Борзов Анатолий Анатольевич : другие произведения.

Белые Ночи,темные Дни Часть 2 (2)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
   "БЕЛЫЕ НОЧИ, ТЕМНЫЕ ДНИ"
   Часть вторая. Хождение за три моря.
   Анатолий Борзов
  
  
  
  
   -2-
  
  
  
   А странная война, вошедшая в историю под другим названием, продолжала медленно затухать. После короткого блицкрига в Польшу "освободительная миссия" была направлена в сторону Финляндии, некогда бывшей российской губернии. Однажды отмахнувшись от нее, как от обременительной ноши, но, сопроводив официальный документ, провозглашающий независимость северных территорий рухнувшей империи, лицемерным обращением, дарующим право на самостоятельность и самоопределение, соратники гения, предпринявшего столь легкомысленный шаг, решили исправить непростительную ошибку и вернуть в семью дальнего родственника. Но забыли поставить его в известность, а когда вступили на свои " законные" земли, несколько расстроились, что встречать их вышли не с трубами и барабанами. Да и пролетарии не спешили объединяться, чем крепко озадачили полумиллионную армию освободителей. Именно тогда новая российская империя приступила "разбрасывать камни", чтобы уже через полвека пожинать всходы, столь обильно посеянные по всей старушке-Европе...
   Семен Петрович приоткрыл глаза, затем провел ладонью по лицу, прогоняя полуденную дремоту, и посмотрел. Оставалось еще десять минут. Он уже давно научился просыпаться, включая свой биологический будильник, который в отличие от рукотворного изобретения человечества, не требовал подзаводки. В нужный момент молчаливо открывал веки и лишь просил свериться с часами на стене. И никто из обоих ошибки никогда не допускал. Глотнув холодного чая, не потерявшего вкус, встал с кресла, надел пиджак и только затем проследовал в кабинет. Ровно в пятнадцать часов отворилась дверь из приемной, и плотного сложения мужчина с папкой под мышкой появился на пороге.
   - Можно? - спросил мужчина, хотя предпочтительней звучало "разрешите".
   - Заходи, Алексей Федорович, - разрешил хозяин кабинета.
   Мужчина, или Алексей Федорович, прошел пятнадцать метров по ковровой дорожке и, отодвинув стул, уселся, предварительно поправив брюки.
   - Слушаю тебя, - начал первым Семен Петрович. Никакого несоответствия в том, что прибывшего называли по имени-отчеству и в то же время на "ты" не было. Если хотите, здесь заключался глубочайший смысл, подчеркивающий, что Алексей Федорович пользовался не только уважением со стороны руководства, но и вызывал действительно доброе к нему отношение.
   - Товарищ генерал, час назад поступило сообщение о переходе границы, - и он назвал конкретный район. У Семена Петровича, как и полагается в соответствующих учреждениях, на стене висела подробная карта всего региона. Карта не простая, а секретная: мечта любого путешественника, рыбака, любителя походить по лесу и, конечно, шпиона. Предполагалось, что последние в кабине появляться не будут, поэтому большую часть времени она оказывалась доступной для взора всякого, кто и пребывал здесь.
   - Хм, - сказал генерал, что могло означать и как положительную реакцию, так и совсем наоборот. Алексей Федорович понял произнесенное междометие как заинтересованность и продолжил.
   - На данный момент мы имеем довольно скупую информацию, но она постоянно пополняется.
   - Так, - добавил Семен Петрович, что также можно было расценить как угодно, однако Алексей Федорович в начальниках отдела ходил значительно дольше, чем Семен Петрович в генералах.
   - Самое интересное, - вновь продолжил подчиненный, - что задержанный, если он, конечно, не врет, возвращался домой.
  - Домой?
  - Да, на Украину.
  - А вот это действительно крайне интересно, - удивился генерал. - Вы только объясните мне. Получается, он там в гостях был?
   Алексей Федорович сообщил не все. Можно было прочитать сообщение сразу, однако он знал: иногда предпочтительней выдавать информацию по частям.
   - В гостях, но не в Финляндии, а в Швеции!
   - В Швеции? - Семен Петрович прекрасно помнил, что обе страны граничат друг с другом.
   - А как он туда попал?
   - В Швецию? - уточнил Алексей Федорович.
   - И в Швецию и в Финляндию, - несколько расстроился за своего подчиненного Семен Петрович, все же тот являлся целым полковником.
   - Я же говорю, парень с Украины.
   Силин расстроился еще больше.
  - Насколько я помню, Украина с Финляндией не граничит и со Швецией тоже.
  - Если парень не врет, - как-то сник Алексей Федорович, - туда он прошел там же, где его и задержали.
  - У нас? - задал лобовой вопрос Семен Петрович.
  - Если не врет, - все еще сохраняя робкую надежду, кивнул головой полковник.
  - Странная какая-то история, необходимо все тщательно и самым серьезным образом проверить, сотрудников уже послали?
  - Командировочные уже подписал, выезжают сегодня вечером.
   Конечно, очень необычное происшествие. Уже много лет Семен Петрович с надеждой ждал какого-нибудь лазутчика и вот дождался. Какого-то сумасшедшего!
   Сумасшедшего звали Степаном, фамилия - простенькая. И все, что доложил Алексей Федорович в генеральском кабинете, соответствовало истине. Только один факт скрыл полковник. Степана не задержали бдительные пограничники, а сдался он сам, добровольно.
  
   По своему личному, хотя и не столь продолжительному опыту капитан Мошников знал, что вызов к начальству во второй половине дня не сулит никаких положительных эмоций. К тому же он уже имел счастье посетить Алексея Федоровича и кратко доложить о выполнении плана на неделю. С двумя пунктами справился успешно, а третий и четвертый медленно, и, как ему показалось, закономерно, перешли в разряд перспективных, для реализации которых требуется значительно больше не только усилий, но и времени.
   Трубка внутреннего телефона просто брякнула " зайди", чем сразу поставила большой вопросительный знак также на перспективных, но уже личных планах Гены. Капитан закрыл сейф, сунул ключ в карман и отправился по коридору, прикидывая в уме, с чем может быть связан вызов.
   - Здесь резьба какая-то непонятная, - с места в карьер начал Алексей Федорович, не предлагая оперу даже сесть.
   - А у них других нет, - честно признался Гена, самостоятельно оседлав уже знакомый ему стул.
  - И что ты мне предлагаешь с ним делать?
  - Нарезать новую резьбу, - и, не давая начальнику опомниться, сразу перешел в контратаку, - нужно напрячь Игорька, он завод обслуживает.
  - Вот ты этим и займись, - Алексей Федорович ловко отпасовал мяч, да так, что Гена не успел и сообразить.
  - Разрешите идти?
  - Не спеши, это второе задание, а первое - поедешь в командировку, билеты уже заказаны, на, почитай, - и протянул бланк телеграммы.
   Гена прочитал за три минуты то, о чем Алексей Федорович говорил с генералом полчаса.
  - И что с ним делать?
  - Сюда доставишь, тебя встретят, передадут задержанного и все.
  - Я дежурю завтра по конторе, - вдруг вспомнил он.
  - Не переживай, уже нашли замену.
   Гена хотел спросить: а почему я? Почему именно сегодня, неужели в отделе больше нет людей? Но выбор начальника для выполнения того или иного задания всегда представлялся для подчиненных загадкой - необъяснимой и таинственной, и не всегда справедливой.
   - Командировочные не успею получить, - ухватился за последнюю соломинку капитан, незаметно глянув на часы.
   - Ха, - сказал Алексей Федорович и достал из стола жидкую пачку совзнаков, - замужем-то мы не первый год.
   Гена это понял и направился к двери.
   - Эй, - остановил его начальник, который также часто прибегал к услугам междометий, - забыл.
   Капитан взял со стола импортный смеситель и вышел их кабинета.
   Конечно, Гена расстроился. Любой на его месте упал бы духом, когда спланированная и выстраданная в муках комбинация оказалась уничтоженной в одно мгновение. Редкое совпадение мельчайших, но важных составляющих рассыпалось в прах за пять минут! Во-первых, свободный целый день после дежурства, отъезд знакомого и просьба приглядеть за квартирой, и главное - он, наконец, договорился с Мариной.
   - Что кислый такой? - приветствовал его Игорек, едва распахнулась дверь еще одного кабинета.
   - Тебя жалко, - Гена впервые повеселел и положил на стол, усыпанный бумагами, смеситель, что доставал для своего шефа почти месяц.
   - Ух, ты! - не скрывая восторга, Игорек бросился рассматривать чудо-технику импортного производства. - Итальянский?
  - Финский.
   - Итальянский лучше, - заявил Игорек, который вообще впервые увидел живьем иностранный образец, дарующий людям не только воду, но и эстетическое наслаждение.
  - В целях улучшения взаимодействия между отделами и согласно последнего решения коллегии, вам поручается важное и секретное задание - нарезать социалистическую резьбу на эту империалистическую хреновину. Срок - три дня, и распишитесь за получение.
  - Ты что несешь? - еще не понял, где юмор, а где суровая действительность, Игорек и упал в лице.
  - Я сегодня отбываю вечерней лошадью с еще более секретной миссией, поэтому все вопросы относительно предстоящей вам не менее секретной операции у моего шефа - Алексея Федоровича. Телефон, думаю, ты знаешь.
   Капитан выдержал паузу.
   - Прошу обратить внимание на важность оперативного мероприятия под кодовым названием "Сливайте воду".
  
   В отличие от Гены Мошникова Степан не только видел импортный смеситель, но и неоднократно им пользовался. Он также познал многие скрытые от советского человека тех времени издержки капиталистического быта. Степан просто уехал в Финляндию. Ну, и что? - скажет читатель. Многие сейчас имеют возможность отправиться туда, куда, подсказывает воображение и толщина кошелька. Но! То, что совершил Степа, не укладывалось в сознании не только рядового гражданина, но и ответственных товарищей, призванных оберегать отечество от столь легкомысленных поступков. Добавим, во времена спокойные, но далеко не простые.
   Если подходить к данному событию под несколько иным углом, осуществленная Степой поездка походила на тщательно разработанную операцию по проникновению на вражескую территорию и выполненную блестяще! А многочисленные работники разного уровня и званий, несомненно, получили бы не только боевые ордена, поощрения и грамоты, но и вошли бы в учебники, многочисленные секретные справочники и методические наставления. Своим поступком Степа испортил все! Ладно, ушел, преодолев две границы в одном направлении, так он еще, наглец, вернулся назад, повторив свой "подвиг", чем бросил вызов сразу трем государствам с многочисленными службами, требующими для поддержания штанов своих сотрудников, как известно, не рубль и не два!
   Семен Петрович, несмотря на весь свой богатый опыт, находился в состоянии шока. Сколько проводилось совещаний, какие только мероприятия не планировались, сколько, наконец, было ухлопано народных денег! И все коту под хвост, вернее Степану в одно место! Невероятно! Однако Семен Петрович не был бы генералом, если бы и сейчас не пытался извлечь из непростого положения те крупицы, что могли хоть как-то оправдать весь этот громадный механизм, во главе которого находился он сам.
   В тот момент, когда Гена произносил: опа, наблюдая, как слетела пробка с бутылки пива, и медленно поплыл за окном вагона знакомый пейзаж, Степан впервые за долгие годы писал сочинение в произвольной форме на тему, которую можно было обозначить, к примеру, так: "Как я провел летние каникулы". Степа владел русским и украинским, а с недавних пор стал еще понимать финский. Язык, сразу отметим, сложный, относящийся к группе финно-угорских языков. Сложный не только с точки зрения грамматики, но и фонетики, и сам факт, что Степан, пусть и не в совершенстве, но овладел им, свидетельствовал о неслабых задатках, имеющихся у парня. К большому удивлению, сочинение доставило Степану массу положительный эмоций по той простой причине, что он мысленно вновь посетил места своего паломничества.
   Самое трудное и необъяснимое, по крайней мере, для Степы, заключалось в том, что парень не знал, с какой целью отправился за границу. Почему в Финляндию? Не в Турцию, Румынию, Польшу, а именно в страну, о которой прежде не знал ничего! Хотя признаем факт, послуживший основой для дальнейшего мыслительного процесса, что и завел в конечном итоге Степу на родину Деда Мороза.
   - Какая граница? Что ты мелешь! - рассказывал друг Степы - Микола, вернувшийся из стройотряда в край тысячи озер. - Это земля непуганых дураков. Если есть желание, они сами тебя к границе отвезут или приведут. Мы как-то на лодке вечерком поплыли, смотрим, мужик рыбу ловит. Бочком аккуратно проплываем, а я возьми и ляпни: сколько дед поймал? А тот, как глухой, уткнулся в свой поплавок. Я опять, мол, ты чего? А мне смотри, какая у него удочка! И не только удочка, и лодка у рыбака странная. Это уже потом сообразили, что рыбак-то из Финляндии!
  - Как? - поразился Степа.
  - Да вот так, - подсказал Микола., - уплыли мы за границу и сами не заметили.
  Может, конечно, и соврал дружок, с молодыми такое часто случается, но Степа поразился тем перспективам, что открывались перед ними. Рассказ про лодку запал в голову, так же как и мысль отправиться погулять по свету. Сумасшедшим Степан не был ни до своей поездки, ни после, поэтому стал готовиться, еще полагая, что все же откажется от глупой затеи и передумает, или обстоятельства принудят его к данному решению. Однако эти самые обстоятельства подозрительно удачно складывались, словно помогая в осуществлении дерзких планов.
  
  Солнышко припекало, однако воздух был на удивление свеж и прозрачен, от чего взгляд забирался в самые удаленные уголки окружающего ландшафта. Кроме невыразительного серого здания станции с крышей, взметнувшейся неожиданно резко ввысь, ничего примечательно не наблюдалось. Клумба в форме пятиконечной звезды, обложенная камнями и покрашенная белой краской, украшала платформу, сколоченную из досок, вероятно, чуть поздней, чем появился на свет Степа, а, возможно, и в тот самый год его рождения..
   - Ого! - удивился парень, шагнув в находящийся в некотором удалении туалет.
   "Ого" либо подразумевало высоту метров в семь, либо слабый, но присутствующий в воздухе знакомый запах. Доски явно не внушали доверия, но благосклонно предупреждали о затаившейся опасности легким поскрипыванием.
   - Интересно, - размышлял Степа, занятый простым, но нужным делом, - кто будет первым?
   Вопрос был поставлен в принципе верно, но с небольшой поправкой: кто станет вторым. После того замечательного полета, осуществленного еще в довоенные времена начальником станции, других последователей не нашлось.
   - Извиняюсь, - через десять минут произнес он, заприметив мужика в оранжевой жилетке, равнодушно шагающего вдоль рельс, постукивая изредка длинным молоточком.
  - Ты мне?
  - Да, можно вас на минутку.
  - Да хоть на час, - подсказал мужик и полез в карман, чтобы извлечь сигаретку.
  - У вас тут буфет есть? - с надеждой не только в голосе, но и в глазах произнес Степан и пожалел, что не курит.
  - Буфет? - повторил мужик и ловко чиркнул спичкой, прикрыв огонек от несуществующего ветерка.
   - Да, пивка хотелось бы, - честно признался Степа.
  - Хорошее дело, но привезут только к вечеру.
  - К вечеру! Так жара уже спадет.
  - У погоды свои планы, у Любани свои, - философски изрек мужик, изучая Степана.
  - Плохо.
  - Есть "Агдам", - вдруг произнес он.
  - "Агдам"?
  - Да ноль семь, рубль десять, - и продолжил изучать Степана или, возможно, позволил просто "переварить" полученную информацию.
  - В буфете? - поинтересовался парень.
  - Тебе же сказали, у Любани. Ну что, берем, или я пойду?
   Степан достал "дорожные" деньги и глянул в сомнении на нового знакомого, который в тот же самый момент уже выполнил в уме несложное математическое действие.
  - Еще сорок семь, - подсказал он, едва у него в руке оказался первый взнос.
  - Как?
  - Две по рупь десять и два сырка.
  - Не много? - выразил вновь сомнение Степан, однако отступать было уже поздно.
  - Так мы же пить собрались, а не жрать, - привел свои доводы мужик и тут же, получив недостающие деньги, отправился в направлении, известном только ему одному, - пригляди за инструментом, - бросил он, повернувшись, - иначе сопрут!
   - Петр Васильевич, - представился мужик через пятнадцать минут, когда оба пропустили по полному стакану темного вина, расположившись прямо на природе, но в некоторой интимной обстановке, что создавали густые кусты неизвестного происхождения.
   - Степа, - назвал свое имя Степан и уже пожалел, что ввязался в пьянку среди белого дня с совершенно неизвестным человеком, пусть даже и Петром Васильевичем.
   - Студент? - подсказал "легенду" мужчина, неуклюже соскабливая толстыми пальцами обертку с плавленого сырка, выглядевшего значительно лучше, чем оказалось впоследствии.
   - В педагогическом учусь, - вспомнив своего приятеля Миколу, соврал Степа, обдумывая свои дальнейшие вопросы.
   - А тут что делаешь? - Петр Васильевич отломил маленький резиновый кусочек и тут же отправил его в рот.
   - Да вот решил в Финляндию съездить, - неожиданно для себя ответил парень и улыбнулся.
   - А что, тут рядом, пехом сутки ходьбы, если, конечно, не загребут.
  - Кто?
  - Знамо дело, погранцы, - и Петр Васильевич начислил по второй.
  - А если сурьезно? - крякнув, повторил он свой вопрос.
   - Дивчина там у меня, прошлым летом познакомились, приезжала к нам на практику. В гости звала, вот я и собрался.
  - Хохол?
  - Хохол, - кивнул Степа.
  - А по мне хоть ты кто, главное, чтобы человеком был. Верно?
  - Возможно и так.
  - Я девок тоже по молодости страшно любил. Каждую обязательно раздену.
  - Как это? - засмеялся Степан, уже позабыв о первоначальном сожалении, что охватило его после знакомства с Петром Васильевичем.
  - Да так, - хитро сузив глаза, ответил тот, - взглядом, раз и без порток! Она улыбается, дуреха, а я тоже, умора!
   Оба прыснули от смеха, и Петр Васильевич полез вновь за сигареткой.
   - Поймают тебя, хлопец, и в тюрьму посадят. Такие вот и нужны молодые дураки, зачем из-за бабы голову подставлять? Других, что ли, нет? Или у нее все иначе?
  - А если по - тихому?
  - По - тихому?
  - Да.
  - На шпиона ты не похож, хотя рюкзак у тебя большой. Вроде, как турист, но от тех костром и лесом воняет за версту, а ты явно городской. Даже не знаю, как с тобой быть. Давай для скольжения мысли еще по одной, - и, не дожидаясь согласия, разлил содержимое первой бутылки.
  - А карточка у тебя есть?
  - Кого?
  - Да дивчины, - уточнил Петр Васильевич и еще раз бросил в топку кусочек плавленого сырка.
  - Вот.
  - Ничего, жалко, что фигуры не видать, - сообщил он, внимательно разглядывая фотографию, - но я тебе верю.
   Во что поверил Петр Васильевич: то ли в "легенду" о несуществующей финской красавице, то ли в то, что у нее действительно стройная фигурка, Степа уточнять не стал.
   - Ладно, - подвел итог новый знакомый, - вторую оставим на вечер, и в самом деле жарко. Пошли.
   Степан вновь не стал уточнять, куда именно предложил ему отправиться Петр Васильевич, катнул пустую бутылку из темного стекла в кусты, где, вероятно, она и сейчас лежит.
   - Пойдешь вдоль путей, там будка, мимо не проскочишь, вот тебе ключ. Чайник есть, если кто зайдет, скажешь племянник, понял?
  - А вы?
  - А у меня работа, вернусь, там все и обмозгуем.
  
  Гена Мошников спрыгнул вниз и обвел взглядом то же место, где несколько месяцев назад, изнывая от жары, сидел Степа. Поверьте, ничего не изменилось, если только листва уже подсказывала, что осень не за горами, а моросящий мелкий дождик еще не успел превратить темную землю в непроходимое болото.
  - Сюда, - услышал он голос и понял, что махающий из машины рукой тип, обращается к нему.
   Единственное и совсем немаловажное достоинство принадлежности к известному ведомству заключается, наверно, в том, что тебя встретят, но при условии, если прибыл ты в провинцию, а не наоборот. Радости добавило и то обстоятельство, что встречающий оказался знакомым, пусть и не близким, но все же. Отправленный в район для прохождения дальнейшей службы коллега вот уже третий год пребывал в должности руководителя, совмещая в одном лице начальника, водителя, машинистки, секретаря партийной организации и члена коллегии. Последнее - самое приятное приобретение позволяло раз в квартал выбираться в центр, чтобы не только выступить с сообщением по предложенной теме, но и приобщиться к забытым благам цивилизации.
   - Привет! - и в самом деле обрадовался Гена, залезая в российский джип, прозванный за свой непокорный нрав "козлом".
   - Здорово, - тоже обрадовался коллега и протянул короткую, но мощную лапу для того, чтобы еще раз это доказать. Затем он фыркнул двигателем, словно подсказывая, что тому придется поработать, и тут же полез через шпалы, заставляя пассажира крепко вцепиться, чтобы, не дай господь, получить увечие, пусть даже на службе.
   - Вот, бараны, дорогу не могут сделать! Хорошо еще, машина позволяет.
   Козел отбросил задними копытами щебенку с насыпи, перебрался через канаву, и, боднув безрогой головой, поскакал по мокрой дороге, прибавляя к грязной корке, прилипшей к бокам, свежую грязь.
  - Ну, как ты тут?
   - Водку пьем и баб дерем, - честно признался коллега, - а в перерыве шпионов ловим.
   - Как же, наслышан, - согласился Гена, прыгая, как мячик, и пытаясь попасть в такт движениям строптивого животного.
   - Уже в Москву сообщили, - едва успел произнести он, потому что следующую фразу можно было отразить единственно возможным способом, существующим в литературе, не только прежних, но нынешних дней. А именно. Что за ....... ........ ......... ....... ........ дорога? ........они когда-нибудь ........ ........ремонтируют? Я не понимаю, как......вообще........ ........ ........согласен? Ты мне сейчас..... все хозяйство... отобьешь!
   - Вот поэтому, - отвечал коллега, тоже прыгая, но при этом, умудряясь управлять козлом и вести беседу, - нам и положена прибавка за особые условия работы, еще бы сделали год за полтора. А хозяйство при такой езде не потеет - обдувается в полете!
   Когда прискакали к старому зданию, украшенному уныло висящим мокрым стягом, чтобы, вероятно, подсказывать окружающим, в какой стране они живут, Гена вспомнил далекое детство, вернее качели, выбравшись из которых неожиданно для себя пошел совсем в другую сторону.
   - Ты чего? - коллега не мог не заметить, как изменился в лице Гена, что случается с каждым прежде, чем содержимое желудка перестанет предъявлять свои претензии головному мозгу, или наоборот.
   - Сейчас, - он еще раз прислушался к той дуэли, что происходила внутри, и на полусогнутых ногах, непонятным образом принявшим участие в разборке, шагнул внутрь.
   - Арлекино! Арлекино! - приветствовал его дежурный голосом уже известной, но еще не ставшей примадонной, певицы, - есть одна награда - смех! А дальше вы помните.
   - Весело у вас, - заметил Гена, дослушав до конца заразительный хохот дивы, и осмотрелся. Чтобы не тратить понапрасну время и не отвлекать читателя, подскажу, что мы уже здесь бывали раньше, и если интересуют подробности, просьба обратиться к первой части повествования. Все осталось по-прежнему с единственным исключением. Вместо портрета одного вождя с усами, в той же рамке висел тоже вождь, но другой и без усов. Более того, дежурный тоже оказался, как две капли воды, похожим на Эйнара, но звали его иначе.
   - Что за бардак? - встретил его начальник, - почему покинул свой пост!
   - Я, Александр Васильевич, двадцать четыре часа терпеть не могу, а горшок держать вы сами запретили.
   - Туалет в парткоме, с другой стороны, - объяснили Геннадию, - летом еще ладно, а зимой? Уже год не могу получить разрешения пробить проход. Представляешь! До смешного дело доходит!
   - Хочешь идею?
   - Ну?
   - Шланг протяни и все.
   - Шланг, - ухватился за свежую мысль Александр Васильевич, - а куда второй конец вывести?
   - Это уже тебе решать, - Гена, наконец, пришел в себя, и жизнь вновь приобрела знакомые, радостные очертания.
   - Прошу, - Александр Васильевич толкнул дверь, приглашая гостя в свой кабинет, тот же самый, где много лет назад восседал Семен Петрович.
   - Неплохо, - чтобы не обидеть коллегу заметил Гена и плюхнулся на стул, - рассказывай.
   - А что рассказывать? Баб тут нет, график дежурств, признаюсь, совсем ненапряженный: сутки через трое, а бывает и того хуже, воздержание до недели, а то и больше. В футбол играть не с кем, ну, на охоту с погранцами иногда выезжаю. К рыбалке, как ты сам знаешь, я равнодушен, да и привозят наготово.
   - А ягоды?
   - Давай не будем, они мне, - и Александр Васильевич провел рукой по горлу, - вот здесь уже сидят. Устал отправлять, думаю, может, сразу вагон зафрахтовать. Как осень, так наказание какое-то, ты даже не представляешь!
   - Потерпи еще немного, у тебя когда срок?
   - Так этих старых пердунов с места не сдвинешь! Вросли в землю, как мухоморы.
   - Поговаривают, отдел новый открывать собираются, - поделился новостями Гена, - но это так, неофициально.
   - Когда официально объявят, уже поздно будет, сам знаешь. А торчать здесь уже надоело. Летом еще можно, но зимой хоть волком вой! Одни и те рожи, каждый день, хуже любой пытки. Я даже с дуру на лыжах ходить начал, представляешь?
   - Ты на лыжах! - развеселился Геннадий, - ай да молодец. Тебя раньше поганой метлой не загнать было.
   - Верно. А что у вас?
   - У нас? - скорее, чтобы полней вспомнить последние новости, переспросил коллега и приступил к своему рассказу. О чем может сообщить мужик мужику? Оказывается, о многом: одному дали новую квартиру, кто-то попал в списки на повышение, а кто-то, наоборот, неожиданно для большинства затормозил свой карьерный рост. Этот, наконец, женился, а другой не может развестись, опасаясь лишиться обещанной должности. Александр Васильевич жадно слушал о том, что произошло за многие месяцы его отсутствия, и признавал: жизнь замерла только у него в районе, а где-то там за горизонтом она по-прежнему бурлит, может, и не так быстро, но значительно выразительней, чем здесь.
   - Вот таким образом, - подвел итог Геннадий, - а где твой Афанасий Никитин?
   - А это кто еще такой? - не понял Александр Федорович.
   - Ну, хорошо, назовем его Миклухо-Маклай.
   - А! - сообразил коллега, - потомок Бендеры, он у меня уже ко второму тому приступил. Пишет складно и с чувством юмора, молодец. Даже жалко пацана. Он же, - тут Александр Васильевич понизил голос, - сам сдался.
   - Как сам? Я же читал телеграмму.
   - Мало ли что ты читал. Я же сначала позвонил сразу по горячим следам, как чувствовал.
   - И что?
   - Да это можно всегда обыграть! Из дерьма конфетку сделать, такую, что не стыдно не только показать, но и попробовать, улавливаешь?
   - А, правда, что он до Швеции прошлепал?
   - Это теперь не моего ума дела.
   - Может, внеочередное звание получишь, - предположил Геннадий.
   - Вряд ли. Вроде, подсуетился, фамилия моя там стоит. Но, как сам знаешь, в Москву документ пойдет совсем за другой подписью, поэтому надежда слабенькая. Я на ягодах больше заработаю, - неожиданно вспомнил он, - вот тут дело перспективное. Ягоды-то в Москву порой быстрей доходят, чем телеграммы, вот такие дела, кстати, тоже секретные, а, может, и совсекретные.
   - Ты где живешь?
   - В служебной квартире, хотя признаюсь, неуютно там, иногда в гостинице ночую, тут же рядом. Удобно, спустился и на работе, поднялся и дома.
   - Программа на вечер какая?
   - Обижаешь, программа уже началась, точнее, сейчас мы заканчиваем торжественную часть, потом сразу в баню - свежим деревенским веником по городской и пыльной жопе, ну, а затем, как говорят, господа - офицера, в бордель и к девочкам!
   - Ты же пять минут сказал, что у вас с этим напряженка.
   - Гена, ты к кому приехал? У меня когда-нибудь был дефицит?
   - Так чего мы тут драгоценное время тратим!
   - Жалко, что тебе завтра уезжать, а поезда, как ты знаешь, по причине плохой погоды не отменяют.
   - Только ты не гони так, - попросил Геннадий, неожиданно вновь вспомнив детство, - и давай на свежую голову акт приемки оформим, а заодно и командировочные документы.
  - Заботится сердце, - вдруг взвыл Александр Васильевич, - сердце волнуется....
  - Почтовый пакуется груз, - рявкнули оба и тут же вышли в приемную.
   Степан и в самом деле почувствовал удовольствие в том, чем он занимался вот уже вторые сутки. Нельзя сказать, что условия ему создали комфортные, и, тем не менее, одноместный номер, хотя и без удобств, позволял ощутить полную гармонию с мыслями, которые также текли ровно, и, главное, последовательно. В школьном аттестате по русскому языку ему поставили тройку, по литературе - четверку. Последняя, если быть объективным, оказалась в официальном документе после долгих и мучительных раздумий. Так как в действительности должна была стоять пятерка! Но слишком велика разница, дистанция огромного размера между близкими предметами, а до пенсии преподавателю - невысокой и чувствительной женщины (Степа даже не помнил ее имени- отчества) еще было ах, как далеко. Другая причина несправедливой оценки, которую, впрочем, никогда не собирались оспаривать, заключалась в том, что парень не умел спорить, чем часто портил свои отношения с учителями. Молодой и еще не умудренный жизненным опытом, он не знал о существовании полезного и часто действенного слова "компромисс", так как считал, что собственное мнение - это как раз то, что отличает его от остальных.
   А тут Степа неожиданно для себя открыл прежде неизвестную, но невероятно увлекательную и забавную особенность. Все произошло, когда он просто задумался над очередным предложением, а, написав его, сразу прочитал и... рассмеялся! Получилось и в самом деле смешно. Интересно, - рассуждал парень, - это только мне кажется, или на самом деле так и есть? Слова приходили сами, прыгали в нужные места, от чего данный процесс превратился в настоящее творчество, дарующее в конечном итоге несказанно приятные и непередаваемые ощущения. Дальше - больше. Степу "понесло", и свершилось чудо! Стены подвала нехотя и медленно стали раздвигаться, а вскоре и вовсе пропали, уступив свое место свежей прохладе зеленого леса...
   Петр Васильевич шагал впереди, напевая что-то себе под нос, изредка отмахиваясь от любопытных комарих, привлеченных странным запахом. Запах и в правду был необычным. Местные аборигены, представленные крылатыми созданиями женского рода, не могли не почувствовать новый аромат, не укладывающийся в набор, выданный им природой и личным опытом. От Петра Васильевича пахло индустриальным прогрессом - то есть железнодорожными шпалами, углем, керосином и, простите, мочой. Вся эта адская смесь распространялась и сбивала столку не только комаров, но иную живность, в изобилии пребывающую вокруг, но незаметную для невооруженного глаза человека городского, каким являлся его попутчик. Степа тоже шагал, но не пел, хотя песен знал много и разных, как на русском, так и на украинском языке.
   - А как твою дивчину зовут? - вдруг поинтересовался Петр Васильевич.
   - Какую? - допустил непростительную ошибку Степа, и, воспользовавшись моментом, поправил рюкзак за плечами.
   - Как, какую? Импортную.
   - Мария, - нашелся парень, так как знал, что это прекрасное имя завоевало себе поклонников, шагнув в самые удаленные уголки вселенной.
   - Мария, - повторил вслух Петр Васильевич, словно желая услышать что-то действительно иностранное в знакомом слове, - Маша, получается, если по-нашему.
   Ну, хорошо, придешь ты к ней, а что дальше?
   - Так еще придти надо, - здраво рассудил Степа, - далеко еще?
   - Ты мне объясни, или я чего не понимаю.
   - Чего? - Степа присел на пень, так как уже заметно утомился, хотя и прошагали они совсем недалече.
   - Это как же она тебя зацепила, чтобы полстраны проехать и пойти на такой отважный шаг?
   - Она мне сказала: будешь у нас, заходи, - спонтанно выдал Степа.
   - И адрес оставила?
  - Да, он у меня в записной книжке, - продолжал осваивать "легенду" парень.
   - Предположим, пройдешь ты тут, но там тебя, хлопец, сразу за жопу возьмут, у тебя же на лице написано "пролетарии всех стран соединяйтесь"! У нас тут есть свои финны, но они совсем другие.
  - Какие другие?
  - Да такие, это как гнедая кобыла и в яблоках, соображаешь?
  - Далеко еще, Петр Васильевич?
  - Я же тебе говорил, зови меня Петр, - напомнил провожатый, - Васильевич, я только когда зарплату получаю, и то, чтобы с другим Петькой не спутать. Ну, еще может, на могиле напишут.
  - Хорошо, Петр, - согласился парень.
  - Все равно не пойму. С виду ты, вроде, нормальный, рассуждаешь здраво, но вот, как это сказать, мотив твой не ясен. Баба, ладно, согласен, но тебя и там в тюрьму посадят!
  - А за что меня сажать? Я же никого не убил, гадости не причинил, за что меня сажать!
  - Тьфу, - Петр Васильевич тоже сел на упавший ствол дерева, - ты же шпион! Неужели не понимаешь? Для наших ты шпион, и для тех - тоже. Зачем все же пошел?
  - Не знаю, - вдруг честно признался Степа, - пошел и пошел, надоело мне.
  - Я вот тоже не знаю, какая такая меня вошь укусила.
  - Вы о чем, Петр?
  - Да все о том же. Спрашивается, какого дьявола поперся с тобой, а если поймают?
  - Грибы собираешь, - подсказал Степа.
  - Грибы? За двадцать километров? Ты чего! Да у меня за огородом растут такие боровики, что приходи любоваться.
  - Далеко еще?
  - К вечеру выйдешь, как пост пройдем, я обратно, ну, а ты к своей Марии, только привет ей от меня передай. Обещаешь?
   Степа вдруг смутился, понимая, что уж больно часто приходится говорить неправду. Одна ложь, как ниточка, тянет за собой свою подругу, а там уже ждет третья...
   Петр Васильевич поднялся и на секунду задумался. А причиной кратковременной задержки стал местный паренек, вылезший из-под седого половика, которым был покрыт небольшой склон. Красавец - гриб, раздвинув мох, сначала глянул на человека, а потом уже на солнце. Рука так и тянулась схватить нож и пройтись холодным лезвием металла у основания, однако Петр Васильевич переборол в себе желание и только подсказал.
  - Смотри, какой орел.
  - Ух, ты, - воскликнул Степа, - надо брать.
  - Подожди, пускай малец подрастет, на обратном пути заберу.
   Грибок про себя хихикнул, так как знал, что, отойдя десяток метров, найти его сможет лось, но никак не это странное существо на двух ногах.
   Петр Васильевич вновь замурлыкал что-то себе под нос, бросил оценивающий взгляд на своего спутника и продолжил путь, ступая по земле, на короткое время проснувшейся от зимней спячки и спешащей выполнить обязанности, возложенные на нее создателем. На смену мертвым залысинам, оставленным зимой, торопясь, появилась новая зелень. На месте деревьев, не переживших холода и темноты, всходило новое поколение, радуясь теплу и свету, набирая силу и постепенно взрослея.
   Петр Васильевич шагал и размышлял о том, как быстро пронеслась жизнь, и, поглядывая на сгнившие стволы, пытался понять, кто же на самом деле управляет этим миром, в котором и ему отведена небольшая, возможно, эпизодическая роль. Впервые за многие годы принял нехарактерное для себя решение: оказать помощь. И кому? - Чужому парню, пусть даже и расположившему к себе с первых минут знакомства. То, что Степа придумал финскую девушку, понял сразу, но к большому удивлению, данный факт не насторожил. Петр Васильевич, что также покажется странным, часто обманывал себя. Рисовал в своем скудном воображении разные картинки и даже, случалось, начинал в них верить. А когда подходил срок, снимал созданные им пейзажи несостоявшихся надежд и заменял новыми, правда, уже не такими смелыми и красочными.
   - А вы здесь давно живете?
   - Да как родился, так и живу, - ответил Петр Васильевич, не спеша, ступая впереди.
   - А на Украине были?
   - На Украине?
   - Да.
   И неожиданно Петр Васильевич осознал, что нигде дальше этого леса он никогда не был! Нигде! Хотя, нет, один раз, воспользовавшись положенной ему льготой, проехал на поезде целых сто километров, чтобы сойти на вокзале, выпить там же кружку пива, купить в киоске календарик за пятнадцать копеек, и через час отправился обратно. Какая Украина? Если честно, Петр Васильевич даже не представлял, где это. Для него не имело никакого значения Украина, Белоруссия, что там он еще знал? - Крым, Черное море...Летом, иногда с интересом поглядывая на пассажиров, выскакивающих из вагонов поезда на те пять минут, что позволяла временная остановка, чтобы размять мышцы и глотнуть свежего воздуха, спрашивал себя: какого лешего вздумалось им ехать в такую даль? Сам он выглядел черней любого отдыхающего - продубленная еще майским солнцем и высохшая под ветром кожа вводила в заблуждение окружающих, словно перед ними был представитель южных степей. Однако если бы скинул портки, поразил бы еще сильней. Чудовищная и смертельная бледность, отдающая синевой нижней части тела производила картину, перенести которую на холст не взялся бы самый отважный живописец! Вероятно, по той причине, что существуют в природе исключения, неподвластные художественным средствам, каким бы талантливым не был мастер.
  - Что мне на твоей Украине делать?
  - Как что? - удивился Степа.
   - Подруги у меня нет, друзей тоже, что мне там делать?
   - Так раньше не было, а сейчас, есть. Вот вернусь, приезжайте ко мне.
   - К тебе? - Петр Васильевич подумал, что ослышался.
   - А что? Через нас как раз мурманский поезд проходит. Удобно. Никаких пересадок не нужно - сел и поехал.
   Петр Васильевич вдруг обернулся и внимательно посмотрел на парня.
   - Я серьезно.
   - И что я буду у тебя делать? - испытывающий взгляд прилип к Степе.
   - Как что? Пива попьем.
   - Пива?
   - Ну да, пива, если не желаете пива, можно винца. У меня тетка вино делает - не знает куда девать!
   - Тетка? - заинтересовался Петр Васильевич, - а дядька тоже есть?
   - Дядьки нет, а тетка есть, и вино есть, зачем мне врать?
   - А кто сказал, что ты врешь, - и провожатый продолжил путь.
   - Ну, так как?
   - Чего?
   - Приедете? Я серьезно.
   - А что, - саданула бредовая идея, - почему не поехать? Вот так взять и поехать! Ты куда собрался Васильевич? - Дела у меня. Где, какие дела? - На Украине. - На Украине? Постой, у тебя же там никого нет! - Ха, вчера не было, а сегодня есть.
   - А до моря от вашей Украины далеко? - вдруг спросил он.
   - Можно на автобусе, часа два.
   - Всего два часа?
   - Даже меньше, - заверил Степа, - там залив, но вода такая же - соленая, и берега не видно.
   - Я плавать не умею, - неожиданно признался Петр Васильевич, - метров пять еще могу, а потом, как колун, так и не научился.
   - Вот видите, - обрадовался парень, - как раз и научитесь, в морской воде это пара пустяков.
   - Все у тебя просто, счастливый ты человек, - вздохнул Петр Василевич, - еще не успел в гости сам сходить, а уже чужого человека к себе зовешь.
   - Почему чужого? Я же у вас гостил? - Гостил.
   - Значит, это, вроде, как приглашение?
   - Ну, конечно, я же говорю: приезжайте, проблем никаких.
   - Ты смотри, - Петр Васильевич вновь обернулся и посмотрел в глаза странному парню, - возьму и приеду.
  
   Для того чтобы осознать, насколько ты одинок, достаточно просидеть выходные, не дождавшись вдруг ни одного телефонного звонка. Второму требуется значительно больше времени, когда неожиданно исчезают "близкие" друзья или товарищи. Степа почувствовал одиночество, оставшись с глазу на глаз с огромным лесом, в одну минуту ставшим для него враждебным и равнодушным. Едва скрылась за холмом уже знакомая фигура, как пришло понимание, что Петр Васильевич вместе с собой унес еще что-то. Даже комары и те потеряли к парню интерес, просто пропали или предпочли компанию еще нестарого мужика со странным запахом. Точно следуя полученным указаниям, путешественник взбирался на сопки и тут же нырял вниз, держа в голове советы, один из которых заключался в том, чтобы не подвернуть ногу. - Да, - соглашался Степа, - тут сразу и конец наступит. Блеснувшая, наконец, водная гладь подсказывала, что один из этапов пути приближается к своему завершению. Еще через час парень достал из рюкзака воплощенную в резине мечту рыбака - небольшую надувную лодку. Даже не лодку, а средних размеров спасательный круг. Обстоятельства благоприятствовали путешественнику - погода стояла тихая и безветренная, а водная преграда таковой не является, когда есть не только желание, но средства для ее преодоления.
   Когда на заставе, носящей имя одного доблестного революционера и расположенной в районе указанных событий, объявили отбой и выключили свет, Степа уже опустил свой башмак на берег чужого государства. Опустил и страшно поразился, так как ничего не подсказывало, что одна граница, точно, позади. Если бы парень знал, что на другой - финской заставе свет выключили на час раньше, несомненно, удивился бы еще больше. Но факт, как говорят, налицо - спали все, кроме Степы. Да, чуть не забыли, доблестный революционер также бы удивился, если бы узнал, что его именем назовут заставу.
   Кроме пары следов на берегу, которые исчезнут уже через сутки, парень не оставил после себя никаких иных признаков присутствия человека, даже огурец и тот съел вместе с коркой, хлебных крошек также не нашлось, ну, а то, что он не курил, вы, вероятно, помните. В общем, классный получился бы из парня диверсант, и обратите внимание, ни копейки из государственной казны! Вот так. Откроем маленький секрет, что станет известным лет так через двадцать после описанного перехода. Финны, конечно, охраняли свои рубежи, однако на одном этапе, следуя законам рыночной экономики, вдруг осознали и предоставили русским коллегам присматривать не только за своей, но и за их территорией, то есть границей, что и выполнили, заметно сократив пограничный состав. Но забыли сообщить о своем решении, вероятно, чтобы сохранить нашу бдительность на должном уровне.
   Чтобы хоть как-то поддержать себя морально, Степа сорвал пару еще не совсем созревших ягодок черники, темных снаружи, но явно не набравших сока, и слегка разочаровался: они оказались похожими на своих братьев и сестер по ту стороны границы! Такие же предательски горькие и обманчивые. Может, я и в самом деле допустил непростительную ошибку? - пришла первая мысль, - если даже ягоды, и те одинаковые! Да, Степа ошибся, но только в ягодах, и уже скоро убедился в этом. Еще через час ходьбы он вышел на поле. Но поверьте, это было иностранное, самое настоящее заграничное поле! Вот только тогда парень успокоился и понял: он в Финляндии. Представшая взору аккуратная, подстриженная лучше, чем голова у Степы после похода в парикмахерскую, лужайка напомнила картинку из далеких, еще довоенных мультфильмов, где скакали козлики, зайчики с удивительно милыми и добрыми мордашками, и даже отрицательный герой - волк, несмотря на свои клыки, которые он время от времени показывал, чтобы детвора не расслаблялась, тоже выглядел забавным и совсем не страшным. Степа сообразил, что кто-то должен был привести поле в сказочный вид, что перехватил дыхание, и захотелось, если не взять в руки кисть, но мысленно сфотографировать возникший на пути ландшафт. Этот кто-то должен находиться рядом, и втянув носом уже заграничный воздух, путешественник, как лесной зверь, почувствовал человеческое жилье. Даже возникло желание крикнуть: ей, вы, там, я уже иду! А, может, он и крикнул, не громко, только для самого себя, как знать?
   Про козликов и зайчиков Степа, естественно, в своем трактате не писал, как впрочем, и про Петра Васильевича. Выпали они из повествования, а лужайка осталась и заняла целые полстраницы, но тут случилось неприятное: ручка, что снабдили задержанного, перестала писать, а мысли еще остались. Такая вот незадача приключилась, поэтому Степа слез с того самого табурета, где когда-то сидел ныне покойный Митрохин, и принялся колотить в дверь.
   - Выходи, - после того, как лязгнул засов, разрешил дежурный, по личному опыту зная, что жидкость имеет тенденцию скапливаться в организме и отвлекать от прочих, может, и более существенных занятий.
   - У меня ручка не пишет, - подсказал арестант.
   - Первый раз такого вижу, - удивился дежурный и надзиратель в одном лице.
   - Какого?
   - Пишет и пишет, даже до ветра не просишься.
   - А можно?
   - Мы же не звери какие, давай пошли, коли дверь пришлось отпереть.
   На улице Степа понял, что уже подкрадывается вечер. Полумрак подвала, даже несмотря на маленькую лампочку под потолком, превращал день в ночь, стирая временные понятия.
   - Как там? - вдруг спросил дежурный, когда задержанный исполнил то, за чем собственно и оказался на свежем воздухе.
   - Где, в Финляндии или Швеции?
   - Ух ты какой! - не совсем понятно выразив свои мысли, ответил дежурный, - а что, есть разница?
   - Разница, она везде присутствует, - философски заметил Степа, - ручку найдешь?
   Спустя десять минут засов вновь скрипнул, однако дверь не спешила открываться.
   - Отвори-ка, - раздался голос, и затем появился стакан чая и тарелка с бутербродами, - жрать-то хочешь?
   Хлеб был вкусным, сыр тоже ничего, а чай так себе, хотя горячий.
   - Ну, и где лучше? - переспросил дежурный, наблюдая, как двигает желваками парень.
  - Понимаешь, чтобы сравнивать, нужно пожить, как следует.
  - Так тебе сколько времени надо, год что ли?
  - Год мало.
  - Мало?
  - За год даже язык не выучишь, - подсказал Степа и с сожалением съел отечественный бутерброд, - два, как минимум.
  - А что тогда вернулся?
  - Обстоятельства сложились, долго объяснять.
  - Но все же, где лучше? - не сдавался дежурный.
  - Везде хорошо, особенно там, где нас нет, - парень поставил пустой стакан на стол, - спасибо тебе.
  - Да ладно.
  - Понимаешь, вот мы строим социализм, кричим везде, съезды там разные проводим, пленумы, верно?
  - Верно, - осторожно согласился дежурный.
  - А они уже давно его построили, то есть заканчивают, но без пленумов, съездов. Тихо так, по - семейному, вроде.
  - Как это?
  - Да так. Ты же сам спросил, вот я и ответил.
  - И в Швеции тоже построили?
  - В Швеции приступили к коммунизму.
   - Чего? - вытаращил глаза военный, - что ты мелешь!
   - Ты там был? Нет, а я на днях прибыл, зачем мне врать? Какой смысл?
  - Да как они успели так быстро? Нет, что-то тут не так, в газетах написали бы...
  - Я же говорю, они не кричат, а делают. Молча, взяли и построили, только название еще не придумали, а внешне вылитый социализм, точно, как в учебнике написано. Я когда первый раз в магазин зашел, едва заикой не стал. Берешь, сам выбираешь, смотришь, не понравилось обратно кладешь, идешь дальше, вот так.
   - Врешь!
   - Сам придумал, вот тут сидел и придумал. Да у меня ума не хватит придумать, сам прикинь. Я же не писатель - фантаст.
  - И что дают?
  - Не дают, а выбираешь, хочешь это, а хочешь то, но сам!
  - Да ну тебя, - дежурный в сомнении глянул, но тут же придвинулся ближе.
  - А девки там какие?
  - Кто про что, а петух про курицу. Нормальные девки, две ноги, две руки и остальное на прежних местах, также, как у наших.
  - А что вернулся?
  - Ну, как тебе ответить? - задумался Степан, - это все равно, что сказать, а зачем ушел туда, понял?
  - Не понял, - честно признался военный, - тебя, наверно, завербовали?
  - Дурак, я же сам сдался.
   - Первый раз такого сумасшедшего вижу, - признался вновь дежурный. Заметим, что Степан на самом деле был первым задержанным в его жизни, и к большому огорчению сразу разрушил нарисованный в воображении образ потенциального преступника. Опасный и непростительный прецедент!
  - Ладно, пойду, если чего, стучи, смена моя до утра.
  - Ручку дай, - напомнил Степан.
  - Вообще-то положено уже свет гасить, поэтому пару часов, а потом отбой, мне тоже неприятности не нужны.
   Что такое пара часов? - Мгновение! Пролетит так, что и не заметишь.
  
   Когда пророк Михаил маялся от недугов, значительно осложняющих просветительскую деятельность, архангел Гавриил угостил его странным и на первый взгляд подозрительным напитком. И свершилось чудо: необходимость в лекарях отпала. Папа Климент Восьмой прежде, чем наложить табу на отвар "дьявола", решил лично противостоять козням темных сил в открытом бою, испив дымящуюся жидкость на глазах подданных, повергнув всех в трепет. Папа не только выжил, но и прожил, дай бог каждому, в полном здравии и ясности ума. Отчего простолюдинам также позволили употреблять напиток, "слишком хороший", чтобы принадлежать черту и компании. Тоже лекарь иностранного происхождения, устав наблюдать, как страдает Алексей Михайлович, постоянно чихая и вытирая обильные сопли рукавом царской шубы, заварил "темную гадость" и настоятельно потребовал ее испить, дабы сквозняки в сырых помещениях Кремля прекратили свое вредоносное действие. Известный своими реформами Петр Алексеевич пошел еще дальше, заставив гостей и участников ассамблей пить "немецкое пойло", и лично отслеживал, чтобы те не сплевывали жидкость, от которой с не привычки выворачивало нутро.
   Когда перед Степой поставили глиняную кружку горячего кофе, открытого эфиопами в провинции Каффа, бедный парень от счастья едва не упал. Ему захотелось прыгать, вероятно, так же, как скакали козы, до отвала наевшиеся тех самых ягод, чем и обратили внимания пастухов.
   Хозяин, оказавшийся столь щедрым, чтобы не только пригласить в дом, но и угостить напитком, несомненно, являющимся номер один в его стране, выглядел буднично, можно сказать, скромно, если бы не одна особенность. Она сразу привлекала внимание и вселяла некоторое беспокойство тем, что не позволяла перехватить взгляд. Только сделав несколько глотков, Степа понял, в чем дело. Правый глаз незнакомца отказывался следовать посланным командам, так как был стеклянным.
   - Кофе, - изрек, наконец, парень, чувствуя, как возвращаются силы.
   - Русский? - вполне внятно поинтересовался хозяин, расположившийся напротив, наблюдая за незваным гостем.
   - Украина, - неожиданно для себя ответил Степа, - Киев, Бендера, Тарас Бульба.
   Финн закивал головой, подсказывая, что все понял. Данное обстоятельство придало уверенности, и парень принялся рассказывать, где перебрался через границу, как шел дальше по лесу. Затем, сообразив, вытащил из-за пазухи школьную карту и уже подробней объяснил задуманный и осуществленный маневр.
   - У меня деньги есть, - вдруг спохватился он и вытащил свои скромные сбережения.
   Финн с интересом глянул на бумажки и щелкнул пальцем по лысой голове.
   - Ленин.
   - Точно, - непонятно чему обрадовался Степа, и, взяв пару купюр, протянул хозяину.
   Финн удивился, что засвидетельствовал и второй глаз, блеснув в некоторой растерянности.
  - В полицию не надо сообщать, а то меня в тюрьму посадят, - и, сложив пальцы
  должным образом, еще раз наглядно показал перспективу, изобразив решетку.
  - Полиция, - повторил финн.
  - Не надо полицию, они меня обратно в Россию, понял?
   Одноглазый понял и кивнул головой.
  - Я Степа, - чтобы больше расположить к себе иностранца, сообщил парень, - смотри, сколько проехал и прошел, - и вновь обратившись к карте, стал показывать маршрут своего движения. - Здесь поездом три дня, потом в Ленинграде ждал, билетов не было, пришлось купить за двойную цену у спекулянтов. В кассе - нет, а у них любые: плацкарт, купейные, бизнесмены хреновы. Опять поездом, здесь вышел и пешком через лес и, наконец, на лодке, чувствуешь, сколько отмахал?
   Трудно сказать, о чем думает человек, пусть даже твой соотечественник, а тут настоящий иностранец, хотя и одноглазый. Должен же он о чем-то думать, прежде чем принять решение?
   А в голове у пожилого финна пронеслось столько событий, что уместить их, вероятно, потребовалась бы не одна страница убористого мелкого шрифта. Эти события напомнили ему времена минувшие, о которых, казалось, уже давно забыл. Словно провалившись в свое прошлое, не слышал, как продолжал свой драматический рассказ этот юный и странный парень, что объявился у него на хуторе в столь поздний час.
   Наконец, он поднялся и сделал жест, приглашая следовать за ним. Молча вышли из дома, пересекли двор и приблизились к сараю. Дверь послушно открылась, и щелкнул выключатель. Степа сообразил, что здесь ему предстоит провести первую ночь на чужой земле. Неплохо, совсем неплохо: крыша над головой, а мышей, если есть, он не боится.
  - Тойво, - сказал через десять минут финн, когда вновь пришел и принес одеяло.
  - Чего?
  - Степа, - хозяин указал пальцем на парня.
  - Понял, - обрадовался тот, - вы Тойво, вот и познакомились. Не волнуйтесь, хлопот вам много не доставлю.
  
  Пришедшая в голову мысль казалась абсурдной: не может быть! Он просто ошибся! Однако следующая фраза, что пронеслась над заснеженными полями и встряхнувшая снег с сосновых веток, заставила усомниться в этом. Преодолев несколько километров дистанции в одну секунду, Тойво вздрогнул пораженный. Через окуляр прицела на него смотрело знакомое лицо, и даже надвинутая на глаза шапка не могла скрыть привычные и незабытые очертания. Олави! Вот так встреча! Живой! И еще одна мысль - сейчас будет мертвым. Палец привычно опустился на металлическую скобу, однако выстрела он не услышал. Вновь рявкнул динамик, и фигура в полушубке, смешно дернувшись, слетела с крыши фургона.
   - Есть, - услышал он голос напарника.
   Тойво улыбнулся, уверенный в том, что попал. Вот только куда именно, осталось тайной для всех, кроме самого стрелка.
   -Слева, - услышал он через несколько минут, и тут же определил, что скрывается эа этой подсказкой.
   Вновь окуляр прицела прижался к лицу, и палец почувствовал холодную сталь. То, что увидел дальше, Тойво не забудет никогда! К нему, распластав крылья, беззвучно и стремительно летела смерть! Летела прямо в него. Треск ломающегося черепа лишь на мгновение запоздал от страшной боли, охватившей все его существо. Пущенная Костей Саловым пуля застряла в трубке оптического прицела, но сам прицел точно вошел в череп, выдавив глаз, еще секунду назад зафиксировавший приближение опасности...
   Так, с трубкой прицела, торчащей из головы, его и доставили в госпиталь. Доставили на всякий случай, без какой-либо надежды, и еще час врачи просто боялись принять решение, полагая, что любое вмешательство поставит окончательную точку. Однако Тойво продолжал дышать и даже пытался что-то говорить, открывая временами пересохшие губы.
   - На все воля божья, - вымолвил хирург - скандинав и выдернул небольшой, жилистой рукой остатки прицела из головы раненого.
   - ...что пользы в крови моей, когда сойду я могилу? Будет ли прах славить Тебя? Будет ли возвещать истину Твою? Услышь, Господи! Будь мне помощником,... - шептал капеллан через пару часов, выбрав к своему великому изумлению иной псалом, нежели тот, которым сопровождают в дальний и последний путь.
   - ... помилуй меня, Господи, ибо я немощен, исцели меня, ибо кости мои потрясены, и душа моя потрясена,... ибо в смерти нет памятования о Тебе, - неожиданно продолжил раненый, - во гробе кто будет славить Тебя? Помоги...
   - Очисти душу, да и война для тебя закончилась, - еще раз посоветовал капеллан и перешел к другому грешнику, действительно нуждающемуся в благословении, но никак не в присмотре лекарей.
   Война и вправду закончилась, но не жизнь, вновь подтверждая неслучайный замысел творца, наделив человека каждым органом по паре. Безусловно, мир стал каким-то однобоким и корявым, завернутым в темное одеяло, которое не сбросишь, чтобы полностью насладиться картиной мироздания. Однако так выглядело только снаружи, а внутри он стал еще богаче и ярче, компенсируя утраченные краски и пробуждая спавшие прежде чувства. Но пришло все не сразу, оставив мрачные следы воспоминаний, которые любили ворочаться по ночам, черпая подмогу из гнетущей темноты, что по-хозяйски приходила долгими зимними вечерами. Вновь и вновь летел смертельный свинец, на этот раз со свистом змеи, бросившейся в прыжке на свою жертву. И каждый вечер он умирал, чтобы утром открыть единственный глаз и убедиться, что еще жив, а мерзкая отвратительная тварь уползала к себе в нору, ожидая случая, чтобы неожиданно наброситься вновь.
  
   Познание - процесс, который сопровождает каждого, с момента отрезания пуповины. Однако все значимые явления приобретают смысл и раскрываются в своем многообразии значительно поздней - с освоением языка, что является принадлежностью нации, но отнюдь не человечества в целом. Разделив мир не только на страны и континенты, создатель, вероятно, имел свой вполне конкретный замысел, позволив многочисленным народам самостоятельно избрать средство для общения. И сделано это было не случайно, как может показаться обывателю на первый взгляд. И хотя многочисленные и отважные представители научной мысли в области языка неоднократно пытались поставить под сомнение тот факт, что язык средство универсальное и никоим образом не затрагивает природу человека и его дальнейшее развитие, смею усомниться и заявить обратное. Каждый народ думает иначе, то есть совершенно по-другому, так как и в своих мыслительных процессах он опирается на родной язык.
   Именно к такому открытию неожиданно для себя пришел Степа - человек далекий, как от философии, так и лингвистики. Пришел уже через неделю своего пребывания в Финляндии, начав осваивать чужой и непонятный язык. Каждый новый день приносил очередное открытие, и складывалось впечатление, что он заново учится жить. Ох, как это трудно взглянуть на ставшие для тебя привычными вещи с иной стороны! И не только взглянуть, но и попытаться понять, разгадать небольшую тайну. К своему большому удивлению, учеником парень оказался примерным, а его новый преподаватель, даже не имея представления о существовании специальной науки, призванной облегчить данный процесс и именуемой методикой, часто использовал приемы из ее арсенала, одним из которых являлись наглядность и доступность предмета обучения, а что касается "погружения в языковую среду", так об этом мечтали еще основатели данной науки.
   Уже к концу недели Тойво вдруг заметил то, что у нас называют "эффективностью" производства. Вдвоем со Степой они успевали не только выполнить поставленные на день задачи, но сохранить достаточно сил, чтобы приступить к новым делам.
   После ранения в голову Тойво дал слово всевышнему не брать никогда в руки оружия, если тот в свою очередь выполнит единственную его просьбу. Какую? Думаю, объяснять не нужно: просто позволит жить дальше. Господь просьбу выполнил добросовестно, правда, оставив бывшего егеря без глаза, но и претензий к данным обстоятельствам не могло быть никаких. И Тойво после некоторых раздумий пока валялся в военном госпитале, а затем в центре реабилитации, существующем под патронажем местного церковного прихода, принял решение - обратился к земле и стал, говоря понятным языком, скромным фермером.
   Нельзя сказать, что северная земля является благодатным краем для землепашца, но и она щедро вознаграждает за труды человеческие, обильно умытые потом и стараниями.
  Степа не верил своим глазам, помогая таскать ящики с клубникой, успевшей не только набрать необходимый размер, но и вкус.
   Он, конечно, понимал не все, что лопотал себе под нос Тойво, но лишний раз не спрашивал, а пытался самостоятельно постигнуть смысл и разобраться в незнакомом языке. Не молчал, тут же отвечал, естественно, по-русски, вставляя иногда уже выученные слова. Поэтому диалог со стороны выглядел порой забавно и смешно.
   - Надо уже ехать, - торопился Тойво, - конкуренты не дремлют.
   - Отличные ягоды, с руками оторвут!
   - Ты пока приберись, инструмент в сарай отнеси.
   - Не волнуйся, сейчас сарай закрою, давай я с тобой, пока выгружаешь, весь товар стухнет. Можно?
   - Я, наверно, задержусь, ехать час, и не знаю, как торговля пойдет.
   - Ключ где от сарая? Пока нас нет, обворуют обязательно!
   Старая, но еще приличная Тойота уж поджидала обоих, чтобы, наконец, после вынужденного безделья размять суставы и разогнать застоявшийся антифриз.
   - Что ты там говорил? - переспросил Тойво через пять минут, опустив стекло и выбравшись на грунтовку.
   - Обворуют.
   - Обворуют! - засмеялся водитель, - Лопату или грабли? Так они никому не нужны, ты что! Я дом иногда забываю закрыть, никаких проблем.
   - Странно, - рассуждал Степа уже про себя, - что-то у них с мозгами произошло, потеряно чувство самосохранения. Основное и главное, от чего зависит благополучие и достаток в доме, или что-то здесь другое?
   - В этом сезоне урожай хороший, и ты вовремя объявился, - объяснял Тойво, - у соседей тоже дела неплохо идут, боюсь, цену скоро придется скинуть.
   - Нужно оптом все продать, - неожиданно для себя заметил парень.
   - Что?
   - Как это сказать, сразу все целиком, понимаешь, пусть дешевле, но все сразу, клубника же портится.
   - Продадим, может, до обеда успеем, - по-своему понимал Тойво, - вот если оптом все отдать, так где такого покупателя найдешь? Соседи сейчас глаза вытаращат. Я всегда запаздывал, пока один управлюсь, приеду, а они уже половину раскидали. Смеются про себя, говорят: можно ягодку попробовать!
   - Такой материал пропадает, - сокрушался Степа, - самогон надо гнать! Самогон! Понимаешь, водка, вино!
   - Водка? - услышал знакомое слово Тойво, - я не пью водку, пиво.
   - Какое пиво? Ликер! Ты прикинь, сколько ягод пропадает. Не успеем все продать, испортится.
   - Ликер? - услышал Тойво еще одно знакомое слово, - ликер я тоже не люблю, это скорее для женщин.
   - Женщины? А понял! Точно, любят бабы сладенькое. У нас конфетки, пряники, но водку тоже пьют, как мужики.
   Опрятные, словно игрушечные домики мелькали за окном машины. Нельзя сказать, чтобы выглядели они богато или зажиточно, просто заботливой рукой были покрашены и приведены, как говорят, в божеский вид. Грунтовка скоро уступила место асфальту, выбравшись на который, автомобиль в благодарность побежал совсем тихо, не мешая разговору.
  - Дороги у вас хорошие.
  - Чего?
  - Дорога, говорю, хорошая, не трясет, - пытался объяснить Степа.
  - Хорошая машина, но старая, ей уже десять лет, - соглашаясь, закивал головой Тойво, - а новая стоит дорого.
  - У нас дороги дрянь, понимаешь, душу всю вытрясет, тошнить начинает, голова кружится.
  - А зачем мне новая? - продолжал финн, который впервые за многие годы нашел себе собеседника. - Эта дело справляет, мне ее в дар передали. Раньше на ней полицейские ездили.
  - Полиция! - услышав знакомое слово, испугался Степа и тут же полез на пол.
  - Ты чего?
  - Как проедут мимо, так скажи.
   Тойво, наконец, сообразил, в чем дело, и громко засмеялся.
  - Вылезай, давай.
  - Проехали? - колебался парень, скрючившись под сидением и испуганно хлопая глазами.
  - Проехали.
   Однако едва он залез на прежнее место, как их тут же обогнала настоящая полицейская машина.
  - Что это они? - еще раз удивился Степа, - не сидится на месте.
  - Как приедем, - пытался объяснить ему финн, - ты не болтай. Молчи и улыбайся, понял?
  - Как это?
  - Вот так, - и Тойво растянул рот улыбке, - или примерно так.
   Степа понял и, чтобы подтвердить эту мысль, также растянул губы по сторонам.
  - Хорошо?
  - Нормально, - одобрил финн, - нам бы до обеда ягоды продать.
  - Ягоды? Продадим, не переживай.
  - Держи, - Тойво протянул передник и перчатки, как только машина замерла у большого магазина, - будешь помогать.
  - Понял, - закивал головой Степа и приступил к разрузке.
   Опасения старого финна не подтвердились, и все продали до обеда. Особенно помогли дети, которые теребили своих родителей, не в состоянии пройти мимо манящих взор красных ягод. Степа не успевал взвешивать и, каждый раз улыбаясь незнакомым людям, вручал им пакетики с клубникой. Сдержанный фермер поглядывал на исчезающий с прилавка товар, сверкал единственным глазом, принимая купюры разного размера и достоинства.
   - Последний! - радостно предупредил Степа, - может, цену поднимем?
   - Чего?
   Парень тут же карандашом исправил ценник и показал Тойво.
   - Все равно продадим, давай, пока конкурентов нет?
   Тойво отрицательно помотал головой.
   - Нельзя, цену согласовали.
   - Дурья твоя голова, какая разница? Ты посмотри, как товар летит!
   - Очень хорошо, - наконец улыбнулся фермер, - надо цену опускать, последний ящик остался.
   Когда приехали конкуренты - семейная пара и, вероятно, их переросший отрок, Тойво уже вымыл руки, а Степа укладывал пустые ящики в багажник фургона.
   - Вкусно, - кивнул довольный фермер, взяв чужую ягодку и отправив ее в рот, - часика через четыре продашь. Загорелый сосед подозрительно покосился на незнакомого помощника, ловко и по-хозяйски таскающего освободившуюся тару, и ничего не ответил.
   Вечером, изучив полученную прибыль, Тойво дольше обычного выполнял какие подсчеты, проверял, чиркал ручкой и напряженно морщил лоб.
   - Степа, - это твоя зарплата, - он протянул деньги, - минус налоги и проживание.
   - Включил расходы?
   - Мало?
   - Я говорю, харчи включил, хлеб, молоко, масло? Включил?
   - Без налогов нельзя, - стоял на своем Тойво, - эти деньги потом ко мне и вернутся.
   - Мне они пока не нужны, можешь в дело пустить, - Степа протянул обратно.
   - Больше не могу дать, это хорошие деньги.
   - Ну, ладно, вот здесь они будут, - и положил на стол, - договорились?
   Тойво кивнул головой и стал собираться. Каждый день ближе к вечеру примерно в одно и тоже время он заводил автомобиль и куда-то пропадал. Степа не спрашивал, так как считал: если будут нужно, ему сообщат. В эти свободные часы и он отправлялся. Куда? - В сарай и приступал к своему занятию, которое до определенного времени также хранил в тайне. Идея пришла в голову неожиданно, когда среди прочего инструмента заметил набор стамесок. Не простой, а почти профессиональный, позволяющий воплотить мысли и передать задуманную идею. Степа не знал, каким будет конечный результат, и не спешил. Аккуратно ковырял стамеской мягкое дерево, вглядываясь сначала в глаза, брови, а затем и в лицо, постепенно приобретающее конкретное очертание. Услышав шум двигателя, прятал произведение, хватался за метлу и быстро убирал следы своего творчества. Иногда, когда вдохновение приходило по утрам, продолжал работу, прежде чем раздавался стук в дверь, приглашающий к завтраку.
   Этот вечер Степа ожидал с большим нетерпением, планируя закончить то, над чем трудился вот уже вторую неделю. Предстояла самая сложная и ответственная часть, которая спрячет деревянную текстуру и, наконец, родится долгожданный герой. Когда лег последний мазок темного лака, парень вздрогнул и поежился - настолько все получилось здорово! Он отошел и посмотрел еще несколько раз уже под иным углом и при другом освещении. Получилось! Чувство гордости за себя быстро уступило уже новому состоянию - ожиданию. Он прошел в дом и поставил свою работу на древний комод, который всегда приводил его в состояния восторга. Шагнувший явно из прошлого столетия сундук, несомненно, украсил бы любой музей.
   Тойво, как обычно, прошел на кухню, поставил чайник и только затем направился в гостиную, служившую одновременно и кабинетом. Усталый и холодный взгляд глаз, один из которых неподвижно замер, заставил вздрогнуть. На него смотрел молодой финский солдат, спрятав белокурые волосы под надвинутым козырьком тяжелой каски.
  Первые мгновения Тойво не понял: кажется ему, или на самом деле, увидел себя в молодости. Так они и смотрели друг на друга, пока вдруг один из них не увидел несущийся ему навстречу маленький смертельный снаряд.
   Не меньше переживал и Степа, терпеливо ожидая приглашения войти в дом. Не зная, по какой причине, выбрал именно этот образ и сейчас волновался, пожалуй, больше, чем когда впервые подходил к той же самой двери пару недель назад.
   - Пошли, поужинаем, - раздался знакомый голос.
  - Может, не заметил? - волнуясь еще больше, подумал парень.
   - Хочешь вина? - неожиданно предложил Тойво, едва Степа опустился на стул. -Хорошо у тебя получилось. Я даже испугался в темноте! Знаешь, а я на самом деле на фронте был. И глаз мне там же отстрелили.
   Он налил из графина.
   - Хорошо получилось. Похож. Ты знаешь, у меня даже ни одной фотографии с тех дней не сохранилось.
   - Фотографии?
   - Ну да. Я же неграмотный был, а мне вдруг заявляют: нельзя на эту камеру сниматься. Что такое камера? - Изобретение сатаны! Если положит на тебя свой глаз - все, пропал. Вот и сторонился. Ребята в кучу соберутся, а я в кусты, чтобы не фотографироваться, думал перехитрить.
   - Ну и что?
   - Как что, не удалось ей на меня свой глаз положить, так стерва вырвала его у меня. Это сейчас я такой симпатичный. Видел бы меня лет так десять назад. Ужас! Как бандит с повязкой на лице. Все дорогу уступали, даже противно! Ладно, сам знаешь, что урод, так тебе об этом не дают забыть ни на минуту! Другие ветераны медали носили, ордена, а тут ничего не надо. Вот он орден рукотворный! А совсем недавно поставили эту стекляшку. Забавно, но стало легче жить. Раньше огорчался сильно,...а за солдата спасибо.
   - Понравилось?
   - Понравилось, - кивнул головой Тойво, - не ожидал, честное слово, и на меня похож. А скажи мне, как это ты вдруг решил?
   - Солдата сделать? - уточнил Степа.
   - Да, солдата, почему не другой образ?
   - Не знаю, не могу объяснить.
   - Ну и не объясняй, вот только у меня к тебе просьба будет.
   Какая просьба, Тойво в тот вечер не сообщил, и много из того, что еще услышал Степа, парень просто не понял, хотя его собеседник к большому удивлению о чем-то долго рассказывал, и спать они отправились поздней обычного.
  
  
   Утро как утро. Он всегда просыпался бодрым и отдохнувшим, не зная, что иногда ночь может приносить совсем иное состояние, когда усилием воли приходится себя заставлять вылезти из постели. Неожиданно пришло далекое воспоминание из детства. Почему дети так не любят и даже боятся отправиться в кровать вечером? Почему требуют, чтобы кто-нибудь из взрослых сидел рядом, прежде чем закроются веки, и начнется длинный сеанс, где на смену сказочным героям приходят вполне реальные персонажи, не всегда званные и желательные? Вероятно, потому, что ты остаешься впервые один с самим собой, а хрупкая и незрелая оболочка твоего "я" еще не может защитить от проникновения брошенного накануне злобного взора чужака, сказанного грязного слова. Многочисленные ячейки твоего подсознательного еще свободны, и туда незримой толпой пытается устремиться всякая нечисть, чтобы по истечению многих лет и событий заявить о себе, а, может, и предъявить свои права. Человек появляется на свет мягким и податливым, как влажная глина, а умирает скованным, словно цемент...
   И так утро, которое имеет, как и все иное свое начало и свое завершение. Но в отличие от других часов, отведенных человечеству для бодрствования, зачастую именно эти первые мгновения после пробуждения, когда еще разум не освободился из цепких оков сна, служат той молитвой или хвалой создателю, что уже приготовил для тебя расписание на день грядущий.
   Степа вылез на свет, поеживаясь от ночной прохлады, которая затаилась в тени сарая и возможно рассчитывала еще подремать пару часов, прежде чем солнце заберется к себе на трон и прогонит ее окончательно. День обещал быть погожим, и об этом подсказывало не только небо, безупречно чистое и неожиданно высокое. Легкие и прозрачные облака так высоко залезли на небесный свод, что напоминали белую дымку.
   - Ну ты и спать! - складывалось впечатление, что пожилой финн вообще не ложился.
   - Поедешь со мной?
   Только сейчас Степа заметил открытые ворота. Вот те раз! С ним такое впервые. Проспал позорным образом все на свете, и машина уже загружена.
   - Я быстро, - парень уже бежал, на ходу надевая рубашку.
   - Не спеши, успеем.
   Тойво все-таки нашел оптового покупателя. А как иначе объяснить, что Тойота приняла в себя груз намного больше обычного, и сейчас с некоторым укором поглядывала на своего хозяина, терпеливо дожидаясь, чтобы отправиться в путь.
   - На рынок? - бутерброд не позволил закончить фразу.
   Однако на этот раз они отправились совсем в другую сторону, где прежде парню бывать не приходилось, и через тридцать минут остановились рядом с заправкой. Небольшой, собранный из бревен ресторанчик, в котором останавливались перекусить как случайные путешественники, так и многочисленные водители длинных трейлеров, несомненно пользовался успехом. Тойво необычно тепло, как показалось Степе, поприветствовал такого же пожилого финна и долго с ним о чем-то говорил. Тот слушал, иногда бросая редкие фразы. Затем распорядился вынести привезенные ягоды сразу в зал и вскоре предложил им отобедать, закрепив тем самым успешную сделку.
   - Я сейчас приду, - сообщил Тойво и вышел на несколько минут.
   Когда принесли тарелки с дымящейся румяной картошкой и аппетитными кусочками мяса, запеченного в тесте, появился и Тойво. Хитро улыбнулся и неожиданно достал из сумки произведение Степана. Хозяин ресторана взял в руки маску и тут же защелкал от восхищения языком. Приложив ее к деревянной стене зала, улыбнулся и одобрительно загудел басом.
  - Нет, это подарок, - подсказал Тойво, - прости, но я не могу тебе ее подарить.
   Парень молча жевал, наблюдая, как хозяин кафе что-то пытается объяснить своему приятелю.
  - Степа, - неожиданно повернулся к нему Тойво, - а ты можешь сделать еще?
  - Солдата?
   - Да, солдата, но ни одного, а несколько?
  - А почему не сделать? Можно попробовать.
  - Вилхо тоже воевал. Этот воин ему понравился, - финн еще раз посмотрел на маску, - просит подарить или продать.
  - Подарить? - не понял парень, - она твоя, и решать тебе.
  - Ты не против?
  - А что, так даже лучше, другие увидят.
  - Конечно! - обрадовался финн, - значит, не возражаешь?
  - Да ради бога.
  - А остальные? Возьмешься?
  - На остальных время нужно, а что он хочет?
   Финны стали заметно взволнованно обсуждать, при этом Вилхо иногда вскакивал, прикладывал маску то к одной части стены, то у к другой, словно объяснял задуманную им композицию.
   - Он тебе даже согласен заплатить вперед, аванс дать.
  - Деньги? - сообразил Степа, - хорошо, но потом, а ягоды как?
  - Не волнуйся, завтра отвезу еще. А ты займись солдатами, договорились?
   Теперь Степан вполне легально отдавался своей новой работе, и, несмотря на неоднократные попытки, был практически отстранен от иных занятий и обязанностей. Тойво как прежде покидал дом рано с утра. Появлялся к ужину, чтобы затем вновь исчезнуть. Иногда заглядывал в сарай, с интересом наблюдая, как вгрызается в древесину направленная умелой рукой стамеска. Одобрительно кивал головой и щурил единственный глаз. Спустя неделю объявился и Вилхо, вероятно, не устояв от искушения глянуть на результаты работы. Вместе с Тойво они нагрянули в мастерскую, несколько озадачив парня.
   - Рано еще, - недовольно пытался возражать Степа.
   - Да ладно, покажи, - канючил Тойво, - он же специально приехал, бензина одного сколько сжег!
   - Нечего смотреть, понимаешь?
   - Что он там говорит? - возмущался Вилхо, - я же плачу, вдруг мне не понравится?
   - Не понравится? Куда денешься! Надо было с него сразу все деньги взять, не понравится! Ишь, ты какой!
   - Давай, показывай.
   - Ладно, только одного, - соглашался Степа, - а ты ему скажи, чтобы не подгонял, это не блины жарить! Так и переведи ему.
   - А что он на меня не похож? - сделал первое замечание Вилхо, увидев одного из воинов.
   - Я же говорю, не готов, русским языком тебе объясняю, - горячился Степа, - или на украинском повторить?
   Вилхо бросился к машине, вытащил подаренную ему маску солдата и объяснил, в чем, собственно говоря, проблема.
   - Может, ему еще бюст сделать в полный рост?
   Однако, кроме Степы, никто юмора не понял, но предварительные смотрины все равно произвели сильное впечатление. Вилхо щелкал языком и довольный кивал головой.
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"