Аннотация: 11-й рассказ. А в романе "Боги не чешутся" это эпизод 15.
9.Ярусы прогибаются
Важнейшая способность дипломата заключается в гибкости, это каждый скажет, а знатоки своего дела подтвердят. Кто не гибок, тот не дипломат, а Зюк из Белополья видел своё будущее на дипломатической стезе.
Главное, с уходом царя Ксандра и приходом царя Вана для юных 'выскочек' вроде Зюка такая стезя впервые открылась. Прежде-то всей эузской дипломатией ведало три-четыре избранных клана. Насколько слабо те дипломаты 'старой школы' владели искусством гибкости, понятно по скорости, с которой они дали себя заменить. Дольше недели никто не продержался. И никто не сумел доказать свою полезность господину Гзырю - новому министру иностранных дел.
А Зюк, он - другое дело. Он докажет.
Разве зря им ещё с рождения так гордятся любимые родичи - богатейшие помещики из Белополья? Разве зря его хвалил и всем ставил в пример академик Кулай? Разве зря господин министр пригласил его в Эузу специальным секретным письмом - да таким срочным, что пришлось прервать послушническое служение в Академии Наук?
Нет, не зря. Зюк не подведёт. Подучиться бы только. И набраться гибкости, необходимой всякому послу.
Гзырь так и сказал: надо бы ещё подучиться. Всё-таки надо. Ведь если он отправит Зюка послом в Адовадаи, как и собирался...
Что за сказка получится, если только она получится! Ведь Адовадаи - далеко на запад. И на юг, но ведь и на запад. А ещё оттуда до Порога Смерти, наверное, рукой подать!
Нет, положим, не подать, но Порог Смерти, как-никак, подвижен. Авось и подвинется до самого до Адовадаи? Вот было бы здорово!
А где Порог Смерти, там и мертвецы, а мертвецы, как уяснил уже Зюк, очень подходящая компания.
Нет, может, кому-то и не подходит. Но Зюку - как нельзя лучше. Ведь посмертие, будем перед собой честны, очень облагораживает. Пусть и не всех. Зато завсегда.
* * *
Впервые встретившись с министром Гзырем, заранее осведомлённый о его пристрастиях Зюк заметно порадовал мэтра своим внешним видом, а пуще всего распространённой в столичной молодёжной среде причёской 'посмертная маска' и синими румянами 'под мертвеца'.
Разумеется, то и другое он привёз не из академического послушничества (в Академии хватало безнадёжных консерваторов, готовых устроить весёлую жизнь и за меньшее), но сотворил сразу по приезде в Эузу-столицу, ибо твёрдо решил выглядеть современно.
В главном Зюк не ошибся. Министр был явно неравнодушен к мёртвым телам, и даже имитация его раззадорила не на шутку. Вон как зыркал на синие румяна, визуально мертвящие щёки Зюка. Глаза так и сверкали!
Порадоваться-то Гзырь и порадовался, но причёску всё же велел исправить, а румянец впредь наносить не на людях.
- Разделяю вашу страсть ко всему новому, коллега Зюк, - с чувством сказал министр, - однако, должен вам заметить, что её, как и всё другое, должно проявлять с известной гибкостью, памятуя о дремучей неготовности многих наших соотечественников к восприятию новых идей... - говорил Гзырь очень обтекаемо, но главное Зюк осознал ещё тогда: гибче надо быть, гораздо гибче.
Если вести себя точно так же, но чуть гибче, министр меня даже полюбит, с удовольствием отметил Зюк. Ну а любовь министра - из тех вещей, что всегда пригодятся. Да, с такими любовями часто связаны и некие неудобства, но то - дело житейское... Карьера посла станет чудным за них возмещением, разве нет?
- Надеюсь, по вопросам внешнего вида мы с вами, коллега, друг друга поняли. Но внешний вид - малая толика той силы, что составляет залог успешности дипломата. Необходимы ещё многие знания, лишь малую часть которых вы могли получить у себя в Академии-на-Тьмаке.
И Гзырь, надолго не откладывая, тут же наскоро проэкзаменовал адепта. Не сказать, чтобы остался очень доволен:
- К сожалению, мои опасения подтвердились: вы не знаете слишком многого из отраслей знания, жизненно необходимых эузским послам!
Сказано было резко. Как, всё кончено? Зюк едва не расплакался.
К счастью, 'едва' не считается, потому что министр имел, что сказать ещё. И лишь дождался мига, в который Зюк проникнется неудачей, чтобы предъявить спасительный выход:
- Впрочем, беда ваша поправима. Вы наделены пытливым умом, коллега, это хорошо. Пожалуй, я взялся бы вас поднатаскать в необходимых теоретических вопросах, а также, - Гзырь подвесил небольшую паузу, - потренировать в отношении гибкости.
Зюк горячо согласился, ещё не догадываясь, что первая тренировка гибкости ему предстоит прямо сейчас. Обучение - то со следующего раза, но воспитательные экспресс-контакты могут ведь проводиться в любое подходящее время. В особенности, когда воспитателю очень хочется.
Как Зюк и предполагал, воспитание гибкости потребовало от него смирения. И сдержанности. И подавления неуместного чувства брезгливости.
Гибкость воспитывалась так. Возбуждённый Гзырь зашёл к нему сзади, бормоча что-то бессвязное о потаённой природе гибкости. Зюк заставил себя остаться на месте, памятуя о счастливом будущем.
- Причёску поправь, но румяна - другое дело! - жарко зашептал господин министр. - Их используй, но не на людях, не на людях. В этом будет первый урок... практической гибкости...
Потом Гзырь обслюнявил будущему послу шею - щекотная, надо сказать, процедура. Прикусывал её с краюшку - но лишь самую малость, и как бы не всерьёз.
К счастью для Зюка, воспитатель гибкости жаждал не крови, а мертвецкого бальзама, которого в его жилах как раз таки и не имелось. Однако, поверхностно нанесённый синий румянец на него изысканно намекал, дразнил Гзыря, доводил до вампирического неистовства.
За шиворот изящной бегонской рубахи Зюка обильно потекла слюна.
Сейчас укусит, понял ученик и зажмурился.
Так и случилось: от избытка страсти Гзырь непроизвольно сжал острые зубы - и тут же с негодованием отшатнулся, сплюнул на пол красную каплю.
Не то!
При бальзамном вампиризме кровь не вызывает иных чувств, кроме отвращения. Но ведь Зюк не виноват, что он пока не мертвец?
- Не расстраивайтесь, коллега, - видя его смятение, молвил министр, - Смерть видит, что то была моя промашка. Постараюсь её не повторить.
И, следуя принятому решению, Гзырь присосался к шее коллеги с другого бока, откуда не мог видеть выступившую кровь.
Второй поцелуй был не менее страстен, и распалялся господин министр в прежнем темпе, посему стоит ли удивляться, что вторая промашка не заставила себя ждать.
Понравилось ли происходящее дважды укушенному? Не то, чтобы очень. Но, с другой стороны, Зюк осознавал: гибкость-то развивать надо. Почему бы и не таким способом?
Посему, терпел неудобства, ожидая, что нужное качество мало-помалу разовьётся.
Ибо, подходя по-научному, что происходит между ним и господином министром? Ответ очевиден: посвятительный обряд в дипломаты. Суть которого в чём? В развитии гибкости, необходимой для данного ремесла.
* * *
Посвятительный обряд? И только?
Нет, не совсем. Ведь такие обряды, как правило, однократны. А Гзырь с тех самых пор повторял обрядовые действия при каждой новой встрече. Всякий раз аккуратно напоминая ученику, что надо бы с собой прихватить баночку синих румян. Для настроения.
Не столько обряд, сколько выработка навыка. Повторение - мать учения, так сказать? Ну да. Для Зюка манипуляции над его шеей служили закреплению материала, а то, что Гзырь - просто вошёл во вкус, основной сути дела не меняет.
Преуспел ли Зюк, освоил ли навык? Безусловно.
Ведь как он отвечает на порой неловкие приставания Гзыря? Гибко. Без гримас. Научился парадоксально реагировать на укусы: просить 'Ещё!' даже тогда, когда невмоготу.
А ещё в действиях Гзыря можно было усмотреть черты воспитания гибкости на собственном примере. Кому, как не господину министру, служить в этом деле образцом?
Гзырь любит мёртвеньких, но покровительствует живым. То есть, поступает гибко.
Покровительствует живым, но предпочитает современных молодых людей, склонных в своей внешности воспроизводить мёртвые образцы. То есть, и в прогибе не сбивается с основной цели.
Среди живых, склонных копировать мёртвое, Гзырь выбирает лишь тех, кто не афиширует этих пристрастий. Тем самым, опять-таки поступает гибко.
А с Зюком Гзырю особенно легко поступать гибко. Поэтому-то Зюк и поедет послом в Адовадаи, тогда как другие не поедут.
Другие срежутся. На поворотах министерских прогибов.
* * *
Конечно, в обучении Зюка его новым начальником не обошлось и без общей теории. К теоретическим занятиям Гзырь переходил, удовлетворившись по первому разу, но в процессе лекции страсть могла воспылать снова, поэтому Гзырь просил Зюка не стирать румяна со щёк до самого конца встречи.
Зюк и не возражал. Ему-то было не слождно.
О чём были лекции? Кто-то бы удивился, но практически все - опять же о гибкости. Но на каком высоком уровне обобщения!
Ничто так не впечатляло Зюка из Белополья, будущего посла Эузы в Адовадаи, как развитая министром Гзырем теория прогиба.
- Надо учиться у природы, - настоятельно советовал Гзырь. - А в чём главная тайна природы? Нет, не в том, что мир ярусен. А в том, что ярусы-то прогибаются. А в какую сторону прогибаются? Ну это как когда. Сейчас наиболее выгоден прогиб в пользу нижнего мира. И что мы видим? Всё мироздание именно туда и прогнулось.
Зюк принимался думать, и вновь и вновь убеждался в гзыревой правоте. Ну конечно же: идея о вечных и неподвижных ярусах не выдерживает никакой критики. Ничего в мире нет неизменного в своей сути. Всё течёт, всё меняется. Потому стоит ли удивляться, что и самые мировые ярусы демонстрируют известную гибкость?
У идеи гибких ярусов находились и любопытные следствия, часть из которых камня на камне не оставляла от традиционных религиозных верований Эузы. Гзырь отмечал:
- Что ярусы прогибаются, это закон природы. Последствие Большого взрыва, как явствует из влиятельной космогонической теории Фарадео Фарадея. А насчёт Семи Божеств? Ну, мы, в конце-то концов, взрослые люди, слишком зрелые, чтобы кормиться подобными сказочками.
И правда, соглашался Зюк. Мы-то уж точно люди взрослые: Гзырь и я. Такими посвятительными обрядами, как мы, дети не занимаются. Стало быть, и про сказочки всё верно. Зачем бы это нам, взрослым людям, понадобились сказочки? Мы и без сказочек всегда найдём взрослый способ удовлетворения базовых своих влечений.
А ещё взрослых людей, не пробавляющихся сказочками, посылают с посольской миссией в Адовадаи. Судя по пылкому взгляду и обещающему тону Гзыря, это так.
- Прогибаться надо умеючи, - наставлял Гзырь. - Нет никакого толку в том, чтобы прогнуться, когда тебя уже начали прогибать силой. Истинный прогиб - умный, заблаговременный. Ибо что нам, интеллектуалам, обеспечивает наш ум? В первую очередь - гибкость адаптации.
И верно! Гибкая адаптация - она намного-намного полезнее, чем какая-нибудь вовсе негибкая адаптация.
- Великая сила - сила адаптации. Это она и управляет прогибом.
И точно - сила! Кто-то подумает, приспосабливается лишь слабый, но нет, ошибочное сужденьице! Слабый - он и приспосабливается слабо. А сильный - он хорошо приспосабливается.
Или - хорошо приспосабливает тебя.
- Нет ничего зазорного в прогибах. Естественное не стыдно. Прогнуться - это как напоить страждущего. Тот, кто желает тебя прогнуть, просто наделён более сильной жаждой. Это нормально. В конце концов, все люди разные.
Определённо, разные! Как бы и эту светлую мысль повнимательнее запомнить?
Интеллектуальный круг лекции завершался новым заходом со спины. Зюк покорно подставлял шею, господин министр плотоядно облизывался и сглатывал обильно текущую слюну.
И всё же переходу к практике неизменно предшествовало подведение итогов лекции, о котором лектор не забывал и при лавинообразно нарастающем возбуждении.
- Ярусы прогибаются, - говорил, усмехаясь, Гзырь. - И мы вместе с ними, и мы, как они. Мы следуем предначертанному. Предначертанному прямо на ярусах.
* * *
В ходе обучения Зюка страсть учителя к оральному обладанию трансмёртвым организмом не претерпела сколько-нибудь заметных изменений, а вот лекционные темы изо дня в день менялись, освещая всё новые аспекты мирового принципа гибкости.
Аспектов оказалось столько, что впору приуныть.
Пожалуй, лишь тогда, когда речь дошла до проблематики применения гибкости во внешней политики Эузы, Зюк окончательно уверился: послом в Адовадаи он всё-таки поедет.
В голосе Гзыря звучала неподдельная боль и забота о судьбах своего ремесла.
- Эузу считают варварской страной, - вздыхал он. - К сожалению, тот, кто так считает, во многом прав. Причём его правота не оставляет нам, дипломатам, пространства для манёвра. Возражать? Но тем самым мы проявим негибкость. Соглашаться? Но тем самым мы подтвердим, что с такими негибкими варварами, как мы, цивилизованному мёртвому человечеству общаться практически бесполезно.
И верно, сокрушённо кивал Зюк: ситуация безвыходная. Хоть так, хоть эдак, а из варварства не выберешься.
- Многие наши коллеги, даже самых широких взглядов, искренне интересующиеся некротехнологиями души и тела, поневоле ломались, стоило им впервые встретиться с названной дилеммой. Они обижались, вместо того, чтобы проявить гибкость. Они говорили мертвецам обидные вещи. А тем самым подтверждали худшие опасения зарубежных партнёров.
Да уж, соображал про себя Зюк, зарубежных партнёров, в особенности мертвецов, легко понять. Они-то привыкли себя считать людьми высшего сорта (с чем, положа руку на сердце, втайне согласна и эузская аристократия), а тут какой-то негибкий дипломат им перечит! Понравится ли кому такое отношение? Разумеется, нет.
А что отсюда следует? Да то, что всё так и будет продолжаться. И снова к нам откажутся приезжать некроманты и бальзамировщики. Как результат - мертвецы в стране так и останутся на положении изгоев. И это притом, что каждому, нет, ну точно каждому, втайне мечтается таким же изгоем стать. Так в чём же выход?
- А выход в гибкости, - мягко напомнил Гзырь, втягивая слюну.
Просто, как всё гениальное. Но как же гибкость в этом запутанном случае проявить?
- Очень просто. Дипломат должен признать, что Эуза погрязла в варварстве. Это первый необходимый шаг. Далее, ему следует намекнуть партнёрам, что Эуза неоднородна. В кромешном варварстве есть и не очень варварские очаги, которые стремятся к свету, к Смерти в лучшем смысле этого слова - и с которыми можно работать. Это шаг второй. И третий: признаться им по-секрету, что ты сам являешься таким очагом, втайне преданным некрократии и готовым к сотрудничеству!
- А дальше? - спросил Зюк.
- В смысле? - переспросил Гзырь.
- Ну, дальше-то какие шаги?
- Так дальше и не нужно никаких шагов. Ибо всё, что дальше, мёртвые партнёры сделают сами. И сами всё объяснят.
* * *
Нет, всё же к мёртвым партнёрам Гзырь отправлял кого понадёжнее, скорее же всего - ездил сам. (И где же, как не в гостях у мертвецов он мог заработать свой бальзамный вампиризм?).
Зюка из Белополья министр отправил в посольство менее славное и более трудное одновременно, а чтобы не вздумалось выученную гибкость взять да направить в чуждое русло - приставил троих слуг, которые за ним откровенно следили. Все по очереди, сменяясь на сон.
Адовадаи - далеко не город мёртвых. И даже в основном - город живых. Мертвецов там любят не больше, чем в самой Эузе. В общем, такие же дикие нравы. И даже более дикие, ведь в городе окопались пираты и старорежимная эузская разведка. Гремучая смесь, а эпицентр её - порт.
Адовадаи - крупный порт на море Ксеркса, и главное этим сказано. Кому там принадлежит власть? Кучке преимущественно живых торгашей, которых кроме прибылей мало что другое заботит.
Причём это только в первые недели пребывания в городе Зюк наивно полагал, что официальная власть в Адовадаи пусть слабая, но есть. Оказалось, всё сложнее. Официальная власть - городской Государственный совет - это во многом лишь видимость. То есть, какие-то вопросы она, конечно решает - но это в основном вопросы личного обогащения.
Да и то - с оглядками на кого-то. Того, кто сидит в порту. Скорее всего, на нескольких, там сидящих. Теневой совет? Очень похоже.
Что же касается политических вопросов - тех самых, которые могут обогатить любого и очень сильно - нет, официальный городской совет от их решения устраняется сам собой. Хотя имеет, вроде бы, все полномочия Государственного - согласно местному закону.
Да зачем же было такой закон принимать, который имеют в виду все в городе? Видать, кому-то такой закон всё-таки выгоден. Не Государственному совету города, заседающему на Соборной площади. Тому, кто сидит в порту.
Это что же, думал Зюк в первый месяц своего посольского служения, мне, чтобы способствовать наступлению некрократии, теперь надо выискивать где-то в порту подлинных хозяев города? И, небось, заключать с ними те подозрительные устные договора, которые западная некрократия всею сутью своей не приемлет?
К счастью, он не поспешил этого делать. В неспешности тоже есть своя гибкость, и она-то его и вывезла. Пара-тройка бесед с чиновниками Государственного совета, одна мимолётная встреча с комендантом порохового склада - и пазл сложился.
Те, кто в порту - абсолютные враги некрократии, понял Зюк. Убеждать их в идеях прогресса - пустое сотрясение воздуха. Выходить на них с целью склонить на другую сторону - бессмысленный риск. Тебя устранят, и за то никому ничего не будет. Даже сам ты вряд ли узнаешь, кому не пришлись по душе свободолюбивые речи. А уж Гзырю виновников не сыскать и подавно, потому он запишет в виновники тебя самого: 'Не оправдал надежды'...
Зюку повезло, что никому-никому не обмолвился о своей надежде на посмертие и приверженности некрократии. А не сказал - всё равно как и не хотел. Благо, эузского посла в некрократических симпатиях заподозрить вроде бы трудно.
Хорошо быть порой невидимкой.
А суть разговора с Кьяром, комендантом склада в порту, с которым Зюк будто ненароком разговорился, прицениваясь к контрабандному пороху, была такова.
Власть в Адовадаи слабая, но своя. То есть, торгаши входят во власть в основном ради того, чтобы красть. Их не больно-то уважают, но терпят. И терпят ровно до тех пор, пока уверены, что торгаш крадёт только для себя. Стоит же выясниться, что кто-то в городском правлении подкуплен сторонней силой - ну хоть бы тем же Владыкой Смерти - как этого человека быстро находят мёртвым в очень нехорошем смысле слова.
У местных на сей счёт есть выражение 'поломать марионетку'. И, главное, такой 'марионетке' никто не сочувствует. Зачем сама же прикрепилась к чужим верёвочкам?
- И давно ли у вас 'ломали марионетку'? - спросил Зюк.
- Последнюю с полгода назад, - прикинул Кьяр, - советник Помпео, так её звали. Последний день Помпео выдался громким.
- Что так?
- Взорвался. Кто-то не пожалел самого лучшего пороха - так что рвануло довольно зрелищно, хе-хе. Что твой вулкан!
Слушая о печальной гибели лица, наделённого властью, Зюк не мог не предположить:
- А вдруг на него возвели напраслину?
- Нет, - ответил Кьяр, - за чужие голословные обвинения у нас никого не ломают. Кто становится марионеткой, того всегда видно. По его собственным словам и действиям.
- По каким же таким?
- А вот по каким. Если человек начинает ратовать за некрократию, это первый признак.
- Серьёзно? - удивился Зюк. - А если он от себя, самопроизвольно?
- Самопроизвольно не бывает, - ответил ему не Кьяр, а люди, проходящие мимо по набережной, - ведь он же себе не враг. Знает, о чём в Адовадаи говорить стоит, а о чём нет. Хвалить некрократию, скажем так, опасно. У нас в порту такого не любят.
- И что, если смелый человек признается, что он за некрократию?..
- Да не смелый он, - вздохнул Кьяр. - Просто купленный. Купленный настолько, что себе не принадлежит. Ему скажут, что надо похвалить некрократию, он знает, что из-за этого не выживет, а ослушаться-то не может - понимаешь?
- Да кого ослушаться-то?
- Ну, этого ихнего - Владыки Смерти с прихвостнями.
По-хорошему, за Владыку-то Смерти стоило вступиться. Но Зюк предпочёл проявить гибкость. Наступить на те же грабли, что и Помпео - нет, не на того напали! Он сумеет притаиться, как и те, в порту.
Притаившись, он не перестал размышлять о последнем дне Помпео. Даже, что мог, выспросил у людей, которых более-менее хорошо знал. Ему рассказали подробности. Оказывается, советник Помпео хотел отказать эузским военным кораблям в стоянке на рейде близ Дельфиньей бухты. А ещё требовал присоединения Адовадаи к Отшибине с целью предоставить последней выход к морю. Да много чего хотел и требовал, пока однажды не превратился в пороховой вулкан. Ага, прямо здесь на набережной.
И никто так и не пожалел несчастного. Что за люди такие?
* * *
Гибкость требовала таиться. Но министр Гзырь, вот незадача, почему-то требовал обратного. Агитация за посмертие и некрократию - вот чего ему не хватало. Причём настолько, что Зюк начал вздрагивать, когда птицы приносили дипломатическую почту.
Будучи научен Гзырем некоторой гибкости, посол излагал свои успехи и затруднения в Адовадаи довольно туманно, давал понять учителю, что немножко за некрократию агитирует. И, пусть толку не много, но всё-таки он старается.
Увы, Гзырю писал не только сам Зюк, но и слуги. А уж последние не преминули указать министру на все недоработки посла. Хотя бы и на ту, что никого в Адовадаи к некроинтеграционным идеям Зюк так и не склонил. Да и речи вёл недостаточно провокационные.
'Прекратите перестраховываться!' - писал ему Гзырь. Он в ответ: 'Спасибо за напоминание. Перестраховываться прекратил'. А Гзырь: 'Это вам только кажется, что вы прекратили, коллега'.
Неужели он желает мне не добра? Зюк совершенно искренне уливлялся. Но, по всему, в тоне министровых писем добра для него оставалось меньше и меньшне.
Не оправдал. Не туда прогнулся. Неверно рассчитал кривизну прогиба.
* * *
А потом оказалось, и Гзырь тоже умеет угрожать. И его угрозы где-то даже действеннее. Трое головорезов - Лыс, Баз и Чув - посланные вместе с ним в Адовадаи первоначально на правах слуг, окончательно перестали притворяться. Теперь они не просто постоянно подглядывали и всё передавали министру. Они приказывали. Они угрожали.
- Вы понимаете, - в отчаянии восклицал Зюк, - что городской совет Адовадаи ничего не решает? Вы понимаете, что предложения о развитии некрократических свобод не вяжутся с моим образом посла из Эузы? Понимаете, как в Адовадаи обходятся с агентами сил прогресса?
Лыс, Чув и Баз - вроде и понимали, но скидок на понятое не делали. Почему-то задача по удержанию гибкости целиком легла на зюковы плечи. Головорезам лекций о прогибающихся ярусах никто не читал. Их учили управляться с ножом.
С тем, например, который скотина Баз всё чаще Зюку показывает. Вытягивает из ножен, будто невзначай. И чему-то хихикает.
И Зюку невольно вспоминался взорванный Помпео. Наверное, член Государственного совета тоже умел быть гибким. Но те, кто давал задания, гибкости ему не позволили. Тогда-то Помпео и затараторил, распространяясь о своей заведомо неприемлемой системе требований. И бабах.
Сможет ли Зюк сделать то же, что и Помпео, но остаться в живых? С одной стороны, не исключено. Как-никак, Зюк не местный, он из Белополья, которое в Эузе. С другой стороны, его могут признать таким же предателем, как и Помпео - только что предателем собственной страны.
А с предателями у них не церемонятся. Ни с собственными, ни с предателями Эузы, как они это предательство понимают.
Понимают очень негибко.
- Пакет. Преодложений. О некрократизации. Адовадаи. На Государственном совете. Громко. - раздельно сказал Чув, намекая на то, что проследит за выполнением каждого слова.
Кого надо бояться в порту, Зюк уяснил. Разумеется, в некотором приближении. Да, там издавна гнездятся во-первых, пираты, во-вторых, эузские тайные агенты, причём из самых отъявленных (яральская разведка). Ну, а в-третьих, грань между первыми и вторыми настолько условна, что никем и не соблюдается. Кто пират, тот, скорее всего, работает и на Эузу. Причём весь город об этом знает, и молчат, нагло молчат.
Зюка будут убивать не местные. Есть ведь 'свои'. Те, кто в Адовадаи работают на Эузу. Дело в том, что они и Зюк работают на Эузу по-разному.
Они - по старому, он - по-новому.
Зюк хочет видеть Эузу некрократической и цивилизованной, а они - сильной, варварской и живой.
К несчастью, доживающее свои дни здешнее эузское подполье всё ещё не перестроилось. Живёт, как при старом царе Ксандре. А на престоле-то давно Ван, царь-некрократизатор.
Негибкое подполье! Все беды в Адовадаи - от негибкого подполья!
- Я понял! Надо выйти на наше подполье и научить его гибкости! - порывисто вскричал Зюк, обращаясь к Базу, конвоирующего его до здания городского совета. - Это необходимо сделать перед тем, как...
- Не отвертишься, - Баз осклабился. - Пустая отмазка. Всем известно, что наше подполье в Адовадаи больше не действует. Его давно разгромили Патриархи из Обсерваториума.
Точно ли разгромили? Что-то Зюк не уверен.
* * *
В день, когда ему предстояло выступить с некрократическими инициативами, Зюк впервые наблюдал Государственный совет города в почти полном составе. Присмотревшись к членам совета, он быстро убедился, что сведения о преимкщественно живой власти в Адовадаи несколько устарели. Она вся живая. Без единого исключения.
Исключением, по-видимому, был Помпео.
По протоколу, имена присутствующих членов совета оглашал специальный чиновник-секретарь. Зюк вслушался:
- Слю из Адовадаи, Перес из Адовадаи, Бонг из Адовадаи, Джу из Адовадаи, Швы из Адовадаи, Авс из Адовадаи, Грень из Адовадаи, Ламбуто из Адовадаи... - все, как на подбор, из Адовадаи. Это при том, что Авс - несомненный северянин, а Швы - потомок дикарей с Южных островов.
Да, Зюк на какой-то миг улыбнулся своим ехидным мыслям, для этих людей очень уж важно слыть местными. На этом когда-нибудь можно будет ловко сыграть... Если, конечно, ему суждено дожить до когда-нибудь.
- ...и Кьяр из Адовадаи, - закончил перечисление чиновник.
Кьяр? Задумавшись, полномочный эузский посол не сразу заметил, что его недавний знакомец, владелец порохового склада, тоже преспокойно сидит за столом совета. Как он туда попал?
Секретарь, словно бы услышав его немой вопрос, для всех пояснил:
- Как известно, господин Кьяр избран в совет на место ранее выбывшего Помпео.
Вот оно что! И у Зюка заспорили два душевных движения: порадоваться успеху знакомого человека - и заподозрить неладное. Всё-таки, Помпео взорвали именно порохом, а у Кьяра, как нарочно, целый склад этого редкого товара.
Тем временем все, кто не знал об избрании Кьяра, шумно его поздравили. Член совета по имени Ламбуто - по-видимому, самую малость пьяненький, рассказал и другим собратьям по городской власти, как он по ним соскучился. Редко, мол, собираются. А чтобы вот так - почти что все вместе, так это бывало разве что в 'Ржавом якоре', который уже не тот.
Член совета Бонг эти ностальгические излияния с непонятным воодушевлением поддержал, причём сказал такое:
- Эх, жаль, Бабозо к нам не дошёл, без него всё-таки как-то всё не так.
- Бабозо занят, - выдал справку Кьяр.
- Где занят?
- Далеко занят.
Что ещё за Бабозо? Зюк беспомощно оглянулся на секретаря совета и вполголоса спросил:
- По-моему, в Государственном совете Адовадаи нет человека с именем Бабозо, или я что-то путаю?
- Всё верно, - широко улыбнулся чиновник и почесал затылок широкой ручищей истинного вышибалы, - нет его пока в совете. Но то пока. Всё-таки Бабозо в нашем городе человек известный.
Зюк взял за правило запоминать людей, известных в Адовадаи, в особенности, богатых торговцев, или там владельцев крупных складов наподобие Кьяра. Поэтому спросил у секретаря:
- А чем торгует господин Бабозо?
- Да всяческой контрабандой, - не моргнув глазом, ответил тот.
Смело сказано, однако.
В общем-то, понятно, что дела крупних торговцев портового города вроде Адовадаи без контрабанды никак не обходяться, но чтобы так прямо, открытым текстом... Зюк сделал взвод, что секретарь этого самого Бабозо всерьёз недолюбливает. Настолько, что и прилитий соблюсти не счёл обязательным.
Вопросы, включённые в повестку нынешнего заседания, Зюку слишком серьёзными не показались. Почему-то Государственным советом Адовадаи рассматривалась, например, претензия матросов капера 'Умбра' к судовладельцу, который зажал их заработок и плохо кормил. Подумаешь! Из Лопволарое пришла шхуна с грузом карамцкого шёлка, просят у главных лиц города защиты от портовых вымогателей - что за ребячество? Или вот новость: гонец из пиратского Саламина просит продать несколько бочек пороха сверх обещанного. Прошлый запас они слишком быстро израсходовали. Правда, зато потопили мертвецкий фрегат 'Святая Атлантида'. Точно потопили, могут показать место.
Зюк слушал выступающих, мысленно критиковал всё ими сказанное, и даже не то чтобы иронизировал, а просто издевался над недалёкими городскими властями. (А что, если критикуешь молча, тебе позволено многое!). И вдруг...
И вдруг понял, что повестка дня закончилась, заседание совета вот-вот объявят закрытым, все навострились на выход.
Подумалось: может, не судьба мне сегодня выступить?
Но сидевший за его спиной Баз о судьбе его подумал иное. И чем-то неимоверно острым кольнул забывчивого хозяина пониже спины. И хорошо бы не знать, что его там кольнуло, но Зюк-то был уже в курсе.
Сперва мерзавец Баз этот клинок только показывал, теперь вот уколол, а дальше - наверное, начнёт резать.
- У меня есть важное сообщение! - будто пчелой ужаленный, Зюк подхватился с места.
- Слово имеет полномочный посол царства Эузы господин Зюк из Белополья, - провозгласил секретарь.
- Спасибо, Гуго, - рассеянно бродил ему Зюк - и сам немало подивился, что запомнил с прошлого раза секретарское имя.
Не зря говорят: в годину опасности память обостряется.
* * *
О чём говорил Зюк? О том, чего ждал от него Гзырь. Некрократия в его речи цвела самым пышным цветом - куда там, наверное, тому жалкому Помпео, испытателю кьярового пороха.
- Как полномочный представитель царства Эуза, посланный сюда с высочайшего соизволения государя всея Эузы Вана с-Йела VI хочу обратить внимание уважаемого совета на тот факт, что представляемое мной царство ныне идёт по пути развития некрократии, свободы и справедливости...
Он произносил смелые слова. Достойные великих героев-миссионеров, просвещающих на свой страх и риск первобытные племена.
Он нёс прогресс.
Он говорил такое, что под стать лишь великим Божествам.
Но как же грустен он был! Как безрадостен был его тон! Какая мука, наверное, стояла в его взоре.
Воистину, Зюк осознал, как трудно быть богом...
...Ещё бы не трудно, если тебя вот-вот принесут в жертву!
...Ещё бы не трудно, когда тебя уже раз укололи кинжалом, и если что выйдет не так, обещали уколоть снова!
- И ныне, как представитель государства, верного принципам некрократии и посмертного счастья, вынужден признать недостаточно некрократичными современные порядки в городе-государстве Адовадаи. Должен заявить: современная Эуза темпами некрократизации вашего города ни в коей мере не удовлетворена. Так, вызывает большую обеспокоенность заметный недостаток (если не отсутствие) в городе практикующих некромантов и бальзамировщиков, что весьма затрудняет реализацию неотчуждаемого права граждан Адовадаи на посмертное существование...
Вещи, о которых говорил Зюк, он привык считать правильными - да ведь чуть ли не всё его поколение именно так считало.
Но сейчас он чувствовал: словам его побудительной силы недостаёт. Наверное, во многом из-за страха, но не только. Чересчур явной представлялась ему бессмысленность и неуместность этой безукоризненно правильной речи.
- ...поскольку же ныне Эуза протягивает Владыке Смерти руку дружбы, взаимовыгодного сотрудничества и взаимопомощи... - чего у Зюка всё-таки не отнять, так это умения говорить умно и длинно. Вот с 'зажигательностью' речи вышел, конечно, некоторый конфуз, - ...то и к своим прежним союзникам она предъявляет повышенные требования. Кто по-прежнему ориентирован на Эузу, тот не должен...
Что ж, самое опасное сказано. Эуза верна некрократии, Адовадаи неверны, и тем-то Эузе малосимпатичны.
Произносить свою тяжёлую речь Зюку пришлось где-то с час-полтора. Мог бы уложиться и в пять минут, но слишком уж сам боялся той тишины, которая последует сразу за речью.
И тишина накатила. Надавила на плечи Зюка, заставила ссутулиться и уставиться в пол. До чего всё-таки малоподвижны эти 'марионетки' - в час, когда точно знают, что их неминуемо трагически 'поломают'.
- Браво, - сказал Кьяр, обрывая паузу. - Насмешили. Спасибо.
- Я... - Зюк попытался возразить слишком лёгкой интерпретации своей в высшей степени серьёзной речи, но что-то горло пересохло, да и звуки в гортани загустели. Он понял, что толкового ничего не скажет. А бестолковое лишь усилит комический эффект сказанного.
Тем временем Кьяр, отсмеявшись, задал вопрос:
- Вы мне вот что, скажите, господин посол. Как вы сами относитесь к той речи, которую нынче произнесли? Вызывает ли она у вас полное согласие? - Зюк поспешно закивал. - Или, быть может, внутреннего согласия вовсе нет, а есть просто взятое на себя обязательство проводить политику вашего нового царя?
- Я не разделяю этих позиций, - как можно твёрже произнёс посол, - в нашем ремесле не лолжно...
- Я спрашиваю вас не о том, что вы должны, - возразил Кьяр, - а о том, что вы чувствуете. Вы ведь не только полномочный посол, но и живой человек Зюк из Белополья, следовательно, чувства вам свойственны. Так что же они говорят?
- Я отказываюсь отвечать на ваш вопрос! - выпалил Зюк. Гибким он в этот момент точно не выглядел.
- Но своим отказом вы на него ответили! - широко улыбнулся Кьяр. - Вы не разделяете гибельной политики вашего нового царя, и это заметно.
- Э... разве?.. - только и проблеял Зюк.
- Без сомнения. И, как мне кажется, вы отнюдь не готовы рискнуть жизнью, чтобы идеи вашего Вана с-Йела VI повторить ещё раз от своего имени. Я прав? - и Кьяр требовательно уставился в лицо Зюка.
- Пожалуй, - нехотя выдавил он.
Вот ведь какую ловушку ему расставили! Повторить ещё раз полуторачасовую речь - только не это! Её произнесение и в первый-то раз далось не без труда, а повторяться как-то слишком смешно и стыдно.
Не говоря уже о том, что в случае повторения открывается опасная перспектива - встречи с Помпео в каком-нибудь ином месте.
- То есть, - подытожил Кьяр, - вы от себя всей этой некрократической ерунды не скажете. Что ж, тогда не вижу смысла прерывать наше с вами общение лишь по причине странных идей вашего нового царя. Как-никак, цари приходят и уходят, ну а вы, посол Зюк... Вы можете остаться.
Зюк чуть под потолок не прыгнул от радости за услышанное. Он может остаться! Остаться в Адовадаи - это ведь ещё и остаться в живых.
Кажется, обретённая в общении с министром гибкость всё-таки неплохо ему послужила. Подумать только: произнёс страшные вещи, а пострадать за них не придётся.
'Можете остаться', - сказал Кьяр. Помпео такого от него не услышал.
Кьяра поддержал и другой член совета по имени Перес:
- Парень молодец, - объявил он, - ерундой не страдает, в герои не лезет. А ведь многие лезут в бутылку ради каких-то громких слов. И по-глупому дохнут - из-за неразумного желания прослыть героем.
И Перес верно сказал, понял про себя Зюк. Вот ведь как получается: самому ему некрократия очень даже мила. Но чем и почему? Тем, что дарует шанс обратиться в посмертие, а это даёт значительное продление жизни. Потому, что защищает права мертвецов, а ему-то в посмертии права пригодятся.
Но чтобы прямо сейчас убиться ради права на некрократическую свободу слова? Да как же её потом реализуешь, если сейчас убьёшься?
Зюк совсем было успокоился, но клинок База опять о себе напомнил. Укол выдался болезненнее первого, Зюк почувствовал, как напитывается кровью нижняя рубашка. Ну зачем?
- Я всё сказал, как договаривались, - гневно шепнул он Базу, - какие ко мне претензии?
- Ты не так сказал, - покачал головой Баз. - Может, и то самое, но не так. Ты открестился от собственного царя. Ты предал некрократию. Будь ты проклят! - с этими словами слуга-головорез взмахнул кинжалом.
И получил резкий удар под дых от сидящего рядом секретаря Гуго.