В день зимнего солнцестояния чувствовалось невнятное напряжение. Мороз и короткий день никак не сказывались на рабочем графике большинства людей. Они покидали квартиры больших домов и отравлялись на службу, хотя не все люди трудоспособного возраста могли жить и трудиться. Этот громадный город страшно давил на их психику, рождалось ощущение беспомощности. Невозможно что-либо изменить в работе этой отлаженной машины, где одни всегда будут пользоваться всеми благами жизни, а другие постоянно вынуждены бороться за выживание. Неимоверные усилия нужно здесь приложить, чтобы состояться в жизни.
Максим остался один дома, когда мать ушла на работу в этот понедельник. Он рос в благополучной семье врача и учительницы. В школе имел средине оценки, и склонность он проявлял больше к гуманитарным наукам. По окончании школы поступил на филологический факультет университета. Отношения в группе были в дружественные. Учеба сближала парней и девушек, все вовлекались в процесс усвоения знаний, от которого получали все немалое удовольствие. В то же самое время, оказавшись на свободе, студенты все равно пребывали словно как в детстве. Во взрослой предстоящей им жизни, казалось, не может произойти ничего страшного. Просто жили и радовались, не особенно думая о том, какие вопросы потом поставит перед ними жизнь.
Можно вспомнить другой солнечный майский день когда жизнь Максима изменилась бесповоротно, на большом просторном крыльце филологического факультета было особенно весело. Молодые люди общались, рассказывали что-то остроумное и сильно веселились. Громко смеялись иногда. Потом утомлялись. Вот и Денница находился здесь, ничем не занятый.
-Ты попробуй, сейчас к девченкам пойдем, ну, там, чтобы для марафету.
-Что это, дурь, что ли?- испугался Максим.
-Да не боись, афганский, высшего качества, тут главное не увлекаться.
-Это, знаешь, не ко мне.
-Потом пойдем, поговорим.
И они пошли. Провели вечеринку на дискотеке, где Максим первую дозу все-таки получит. Потом на том крыльце и кололись. Когда умер его отец, все ориентиры в жизни были потеряны. Мать не могла никак повлиять ни на его убеждения, ни даже на его поведение. Когда его группа училась на последнем курсе, он часто лежал в больнице. Возила его мать и к святым местам. Такая серьезная мера не может, наверное иметь моментального эффекта. Душу его не хотели отпускать. В то время, когда начались эти события, мозг его был совершенно разрушен химической и психологической зависимостью, и никто не надеялся на его исцеление. Это не могло произойти при таком отношении, когда просто мать и сын покорились судьбе, не зная даже, что встал он на путь медленного самоубийства. Теперь он был способен на любое преступление, ведь душа-то сгорела уже. Так начинается ад.
В этот самый день зимнего солнцестояния, когда мороз и короткий день не сказывались на рабочем графике большинства людей, Максим, который был он наркоманом и получал по инвалидности пенсию, отправился на самостоятельное изыскание денежных средств. Много средств перепробовали, чтобы его вылечить, и все равно, как только мать уйдет, он героину себе вколет и доволен опять. Сегодня он, выйдя из наркотического беспамятства, вспомнил, что опять нудно идти за дозой. Вообще горе было в этом доме постоянным. Здесь не жили, а просто коротали время, стремясь дотерпеть до конца тот невыносимо тяжелый отрезок времени, который по странному обыкновению именовался еще жизнью.
Он к тому же еще должен был торговцам. Выбрав время, он не дожидаясь прихода матери с работы пошел добывать деньги так, как он умел это делать. Видит, идет женщина лет сорока, может, пятидесяти. План его был совершенно зверский, и в то же время, самый простой. На голове женщины красовалась дорогая шапка. Он подумал, что у нее можно отобрать сотовый телефон и деньги. Чувствовалась начинающаяся ломка. Он подумал, что если он просто ей пригрозит или просто обкрадет, стараясь это сделать незаметно, то она вызовет милицию. В тюрьму страшно ему не хотелось. Он просто решил убить эту женщину. Он крадучись подбежал к ней с ножом в руке. Вдруг услышал голос.
-Братуха, - сказал ему кто-то незнакомый, голос был мужской, притом высокий, но не противный, - не убивай ее. Ты знаешь сколько всегда было русских художников, а она в своем народе одна, - убьешь, у них вообще никого не будет живописцев, а она здорово рисует, пойди, в музей сходи, там увидишь. Ты подумай об этом.
-Слушай, не до тебя.
-Нет, ты послушай, тебе же просто на дозу надо, ну пригрози ты ей ножом, но убивать-то зачем.
Он не послушал, и несколько раз ударил ее в спину ножом. Забрал телефон. Женщину увезла скорая. Она потеряла много крови. Выздоровление все же началось. Трудо было понять опытным даже врачам, почему это произошло.
Сама она в это время находилась в нереальном пространстве. Там словно бы нчего не было, во всяком случае, ничего нельзя запомнить, и подумаешь, что пространство это заполнено невидимыми предметами. Говорила она со своей дочерью. Дочь осталась в ее родной деревне, и вот теперь пришла к матери, когда та находилась в коме, ничего не могла чувствовать.
-Мама, прости, что получилось так.
-Что получилось, где ты.
-Не обижайся, меня нет, я забрала твою смерть.
Немозможно сказать, какими могли быть эмоции матери, но ведь она представляла собой просто сгусток энергии. Не было человека, а была лишь душа, представляющаяся как простая сущность, свободная от частиц, которые воспринимаются как материя.
-Не знаю, продолжала дочь, это как-то перераспределилось, и ангелы отговаривали, но мне хотелось, чтобы ты жила просто.
-Аня, зачем?
-Да, ты молодая, тридцать восемь лет только, у тебя еще дети могут быть.
-Ты что такое говоришь то, это была моя смерть! Это была моя смерть...
-Мне просто не хотелось, чтобы ты.
-А мне теперь как это будет!
-Ты поймешь все. Я не знаю, как это получилось. Может просто ошибку сделали те, кто отвечают за смерть, вот мне, словно бы возможность такая представилась.
- Что же, с тобой разговаривали?
-Ты подумай, это же не наш мир, кто здесь будет разговаривать?
Остался неправ в этот раз мудрый профессор Мартин Хайдеггер, сказавший,что смерть у каждого своя. Где-то недоуменные эльфы на своем языке пытались обсудить, что же здесь пошло не так. Душевная подстанция впервые за многие-многие годы перераспределила души так, как хотелось простой девочке, почти подростку. Она оставила поселок, качели, бревенчатые домики, любимого человека и много всего, повинуясь желанию спасти жизнь своей матери. Так получилось, что умерла во сне вместо нее. То пространство, где они находились, недоступно и самой вольной, дикой и смелой фантазии. Мир наших снов, это преддверие той непостижимой реальность, прочувствовать что-либо в которой дано очень немногим.
-Странные люди.
-Позволь, что же тут странного, по их, человеческому разумению умирать лучше старшим. Здесь же сама она к нам записалась. В самом деле, что они видят в своем поселке? она вот например.
-Ты пойми, что для людей любая жизнь хороша тем, что происходит что-то, и что бы так ни было, лучше жизни вообще ничего нет, и дороже ее тоже ничего нет.
После этого пациентка пошла на поправку несмотря на то, что раны были несовместимые с жизнью. Объяснить это было нельзя с точки зрения опыта реанимационной работы. Она осталась с сознанием жертвы, которая спасла ее невероятным чудом. Она стояла рядом с убийцей своей дочери, и они все понимали.
-Ты, думаешь, ты меня убил?
-Не убил что ли, - сказал он, страшно испугавшись.
-Была я уже мертвая.
-Так ведь спасли вас. Я уж думал по полной мотать придется срок.
-Да ты хуже еще сделал, если бы меня убил.
-Мать у меня одна только. Нельзя мне в тюрьму. Она не знаю ведь, как все это... Она ведь не переживет.
-Это говорить не надо. Вы никого кроме себя в этой жизни не любили никогда и не жалели. Вы понять не можете, что это такое. Души как ток на подстанциях перераспределяются. Я хочу твою маму видеть.
-Ну ладно, приходите.
-Я в больнице, пришлось отпроситься. Чтобы вас увидеть.
-Как же вы меня нашли.
-Это неважно. Должен замкнуться круг. Без этого Аня успокоиться не сможет.
-Аня, кто это.
-Дочь.
-Как я ее мог, она здесь же была?
Он мало что понимал, потому что начались ломки. Снять их можно было теперь только в психоневрологическом диспансере. Он не выдержал битвы жизни и стал обузой для всех. Мать работала только на ширево для сына. То и дело из квартиры пропадали более или менее ценные вещи. Сын воровал, только еще не попадался. Теперь могли всплыть эти эпизоды. Эта постиндустриальная жизнь раздавила его до конца, как грецкий орех, изуродовав его душу. Восстановить ее было невозможно теперь никакими средствами.
Женщина видела, что добиться от собеседника ничего нельзя. Он чесал свое тело во всех местах, взгляд его плавал. Казалось, что он сейчас озлобится настолько, что убьет ее теперь. Голова постепенно запрокидывалась на правый бок, и он едва держался, чтобы не упасть.
-Мы поведем тебя к ней.- Что это? Женщина даже не поняла, голос ли это, или другой способ прямого мысленного воздействия, даже не постижимый уму.
-Кто это? Пожалуйста. Если это будет не трудно.
-Да ты не понимаешь, Анна, что она одна из нас, дочь-то твоя.
-Откуда они узнали, как ее зовут.
-Это ведь просто геройская девка, - продолжал непонятный голос.
И женщина пошла словно за кем-то, хотя рядом с ней никого не было видно. Много мыслей у нее было. Но она не винила ни в чем этого несчастного пацана, принесшего ей страшное горе.
-Видишь. Видишь как дочка-то. Себя не пожалела, а ты будь, пожалуйста живая.
И вот она входит в квартиру, где чисто, но только предметы быта очень уж старые. Казалось, что уже двадцать лет ничего нового не приобретали. Лишь в одной комнате стоял диван с давно не убиравшейся смятой постелью. Это была комната сына хозяйки.
-Здравствуйте?
-Здравствуйте.
-Я к вам по такому делу. Вашего сына касается. Может...
-Что может? Давайте поподробнее, опять в милицию забрали?
-Не знаю, он убийца, но он не убивал. Может у него будет любимая женщина, будут дети. Он может сесть,но ведь не он это убил. Он как сын, можно сказать.
-Это страшно, конечно. Это понимаете, совершенно страшно.
В комнате словно присутствовал кто-то незримо. Ему жалко было женщин. Ангелов ведь не учили, что некрасиво женские разговоры слушать, тем более в них встревать. Он только что из другого мира, населенного всевозможными существами, которых человечество наделяло различными сущностями и названиями. Сейчас это вмешательство могло помочь хоть в чем-то разобраться.
-Понимаете, это настоящий подвиг, то, что ее дочь сделала. Здесь многие есть. Нас некоторых эльфами называют, римляне даже лемуров придумали, как духи умерших, на самом деле все сложнее. Она не мертвая. Мы, ангелы только так разговаривать можем, ну это воля Божья. Мы выполняем ее. Маленькие дети до семи лет, согласно вашим представлениям, тоже ангелами становятся, а она что сейчас из себя представляет, это сложно объяснить. Человечество много создало трудов и религиозных и философских, а я что уж могу объясню, не сердитесь на меня.
-Анна, - вмешалась мать пацана, - у вас все еще...
-Да, я знаю, мне помощь надо. Вашего сына хоть вытащить, мне и то легче.
-Лечиться надо ему, может за ум возьмется, да выздоровеет,он ведь хороший у меня был.
Находясь на лечении, он стал быстро приходить в себя, ломки отпустили, но было бы неправильно заострять внимание на этом пропащем почти человеке. Таким он был в день зимнего солнцестояния, когда чувствовалось невероятное нервное напряжение, и все же мороз и короткий день никак не сказывались на рабочем графике большинства людей.За что собственно его жалеть? Сны, в которых природа настолько дикая, какой и не было в действительности никогда, вот где был выход для сообщения, где просто распределяются человеческие души.