думаю, если что... Может, завещание составить на всякий случай? Уж лучше в крематорий, чем туда.
   -Лучше свободным по прериям бегать.
   -В каком смысле?
   -Да в прямом. Как думаешь, выжила бы наша кошечка на свободе, где-нибудь в лесу?
   -Я никогда не думал об этом, - пожал плечами Длинный. - А что наши светила говорят по этому поводу?
   -Откуда я знаю? Таких экспериментов не было. А вообще, думай об этом поменьше. Если хочешь знать... Но это мое мнение. В первую очередь болеют те, кто слишком много о болезни думает. А если я, а если завтра со мной, - передразнил Брамс. - А может, эти мысли и есть тот вирус, с которого начинается болезнь.
   -Ну ты загнул, Брамс.
   -Как знать. Болезнь связана с нарушением психики, верно? А мысли? Тоже психика. Вот и думай. Вернее, поменьше думай.
   Дверца открылась и крепыш тяжело плюхнулся на сиденье. Тут же, не дожидаясь вопросов, отслюнил зеленых.
   Позже, по дороге домой, сидя в электропоезде, Брамс вспомнил, как порхали руки Эллочки, когда она легко касалась его шеи. Сначала промывая ему рану, потом накладывая антисептик. Он все-таки зашел в медпункт. Девушка что-то весело рассказывала, развлекая Брамса, а память его удержала только это порхание. И еще. Ноги Эллочки, оголенные коротким халатиком по самое не балуй. Не ноги. Пожалуй, ножки. Вызывающие. Взывающие к ним - волосатым, грубым. Мужским Рукам. Не при каких условиях Брамс не собирался начинать долгий процесс ухаживания. Все эти цветы-букеты-последние ряды кинозалов... Все это не для него. Одна мысль об этом бесила его. Вот... Если бы быть уверенным, что она уступит, он немыслимо, до дрожи в членах, хотел бы, чтобы все случилось сию минуту. Здесь, в медпункте, на столе. С пуговицами, летящими от разорванного на девичьей груди халата. Со спущенными брюками и этими самыми ножками, лежащими у него на плечах. С запрокинутым от страсти лицом, выкрикивающим мерзкие слова...
   Монорельсы, установленные над землей на уровне пятого этажа, несли электропоезд дальше от центра. На мегаполис давно упала ночь. Зажглись уличные фонари, пылали неоном рекламы. Вспыхивали, сливались в огненные разноцветные линии и гасли, последним всплеском возрождаясь в окнах небоскребов. Дальше от центра городской пейзаж менялся. Становились приземистей здания, постепенно погружаясь в полутьму, слабо освещенную огнями, все чаще к монорельсам тянули ветви разросшиеся деревья.
   В вагоне было пусто. На соседней лавке сиротливо билась о стенку брошенная кем-то жестяная банка из-под пива.
   "Ты обещал нам настоящий рай! А вместо этого что мы получили?"
   Брамс оторвал взгляд от банки и снова посмотрел в окно. Зря он позволил Вольфу втянуть себя в ту историю. Ни пять человек, ни десять и ни двадцать не способны перевесить чашу весов. Нюанс заключался в одном слове. Человек. А человеку трудно выступать в одной весовой категории с тем, кто таковым не являлся. А кем являлся? Или... чем? На этот вопрос Брамс ответить пока не мог. И самое необычное заключалось в том, что...
   "Каждую ночь убирать чужое дерьмо? Это твой обещанный рай?"
   Вот-вот. Самое необъяснимое заключалось в том, что весь рай Здесь, в этом мегаполисе, Брамс променял бы на дерьмо Там. Несмотря на всю болезненность Инициации. Глупо кусать руку, дающую тебе. Вольф решил, что за те страдания, которые он испытал во время Инициации, ему причитается все и сразу. А что если те мучения, которые они прошли, только начало, первая скорость? Вполне логично предположить, что за страшные, но хоть как-то укладывающиеся у тебя в голове муки, ты и получил соответственно. И чтобы перейти на вторую скорость, тебе предстоит испытать то, что и в голове твоей не укладывается?
   Электропоезд замер на остановке, распахнув двустворчатые двери. Брамс вышел на перрон, с наслаждением втянув холодный воздух. А готов ли он к испытаниям гораздо страшнее и ужаснее тех, что ему пришлось испытать? Сможет ли пройти, зная, что его ждет награда, несопоставимая с той, что он получил?
   Он прошел по стальным, ребристым плитам и на миг остановился, коснувшись перилл лестницы, ведущей вниз. В темноту скрытой за поредевшей листвой дороги. Потом он медленно спускался, слушая, с каким дребезжанием отзываются на звук его шагов жестяные ступени.
   Царила ночь. Окраина мегаполиса давно погрузилась в сон, всхлипывая время от времени далеким воем полицейских сирен. Брамс шел по дорожке, вдоль дороги, ведущей к дому, где его не ждали, когда раздался голос, от которого стало холодно на сердце.
   -А тебе никогда не приходила в голову мысль, Брамс, - тихие слова донес до него ветер. - Почему на вашей земле такое пугающее многообразие неразумных существ и всего один единственный вид? Разумный.
   Брамс коротко выдохнул и повернулся. Хотя с большим удовольствием он бы бросился бежать. Если бы точно не знал: от того, что скрывала темная шляпа и плащ убежать было невозможно.

7

   Подтянутый, собранный, с улыбкой на губах, Влад прошел через арку металлоискателя и остановился. Лицом к стене, расставив ноги, как было положено. Пока его обыскивал охранник - монотонно, дотошно - он думал о том, что ему достанет спокойствия до конца вечера.
   Потом он шел в бар мимо стен, расцвеченных изумрудными дорожками, бегущими справа налево, сохраняя в душе странное чувство, будто что-то забыл. Такое бывает перед отъездом: и чемодан давно собран, и все десятки раз перепроверено, и объяснил себе подробно, что самое главное - билеты, паспорт и деньги с собой. Уже дверь хлопнула за спиной. И все равно, тревога оттого, что самое важное осталось, но что именно, тебе ни за что не вспомнить, не оставляет.
   В баре "Ресет", занимавшим вполне приличную площадь, равную по величине спортивному залу, царила прежняя, спартанская атмосфера. Стилизованный булыжник под ногами, каменная кладка на стенах. Перезагрузка, назад в средневековье. Народец, уютно устроившийся в отдельных кабинах на лавках, укрытых шкурами, вяло потягивал коктейли, скользя взглядами по голым девицам. И это единственное, что оживляло пейзаж. Стеклянные островки счастья, где доводили свои фигуры до совершенства обнаженные девушки. Отжимались, приседали, подтягивались на перекладинах, двигались на разного рода тренажерах. На взгляд Влада, самой эротичной смотрелась та, которая прыгала на скакалке. Рядом с ней он и устроился на высоком стуле, возле стойки бара.
   Потягивая через соломинку обжигающе холодный сок, Влад, некоторое время как кролик от удава не мог оторвать взгляда от небольших упругих грудок. Движение верх-вниз завораживало. Этой голенькой - исключая удобную обувь - брюнеточке спортивная подготовка была ни к чему. Она подскакивала, вертя в руках скакалку, постепенно поворачиваясь к залу, давая возможность всем насладиться не только видом ее груди, но и приподнятых ягодиц. Соблазнительная конфетка. Все, как он любил. И в постели, насколько он помнил, тоже была ничего. А может, наоборот. Всех не запомнишь.
   Влад втянул в себя напиток, отрезвляющим холодом проникшим внутрь. В зале, едва ли заполненном наполовину, хозяйничала полутьма, которую нарушали лишь неяркие вкрапления столбов света, падающего на обнаженных девиц. Насколько Влад успел заметить, не было никого, похожего на Сергешу. Скорее всего, он предпочитал оставаться в тени, и рассчитывал появиться в последний момент, доведя школьного приятеля до белого каления. В угоду своим мыслям, Влад усмехнулся - да, это похоже на Сергешу. Тот не учел только одного, когда наступит это время Хэ. Влад не собирался задерживаться в баре дольше пятнадцати-двадцати минут.
   И возникло явление среди обыденной аскетичности зала. Из арки появилась девушка. Изумрудный свет, падающий от входа, красил стройную фигурку, подсвечивал короткие белые волосы. Неземное творенье, призрачная дева.
   В черном облегающем платьице, едва касаясь пола тонкими каблучками, она вошла в зал. Дважды Влад терял ее из поля зрения, когда она огибала круги света. На долгую минуту девушка приковала к себе внимание всех мужчин, оставив девушек без работы. У стойки бара она остановилась, вспорхнула на свободный стул рядом с Владом, легко скрестила стройные ножки и подняла глаза на бармена. В ту же секунду как по волшебству перед ней возник запотевший бокал с листьями мяты.
   -Тебя в последнее время не часто можно здесь увидеть, Влад, - чувственным голосом сказала девушка.
   -Ты как всегда прекрасна, Адель.
   Влад развернулся в ее сторону, облокотившись на стойку.
   -За меркнущим дыханьем дня,
   Приходит сумрака похмелье.
   Хочу тебя. Хочу огня.
   Но кто ты? Лишь мое виденье...
   -Дамский угодник, - она рассмеялась. В ее маленьких ушах алмазно блестели сережки. - Ты еще помнишь, что я люблю Вагнера.
   -Адель, - он укоризненно покачал головой. - Как я могу забыть что-то, связанное с тобой?
   -Проказник. Ты не ответил на мой вопрос. Тебя что-то отвлекает в последнее время? Не заходишь, не звонишь. Какая-нибудь очередная девочка?
   -Хочешь послушать?
   -Ты же знаешь, - она мило потупилась. - Хочу.
   Он знал. Она была старше его на десять лет. Они встречались. Уникальная, умопомрачительная. Способная заполнить собою каждую мысль, каждое стремление, каждый душевный порыв. Влад мог сутками пропадать на работе, погрязший в делах, но мысли неизменно начинались с Адель и заканчивались ею. Пусть почти неосознанно, легко, как запах ее духов - сладкий, с едва уловимой цитрусовой нотой. Чем она сейчас занимается, что бы сказала на это, ободрила бы то, что он сейчас сказал? Так было. Более того, ему нравилась особенная, почти наркотическая зависимость, создаваемая заклинанием. Адель.
   Единственная из всех его девушек, Адель обожала слушать о его бывших. Все. Вплоть - или как раз именно это - до пикантных подробностей. Такие рассказы возбуждали ее. Она загоралась быстро и пылала долго, неугасимо.
   Странная женщина говорила странные слова. Например, что верхом блаженства для нее было доставить ему удовольствие. Она говорила, он слушал. Верил ли? Хотелось верить, это несомненно. Хрупкая, нежная, эта женщина, наверное, могла быть другой. Однажды, Влад встретился с приятелем, у которого был кратковременный роман с Адель. Иначе как "сука редкая" тот ее не называл. Подобные мнения, коих набралось немало, долетавшие до него извне, не давали ему расслабиться. Все время находившись в состоянии легкого стресса, Влад подспудно ожидал, что в один прекрасный, в кавычках, день мягкая и пушистая кошечка разойдется по швам и вывернется наизнанку, явив куски грязной ваты. Хождение по лезвию поначалу его забавляло, потом вызывало досаду. Позже стало откровенно бесить. Он перестал верить ее словам, взглядам и в каждом действии ему виделся второй смысл. Постепенно Влад свел отношения на нет. Почти неуловимо, безболезненно, как он один и умел. Возможно, кто-то скажет, что он пошел на поводу у общественного мнения. Он так не думал. Потому что дураком себя не считал и догадывался: такой женщине, чтобы выжить, мало тех качеств, что вызывали у него улыбку умиления. А видеть, каких чудовищ скрывает глубина ему не хотелось.
   -Адель. - Влад легко накрыл ее ручку, поднял и прижал к губам. - Я не сказочник. А ты не маленькая девочка, чтобы слушать сказки перед сном.
   -Неправда. Нам было хорошо вдвоем. Я жалею, что ты все разрушил.
   -Правда, жалеешь?
   Она помолчала, не выпуская тонких пальцев из его руки.
   -Но это не помешает нам время от времени встречаться, ведь так? - нежно сказала она.
   Взгляд ее бирюзовых глаз был притягательным. Влад слишком хорошо помнил, какой она была в постели. Поэтому поспешил отвести взгляд. Переключился на стакан с соком, истекающий слезами. Сделал глоток, и спрятался за спасительным Вагнером. Так, как это любила делать она.
   -У глади черного пруда,
   Давай останемся чисты.
   Что там скрывает глубина
   Не знаю я. Не знаешь ты.
   И добавил, уже абсолютно спокойный:
   -Адель, извини, у меня дела.
   Влад поднялся, взял со стойки бокал и пошел к лестнице, ведущей на второй этаж.
   -Трус...
   Тихо-тихо прошелестело ему вслед. А может, только показалось ему слово, утонувшее в ритмах психодела? Во всяком случае, обострять ситуацию он не стал. Только семейных разборок с бабами ему сейчас и не хватало.
   Второй этаж встретил молодого человека пустотой и почти тишиной. На стеклянном, прозрачном полу замерли в ожидании гостей мягкие диваны, по стенам струились радужные пятна - обволакивая, усыпляя. Интерьер не имел ничего общего с тем, что остался на первом этаже. Отсюда, сквозь стеклянный пол была отлично видна Адель, уже флиртующая с каким-то долговязым ловеласом. Влад не стал изменять привычкам и сел так, чтобы видеть девушку на скакалке. К этому времени брюнеточка ушла на перекур, уступив место роскошной рыжеволосой девице с пятым размером груди, не меньше.
   -Скучаешь, друг? Привет.
   Вкрадчивый голос раздался сзади, у самого уха. Влад с удовольствием отметил, что принял это спокойно, не шелохнувшись.
   -И тебе не хворать, Сергеша, - в тон "другу" сказал Влад и медленно развернулся.
   Школьный приятель обогнул диван и сел напротив, через столик. В темном пиджаке на голое тело, с золотой цепью, мягко блестевшей на шее.
   -Шесть лет не виделись. Ты рад меня видеть, Додик?
   Додик. С места в карьер. Чтобы сразу показать без пяти минут ботанику, кто есть ху. И если возникли за истекшие годы у одноклассника вредные мысли о противодействии крутому парню, то Сергеше было глубоко на это насрать. Он почти не изменился. Парень, возомнивший себя Творцом. Тот же ежик светлых волос, тот же открытый взгляд. На шее, невидные за воротником, спускались ниже черные лепестки татуировки. Только морщины, которые намечались в восемнадцать, теперь не просто обозначились, а стали глубже. У глаз. У рта. И широкая улыбка, как водораздел между добром и злом, по-прежнему делала из чудовища обояшку. Этот? Разве такой парень мог быть плохишом? Да бросьте!
   -Что тебе нужно, Сергеша?
   -Вот так сразу? Погоди. Давно не виделись. Что, нам не о чем поболтать? Не хочешь знать, чем я занимался все эти годы?
   -Не хочу. - Влад легко усмехнулся. - Говори, чего надо, у меня времени мало.
   Установилась пауза. Улыбаясь, Сергеша полез во внутренний карман пиджака, достал пачку сигарет. Не отрывая глаз от одноклассника, вытряхнул сигарету, сунул в рот. Достал зажигалку и прикурил, потом бросил взгляд вниз, на стеклянный пол, на круг света, где прилежно прыгала через скакалку пышнотелая "школьница".
   -Раскошная девочка. - Сергеша кивнул в ее сторону.
   -Познакомить?
   -Если мне будет надо, я справлюсь без посторонней помощи, - сказал он. - Ты изменился.
   -Надеюсь.
   -Прям качок. Я рад, что сделал из тебя человека.
   Влад промолчал.
   -Кем бы ты был без меня? Жалкий мозгляк. И кем ты теперь стал? Моя заслуга. Спасибо сказать не хочешь?
   -Сергеша, что тебе надо? Время, друг.
   -Согласен. Чего тянуть? Насколько я знаю, ты работаешь в Скай-компани, в службе инноваций, в отделе защиты информации.
   Это был не вопрос. Поэтому Влад не стал утвердительно кивать в ответ. Хорошо подготовился к встрече, подлец. Но он даже не подозревал, насколько.
   -Все просто, - продолжал Сергеша. - Ты даешь мне коды доступа к банковским операциям, включая резервные. Вот и все.
   -Понятно, - Влад кивнул головой. - Что-то подобное я и предполагал. Уверен, что дам?
   -А куда ты денешься, - веско произнес Сергеша.
   -Знаешь, сколько нам с тобой светит, когда нас в два счета вычислят?
   -А с чего ты взял, что нас вычислят? Кто я тебе? Школьный друг. И в связях криминальных, порочащих честь и достоинство, не замешан. Чего нельзя сказать о твоих коллегах. У Машки Воробей, например, девушка двоюродного брата крутая хакерша. У Гренадера племянник сидел. У охранника вообще, пол семьи информационной защитой занимаются. Видишь, - он развел руками, - я хорошо подготовился.
   Ты на удивление хорошо подготовился, сукин сын, - подумал Влад.
   -Отдел инноваций - замороженная сеть. Пока хватятся, пройдет время. Успеем задницу прикрыть. Твою, - хохотнул Сергеша.
   -Понятно. Ты все продумал.
   -Больше, чем тебе кажется.
   -Моя доля?
   -Двадцать процентов. Условия перевода обговорим отдельно.
   -Круто.
   -Ты даже не представляешь насколько.
   -Сколько людей задействовано, могу я поинтересоваться?
   -Несколько. Больше тебе знать не надо.
   Они помолчали. По-прежнему улыбаясь, Сергеша пускал вверх дымные кольца. Он не сомневался в ответе.
   -Так я жду, - напомнил он.
   -В смысле?
   -Коды. Я их жду.
   -Прямо сейчас?
   -А чего этого... кота за яйца тянуть. Половину сейчас, половину когда условия все обговорим.
   -Тебе на бумажке записать?
   -Не стоит. Я запомню.
   -Все сто пятьдесят? Это без резервных.
   -Я запомню. Ты говори.
   -Ты забыл сказать слова, друг.
   -Какие слова? - Брови у Сергеши поползли вверх.
   -Волшебные слова: пожалуйста, друг, - Влад положил руку на стол и подался вперед.
   Впервые за время разговора, улыбка сошла с губ Сергеши. В глазах его мелькнуло что-то сродни неудовольствию.
   -Вот, значит, как ты относишься к другу, - задумчиво сказал он. - Судя по всему, слов благодарности я тоже не дождусь. Ну-ну...
   И вдруг его рука мелькнула в воздухе. Влад непроизвольно одернул руку - это движение оттуда, из глубины выдернула сука-память. В тот день они втроем: он, Сергеша и зверь, которого позже стали называть Зверьком, сидели в кафе за столом. Также молниеносно, без предупреждения, Сергеша затушил сигарету о руку Зверя, навсегда оставив шрам на его теле. И шрам в душе Влада.
   Улыбка вернулась на лицо Сергеши. Торжествующая улыбка. В то время как Влад, сохраняя отсутствующее выражение, долгих десять секунд пытался погасить в душе волну бешенства, укрывшую его с головой.
   -Вот так, Додик, - Сергеша не спеша притушил сигарету в пепельнице. - Вот так. И пусть у тебя снаружи накаченные бицепсы и уверенная рожа, все это мишура. Внутри ты как был Додиком, так и остался. Жалкий, сопливый хлюпик. Запомни, Додик. Ничего. Ни-че-го не изменилось. Так что гони коды. Я жду. До завтра. В это же время.
   Сергеша кивнул головой и поднялся.
   -Не будет никакого завтра. - Пришла пора улыбнуться и Владу.
   Школьный приятель замер. Сделал шаг к столу и облокотился о стеклянную поверхность.
   -Ты уверен? - с расстановкой сказал он.
   -Абсолютно. И будь другом, не нависай. Боюсь ответить. Непроизвольно.
   -Не того ты боишься, Додик, - мягко сказал Сергеша. - Ладно. Я думал, до этого не дойдет.
   Он повернулся и снова сел на диван. С прежней улыбкой. Влад ждал продолжения. Интересно, какие еще козыри прячет в рукаве жалкий неудачник?
   -Лови. - На стол упали, слегка проехавшись, солнцезащитные очки. - Позволил себе перевести в три дэ. Так прикольнее. Там слева кнопка. Смотри.
   Еще улыбаясь, Влад поднял забаву, показавшуюся ему детской, и нацепил на нос. Нажал воспроизведение. Вперед выбросило трехмерное изображение, видимое только ему.
   Комната в заброшенном здании то ли роддома, то ли просто больницы. Темнота, вливающаяся в выбитые окна со стороны забытого всеми, разросшегося парка. Неоновые горящие полосы, по случайности уцелевшие и негаснущие, чей свет едва достигал провалов в бетонном полу, с отсутствующей лестницей. Ржавая арматура, облупившаяся штукатурка.
   Потом Влад увидел себя, моложе лет на пять. И...
   Когда он понял, о чем идет речь, на него накатило. Страх, боль, непередаваемое чувство абсолютной вины, так и не погашенной годами. Адская смесь, охватившая его, была настолько взрывоопасной, что молодой человек заставил себя досмотреть все до конца.

8

   Бритоголовый устроился на диване, удобно положив ноги на низкий столик. В правой руке исходила дымком свеже откупоренная бутылка пива. Впереди целый вечер блаженства: финальный матч по футболу, соленая рыбка и ящик пенистого напитка. Парень делал первый - долгий и восхитительный глоток, когда мобильный ай-ди разразился ненавистной трелью. Бритоголовый заставил себя выпить полбутылки, но настроение уже было не то. Вверх выбросило строку определителя номера, и у парня от дурного предчувствия помутилось в глазах. Со словами "плакал вечерок", сдобренными парой... Да чего там! Добрым десятком нецензурных слов он снял трубку.
   -Слушаю, - намного спокойнее отозвался бритоголовый, искренне надеясь, что звонок так и останется звонком. Без продолжения. Тем острее ощутил вполне прогнозируемое разочарование.
   -Пу-у-у-у-пс... - Девушка на другом конце беспроводной сети была пьяна. Для осознания того, что вечер загублен окончательно бритоголовому не обязательно было вскрывать красочную упаковку с поясняющей надписью "дерьмо".
   -Пу-у-у-пся, - еще жалобней протянул женский голос. - Спасай меня. Я это... перебрала чуть-чуть. Ик. Забери меня. Пу-у-пс! Я тебя сильно люблю! Ну забери меня!!
   -Ты где? - сквозь зубы спросил бритоголовый.
   -Я в этом, - она прислушалась к чьей-то подсказке, - Да. В "Тубе".
   -Черт, - выругался он. - На хрена тебя туда понесло, Жаннет? Ты ближе ничего не нашла? Ты же...
   Он хотел добавить "обещала", но девушка была не в том состоянии, чтобы воспринимать слова.
   -Пу-упс, Коваль, ми-и-и-лый, ну последний разик. Я не дойду... Они упекут меня в каталажку, - в ее голосе отчетливо прорезались слезы. - Снова. Ик... Из... вини.
   -Хорошо, - выдавил он. - Буду через двадцать минут.
   -Пу...
   Обрадовано затянула Жаннет. Коваль дал отбой и бросил трубку на диван. Ему хотелось бросить ее в стену. И чтобы следом туда же полетела недопитая бутылка пива. Если бы он знал, что это поможет ему остаться дома, то так бы и сделал. Но это не поможет. Надо ехать. Если сейчас все спустить на тормозах, дальше будет еще хуже. Бурная ночь ему гарантирована. Это в том случае, если Жаннет доберется сама. Если не доберется, ночь предстоит не менее бурная. Девушку заберут в полицию, она наверняка дозвонится до кого-нибудь из друзей. Потом ее привезут сюда. И тогда... Хоть из дома беги.
   -Ладно, - пробормотал он себе под нос, уже закрыв дверь и спускаясь в лифте на автостоянку. - Двадцать минут туда, двадцать оттуда. Есть шанс успеть на второй тайм.
   Под успокоительный шум двигателя, Коваль вывел машину по крытому серпантину паркинга на нижний уровень. Призывно мигнул зеленый огонек, крыло шлагбаума метнулось вверх, освобождая проезд. Мокрая лента шоссе блестела, отражая свет фонарей. В огромной луже у обочины матово дрожал диск луны.
   Без единой мысли в голове, бритоголовый вырулил на автостраду и вдавил в пол педаль газа. Он протянул руку, включил диск и как только по ушам резанул мощный психодел, ему стало полегче. Стрелка спидометра тонула в красном секторе. Справа все слилось в непрерывную ленту с яркими вкраплениями белого - цвета корпусов обгоняемых машин. Парня подгоняла мысль о втором тайме, поэтому он долетел до центра за двенадцать минут. Радуясь тому, что подъезд к "Тубе" свободен, он свернул направо. На стоянке было полно свободных мест. Еще бы! Сегодня финал! Коваль остановил машину недалеко от входа. Все идет по плану, думал парень, доверяя свое тело чутким рукам охранника.
   Туба. Стеклянный зверинец. Лабиринт из псевдостекла и зеркал. Место, куда первый раз без провожатого лучше не ходить. Где легко потерять себя после пары бокалов горячительного. Настоящий плацдарм из дансингов разного рода, соединенных переходами, арками, декоративными мостами. Зеркальный пол и потолок, не говоря о стенах. Странное, ни с чем не сравнимое ощущение. Особенно первый раз. Полное впечатление, что за тобой неотступно следуют сотни глаз. Постоянное мельтешение на периферии зрения выносит мозг. И только приняв на душу - неважно чего - удается договориться с самим собой и перестать болезненно реагировать на внезапное движение. Потом наступает следующий этап - пьянящее спокойствие, растворяющее оболочку тела. Освобожденный дух занимает окружающее пространство и ты начинаешь видеть себя со стороны. Коваль не знал, ощущают ли другие то же самое. Ему, по крайней мере, раздвоение личности в этих зеркальных стенах было гарантировано.
   Бритоголовый шел по коридору, чувствуя, как под ногами от ритмов техно вибрирует зеркальный пол. Следом за ним - сверху, снизу, по бокам, двигались, размахивая руками, сотни его отражений. Скрытая диодная подсветка делала его лицо еще бледнее, а взгляд утопленных под надбровными дугами глаз лихорадочнее. Бритоголовый попробовал улыбнуться, но стало еще хуже - словно строил рожи мертвец.
   -Вещества, девочки, - донеслось сбоку, из одного из бесчисленных ответвлений.
   -Пошел ты, - беззлобно отозвался бритоголовый, не уточняя направления.
   В Тубе он почти не ругался. А дело было в том, что однажды, в очередной раз упившаяся в зюзю Жаннет нашептала ему на ухо откровенности, на которые по пьяни была горазда.
   -Здесь ругаться нельзя, - проникновенно говорила она, почти повиснув у него на плече. Сквозь тонкую ткань ее платья отчетливо проглядывали коричневые соски. - Ты же знаешь, что матные слова пробивают ауру любого человека и оставляют противные черные дыры в защитном поле. Ты же знаешь, да?
   Она настойчиво домогалась ответа и Ковалю пришлось утвердительно кивнуть.
   -Во-о-т, - обрадовано протянула девушка. - А здесь кругом зеркала. Эффект бумеранга. И любое дурное слово возвращается к тебе, усиленное стократ... То же самое и с чувствами. Страх, например. Уже доказано, что поэтому и умирали девушки... Ну те, которые гадали в средневековье перед зеркалами. Испугаются... И все. Пошли круги по воде...
   Он тогда усмехнулся, вполне естественно, не приняв ее слова всерьез. Но засели, по всей видимости, те слова где-то в подсознании. Поэтому он в Тубе почти не ругался. Кстати, Жаннет не ругалась не только здесь. А вообще. Это был принцип.
   Несмотря на зеркальный лабиринт, бритоголовый точно знал, где искать Жаннет. Когда до туалетных комнат оставалась пара поворотов, парень оживил ай-дишник, вызывая это пьяное создание. И вот когда он так и не дождался ответа, в его сознании вспыхнула яркая надпись "Ни Хрена Не Успеть На Второй Тайм".
   Уже взведенный до предела, Коваль повернул за угол и замедлил ход перед голографическими изображениями мужчины и женщины. Мальчики налево, девочки направо. В холле, заставленном диванами, никого не было. Тут бритоголовый изменил своим привычкам и грязно выругался. Продолжая набирать Жаннет, он повернул направо. Девичий визг ему гарантирован. И невзирая на это, в дамскую комнату он рассчитывал заглянуть.
   У дверей его ждал сюрприз. И приятным его не назовешь.
   На полу на корточках сидел мужчина. В дорогом костюме, белоснежной рубашке и ботинках, купленных явно не в соседнем ларьке. На пальцах, которыми он опирался на заплеванный пол, сверкали перстни.
   Коваль остановился как вкопанный. Мужчина прерывисто дышал, вывалив изо рта длинный язык. В его глазах отсутствовала мысль, там светилась дружелюбная преданность. Только что хвостом не вилял.
   -Твою мать, - выругался Коваль и оглянулся в поисках видеокамеры. И нашел ее, как раз напротив того места, где сидел мужчина. - Вы там упились что ли все, придурки? - громко, прямо в ярко красный огонек сказал он. - А, мужики? У вас тут больной, а вы яйца чешите! Уберите его отсюда хотя бы, пока бригада едет! Работнички...
   Бритоголовый отпрянул, когда человек-собака бросился на него, едва избежав прикосновения грязных рук. Парень рванул дверь уборной на себя и нырнул в дамскую комнату, опасаясь, что больной увяжется следом.
   Здесь царила полутьма и Коваль постоял на пороге, привыкая к освещению. Боковым зрением он уловил движение справа и повернул голову. Он успел заметить безумные глаза, окруженные размазанной черной тушью, оскаленные зубы. И в тот же момент женщина бросилась на него. Коваль инстинктивно закрылся рукой, не отдавая себе отчета в том, что происходит, и шутливые слова "мэм, прошу прощения за беспокойство" еще вертелись у него на языке.
   Острые, наманикюренные ногти вспороли рукав тонкой рубашки и порезали кожу. Нападавшая тут же отпрянула. Ее серебристое, порванное в нескольких местах платье, мелькнуло в углу за шкафом с сопутствующими товарами. Бритоголовый отскочил вглубь комнаты, замер за раковинами, ощущая, как мгновенно пропитался кровью рукав. Мобильный ай-ди от неожиданности выпал у него из рук. Зажав рану левой рукой, он попытался остановить кровотечение.
   -Тварь. Да что тут у вас происходит, - прошипел он. Бросил короткий взгляд, оглядел дамскую комнату - больше никого не было. - Жаннет! - позвал он. Возникла мысль, что девочка укрылась в одной из кабинок, спасаясь от больной.
   Ответом бритоголовому была тишина и шипение затаившейся твари. Он двинулся к двери, опасаясь поворачиваться спиной. Ему не хватит времени, чтобы открыть дверь и выскользнуть в холл. Он сделал шаг, ожидая нападения. Так и произошло, стоило ему взяться за ручку. Сильно оттолкнувшись ногами, больная взмыла вверх, целясь ему в шею. Бритоголовый отпрянул, пропуская перед лицом острые, покрытые черным лаком, когти. И тут же, развернувшись, ударил ее с левой в челюсть. Она была сильна, эта женщина в самом расцвете сил. Удар отбросил ее к шкафчику, но сознания не лишил. Тварь ударилась спиной и молниеносно сгруппировавшись, опустилась на пол. Она тряхнула головой, хлестнув короткими светлыми волосами по стене и приготовилась к броску. Угрожающе ощерив клыки, она резко выпрямилась, когда бритоголовый ударил ее ногой в лицо.
   -Сука, знай свое место, - сказал он, удовлетворенно отметив, как хрустнула от удара носовая перегородка. Тварь не издала ни звука. Из разбитого носа хлынула кровь. Оставляя красные следы, женщина на четвереньках метнулась вдоль кабин. Дальнейшее бритоголового не интересовало. Он поднял мобильник, с неудовольствием отметив, что тот вышел из строя. В полнейшей прострации, парень открыл дверь и вывалился из дамской комнаты.
   Коваль почти побежал по коридору, с трудом избежав столкновения с больным человеком, бросившегося ему наперерез. Дерьмо, вот дерьмо, вертелось у парня в голове. Ладно единичный случай - всякое бывает. Но двое больных сразу, в одном, вполне приличном заведении? В новостях по ящику постоянно твердят о том, что количество заболевших снижается, а в этом году и вовсе не зафиксировано ни одного. Так что же это? Случайность, возведенная в квадрат?
   Ладно охрана, хрен с ней... А почему, собственно говоря, хрен? Они там пьют и в ус не дуют, в то время, как страдают гости! Нет. Это дело нельзя так оставлять! Он устроит. Он им такое устроит...
   Полный решимости, бритоголовый двигался по коридору, на ходу перетягивая разорванный рукав выше раны, чтобы остановить кровь. Вместе с ним, тоже исполненные отваги, следовали отражения. И человек-собака, радостно подвывая, увязался следом. Бритоголовый дважды громко шикнул, пытаясь отвязаться от непрошенного "друга". Но тот только приседал и быстро-быстро дышал, выкатив язык. Когда Коваль остановился, намериваясь дать хорошего пинка, больной опередил его - рванулся и умудрился лизнуть здоровую, левую руку.
   -Хрен с тобой, - процедил бритоголовый, брезгливо вытирая руку о брюки.
   Этот незначительный эпизод задержал парня. Но, возможно, спас жизнь. Если бы он продолжал быструю ходьбу, то непременно врезался бы в то, что темной глыбой перегородило путь.
   Посреди коридора сидел чернокожий мужчина. Даже так - глядя на него сверху вниз, Коваль не мог ни отметить его габариты. Но первое, что бросилось в глаза - неподвижный, отрешенный взгляд. Парень остановился, оценивая опасность. Слева, дрожа всем телом, лаял больной человек. Звуки были странными и напоминали собачий лай. Или, скорее всего, человеческий голос, старательно лающий по-собачьи.
   Чернокожий мужчина стал подниматься во весь рост. Футболка лопнула на груди, обнажая мощный, накаченный торс. Огромные руки разошлись по сторонам, почти касаясь стен. Присев, мужчина наклонил голову вперед, исподлобья уставился на Коваля глазами, испещренными сетью лопнувших кровеносных сосудов. Вдруг, оскалив белоснежные зубы, коротко зарычал и медленно, на полусогнутых ногах, пошел на бритоголового.
   Коваль не стал дожидаться дальнейшего развития событий. Следовало воспользоваться другим выходом. Парень попятился, едва не отдавив руку человеку-собаке. За поворотом бритоголовый развернулся, и, пробежав метров пять, нырнул в ближайшее ответвление. Впереди, расцвеченный огнями, маячил дансинг.
   Гремел техно. Бухал по низам жесткий ритм, слегка разбавленный отголосками повторяющейся темы. Небольшой зал танцпола тонул в огнях. Вдоль стен застыли пустующие диваны, между ними лежала пара перевернутых столиков. Все бы ничего. Если бы не одно но. У стойки бара, зацепившись ногами за металлическую трубку, обегающую верхние шкафы, вниз головой висела девчонка.
   Коваль остановился у входа, разглядывая, как девушка мерно раскачивается из стороны в сторону, как болтаются вывалившиеся из низкого декольте груди. Он застыл, открыв от удивления рот, и пропустил начало представления. Резкая боль обожгла ногу ниже колена. Бритоголовый взвыл и дернул ногой. Однако, отгонять уже было некого - сжавшись в комок, женщина лет тридцати, сидела у стены, буравя его немигающим взглядом. Рот ее приоткрылся, она высунула язык и быстро лизнула воздух. В ту же секунду, перекрывая техно, в зал ворвался низкий, утробный вой, подхваченный десятком голосов. Завизжала девушка у стойки бара.
   И Коваль не выдержал. Перепрыгнув через опрокинутый столик, он вклинился между диванами у стены, присел на корточки и затих. На танцполе появился, прерывисто дыша, новый приятель - человек-собака. Передвигаясь на четвереньках, он достиг середины зала. Остановился у пилона, деловито обнюхал его, задрал ногу. Потом потрусил к лестнице, ведущей вниз. Он обстоятельно обнюхивал перилла, когда преодолев в прыжке несколько ступеней, на него обрушилось тело. Бритоголовый видел, как в воздухе ветряной мельницей мелькнули конечности. Клубок из спутанных тел покатился вниз и выпал из поля зрения.
   Вдруг установилась тишина: со скрежетом, резанувшим по ушам, стихла музыка. Парень некоторое время ничего не слышал, привыкая к тишине. Потом до него дошло. Жалобное поскуливание, короткий, тут же стихший визг. И отчаянно-долгий, перекрывший все звуки, вой.
   Это явилось последней каплей. От всех мыслей, мигнувших зеленым огоньком - "быть может, следует подождать прибытие бригады?", включая и предупреждающий желтый под названием "Жаннет", осталась только одна, полыхнувшая багрово-красным. Выбираться. Любой ценой. И если заявленная цена - бросить здесь подружку на растерзание нелюдям, заимев еще пару укусов и царапин, то пусть горит синим пламенем! Такая цена его устроит.
   Путь к выходу не так уж и долог, всего-то спуститься по лестнице и пересечь огромное поле основного танцпола, окаймленного по периметру имитацией реки. Подсвеченный снизу бирюзовый пластик довольно уверенно подражал тихой водной глади, чуть потревоженной легким ветерком. Сеть подобных речушек делила дансинг на острова, соединенные мостами. Если удастся перейти к противоположной стене, дело в шляпе.
   Ногу саднило. Бритоголовый надеялся, что слюна взбесившейся твари не стала ядовитой. Но полной уверенности не было. Никто так и не потрудился толком объяснить: когда заканчивается инкубационный период и начинается период необратимых мутаций. Больше, чем забег на длинную дистанцию с препятствиями, Коваля пугала мысль об отсутствии оружия. Он бы многое отдал за нож, или биту, на худой конец. Однако предполагаемые обстоятельства оказались на редкость суровыми. Десяток, если не больше (кто их считал?) озверевших людей и необходимость пройти, скорее, пробежать по открытому участку. Хотя...
   Бритоголовый огляделся. Там, недалеко от женщины, которая его укусила, валялась бутылка из-под пива. Больная тварь сидела, не двигаясь, когда он, стараясь не делать резких движений, подвинулся ближе. Только зашипела, не отрывая немигающего взгляда от его руки, протянутой за бутылкой.
   Парень примеривался донышком бутылки к стальным ножкам перевернутого стола, заранее морщась от необходимости привлечь ненужное внимание. Неожиданно, как по заказу, раздался душераздирающий визг. Долгий, на одной ноте, он прервался то ли хрипом, то ли рычанием. Резким движением бритоголовый отбил донышко у бутылки, стараясь, чтобы по возможности в его руке осталась большая часть. Он остался доволен. Что же, раз спектакль ставил не он, в его силах преподнести действующим лицам скромный подарок - такую вот милую розочку, от чистого сердца подредактировав морду первой же твари, которая рискнет к нему сунуться.
   Не поднимаясь в полный рост, он обогнул диван и присел у лестницы. То, что он увидел внизу, ему не понравилось. Вспышки яркого света, падающего на острова, как выдержки из кошмарного сна, вычленяли отдельные детали: мелькнуло и пропало растянутое в прыжке тело - футболка и джинсы - то ли мужчина, то ли женщина, не разберешь; какое-то тряпье, лежащее в луже ярко-красной крови; неподвижное тело девушки с белым, исцарапанным лицом. Запах давно не мытых тел, с примесью мускуса. Словно вакханалия не началась полчаса назад, а продолжалась сутками.
   Разрастался, то приближаясь, то отдаляясь леденящий душу волчий вой. Еще мелькнула на задворках сознания мысль "а не отсидеться ли в безопасности до приезда оперативных бригад"? И была задушена на корню. Где она, эта безопасность? Кто знает, что сейчас твориться в коридорах? Зажмут с двух сторон в тиски, и розочка не поможет.
   Осмотрев место, первоначальный план Коваль поменял. Вместо того, чтобы использовать быстроту, он решил действовать осмотрительно. Бритоголовый перегнулся через перилла, ухватился рукой за поручень, и, зависнув на секунду, спрыгнул на пластик псевдо-речушки. Твердая поверхность, видавшая виды, не дрогнув, выдержала вес его тела. Пересидев пару минут, он двинулся вперед, надеясь, что его появление осталось незамеченным для главных действующих лиц. Бритоголовый прошел максимум метров десять прежде чем понял, здесь ему не пройти. То, что он увидел, описанию не поддавалось. Спутанный клубок из тел - мужских и женских, беспрестанно шевелился. Мелькали руки, ноги, головы. Вдруг проявлялся и исчезал больной, немигающий взгляд, влажно блестели накрашенные губной помадой губы, пряча высунутый на мгновение язык.
   Бритоголовый чертыхнулся про себя. Ближе подходить он не стал. Хрен редьки не слаще. И погибнуть среди десятка-двух извивающихся тел, кусающих его за все, до чего сумеют дотянуться, ничуть не лучше, чем умереть от когтей и зубов новоявленных хищников.
   Дорожка слева была пуста. Впереди, чуть левее, мелькали тени. Бритоголовый выбрался на дорожку, присел на корточки. Переждал и двинулся вперед. Он без приключений миновал пару мостиков, соединяющих острова. Что там лежало - груда одежды или тело, пусть разбираются те, кому положено. Бритоголового волновало только одно: дойти до выхода с минимальными потерями.
   Сколько там еще осталось? На дальней стене россыпью звезд на млечном пути проступала подсветка. Рывок. Всего один мощный рывок и хрен они догонят его на четвереньках! И в тот же миг, когда волна адреналина хлестнула по обнаженным нервам, из темноты появился человек. Мускулистый, черноволосый, примерно одних лет с Ковалем. Абсолютно голый, с лицом, испачканным кровью. Широкую грудь сплошь покрывали глубокие царапины. Сидя на корточках, он оскалился и пригнул голову, готовясь к прыжку.
   -Матерый, мать твою. Ну, сука, иди ко мне, - одними губами сказал Коваль, сжимая в руке розочку.
   Но опасность пришла с другой стороны. Бритоголовый услышал хрип и обернулся: на него летела огромная женщина. Инстинктивно завершая поворот, он пригнулся, скорее, отмахнувшись бутылкой, чем готовясь нанести удар. Она была грузной, эта женщина, и едва не выбила из его рук единственное оружие, когда острые края прошлись по верхней части груди, задев шею. Оглушительный вой взмыл к потолку, потревожив лишенные рассудка души. Тварь рухнула вниз и только чудом бритоголовый увернулся. Он ухватился за поручень на мостике, воодушевленный, что остался на ногах. Но радость оказалась преждевременной. Не дав опомниться, на него бросился черноволосый парень, преградивший путь. Пытаясь отскочить в сторону, Коваль не рассчитал и поскользнулся в луже крови. Он проехался и упал навзничь. Сверху на него прыгнул человек. Удерживая левой рукой рвущуюся к его горлу пасть, бритоголовый беспорядочно наносил удары. В предплечье, руку, бок - во все, до чего смог дотянуться. Он чувствовал, как глубоко погружаются осколки в плоть и это доставляло ему ни с чем не сравнимую радость.
   -Ну что, сволочь, нравится? Нравится, да? - кричал он, захлебываясь чужой кровью.
   Враг хрипел. Он ослабил хватку и бритоголовый выскользнул, опрокинув тяжелое тело на бок. Когда он поднялся, морщась от боли в спине, то с ужасом осознал, что стоит к кольце обезумевших тварей. Оскал кривил запачканные кровью, почти человеческие лица. Они подступали, и лишь справа еще оставался промежуток - подвывая, ползла в темноту раненная женщина. Упустить такой шанс бритоголовый не мог. С ходу перепрыгнув через нее, он бросился бежать. Несколько тварей бросилось ему наперерез, но он оказался быстрее.
   Так стремительно бритоголовый не бегал никогда. Только заметив впереди арку выхода, а рядом дверь в подсобку, он снова обрел надежду. У него получится. У него все получится! И скоро он будет за стаканом виски рассказывать обо всем друзьям, снабдив свой рассказ изрядной долей выдумки.
   В арке выхода, раскину руки от стены до стены, возник чернокожий мужчина. За его спиной, подвывая, перекатывались тени.
   Выхода не было. Не сбавляя хода, бритоголовый отчаянно рванулся в сторону подсобки. Свора гналась за ним попятам. В арке выхода надсадно зарычал чернокожий. Откуда-то справа, бросилась под ноги очередная тварь.
   Четко осознавая, что это движение может стать последним, Коваль ухватился за ручку. Он не успел взмолиться все известным богам, как она пошла вперед и бритоголовый ввалился в подсобку, с шумом захлопнув за собой дверь. Он стоял, прижавшись к ней спиной, уже мысленно отделяя себя от всего, что осталось в зале.
   Преграда оказалась очередной обманкой. Бритоголовый понял это в следующую секунду, когда чуть не отбросив его в сторону, раздался тяжелый удар. Едва не воя с досады, Коваль дотянулся рукой до железного шкафа, стоящего у стены и опрокинул его, подперев дверь.
   В дверь ломились. Беспомощно оглядев полутемную подсобку, парень не обнаружил ничего тяжелого. Пара столов, стульев, мониторы.
   -Ничего-ничего, - шептал он, сдерживая натиск. - Скоро все кончится. Сюда уже едут. Осталось немного... Боже...
   -Я бы на твоем месте на него не надеялся.
   Раздался спокойный голос и от неожиданности бритоголовый чуть не сдал позиции. Его мгновенно прошиб холодный пот. Он вгляделся в тень, что проявилась в темноте. Человек сидел на стуле, вальяжно положив ногу на ногу. Поля шляпы закрывали глаза.
   -Кристоф, как ты здесь... - задохнулся бритоголовый. Дверь поддали особенно сильно. Как ни упирался, он проехался по полу.
   -Мое право оказаться везде, где захочу. Другое дело ты. Ты случайно оказался здесь.
   -Случайно! Кристоф! - бритоголовый почти кричал, надеясь выпросить прощение.
   -Ты случайно оказался в этом мире, мой мальчик. Тебе здесь не место.
   -Я виноват! Кристоф! Вольф тогда уговорил меня! Прости! Я виноват!!
   Человек его не слушал.
   -Откуда такая стойкая уверенность в том, что все решает сила?
   -Это везде! Так везде в моем мире! Кристоф, прошу...
   -Это не твой мир, мальчик.
   -Кристоф! - закричал бритоголовый. От натиска верхняя петля со скрежетом вывалилась из бетона.
   -Это не твой мир, мальчик. Я покажу тебе твой мир...
   -Спаси меня! Кристоф, спаси меня!! Умоляю!
   Раздался глухой смех.
   -Кого ты просишь, мальчик? Это у жизни ты можешь выпросить смерть, но у смерти жизнь не выпросишь.
   -Кристоф!!
   Последний, отчаянный крик утонул в свирепом рычании. Снесенная с петель дверь накрыла железный шкаф, ударила бритоголового. В открывшийся проход хлынул поток скалящихся, воющих, озверевших тварей.
   -Я покажу тебе твой мир, мальчик, - тихие слова перекрыли утробное рычание и предсмертный хрип бритоголового. - Но он тебе не понравится. Поверь мне.

9

   Она подставила ее, эта сука! Достаточно было беглого взгляда на большое женское тело с огромной грудью, полными плечами и прядями рыжих волос, выбившихся из-под больничной шапочки, чтобы понять. Эта гадина ее подставит!
   На город давно упала ночь. Люди забились в теплые, уютные норки многоэтажек, чтобы оттуда, как из аквариума, пялиться на то, что происходит снаружи, беззвучно разевая рты. Они уверены, что стены аквариума прочны, что система жизнеобеспечения работает отменно, они не подозревают, что главная опасность притаилась у них в головах.
   Три часа ночи. Едва передвигая ноги от усталости, разбитая, опустошенная, Ева тащилась по проспекту. Под ногами стелилась мокрая от недавнего дождя дорожка, испачканная светом неоновых реклам. Витрины магазинов, мимо которых она проходила, отражали ее белое, усталое лицо, с потухшим взглядом, почти скрытым за прядями темных волос, фигуру, в обтягивающих черных джинсах и короткой куртке, сидевшей на ней мешком. Ее отражение смотрелось изгоем среди подтянутых, улыбающихся манекенов в дорогих одеждах.
   Она подставила ее, эта сука! Банкомату не повезло - невзирая на огонек видеокамеры, он принял на себя удар кулака в бок. Если бы хватило сил, Ева бы вовсе опрокинула его.
   Молодая женщина подставила ее. Это было ясно с первых шагов в прекрасном доме, буквально заваленном игрушками. Они были всюду - мягкие, пушистые, пластиковые. Лежали на диванах, столах, ими был завален пол. Больше всего было кукол. Барби, Кенов всех мастей. Маленькие и огромные, в рост человека, с идиотскими ухмылками застывшие в разнообразных позах. Уже тогда все стало ясно. Нужно было послушаться голоса разума и наплевать на ту толстушку, что лежала под капельницей в больничной палате! И на ту, полную горечи улыбку, с какой ее встретит Павел Сергеевич тоже наплевать. Попросту дождаться, когда кончится время, и вернуться в палату, печально разведя руками: я сделала все, что могла, док.
   Ева отлепила холодный лоб от ледяного бока банкомата и побрела дальше. Слушая только далекий вой полицейских сирен и изредка шум проезжавших машин.
   Есть что-нибудь более ужасное, чем убийство детей? Маленьких девочек. Сколько ей было? Восемь? Девять? Худенькая девочка, со смешными хвостиками и тонкой, цыплячьей шейкой.
   Ева коротко взвыла. Можно вести бесконечные монологи с самой собой, доказывая, что смерть где-то Там, дарит жизнь Здесь. Можно было часами слушать доктора, объясняющего все красивыми, научными словами. Суть неизменна. Она убийца. Никто не убедит ее в том, что реальность Здесь, а не Там. Да и как им убедить ее, если они Там не были? Если ее руки еще помнят тепло детского тельца и хрупкость тонкой шейки?
   Она убийца. И на ее счету не двести тридцать два спасенных, а двести тридцать два трупа. Она киллер. Беспринципный, жестокий. Для которого все равно, кого убивать. Мужчин, женщин, детей. Маленьких девочек. Также как сегодня, больная от ненависти к себе, Ева возвращалась в палату, чтобы пожинать радостные улыбки, полные искренности благодарных слез. Мать толстушки, которая пришла в себя после шести месяцев комы, поймала Еву, не успевшую увернуться в коридоре. Женщина буквально впилась в нее, заключила в цепкие объятия и целовала, целовала мокрыми от слез губами. Эта была еще та пытка. И Ева выдержала ее достойно. Тяжело дыша и считая в уме сначала до десяти. Потом до ста.
   Они боготворили ее. Спасенные и родственники. Долгие годы не оставляли в покое. Поздравляли с праздниками, присылали на электронку фото, некоторые даже переводили ей деньги на счет. Постоянно интересовались, не нуждается ли она в чем-то? Они были очень благодарными. Многие их них. Но Ева, за радостными лицами на фото видела только трупы. Двести тридцать два. Теперь двести тридцать три.
   Где реальность? Кто может ответить на этот вопрос? Тем, кто Там не был, она не поверит. Что-то никто из насильно спасенных не выразил желания вернуться. Кошмары кошмарами, но это Их мир. Созданный по образу и подобию того, с чем подошли они к больничной черте.
   А может, все наоборот, и Ева лишает их бессмертия, даруя кратковременную жизнь Здесь? В таком случае какая же она благодетельница? Она жестокая, беспощадная тварь, введенная в заблуждение красивыми словами доктора. Но то, что ей так основательно промыли мозги, не служит ей оправданием. Ей некого винить, кроме самой себя. Почему было не уйти, как только душа почувствовала неладное? После первого убийства?
   Ева остановилась как вкопанная, тупо глядя на автобусную остановку. А кто мешает ей сделать это сейчас? Все. Это конец. Она больше не позволит манипулировать собой! Пусть док найдет другую дуру! Ведь не случайно так получилось, что никто больше не смог.
   Да. Лучше поздно, чем никогда. Она продаст и купит другую квартиру, сменит номер и уберет себя из сети. Они потеряют ее! Впервые за долгие годы она обретет свободу!
   Счастливая, улыбающаяся, вдыхая полной грудью сырой воздух, Ева сошла с тротуара. Кто сказал, что это ее крест? Сбросить его, расправить плечи в ее силах! Она свободна! Свободна!
   Вот на этой радостной ноте ее и сбила машина.
   Выехав из-за поворота, ягуар черного цвета, задел девушку. Ее отбросило к автобусной остановке. От удара спиной о пластиковую поверхность ограждения, вышибло дух. Разевая рот, она сидела на асфальте, не в силах вздохнуть. Под скрип тормозов машина остановилась метрах в десяти. Дверца со стороны водителя открылась. К остановке бросился темноволосый парень лет двадцати пяти и присел перед ней на корточки. На его лице застыло тревожное выражение.
   -Ты как? Жива? Откуда ты взялась на дороге? Где-нибудь болит? - вопросы посыпались как из рога изобилия.
   Ева поморщилась.
   -Столько вопросов. Я в порядке.
   -Слава богу. Вообще тебя не заметил! Абсолютно сливаешься с дорогой! Какого черта тебя вообще понесло на проезжую часть?!
   -Так получилось.
   -Пьяная? - участливо поинтересовался парень
   -Если бы, - отмахнулась она.
   -Принимала что-нибудь? - нахмурился он.
   -Чиста как стекло.
   -Тогда, какого черта...
   -Слушай. Угомонись, а? Я в порядке.
   Парень вздохнул.
   -Подняться сможешь?
   -Попробую.
   Ева облокотилась на протянутую руку и с трудом поднялась. Попыталась сделать шаг, но голова стремительно пошла кругом. Она пошатнулась и парень ее поддержал. Немного постояла и решительно освободилась от его объятий.
   -Понятно. Ты где живешь, девушка?
   Ева назвала.
   -Ничего себе, - он присвистнул. - Не ближний свет.
   Она пожала плечами.
   -Туда-сюда, - он прикинул что-то в уме. - Только к утру обернусь. Значит так. Поедем ко мне. Я живу в двух кварталах отсюда. В твоем распоряжении отдельная комната и диван. А утром я тебя перед работой к метро подброшу.
   -Смешно придумано, - улыбнулась она.
   -Точно. Как ты догадалась? Мне же делать больше нечего, как только по ночам девчонок сбивать и насиловать их потом у себя дома.
   Ева усмехнулась и придирчиво оглядела его с головы до ног. Красив, широкоплеч, высок. Да, такому не нужно калечить девчонок, чтобы уложить в постель. Сами, наверняка, на шею вешаются.
   -Надумала? Как тебя зовут?
   -Ева.
   -Жаль, я не Адам.
   -Да уж. И не быть тебе Адамом.
   -Правда? - он странно на нее посмотрел. - Значит, я не первый? Кто тебя сбивает?
   Ева рассмеялась.
   -Вот. - Парень достал из внутреннего кармана куртки водительские права и показал девушке. - Читай. Влад Додонов. Обещаю, насиловать тебя не буду... Трех уже сегодня изнасиловал, на тебя просто сил не осталось.
   Она опять рассмеялась.
   -Додонов. Интересно. В школе, наверное, Додиком звали?
   В его лице ничего не изменилось. Только взгляд, как показалось Еве, стал холоднее.
   -Именно, - твердо сказал он. - Но ты можешь называть меня Влад. Мне будет приятно.
   -Ладно, Влад, - она тяжело вздохнула. - Поехали к тебе. У меня тоже сил не осталось.
   Новый знакомый помог Еве сесть в машину. Ягуар медленно тронулся с места.
   -Мне завтра в семь вставать. Я тут подумал, если у тебя время есть, ты можешь остаться у меня до вечера. Отлежись. А то, может, придется тебя еще в больницу вести. Красть у меня все равно нечего. Недавно только переехал в новую квартиру. В холодильнике, по-моему, что-то есть.
   -Посмотрим, - вяло отозвалась она. Неспешная езда убаюкивала ее. Она не успела закрыть глаза, как машина уже въезжала на подземный паркинг.
   -Какой этаж? - спросила девушка, когда они вошли в лифт.
   -Семнадцатый.
   -Хороший этаж... И квартира хорошая, - добавила чуть позже, стоя в просторном холле с зеркалами, кожаным диваном и мебелью из красного дерева. - А говорил, красть нечего.
   -Унесешь? Не надорвешься? - он снял обувь, курку и прошел в комнату. - Проходи, не стесняйся, - донеслось откуда.
   Ева неторопливо разулась, разделась и пошла на голос. Хозяин уже заканчивал стелить белье на диван. Бросив туда же подушку, одеяло, он обернулся, протягивая ей полотенце.
   -Пойдем, покажу тебе, где можно принять душ, - он сделал паузу. - Ты точно в порядке?
   Девушка кивнула. И вошла в ванную. И только открыв воду осознала, насколько сильно ей хотелось подставить голову под струи теплой воды. Начало новой жизни. Оно такое. Роскошное, обволакивающее тепло.
   Когда она вышла, замотанная в полотенце, новый приятель сидел в кресле и клевал носом.
   И вдруг. Она остановилась, как громом пораженная. Словно внезапно сорвали пелену и открылась страшная правда, которую она всеми силами старалась не замечать.
   Мертвая тишина. Мрак за окном. Пустота.
   Это пациент. Ева открыла рот, чтобы не задохнуться. Она в очередной раз нарушила слово и позволила доку себя уговорить. Тварь, жалкая тварь. Она снова пошла на это. Тогда... Тогда все следует сделать сейчас. Быстро, пока пациент не проснулся. Он сильный, с ним будет морока. Девушка огляделась, оценив обстановку в поисках оружия. Кухонный нож, забытый на столике рядом с тарелкой то, что надо. Ева осторожно двинулась к столику, боясь разбудить пациента. Она все сделает быстро. Он ничего не почувствует, это красивый, добрый парень.
   Уже сжимая в руке нож, она тяжело задышала. А как же... Новая жизнь? И те слова, что она себе говорила? Нет! Она должна быть тверда в своем решении. Если док уговорил ее сделать это в самый последний раз, это не значит, что она сдалась! Если пойдут у нее одна неудача за другой, она вынудит дока отказаться от нее! Вот оно - начало. Она облегченно перевела дух. Положила нож на стол и обернулась. Пусть живет Здесь. И умирает Там.
   -Влад! - позвала Ева.
   Он устало открыл глаза.
   -А... Вышла уже.
   -Ложись спать. Ты спишь уже.
   -Да. Я только в душ по-быстрому. И баиньки.
   Когда он вышел из душа, Ева уже спала. Как всегда крепко. Без сновидений.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"