Говорят, что в деревне все друг друга знают. Но в нашем посёлке было не так. Я знал по именам только нескольких друзей, да ещё своих ближайших соседей, с которыми жил в одном дворе.
В соседнем дворе, а фактически в нашем же, поскольку забора как такового между ними не было, был лишь невысокий бортик, заваленный старым инструментом, обувью и прочим хламом, да и дом представлял собой пристройку к нашему дому, жил один одинокий и крайне нелюдимый человек. Его звали Джон, но было ли это его настоящее имя, никто не знал. Он никогда ни с кем не разговаривал и даже здоровался как будто через силу. Никогда не пил. Не ходил в церковь. На что он жил и чем занимался, так и осталось загадкой. Понятия не имею, общался ли он с кем-нибудь, кроме нас. В гости к нему никто не приходил. У него была собака по кличке «Клим», и это было единственное живое существо, с которым этот нелюдим общался.
Клима, видимо, тяготило затворничество хозяина. Он часто вставал на задние лапы и обнюхивал наши вещи на бортике, любил, когда его трепали по шерсти. Видимо, искал с нами общения.
Впрочем, однажды к Джону приезжали гости. Сначала приехала девочка лет десяти, и от самой станции тащила огромный чемодан, с трудом волоча его по земле. Он пустил её, но не обнял и не расцеловал. Она была так же нелюдима. Не плакала, но была очень грустна и подавленна. Ни во что не играла. Ни разу не рассмеялась детским смехом. Говорила очень тихо. И вообще почти не говорила. Целыми днями сидела на скамейке в сенях, гладя и целуя Клима. Вела себя, как человек, у которого жизнь уже прошла.
Все остались в полном недоумении: то ли это была его дочь, то ли... Откуда знать? Он ничего не рассказывал.
Через несколько дней за ней приехала какая-то женщина, по всей видимости, мать, и, ни слова не сказав мужчине, только бросив полный ненависти взгляд, проследовала в дом. Потом мы слышали, как она причитала: «Простишь ли ты меня, Аникушка? Будем ли мы когда-нибудь счастливы?» Примерно через час они с дочкой уехали.
Клим за эти дни очень привязался к Анисье, казалось, не хотел её отпускать, но остался с хозяином.
Начиная с осени в посёлок начали заходить волки. С каждым днём их становилось всё больше. Почувствовав силу, они объявили охоту на людей. По вечерам было страшно выходить из дому. Мужики ходили по улице с вилами и лопатами, бабы старались вообще не выходить за калитку. По мере того, как дни уменьшались в длине, поголовье волков всё множилось. После захода солнца их вой на улице заглушал лай собак. Откуда их столько взялось? Местные старожилы не могли припомнить такого нашествия.
Наш квартал состоял из целого лабиринта узких улочек, дворы буквально лезли один на другой, может быть, поэтому волки всё ещё боялись сюда заходить. Но беда пришла и к нам.
Первой жертвой стал Джон, хозяин Клима. Он куда-то ходил поздним вечером и почему-то не взял с собой вилы. Домой он не вернулся. Может быть, он и сам искал смерти: только самоубийца мог тогда ходить по улице без средств самозащиты.
Клим всю ночь лаял, не давая соседям спать, а наутро повалил прогнивший забор и побежал на улицу искать хозяина. Искать пришлось недолго: тот не дошёл до нашего переулка всего несколько шагов. Его окровавленный труп лежал прямо посреди улицы.
Клим три дня пролежал подле него, оплакивая хозяина и никого к нему не подпуская. На четвёртый день он отряхнулся, позавтракал оставленным моей соседкой мясом и побежал в лес, мстить волкам.
Первое время все думали, что он погиб, но уже через пару недель по посёлку поползли слухи о таинственном псе-волкодаве, мстящем волкам за хозяина. Мы сразу смекнули, что это был наш Клим.
Он залавливал их по одному, по двое, а когда они держались сворой, заманивал вглубь леса, разводя в разные стороны, и неизменно побеждал, благодаря звериному чутью и людской хитрости, врождённой храбрости и благоприобретенной выдержке.
Настала зима, но Клим всё не возвращался. Под Новый год я спросил у одного своего соседа, промышлявшего охотой, не встречал ли он в лесу нашего Клима?
– Сам не видел, – отвечал он, – а знакомые лесники сказывали, что он целыми днями по лесам рыщет, и повсюду за ним кровавый след стелется: уже по-над сто волков загрыз.
Клим вернулся следующей осенью, через год после гибели хозяина. Волки к тому времени ушли не только из посёлка, но и из всех окрестных лесов. Прибежал он сразу на наш двор, поскольку никого роднее нас на всём белом свете у него не было. Все были ему несказанно рады и звали в дом, но он предпочёл поселиться во дворе. Мы сделали ему навес от дождя и поставили конуру. С тех пор он был исключительно смирным псом, никогда не лаял и не кусался и ничем не напоминал о былых подвигах, как и подобает настоящему герою.
(2012)
|