- Нет, здесь нет никакого Алексея. И никогда не было - вы, наверное, ошиблись адресом. - Усталая, по-домашнему одетая женщина лет сорока выглядела слегка виноватой.
- Видимо... извините.
Я развернулся и, не дожидаясь лифта, стал спускаться по лестнице. По правде сказать, я был озадачен, потому что точно знал: адресом я не ошибся. Эту дверь я хорошо запомнил, как и уродца, нарисованного угольком сигареты на известке напротив лифта, - я был здесь только сегодня утром, потратив на поиски дома около часа. И немного, но успел пообщаться со своим старым приятелем.
У нас в городе, чтобы найти дом, знать адрес мало - надо еще знать, где он находится, потому что привязка к улице и порядку номеров зачастую весьма условна. А в этом квартале даже местные жители ориентировались с трудом. Особенно когда наступали сумерки, и с адресами начинало твориться что-то невероятное.
Выйдя из подъезда, я закурил и пошёл вдоль дома в поисках вывески с названием улицы и номером дома. "Ул. Титановая, дом 17" - высветились буквы буквально за углом. "Замечательно, - подумал я, - с утра это была улица Черноморская, как известно, сама себе параллельная и перпендикулярная".
Это началось лет двадцать с чем-то назад, когда я еще ходил в детский сад. Именно тогда начали проявлять себя безликие, и начали происходить непонятные ни для кого вещи. И в один из октябрьских дней город по чьему-то распоряжению обнесли стеной, и все вскоре заметили, что, хотя за городом наступает зима, в городе по-прежнему льют дожди. Хотя та зима и была теплее обычной, она в тот год все же еще не сильно отличалась от той, что была за стеной. Но со временем все менялось, и менялось не в лучшую сторону: в городе словно застыла осень. Город медленно приходил в упадок. Жить сюда переезжали немногие, почти все, у кого были дети, старались уехать отсюда, старики постепенно умирали, и город помаленьку пустел, особенно окраины, откуда люди, напуганные близким соседством с лесом и безликими, старались перебраться поближе к центру. Кто такие безликие - не знал никто. Это была какая-то неизвестная, пугающая сила, какое-то странное сочетание тайного ордена, наподобие масонов, и чего-то нечеловеческого, вернее - надчеловеческого. Сила, одновременно пугающая и манящая, по крайней мере, меня.
Тем временем опустевшие дома постепенно разрушались, и муниципалитет, чтобы не тратить деньги на ненужный ремонт, помаленьку обтягивал их стены полотнищами, на которых были нарисованы стены, окна, карнизы. И в то же время в этих пустых, тревожных кварталах каждый вечер загорались - непонятно для кого - фонари, и их яркий, жуткий в этой безлюдности свет, падающий на почти забывшие человеческие шаги тротуары, лишь подчеркивал эту картину заброшенности. Но несмотря ни на что, те, кто остался в городе, продолжали жить своей обычной жизнью.
Будь я героем какого-нибудь голливудского триллера, я бы, наверное, зашел в местный бар, заказал бы кофе и принялся бы расспрашивать бармена на тему: "Что за ерунда здесь творится, и где мне теперь искать Леху?!" Что, скорее всего, привело бы к потасовке с какими-нибудь завсегдатаями, которым бы не понравилось мое любопытство. Чему я, если честно, был бы рад. Но я был не в Голливуде и поэтому просто купил в ларьке по пути пива и неторопливо пошел в сторону ближайшей станции метро. Как быть дальше, я не знал, единственная ниточка - адрес - чудесным образом прекратила свое существование, и я решил обсудить этот вопрос с одним из наших общих знакомых. Доехав до нужной остановки, я поднялся на поверхность, позвонил Сереге и, убедившись, что он на месте, направил свои пыльные ботинки в сторону его дома.
- Ты думаешь, он может это объяснить? - Он выключил чайник и, разлив кипяток по чашкам, сел напротив.
- Ну, объяснить, пожалуй, вряд ли, но что-то новое для нас, я думаю, он мог бы рассказать. - В ожидании, пока чай заварится и немного остынет, я закурил и, взглянув на руки, подумал, что неплохо бы подстричь ногти. - Ты за городом давно был?
- На той неделе.
- И как там?
- Да все так же, холодно и уныло, - он задумался. - А тебе зачем?
- Да съездить надо бы. Посмотреть, проветриться.
- Ну съезди, посмотри, проветрись, - в его голосе звучала легкая ирония.
Я не обиделся, я знал, что он догадывается, если не знает точно, для встречи с кем я хочу выйти.
- Как думаешь, безликие - это кто? Или что?
- Или зачем? - передразнил он меня. - Я не знаю, и никто не знает. Они просто есть. Как по мне, так они просто наблюдатели, возможно, с каким-то правом вмешиваться в определенных случаях. Что-то наподобие лаборантов, контролирующих ход эксперимента. Хотя для меня это довольно унизительно - думать, что я для кого-то не более чем лабораторная мышь.
- Ну если унизительно, так не думай. Зачем унижаться?
- Не валяй дурака, ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Лучше расскажи, что узнал от Леши, - ты же успел с ним поговорить?
- Да по большому-то счету ничего - он куда-то уже уходил, поэтому успел только договориться о том, что зайду сегодня после обеда, а дальше ты знаешь.
Он выпятил нижнюю губу и, уставившись куда-то вверх и вбок, задумался. В наступившей тишине часы легкими щелчками секундной стрелки шаг за шагом приближались к половине первого ночи.
- Ладно, завтра рано вставать, поеду, - я встал и потянулся.
- Может, тебе такси вызвать?
- Да нет, спасибо. Так доберусь.
На следующее утро я проснулся с отвратительным настроением - всю ночь снилась какая-то тяжелая ахинея, которую я никак не мог взять под контроль. В лучшем случае удавалось лишь снижать общий уровень негатива, смягчая ситуацию до приемлемой, или переключаться на другие, не менее тяжелые, как оказывалось, сюжеты. Взяв себя в руки, я позавтракал и поехал на работу и какое-то время искренне пытался заставить себя хотя бы изобразить бурную деятельность, но безуспешно: делать ничего не хотелось, голова была забита совершенно далекими от работы мыслями. Вскоре всё это мне надоело и, отпросившись у начальства пораньше, я все же решился съездить за город.
Выйдя из офиса, я первым делом зашел в ближайший киоск и, купив маленькую бутылку минералки, в два захода ее осушил. Почувствовав себя немного лучше, я поймал машину и, назвав адрес, задумался.
- Где остановиться? - отвлек меня от мыслей водитель.
- Да не принципиально - останови, где почище.
Я расплатился и, выйдя из машины, задумчиво огляделся по сторонам. Что-то было не так, что-то в окружающем изменилась, но вот что? Через пару минут, оставив бесплодные попытки разобраться, в чем тут дело, я уже бодро двигался по знакомой дорожке. "Ничего не поделать, - думал я, утешая себя, - надо значит надо". Подойдя к КПП, я остановился и, протянув документы в окошко, закурил и огляделся: за забором шел снег, вполне характерный для середины апреля. Получив пропуск и поблагодарив дежурного, я шагнул за ворота и неторопливо пошел по тропинке, отражаясь в лужах, полных прошлогодних листьев, и оставляя за собой на свежевыпавшем снегу темную цепочку следов. Вокруг было непривычно тихо, по крайней мере, непривычно для жителя большого города.
Полчаса побродив среди деревьев, я наконец добрался до нужного места - небольшого одноэтажного дома, наполовину уже вросшего в землю. Внутри типичный казенный запах напоминал деревенскую почту предпоследнего десятилетия прошлого века, где я не раз бывал в детстве. Такие же слабенькие пыльные лампочки, торчащие из стен, тускло освещающие окрашенные темно-зеленой масляной краской стены, которые уже изрядно потемнели из-за отложившейся на них пыли. Закопченный потолок был весь в ржавых разводах, трещинах; местами отвалившаяся штукатурка обнажала деревянные перекрытия. Я подошел к окну. Стекла на правой внутренней створке не было, стекло же внешней рамы было покрыто снизу толстым слоем льда от стекавшей конденсировавшейся влаги. Промежуток между рамами был забит бычками, смятыми сигаретными пачками и обертками от шоколадных батончиков; была даже распечатанная упаковка от презерватива.
Несмотря на то, что здание было одноэтажным, создавалось ощущение, что ты находишься в подъезде какого-то старого, из тех, что строили еще без лифтов, дома: время от времени где-то - то как будто наверху, то внизу - слышалось, как открывались и закрывались замки дверей, чьи-то негромкие голоса здоровались и прощались, и кто-то то поднимался, то спускался по лестницам. Вдруг все стихло.
- Зачем пришел?
- Ты меня звала. - Я, не оборачиваясь, закурил.
- Да, звала...
Мы замолчали. Последний раз мы виделись лет десять назад, разговаривать особенно было не о чем, и я продолжал упорно пялиться в грязное стекло.
- Ты его ищешь?
- Да. Ты знаешь, где он?
- Знаю. Он ушел...
- Понятно... - протянул я. Действительно, все было понятнее некуда. Значит - его затянуло. И он стал одним из них. Видимо я совсем чуть-чуть не успел, и этим-то и объяснялась вчерашняя дурацкая ситуация с адресом. Рано или поздно это могло случиться с каждым из нас, и мы все прекрасно знали это чувство, которое могло застигнуть в любой момент. Странные и страшные ощущения. Когда ты цепенеешь, пытаешься понять, что происходит вокруг и внутри тебя. Все окружающее кажется непонятным, чужим, и в то же время ты все очень ясно чувствуешь, даже слишком ясно. Ты почти видишь, как бежит кровь по твоим венам, как по трахее табачный дым затягивается в легкие, растекается среди альвеол и выходит обратно. Но видишь ты это как бы со стороны - холодно и беспристрастно, и не можешь понять: зачем это все - зачем этот город, эти люди, зачем здесь ты и кто ты вообще? И чем дольше ты в таком состоянии находишься, тем яснее понимаешь, что вот-вот еще немного и назад в этот мир пути не будет, и ты уйдешь куда-то по ту сторону, в черноту и неизвестно, что ждет тебя там. А мысли с трудом еще продолжают ворочаться в черепной коробке, со скрежетом цепляясь друг за друга и норовя ускользнуть. Выход из этого состояния есть только один: надо, напрягая сознание, постараться взглядом зацепиться за какой-нибудь предмет и мысленно принять его, как своего рода якорь, как часть реального, твоего мира за который нужно удержаться. И когда станет немного легче, собрать оставшиеся клочки воли и постепенно взять под контроль тело - пошевелить для начала хотя бы одной рукой, затем другой, и, наконец, сделать первый робкий шаг на нетвердых ногах. И тогда ты спасен, правда лишь на время - потому, что если один раз тебя накроет, то можешь не сомневаться: приступы будут повторяться, и с каждым разом все интенсивнее и продолжительнее, до тех пор, пока тебя не затянет. Леху затянуло, и я прекрасно понимал, что могу стать следующим, и это знание почему-то душу совсем не грело, на этой стороне мне было пока что уютнее.
- Понимаешь, дело не в тебе, и не в нем, - после паузы вдруг продолжила она, я почувствовал в ее голосе легкую улыбку, - есть вещи, которые неизбежны. О них можно жалеть, их можно не замечать, но они все-равно будут происходить. И ты тоже, рано или поздно, придешь к нам. Не все приходят, единицы, но ты придешь - у тебя характер такой.
- Я знаю, - неожиданно спокойно ответил я. Она положила мне руку на плечо и уткнулась на секунду головой в плечо - сзади и чуть справа - так, что я почувствовал легкий запах ее духов.
- Я буду ждать.
Внезапно наверху громко хлопнула дверь, и чьи-то быстрые шаги побежали вниз. Я обернулся - рядом уже никого не было. Немного постояв, я улыбнулся и вышел наружу.
***
Через час, уже возвращаясь, по сумеречным улицам, домой, я размышлял над полученной информацией. Ничего особенно хорошего в том, что я узнал, не было, впрочем, нельзя было сказать, что я и раньше не догадывался о произошедшем.
Мне нужно было отвлечься, чтобы вернуться к этой теме позднее, уже без ненужных эмоций. И, поэтому, когда на остановке ко мне подсел какой-то подвыпивший мужичок и, пожаловавшись на жену, выгнавшую его из дома, назойливо стал предлагать с ним выпить, я отказываться не стал. Тем более, что мне всегда были интересны подобные встречи - случайные люмпены и колдыри всегда бодрили меня своей простотой и какой-то человечной искренностью, тем чего не хватало в обычной жизни - они никогда не спрашивали как у меня дела, - как это делали мои многочисленные знакомые, - они не делали вид, что им это интересно, но всегда были готовы выслушать мою или рассказать свою историю. К тому же с этими людьми в любой момент можно было попрощаться и уйти, не договариваясь о следующей встрече и тут же забывая имена. Уверен, что и они ко мне относились точно также. Одноразовые люди, одноразовые жилетки и платки, в которые можно поплакаться, а затем выкинуть в ближайшую урну и забыть.
Так я поступил и на тот раз. Минут пятнадцать просидев со стаканчиком сомнительного пойла в руке - выпить это я так и не решился - и, слушая в пол уха сбивчивый, местами повторяющийся, как старая заезженная пластинка, рассказ, я вдруг почувствовал себя лучше. Ощущение смятения прошло, и можно было начинать обдумывать сложившуюся ситуацию спокойно.
Ничего не поделать - жизнь продолжалась, и надо было двигаться дальше. Вот несколько правил перехода улицы в 'неположенном месте', которые я стараюсь неукоснительно соблюдать: во-первых: надо идти, а не бежать; во-вторых: надо смотреть на машины с легким раздражением, как будто это они тебе мешают, а не ты им (если все делаешь правильно, то и сам это прочувствуешь.) На разделительной полосе, пережидая поток, можно закурить и нетерпеливо посмотреть на часы. Двигаться, пересекая поток, нужно легко и непринужденно, с опережением. Размышляя об этом, я перебрался через дорогу, зашел в бар и заказал пиво, потом еще пиво, и еще..., еще... Через пару часов я вышел на улицу и сел в первый попавшийся трамвай.
'Маневровая, следующая остановка Декабристов' - услышав эти слова, я проснулся и вышел из вагона. Был уже поздний вечер и, судя по всему, по этому маршруту я успел проехать уже не раз и даже не два. Я огляделся и закурил. Через дорогу жил мой университетский друг, которого я не видел, наверное, больше года, но если бы он сейчас мне повстречался и спросил, что я здесь делаю, я не нашелся бы что ответить. Поэтому, докурив, я выбросил окурок в лужу и на следующем трамвае поехал домой.
Я много чего хотел сделать сегодня, но, как и всегда, сделал от силы половину. Городские огни проплывали за стеклом, и оставались где-то позади, как очередной бездарно потерянный день, как воспоминания. Вообще мне было о чем подумать, впереди была апрельская ночь, а позади десять лет жизни которую принято называть взрослой, так что можно было уже подводить какие-то итоги.
А итоги были довольно безрадостные. Я был свободен. Но, похоже, лишь потому, что никому до меня не было дела. Похоже свобода и одиночество - две стороны одной медали. Преуспеть я тоже толком ни в чем не смог, и все что мне осталось это лень и депрессия. И еще немного пива по дороге домой.
Вернувшись в свою квартиру, я разогрел в микроволновке ужин и, поев, завалился на диван перед телевизором. Пощелкав по каналам, я остановился на каком-то малобюджетном фантастическом фильме-катастрофе с невнятным, но пафосным сюжетом, неизвестными актерами и отвратительно дешевыми спецэффектами. Внимательно досмотрев его до конца, я выключил свет и уснул.
На следующее утро я встал в одиннадцатом часу - благо была суббота. Закинув в стиральную машину, накопившуюся за неделю грязную одежду, я занялся приготовлением пищи. Наготовив на ближайшие несколько дней, я поел и развесил сушиться постиравшуюся одежду. Закончив с хозяйственными хлопотами, я завалился обратно на диван и оставшуюся половину дня убил на прохождение какой-то дурацкой игрушки на сотовом телефоне.
Воскресное утро выдалось сырым. Ливший с глубокой ночи дождь, окрасил город в серые тона, и даже новостройки казались старыми и какими-то облезлыми и потертыми. Словно смутные воспоминания о когда-то ушедшей любви, когда время и алкоголь уже почти убили эмоции, и даже мысль о том, что девушка, которая, казалось бы, только что была твоей женой, занимается сексом с другим, вызывает лишь слабую, блеклую тень того неконтролируемого бешенства, которое вызывала раньше. Обшарив всю квартиру и убедившись, что курить дома нечего, я выкинул найденную на кухне пустую пачку в мусорное ведро, накинул куртку и пошел в ближайший магазин за сигаретами.
Когда я вернулся, она уже стояла возле моей двери. Платье на ней абсолютно промокло, в одной руке она держала босоножки, а в другой бутылку вина. Молча открыв дверь, я пропустил ее вперед и зашел сам.
- Уезжаю сегодня, - она вздохнула, - я от мужа ушла.
Мы прошли в комнату.
Все также молча, я открыл бутылку и разлил вино.
- Удачи тебе, - поверх стакана я смотрю, как она пьет маленькими глотками.
- Спасибо.
Мы оба знали, что будет дальше.
Иногда половой акт может превратиться в месть, месть за то, что когда-то было, и что могло бы быть. Бескровный, сладко-болезненный выплеск агрессии, обряд прощания с прошлым, прощания навсегда. Вскоре она ушла - 'Поезд не будет ждать', и я остался сам с собой наедине.
Я подошел к окну и закурил - вот она поймала такси, и, как будто что-то почувствовав, обернулась и, с улыбкой помахав мне рукой, села в машину. Я улыбнулся ей в ответ - улыбнулся каким-то жалким подобием улыбки. В этом городе мне вдруг стало тоскливо, больше меня здесь ничего не держало. До глубокого вечера я стоял у окна, курил сигарету за сигаретой, и изредка прикладываясь к бутылке, смотрел как дождь, на пару с приближающимися сумерками окончательно смывали краски с домов и улиц. К ночи решение было принято. Я подошел к телефону и набрал номер.
- Ты едешь?
- Да.
- Позвони Димону - предупреди, а я Серегу наберу.
- Хорошо. Когда и где встретимся?
- Не знаю, мне без разницы. Давай у меня, часа, скажем, в четыре.
- Ну, давай! Тогда до встречи.
Позвонив Сереге, я положил трубку и глотнул из горла. Я знал, что в сейчас этом городе еще трое не спят, и стоя у окна смотрят на дождь, выкуривая сигарету за сигаретой.
Вот так и вышло. Уже чужой спящий Город, уже не ночь, но еще не утро, по-прежнему темно. Над самым горизонтом стоит огромная неправильной формы оранжевая луна. Не выспавшиеся и не проспавшиеся мы уезжали. На выезде из города слева из темноты один за другим выехали два больших самосвала и, оставляя за собой клубы пыли, бесшумно исчезли через дорогу в черном провале огромного карьера. Что-то зловещее было во всем этом, словно какая-то огромная машина продолжала работать, не смотря ни на что, методично и зловеще, с какой-то ей одной понятной целью. Система, созданная неизвестно кем и неизвестно для чего, и не сулящая ничего хорошего. Игравшая в машине музыка двадцатилетней давности полностью дезориентировала во времени, а езда по встречной полосе на машине с правым рулем - в пространстве. Впереди была ночь и черные низкие тучи, а может быть громоздящиеся на горизонте огромные насыпи отсева, и лишь в зеркалах заднего вида отражался начинающийся рассвет, который не становился ярче. Создавалось ощущение, будто мы бежим от него, сбегаем от нового дня куда-то в неизвестность. Возможно, что чувствовал это лишь я один, уж больно знакомым было для последних лет ощущение потерянности и бегства. Я зевнул и, устроившись поудобней, стал смотреть на дорогу и проносящиеся в свете фар снежинки, сквозь которые, разрезая окружающую тишину, неслась наша машина.
Читать полностью https://www.litres.ru/anton-ramst/gorod-s-narisovannymi-domami/