Глава 1

Осень, что ранней порою бывает рыжеволосой плутовкой с лисьими глазами, а поздней - прелюдией долгого смертного сна всему живому, кроме зверей, людей и птиц, вновь покорила Эст-Девиал.

Она рассыпала на древнюю землю блеклую позолоту и скорбный пурпур, и развесила в небе тончайшие серебряные паутинки.

В первые дни месяца Иллирена солнце еще грело по-летнему, и дворянские дети вместе с крестьянскими купались в озерах и реках. Позже в воду будут заходить лишь отпрыски голубых кровей да взрослые дворяне-воины. Таков обычай.

Урожай был собран и дожидался начала ярмарочной суеты, чтобы быть проданным в города и стать пищей для купцов и ремесленников.

Через несколько дней начнется сезон охоты, когда дворянин на породистой лошади имеет право с егерями и собаками поехать в лес и убить зверя.

В поместье Холд-Милвердейн все было почти как и в прочих небольших земельных угодьях - некоторые радости мирной жизни, да на толику немалую больше горя:

Три года назад хозяин, граф Уртан Диаэрб, отличившийся во многих сражениях, отец единственного ребенка - белокурого Солнира, и супруг златовласой Солейн Эмринлин из Борга, отправился в лесную глушь, дабы воздать по заслугам бешеному вепрю, терзавшему окрестные деревни, пронзил безумную тварь мечом, но и сам стал жертвой ее клыков.

Во двор замка графа Уртана внесли на скрещенных копьях и хоронили его с почестями.

А год спустя несчастная вдова Солейн ушла из дома и бесследно пропала.

Солнир остался круглым сиротой.

У него был опекун - барон Маундхейм - владелец соседнего поместья, а также наставник и друг - дворецкий Мальфус.

Сегодня, одиннадцатого числа, в семь часов утра, сын графа Уртана проснулся в особенном настроении. Он очень долго упрашивал Мальфуса провести с ним поединок до первой крови, но дворецкий все не соглашался. Пригрозив ему, что сбежит в Альбахорн, служить Магистру, Солнир все-таки добился своего.

Скрестив клинки с дворецким, молодой граф поймет, пошло ли впрок ученье, которое сперва отец, а потом и Мальфус, долгие годы преподавали ему.

Поединок назначили на полдень, а пока что подросток встал с постели, подошел к окну, медленно распахнул оконные створки и принялся любоваться садом, разбитым его предками меж замком и ограждающей его стеной.

Подняв левую руку с открытой ладонью вверх, Солнир произнес следующие слова.

- О пресветлые феи, дайте твердость моей руке и верность моему глазу. Помогите мне победить.

Молодой граф не знал, произносит ли то же самое сейчас дворецкий, но был уверен, что и тот на свой манер готовиться к поединку.

Вспомнив совсем уж юные годы, подросток облачился в шелковые штаны, и, будучи босым и голым до пояса, выбрался прямо из окна на улицу по стеблям плюща, давно покорившего восточную стену замка, и по осени слегка покрасневшего.

Перебравшись на задней двор, он нашел там большую дубовую бочку, полную дождевой воды, и зачерпывая ладонями жгучую прохладную влагу, ополоснул спину и грудь.

Он услышал шорох песьих лап по все еще зеленой траве и обернулся.

К нему подбегал верный метис, помесь кобеля и волчицы, седой Хиддар. "Будет потеха" - подумал подросток и приготовился начать игру, в которую играл почти каждое утро. Главное - не позволить мохнатому четвероногому противнику схватить себя за горло Конечно, прекрасно обученный еще покойным графом Уртаном, пес не загрызет, но синяки и обида от поражения останутся.

Игра началась внезапно, как это обычно и происходило. В мгновенье ока пес бросился на Солнира и попробовал повалить его на землю. С первой попытки ему сделать это не удалось. Тогда он отступил и тут же ринулся подростку под ноги, намереваясь опрокинуть его хотя бы таким манером.

И этого он не сумел.

И вот наконец, у самого Солнира взыграла кровь, и он упал на колени, обхватывая противника за шею. Они сплелись в рычащий и визжащий клубок, причем рычанье и повизгивание молодого графа было иногда пострашнее песьего. Мелькали руки и лапы, щелкали собачьи челюсти, и горели огнем глаза Солнира.

Через несколько минут оба начали уставать, и вот, когда метис был почти готов победить, подросток взял его морду в стальной захват, не позволяя разжать челюсти и сомкнуть их на своем горле.

Это было поистине удивительно, однако зверь сегодня сдался первым, чего прежде не происходило никогда. Он вырвался из рук Солнира, сел на траву и часто, прерывисто задышал.

Солнир приблизился к зверю, обнял его и погладил. Произнес:

- Ты бился великолепно. Но я - лучше тебя, потому что дворянин. А дворянин обязан быть лучше всех.

А про себя молодой граф подумал. "Это очень хороший знак, что сегодня я одолел Хиддара. Значит, и Мальфуса, возможно, одолею"

Приближалось время завтрака. Опекун Маундхейм посадил всех домашних слуг Солнира посадил в гарнизонную тюрьму Миствельда по обвинению в растрате, и заменил бывшими своими, которые оказались ленивыми сплетниками, далеко не так хорошо готовили и убирали замок, как прежние.

Завтракали вместе с дворецким. Солнир съел яйцо, несколько кусочков поджаренного белого хлеба с маслом и клубничным джемом, и выпил чашку горячего беринетского кофе со сливками.

Обсудили последние новости. Бахта Забубенник, главарь самой знаменитой разбойной шайки Норн-Девиала, раздающий беднякам отобранное у богатых добро, вот уже в который раз был схвачен и казнен - теперь в Дилвеннилле, а прежде говорили, что в Норсаринне, а еще раньше - в Ингвельде - и так без конца - вернее, сколько в Норн-Девиале городов, столько было казней Бахты Забубенника, злейшего врага Медвяного Совета.

Государь Эст-Девиала, светлейший Храбард VII, даровал купцам новые налоговые льготы и, вместе с тем, урезал жалованье своим гвардейцам - пусть, мол, докажут верность трону, воюют за Короля, а не за деньги. В отличие от предыдущей, новость была правдива, ибо вполне отображала нынешнюю политику королевского двора в отношении различных сословий страны.

Фольсдины напали на приграничную деревушку Альт-Нордафтнид, с ними был большой отряд гхирнов, дать отпор было некому, ибо случилось это полторы недели тому, двадцать шестого Айведдона, а местный гарнизон провожал лето с вином и плясками, да гулящими девками в придачу, в соседней крепости, из коей выйти так и не соблаговолил. Фольсдины в свое удовольствие пограбили, пожгли, и убрались восвояси.

Когда закончили принимать пищу, дворецкий спросил:

- Ты не передумал, молодой граф? - подразумевая сегодняшний поединок. - Ведь это очень серьезно. И я буду сражаться в полную силу.

- Я не подкачаю. Будь уверен, Мальфус.

Дворецкий прищурился и посмотрел на Солнира. Хитрющие, с прозеленью глаза, сверкали лукавыми искорками.

- Смотри, молодой граф. Проигрыш может обернуться для тебя опасной неуверенностью в себе.

- Ну что ты! Проиграть бывшему воину, прошедшему столько сражений вместе с моим отцом - разве это позор?

- Ты молодец. Все понимаешь, несмотря на юный возраст. Тогда - в полдень, на лужайке Чести. И, конечно же, ради такого дня я освобождаю тебя от уроков. Почитай какую-нибудь книгу - ту, которая тебе нравится.

Солнир решил воспользоваться советом Мальфуса. В замке была богатейшая библиотека, содержащая, кроме учебников по естественным дисциплинам - по ним Мальфус давал юному Диаэрбу домашнее образование, и огромное количество романов. С одним из них - бессмертной книгой Динхолла Алвейрина "Красная Кровь на Белом Знамени", Солнир уединился в гостиной и, перечитывая сей шедевр, провел время как раз до полудня.

Волнение, вызванное предстоящим боем, нарастало в нем из мига в миг, он не находил себе места, но не от страха, а потому что кровь его вскипала внутри, взрываясь серебряными искрами, в предчувствии настоящего праздника для души и тела.

Он был уверен, что и дворецкий, и он сам, юный Диаэрб, сумеют показать себя во всей красе - перед теми из пресветлых Фей, что еще не покинули Междугорье и пока не успели отправиться на Запад ввиду грядущей зимы, и Феи будут смотреть на них, благословляя каждого на победу, и пусть выиграет лучший.

Когда часы пробили полдень, Солнир ринулся в оружейную, едва не споткнувшись на лестнице и тут же одернул себя: где ты, хладнокровие бойца, почему подводишь в такую минуту?

Подросток сумел немного успокоиться. У оружейной его поджидал дворецкий. Он уже выбрал коварную гриамскую саблю с широким лезвием. А Солнир, конечно же, не мог взять ничего другого, кроме отцовского трофейного меча, добытого графом Уртаном в бою из рук убитого им командира фольсдинов. Но вовсе не эти подонки ковали оружие. Возможно, оно было сделано аж за Хрустальными горами в необозримо древние времена, ибо по лезвию змеились руны, символы очень древнего, ныне утраченного языка. Рукоять была исполнена из неведомого, полупрозрачно-синего материала и приятно ложилась в руку. Солнир впервые испробовал этот клинок в десятилетнем возрасте, когда обычай требовал отказываться от слейбов - деревянных палок, напоминающих меч и применяющихся для подготовки дворянских детей, и браться за холодную сталь.

Лужайка Чести... Сколько Диаэрбов сдавали здесь экзамен на право называться мужчиной и воином. И сегодня такой экзамен предстоит Солниру. Если он не справится, поединок будет отложен еще на год, а потом, в случае провала, последует изгнание и лишение титула. Однако последний закон давно уже не соблюдается. Ибо очень немногие дворяне сейчас бьются, большая часть торгует, и учит тому своих сыновей.

Был даже случай, совсем недавно, при ныне правящем Государе, когда отец изгнал сына из дома за дважды проигранный поединок, а сын подал на него иск в королевский суд и добился возвращения титула и земель. Возник прецедент, и было принято решение - древние обычаи хороши, но стоит ли их блюсти, пусть решают не только родители, но и дети.

"Куда ты катишься, Эст-Девиал?"-иногда спрашивали почитатели седой старины. Он уже покатился в пропасть, - могли бы ответить древние герои, - в тот самый день, в который Девиал, единая и светлая страна, распался на два государства, и хорошо еще, что сейчас они не враждуют между собой.

Лужайка Чести... Окружность, поросшая травой, семь ярдов отделяют противников друг от друга в начале поединка, за границу, выложенную белым кирпичом, выходить нельзя - это будет означать проигрыш, зато можно об нее споткнуться в пылу схватки, и это станет большим позором.

Солнир и дворецкий замерли, взяв оружие на изготовку и каждый смотрел другому в глаза, пробуя угадать наилучший момент атаки. Сердце молодого графа уже не билось, как бешеная птица в клетке, а стучало ровно и спокойно, наполненное верой в победу и чудесной любовью к видавшему виды клинку.

Случилось так, что Мальфус напал первым, сделав коварный финт - будто бы собираясь поразить противника в шею, развернул саблю в движении и ударил в живот. Солнир спокойно и хладнокровно отразил первую атаку, и в свою очередь, обрушил на Мальфуса сразу несколько сильных ударов, один из которых, будучи направленным в голову бывшего оруженосца графа Уртана, едва не достиг цели.

Потом и Солнир, и дворецкий еще три раза меняли стиль боя - когда один предпринимал бешеную атаку, другой удерживался в глухой защите, и наоборот.

Два раза подросток едва не споткнулся о кирпич границы и не упал, но оба раза сумел обойти Мальфуса сбоку и атаковал того со спины, однако, безуспешно - дворецкий защищался как тшорот.

...Схватка все длилась и длилась, а никто из противников не выказывал признаков усталости. Солниру, возможно, помогали Феи, а бывшему оруженосцу - выносливость, приобретенная во многих походах и битвах.

Похоже, Мальфус решил измотать молодого графа, потому что внезапно усилил натиск. Но не сдавался подросток, и решил наконец одно - ждать от Мальфуса ошибки.

И, пресветлые Феи тому свидетели, он дождался ее. Мальфус резко шагнул и ударил наотмашь, намереваясь оцарапать горло Солнира. Но при ударе взял слишком большую силу и вынужден был развернуться, чтобы удержать равновесие. Подросток, вовремя отступив, дабы не попасть под удар дворецкого, тут же ринулся вперед и нанес точно такой же удар, как прежде Мальфус. На горле дворецкого возникла длинная красная полоса. Он тут же остановился и удивленно, вращая глазами, посмотрел на молодого графа.

- Ты победил, - произнес Мальфус. - Этого не может быть. Я восхищаюсь тобой, мой мальчик. А теперь я расскажу тебе, почему не обращался к Феям перед поединком, в отличие от тебя. Я видел многих молодых солдат, которые делали это перед настоящей битвой. И потом... я хоронил их.

- Сочувствую, Мальфус, что тебе пришлось видеть это. И мне, возможно, скоро придется. Но у каждого своя судьба. Мне, я считаю, Феи сегодня помогли. Без них я бы не справился.

- Условия поединка были соблюдены. И ты выиграл В награду за это, в канун Хэульвайна, когда тебе исполнится четырнадцать, ты получишь ключ от кабинета отца и прочтешь все его бумаги.

- Но почему не сейчас? Ведь я уже стал мужчиной и воином, полноправным наследником.

- Таково завещание отца. Он писал его за день перед охотой на вепря.

- Тогда я хочу прочесть завещание.

- Прости, Солнир. Оно хранится в кабинете.

- Тшорот! Ну да ладно. Ждать недолго. Потерплю.

Между тем, по какому-то наитию взглянув в сторону крепостной стены, Солнир и Мальфус увидели поспешно семенящего к ним человека в засаленном сером плаще и черном берете с петушиным пером. Это был Керхлен, безземельный дворянин, которого Маундхейм не так давно поставил управляющим над поместьем Диаэрбов. Полуденный визитер курил дурман, поэтому нос его был изрядно покрасневшим, а под глазами залегли темные тени.

Управляющий приблизился к ним, вычурно поклонился и сказал:

- Доброго дня, благородный граф Диаэрб. И тебе, дворецкий, не хворать. У меня к вам послание от господина барона.

- Говори здесь - ощерился волком Солнир. - В дом я тебя не пущу.

Опекуна своего Солнир любил, как гнойный прыщ на одном интересном месте, и, как показали последующие слова Керхлена, подросток вовсе не зря таким образом к нему относился.

- Итак, благородные господа. Его светлость барон Маундхейм обращает ваше внимание на то, что поместье Диаэрбов находится на грани банкротства. Поскольку Диаэрбы не состоят в купеческой гильдии, они не могут продавать свой урожай по ценам, установленным Гильдией для ее участников. И вынуждены продавать посредникам, а этого отнюдь не хватит на уплату королевских налогов. Кроме того, закупочная цена на голубой известняк, добываемый в карьере на берегу реки Элрисс, в последнее время сильно упала. Задолженность поместья перед казной в этом году составила... четыре с половиной тысячи фриннов. Его светлость барон готов уплатить эту сумму, если... - Керхлен глубоко вздохнул и продолжил:

- Если благородный граф Солнир уступит поместье за... три тысячи фриннов, что будет возможно, когда благородному графу исполнится четырнадцать лет. За юным графом останется право проживать в замке и пользоваться плодами этой земли. И право впоследствии выкупить Холд-Милвердейн обратно, по цене, не превышающей девять тысяч.

- Тшорот, - даже не проговорил, а прошипел Солнир. - Поместье приносило двадцать две тысячи годового дохода. А теперь? Все это махинации моего опекуна, не иначе. Неужели ты думал добиться моего согласия, презренный обкурившийся червь? - Солнир сжал рукоять меча так, что пальцы побелели. - Пшол отсюда, отродье шлюхи. Увижу на нашей земле - порешу. И барону своему передай: сунется сюда - худо будет. Ну, что стоишь? Давай, двигай, урод тшоротов.

- Господин барон сам скоро приедет... - залопотал управляющий. - И будет разговаривать с вами ... не так ... не так...

- Пшел, пшел, - гикнул Солнир. И Керхлен, видимо, смекнув, что сейчас его вполне могут зарубить, с невероятной прытью устремился обратно к воротам.

Солнир выдохнул сквозь сжатые зубы:

- Такой день испортил, ублюдок.

- Ты слишком грубо с ним обошелся. Да еще и опекуну своему угрожал, - заговорил Мальфус. - Я думаю, не пройдет и полутора месяцев, как здесь появятся королевские приставы.

- Никакие приставы не появятся. Маундхейм просто даст им взятку. Разве он хочет, чтобы Холд-Милвердейн отошел Государю за долги? Нет, мой дражайший опекун пытается прибрать поместье к рукам. Это очевидно. Он будет сперва улещивать и раздавать обещания, потом угрожать, потом наймет банду грабителей, чтобы потрепали наших крестьян, и скажет: я мол, справился бы лучше с защитой поместья, будь оно моим.

- А ты верно рассуждаешь, Солнир. Так оно, вероятно, и будет. Правда на счет крестьян ты немного ошибаешься - не забывай: несмотря на запрет дворянам иметь собственные дружины, наши предки, как только вышел этот дурацкий закон, раздали крестьянам оружие и научили их сражаться. И так продолжается в нашем поместье до сего дня. Поэтому любые разбойники пожалеют о нападении на Холд-Милвердейн. Хотя.. с другой стороны, ты наверное, имел ввиду, что у наших землепашцев давно не было настоящего врага. А я... уже принял решение. Я напишу письмо боевому другу отца, Инглерну Асавельду. Он служит сейчас в столице. Быть может, придумает, чем помочь.

- А я... тоже придумал, что сделаю. Поеду в лес, на место смерти отца.

- И вернешься, как в прошлый раз, мрачным и больным. И ни с кем не будешь разговаривать до вечера.

- С тобой - буду. Ты ни в чем не виноват.

- Езжай, если хочешь. Я не смею запретить тебе.

- И поеду. А ты - пиши письмо.

На том и распрощались. Без четверти час пополудни Солнир оседлал верную вороную Слинхель и покинул замок. Пусть его простирался на восток, в сторону Дхорнгейнских болот, пользующихся славой проклятого места. Он проехал мимо двух из пяти деревень, принадлежащих Диаэрбам (у Маундхейма было пятнадцать!), и всегда вежливо здоровался со встреченными им крестьянами. Вот закончилось картофельное поле, и Солнира окружили могучие ели и сосны. Начинался лес. Дорога перед ним была неблизкая, но и не столь далекая. Часа два с лишним он на нее потратит.

Первые десять миль он двигался легкой рысью по широкой и уверенно проложенной тропе, неизменно правильно выбирая направление на развилках, поскольку бывал здесь не раз. А вот дальше - тропа предательски сузилась и умелая лошадь не единожды выручила всадника, перепрыгивая через торчащие из земли корни, а не спотыкаясь о них. Солнир поехал быстрым шагом, а перед глазами картинами прошлого вставали рассказы очевидцев того страшного случая, имевшего место быть 5 Альмарена 1456 года.

Огромный, черношерстный зверь с желтыми безумными глазами калечил скотину и убивал людей. Ввиду своей крайней наглости, он часто появлялся среди бела дня. На его счету было уже девять жертв, и последними погибли совсем юные сын и дочь уже немолодого графа Дорминлора. Это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения окрестных дворян. Диаэрб первым предложил взять собак и устроить облаву. Удивительно, что к нему присоединился даже Маундхейм, по натуре своей слишком осторожный, чтобы не сказать трусливый.

Собаки быстро взяли след, однако, чем ближе было место, где залег зверь, тем беспокойнее они себя вели - нехорошо повизгивали и соглашались идти вперед лишь повинуясь железной воле бесстрашных охотников. "Злой дух"-прошептал один из них, но другие тут же зашикали на него - что за суеверный вздор в присутствии благородных господ.

Под копытами Слинхель вскоре захлюпало. Вокруг теперь росли березы да осины, кривые и уродливые. Начинались болота.

Здесь отряд всадников в тот день растянулся на полмили. Маундхейм ехал в самом хвосте кавалькады, а граф Уртан Диаэрб - впереди.

И вот, наконец, перед его молодым сыном простерла свои необозримые границы ненасытная Дхорнгейнская топь. Охотники знали единственную тропинку, ведущую через нее, но и сам Диаэрб-старший ее прекрасно знал. А позже Мальфус показал ее Солниру.

Здесь граф Уртан неожиданно остановился и слез с коня. Сказал тихо.

- Зверь хитер. Пойдем за ним все - убежит, и вновь вернется, чтобы проливать кровь людскую. Я пойду один, и да помогут мне пресветлые феи. Никто, слышите, никто пусть за мной не следует.

- Нет, - воскликнул Мальфус. - Ты не справишься.

- Да, Мальфус. Я справлюсь. Однажды я убил троих фольсдинов в неравном бою. Что мне какой-то бешеный кабан. Я все уже решил. Прощай, на всякий случай. И вы, благородные господа, и вы, славные егеря и охотники. Прощайте. И... до встречи. На этой земле иль среди бессмертных звезд. Тут уж как выйдет.

Таковы были последние слова графа Уртана Диаэрба. Больше никто не видел его живым. Через полчаса, наполненные тревожным ожиданием, решили двинуться на поиски.

Посреди проклятой топи есть небольшой островок. Там и нашли тело Диаэрба, придавленное тушей зверя. Граф пронзил мечом сердце твари, а та, уже в агонии, разорвала ему горло.

Уртан Диаэрб, бесстрашный воин, хозяин поместья Холд-Милвердейн и хранитель Источника Фей, отправился к звездам из пламени погребального костра. А вепря зарыли в землю охотники недалеко от древнего захоронения - они полагали, что после этого злой дух не вернется и не вселится в другое животное в этой части леса. Возможно, они не ошиблись - ведь с тех пор подобных случаев не было не только в округе, но и во всем Междугорье.

Златокудрая Солейн Диаэрб, дочь гордой и знатной семьи из прибрежного Борга, со смертью мужа потеряла всякий интерес к жизни.

Она не выходила из дома, с яростью отвергла ухаживания многих знатных женихов, а когда Маундхейм, которого королевский суд назначил опекуном семьи Диаэрбов в обход многих старых друзей графа Уртана, и в том числе Асавельда, будучи сильно пьяным, посватался к ней, отвесила ему жгучую оплеуху и с проклятьями прогнала из замка.

Она стремительно худела и теряла силы. Совсем перестала прясть, что прежде делала часто и с удовольствием, иногда пела песни срывающимся, хриплым голосом, ни разу не напилась с горя - если бы хоть единожды сделала это, ее бы поняли, особенно домашние слуги. Но нет, Солейн пила только чай и кофе.

С сыном, однако проводила много времени, рассказывая ему легенды и сказки Борга. Поместьем не занималась вовсе, в то время как Маундхейм уже всерьез разинул на него свой гнилозубый рот.

А пропала - внезапно и страшно. Прошел ровно год со дня гибели Уртана, на поминки съехались многие - те, кто помнил отважного героя и служил вместе с ним. Асавельда не было - он тогда сражался в рядах королевской армии с одним из ретивых Норн-Девиальских герцогов, посягнувших на приграничные владения Государя Храбарда VII.

Разразился страшный ливень. Гости остались ночевать в замке. Маундхейма никто не приглашал, да он, судя по всему, и не особенно обиделся - с малых лет его интересовали только деньги, и ничего больше.

Ровно в час ночи - время торжества темных сил, за окнами замка сверкнула молния, и тут же ударил гром.

Многие из гостей проснулись, однако вскоре уснули опять, проклиная непогоду - ведь завтра ехать домой.

Солейн к завтраку не вышла. Слугам не отворяла. Когда, в три часа пополудни, дворяне во главе с Солниром постучались в ее комнату, то обнаружили дверь открытой, постель заправленной, а на столе была записка, написанная четким почерком, нисколько не выдающим волнений души писавшей ее:

"Прощайте. Я ухожу. Не могу больше жить без любимого мужа. Берегите Солнира. Заранее признательна Вам. Ваша Солейн"

Входные двери замка были заперты, возможно, снаружи, ибо ключи от них, находящиеся прежде в комнате Солейн, пропали.

Часовых на крепостной стене тогда не было, ибо в стране вот уже полтора с лишним века не было случалось войн, поэтому никто не мог сказать, покидала супруга покойного Диаэрба пределы стены или нет. Однако ворота открыты не были, да и отомкнуть тяжелый засов было ей не по силам. Солнир тогда подумал, однако оставил свою мысль при себе, что матушка ушла подземным ходом, известным только ей и отцу.

Вполне вероятно. Но куда?

Гости отложили отъезд, в тот же день наведались в Миствельд, наняли лучших следопытов и предприняли поиски. Да что толку! Если и были какие-то следы, благодаря ливню от них ничего не осталось.

Благородные, действительно благородные дворяне, больше ничем не могли помочь. Они оставили замок на следующий день, обещали писать и заглядывать время от времени. Однако им предстояли поход, ведь тогда Фольсдайн предательски напал на Борг, и, опираясь на подлость, коварство, и черное колдовство, враг подступал к стенам Сумминаэта. Король не одобрил военную помощь давним союзникам, не стал посылать ни одного отряда и друзья покойного Диаэрба, недолго думая, записались в тамошнюю армию. Они пропадали там довольно долго - года полтора, и кое-кто из них даже погиб, о чем Солнир узнал впоследствии.

В это страшное для Холд-Милвердейна время Мальфус придумал заняться домашним образованием Солнира. Он учил его всем наукам, которые знал сам - алгебре, геометрии, алхимии, риторике, истории, и многим другим. Университеты и Академии, думал дворецкий, дадут ребенку самую малость, потому что обучают в основном купеческих детей, а тем много знать не нужно, кроме главного ремесла - торговли. Но и последней, на всякий случай, он Солнира тоже учил - ведь когда юный Диаэрб станет взрослым и будет сам вести дела поместья, ему иногда не помешает проверить своего управляющего и проследить за тем, чтобы все записи сходились.

А главное, дворецкий учил юного графа сражаться - пешим и на коне, скрытно подходить к противнику, нападать внезапно и обезоруживать его, стрелять из лука и метать нож, преподавал молодому дворянину стратегию и тактику.

А в выходные водил его к крестьянам, чтобы послушал песни и разные истории, рассказанные простым народом, поплясал с ними у костра и отдохнул душой. Преподавал Мальфус подростку и бальные танцы, подбирая для них красивых и стройных крестьянских девочек.

Тем или иным способом дворецкий не позволял мальчику зачахнуть от скорби, и вот только в последнее время юный граф понял это и оценил.

Не все в его жизни было так плохо. Вот если бы не Мальфус...

Солнир увидел еще издали поросший плакучими ивами островок, где расстался с жизнью его отец. Он придержал лошадь и направился к нему очень медленно, с каждым шагом бередя больную и жгучую память.

Наконец остановился, спешился и пошел на твердую землю.

Поглощенный скорбью, он не обратил внимания на то, что птицы вдруг смолкли, а по небу поползли рваные облака какого-то грязного цвета.

Солнир направился к середине островка и наконец увидел поросшую семилистником небольшую полянку. За три без малого года кровь отца и убитого им чудовища впиталась в землю, и первая взошла цветами, а вторая канула в бездну, откуда вливал ее в жилы зверя Безумник.

Молодой граф, склонив в голову, сказал тихим, торжественным голосом:

- Слава тебе, Уртан Диаэрб, Хранитель источника, отдавший жизнь свою за жизни простых людей, вверенных Феями нашему роду в далекие времена. Слава тебе, отец мой. Странствуй среди звезд и ни в чем не нуждайся. Думаю, ты не забыл меня. Я прошу твоей помощи и твоего совета. Подскажи сердцу моему, что мне делать.

Облака уже полностью закрыли солнце, подул противный, волглый ветерок, и на землю сквозь листву деревьев начали падать первые капли дождя. Солнир будто не заметил этого. Он продолжал говорить.

- Маундхейм точит свои гнилые зубы, он задумал отобрать наше поместье, а если я просто вызову на поединок и отрублю ему башку, Король посадит меня в тюрьму, а поместье потом все равно отберут - за то, что нарушил закон. Как мне быть, отец? Может, еще раз перечитать заветную книгу "Тайное Ремесло", где говорится, как действуют лазутчики Альбахорна? А потом надеть черную одежду и маску на лицо, забраться ночью в спальню к барону и перерезать ему горло во сне? Ты так не думаешь? Или обратиться за помощью к Государю? Не поможет, у барона полно денег, он наймет толковых адвокатов, и они выиграют дело, а мне даже нечем оплатить судебные издержки. Мальфус сейчас пишет твоему другу. Надеюсь, что-нибудь хорошее из этого выйдет.

Солнир замолк, судорожно сглотнул, а потом зарыдал в полный голос. С небес хлынул настоящий ливень. Подросток почувствовал, что дождь обжигает его кожу и впервые, продолжая плакать, обратил внимание на падающие капли. Они были мутными и темными. Потемнел и непривычно сгустился сам воздух вокруг. И в этом, близящемся к вечернему, полумраке, посреди полянки, а может быть, убитому горем подростку показалось, на мгновение возник силуэт в плаще с капюшоном, и очертания тела под плащом были ужасном образом изломаны.

Подростку почудился голос, мокрый, как дождь, и страшный, как стук мародеров в дверь крестьянской хаты посреди ночи.

- О ком плачешь, щенок? О выродке из стаи Серых Крыс? Это я лишил его жизни. Я и тебя скоро убью. Ты сдохнешь, щенок. До встречи.

Голос и силуэт исчезли. А Серыми Крысами, как было прекрасно известно Солниру, звали Норн-Девиальские простолюдины Рыцарей Альбахорна, полагавшие их шпионами и убийцами, готовыми на все ради Магистра и Ордена. Граф Уртан действительно в свое время служил Магистру, но он ведь ни за кем не шпионил, а убивал только додлингов на поле брани, а вот почему оставил службу Серой Твердыне, Диаэрб-старший никогда не говорил.

Так что же это за призрак? Мстительная тень додлинга, сраженного отцом? Возможно.

Солнир вдруг почувствовал себя плохо. В горле пересохло, по лицу и спине стекал липкий пот, в глазах мутилось. За его спиной раздались какие-то звуки. Он обернулся. Его кобыла мелко дрожала всем телом, и ... не может быть - всхлипывала, как женщина. Что могло ее напугать до такой степени? Она даже не заржала, не осмелилась. Но и не покинула хозяина, и это делало ей честь.

- Бедная моя, - сказал подросток. - Ты тоже это видела? Натерпелась, небось? Ну ничего, едем домой, там придешь в себя.

Ливень сперва заметно ослабел, а вскоре и совсем прекратился. В облаках показались просветы.

Солнир взобрался в седло - очень неловко и неуверенно - ноги и руки его дрожали. Тшорот! Да что он, заболел, что ли?

Обратная дорога смутно отложилась в его памяти. Очень хотелось сойти с лошади, прилечь прямо на землю и отдохнуть. Но он знал - если сделает так, то больше не поднимется. Иногда он ненадолго проваливался в беспамятство, однако в седле удерживался. И вот, после долгого пути, под ногами замелькало родное картофельное поле. Но здесь молодой граф почувствовал себя совсем худо. Теперь он больше не сидел верхом на Слинхель, а лежал на ее спине.

Странно, что ни один крестьянин на обратном пути ему не встретился.

Затем черная, горячая пелена накрыла его с головой, и просто не помнил, где был и что делал.

Первый раз подросток пришел в себя у Источника Фей, сокрытого в глубине лиственничной аллеи, расположенной в полумиле от замка, недалеко от берега Элрисса. Кристально чистая вода выходила, устремляясь в реку, из небольшого озерца, дно которого прежние Диаэрбы выложили кхадумским мрамором.

Голова ужасно кружилась. Где была Слинхель, молодой граф не знал. Деревья освещались робким закатным солнцем. Близились сумерки, наполняя все вокруг таинственностью и неповторимой, вечерней красотой.

Нет на земле такой красоты. И Солнир понял, что умирает. То, что произошло несколькими мгновениями позже, окончательно убедило его. Потому что изумрудно-зеленый свет, сошедший с небес, озарил землю, и когда он рассеялся, подросток увидел двух стройных красавиц, облаченных в сиреневые плащи. За спиной у каждой из них трепетали прозрачные лазурные крылья.

- Пресветлые Феи! Вы здесь? Я вижу Вас?

- Да, Солнир, милый мой мальчик, - нежным, как весенний рассвет, голоском, пропела сидящая справа. Ее волосы были немного рыжими и слегка вьющимися, а глаза отливали небесной синевой.

- Мы с сестрой еще не улетели на запад. Остались, чтобы понаблюдать за нашим любимцем. За тобой, милый Солнир, - произнесла вторая. Волосы ее были пшеничного цвета, а глаза - наивно-серые.

- Мы знаем, что ты хотел бы служить нам.

- Это возможно, Солнир

- Мы приглашаем тебя в нашу страну. Однако тебе придется самому искать ее, и никто не поможет тебе.

- Будет очень больно.

- И очень страшно.

- Но ты способен пройти свой путь до конца.

- Ты встретишь любовь на своем пути. Это будет необыкновенная девушка. С ней ты испытаешь настоящее счастье.

- Милый, любимый наш Солнир. Прости нас, мы не можем больше говорить с тобой.

- Нам пора улетать.

- Подождите, милые Феи, останьтесь со мной хоть ненадолго, прошу Вас, не покидайте меня.

- Если очень захочешь, ты еще встретишь нас. А теперь... нам и в самом деле пора. Не обижайся, что провели с тобой так мало времени.

- Я никогда, никогда не забуду вас, милые Феи.

Слезы скатывались по щекам подростка - слезы радости и благодарности.

- До свидания, милый мальчик.

- Еще увидимся. Пока.

Свет, на этот раз лазурно-голубой, вспыхнул вновь и унес на своих волнах двух очаровательных созданий, а молодой граф внезапно перестал чувствовать под ногами землю и глубокий обморок восхитил его в страну вечной тьмы.

Спальня Солнира. Часы бьют три часа пополуночи. В кресле напротив постели сидит нечто сгорбленное и страшное, из под укрывающего голову серого платка глядят пустые глазницы с красными огоньками внутри. Черный рот ощерился двумя рядами острых, мелких зубов.

- Ты - Нэйлинне, Плакальщица! - шепчет Солнир.

- Ты угадааал....

- Ты приходишь к больным маленьким детям и забираешь их жизни. Но я-то взрослый. Мою жизнь тебе не забрать.

- Ошшибаешшься, малышшш. Ты стал малышом, когда заболел. У меня есть ножницы, чтобы срезать прядь волос с твоей головы, и вязальные спицы, чтобы выколоть тебе глаза. А потом я выпью твою кровь. И отдам тебя фольсдинам - они зароют тебя в землю лицом вниз, и ты никогда не увидишь бессмертных звезд.

С гобелена, который изображал Короля Креонинга I, убивающего дракона, сошел сам герой картины, с обоюдоострым топором в руке.

- Иди прочь, ночная воровка. Мальчишка мой! - закричал Государь и, оседлав существо, с которым сражался на картине, полетел к Солниру сквозь комнату, внезапно превратившуюся в зал огромных размеров, больше самого замка.

- Урааааа!!! -возопил Креонинг, поднимая топор.

На подростка вновь обрушилась тьма, погребая его под собой. Быть может, навеки.

Глава 2

Когда Солнир проснулся, на часах было пять утра, а за окном разливался порхающими мотыльками нежный летний свет. Мотельки танцевали и пели песенку:

Кому - в Путь, кому - война,

Ну а мне - Любовь нужна.

Рядом с кроватью Солнира сидела женщина в темно-синем платье, расшитом серыми листьями, волосы цвета воронова крыла были уложены в затейливую прическу, напоминающую нераскрывшийся бутон. Глаза ее были то карими, то изумрудно зелеными.

- Элла Эллиль Элллеа Ил Леле Лиль - пропела женщина.

- Здравствуйте, Госпожа, - сказал юный Диаэрб. Слова давались ему с трудом, в горле изрядно першило. - Не будет ли Вам угодно назвать Ваше имя?

- С удовольствием назову его. Я - Мархи Бладбоун, ведьма из Сох-Кириона.

- Сох-Кириона? Но его же не существует. Это - страна легенд, и давно уже нет в том месте ни колдуна, ни ведьмы.

- Ты ошибся, молодой граф. Мы по-прежнему живем, хотя и не сказать что процветаем. У нас есть могущественные враги - вампиры Эст-Каталана, однако от них хорошо спасает Каменная Река.

- А что такое Каменная Река?

- Словами этого не объяснить, Солнир. Реку нужно увидеть, но этого мало - нужно постичь ее душу, что удается немногим.

- Вы знаете мое имя? Откуда?

- Я давно путешествую по Эст-Девиалу. Верховные чародеи просили меня разведать и узнать, почему в здешних землях за последние сто лет не родилось ни одного мага, или доказать, что это неправда, обнаружив обладающих даром. Вчера, дорогой мой граф Диаэрб, выдалась ненастная ночь, и я решила остановиться твоим, дворецкий, чудесный, кстати, малый, сказал мне, что ты очень болен, и я предложила свою помощь.

- Мальфус дал свое согласие?

- О да. И как только я осмотрела тебя, сразу же нашла, что ты стал жертвой Эннлер Ингельн - "Злого Ливня", такие случаются один раз в несколько лет над проклятыми землями. Я пробыла у твоей постели всю ночь и отгоняла от тебя смерть. Теперь спи, милый Солнир, и запомни: все будет хорошо.

- Госпожа Мархи! А почему за окном - лето?

- Потому что сейчас ты видишь сон, и в нем нахожусь я, чтобы подготовить тебя к пробуждению. До свидания, милый граф Диаэрб! Этим утром мы встретимся вновь.

Мотыльки совершенно заполонили комнату, и второе за сегодняшнюю ночь беспамятство оказалось для Солнира слаще хмельного меда и в тысячу раз сильнее смерти.

Солнир спал.

Юный Диаэрб окончательно очнулся от сновидений около восьми часов утра. За окном было пасмурно, унылые тучи плавно двигались с севера на юг, а вслед за ними - караван журавлей.

Подросток вспомнил, что видел во сне, и был этим немного удивлен. Казалось, выйди он за дверь спальни, и действительно встретит ведьму.

Босые ноги Солнира, когда он поднялся с постели, ощущая легкое, но приятнгое недомогантие, утонули в серебристо-серорм ковре из Нортунгренда. И он отметил, что и прежде , каждое утро прикосновения этого ковра дарили ему радость, но сейчас она захлестывала его, будто выходца с того света, где ни жизни, ни радости не бывает, исключая странствие среди звезд, которого отнюдь не все достойны.

Подросток оделся и выглянул в коридор. Там не было ни одной живой души.

Хотелось есть. Юный Диаэрб решил позавтракать на кухне, чтобы не тратить время, и направился по узкой винтовой лестнице в подвал. И вот диво - на кухне орудовали двое незнакомцев: мужчина со смуглым, крючконосым лицом и подобная ему внешностью женщина.

- Кто вы такие? - воскликнул Солнир. -И что делаете в моем замке?

- Мы - слуги госпожи Мархи, - ответил мужчина со странным акцентом. - С согласия дворецкого она выгнала из вашего дома пятерых предыдущих слуг, используя чары и заменила двумя своими, то есть мной - Арнингом, и ею - Нинрим.

- Подождите! Какая-такая госпожа Мархи? Та, что мне приснилась?

- Возможно, и приснилась, дорогой граф Солнир, - ответствовал Арнинг. - Она умеет входить в сон другого человека. Да вот она, кстати, можете познакомиться.

Солнир мгновенно обернулся. По лестнице грациозно спускалась героиня его сна - в таком же темно-синем платье, с такой же прической. Юный Диаэрб ошарашено взглянул на нее.

- Так это вы... та самая Мархи Бладбоун из Сох-Кириона, что вылечила меня сегодня ночью от последствий "Злого Ливня" ?

- О да, юный граф. А теперь, прежде чем приступить к трапезе, я рекомендую тебе выпить мою микстуру - она окончательно изгонит болезнь. Из бархатного кошеля на поясе ведьма достала небольшой прозрачный пузырек с кроваво-красной жидкостью внутри.

- Это настой из шестнадцати полевых цветов, собранных на моей родине. Сделай только один маленький глоток, Солнир, иначе ты умрешь.

- Из рук такой женщины, как ты, я готов принять даже смерть.

Солнир взял бутылочку и отпил из нее совсем чуть-чуть. Этого оказалось достаточно, чтобы через несколько мгновений по жилам пробежали пузырьки веселья, от которых дух Солнира воспарил в радостные дали, а тело налилось небывалой мощью.

- Ну и снадобье, госпожа ведьма - воскликнул подросток. - Теперь, мне кажется, я готов одолеть десятерых в неравном бою.

- Благодарю, что похвалил мою работу, дорогой граф.

- А ты действительно выгнала Маундхеймовых прихвостней из моего замка?

- Я прочла заклинание и сотворила призраки черных кошек, что шипели и бросались на этих дураков. Те даже не стали собирать свои пожитки - мигом выпорхнули на улицу.

- Госпожа Мархи. А можешь ли ты мне показать этих... кошачьих призраков, уж очень хочется взглянуть на них? Уверяю тебя, я не испугаюсь, ибо я дворянин.

- Ну что ж. Ты сам этого пожелал, юный Солнир.

Ведьма сложила в щепоть пальцы левой руки и произнесла хриплым и низким голосом

- Этрир Ном! Энгьеххеллеллиах!!! Варанай!!!

Тотчас же тени под кухонными столами зашевелились, и пушистые черные тени с мяуканьем выпорхнули из них.

Окружив Солнира кольцом, они замолкли, словно ожидая приказа ведьмы.

- Какие славные, - воскликнул юный Диаэрб. - А можно их погладить?

- Неужели ты не боишься? - удивилась Мархи. - Ты, человек, знакомый с волшебством лишь по старинным романам? Я воистину поражена. А вот насчет того, чтобы погладить - хочу тебя предупредить, ощущение может быть не слишком приятным.

Но Солнир уже не слушал ведьму. Ощутив себя героем от произнесенной ею похвалы, он простер свои руки к ближайшему мурлыке, попытался коснуться его, однако руки погрузились во что-то липкое и холодное, и все животные в сей же миг истаяли облаками серого тумана

Не считая ведьмы и слуг, кухня была пуста.

- Так они... не настоящие, верно, госпожа Мархи?

- Разумеется, дорогой мой граф. А вот в Сох-Кирионе, где все пропитано магией, я могу наколдовать настоящего леопарда. И он останется таковым, если, конечно, не вздумает покинуть пределы нашего королевства.

- Я был бы не против очутиться в твоей чудесной стране, посмотреть, что там и как, а потом написать об этом книгу.

- Человеку свойственно добиваться того, чего он хочет. Любое желание может быть воплощено. Не пройдет и нескольких месяцев прежде чем я закончу свои изыскания здесь, в Междугорье, а потом... могу взять тебя с собой.

В это время, по лестнице спускался дворецкий. Он сразу же окинул ведьму исполненным благодарности взглядом, и вежливо приветствовал ее. Потом потрясенно посмотрел на Солнира, вчера изнемогавшего в плену неведомой болезни, а ныне - здорового и полного сил. Сегодня во взоре дворецкого впервые за три года появилась надежда.

Мальфус рассказал Солниру, что его верная лошадь привела дворецкого к Источнику, рядом с которым он увидел молодого дворянина лежащим без сознания и перенес его в замок. А потом появилась Мархи.

Слуги по распоряжению Мальфуса (а право распоряжаться ими предоставила ведьма), накрыли стол в столовой, принесли яичницу со специями, сыр, обжаренный в сухарях, и подогретую копченую колбасу. Никто не видел, как они варили кофе, но получился он отменным, с таинственным и загадочным послевкусием.

Дворецкий напомнил юному Диаэрбу, что сегодня у него нет причин уклоняться от занятий, поскольку болезнь отступила, и Солнир вынужден был с ним согласиться.

Мархи попросила разрешить ей присутствовать в библиотеке во время уроков, чтобы понять, сколь далеко продвинулись в Междугорье естественные науки.

Алгебра и геометрия не произвели на нее впечатления. Чародеи используют совсем другие формулы и расчеты, в чем-то более простые, а в чем-то гораздо более сложные, нежели математика. Однако о том, что касается стратегии и тактики военных действий, в Сох-Кирионе не знали почти ничего - со дня основания королевства там не было никаких войн.

Когда молодой граф и Мальфус с особенным тщанием разбирали великие битвы прошлого, причины победы или поражения той или иной стороны, ведьма очень внимательно вслушивалась в их речь, будто боясь пропустить хоть слово. А вот в сочинениях ученых-алхимиков, столь любовно в свое время собираемых дедом Солнира, она обнаружила много ошибок и неточностей, и пообещала старательному ученику преподать истинное знание и превращениях элементов.

В этот же день, за ужином, юный Диаэрб поведал госпоже Мархи о безвременной гибели отца и странном исчезновении матери.

- В последнем случае - с серьезным видом произнесла чаровница - я, наверное, смогу помочь тебе. У меня есть магическое зеркало, и в нем я попытаюсь увидеть, что же на самом деле случилось с твоей матушкой, и где она сейчас.

- Госпожа Мархи, твоя помощь была бы воистину бесценной. А можно и мне будет заглянуть в твое зеркало?

- Это не совсем безопасно, дорогой мой граф. Но если ты действительно хочешь этого, я попытаюсь оградить тебя чарами.

- Я согласен. Когда приступим?

- Как только часы пробьют одиннадцать.

Библиотека была в замке помещением, наиболее близким к небу. В ней и решили провести магический опыт.

Как правило, в это время молодой граф уже спал, но сегодня сон как рукой сняло.

Ведьма принесла с собою черное как ночь зеркало в серебряной оправе, и поставила на стол две черные свечи.

Потом набила трубку, прикоснулась указательным пальцем левой руки к табаку, и он принялся тлеть. Легким взмахом правой кисти она зажгла обе свечи, что несказанно поразило Солнира

Дворецкий же, в отличие от юного Диаэрба, особенного восторга не выказывал, скорее тревожился за подростка - не случится ли чего непоправимого. Однако, раз уж ведьма подняла Солнира едва ли не со смертного одра, она, скорее всего, не подведет и сейчас - так, похоже, рассуждал Мальфус.

Выкурив трубку, ведьма сказала:

- Смотри в зеркало и думай о твоей прекрасной матушке, о златокудрой леди Солейн, о той, что вскормила тебя, думай так, как будто она здесь.

Свечи затрещали и разгорелись ярче. Солнир вглядывался в черную бездонную глубину зеркала, и вскоре начал различать в ней кроваво-красные сполохи, которые складывались в причудливые узоры, похожие не то на оперенье чудесных птиц, не то на кровяной морозный иней на стекле.

- Твоя матушка жива, - тихо прошептала Мархи. - Однако в мире людей ее нет. Даже не знаю, как это объяснить.

И вдруг, когда ведьма еще договаривала последнее слово, зеркало перед глазами Солнира внезапно увеличилось в размерах и затянуло его в водоворот сверкающих разноцветных искр.

Солнир был один, вокруг лил холодный дождь, но этот холод ощущался не кожей, а каким-то новым, шестым чувством.

Ударила молния, и подросток увидел крепостную стену вокруг собственного замка, а навстречу ему бежала... белоснежная волчица!

После яркой вспышки тьма снова накрыла землю, и юный Диаэрб услышал тоскливый, траурный вой - как раз в той стороне, откуда приближался зверь.

Внезапно все вернулось на свои места. Рядом сидела Мархи в плетеном кресле, и глаза ее были широко раскрыты от удивления. Мальфус держал юного Диаэрба за запястье, чтобы чувствовать удары его сердца.

- Невероятно - воскликнула ведьма. - У тебя есть дар! Скажи мне, что ты видел!

Солнир подробно описал ей сцену, увиденную в коротком обморочном забытьи. Мархи задумалась. Наконец она сказала:

- Ты должен знать легенду, согласно которой все дворянские роды Междугорья происходят от волков.

- Я знаю ее. Сначала небесные волки, чьи глаза - звезды, спустились на землю, когда все покрывал снег, а потом стали людьми.

- О да. И земля приняла их с радостью. Она расцвела и благоухала. Все, что ты видел, дрогой граф Диаэрб, имеет особый смысл, и когда-нибудь ты обязательно отыщешь истину.

- Мархи, ты говорила о каком-то даре... Что ты имела виду?

- Ты владеешь магической силой. И если захочешь, можешь стать настоящим волшебником.

- В Междугорье говорят, что дворянину не пристало творить волшбу. Однако Элайдин Среброокий, первый наш король, умел вершить чудеса. Я сначала посоветуюсь с Мальфусом, а потом, быть может, соглашусь на то, чтоб ты кое-чему меня научила.

- Тогда я, наверное, оставлю вас одних, и удалюсь в комнату, которую твой дворецкий любезно мне предоставил - речь шла о небольшой гостевой комнате на третьем этаже. Слуги же очаровательной ведьмы получили разрешение жить не в людской, близ кухни, а во флигеле, с северной стороны замка.

Как только Мархи ушла, между дворецким и Солниром состоялся короткий разговор.

- Ты доверяешь ей? - тихо спросил дворецкий. - Ведь тебе должно быть известно - то, что чувствует юная душа, гораздо ближе к правде, чем любые домыслы и догадки.

- Душой - доверяю. Ведь она все-таки спасла мне жизнь. А разум велит мне бояться - ведь в Междугорье сотню лет никаких волшебников не водилось, помимо деревенских знахарок, что продают амулеты от сглаза, лечат травами, да предсказывают погоду.

Упоминая сотню лет без магии, Солнир, конечно же, имел ввиду Аэрдейна, придворного чародея короля Файнлинга IV, сгоревшего заживо на глазах у государя во время неудавшегося ритуала, в ходе которого чародей пытался превратить кусок простой горной породы в алмаз.

Сам Аэрдейн имел троих совершенно бездарных учеников, которые после его гибели разбрелись кто куда, и с тех пор о настоящих волшебниках никто ни в девиальсктих землях, ни во всем Междугорье, не слыхал.

Черные колдуны Фольсдайна - не в счет. Это - обычные люди, способные входить в связь со своими умершими, но не погребенными (нарочно) родственниками, и получать от них силу, и с ее помощью насылать порчу и мор впереди своих наступающих войск.

Мальфус ответил Солниру:

- Доверяй ей. Но - бойся. Разум - орудие мужчины. Иногда он должен обуздывать душу.

- Я согласен с тобой.

А в это время ночной ветер ощупывал прохладными пальцами окна и витражи, и гнал по небу рваные облака, между которыми виднелись звезды - глаза Небесных волков.

Следующие несколько дней выдались на редкость солнечными и теплыми.

Мархи восторженно смотрела, как Солнир и Мальфус упражняются с оружием, неизменно присутствовала на уроках в библиотеке, днем юный Диаэрб прогуливался с ведьмой по окрестностям, показывал свои угодья, также успели они посетить и деревни, в одной из коих Мархи исцелила девушку, больную лихорадкой.

Начиналась ярмарка. Крестьяне Диаэрбов подготовили обозы и нужная часть людей отправилась в Миствельд - торговать зерном, сидром, скотом и птицей. Вечерами, когда мир вокруг засыпал, ведьма учила юного Диаэрба магии.

- Ты знаешь, как произносится слово Огня? Аннин - вот так оно звучит. А твоя рука пусть будет продолжением заклинания. Коснись рукой вот этой свечки и произнеси слово огня.

- Аннин, - сказал Солнир, прикоснувшись к фитилю.

Ничего не произошло.

- Чтобы зажечь свечу, ты должен ощутить огонь в себе и вокруг себя, ласковый и в то же время испепеляющий и грозный, ты должен постичь его непостоянство и гордость, беспощадность и величие.

Солнир вдруг представил себе погребальный костер, на котором уходил в последний путь его отец, прежде чем прах перенесли в усыпальницу. Он совершенно ясно видел перед собой неистово реющие сполохи, а потом припомнил, как вместе с живым еще графом Уртаном разжигал ласковый и добрый костерок, чтобы обогреться в зимнем лесу.

- Аннин, - произнес он вновь, и пламя тут же охватило фитиль.

- Вот видишь! У тебя получилось!. Слово можно произносить и про себя. Со временем ты этому научишься, правда, на такое у неопытного мага уходит гораздо больше сил. А теперь зажги еще пару свечей и остановись, иначе можешь потерять сознание от слабости. А на днях я научу тебя вызывать дождь.

В голове у Солнира зародился вопрос - удивительно, почему он не возник ранее:

- Мархи, ты говорила, что я попал под "злой ливень", который бывает над проклятыми землями. Значит, место, где погиб мой отец, проклято?

- Видимо, да. Наследие страшного народа, живущего здесь прежде. Но это не могло помешать душе твоего отца подняться к звездам.

- Я видел там призрака. Он сказал, что убил моего отца и убьет меня.

- Полагаю, то был неупокоенный дух одного из тех, кто жил здесь до пришествия рыцарей Девиала. Он вполне мог вселиться в кабана. Уж не знаю, чем насолил ему покойный граф Уртан, однако тебе больше не следует посещать то место, тем более в одиночку. А за пределы леса эта тварь ни за что не выйдет.

- Но в обличие вепря он все же выходил, не так ли?

- Меч графа Уртана лишил силы это отродье на много лет. Теперь он не сможет воплотиться в животное.

- Главное, чтобы опять не пострадали невинные люди. Мархи, послушай, а его можно как-нибудь уничтожить?

- Его можно только изгнать, но после этого он будет творить зло на новом месте. Конечно, какой-нибудь по настоящему великий чародей, наверное, смог бы. Но, увы, не я.

- Тогда завтра я скажу нашим охотникам - пусть никто туда не ходит.

- Мудрое решение.

Утром, 22-го Иллирена, в поместье нагрянул Маундхейм. Ворота крепости никто не запирал, ибо войны в этих краях не было, и опекун Солнира въехал во двор с пятью вооруженными телохранителями, чьи головы были повязаны коричневыми платками, словно они какие-нибудь додлинги.

В это время Солнир и Мальфус пробовали боевые качества своих клинков, а Мархи, как повелось с того дня, когда она приехала в замок, с интересом наблюдала за схваткой.

- Извольте прервать ваше благородное занятье и выслушать меня, - сказал барон с искаженным от гнева лицом.

Молодой Диаэрб и дворецкий, поклонившись друг другу, убрали мечи в ножны.

- Мало того, что ты угрожал моему управляющему - продолжил опекун - ты еще и поселил в замке неизвестно откуда взявшуюся чародейку. Запомни, покуда тебе не исполнилось шестнадцать, делами этого замка ведаю я, и я не потерплю здесь никакого колдовства. А теперь ты, ведьма, послушай меня. Убирайся, откуда пришла, или за твою погибель никто меня не осудит.

- Ну, давай, прикажи своим бравым молодцам застрелить меня из лука. А лучше вспомни про сломанную курительную трубку и тшорот в кладовке.

- Что?! - лицо Маундхейма вытянулось. Телохранители гарцевали рядом, недоумевая, почему хозяин не отдает приказа стрелять в женщину.

- Ладно, живи, проклятая колдунья. Однако не смей вмешиваться в дела поместья, В противном случае я лично повешу тебя на ближайшей осине, и не посмотрю на... Тшорот, поехали отсюда. И добавил, когда лошади уже тронулись. - Пока что нам нечего здесь делать.

Солнир и Мальфус были несказанно удивлены поведением Маундхейма, и молодой Диаэрб не преминул спросить об этом Мархи.

- Все очень просто, - ответствовала ведьма. - Я взяла из его головы нечто, чего он боится, но сама точно сказать не могу, что это такое - я видела лишь какие-то размытые образы. Даже удивительно, почему он так быстро убрался восвояси. Если бы его предоставили мне на более долгое время, я бы, конечно, извлекла бы все, не считая самых глубоко сокрытых воспоминаний.

- Вот что приходит мне в голову, любезная госпожа, - заговорил дворецкий, и глаза его сверкнули., как у леопарда, изготовившегося к броску. - Ведь вам рано или поздно придется покинуть Холд-Милвердейн, поскольку такова воля пославших вас сюда. А я и Солнир останемся здесь наедине с бароном и его бандитами.

- Ах, вы об этом? Но мой поиск уже закончен, ибо в лице молодого графа я нашла мага, и дети его, что очень вероятно, также будут иметь врожденный дар. Теперь я могу послать весточку в Сох-Кирион обо том, что я здесь обнаружила, а сама остаться здесь, с Солниром, чтобы учить и охранять его.

- Истинный дворянин не нуждается в охране - чеканным голосом проговорил Солнир.- Но общество доблестной ведьмы доставляет мне радость - пусть остается, нисколько не возражаю. Тем более в четырнадцать лет я добьюсь помолвки со знатной леди из Борга, как мой отец, и Маундхейм будет совершенно беспомощен, ибо тогда вплоть до моего совершеннолетия управлять Холд-Милвердейном станет моя будущая родня, люди крепкие да с острыми клинками. И твоя защита, МАрхи мне более не потребуется, но лучшей моей подругой ты, несомненно, будешь всегда.

- Спасибо за добрые слова, дорогой мой Солнир. Ты растрогал меня до глубины души.

- Я также готов служить тебе, честная и добрая колдунья. Мой клинок не подведет тебя.

- Мне лестно слышать подобное от благородного рыцаря. Но у ведьмы, знающей то, что не знают другие, может быть множество врагов. Неужто ты со всеми справишься?

- Ты считаешь, мои слова опрометчивы?

- Нет, милый мой граф Диаэрб, я так не думаю, просто ты еще очень молод, и у тебя горячая кровь, и все это вкупе может навлечь на тебя неприятности. Взрослый мужчина должен быть мудрым - именно таким тебе предстоит стать, хотя бы для того, чтобы править своим поместьем. Ну да ладно, мои учителя говорили, что из меня плохая советчица, пойдем лучше, я научу тебя вызывать дождь, тем более условия сейчас подходящие.

Около часа пополудни магическое действо Солнира, совершенное под присмотром волшебницы, возымело успех. Дождь лил как из ведра, однако через полчаса погода снова стала ясной, а молодой граф едва не упал в обморок.

- Ничего страшного, - подбадривала его Мархи. - Скоро ты научишься черпать силу из окружающего пространства.

25-го числа в Холд-Милвердейн приехали бродячие артисты. В числе песен, которые они распевали перед простолюдинами, одна оказалась про Вальдека-Освободителя, Норн-Девиальского доброго разбойника, известного также как Бахта Забубенник. Еще кукольную пьесу про то, как глупый барон лишился своего могущества и пошел по миру благодаря умному крестьянину.

Солниру пьеса понравилась (как впрочем и песенка), однако, отождествлять Маундхейма с глупым героем спектакля он не собирался, ибо природа не обидела умом опекуна Диаэрба, но ум этот вряд ли был направлен на что-нибудь доброе. Лишь нажива беспокоила Маундхейма, что подтверждалось слухами, быстро разнесшимися на празднике.

К себе в поместье барон артистов не пускал, вот и ходили его крестьяне на подобные празднества в поместье Диаэрбов, и от них услышал будущий хозяин, которые всегда беседовал с простолюдинами на равных, что барон уличил свою супругу в неверности и собирается развестись с ней, дабы затем жениться на дочери норнского герцога, за которой приданое - в пятьдесят тысяч фриннов и часть Фредрумского рудника, пусть малая, но зато приносящая постоянный доход.

"Может быть, получив такие деньги, барон откажется от притязаний на мои земли?" - подумал Солнир и тут же одернул себя: нет, не откажется. Жадность его не знает границ. Придется, видимо, рассчитывать на помощь Мархи - пусть испугает его как следует.

В этот миг к Солниру подошла дочь местного кузнеца. В свое время дворецкий подобрал ее в пару молодому Диаэрбу, чтобы обучить его танцам.

- Здравствуйте, граф!, - сказала она. - Быть может, потанцуем?

- Я согласен, - ответил подросток.

Юный Диаэрб подошел к музыкантам и попросил их сыграть Ингельрит. Услышав первые аккорды, все пребывающие поблизости от Солнира и Арлин, составили "улей", а прочие стали "пчелами". Танец вышел на славу. Когда свет костра падал на правильные черты лица девушки, на ее черные, пушистые ресницы, казалось, будто она по меньшей мере графиня, истая хозяйка здешних угодий.

"А что? - мелькнула у Солнира мысль. - Некоторые из моих предков женились на дочерях крестьян. Дворянскую кровь иногда нужно разбавлять, так написано в умных книгах. Но в моем случае это никак невозможно. Мне требуется опекун сроком на два года, а кузнец в силу своего происхождения никак не может им быть".

В это время из балагана вышел человек, чью голову украшал черный платок с черепами, одетый в черную мантию. Возраст его, на первый взгляд, составлял лет тридцать пять.

- Фокусы, дамы и господа, фокусы. Исчезновение и превращение вещей, отпиливание головы с последующим ее прикреплением к телу без ущерба для здоровья обезглавленного, и другие чудеса магии и волшебства, - кричал передвигающийся на ходулях клоун. - Фокусы, фокусы, три монеты, чтобы увидеть чудо, подходите, наш магистр Альверсолвур покажет вам настоящие чудеса.

- Интересно, - спросил Солнир у Арлин, - как ты думаешь, он действительно настоящий волшебник, или шарлатан?

- Мой отец говорит, что все фокусники - шарлатаны - ответила девушка. - Они ловко обманывают людей, и заколачивают на этом деньги.

- Пойдем посмотрим, что он там вытворяет. У меня в кармане есть кое-какая мелочь.

Когда они с Арлин подходили к фургону, великий волшебник Альдверсолвур выдувал из соломинки огненные шары, которые рассыпались в воздухе разноцветными искрами, никого при этом не обжигая.

- Граф Диаэрб - воскликнул фокусник, прекратив свое занятие. - Какая честь для меня! Какая честь!

- Ты узнал меня по одежде? - спросил Солнир?

- Я знаю многое, милостивый государь. Как знаю и то, что эти угодья - пока еще не совсем ваши. Но поверьте, все у вас будет хорошо. Ммм, возможно, будет...

- Ты видишь грядущее?

- Не очень отчетливо. Но у меня есть особые карты - они могут рассказать больше

Тут у фургона откуда ни возьмись появилась Мархи.

- Кого я вижу! - в голосе ее слышалось безмерное удивление. - Мастер иллюзий собственной персоной.

- Мне о тебе уже поведали, добрая волшебница. Предлагаю устроить состязание, и узнать, чья магия сильнее.

- Охотно - согласилась ведьма - и глаза ее заблестели. - Начнем, думаю, с меня, так как ты, мастер иллюзий, мне не веришь.

- Хорошо. Начинаем с тебя.

- Я могу поднять этот фургон в воздух. Те, кто внутри, пусть остаются там. Итак, начали.

Ведьма сложила кисти рук в какой-то хитрый знак и произнесла:

- Энрим Аэр! Нирртхайн Фломмер Дискон Авэртат. Варанай!

И... фургон послушно воспарил вверх на целых два ярда. Изумлению крестьян не было предела.

- Пусть те, кто желает, пройдут под повозкой и убедятся, что это не обман зрения, - произнесла волшебница тоном победителя.

Смельчаков нашлось немного, но те, кто прошел под фургоном и потрогал его, уверяли, что он действительно поднялся вверх, и никаким шарлатанством здесь и не пахнет, а благородный Диаэрб засвидетельствовал это первым.

Когда желающих проверить, обман все это или же нет, более не стало, ведьма раскинула руки в стороны и фургон послушно опустился на землю.

Как ни странно, когда он поднимался, ни одного удивленного лица не выглянуло из-за занавесок- то ли привыкли к подобному волшебству, то ли по другой причине, но сейчас занавески раздвинулись, и растерянное лицо девочки-подростка принялось изучать пораженную публику.

- Я - ученица магистра - сказала девочка. - Сперва подозревала, что это - обычный трюк, а теперь думаю, здесь имеет место настоящее волшебство. Госпожа чародейка, а вы не могли бы еще раз поднять фургон на небольшую высоту, чтобы я залезла под него и все проверила.

Ведьма исполнила ее просьбу и повозка вновь поднялась примерно на два с половиной фута.

Девочка ползала под фургоном и ощупывала землю, колеса, а также дно повозки. Выбравшись из под нее, она твердым, уверенным голосом заявила:

- Здесь нет никакого обмана. Настоящая магия. Мастер иллюзий, ты проиграл.

- Не вполне, дорогая моя Альвейн. Любезный граф Диаэрб, позвольте, я погадаю вам на картах?

- Приступайте мастер.

Фокусник вынул откуда-то из складок мантии колоду карт и показал ее Солниру.

- Выберите одну, господин граф. Она сперва расскажет нам о вашем о прошлом. Но сначала, если не верите мне, перетасуйте колоду как можно усерднее.

Воспользовавшись советом мастера иллюзий, Солнир вытянул карту и показал ее фокуснику.

- "Замок" - произнес Альдверсолвур. - Я предлагаю своим зрителям возможность самим толковать значение карты. "Замок" - ваше прошлое, благородный граф. А теперь еще раз посмотрите на карту и убедитесь, что она - та же самая, которую вы взяли из колоды. Убедились? Положите ее на правую ладонь и прижмите левой. Теперь же гляньте на нее. Видите! Она превратилась в другую, и говорит вам о будущем. О пресветлые Феи, это же семерка мечей, означает внезапную смерть... Не обязательно вашу, любезный граф, может погибнуть ваш друг или слуга. Умоляю вас простить меня за такое плохое предсказание.

Праздник продолжался, но настроение Солнира испортилось, да и Мархи не выглядела воодушевленной, и поэтому юный Диаэрб и ведьма решили отправиться домой.

За вечерним чаем Мархи сказала:

- У самого мастера силы нет, я бы почувствовала. Она таится в предметах, которыми он пользуется, видимо, доставшихся ему по наследству. Но я не могу сказать, лгут эти карты или говорят правду.

- Так что же нам теперь, бояться собственной тени? Нет уж, тысяча тшорот, я ничего не буду бояться с этой минуты. А ляжет снег - пойду один на медведя. И никто меня не остановит.

- Будь мудрым - произнесла ведьма, извлекая из накрашенных в темно-вишневое губ мундштук трубки. - Будь мудрым. Чтобы выжить и победить

Глава 3

Месяц Альмарен приблизился и начал царствовать, как ему положено. Упавшие листья понемногу утрачивали свою красоту и частенько были мокрыми от дождя. Паутинки в воздухе больше не парили - их собрал Черный Менестрель для своей лютни, дабы играть мелодию зимней вьюги.

Для Солнира и дворецкого четвертое число выдалось радостным, ибо к ним приехал друг покойного главы семейства, носящий гордую фамилию Асавельд, и сказал, едва спешившись со своего гнедого жеребца:

- Будет судебное разбирательство. Я рассчитываю вот на что - у Диаэрбов есть более близкие родственники в Борге, чем Маундхейм, породнившийся с твоей, Солнир, семьей полтора века назад.

Юный граф с надеждой смотрел на сурового воина, облаченного в кольчугу, светловолосого и голубоглазого, как и он сам, и думал: уж он-то справится. .

Известие о том, что Солнир недавно познакомился с ведьмой, рыцарь Инглерн воспринял холодно и мрачно, а вечером, когда слегка напился, отвел молодого Диаэрба в сторону и тихо прошептал ему на ухо:

- Негоже дворянину якшаться с колдуньей. Она еще доведет тебя до беды, попомни мои слова. Однако это твой дом, делай что хочешь, но сказанное мной держи в памяти.

- Мархи спасла мне жизнь. Согласно законам дворянской чести, вправе ли я после этого не доверять ей?

- Не вправе. Но я поручил Мальфусу за ней следить, куда бы она ни направилась. В моей жизни колдуны были только врагами. Когда фольсдины напали на Борг, у них были маги, заклятьями вырывающие сердца из груди наших лучших воинов. Твой отец, находясь рядом со мной, поразил одного из таких, метнув нож ему в голову. Потом, после битвы, когда победа все-таки оказалась нашей, мы с графом Уртаном осмотрели труп. На нем были перчатки из человечьей кожи. А Мархи такие не носит случайно?

- Нет, не носит.

- Слушай еще. Затем грянул поход возмездия. Мы продвинулись на тридцать миль вглубь Фольсдайна. Раскопали двадцать три могилы - в них лежали не сожженные останки, а обычные мертвецы лицом вниз, и на них, о пресветлые Феи, мы не заметили ни единого признака тления. Больше того, один из них встал и бросился на нас. Твой отец отсек ему башку, но это не помогло. Он по прежнему бился с нами до тех пор, пока мы втроем с графом Уртаном и еще одним отважным капитаном не изрубили его в куски, все еще продолжавшие дергаться и сокращаться. Вот так, мой мальчик. Впредь ты должен знать, что есть колдовство.

- Но Мархи вовсе не из Фольсдайна. Она из Сох-Кириона.

- Это она так говорит.

- Она уже творила чудеса на нашей земле. А фольсдин не может колдовать в большой дали от могил своих предков.

- Твоя правда. Но подумай, если она прошла от начала до конца Белл-Харисскую топь, где рождаются гхирны, какая темная сила охраняла ее?

- Быть может не темная, а светлая. Мне кажется, граф Инглерн, вы слишком подозрительны.

- Я слышал от Мальфуса, она преподает тебе магию. Если ты - настоящий дворянин, немедленно прекрати это.

- Но мой дар... он пропадет.

- Тебе в дар достались руки, способные держать оружие. Этого хватит с лихвой. Дай слово Диаэрба, что прекратишь уроки. Или тебе придется биться со мной, и я изуродую тебе лицо, да так, что ни одна девчонка на тебя не посмотрит.

- Я даю слово Диаэрба больше не брать у Мархи уроки волшебства. Ну а хотя бы алхимией, наукой о превращении веществ, я могу с ней заниматься?

- Этим - можешь, сколько угодно. А теперь пойду еще немного выпью. И тебе разрешаю. За отца.

Траурное веселье затянулось надолго. Слуги, прежде служившие Мархи, подавали напитки и кушанья. Около одиннадцати часов вечера прозвонил надвратный колокол. Все изрядно удивились. Кто мог осчастливить их своим визитом в столь поздний час?

Оказалось - боевые друзья отца Солнира: барон Веллиард и граф Авенгерн. Как только они встретили Асавельда, не было предела радости и объятиям, пусть и встретились они по скорбному поводу.

Завтра наметили справить поминки, а сегодня все гости, кроме Асавельда, успевшего немного отдохнуть, валились с ног от усталости, и лошади их были загнаны.

Мальфус отвел прибывшим комнаты, и через полчаса все отправились спать.

Солнир так и не рассказал никому, кроме ведьмы, о призраке, которого он видел на месте гибели отца, ведь после такого рассказа гости вместе с Мальфусом, отвергнув помощь колдуньи, ринутся туда, и мало ли что может случиться - кто знает, на что способна эта тварь.

Утром гости по обычаю выпили чистой ключевой воды со словами: "Привет воину и брату. Ты сегодня с нами", воздымая в приветствии покойному кулак правой руки. Мархи, как оказалась, прекрасно осведомленная о девиальских традициях, повелела слугам приготовить нужные кушанья

На завтрак подали сладкий творог с изюмом и шестью приправами, а также легкое белое вино из Беринета, которое все, включая колдунью, выпили в полном молчании.

Муандхейма никто не приглашал, да и вздумай он явиться, вряд ли ушел бы целым и невредимым.

Почти сразу после завтрака гости порешили ехать к опекуну Солнира и разбираться с ним на его земле, однако Мальфус просто и коротко сказал:

- Вы нас покинете, а Солниру - оставаться здесь, - и убедил их не трогаться ни в какой путь, а достойно почтить память ушедшего героя, не покидая Холд-Милвердейн.

Воины, скрепя сердце, согласились. Теперь надежда была только одна - на пересмотр делав в королевском суде. Но все собравшиеся здесь прекрасно знали, что государь ныне покровительствует купцам, а не солдатам.

- Иногда мне кажется - подал голос Авенгерн, что будет лучше, если норны и додлинги нападут на нас при поддержке Фольсдайна и Колландимра. Тогда придется вспомнить королю про армию и союзников, и про детей, чьи отцы убиты на войне, которые завтра станут взрослыми и возьмут в руки оружие.

- Юный Диаэрб, между прочим, уже не ребенок, - заметил Мальфус Он сдал экзамен и теперь может идти в бой.

- Неужели? - воскликнул Веллиард. - Я поражен! Как хочется, чтобы все нынешние мальчики становились мужчинами, готовыми защищать свою землю, а девочки - их верными супругами, ожидающими их из похода.

Потом стали вспоминать житие и подвиги графа Уртана. В армии он оказался с шестнадцати лет. Почти сразу же сошелся с Асавельдом, и чуть позже - с другими двумя сослуживцами, ныне посетившими его дом. В восемнадцать решил попробовать себя на службе у Магистра Серой Твердыни, полные семь лет провел в Альбаххорне, участвуя в кровавых стычках с додлингами на ничейных землях, затем ему предложили войти в круг Тайных Хранителей, но он отказался и вернулся в армию Эст-Девиала.

Тогда же посватался к Солейн, и получил ее согласие. Через год родился Солнир. Но не часто граф находился в ту пору в стенах родного дома.

Отражал атаки своенравных норнских герцогов на востоке своей родины, а когда фольсдины твердо решили в первый раз стереть с лица земли Сумминаэт, бросился, не раздумывая, на помощь Боргу во главе отборной сотни, знавшей своего командира по другим битвам, и, возможно, он-то и стал соломинкой, переломившей хребет рогатому вепрю, как говорят в Девиале. Не единожды бывал он ранен, но всякий раз возвращался в строй. После событий в Борге, завершившихся сокрушительным поражением фольсдинов, в возрасте тридцати двух лет он оставил военную службу, так как в западном Междугорье был мир, а Солниру в это время едва исполнилось восемь.

Подросток до сих пор не мог забыть, как в том году отец взял его с собой в столицу, на праздник Хэульвайна, проходивший в ночь с 31-го Альмарена на 1-е Асавейна. В королевский дворец они приглашены не были, но хватило и богатого дома, принадлежащего знатному военачальнику, которого граф Уртан спас в бою, прикрыв щитом от летящей стрелы. Для детей был накрыт отдельный стол, изобиловавший пирожными и другими сладостями, и за этим столом Солнир познакомился с премилой девочкой, она назвала свое имя - Хелейн, да еще сказал, что любит вязать котят из шерсти, и подарила Солниру танец.

Здесь, в этом доме, мальчик впервые показал свое мастерство, которого он добился, изучая танцы вместе с дочерью кузнеца под чутким руководством дворецкого. Да и девочка, помнится, танцевала прекрасно.

Между тем в Холд-Милвердейн приблизилось время обеда. Трижды прозвонил колокол, установленный на угловой, северо-восточной башне. Для крестьян это значило - доставайте из своих припасов медовую брагу, время выпить за покойного Диаэрба.

Гости, сам Солнир и дворецкий (колдунью вежливо не пригласили) собрались в большой гостиной, им подали холодную баранину с цветной капустой, подали слуги женщины, которую они к трапезе не позвали. Следующий удар колокола, через пятнадцать минут, приказал всем выпить.

- За воина, отца и брата - крикнули дворяне и Мальфус.

- За господина и хозяина, - вторили им крестьяне в своих домах.

В этот миг тяжелые облака внезапно принялись расходиться над замком, и в просвете показался янтарный лик согревающего солнца.

- Хороший знак, - сказал Асавельд, и граф с бароном его поддержали.

Вся вторая половина дня была солнечной и теплой, а к вечеру все направились в склеп, чтобы зажечь тридцать шесть восковых свечей с особыми добавками, придающими им цвет и аромат: двенадцать синих, двенадцать зеленых и двенадцать красных

Свечи горели хорошо, источая яркий, ласковый свет, иногда весело потрескивая - видно, хорошо там, среди звезд, ушедшему графу Уртану, ибо праведно жил и достойно ушел, не уронив чести рода.

Напиваться в такой день считалось недопустимым, и гости, а также их хозяева, легли спать трезвыми, на тот случай, если умерший явится кому-нибудь из них во сне, ибо известно, что душа умершего винных паров не переносит.

Когда же проснулись, узнали, что сегодня ночью граф Диаэрб не посетил никого, и это тоже в своем роде добрый знак - видать, не должники ему ни дети, ни друзья, не требует от них покойный каких-либо дел и свершений.

Шестого числа гости разъехались.

- Будь мужчиной. Прежде всего, - сказал на прощание Веллиард, седлая коня.

- Храни серебро доблести и отваги в своей крови - добавил Авенгерн.

- Езжай в Борг и постарайся как можно скорее найти себе невесту. Я рекомендую тебе свататься к Ингрейн, дочери Нимрангора. Теперь прощай.

И вот, в начале двенадцатого, гости отбыли восвояси. Юному Диаэрбу стало тоскливо и одиноко. Как только друзья графа Уртана отправились в путь, колдунья легкой походкой тут же вышла на крыльцо.

- О чем грустишь? - спросила она - Я вижу вокруг тебя искры печали, и они подобные на вкус крепленым винам Беринета. Кстати, у нас, в Сох-Кирионе их обожают, а достать хотя бы одну бутылку очень трудно, ибо для этого нужно ехать в ваши края. Так признайся, чем ты опечален?

- Видишь ли... Асавельд взял с меня слово дворянина, что я не буду учиться у тебя магии, только превращению веществ мне и позволено с тобой заниматься.

- Вот как? Не расстраивайся. Любая магия - суть превращение материи - видимой и невидимой. Я преобразовала невидимую материю вокруг фургона на празднике, и он поднялся в воздух. Ты воздействовал на видимое вещество свечи, и она загорелась.

- Я понял тебя, Мархи. Значит, будем продолжать уроки. Но Мальфус ни в коем случае не должен ничего проведать. Впрочем, я придумал, как мы поступим. На заднем дворе моего замка есть алхимическая мастерская. Ее построил мой дед. Там мы сможем уединиться и Мальфус ничего не заподозрит.

- Ты умен, юный Диаэрб. Одно из лучших качеств мужчины, тем более - высокородного.

Их первый урок втайне от дворецкого происходил в заросшем по углам паутиной, в заставленном бесконечными ретортами и колбами кабинете. Здесь же, в незапертом на ключ сундуке, Солнир нашел дневник своего деда, на последней странице коего было написано: "Можно ли экстрагировать магию из субстанций, не обладающих магическими свойствами?"

- В Сох-Кирионе знают ответ, - глаза у колдуньи загорелись. - Я покажу тебе, как это делается. Постарайся запомнить все мои действия. Далее повтори их про себя несколько раз, как бы мысленно, и лишь потом сделаешь все сам. Необходимо взять несколько веществ из живой природы - сухой коровий навоз, деготь и масло нафтар. Вот тебе мое задание - раздобудь все эти ингредиенты, и мы приступим.

- Охотно раздобуду. Однако же нафтар придется взять у Мальфуса в кабинете, и не знаю, не заподозрит ли он чего.

- Ты не нарушаешь свое обещание. Этого достаточно.

Через несколько минут после ухода Солнира глаза ведьмы вдруг сузились, а лицо побледнело.

- Я слышу тебя, - сказала Мархи.

Воздух в помещении потемнел.

- Нет, - продолжила она разговор с невидимым собеседником - Я не могу исполнить. Не могу - с последними словами несколько капель крови вытекло из ее глаз, и ведьма смахнула их с лица носовым платком.

За окнами кабинета пролетел по двору порыв ледяного ветра и принес с собой тяжелый дух, как будто из разрытой фольсдинской могилы.

"Вот это да" - восхищался впоследствии Солнир. Сперва ведьма взяла первые три ингредиента и смешала их, назвав Черным Драконом, затем поставила колбу на открытый огонь и добавила в нужном порядке травы, соответствующие семи планетам, после чего содержимое колбы стало красным, как кровь, и превратилось, по ее словам, в Красного Дракона.

Подвергнув его перегонке, она получила прозрачную жидкость без цвета и без запаха. И капля жидкости, упав на свинцовый слиток... сделала его золотым. Волшебница сказала:

- Не обольщайся, Солнир. Разбогатеть таким способом не получится - через неделю золото превратиться обратно в свинец. А вот содержимое перегонного куба прекрасно заживляет раны и лечит многие болезни. Чтобы получить то, что ты видишь и что на моей родине называют "философским камнем", разум человека должен быть свободен от себялюбия и жадности, иначе ничего не выйдет. Поскольку "Красный Дракон" - субстанция магическая, сотворивший ее не может не являться магом. Таким образом, всякий является магом, если он свободен от себялюбия и жадности. Так написано в первой строке Золотых Скрижалей Сох-Кириона.

- Я запомню. Но тогда выходит, что и Мальфус, и мой отец, и его друзья, все они - маги?

- О да, мой дорогой. Все, кого ты перечислил, суть маги на поприще битвы и защиты родной земли.

- А может ли маг быть себялюбивым и жадным?

- Конечно. Но тогда он называется колдуном.

- А есть ли колдуны на твоей родине?

- У тебя очень пытливый ум. Конечно, есть, их довольно много, но большинство все- таки ближе к магам.

- А кто правит вами? Уж, наверное, не Король?

- Правит Верховный Чародей, избираемый на двенадцать лет.

- А какие качества обязан он иметь, чтобы править?

- В первую очередь - верность тысячелетним традициям магии. О прочем я не имею права говорить. Вот приедешь со мною в мою страну - сам обо всем узнаешь.

- Если Мальфус меня отпустит.

- А я его уговорю. Простой смертный не в силах противостоять чарам ведьмы.

Потом они разобрали перегонный аппарат и спрятали его части в разных концах лаборатории, а колбу с жидкостью и золотой слиток Солнир положил в тайник, в свое время указанный ему дедом. На сегодняшний день занятия были закончены, и Солнир решил, как обычно, прогуляться с ведьмой по окрестностям.

На выходе из мастерской их поджидал Мальфус.

- Солнир, подойди, мне нужно поговорить с тобой.

Юный Диаэрб прекрасно понял, о чем сейчас пойдет речь. Он со всей покорностью последовал за дворецким.

- Асавельд шепнул мне перед отъездом, что взял с тебя слово. И, как видно, ты его нарушил. Я очень, очень разочарован в тебе.

- Ты неправ, Мальфус. Я ни в коей мере не нарушал данного слова. Мы изучали алхимию.

- Я постараюсь поверить тебе. Постараюсь, Солнир. И не пробуй обманывать меня.

- Я не намерен этого делать, клянусь Феями.

И он действительно не лгал, ибо практиковал всего лишь алхимию - во всяком случае, так сказала Мархи.

Так с тех пор и устроилось в Холд-Милвердейне в течение последующих двух недель. После занятий с Мальфусом в библиотеке и обучения ратному делу волшебница и Солнир оставались наедине, а дворецкий был вынужден уезжать в подвластные Диаэрбам деревни - проверить, как распродается урожай - не доверять же в самом деле баронскому управляющему.

За непродолжительное время юный граф, разумеется, не мог научиться от Мархи многому, а повторить опыт с получением золота из свинца ему так и не удалось, но он не слишком сокрушался, ведь ему предстояло путешествие в Сох-Кирион, а уж там он непременно всему научиться.

Вечером 22-го числа подул резкий, порывистый северный ветер, и в его завываниях слышались вопли неупокоенных душ, так и не нашедших дорогу к звездам. Окна замка заволокло пеленой холодного дождя.

Солнир, недолго думая, воспользовался отсутствием дворецкого и прочел заклинание, чтобы разогнать тучи, однако оно не возымело никакого действия, а молодой Диаэрб ощутил в висках внезапную боль.

Волшебница, в этот вечер почему-то распустившая волосы, нашла Солнира в малой гостиной, держащимся обеими руками за голову.

- Пытался остановить непогоду? - спросила она. Это бесполезно и даже вредно, ведь к нам пришла Альхар-Нимморайн, что переводится с нашего языка как Вестница Зимы, а с ней человек соперничать не в силах. И еще: ни в коем случае не загадывай желаний в эту пору. Они могут сбыться, но потом будет очень горько.

Мальфус сегодня вернулся без четверти девять, его черная, несмотря на шестой десяток, шевелюра, насквозь промокла, глаза выглядели усталыми, а с усов капала вода.

- Я едва не поймал за руку этого ублюдка Керхлена. Он спрятался от непогоды в ближайшей избе и до такой степени накурился дурмана, что забыл свою расчетную книгу, и прежде, чем он за ней вернулся, я успел заглянуть в нее. Там были цифры, касающиеся нашего урожая в этом году, они занижены в пять и более раз. В соответствии с ними мы, конечно же, банкроты, и не сможем платить налоги в казну.

Солнир пришел в бешенство.

- Так приказал Маундхейм, - прошипел он сквозь сжатые зубы. - Думаю, пора нам прижать к стенке моего опекуна.

- Сейчас Асавельд делает все возможное. Будем добиваться суда, а там...

Перед уходом Мархи направилась к своей карете, черной, с золотыми львами на дверцах, купленной, по ее словам, у разбойников, квартирующих на развалинах Фолснарской крепости за жалкие гроши, достала из небольшого деревянного ящичка шесть черных свечей и зажгла их сразу после того, как слуги подали трапезу.

- Этими свечами в нашей стране принято встречать Вестницу Зимы, и для того, чтобы зажечь их, нельзя использовать магию - как видите, я сделала это с помощью лучины. Пусть Альхар-Нимморайн подумает, будто ей здесь рады и не станет втягивать нас в свои зловещие игры с исполнением желаний. А сейчас мы выпьем хмельного красного вина с моей родины и на время забудем все наши горести и обиды. Я захватила бутылку "Эрнандиля" - прекраснейшего напитка. Слуги наши верные, поскорей же разлейте вино.

Арнинг и Нинрим повиновались. В полном молчании ведьма, подросток и дворецкий выпили чудесную влагу, исполненную пряного тепла, а последние капли, как повелела ведьма, выплеснули в огонь камина, на миг окрасившийся темно-синим.

- Хороший знак, - произнесла волшебница томным голосом. - Посидим перед огоньком, покурим - хочешь трубочку, Мальфус? - а затем отправимся спать, а Вестница пусть себе лютует снаружи - до нас ей не добраться.

Порывы ветра еще более усилились. Дождь лил сплошной стеной, разговоры не складывались, а спустя четверть часа все трое приняли решение расходиться по своим комнатам.

Солнир взял из библиотеки старинный рыцарский роман и читал до тех пор, пока не заболели глаза, чтобы не слышать похоронную песнь непогоды за окном. И образы далекого прошлого в конце концов победили ее, увлекли юного Диаэрба за собой.

Солнир на чудесном гнедом жеребце врубился в ряды мерзких айнгарнов с собачьими масками на головах. Он не только своими глазами лицезрел сражение, случившееся около двух тысяч лет назад, но и участвовал в нем. Он шел на помощь своему другу Медведю, а сам имел прозвище Сокол, и не было в целом мире вещей, которые могли бы напугать его.

- Держись! Я иду к тебе, - крикнул он срывающимся басом.

- Он в подвале, Солнир. Ищи его там, - откликнулся прижатый айнгарнами к болоту Медведь, и Солнир тотчас же проснулся.

"Что-то странное мне привиделось" - подумал он, а позже у него в голове промелькнула еще одна мысль: "Когда моя матушка ушла из дома, было такое же ненастье"

Сон после внезапного пробуждения еще долго не шел к подростку, а наутро он проснулся больным и разбитым.

С большим трудом оделся и вышел к завтраку. Ведьма уже сидела за накрытым столом и глаза ее нехорошо блестели.

Пищу вкушали молча и сосредоточенно, крепкий кофе не смог разогнать черный душевный туман. А Мальфуса за столом почему-то не было.

- Послушай, - нервно произнесла волшебница - Мне ночью приснилось, будто твой дворецкий упал в озеро крови, и моя душа до сих пор расстроена этим видением.

- Что? - губы Солнира побелели. - В подвал, за мной, быстро.

Ведьма не стала спрашивать, почему именно в подвал, но, подобно Солниру, порывисто вскочила с кресла, и вслед за подростком миновав три лестничных пролета, приблизилась к полукруглым дверям, ведущим в подземную часть замка.

На ключ они, как правило, не запирались, да и не к чему это было, ибо подвал соединялся с древними катакомбами, о коих ходили самые зловещие слухи среди Маундхеймовых прихвостней, сменивших Диаэрбовых челядинцев - граф Уртан и другие предки Солнира обследовали их полностью и не нашли там ровным счетом ничего, поэтому закрывать двери от выходцев из под земли не имело смысла, а чтобы недоброжелатель не вошел извне, достаточно было нехороших слухов, пущенных Мальфусом среди Маундхеймовых дурней, ибо единственным, что могло их привлекать, являлся винный погреб, но забраться туда мешал страх.

Солнир взял с собой масляную лампу и без усилий запалил ее заклинанием огня. Они с ведьмой стали спускаться по замшелым и крутым ступеням.

- Скажи мне, почему ты сюда собрался? - спросила Мархи

- Мне приснился сон, из которого я узнал, что искать Мальфуса следует именно здесь.

- Тогда не надо так торопиться. Это может быть опасно.

- Я пошлю опасность ко всем тшорот. Я должен найти моего дворецкого, чего бы мне это не стоило.

- Хорошо, Солнир. Но давай договоримся - я пойду первой.

- Нет, Мархи. Если ты говоришь, что там опасно, первым пойду я.

- Ладно, уговорил, бесстрашный граф. Я буду охранять тебя чарами

Унылый серый коридор ярдов через пятнадцать повернул влево, и лестница перешла в выложенный гранитными плитами пол. Следуя за Солниром в двух шагах, ведьма шептала какие-то заклинания и голос ее походил на шелест дождя по упавшей листве. Миновали двери винного погреба, чуть дальше располагался ледник для хранения продуктов, а еще дальше - вход в катакомбы.

Неверный свет метался в разные стороны, и вот, упершись в пол, осветил наконец лежащую фигуру того, кто более трех лет почти что заменял Солниру родителей.

Глаза Мальфуса оказались широко раскрыты, в них застыли ужас и недоумение, волосы были присыпаны каменной крошкой, от уголка рта до самого подбородка простиралась засохшая струйка крови.

- Пресветлые Феи, - закричал Солнир хриплым, сорванным голосом. - Мальфус! Что с тобой.

- Он мертв - сказала ведьма.

- Ты уверена? - подросток коснулся пальцами шеи дворецкого. -Да, это так. Но почему? За что?

Слезы душили юного Диаэрба. Сглатывая их, он спросил, как будто ни к кому не обращаясь:

- Кто отнял у меня друга? Да еще в моем замке?

- Я могу еще кое-что сказать - голос ведьмы вмешался в тяжкое одиночество, что в одночасье одолело юного Диаэрба. - Он умер от внутренних повреждений. Как будто его со всей силы ударили о стену грудью, затем спиной, а напоследок он получил страшный удар по голове. Людей здесь нет, иначе я бы ощутила их присутствие. Нет также ничего потустороннего. Одним словом, неизвестно, кто напал на него. Между прочим, умер он на этом месте, а само нападение произошло в катакомбах, ярдах в двухстах отсюда. Он сумел проползти это расстояние, потому что был человеком недюжинной силы и крепости.

- Идем в катакомбы, Мархи. Постараемся найти там какие-нибудь следы, которые прояснят причины его смерти.

- Не забывай, мы можем разделить его участь. Мне неведомо, что там, впереди. На первый взгляд, ничего, однако ко кто-то ведь убил дворецкого. Или что-то.

- Я пойду один. В самом деле, я не вправе подвергать твою жизнь опасности.

- Хватит. Глупое детское геройство здесь не уместно. Я пошлю вперед ищущие заклятья и пойду первой. Предоставь дело тем, кто знает, как поступать в подобных обстоятельствах. И если мои чары хоть что-нибудь обнаружат, сразу же поворачиваем назад.

Глаза ведьмы непреклонно и опасно блестели, и подросток понял - она права. Что сможет он противопоставить таинственным силам, с его-то опытом занятий магией. Они просто сотрут его в порошок, и будет ли иметь смысл такая нелепая гибель, будет ли он допущен к звездному странствию, если не сумеет найти убийцу друга и отомстить ему.

- Держи лампу, мне она не требуется - я и так неплохо вижу в темноте. И следуй за мной - сказала ведьма.

Они двинулись вглубь чрезвычайно грубо выбитого в каменной породе коридора, уходящего вниз. Иногда свет лампы выхватывал из тьмы изображенные на стенах колеса с шестью спицами, а также рисунки змей, птиц, рыб и каких-то вовсе неведомых тварей.

Под ногами были грубейшим образом выбитые ступени, но вот они закончились, и далее коридор пошел ровно.

- Впереди никого нет, - спокойным голосом произнесла Мархи. Они довольно быстро преодолели около ста пятидесяти ярдов, и тут Солнир заметил на левой стене отпечаток ладони. Не задумываясь, почему он это делает, он приложил к нему свою правую руку.

- Не вздумай! - закричала ведьма.

Раздался глухой рокот и часть стены сперва ушла внутрь, а затем отодвинулась влево.

Солнир осветил открывшееся перед ним пространство и увидел просторную комнату, в середине которой стоял каменный саркофаг, а на стене, напротив входа, было начертано багряной краской по белому мрамору:

Эллнор Ниэль Нам Мирнериль Аммеллнор

- Осколок сердца надежно спрятан, - перевел Солнир с Древнего Языка.

Ведьма стояла у него за спиной и смотрела в комнату через его плечо.

- Никогда больше не прикасайся к подобным знакам. Это может плохо кончится.

- Но ведь ничего страшного не случилось?

- Пока нет. Но - могло случиться.

- Мы войдем сюда?

- Попробуем. Но сначала это сделаю я. Надеюсь, ты возражать не станешь.

- Нет, не стану.

- Вот и хорошо.

Ведьма, а за нею и Солнир, шагнули в комнату.

Глава 4

Помещение, упрятанное в катакомбах, имело восемь ярдов в длину и четыре - в ширину. Никаких знаков, кроме вышеупомянутой надписи, ни на стенах комнаты, ни на потолке, ни на полу, не было, кроме все того же отпечатка ладони на самом краю крышки саркофага.

Солнир сказал ведьме:

- По-моему, под саркофагом находится проход вниз, как за стеной коридора находился проход в комнату. Позволь мне коснуться ладони на крышке.

- Хорошо, я разрешаю тебе. Однако, когда ты дотронулся до знака на стене, у меня возникло чувство, будто мир сейчас перевернется, хотя мои чары ничего не обнаружили, да и сейчас молчат.

- Так вот почему ты закричала "нет"?

Подросток, недолго размышляя, вложил правую ладонь в изображение на саркофаге.

Через мгновение огромный каменный ящик, издавая потусторонний гул, двинулся к западной стене, и, покрыв расстояние около полутора ярдов, остановился, обнажив квадратное отверстие, вглубь которого Солнир посветил своей лампой и едва не ослеп.

От блеска золота и драгоценных камней.

И ведьма, и подросток, весьма поразились тому, что увидели.

Но не тот был нынче миг, чтобы радость от внезапно обретенного богатства затмила собою горечь столь же внезапной утраты.

Солнир успел скороспешно подумать о полной обреченности любых попыток Маундхейма овладеть Холд-Милвердейном, ибо теперь судей подкупит именно он, дабы назначили другого опекуна. А в следующее мгновение им завладела иная мысль.

- Дворецкий мой погиб не здесь, верно? Я считал шаги, от входа в катакомбы до этого места будет ярдов полтораста, а не двести, значит, надо пройти еще пятьдесят.

- Хорошо. Но мы преодолеем их с особой осторожностью - ответила ведьма.

- Послушай, Мархи! А фокусник тшоротов со своими картами не соврал, действительно случилась смерть близкого друга.

- Может статься, совпадение, Солнир. Всякое бывает в мире, ты уж поверь мне, прожившей.... Впрочем, какая разница, сколько мне лет, у нас любая женщина обязана хранить такую тайну. Пойдем, если ты решился.

Покинув комнату, хранящую несметные сокровища, ведьма и подросток двинулись дальше, прислушиваясь к окружающему их сумрачному безмолвию, и совсем скоро лампа высветила на стене едва заметные следы крови, узрев которые, подросток тут же догадался, и немедленно высказал чаровнице, что именно здесь неведомая сила ударила Мальфуса головой о стену, а на полу виднелись мелкие крупицы камня, из коих часть, очевидно, оказалась на шевелюре погибшего жуткой смертью дворецкого.

- Отец говорил мне, что каменная порода в катакомбах весьма прочна, да ты и сама посмотри - Солнир вытащил из-за пояса подаренный ему к десятилетнему юбилею кинжал, с которым расставался довольно редко, и ударил несколько раз в плоть подземелья в ярде от прикипевшей к ней кровавых капель, оказавшуюся в местах, куда пришлись удары, несокрушимой.

Там же, где обнаружили кровь, стальное лезвие откалывало от стены небольшие чешуйки.

- Мархи, как ты это объяснишь?

- Страшна моя догадка, милый мой граф. Нечто, убившее твоего дворецкого, прошло сквозь камень, и сделало его мягким. В наших книгах не говорится о подобной силе, разве что попытаться расспросить ушедшего от нас Мальфуса подробнее, а сделать это, боюсь придется, ибо много угрозы в такой неизвестности, но и сам ритуал вопрошания умерших немалую угрозу таит. Готов ли ты, мой милый, защищать ведьму с мечом в руке? Сегодня ночью? - Глаза волшебницы горели нездешним пламенем, всматриваясь в самую глубь души подростка.

- Готов, дражайшая ведьма.

- Если твои крестьяне спросят, куда делся Мальфус, ты бы им лучше не говорил покуда о его гибели - скажи мол, уехал по делам. А то ведь дойдет до твоего опекуна весть о случившемся, и отправит он сюда проходимцев своих - якобы о тебе заботиться - тогда уж ни шагу не сделаешь без пригляда ихнего. А там и до золота, которое мы нашли, доберутся. И присвоит его барон своей душеньке драгоценной.

- Ты права. А главное - в смерти Мальфуса барон обвинит тебя. Нет, я этого не хочу. Лишь родне моей матери в Борге я могу рассказать о сокровищах, и о гибели моего друга - они меня не предадут, и там подберу себе невесту. О да, я должен отправиться в Борг немедленно, а тебя посмею просить лишь об одном - присмотреть за замком в мое отсутствие, чтоб Маундхейм сюда не сунулся.

- А может, просто отправимся со мной в Сох-Кирион? - что-то промелькнуло в глазах ведьмы, какое-то ожидание, будто многое зависело от ответа на заданный ею вопрос.

- Мальфуса теперь нет, и я не вправе бросить моих людей. Окажешь ли ты мне милость, присмотришь ли за замком, милая Мархи, спасительница моя?

- Присмотрю, благородный граф. Но с тобой поедет Арнинг - мой верный слуга, одного я тебя не отпущу, и не возражай мне пожалуйста. Я буду видеть его глазами и слышать его ушами, и если что, помогу тебе в пути.

Решение было принято, и одни лишь светила небесные знали о том, судьбоносно ли оно, или пустяк в негаданных очертаниях узора бытия.

Тело дворецкого силами слуг Мархи, с рождения не привыкших, по ее словам, распускать языки, было помещено в ледник и заколдовано ведьмою против тлена. Но прежде Солнир снял с шеи погибшего цепочку с ключом от кабинета отца, рассудив, что обстоятельства требуют сейчас же прочесть все хранящиеся там бумаги.

Затем, уединившись в своей комнате, ненадолго предался слезам, однако порывом внутренней сдержанности осушил их, и направился с ключом в руках постигать тайны покойного графа Уртана.

Замок открылся очень легко, как будто его недавно смазывали, и перед взором Солнира предстала скромная обстановка - пара безыскусных деревянных кресел, и письменный стол с тремя выдвижными ящиками, из коих два оказались пусты, а в третьем ничего не нашлось, кроме писем, которые отправляла Солейн своему мужу в места его ратных трудов голубиной почтой, и еще одной бумаги, озаглавленной, как "Завещание, графа Уртана Диаэрба, владетеля имения Холд-Милвердейна"

Заглавие было писано на сложенном вдвое листе, и развернув его, Солнир прочел следующее:

"Опасайся Серой Твердыни, ибо ничего, кроме бесславной смерти, в ней не найдешь.

Твой отец."

Происхождение запрятанных в подземелье сокровищ, таким образом, нисколько не прояснилось, однако позже, после обеда, рассматривая монеты и драгоценности, Солнир пришел к выводу, что большая часть богатств пришла из седой древности, но отнюдь не все. Попадались ему золотые фрейны, которые чеканили еще в едином Девиале, а фриннов с изображением ныне правящего Эст-Девиальского Государя он не нашел ни одного, и лишь немного - с профилем Короля предшествующего, что позволило примерно судить о дате, когда накопление богатств приостановилось - около двадцати лет назад.

Слова графа Уртана о славном Альбахорне сильно озадачили подростка, навели на мысль о причинах, побудивших отца отказаться от вступления в орден Тайных Защитников, но нисколько не пролили свет на оных причин сокровенную суть.

Близился безрадостный вечер, отягощенный гнетом нехороших предчувствий, нет-нет да и бороздивших противными коготками сердце подростка, ибо если ведьму в ходе грядущего ритуала придется оборонять, то какова же, пресветлые Феи, его опасность?

А еще пишут в старинным романах, будто не к звездам отправляется душа, расставшаяся с плотью от чар и тайных сил, а в места скорбные и страшнейшие, неназываемые.

Погода сегодня уподобилась истеричной королевской фаворитке, а может, сумасшедшему слепому музыканту, что не видит творящихся от его игры безобразий на небе, одержимый безжалостным колдовством надтреснутых звуков расстроенного инструмента. Истерзанные ватные клочья метались в разные стороны, следуя порывам остервенелых ветров, и деревья облеклись в шумный траур, теперь уже совершенно обнажаясь от последней грязной желтизны.

Ведьма сегодня отказалась не только обедать, но и ужинать, да и у Солнира аппетит был весьма скромен.

Часам к семи, уже в потьмах природных, ветер стих, небосвод прояснился, и пришла зловещая тишина, тяжким покровом нахлобучившись на замок и окрестности. Юный граф расхаживал по комнатам и всюду, повинуясь необъяснимому наитию, возжигал свечи.

А потом, встретившись на лестничном пролете с Арнингом, убедившись и от него в намерениях ведьмы отправить в далекий путь своего слугу в помощь юному графу, приступил к дорожным сборам.

На чердаке давно обретался переживший несколько поколений Диаэрбов большой окованный железом сундук, окрашенный в цвет засохшей крови.

Из него Солнир извлек старый, но вполне сохранный костюм Вольного Охотника - штаны и куртку, расшитые черным, белым, темно-зеленым и коричневым узором, высокие кожаные ботинки на шнуровке с мехом внутри, и таких же цветов шляпу с ястребиным пером . Подобным образом одевались, как правило обедневшие дворянские дети, лишенные наследства, и сколотившие в далекие времена братство, преследующее по лесам за небольшие деньги разбойные банды. Тот, кто выдержал экзамен на зрелость - поединок до первой крови, никогда к братству не принадлежал и это введет в заблуждение Маундхейма, если ринется на поиски.

Подготовили лошадей. Солнир никому, кроме Слинхель, предпочтение не отдал бы, а слуга ведьмы с разрешения молодого графа, ибо животные, привлекшие карету в Холд-Милвердейн, были не слишком годны, выбрал себе обманчиво спокойного каурого жеребца по имени Бешеный, нареченного так Мальфусом за яростные искорки в глазах.

Собрали в дорогу припасы - солонину, вымоченные в вине с пряностями сухари, прекрасно утоляющие голод, бутыль ореховой наливки, ибо близились холода, сухой трут и кремень.

Взяли два поясных кошеля - каждый с пятидесятью золотыми фринами, серебром и медью, один - юному Диаэрбу, один - для слуги.

Из оружия Солнир выбрал любимый отцовский меч, еще лук и колчан со стрелами, Арнинг же извлек из ведьминой кареты острейшую дагу и предложил Солниру, дабы развеять мрачные мысли, немного поупражняться. И показал предательский удар, о коем Солнир не ведал совершенно, но, по слову Арнинга, и в Сох-Кирионе имелось некое искусство боя, слегка отличное от принятого в Междугорье - и в пути он обещался обучить молодого графа еще многим хитрым приемам.

Солнир отнес одежду и оружие в свою комнату, дабы не искать их утром, припасы устроились в переметные сумы и почили в ожидании отъезда на первом этаже, а затем подросток пошел к Источнику и долго молился Феям - без слов, одним лишь сердцем, вложив в него все свои тревоги и надежды

А между делом, подкатывала полночь на рассевшихся и трухлявых колесах шарлатанского фургона с фокусником - паяцем, изрекшим предсказание о смерти дворецкого.

Мархи встретила Солнира в холле, по возвращении его в замок, она смотрелась свежей и отдохнувшей, полной самопожертвенной решимости, выраженной в палящем блеске очей.

- Творить волшебство будем в подвале. Захвати меч и присоединяйся ко мне. А я пока что выстрою круг, который, кстати мы не должны покидать до конца ритуала - помни это.

У самого входа в катакомбы ведьма начертила углем две вложенных друг в друга окружности, а пространство между ними расписала многочисленными знаками. На шести из восемнадцати символов поставила черные свечи, и запалила их от короткой шерстяной веревки, зажженной, в свою очередь, знакомым Солниру заклятьем.

Опоясанный клинком, подросток вместе с волшебницей стоял внутри обоих кругов, справа от нее, и тягучие слова, произносимые Мархи, подобные крикам раненых птиц, эхом отражались от стен.

А сами стены, пол и потолок начали заволакиваться сперва едва заметной, а потом все увереннее подступающей мглою, и с каждой минутой были различимы хуже и хуже. Пронеслись холодные и скользкие сквозняки, они забирались под одежду, будто бы отнимая тепло и жизнь.

Не померкло пламя свечей, но густой, смрадный и липкий мрак покрыл все вокруг, и вот уж одни только дрожащие огоньки остались, и ничего, даже верной чаровницы, подросток не видит.

- Обнажи клинок, - кричит она с надрывом.

- Повинуюсь! - отвечает Солнир, не задумываясь о том, что слово излишне, но зная - он должен произнести его.

И тогда отовсюду приближается к ним неверное сиреневое мерцание, но в нем уже нет никакого подвала, а видится - что, в самом деле? - изъязвленная норами сухая, пустынная земля, текучая, зыбкая, парящие над нею смутные силуэты, вершины гор на горизонте, преступно разящие своей высотой иссиня-черное беззвездное небо.

И горят изумрудным светом круги и символы.

А потом... среди налетевшей с четырех, а может и с тысячи сторон света черной пурги явилась знакомая подростку вещь.

И была она ни чем иным, как хранящимся в подвале топором для разделки мяса, и теперь этот насаженный на деревянную рукоять кусок железа кружил в воздухе и примерялся к ним. И... ринулся на них, вращаясь и выкрикивая ржавым голосом древние проклятья.

Меч Солнира зажил своей жизнью, что давали ему прекрасно обученные владеть им руки и сердце, способное сражаться и с обычным страхом, и даже с нездешним, потусторонним ужасом.

Бой длился несколько мгновений, а может быть, и целую вечность, и кричала ведьма слова, не имеющие смысла под светом солнца, но лишь во мраке со смыслом звучащие, и уж потом не мог вспомнить Солнир, когда именно рухнули к его ногам отделенные друг от друга лезвие и рукоять топора.

- Клятва! Клятва - причина смерти, - резко выдохнула ведьма, и тут же обмякла, падая в обморок. Солнир успел подхватить ее на руки и сам присел на пол, бережно держа ее голову у себя на коленях.

А миражи вокруг начали таять, растворяясь в подземном сумраке, теперь уже вполне обыденном, не пугающем, уверенно разгоняемым чадящими свечами, и погасло изумрудное сияние магической окружности.

Мархи слабо пошевелилась и, как будто нехотя, открыла глаза.

- Что произошло? Я потеряла сознание?

- Да, драгоценная волшебница, я испугался за тебя.

- Бывает, слишком много сил потратила - обычно, что бы вопрошать недавно ушедшую душу, столько не требуется, но здесь...

Ведьма поднялась на ноги и встряхнулась, как пробудившаяся птица на ветке, потом проговорила задумчиво:

- Вот ведь как случается. Он, видимо клялся что-то охранять ценой своей жизни и не прикасаться к этому, но клятву свою нарушил, уж не знаю из каких побуждений - все-таки думаю, что из благородных, а более выведать не удалось, и уже не получиться - он с каждой минутой удаляется от нас туда, откуда в мир живых дорога закрыта - как для действий, так и для слов.

- А к звездам он попадет?

- А ты проси об этом ветер странствий - каждую ночь, и целуй Луну бескорыстной любовью сердца, и пей вино своей верности роду Диаэрбов - если возрадуются твой слуга за тебя, участь его будет легка.

Оба замолчали. Мархи собрала не донца сгоревшие свечи, и хранившие безмолвие волшебница с подростком покинули подвал.

Завтра Солнира ждет дорога, а всякий путь богат на неожиданности, и пусть не каждая подобна камню, упавшему на голову с неба, но мала предсказуемость для путешествующих, и прежде чем сделать первый шаг, надо забыть обо всем, а дальше решит ветер, но будешь ли облаком, покорным ему, или птицей, борющейся с ним - уж это решать тебе.

Подросток пожелал ведьме доброй ночи, и скрылся в своей комнате. Когда-нибудь загадка страшной погибели дворецкого будет разрешена, но теперь ему надобно воцарить в душе безмолвие и спать, долго и крепко, без сновидений.

Так оно и оказалось в эту ночь, и ни один звук, ни один образ не потревожил безмятежный покой юного графа, а ранним утром его ждала отрада, ибо счастливой приметой считается в Междугорье покидать свой дом в первый снег, а он действительно выпал, и белые пушинки осторожно опускались в полном безветрии на унылую осеннюю землю, обещая вскоре преобразить ее, если не растают, конечно, в торжественную и невинную.

Отыскали в кладовой редкий и кислый беринетский фрукт леммониль и с ним кофейничали поутру - все четверо обитателей замка - юный граф, ведьма, и слуги ее, один из которых должен был сделаться сейчас же верным попутчиком рыцарю из рода Диаэрбов.

Нинрим что-то сказала Арнингу на неведомом подростку наречии, будто бы сварливо, но лишь на первый взгляд, ибо на самом деле в словах ее крылась нежность - видно, таковы были слова прощания, а затем, уже за воротами, когда на лошадей были возложены переметные сумы, Мархи поцеловала юного Диаэрба в лоб и напутствовала его:

- Имей ясную голову на плечах и держи у сердца голубку надежды. А будет трудно, выпусти ее в небо, пусть прилетает ко мне, а уж я буду ходатайствовать за тебя пред ветрами и созвездиями. Ах, пресветлые Феи, чуть не забыла - возьми вот этот перстень - он будет твоей защитой.

Крупный, глубокой синевы камень, оправленный в червонное золото, надежно угнездился на указательном пальце правой руки подростка.

Когда готов начать путешествие, а все слова уже сказаны, нет больше причин медлить.

Солнир и Арнинг вскочили в седла и направили скакунов прочь от белокаменной обители Диаэрбов, чьи стены дышали доблестью рода, оставив ее позади. Их путь лежал мимо деревень, на глаза людям старались не попадаться, ведь будет потом опекун расспрашивать о том, куда делся вверенный ему наследник.

Непростое решение было принято ими еще накануне отъезда - в Миствельд и Норденриль, лежащие как раз на пути к Боргу, не заглядывать вовсе, а сократить расстояние, для чего дважды пересечь реку Элрисс, сначала воспользовавшись паромной переправой, а затем, построенным в незапамятные времена мостом, и проехать по прямой левым берегом, словно по тетиве огромного лука, образованного крутым изгибом речного русла.

Редкие люди селились в местах, через которые предстояло проследовать подростку и ведьминому слуге, и слух об этих землях самый нехороший ходил - будто бы твари отнюдь не дневные коротают там свой долгий век и встреча с ними сулит что угодно, кроме продолжения жизни.

Но чем позже им встретиться кто-либо, знающий Маундхейма, тем более вероятно, что они достигнут цели своего пути. Потому и рисковали, предпочтя опасность неведомую другой, вполне очевидной - что их просто вернут назад силой.

Кони вступили в лес, и пошли по мягкому папоротнику, вокруг стоял в тишине оголенные от листьев дерева, и лишь кое-где пышные ели разбавляли своей вечной зеленью печаль сей наготы, а снежок безмятежно кружил и падал, обещая лечь надолго и не таять, что выходило по многим, покойным Мальфусом преподанным, приметам.

- А я барона твоего из окна видел, когда госпожа моя его отшила, - нарушил молчание спутник Солнира. Преотвратный, скажу я, тип. И как это он твой родственник? У вас разве предки общие? Уж больно непохожи вы с ним.

- Не охота рассказывать, все-таки тень на мое семейство, однако и молчать не буду, уж лучше самому поведать правду, чем позволить другим. А дело было так - родилась у нас девочка шесть поколений тому назад, и назвали ее Хермрит, и когда выросла, влюбилась в Ильре Маундхейма без памяти, а он красавец был, не то что опекун мой, правда есть слушок, что не отца своего он сын. Ильре она также приглянулась, вот и дали согласие на свадьбу Диаэрбы. Прожили Хермрит и Ильре вместе четыре года, даровали им Феи двух детей - мальчика и девочку. А потом приехал в баронское имение менестрель, играл и пел сутки напролет, и все это время не пил и не ел, лишь на Хермрит заглядывался. Оставил его барон ночевать, а утром просыпается - ни менестреля, ни жены, сбежали они, в общем. С тех пор Маундхеймы к себе не только певцов, но и артистов бродячих не пускают. "Прославилась" в те дни, конечно, семья наша, да ведь победы воинские великие так или иначе все перевесят. А знать столичная про нас языки не чесала и не будет, мы для них - никто.

- По вашему оно, может, и позор, а в моей стране жены меняют мужей свободно, когда захотят.

- Странные у вас обычаи. В Междугорье подобное не принято.

- У нас много странного. Вот, бывает, уйдет девушка в лес, а возвращается с будущим волшебником под сердцем. А о том, что в лесу произошло, никому ни слова. А еще слушай - поймаешь рыбу, разрежешь, а у нее внутри - маленький такой птенчик, в два раза меньше воробья, синим пухом покрыт. И плачет, как младенец, только тихо очень. Если птенчика выхаживать, вырастет из него птица Салех, и улетит со словами: "Пепел, пепел будет". А еще... ну да ладно, замок на мои уста проклятущие, не след до времени все тайны разглашать. Когда у нас переправа-то?

- Завтра к полудню, надеюсь.

Впереди промелькнул силуэт куницы, стремительно перебежавшей тропу. Встренькнула неведомая пичуга, но отнюдь не страшная Салех, и тут же осеклась, замолчала. Воцарилось прежнее безмолвие, нарушаемое лишь стуком подкованных копыт. И бежали назад пройденные версты, и простирались впереди непройденные, а между ними тосковала и пела душа, и струны ее восхитили вдруг слова из подмороженного воздуха:

Соколиное крыло,

Ястребиное перо

В поднебесье ищут птицы

Злу на пагубу добро

Солнир тонко правил своим дыханием и звуком, мелодия выходила незатейливой, но пронзительной.

Арнинг тут же подхватил и выдал первое пришедшее ему в голову

Придорожная корчма

Не полезна для ума

В ней вино соблазном будет,

Делу доброму - тюрьма

Возвышенный душевный настрой Солнира слегка сбился и он продолжил вот в таком духе:

Коль напился - каждый враг,

И ведет себя не так,

Вразумляешь всех да учишь,

А в награду - лишь синяк

Родились еще несколько веселых куплетов, один другого забавнее, но наконец воображение у обоих иссякло, и все их мысли и чувства забрала без остатка дорога.

В полдень на небольшой поляне утроили привал, подкрепились, покормили скакунов, и тут ведьмин слуга объявил Солниру, что имеются у него с собою гадательные кости, которые никогда не врут, и он собирается расспросить их о дальнейших превратностях или удачах путешествия, в котором они пребывали.

- Мне хватит с лихвою карт проклятого шарлатана. - сказал модой граф. - С тех пор, как погиб Мальфус, любое гадание мне, признаюсь, ненавистно.

- Просто я уже бросал кости перед тем, как мы выехали из замка, и они ничего не сообщили мне. А это значит, что свобода наша велика, и только от нас все зависит. Вот и хочу теперь узнать, по-прежнему ли оно так, или что-нибудь изменилось?

- А без этого не обойдешься?

- Любое будущее подвластно нашей воле. Не бойся. Позволь испытать судьбу.

- Соглашаюсь, скрепя сердце. Ты все равно проделаешь это, когда я усну, так что уж лучше давай при мне.

Арнинг вытащил из кармана куртки небольшой мешочек из синего атласа, что-то прошептал про себя и принялся его трясти, через несколько мгновений распустил завязки и на припорошенную первыми снежинками землю упали девять черных блестящих кубиков с загадочными белыми символами на гранях Спутник Солнира внимательно посмотрел на них и медленно проговорил:

- Вот оно что, оказывается. В течение ближайших трех дней нам придется совершить убийство одного или нескольких человек. Иначе мы будем мертвы.

- Ну и обрадовал ты меня, нечего сказать. А выпадает ли хотя бы иногда при гадании что-нибудь доброе?

- Просто в мире гораздо больше плохого, чем хорошего. Так уж строится жизнь человеческая.

"Феи предрекли мне любовь" - вдруг вспомнил Солнир, и сам удивился, почему ни дворецкому, ни ведьме рассказать о встрече с ними ему и в голову не приходило, будто само это потрясающее событие изгладилось из памяти, при этом все же не покинув ее до конца. Видение Плакальщицы он приписал болезни, но крылатые сестрички в бреду не являются - уж это ему было известно точно. Однако едва помыслив о том, чтобы вот сейчас же рассказать о Феях Арнингу, он тут же ощутил: не следует, пусть тайное останется тайным, именно так должно быть, не иначе.

Далее они ехали, покуда не стемнело, затем стреножили лошадей, и, сделав себе постели из лапника, благополучно уснули у скромно разведенного костра. Посреди ночи в неясные сонные видения подростка вкралась торжественная волчья песнь: "В пуууть, в пуууть" - голосили лесные друзья, но Солнир не испытывал страха, блуждая в сумерках между явью и грезами - благородных дворян и их спутников волки не тронут, они просто провожают его в дорогу.

Когда они Арнингом пробудились, причем почти единовременно, небеса были ясными и понемногу начинали светлеть. Прямо над ними громоздилось круглая черная дыра изрядных размеров без единой звездной искорки внутри.

Говорят, в незапамятные времена один из семи Великих Чародеев, потомок Драконов - создателей мира и людей, прочитал по звездам будущее людское и был весьма разочарован многими злодеяниями и пороками, которые увидел. Тогда он построил на Южном краю земли высочайшую башню и на ее вершине прочел составленное им заклинание, дабы изменить пути светил небесных таким образом, чтобы люди во всякое время были добры. Но в чем-то ошибся. Совсем иначе изменились тропы звездные и предрекали отныне такое, что глядя на небеса, волшебник сошел с ума. В отчаянии он вырвал себе глаза и швырнул их прочь. Его правый глаз упал на границе Запретного Леса, туда, где теперь находится Фредрумский рудник, превратившись в многочисленные самоцветы в глубинах земных, а левый так и остался в небе, закрывая собою часть его, и зовется Дильхар Альмарнет, что значит на древнем наречии Туманное Око.

Чародей же зовется отныне Безумником, тело его пребывает в башне, незримое для смертных, а дух блуждает в бескрайних безднах, полных неизреченной муки. Содеянное им исправили последние из Драконов, пожертвовав собой, превратились в планеты, взявшие на себя заботу о благополучии и праведных качествах рожденных при том или ином их расположении.

Страдания Безумника очень велики, но раскаяние его порождает только зло, и, когда он думает о людях, на землю приходят войны и болезни.

Поделившись за завтраком этой легендой с Арнингом, Солнир узнал от него, что в Сох-Кирионе она рассказывается немного по-другому. Чародей, впервые читая в небесах грядущее, уже совершил ошибку, услужливо подсказанную противником создания мира, чье имя неизвестно. Тем же неведомым врагом было подсказано и второе, несомненно, ошибочное действие.

- У каждого народа свои предания, - сказал на это Солнир. - И кто знает, где истина?

Рассвет осторожно касался леса, выкрадывая у мрака все новые очертания, воспламенеет вскоре предзимний день, наполнившись голосами птиц, не променявших родину на теплые края, и, милостью пресветлых Фей, вскоре покажется переправа, а за нею - окруженный зловещими тайнами уголок земли, в которую лучше не вступать тому, кого вместо солнца освещает страх.

Часам к десяти справа от дороги увидели брошенную харчевню - ее бревенчатые стены изрядно прогнили, и второй этаж провалился в первый, а пустые глазницы окон, казалось, поглядели на путников очень недобро.

Лошади почему-то забеспокоились, когда проезжали мимо этого тоскливого места, и лишь когда оно осталось далеко позади, волнение животных улеглось. Видно, то были призраки давних злодеяний, и чья-то неутоленная жажда мести бродила здесь, выискивая обидчика. Так, во всяком случае, подумалось молодому графу. Арнинг же вдруг объявил, что отчетливо слышит в голове голос Мархи, спрашивающий, как у них дела.

- Ответь ей, что пока все хорошо, - произнес юный Диаэрб, - вот только один из нас, не буду пальцем показывать, чрезмерно гаданием увлекается, и этим своему попутчику настроение портит.

- Она слышит. И немного ругает меня, но я же не виноват, что кости так выпали.

- А надо было бросать по другому.

- Благодарю за совет. Обязательно учту в следующий раз.

- Никакого следующего раза.

- Возможно. Просто запрети мне, если я вновь захочу узнать наше будущее. Но прежде - подумай.

- Договорились.

Замолчали. Еще около двух часов стволы деревьев вокруг слагались в расстояние, а стук копыт - во время, покуда не показался на обочине дороги, слева от всадников, деревянный бобер. Любой паромщик ставит на подъезде к переправе подобный образ, но откуда пошел подобный обычай, ведает лишь седая старина, надежно хранящая свои секреты.

Река вынырнула из леса темной студеной лентой, на берегу взорам Солнира и ведьминого слуги открылся небольшой домик, добротно сложенный из глиняных кирпичей, окрашенных в белый цвет.

На воде покоился деревянный паром, обнесенный бортами из толстых жердей, вполне способный взять двух человек и двух лошадей, но хозяина видно нигде не было.

Арнинг наклонился к молодому графу и очень тихо произнес:

- Послушай, госпожа Мархи говорит мне, что может убрать у паромщика память о встрече с нами, но это надолго лишит ее сил, потому что придется действовать на расстоянии, после чего я в течение суток ее не услышу. Но она не прибегнет к подобному средству без твоего согласия.

- Я, пожалуй, согласен. Мой драгоценный опекун вполне может допустить, что мы направились именно сюда. Главное, чтобы действия Мархи никак не повредили тому, над кем она их совершит.

- Госпожа отвечает мне, что не повредят нисколько.

- Но мы, однако, хозяина переправы еще и не видели.

Но паромщик уже выходил на крыльцо, попыхивая трубкой - седой низенький старичок в сером кафтане и черных шерстяных штанах.

- Здравствуйте, добрые господа. Вам, надо полагать, на тот берег? Немногие в последнее время прибегают к моим услугам. А потому - тридцать медяков, не больше и не меньше.

- Я - не Король, чтобы столько дать, а ты, согласись, не разбойник, чтобы столько требовать. - ответствовал Солнир. Я думаю, десяти хватит.

- Двадцать - мое последнее слово.

- Будь по твоему. Только из уважения к твоим достойно прожитым годам

- И что же вы там забыли, позвольте полюбопытствовать? Неужто смерти лютой ищете. Уж обрящете, будьте благонадежны.

- Это, любезный, наше дело. Главное, что доброе, это запомни, а о большем не спрашивай.

- Не хотите - не отвечайте. Однако за весла вам придется взяться, я-то стар уже, а сыновья мои разъехались - лучшей жизни искать.

Всадники спешились, завели животных на паром, старик принес из дома весла, и через несколько минут полтораста ярдов воды были успешно преодолены. Солнир вручил старику деньги, и не удержался, задал вопрос:

- А давно ли, помимо нас, паромом твоим пользовались?

- Месяца четыре прошло. И то - не с вашего берега приходили. С вашего те лишь приходят, кто на этот обратно возвращается. И люди все странные, очами мутные, бородами заросшие, о себе ни слова не говорят, и дух от них тяжелый. На такого посмотришь - и верить ему не хочется. Впрочем раньше, еще при отце моем, с вашей стороны торговцы приезжали. Теперь вот не видать их что-то. Эх, сгинете вы, сердцем чую.

- Надеюсь, не пропадем. Прощай!

- Прощайте! Удачи вам

Когда паром отчалил, Арнинг вдруг коротко и резко выдохнул и схватился за голову.

Прошло несколько мгновений, и он произнес, тихо и натужно, будто бы каждое слово причиняло ему боль:

- Госпожа сделала свое дело. Теперь он нас забудет, как только мы из виду скроемся

- Давай же тогда поспешим.

- Подожди немного. Сейчас я вряд ли в седле удержусь. Тяжко мне.

- Знал бы, что так будет, отговорил бы Мархи.

- Я - твой слуга, и обязан тебя защищать, а недуг мой - он ненадолго. Сейчас пройдет.

Минута, другая, третья, и попутчик Солнира, кажется, оклемался, сошла с лица временно почившая на нем бледность, он чуть более осторожно, чем обычно, оседлал Бешеного, Солнир же вскочил на Слинхель, и тронулись они в путь.

Под копытами коней простиралась тропа, ставшая продолжением оборвавшейся на другом берегу, сильно заросшая иссохшим бурьяном, вокруг стояли березы, осины и ели, но ни одной сосны путники так и не увидели, хотя на том берегу сосны им попадались. Почему-то дерево с самой здоровой душой, как говаривал о нем покойный Мальфус, не хотело здесь расти.

Неизвестность тревожила, и заставляла прислушиваться к каждому шороху, однако оказалось, что прислушиваться, кроме мерного лошадиного топота, не к чему - лес молчал, и ни один зверь, ни одна птица не нарушали его неприятный сердцу покой.

Прошло около двух часов и взорам юного графа и Арнинга первый раз предстали по обе стороны тропы уродливые каменные изваяния высотой чуть менее двух ярдов, отвратительно похожие друг на друга. Линии, вырезанные от земли и до половины их высоты, очевидно, представляли сведенные вместе ноги, когтистые лапы были сложены на животах, а лица - искажены лютой злобой и кровожадности. Во лбу у каждой статуи уродливо торчал полуприкрытый веком третий глаз.

Мили через три путников ждала другая безобразная пара, в точности подобная первой, на таком же расстоянии от нее - третья, и так, покрыв расстояние в двадцать с небольшим миль они насчитали восемь пар мерзостных стражей, могущих охранять эту землю только от чистосердечных и праведных гостей, не иначе. Разумеется, рука жителя Девиала не могла сотворить такое, если он, конечно, не фольсдин, но те здесь не селились, и оставалось думать на древний народ, владеющий Междугорьем, покуда предки Солнира и других девиальских рыцарей и крестьян не перешли через Хрустальный Хребет и не победили его, очистив, насколько возможно, издыхающую от колдовской порчи землю силами могучих волшебников, коих тогда еще было много, и некоторая их часть вроде бы обучалась в славном Сох-Кирионе.

Лишь Волштигн - страна, имя которой впоследствии переложили на девиальский язык как Фольсдайн, тогда не получилось очистить до конца, и тамошних жителей помиловали, взяв с них условие не покидать своих границ, а позже туда принялись ссылать содеявших тяжкие преступления, и смешались худшие из среды Девиала со знахарствующими копателями мертвечины. И зловонной получилась эта смесь до невозможности, а теперь поднимает свою мерзавчатую главу безнаказанно, потому что нет на нее карающей руки, и хоть и грешно так говорить, но не те нынче Государи, и держава уже не та - от прежней половина, многое стерпит, что не должно терпеть.

Между тем истуканы встречаться перестали, но Солнир, благодаря урокам Мархи вкусивший чар, вдруг почувствовал - что-то важное отняли у него, словно сорван бы лепесток с трепещущей розы невинного сердца, но разве есть другой выход, как не следовать этим путем, позабытым Феями? Нет его! А потому - вперед, и если будет жизнь прожита по чести и совести - разве нельзя отнятое вернуть?

"Да не покинет меня надежда" - воскликнул Солнир про себя.

Потом остановились на привал, перекусили - и снова в седло, а солнце понемногу оставляло их, скатываясь в объятья крылатых сестричек на далеком Западе, и в подступающих сумерках они внезапно выскочили на крохотную делянку и рядом с нею увидели деревянную избу с двускатной крышей и пристроенным сбоку сараем.

- Вот пустили бы нас переночевать, - мечтательно вздохнул Солнир

- Ну что ж, попросимся, только осторожность, сам знаешь, не помешает.

На стук в слюдяное окошко вышли из избы трое мужчин в кожаных штанах и меховых жилетах, длинноволосые и длиннобородые, однако мутности очей, упомянутой стариком паромщиком, у них вовсе не наблюдалось. Глядели добродушно и весело. Старший - лет сорока пяти, с картофельным носом, и точно такими же носами обладали младшие - лет восемнадцати-двадцати, видать, его отпрыски.

- Благословенны будьте, друзья - начал ведьмин слуга. - Нам бы переночевать, а уж мы не поскупимся.

- Отчего же нет? Можно - ответил старший из мужчин и улыбнулся в щетинистые усы.

Сговорились на смешную цену - три медные монеты, причем стол для путников и сено для лошадей были учтены.

Животных под присмотром Солнира и Арнинга отвели в сарай, где обещанное сено, собственно, и обреталось, а затем путников пригласили в избу, внутри разделенную на горницу и две спаленки.

В горнице имелся стол, покрытый чистейшей белоснежной скатертью, две лавки под углом друг к другу, и уютно сложенная кирпичная печь.

- Зовут меня Вильдс, - представился старший бородач, - первенца моего в честь меня нарекли, а брата его Эрзкилем кличут.

- Велнир, Свободный Охотник - не моргнув глазом, представился юный Диаэрб, а это слуга мой - Дингрофт. Рады знакомству.

- Эрзкиль, сию же минуту в подпол, тащи грибочки, капусту квашеную, окорок, и прочее там, на твой вкус, но чтоб самое лучшее, и вино не забудь, а ты, любезный первенец, печь растопи. Да побыстрее.

Парни бросились выполнять указание отца, а тот между тем завел с гостями разговор.

- Небось, к мосту едете?

- Верно - ответил Солнир, и призадумался: не слишком ли быстро правду сказал? С другой стороны, он об этих землях ни сном ни духом, так что не помешает здешних расспросить о местах, через которые они проследуют.

- Так вот, в полудне конного пути отсюда тропка надвое разделится, они к мосту обе ведут, но вы езжайте по правой, а по левой ни в коем разе - пропадете.

- Спасибо за совет. А что же нас ждет, если поедем по левой тропке?

- То никому не ведомо, но сами мы на никогда не на нее не ступали и предки наши не осмеливались.

Долго ли, коротко ли, а на столе появились многочисленные яства и доброе красное вино, и выпили за Государя, далее - хозяева за гостей, и, наконец, гости за хозяев.

Вильдс ни о чем не расспрашивал, но сам рассказал, что выращивает здесь пшеницу, и обменивает зерно на прочие продукты у семей, поселившихся дальше к Западу. Так, мол и живет. Супругу его пять лет тому назад зверь какой-то в лесу загрыз, и тут же помянули ее, выпив по четвертому бокалу, отчего у Солнира зашумело в голове, и глаза, утомленные долгим созерцанием леса, принялись предательски закрываться

- Что-то уж сомлели вы, господин Свободный Охотник. Вот вам и комнатка, и будет сон ваш сладок, словно девичий поцелуй.

- Вы уж не взыщите - вмешался Арнинг, - позвольте нам в сарае на ночлег разместиться, отец господина моего повелел нам глаз не спускать с лошадей - уж больно их любит.

- Так ведь неудобно в сарае-то. - Вильдс почему-то слегка нахмурился, вероятно озабоченный упомянутым неудобством, которое доставить дорогим гостям ну ни за что не желает. - А впрочем, вот вы, достопочтенный слуга, можете за скакунами присматривать, а благородного господина мы здесь устроим, в спаленке.

- Слово, данное отцу, нарушить не могу - сонно пробормотал юный Диаэрб.

- Ну что ж, только не взыщите, сарай-то для ночлега не шибко приспособлен, да и холодно там. Пойдемте тогда, провожу.

Через несколько минут подросток и ведьмин слуга расположились на охапках душистого сена, однако прежде чем уснуть, подождав немного после ухода отца семейства, заперли дверь на засов.

Рядом иногда всхрапывали сытые и напоенные лошади, но это не помешало двоим странникам на время покинуть мир, и погрузиться в глубокий омут грез и видений, лежащий по ту сторону настоящего.

Глава 5

Свет луны играл на белоснежной шкуре волчицы, соперничая с неземным сиянием покрывающего бесконечную равнину снега. Солнир бежал за зверем, и боялся не успеть. Куда? Сейчас это было неважно. Из-за горизонта спешно выглянуло солнце, облаченное в кровавую пелену, однако вокруг по прежнему было темно, и звезды шептали голосами ушедших героев: В золоте искупления боль твоя сгорит. Но не скоро это будет. Боль твоя сгорит... Боль! Указательный палец правой руки, на который Мархи надела кольцо, страшно ожгло и дернуло, подросток тут же вскинулся на мягком сене и, мгновенно открыв глаза, увидел неверный свет, пробивающийся сквозь щели в досках, а потом зашелестел, отодвигаясь, дверной засов, и Солнир счел своим долгом тут же двинуть в бок Арнинга, и прижать палец к устам проснувшемуся ведьминому слуге.

Они успели встать на ноги и отступить в глубь сарая, когда дверь распахнулась и Вильдс с сыновьями по-хозяйски зашли внутрь, с одной масляной лампой и тремя топорами. Меч Солнира и дага Арнинга стремительно выпорхнули из ножен. Не спрашивая подростка, ведьмин слуга взял на себя двоих - главу семейства и одного из сыновей, держащего лампу в руке. Дага воспарила в темноте сарая змеиными росчерками, всякий раз отклоняя один удар так, что противник мешал своему напарнику. В конце концов младшему отпрыску Вильдса не повезло - оружие Арнинга добралось до его горла, и лампа, выпавшая из руки умирающего, подпалила сено, но в пылу схватки никто покуда этого не замечал.

Солнир успел углядеть, как лицо врага ощерилось лютой злобой и смертоносный топор метнулся к виску юного графа. И тогда подросток просто упал на колено, пропуская топор над собой, и ударил справа налево, распоров юноше живот. Тот страшно захрипел и повалился навзничь. Холодная дрожь прошла по телу Солнира - он впервые лишил жизни человека. А в это время Арнинг уже расправился с главой семьи, сумев нанести тому страшный удар по черепу.

Похватав вещи и вскочив на коней, они поспешили оставить негостеприимное жилище, а за их спинами разгоралось пламя, но не воинов суждено было ему унести в звездные дали, а презренных бандитов - в глухую погибельную бездну.

Голова Солнира нехорошо кружилась, ибо так чувствует себя едва ли не всякий, в первый раз причинивший другому смерть.

- Придется спать в лесу - всяко лучше, чем сгинуть от рук этих ублюдков. А теперь поскачем во весь опор - не приведи Черный Хранитель, кто-нибудь из здешних увидит огонь и наведается сюда - узнать, что стряслось. Думаю, они все здесь - людишки с гнильцой, так сказать, однако за своих могут и отомстить, будто благородные... хм.

- А кто такой Черный Хранитель? - поинтересовался Солнир, изо всех сил стремясь изгнать из памяти видение совершенного им убийства.

- В Сох-Кирионе говорят, что он бродит ночами в безлюдных местах, ослепляет душу и забирает разум, если случайно перемолвиться с ним словом, приняв его за обычного человека. Будто бы прежде он был могучим колдуном, рожденным в могиле от седой старухи, а вместо глаз у него - раскаленные камни, отражающие все самое плохое, что есть в душе его жертвы. Зря, конечно, я помянул его в такое время.

Бегство от возможной погони продолжалось еще долго, и остановились они, дав отдых коням, как раз у развилки, упомянутой покойным Вильдсом.

- Ну что, уважаемый граф, ведь правду сказали мои гадальные кости? - спросил Арнинг, набивая трубку. - Пришлось на сей раз нам убивать.

- Эрзкиль его звали, так? - ответил Солнир вопросом на вопрос. - Ну, тот, которого я...

- А тебе какая разница? Ты же не будешь спрашивать имя у фольсдина, напавшего на тебя? Ты просто отправишь его в бездну, по его собачьим заслугам.

- И то верно. А ты, кстати, заметил - волков совсем не слышно? Это потому, что на оскверненных землях они не селятся.

- А у нас в Сох-Кирионе их и вовсе нет.

- Странно. А какова причина?

- Не ведаю. Вот возьмет тебя моя Госпожа с собою как-нибудь - тогда и спроси ее.

В эту ночь Солнир долго не мог заснуть - образ юноши с распоротым животом непрерывно маячил у него перед глазами, рот призрака раскрывался в беззвучном крике: "За что? Зачем?" И он вспомнил, чему научила его мать, и тихо сказал: "О великие драконы, сохраните мою невинность, не дайте ожесточиться сердцу моему, пусть кровь убитого мною выпьет Луна" Призрак перед закрытыми глазами подростка пробормотал что-то бессвязное да и растаял серым дымом, и всю последующую ночь молодой граф спал вполне спокойно, а наутро отметил, что почти позабыл про вчерашнее.

Он с аппетитом завтракал, когда Арнинг предложил ему обсудить, по какой тропе все-таки двигаться далее - по правой или по левой.

- Мало ли что там наврали эти вчера. Неужели будем им доверять? Вот погадаю сейчас, и узнаем правду.

- Ты снова будешь бросать свои кости? Может быть, хватит?

- А у нас есть выбор?

- Предположим, они все-таки не наврали, что по левой не ходят. Зачем нас обманывать, если не собирались оставлять в живых? Поедем по правой, и все тут.

- Нет, кости я все-таки брошу. И ты мне не запретишь.

- А я говорю, ты не сделаешь этого.

- Послушай, Солнир. Надо принимать судьбу, как она есть, и не обманываться, будто она только в наших руках, и если есть возможность спросить у нее, что будет, то возможностью этой стоит воспользоваться. Или ты боишься?

- Боюсь? Ну уж нет. Знал, на что меня взять. Давай, бросай, будь оно все неладно.

- Вот, теперь я вижу истинное мужество. Итак, если идем по левой тропке - Арнинг уже метнул кости, помолчал, изменившись в лице и чужим голосом отчеканил: - Смерть для двоих. А если по правой? - и снова бросил кости. Смерть для одного. Надеюсь, что для меня, потому что ты обязан выжить.

У юного Диаэрба противно заныли зубы. В третий раз он имел дело с предсказаниями, не сулившими ничего хорошего, но неужто ему, дворянину, назад поворачивать?

- Едем по правой тропе, Арнинг, и будь прокляты все предсказания на свете. И не говори мне, что должен погибнуть, я не позволю этому случится.

Не говоря больше ни слова, они седлали лошадей и направилась навстречу року, и полчище кривоватых осин смеялось над ними, откликаясь на их бесстрашие зловещими древесными поскрипами.

Дорога обильно поросла голубоватым мхом, жадно глотавшим звуки ударов лошадиных копыт. Иногда она немилосердна петляла, будто упилась зельем отравленным, огибая тинистые болота, и над многими из них висел белесый туман, образуя странные, необычные фигуры - казалось, что это собранные в чудовищном и нелепом беспорядке кости человечьи, и временами доносились из трясин едва слышные глухие стоны.

К полудню из-за туч стало проглядывать желтоватое бельмо, и веяло от него не светом добрым, а погибельной жутью. А часа через два его затянуло нездоровой хмарью, и тотчас же зарядила мелкая морось.

Привал утроили, не разжигая костра, и, на скорую руку перекусив, двинулись дальше, все еще опасаясь преследования, а свет дневной темнел, наливаясь гнилостным, похожим на плесень, сумраком, и уже в нем, под его слепящей властью, путешественники впервые заметили бледное сияние, исходящее от верхушек деревьев, и едва уловимое - от стволов.

Когда ночная темень полностью обестпросветила мир, деревья будто бы загорелись множеством оттенков - красных, голубых, малиновых, и дорогу было видно на сто шагов вперед. Столь поразительное явление открыло путникам возможность ехать дальше, и они согласились воспользоваться ею, покуда лошади окончательно не устанут.

А еще позже вспыхнули мельчайшими изумрудами капельки дождя, и тогда закончилась дорога, и вывела Солнира и слугу ведьмы на ровное, поросшее высохшим бурьяном поле, усеянное черными плитами обелисков, гладких и блестящих, и мерцал бурьян, преломляя свет зеленого дождя ядовито-желтыми сполохами.

- Мы пропали, Солнир - тихо воскликнул попутчик юного дворянина. - И, скорее всего, мы оба.

- Почему?

- Потому что так выглядит кладбище древнего народа, всю колдовскую мерзость которого Сох-Кирион, когда волшебники еще приезжали с моей Родины в Междугорье, не смог обуздать - лишь заморозить на время. Отсюда нет выхода, и попавшие сюда становятся жертвами упокоенных здесь.

- Но мы можем просто объехать это место.

- Увы. Упокойники были изгнаны из своих жилищ, но стоило нам ступить на землю кладбища, как они проснулись, и теперь мы окружены не спящими, но бодрствующими. Они будут медленно, очень медленно сходиться к срединной точке кладбища, ибо настигнут нас быстро им не позволит заклятье наших волшебников, но никакая сталь не справится с ними, когда их взгляды и голоса будут выпивать наши жизни. Следуй за мной, Солнир. Лучше погибнуть позже, а я тем временем буду взывать к моей госпоже, как она меня учила.

За пару сотен миль от Тихого Жальника, притаившегося к западу от излучины Элрисса, в тот миг, когда путников, пришедших невольно на кладбище, услышали местные обитатели, в фамильном замке Диаэрбов с хриплым криком очнулась ведьма. Рука ее схватила зеркало, лежащее на столике рядом с кроватью, и в нем Мархи увидела, как из сиящего леса объявились фигуры, держащие сцепленные руки над безголовыми телами, чьи головы росли из подмышек или живота. Ведьма поняла все в тот же миг, но не в ее власти было изменить происходящее. Мархи запричитала и завыла, ибо только так произносилась формула последней надежды, рушащая вдребезги и без возврата судьбу одного лишь человека, чтобы спасти его и погубить себя, и был этим человеком...

- Я слышу и вижу, госпожа ведьма, - вдруг выкрикнул Солнир, а за спиной его заскрипели голоса выходцев из лесной землицы, умоляя спешиться, прилечь и отдохнуть - навсегда.

- Ты не можешь ничего слышать, - ответил Арнинг. - Это мертвые взывают к тебе.

Они остановили лошадей около квадратного склепа, зиящего черной дырой входа, и тут Солнир стремительно спрыгнул с лошади, и выпалил Арнингу:

- Мархи входила в склеп, я видел ее, и сказала, чтобы мы пошли за нею. Я понимаю - это видение, она сейчас в замке, но голос был ее.

- Она не могла наложить на тебя заклинание связи, ведь ты не родился в Сох-Кирионе. Впрочем, выхода у нас нет. Склеп все равно пуст.

Делая один шаг в минуту, упокойники сжимали свое кольцо, и тогда страшное безумие овладело лошадьми - с истошным ржанием они устремились прочь, вместе со съестными припасами, к счастью, не сбросив Арнинга, который успел к тому времени спешиться вслед за Солниром.

Входя в склеп, так и не посетовав на потерю животных и припасов, ибо не до того им теперь было, не знали путники, что на зачарованном кладбище само время играет с ними в недобрую игру, и хоть им показалось, будто въехали они на Тихий Жальник часам к семи вечера, ведьма в замке Диаэрбов проснулась ровно в полночь. А в полночь может случиться всякое.

Путники погрузились в кромешную тьму, и двинулись наощупь по каменной лесенке, которая в конце концов закончилась и привела их в комнату, ни размеров, ни очертаний которой из-за непроглядного мрака они определить не могли.

- Смотри, Арнинг, будто светиться что-то.

- Ничего не вижу. Тьма кромешная.

- Да нет же, вот оно. Свет - красный такой, теплый.

Солнир видел шагах в трех от себя, на высоте своего пояса, красный камень, похожий на рубин, цвета недавно пролитой крови, а ведьмин слуга почему-то продолжал созерцать мрак.

И тут... камень вспыхнул багряными бликами, и взору Солнира предстал прямоугольный черный алтарь, на который он был положен, и вся комната, размерами немного уступающая его спальне в замке, без росписей и каких-либо украшений на стенах. Невиданная сила, похожая на восторженное предчувствие, на смелый весенний ветер, потянулась к сердцу подростка и взяла его в плен. Не ведая, что делает, он подошел к сверкающему камню и взял его в правую руку. Теперь восторг его уже не знал границ, а сгустившаяся на стене хищная тень, не принадлежащая ни ему, ни Арнингу, совсем не испугала. Ну подумаешь, протянула свои крючкастые лапы к спутнику Солнира, не успевшему выхватить дагу, ибо он по прежнему был ослеплен мраком, ну подумаешь, ударила его когтями по горлу.

И лишь когда Арнинг захрипел и, обхватив горло руками, повернулся к Солниру, подростку стало безмерно ясно, что теперь он один в этом путешествии, и горечь от потери друга нахлынула на него вместе с яростью на то неведомое, что убило ведьминого слугу, а кровь погибшего меж тем сияла в свете камня, переливаясь, будто сама жизнь. И, не думая, что делает, Солнир выставил камень перед собой, и громко вскричал:

- Изыди!

Тень какое-то время глядела на него исчерна-желтыми провалами глаз, а затем растаяла, распространив на какой-то миг невыносимое зловоние, в свое очередь сгинувшее в волнах прекрасного света.

Камень начал гаснуть, свет вновь пожертвовал мраку помещение склепа, а кладбище вдруг огласилось разочарованным воем, и неизвестно откуда Солнир понимал: неупокойники его упустили и теперь уже не тронут.

А в руках Мархи зеркало треснуло с громким стоном, прекратив свою службу навеки, и тогда комната захолодела, и раздался тихий, скрежещущий голос:

- А вот теперь я пришел к тебе. Ждешь меня?

И страшная безнадежность скрутила ведьму, но что теперь изменишь?

Ночь, проведенная без сна, в холодном и темном склепе, не прибавила юному Солниру сил, однако стоило зимнему утру пробиться сквозь отверстие входа и вернуть изъятые у мира ночной теменью очертания комнаты, как юноша тотчас же возрадовался тому, что остался жив, и горячо восгоревал о гибели Арнинга, лежащего на полу в луже собственной, уже подсохшей крови. Солнир перевернул тело друга на спину - не лежать же ему, в самом деле, лицом вниз, ведь так он звезд не увидит, потом осмелился, выйти наружу.

Черными пальцами бессмертной злобы торчали из земли надгробия.

Лошадей теперь не было, возможно, их убили кладбищенские жители, и припасов не было, однако имелся у Солнира лук, а, значит, не пропадет - ведь учитель его Мальфус был охотник добрый, и меч верно покоился в ножнах, обещая и в грядущем сослужить свою службу.

Не таким уж громадным оказался при свете дня Тихий Жальник, и Солнир отшагал двести ярдов до леса, а обратно вернулся с ветвями можжевельника, связав их для удобства стеблем дурмана, найденного на окраине кладбища.

Юноша был достаточно крепок, чтобы извлечь из склепа тело своего друга, а потом, поместив его около входа, обложил ветками и потянулся сперва в карман за огнивом, но потом передумал. Сказал:

- Ты не щадил своей жизни ради моей. Доброй тебе дороги. Аннин!!!

Все-таки ведьма кое-чему его научила. Ветки весело вспыхнули, и, покуда они разгорались, светило, уже не вчерашнее бельмастое, а яркий зрачок вдруг засверкало на востоке в разошедшихся тучах. Хороший знак!

Солнир с торжественным чувством дождался, пока догорит костер, а потом уверенным шагом двинулся от склепа в сторону, противоположную той, откуда приходила к Тихому Жальнику дорога, по которой они пришли сюда еще вдвоем.

И вскоре вышел на ее продолжение, ставшее продолжением его пути, как думал он, в Борг - куда же еще?

Долго ли, коротко ли, а встретился ему перебегающий тропу заяц, и, вовремя вскинув лук и потянув стрелу из колчана, он обеспечил себе обед.