Аннотация: Судьба играет человеком, а человек играет на трубе
Номерок
В окно мы увидели, как играют другие парни. Мы хотели с ними сыграть; сперва они упирались, потом согласились, но если, говорят, мяч улетит за наши ворота, сами побежите. А если за наши, тогда вы, - говорим, - согласились, хотя за наши ворота мяч мог далеко улететь, а за их стена стояла. Меня это согласие сразу насторожило - видно, серьезные парни, хотя по внешности и не скажешь - все короткие какие-то, но крепкие, это заметно. А, ладно, не на корову играем.
Ещё они не захотели в неравных составах играть. Нас-то шестеро было, а их пятеро, и пополнения не предвиделось, так что нам пришлось одного своего отослать. Сперва Олег посматривал на меня - он вообще меня недолюбливает, мне пофиг, вообще-то, но я говорю, - давайте рассчитываться, рассчитались, пришлось Андрюхе уйти - Олег, понятно, кислую мину сделал. Андрюха неплохо играет, но против жребия не попрешь...
О воротах договорились. Между двумя колодцами, и там, и там. Большие ворота, я встал, попадал, хорошо, мягенько так, сильно не ушибешься, хоть не травка всё же, но и не асфальт. И вратарь у нас отличный, вот если нам кем и гордиться, так это вратарём - реакция, за мячом нырять не боится, ну и вообще парень что надо.
Стали перед игрой разминаться. Приличная техника у ребят, удары ничего себе. Я один раз тоже с лета пробил, правда, в землю отскочило, а потом то ли в штангу, то ли в ворота, непонятно, но их капитан на меня уважительно посмотрел, ничего не сказал. Когда наш легионер так же сделал, Окечуква темнокожий, на него соперники между собой зафыркали, с каким-то презрением, что ли.
А перед самой игрой наш вратарь прославленный, звезда наша похмельная, руку повредил и на воротах стоять не смог. Пришлось Пончика тренировать. Он вообще-то вполне худощавый, Пончик, и роста небольшого, просто у него фамилия Пончиков, он уже и не обижается. Да и прыгать там высоко не надо, не настоящие же ворота, а падать он не боится, и то ладно. Я прошел слева, ударил в угол, Пончик на шпагат сел, да мяч мимо прошел, а если б не мимо, то отбил бы. Годится, говорю, Пончик.
Так то я в правый от себя угол бил, а надо было в левый, на правый бок Пончик плохо падает, и вообще у него правый бок каким-то неразвитым оказался. И Мишка (вратарь наш) травму получил, и двигался медленно. А их капитан левой неплохо играл, вышел против Мишки, тот ему наперерез, и справа от себя угол открыл, а Пончику нашему ничего не видно из-за Мишки, он же толстый, Мишка, капитан и катнул в левый от себя угол, Пончик видел, как мяч влетает, и хоть бы упал для приличия. Оба, конечно, хороши, ну а кого ещё в ворота поставишь? Однако это только начало было, дальше хуже.
До перерыва так и доиграли, 1:0 всего. Но они нас вовсю переигрывали. Мы даже по воротам ни разу не ударили, вроде. А после перерыва мы устали, а им хоть бы хны, давай дальше бегать, ещё быстрее. Забили нам пару голов, даже три, но не так, чтобы сразу, один за другим, а постепенно, сначала гол, потом ещё минут через десять гол, и ещё гол - ну, явных всплесков в игре не было, они просто сильнее, давили, как подушкой, не продохнуть, только мячи из сетки вынимай. В итоге - 6:0. Конечно, и вратарь пару раз не выручил, но и вообще. Будем честны, всё по делу, всё логично, у нас вообще мяч не держался. Я мог забить, выходил раза два на ударную позицию, но партнеры мне паса не давали, сволочи. После игры идут и обсуждают - особенно Олег старается. Ты, говорят, зря впереди столько без толку бегал, лучше бы в оборону возвращался. А у меня совесть обостренная, мне стыдно, и вообще, я на них злой, сами-то хороши, пасов не дают, мяч у них в ногах не держится, расстроился и пошёл пиво пить. До стекляшки дошёл, а денег нет, одежда в шкафчике, там и документы, и вообще всё-всё-всё, а номерок я на поле оставил. Стал вспоминать - вроде в ворота бросил, когда начали играть, ну, пришлось назад тащиться, хорошо хоть недалеко. Прихожу, а там наши противники уже с какими-то другими рубятся, и рубка у них серьёзная, бегают, как лоси, аж пыль столбом стоит. Наши-то подустали, а те свежие, кабаны. Наши зато потехничней и посыгранней, даже интересно смотреть. А номерка в воротах нет, в одних посмотрел, в других - нет нигде номерка. Что и делать. Ладно, думаю, потерял, наверное, на поле, подожду перерывчика, похожу-поищу. Они играют, играют, наконец, отдохнуть решили. Я по полю хожу туда, сюда хожу - не вижу номерка. А они второй тайм затевают - мне делать нечего, отошел, после игры ещё, думаю, поищу. А они всё носятся, и носятся, и носятся, и носятся, мельтешат передо мной, даже голова закружилась за ними смотреть, а они всё носятся. А небо меж тем потемнело, ветер такой неприятный дует, мне холодно, я ж в одной футболочке. Мужики, кричу, номерка моего не видали? Нет, отвечают, не видали - и дальше носятся.
Мне - делать нечего - всё равно в потемках вряд ли что найду - решил так пойти в раздевалку, уговорить гардеробщика открыть, человек же он, поймёт, ситуацию обрисовать. Подхожу, а там закрыто. Домой уже не попасть до завтра, ну что, придётся в общаге ночевать у друзей, кого-нибудь из партнеров, по команде. Подхожу к общежитию, злой, голодный, холодный, еле ноги волоку, мне вахтер с порога противным голосом: документы предъявляем! Какие документы, говорю, не видишь, я в футбол играл, усталый возвращаюсь, в футболке же иду, откуда я тебе документы достану, разве из задницы только, а он говорит, мне дела никакого нет, во что ты там играл, не слышал - ещё дом взорвали, а вдруг ты террорист, гы, гы. Ну проверяй, говорю, Горбачев, комната 17-42, 17-й этаж. Он посмотрел в своём списочке, ага, говорит, есть такой Горбачев, проходи, но только в последний раз, и чтоб потом пропуск свой мне принёс показать, лично приду проверю. Ага, говорю, принесу. Сто раз проходил, никому ничего не показывал, никогда не проверяли, только пугают, даже не записал меня. Прихожу к Андрюхе домой, дай, говорю, похавать чего-нибудь. А он телевизор смотрит, на кровати лежит, MTV там или футбол, не помню, футбол, наверное, потому что ему некогда, ломает, говорит, готовить, поешь что-нибудь так. А может, обиделся, что его играть не взяли, глядя в телевизор сказал, на меня даже не посмотрел. Он скрытный, Андрюха, никогда не поймешь, что у него на уме. А чего обижаться, чудак-человек, мы же проиграли, причем с позором. Я чаю вскипятил и хлеба с паштетом чуток поел, не наелся, конечно, я очень деликатный, всегда стесняюсь, если кого объедать приходится. А уже темно, наверное, полдвенадцатого на улице. Тут стук в дверь, заходит этот мужик усатый с вахты, глаза как льдинки бледные, и кто, говорит, тут будет Горбачев? Андрюха говорит, ну, я буду, а что? Да так, отвечает, ничего, пустая формальность, проверка, контртеррористическая операция, не беспокойтесь. И на меня тяжело смотрит и говорит, обманываем, так? - и цап за руку, чуть кость не переломил клешнёй своей - и из комнаты меня, я даже одолжиться у хозяина не успел. Нет, бить не стал, пару раз под задницу пнул и вышвырнул, я ему пытался объяснить, да он не слушал совсем.
Стою у вахты, думаю, что мне дальше делать, и тут наши соперники подходят, ну, с кем мы в футбол играли. Причём не в спортивной уже одежде, а в цивильном, оно видно, что только из-под душа. Я спросил у капитана, где это вы помылись, а он говорит, у меня ключ от трёхзального корпуса, там и помылись. Ух ты, а я как раз в трёхзальном одежду оставил! Дай, говорю, мне ключик, у меня там одежда, и вообще у меня там все вещи! Ты что, говорит, сдурел, не дам, конечно, а вдруг ты террорист, гексоген туда подложишь, гы, гы. Ну сходи со мной, я только вещи заберу, ну прошу, мне ночевать негде! Вот ещё, не пойду, я голодный, и вообще, у меня режим, я спать ложусь. Ну дай ключик-то, будь ты человеком - я уже плачу. А он только смеётся и уходить собирается, время со мной тратить не хочет. Роста он небольшого, мне обидно, я не вытерпел и дал ему в морду. Он сразу смеяться перестал, и резко - я даже среагировать не успел! - мне под дых, я согнулся, он мне апперкотом по лицу, я упал, он еще по рёбрам два раза ногами своими спортивными, и ушёл. Сказал только на прощание, я, дескать, с тобой собирался сходить, а ты дураком оказался.
Поднялся, мне вообще-то не больно, только живот болит и сукровица из носу течет, но досадно чуть не до слёз, по своей же дурости страдаю. На улице темень, дождик мелкий накрапает, ветер дует, ночи-то холодные, сентябрь, начало. Я кашляю вовсю (в ребрах отдаётся), решил от отчаяния пешком до дому добираться, соседи, может, откроют, у них переночую. Пока шёл (а ноги-то еле двигаются после матча, блин, изнурительного!), совсем холодно стало, дождь припустил, а я все иду, стойкий, как оловянный солдатик, а дождь всё сильнее, и вот я уже почти мокрый. Чтоб до нитки не промокнуть, спрятался внутри автобусной остановки, прозрачные такие, из плексигласа, а скамейки там железные. Сверху струи дождя о крышу разбиваются, снизу вода подтекает. Сидеть холодно, зад морозит, с ногами забрался на скамейку, сжался в комок, чтоб не мерзнуть, и сижу. Обхватил ноги руками и что-то чувствую твёрдое такое в кроссовке. И нащупываю там номерок (горячий - от ноги нагрелся) - под носком. Вспомнил, я же сам его туда положил, карманов-то нет, а он алюминиевый, погнулся, принял форму стопы, так, что я и не чую! Вот ведь обидно, выматерился вслух, второй раз в жизни, полегчало. Ну куда его девать, снова в обувь засунул.
Тут ко мне на остановку какой-то бомж подваливает, мельком на меня глянул и тихонечко в углу затаился, и сидит, скромняга, прямо на земле, дрожит от холода.
Нет, оказалось, не от холода, а от страха дрожал. Двое парней подбежали, и давай его ногами пинать, а он молчит, на меня почему-то смотрит, только руками прикрывается, да слабо это помогает, уже по стенкам кабинки кровь разбрызгалась, аж до меня несколько капель долетело, он упал, наконец, те его по голове бьют, везде, у них ботинки явно железом подбиты, один на череп с размаху наступил, и раздался хруст. И всё смолкло.
Сразу.
Эти двое ко мне повернулись. Глаза у них тоже были бледные-бледные, мне сразу вспомнился охранник на вахте. И еще - они оказались близнецами. Смотрели на меня, я не в силах был взгляда отвести. Так и сидел в углу, сжавшись в комок, больше всего я боялся открыть им живот, почему-то знал, что будет очень больно. Один из двоих медленно, почти ласково стал разжимать меня, у него это уже почти получилось, а я всё не смел укусить его за руку... И кричать не мог, гортань страхом парализовало.
Тут - деус экс махина - раздается выстрел. Развёртывающий меня бандит валится с остановившимся лицом прямо на меня, изо рта капает темная жидкость. Второй куда-то скрывается.
- Ну и подонки, - говорит вышедший из жёлтого Москвича мой спаситель. Осматривает труп бомжа, на убитого хулигана даже не смотрит. Повезло тебе, парень, - говорит. Второй тут наверняка из темноты следит за нами. Или вернётся скоро. Тебя куда подбросить?
Я всё ещё не мог говорить. Ладно, продолжает бог из машины, повезу тебя к себе, отогреешься. О кей? Я кивнул.
Он не производил впечатления супернадёжности. Обыкновенный лысоватый мужик, годов тридцати, очень на вид простодушный. По пути стал мне рассказывать, как они в Гороховце снимают девок, гораздо дешевле, чем проститутки, получается, только на жратву и выпивку тратятся. А если, говорит, они не понимают, зачем их вином поят, мы им порнуху показываем, - и мне камеру подает, Сони Хэндикэм, там мужик какую-то бабу пялит, в коленно-локтевой, у той тельняшка на шею съехала, - мы им показываем, и они уж мокрые, что хочешь с ними делай. На, хочешь посмотреть-то, - и всё суёт мне эту камеру, а я отнекиваюсь, но смотрю всё же, одним глазом. Мужик-то этот, водитель, напористый, говорит, держи сам, мне машину вести, неудобно, ну, я и взял, держу обеими руками, смотрю, как женщина извивается и рот разевает (звук отключен был), руки её уже не держат, она лицом на подушке лежит и глазами косит на мужика сзади. А шофёр рядом всё балагурит, как студенты себе членом на жизнь зарабатывают да сколько нынче аборт стоит, будто и не убил только что человека, а я всё этот хруст забыть не могу, даже порнуху не особо смотрю, и тут спрашивает, ну чё, встал у тебя, ну признайся, встал? - и руку мне в пах суёт - проверить. Я занервничал сильно, да и дождь уже перестал, говорю, я вон здесь живу, высадите меня, пожалуйста. Мужик удивился: я ж, вроде, тебя до своего дома хотел довезти, отогреться, я говорю, спасибо, уже отогрелся, успокоился, лучше домой пойду, спасибо, что подбросили. Тот плечами пожал и высадил меня, и угнал свой Москвич в ночь.
А я оказался в незнакомом районе, не пойми где, скорее всего - в районе Кольца, множество строений, переулков, дороги петляют, фонари красивейшие стоят, освещают здания, светлые, желтые, белые, бежевые, и темные окна, маленькие, несимметричные. Дорога упирается в такой дом и делится на две, каждая из получившихся снова делится, некоторые потом сливаются, некоторые взбираются в гору, некоторые заканчиваются тупиком. Я заблудился в этом лабиринте, мои мышцы с трудом сокращались, не успели в салоне отогреться, я дико проголодался и искал хотя бы милицию (хотя ментов не люблю), сказать им, что заблудился, что не знаю, как домой попасть. Захотел в туалет, завернул в первый попавшийся переулок и стал орошать ближайшее здание. В полной темноте меня невозможно было увидать. Тут открылась дверь в доме напротив, явив мою тень на глухой стене; непроизвольно оглянулся, я увидел трех выходящих милиционеров. Они, конечно, увидели меня тоже, и обступили со всех сторон. Под их бдительным, но крайне недоуменным взором я закончил и смущенно заправился, даже не отряхиваясь. Не так я хотел с ними встретиться, совсем не так... Ничего себе, - сказал один из них, слева, во даетЮ - сказал другой. Открыли дверь, из которой только что вышли, и, стукнув резиновой дубинкой по почкам (надо признать, слабо, только для профилактики), втолкнули в ярко освещённое помещение. Самый молчаливый милиционер наклонился над мокрым асфальтом, будто хотел там что найти.
Оказалось, я мочился напротив участка. Вот почему менты так удивились! Мне стало смешно, я вздрогнул, но сдержался. Пожилой майор спросил у доставивших меня, чего это он смеётся. Смеётся? - возмутились те и стали бить меня дубинками по ребрам, по почкам, по голове... Очнулся я в камере.
Моя голова лежала на коленях у женщины, красивой, смутно знакомой. Я пытался вспомнить, где её видел, но думать было больно. Какая-то проститутка, наверное. Женщина поила меня бог весть откуда взявшейся у нее в руках водой; я попытался подняться, закружилась голова, я снова упал на ее колени и заснул.
Когда я проснулся от громких вздохов, на улице только рассветало. Я лежал, привязанный к скамье, но головой двигать мог. Повернувшись, я увидел смутнознакомую женщину, поившую меня, и тотчас ее узнал - это она была на пленке подвозившего меня мужика. Сейчас она держалась за прутья решетки и подмахивала кому-то, кого я не мог разглядеть, притом стонала так искусно, что возбудился я очень сильно, несмотря на то, что был избит и всё болело. Мужчина с довольным рыком вскоре разрядился, а женщине явно было мало. Она стала стягивать с меня спортивные штаны. Я спросил, а где же менты? А? - переспросила она, - а-а-а, они все уехали, опять террористы дом взорвали. Она взгромоздилась на меня и начала ритмично двигаться, вновь постанывая. В это время третий участник сцены пришел в себя и приблизился к нам. Я узнал его - это был один из близнецов, убивших бомжа. Он тоже узнал - в ярости подпрыгнул ко мне и стал душить, - а я был беззащитен совершенно - привязан к лавке, единственное, что мог сделать - это задергаться под ним, что вызвало новую волну стонов оседлавшей меня женщины, которой ни до чего не было дела - она кончала. Откуда ни возьмись снова появился deus ex machina, в руках у него была видеокамера, он подбежал к решетке и начал ее трясти, крича, эй, вы! Ну где же вы!, появился престарелый майор, член майора стоял колом, трясущимися руками работник милиции никак не мог найти ключ, камерамэн залез ему в карман и достал ключ, заставив мента хило эякулировать, стал открывать дверь решетки, а бандит всё душил меня, перед глазами плавали круги, звякнул о цемент злополучный номерок, дверь, наконец, открылась, но я уже ничего не видел и не слышал, потому что кончал как никогда в жизни.
Никогда.
Нет, все, вероятно, кончилось вполне благополучно, я не знаю. Я сижу в непонятном мне месте, зиндане не зиндане, яме не яме, на мосту или на горе, играю почему-то на трубе, в кармане номерок, но на что мне теперь номерок, раз я уже не могу его использовать, раз я не знаю, что мне тут делать, и не могу даже отвлечься - змея, зачарованная моей игрой, только и ждет, когда смолкнет музыка, чтобы броситься на меня и ужалить.
После укуса королевской кобры человек умирает в течение часа.