Утром у Даны всё валилось из рук. В душе царило смятение. Прошлая ночь оставила после себя неоднозначное впечатление. Сказать, будто бы эта сторона жизни девушку разочаровала, было нельзя. Однако и понять всеобщий ажиотаж вокруг данного вопроса она не могла.
Да, приятно. Да, взрыв эмоций. Не слишком продолжительный, правда. Да, помогает сбросить напряжение не хуже, чем занятия у станка. Но это и всё.
Вадим сказал, что со временем, когда она научиться расслабляться и выкидывать из головы все лишнее, станет лучше. Однако девушка, если честно, не очень-то ему верила. Как это не думать? Мысли роились в ее голове постоянно. Вне зависимости от того чем она занималась. Поэтому в то, что однажды у неё получится отключать голову и просто получать удовольствие верилось с трудом.
Но всё это меркло перед одним единственным фактом. Ничего не изменилось. То есть вообще ничего. После ночи любви она не стала другой. Не почувствовала себя обновленной. Вадим тоже, судя по всему, остался прежним, как и его отношение к ней. На рассвете он расцеловал сонную жену и умчался к своим детям. Вывод напрашивался сам собой. Еще один красивый миф разбился о рифы реальной жизни. А еще... книжки врут.
Визит Даны в филиал весёлого сумасшедшего дома которым стала Миссия Милосердия Святой Елены, вызвал бурный восторг среди девочек. Потому что приехала она не одна, а в компании десятка самых красивых своих платьев. Вчера старшеклассницы немного расстроились, что не смогут сделать красивые фото на аватарки в социальных сетях. Шорты и растянутые футболки не слишком сочетались с вечерним макияжем.
Ильдар старался держаться подальше от эпицентра девчачий активности, но глаз с жены директора не спускал. Во избежание, так сказать. Конечно вчера вечером до всех, кто не отличается умом, старшие постарались донести одну простую вещь: Дану трогать нельзя. Ни при каких обстоятельствах. Что бы она не сказала или не сделала.
И тем, кто не уверен в своей выдержке следует держаться от нее на максимальном расстоянии. Однако, даже такие меры не гарантировали стопроцентный результат. Кто-нибудь, увидев сколько у нее дорогих нарядов, вполне может ей позавидовать.
-- Думаешь в этом месте остался хоть один человек способный навредить этой куколке? - спросил Андрей, как и вчера присаживаясь рядом с приятелем.
-- Я просто не готов рисковать и вчера объяснил, почему.
-- Да. В этой обители тоски и безнадежности зазвучал искренний детский смех. Впервые на моей памяти. Сколько себя помню, наши воспитатели-надзиратели всегда крайне негативно относились к проявлениям столь неподобающих нам эмоций, как радость и веселье. Пусть не у нас... мы-то уже скоро уйдем, но для остальных хоть что-то ведь изменится.
-- Я боюсь, что Аверин передумает нам помогать. Раз-другой кто-то из ребят ответит чёрной неблагодарностью на его попытки изменить здесь все. И он разочаруется во всех нас. Мы, как ты заметил, здесь не задержимся. А младших жалко.
-- Все будет хорошо.
-- Я ведь понимаю, что Этери одна такая отмороженная была. А сердце всё равно не на месте.
-- Так может не в этом дело?
-- А в чём?
-- Сердце штука своевольная, -- немного ехидно произнес Андрей. -- Хочет -- послушно в груди сидит, а хочет -- убегает ко всяким девчонкам с красивыми глазками.
-- Чего ты выдумываешь? - возмущенно начал Ильдар, но одноклассник продолжить ему не дал.
-- Ладно тебе. Ничего такого в этом нет. На нее с тихой грустью половина парней из старших смотрит. Я так и не понял, что в ней так цепляет.
-- Красота?
-- Не думаю. Хотя и признаю -- хороша. Только, на мой взгляд, ей бы поправиться бы килограмм так на десять. Совсем же дистрофик со своими сорока пятью килограммами. Она же с меня ростом. А во мне метр семьдесят. Держится же эта малышка... не знаю. С достоинством, наверное. Спина прямая. Голос спокойный. И говорит она подчеркнуто правильно. Словно книжку читает. А как она сегодня руку для поцелуя Аверину протянула. Словно бы это нечто само собой разумеющееся.
-- Я бы себя идиотом чувствовал, оказавшись на его месте. А они не видят в этом ничего необычного.
-- Вот интересно. Их специально так воспитывают? Ну, чтобы с первого взгляда было видно, кто из приличной семьи, а кто на улице рос?
-- Мы можем у них учиться, -- не слишком уверенно произнес Ильдар.
-- Не уверен, что получится, но попробовать стоит. Думаю, это нам только на пользу пойдет. Вдруг, когда-нибудь мы выберемся из этой дыры? Знаешь, а я все думаю: почему так? Кто-то получает шанс на нормальную жизнь. Ей вот повезло.
-- Андрей...
-- Только не надо мне рассказывать, что Диана Вирэн -- последний человек кому стоит завидовать. Если ты не забыл я наравне с тобой доносил эту простую, в общем-то, мысль до наших ребят. И не в ней ведь дело. Со всех экранов нам вещают о том, что мы живем в гуманистическом обществе, где все обладают равными правами. Но разве это так? С детьми, рожденными в нормальных семьях, занимаются, их учат и направляют, а мы никому не нужны. Освоили образовательный минимум, и ладно.
-- Ее одноклассники расплатились жизнями за такой шанс. Ведь не будь они студентами той балетной школы, жили бы долго и счастливо, не помышляя даже о походах в театр на другой планете.
-- Ты меня или не слушаешь, или не слышишь. Я в отличие от Этери не считаю, что она заняла мое место или использовала возможность, которая по праву должна была принадлежать мне. Дело в другом. Из этой чертовой Миссии Милосердия выбраться можно только в тюрьму или крематорий. Ни одного человека не перевели в нормальную школу. Как можно? Мы ведь социально-опасны. Ты в семь лет украл один единственный пирожок. Я в восемь, когда социальные службы изымали меня у родителей-наркоманов, кидался в них всем, что попадалось под руку и на свою беду несколько раз даже попал. Пара синяков на теле инспектора, который хотел забрать несмышленыша от не слишком любящей, но все же родной матери, непонятно куда, решили мою судьбу. А Эдгар? Он ведь тоже здесь с первого класса. Но почему оказался здесь, никто сказать толком не может. А ведь более благодушного парня мне встречать не доводилось. Эд или читает, или рисует
или помогает возиться с малышней. И скорее общество представляет для него угрозу, а не наоборот.
Вадим подошел к радостно щебечущим девочкам и галантно поинтересовался, всем ли довольны юные леди? Старшеклассницы мгновенно замолкли и смущенно заозирались, словно бы не понимая, кого конкретно он так обозвал. Однако директор, в свойственной ему манере, проигнорировал всеобщее смятение. Он подхватил жену под локоток и радостно возвестил:
-- Мне нужна твоя помощь.
-- Какая? - осторожно поинтересовалась Дана.
-- Я нашел чердак. Огромный! Правда, всяким хламом заваленный от пола до потока, но это мелочи.
-- Нужны лишние руки?
-- Глупостей не говори. Мне крайне необходима светлая голова. Я хочу сделать из этого помещения зал для досуга. Ну, что бы ребята в свободное время могли там заниматься чем захотят. Рисовать. Танцевать или гимнастикой заниматься.
-- И крестиком, и ноликом. Еще из глины лепить можно. И всякие побрякушки из бисера делать. Лишь бы под присмотром были, да меньше по улицам шатались.
-- Хорошо. Но этим всем предпочитают заниматься девочки.
-- Для парней уже есть проект тренажерного зала. В подвале. Потом покажу. Но ты меня отвлекла. Мы сейчас о чердачном помещении говорит.
-- А оно большое?
-- Достаточно. Я предполагаю разделить его на зоны, но не знаю: сколько нужно столов, ставить ли балетный станок и как все организовать?
-- Ну, допустим, с организацией зоны для тех, кто захочет танцевать, я тебе помочь действительно могу. Но с остальным - увольте. Мы занимались глупостями вроде лепки или рисования лишь в младшей школе. Кстати, почему ты решил озадачить данным вопросом именно меня?
-- А кого еще?
-- В твоем распоряжении... я не знаю, сколько именно детей. Но хотя бы некоторая их часть способна заняться собственной комнатой отдыха.
-- Отличная идея, -- весело улыбнулся Вадим. -- Организуй всех, готовых войти в инициативную группу. Проект и список всего необходимого жду завтра вечером. Но лучше все же сегодня.
Девушка сначала онемела от такой наглости, а через минуту возмущенно выпалила:
-- Сэр, вы не забыли, что я - больше не ваша подчиненная?
-- Вирэн, ты мне друг?
-- Нет! Вот ни капельки!
-- Почему? - мужчина удивленно посмотрел на Диану.
-- Помните, чем все закончилось, когда вы задали мне тот же самый вопрос?
-- Предложением руки и сердца. Но сейчас-то тебе бояться нечего. Мы уже женаты. Так что давай сойдемся на том, что ты мне все же друг и согласна помочь в трудный час. Люблю тебя. Проект жду завтра.
-- Дай нам хоть дня три.
-- Всегда знал, что могу на тебя положиться. Все! Я побежал. Встретимся за обедом.
И действительно убежал в сторону жилого корпуса, где сейчас велись работы.
-- Как же он меня бесит! - в сердцах воскликнула Дана и топнула ногой. Потом она перевела взгляд на притихших девушек и скомандовала. - Продолжаем. Не отвлекаемся.
-- Но господин Аверин же сказал... -- попыталась робко возразить Настя.
-- Вот закончим с фотосессией и приступим к выполнению скромной просьбы этого тирана. Вы что же... зря красились и косы плели? Никуда от нас этот чердак не денется.
-- А наш директор вас часто бесит? - невинно хлопая зелеными глазками спросила малышка-первоклассница.
-- Всегда, когда он мною командует.
-- И вы теперь его не любите?
-- Почему ты так думаешь?
-- Ну, он вас бесит, -- с видом взрослого умного человека, объясняющему идиоту прописные истины, начала кроха. - Вы сами же сказали.
-- Иногда меня раздражают какие-то его слова или действия. Но это нормально. Злиться или обижаться. Я ведь живая. И он тоже - обычный человек, а не идеальная модель супруга. Мы можем ссориться или спорить, продолжая дорожить друг другом.
-- Мой папа, когда бил маму, всегда кричал, что она его бесит. А она, что ненавидит его. А вы любите нашего директора потому что он не сильно вас бьет, когда ругается?
И что на это ответить? Дана растеряно огляделась по сторонам. Вот так всегда! Как раздавать невыполнимые поручения, так Вадим всегда первый. Развлеки малышню. Присмотри за старшими. Преврати чердак в комнату отдыха. А то, что она с такими вот искалеченными душами ранее не встречалась даже, кого-то волнует? Диана с ужасом осознала: ее бросили в клетку с львами не в тот день, когда поставили старшиной у первокурсников-Артенийцев, а именно сейчас. С малышней она может провести урок партерной гимнастики или актерского мастерства, но никак не оказывать психологическую помощь. Этому ее не учили. Да только здесь она единственный взрослый человек.
-- Малышка, как тебя зовут? - спросила Дана просто для того, чтобы дать себе хотя бы небольшую отсрочку.
-- Айше.
-- Так вот, Айше, мой муж меня вообще не бьет. Никогда. Потому что это плохо. Неправильно.
-- Конечно плохо. Но разве это мешает сильному ударить того, кто не может дать сдачи? Наркотики, вот тоже принимать нельзя. А мои родители пили анитромин.
Дана еще раз огляделась по сторонам в надежде увидеть там, если даже не Вадима, то хоть кого-то взрослого. Но вокруг нее были лишь дети и подростки, с жадным интересом взирающие на нее. И она было уже смирилась со своей незавидной участью, но ее спас Ильдар. Он в лучших традициях рыцарства мягко отстранил девушку от дракона, то есть от Айше и принял удар ее бесцеремонного любопытства на себя.
-- Кроха, ты в одну кучу традиционные семьи и свою бывшую не мешай. Судить об отношениях других людей и собственных родителей - не самая лучшая идея.
-- Почему?
-- Эти ублюдки - пример того, какими мы не должны стать ни при каких обстоятельствах. Они просто не могут жить, соблюдая правила. Вроде бы и понимаю, что такое хорошо, а что плохо, но не способны сдержать себя даже в мелочи. Для них имеет значение только сиюминутные желания и собственное удовольствие. У нормальных людей все по-другому. Понимаешь?
Малышка кивнула и потеряв всякий интерес к беседе умчалась к своим подружкам. А Диана тихо, так что бы услышал только Ильдар сказала:
-- Спасибо, -- потом подумала с полминуты, и все же добавила. - При детях или женщинах выражаться не рекомендую. Вадим узнает - устроит тебе курс молодого бойца. Будешь бегать и отживаться до потери сознания. Я тебя не запугиваю, а просто предупреждаю. Его так воспитывали. Вы, наверное, привыкли вести себя более... свободно. Но для него такое поведение неприемлемо.
-- Разве плохого называть вещи своим именами?
-- Не думай, что он - ханжа. Просто внутренний стержень человека составляют не столько его убеждения человека, как ему жить, а представления о том, чего ему делать нельзя. Нельзя обижать слабых. Нельзя мириться с несправедливостью, которую можешь пресечь. Нельзя опускать руки. Нельзя грубить женщинам. И все в этом духе.
-- У него ведь много таких "Нельзя"? - спросил юноша, уже зная ответ.
-- Да. Но вам он попытается привить лишь большую их часть. Только базовые принципы.
Ильдар хмыкнул, жалея, что у него не так много времени осталось прожить в новой Миссии Милосердия святой Елены. Раньше он дни считал до своего выпуска. Теперь же... тоже будет. Только не с радостью, а затаенной грустью.