Хорошее, все-таки, место - под этим мостом. Вроде ты и в городе, недалеко от серых многоэтажек с неоновыми вывесками магазинов и заполненными всяческим барахлом витринами, а в то же время - словно невидимка для всех.
Водный канал разделяет два микрорайона, протянувшись через большой пустырь, и пешеходы по мосту проходят редко - удобнее этот участок проехать на маршрутке. Правда, автомобили днем движутся наверху сплошным шумным потоком, но к шуму быстро привыкаешь. К ночи же все стихает, успокаивается и кажется, что ты где-то далеко от кишащего людского муравейника, как заплутавший мураш, не поспевший домой к заходу солнца. Опять-таки: вода под боком, пару шагов ступить и - пробитая топором прорубь. Не родниковая, конечно, но вполне пригодная для быта и для пищи, если вскипятить. Хоть какая польза от развала советской промышленности за минувшие годы...
До старого городского кладбища вдоль реки минут пятнадцать ходу - очень удобно. Ленка, вон, постоянно туда наведывается. Пусть хоронить там давно перестали, но за могилками приглядывают, и людей по памятным датам много бывает. Да и церковь там действующая. Побираться, конечно, местные не дадут, но по церковным праздникам и на бесплатный харч можно попасть. Ленка огарки свечные по могилкам собирает: вечерком зажжешь свечу, и для глаз светлее и на душе спокойнее становится.
Ну и основное удобство, конечно - теплотрасса. Она проходит прямо под мостом (видимо, так сделать было удобнее): большущие трубы в изоляции, протянувшиеся вдоль всего берега, насколько видит глаз. Зимой - это просто спасение. Митяй частично закрыл с торцов проемы фанерными щитами, снял часть изоляции и уложил ту же фанеру на трубы, а поверх бросил где-то добытые старые матрасы. Получилось, как на русской печке - тепло, и ветер почти не задувает, никакой мороз нипочем. Сейчас вот начало марта, канал еще во льду, а здесь уютно.
Кто-то привязал за выступающие с обеих сторон моста куски арматуры веревку и протянул поперек плит около труб. Завесил какими-то тряпками. Впрочем, это верно Ленка - чувствуется женская рука: вроде старье, а кой-где даже по рисунку и цвету подобрано. Жилище человеков, какое-никакое...
Грек сидел на старой, обшарпанной табуретке возле древесного щита на кирпичах, заменяющего "хозяевам" стол, потягивал чуть сладкий чаек из старой армейской алюминиевой кружки и лениво разглядывал "хижину дяди Митяя", как называла их совместное нехитрое пристанище Ленка.
Она, Митяй и Бирюк уже вторую зиму перекантовывались под этим мостом и по праву считали его своим домом. В прошлую осень к ним в компанию добавилась еще и Любка - рыжеволосая девка среднего роста, лет двадцати-двадцати пяти, с серыми, немного печальными глазами и редкой улыбкой на приятном, хоть уже и примятом от суровой уличной жизни и алкоголя, лице.
Собственно, из-за нее-то Грек сегодня и напросился в гости к Митяю ( "праздник ведь, браток!" ), проставившись по случаю целой картонной коробкой "фунфыриков", купленных у Нинки в аптеке неподалеку, парой пачек "Примы", буханкой хлеба и банкой просроченной тушенки. Что греха таить: приглянулась краля бывалому бродяге, повидавшему многое на своем веку, но не утратившего чувства прекрасного и желания хоть каким-то боком к этому прекрасному прикоснуться. Кроме "продуктового набора" Грек приготовил большой букет почти свежих цветов, который отложил пока в сторонку.
Несмотря на поздний час (стало уже темнеть), в жилище находилась одна Ленка - бойкая женщина "за сорок", неразлучная спутница Митяя последние несколько лет. Все остальные были еще "на промысле", собирая пустые пивные банки и обходя мусорные контейнера (особенно, возле торговых точек) в поисках выкинутых подпорченных продуктов или выброшенных за ненадобностью старых вещей, возможно предназначенных стать в дальнейшем частью тутошнего интерьера.
Приняв подарки и налив гостю чая, Ленка засуетилась возле самодельной горелки на солярке, на которой только что вскипятила чайник и теперь поставила кастрюлю с водой и почищенной картошкой. Она сделала несколько качков чем-то вроде встроенного в небольшую канистру насоса и пламя в ответ послушно загудело.
- Митяй - мужик с руками, да и голова варит , - не прекращая хлопотать по хозяйству, рассказывала Ленка, - вот, сделал кирогазку, теперь есть на чем готовить. Соляру у тепловозников выпрашивает или меняет на что-нить. А костер нам палить не разрешают. Как-то ночью разожгли, так подъехали полицаи. Двое спустились к нам под мост, в масках, стали ругаться и дубинками размахивать. Хорошо Бирюк, хоть и блаженный, но сообразил: стал кашлять, как чахоточный, они и убрались поскорее - дюже нынешней заразы боятся. Но пригрозили, что разнесут тута все, если еще раз огонь увидят. А Митяй когда-то инженером работал на военном заводе, пока тот не закрыли в 90-е. Стал попивать, жинка бросила. Квартиру ей с детками оставил, а сам сюда вот. Но мы ничего живем, нам бы еще електричество провести и совсем хорошо было бы...
Тем временем на город уже опустилась ночь. Свет далеких фонарей наверху едва освещал белую змею заледеневшего канала, а за ее пределами исчезал, поглощенный черной, голой землей и густыми зарослями камыша у берегов. Ленка уложила несколько свечных огарков в сетчатый стаканчик, зажгла фитилек и поставила в какую-то причудливую стеклянную лампу с зеркальной задней стенкой. В ту же минуту, наконец, откуда-то сверху послышался звук шагов, шорох осыпающейся щебенки и приглушенные голоса. Ленка мгновенно напряглась.
- Мы это, не боись! - из темноты раздался хрипловатый мужской бас и в тусклый круг света вступил бородатый низкорослый мужичок в фуфайке, бесформенных штанах, шапке-петушке и рабочих ботинках. За ним, как призраки, выступили на свет еще один мужчина с темными, глубокими, словно проваленными внутрь черепа, глазами и щетинистыми щеками, и девушка в сером головном платке, из-под которого тут и там выбивались пряди рыжеватых волос. Бородатый скинул с плеча на землю вещевой мешок, отозвавшийся металлическим бряцанием, и устало опустился на деревянную скамью у стола.
- Будьздоровы, Митяй, Бирюк!
- И ты будь, Грек!
Грек поднялся и протянул девушке цветы: - С праздником тебя, Любава!
- Ну вот еще... удумал на что тратиться! - даже в тусклом свете лампы было видно, как Люба смущенно потупилась, но букет взяла.
- Так это он на кладбище насобирал! - встряла Ленка, слегка уязвлённая повышенным вниманием к девушке. - Грех это - у покойников воровать! Да и одаренному такой подарок ничего хорошего не сулит!
- Да брось, Лена! - поморщился Грек, увидев, как Любка вздрогнула. - Жмурам уже все равно, они - отмучились и не в обиде. Твои свечки не оттуда ли?
- Ну, хорош спорить - вмешался Митяй. - Кормить-то нас, хозяюшка, собираешься или как? Да и опрокинуть по стопочке уже пора - в горле все пересохло.
- Конешно, конешно, все готово! Щас только консерву добавлю... - засуетилась Ленка.
- Чего застыла? - повернулась она к Любе. - Мечи на стол миски, ложки, стаканы. Да положь ты этот веник куда-нить! И хлеба достань!
Наконец нехитрая еда была распределена по тарелкам, все успокоились и расселись по местам. Из фунфыриков разлили по стаканам, наполовину разбавив водой. Запахло боярышником. По-первой выпили молча. "Для мира вокруг - мы давно покойники!" - как любит говаривать Митяй.
Проголодавшиеся и озябшие, люди с аппетитом бросились наворачивать дымящееся варево из мисок, руками ломая хлеб на ломти. Под мостом потянуло холодным ночным ветерком, но он уже не мог, как ни хотел, проникнуть своими холодными щупальцами в тусклый, но теплый круг сиюминутно счастливых людей.
- Ну, давай еще по пузырьку - за милых дам!
- За вас, девчата!
Горячая еда и алкоголь расслабляли, приятное тепло разлилось по телу, и Грек совсем осмелел.
- Любаша! А выходи-ка ты за меня замуж! Вместе-то оно всё жить веселее! Вона, глянь-ка на Митяя с Ленкой... Гор золотых не обещаю - сам как пес бездомный, но ведь каждой твари господь радости толику отмерил.
- Ишь ты, как соловьем запел - засмеялся Митяй. - Грек, ты же неверующий, вроде как?
- Да ладно ты - беззлобно огрызнулся Грек. - Если бы бог верил в меня, то и я, быть может, обрел бы веру. Так что скажешь, Любаша?
Раскрасневшаяся от алкоголя и внимания Люба скинула платок с головы и мотнула рыжей гривой рассыпавшихся золотом волос.
- А вот я не верю вам - мужикам!
- От чего же так, милая?
- Я ведь детдомовская, сирота. Своих отца с мамкой не помню. Кто говорил - угорели они спьяну в хате, другие судачили - от паленой водки померли. Все детство - в детдоме. Голодно, драки, издевательства. После интерната подалась в училище, отучилась на швею-мотористку, пошла работать на трикотажку. Стало полегче, тоскливо тока... Жила в общаге, платили мало, но хватало. Потом повезло - как сироте дали квартиру от государства, в новостройке! А тут и он нарисовался...
Люба подняла стакан, чуть отпила и продолжила: - Не красавец, конечно, но мне ли выбирать? Говорил: "За мной будешь, как за каменной стеной!". А я устала сама по жизни отбиваться. Стали жить вместе, к себе его записала... Только до работы он оказался не шибко охоч: все искал, где по-быстрому урвать можно. Жили все больше на мою зарплату. Водку и вино он постоянно покупал, пили вместе, а на еду тратили, сколько оставалось. Квартиру приватизировали: говорил, что так лучше будет. Бумажки я подписала не глядя... с пьяных глаз то.
А как-то прихожу с работы, а замок новый врезан. Стучала-стучала, не открывает никто. Потом какой-то амбал снизу по лестнице поднялся, говорит: "Че ломишься, дура?" Я ему: "Домой попасть не могу". А он мне: "Нету у тебя больше хаты, хахаль твой отдал ее за долги. Беги отсюда, он и тебя в карты проиграл!" Я - к участковому. Рассказываю: вот так, мол, и так. А он усмехается и мне говорит" А кто ты такая? Я тебя не знаю. У тебя паспорт хоть есть? Ступай подобру-поздорову, пока тебя не оформил за пьянство и проституцию" А у меня все документы в квартире остались... И вспомнила я, как мой с капитаном этим водку пил, да толковал о чем-то. Испугалась я тогда сильно. У кого правды искать? А потом и фабрику закрыли...
Любка вздохнула и сказала грустно: - За стеной каменной... Хоть бы раз шоколадку купил: угостил-побаловал! Пока в интернате жила, все мечтала: как получу зарплату, куплю большущую плитку и съем в одну харю! Да потом все денег жалко было... Так и не сложилось попробовать.
- Ты что, никогда шоколада не ела? - искренне удивилась Ленка. - Никогда-никогда?
- А где мне его было взять? В интернате кормили плохо, а сладостей и вовсе не давали. Помню, раз под Новый год, приезжал депутат какой-то и привез подарки. В пакете со снежинкой была маленькая шоколадка, да Люська-дылда у меня ее отняла, да еще леща отвесила, гадина!
- А вот я ела, и не раз! - похвасталась Ленка. - Больше всего мне с арахисом нравится. Это орех такой, он на юге растет. Ешь и представляешь, будто ты где-то на Кавказе, а рядом плещется теплое море! Эх! - Ленка мечтательно зажмурилась.
- Ну хорош уже дразнить! Так шоколада захотелось, аж мочи нет! С арахисом... Но, хватит о грустном. Давайте выпьем, что-ли... - у Любки глаза заблестели, то ли от выпитого, то ли от слез: - Душа просит праздника!
- Да будет у тебя еще все, какие твои годы - примирительно сказала Ленка и разлила содержимое последней бутылочки по стаканам. - И мужик нормальный будет тебе, если Бог даст. Правда, Грек?
- Бог он - высоко, нас под мостом не замечает - вмешался в разговор Митяй. - Душа просит праздника, а тара уже пустая...
- Сейчас поправим это дело! - как будто уловив в голову какую-то важную мысль, встрепенулся Грек, который до этого только молчал, слушая рассказ Любы и не спуская с нее глаз: - Я мигом!
Он вскочил с табурета, едва его не опрокинув, и исчез в темноте. Взобравшись по насыпи на дорогу, Грек быстрым шагом направился в сторону ближайших домов. Там, в девятиэтажке, в круглосуточном минимаркете работала продавщицей его знакомая Наталия, готовая в любое время суток отпустить самопальное спиртное страждущим, были бы деньги.
Обернулся он действительно скоро, и слегка задыхаясь от быстрого шага, с торжественным видом поставил на стол две поллитровки.
- А это вот, тебе, Любаша! К празднику! - он достал из внутреннего кармана куртки большую, в темно-зеленой с позолотой обертке, плитку шоколада и протянул ее девушке.
Широко раскрыв глаза, ставшие от этого еще более привлекательными, Люба осторожно, как особенно хрупкую вещь, молча приняла шоколадку кончиками пальцев обеих рук.
- У-у, вот это уже серьезные намерения! - Повезло тебе, девка! - Мечты сбываются! - вокруг гоготали и шутили, а Люба не могла оторвать взгляд от золоченой плитки. "Бабаевский. Шоколад с арахисом " - прочитала она.
- Ну что, пойдешь за меня, Любаша? - с волнением в голосе произнес Грек. - Вон, Бирюк у нас свидетелем на свадьбе будет. Скажи, Бирюк?
- Сви-и-иде-тель! - протянул Бирюк. - Я - сви-и-иде-тель!
Снова раздался дружный хохот.
- Да кто же нас с тобой зарегистрирует? - вдруг погрустнела Люба. - У меня паспорта даже нету.
- Ничего! Какие-то записи в твоем детдоме и интернате сохранились. У меня знакомый юрист есть - поможет восстановить. Мне работу нормальную недавно предложили и общагу обещают. Не век же под мостом жить (без обиды Митяй!) Ты подумай, Любаша... - Грек ласково посмотрел на девушку.
- Так, за это надобно выпить! - Митяй открыл бутылку и стал разливать по стаканам. - Грек прав, у тебя еще все может получиться, как у нормальных людей. Только бухать завязывай... А нам и здесь неплохо, правда, Лен?
- Правда-кривда... - проворчала Ленка. - Електричество сюда проведи и стиралку поставь!
Все вновь засмеялись и выпили.
- Ты ешь шоколадку, ешь. Дай Бог тебе жизни сладкой отведать, девочка - Ленка утерла засаленным рукавом халата глаза.
Люба осторожно развернула обертку плитки, смешно сморщив носик понюхала, аккуратно отломила пару долек и положила в рот.
- Вкусно-то как! Во рту тает, а орешки на зубах приятно похрустывают...
- Кому-кому еще шоколаду с арахисом? - заливисто пропела она.
- Твоя мечта была - сама и ешь! К водке шоколад - закусь так себе... А мы за тебя выпьем, и заедим... вприглядку! - засмеялся Митяй.
Ленка поменяла свечи в лампе, убрала грязную посуду в ведро с водой (завтра помою!), оставив на столе хлеб, соль и нарезанную луковицу. Потом предложила: - Мож споем, Люба, по-тихому?
- А че не спеть-то? Сейчас, только водички выпью, че-то мне дурно как-то стало... - с легкой хрипотцой в голосе ответила Люба. - Слабость какая-то накатила, живот крутит, лицо горит и дышать трудно...
- Водяра, что-ли, галимая? - произнес Митяй, внимательно разглядывая бутылку. - Ну нет, ты же меньше всех пила, а другие в норме...
Лицо Любки между тем покраснело, кожа под глазами и на шее припухла, дыхание стало шумным. Она схватилась за живот, застонала, а потом хрипло закашлялась.
- Ой, мамочки! - запричитала Ленка. - Что с тобой, Любаша? Может налить ей? - повернулась она к Греку.
- Ты что - дура?! - Грек уже был на ногах. - В скорою звонить надо! Слышал я, такое случается от непривычной еды...
- Так откуда у нас телефон-то? Отродясь не было. А все болезни только водкой и лечим...
Любу уложили на сброшенное с веревки на землю одеяло, дыхание ее стало прерывисто-свистящим.
- Расстегните ей ворот! Тряпку в холодную воду и - на лицо! Я - наверх...
Грек бросился бежать вверх по насыпи. Казалось, сердце готово выпрыгнуть у него из груди, но он прилагал все силы, чтобы двигаться быстрее. Он выбрался на дорогу. Черт! Ни одной машины, а ведь обычно и ночью здесь не прекращается движение. Наконец, через несколько минут, показавшихся Греку вечностью, вдали на слабо освещенной уличными фонарями дороге появился автомобиль с ярко горящими фарами. На большой скорости он двигался к мосту и Грек, раскинув в стороны руки, выбежал прямо на проезжую часть дороги. Завизжали тормоза, автомобиль сильно занесло, но водитель сумел выровнять машину и остановился в метре от зажмурившего глаза бродяги.
- Ты что, урод, вытворяешь?! - дверь со стороны водителя распахнулась, и из машины выскочил молодой парень. Из салона раздались женские крики. Рассмотрев Грека в свете фар, парень взбеленился еще больше.
- Бомжара хренов! За тебя же срок дадут, как за человека! - он подскочил к бродяге и с размаху ударил его в лицо кулаком. Из разбитой губы Грека потекла кровь, но он устоял на ногах.
- Извини, брат! Там внизу, под мостом девушке плохо стало, позвонить нужно - "неотложку" вызвать! Мы сидели, отмечали праздник, а тут вдруг...
- Ишак тебе брат! Когда вы уже все передохните от паленой водки! Свали с дороги!
Парень прыгнул в машину, мотор взревел, завизжали шины и, сделав полукруг, машина рванула вперед, задев Грека и опрокинув его на асфальт.
Бродяга с трудом поднялся и, прихрамывая, побежал в сторону многоэтажек.
- Наталья, Наталья, открой! Это я, Грек - мужчина забарабанил в окошко с надписью "Продукты всякие. Круглосуточно. Ночью - стучите!"
Полусонная продавщица открыла дверцу окошка и пробурчала: - Достали вы уже! Че барабанишь, как шальной? Чего тебе, двух пузырей не хватило?
- Наташа, позвони, голуба, в "скорую" - там Любе дурно стало... отравилась, похоже!
- У меня поставщик надежный, отравы не подкинет!- возмутилась было продавщица.
- Да не с водки это... долго, Ната, объяснять, звони скорее же!
- И какой адрес я им скажу? На канале под мостом? Ты думаешь, они с охотой к бомжам примчатся? Да и проблемы у меня будут из-за водки...
- Не будут, слово даю! Я их здесь дождусь и к месту проведу! И не говори, что бомжи, скажи просто: девушке очень плохо... задыхается...
"Скорая" приехала через полчаса. Выглянувший из окна врач, посмотрел на Грека и поморщился: - Понятно... Ну, прыгай в машину, дорогу будешь показывать. Говори, что там у вас случилось...
Пока ехали, Грек сбивчиво рассказал, как дело было. Врач помрачнел: - Похоже, у твоей подруги пищевая аллергия на арахис и все признаки анафилактического шока. Успеть бы...
Подсвечивая путь фонариком, врач и фельдшер с чемоданчиком спустились под мост. Доктор наклонился над девушкой и прислушался, приложил ладонь к верху груди, посветил фонариком в глаза и проверил пульс на руке.
- Эпинифрин? Адреналин? - спросил фельдшер.
- Поздно! - Врач выпрямился и тяжело вздохнул. - Зрачки расширены, на свет не реагируют. Дыхания и пульса нет и, видимо, уже давно. Он поднял со стола недоеденную плитку шоколада, прочитал надписи на обертке и покачал головой: - Если бы у вас хоть таблетка супрастина нашлась. Эх! Жалко девушку: молодая, симпатичная...
Митяй, Лена, Бирюк и Грек стояли возле тела и молчали. - Я, я буду - сви-и-иде-тель! - вдруг произнес Бирюк и замотал головой.
Врач непонимающе посмотрел на него и сказал: - Да, будешь свидетелем. Сейчас сообщим полиции. Дождитесь следственной группы, подпишите протокол. У них свой медэксперт, а мы здесь уже ничем помочь не можем.
- Поехали, Антон! - он повернулся к фельдшеру. - У нас сегодня много вызовов, как всегда по праздникам...
Медики уехали.
Грек стоял молча и чувствовал, как капли стекают вниз по его щекам.
"Снег пошел. Или дождь. - мелькнула мысль. - Хотя, откуда тут дождь, ведь я - под мостом? Здесь даже Бог нас не замечает..."