Я пишу тебе, дорогой друг, чтобы рассказать о тех странных днях, которые происходят сейчас в моей жизни. Они не слишком веселы, хоть и отдельные моменты кажутся мне вполне радостными. Дни эти выглядят, пожалуй, несколько сумасшедшими, сумбурными, сбивчивыми. В общем, полагаю, тебе будет любопытно прочитать это необычное и, пожалуй, даже слишком искреннее письмо.
Я много сейчас пишу, много читаю и к тому же стал часто гулять со старыми друзьями, о которых почти не вспоминал, когда был с Настей. Неприятные мысли посещают меня достаточно редко. Наверное, реже, чем это случается обыкновенно. Весна меня здорово веселит. Снова играю в футбол, а это для меня многое значит. Да и просто приятно ходить в майке. Иногда только случается в моем заштиленном море волна одиночества, которая врезается лезвием в кожу дня и обжигает, но, как правило, вскоре успокаивается.
В письме этом, дорогой друг, я буду говорить о школьных переменах, которые провожу в обществе с самим собой. Со стороны это наверно выглядит безумно, но иначе у меня уже давно не получается. Выйдя из кабинета, отправляюсь бродить по коридорам и шатаюсь так все время, а под вечер ноги сильно устают, и домой возвращаюсь гораздо медленнее обычного.
Сегодня открыли школьный двор. После зимы его долго очищали от льдин и мусора, а теперь открыли, и он сразу наполнился ликующей толпой учеников и учениц всевозможных классов. День был солнечный, и уже на первой перемене с пятирублевым стаканом чая в руке я вышел на улицу. Чай горячий, сладкий, не то чтобы очень вкусный, но пить можно, и цена невелика.
Которую уже неделю смотрю на девочек. Целыми днями, словно нет другой мысли. Это как будто какая-то мания, пресловутая идея, странным образом застрявшая в голове. А с каждым днем все теплее, дорогой друг. С каждым днем все больше юбок и все реже надеваются джинсы, а зимние теплые свитера отправляются на дальние полки шкафов. Все - в юбках, в колготках. И чувствую, что это сводит с ума. Страшно, что в сердце при этом нет даже никакой маски любви, даже притворства, и страшно еще, что разуму об этом известно.
Спустя несколько недель этой школьной страсти у меня стали появляться свои любимицы, которых мой взгляд никогда не пропускает. Им ведь наверняка и в голову не придет, что кто-то в этот самый момент за ними наблюдает. Иногда я даже специально ищу этих любимиц, хожу по коридорам и высматриваю их в массе толкающихся тел. Пугающая механика движений и пустое ведро головы. Мне становится страшно. Чувствую себя каким-то извращенным психом-маньяком.
Если мой бред уже порядком надоел тебе, дорогой друг, можешь прямо сейчас, не дочитывая, разорвать эти едкие листы, но знай, что пишу я более для себя, чтобы выговорить все это, и сдерживаться уже не смею. Если же тебе не наскучило еще мое странное письмо, то читай, пожалуйста, но знай тогда, что оно все равно не тебе, а мне адресовано.
Стоял сегодня на школьном дворе, пил чай, в стороне ребята пинали мяч, но я к ним не пошел, чтобы не запачкать одежду, а остался у бежевой стенки моего наблюдательного пункта. Все три мои красавицы гуляют во дворе, а я неотступно следую за ними взглядом. Одна - темненькая восьмиклассница, которая сегодня в гардеробе мне номерок давала и взглянула на меня как-то очень открыто, с интересом. Хотя может показалось. Она болтает с какими-то своими подругами в самой середине площадки, и там есть еще одна симпатичная, но я на нее почти не смотрю. Я ничего об этой темненькой не знаю. Только, что красивая и ноги у нее еще совсем тонкие, но этим она даже больше мне нравится. За ней я еще не ходил и познакомиться пока не пытался, хотя в голове такое держал. Вообще подобные мысли посещают теперь все время и относятся почти к каждой встречной.
Есть еще другая - блондинка из девятого класса, которая стала бы мне интересным собеседником, а возможно и другом, но познакомиться, даже просто подойти к ней я пока не решился. Вчера пытался и сегодня, но только начинал приближаться, как она, следуя за подружками, уже исчезала из поля моего зрения. В такие моменты мне становилось особенно одиноко.
Иногда мне кажется, что я не умею любить искренне, по детски, и тогда пугает навязчивая мысль, что стану вскоре, как Свидригайлов. Она, блондинка, я слышал пишет стихи, и, чтобы заговорить с ней, достаточно было бы просто поднять эту интересную нам обоим тему. Но я не решаюсь, а когда хватает решительности, пропадает всякое желание. Разум говорит - Ни к чему тебе это.
Я часто думаю, что многие меня презирают, и это становится уже паранойей. Чувствую себя объектом насмешек. Даже если это правда, то иначе, как паранойей, все равно не назовешь. Паранойей накрывшей меня с головой. Главное сам все понимаю, но если это и спасает, то не дольше, чем на несколько часов, а дальше начинается по новой. А впрочем, я опять давлю на жалость, а ведь мне совсем этого не хотелось. Написал же, что неприятные мысли посещают меня достаточно редко, и не соврал, а теперь вот вру.
Просто в жизни моей сейчас такой момент, который вероятно станет отправной точкой для чего-то нового, сильного, но только пока приходиться погрустить. Да и не очень то погрустить, так - иногда случается.
Я думаю, что я добрый, и, пожалуй, умный, но толи меня никто понять не может, толи это никому нафиг не нужно. А может не добрый и, пожалуй, не умный. Но я стараюсь. Думаю, что стараюсь и искренне верю в это, но написать "Бог видит" не решаюсь. Сам не знаю почему.
Пришел сегодня к мысли, что любовь, если она была сильной, из сердца никуда не девается. Она становится ядом и сидит во мне, внутри, и мучает меня. И снова часто думаю о ней, о Насте. Ей то нет ни мыслей таких, ни грусти, ни той убогости, которая забралась внутрь и топит меня, топчет и давит. Она наверно счастлива теперь, и все же, почему не знаю, мне ее очень жалко, и это единственное мое к ней чувство. И себя жалко, да разум говорит - Незачем жалеть.
У одиночества, впрочем, есть свои плюсы. У меня много времени теперь на записи идей и снов. Теперь могу подолгу читать, пока голова не заболит, а болит она все время уже много дней подряд. Погода меняется. А когда пишу твое письмо, так эта боль пишет со мной вместе. А когда только ручку брал, отчаяние писало.
Но все чаще я наслаждаюсь своим одиночеством и полагаю - менять ничего не стал бы. Так бесит слышать пустые разговоры влюбленных парочек, и кажется, что все они притворные и что вовсе друг друга не любят и только лишь разыгрывают по нелепым правилам какую-то дурацкую партию. Тошнит от таких мыслей. А я - один. Вернее у меня есть Я. Есть разум, тело, какие-то чувства, а этого почти достаточно. Это больше, чем у многих. И даже странно думать, что я еще совсем недавно любил. Смешно.
А третья из моих любимиц пьет, курит и дружит с мелкими тупыми девками. И все они ржут в дальнем углу двора над очередной тупой шуткой, пока я торчу у своей бежевой стены и смотрю на ее обтянутые прозрачными колготками ноги, и схожу с ума от них, и хочу их гладить. Нравятся мне в ней только эти ноги в белых "Конверсах". А в голове целый день мелодия одна вертится. Начинаю себе, совсем тихо, напевать " Это без любви, это без любви. Это без любви, это без любви..." и мотив знакомый.
А на следующей перемене все повторится, и завтра, и послезавтра, и, может, спустя неделю. Буду еще меланхолить, буду истерить. Но потом ведь все образуется. Просто придет к чему-то новому. Пишу и из головы не лезет та брюнетка, та восьмиклассница. Она и вправду красивая. Все будет так. Ничего тут не изменишь. И пока единственное, что меня поддерживает - это память о том, как я маленький гулял с бабушкой в нашем большом, еще неисследованном мной парке, как бегал между деревьев, катался с горок и заворожено смотрел на студенток. А еще высокие стволы берез и бескрайнее синее небо над головой.