|
|
||
Тема вторая, условная. Комментарии закрыты. Обсуждение - здесь! | ||
ТриПарна(с)ция 2 Оказывается, люди пишут стихи на самые разнообразные темы. Не только зацикливаются на своих чувствах, но и пытаются что-то найти для себя во внешнем мире. Иногда просто пытаются что-либо найти, не для себя. Так появляются стихи, которые я решил объединить в одну условную тему с таким же названием. Тема вторая, условная Первую группу конкурсных работ в этой части моего обзора я бы назвал "зарисовки с натуры". Так в стихотворении М. Брифа Пианист автор быстрым движением карандаша набросал выход маэстро на сцену. Композиционно удивили первые строки, не относящиеся по смыслу к самому тексту. В отличие, скажем, от первых строк известной песенки шаланды полные кефали в Одессу Костя привозил, сразу вводящих слушателя в "курс дела", они никуда не вводят и придают стихам характер частушечности. Зато основное сравнение музыканта с матадором, за считанные секунды преображающимся из побитого временем человека в красавца, готовым взять быка за рога, очень наглядно. Поражает способность автора в шести строках визуально изобразить такую достоверную картинку. В отличие, например, от стихотворения Д. Долиной Концерт дивы. Начало, подробно, в мелочах описывающего ожидание и произведённый шок начала концерта неназванной певицы. В довольно гладких, на мой взгляд, с точки зрения композиционной или образной стихах порадовали некоторые "зацепки" для читальского внимания, вроде светила, человеки или глазею, что придурок в дуло. Однако поразила откровенная "халтурность" последней строфы. Во-первых, повтор словно. Русский язык богат разнообразием своего словарного запаса, если и не в ущерб рифме, то второе словно можно спокойно заменить каким-нибудь будто или точно. Повторное сравнение с птицами, на этот раз слушателей с птицами на пороге в рай, а также сравнение голоса дивы с голосом Бога достаточно избитые и бедные. Да и чудотворность самого пения, по-моему, как-то огульно заявлено. В стихотворении Е. Неволиной Поэтесса автор, как это видно и из названия, рисует портрет поэтессы. Несмотря на то, что, видимо, у героини нет определённого прототипа, множество портретных и не только мелочей, рисуемых автором, невольно вызывают ассоциации с конкретными лицами, непосредственно возводя этот образ в некий типаж. Хотелось бы отметить несколько композиционных приёмов. Во-первых, рисуя внешние портретные отличия героини в молодости и в настоящее время, в пожилом возрасте, автор постепенно приводит читателя к несоответствию внешности и сохранившегося без изменений внутреннего мироощущения поэтессы, отражённого в её стихах. Этот контраст очень сильно обозначен в двух последних строках стихотворения. Единственное, что не вписалось для меня в общую цельность композиции, смена времени повествования в третьей строфе: вроде бы, был заявлен переход полвека прошло с тех пор, описывается морщинистое лицо и, вдруг, смотрели глаза молоденькой, хотя, по смыслу, эти глаза должны смотреть в данный момент. Интересные, на мой взгляд, образы в пятой строфе: наклонным и острым почерком набрасывала штрихи, побегами или почками выстреливала стихи. "Колючий", неудобный для времени почерк, весенняя, живая "скорострельность". Штрихи-стихи, конечно очень простая рифма, но на фоне соседствующей глубины образов это становится не так очевидно. В стихотворении А. Елисеева Кузнец дан не столько автопортрет героя (я не оговорился, портрет рисуется именно героем), сколько процесс становления мастерства. Оставим в стороне сравнение технологических деталей ковки с вышеназванным мною становлением творческой личности, посмотрим на другие художественные особенности. Интересная игра на созвучиях в первой строфе стали, вдосталь, достань, оставь, сталь, ста продолжена ассонансом на "о" во второй и совершенно исчезает к третьей. При прочтении это, конечно, не бросается в глаза, но такой дотошный "ковыряльщик штукатурки" как я однозначно поймёт причину данного явления: само стихотворение взяло верх над желанием автора поколдовать молотом. Как бы ни хотелось избежать разговора о тематике стихов, но третья строфа всё же поражает и своим идейным штампом: совет учителя кузнецу идти не своим путём, а с другими, эдаким Данко до дней последних донца. Нужен ли другим на их вечернем сеновале кузнец? Нужны ли творцу по-читатели его таланта? Автор предполагает ответ в положительном ключе. Да и мне в данный момент больше интересен не изображаемый предмет, а специфика мазков масла по холсту. Посмотрим на стихотворение Ежа Лиру мальчик, в котором, несмотря на обилие текста, идея довольно проста - за внешним обличьем некоего повзрослевшего мальчика скрывается душа, изливаемая им в ночное время на бумаге. Автор применяет следующий приём: стихи представляют из себя монолог героя, обращённый к скрытой от глаз читателя героине, в котором говорится о вышеупомянутом мной мальчике от третьего лица. Большие "куски" текста из длинных, попарно рифмующихся строк, разбиваемых в середине также парной дополнительной внутренней рифмой, перемежаются другими, с рифмой монотонной, с переменой ритма. Такая строфика в сочетании с упомянутым мной композиционным приёмом монолога, ритмическим построением и рифмовкой придаёт стихотворению ещё большую стилизацию под лиричный песенный рэп. На этот раз снижение образности и используемой автором разговорной лексики работает не на "правдивую жизненность" читательского восприятия, а целиком на стилизацию текста. Возможно, некоторые образы и сравнения, используемые автором, несколько "велики" герою, не влезают в слишком общие формулировки, которые на самом деле никакого реального портрета мальчика так и не нарисовали. И если это была, на мой взгляд, неудачная попытка нарисовать портрет условного мальчика, то стихотворение Д. Виллерс Записка свободы примерно в той же манере не рисует портрет условной девочки. Несколько в другом ритме, но в том же виде длинных попарно рифмующихся строк, разбитых дополнительной такой же парной рифмой в середине, переходящих на специфическую монотонность рифмовки в конце строф, автор пытается показать конфликт внешней стороны жизни этой самой девочки с гипотетическим внутренним миром. Конфликт, как водится, заканчивается победой мёртвой плоти. Надо отдать должное автору в её странной попытке уйти от стилизации под рэп за счёт своеобразного повышения образного ряда, что ещё больше затрудняет непосредственность читательского восприятия. Вообще же, это стихотворение, как и предыдущее, Е. Лиру, невольно заставляет припомнить целый ряд песенных текстов, начиная со стилизаций дворовых романсов, призванных вышибить слезу, до, например, макаревичевской "Она идёт по жизни смеясь". Стихотворение автора Жпм Морось представляет из себя зарисовку русской глубинки. Зарисовка, на мой взгляд, не с натуры, вызывает ощущение стилизации а-ля рус, зарисовка с картины, иконы, но не "в живую", не на пленере. Видимо, "виной" тому стиль повествования выбранный автором, используемая лексика. Небосвод, падь, блажь, рыбачонок, покойно, удальцы, благодать - всё свидетельствует о неторопливости преображенья жизненных кругов, сам спокойный темп стихотворения "работает" на такое ощущение от картины. Там на неведомых дорожках следы невиданных зверей - ассоциация, вызванная во мне стихами - там русский дух, там Русью пахнет. Стихотворение О. Шушакова Грусносветлых северных мелодий представляет собой зарисовку другого плана: с помощью ибсеновско-григовской темы автору удалось нарисовать саму печаль расставания любимых. Удивительным образом сочетая ритмическую основу с цепочкой фонетических созвучий, так, что при прочтении даже не замечаешь отсутствие рифмы в её классическом виде, автор невольно заставляет читателя услышать появляющуюся между строк грустносветлую северную мелодию стихотворения, подобно песне упомянутой им белокурой Сольвейг. Кроме упомянутого мной фонетического созвучия, интересны используемые автором эпитеты-образы: грустно-светлых, белокрылые, льдисто-серые, студёно-синей, белокурой. Д. Долина в стихотворении Память веков не столько рисует с натуры окаменевшую слезу янтаря, сколько в форме воображаемого диалога героини с этим самым янтарём в руках пытается постичь скрытые в нём секреты прошлого. На мой взгляд, при общей ровной образности стихотворения, диалог не совсем удался. На многочисленные вопросы героини, заключён ли какой-то скрытый смысл в сохранившемся куске смолы, или его наличие совершенно прозрачно, янтарь отвечает, что он лишь отзвук давно ушедшего, память веков. Необходимо отметить, что автор использовала при написании стихов попарно рифмующиеся строки с интонационным и графическим выделением их концов в добавочные, вспомогательные. При таком ритмическом построении последняя строка память веков, вынесенная автором в заглавие, заставляет читателя сделать перенос ударения в безударный слог. Замечательно яркое по своей образности стихотворение Л. Мягковой Осеннее представляет нам своеобразный портрет буйно-красочной осени-хулиганки как нечто ненадёжное, кратковременное, скрывающее, что, казалось бы, остался только шаг до зимней западни. Ощущение необычайно широкого авторского взмаха кистью помогают достичь и добавочно рифмующаяся четвёртая строка в строфах в совокупности со стихотворной размерностью, и уже упомянутые мною яркие, метафоричные образы. Впрочем, их обилие в стихах сделало бы простое перечисление мной смехотворным. В этом плане, наиболее визуальными показались мне образы дождя, слякотно развазелинившего глину разъезженной дороги и хворью разрумянившиеся зарницы. В стихотворении А. Пушкина Ливень автор попытался посредством описания летнего ливня передать его сравнение с плачем самой Природы. Для этого в качестве изобразительного средства он использовал сравнение летнего жара с недугом космоса, сам ливень с налётчиками, тучи с бойцами, стук дождя по настилам крыш с напором грабителей, ещё раз тучи - с веками плачущей Природы. Не могу сказать, увенчалась ли успехом попытка автора, но в образном ряде стихотворения мне кажется неудачным сравнение шумного ливня с безумным водопадом, и не совсем ясно, почему Природа плачет именно слезами жизни непростой. Как понятно из названия, стихотворение Р. Кроун Зной содержит в себе зарисовку летнего зноя. Автор в двух-трёх образах создаёт настроение ленивой истомы летнего знойного полдня. Вялый эмоционально, как будто "заплетающийся" конец стихотворения создаёт ощущение, что рассказчика разморило, и он заснул. Несколько неожиданно в свете выбранного автором ритмического построения текста, склоняющегося к тонической системе стихосложения. Единственная, на мой взгляд, неточность в зарисовке - это звон цикады, который разрезает на миг тишину. Всё-таки, мне кажется, цикада звенит с некой периодичностью, не одноразово. Стихи В. Шмидта Дождь очень динамично и ярко рисуют маленького героя с тетрадкой стихов, во все глаза впитывающего красоту огромного природного катаклизма - дождя. Стихотворение настолько динамично, что его энергетика, на мой взгляд, испортила концовку: последние две строки трудночитаемы, и фраза о том, что стихи героя останутся в журчании ручья (дождь сохранил их, в ручье - трелью звонкой), довольно искусственна. Но авторский образ висящего покрывала дождя, хлопающего крыльями-брызгами, очень визуален и не оставляет равнодушным. В следующем стихотворении-зарисовке Норки Ветер... автор, как это и продекларированно в названии, обращается к теме другой стихии. Ветер изображается то гулякой-Казановой, срывающим с героини плащик и раздающим пощёчины, то путающимся в ногах бездомным щенком. Ощущение того, что автор пишет картину крупными мазками, накладывая их пятернёй на виртуальный холст, несколько омрачается образом усталого лица, заплаканного дождиком. На мой взгляд, довольно тяжело намочить кому-то другому лицо слезами, разве что это были не слёзы. Кроме того, неудачным мне кажется и ритмический сбой на фонетически сложном участке ветер-рвёт. Д. Зотов в стихотворении Добрый странник посредством монолога лирического героя, обращённого к дождю пытается найти в природном явлении черты мудрого пилигрима, доброго странника, несущего необходимый совет, помощь. Стихи написаны, большей частью, простыми грамрифмами, автор использует простые общие образы, как будто с дождём и не связанные, произносимые "в воздух". Создаётся ощущение, что образ дождя случаен, выбор его не обоснован. Самым сильным местом, на мой взгляд, является концовка: мир, омытый мудростью дождя, возможно, становится лучше. Чистым точно. А стихотворение А. Иванько Бабье лето действительно представляет из себя зарисовку с натуры. Автору удалось создать какую-то напевную мелодичность в стихах, по-видимому, за счёт преобладания безударных слогов над ударными, игрой месторасположения этих самых ударных. Самое интересное, на мой взгляд, что автор не использует каких-то ярких, сочных образов, за исключением, пожалуй, августа, упирающегося в колени осени, или самой разрумянившейся и раздевающейся осени, образность этого стихотворения достаточно спокойная, авторский голос тихий и вкрадчивый, но при этом восприятие стихов необычайно непосредственное. О. Шушаков в стихотворении Заблудившись в пожелтевшей кроне описывает последний летний луч, неожиданно напомнивший посреди дождливой осени о том, что и она скоротечна, что всё на земле бренно. Фраза Всё проходит... Или - всё пройдёт? в совокупности с характерной ритмической основой и идеей текста явно перекликается с есенинским: всё пройдёт, как с белых яблонь дым, где тот сравнивает черты героя с природными явлениями. И я бы, наверно, остановился в обсуждении этого стихотворения, огранившись показом ряда глагольных форм, помогающих одушевлению солнечного луча: заблудившись, пробился; упал, дрожа; запрыгал, радуясь; выскользнул, обогрев. Но неожиданно строчка До свиданья, лето. Здравствуй, осень. принесла ассоциацию с другими стихами Есенина: До свиданья, друг мой, до свиданья. А именно, с его последними строчками: В этой жизни умирать не ново, Но и жить, конечно, не новей. В двух следующих работах Д. Чудиновой Восход и Росток автор поочерёдно обращается к пейзажам: рассветному и закатному. И если первое стихотворение представляет из себя, как справедливо заметила автор в аннотации, скромную пейзажку, ставящую целью прежде всего передать нехитрое природы колдовство, то второе, идейно более сильное, это попытка автора показать зарождение нового начала на фоне ежедневно цикличного умирания природы. Оба стихотворения содержат в себе замечательную, самобытную авторскую образность. Но если в первом, в его описательно ровном образном ряду запоминается прежде всего яркое: и острых тополей прямые пальцы хотят схватить застывшие стога, то рубленные, "смачные", ощутимо глубокие образы второго - выводят читательское восприятие на совершенно иной уровень. Это и пробитый навылет скатом крыши закат, и сжатое растресканным асфальтом сердце, и, безусловно, логически и эмоционально сильное финальное противопоставление врастающей в землю пыльной дороги и врастающего в небо молодого ростка, символизирующее ограниченную открытость уже проложенных миром путей для зарождающейся новой жизни. Короткая зарисовка С. Рыжковой Во дворе выполнена в виде перечисления отдельных признаков наступившей осени. Как ни странно, за счёт своеобразного сочетания рифмовки и строфики, а также "правильного" выбора необходимых частных признаков, автору, на мой взгляд, удалось зримо передать общую картину, общее осеннее настроение. Это, прежде всего, громкое карканье ворон поутру и упавший на сиденье скрипучей качели лист. Стихотворение А. Татарникова Аояги представляет из себя японскую графику, выполненную кисточкой чёрным по белому. Именно такую монохромность визуального ряда принесла с собой эстетика стихов. Прежде всего, сработало на такое восприятие сама графика девушки-ивы на белом фоне тумана - полотна синема. Кроме того, само построение авторского повествования, когда называется сам предмет или явление, но их значение не называется а лишь подразумевается их наличием, не делается никаких выводов, сплошное созерцание, - всё это очень характерно для мироощущения японцев. Именно поэтому я взял на себя смелость говорить об особенной эстетике стихотворения. В. Молчанов своим стихотворением говорит, что Кончилось лето, и создаёт яркой образности иллюстрацию близящейся бурной разлуки с августовскими страстями. Хочется сразу обратить внимание на авторскую строфику в стихах: несмотря на то, что ритмическая основа и дополнительная рифмовка строго в середине строк диктуют разбить каждую строку на две самостоятельных, внутреннее логическое построение текста полностью оправдывает подобное построение. Конечно, это несколько усложняет прочтение, но, с другой стороны, вполне объяснимо по смыслу. Далее можно было бы долго перечислять сильные авторские образы, глубокие сравнения, многоплановое одушевление, очеловечивание как неживых природных явлений, так и условных элементов событийности, но, на мой взгляд, это станет излишним принижением смысла написания данного стихотворения, стоит его просто прочитать. Небольшая зарисовка с натуры в стихотворении Э. Эзраса Утренняя Мечта принесла нам простую, но осязаемую красоту летнего утра. Основной приём, используемый автором в данном произведении, это одушевление разного рода элементов окружающего нас природного пейзажа. Автор не только умеет увидеть красоту в каждом штрихе этого летнего утра, но и такими же, на первый взгляд, простыми, но чрезвычайно красивыми, тонкими образами донести её до читателя, например: ветер коснётся руки незнакомой травинки, или: тронув цветок за худое запястье. Статическое созерцание красоты летнего утра выражено в стихотворении и отсутствием эмоциональной концовки, вернее, многозначностью незаконченной финальной фразы: и по росе побежит молодая мечта... Ю. Суренова в стихотворении Заснежило..., казалось бы, создаёт картину нервозного ожидания героиней первого снегопада. Но появление в конце текста обращения к некоему герою в корне меняет восприятие и объясняет нервозность героини ожиданием скорого расставания, утраты. Состояние героини автор интересно передаёт через наделённые человеческими характерами черты окружающей действительности (на цыпочки вставшая трава, бросалось небо погремушкой и т.п.), порою выраженные за счёт игры словами (качали на ветру права деревья или а я уже молчала ни о чём), используя перенос действия с одного предмета на другой (улица в одной ночной сорочке выскакивала из дому или дверь мечтала не расслышать ожиданья) и с явления на результат (мысль о вате грела окна). Даже, на первый взгляд, расхожая фраза не ангел и не чёрт несёт в себе смысл обыденности, будничности (не святости и не злого умысла). Вообще, замечательно композиционное построение стихотворения - от перечисления тревожных примет в окружающей природе, внутрь, в квартиру, к ощущениям лирической героини, и, наконец, реплика героя, словно давно ожидаемая, неминуемо подводимая черта: заснежило. Единственный образ, показавшийся мне странным, выбивающимся, на мой взгляд, из общего настроения, стиля, это образ Кощея, что-то от детской сказочной непосредственности. И последнее стихотворение в группе зарисовок с натуры, это работа Ю. Линниковой Бегство в лето, простыми и тёплыми образами, красиво и тонко передающая широту окружающего мира, в котором растворяется героиня. Автору, на мой взгляд, удалось замечательно легко пройти по лезвию игры с ритмическими вставками и эпизодически рифмованным фонетическим рядом, создав и сохранив зачаровывающую слух мелодику стихов, лейтмотивом несущую мысль лирической героини о том, что завтра наступит не скоро. Следующую группу конкурсных работ в количестве двух я затруднился определить однозначно: то ли назвать её "страх Личности перед необъятным", то ли (что было бы не совсем точно) "стихи одного образа", то ли просто "страшилки с философской подоплёкой". Наверное, ближе всего по смыслу первое. Стихотворение И. Хохлюшкина Чёрная Луна, как это видно из названия, посвящено теме человеческого страха перед вымышленным астрономическим и часто используемым астрологическим объектом, гипотетическим вторым спутником Земли, который иногда называют Мнимой Луной, а иногда - Лилит. Не буду вдаваться в историю появления или различного рода наложений всевозможных теорий вокруг данного образа, скажу лишь, что астрологи приписывают ему тёмную, вернее, иррациональную природу при влиянии на судьбы людей, а имя Лилит, первой жены Адама и демона по определению, вызывает дополнительные людские страхи при своём упоминании. Владея подобной информацией, легче увидеть смысл авторской зарисовки, достаточно глубокой при использовании данного образа: это предопределённость конца света в уже в наличии такого тёмного начала мироздания. Сильному эффекту от созданного автором завораживающего настроения способствовала выбранная им форма, как я узнал недавно, японского сонета (сначала по простоте душевной думал, что автор разбил текст на хайку) и отсутствие знаков препинания: можно играть компоновкой строк по смыслу, что усугубляет мистическое воздействие от стихов. Немного портит общее ощущение, на мой взгляд, ритмический сбой в последней строке. Но, насколько это критично, не мне решать. И второе стихотворение в данной подгруппе - это работа А. Алексеева Пейзаж после Большого взрыва, о теме которого можно с большим успехом судить по названию. Другими словами, пейзаж во время конца света. Не знаю, насколько я разбираюсь в общеупотребительной классификации, но сдаётся, что автор выбрал формой для воплощения стихов шекспировский сонет: четырнадцать строк, две последние с парной рифмовкой и ярко выраженным ассонансом в виде логичного, на мой взгляд, повтора. Собственно эти последние строки и содержат эмоционально-тематический посыл стихотворения. Поскольку оно носит ярко выраженный академичный характер, говорить, собственно, больше не о чем, разве что - несколько слов о идее соотношения разных временных и пространственных величин. Отдельная человеческая Личность не только вмещает в себе целый мир, но и чувствует себя песчинкой, кратким мгновением по отношению к глобальным космическим процессам. Нужно ли говорить, что такие понятия как абсолютное время и абсолютное пространство, а, может быть, и ещё какие-то категории находятся вне человеческого восприятия или осознания, и по сравнению с ними космос со всеми его планетными причиндалами и концами существования - детский лепет. На очереди группа работ, которые я назвал "зарисовка на тему". Первой такой зарисовкой я выбрал стихотворение И. Камнева Переводчику, написанное в виде обращения, как уже понятно, к переводчику как актёру, пропускающему через свою личность чужие произведения, путешественнику в неведомые миры чужого слова, строителю мостов через разделяющие эти миры чужой души языковые барьеры. Именно финальной яркой игрой слов К барьеру! и запоминается данное произведение. Стихотворение В. Качур колючки рисует загадочный портрет некоего героя, обладающего широкой душой и очень доброго, потому что знает лес как свои пять пальцев, не боится диких животных, потому что все они - его детки, не хочет ни славы, ни власти, хоть чертополох на него и молится. Более того, дикобразы к нему ластятся, а он не жалуется, что колется! Очень милые стихи с секретом, такая детско-непосредственная по стилю шкатулочка. Как ни странно, ключиком к этой шкатулочке с секретом оказался для меня образ дикобразов. Есть такое понятие в психологии, введённое Шопенгауэром, называется дилемма дикобразов. Если кратко, то человек, страдающий от одиночества, стремится к другим людям, но испытывает от сближения не меньший дискомфорт - иголки мешают. Так кто же тот герой, что позволяет приблизиться на такое расстояние, когда колется, но при этом не жалуется? Правильно, Шопенгауэр! Шучу, шучу. Думаю, Создатель леса. А теперь попробуйте самостоятельно порыться в образе чертополоха. Следующая зарисовка на тему современной ситуации в издательском процессе - это стихотворение Е. Ухватова Торжество гения. Нехитрая идея продажности на мелкобытовом уровне редакторской прослойки средней руки выполнена в легкомысленном, шутливом тоне с применением характерного ритма, определённой разговорной лексики и сознательно частых простых рифм, что создаёт эффект стилизации не то под скоморошечью дурковатость, не то под народную побасенку. Что-то типа "Ой, Вань, смотри какие клоуны!" Высоцкого. В принципе, это всё, что хотелось бы сказать о данном стихотворении. Стихотворение Р. Винокура На Парнасе в Самиздате рисует фантасмагорическую картину побега испуганных самиздатовцев от полчищ литературных классиков, вознамеренных отомстить проходимцам. Как понятно, жанр произведения - юмористический. Честно говоря, никаких особых художественных особенностей и в этом стихотворении я не нахожу. Кроме идеи, говорить не о чем, да и та проста: пирующие на Парнасе Самиздата вызвали возмущение классиков тем, что возомнили себя одного уровня мастерства с ними. Написанное в необычном, авторском ритме стихотворение А. Мирошниченко Волчата скулят... поэтизирует характерный поступок для материнского инстинкта волчиц - уводить за собой преследующих подальше от логова, где прячутся волчата. Ритмическое построение и особенности некоторых рифм делают текст похожим на песенный. Композиционно стихи делятся на две равных части. Первая часть изображает самих голодных скулящих волчат, ждущих мать домой, сообщает читателю в последних строках, что волчица уже не вернётся. Вторая часть представляет из себя мысленный монолог волчицы, рисует погоню, раскрывает читателю причину, по которой она не сможет вернуться. Если первая часть написана обычным повествовательным стилем, то во второй используются короткие, обрывочные предложения, придающие большее сходство с динамикой настоящей погони, ранения, предсмертной решимости. Стихотворение Н. Баталовой Рана заставляет увлечься историей о пребывающем в ином измерении пациенте психбольницы. Несмотря на довольно редкое использование рифмы и, казалось бы, постоянное нарушение классической размерности, стихи читаются на одном дыхании и остаются в памяти. Честно говоря, я долго думал, почему произошло такое непосредственное восприятие этого текста. Может быть, из-за совершенного, в моём понимании, композиционного построения стихов. С первой же фразы герой изображается с единственной подробностью - глазами ребёнка, лежащим в больничной палате с ранением. Он вспоминает "подробности" своего ранения: следует описание сражения двух богатырей. А завершается стихотворение одновременной "расшифровкой" ранения в душу и тем же образом глаз со стоящим в них немым вопросом. Сам вопрос - эмоциональная точка в повествовании. Возможно, это попадание произошло и по причине использования приёма некоего психологического листа Мёбиуса: вспомним даосскую легенду о философе, которому приснилось, что он - бабочка, которой снится, что она спящий философ. Вообще, говорят, что шизофрения является клиническим диагнозом только по причине неудобства пациента для социума, на самом деле - люди, страдающие таким "заболеванием", имеют способности намного превосходящие способности обычных людей. И последнее. Стихи вызвали у меня ассоциацию с песней А. Башлачёва "Грибоедовский вальс", в которой говорится о водовозе Степане Грибоедове, почувствовавшем себя в состоянии гипноза великим Наполеоном. Вот последние строки из неё: Спохватились о нем только в среду. Дверь сломали и в хату вошли. А на них водовоз Грибоедов, Улыбаясь, глядел из петли. Он смотрел голубыми глазами. Треуголка упала из рук. И на нем был залитый слезами Императорский серый сюртук. В зарисовке О. Склярова Каблучки о роли каблучков в жизни мужчины автор с некоторой долей самоиронии изображает ожидание и краткий визит любимой героем женщины. Это совсем не такое описание, как, например, в ахматовском "Я пришла к поэту в гости", хотя некоторые изобразительные средства очень похожи. И дело не только в том, что стихи Ахматовой написаны от женского лица, без капли иронии и не зарифмованы, в отличие от стихов нашего автора. Героиня Ахматовой приходит в дымный полдень воскресенья, а героиня Склярова утром буднего дня перед работой, но и тот и другой автор, кроме некоторого описания дня за окнами, отмечает какую-то конкретную деталь: в нашем случае это каблучки, в ахматовском - глаза поэта. И композиция примерно одна и та же: переход от внешнего к встрече, и обратный - к внешнему. Очень характерная для стиля нашего стихотворения фраза: изумительное что-то поварского ремесла. Не понравилось употребление: лифта жду, его моля. В стихотворении В. Шмидта Красивые легенды изображены две стороны жизненного выбора человека: желаемая романтическая и скрытая реалистическая. Что-то типа: хотели как лучше, а получилось как всегда. Обычно, думая о будущем, люди представляют его идеальным, закрывая глаза на возможные неудачи. Стилизована эта идея под описание внешне красивой, наносной стороны рыцарской славы и обратной, стороны поверженного противника. Читателю предлагается ролевая игра: попытаться почувствовать себя в шкуре победителя и проигравшего. Надо отдать должное авторской попытке поиграть с ритмом и рифмой, но, на мой взгляд, все ритмические сбои видны, а сложная рифмовка сильно выделяется на фоне общего простозарифмованного уровня . В следующей подгруппе, состоящей из двух стихотворений, которую я называю "игра словами", находятся работы А. Березина Раскаты палиндрома и Е. Лапердина Один. В первом стихотворении с отвлекающим внимание читателя названием автор в традициях Л. Кэррола действительно играет с разного рода филологическими терминами. Уже потом понимаешь причину употребления палиндрома в названии как его схожесть на слух с громом, когда находишь буриме-буераки, кучи амфибрахий-фекалий, дактилей-дятлов, глаголчей-волчей, триолет-арбалет, верлибр-калибр, хореи-хари и тому подобные авторские находки. Автор же второго стихотворения пытается так и сяк подложить философскую подкладку под число один. Но единственное, что на самом деле является непреложным аспектом этого числа - фраза: другие числа только части и состоят из единиц. Ещё одна группа стихов, авторы которых обратились к теме известных личностей, причём все трое - совершенно по-разному, что заставляет рассмотреть подробнее именно характер такого обращения. Итак, первая работа в группе, это стихотворение Е. Смирновой Мариус Петипа, посвящённое, как это ясно из названия, личности одного из известнейших балетмейстеров и преподавателей русского балета. Честно говоря, это стихотворение можно было бы посвятить с равным успехом не только Петипа, нет ничего, что бы говорило в стихах именно о нём. Кроме того, на мой взгляд, стихи несколько перегружены фонетически: много сочетаний звуков в-ф-р-л. Интересно использование автором разнообразных видов рифм, но, в отдельных случаях, таких как сядет-садом, это, по-моему, не так удачно. Хотя, в последнем я уже и не так уверен. Примечателен образ бабочкового залпа из всех кулисных пушек, который служит достаточно сильным концом стихотворения. Стихи Л. Гайдуковой Черубина наоборот, на мой взгляд, слишком сильно "эксплуатируют" личность Елизаветы Дмитриевой. Героиня стихотворения мучается от слияния образа Черубины, ею созданного, позволившего ей почувствовать жизнь полной творства, любви, счастья, и реального человека, внешне неприметного за ширмой такого яркого явления. Но автор показывает героиню желающей открыть мистификацию, невыносимый обман. Было ли это так на самом деле? Насколько я знаю, Дмитриева была поражена разоблачением, реакцией окружающих на саму мистификацию, крахом одной из частей своей личности, наполненной жизненной красотой. Довольно спорный момент. Я ещё допускаю авторскую интерпретацию известных фактов, вживание в образ, попытка увидеть произошедшее глазами поэтессы, но тогда для меня становится странным определяющее название стихотворния. Некоторые образы в стихах довольно сильны, например - отражение грозди оливы в петербургских стёклах. Очень сильна и финальная фраза в стихотворении: пусты насмешки света пред совести судом неумолимым! А вот третье, последнее стихотворение в этой группе, стихотворение В. Молчанова Доктор Йозеф, на мой взгляд, очень органично "использует" (если так можно выразиться в идейном контексте) образ нелюдя и садиста доктора Менгеле. Сильное по идее и красоте образов стихотворение. Яркость его образов подчёркивает всю нечеловечность, жуть производимых этим доктором деяний, колет глаза: залейте, пожалуйста, солнце или поймайте страданье пинцетом - словно механическое управление чувствами, явлениями. Композиционно стихи представляют из себя описание одного эпизода из "деяний" этого изверга, а в последних трёх строках финальной части кратко описывается дальнейшая его судьба. Такая концовка, на мой взгляд, хоть и определяет наказание за преступления палача, но несколько снижает идейную силу стихотворения. Ещё одна группа. И имя, которое я ей дал - "обращения на тему". Оба стихотворения в этой группе выполнены в форме обращения к коллеге по Самиздату. Герой стихотворения И. Попова Разговор про Лавкрафта с Николаем Трофимовым доказывает оппоненту, что нельзя в полной мере судить о предмете без понимания определённой природы явления. Видимо, со слов героя, оппонент приписывал причину созданных Лавкрафтом миров его больному воображению, герой же доказывает, что тот просто развил дьвольское начало личности, воплотив его в свои образы. Честно говоря, мне кажется слабым поэтическое исполнение данного обращения. Герой, хоть и пытается говорить вольным стилем, делает это достаточно серьёзно, его формулировки не совсем органично в речевом плане вписываются в стихотворный размер, выглядит это неуклюже, например: самой планеты метим в короли же. Кстати, эта же фраза является рифмой к в Париже, что гораздо более замшело, чем многочисленные рифмы к названию этого города в действительно лёгком стихотворении А. Порфирьева Земля. Товарищу Бродскому, уже в названии которого слышится авторская ирония: спуститесь с ваших небес, снизойдите до наших нужд, дорогой товарищ! Весь текст стихотворения - повторяющаяся настойчивая просьба героя к адресату написать стихи про Париж. Стихи удачно сочетают выбранный автором для стилизации ритм, непринуждённость речи, лёгкость рифмы, создают ощущение весёлого хулиганства при такой, казалось бы, незамысловатой теме. И последнюю группу во втрой части моего обзора я бы определил как "игровые стилизации на отвлечённые темы". И первая из таких стилизаций, это стихи Самого В. Песенка лицедея. Песенка с нехитрым смыслом о том, что все люди носят маски, под которыми скрывают внутреннюю пустоту, построена на единой сквозной рифме, дополненной для пущей важности рифмовкой тра-ля-ля с тру-ля-ля и здравы будем с где же люди. Общее ощущение от стихов - воистину нехитрое лицедейство, тру-ля-ля. Стихотворение И. Искриной Точно в срок... тоже представляет из себя своеобразную песенку на отвлечённую тему, хоть эта стилизация заранее и не заявлена в названии, и тема эта о том, как становятся порочными людьми. В принципе, читатель видит своеобразное полусказочное повествование, где Порок, точно персонаж, появляется в доме героя незванным гостем, вкрадчиво втирается в доверие и остаётся навсегда полноценным хозяином. Ну, вот такая нехитрая притча. Странной игровой сказачностью, народной страшилкой отдаёт и повествование Е. Ухватова Витя-тень, построенное на игре слов, заявленной уже в названии стихотворения. Витя-тень - это своеобразный призрак, который ходит по Руси, призрак не то повального алкоголизма, не то неповоротливой народной неприспособленности к жизни современного больного мира. Такой классический скоморошичий приём - неглубоко скрытая общественная идея за, казалось бы, непритязательным игровым сюжетом. Последнее стихотворение во второй теме моего обзора, практически плавный переход к теме третьей, это стихотворение О. Паршева Не нужно рыбачить в жерле вулкана, представляющее из себя написанное в игровой, юмористичекой форме определение основных вех или приоритетов, которыми должна руководствоваться Личность на своём жизненном пути. Примечательны созданные автором персонажи, встреченные героем. Это Великий Инка на пенсии, который постиг все секреты сущего, но при этом не был душой на распашку, старый монтажник с Венеры, имеющий большой жизненный опыт, но при этом не видящий суть простых вещей, и философ из треснувшей бочки, погружённый в себя, отрицающий всё, включая собственную жизнь, но при этом не признающий других вокруг себя. Рассматривая возможные подходы к жизни в изображении встречи за столом с вышеуказанными персонажами, герой делает вывод, что нужно просто жить, как считаешь нужным, не сожалея о сделанном и не страшась будущего. Очень лёгкое, стёбное игровое стихотворение, имеющее простую психологическую подоплёку. На этом вторая тема закончена. Продолжение следует. Надеюсь :))
|