Девять дней исправления (переписка) Последняя глава
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Пролог + "До первого дня"
|
Пролог
Этим утром висельная площадь по "окраинной" улице Куастока была переполнена людьми. Начинающаяся по периметру помоста толпа тянулась в обе стороны длинного и широкого проспекта и заканчивалась лишь у переулков, там, откуда ещё можно было разглядеть покачивающиеся отверстия петлей. Заспанные и хмурые, сутулые и ворчливые, люди всё равно продолжали пребывать туда, где в обычный день нет ни единой души.
Все хотели посмотреть на то, как будут казнить магов.
Верхом на бочке стоял жирный глашатай, тоже заспанный. Полушёпот, которым он повторял заученный текст, был слышен разве что палачу, сидящему рядом на ступеньках. Палач выглядел скверно. Съехавшая прорезь для глаз открывала огромные тёмны пятна. Оставалось только догадываться, что повлекло за собой их появление: вчерашняя пьянка, недостаток сна или же гаргена*.
Эта зараза вспыхнула в городе всего несколько месяцев назад, но уже успела завести в могилу тысячи людей. По догадкам, прежде, чем она отступит, умрут ещё столько же. Именно поэтому висельная площадь собрала сегодня такую большую толпу.
Маги.
Люди были уверены, что виноваты именно они. Много веков назад именно маги вывали эпидемию гаргены по всей Лимерии*. Кто ещё мог сделать то же самое сегодня? И где, если не в Куастоке, могла вспыхнуть новая волна? Именно в Куастоке, именуемом в простонародье "городом колдунов", располагалась знаменитая "Школа магических искусств имени короля Гердера" - огромный замок на краю высокой скалы. Если ты хотел проверить себя на способности к колдовству, то тебе в Куасток. Если тебе нужны химикаты, волшебные камни или какая другая магическая ерунда - тебе сюда же. За короткое время город собрал в себе львиную долю тех, кто хоть сколько-то интересовался чем-то, что связано с этой загадочной наукой. И всего за неделю в нём осталось их меньше всего. Как только за магию стали сажать в тюрьмы, в Куастоке остались только самые смелые.
Среди путешественников начинала гулять шутка о том, что скоро "город колдунов" переименуют в "город мёртвых колдунов".
Солнце подтянулось над городской стеной, посылая лучи меж каменных зубцов. Из толпы вышел богато одетый господин в сопровождении четырёх охранников, которые расталкивали с его пути людей.
- Рассвет, - сказал с бочки глашатай, глядя на господина.
Тот кивнул и, миновав своих охранников, резво взобрался на помост. Мест для приговорённых было десять, и сегодня лишь одно из них пустовало. Пользуясь случаем, его занял господин.
Глашатай вытянул жирную шею и громко заговорил:
- Все мы знаем, что за свои дела и поступки нужно отвечать. За геройство и совестливость можно просить награду, а за преступление и прегрешение нужно нести наказание. Согласно повелению наместника и повелителя города Куастока графа Локсгера, любое использование магии в стенах города, любое использование магии на территории графства "Белый Берег", как и любое применение магических устройств и незаконных препаратов, а также укрытие или помощь скрывающимся от закона магам является преступлением против графства и его народа и влечёт за собой наказание. Применять магию можно лишь являясь членом учительского состава "Школы магических искусств имени короля Гердера", либо её учеником, и только в стенах школы и на специально отведённых для этого участках. Суд признал этих людей не имеющими со школой магических искусств ничего общего и приговорил их к смерти.
Глашатай замолк, заговорил богато одетый господин:
- Именем его светлости господина Петера Локсгера, наместника и повелителя города Куасток, правителя графства "Белый Берег" и прямого носителя королевских привилегий в названных землях, я приговариваю вас к смерти через повешение. После того, как жизнь покинет ваши грешные тела, их сложат здесь же, рядом с висельной площадью, и сожгут дотла на тот случай, если вы заражены гаргеной или прочими болезнями. Ваш прах будет развеян по ветру. Приговор будет приведён в действие сразу после вашего гласного или негласного прощания с миром. Итак, у вас есть, что сказать напоследок?
Образовалась тишина, нарушаемая лишь редкими выкриками из толпы. Когда ещё можно было наблюдать её в столь людном месте? Хранили молчание и сами приговорённые, и господин уже собирался отдавать приказ палачу, когда один из них всё же отважился:
- Я скажу, - голос хрипел и срывался, словно доносился из глубокого колодца. - Простых людей вы может и обманули... но себя и свою совесть обмануть не сможете... Никакие мы не маги и не имеем к колдовству никакого отношения. Я такой же человек, как и все вы...
- Заткнись, колдунское отродье! - донеслось из толпы, в голову приговорённого прилетел камень. Обычно в таких ситуациях стражники должны были найти и наказать смутьяна, но сейчас никто из них не повёл и ухом.
Узник, придя в себя, продолжил:
- Я не задумывал и тем более не делал ничего плохого... Я не проклинал своего соседа и не знаю, что стало с его сыном...
Люди в толпе всё больше злились, посылали проклятия, недовольно гудели. Приговорённому всё сложнее было перекричать их.
- Сегодня на этой петле буду висеть я, но завтра тут может оказаться любой из вас. Любой, против кого его недруг или любой человек, кому он не угодил, предъявит обвинение. Если у вас есть разум, опомнитесь! Восстаньте против этой тирании! Боритесь за свои жизни и за справедливость! А вы, - он повернулся к богато одетому господину, - если в вас осталось хоть крупица совести, прекратите это. Отпустите нас и отмените казнь. Иначе не видать вам милости Божьей!
Господин в ответ сплюнул прямо ему под ноги, отдал приказ палачу.
- Нет, подождите! - отчаянно закричал узник, глядя на фигуру в тёмной одежде, неспешно приближающуюся к рычагу. - Люди добрые! Помогите же! Я не делал ничего плохого! Ничего плохого в своей жизни!
- Колдовство можно творить по разному! - тихо сказал господин, так, чтобы слышали только приговорённые. - Если вы не воскреснете после смерти, я, быть может, и поверю, что вы не колдуны.
Палач дёрнул за рычаг, и девять пар ног беспомощно забились под сводом помоста. Люди в толпе громко и радостно вскрикнули, от их крика вороны, сидевшие на столбах, взмыли в небо, но затем почти сразу вернулись.
Все, кроме одной.
Одна ворона, рассекая воздух, взмыла ещё выше, над стенами и даже над куполом замка. Она полетела на северо-запад, летела не как обычная птица, а быстрее, гораздо быстрее, и ветер бился в её расправленных крыльях.
Один день и одна ночь понадобились птице, чтобы преодолеть горы и леса, реки, болота и степные равнины и добраться до другого города, возведённого не из серых, а жёлтых камней. Ворона промчалась над тонкой линией стен, над пространным полем узеньких крыш и тонких куполов, сбавила высоту, сманеврировала между двух башен, охраняющих внутренний ярус, отыскала самое высокое здание, метко влетела в его окно и спрыгнула на пол. Затем громко крикнула, чтобы её услышали за дверью. Через несколько секунд в комнату, занятую столами и шкафами, которые в свою очередь были заняты бумагой и свечами, вошёл высокий мужчина, но вороны уже не было. На том месте, где сидела птица, стоял низкорослый человек в серой накидке.
- Ну наконец-то! - скучающим голосом сказал высокий. - Хан вот уже неделю спрашивает меня, не пришли ли новости из Куастока. Сегодня скажу, что не пришли, а прилетели.
Карлик протяжно вздохнул.
- Я только сейчас понял, как мне всё это время было хорошо без твоих "шуток"!
- Воронам хорошо везде, где есть трупы. А в Куастоке их сейчас полно, я прав? - высокий скривил один глаз, как делал всегда, когда не хотел слышать слово "нет". На счастье, карлику не пришлось говорить "нет".
- Прав. Ваш идиотский план, как ни странно, работает. Всего за три месяца эта ваша гаргена покосила несколько тысяч хентов*. Саботажники тоже работают хорошо. Во всех бедах челядь винит волшебников, а окружение графа только и радо эту ненависть подогревать. Но пока что под гнев народа попали только те колдуны, кто в городе. Школу не трогают. Думаю, это только пока, ведь недовольство магами всё растёт с каждым днём. Вчера на центральной площади повесили девятерых невинных бедолаг.
- Ясно, почему ты так задержался. Пировал вместе с друзьями?
- Надеюсь, когда я в следующий раз вернусь, ты научишься шутить.
- Не ворчи так, - высокий снял с уха перо, распахнул книгу, которую держал в руках, вынул из кармана миниатюрную чернильницу. - Проклятье! Перо совсем затупилось. Не одолжишь своего?
Не дожидаясь ответа, он быстро набросал несколько строк, вырвал лист, свернул его как можно сильнее и связал лентой.
- Это новое послание. Передашь ему лично.
Карлик молча взял свёрток, приблизился к окну.
- Да, я всегда хотел спросить, - окликнул его высокий. - Когда ты в руках держишь...
- Это ещё одна шутка?
- Ну... да.
Недовольно оскалившись, карлик обернулся вороной, сжимающей в лапе письмо. Высокий улыбнулся, захлопнул книгу, вернул перо за ухо и отправился в другую комнату. Напоследок птица обернулась к нему, хитро прищурилась, и прямо под ногой высокого одна из ступенек с хрустом обломилась, сам он упал на бок, а за ним стало медленно оседать его перо. Он выругался, посмотрел в окно, но там уже никого не было.
...
Вымазанные глиной руки придали безжизненному куску материи последние штрихи. Сейчас перед творцом лежала угловатая, безобразная форма, ничуть не похожая на человека. Но это было неважно. Он знал, что магия доделает всё остальное. Глина - всего лишь материя, всего лишь фундамент для всего остального, основа будущего творения. А то, каким оно получится в итоге, зависит от следующих нескольких секунд.
Это был самый волнительный момент в жизни. Грязные руки дрожали. Чтобы всё получилось, нужна идеально твёрдая концентрация. Одна крохотная ошибка - и годы трудов пропадут впустую. В этом деле будет важная каждая мелочь, даже то, чем обычно можно пренебречь при сотворении магии: чётко произнести заклинание, строго проследить взглядом весь процесс превращения глиняной формы в живое нечто и, в том числе, выполнить верные движения руками. Поэтому, поэтому нельзя волноваться.
Успокоив себя, насколько это возможно, творец принял необходимую позу: ноги чуть шире плеч, голова слегка наклонена, руки подняты вверх, кисти разведены в стороны. Глубоко вдохнул для уверенности, что ему хватит воздуха произнести заклинание до конца, и, наконец, зашептал первые слова. Свет упал с его пальцев на глиняную форму, небрежно исполненную в форме человека. Комната, до того погружённая в темноту, прояснилась и стала похожа на тюремную камеру: в ней было пусто. Только творец, верстак и глина.
Целые десятилетия поисков, знания, собранные по крупицам, редчайший сорт глины, на сбор которого также ушёл не один год. И вот теперь всё решалось за несколько секунд. Вся его жизнь вела к этому моменту.
Вскоре всё закончилось. Заклинание было произнесено, творец сделал последний взмах руками и опустился на колени. Не потому что его одолела слабость. Он боялся увидеть, что у него не получилось. С верстака донеслись звуки - первые ноты, обронённые ожившими устами. Творец поднялся, преисполненный счастьем. Его труды не были напрасными. У него получилось!
- Здравствуй! - тихо сказал он созданному существу. - Жаль, что ты сейчас не услышишь меня. И не поймёшь. Я уже очень давно ни с кем не разговаривал. Только с самим собой. К сожалению, теперь, когда я тебя создал, я всё ещё не могу позволить себе хоть немного отдохнуть. Не могу вернуться к жизни. Нам с тобой предстоит ещё немало работы.
Удивительно, как устроен мир, не находишь? Мы точно знаем лишь свою внутреннюю суть, всё же остальное, то, что находится за границей нашей плоти - это загадка, которую можно попытаться разгадать. И кажется, я сделал это. Я понял суть мира. Он склонен к саморегулированию и равновесию, при всей своей сложности и многогранности. Только представь, какую работу проделал его создатель. Как только в сосуде набирается слишком много воды, она начинает выливаться через край. Как только в лесу заводится излишне много зайцев, в нём поселяются лисы, и всё приходит в норму. Та сила, которая создаёт дисбаланс, сама же порождает противовес самой себе.
Годами люди покоряли этот мир своей воле. Они назвали это прогрессом. Они двигали прогресс вперёд, а он открывал им новые возможности. Человечество поверило, что этот процесс необратим. Но именно прогресс позволил мне создать тебя, именно прогресс создал тот самый противовес, нас с тобой, для того, чтобы мы стали лисами в этом лесу.
Но ты пока лишь заготовка. Ты - чистая книга, в которой можно написать всё, что угодно. Я не стану писать тебя всю, нет. Только лишь одну страницу.
Творец поднял своё творение на руки. Ребёнок громко закричал.
- Ты - холст для картины. А каким бы прекрасным или ужасным не было творение художника, холст всегда одинаков.
...
До первого дня
Гонец ненавидел свою работу. Той ненавистью, которую обычно испытывают разъярённые мужья к жёнам, обнаруженным в постелях других мужчин. Когда что-то, чего ты так долго добивался, чему посвятил большую часть жизни, вдруг оказывается совсем не тем, чем пыталось казаться.
И дело было вовсе не в неудобном графике, не в глупой и жмущей подмышки одежде и даже не в оплате, хотя оплата тоже оставляла желать лучшего.
Раньше гонец работал на ратушу Плима*. Возил послания в Синциль, возвращался с ответами, либо ходил внутри города от одного тархана к другому. И всё было хорошо. Плата была прескверной, иногда на месяц-два приходилось туже затягивать пояс, но за какую другую работу, не подразумевающую под собой риск для жизни, можно получать больше?
Безопасность - вот самая важная черта в работе. Гонец понял это только тогда, когда лишился её. В один прескверный день он добился того, о чём мечтал всю жизнь. Ему, наконец-то, предложили работать на самого хана Гломина.
Гонец больше не помнил, когда последний раз просыпался и не удивлялся обыкновенному факту своей жизни. Действительно, когда же это было последний раз? Не в тот ли день, когда обо всей подноготной профессии ему рассказал новый коллега? "Чаще оглядывайся по сторонам, - твердил он. - Скоро через тебя будут проходить такие вещи, за которые кто-нибудь захочет выкопать тебе могилу. И даже сами люди хана. Удивлён? Скоро разудивишься. Многознающие долго не живут". Тогда гонец усмехнулся. Чушь собачья. Ничем не обоснованная паранойя.
И всё бы ничего, но этого человека он больше не видел в глаза.
Вскоре то же самое принялся твердить другой коллега, с которым гонец успел хорошо сдружиться. "Да вы сговорились что ли?" - удивлялся он. Но вскоре пропал и этот. Гонец пытался разузнать о его пропаже как можно больше и выяснил ужасающую подробность. Его друг не покидал Плима. И тело его не то что не нашли, а даже не искали.
Сии открытия значили только одно. Гонцов и впрямь убивают те же, кто их нанимает. Многознающие долго не живут.
И очень скоро ему и впрямь предстояло "разудивиться" творящемуся беспределу. От посланий, что приходилось передавать, волосы на спине вставали дыбом. Если в руку совали бумажный свёрток - дело одно. Гонец и не думал читать. Но иногда послания были устными. Люди, диктовавшие их, говорили ужасные вещи, и с таким хладнокровным лицом, будто рассказывали супругам, как провели день.
"Будь я по другую сторону забора, то был бы готов убить за такие сведения" - однажды дошло до гонца.
"А будь по эту, я бы точно не хотел, чтобы их узнали на той стороне".
Однажды он поймал себя за тем, что пересказывает новенькому коллеге то же, что слышал ранее.
- Запомни раз и навсегда: многознающие долго не живут. Ты будешь носить в голове то, за что тебя захотят убить сами же наниматели.
Молодой парнишка глядел на него глазами, полными наивности и бодрого блеска, с которым приходит сюда каждый первый. А потом он звонко расхохотался.
- Чушь собачья! Ничем не обоснованная паранойя!
Именно в этот момент гонец понял, что жить ему недолго. Оставалось либо бежать, либо смириться. Он выбрал второй вариант, ибо прекрасно понимал, что при первом кончина настигнет его гораздо раньше и в гораздо худшем виде.
По улицам Плима он ходил так быстро, как позволяла неудобная одежда. Разработал систему различных путей до дворца хана, которые чередовал по дням недели. Завёл себе привычку оборачивать за спину и по сторонам каждые десять минут. Из-за этого со временем заработал косоглазие и череду насмешек друзей. Подумать только, пару лет назад он презирал таких людей, каким являлся сегодня. Что ни говори, а у жизни есть чувство юмора.
Трижды его пытались убить. Причём самым наглым образом: прямо на людной улице, без маски, капюшона, и к тому же в разгар дня. После второго случая на руке остался длинный шрам. То были происки врагов Каганата. Такого убийцу можно обыграть, если ждать его появления. Совсем другое дело - свои же собственные хозяева. Те, чьего ножа в спину ты не ожидаешь. Гонец строил теории, когда же его прикончат. Ему казалось, что с каждым днём господин Санмир - глава тайной шпионской службы - глядит на него со всё большим прищуром. Словно оценивает, пора или всё таки пока рано.
Сегодня было по другому. Господин Санмир вовсе не глядел на него, а был занят книгой, которую держал в руках. Немного погодя снял с уха перо, начеркал что-то, вынул из кармана свёрток и двумя пальцами протянул ему. Гонец принял, стараясь на запачкать рукав о перо, зажатое в той же руке господина. Больше Санмир не сказал ни слова, но того и не требовалось. Всё было и так понятно: бумага весьма плотная, мягкая - колоридская*. Значит, опять что-то перехватили и требуется расшифровка. Нужно нести переводчику.
Увы, к дому Старагота гонец знал лишь одну дорогу. Длинная узкая улица, ответвляющаяся от рыночного квартала. Идеальное место, чтобы подкараулить и прирезать незадачливого агентика. Для таких улиц у Гонца имелось отдельное правило - оглядывать не каждые десять минут, а каждые пять, и третий кинжал, спрятанный под одеждой, заранее немного приобнажать - пускай лучше слегка натирает бок, но зато спокойнее на душе.
Дорога до дома переводчика обошлась без происшествий. Но на долю секунды гонцу показалось, что он слышит какие-то голоса. Он постучал, не переставая оглядываться, ведь момент, когда жертва стучит в дверь - лучший для нападения. Старагот возился недолго - почти сразу отперся и пропустил гостя внутрь.
- Что, опять хентские закорючки? - поинтересовался он.
Было забавны слышать эти слова от него. Прямой нос, румянец на коже, широкая челюсть выдавали в нём самом коренного чистокровного хента. Пять лет назад, в разгар гэльвско-колоридской войны его взяли в плен на одном из сражений. Продержали в темнице пару месяцев, превратив в послушную куклу, и пустили в дело. Невесть откуда юноша знал гэльвский, колоридский, лесдриадский, а также немного восточного и гиблонтского. А ханской разведке как раз требовался переводчик. Когда же обнаружилась талант паренька в расшифровке скрытых посланий, так радости господина Санмира и вовсе не было предела. Расшифровщик и переводчик в одном лице - за рабскую плату и без каких-либо претензий. Поначалу были опасения, что в нём проснётся забитая в дальний угол пытками и двухмесячным заключением любовь к отечеству, чувство совести, но за долгое время подобного так и не случилось. Совсем наоборот - переводчик проявлял необычайный интерес к работе, расшифровывал каракули с аппетитом волка.
- Всё верно, господин, - ответил гонец, передавая свёрток. - И, ради всех Богов, говорите о таких вещах тише. Это рыночный квартал, у здешних стен есть уши. Вы здесь один?
- Нет, - протянул Старагот. - Вместе с тобой.
- Смилостивитесь, господин. Вы напугали меня. Мне казалось, я слышал какие-то голоса, когда заходил к вам.
- Наверное, - усмехнулся переводчик, - у здешних стен есть не только уши, но и рты. Давай уже сюда текст. Можешь передать, что завтра будет готово. Если ты не сможешь забежать, я сам отдам господину Санмиру.
- Надеюсь, смогу выкроить время для вас. Всего доброго. Будьте осторожны.
Гонец покинул дом переводчика, захлопнул за собой дверь, прислушался. Никаких голосов не слышно. Улица пуста как кладбище. Предстоит пройти её ещё раз, не забывая оглядываться каждый пять минут. Никогда не повредит лишняя осторожность.
* * *
Выйдя на улицу, гонец ещё какое-то время стоял на пороге, в щели под дверью были видны его красные ботинки, трещины раскрасились в тон такого же цвета куртки и штанов - странная обязательная одежда гонцов, словно созданная для того, чтобы убийцам легче было находить их в толпе. Неудивительно, что этот тип такой осторожный.
Наконец, красные башмаки гонца пропали из виду, и Старагот сказал вслух:
- Можешь выходить!
Шкаф, стоящий у той же стены, что и дверь, распахнулся, и Тара выбралась наружу.
- Почему он всегда так долго стоит? - спросила гэльвка, стирая со лба пот.
- Он параноик. Ему всегда кажется, что за ним кто-то охотится. Всем рассказывает, что господин Санмир сам же убивает тех, кто очень долго на него работает. Якобы многознающих. Однажды сказал мне: "Это и тебя касается, переводчик".
- Я бы не пренебрегала его словами, - заметила Тара усаживаясь за крохотный стол. Дом, который отдали Стараготу, был столь мал, что кухня и прихожая располагались в одной комнате. - Так не может продолжаться вечно.
- А я и не собираюсь оставаться тут вечно. Я же говорил тебе: мы сбежим.
- Ты сбежишь, - она развернула лист, принесённый гонцом. - Я не могу бежать. Мне нужно остаться.
- А можешь хотя бы рассказать, что такого тебя держит в городе, который даже мне успел опостылеть.
- Тоже не могу, - Тара уставилась в строчки на бумаге.
На самом деле, Старагот понятия не имел, как её зовут. Он назвал её хентским именем - Тария, потому что гэльвские имена ему не нравились, а своего собственного она или не помнила, или не хотела говорить. Второй вариант казался всё менее странным, ведь Тара не хотела рассказывать о себе вообще ничего.
Полгода назад Старагот впервые увидел её. Маленькая худенькая фигурка, скелет обтянутый кожей, сидящий на окраине рынка с миской в руках и глядящий на всех прохожих с какой-то обидой в глазах. Когда он проходил мимо и клал монетку ей в миску, он глянул в эти глаза, выпученные на него ярко-зелёными зрачками. И сам не понял, что увидел в них. Нечто такое, что заставило его возвращаться на рынок каждый день, наблюдать за обладательницей этих глаз, иногда самому проходить мимо и пытаться разглядеть это нечто снова. Он сам не понимал, что его привлекает в этой беднячке.
Так бы он и наблюдал за ней дальше, если бы однажды не решился на крайне смелый поступок.
Вместо монетки он дал ей крышу над головой, пищу и постель; взамен тряпок, едва прикрывающих тело - приличную одежду. Отмыл, откормил, быстро превратил из обиженного скелета в улыбчивого человека. Самому пришлось поиздержаться и потесниться, но раз ему дали собственный дом и платят какие-никакие деньги, он в праве распоряжаться ими как сам считает нужным.
Одно огорчало: сколько он не расспрашивал, Тара упорно молчала о своём прошлом. Кем она была до того, как попала на улицу, какого её имя, была ли у неё семья? Старагот отказывался верить, что она родилась и прожила на улице всю жизнь. В её огромных глазах, в этих двух редчайшего цвета зрачках было столько грусти и горя, сколько вряд ли повидал весь остальной Плим вместе взятый.
Старагот присел рядом, глянул на текст.
- Всего-то? - усмехнулся он. - Управлюсь до вечера. К тому же, тот, кто это писал, не сильно беспокоился о кодировке. Вряд ли это что-то важное.
- Просто удивительно, как ты к этому относишься, - ахнула Тара. - По мне, все эти символы одинаковые. Лишь...
- Лишь в разной последовательности, верно. На самом деле всё гораздо проще, чем кажется. А ещё я с детства любил разгадывать загадки, - он глянул на неё. - Когда-нибудь я разгадаю твою загадку тоже.
Гэльвка не ответила, делая вид, что не услышала. Стараготу ничего другого не оставалось, кроме как взяться за работу.
* * *
Дардарон распахнул окно, и свежий воздух ворвался в помещение.
- Наконец-то! - облегчённо протянул Трилон, сидя в личном кресле и помешивая в бокале вино. - Первый день, когда можно со спокойной душой открыть окно. Неужели лето наступило?
- Да, я тоже его ждал, - сказал Дардарон и не покривил душой нисколько. Лето ждали все. Он втянул носом воздух, а вместе с ним запах рыбы, идущий от самого порта. - Надеюсь, ты не против окна?
- Конечно нет. Свежий воздух точно не повредит. Половину молодости я провёл в этом кабинете и всю старость. Голова начинает кружиться от такой жизни.
Дардарон вернулся в кресло, стоящее напротив кресла Трилона.
- Уверен, что от неё? - спросил он, указывая на бокал в руке друга.
На самом деле Трилон пил не так много. Не так много, как мог бы пить другой человек, оказавшийся на его месте. Насколько было известно, вся его семья сгорела заживо, когда самому ему не исполнилось даже восьми. Выжил лишь он и его сестра, которую он на несколько лет потерял после того дня. Каким-то чудом он нашёл в себе силы жить дальше... и, вероятно, пожалел об этом. Ибо впереди ему предстояло повидать ещё не одну смерть близкого человека. Друг, родственник, возлюбленная... Теперь Трилон старик, и школа и сестра - вот всё, что пока удерживало его в этом мире.
Сам Дардарон был лишь чуть моложе товарища и знал по себе - какой бы длинной не была жизнь, она всегда кажется короткой. Словно только вчера ты всё ещё чувствовал в руках юношескую силу, видел огонь в глазах, когда смотрел на своё отражение, а отсутствие чего-то, чего хотел бы достичь, объяснял тем, что у тебя ещё есть время. Жизнь пролетела со скоростью воды, падающей с водопада, и теперь, глядя в зеркало, он видел морщинистые глаза, в которых потухший огонь заменила жизненная мудрость. А ничего вокруг кардинально не изменилось. Нет, годы не могли смягчить горе Трилона. Время бессильно перед таким.
- Я ещё не пьян, - громко заметил директор, вытянув Дардарона из раздумий. - По крайней мере, я не опьянён молодостью.
Он поставил свой любимый бокал на стол и долил вина. Затем снова бросил задумчивый взгляд в окно:
- И всё-таки я никак не могу поверить, что лето наступило. Скоро снова распустится плющ на стенах, запахнет сирень и перебьёт, наконец, эту вонь с порта. А потом жара, невыносимая до безумия. Стражники станут прятаться по тенькам, а молодые полезут в реку! - он протяжно вздохнул. - В этом году не самый интересный состав, да? Вот было дело с позапрошлым. Помнишь позапрошлых учеников? Сколько же их было? Пятеро? И все девки! Как жара ударит, тут же снимут мантии, а если тренировка в большом зале, то даже фартуки сбрасывали и дрались в одних тоненьких рубашках. Диво смотреть было! Ты же помнишь?
Дардарон нехотя кивнул.
- Я всё помню.
Директор улыбнулся и долил ещё вина. Потом поставил в вертикальное положение стрелку на солнечных часах, выбитых в его столу. Этот стол уже был здесь, когда они впервые пришли в этот замок. Трилон заплатил немыслимые деньги каменщикам и скульпторам, чтобы они вырезали в нём солнечные часы и разрез окна (больше походившего на бойницу) подстроили под то, чтобы падающий свет правильно оставлял тень на отметинах.
- Ладно, довольно вспоминать былое, - протянул директор. - О чём мы там говорили?
- Ни о чём, - ответил Дардарон. - Мы вспоминали Тароса.
Тароса они вспоминали не только потому, что он был им коллегой и достаточно близким другом, но ещё и потому, что смерть его, случившаяся при пугающе странных обстоятельствах, требовала того, чтобы её обсуждали. Ногу секретаря нашли в той части комнаты, которая была максимально отдалена от места, где нашли остальное тело, разорванное и обезображенное. Вторую ногу не нашли вовсе. На глаз легко угадывались последствия применения заклинания "Пузырь", вот только никто не знал, возможно ли применение этого заклинания на самом себе. А даже если и так, то какая разница, ведь Тарос не умел колдовать.
Вся эта ситуация казалась бы вдвое менее неприятной, если бы пару дней назад в точно таких же условиях в школе не умер другой человек.
- Снова спишешь всё это на случайность?
- Я не списывал смерть Патроса на случайность, - резко возразил Трилон. - Я говорил, что мы должны учитывать все возможные варианты. И случайность - одна из них.
- Случайность, - Дардарон помедлил, - это если бы Тарос вышел на улицу и ему бы на голову упал камень. А когда уже второго человека находят разорванным на куски это уже закономерность. Раскрой глаза, друг. Именно в городе, где учат магов, начинают казнить за колдовство, именно в этом городе вспыхивает именно та самая болезнь, в которой на протяжении веков необоснованно винили магов, и именно в это время за четыре дня в школе, защищённой от проникновения посторонних, умирают два человека, причём одним и тем же образом. Слишком много случайностей на одно место, не находишь?
- Я уже понял, - сказал директор после того, как отхлебнул из бокала. - Ты ведёшь к тому, что кто-то целенаправленно пытается нас изжить. И, судя по всему, так оно и есть. Но кому это выгодно?
- Хочешь сказать, таких мало? Взять того же Локсгера. Под его рукой весь Белый Берег и весь Куасток. Всё графство целиком подчинено ему. Кроме того клочка земли, на котором стоит наша школа. Должно быть, это неслабо так бьёт по самомнению. И не стоит забывать, что до начала всей этой несуразицы с гаргеной у нас и в городе было какое-то влияние. Теперь же вся власть у Локсгера. Как бы ему хотелось удержать эту власть? А, ещё больше, получить её целиком?
- Подозревать его - значит считать его дураком. В нашей стране ни один граф по эту сторону пустыни не посмеет пойти против короля. А королю наша школа нравится. Нравится уж точно побольше, чем граф Локсгер. К тому же граф труслив и жалок, и точно не способен к столь смелым выходкам.
- Откуда тебе знать? - спросил Дардарон, выглядывая в окно. - Может, он всё это время притворялся перед нами послушной куклой, чтобы мы так думали. Чтобы однажды провернуть вот это. Как видишь, теперь он постепенно приближается к тому, чтобы занять власть над всем городом, а нас всех вздёрнуть на петлях. Пока что на висельной площади болтаются невинные бедолаги. Как скоро туда попадём мы?
- Думаешь, там не было ни одного мага?
- Да. И Локсгер знал это. Настоящих ему не поймать. Они все давно сбежали в Ретанну.
- Что Транон? - директор постарался выразить безразличие в голосе, но у него не сильно получилось. Как бы он не пытался показать обратное, к Транону он как минимум не был безразличен. Этот уличный волшебник (как в стенах школы называли всех, кто выучился магии самостоятельно) не раз выручал их в сложных ситуациях. Было время, когда они плотно сотрудничали, обменивались опытом и алхимическими реагентами. Пожалуй, без Транона эта школа не была бы такой, какой являлась сейчас.
- Не знаю, - Дардарон покачал головой. - Я давно его не видел. Уверен, с ним всё в порядке. Выпутывался из передряг и похуже. Но одно точно: он вряд ли покинул Куасток. Это... не в его стиле.
- Не в его стиле делать всё, что делают другие, - согласился директор.
- Будет время, я его навещу. Нам сейчас нужно думать о другом. Что мы будем предпринимать?
Трилон сделал громкий глоток.
- Ты о чём именно?
- О Локсгере. Мы можем сидеть сложа руки, и тогда граф рано или поздно доберётся до нас. Либо мы попытаемся что-то сделать с этим.
- Не говори глупости. Тяжело признать, но мы в данной ситуации бессильны. Тягаться с графом, на земле которого ты живёшь, бесполезно. Только король может что-то сделать.
- Вот именно. Нужно отправить послание Его Величеству. Прошлую войну он выиграл во многом благодаря нашим бывшим ученикам. Пора ему выразить благодарность. И подстраховаться на случай ещё одной войны. Пусть приедет сам либо пошлёт делегацию.
- А что если он приедет, но выяснится, что это не Локсгер портит нам кровь, и вообще никакого заговора нет, а мы с тобой просто два старых идиота?
Дардарон внезапно для самого себя рассмеялся. Трилон вслед за ним.
- Если без шуток, - насмеявшись, сказал директор, - то ты прав. Нарочно или нет, граф настраивает народ против нас. Тут и без заговора есть что разгрести и кого приструнить. Нужно отправить послание. Вот только Локсгер наверняка уже догадался об этом и его люди готовы подстрелить любую птицу, которая вылетит из нашего замка, и остановить любую лошадь.
- Доберусь до ближайшего стойла и пошлю гонца оттуда. Это всё, что можно сделать. Но даже если получится, пока король или его люди доберутся сюда, они могут обнаружить замок, населённый трупами. Если мы не поймаем ублюдка, который сделал это с Патросом и Таросом. Есть мысли, как это сделать?
Трилон задумался, глотнул вина, потом открыл у своего стола нижний ящик.
- Когда-то у меня здесь лежала книга, - сказал он медленно, как будто не очень то хотел говорить. - Очень важная... для меня. Кто-то украл её.
- Ну и что?
- Это могут быть звенья одной цепи. В школе есть убийца и вор. Что если это один человек? Продуманная диверсионная задумка против нас?
- И, согласно этой задумке, заговорщикам нужно было убить нас и украсть... книгу? Я так понимаю, книга была не о том, как выращивать акации в домашних условиях?
- Правильно понимаешь. Мне её продал один торговец, когда я был в Ретанне. Очень старая и неинтересная.
- Не темни, - проворчал Дардарон. - О чём она была?
- Какая разница. Я говорю, что она могла приглянуться тем, кто задумал заговор против нас. Ты не веришь мне на слово? Могу лишь сказать, что она была художественной.
- Роман? Повесть? Баллада?
- Сказка.
Дардарон тяжело вздохнул.
- Сказка - это то, что ты мне только что наплёл. Мог бы сразу сказать, что не собираешься рассказывать. Впрочем, я уже сам догадался, что она была как-то связана с Фаралоном.
Директор опустил глаза.
У Трилона было множество странностей. Пожалуй, это был наиболее странный человек на памяти Дардарона, а уж он повидал таковых достаточно. Одной из самых примечательных странностей была скрупулёзная скрытность. Меньше всего на свете Трилон любил рассказывать что-то о себе, а меньше того - только рассказывать что-то о своём близком друге. Фаралон был директором школы магии, пока Трилон ходил у него в заместителях. Потом произошёл некий "несчастный случай", в результате которого директором теперь является сам Трилон. Но что именно произошло - орк его знает. Смерть? Пропажа? Ссора? Больше ни крупицы информации за всё время совместной работы Дардарону вытянуть из товарища так и не удалось.
- Не хочешь говорить, не говори, - вздохнул он, видя, что Трилон замолчал и даже перестал пить. - Но если та книга и впрямь была нужна нашему заговорщику, то её нужно найти. И по ней то мы и сможем его выловить. Как она выглядела?
- Обложка была пустой, - всё так же нехотя заговорил директор. - Не было ни рисунка, ни одной надписи. Всегда путаешься, с какой стороны её открывать. Язык был неколоридский.
"Странная книга, - подумалось Дардарону. - Подстать хозяину".
Трилон заполнил пустоту комнаты очередным громким глотком. Сколько можно пить? В родном доме происходит такое! А он, как обычно, не слезает со своего кресла и опустошает бутылку за бутылкой. Да что с тобой не так!
Дардарон презрительно скривился. Потом поднялся со стула.
- Ты как хочешь, а я больше не собираюсь сидеть без дела. Проведу собственное расследование и постараюсь найти убийцу до того, как он прикончит всех нас. Поговорю с другими, и мы вместе что-нибудь придумаем. А ты, если хочешь хоть как-то помочь, напиши пока письмо королю, чтобы я не тратил на это время.
Трилон поднёс бокал к губам для глотка, а потом приподнял его, как бы показывая этим жестом, что желает удачи.
* * *
Огромный блестящий купол, венчающий замок хана, как обычно, отразил луч солнца прямо в лицо. Старагот прищурился. Завсегда раздражённый по утрам он злился от этого ещё сильнее. Больше всего на свете (после людской глупости, коварности, несвободы и травяного супа, которым кормили в гэльвской темнице) он не любил вставать по утрам. После этого бодрость, а вместе с ней и хорошее настроение покидали его на весь день, и что-то делать в таком состоянии было невозможно.
Обычно Старагот заранее заботился о том, чтобы утренние дела можно было перенести на более позднее время, либо не заниматься ими вовсе, но иногда получалось так, что раннего пробуждения избежать никак не выходило. Как сегодня. Гонец по какой-то причине не явился, и текст послания, уже расшифрованный и переведённый, пришлось нести в замок хана самому. Как назло, этот день совпал с последним днём недели, так что к полудню пробраться в замок станет невозможно из-за огромной толпы просителей, которая скопиться у дверей. Пришлось вставать с первыми лучами зари.
Стражники узнали его издалека, но всё равно скрестили копья на пути, ибо правила требовали просмотреть удостоверяющую бумагу. При желании Старагот мог бы пройти в прореху, образованную рукоятями копий, так как был необычайно низкого роста, особенно на контрасте с гэльвами, всеми как один высокими от природы. Но, благо дело, документ у него имелся.
- Я переводчик, - сказал он, демонстрируя бумагу.
Сделав вид, что осмотрели её, стражники раздвинули копья. Старагот вошёл в замок через маленькую дверь вырезанную в больших дверях, которые открывались только для официальных нужд, и сразу свернул направо, к лестнице, ведущей на второй этаж.
Удивительно, но в столице государства, которое пять лет назад едва не выиграло войну с Колоридом, двухэтажный ханский дворец был самым высоким зданием. Поднимаясь по этой лестнице, Старагот всякий раз вспоминал родной Ридвинг, а именно вид, открывающийся с рыночной площади, на просторы верхнего яруса. Два этажа могла позволить себя любая мало-мальски приличная таверна, но вот в верхнем ярусе виднелись дома знатных господ, по три-четыре этажа каждый. Над ними всеми высился королевский замок, и сколько этажей насчитывал он, было невозможно разглядеть даже с самой высокой крыши на рынке.
Просто уму непостижимо, как при такой разнице в развитии Каганат, в столице которого единственное двухэтажное здание - это дворец хана, сумел едва не выиграть войну?
Первый ярус дворца был почти полностью занят коридорами, тронным залом и покоями хана, на втором располагались комнаты советников, членов семьи и прочих приближённых правителя, а так же политических гостей. Господин Санмир, глава секретной шпионской службы Каганата и начальник Старагота, занимал одно из самых некрасивых и бедно обставленных помещений. И не потому, что стоял низко в здешней ранговой лестнице, как раз наоборот - выше него был разве что сам хан и его близкие родственники. Господин Санмир выбрал эту комнату сам, ибо использовал её лишь как рабочее место. Для проживания же он мог позволить себе личное поместье недалеко от дворца.
Самого главу шпионской службы Старагот ненавидел всей душой. В его списке самых ненавистных вещей начальник стоял сразу после нужды вставать по утрам. На вид он был неприятен, слишком импозантно одет, высок, даже по гэльвским меркам, чересчур худ и обделён мужской красотой. Характером был груб, требователен и обладал исключительно дурным чувством юмора, которое сам, однако, расценивал диаметрально противоположно. Когда он что-то объяснял, то делал это весьма поверхностно, так, что очень многое приходилось додумывать и понимать самому. Посмей ты переспросить, получишь выговор и угрозу того, что тебе не выплатят на этой неделе жалование. Хотя жалование для хента, выросшего в бедняцком районе Ридвинга, на самом деле было более, чем щедрым. Но Старагот на эту тему не распространялся.
Обычно господин Санмир встречал своих подчинённых, стоя к ним спиной, тем самым выказывая им своё полупрезрительное отношение. Иной раз его не было в кабинете вовсе, а на столе лежала записка, в которой, не исключая эпитетов, применяемых самим господином, объяснялось, что нужно сделать. Сегодня, впервые за всё время, не было ни того, ни другого. Войдя, Старагот увидел человека высокого положения, но явно не господина Санмира. Одет он был более богато, ростом приходился чуть пониже, а на плечах носил блестящий под лучами солнца, сквозящими в окно, тёмно-рыжий плащ. Лицо его было украшено густой, но короткой бородой, аккуратно постриженной по чёткой линии на щеках. Стараготу понадобилась пара секунд на раздумья, потом он упал на колено, вместе с тем низко опустив голову.
- Хан Гломин!
Видеть правителя Каганата воочию ему доводилось лишь пару раз, один из которых пришёлся на всеобщее празднование годовщины города, когда хан обращался с площади ко всему народу.
Как ни странно, Гломин не посчитал ниже своего достоинства приблизиться к обычному переводчику и даже заговорить с ним:
- Не знаешь, где твой господин? - голос пришёлся бы впору диктору или глашатаю.
- Нет, мой хан, - запинаясь, ответил Старагот. - Я только что явился во дворец.
- А не знаешь, где переводчик?
Сердце участило биение.
- Это я, мой хан.
- Отлично. Ты то мне и нужен. Перевёл послание? Отдай его мне.
Старагот протянул клочок бумаги, изо всех сил скрывая волнение. Хан бесцеремонно взял у него лист, развернул, быстро пробежался глазами. Потом ещё раз, медленнее. Его взгляд постепенно менялся. Наконец, он выругался несвойственным для ханской особы ругательством, смял листок и бросил комок на пол, где лежали в беспорядке ещё несколько таких же.
- Когда господин Санмир вернётся, пусть заглянет ко мне, - сказал правитель, выходя в коридор. Дверь громогласно хлопнула, подняв пыль с пола и ближайшей книжной полки, занятой отнюдь не книгами, а листами бумаги, сложенными в стопки.
Старагот облегчённо прислонился к стене и выдохнул, пустив пылинки, витавшие перед его носом, в новый полёт. Разговаривать с самим ханом! Не являясь при этом просителем! Пожалуй, не каждый знатный господин мог позволить себе даже мечтать о таком. Старагот вовсе не мечтал, но по иронии судьбы получил столь необычный опыт. Что заставило хана заговорить с ним? Он выглядел очень взволнованным и раздражённым. Послание! Ему нужно было срочно узнать, что было в том послании! Старагот явно недооценил важность этого куска бумаги.
Что же там было написано? Он глянул на комок, лежащий на полу. Несмотря на то, что подобных комков там валялось множество, он точно помнил, который из них выбросил хан. Но нет. Пускай остаётся там и дальше. Лучше Старагот сам всё вспомнит.
Там было что-то про магов... колоридский город... Куасток! Как же...
"Птицы передают, что школа в Куастоке находится в опасности. А вместе с ней и вся магия в стране. Есть смысл подумать над тем, чтобы отправить на защиту школы всесильное королевское слово. Один дьявол знает, что станет со страной, если магия в Куастоке проиграет" - именно так всё и было написано.
Что это значит? Если это послание отобрали у колоридского гонца, то его назначением было всего-навсего оповестить какого-то высокостоящего вельможу о внутренней ситуации в стране. Внутри самого Колорида. При чём здесь Каганат? Отчего хан Гломин так разозлился? Так, словно война с южным соседом всё ещё идёт.
С тех самых пор, как подчинился условиям каганатцев, с тех самых пор, как притворился, что они полностью сломили его двухмесячным заключением в темнице, как показушно зарыдал перед стражниками, и они поверили в его дешёвую игру (знали бы, какие условия жизни ему пришлось перетерпеть в Ридвингских улицах!), с тех пор, как начал работать на шпионскую службу хана Гломина, он каждый день чувствовал свою ничтожность. Каждой клеточкой тела. Понимал, что помогает этим людям вынашивать планы против земли, на которой живут его собратья. И понимание этого не давало спокойно засыпать по ночам. В одно время Стараготу даже стало плевать. Условия жизни здесь, у каганатцев, были уж точно лучше, чем в Ридвинге. Обращались с ним плохо, но в своё время ему доводилось терпеть и куда худшее отношение. Одно время он даже решил, что не прочь остаться здесь на всю жизнь. Но потом произошло нечто, что заставило его одуматься.
Однажды в руки Стараготу попало письмо, которое ему передал сам господин Санмир. Нужно было перевести его на колоридский. В нём Санмир обращался к одному важному человеку в колоридском совете, которому вот уже на протяжении нескольких месяцев предлагал стать своим шпионом. Каждое письмо Старагот переводил так же, как раньше: спокойно и безропотно, не сильно вникая в суть политических интриг. Но в тот раз... В том письме содержалось нечто, что заставило его передернуться.
Из того послания следовало, что во время войны по приказу господина Санмира гэльвкое войско сожгло дотла колоридскую деревню, а её жителей, от стариков до младенцев, выпотрошило и вывесило на столбах вдоль дороги. Это было сделано ради возможности шантажировать графа тех земель, чтобы заставить его пойти на уступки, применялось в качестве угрозы.
"...Не стану скрывать, что здесь, в Каганате к колоридцам относятся так же, как к домашним зверям. Вы ведь у себя так же относитесь к нам, разве нет?.." - писал господин Санмир. - "В том поступке не было никакого злодейского умысла. Порой политика требует идти на разные уловки. И не всегда задумываться о моральной стороне дела - правильное решение..."
Старагот прекрасно помнил тот день, когда перевёл это послание и принёс его господину Санмиру. Как целую минуту стоял пред дверью, пока глава шпионской службы сам не наткнулся на своего переводчика, выходя в коридор.
- О! Это ты! - обыденно задорным голосом пропел он. - Уже перевёл? Давай сюда, и побыстрее.
Старагот видел его глаза, беззаботные и спокойные. В них не было ни грамма раскаяния, ни крупицы сожаления. Глаза эти, бодрые и озорные, не выдавали ни намёка на то, что делал их хозяин в совсем недавнем прошлом.
- Эй! С тобой всё в порядке? Давай письмо, говорю.
В конечном итоге Старагот так долго простоял в оцепенении, что господин Санмир не выдержал и сам наклонился за письмом. Один из самых высоких людей во дворце, он был вынужден весьма низко нагнуться, чтобы достать до письма. Письма, зажатого в опущенной руке самого низкого человека во дворце. Из кармана на его груди внезапно выпала монета, поблёскивающая золотой поверхностью, на которой были выбиты какие-то символы, и звонко ударилась о пол. Опомнившись, Старагот хотел было наклониться, чтобы поднять её господину Санмиру, но тот неожиданно сам бросился в пол за монетой. Жадно вцепился в неё, оцарапав ногтями пол, спрятал в кулаке, который тут же прижал к груди. Старагот с ужасом понял, что сейчас его начальник, один из самых влиятельных людей в Каганате, находится у него в ногах.
Санмир быстро понял то же самое, вскочил, отряхнул колени. Глянул на своего переводчика взглядом, в котором в одинаковой степени читались ярость и стыд.
- Уйди прочь, - крикнул он.
Оставалось загадкой, что то была за монета и какова её ценность, но для Санмира она была точно дороже матери.
Старагот тряхнул головой, возвращаясь из воспоминаний в настоящее. Кабинет главы шпионской службы пустовал. Напротив двери в коридор была другая дверь, во второй отдел комнаты. Ветерок, сквозящий в щель под ней, легонько трогал комки бумаги на полу. В том помещении господин Санмир обычно пишет письма. Пишет он их в тетради, которую носит с собой и всегда держит в руках, чернила берёт из миниатюрной чернильницы в кармане, так что стол ему не требуется, однако всё равно пишет он исключительно в той, внутренней комнате. Там же у него находится личный сейф, в котором содержатся особо секретные и важные вещи. Ключ от сейфа он прячет в потайном местечке, о котором, по его разумению, знает только он один. Однако Старагот уже давно разузнал расположение этого тайника. И всё же ещё ни разу не решался заглянуть в сейф господина.
Сейчас в кабинете никого не было. Такой случай выпадает далеко не каждый день. "Что если попробовать заглянуть в сейф?" - закралась в голову тревожная мысль. С тех самых пор, как он узнал, на что готовы гэльвы ради убийства своих врагов, Старагот не собирался оставаться в Плиме вечно. Он планировал сбежать в родной Колорид, может даже вернуться в Ридвинг. Вот только просто это сделать не получится. Охрана у выхода из верхнего квартала знает его и пропускает, только когда на руках есть соответствующая бумага. Что, если в том сейфе удастся найти такую бумагу, или что-то ещё, что поможет бежать? Другого такого шанса проверить это может не выпасть.
Старагот простоял в нерешительности ещё несколько минут, но с каждым мгновением понимал, что время уходит. Сейчас или никогда.
Он прислушался к звукам из коридора. Ничего. Потом пробрался ко второй двери и заглянул внутрь. Второй отдел так же пустовал, лишь подрагивали шторы на незастеклённом окне.
Вдох, выдох.
Он вернулся в первый отдел комнаты и распахнул шкаф, стоящий у самой двери. Забрался ради удобства внутрь. В шкафу висела разнообразная одежда, но глава шпионской службы ничто из этого ни разу не надевал. Одна из задних ножек имела узкий разрез, куда аккурат помещался ноготь Санмира, которым он выкручивал кусок древесины, своего рода пробку из полости ножки. Стараготу пришлось немало постараться, чтобы справиться с той же задачей, с его то короткими ноготками. В один момент страх взял над ним верх, и он передумал, принялся закручивать конструкцию обратно, однако в итоге взял себя в руки и закончил начатое. Пробка вышла из полости, открыв взгляду лежащий внутри ключ.
Сейф находился в самом дальнем углу второго помещения. Непонятно что заставляло идти к этому углу на корточках, будто бы кто-то на первом этаже мог услышать шаги. Стараготу всерьёз казалось, будто господин Санмир услышит, как приближаются к его сейфу, даже с другого конца города.
Однако пути назад уже не было. Он вспотевшей рукой протиснул головку ключа в отверстие сейфа и резко повернул. Металлическая дверца оглушительно громко скрипнула и отворилась. Стараясь не дышать, он отворил её во всю ширину.
Внутри было много бумаг, и от одной мысли копаться в них всех воротило. Старагот наскоро оглядел парочку верхних, то были личные документы Санмира, декламирующие его права на имущество и право свободного передвижения по всей территории Каганата; какие-то расчёты с непонятно что значащими числами; нашлось даже одно письмо, в суть которого не было времени вникать. Старагот приоткрыл ещё одну, внутреннюю дверцу и заглянул на верхнюю полку сейфа. Там нашёлся ещё один ворох бумаг, не меньше предыдущего, однако уже на его вершине лежала... та самая золотая монетка. Он сразу узнал её, хоть и видел всего раз. Именно та, за которой Санмир не постеснялся прыгнуть своему слуге в ноги. Старагот повертел монету в руках, наспех разглядывая. Символы, выбитые с обеих сторон монеты, ничего ему не говорили, однако на вес она была довольно тяжёлой, и на ощупь приходилась несколько крупнее обыкновенного каганатского золотого, пускай Стараготу всего пару раз доводилось держать таковой в руках.
Раздался шорох и стук откуда-то сбоку. В глазах потемнело от испуга, сердце забилось так сильно, что стук начал отдаваться в висках, ноги сами собой подкосились, и Старагот едва не упал на колени. Внимательно огляделся и выдохнул. То был всего лишь ветер, сбросивший со стола пару листков пергамента.
К оркам это. Лучше выдумать другой способ сбежать из Плима, чем так рисковать.
Он захлопнул дверцу сейфа, повернул ключ, промчался к двери, заранее выглянул, убедившись что во внешнем помещении никого нет, забрался в шкаф, вернул ключ на место и принялся дрожащими руками вворачивать пробку обратно. Какое же облегчение приносили ему эти последние мгновения неудавшейся авантюры.
Из коридора донеслись звуки шагов и разговора. Голоса принадлежали хану Гломину и господину Санмиру. Старагот вздрогнул и пару секунд пребывал в оцепенении, думая, что лучше, побыстрее закручивать пробку или захлопнуть дверь и оставить всё как есть. Нет, нельзя. Господин Санмир заметит, что пробка не на месте, и поймёт, кто рылся в его вещах, а закрутить её до конца вряд ли выпадет шанс в ближайшее время.
Старагот принялся изо всех сил давить на проклятую пробку, но из-за этого она только больше застревала и не желала вкручиваться.
Оркова мать!
Он успел захлопнуть изнутри дверцу шкафа за секунду перед тем, как господин Санмир в сопровождении хана вошёл в кабинет.
- Ещё раз прошу вашего прощения, - неумело изображая раболепие, говорил глава шпионской службы. - Я искал одного из своих людей для... срочного дела. Пройдёмте во внутреннюю комнату, там мне обычно бывает спокойнее заниматься столь важными вопросами.
Старагот мог видеть лишь их ноги, обутые в дорогую обувь, так как верхняя часть шкафа закрывала весь остальной обзор.
Гэльвы прошли во внутреннюю комнату и закрыли за собой дверь. Изнутри стали доносится их голоса, и можно было расслышать всё.
- Если колоридцы в курсе наших планов, то не пройдёт много времени, прежде, чем они предпримут нужные меры в отношении Куастока.
- Проблема в том, что письмо было не первого дня свежести. То есть, они уже несколько дней как в курсе, - задумчиво говорил хан Гломин.
Старагот не двигался и не дышал, думая, что делать дальше. Он мог бы выбраться из шкафа и попытаться незаметно покинуть кабинет Санмира, пока тот находится в другой комнате, однако он скорее всего услышит. Услышит мельчайшую ноту скрипа, который не сможет не сделать дверца шкафчика. Если нет, то услышит шаги, несмотря на то, что пол в кабинете не скрипит ни капли. Он шпион, привык быть настороже. Даже думать не стоит, что удастся обмануть его так легко. Слава Богам, Стараготу хотя бы удалось вкрутить оркову пробку на место.
- Это значит, что наш план провален, - проговорил глава шпионской службы. - Незадача. Мы так много ресурсов истратили на её подготовку.
- И речи быть не может о том, чтобы отказаться от нашего плана. Какими угодно потерями, но мы вынуждены довести дело до конца. Если эта школа продолжит работать, новую войну нам не выиграть. К тому же, как ты сам сказал, мы слишком много вложили в этот план. Назад пути нет.
Старагот быстро понял, что разговор их заходит о той самой школе в колоридском городе Куасток. Видно, именно эта школа в своё время взрастила магов, сыгравших в прошедшей войне решающую роль. Что же замышляют эти двое? Ведь, если вспомнить, Куасток находится ужасно далеко от границы между Колоридом и Гэльвским Каганатом.
Старагот внезапно почувствовал покалывание в руке, которую сильно сжимал от волнения. Разомкнув ладонь, он обнаружил в ней ту самую монету, которую подобрал в сейфе начальника. От испуга он забыл вернуть на место и всё это время держал в руке. О Боги!
- К сожалению, - господин Санмир долго протянул эти слова. - У нас нет другого выхода. Возможно, удастся завершить план позже, когда всё уляжется.
- Уже ничего не уляжется, - хан заметно повысил голос. - Колоридцы поймут, куда мы метим и станут охранять эту школу встократ лучше. Нет, мы завершил план во что бы то ни стало. Собирай сколько сможешь людей. Пусть собираются выходить через несколько дней.
- Сколько именно?
Послышалась пауза.
- Сколько времени нужно конному отряду для того, чтобы добраться из Ридвинга в Куасток?