Есть дети две штуки. Мальчик двенадцати лет. Его сестра пятнадцати лет.
Одним особенно теплым и безветренным вечером дети купаются в море. Вода прозрачная. Дно, как на ладошке. По дну медленно передвигаются крошечные морские рачки. Волочат за собой крученые домики-ракушки. Солидные, сосредоточенные, важные, целеустремленные...
- Давай наберем рачков полный пакет, высушим, залакируем и сделаем себе бусы, - предлагает девочка. Девочкам часто в голову приходят странные идеи. - Давай! - радуется мальчик, - Придем в сентябре в школу в бусах, все обзавидуются.
Дети целых два часа бродят по мелководью. Опускают загорелые руки по локоть в воду. Вытаскивают пригоршни рачков. Дети, как те рачки. Солидны, сосредоточенны, важны... Имеют ввиду конкретную цель. Ближе к закату, когда пляж уже почти пуст, а солнце вот-вот свалится за горизонт я зову детей из воды.
- Еще минуточку, - просит мальчик. - Полминуточки, - вторит девочка.
Я неумолима, как закат.
Бредем домой. Я, мальчик, девочка, полкило морских рачков в полиэтиленовом пакете с водой.
- Вы точно будете делать бусы? - спрашиваю у девочки. Она - заводила. Она собрала гораздо больше рачков, чем мальчик. Ей решать. - Ты уверена? - Точно! Сейчас придем и начнем делать. Сразу после душа и ужина. - Как? - интересуюсь я. - Ну сперва выложим рачков на балкон, чтобы они высохли. Потом вытащим тельца из раковинок, потом проткнем раковинки иглой, потом...
Процесс изготовления бус мне неинтересен. Мне любопытно другое. Рачки - живые. Они ползают, толкают друг друга, пытаются процарапать полиэтилен клешенками. Дети с любопытством глядят на добычу, обсуждают поведение узников, хохочут. Распознают особенно активных или необычной окраски рачков. Даже дали им имена. Мне любопытна детская рациональность. Я знаю, что если дети на самом деле возьмутся делать эти самые бусы, они совершенно безжалостно, не задумываясь ни о чем "таком", уничтожат зверьков. Но скорее всего, ни до каких "игр в бисер" дела не дойдет, и незадачливые рачки издохнут всё в том же пакете, а потом будут выброшены в корзину. Я - взрослая. К сожалению. Поэтому мне жалко этих безмозглых, но таких забавных тварей. Я пытаюсь обосновать свою жалость логикой, мол смерть сотни-другой рачков от рук равнодушных инфантов совершенно бессмысленна и, хоть и не нанесет ощутимого вреда мировой гармонии, но все же... Мне просто жаль рачков.
Детей мне тоже жаль. Они собирали. Старались. У них планы. Они воображают, как придут в школу и будут хвастать уникальным хэндмейдом. Но как же жаль рачков...
- Смотрите. Если не станете возиться с вашими бусами, лучше отпустить. Уверены? - Уверены, - кричат в один голос.
После ужина сидим на балконе. Рачки переместились в кастрюлю. Волнуются. Один даже потерял клешню. Другой, кажется, уже заснул. Вспоминаю детскую головоломку... "Однажды звездочет Хуссейн, имевший небольшой бассейн узрел, что бывшие в нем раки клешней лишились после драки"...
- Умер один, - говорю девочке. - К утру все умрут. - Все равно умрут, - улыбается девочка. - Завтра на солнышко их выложим. - Ведь не сделаете же ничего, - качаю головой я. - Зря подохнут бедняжки. Просто так. Ради каприза. - Сделаем, - топает ногой она.
Мальчик украдкой вздыхает. Ему нестерпимо лень. Идея с бусами уже не кажется привлекательной. И один уже мертвый рачок - неожиданная, неприятная, сосущая под ложечкой укоризна.
Еще через час уснувших рачков становится уже больше... "Тогда он раков стал считать, с клешнею левой было пять..."
- К утру ни одного не останется. - вскользь роняю я. - Может живые еще? - Мальчик осторожно трогает неподвижных рачков соломинкой для лимонада. Бесполезно. - И главное, что впустую. Я же знаю, что не будет бус. - Будут! - девочка злится. Но, кажется, понимает что я права. - Я за свежей водой им сгоняю! До утра протянут, а там поглядим! - радостно кричит мальчик. Он нашел временное решение. - Да! - подхватывает девочка. Ей тоже кажется, что так хорошо.
Пока мальчик бегает к морю и назад, я молчу. Молчит и девочка. Расчесывает длинные волосы, шлет кому-то смски, пьет пепси. Мальчик возвращается с двухлитровой пластиковой бутылью полной свежей морской воды. Выливаем в кастрюлю. Пленники оживают, начинают усиленно карабкаться по металлическим стенкам, падают, снова карабкаются.
- Жить хотят, - шепчет мальчик. В его шепоте слышны горькие слёзы. Вот-вот и он начнет плакать. Но держится. - Угу. Но, по-моему, это они зря хотят. Напрасно, - я тоже умею быть жестокой. - Не напрасно. Я бусы себе хочу. И сделаю! - девочка вскакивает, уходит с балкона, там громко хлопает холодильником. - Они в природе недолго живут, я смотрел Дискавери. Все равно умрут этим летом, - сообщает мальчик и ждет моего кивка, или любого другого подтверждения спасительной своей мысли. - Сколько положено столько и живут. Но успевают размножиться. А не задыхаются в расцвете лет в крошечной железной кастрюле. - Я умею быть очень жестокой. - Я бусы хочу, - кричит девочка из комнаты. Оказывается, она все это время прислушивалась. - И сделаю! - Неа. Не сделаешь. А животные умрут.
Тут любопытно. Я понимаю, что надави я сейчас на обоих детей какой-нибудь классической историей из жизни папы-рачка, мамы-рачка, детишек-рачков и прочее, ползучие твари будут спасены. Помнится, в свое время именно так я спасла кротячье поголовье на даче родителей. Но мне не хочется. Мне не знаю чего хочется. С одной стороны, мне все еще жаль раков. С другой стороны, хочется чтобы дети решили сами. И чтобы в решении их были не только единомоментные эмоции - ах жалко бедных маленьких рачьих малышей - но и осознанная позиция. Мне хочется, чтобы дети не пожалели, но подумали "зачем". Много хочу? Ага. Но жара, морской воздух и нега способствуют многохотению.
- Ладно. Я не буду делать бусы, - решает мальчик. - Пойду отпущу своих на волю. Пусть размножаются и доживают свой век. Облегчение, радость, почти восторг... Немного самолюбования, конечно. Собственное милосердие всегда причина самолюбования. - Только моих не трожь! И ты меньше меня собрал, понятно! - девочка влетает на балкон. Злая. Капризная.
Думаю, она зла на то, что мальчик отобрал у нее возможность принять решение первой. Теперь ей деваться некуда. Либо настаивать на своем, либо рассчитывать на меня. На то, что я волей взрослого человека заставлю... Нет. Я не буду. Сегодня я недобрая.
- Ну... Тогда давайте решать где чьи рачки. - Говорю я и пододвигаю к себе кастрюлю. Рачки лупоглазят и машут клешнями, как будто сигнализируют "выбери меня меня меня". Но это все вранье и эмоции. Рачкам без разницы. Они просто хотят вылезти наружу. Те, которые еще живы. - Вот этого точно я поймал, - мальчик вытаскивает первого. - Хорошо. Тогда сделаем так. В эту миску, - ставлю глиняную чашку рядом с кастрюлей, - мы будем выкладывать тех, кому разрешим жить. А в кастрюле мы оставим тех, кому умирать.
Ага. Это уже другое. Это не "отпустить" - "оставить". Это решение совсем иного порядка. Дети опешивают. Оба. Девочка швыряет расческу на стол и снова выбегает вон. Включает музыку на полную громкость. Мы с мальчиком долго "спасаем" рачков.
- Вот этот маленький. Он еще не вырос. Значит пусть растет и размножается, - еще один рачок обречен на "жить". - А этот красивый, - хватаюсь я за пятнистую раковинку. Житель раковинки норовит ткнуть в мой палец своим тельцем. - А этот на бабушку похож...
Не знаю чем крупный морской рак в сером панцире похож на бабушку, но соглашаюсь. Через пять минут в глиняной чашке больше половины ранее-обреченцев.
- Она не заметит, что мы больше взяли. Пусть. Пусть живут, - шепчет мальчик.
Однако в кастрюле, помимо уснувших, есть еще и живые. Довольно много. Мальчик грустно смотрит на них. Вздыхает хлипко. Шмыгает носом.
- Это ее раки. Ничего не поделать. Простите меня, раки. - Вздыхает еще раз, не без рисовки. Но и не без искреннего сожаления. - Ну. Тогда вперед- выпускай на волю тех, кого можешь.
Мальчик счастливый убегает. Даже дверь забывает захлопнуть. Дует. Девочка лежит на кровати, слушает музыку, нарочито громко подпевает. Делает вид, что не слышит, когда запыхавшийся мальчик сообщает, сияя улыбкой и собственной значительностью: "Ой. Как они разбежались все! Быстро-быстро. Хорошо что мы их не убили".
Ложимся спать. "Зато я себе сделаю бусы из раковин, все обзавидуются", - бурчит девочка, засыпая.
***
Следующим вечером мы уезжаем. Собирались позже, но пришлось. В автобусе довольные, веселые, разомлевшие от солнца вспоминаем эти две недели. И абрикосовое мороженое, которое ели тоннами. И найденные на пляже чьи-то трусы. И лопнувший мяч. И юношу, который так многозначительно заглядывался на девочку...
- В школе расскажу всем, - мечтает девочка. - Хорошо отдохнули. - А бусы! - мальчик вскакивает и смотрит на нас с ужасом... - Бусы! Рачки! - Забыла, - шепчет девочка... - Забыла? Ты их забыла там на балконе в кастрюле? Да? Ты их там просто так уби... - мальчик обреченно машет рукой и садится на место. Ничего уже не поделать.
Автобус медленно ползет в гору. Мальчик прилип носом к стеклу, глядит на море. Я сижу, читаю Гумилёва с айфона. Слушаю, как на соседнем сиденье плачет навзрыд девочка.