Кузнецов Бронислав : другие произведения.

Висельники устали

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Последний рассказ в ряду о висельниках.А в романе "Боги не чешутся" это эпизод 26.

  Висельники устали
  
  Импровизированный штаб эузских повстанцев ныне располагался в селе Холм, что над Третьей речкой, а всё это находилось в глубине безопасных Верхневосточных земель - и так далеко от столицы, что, как помнилось Кэнэкте, здесь даже при царе Ксандре налоги не собирали. Правда, не собирали: в одиночку-то не поедешь, а целым конным отрядом в этаких пустошах - выходило себе дороже: что ни собери, по дороге больше проешь.
  Тем более, сюда не совались чины из Обсерваториума нынешнего царя Вана - те всё больше Западную Эузу ломали да строили, а через реку Великий Трубеж даже ни разу не переправлялись. Не рискнули. Ну так вот, на нехоженой людьми Обсерваториума восточной его стороне один из неприметных притоков - Третья речка и есть. Да вон она, кстати! А вон та деревенька за лесом да на холме- место назначения.
  С высоты небесного замка, конечно, все ветвистые притоки Великого Трубежа, как на ладони, только что не подписаны, зато в пешем или конном путешествии - нужно твёрдо запомнить, куда где свернуть и откуда куда вовремя выбраться. Дикая природа всегда запутает чужака, и сделает это лучше самого изощрённого ума.
  - А здорово Зван своих людей спрятал! - прислонившись к зубцу белокаменной стены, сказал Уно. - Ни в жисть не сыщешь!
  - Что-что, а уж прячется он - будь здоров! - откликнулся Дуо.
  Если бы и новых людей вокруг себя собирал с таким же успехом, как прячется, вздохнула про себя Кэнэкта. В Эузе-то спрятаться - дело нехитрое. Эуза велика - в особенности слаборазведанными верхневосточными землями. Здесь, если не назначил кому точного места и времени встречи, не мудрено и разминуться. И не то что людям, а целым армиям. А живые армии таковы, что их надо ещё чем-то кормить - то-то горстку людей Звана никто и не ищет. К чему искать, если она и так сидит в тех глухих местах, откуда вряд ли когда решится выступить.
  Замкнуый круг: здесь людей не наберёт, а пока не наберёт, отсюда не двинется.
  - Госпожа Кэнэкта, - сказал Уно, - кажись, прибыли. Зависли прямо над ихней деревней.
  - Отпирай люк, выбрасывай лестницу, - распорядилась она. - Со мной спускаются Георн, Уно и Дуо... Хафиз! - на её оклик уземфец повернул голову. - Остаёшься в замке за старшего, - Хафиз кивнул, а тем временем Уно и Дуо уже откинули люк и спустили верёвочную лестницу. - Готово? Поспешим!
  Впрочем, о спешке нечего и напоминать. Летели из Ярала быстрее почтовой птицы, доставившей ей срочное приглашение. Зная, что Зван по пустячному поводу не позовёт, Кэнэкта все яральские дела отложила и сразу направилась к воздушному замку, самому быстроходному из пятёрки вновь восстановленных. По пути только и замешкалась - кликнуть Уно, Дуо и ещё нескольких сподвижников, не самых нужных сейчас на Белой горе. Заодно спросила, нет ли вестей от Бларпа - тот тоже упоминался в звановом письме.
  Спросить-то спросила, да только Бларп Эйуой, по своему обыкновению, находился в очередной длительной отлучке и никому не дал знать ни о местности, где его искать, ни о планах на возвращение. Лишь Уно клятвенно уверял, что разведчик из драконьего рода где-то в небесном ярусе тренирует навыки воздушного боя в ожидании неминуемого вызова на поединок, но всем известно, как много небылиц может, ничуть не краснея, наплести Уно. Кто, как не он, по секрету всем раззвонил, будто тот же Бларп в поисках Лунно-пламенного Камня некогда летал на Луну - и под действием искушений лунной гравитации не смог устоять, чтобы не посетить её и вторично.
  Ага, вот и земля. Ну, здравствуй, деревня Холм. А что: ладная деревенька. Выглядит богато; избы да сараи крепкие, надёжные. Но только как же она отовсюду далеко...
  
  * * *
  
  Повстанческий штаб собрался в просторной избе деревениского старосты. Едва Кэнэкта добралась из Ярала, тут же и собрался - как для раннеутреннего времени, так очень быстро. Видать, часовые приметили замок ещё на подлёте, доложили Звану, а тот послал вестовых в соседние сёла... Кэнэкте очень не хотелось бы думать, что все силы Звана поместились в одном селе.
  А с другой стороны - что здесь непонятного? Люди собирались, к чему-то готовились, ждали подкрепления, строили планы в расчёте на то, что соберётся мощная сила. Но сила накапливалась медленно, сторонники Звана маялись от безделья - и в какой-то миг стали разбредаться. Промедление - оно от любой повстанческой армии не оставляет камня на камне.
  Интересно, сколько бы человек осталось в Ярале с самой Кэнэктой, если бы она не нашла, чем их занять: восстановлением города, охотой на небесных падальщиков, слежкой за чёрными замками, наконец...
  Зван встретил Кэнэкту на широком крыльце избы. Обнялись по-дружески, но без лишних слов, будто только вчера виделись. А ведь минуло приблизительно два года. Где был тогда званов штаб? Ну да, здорово западнее. В местах, где облав Обсерваториума стоило ещё опасаться.
  - Бларпа стоит ждать? - спросил Зван. Кэнэкта отрицательно покачала головой. - Жаль. Хотел бы услышать и его. Но, коли нет... Тогда начинаем.
  - Милости прошу, - донеслось из избы.
  - Это Ойген, - Зван кивнул на фигуру, почтительно застывшую в сенях, - мой новый адъютант и хозяин здешнего дома.
  Сдержанно раскланявшись с Ойгеном, Кэнэкта прошествовала в светлицу. Там она убедилась, что адъютант не одинок в своей новизне. За широким столом поместилось полтора десятка незнакомых ей лиц. Зван их принялся представлять, но главное она и так поняла: верхневосточники. Жители мирного края, где воинской повинности отродясь не было. Люди, не опробованные в боях. Наверное, прекрасные охотники, стрелки и следопыты - но в пределах родных лесов, не на чистом поле.
  Где же Зван растерял прежнюю свою гвардию? Из неё Кэнэкта могла здесь узнать разве что Бука и Драга. Оба в разное время служили на Корабле Дураков. Люди, несомненно, надёжные, но - всего двое?
  - Это все? - осторожно спросила Кэнэкта, когда Зван закончил представлять новеньких.
  Грустно, когда от тебя отпадают, в особенности, если не досчитываешься тех, кто был с тобой с самого начала.
  - Обсерваториум год назад провёл две грамотных облавы, - скрипнул Зубами Зван. В результате часть наших сил была разбита, другая же, большая - затаилась до лучших времён. Люди Тура и Ратмира... Связи с ними у меня больше нет, но - я надеюсь, в нужный момент они сами меня найдут.
  Облавы Обсерваториума? Почему Кэнэкта узнаёт о них только сейчас? Ну да, звановы амбиции, нежелание признавать поражение, надежда переломить ход событий. Вот только 'нужный момент', в который к Звану вернуся былые товарищи - наступит ли он когда? И что можно считать этим моментом - осаду столицы Эузы? Штурм Крома?
  Нет уж: таких громких событий, чтобы вдохновили звановых соратников, по Кэнэкте, и даром не надо. Тоньше бы, аккуратней. Чтобы само царство как-нибудь устояло.
  Но пора обратиться в слух, чтобы потом не выспрашивать, о чём шла речь, у малыша Георна или у Дуо с Уно.
  
  * * *
  
  ...Но вот несколько рассеянный взгляд госпожи Кэнэкты мало-помалу сосредоточился на Зване. Ладно. Пора приступать к тому главному, длячего понадобилось её мнение. Вот только с чего бы начать?
  Собираясь с мыслыми, Зван оглядел свой молодой штаб. Все смотрели на предводителя в ожидании судьбоносных перемен. Да хоть каких-нибудь перемен, если честно. Засиделись - не то слово. Уже и эти, круглые новички во всём, тоже начинают маяться от скуки.
  - Мне пришло приглашение, - Зван указал на письмо, доставленное Драгом на прошлой неделе. Прозвучало весомо, но в тот же момент и встревожено. - Оно... более чем странное. Зовут в столицу.
  - Кто зовёт? - спросил Уно. - Как-то подозрительно...
  - Царь.
  - Что, серьёзно? - выпалил Дуо, вытаращив глаза. - Этот...
  Люди госпожи Кэнэкты порой забывают о всякой субординации и перетягивают разговор на себя, но призывать их к порядку Звану было лениво.
  - Да. Нынешний царь Эузы Ван с-Йел, помня мои заслуги в бытность сотником, ну и всё такое, дарует прощение за всё и просит меня приехать и возглавить его личную охрану - ни больше, ни меньше. Вот основное содержание письма.
  - Похоже на подставу! - нахмурился Дуо.
  - Более чем, - поддержал его Уно. - Там ведь, в столице, не только заслуги запомнили.
  Уно, разумеется, прав. Вооружнный мятеж, штурм Обсерваториума - такое не забывается. И зовёт к отмщению. Нынешние власти получили такой щелчок по носу, который Звану уже не простят. И если он ещё жив, то не потому, что его не искали. Нет уж! Его и хотели бы достать, да руки коротки.
  А ещё в Эузе-столице знают... Ну, хорошо, думают, будто к Звану до сих пор стекаются люди, недовольные политикой нового царя.
  - Чуют опасность, - сказал Бук, - ищут возможность устранить. Явно, что рука Обсерваториума. Выманить хотят. Ну а царь - подмахнул, не глядя.
  - Нарушать царское слово? - скептически хмыкнул Драг. Но не стал развивать мысль, верно, вспомнил, что и он в деле участвовал.
  - Царь у Патриархов навроде как на побегушках, - гнул своё Бук, - а ихний Обсерваториум нас боится. Их ведь карта битая, я считаю.
  - Вестимо, боится! - поддакнул и Ойген. - Потому как - люди ведь к нам приходят - ну, за правдой там, за справедливостью...
  Спрасибо ему, конечно, за озвученную официальную версию. Вот только у Звана картина полней и реалистичней.
  К сожалению, люди стекаются в мизерных количествах, явно недостаточных, чтобы собрать мало-мальски серьзное войско, не говоря уже о том, чтобы даже этих немногих обучить и экипировать - но, с другой-то стороны, в курсе ли Обсерваториум? Знает ли об истинных силах повстанцев? Даже если каким-нибудь подлым чудом и в курсе, то всё равно успокаиваться не спешат. Чины Обсерваториума - людишки подозрительные, не склонные приуменьшать угроз.
  - Они там что, совсем дурачки, что ли? - возмутился Дуо. - Неужели думают, что мы купимся?
  - Вот и я думаю, - проговорил Зван, - что там не дурачки.
  - Но раз так, - призадумался Дуо, - то придумали бы уловку получше этой. Эта совсем глупая. И так ведь понятно, что в здравом уме никто не клюнет. А им там - за провал операции отчитываться. Если всплывёт их план, такой наивный, то... Не поздоровится им, в общем.
  И лишь тут в обсуждение вступила госпожа Кэнэкта.
  - Правильно ли я поняла, что приглашение пришло именно сюда, в село Холм, что на Третьей речке? - поинтересовалась она.
  - Его мне доставил Драг, - ответил Зван, - кстати, Драг, будь любезен, проясни подробности.
  - Письмо мне вручили в столице, - начал Драг.
  - При каких обстоятельствах? - встрепенулся Бук. Всё-таки служба на Корабле Дураков наложила свой отпечаток. Навыки допроса срабатывают и несколько лет спустя.
  - Меня рассекретили, - с досадой проговорил Драг и, повернувшись к Звану, на всякий случай уточнил. - Всё-всё рассказывать?
  - По возможности, - кивнул Зван. - Я хочу посоветоваться, потому важно дать полную картину событий.
  Почесав затылок, Драг зашёл издалека:
  - Нынче наших людей в Эузе-столице раз-два и обчёлся. Связь с ними неустойчива, потому и толку с них мало. Я был послан наладить эту самую связь, ну а сперва - убедиться, что все на месте. Оказалось - далеко не все. Феда взяли. Гай и Мил попали под подозрение Патриархов и дали дёру, один Вук продолжал работать, ну да Вук и мало во что был замешан. Он единственный, верно, до сих пор на своём месте - я-то его тоже не выдал.
  - А мог? - с нажимом спросил Ойген.
  - Каждый бы мог. Это уж смотря с какой силой нажмут...
  Ойген скривился, но Драг не заметил.
  - Ну так вот. Я, как прибыл в столицу, выходить на связь ни с кем не спешил. Сперва решил разведать обстановку - что да как. Разведать-то разведал, но тут же просёк за собой хвост. Думается мне, навела рябая Карина из 'Петушиного ключа', хотя могу ошибаться. Факт в том, что ребята из Обсерваториума взялись за меня всерьёз, и свинтить не получилось. Повязали при попытке затеряться в торговых рядах. Жёстко так повязали. Беспощадно... - Драг споткнулся о недоверчивый взгляд Ойгена и с вызовом поглядел на него сам. Тот отвернулся, Драг же продолжал:
  - Ну, думал я, сейчас начнётся то самое, чего я не люблю. Проще говоря, пытки. Кто их терпел, тот меня поймёт, а кому не довелось, - Драг поглядел во внимательные лица новых сподвижников, - уж поверьте на слово. И больно, и гадко, и всякий смысл теряется, вот что такое пытки. К счастью, - Драг выдержал долгую паузу, что твой клоун, - до настоящих пыток дело не дошло. При задержании, конечно, били, даже ребро сломали - но то, уж поверьте мне, за пытку не считается.
  - А что тогда считается? - хмыкнул Ойген.
  - У нас на Корабле Дураков, - специально для него пояснил Бук, - пыткой зовут лишь те побои, которыми выбивают сведения.
  - Точно! - подтвердил Драг. - Когда не бьют, а выбивают, в этом слишком много азарта, ага? Зная, какая бывает пакость, я заранее приготовил правдоподобное враньё - заучил наизусть, чтобы под пытками правильно высказаться. Однако, не привелось. Меня не пытали. Всё, что им требовалось - узнали как-то иначе.
  Пока Драг делился секретом на тему заготовленного вранья, в глазах Ойгена появился свет, отбрасываемый какой-то проницательной догадкой. Без сомнения, горе-адъютант сделал вывод, что Драг врёт и прямо сейчас. Ложный вывод. Конечно, Драг умеет обманывать. И многих обманет - но не Звана, под началом которого столько прослужил. Ему он и не захочет, и не сможет сказать неправду, в особенности такую.
  А Драг продолжал:
  - Я далёк от мысли, что меня пожалели. Скорее, имели лучший источник сведений, чем я. Кстати, как меня звать и кто я таков, они откуда-то точно знали уже на вторые сутки после ареста. Но главное - понимали, кого я представляю. Имя 'Зван' - они мне назвали. Причём, как что-то само собой разумеещееся, не требуя подтверждений. Я всё ждал, что мною займутся по-настоящему, но не дождался. Вместо того меня отвели к царю.
  О своей втрече с монархом Драг упомянул самым будничным тоном, будто на показ к царю Эузы узников приводят если не каждого, то через одного. И царь увещевает заблудшие души.
  - Когда меня привзели в Кром и завели в царский дворец, я догадался, отчего меня вовсе не пытали. Боялись изуродовать и навлечь на себя царскую немилость, не иначе. Коли царь расспорядиля не трогать, то и Париархи не ослушаются, тем более - те их мелкие прихвостни, что меня пленили. Царь подошёл ко мне и сказал: 'Я знаю о тебе всё. Ты Драг, шпион бывшего сотника Звана, в своё время объявленного государсвенным преступником. Попадись ты с полгода тому назад, твоя участь была бы незавидной, но сейчас моё сердце исполнено великого милосердия'...
  - Так и сказал? - ахнул Бук.
  - Примерно. За точность передачи не поручусь, но общий смысл такой, как я говорю. Так или иначе, но после заявления о милосердии царь замолчал, ожидая ответа. Чтобы не ровоцировать царский гнев, пришлось ответить не что попало. Я подтвердил, что, мол, царское милосердие всем известно, и всегда на него уповаем.
  Тут Ойген явственно фыркнул, и Драг с иронией добавил:
  - Признаю, что упустил редкую возможность нагрубить царю. Думаю, он от такого удара вряд ли сумел бы оправиться.
  - Брось, Драг, никто тебя не осуждает, - не слишком убеждённо возгласил Бук. Прозвучало как нехитрая пародия на восхваление милосердия Ванна с-Йела. Впрочем, то ложное положение, в которое поставил себя Драг, доставив Звану послание от высокопоставленного врага, исключало всякую возможность искренней поддержки.
  - Ой, да я вижу, - отмагнулся Драг. - Царь мою лесть послушал, покивал, а потом и говорит: 'Тебе, Драг, ничего плохого не сделают. И вот почему. Мне нужен посыльный, который знает, где сейчас скрывается сотник Зван'. Тут я начинаю блеять, что ничего подобного я не знаю, а царь меня прерывает, чуток оскорбившись: 'Я гарантировал безопасность не для того, чтобы ты мне врал; перестань. Ибо точного места, где скрывается Зван, у тебя никто не станет доискиваться. Моя цель - не поймать сотника, а даровать ему моё высочайшее прощение и вручить вот это письмо' - и Драг указал на лежащий перед Званом распечатанный конверт. - Царь дал понять, что нуждается в какой-то услуге от Звана, за которую и готов простить все его 'прегрешения'. И ещё сказал, что имеет какие-то свои основания надеяться на его лояльность. Не знаю, какие.
  - Что за бред! - взорвался тут Ойген. - Какие могут быть основания?!
  Зван со вздохом осадил адьютанта:
  - Я знаю, что имеется в виду.
  Думал этой репликой снять вопрос, но, поскольку большинство штабных новичков продолжало с подозрением пялиться то на него, то на Драга, был вынужден объясниться:
  - Личность эузских царей, как вы знаете, ещё со времён Живого Императора, держится в секрете - во избежание магических атак. Ныне царствующий Ван с-Йел, как я имел случай убедиться, это не кто иной, как князь Дан. Так он звался до восшествия на трон, и некоторое время спустя также порой появлялся под этим именем. Ну так вот, - хотелось это всё произнести безмятежно, но что-то разволновался, - случай убедиться в том, что Ван и Дан - одно лицо, мне представился поздновато. Я к тому времени успел организовать один заговор, - от одного воспоминания Звана чуть не накрыло приступом истерического хохота, - по свержению Вана в пользу Дана. Представляю, как он смеялся, когда ему о том донесли...
  - Я помню об этом, - сказала госпожа Кэнэкта. - Но не возьму в толк, чем этот акт предательства может так уж расположить к тебе царя?
  - В том-то и дело, что этот человек - не только лишь царь. Как царю Вану, ему мои действия, без сомнения, глубоко антипатичны. Но как князю Дану - ему не может не льстить, что заговор мною планировался в его пользу. И что-то мне подсказывает, - Зван и себе бы не смог дать отчёт, что именно, - что в качестве царя этот Ван с-Йел с некоторых пор чувствует себя неуютно. Иначе зачем приглашать меня, да? Но в этом случае он с ностальгией вспоминает деньки, когда носил ещё имя Дан. А против Дана я ни разу не злоумышлял, логика понятна?
  Все с толикой сомнения покивали, и Зван предложил Драгу закончить свою историю. Не обрывать же.
  - А дальше - просто. После встречи с царём меня проводили из дворца и пообещали за мной неследить?
  - Но вот вопрос, выполнили обещание, али нет?
  - Разумеется, нет, - хихикнул Драг. - Но я-то обрубать хвосты обученный. Прикинулся, что ничего не вижу - они и расслабились. Тут я от них и брызнул. Всего за недельку так сбил со следа, что лучше бы им вернуться. Знаете, почему? - Драг совсем развеселился, глядя на молчаливые попытки новичков угадать ответ. - Да потому что, если проявят упорство - дойдут по моим 'следам' до самого Северного моря и замёрзнут там к владыкиной матери!
  
  * * *
  
  - Итак, - молвил Зван, когда его старый соратник закончил изощряться в остроумии, - я хотел бы знать, что вы об этом думаете, - и обвёл долгим взглядом всех участников штабного совещания. Проследив за его взглядом Кэнэкта заметила, что у большинства написано на лицах готовое решение. Вот только решение ли оно, отдельный вопрос.
  - А что там думать? - с гримасой непримиримости отвечал Ойген. - Всё этот ваш Драг наврал - по лицу видать. Врёт и не заикается.
  - Ойген прав! - хором высказалась ещё пара-тройка новичков.
  - Может, прав, а может и нет, - уклончиво сказал Уно. - Вот как я думаю. Ну, то есть, если прав, то да. А коли не прав... Тоже ведь бывает.
  - Я хорошо знаю Драга, - твёрдо проговорил Бук, - врать он умеет, это да. Но стал бы врать - придумал бы чего получше, я считаю. Вся эта история с письмом - ну совсем невероятная. Поэтому, скорее всего, правда.
  Ишь ты, встречаясь с парадоксальным случаем, даже Бук начинает говорить парадоксально. Кэнэкта его помнила более прямолинейным в суждениях.
  - Я не знаю, - признался Дуо, - не могу сказать, правда, или ложь. Да, всё похоже на подставу. Но подстава глупая.
  - Я думаю, - волнуясь, сказал Георн, - надо как-то проверить, правду говорит Драг, или нет. К сожалению, я здесь самый молодой, и пока не знаю, как это сделать. Но проверить необходимо.
  Очень скоро Кэнэкта обнаружила, что не высказалась она одна. Все вежливо ждали, соблюдая тишину, и лишь один Драг глядел на неё с чуть наигранной насмешкой: мол, а вы госпожа, сумеете угадать, наврал я, или, скажем, совсем наоборот? Общий расклад мнений был явно не в его пользу, но старый гвардеец хорохорился, корчил беззаботную мину. Бабозо, чисто Бабозо! Кэнэкта чуть не расхохоталась, припомнив, у кого наблюдала похожие ужимки. Но к делу:
  - Я считаю, - объявила она, - нет ни малейшей разницы, врёт ли Драг, или говорит правду. Даже если врёт, в чём-то себя выгораживает - пусть. Главное, письмо от царя он точно не придумал: вот оно. И оно к нам доставлено. Что это значит? Противник сделал свой ход - с этим никто спорить не будет? - да где уж им! - Теперь любое наше действие будет ответом, даже если мы решим в упор не заметить доставленного письма. Мы в игре, так сказать. А значит, о чём нам нужно подумать?
  - О чём? - заинтересованно переспросил Зван.
  - О наших целях в этой игре, - твёрдо заявила Кэнэкта. - О возможных ходах и о том, приближают ли они нас к этим целям. О правилах игры. О нашей способности изменять правила. Наконец, о целях противника, о способах их достижения и о том, чем это всёможет нам повредить.
  Закончила речь в гулкой тишине. Слушатели переваривали сказанное.
  - Кэнэкта, а ведь ты голова! - наконец очнулся поражённый Зван.
  Что ни говори, а приятно почувствовать себя самой умной.
  
  * * *
  
  Госпожа Кэнэкта сказала дело. Вот только отвечать на её тонкие вопросы участники штаба оказались не готовы. У них были готовые ответы на собственные вопросы, вот в чём сложность.
  Ойген сказал, что первый шаг, который надобно предпринять - вывести Драга на чистую воду. Тогда и всё остальное станет ясным. А если не станет? Ну, тогда ещё кого-нибудь послать в столицу, чтобы разведал истинные планы царя и Патриархов. А каковы наши солбственные планы и цели? Так надо сперва узнать всё про цели противника, а потом уж и о своих собственных подумать.
  - То есть, собственную цель заранее намечать не стоит? - иронизируя, уточнила госпожа Кэнэкта.
  - Я так понимаю. Раз мы повстанцы, то наша главная цель - мешать царю, - сказал Ойген. - Но если мы не знаем, чего хочет царь, мы не можем ему мешать.
  - А если неправильно поняли его цель, можем ненароком ему и помочь, - с насмешкой продолжила госпожа Кэнэкта. - Нет уж! Воля ваша, но так не годится. Получается, если не станет царя Вана с-Йела, все наши действия потеряют какой-либо смысл.
  - А разве не так? - с вызовом спросил Ойген. - Ван с-Йел - плохой царь. Если его не станет, мы мирно вернёмся к своим делам. Охота, огород, скотина - кому что. А если новый царь окажется не лучше, то мы разберёмся, что к чему - и по-новой восстанем. Не корысти ради, а по правде...
  - Всё так, - подтвердили земляки деревенского старосты. - Очень мудро сказал, молодец, мы и сами так думаем.
  - Что ж, ваше бескорыстие делает вам честь, - вздохнула госпожа Кэнэкта, - но заметьте, это бескорыстное разрушение. Вы не хотите ничего хорошего для себя. Только плохого для кое-кого. Но что-то из того плохого, к которому вы стремитесь, может быть плохо и для вас. Да и для всех нас.
  - А? - для Ойгена сказанное ею было, конечно, сложновато.
  - Госпожа Кэнэкта говорит, что недурно бы уничтожить царя Вана, не уничтожая при этом царства Эузы, - пояснил, как мог, Зван. И уточнил. - Я правильно понял? - она улыбнулась в знак согласия.
  - Я так понял, что сделать плохо кому-то - не самоцель, - произнёс юный Георн. - Это важно только чтобы не дать ему сделать плохо всем нам... - наверное, сама Кэнэкта его учила сложно изъясняться.
  - А что для всех нас плохо? - спросил Зван.
  - Ну так... Мертвецы, точнее - некрократия ихняя. Владыка Смерти, наконец, - юноша заговорил конкретнее.
  - Патриархи, царь Ван... - подхватил было Дуо, но Герон возразил:
  - А вот и нет! Царь Ван с-Йел и Обсерваториум - не абсолютное зло. Плохи они не сами по себе. Просто предали Эузу и продались Владыке Смерти. А в остальном - люди как люди...
  - Нет уж, - оборвал его Бук. - Если кто продался ихнему Владыке, ничего остального больше нет. Нутрянка сгнила и завонялась.
  - И требует теперь бальзама, - подхватил Уно. - Ну, чтоб залиться по уши. Чтоб воняло не очень сильно.
  - По мне, так эти продавшиеся намного хуже самих мертвецов, - стоял на своём Ойген, а с ним и его земляки, - от тех чего было ждать? Да ничего хорошего. А эти - сами выбрали зло. Значит, если по справедливости, их и надо наказывать. Кто смертельно виноват, должен понести положенную кару.
  - Так у вас тут всё заварилось только ради мести? - удивился Георн. - А я вот от мести решил отказаться. И ни разу пока не пожалел, - поделился юноша богатым жизненным опытом, - ну, что не наворотил по глупости чего непоправимого. Непоправимое ведь потом не поправишь.
  Выслушав юношу, оппоненты заулыбались, и понять их не трудно. Всё-таки мститель Георн для учинения 'непоправимого' больно уж юн годами, да и жидковат. Не выглядит его выбор таким уж серьёзным.
  - А я вот что подумал, - объявил Уно. - Месть как главная цель - да, ерунда какая-то. Но можно её иметь в виду, ну как про запас, что ли. Не получается сделать чего главного - так мы зато отомстили, ну и ходим довольные. А коли главное дело выгорит, ну так можно по ходу дела и не мстить. Зачем по мелочам кусочничать, когда в конце дела можно будет всех врагов честно казнить по закону?
  - Ага, - встрял Дуо, - чтобы потом отдельно не думать, предлагаю их всех повесить на лобном месте. Ну, тех, которые ещё живые. А мертвякам придётся головы рубить - только так. Иначе будут тупо висеть и не сдохнут.
  Разговор о целях ожидаемо заходил в тупик, и тут Зван вспомнил, что он сам ещё не высказался, а ведь его цели - самые главные цели, о которых, по большому счёту, и спрашивала-то госпожа Кэнэкта.
  - Что ж, - преодолевая нежелание, промолвил он, - расскажу о том, как наши цели вижу я. Пакостить царю и Патриархам - это не цель. Так, одно из средств. А цель - чтобы Эуза жила хорошо. Хорошо - это чтобы она жила, я так понимаю. Потому что есть разные мертвецкие варианты, при которых она живой не останется. В общем, кто стоит за живую Эузу, тот со мной. Что скажете? - тут ве спорщики вдруг согласились, закивали. С целью согласилиь, или со Званом, это уже детали. - Есть и другие цели - помельче, но тоже важные. Сохранить свои силы - чем не цель? - Ойген закивал с энтузиазмом. - Теперь о царе. Царь зовёт поговорить и утверждает, что ему нужна какая-то помощь. В чём помощь? Если это помощь против Эузы, то зачем для этого меня искать? Вроде, незачем: таких помощничков у него нынче под боком целая вонючая кучка. Вот я и думаю, может, у этого выродка затесалась какая-никакая добрая цель, благородная? Такая, ну... чего другие не сделают, а мне как раз по пути, а? И, если он даровал мне прощение, может, пойдёт и дальше - и легализует всех нас?
  - Простите, командир, но мне в такое не верится, - хмыкнул Ойген.
  - Слепо доверять этому Вану мы, конечно, не будем. Пакостливая он сволочь. Но почему бы не предположить, что он сцепился с другой сволочью, покрупнее, которая от него чего-то ещё худшего потребовала? В общем, кажется мне, подробности надо разведать. А для этого самый короткий путь - встретиться с царём. Разве нет?
  - Чтобы он только по жизни не оказался самым коротким, буркнул Ойген.
  - А об этом следующий вопрос, - сказала госпожа Кэнэкта, - вопрос об угрозах и рисках. О том, чего ни в коем случае нельзя допустить. Ну, кто и что подумает на сей счёт?
  Ойген подумал и сказал, что сперва надобно вывести Драга на чистую воду. Тогда и станет ясным, что за угроза. А если не станет? Ну, тогда ещё кого-нибудь послать в столицу, чтобы разведал истинные планы царя и Патриархов. Тогда и выяснится, что угроза в том-то и в том-то.
  Зван слушал, и казалось ему, что адъютант повторяется. Хотя на этот вопрос Кэнэкты он раньше не отвечал, а всё-таки.
  Взял слово Бук. Он сказал, что главная угроза одна: враг устранит лидера повстанцев. Может, даже убьёт. А не убьёт - так изолирует. И не будет у повстванцев Звана. А это - удар в самое сердце.
  - С этим можно согласиться, - задумчиво произнесла яральская госпожа, - сердце-не сердце, но обезглавливание наших сил - риск немалый.
  Выступил и Драг:
  - Если на то пошло, есть и другая опасность. Пытки. Я вот тут подумал... Меня им не подвергали, но с меня и взять-то почти нечего. А из самого главного можно выудить сведения - вообще обо всём. И кто в наших отрядах, и кто нам сочувствует, и где кого искать. Этак одним ударом они могут и с восстанием покончить. А жалко, - Драг тревожно поглядел в сторону Звана и с поспешностью сделал оговорку. - Конечно, командир, вы никому ничего не скажете. Но, согласитесь, угроза имеется. Так что, помня о вышесказанном, - он глубоко вздохнул, - всего лучше запрятать подальше привезенную мной писульку, будто её и не было. Надежды на лучшее - с гулькин нос, а потерять можно всё вообще.
  'Всё вообще' - это что? - задумался Зван. Оставшиеся в его распоряжении силы? Людей, которые к нему пришли и придут в будущем?.. И внезапно понял, что решение им уже принято. Принято ещё раньше, вскоре по получении царского приглашения.
  - Я правда незаменим? - спросил он глухо. - Что, правда, на меня вся надежда? Если это так, то, мне кажется, что-то нам надо менять. Я не справился. Не кажется ли вам, что под моим руководством наши силы сильно истаяли? Мы в тупике. Ничего плохого не скажу ни про деревню Холм, ни про Третью речку, но здесь мы в самом натуральном тупике.
  Зван помолчал. Никто не вмешался, не перебил долгой паузы. Все ждали, что он скажет дальше.
  - Так вот, к вопросу об угрозах. Мне кажется, я сам представляю немалую угрозу тому делу, которым до сих пор занимался. Это раз. И эта угроза от предложения царя Вана никак не зависит, она будет с нами, хоть бы как мы ему ответили, или не отвечали вовсе.
  Снова воцарилась ишина. Никто не возразил, и Зван тихо порадовался за душевное здоровье соратников.
  - Вторая угроза - что встреча с царём может для меня лично плохо закончиться, а это - устранение главаря сопротивления, радость для Обсерваториума... Эта угроза - из тех, которые исходят от врагов, а нами могут предотвращаться. Стоит мне передать власть другому повстанцу - и нет второй угрозы! А заодно нет и первой, вы не заметили?
  Участники штабного совещания отреагировали всяко: кто согласно кивал, кто пожимал плечами, кто, как госпожа Кэнэкта, сидел с непроницаемым видом. Но резких возражений не возникло ни у кого. Как-то даже немного обидно...
  - И третья угроза, - вздохнул Зван, - это о том, что я что-то там знаю и под пытками всё выложу. Не спорю, угроза реальна. Но что я сейчас знаю? Попробую перечислить. Я знаю вас - а за вами стоят верные вам силы. Я знаю, где вас искать - сейчас знаю, а завтра? Перебазироваться не так трудно. Верхневосточные земли широки и пустынны, ищи-свищи. Я мог бы знать какие-то наши планы, - вот тут уж не удержать горькой улыбки, даже саркастической гримасы, но ведь поделом, поделом, - но, коли разобраться, покуда нет у нас мало-мальски серьёзных планов.
  - Я так поняла, решение уже принято? - спросила Кэнэкта.
  - Окончательно - только сейчас. Итак, я слагаю с себя полномочия в пользу Ойгена. Почему Ойген? Он - верхневосточник, а его земляки в наших силах уверенно преобладают. И его уважают, в чём я имел возможность убедиться. Далее, я отправляюсь в столицу по царскому приглашению.
  - С отрядом? - быстро спросил Бук.
  - Нет. Один. Если это ловушка, никакой отряд не поможет.
  - Однако, всё-таки нужно, чтобы пара-тройка людей проследила, чем дело кончится, - возразила госпожа Кэнэкта. - Отбить не отобьют, но...
  - ...другим расскажут, - хихикнул Уно, - в назидание, да?
  - Согласен, - подтвердил Зван. - Я иду один, а в отдалении следует группа наших разведчиков. На рожон не лезет, себя не обнаруживает...
  - А можно мне? Я бы хотел понаблюдать! - воскликнул Георн, молодой человек с замашками героя.
  - Почему нет? - госпожа Кэнэкта не стала противиться юношескому порыву, но ввела его в безопасное русло. - Направлю-ка вас втроём: ты, Уно, Дуо. - что ж, с опытом двоих разведчиков постарше у группы наблюдателей шансы не попасться здорово вырастут.
  - Я тоже мог бы подсобить, - сказал Драг.
  - Это лишнее, - покачал головой Зван. - Думаю, Ойгену будет спокойнее подержать тебя под присмотром до моего возвращения.
  Драг скривился, но принял это решение. В конце концов, после пленения, личной беседы с противником и выполнения его поручения - вряд ли стоило рассчитывать на скорое возвращение полного доверия к себе.
  - Что ж, - сказал Зван, - мне кажется, главные вопросы обсудили. Давно не бывало таких толковых штабных совещаний.
  Он чувствовал себя необычно, принятые решения принесли какую-то бесшабашную лёгкость.
  Вот только староста Холма выглядел придавленным переданной ему ответственностью. Он спросил:
  - Командир, скажите, а куда мне перенести штаб?
  - Вы теперь командир, Ойген. Куда перенесёте, там он и будет. Позаботьтесь лишь о том, чтобы я о его местоположении не прослышал. Всё-таки - к врагу отправляюсь.
  
  * * *
  
  Идеи крутились-крутились вокруг своей оси, и вот, наконец, неудержимо устремили тебя прочь, а с ними и собственная твоя судьба легла на определённый курс - не переиграешь. Странно чувствовать себя камнем, выпущенным из пращи.
  Отвык. Давно уже на опасные задания посылал в основном других, и вот, для всех неожиданно - самого себя. Поздно думать в полёте, всё ли учёл. Ты выпущен, ты летишь, обратно тебя скоро не ждут.
  Можно было убиться и менее изобретательным способом. Как там написал царь: '...возглавить личную охрану'? Ну не бред ли? Поразительный бред! Скажите-ка, что за дурачок мог на него купиться?
  А даже если не бред. Даже если взаправду. Что это получается: царь поманил, и ты уже несёшься на задних лапках? Будто нет у тебя собственных дел, как только защищать особо злокозненного царя Вана? Пусть и не бред, зато глупо. Глупо!
  Ну а если не глупо. Ты не разбежался служить негодяю, ты делаешь вид, что мечтал о такой карьере, но цели - втихомолку - преследуешь собственные. Ты на важном посту, с тобой считаются, ты в меру возможностей влияешь на решения царя. Настраиваешь его против западных мертвяков, не даёшь им в Эузе закрепляться, подозрительных высылаешь... Эх, ну неужто кто-то позволит бывшему мятежнику Звану на что-нибудь повлиять и на что-то царя настроить? Тьфу! Думано-передумано, и всё-таки недодумано - рваные логические нити так и торчат наружу.
  Спускаясь по верёвочной лестнице - госпожа Кэнэкта подбросила его и тройку разведчиков небесным замком почти к самой Эузе - Зван заставлял себя крепче держаться, и всё же пару раз ноги опасно оскальзывались. Повисая на руках, он понимал: дело не в тумане, окутавшем мир вокруг. Дело в другом тумане, исподволь заполняющем твои мысли. Ибо как соблазнительно разок как следует оступиться и тем покончить со всеми сложностями раз и навсегда... Но нет. Если Звану нынешней встречи с царём не суждено пережить - пусть лучше над тем палач поработает. А у самого Звана другие задачи, вовсе другие.
  Минутная слабость в промежутке между небом и землёй миновала. На землю Зван встал твёрдо и уверенно. Наверх поглядел только затем, чтобы убедиться: силуэт воздушного замка прочно заволокли клубы густого тумана, настолько прочно, что никакого замка больше и нет. Миг - и пропала втянутая наверх верёвочная лестница.
  Теперь и лестницы больше как никогда не было, а Зван подошёл сюда, к южному столичному предместью будто на своих на двоих. Где-то в стороне теперь высадятся и те трое: Уно, Дуо, Георн. Где высадятся - их дело, не Звану о том знать. Им будет непросто уследить за ним в столь густом тумане - но то ведь не его головная боль. В крайнем случае, попытаются его встретить в условленных местах на второй-третий-четвёртый день - там и поймут, что случилось.
  Будущему начальнику личной царской охраны предстоит миновать предместье, войти в Южные городские ворота, по Толмачёвскому мосту перейти Эузу-реку и у Львиных врат в юго-восточной оконечности Крома привлечь внимания стражника и назваться. Львиные врата обычно стоят запертыми, но для такого случая их откроют. Звану придётся дождаться, когда ворота отопрут и пригласят его внутрь - ну а что дальше, уже не его забота. В письме сказано лишь 'дождаться', остальные инструкции, стало быть, даны страже у Львиных врат.
  Может статься, прямо у Львиных Звана и возьмут. Набросятся всем скопом, повяжут прилюдно - и тогда тройке из наблюдательского сопровождения всё станет ясно сей же момент. Вероятней, однако, другое: стража Звана впустит тихонечко, поведёт 'к царю' коридорами, а уж там на выходе из какого-нибудь коридора - и навалятся. Да и препроводят в покои нецарские. Уно, Дуо да Георн этого всего увидать не смогут, но денька через два да три всяко догадаются - когда будут дежурить в Зарядье, а бывший будущий начальник мимо них так и не профланирует. И на четвёртый день убедятся окончательно, коли с утреца и до самого до обеда им останется ни разу не посещённым ещё и Третий калашный ряд.
  Эх, хорошо бы прийти в Третий калашный! Это будет значить, что Зван и на третий день беды не почуял. Коли что ему не так покажется - ни за что за теми калачами не явится. И тем паче не выставит напоказ новый кафтан форменный.
  
  * * *
  
  Редко когда случается строго по-запланированному, но вот и настал именно тот случай. От захода в Южные врата столицы особенных впечатлений не осталось. Пристроился к пёстрой группе мастеровых из предместья, да с нею вместе и вошёл.
  По Эузе-столице двигался быстрым деловитым шагом - целеустремлённо и буднично. Казалось, прорву лет здесь уже не бывал, но всё же на новую Эузу почём зря не глазел, ведь праздность привлекает лишнее внимание. Хотя... Как на вкус Звана, то и поменялось не так-то много. Единственное, что бросалось в глаза - мертвецы на улице. Раньше они так свободно по Эузе не разгуливали. Но теперь-то пришла некрократия, значит, можно.
  С Толмачёвского моста открылся вид на белокаменные стены Крома. Запертые Львиные врата зияли чёрными створками, видные, как на ладони. Под воротами в скуке бродил одинокий стражник, также заметный издалека - в красном-то кафтане. Зван одет вовсе неярко, но уж рядом с краснокафтанником точно не потеряется, будет легко опознан. Например, с набережной на противоположной стороне Эузы реки. Будь Зван разведчиком из группы Уно, Дуо и Георна, приставленной следить за развитием событий, непременно устроился бы там: далеко, неприметно, и сам, что надо, без помех высмотришь.
  Зван подавил желание бросить взгляд на набережную и от моста протопал прямо к стражнику - так, как это и надо: уверенно, без оглядки. Сказал ему:
  - Меня зовут Зван. Я был сотником...
  - Я предупреждён, - с поклоном перебил стражник. - Сей же час отопру! - и, не делая никому никаких знаков, извлёк из кармана тяжёлый ключ и заработал над чёрной створкой, в которой обнаружилась неприетная дверца. Три-четыре поворота ключа, и дверца открылась. - Прошу вас!
  Зван шагнул в темноту за дверцей, ожидая, что вот сейчас, невидимые с набережной, на него бросятся верзилы из Обсерваториума. Но как ни ожидал он скверной неожиданности, её не произошло.
  Стражник тщательно запер за ними дверцу и отпер другую, за которой открылся вид на плодовый сад и дворцы Крома. По садовой аллее добрались до заднего двора Теремного дворца Вана с-Йела.
  У неприметной калитки, ведущей из сада во двор, стояло два стражника, которые не совершили малейшей попытки задержать Звана, ведомого парнем от Львиных врат. Равнодушно скользнули взглядами, пропустили дальше.
  Ещё пара стражников им встретилась на входе во дворец. Третья пара - уже внутри, у высокой двустворчатой двери.
  - Царь у себя? - спросил званов провожатый.
  - У себя, - откликнулись те.
  - Ему назначено, - добавил он.
  - Ладно.
  Так быстро к царю на приём попадали только герои эузских сказок. Но у Звана получилось тоже. За следующей дверью его встретила не только четвёртая пара стражников, но и сам царь.
  - Сотник Зван, - доложил провожатый.
  - Проси, - сказал царь.
  - Он здесь, - пояснил провожатый, кивая на Звана.
  - Очень хорошо, - сказал царь. И прослезился.
  
  * * *
  
  Перед Званом был именно царь - в том не возникло ни малейших сомнений. Это был тот самый человек, которого бывший гвардейский сотник некогда видел под именем князя Дана. Ну, или, если уж быть точным, это тело носило следы того самого человека. А уж сколько на нём осело посторонних следов - кто бы взялся исчислить?
  Шестью годами ранее князь Дан выглядел довольно-таки молодо; сейчас взору Звана предстал старик. Может, и не сказать, чтобы совсем древний, но дряхлый настолько, насколько можно себе предтавить. Отёчное лицо напрасно гримасничало, пытаясь принять осмысленное выражение.
  Князь Дан, уж насколько Зван мог припомнить, держался с достоинством, оживлённо вёл светские беседы, пользовался видимым успехом у дам. Нынешняя развалина царя Вана с-Йела растеряла все видимые приметы данового лоска и блеска.
  Тот, кто нынче прослезился при виде посетителя, был очевидно и умопомрачительно нетрезв. Нетрезв, как свинья, сказал бы Зван, а впрочем, как свинья достаточно трезвая и даже способная к человеческой речи. Ну, к частично человеческой, перемежаемой жестокой икотой.
  - Я се-Ик!-годня пьян, - утирая слезу, расплылся Ван с-Йел в улыбке, которая непостижимым образом показалась шире самого лица.
  И не живой, и не мёртвый, а что-то среднее. Живые с таким цветом лица давно уже не живут; мёртвые, как правило, подбирают более однотонные бальзамы.
  Говорят, монарха легко узнатьпо властному взгляду. Ха! Если в этих красных глазках навыкате попытаться сыскать хоть самое завалящее человеческое достоинство - то, увы, обнаружится, мягко говоря, весьма революционный его вариант, сдобренный запахом блевотины.
  Впрочем, стражники привыкли ему подчиняться, не взирая на состояние. Они все втроём вышли, когда Ван с-Йел намекнул:
  - Я хотел бы-Ик!.. Пере-Ик!-говорить с сотником-Ик!.. Наедине!
  Не успели стражники как следует удалиться, как с Вана с-Йела слиняла значительная доля его опьянения. Стало ясно, что он притворялся более невменяемым, чем реально был.
  - Я правда рад, сотник, что ты почтил меня визитом, - сказал он без намёка на икоту. - Ты себе не представляешь, как это важно. Я в осаде, я в настоящей осаде... - и в царских глазах даже мелькнул огонёк разума.
  Впрочем, лицо его так и осталось бесформенным, а уж цвет недвусмысленно свидетельствовал о многолетней покорности дурной привычке с утра пораньше закладывать за воротник.
  - Я слушаю, ваше величество, - поклонился Зван.
  - Слушай внимательно, сотник! - буркнул царь. - А то как бы тебе не оказаться со мною в одной ловушке.
  
  * * *
  
  О чём заговорил царь? О том, что тревожило его больше всего - то есть, в первую очередь о здоровье. По его мнению, вся история началась с того, что он плохо себя почувствовал. Произошло это вскоре после восшествия на престол Эузы. Как тут не решить, что недомогание возникло просто с непривычки! Но время шло, симптомы не проходили, а только ширились. И симптомы-то - не такие, как у обычной болезни бывают. Царю стало трудно принимать решения. Казалось, что кто-то внутри него остервенело сцепил зубы и сопротивляется.
  Груз ответственности, подумал было Ван с-Йел. Наверное, ему, как царю, за страну тревожно? Но нет: тревогу бы новоиспеченный царь почувствовал, а здесь была только волевая слабость. Тупо тяжело бывало что-то решить, даже по ерундовым поводам. Ну, скажем, указ подписать - свой же собственный, царский.
  Причём постепенно новый царь стал замечать, что трудности посещают его всё-таки не всегда. Когда он собирался предпринять что-то против мертвецов и их некрократии, дело шло труднее всего. Когда же приходила мысль поучиться чему-нибудь у некрократов, или, скажем, защитить права мертвецов - то ни малейших затруднений подписание таких документов не встречало. Будто кто-то посторонний озорно водил царской рукой. Кто-то, кто любит мёртвых, при этом презирает живых, а ещё ненавидит драконов.
  - ...Может быть, это совесть моя работает так причудливо, подумалось тогда мне. Но не похоже было на совесть. Ни на что человеческое не похоже! - вскричал царь, и из его безутешных глаз брызнули на паркет слезинки. - А походило-то вот на что: кто-то неведомый при помощи зловредной магии навязывает царю Эузы свою волю. Представляешь, сотник?
  Какое-то время царь боролся с недугом в одиночку, но всякий раз сдавался на милость чуждой мертвецкой воли. Долго ли, коротко ли - пришлось обратиться к придворному лекарю. Лекарь обследовал его и сказал, что серьёзных отклонений в царском здоровье не находит, кроме, разве что, одного. Найденную причину недомогания лекарь назвал на недоступном простым смертным языке высокой науки. Царь ничего не понял и, разгневавшись, потребовал изъясняться с помощью обыденных слов и выражений, а не то за недостаток уважения к царской персоне лекарю грозит опала и наказание плетьми в Обсерваториуме.
  Лекарь же так перепугался проявить этот самый недостаток уважения, что весьма долго не мог назвать его хворь по-человечески - просто потому, что звучала она довольно-таки оскорбительно. Вместо чётких определений, целитель прибегал к полунамёкам, всё более раззадоривающим страждущего монарха. Например, говорил Вану с-Йелу, что он просто чего-то не того съел. А 'чего-то не того' - это ведь прямая недомолвка!
  И лишь тогда, когда разъярённый Ван велел стражникам из Обсерваториума всыпать лекарю плетей, тот достаточно осмелел, чтобы дерзко крикнуть повелителю: 'Да у тебя же глисты, придурок!'. Реплике, сказанной сгоряча, Ван с-Йел попросту не поверил. А подробнее лекарю объясниться не довелось: обсерваториумные стражники немного перестарались - да и забили беднягу до смерти. Это был, между прочим, как раз первый труп в истории.
  На место первого лекаря Обсерваториум приставил второго - приторно-улыбчивого биоманта в зелёной мантии. Этот обследовал царя беспристрастно и никаких особенных недугов не нашёл. Может, и взаправду не нашёл, да только Ван с-Йел не сильно ему доверял - вот и не стал посвящать в свои трудности. Мало ли каким боком вылезет?
  В отутствие посвящённого лекаря Ван попытался лечиться от недуга самостоятельно. И вот удача: оказалось, что на его симптомы благотворным образом влияет огненная водица. Стоит хоть самую малость отравить ею организм - и проблемы с волеизъявлением тают, как неуместный в котелке лёд. Беда в том, что подписи, которые Ван с-Йел пытался малевать по пьяной лавочке, ничуть не напоминали его же собственных подписей, поставленных на трезвую голову. Смотрелись бездарной подделкой, проще говоря.
  Время шло, а борьба внутри царя не утихала. Появился и нездоровый цвет лица, и отёчная одутловатость щёк. Ван с-Йел как бы преждевременно старел, что становилось заметно окружающим. В эту пору царём занялось сразу несколько лекарей, а среди них - отнюдь не только биоманты из Обсерваториума. Между прочим, явился и семейный лекарь из его собственного княжеского поместья. Этот лекарь заново открыл внутри пищеварительного тракта притаившегося там червя-паразита.
  Услыхав о диагнозе, Ван с-Йел сперва было возмутился, но живо смекнул, что если два лекаря находят одно и то же - то, видать, неспроста. Однако, как связано присутствие в организме червя с обнаруженными трудностями волеизъявления? К немалому изумлению царя, у этого второго лекаря нашёлся ответ. Причём во избежание недоразумений лекарь не стал ничего объяснять вслух; он предложил царю почитать одну книгу...
  - Вот эта книга, - Ван с-Йел протянул Звану зачитанный до дыр томик. На обложке значилось: 'Висельники болтаются. Сочинение Зраля из Приза'.
  - Да ведь это роман! - удивился Зван.
  - Роман, - признал царь, - однако по мотивам реальных событий. Там популярно прописан способ действия подземельных червей-паразитов. Тех, что вынесла на поверхность земли мертвецкая Шестая раса.
  - Обязательно прочитаю, - пообещал сотник под испытующим взглядом царя. - Но, может, вы раскроете в двух словах основную суть, а, ваше величество?
  - Суть проста. Червь вселяется в человека и из кишечника руководит его действиями - разумеется, в интересах того умельца, который червя ему подселил. Дело заканчивается тем, что хозяин червя вообще сходит со сцены, остаётся лишь червь. Имя червя Сколекс. К счастью, - Ван с-Йел мстительно усмехнулся, - меня покуда зовут иначе. Угадай, почему, сотник!
  - Я думаю, дело в особенной силе и твёрдости царской личности, - поспешил Зван ввернуть положенный комплимент.
  - А вот и нет! - возразил царь. - Дело в алкоголе. Огненная водица червя оглушает. Настолько, что он теряет способность навязывать мне свою волю. Я сильнее червя, но лишь до тех пор, пока дни напролёт выпиваю. В моём случае это лучшее лекарство из возможных.
  - А нельзя ли червя просто удалить? Вытащить из организма.
  - К сожалению, нет. Один из лекарей попытался - его казнили за покушение на мою жизнь. И поделом: мой фамильный лекарь - тот самый, что принёс книгу Зраля, предупреждал: невозможно! Ни в коем случае!
  - Невозможно? Но почему?
  - Время упущено. Мы с этим червём нынче одно. Мёртвый паразит в живом организме приводит к смертельной интоксикации - так говорил мой покойный лекарь, а я ему верю, что бы это ни значило. От окончательной гибели тело спасает уже сам паразит, причём отношения между двумя организмами превращаются в симбиотические. Знаешь это слово, сотник? Нет? Ну да где тебе... Главное уясни: я теперь не вполне живой. Но и не мёртвый. Моё бытие мерцающее. О том опять-таки говорил мой покойный фамильный лекарь...
  - Что, и этого лекаря больше нет? - изумился Зван.
  - А я о чём толдычу? За время царствования вокруг меня самые разные люди только и делают, что гибнут при невыясненных обстоятельствах. Одних лекарей сколько схоронили - семерых, как минимум. А стражников - их я даже считать бросил. Скоро перевалит не то за вторую сотню, не то за третью. Грустно всё это, коли разобраться. Нормальных верных людей вокруг меня, почитай, единицы, если не нули. И эта мышиная грызня, знаешь, сотник? Все друг на друга клевещут, каждый говорит мне, что все остальные в заговоре против меня, а он нет, каждый себе за это что-то хочет, каждому что-то надо, я раньше шунгался, потом смеялся, теперь зеваю, им прямо в морды зеваю, слышь, сотник - они не видят! Я им зеваю, они - ни в дугу, понял, что ль, сотник... - прежде связный рассказ неудержимо перерастал в пьяную болтовню.
  - Ваше величество! - окликнул Зван царя, чей взгляд теперь сфокусировался в одной точке, расположенной чуть выше его же собственного носа.
  - А?
  - Простите меня за назойливость, но нам пора определить наши отношения, - Зван постарался говорить медленно и вкрадчиво. - Вы мне писали, что произведёте меня в начальники личной охраны...
  - Э... в начальники личной охраны? Ну да! Старый у меня как раз сдох, на его место поставить некого... Тебе, сотник, бумажка нужна подписанная? Есть у меня бумажка. Вот, заготовил: имя вписать да карлючку поставить... - царь по неровной траектории приблизился к столу с письменными принадлежностями, обмакнул перо, стал что-то корябать.
  Зван заглянул через его плечо: всё верно. Царь подписывал указ о его назначении, и никакой иной!
  - Во! - Ван с-Йел подал ему бумажку. - Держи! Но имей, сотник, в виду, сотник... Всссссссё, что подписссано мною по пьяной лавочке, имеет сссилу, но лишь до тех пор, пока я живой. При неживом будет на раз опротессстовано... - можно подумать, другие бумаги при умершем царе не сумеют опротестовать! Хотя, конечно же, ясно, что имелось в виду.
  В переводе на язык немыслимой даже по пьяни царской откровенности последнее условие означало страстную мольбу ко всякому вновь приглашённому защитнику: сохраните мне жизнь, пожалуйста.
  
  * * *
  
  Получив назначение на основе царского указа, Зван тем же вечером вступил в должность. С вызовом напялил красный кафтан. Выяснил, сколько народу ныне числится в царёвой охране. Оказалось, чуть более сотни.
  Стало быть, это я опять гвардейским сотником получаюсь? Нет уж: снова, да не опять. Сотник сотнику рознь - зависит от подчинённости да от рода поручаемых задач. Нынче над Званом не стоит ни тысяцкого, ни темника - он сам себе сотник, подчиняется только царю.
  Да и то сказать: подчинение пьяной свинье - штука ведь условная. Делай, что хочешь, ну и подчиняйся на словах. Другое дело, что Зван - человек ответственный. Как попало служить не сможет. Поставленные задачи... Ах да, надо бы согласовать его понимание поставленных задач.
  Следующим же утром он явился на приём к царю Вану - тот как раз похмелялся. Наливал из хрустального графинчика, опрокидывал и, лишь притомив червя, обращался через плечо к верному начальнику охраны:
  - Кто меня опять отвлекает от дел? С какой такой стати?
  - Я вступил в должность и пришёл определить круг своих задач. Чего вы от меня ждёте, ваше величество?
  - Поддержки, - крякнул пьяненький царь. - Ну и защиты, как водится. Боюсь, предназначенные мне историей великие дела... твоё здоровье, сотник... находятся, так сказать, под угрозой. Враги, сотник, враги! Враги везде; по ним лупишь - оказывается, мимо. Такая беда!
  - Правильно ли я понимаю, что на мне лежит функция по расследованию смертей ваших сподвижников - семи лекарей и двухсот человек из стражи?
  - Да-да-да, конечно! Непременно нужно расследовать! Твоё здоровье, сотник... Очень обяжешь, если что-нибудь разузнаешь. Если найдёшь виновных, мы их, это... привселюдно накажем! - царю хотелось выглядеть грозным, но та суровая мина, которую он скорчил, выглядела скорее жалкой и смешной. - Всех накажем! ...твоё здоровье, сотник!
  - Правильно ли я понял, - вёл дальше Зван, - что подрывное действие червя на решения, принимаемые вашим величеством, так же надо предотвращать, либо минимизировать?
  - Угу, конечно! ...твоё здоровье, разумеется надо. И хоть не твоего это ума дело сотник, но, как водится, буду только благодарен! Мы с этим червём сжились, я его худо-бедно превозмог, но... твоё, как говорится, здоровье!
  Следя за обрывочными суждениями наклюкивающегося царя, Зван чувствовал себя неуместным островком трезвости в море огненной водицы. И нет-нет, да и закрадывались мыслишки: что, если нет никакого червя? Что, если это простой алкогольный бред, либо хитрая выдумка, покрывающая горячее желание Вана с-Йела специфическим образом 'лечиться'?
  Но есть ли червь, или нет червя - Звану ли о том переживать? Царю история о черве понадобилась в одном отношении, Звану она тоже может принести весомую пользу. Червь - повод хоть куда.
  - И наконец, ваше величество... да, спасибо, и вам здравствовать... хочу напомнить о самогм главном. Тот факт, что вами был съеден мёртвый червь-паразит - это тоже ведь чьё-то преступление, взывающее к раскрытию. Правильно ли я понял, что его расследование тоже в моей компетентности?
  - Сотник Зван, я тебя люблю! Ты, конечно, взвалил на себя столько, что наверняка надорвёшься, но вправе ли я препятствовать твоему служебному рвению? - в сей ответственный миг царь даже кубок отставил, силясь поглядеть со стороны на игру света на хрустальных гранях. Вправе! - сказал он с неожиданной твёрдостью. - Ибо я ведь ещё царь! - и тут же смягчился. - Вправе, но не хочу... О чём бишь это я?
  - О преступлении, - напомнил Зван, - по подселению вашему величеству червя. Если это дело поручено мне, я должен буду провести ряд следственных действий. Анализ документов, допросы свидетелей, осмотр места событий - если выяснится, где это всё случилось. А там, глядишь, сыщутся и вещественные улики... - хотя где им сыскаться спустя столько лет? Но, с другой стороны, отчего бы и не помечтать?
  - И меня, что ли, допросишь, сотник Зван?
  - И ваше величество, - короткий поклон и можно продолжать, - увы, показания снять совершенно необходимо.
  - Да ты весельчак, - пьяно прыснул царь, - ну ладно, спрашивай, что ли! Что упомню - будет твоё.
  - Когда вы впервые почувствовали присутствие червя в организме?
  - В день восшествия на престол.
  - В каких симптомах его присутствие проявилось.
  - Ну, будто правлю страной не я...
  - Какие самые первые документы вы подписали в присутствии червя?
  - Ну, я не помню. Много их было...
  - Может, указ об учреждении Обсерваториума?
  - Вот-вот, кажется, да.
  - Может, указ о разрыве отношений с драконами?
  - Определённо, да. И такой был...
  - Может, указ об упразднении города Ярал?
  - Наверное... Это всё мои указы из того времени, но не могу сказать, который из них был первым. Или... Обсерваториум? Да, я помню: не мог взять в толк, что же значит слово, а рука уже самопроизвольено тянулась и подписывала. Я смотрел на руку и долго думал, чья же была рука. Она так красиво рисовала мою подпись, что мне такого в жизни не повторить...
  - Что вы перед этим употребляли в пищу?
  - Эхх, да не помню. Что съел, то уж съел - а теперь вот запиваю. Твоё здоровье, сотник!
  
  * * *
  
  Зван с головой ушёл в своё следствие. С каждым допросом Вана с-Йела картина всё прояснялась и прояснялась. Кроме царя, впрочем, допрашивать оказалось некого. Трогать подозреваемых Звану представлялось преждевременным, а других свидетелей и в живых-то не сохранилось. Повар тогдашний скончался на первой неделе царствования. Поскользнулся, да и шлёпнулся в чан со щами, да там и сварился. Слуги многочисленные - из тех тоже никого не осталось. Кто со стены упал, кого лошадь задавила, кого карета переехала. О стражниках да лекарях - и вспоминать более неудобно.
  Зато подтверждалась единая мысль: влияние червя на царя Вана с-Йела совпадало по направленности с политикой Обсерваториума. Отсюда напрашивался вывод... Ну да, напрашивался, но притом оставался не больно-то прояснённым.
  Кто придумал подложить царю мёртвого червя: обсерваториумные Патриархи? Похоже на правду. Но похоже на неё и обратное. Может, это Патриархи со своим Обсерваториумом вызваны к жизни усилиями червя? Тогда организатор преступления остаётся в тени, и из этой тени может вволю похихикать над Званом, когда тот примется вслух обвинять этих клоунов, нацепивших зелёные биомантские мантии.
  Клоуны они, или исчадия Смерти - вот вопрос!
  Зван вдоволь порылся в дворцовом архиве, где сохранялись копии большинства документов, подписанных царём. Все документы в архиве, как на подбор, были подписаны изящной 'червивой' подписью. Те же каракули, которые подтверждали права Звана (и, между прочим, освобождали от преследования за мятеж) выглядели... Ну, как выглядели, так и выглядели.
  Не иначе как усилием воли Зван отрывал себя от документов и шёл строить подчинённых - проверять посты, карать за проступки, устно благодарить за рвение. Почаще мелькать на людях стоило просто для того, чтобы они привыкли: он - начальник царской охраны. Придёт привычка - можно будет спрятать подальше неубедительный документ.
  Погружённый в новые задачи, Зван чутьли не совсем позабыл о своих товарищах-повстанцах. Был договор, чтобы он, в знак своего благополучного прибытия в Кром, на второй день вышел прогуляться в Зарядье. Но где там! Он же как раз тогда цельные сутки просидел во дворцовом архиве без перерыва на сон. А на третий день - отлучиться снова не удалось. Не мог же он спустить вопиющей наглости новым собственным подчинённым! Стражники покуда его не знали, слушались через пень-колоду, заслужили жёсткое наказание. Так вот, чтобы оно получилось на самом деле жёстким и запоминающимся, Звану пришлось его проконтролировать.
  И только на день четвёртый... Да, тут уж Зван позволил себе развеяться. Вышел в кафтане с начальническими отличиями в калашные ряды, в Третьем калашном накупил всякой снеди: калачей, ватрушек, баранок, расстегаев, финтифлюшек всяких - и не только сам натолкался ими от пуза, но принялся даже нищих оделять.
  В толпе любителей халявы, ловившей баранки в лёт, приметил Георна - и лишь тогда успокоился. Закрыл свой хлебный аттракцион, да и вернулся в Кром. К подозрениям, документам, свидетельским показаниям, к хитрой изобличительной логике, к дисциплине царёвых охранников, к особо противненькой местной версии мирового червя, наконец.
  А на пятый день пребывания Звана в царском Теремном дворце на него состоялось покушение. Двое стражников, заместо того, чтобы выслушать нравоучения, напали на него с бердышами наперевес. Былой воинский опыт Звана не подвёл. Обнажил он казённый меч, одного стражника обезглавил, другого обезоружил - делов-то. Обезоруженного, как воджится, допросил, но тот так и не раскололся. Жаловался, мол, что-то на него нашло, а помимо того - ныне покойный товарищ попутал: а давай-ка, говорит, начальство чуток попугаем? Скорее всего, так и было: просто пугали. Но по чьему наущению - этаких сведений Зван так и не добился.
  
  * * *
  
  Что было дальше? В общем-то, Зван втянулся. И не сказать, что так уж решительно влиял на царя - этот Ван с-Йел был червив, и тем почти всё сказано - но и сказать, будто не влиял, также будет неправдой.
  Охранников он держал в чёрном теле. За то они его, говорят, преданно любили. Любить-то любили, но покушения нет-нет, да и устраивали. Всё же, стражники - народ в первую очередь сребролюбивый, а когда предлагают им крупную сумму в золотых некроталерах, редко кто сдержится, не рискнёт остатком своей горемычной жизни.
  Так катилось времечко круглым камешком, пока не наступил День Творения, посвящённый Семи Безымянным Божествам. Этот день в засекреченном мирке эузской царской власти даже при покойном царе Усандре был единственным случаем в году, когда царь показывался народу. Строго говоря, без такого дня обойтись было попросту невозможно. Кто поверит в существование царя, которого никто никогда не видел - может, он десять лет, как уж помер, а от его имени какие-нибудь аферисты правят.
  День, когда царю необходимо показаться - головная боль всякого начальника царской охраны. Можно сказать, экзамен на соответствие. Если сумел уберечь царя - стало быть, не безнадёжен. А кто не сумел - тому лучше вместе с царём убиться. Если, конечно, заблаговременно не договорено с его преемником.
  Грустно признаться, но сотник Зван почти совсем не чувствовал времени. Погружённый в свои расследования, воспитание личного состава да ещё предотвращение покушений лично на себя, он вспомнил о столь ответственном дне далеко не самостоятельно.
  - Близится День Творения, - сказал Ван с-Йел.
  - Да, конечно, ваше величество, - произнёс Зван с той полнотой безмятежности, которая столь нужна для благоприятного впечатления на патрона. Но сам-то с немалой досадой отметил: царь первый напоминает ему об этом опасном дне. Значит, заранее тревожится? В общем-то, дурной знак.
  - Что-то мне подсказывает, - с некоторым напряжением процедил царь, - что в этот день многое решится.
  - Дурное предчувствие? - встрепенулся Зван.
  - Почему дурное? Просто... Предчувствие.
  Как будто просто предчувствие этого неудачливого царя с мёртвым червём внутри не может оказаться поистине дурным для всей для Эузы!
  Зван предположил, что предчувствие как-то связано с деятельностью червя. Почему бы нет? Он стал потихоньку выспрашивать, но царь его тут же выпроводил, ничего не объяснив. Хотя и без объяснений ясно, что Ван как раз этим утром предпочёл напиться в одиночку, никому не отдавая отчёта в своих переживаниях. Это ясно, а другое охраны не касается.
  Зато осталось возблагодарить царя за предупреждение: День Творения ожидался через неделю, а у Звана в смысле подготовки ещё коньне валялся. Надо ведь составить план ожидаемого действа, расставить посты, договориться с людьми об условных сигналах на случай разных видов опасности. Муторное дело такая подготовка, но недели как раз хватило.
  В сам День Творения Зван чувствовал себя на коне. Он держит всё под контролем, так казалось ему. А вот на царе, казалось, лица не было. Протрезвел, что ли? Но нет, привычный огненный дух изо рта свидетельствовал: пакостный червь на сегодня основательно обезврежен.
  Похоже на то, что предчувствия Вана с-Йела здорово усилились.
  - Эй, сотник, - прогудел царь нарочито грубо, - мне нужно, чтобы ты был всё время рядом. В особенности, когда царский поезд остановится на площади перед Кромом и я появлюсь на людях. Я скажу речь...
  - Не надо речи, ваше величество! - взмолился сотник. - Она ведь не обязательна, да и в регламенте нашем не обозначена. Выйдете из кареты, приветственно помашете толпе - ну и обратно, под прикрытие гвардии.
  - Ты меня станешь поучать, говорить ли мне речь! - вспылил царь. - Будет так, как скажу. А прикрывать меня будешь ты. Ты сам, нечего за спинами отсиживаться! - и Звану осталось осознать, что царь-то в своём праве. Дело охраны безопасность обеспечивать, а не вмешиваться в интимную сторону контакта монарха с народом.
  Так-то оно так, но в последний момент пришлось весь план контроля за безопасностью перекраивать. Все ли стражники уяснили свои новые роли? Ох, не все, чуяло сердце Звана. Есть среди них такие туповатые...
  
  * * *
  
  И вот он, решающий миг. Тот, ради которого полоумный Ван с-Йел затемивал весь сыр-бор. Царский поезд под приветственные клики остановился. Две шеренги гвардейцев, как могли, оттеснили подальше от убранного весенними цветами помоста мастеровой люд и прочие столичные низы. Оттеснить-то оттеснили, но если у кого в толпе самострел...
  Но пора. Сотник зван поклонился царю:
  - Ваше величество, - это значило 'выходим'.
  Вышли вдвоём. Зван зыркал в толпру, не видно ли у кого самострела, Ван с-Йел продолжал бороться со своим идиотским предчувствием. Ну что, скоро начнёт он свою пошлую речь?
  Нет, нескоро. Царь дождался, когда приветственные клики немного стихнут. И лишь тогда, властным жестом потребовав внимания, соизволил заговорить.
  - Я устал, - сказал непутёвый царь Эузы по имени Ван с-Йел. - Я ухожу.
  Что он такое болтает?
  - Я устал. Я ухожу, - повторил царь, поскольку вопрос, что такое он болтает, был написан на слишком уж многих лицах.
  Древняя формула отречения! - осенило Звана. Традиционный для Эузы способ отказа от престола в чью-либо пользу - правда, за последние триста лет ни разу не применявшийся, но покуда не позабытый.
  - А кого кликнешь новым царём? - подал нужную по традиции реплику кто-то из толпы. Звану показалось, или это и впрямь кричал Уно?
  - Сотника Звана, начаольника царской охраны! - выкрикнул Ван с-Йел, по-скоморошьему корча какие-то пугающие гримасы. Что-то неладное с ним деялось. Может быть, он недостаточно выпил? Одно было несомненно: червь мстит.
  - Быть по тому! - заорало в толпе сразу несколько голосов, а вслед за тем в знак приветствия нового монарха в воздух взлетели шапки. Люди пуляли их в небо почём зря, даже не беря в расчёт, как бы исхитриться и вновь словить. Узрев целое небо, усеянное шапками, сотник впервые открыл для себя масштабы происходящего.
  - Поздравляю ваше величество, склонился пред Званом ближний к нему гвардеец, - не серчайте уж, коли что не так.
  Вслед за ним заговорил второй. Третий приготовился.
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"